Алексей Анатольевич Бурлака - Слепой - Алексей Анатольевич Бурлака
Скачано с сайта prochtu.ru
Направлялся к офису, но не так, как обычно: спустился чуть ниже и пошёл по старой заброшенной улочке. Сдавленная с обоих сторон поседевшими домами, она была тесновата не только для машин, но и для людей. Тратуар выложен булыжниками, во многих местах уже выковырянными, и напоминал больше тропинку, чем даже дорожку. Тропинка неровной полосой виляла вдоль домов, изгрызенным краем обсыпавшихся фундаментов налезая в некоторых местах даже на стены. Высокие дома, казалось, нависали над самой дорогой фигурными краями шифера на крышах, стараясь наклониться ближе к собеседнику через дорогу. Чтобы обсудить последние новости, рассказать об увиденном или просто перемолвиться словечком с домом напротив. С краёв крыши кое-где свисали дуги старых труб и водостоков, придавая домам вид декораций.
Продвижение по тропинке было затруднено болотной жижей, впитавшей в себя сырость дождя. По дороге тоже не пойти — искрошившийся во многих местах асфальт затруднял движение машин, которые нехотя делили между собой уцелевшие участки, нервно попыхивая выхлопными трубами и нетерпеливо покашливая прогазовкой.
У меня с самого утра пекли глаза. Слезились и покалывали. Я недоумевал, поскольку не задерживался вчера допоздна. И телевизор вечером долго не смотрели. И вообще: легли спать рано.
В раздумьях и акробатических балансировках на кочках и кусках булыжников, я пробирался вперёд. Мой путь проходил мимо химчистки. Старая, с огромной выцветшей вывеской, мне она помнилась маленькой вертлявой белой феей, которая как пчёлка кружила по фону и вышибала грязь из запятнанных вещей. Химчистка уже показалась впереди. Я осторожно пробирался по уцелевшим булыжникам, концентрируясь на том, чтобы не нырнуть носом туфель в болото, но взглянув вперёд я увидел, как из химчистки выходит пожилой мужчина с белой палочкой и в чёрных очках. Слепой. В руках у него был большой пакет. В пакете, похоже, — куртка или пальто. Странная ситуация: слепой, забирающий одежду из химчистки.
Слепой постукивал перед собой палочкой, ощупывая тротуар. Дошёл до его края и повернулся в мою сторону, оказавшись недалеко от края выложенной плиткой площадки. Край резко обрывался и за ним начиналась тропинка, по которой шёл я. Перемещанная болотом с булыжниками и с проредями луж.
Я оторопел, ища возможность предупредить слепого. От меня до него было довольно далеко и я понял, что мне не успеть. «Что же делать?», - забеспокоился я. Крикнуть «лужа»? Или «Стоп!»? Опешив, я замер на месте: одной ногой на кочке травы, а другой — на куске булыжника. Приподняв брови и задержав дыхание, я молча ожидал, что произойдёт в следующую секунду. От возбуждения, я, чтобы лучше видеть, снял очки и сунул их в карман. Жёлтый осенний лист сорвался с ветки и, беззаботно паря, пролетел перед моими глазами и упал в лужу. Яркое жёлтое пятно среди серых луж многоглазой тропинки. Такое яркое, что я даже удивился его красоте, но тут же отвлёкся на слепого.
Слепой обстукал край площадки и сделал шаг вперёд. Носки его туфель забалансировали на краю, но он не потерял равновесие. Завис над огромной лужей. Его палочка продолжала ощупывать путь и не находила преград. Но вместо того, чтобы сделать шаг вперёд, слепой повёл рукой с палочкой в сторону и через несколько секунд шагнул ровно между лужей и полоской болота. Я был поражён, облегчённо выдохнул и потянулся за фотоаппаратом, зажав под подмышкой зонт. Выглянуло солнце и сейчас контур слепого растянулся над мокрой, приправленной редкими жёлтыми листьями, тропинкой. «Слепой, пробирающийся по болоту жизни». Небо подчеркнулось синивой, растёкшись отражением по лужам. Красивые цвета тешили взгляд и я наслаждался ими.
Тучи грозились закрыть солнце и я спешил. Сделав несколько шагов вперёд, выбирая удачный ракурс, я приблизился ближе и вскинул фотоаппарат. Приблизил картинку зумом, навёл резкость и вдруг слепой вскинул голову, уставив на меня чёрные стёкла своих очков. Меня прошибла резкая волна. Послышался хруст и кусочки треснувшего объектива полетели в болото. Меня качнуло и я, восстанавливая равновесие, зашагал с кочки на кочку, взмахнув руками и выронив зонт по пути. На последней кочке туфли соскользнули в болото и я прыгнул на дорогу. Раздался визг тормозов.
— Куда прёшь? Слепой, что ли? — послышалось сбоку.
Я отпрянул на край тротуара, подняв глаза на водителя. Тот сидел в полутьме кабины, повернувшись в мою сторону и приподняв руку в возмущённом жесте. Глаза его были закрыты. Я обомлел. Нахмуренные брови, презрительно приподняты губы и... закрытые глаза. Две узкие складки, подчёркнутые тёмной линией сомкнутых ресниц.
— Жить надоело? — прокричал водитель, обращаясь ко мне. Не открывая глаз, отвернулся к дороге, включил передачу и юркнул между встречной машиной и большим мусорным баком.
Мимо проехало ещё несколько автомобилей. Я провожал их оторопелым взглядом, вглядываясь в лица водителей. Все они ехали вперёд с закрытыми глазами. Ещё несколько автомобилей — глаза закрыты, глаза закрыты, тёмные очки, глаза закрыты.
Я не знал, что делать: вдруг все вокруг стали имитировать слепых. Водители ехали с закрытыми глазами, прохожие шли с закрытыми глазами, либо с палочкой и в чёрных очках. Я перешёл улицу, заглядывая в каждое лицо. Они отвечали на мои взгляды поворотом головы. Словно видели меня. Восставшие слепые. Или спящие.
Те, что с палочкой и в очках, — двигались медленно: им приходилось обстукивать дорогу перед собой. Те же, что шли без очков и без палочек — лишь закрыв глаза, — двигались быстро и практически безошибочно.
Дальше по улице был детский сад. Я поспешил туда. Оторопело замер, наблюдая как бегают и веселятся дети с закрытыми глазами. Воспитательница безликим без глаз лицом изредка окрикивает тех, кто забежал не в ту сторону, или залез слишком высоко на пирамиду. Я начал замечать, что вопреки цветастой раскраске, присущей детским площадкам, всё было окрашено в непонятный цвет. Грязно-белый или грязно-серый.
«Дети совершенно не замечают своей слепоты, - размышлял я сам с собой. — Искренне радуются и веселятся». Я заметил некоторых, сидящих кружком и переговаривающихся друг с другом. В руках у них были белые книги, по которым они водили руками.
Вдруг что-то чёрное мелькнуло сбоку. Я повёл взглядом и увидел, как на блеклый забор села ворона. Её оперение отдавало тёмной синевой и я снова залюбовался цветом.
Ворона повернула голову боком, разглядывая меня. Моргнула и повела головой в другую сторону. Потом снова посмотрела на меня. Она словно заметила, что у меня глаза открыты и теперь присматривается: на детей и на меня, на воспитателей и на меня. Кто-то из детей подбежал и шикнул на ворону. Я удивлённо посмотрел на ребёнка. Тот повёл закрытыми глазами вслед вороне и побежал назад — к детям. Стало жутко. То ли от их слепоты, то ли от непонятной зрячести. Мне захотелось закричать и одновременно — стоять безмолвно, чтобы не испугать их — погружённых в темноту.
Я побрёл вперёд, отмечая вдруг опустевшие вывески, блеклые дорожные знаки и дома вокруг. Даже одежда прохожих теперь привлекла моё внимание. Тёмно-серо-белое невыразительное нечто. Мозг возмутился и я начал вспоминать способы пробудить себя ото сна. Щипал, надавливал на глаз, пробовал на ошупь кору деревьев, прохладу металлических оград, колол руку кожурой каштанов. Выскочил перед автомобилем и, чуть не сбитый и обруганный, побрёл дальше.
Про офис и работу я забыл уже совсем. Даже представить невозможно — что мне там теперь делать. Рисовать сайты? Придумывать рекламу? Собирать фотографии в панорамы? Я ведь этим занимаюсь в офисе? Занимался. Или занимаюсь? Или всё, что было до этого — какой-то сон и на самом деле я распиливаю металл на металлобазе?
— Покажите, пожалуйста, новый выпуск «Молодых мам», — послышалось сбоку.
Я в надежде поднял взгляд. Молодая женщина одной рукой покачивала коляску, а другой водила по белым листам журнала. Перелистнула и снова повела пальцами. Я подошёл ближе. В каляске с детской сосочкой во рту лежал малыш. Он мерно покачивался вместе с коляской, которая тихо поскрипывала. Глаза его были закрыты и хоть это и выглядело так естественно, так мило, — мне стало не по себе. Жуткое чувство, что это маленькое существо вырастет слепым, накатило и больно кольнуло.
Откуда-то сверху прилетел оранжевый листок и упал рядом с коляской. Я огляделся по сторонам. Осень вошла в самый сок, разбрызгав по деревьяв весь свой гарячий спектр: жёлтые, оранжевые, красные листья. Зелень ёлок у военного училища, тёмно-синие пятна неба в лужах...
Малыш закашлялся и захныкал. Его микроскопические пальчики выскользнули из рукава и задвигались, хватаясь за край одеяла. На какое-то мгновение его глаза открылись и я увидел пронзительно голубой взгляд. Такой чистый, что к горлу подкатил комок горечи.
«Может, они все не слепые?, — запротестовал мозг, — может им просто никто не говорит, что можно Смотреть?».
Я повернулся к ларьку и пока женщина расплачивалась за журнал, я погладил обложку журнала. «Молодые мамы, выпуск 34, октябрь, 2010, Искусственное питание — польза и вред», — всплыло в мозгу. Это поразило и смутило меня.
— Мужчина! — с укором обратилась ко мне молодая мама и выдернула журнал. Её губы сжались от возмущения, а брови нахмурились. Под закрытыми веками двигались бугорки зрачков. Вверх, вниз. Она словно меряла меня взглядом.
— Какого цвета у вас глаза? — неожиданно для себя спросил я.
— Что? Делать нечего? — отвернулась она к ребёнку и покатила коляску по улице.
Я в раздумье закусил губу и взглянул на продавщицу ларька. Та
<< не моргая >>
не двигаясь смотрела на меня чёрными кругляшками очков. Я отвернулся и зашагал прочь. Откуда-то сбоку дунуло прохладой, солнце скрылось тучей и стало пасмурно и неуютно.
Я направлялся к оживлённому проспекту, что находился у рынка. Затем долго и иступлённо смотрел на движение вокруг. Люди с закрытыми глазами ехали в автомобилях, пропуская прохожих с закрытыми глазами, когда те переходили дорогу. У ларьков с хот-догами и пивом стояли слепые, в ларьках сидели слепые. Из магазинов выходили слепые. Мимо проходили слепые, шутя друг с другом, разговаривая по серым телефонам, спеша на маршрутку, прикуривая друг у друга сигарету, шаркая руками по белым листам свежих газет или ощупывая рекламные листовки, расклеенные по столбам.
Вдруг, завонил телефон. Я сунул руку в карман и мозг считал с поверхности пупырчатые символы: «Супруга».
— Алло!
— Привет, ты где?
— Я... А что?
— Скоро Настю забирать со школы, накормить и на музыку отвести. Ты сможешь?
«Настя! Жена!», — мозг вспомнил про семью и начал тревожно гадать об их слепоте.
— Да. Когда её нужно забрать?
— В 12. На пол-второго музыка.
— Хорошо.
Снова уставился на проспект и тут мозг начал выдвигать версии. Я задумался о своих способностях, подошёл к столбу и начал ощупывать афиши. «...выступление оркестра», «...новый магазин модной одежды», «...скидки на обувь». Пальцы так привычно считывали текст. Я закрыл глаза. Почти сразу начали проступать контуры. Через минуту я уже различал силуеты предметов вокруг. Не открывая глаз пошёл вдоль дороги, перешёл через перекрёсток, зашёл в магазин. Здесь, в темноте, контуры были чёткими, но без особенной детализации — у прохожих были различимы нос или губы, ладони, но сглаженно — без структуры кожи, без морщинок. Одежды — без складок, тротуар — без трещинок, двери — без щелей. Предметы в мазагине, люди, автомобили, дома, облака — я словно двигался в обработанном на компьютере мире: всё в чёрно-серых тонах и с упрощённой детализацией. И так спокойно, так привычно. Открыл глаза и свет больно резанул, снова заслезились глаза.
«Настя. В 12 забрать», — вспомнил мозг. Я поспешил к остановке маршрутки и поехал в школу. Почти все в маршрутке были в очках: в разгар рабочего дня в маршрутках в основном ездили пенсионеры, пользуясь бесплатным проездом в это время. Так даже легче — словно едешь с нормальными людьми. Мне было не понять, как в чёрных непрозрачных очках можно что-то «видеть», но похоже — это особенность «слепоты»: образы собираются в мозг не глазами, а чем-то другим. Когда проезжали по мосту, я вдруг увидел молодого человека, фотографирующего каньйон. Могу поклясться, что увидел, как он смотрит. Я поспешил к заднему стеклу маршрутки, отодвинул пыльную занавеску, но стекло было измазано. Я заелозил занавеской по стеклу и смог слегка протереть его. Прильнул к окошку и увидел, как молодой человек сел в автомобиль и отъехал в другом направлении. «Чёрт! Могу поклясться — он смотрел глазами!».
Добрался до школы. Некоторое время наблюдал, как младшеклассники гоняли друг за другом, как старшеклассницы обсуждали какой-то белый журнал, по-очереди поднося руки к странице и над чем-то дружно хохоча. Вдруг задумался над тем: что же мне даёт моя зрячесть? Книги и журналы — для слепых, афиши — для слепых, мобильные телефоны — для слепых, светофоры — для слепых. Ценники в магазине — и то: для слепых. Ну вижу я небо, ну вижу я листья, но как жить в обществе слепых? Всё-равно придётся подходить, ощупывать. Да, можно взяться за краски, можно всё украсить — но для чего? Для собственного удовлетворения? Глаза начали казаться мне ненужным органом. Таким же спорным, как аппендикс. А слепота уже не казалась такой зловещей.
Так, в раздумьях, зашёл в класс за дочерью.
— Добрый день! — обратился я к учительнице.
— Добрый! — ответила мне слепая воспитательница и обратилась в шумный класс, — Нааастя. Папа пришёл.
Ко мне выбежала Настя. Её закрытые глаза я уже воспринял неоднозначно. Даже наоборот, словно застеснялся своей зрячести. Все вокруг хорошо обходились и с закрытыми глазами. И работали и отдыхали. И детей рожали. Я уже подумывал над тем: как сделать её тоже зрячей, открыть ей глаза, показать красочный мир, но сейчас засомневался: что это даст ей? Мучения, что она не такая как все? Что её никто не понимает? Что ей всё-равно придётся жить по принципу слепых? Как объяснить ей, что Это нужно? Показать ей небо? Показать ей закат? Звёзды, осень? Свозить на реку? Сделаю я её зрячей — а вдруг она не выдержит своей непохожести с остальным миром, а назад уже всё...
Мнения внутри меня разделились.
Я отвёл её домой, накормил. Наблюдал за ней, старась собрать достаточно аргументов «за» или хотя бы зацепку «против».
— Пап, что-то не так? Ты так пристально наблюдаешь за мной...
Потом мы шли в музыкальную школу, пиная листья и придумывая истории про озорного и доброго лисёнка. Завёл дочь в музыкальный класс, а сам спустился к парку. Нашёл свободную скамейку и сел, раздумывая. Солнце снова выглянуло из-за туч, переливаясь по ярким листьям и скользя тенями от ветвей по пёстрому ковру. Синичка прилетела и села на ветку куста, от чего прутик прогнулся, а она вспорхнула и, мелькнув жёлтой грудкой, улетела прочь. Пахло сыростью и высохшими листьями. Вдалеке виднелись яркие краски отцветающих цветов. Невдалеке на кусте поблёскивала капельками сырости паутина. От красоты осени становилось тепло и уютно. Получаешь наслаждение просто наблюдая за окружающим миром.
Так что же выбрать? Безусловно, некоторое время я смогу не обращать внимание на слепоту родных, но наступит момент, когда я не могу молчать. Да и почему я решил, что я один? Тот фотограф, что фотографировал каньон — он был в красной куртке и синих джинсах. Их же кто-то пошил. И фотографии он будет кому-то показывать. А чем больше будет людей, которые станут «зрячими», тем сильнее будет смысл в красочности...
Зазвонил телефон.
— Алло?
— Настя на музыке?
— Да.
— Отведёшь к бабушке и приходи на работу. Пол дня где-то гуляешь. Снова фотографируешь?
— Да. Хорошо. Скоро буду.
Закончил говорить и чтобы не вставать, сунул телефон не в джинсы, а в куртку. Там что-то лежало. Я достал — это были очки с непрозрачными чёрными стёклами. Я опешил. Некоторое время смотрел на них, пытаясь вспомнить и понять события последних дней. Вдруг, всё осознав, почувствовал, как злость и уверенность поднимается изнутри. Я переломал очки пополам, выбросил их в урну, вдохнул осенний запах и пошёл за Настей.
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru