Алексей Анатольевич Бурлака - Письмо жизни - Алексей Анатольевич Бурлака
Скачано с сайта prochtu.ru
Василий Митрофанович высыпал вермишель на сковородку и начал её, слипшуюся, расковыривать. Горячее подсолнечное масло зашипело и начало обстреливать руки мужчины брызгами. Тот иногда кряхтел, но молча продолжал потрошить комки теста. Высыпал сверху холодный фарш из лёгких, слой лука и полил томатной пастой. Накрыл всё крышкой и задумчиво уставился в окно, быстро и резко взмахивая горячей вилкой, чтобы та остыла.
Из окна открывался потрясающий вид на закат. Солнце только коснулось горизонта и сейчас протекло разогретым мёдом по силуетам домов и деревьев. Единственное, за что Вася был благодарен Посреднику — за то, что квартира, которая ему досталась, была на пятнадцатом этаже. Весь город как на ладони. Утром проступал из дымки сырых кварталов, днём кишел как муравейник, а ночью перемигивался разноцветными огоньками. Здесь, на высоте, жизнь видна под иным углом. Её жар спадал уже к пятому этажу, к десятому остывал вовсе и до верхнего — пятнадцатого — добирался лишь выкристализованный слепок того, что происходит внизу. Все изъяны застыли в немом рисунке, а прожилки и трещинки лишь добавляли преломления причудливым формам, от чего свечение было лишь вычурнее и загадочнее.
Крышка от пара приподнялась, из-под неё пыхнуло мокрых дыханием и булькающе-чавкающим звуком. Вася выключил огонь, поёрзал сковородкой вперёд-назад, чтобы все слои «блюда» сошлись плотнее. Оставил ещё на несколько минут пропариваться и снова уставился на солнце, которое, подтопленное, проседало всё глубже в горизонт.
В квартире стало тихо. Его слух, за многие года научившийся ловить малейшие звуки, начал различать шум автомобилей, хлопанье крыльев голубей, звук телевизора у соседа за стеной. Почти всё время он проводил в тишине. Особенно после того, как остался один. Уже не молодой, он всё меньше интересовался новостями по телевизору, всё меньше общался с соседями, которых сменили молодые семьи. Жены уже полтора года как нет, дочь жила с семьёй в другой стране. Он ощущал явное безразличие к жизни. Иногда говорил сам с собой, но уже практически ни над чем не размышлял. Так — перемолвится словечком и успокоится.
Василий Митрофанович открыл крышку сковородки, поставил перед собой на подоконник и начал медленно поедать вермишельное ассорти. Он варил вермишель раз в неделю, ссыпая в большую кастрюлю разного вида макаронные изделия: рожки, спиральки, локшину, буковки, зоопарк.
Ещё горячая, лапша обжигала губы и мужчина часто дышал, остужая еду во рту. Окно от этого запотевало, он протирал его рукавом и продолжал наблюдать за закатом.
Закончив кушать и оставив посуду в умывальнике, мужчина побрёл в комнату. Его шаркающие шаги задержались на несколько мгновений перед большой деревянной дверью, затем двинулись дальше. Эта дверь и была тем единственным фактором, удерживающим мужчину «на плаву». Давно он дал одно обещание и должен был его выполнить. И тогда он сможет спокойно... Василий зацепил стопку конвертов и резко наклонился к столу, придавив их сверху большими ладонями. Застыл не дыша. Убедившись, что конверты неподвижны, облегчённо выдохнул и осторожно восстановил стопки.
— Говорил тебе: складывай сразу в коробки, — засипел он необычно тонким голосом. При разговоре в горле слышались неприятные свистящие звуки, — чуть не рассыпал из-за тебя всё. Кто бы собирал? Ты?
Василий Митрофанович начал разделять стопки конвертов, пересчитывать и складывать в коробки на полу. Коробки были перегорожены внутри перемычками, чтобы конверты не рассыпались. Каждые пятдесят конвертов он перекладывал прямоугольником, которых была заготовлена большая стопка из гофрокартона. Упаковал один ящик, достал из кармана истрёпанный блокнотик, наслюнявил карандаш и сделал запись. Не смотря на полумрак, мужчина отлично видел и даже не щурился. Он сам удивлялся, как к солидному возрасту смог сохранить и слух и зрение. Нет, предстарческих болезней хватало, да и обоняние уже почти потерял. Но в его работе зрение играло важную роль. Жаль только, что пальцы уже начали едва заметно дрожать.
Мужчина закончил с готовыми конвертами и уселся за стол, включил лампу и достал новые заготовки. Поклейка конвертов была его основным занятием уже... уже... Митрофаныч поднял глаза к потолку и задумался. Его губы шевелились — он пытался подсчитать, сколько лет уже клеил конверты.
— Шесть? Шесть с половиной? — в недоумении произнёс он, расстроившись из-за прорехи в памяти.
Поразмыслив, принялся за работу. Клеил Василий Митрофанович конверты быстро. Он придумал несколько хитрых приспособ (помог богатый опыт работы слесарем-сборщиком), оттого у него было сразу несколько заказчиков. Заработок покрывал его не хитрые запросы и в этом плане мужчина сам собой гордился. Даже удавалось откладывать в «носок».
Снизу донёсся пронзительный визжащий звук сверления. Мужчина ошарашенно поднял глаза и посмотрел на массивную дверь, посверкивающая из темноты массивными петлями.
— Нет, ну ты видел, ты видел! — вскочил он, лихорадочно размышляя над тем: что ему делать. Он начал ходить вперёд-назад, подходил к массивной двери, опирался на неё и теребил край халата. Дрель снизу затихала и он замирал, затаив дыхание. Через несколько мгновений звук продолжался и мужчина взвывал от ярости и негодования. От бессилия на глаза ему наворачивались слёзы.
— Как же быть, как же быть? — спрашивал он сам себя. — И согнутых заготовок нет. Ладно, пока начну вручную.
Он притащил стопку широких листов, низкий стульчик и табуретку. На табуретку поставил большую доску для лепки вареников и продолжил сгинать конверты.
— Ничего. До ночи они сверлить не смогут, а я потом на машинке их быстренько забегую. Ещё и поспать успею. Всё успею... — забубнил Митрофаныч, успокаивая сам себя. Он прислонился спиной к двери и немного успокоился, вновь погрузившись в свои небыстрые мысли.
За массивной деревянной дверью было тихо. Вот уже больше девяти лет. Эту дату мужчина помнил очень хорошо и вычислял быстро. Тогда, девять лет назад, его дочь попала в автокатастрофу. Они с супругой были в гостях на дне рождения друзей, когда им позвонили. «Ваша дочь в больнице. Вторая рыночная. Реанимация. Приезжайте», — прозвувало тогда в трубке. Пока они добрались, прошло минут двадцать. Врач вышел из операционной и сказал, что шансов нет.
Мужчина тяжело выдохнул, вздрогнул, одергивая себя, и вновь принялся за работу.
Жена когда услышала — заклякла. Даже заплакать не смогла. У неё так проявлялся шок. Не могла ни сказать ни слова, иногда глаза открыть не могла. Сейчас и дышала с трудом, словно для того, чтобы сделать вдох, ей приходилось поднимать штангу. Василий посадил её на скамейку, а сам вышел в курилку. Достал трясущимися руками сигарету, но спичку зажечь не смог. Рядом куривший поднёс зажигалку. Василий затянулся и нервно выдохнул. Куривший спрятал зажигалку и уставился в окно.
— Я могу помочь, — произнёс он. Голос у него был тихий, спокойный и такой... чистый. Словно не он говорил, а в голове слышался отзвук слов.
— Нет, мне не... Ты не поможешь. Спасибо. У меня дочь после аварии, — договорил Василий и затянулся сигаретой.
— Я могу помочь, — твёрдо но спокойно произнёс курильщик с сигаретой в губах, затянулся и посмотрел вдаль через форточку. Его глаз был прищурен, по щеке вверх от сигареты скользила струйка дыма. Он стоял, заложив руки в карманы и, казалось, вовсе не обращался к Василию. Словно занятой или важный человек, решивший в свободную минутку заняться обсуждением чужой судьбы. Но в его манерах не чувствовалось высокомерия.
— Тогда помоги, — ухватился Василий за ниточку надежды и бросил взгляд сквозь щель двери на покосившуюся фигуру жены, сидевшей в дальнем конце коридора, потом перевёл взгляд на курильщика и повернулся к нему телом. Подошёл ближе и шёпотом, с мольбой произнёс «Помоги».
— У меня есть одно условие, — приподняв брови, вытащив сигарету изо рта, произнёс курильщик. Он стряхнул пепел с сигареты, пристально взглянул на Василия и через несколько секунд произнёс: «Я спасаю твою дочь, а ты от меня получаешь задание — передать конверт одному человеку». Василий наморщил лоб, пытаясь понять, в чём может быть подвох. В уме как разворошенный рой мух закружились отрывки мыслей: «договор», «обман», «дать взятку», «сделка с дьяволом», «попасться при даче денег». Мужчина водил глазами влево-вправо, но не мог состыковать ни один из отрывков мыслей с тем фактом, что его дочь каким-то невероятным мистическим образом может быть спасена.
— А что в конверте? — спросил он курильщика. Тот прикрыл глаза, поднял брови и сделал жест головой, мол: «кто знает».
— А-а-а, деньги? Хочешь меня использовать?
— Василий Митрофаныч, твоя дочь попала в автокатастрофу. Ей сделали операцию, но было уже поздно. Я предлагаю её спасти. Ты о чём сейчас думаешь? Ты чего торгуешься?
Мужчина опешил, набрал воздуха, передумал, потом снова набрал.
— А если я те ща вмажу?
— А если я растворюсь в воздухе и ты не успеешь? Будешь тут стоять, жовать свои сопли и чесать репу. А время-то тютю. Если твоя дочь умрёт — всё. Я уже не смогу помочь ей.
Василий сцепил зубы и задумался. Курильщик нетерпеливо опустил глаза, забычковал окурок и собрался выходить.
— Погоди, — встрепенулся Васили и хотел схватить курильщика за рукав, но одёрнул сам себя. — Я согласен.
Дрель с этажа снизу затихла и больше не докучала. Митрофаныч поднялся с низкого неудобного стульчика и размял затёкшие ноги. Перенёс конверты на стол и пошаркал на кухню поставить чайник.
В окне уже зажглись огоньки города, переливавшиеся в темноте. Горизонт погас и небо слилось с землёй.
«Посредник» — так назвался курильщик из больницы — дал Василию конверт, адрес на бумажке и связку ключей. Три — от квартиры и подвала и один длинный, похожий на старинный. «Я делаю так, что твоя дочь выздоравливает. Вы переедете жить на эту квартиру. До конца недели должны управиться. Там будет большая деревянная дверь. Тебе нужно дождаться стука в дверь и отдать конверт тому, кто прийдёт. Если не переедете, если ты потеряешь конверт или ключ, если пропустишь стук — дочь...».
Чайник зашипел и начал тихо потрескивать.
Уже почти десять лет Василий ждёт стука в эту дверь. Первые сутки после переезда он сидел у двери не сомкнув глаз. Потом неделю спал у неё. Он начал ненавидить шум. Любой, из-за которого можно было пропустить стук. Он перестал выходить на улицу, а с соседями перебрасывался словом не выходя из квартиры. С каждым днём ему казалось, что он стук уже пропустил и теперь всё. Но дочь оставалась жива, значит нет...
Став нервным и замкнутым, он постепенно утратил почти все контакты с окружающими. Разругался с дочерью, которая выросла и больше не могла выдержать жизни с неуравновешанным отцом. Уехала в другой город, там вышла замуж. Сейчас у неё двое детей. Пока жена ещё была жива, они приезжали в гости. В день смерти жены он не смог преодолеть себя и поехать на кладбище. Отчаяние прострелило его, он собрался выброситься с балкона, но не смог. Вместе с женой, которая до последнего старалась поддерживать его, из него ушли последние капли радости. Долго и болезненно сочились из раны, пока он окончательно не опустошился.
Он не раз открывал Дверь. Она была установлена в наружной стене и потому должна была вести на улицу. Немыслимо, как вообще в неё кто-нибудь мог постучать. В первый раз он решился открыть её через месяц после переезда на эту квартиру. За дверью оказался слой земли. Плотной, чёрной, чистой (без сорняков) земли. Он пытался копать её. Углублялся до нескольких метров, но сверху осыпалась новая. Закрывал дверь и на следующий раз всё повторялось. Жена попробовала для сравнения садить в эту землю цветы, рассаду и те выросли более красивые и сочные...
Чайник засвистел. Митрофаныч налил кипяток и принялся расколачивать сахар. Вдруг он услышал какой-то стук. Замер, прислушиваясь. «Тук-тук», — послышалось снова. Ложка выпала из рук, мужчина поспешил в коридор, опираясь на стол и стену чтобы не упасть на повороте. Прильнул к двери и прислушался. «Может, это внизу что-то делают?», — подумал он, стараясь задержать дыхание и заставить бешенно стучащее сердце успокоиться.
«Тук-тук», — донеслось из-за дверь.
— Э-м-б, — запнулся Митрофаныч, — э-э-э... иду, иду, — прокричал он прильнув губами к в толстому слою дерева.
Трясущимися руками потянул за шнурок на шее и достал ключ. Его губы подрагивали, а язык причмокивал, словно он сдерживал накатившие слова.
Вставил непослушной рукой ключ и провернул. Дверь скрипнула, приоткрылась и квартира наполнилась звуком дождя. Пахнуло сыростью. Там, за дверью, в пелене дождя стояла фигура мужчины в капюшоне. Василий не веря смотрел на него, потом встрепенулся и отступил в сторону.
— Прошу вас, — предложил он войти. Гость вошёл в квартиру и прикрыл дверь. Снял капюшон, стряхивая со лба капли дождя.
— Ну здравствуй, Василий Митрофаныч! — произнёс гость чистым спокойным голосом.
— Вы? — удивился хозяин квартиры. — И не постарели вовсе.
Гость словно стесняясь потупил взгляд, улыбнулся. Затем вдохнул запах. «Чай? Угостите?», — произнёс он.
Василий засуетился: «Да, да. Прошу». Помог снять мокрый плащ и проводил гостя на кухню. Достал чашку жены, сполоснул от пыли и налил чай. Сел рядом и начал разглядывать гостя. Тот поднял взгляд и Митрофаныч отвёл свой. Он не мог сейчас дать оценку своим ощущениям. Его разрывали на части различные чувства, уснувшие, казалось бы, уже навсегда. Они обжигали и радовали, утешали и скорбили. Почему-то начали накатывать слёзы и мужчина не смог сдержать их. Он плакал молча, часто вытираясь. Отвыкший от компании, ушёл в ванную, пока не успокоился.
— Василий Митрофанович, — начал гость, когда тот вернулся, — Вы сдержали своё обещание и я сдержал своё. Каждый заплатил свою цену, но таковы условия сделки.
— Я... Я только не пойму, зачем Вам это нужно было?
Гость улыбнулся: «Принесите конверт». Василий закивал и побрёл за шкатулкой, в которой хранил его. Он принёс её, открыл и опешил. Хоть и прошло девять с лишним лет, Василий отчётливо помнил, что конверт был очень тонким. Даже на просвет там был небольшой клочок бумажки. Сейчас конверт разбух так, что казалось — сейчас лопнет. Мужчина достал из шкатулки конверт и вопросительно посмотрел на гостя: «Что там?»
— Там Ваша жизнь, Василий Митрофаныч, — помедлив ответил гость, — Самые яркие, необычные моменты. Самые «чёрные». Ваши самые отчётливые мысли, накопленная мудрость. Переживания, ощущения. Всё самое интересное... для Нас.
Василий взглянул на конверт и задумался.
— Что тут может быть? Какие мысли? Какая мудрость? Я девять лет просидел здесь — что я мог накопить?
Гость улыбнулся и пожал плечами. Потянулся за конвертом и положил во внутренний карман пиджака, поднялся.
— Спасибо Вам за то, что выполнили сделку. Таких как Вы немного. Мне пора. Да и Вам тоже, — гость натянул мокрый плащ и взялся за ручку двери. Затем повернулся к Василию Митрофановичу и с уважением пожал руку. Улыбнулся и вытащил ключ из замка, — я закрою с той стороны.
Дверь закрылась и стало тихо. Тихо-тихо. Мужчина закрыл глаза. Его слух, измученный многими годами напряжения, отключился. В этот момент мужчина почувствовал небывалое наслаждение. Эйфория накатила на него. Словно задержавшееся солнце наконец поднялось над лесом, разгоняя тёмных зверей и птиц, прорезая лучами дымку туманов и зажигая огоньки в каплях сырости на нитях паутин. Он долго стоял и наслаждался тишиной. Затем очнулся и его осенила мысль. Василий задрожал от волнения. Он непослушными руками переоделся и долго стоял перед входной дверью, не решаясь выйти.
Затем целую ночь бродил по городу, дотрагиваясь до стволов деревьев и любуясь светом фонарей. Пил из фонтана и гладил бутоны цветов на клумбах. Наблюдал за флагами, развевающимися на ветру и заглядывал в полутёмные витрины магазинов.
А под утро, уставший и счастливый, сидел на скамейке на мосту и растирал озябшие пальцы. Вдаль уходила река и там, за туманными контурами сонных деревьев и домов вставало солнце. От его света внутри всё просыпалось. Так светло, что перехватывало дыхание. На глазах мужчины заблестели бусинки слёз. Это плакала надежда. Плакала от счастья, что дожила до этого дня.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru