Маркус Ли Треми - Лучшие хиты - Маркус Ли Треми
Скачано с сайта prochtu.ru
“Greatest hits”.
«Везувий» - это бар. Я – часто бывал в «Везувие», не потому, что был алкоголиком, или вроде того, нет. Просто только там, подле барной стойки, в прокуренном шумном зале я чувствовал себя в одиночестве. Посетителей в «Везувие» всегда было более, чем достаточно, но все они для меня не существовали, они – были лишь фоном, атмосферой моего одиночества. Сидя наедине с самим с собой в своей квартирке, либо гуляя в ночном пустом парке я не был один. Мне всегда казалось, что кто-то, или что-то следит за мной. Не человек, и уж тем более не боги, нет. Я не страдал манией преследования или шизофренией. Скорей всего, ко мне привязалась какая-то мысль, притаившаяся в темных глубинах моего сознания. Неуловимая, едва ощущаемая нейронами мозга мысль – не давала мне покоя. Она была со мной везде: на вокзалах, в кафе, в уборной. Она преследовала меня во снах, и постоянно напоминала о себе. Я не мог ее осознать, не понимал ее, а она, мысль – похоже, знала обо мне все. После сотни неудачных попыток поймать ее за хвост – я бросил бесполезные самокопания и просто спрятался от нее за старыми стенами «Везувия», которые, по непонятной мне причине, пугали преследовавшую меня злодейку. Она никогда не проходила за мной сквозь старую, размокшую от тысяч дождевых капель дверь, когда-то, возможно – красивую, с блестящей, отполированной сотнями ладоней ручкой. Моя преследовательница никогда не составляла мне компанию за протертой стойкой, где я имел обыкновение пить пиво, или виски. Она боялась, да, я думаю, она – боялась старых стен «Везувия», боялась этого места, как нечисть из сказок боится святой земли. Эта мысль всегда оставалась снаружи, но ждала меня, ждала, как верный пес ждет своего хозяина. И я знал, что когда я выйду на улицу, она вновь будет следовать за мной по пятам до тех пор, пока я не осознаю ее. Но осознать эту мысль для меня не представлялось возможным и я проводил ночи под защитой стен этого странного места, где люди для меня были тенями, декорациями, а звуки и запахи – атмосферой спокойного, блаженного одиночества.
Не скажу, что многочасовое времяпрепровождение в компании пивных кружек и случайных собеседников доставляло мне удовольствие. Я из тех людей, что вечно всем недовольны. Прибавьте к этому мой скверный нрав, невыносимый характер, клиническую апатию и недоброжелательность. В общем – тот еще тип. Тем не менее, люди ко мне почему-то тянулись. Не знаю, что во мне такого притягательного. Многие из моих собеседников говорили что я - хороший слушатель. Предположу, что этот мой дар хорош в основном потому, что обычно мне все равно кто со мной говорит и о чем. В «Везувий» приходят разные люди: клерки, полицейские, студенты, бизнесмены. По четвергам, где-то после пяти – в баре полно молодой уличной шпаны, по субботам – обычно приходят компании пузатых сорокалетних мужиков, чтобы в кругу друзей, скрывшись от надоевших за будние дни жен, за стенами гостеприимного «Везувия» выпить пива, поиграть в дартс, да почесать языками о соседях, начальстве, любовницах и политике. Нередко бывает, что люди приходят в «Везувий» в одиночестве. Зачастую такие люди пребывают в дурном настроении, либо в депрессии: плохой день, начальник отчитал на работе, или умер домашний хомячок, девушка ушла к другому. Такие люди – много пьют. Кружку за кружкой, рюмку за рюмкой, бутылку – за бутылкой, не прекращая при этом ни на минуту жаловаться на свои проблемы, обрушивая полные пьяной печали речи на уши случайных знакомых. Или знакомого, в роли которого вполне мог бы выступить апатичный, безразличный к окружающему человек, который умеет слушать. Такой, как я.
День ото дня, почти каждый вечер я слушал истории незнакомых мне людей, разных степеней алкогольного опьянения. Иногда мне действительно было в какой-то мере – интересно, но чаще всего мои «собеседники» - раздражали меня. Не знаю почему, но за все это время – я ни разу не отказался от очередной порции безвкусных, похожих на клейкую овсяную кашу слов. Я даже не пытался отвязаться от навязчивых рассказчиков, никогда не был с ними груб, просто слушал, изредка кивал, еще реже – задавал вопросы или говорил сам. Это может показаться странным, или забавным, но в такие минуты я – ощущал свое одиночество особенно остро. Люди говорили, а я – будто бы переносился в темную комнату без окон, в которой кроме меня и холодных стен не было ничего и никого. Только звуки и тени, убаюкивающие мое сознание, да наполовину пустой стакан скотча.
Человека, пришедшего в «Везувий» в тот вечер, нельзя было назвать обычным посетителем. Он явился довольно поздно, в тот час, когда большинство завсегдатаев уже разбрелись по домам, изрядно залившись очередной порцией разнообразной «огненной воды», а бармен налил мне последнюю кружку темного, намереваясь вскоре отправить спать и меня. Открылась дверь, и в пустой бар вошел посетитель, однако у бармена не повернулся язык отправить его восвояси. Дело в том, что ночной посетитель был фигурой весьма известной, популярной в массовой культуре. Рок-звездой. Он подошел к стойке, и заказал бутылку текилы. Я попытался сделать вид, что мне совершенно неинтересно его присутствие, однако постоянно бросал взгляды на столь известного музыканта. Не скажу, что он был моим кумиром или что-то в этом духе, но некоторые из его композиций мне очень нравились, и я уважал его и его коллектив. Спустя каких-нибудь полчаса посетитель набрался достаточно, чтобы обратить, как всегда бывало в подобных случаях, свой замутненный взгляд к тому концу стойки, где я допивал свое пиво, и начать рассказывать то, что тяготило его талантливую голову. Оказалось, что в Нью-Йорке он – проездом, и собирается вот-вот улететь на западное побережье, и времени на то, чтобы выпить «стаканчик» у него совсем немного. Тем не менее, он успел рассказать многое, даже очень многое…
***
Я всегда горел этим. С тех самых пор, когда в начальной школе мне подарили кассету «Нирваны». Лучшие хиты, или что-то в этом роде. На обложке – Кобэйн, внутри – семьдесят минут этой самой нирваны, только без кавычек. Жили мы бедно, у нас не было даже телика. Я слушал эту запись на старом китайском магнитофоне, на котором плохо закрывалась крышка, он часто жевал пленку… Да звук у него был, прямо скажем, так себе. С тех пор я заболел этим. Представь себе девятилетнего ребенка, сверстники которого играют во дворе в салочки, катаются на велосипедах, и занимаются… черт его знает, чем там занимаются девятилетние дети. Я был не таким. Мать в те годы много работала, чтобы прокормить семью. Отец ушел из семьи, когда мне было три. Я много времени проводил у бабушки. После занятий я бежал к ней, обедал, делал домашние задания, а затем – слушал свою любимую кассету, затирая ее до дыр. Кровь просто кипела! Но со временем – меня вставляло все меньше и меньше, я хотел найти еще что-нибудь в этом роде, попробовать что-то новое, получить еще большую дозу этого наркотика. На день рождения мне подарили CD-плеер. По тем временам – штука ОЧЕНЬ дорогая, на деньги, потраченные на покупку этой игрушки, целая семья могла бы прожить месяц-другой. Я был на седьмом небе, в комплекте к плееру шел диск «Металлики» - «Черный альбом», который тогда только вышел. Первое впечатление от прослушивания этого описать невозможно. Когда тебе десять лет – все кажется более ярким. «Черный альбом» принес мне прежнее удовольствие, помноженное стократ. Я слушал и слушал и слушал и слушал. Каждый день, в школе, за обедом, на улице, дома на диване, в магазине. Везде. Это был чистый экстаз. Наверное, тогда и пришло четкое осознание того, что я хочу играть музыку. Я хочу играть на гитаре, взрывать толпу, кричать со сцены что-то вроде «Хэй! Взорвем этот мир!». Эта мечта застряла в моем детском мозгу очень прочно, настолько прочно, что я попросил мать отправить меня в музыкальную школу, по классу гитары. Благо стоила музыкальная школа – копейки, мать легко согласилась, собственно, проблем с учебой у меня в те годы не было, я учился хорошо, так что она решила, что уроки музыки пойдут на пользу.
Стоит ли говорить, с каким волнением я пошел на свой первый урок. Учительница, женщина, дала мне в руки акустическую гитару, причем, изрядно потрепанную, с грязными колками и старыми струнами, этакая гитара-проститутка, но мне было все равно, ведь я учился играть на гитаре, представлял себя на месте Курта Кобэйна. Мне нравилось заниматься, я уже знал ноты, гаммы, несколько несложных классических произведений, посещал оркестр, и сольфеджио. Так прошло три года. За это время моя коллекция дисков пополнилась сборником лучших хитов группы “Queen” , парой альбомов “Aerosmith”, и сносящим крышу двойным «Use your illusion» группы «Guns n’ roses». Однажды, по пути из школы я заметил на автобусной остановке афишу рок-концерта, на котором выступали местные группы. Я никогда не бывал раньше на подобных тусовках, более того, я даже не думал, что в нашем городке на двести тысяч населения есть свои рок-группы. Почему-то мне казалось, что рок-н-ролл – это удел далекой Калифорнии, и ее Закатного бульвара. Я нашкреб два доллара, и попал в место, где было полно длинноволосых пьяных парней, намалеванных девчонок в чулках в сеточку, где стеной стоял сигаретный дым, такой плотной стеной, что невозможно было издали разглядеть что происходит на сцене. Шум, запахи табака, пота и перегара. И все-таки это место выглядело таким родным, было насквозь пропитано духом чего-то знакомого, знакомым драйвом, рок-н-роллом, который сводит людей с ума. Я увидел парней на сцене, которые играли, конечно, не так круто, как «Металлика» или «Аэросмит», но у них были электрогитары, которые издавали кайфовый перегруженный скрежет. Я понял, что занимаюсь не тем. Я тоже умел играть на гитаре, возможно даже получше этих ребят, однако, умея играть «Полонез» Огинского, я не смог бы сыграть на электрогитаре даже «Лестницу в Небеса», потому что в программу музыкальной школы «Лестница в Небеса» не входила, а подбирать на слух я еще не умел. В общем – моя интеллектуальная пропасть была на лицо. Краем уха я слышал, как люди вокруг говорят странные вещи, что-то о рифах, наверное, корраловых, что-то о каком-то музыканте, который умер от наркотиков, сыпали незнакомыми терминами и вообще, говорили на очень странном языке. Я понял, что не знаю ничего о том, что люблю больше всего на свете. Спросить мне было некого, сверстники не разделяли моей тяги к рок-н-роллу и гитаре, им больше по душе были дискотеки и «прогулки», во время которых они сидели на лавочках, курили, или торчали на скамейках в парке, играя в карты. Учителя – вообще считали все, хоть отдаленно связанное с рок-н-роллом – дьявольскими кознями. Я начал ходить на все концерты, о которых узнавал из афиш. И каждый раз мой мозг, словно губка, впитывал в себя кучу различной информации, сто процентов из которой были обрывки, которые не имели возможности сложиться во что-либо полноценное. Я, конечно, мог бы познакомиться с кем-нибудь из тусовки, если бы не был тогда слишком стеснительным. Но, однажды, мне все же довелось завести знакомого.
В каждой тусовке есть такой парень. Он посещает все мероприятия, хоть как-то, даже отдаленно связанные с деятельностью той тусовки. Он знает там всех. И все знают его. Этакий клоун. Цирковой придурок, которому кажется, что если он не будет знаком со всеми, то совершит тяжкое преступление. «Привет. Я – Руссо, а тебя как зовут? ». О да, Руссо – это просто отвал башки. Вечно пьяный или обдолбанный, вечно грязный, говорливый и назойливый. Всклокоченные жирные волосы, желтые зубы, старая протертая кожаная куртка с дырой на поле, убойный выхлоп перегара вперемешку с запахом давно не чищенных зубов… все это – Руссо. Мне никогда не нравился этот парень, но он стал для меня проводником, этаким своеобразным немытым Хароном, который за банку пива и пачку сигарет перевез меня на ту сторону реки, в мир, в который мне хотелось попасть. Благодаря этому типу я познакомился с разными ребятами из тусовки. В общем – вполне нормальными парнями и девчонками, которые, как и я, увлекались музыкой. Был среди них один чувак, звали его Фред, не знаю уж, было ли это его настоящее имя, или просто кличка, но у Фреда была огромная подшивка всякого рода журналов, и книг, посвященных рок-музыке и гитарной игре: «Classic rock», “Guitar world”, “Rolling Stone”, биографии различных знаковых команд, документальные фильмы о рок-н-ролле на видеокассетах. Для меня было загадкой, где он их брал, но, за небольшие деньги, он давал их почитать. Я бросился в этот омут с головой. Экономя деньги на школьных обедах, я покупал себе диски, один за другим: “Judas Priest”, “Iron Maiden”, “AC/DC”, “Slayer”, “Motley Crue”, “Poison” и прочее, прочее, прочее… Читал запоем журналы Фреда, до тех пор, пока не прочел всю его подшивку, не посмотрел все фильмы, не изучил все нюансы. Стоит ли говорить, что я бросил музыкальную школу, так и не закончив ее, стал гораздо хуже учиться, перестал стричься, общаться с одноклассниками… короче говоря превратился в обычного «странного» молодого человека, каких полно. Диковатый вид, кожаная куртка, «рыбий» взгляд. Но мне было наплевать. Ведь у меня была моя музыка. К шестнадцати годам я созрел до того, чтобы создать собственную музыкальную команду, но не знал, как начать. У меня была старенькая электрогитара, которую я выменял у приятеля на игровую приставку, «примочка», которую я сделал из своего старенького магнитофона, перегружая сигнал настолько, что из слабеньких динамиков доносился этот самый заветный «дисторшн», я заучил множество песен, риффов, мне хотелось попробовать поиграть в команде. И снова моим проводником стал Руссо. За дозу кокса он рассказал музыкантам в тусовке о том, что я подыскиваю себе команду, или хочу создать свою. Однажды на концерте Руссо привел ко мне здоровенного абмала, который, несмотря на угрожающий вид оказался добродушным весельчаком, который играл на бас-гитаре в одной из металлических групп нашего городка, все называли его Ворон, настоящее имя – Алекс. В группе Алекса не хватало гитариста, и он назначил мне прослушивание. Мое первое, и мое последнее в жизни прослушивание. Я пришел к ним на базу, помещение на старой закрытой фабрике, каморка три на шесть метров, с небольшим тамбуром. Прокуренная, пропитая, на полу – следы от пролитого пива, сигаретные окурки. Продавленный диван с грязно-красной обивкой, в углу – пятилитровые бутылки с мочой. В помещении стояла аппаратура – гитарный и басовый усилители, микрофоны на стойках, колонки, ударная установка. На старом диване уселись участники группы Ворона, все ребята постарше меня года на три-четыре, они казались мне уже прожженными, крутыми музыкантами. Я включил гитару и поиграл для них. Они посовещались, и приняли меня. С тех пор моя мечта стать рок-звездой начала осуществляться, я думал, что она так близка, и мы скоро поедем в Калифорнию или Нью-Йорк, и будем собирать на концертах толпы фанатов, которые будут рукоплескать нам, и выкрикивать наши имена. Черт…
Спустя какое-то время, может быть месяца два, или три, состоялся первый в моей жизни концерт, где я стоял на сцене с гитарой, и играл музыку. К тому времени я научился пить пиво, курить, много ругался матом, один раз пробовал кокаин, но – ни разу не менял на своей гитаре струны, не купил ни одного диска. Чего уж говорить о школе, в которую я просто не ходил. На концерте было круто – ну, мне тогда казалось, что это – круто. Мы сыграли три или четыре песни, паршиво сыграли, надо признать, но мне было все равно, главное – я был на сцене, играл, пьяный, обкуренный, ничего не соображающий, но – играл. В тот же вечер я впервые в своей жизни занялся сексом, с девчонкой, с которой так и не познакомился, помню лишь только ее колготки в сеточку и черные трусики, которые я снимал с нее трясущимися руками. Помню грязный туалет клуба, в котором мы выступали, белый кафель, и писсуары с блевотиной. Помню утро следующего дня, когда я очнулся на полу нашей репетиционной базы, возле барабанов, с наполовину пустой бутылкой пива в руке и дикой головной болью. Рядом были люди, которых я не знал, у всех болела голова, все были помяты и всклокочены. Как это было круто! Я поиграл с группой Ворона еще с полгода. После кое-как сданных выпускных в школе – я бросил команду. Причин было несколько: Во-первых – мне не давали раскрыться. Я писал песни, но ребята в группе отчего-то отказывались разбирать их. Я их не совсем понимал, но махнул на это рукой. Второй причиной бросить команду было то, что мне стал противен народ в местной тусовке. У них не было никакого рвения к лучшему, большему. Только “sex, drugs, rock-n-roll”, причем – в чистом виде. Им было все равно, кого или что слушать, им было наплевать на то, кто выступает на сцене. «Это не “Guns n’ roses”», говорили они, «Зачем слушать, это не «Металлика», - говорили они, «Да пофигу кто играет, лишь бы что-нибудь доносилось со сцены». Такие речи бесили. Люди приходили на концерты не для того, чтобы слушать музыку, а для того, чтобы пить вонючий дешевый виски, закусывая его прогорклым арахисом, торчать на разбавленном коксе, трахаться в заблеванном сортире. Мне стало противно. Я ненавидел их, не хотел иметь с ними ничего общего. Я был странным, в мире странных людей. Ну и третьим пунктом было то, что я решил уехать в столицу округа, город, с более чем миллионным населением, небоскребами, аэропортом, и, как я надеялся, нормальными музыкантами.
Жить в большом , незнакомом городе, одному, без родительской поддержки по началу было тяжеловато. Но я привык, восемнадцать – такой возраст, что ко всему быстро привыкаешь, будь то служба в армии, работа, или учеба в колледже. Я быстро освоился. Приходилось, конечно работать грузчиком, почтальоном, продавцом в ночном магазине, чтобы оплачивать интернет, электричество и квартирку над сувенирной лавкой, которую я арендовал. Я научился готовить, следить за порядком в квартире, работать. Взрослая жизнь ударила мне по мозгам, но мозги мои были крепкими. Я быстро накопил на новую гитару и свой первый усилок “Marshall”. Вернулось желание играть в группе, только не в чужой группе, где я буду всего лишь гитаристом, которому будут диктовать условия, указывать мне - что играть и как играть. Я хотел свою команду, которая будет исполнять мои песни. Отложив деньги на аренду помещения для репетиций, я дал объявление в газету о поиске музыкантов. Очень долго никто не звонил мне, не было никаких вестей. Я арендовал небольшую комнату, в боксе, над станцией техобслуживания автомобилей, не очень далеко от дома. Поставил там свой усилитель, обил стены коврами, привез старый диван, который выбросили мои соседи. Играл в одиночестве. Затем, совершенно случайно наткнулся в Сети на городской форум, где общались разные творческие люди: архитекторы, художники, поэты, музыканты, и дал объявление там. В тот же вечер я нашел в свою группу барабанщика и басиста. Еще через пару дней появился и вокалист. Мы собрались на свою первую репетицию. Я понял одну вещь… руководить – очень сложно. Но я привык. Дело со скрипом пошло. Со скрежетом, я бы даже сказал, но пошло. Мы репетировали, это было по-другому, чем в моей первой группе. Эти ребята действительно умели играть, работать в команде, знали многое о звуке и о музыке в целом. Мы, конечно, пили пиво на репетициях, водили на репетиции девчонок, развлекались, но – музыка была на первом месте. Это было серьезно. Куда серьезней, чем все, что было в моей жизни. Мы подружились, совершенно разные люди, занятые общим делом, имеющие общие интересы, торчавшие на одном и том же наркотике – рок-н-ролле.
Мне пришлось работать на двух работах, чтобы сводить концы с концами, хотя ребята из группы, конечно, тоже вносили свою немалую лепту в оплату наших счетов за помещение, в покупку аппаратуры и пива. Спустя год мы начали выступать в городских клубах, барах, на открытых площадках. Когда выступать было негде – мы выкатывали свою аппаратуру на улицу, и шумели просто так, собирая толпы зевак вокруг себя. На все были нужны деньги. На бензин, на пиво, на новые шнуры, струны, колки. Катастрофически не хватало времени на то, чтобы спать, не говоря уж о дальнейшем продвижении команды. Я позвонил матери, попросил выслать мне пару тысяч, чтобы можно было на них протянуть несколько месяцев. Бросил работу. Выспался. Мы с ребятами нашли маломальскую студию, в которой записали свою первую демо-пластинку. Мы ходили по клубам, рекламируя свой продукт. Моя группа из развлечения постепенно превращалась в бизнес. Я почти перестал сочинять музыку, зато научился клянчить деньги у владельцев концертных площадок. Мы играли везде, где можно, почти каждый день – на днях рождения, на корпоративных вечерах, на сборных концертах местных команд, в клубах, на улицах. Гонорары стали больше, не бог весть что, но – на пиво хватало. Появились кучи знакомых, малознакомых, и незнакомых людей, которые знали меня, им хотелось быть в моем обществе, меня постоянно приглашали на тусовки, в городские клубы, на прогулки и просто на пьянки. Было весело. Я гулял по вечерам с девчонками, пил пиво, отрывался с друзьями из группы. Не думал ни о чем. Но все равно надо было двигаться дальше, а я опять не знал с чего начать. Сначала мы отправили свои демо в звукозаписывающие компании. Но ответов не было. Никому не нужна была еще одна рок-группа. В конце концов, мы нашкребли денег, оплатили сорок восемь часов в нормальной студии, и записали настоящий, полноформатный альбом. Обложку нам нарисовала знакомая девочка-художница. Прикольная вышла картинка. В кислотных цветах, яркая, с лицами клоунов и пистолетами. Подозреваю, что художница не брезговала чем-нибудь вроде ЛСД. Мы были счастливы. Дали концерт в поддержку пластинки, на который пришло (о Боже!) – триста человек. Мы продали около сотни дисков и были на седьмом небе! На двадцатилетие я сделал себе подарок – купил старенький потрепанный микроавтобус. Для этого пришлось снова устроиться на работу, и на время забыть о выступлениях и тусовках. К тому времени диск во всю гулял в интернете, мы сумели договориться о бесплатных концертах в соседних городах, выступили разок даже в соседнем округе. Катались на микроавтобусе, за свой счет, конечно, но так хорошо мне еще никогда не было. Я вел свой микроавтобус по шоссе, в багажнике – инструменты и аппаратура, в салоне – мои пьяные друзья орут во все горло дикие песни. Славное было время. А потом, в один прекрасный день… я стал рок-звездой.
Утром раздался телефонный звонок, и низкий мужской голос предложил приехать в офис на девяноста втором этаже, чтобы обсудить детали контракта с лейблом звукозаписи. Мы с ребятами, конечно же, поехали. Там, на полукилометровой высоте состоялись переговоры, благодаря которым мы получили контракт с ведущей звукозаписывающей компанией на два года, стали эндорсерами знаменитых фирм по производству музыкальных инструментов и аппаратуры, и аванс в пятьдесят тысяч. Спустя неделю после этого разговора мы отправились в свои первые, настоящие гастроли. Нью-Йорк, Чикаго, Детройт, Лос-Анджелес, “Whiskey Go Go”, “Rainbow”, “The Roxy Theatre” и прочее. Народ сходил с ума, девчонки вешались на нас целыми толпами, и драгдилеры были услужливы, добры и, почти легальны. Мы торчали. На всем что можно, колеса, марихуана, кокаин. Тур длился чуть больше двух месяцев. Два месяца бесконечной вечеринки. Казалось бы вот она, слава, известность, мечта. Однако… это бизнес. Только видимость бесконечного веселья. На нас повисли огромные обязательства, у нас появился целый штат народа. Техники, звукооператоры, пиротехники, менеджмент и прочие. Они суетились вокруг нас, как волхвы над Иисусом. Это порядком надоело уже за первую неделю гастролей. Невозможно было остаться одному ни на секунду. К тому же – на нас возлагали большие надежды как руководство звукозаписывающего лейбла, так и организаторы наших концертов во всех городах гастрольного тура. Нам ясно дали понять, что мы не можем сделать ни шага в сторону, и обязаны выполнять все обязательства, на нас возложенные. Теперь музыка уже окончательно перестала быть увлечением, мечта исполнилась, только – она не принесла мне ни капли удовлетворения. Спутся время был выпущен первый клип, который занимал неплохие места в видеочартах, был в постоянной ротации музыкальных телеканалов, набрал неплохой рейтинг в интернет ресурсах, и на видеопорталах. Было решено записать еще один альбом, мы засели в студию в Лос-Анджелесе, лейбл открыл нам кредитную линию, и мы не нуждались ни в чем. Море наркоты, алкоголя, девчонок и музыки. Точней – бизнеса. Днем и ночью мы проводили время в студии, записывая партии, перезаписывая партии, пили, ели, спали там. Спустя полтора месяца запись была закончена, и менеджер дал нам неделю отпуска, сто процентов которого мы провели в состоянии наркотической комы. Мы употребляли тогда все больше и больше этой дряни, благо денег хватало на все. Бесконечные развлечения, к тому же, в самом дивном городе в мире. Я купил себе дом на океанском побережье, крутую тачку, завел десяток любовниц. Все это доставляло мне иллюзию удовольствия, иллюзию того, что мечта моя исполнилась. В моей жизни было все, что я себе представлял, было даже то, о чем я и не подозревал. Но со временем все это надоедало, я начал терять вкус к жизни, к тому же я был к тому времени устоявшимся наркоманом, и торчал на всем подряд. Ребята из группы – вели похожий образ жизни, различались только марки автомобилей, имена любовниц, и название любимой наркоты.
Зимой того года мы выпустили сингл со второго альбома, который имел весьма неплохие продажи три миллиона копий в США, затем второй сингл, клип, снова клип. Продажи зашкалили, я давным давно забыл о том, что такое «нехватка денег», я мог позволить себе абсолютно все. Я купил маме дом в Сан-Франциско, она, кстати сказать, за пару до этого снова вышла замуж и родила девочку. Теперь они перебрались на западное побережье. Для них я никогда не жалел средств, которых у меня теперь было в избытке. Наконец, вышел наш альбом, который в первые недели продаж разошелся тиражом в семь миллионов копий. Мы вновь поехали в турне, только эти гастроли были куда крупнее: Япония, Россия, Белоруссия, Польша, Чехия, Германия, Скандинавия, Греция, Италия, Англия, Франция, более ста двадцати концертов в семидесяти городах. Все это происходило примерно так: мы садимся в самолет, там – пьем и ширяемся до отключки, затем – нас будят, приводят в чувство, кормят, отвозят на саундчек, затем – двухчасовое выступление, автограф-сессия, ужин, самолет, наркотическая кома. Мы не успевали даже краем глаза взглянуть на те места, в которых побывали. В паспорте закончились страницы для таможенных печатей. Вся эта вакханалия длилась больше года, после заключительного концерта гастролей, в Джерси, я угодил в больницу. Со мной случилось обычное для рок-звезды происшествие – передозировка. Два дня меня откачивали, чистили кровь, а я страдал без наркоты. Хотелось сдохнуть. Тогда-то я, наверное, и осознал для себя, что мечта моя исполнена сверх меры, но кайфа от исполнения мечты я как не испытал, так и не испытаю. Я пытался выяснить для себя, когда же мечта перестала доставлять удовольствие? Наверное после двадцатой дозы… Многим интересно почему люди торчат на наркоте? Я отвечу: потому что им хочется сделать жизнь ярче. Причин такому желанию может быть много. Разочарование, расставание, несчастье или же наоборот, счастье, которое хочется сделать еще ярче. Еще. Еще ярче. А потом наступает кома, после которой уже и наркота не доставляет того удовольствия что раньше. Меня отправили в клинику для наркозависимых, в Малибу. Там я провел три месяца. Все три месяца люди, прикидываясь моими друзьями, пытались вернуть мне вкус к жизни. Их методики нисколько не убеждали меня, ни в чем. Я бы и так не стал ширяться, осточертело быть в постоянном беспамятстве. Я хотел помнить хоть что-то из своей жизни, кроме галлюцинаций, вызванных ЛСД, или кокаинового секса в очередном отеле, где-нибудь на другом конце света. Хотелось чего-то нового, того, чего у меня никогда не было.
Ее звали Алиса. Она работала журналисткой в журнале “Rolling Stone”. Мне - двадцать три, я влюблен, и женюсь. К этому времени наш вокалист уже женился, барабанщик собирался жениться, и я влюбился скорей не от душевных порывов, а просто чтобы не отставать от остальных. Наш контракт с лейблом как раз подошел к концу, я убедил группу, что подписывать новый контракт рановато, и, было бы неплохо отдохнуть полгода от гастролей и концертов. Причиной тому был не столько тот факт, что я устал от наркоты и вечеринок, сколько давление Алисы, которая ревновала, орала, закатывала сцены, основанные в основном на фразах вроде: «Я не смогу спокойно спать и работать, когда ты будешь трахать этих шлюх на гастролях», «ты будешь торчать на наркоте, я не хочу тебя никуда отпускать, пока ты не повзрослеешь и не перерастешь употреблять всю эту дрянь». Первые три месяца нашего брака были счастливым временем, я ни о чем не заботился, мы ездили отдыхать, катались на лыжах в Альпах, купались в Индийском океане, ели устриц в Брюсселе. Я снова стал писать песни для новой пластинки, а Алиса, конечно, была моим главным критиком. Затем мы переехали в новый дом на Беверли Хиллс, завели пса и аквариумных рыбок. Алиса на какое-то время вернула меня в нормальный мир, вернула мне вкус к жизни. Потом все это кончилось. Как только мы пошли в студию, возобновились скандалы и ссоры. Хотя я не пил и не ширялся, не изменял ей, любил ее. Ей казалось, что моя группа, и вообще, вся моя жизнь вне ее видимости только и состоит из измен и наркотиков. Мы развелись через полгода, а еще через полгода – мы выпустили третий наш альбом, и подписали новый контракт. За третью пластинку мы получили «Грэмми», национальную премию, и звезду на плитке перед театром «Кодак», за вклад в развитие индустрии звукозаписи и музыки. Альбом продавался кошмарными темпами. Сразу три песни попали в первую десятку “Billboard”, мы, наверное, должны были радоваться, но мы не радовались. Все это достало. Надоело. Нас приглашали на телевидение, на радио, басист даже снялся в парочке голливудских фильмов. Меня тошнило от собственной рожи, которая теперь мелькала везде: в телевизоре, в интернете, на рекламных щитах и кукурузных хлопьях. Лейбл продавал наши лица, наше название. Мы перестали заниматься музыкой, мы стали кормом для человеческих ушей и глаз. Начались бесконечные гастроли, в два раза длинней наших последних. Я снова сел на наркоту. Мы играли, ширялись, снова играли. Все это надоело. Надоело до ужаса. Мне больше не хотелось быть рок-звездой. Я разочаровался. В собственной мечте, в собственной жизни, в самом себе, в общем…
Умер наш вокалист. Обычная история для рок-звезды. Только эта обычная история случилась в самолете, где не было врача, кареты скорой помощи и аппарата для диализа. Тур, естественно, свернули, контракт с лейблом был расторгнут, хотя нам выдали просто безумные отступные. Наша популярность взлетела до небес. Мертвая рок-звезда продается лучше живой. Может это и к лучшему, решили мы. И развалили команду. Барабанщик уехал с женой на Аляску, басист – нашел себя в кино. Я же – продал свой дом в Беверли Хиллз, купил себе квартиру в пентхаусе небоскреба, на сто двенадцатом этаже, прямо в поднебесье. Я не знал чем себя занять… Постепенно я привык к одиночеству, с ребятами из своей бывшей группы я почти не общался, на публике появлялся еще реже. Стал затворником. Продал все свои гитары, передал все авторские права на свои песни человечеству. Моя мечта убивала меня. Я испробовал все, не мог больше испытывать удовольствие от жизни. Я хотел быть музыкантом, а стал – кормом для людей. Героиновым клоуном. Кумиром молодежи, тем, кто стоит на сцене, и вдохновляет новое поколение. Но меня уже ничто не могло вдохновить. Мои мечты оказались именно тем, что я хотел. Я вспомнил, как в детстве я мечтал собирать на концертах огромные толпы людей, представлял, как увижу со сцены тысячи зажигалок в ночи. Как буду отрываться с друзьями, как буду давать автографы на дисках и сиськах. Как буду в три часа ночи мчаться на «Феррари» по ночному Лос-Анджелесу, пьяный, с кинозвездой на пассажирском сидении. Все это исполнилось. Мечта исполнилась. А я стал несчастным. Добился всего, что только можно, и в то же время не имел ничего. Ни друзей, ни семьи, ни дома. Я коротал дни за просмотром фильмов, выпущенных до 2000 года, когда кинематограф еще был искусством, а не аттракционом спецэффектов, ночью сидел на балконе сто двенадцатого этажа с бутылкой виски, и просто смотрел на ночной город. Не нужно искать смысл жизни, нужно искать цель. В моей жизни цели больше не было. Мне не хотелось ничего, я не хотел заводить семью, не хотел играть на гитаре, не хотел ширяться, не хотел видеть людей. Ничего не хотел. Все вокруг меня казалось серым, пустым, и безжизненным. У меня было столько денег, что хватило бы купить какую-нибудь африканскую страну, но я не хотел их тратить, и перевел их на счет своей маленькой сестры, оставил себе только десятую часть. Но и тех средств, что у меня остались - все равно хватило бы, чтобы купить какую-нибудь африканскую страну. Я скучал. А скука, как известно, хуже смерти.
Именно от скуки я и решил навестить городок, в котором родился. Не знаю, что я хотел там увидеть, наверное, хотелось понять, стоило ли уезжать оттуда восемь лет назад. Я прилетел туда холодным утром, и моментально испытал отвращение ко всему вокруг. Все это было гнилым. Сырым и гнилым. Гиблое место. Я навестил школу, в которой учился. Учителя, конечно, помнили меня, еще бы! Такая знаменитость! Я раздал, наверное, сотню автографов, пытался казаться милым, но мне не шибко-то это удавалось. Меня терзали отголоски прошлого. Я выкапывал старые трупы воспоминаний из могил в голове. Увидел на автобусной остановке афишу. Возникло дикое желание сходить на концерт местных рок-групп. Ничего не изменилось. Все те же лица, за исключением десятка-двух молодых музыкантов, все тот же сброд, который приходит бухать и ширяться, а не слушать музыку, все те же разговоры, только теперь я - звезда, центр внимания. Я ловил на себе все эти лживые взгляды, улыбки, скрывающие зависть и ненависть. Я узнал, что Руссо погиб от ножа какого-то из своих вечно обкуренных приятелей. Не поделили дозу героина. Узнал, что Ворон, с которым я играл в первой своей группе, женился, завел детей, и переехал с женой в Кливленд, а Фред, у которого была целая библиотека музыкальной литературы, упал с лестницы, стукнулся головой, и теперь целыми днями пускает слюни в инвалидном кресле, без надежды на восстановление. Мне было противно и мерзко там, в этой дыре, я хотел как можно быстрей уехать оттуда, оставалось лишь сделать одно дело. Я навестил наш старый дом, который мать так и не продала. Там почти не было вещей, только коробки, да покрытые полиэтиленом диван и кухонный гарнитур. Пыль. Одиночество. Пустота. В своей комнате я откопал свои старые пластинки: «Aerosmith» (которых я знал лично, и даже пил с ними виски), «Metallica»(с гитаристом которых я жил одно время по соседству), «Motley Crue» (с которыми не раз отрывался в “Rainbow”). Нашлась даже моя самая первая кассета с лучшими хитами «Нирваны». Эту кассетку я решил взять с собой. Кусочек дома, кусочек той мечты, которая, исполнившись, превратила мою жизнь в бессмыслицу, полную скуки, грусти, и тоски.
***
…Собственно, вот и все, - сказал он, допивая пиво, - самолет мой через два часа. Добраться до Лос-Анджелеса из моей дыры без пересадки не получилось. Бывай, Друг, мне пора.
Он исчез, а я прокрутив в голове его историю, заказал себе еще пива. Бармен как-то загадочно улыбался.
- Чего ты веселишься? – спросил я. Бармен пожал плечами:
- Мне казалось, что у рок-звезд просто шикарная жизнь, и каждый мечтает о такой, - он поставил на стойку запотевшую кружку. – Эта уж точно последняя.
- Мне тоже так казалось, - кивнул я, не обратив на замечание о «точно последней кружке» никакого внимания. На душе скребли кошки. Стало как-то не по себе, грустно… нет, не грустно, просто – не по себе. Будто бы что-то такое, во что я всегда верил, превратилось во что-то совершенно иное, причем – грустное и полное безнадеги. Я осушил последнюю кружку, и засобирался домой. Полгода спустя человек, который был рок-звездой, кумиром молодежи, настоящим примером для тех, у кого есть мечта, человек, вдохновивший многих на многое - погиб. Выбросился из окна сто двенадцатого этажа, прямиком на сырой после дождя Лос-Анджелесский асфальт. Я видел репортаж по телевизору. Еще один член клуба 27. Знаменитый, молодой, талантливый. Несчастный. В его крови не обнаружили никаких наркотиков, он был чист, не принимал даже алкоголя. В пентхаусе, на сто двенадцатом этаже работал музыкальный центр, который бесконечно проигрывал кассету с записями «Нирваны»… «Лучшие хиты».
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru