Циферблат - Дмитрий Вячеславович Босов


Дмитрий Вячеславович Босов - Циферблат - Дмитрий Вячеславович Босов

Скачано с сайта prochtu.ru

Посвящается моему дорогому другу, единомышленнику в творчестве, замечательному композитору и музыканту Александру Кулаку, без известных композиций которого не было бы и этого произведения.

Дмитрий Босов.

Циферблат.

Часть I. Визионер.

Далеко, на горизонте небеса будто залило малиновым морем рассвета, и утренний воздух стучался в стёкла огромных ромбовидных окон комнаты, когда Синт проснулся от собственного крика. Он лежал на кровати, боясь открыть глаза, и только вслушивался в гнетущее молчание тишины, силясь обнаружить хоть что-нибудь иное в звучании слишком привычного хода событий. Но ожидания в очередной раз обманули его, и он открыл глаза.
При виде все той же картины Синт с трудом подавил крик, разрывающий его сознание на части. Картина была не просто типичной, она подавляла своей неизменностью: средних размеров кровать, приставленная к стене серого цвета, охватившего и все остальные, и старинные часы, циферблат которых неизменно показывал без десяти два или час пятьдесят.
Каждый день…каждый день он просыпался в этой комнате, в той же обстановке и ничего не менялось. Подобное положение дел считалось бы нормальным, но в самой этой нормальности и заключался весь кошмар, поскольку она, преодолев зыбкие границы реальности, вторглась и полностью заполнила его сны, вытеснив окончательно всё, что этому могло хоть как-либо помешать.
Он не знал: сколько уже находится здесь? Год, два, десять лет, двадцать лет или целую череду жизней? Синт знал лишь одно: иногда в его сознание будто откуда-то сверху врывался отвратительный и в то же время настойчивый шёпот женщины, охватывающий и опутывающий его и без того спутывающиеся мысли. «Скажи всё! Ты скажешь! Ты ска-а-а-а-ж-ж-ж-е-е-ешь!!!» - проносилось в голове и от этих звуков его тело начинало бить мелкой дрожью.
Боже, он всё бы сказал, всё! Только бы выбраться отсюда! Только бы убраться прочь из этой проклятой комнаты, безжалостно расположившейся снаружи вокруг и внутри его самого, уже стоящего на краю безумия сознания. Комната обступала его, давила на него, но закрывая глаза и погружаясь в сон, он вновь проваливался в неё. И теперь он уже не был в состоянии различить – сон это или реальность? Реальность или сон? Все грани между ними отныне казались стерты. Однажды он бросился на эти ненавистные серые стены, пытался расколошматить комнатные окна, но какая-то неведомая сила неожиданно отбросила его на кровать, одним мгновением погрузив в тяжёлый сон издевательского повторения.
«Я схожу с ума». Или, возможно, уже сошёл и все происходящее с ним, ни что иное, как распаленный бред сумасшедшего. Он пытался считать дни, но они спутывались в его сознании. Сколько раз, лежа на кровати и прислушиваясь к тишине, он ждал, когда рухнут эти невыносимо давящие стены, увлекая за собой окна, но с открытием глаз ему хотелось рыдать в голос, словно сопливому ребёнку, уронившему в канаву свою любимую игрушку. Всё оставалось прежним и незыблемым и только, казалось, что циферблат старинных часов со стены издевательски скалился ему прямо в глаза, потешаясь и наслаждаясь страстью изощрённого садиста над его несчастной ролью. Он отворачивался от него и старался смотреть в другую сторону, но чувствовал его беззвучный смех застывших в безвременье стрелок и безжалостный взгляд причудливых мёртвых цифр.
Страх перед сном преследовал его, но и страх перед реальностью также не давал ему покоя. Единственное, что у него осталось - это короткие секунды между вратами реальностей, когда лежа с прикрытыми глазами, он ещё не впадал в одну из них, оборачивающуюся в точную копию следующей. Но самым ужасным было то, что при неизменности обзора, время медленно ускорялось. Разворачиваясь ранее неторопливо, как длинная лента дороги между мирами, вскоре оно стало всё быстрее закручиваться в клубок и, наконец, просто завертелось у него перед глазами. Отныне каждая минута переживалась Синтом как целый день, а прожитый час воспринимался целой жизнью.
Он отчаянно хватался за свои последние секунды передышки и бегства от себя, но, порхая по краю реальностей и пытаясь вырваться из железной хватки переходов от одной к другой, его крылья свободы тут же сгорали, как его никчёмные жизни позади в этой невидимой клетке, и Синт чувствовал себя глубоким стариком, страстно желающим лишь одного - смерти. Но новая жизнь опять возвращалась к нему, словно черный вестник существования, принося неизбежную,нестерпимую пытку сном и пробуждением.
Кто он такой? Что он знал о себе? Все казалось теперь таким далеким и совершенно нелепым, словно и вовсе никогда не имело место и, должно быть, тоже приснилось ему. Он помнил себя ещё подростком, с книгами Эйнштейна и Теслы в руках, мечтающим стать самым известным учёным-физиком на Земле, окружённым обожанием и восторгом, как следствием его блестящих достижений и престижных премий. Посреди его одержимости наукой, которая впоследствии привела его в университеты Кембриджа, Москвы и Гейдельберга, он не мог противостоять лишь одному влечению. Она была его первой о последней любовью, Элерия Кон, внучка русского эмигранта и дочь писателя фэнтези - циклов Сержа Кон, назвавшего прелестную кричащую малютку именем одной из своих героинь.
Их семьи жили в одном квартале и вскоре сдружились, поскольку их матери работали в одном офисе. Через некоторое время Марк Крайт, по прозвищу Синт, почувствовал, что готов часами смотреть на то, как меняется лицо юной Элерии, вдумчиво водящей кистью по новому холсту. Она даже не знала о том, что сама была красивее всех виденных им картин и лиц. Её словно воздушные вьющиеся каштановые волосы рассыпались по её изящным плечам, и нежные руки, беспечно охватывающие мольберт – все это вызывало в его груди сладкую истому и прохладную дрожь, холодными пальцами сжимающими его сердце. Он влюбился в нее без памяти, и даже были такие дни, когда ему казалось, что ради нее он был готов бросить все свои увлечения и начинания. Но неумолимая действительность с ехидной улыбкой на устах разбивала все его мечтания о ней. Элерия почти не замечала своего самого верного поклонника и влюбленного, в очередной раз, окунаясь с головой в отношения со следующим самодовольным напыщенным болваном с внешностью киноактера, и однажды ему надоело вытаскивать ее из очередной передряги, имя которой несчастная любовь. Кому это могло не надоесть? Он часами выслушивал исповеди о неблагодарности ее смазливых ошибок на двух ногах, и его сердце при этом пожирал нещадный огонь ревности и возмущения, ни искр, ни пламени, ни даже дыма которых она не видела или просто не замечала.
Приходя в свою квартиру и открывая дрожащими руками упрямый замок двери, он закрывал ее спиной и съезжал на пол. Эти наивные рассказы молодой художницы просто убивали его, и он мог так часами сидеть на полу, прислонившись спиной к заслоняющей его от всего этого несправедливого мира двери, глядя в никуда или периодически закрывая глаза. Все его желания и стремления превращались в зыбучий песок, и он чувствовал себя лежащим посреди пустыни с невыносимой и одновременно неутолимой жаждой в груди.
Все решил один из летних дней, когда она вновь позвонила ему по телефону, и через несколько часов он вышел из ее квартиры разбитый и опустошенный, как и всегда. Его самым сильным желанием было вернуться домой и, приняв ванну, смыть с себя грязь нелепых мечтаний с разбитыми крыльями, а заодно и свою жизнь, вскрыв себе напоследок вены. Но в двери его квартиры торчало письмо, которое он тут же вскрыл и почти механически прочитал вслух, чтобы опять перечесть его еще несколько раз , прежде чем до него окончательно дошел смысл послания.
В нем было сказано, что кафедра и лаборатория физики Кембриджского университета достойно оценили ряд исследовательских работ и изобретений уважаемого мистера Марка Крайта и по этой причине, надеясь на плодотворное сотрудничество, предлагают молодому дарованию работу в указанной лаборатории с зачислением на второй курс учебного заведения. Это был знак свыше и одновременно шанс сбежать подальше от незадачливой любви, которая и без того не оборачиваясь ничем, кроме периодических приступов боли и страданий, собирающихся словно воронье на поле брани ,в плотоядном ожидании его очередного фиаско. В ту же ночь, не предупредив никого, Марк отчалил на самолёте в город будущих надежд, и только через пару дней сообщил матери по почте о своем новом местонахождении.
Три года пребывания в святая святых мировой науки несколько разочаровали его и развеяли самые благие ожидания. Чопорность англичан не придавала им тем самым ума и не давала возможностей для выхода на новые широкие просторы для интеллектуального роста и действительных прорывов в неизведанное. Профессура и соученики были вежливы и признавали его заслуги, что не мешало им оставаться столь же высокомерными, сколько и совершенно чужими. Поэтому когда ему неожиданно предложили стажировку в Москве, осуществляя тем самым своеобразный обмен научными кадрами родины Вильсона с отчизной Гинзбурга, он, не задумываясь, согласился. С самого детства он достаточно много необычного слышал о загадочной стране России, большую часть своего времени пребывающую в снегах, и когда Серж Кон голосом волшебника из мира воображения рассказывал очередную таинственную сказку, теребя свою чёрную и аккуратно подстриженную, как у киношного корсара, бороду, Марку, лежащему в кровати, находящейся всего в каких-то пяти шагах от прелестной дочери рассказчика, представлялось, что она в плену у Снежной королевы, а он скачет по заснеженным полям и лесам этой необъятной страны легенд, чтобы спасти её и тогда она его поцелует, словно прекрасного юного принца. Но мечты оставались мечтами.
Москва оказалась обычным, почти типичным европейским мегаполисом. Но и здесь он также чувствовал себя чужим, несмотря на то, что уже через три месяца освоился в новой среде российских физиков, которые чаще всего представляли собой либо мечтателей, либо прагматиков, ищущих вечного заработка в погоне за длинным рублем или, если повезет, долларом. Через пару месяцев последние перестали докучать ему дружбой, осознав видимо бесперспективность знакомства с заезжим иностранцем, зато среди первых он нашёл так называемую свою среду, впрочем, нередко принимающую черты фанатизма и мизантропии.
Через полгода он познакомился с Кристиной Сергеевой, студенткой филологического факультета МГУ, буквально помешанной на чтении американской литературы ужасов, и в ее комнате вечно на полках пылились зловеще оформленные книги Лавкрафта, Кинга, Кунца и Баркера. Вместе они проводили свободное время, и он почти позабыл об Элерии, раздумывая о том: не остаться ли ему в России насовсем? Но этим планам не суждено было сбыться.
В конце срока его пребывания в надменной столице, неласковой к провинциалам, на его имя пришла телеграмма, извещающая подающего надежды учёного о том, что в пятницу вечером Маргарита Крайт, его добрая мать, скоропостижно скончалась от приступа высокого давления, будучи не в состоянии вызвать машину скорой помощи. Марк срочно выехал домой, но успел лишь к похоронам. Там, во время церемонии прощания с дорогим ему человеком он и встретился вновь, с семейством Кон. Его горю, казалось, не было границ и измерений. Могилу засыпали, почти все разошлись, а Марк все стоял, не двигаясь с места, не сдерживая слез, которые катались медленно по его щекам и застилали глаза пеленой безысходности. И тогда он почувствовал, что кто-то обнимает его и ведёт за собой. Он подчинился, покорно двигаясь за поводырём и даже не глядя на него.
На следующее утро он проснулся в её постели и изумлённо смотрел на её покрасневшее от слёз, но от этого не менее прекрасное лицо. Он изучал его совершенные и изящные черты, почувствовав, как в его омертвевшей душе что-то оживает и прорастает вновь, давно забытое и казавшееся не стоящим внимания на протяжении последних лет его жизни. Он не заметил, как она открыла глаза, и очнулся лишь тогда, когда Элери поцеловала его в губы, произнося:
- Я хочу извиниться перед тобой за то, что была так наивна и глупа. Я прошу тебя, не говори сейчас ничего, дай мне высказаться, ведь я ждала этого почти четыре года! Все мои глупые и совершенно бессмысленные любовные увлечения заслонили от меня самое главное в моей жизни: рядом со мной находился человек, который беззаветно любил меня, совершенно ничего не требуя взамен. Он готов был целыми вечерами выслушивать мои жалобы и стенания, чтобы поддержать меня и, несмотря ни на что, быть рядом. Но я не поняла этого, и моя слепота стоила ему разбитого сердца. Поэтому он уехал прочь от меня, и только тогда я поняла: насколько он мне дорог и необходим. Через полгода после его отъезда я вышла замуж, но брак не принес мне ожидаемого. Я не могла забыть о нем. Со временем я поняла, что единственный, с кем бы я могла быть по-настоящему счастлива – это мой беглец. И продолжала думать только о нем. Прошёл почти год, с тех пор как я развелась со своим мужем и теперь ничто и никто больше не помешает мне быть рядом с тобой. Ведь это ты – мой беглец, Марк Крайт! За месяц до трагического ухода тетя Марго выслушала меня, и строго побранив, благословила в конце концов.
А теперь я хочу сказать тебе: я знаю, что ты любил меня, в твоей комнате я видела альбом, полностью набитый лишь моими фотографиями. Твоя мама показала его мне после моей неистовой исповеди. Ты любил меня с тех пор как узнал. И теперь я готова ждать тебя всю жизнь. Столько, сколько потребуется от меня. Сейчас ты находишься здесь, рядом со мной, в моем доме и моей постели. И ты волен встать и уйти, не возвращаясь обратно никогда. Но знай, что я буду любить тебя всю жизнь и ждать твоего возвращения каждый день. Помни всегда об этом, Синт. Помнишь, когда в школе весь класс стал хором обзывать меня Синтией, по имени злосчастной героини старого фильма ужасов «Синтия, кукла Дьявола»? Ты тогда встал передо мной, защищая от нападок и закричал, что есть мочи: «Если она для вас Синтия, то я для вас буду самим демоном во плоти, имя которому Синт! И каждый, кто из вас подойдёт хоть на шаг ближе к ней, будет иметь дело со мной!» И оторвал при этом две ножки от стула, совершенно не глядя на то, что кровь текла по твоим рукам. Помнишь?
Марк молча кивнул. Что он мог еще сказать или сделать? Он всегда был ее Синтом, только ее Синтом. Он только что потерял самого родного для себя человека, безвозмездно и со словами нежности подарившего ему когда-то жизнь, но судьба, видимо, все-таки, наконец-то, сжалилась над ним, неожиданно вернув ему прежнюю любовь. Отписав свои извинения Кристине, он остался на некоторое время дома, но ночью стал просыпаться от кошмарных снов. Чувство вины по поводу оставленной в одиночестве матери не давало ему покоя и все чаще, он думал о том, что недостоин быть счастливым. Но теперь уже Элери успокаивала его и вскоре по ее настоянию они покинули родной город, обосновавшись под Гейдельбергом, в известный университет которого его пригласили работать.
Однако там сразу все не заладилось. Марк так и не нашел с коллегами общего языка, финансы были почти на нуле и Крайт все чаще пропадал в лаборатории, которую оборудовал в подвале купленного им в кредит дома. По выходным, в летнее время Элери рисовала дивные пейзажи, развернувшиеся перед ними вдалеке, а он лежал в густой зеленой траве, любуясь ею и своей новой жизнью. Но однажды терпение Элери Кон лопнуло. В тот промозглый осенний вечер она, удрученно следя за поглощением скудного ужина, неожиданно обратилась к нему и произнесла: - Марк, скажи мне: сколько это еще будет продолжаться?

- Что именно, моя дорогая? – недоуменно спросил он, внезапно выпадая из блаженного плена удовлетворения от того, что он видел.
- Я думала, что выхожу замуж за перспективного ученого, а не за какого-то нищего, - грубо ответила она и ее глаза, словно загорелись огнем гнева: - Мы живем здесь с тобой более шести лет, и мне давно уже приходится довольствоваться самым малым. И это я еще способна терпеть. Но теперь ты почти полностью ушел в работу, которая, в результате, не приносит никакого дохода. По полдня каждые сутки ты торчишь в своем проклятом подвале, совершенно не подавая никаких признаков жизни. Что вообще стало с твоей жизнью, Марк? Жена профессора Гелдара вчера при встрече сказала мне, что только героические усилия ее мужа не дают администрации учебного заведения уволить тебя. Ты почти не посещаешь свои занятия. Вместо них ты вновь запираешься в своем подвале, занимаясь какими-то никчемными опытами и…
- Не говори так, - закричал он в ответ, и она вздрогнула от испуга: - Это исследование чрезвычайной важности и первостепенного значения для развития науки.
- Я эти сказки, напоминающие романы моего отца, слышу изо дня в день, Марк – перебила она его, нетерпеливо взмахивая руками: - Порталы, коридоры, временные континуумы! Тебе самому - то не надоело? Неужели ты не можешь все это бросить ради меня?
- Нет, - твердо и настойчиво проговорил он, чувствуя, как вырастает невидимая стена отчуждения и непонимания между ними.
Она изумленно молчала, лихорадочно осматривая его лицо, но Крайт оставался невозмутим и непреклонен. Наконец она тяжело вздохнула и медленно сказала:
- Хорошо, Марк. Я так больше не могу. Я должна разобраться во всем. И в первую очередь в том, нужна ли мне вообще такая жизнь рядом с тобой.
С этими словами Элерия вышла из гостиной, а он стоял в оцепенении целых полчаса, словно пораженный шаровой молнией, которая одним мигом выжгла его сердце и прошла хирургическим приемом сквозь его тело, оставляя в нем большую дыру.
Вскоре он услышал ее голос у входной двери:
- Я неделю поживу у подруги. Она пригласила меня к себе в гости. И я надеюсь, ты одумаешься.
Сильный хлопок закрывавшейся двери заставил его очнуться, и через минуту он уже был у двери, провожая взглядом обреченно удаляющееся красное такси.
В ту ночь он так и заснул в своей лаборатории за столом. Следующие два дня ему совсем не хотелось есть. Погруженный целиком и полностью в свою работу, Марк пытался отвлечься, но мысли снова и снова неизбежно возвращались к тому нервному разговору с женой. Трудно понять этих женщин. Что же это за детство такое: ставить ультиматумы из разряда либо я, либо смысл твоей жизни? И как вообще дальше-то жить без этого смысла? Стать роботом или бессловесной, безропотной тенью, оставшейся от человека? Непонятно.
И на третий день случилось чудо. Ему приснился странный, почти осязаемый сон, в котором все его исчисления сошлись, и выведенная им формула оказалась простой как дважды два. От этого открытия его будто током ударило, наполнив глаза слезами спасительной благодарности. В течение следующих двух дней он в спешке собирал свое новое изобретение, воплотившее в себе тяжелые годы его упорных исследований и бессонных часов.
Тримулятор модель - Х вскоре был готов и легко помещался в его ладони. Он не верил своим глазам и все норовил ущипнуть себя за подбородок, думая, что спит. Но, когда портал в параллельный мир разверзся перед его взором в стене его подвала, он бесстрашно и ни малейшей секунды не раздумывая, вошел в него и был брошен в неведомый мир, в котором было почти все – дома, улицы, заборы, столбы и деревья, охваченные вездесущим желтым покрывалом засыпающей осени, только не было людей.
Вернувшись обратно, он долго не мог отойти от потрясения и впечатлений, записывая каждую увиденную им деталь в свой рабочий дневник, в огромную книгу для жалоб и предложений, которую на спор в шутку приобрел на рынке в Москве, и в своем ноутбуке, чтобы заранее подготовить будущую грандиозную презентацию.
Позднее, устроившись поудобнее в своем кресле – качалке и укрывшись старинным клетчатым пледом бабушки, Марк удовлетворенно представил, как вытянутся лица у всех этих надутых как индюки членов ученого совета, когда его представят к Нобелевской премии. Несколько коллег – завистников просто лопнут от зависти и негодования. Но такова жизнь и нечего на зеркало пенять. Великие открытия вовсе не совершаются на пропитанных нафталином собраниях важных как павлины особ или на опротивевших заседаниях кафедр, разрешающих извечные вопросы важности, не стоящей и выеденного яйца.
Со временем и Элерия изменит свое мнение о его работе. Отныне больше не придется ему унижаться за жалкие денежные подачки и обучать бестолковых детей богатых родителей. Перед ним с этого дня распахнутся все двери привилегированного научного мира, и он будет сам волен выбирать свою судьбу, и создавать ее по задуманному им самим плану.
Но…при этом Марка Крайта неотступно преследовала и мучила одна неприятная и назойливая мысль. Что, если все произошедшее с ним, это путешествие в параллельный мир – всего лишь необъяснимая случайность, которая никогда больше не повторится? Один единственный опыт обычно чаще всего именно таким образом и расценивается в науке. Что, если ученые мужи, обнаружив невозможность открытия портала, просто поднимут на смех его теории и изобретение, а следом и его самого, прилепив к нему намертво ярлык шарлатана и мистификатора от науки?
Не говоря ни слова, он вновь активировал прибор, направив его на другую стену подвала. Портал также раскрылся, но это еще ничего не доказывало. Пожав плечами, Крайт вошел в тоннель между мирами и в итоге после непродолжительного свободного падения очутился в обширном лесу, выползая из огромного дупла могучего столетнего дуба. Он два часа блуждал по этому нескончаемом лесу, помечая свой путь исследователя, жаждущего твердых доказательств в пику беспокойным раздумьям, синим маркером на деревьях для того, чтобы не затеряться и потом найти дорогу назад.
По возвращению визионер даже закурил, раскачиваясь в кресле, чего не делал уже очень давно, забросив эту вредную привычку студенческих лет. И все равно размышления не давали ему покоя. Где же он это читал или слышал? Один опыт является всего лишь случайностью, его повторение – совпадением, и только третий опыт определяет закономерность. Точно, так и есть. Медлить нельзя. Нужно повторить перемещение по порталу еще раз.
Крайт вылез прямо из стены дома, архитектурное строение которого противоречило всем известным ему законам гармонии и логики. От пристального осматривания здания и других близлежащих строений у него внезапно закружилась голова, и тошнота подступила к горлу, начиная охватывать его своими нетерпеливыми волнами. Марк совладал с собой, и побрёл было по причудливой улице посреди ночи, как вдруг буквально через несколько секунд ощутил на себе недобрый взгляд пристальных глаз, следящих за ним из темноты. Вдалеке он обнаружил быстро приближающиеся фигуры, напоминающие полулюдей –полуживотных, устрашающий вид которых заставил учёного вскрикнуть и по инерции он вновь активизировал портал, в который попытался скрыться. Однако сильный удар в плечо отбросил его от возникшего проёма в стене, и он в отчаянии ударил нападавшего пультом по голове, от чего последний упал в подобие люка, находящегося в двух шагах от старинного дома. Нападавший осел и затих недалеко от него. Он напоминал помесь человека, змеи и ящера в совершенно невероятных пропорциях занявших его тело. Пока Марк оглядывал незнакомца, с трудом приходя в себя от случившегося, двое подобных лежащему уже приблизились к люку, а портал к тому времени бесследно исчез. Охваченный ужасом, исследователь бросился бежать по улицам города, чувствуя себя добычей в разгар кровожадной охоты. Остановившись в конце улицы, Марк перехватил дыхание и повернулся направо, пытаясь определить направление своего дальнейшего бегства, чтобы запутать преследователей и впоследствии вернуться на место своего прибытия, когда вдруг сзади него раздался тихий треск под ногами и на его затылок обрушился страшной силы удар, отбросивший его в объятья полного забытья и бездумья.
И теперь, лелея эти жалкие несколько секунд перед тем, как провалиться в реальность, лишенную разнообразия, в сон во сне, в котором ему снится, что он все еще живет, ему остается только одно – вспомнить. Но именно этого здесь делать нельзя. Нельзя… говорил он себе… нельзя… но почему…? почему…? почему…? почему…? Он знал… но не хотел об этом помнить… он лишь хотел об этом забыть… навеки… навсегда…

Часть II. Я всегда буду твоим Синтом…

Внезапно в его сознание ворвался свет, словно полоснув раскаленным электрическим кнутом по всем сегментам его воспаленного от невыносимой пытки мозга. Теперь он не хотел бы открывать глаза ни за что на свете! Уж лучше серые стены и циферблат его камеры пыток, чем то, что он увидит и услышит сейчас.
Он моментально вспомнил все, о чем так хотел забыть. Ошарашенный и щурясь от яркого света в лицо, он стоял почти на коленях, а перед ним в десяти шагах, на причудливом троне, своей формой прославляющем на веке вечные чудеса дисгармонии и ассиметрии, сидела она. Её звали Баал, великая жрица Баал. Лучше бы он никогда ни знал этого имени, как и всего остального, что открылось ему в этом мире узаконенного кошмара.
Она представляла собой что-то среднее между человеческим и змеиным телом, с изящными руками и лицом знойной красавицы средних лет, но ноги ей заменял могучий змеиный хвост в диаметре метра полтора, а со спины висели огромные крылья, наподобие тех, которые Марк видел у воображаемых драконов на картинках Валеджо. Глядя на неё, но не в упор, поскольку такое поведение жестоко каралось, он с горечью подумал о том, как часто сегодня в мире самая изысканная красота граничит с уродством. Лишь один шаг и почти невозможно отделить одно от другого.
Она поймала его отстраненный взгляд и улыбнулась ему почти сладкой улыбкой женщины, не отягощённой тяжелым поведением, и его чуть не передёрнуло и не бросило в дрожь от одной лишь этой мысли.
- Ну, так что, чужеземец? - громогласно заявила она, впиваясь в него взглядом своих красных глаз, глядящих, казалось, в саму его душу:
- Сейчас твой кошмарный бред завершен. Ещё миг - и ты бы полностью себя потерял, блуждая в этой пыточной сфере и окончательно погружаясь во мглу, спутав реальности - действительность и сон. Но у тебя вновь появился шанс освободиться от своих мучений и страданий. Разве не этого ты хочешь? Что же ты молчишь? Говори!
Она вновь слащаво ему улыбнулась, кивком призывая не молчать. Крайт изобразил удивление и недоумение на лице, несмело прокашлялся, и вполголоса заговорил в ответ:
- Ты же знаешь, великая жрица, каково моё единственное желание! Каждый день, каждый час, каждую минуту я только и мечтаю о том, как вырваться из этих тесных объятий снов и пробуждений. Но я чувствую, что все эти иллюзии срослись с моим сознанием и крепче снов сковали его. Иногда мне кажется, что я просто обречен на такие муки вечно!
С этими словами ученый опустил голову и, не говоря более ни слова, уставился в пол так, словно увидел на его массивных, каменных плитах поразившее его воображение чудо света.
- Ну-ну!- ободряюще произнесла Баал, удобнее устраиваясь на своём странном изыске удобства и, притворно, словно впечатленная его словами покачивая в их такт головой:
- Однако ты и сам знаешь, что все твои мучения и испытания - просто ничто, жалкая пыль перед одним - единственным фактом твоего признания.
При этих словах она слегка подалась вперед и почти прошептала:
- Может, хватит уже разыгрывать этот безумный спектакль, последствия которого для тебя будут ужасны, визионер? Скажи же мне, прямо здесь и сейчас, Марк, где твой тайный портал, где путь в твой мир и как нам можно проникнуть туда? Помоги нам. Тебе всего лишь надо во всём признаться. Это нетрудно. И такое решение сохранит твои честь и достоинства. Ты ведь и так держался как мог и…
-Извини великая Баал! Но я на самом деле не знаю пути обратно. Один из стражников Магайи с такой силой ударил меня по голове, что я обо всем забыл. Я и сам бы так сильно хотел вернуться домой! Последнее время мне только и вспоминается шум морского прибоя и при одной лишь мысли о нем моя кровь закипает, и сердце наполняется песней радости и боли. Радости от памяти о родных местах, и боли от того, что меня там нет!И возможно не будет уже никогда!
Пленник мотнул головой в сторону, не желая, чтобы жрица увидела, как всего на один миг его глаза наполнились слезами. Баал смотрела на него в упор и молчала, с нетерпением теребя невероятно длинными пальцами подлокотник своего царственного кресла. И Марк снова заговорил, хотя язык его, казалось, заплетался от слов, которых никогда и никому не говорил прежде:
- Теперь я понимаю, что я жил в раю! Да, это был рай! Он окружал меня, а я тонул в мелочных обидах и нелепых невзгодах, напоминавших бурю в стакане. Мой мир - это рай расцветающих садов, и я вспоминаю все чаще, как в одном из них когда-то, держа мою непутевую голову на своих коленях, мне напевала песню нежности и чувств, моя первая и последняя любовь… Я был счастлив, и не понимал этого! Я …
Жрица молниеносно выбросила правую руку вперед и рассказчика тут же пронзила почти нечеловеческая боль, от которой он свалился на пол, скорчившись в судорогах. В её голосе зазвучал гнев, кипящим металлом взрывая его словно на оголенные нервы намотанные мозг и слух:
- Ты лжешь, Марк Крайт ! Ведь именно так тебя на самом деле зовут, чужеземец?! Не отпирайся и не ври мне! Неужели ты думаешь, что можешь спокойно и дальше ломать всю эту никудышную комедию про потерю памяти! И это все ты рассказываешь мне, искусительнице Баал, чья прилежность в работе и профессиональные навыки развязывали язык ни одному существу?! Поэтому не трать моего времени, визионер! Или ты хочешь пострадать за всех?!
Она видела его насквозь во всех смыслах, подумал он, и тяжело вздохнул, понимая, что никакие уловки ему отныне уже не помогут. Жрица буквально выжигала взглядом его усталые глаза, которые он безрезультатно пытался отвести или закрыть, чувствуя себя жертвенным кроликом, готовым сию же минуту запрыгнуть в пасть кровожадному удаву.
- Зачем ты отпираешься, Марк Крайт?! Ведь ты не герой, да и не должен им быть! Это дело воинов, настоящих солдат! Магайя - только часть великой и могущественной империи Трактоллов, которой уже покорились сотни планет и миров. Эти прежде гордые и независимые межпланетные цивилизации отныне лежат в руках и прислуживают нам, стоя в очереди и борясь друг с другом ни на жизнь, а на смерть только ради толики нашей благосклонности и внимания, брошенного на них тусклой тенью невзначай. Но твое положение – сама привилегированность! Ты только подумай, Марк Крайт, что ты приобретешь, за какую-то несусветную малость! Что было у тебя в том мире? Разве у тебя там было богатство, признание умнейших и сильнейших мира того? Разве ты сам не говорил мне, что не признанность и бедность тут же наступали тебе на ноги, когда ты лишь собирался за что-то взяться? А здесь у тебя будет всё! Всё, визионер! Император КииралV Трактолл с легкостью может сделать тебя наместником твоего бестолкового мира, и сильные мира твоего будут валяться в пыли у твоих ног, лебезя и угождая тебе во всем, и признание, уважение ученых кругов посыпятся на тебя отовсюду, как из рога изобилия!
Визионер к тому времени молча стоял и слушал её тираду, ловя себя на том, что половина его круга бывших знакомых продали бы свой мир с потрохами и за десятую долю того, что посулила ему Баал. А жрица продолжала свою тираду, увлекаясь самим потоком, который подхватил её и понес, казалось независимо от её собственных целей и желаний.
- И все это ты опять желаешь променять на продолжение пытки, невыносимость которой не знает границ? Безумец,неужели ты не понимаешь,что её продолжение не просто сведет тебя с ума! И что может быть страшнее для ученого, нежели потеря его главного инструмента жизни – разума?! Когда ты освободишься в следующий раз из её плена, ты сам нам все скажешь, потому что твое сознание просто не в силах будет сдерживать эту информацию в тайне, как рухнувшая плотина не в состоянии сдерживать стремительный поток полноводной реки на её пути! Но какою ценой все это будет, визионер? Или ты мечтаешь стать сумасшедшим?!
В одно мгновение она взлетела со своего трона тюремщицы и зависла в воздухе, медленно приближаясь к нему. Прикасаясь губами к его уху, она еле слышно прошептала, даже, не обращая внимание, на то, как волна бессилия передернула все его тело:
- Однажды я видела твой мир, чужеземец. Я видела его во сне, глазами полубезумного писателя, который также спал, как и я. Мне пришлось явиться ему в своем нынешнем облике и на несколько минут

он погрузился в мой мир, а я - в его. Он истошно кричал при этом, и потом что-то вырвало меня из сновидения. Но его обезумевшие от страха глаза мне до сих пор трудно забыть. Позднее и другие жители Магайи признавались мне, что входили в контакт с этим человеком, которого звали Лаукрауту. Ты ведь ничего не знаешь об этом, Марк Крайт.
Услышав признание жрицы, ученый почувствовал, что его всего бросило в пот. Он тут же вспомнил ту странную подборку книг, которая занимала полку его московской знакомой Кристины. С трудом сглотнув образовавшийся в раскаленном от пережитого в горле колючий ком, Марк, медленно и едва подбирая слова, произнес:
- Да, я – визионер! Я - путешественник, преодолевший границы других параллельных миров. И моя жизнь теперь в твоих руках, жрица. Я и сам понимаю, что висит она на тонкой нитке. Стоит тебе её только слегка тронуть своими изящными пальцами и мне конец! Неужели ты думаешь, что я не хочу вернуться домой?! Сбежать от этих невыносимых испытаний, в которых я почти уже потерял самого себя?! Но я ничего не помню, совершенно не помню пути назад. И ничем не смогу тебе помочь, Баал…
Ударом своих крыльев она отшвырнула его на пол, и он почувствовал, как в теле его вновь пробудилась боль, широко раскрыв свой огромный, кричащий в безумии и страхе рот.
- Ты и в самом деле сошел с ума, путешествуя по мирам! Наш доблестный космический флот всегда наготове. Он сложил уже к ногам императоров Трактоллов десятки галактик. И что перед лицом этих великих покорений и завоеваний значит твой мир? Одна жалкая планета - всего лишь пыль на сапогах солдата и ничто более. Но теперь я вижу, ты сам этого хочешь. Тебе так понравилась пытка, Марк Крайт, что я удовлетворю твои поистине сокровенные желания.
Она небрежно и, почти с равнодушным презрением на устах, щелкнула пальцами, и огненная сфера посреди огромного зала снова открыла свои объятья, как это случилось и в прошлый раз. Смеясь ему, оторопевшему от ужаса, прямо в лицо она добавила, с искрами наслаждения от мести в глазах:
- Тебе, казалось, что ты прожил в комнате Циферблата Судеб целые жизни?! Но ты ошибся. Ты не заставил меня долго ждать. Ведь для меня ожидание длилось всего лишь час. Это для тебя час пытки растянулся в целые потоки чередующихся жизней и смертей. Теперь же, если ты так искренне этого желаешь, можешь провести в своем комфортном приюте весь день. И когда, окончательно потеряв рассудок, ты все расскажешь нам сам, мы бросим твоих сограждан и родную планету под ноги императору Кииралу, оповестив всех и каждого из них, что именно ты предал их. После свершившегося ты можешь не просто сойти с ума, но и умереть здесь, в безвременье, безвестной смертью, проклинаемый теми, кого сейчас ты тщетно пытаешься сберечь, и о жертве твоей никто никогда не узнает. Да и мало кто её разделит в вашем изнеженном мире, которым, как я поняла, нередко правят глупцы, а умные пребывают в безвестности. Получи то, что хочешь! И убирайтесь отсюда прочь в свою обитель, которая теперь уже действительно сведет тебя с ума!
Стоя перед жрицей на коленях, Крайт краем глаза увидел заостренный осколок камня в нескольких сантиметрах от себя и недолго думая, распростерся перед мучительницей ниц. Озадаченно теперь уже она смотрела на его действия, и в её глазах отражалось только одно холодное недоумение. Он поднялся на ноги, и еле держась на них, с трудом дошел до сферы, незаметно сжимая осколок в правой ладони. Наконец он обернулся к ней и сказал:
- Меня зовут Синт, - и улыбаясь неизвестно чему, словно обращаясь невидящими глазами в пустоту, добавил: - Я всегда буду теперь твоим Синтом.
И прыгнул в огненную сферу, закрыв и крепко зажмурив глаза, но улыбка продолжала играть на его губах, потому что он, отбросив теперь всякий страх, готовясь заглянуть в глаза смерти, представлял, как в прекрасном тихом саду лежит на коленях Элерии, которая с любовью гладит его по голове, направив свой мечтательный взгляд за горизонт, одним лишь взором преодолевая самые далекие просторы его свободной земли, его рая.

29.09.2011


Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru