Рудольф-и-марк (братья) Мирнер - Жизнь ошибка - Рудольф-и-марк (братья) Мирнер
Скачано с сайта prochtu.ru
Братья (Рудольф и Марк) Мирнер
«Возможно твои ошибки – это то, что нужно Миру.»
Вантал
Черный автомобиль с неизменными шашечками на корпусе мягко подкатил к бордюру и остановилась точно напротив входа в «N». Плавно приоткрылась задняя дверца, и за ней показался крепкий мужчина чуть старше средних лет.
- Десять франков, - предупредил водитель, повернувшись вполоборота к пассажиру.
- Прошу, – ответил мужчина, протягивая двадцатку, – сдачи не нужно.
- Но,.. здесь вдвое больше! – воскликнул удивившийся шофер.
- Ничего, берите, у вас, наверное, дети есть?
- Есть,.. – кивнул таксист, поразившись неуместному вопросу.
- Ну вот, порадуете их сегодня, – еще раз улыбнулся пассажир, но глаза его серые и невеселые погрустнели еще больше.
- О-о-о, премного благодарен, – тоже улыбаясь, отвечал водитель. – Хорошего Вам вечера!
В ответ мужчина только кивнул и выбрался из салона. Снаружи его уже встречало угрюмое, затянутое плотными мертвенно-серыми облаками швейцарское небо; и едва начавший моросить дождик. Он вдохнул свежий Бильский воздух, вынул карманные часы и с сожалением обнаружил, что прибыл на место, получасом раньше назначенного времени. Выхода не оставалось: долго стоять на улице не было ни малейшего желания, потому пришлось прямиком отправится на место встречи - маленький ресторанчик на другой стороне улицы.
Красивая старинная дверь с небольшим трудом поддалась, и мужчина смог войти внутрь. Несмотря на то, что он оказался только в «передней» заведения, оно тут же произвело на него весьма приятное впечатление. Здесь было слегка сумрачно, но уютно, а маленькое, не очень людное и богато обставленное помещение, смотрелось изящно и привлекательно.
Сию минуту возле только что вошедшего посетителя возник молодой человек в белом костюме распорядителя.
- Здравствуйте! Господин, не желает отужинать?! У нас найдутся свободные столики.
- Благодарю, но у меня уже заказан столик, я Томас Майер.
- А, гер Майер… Прошу Вас, проходите, нас предупреждали… хм, представители «Бильского вестника», что у вас назначена встреча с одним из корреспондентов. Прошу, Ваш столик.
- Спасибо.
- Не за что, гер Майер, официант сейчас подойдет.
Томас поудобней устроился на порядочно истертом кожаном кресле и огляделся. Журналисты устроили все как он и просил. Его столик и впрямь расположился в самом тихом и отдаленном уголке зала, напротив широкого окна, из которого открывался любопытный вид на опустевшую улицу, где сейчас заметно усиливался дождь; при этом стоял довольно густой туман, сквозь который призрачным сиянием пробивался свет старых уличных фонарей. Сквозь эту зловещую дымку каменные двух и трехэтажные дома выглядели пугающими и наводили, почему-то, тоску. Редкие проезжающие машины, брызгали скопившейся водой на тротуар, а та, в свою очередь, стекала обратно.
- Что вам будет угодно, господин? – спросил подошедший официант с итальянским акцентом и тонко выбритой полоской усов, у засмотревшегося на улицу Томаса.
- Кофе, пожалуйста…
- Что-нибудь еще?
- …эм…э,..и каких-нибудь эклеров.
- Хорошо, сейчас будет сделано.
Официант удалился, и Майер снова остался «наедине с собой», и опять погрузился в мрачные размышления. Другие, почему то, просто не лезли в голову; хотя Томас едва ли был позитивным человеком, так что это было скорее его отличительной чертой характера, нежели странностью поведения. На него словно тонны снега с сошедшей лавины накатила мрачная всепоглощающая печаль. Ему совсем не хотелось думать о предстоявшем интервью, одно лишь воспоминание о нем действовала угнетающе. Захотелось просто взять и уйти отсюда к свежему воздуху и хмурому небу, наплевав на «вестник», на льющий с ниагарским водопадом ливень, и на сделанный заказ.
А вот, кстати, и он:
- Прошу мсье, ваш кофе и пирожные, – выставляя перед Томасом заказ, сказал любезный официант.
- Да, да, спасибо, – отвечал Майер, стараясь быть дружелюбным.
Отхлебнув горького кофе, он снова посмотрел на часы: еще десять минут. Время тянулось мучительно долго, впрочем, как и всегда в его жизни. Для Томаса оно вообще шло намного медленнее, чем ему бы хотелось. Он был уже не молод, однако мысль о смерти его нисколько не пугала, напротив он не раз думал о том, что значит умереть. Он даже желал этого в глубине души, но торопить события совсем не собирался. Стараясь максимально полезно использовать судьбой отведенное ему время на помощь окружающим, пытался работать каждую свободную минуту. Но и это, так или иначе, действовало на Майера угнетающе. Чем больше окружающие считали Томаса кем-то особенным, тем более он становился неприятен, даже противен себе. Вот и сейчас, необходимость давать интервью местной газете вызывало странные эмоции, заставляя злится на себя, думать, будто он был кем-то уникальным. Но и отказаться от встречи он тоже не мог.
Майер сидел спиной к входу, потому не увидел подошедшего к столику молодого человека:
- Здравствуйте гер Майер, я Люк Фрозинье, журналист «Бильского Вестника».
- Здравствуйте, – ответил Томас, поднявшись и подав руку молодому репортеру.
- К сожалению, Ганз Гарденштейн не смог сюда приехать. Он просил извинить его, и узнать, угодно ли Вам перенести интервью на следующий день, или же будет удобно, если я заменю его?
-Нет, нет, мне право совершенно не важно, кто будет задавать вопросы, так что давайте скорее покончим с этим.
- Благодарю, – ответил Люк, и сел напротив.
Было заметно, что оба немного нервничают, один чувствовал себя крайне неуютно в роли «человека с обложки», другой по молодости и недостатку опыта не знал как правильнее себя вести. И все же парень держатся на редкость уверенно, хотя его движения, бегающие черные глаза, и каштановые волосы, которые он постоянно поправлял, выдавали некоторую боязливость.
- Наверно, начнем, если вы не против?! – спросил журналист, открывая блокнот.
- Да, конечно, – согласно кивнул Майер, отставляя чашку с недопитым кофе в сторону.
- Знаете, не каждый день в нашем городе открывают Приют для бездомных, что вас побудило на это?
- Простое желание помочь людям.
- Это очень благородный поступок. А во сколько обошлось строительство… и вообще все траты? – с интересом спрашивал репортер.
- Не так уж и дорого… - поморщившись ответил Майер.
- Правда, что это ваш двухгодовой заработок?
- …э…да, – заметно смутившись и поерзав на кресле, ответил Томас.
- Возникали ли какие то трудности во время реализации проекта?
- Когда берешься за подобное дело, всегда есть сложности… Бюрократия, но… ничего не решаемого нет,.. не было.
- Как родилась эта благородная идея?
Майер глубоко вздохнул своим мыслям, но, все же, ответил: “Это было давно, сейчас уже не вспомню”.
-Правда ли что после своей смерти вы завещаете все свое имущество, а это стоимость двух заводов по производству часов, детскому дому «L»?
- Да, правда. После моей смерти они должны быть проданы, а средства направлены в детский дом. – Томас немного растерялся, не ожидал такой осведомленности корреспондента. Не то чтобы он скрывал такую инфомацию, но уж излишне не распространялся, это точно.
- Это означает что у вас нет родственников?
- Нет. Не то, чтобы... Близких нет, но это не важно. Я бы все равно принял такое решение.
- Но почему?
- …не знаю…просто, так нужно.
- Что вы имеете в виду, гер Майер?
- Ничего определенного. Просто я знаю, что должен поступить так, не иначе. Это мой долг, должно быть,..
- Что вы чувствуете, приняв такое решение?
- …хм, удовлетворение, наверное…
- Можете побольше рассказать о себе, своей жизни, о том, как вы столького добились; вы ведь поднимались с низов?
- Я не думаю что вашим читателям будет интересно это услышать.
- Это интересно мне, я просто никак не могу понять что же вами движет, возможно если я буду знать о вас больше то смогу понять вас. Почему вы владелец двух крупных заводов живете в однокомнатной квартире на окраине города?!
- Мне так комфортно…
- Если вы пожелаете, я не буду включать этот разговор в свою статью. Прошу вас, мне правда будет интересно о Вас узнать больше. Если хотите, я признаюсь,.. Для меня Вы в некотором роде кумир, пример для подражания. Я считаю вокруг слишком мало таких людей как Вы.
Томас никогда не любил говорить о своей жизни. Он всегда уклонялся от этой темы, но, в этот раз почему-то не отказал репортеру, а только тяжело выдохнул и на секунду сомкнул подрагивающие веки.
- На свет я появился в 1927 году, в обыкновенной рабочей семье. Детство было не примечательно. Жил как все. Родители умерли рано, я их практически не помню, а воспитывала меня тетушка. Она была слишком стара и часто болела, видимо поэтому не получая должного контроля и без надзора старших я оказался предоставлен самому себе. Шел куда хотел, делал то, что считал нужным. Рано познакомился с улицами. Не знаю, почему я первый раз пошел на преступление,…возможно из-за денег, а возможно от скуки. Лет в четырнадцать я стал карманником, и что удивительно меня ни разу не поймали, хотя порой приходилось убегать от полиции, но не больше того. В 1947 году, мне тогда было 20 лет, я решил для себя, хватит, нельзя до конца жизни обчищать чужие карманы, рано или поздно схватят. Нужно что-то серьезное. И спустя месяц тяжелых раздумий я решился ограбить ювелирную лавку. Это было невозможно сделать в одиночку, и тогда я решил предложить пойти на это дело своему другу. Он был хорошим, порядочным человеком, никогда не знал чем я занимаюсь, может только догадывался. Я думал, он согласится, но все вышло по-другому. Когда я рассказал о своем замысле, он ответил что ему нужно все обдумать. На следующий день мы должны были встречаться рано утром, на площади Ринг. Как сейчас помню этот день! Я пришел раньше времени, и стал дожидаться его на скамеечке, было прохладно, моросил дождик. Кругом было пустынно и безлюдно. Я углубился в размышления, обдумывал план своего преступления, потому и не заметил появления Шульца, так его звали. Он сразу же стал отговаривать меня от задуманного, но я не отступался. Он стал кричать, что сообщит в полицию,…я испугался, выхватил нож, который всегда был при мне и со злости попытался его ударить, он отскочил. Я лишь немного его задел, поцарапал, надеялся он утихнет. Я даже не ожидал: он попытался выхватить нож, я отмахнулся. Удар пришелся в сердце, он умер почти мгновенно. Никогда не забуду смесь ужаса и удивления на его лице в момент смерти.
Мне присудили десять лет, хотя я тогда заслуживал смерти. У меня было достаточно времени обдумать произошедшее, переосмыслить жизнь; с тех пор я каждый день прошу у бога прощения, и не проходит дня, чтобы я не вспомнил своего друга, и ту страшную гримасу на его лице. Наверное мне никогда не забыть этого, мое прошлое будет преследовать меня до конца жизни. Я больше всего на свете хочу прожить тот день заново, все исправить, но, к сожалению это невозможно. Я отсидел семь лет из вынесенного судьей срока и вышел на свободу в 1955 году 28-ми летним человеком без дома, без родни, без друзей. Я был один, и я решил начать новую жизнь. Первое время было очень трудно, я устроился работать на заправку, в свободное время увлекся изготовлением часов, это было моим хобби, спасавшим от мрачных мыслей и безысходности. Я и сам тогда не мог подумать, что когда-нибудь это станет чем-то большим, чем просто увлечение. Сначала я занимался этим для себя, но потом стал вкладывать в дело деньги, поначалу продавал часы знакомым… Уже через три года я уволился с работу, зарегистрировал фирму, со временем дела шли все успешнее и спустя двадцать лет я действительно стал владельцем двух небольших фабрик по производству часов.
- Вот так все и вышло.
- Ясно, спасибо вам за откровенность гер Майер, то, что вы рассказали о своих темных участках прошлого,…признаться это делает вам честь. Значит вы никогда не были по настоящему счастливы?
- Увы.
- Но если в жизни нет счастья, то и нет самой жизни. Ведь пока ты счастлив, ты живешь.
- Я живу не для себя, а для окружающих.
- Если отдаться целиком всему миру, то мир может просто тебя растерзать.
- Пускай.
- Знаете, мне, наверное, уже пора, – сказал репортер, вставая из-за стола. – Было очень приятно с вами побеседовать, спасибо за интервью.
- Не за что господин Фрозинье, рад был вам помочь.
- До свидания, гер Майер.
- Всего наилучшего.
После ухода репортера настроение только ухудшилось, стало еще тоскливей, идти никуда не хотелось, да и за окном накрапывал дождик. Томас углубился в свои воспоминания, всколыхнувшиеся в сознании, словно придонный ил, потревоженный грубыми прикосновениями чужих ступней. Он примерно в миллионный раз спрашивал себя, почему так вышло? Но ответа так и не находил… Если бы только можно было все исправить, пусть даже ценой собственной жизни, Томас не задумываясь бросился бы хоть в огонь, но только бы все изменить. Но Майер в очередной раз говорил себе: поздно. Томас сидел в одиночестве уже третий час, но так не мог избавиться от навязчивых мыслей, и еще какого-то странного «послевкусия» от разговора с журналистом. И неожиданно в голову пришло осознание сумасшедшей мысли, а что если все так и должно быть? Ведь если бы все повернулось иначе, не о чем было и сожалеть, а значит, он никогда не стал бы другим человеком, тем самым Томасом Майером, о котором пишут в газетах и с благодарностью вспоминают те, кому он сумел помочь. Ведь он стал ЧЕЛОВЕКОМ только благодаря тому, что произошло в тот злополучный день, как бы ужасно это ни звучало. Ошибки молодости проходят с годами, а в особенности со смертью. Наверное, если бы сейчас Томасу сообщат, что он скоро умрет, настроение его только улучшится. Но кто может знать наверняка,..Чем дольше он задерживался в этом мире, тем хуже ему становилось, тем больше он ненавидел себя; у него даже промелькнула мысль, что может он потому еще и живет, что должен страдать, но тут же осекся, что за бред? Он может по крайне мере ЖИТЬ…
За грузными переживаниями и тяжкими мыслями Майер совершенно потерял счет времени. Было уже полчетвертого утра, о чем ему сообщил официант, учтиво предупредив, что заведение закрывается.
Томас вышел на улицу. Небо по-прежнему было затянуто, и все еще моросил дождь. Ноги сами подхватили и понесли его по проспекту. Не понимая, куда и зачем идет, он шагал вперед, «по наитию» выбирая дорогу, и с каждым пройденным метром только прибавлял ходу. Перестав себя контролировать, как сомнамбула он отмерял шагами очередную сотню метров, видя, словно со стороны как проплывают мимо дома старого города и слыша мерный стук собственных ботинок по пешеходной дорожке. Майер попросту перестал себя контролировать, ему даже стало страшно того, что он не сможет остановиться, будто несущийся поезд с отказавшими тормозами. Дыхание уже сбивалось, когда трезвое восприятие мира вернулось и позволило, остановившись перевести дыхание. Просветление пришло к нему в тот самый момент, когда неясное наваждение привело Томаса к площади Ринг. Никогда после того случая он не бывал здесь. С тех пор площадь ни на толику не изменилась, те же самые часы на башне, те же скамейки те же мощеные дорожки. Томас стал жадно осматривать пространство вокруг себя, но вновь сгустившийся туман поглотил большую часть пространства. Неожиданно с другого конца площади до него долетели приглушенные голоса. Двое парней,.. отсюда было тяжело разобрать, о чем они говорят, но о присутствии на площади кого-то еще они не догадывались. Томас сделал полтора десятка шагов и всмотрелся в туман. В эту секунду он ожидал увидеть все что угодно, но только не ту картину, которая, представ перед глазами, «ошпарила» своей нереальностью и заставила отшатнуться как от чумного. Майер часто заморгал, но картинка не исчезла так и осталась перед глазами. Мысли потекли в бешеном темпе, господи, что же происходит: “шепотом спросил себя Майер?! Что это за наваждение?” Ему казалось, что это призраки прошлого гоняться за ним с намерением воздать за содеянное. Тем временем, между молодыми людьми вспыхнула нешуточная ссора, и грозила перерасти в нечто большее; Томас это прекрасно понимал и помнил, но не мог сдвинуться с места, окаменев словно статуя.
Секунды казались неповоротливыми, а мысли неслись стремительней авиалайнера. Если ты можешь исправить последствия своей ошибки - ты еще не ошибся. Но как узнать, что ты все действительно исправишь, а не сделаешь хуже? Наша ошибка часто заключается не в содеянном, а в сожалении о содеянном... Желание избежать ошибки вовлекает в другую. При каждом своем выборе мы рискуем жизнью, которая у нас могла бы быть, при каждом решении мы теряем ее.
Томас опустился коленями на мощеную дорожку,.. нужно успокоится, говорил он себе. Ты просто распериживался, расшевелил сознание, старые воспоминания, мне это просто, кажется! Майер встал на ноги и сделал глубокий вдох, не помогло. Картинка разыгрывающихся перед ним событий была слишком реальна для видения. То, что сейчас происходило, оказывалось какой-то безумной реальностью. ВОТ - то, что он столько раз вымаливал, ему дается шанс все исправить, но заставить себя действовать, вмешаться, никак не получалось. В сознание долбилась всего одна мысль: Единственная настоящая ошибка - не исправлять своих прошлых ошибок. Но минула всего одна, короткая секунда и Майер увидел как «он» выхватывает нож. Ноги сами сорвались с места, бросая тело вперед. Уже ни о чем не думая, он преодолел оставшиеся метры едва не за мгновение, но понял: не успевает помешать, сможет лишь преградить путь, заслонить грудью второго…
Легкое чуть ниже сердца пронзила резкая боль. Успел, промелькнула мысль. Хотелось закричать во весь голос, что все произошло так, как и должно было произойти, но сил уже не осталось. Их хватило лишь на улыбку,.. последнюю улыбку человека смотрящего в ЯСНОЕ НЕБО.
«Людей можно исправлять, только показывая им, каковы они.» П.О. БОМАРШЕ.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru