--------------------------------------------------------------------------
Виктор Сергеевич Решетнев - Из жизни Николая Петровича.
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта https://prochtu.ru
Из жизни Николая Петровича.
Переход через дамбу в посёлке Кириш.
Турецкие зарисовки
(Из совсем неэстетичных воспоминаний Николая Петровича на отдыхе в Турции).
18 июня 2015 г. 19-00. Кемер. Прямо сейчас заходит за гору солнце…
Бетонные трубы, камни, насыпной гравий. Николай Петрович держит жену под руку, чтобы она не оступилась и не упала. Рукотворный каменистый канал-овраг для схода с гор воды и селя широкий, метров двести. На дне его ручей, чистый-чистый, кусты и невысокие деревца. В самом конце перехода кусты погуще, в них можно уже легко спрятаться, но кто-то взял и навалял прямо на тропинке, а кто-то другой уже успел наступить в коричневатую кучу и размазать её.
«Не могли это сделать в сторонке», - возмущённо говорит жена Николая Петровича.
«Для того и ср..ли, - отвечает он, - чтобы кто-то наступил. И туристов здесь, значит, неплохо кормят».
Дальше они идут молча. Через пять минут поднимаются на другой склон оврага и направляются к морю.
Эротический сон.
Турецкие зарисовки
(Из приятных воспоминаний Николая Петровича на отдыхе в Турции).
13 июня 2015 г. 5-40 утра. На балконе отеля.
В этот день Николай Петрович очень долго лежал на пляже. Ему хотелось загореть так, чтобы стать самым чёрным в Кемере, вроде того негра, который встретился ему утром в столовой. Отель Николая Петровича был двухзвёздочным и работал по системе полупансион – завтраки и ужины. Денег на этот раз у них с женой было в обрез, и поэтому они решили немножко похудеть.
«А, может даже, постройнеть и помолодеть», - так выразилась жена Николая Петровича в первый день их отдыха.
Поэтому обедали они редко и в основном айраном и местным хлебом. К середине отдыха жена Николая Петровича действительно стала стройнее. Сам же Петрович, наоборот, килограмма три прибавил. Будучи человеком расчётливым, к тому же достаточно прижимистым, с утра он наедался до отвала, надеясь, что сытости ему хватит до вечера и не придётся так часто раскошеливаться на айран. Чем так можно было наесться утром в худосочной столовке, было совершенно непонятно. Разве что тонкими кружочками акварельно-красной соевой колбаски, или жутко пересоленными треугольничками брынзы? А может кислым-кислым молоком, или вялыми огурцами с помидорами, оставшимися после вчерашнего ужина? Или, может быть, крутыми яйцами, которые плохо чистились и, которые Петрович запивал тремя чашками серо-бурого чая многодневной заварки?
Как бы там ни было, но русский человек изобретательный, особенно если он долго жил при социализме...
Петрович обычно начинал завтрак с хлопьев и кислого молока. Всыпав в глубокую тарелку несколько ложек шоколадных и обыкновенных кукурузных хлопьев, он наваливал сверху полный черпак простокваши. Затем ловкими, как у фокусника движениями, неудобной колотушкой накидывал в тарелку приличную порцию мёда.
«Чтобы не так кисло было», - объяснял он жене. Потом брал другую тарелку, ещё большую, и шёл с ней вдоль всего «шведского» стола, ничего не пропуская. Акварельные колбаски накрывались белой брынзой, рядом ложились два крутых яйца. Чтобы они не скатывались, дорогу им преграждал он горкой огурцов и горкой помидоров. Рядом укладывал полную ложку чёрных маслин и ещё ложку зелёных оливок. Всё это подпирал по краю четырьмя кусками хлеба и накрывал сыром. Эту тарелку Петрович ставил на стол под любопытствующие взгляды персонала и некоторых отдыхающих, которые были ещё белыми или слегка розовыми, отдыхающие смуглые и очень смуглые на него уже внимания не обращали, и шёл за другой тарелкой. В неё он клал сдобный бублик, ставил два вафельных стаканчика для сладкого - один для себя, другой для жены, Петрович был обходительным мужем, и снова шёл к миске с мёдом. Наполнять вафельные стаканчики деревянной колотушкой было не очень удобно. У некоторых отдыхающих это занимало несколько минут. Более того, они ещё умудрялись постоянно ронять эту колотушку в мёд. Петровича это злило. Свои вафельные стаканчики он наполнял всего двумя движениями. Затем облизывал их и ставил на свою тарелку, прислоняя к бублику, чтобы они не опрокинулись от внутренней тяжести. Ему хотелось облизать и самоё колотушку, но Николай Петрович был человеком культурным и старался этого не делать. Закончив со съестными припасами, он совершал ещё один поход, окончательный уже, к кипящему самовару с серо-бурым чаем. Возле него он действовал так же ловко, быстро наполняя доверху сразу три чашки. Сахара он в них не клал, говоря любопытствующим, что не любит сладкого. Жена Николая Петровича в это время сидела уже за столиком и пила молоко с хлопьями. Перед ней стояла ещё её обычная чашка с кофе, не начатая. Это было всё, чем она завтракала. Понятно, что начинала трапезу она всегда раньше своего мужа, но Николай Петрович заканчивал её всегда первым. С едой он не церемонился и вечером, на сон грядущий, ел ещё разика в два, а то и в три больше, чем утром. Этому способствовало более разнообразное вечернее меню.
Не мудрено, что вместо того, чтобы похудеть, он поправился. Не помогало ему даже его интенсивное плавание и ныряние. Поэтому и засыпать Петрович стал плохо. Перед сном он теперь всегда долго ворочался, и сны ему стали сниться странные. Один раз даже приснился ему дед Гришка. Николай сразу стал перед ним оправдываться, говоря, что написал такую ерунду не по злобе, а для конкурса. Но дед не обиделся на него, наоборот, он благословил Петровича, сказав ему: «Дерзай внучок», и даже обнял его напоследок.
Во сне дед Гришка был таким же, как и в жизни, «на тельце» справным и даже потолстел немного.
«Тоже ест, наверное, на ночь много», - подумал Николай Петрович и перешёл к смотрению следующего сна.
В нём ему приснилась Женька, его первая любовь. С вечера Петрович опять плотно наелся и долго ворочался. Но уже не переживал по этому поводу:
«Дома буду поменьше жрать, - думал он, засыпая, - а здесь всё оплачено. Грех не наесться».
Лёжа на левом боку, он рассматривал уже уснувшую свою жену. Лицо её разгладилось во сне, морщины исчезли, и смуглый загар её кожи делал действительно её помолодевшей.
«Повезло мне с женой», - думал засыпающий Николай Петрович. Но в следующем сне он увидел не её, а Женьку – молодую и красивую. Николай сразу захотел её, разве можно винить человека в его снах. Женька тоже была не против, она любила это дело. Как-то она призналась ему, что не представляет того времени, когда ей не будет хотеться секса с мужчиной. К чему она это тогда сказала, Петрович забыл, но сами эти слова помнил.
Он придвинулся к ней во сне поближе, взял её за руку, а потом обнял её. Женька опустила эту самую руку вниз живота Петровича и потрогала там.
«Ого, - сказала она, - что ж ты в школе таким скромным был»?
«Я и сейчас скромный, - подумал спящий Николай Петрович, - только я вроде бы женат…и утром, проснувшись, надо будет оправдываться перед женой…
Знаешь, я тебя уже больше не люблю», - сказал он смело Женьке.
«Я знаю, - ответила она, - но я также знаю, что мужчинам необязательно любить, чтобы заниматься сексом. У англичан это вообще одно и то же», - и она стала наползать на Петровича сверху.
«Тяжёлая какая, - заёрзал под ней Петрович, - жрёт на ночь, наверное, много».
И тут на самом интересном месте он проснулся. Ему хотелось пить и в туалет одновременно. Во всём теле чувствовалась тяжесть. Через пять минут, залезая обратно в постель, он любовно посмотрел на свою жену и погладил её волосы.
«Самому надо жрать меньше на ночь, - подумал он, - и начну я это с завтрашнего утра…. или сразу по приезду домой…».
«Не в этой жизни».
Зарисовка с натуры
18 июня 2015 г. Утро. Кемер. Четверг.
Николай Петрович писал в свою турецкую тетрадь, сидя рано утром на балконе двухзвёздочного турецкого отеля.
Она шла по противоположному тротуару – загорелая, в белоснежных коротких шортиках, с вздёрнутым хвостиком волос на затылке и легко несла перед собой грудь третьего размера.
Петрович залюбовался. Она почувствовала этот его взгляд и повернула к нему голову. Милая улыбка засветилась на её лице.
«Красавица, - встрепенулся Петрович, - настоящая русская красавица».
А девушка всё шла и всё не отводила взора от Петровичева балкона. И ему вдруг так захотелось помахать ей рукой…но, но он не решился этого сделать. Он посмотрел в комнату. Там, в двух метрах от него, спала его жена.
«Не в этой жизни», - подумал Петрович…
Осьминожек.
Турецкие зарисовки
19 июня 2015 г. 9-00 Кемер, пятница.
На пятый день отдыха Николай Петрович почувствовал себя выздоравливающим. Нос его от постоянных посещений сауны «пробило», он стал дышать в две ноздри, и тело его приобрело былую лёгкость. С головой вот только всё оставалось по-прежнему – она не работала. Так часто бывает, болеть голова не болит, но и не работает. Мозги не включаются. Сами мы этого не замечаем, а Петрович был одним из нас.
Выздоравливающее тело, тем не менее, потребовало нагрузок.
На втором городском «Халк-пляже», где Петрович когда-то нырял за тысячерублёвой бумажкой, всё оставалось точно таким же, как и пять лет назад. Только сам пляж сильно уменьшился в размерах, превратившись в узкую полоску мелкой гальки, зажатую с одной стороны пришвартованным катером «Парасалингом», а с другой – лежаками отеля «Валери».
Петрович быстро разделся, побросал свои вещи на гальку и с разбегу ринулся в прохладную воду Кемерского залива. Отплыв от берега метров двадцать, он стал нырять. Ныряние было его любимым занятием на отдыхе. Жена посмотрела в его сторону, но пальцем у виска крутить не стала, махнула рукой и легла на полотенце.
В первый же свой нырок Николай заметил на дне что-то блестящее.
«Ага, - подумал он, - сейчас и жене что-нибудь перепадёт».
В тот раз, пять лет назад, когда Петрович отдыхал здесь один, он достал со дна денежную купюру в тысячу рублей и отдал её своей соседке по пляжу. Зачем он это сделал, было непонятно. Соседка его не была ни молодой, ни красивой.
«Кажется, вещь из серебра», - подумал Николай Петрович и вынырнул на поверхность.
Серебряной вещью оказалась вилка из нержавейки, которая только-только начала ржаветь.
«Пусть и не тысячерублёвка, но всё же. Поплыву жене покажу», - решил он.
Жена равнодушно повертела ржавую вилку и отдала её Николаю обратно.
«Иди, ныряй дальше, - сказала она, - тебя, ведь, всё равно не остановишь».
Петрович продолжил упражняться, только вот вилка теперь ему мешала, её нужно было срочно куда-то деть. На берегу оставлять нельзя, вдруг наступит кто-нибудь, поранится. Не долго думая, Николай размахнулся и бросил её в море. Но тут же он пожалел об этом. Мало ли чего... далеко ли улетела вилка, или не очень, и вдруг на неё наступит кто-нибудь там в воде. Пришлось натянуть плавательные очки и пойти её искать. Достал Николай её со дна лишь с третьего раза. Вилка лежала на придонном песке и уже не блестела.
«Надо её куда-нибудь спрятать, - начал соображать Петрович, - а то какой-нибудь глупый ныряльщик достанет её и выбросит на берег. А там отдыхающие, кто-нибудь наступит и т. д. и т. п.».
Теперь Петрович соображал умно. С вилкой наперевес он поплыл подальше от берега. В его фирменные очки дно Кемерского залива просматривалось как на ладони. Наконец, он разглядел на дне подходящий камень, достаточно большой, чтобы его нельзя было сдвинуть с места, и с дыркой посередине.
«В неё и спрячу мою вилку, - решил Николай Петрович, - и не видно будет, и я её легко найду в следующий раз». Зачем она понадобится ему в следующий раз, Петрович думать не стал. Он набрал побольше воздуха в лёгкие и нырнул. Медленно погружаясь на глубину, он приближался к заветному камню. Вилку он держал остриём вперёд, как заправский гарпунёр.
И вдруг из-под камня навстречу ему метнулся маленький, с заварочный чайник величиной, осьминожек. Он выпустил в Петровича небольшое чернильное облачко и ретировался обратно. Вероятно этот камень был его убежищем.
Николай оторопел. Это значит, он намеревался через отверстие в камне ткнуть вилкой в осьминожека... Он ещё раз внимательно осмотрел камень, из-под которого на Петровича глядели два испуганных глазика, и ему стало не по себе.
«Бедный мой, хороший, - запричитал Петрович, - ты прости меня, я не хотел тебя обидеть…».
На обратном пути Николай нырнул ещё раз и засунул вилку под первый попавшийся камень. Замечать его местонахождение он не стал. На берегу о случившемся он рассказал жене.
«Это лучшее, что ты сделал за все пять дней отдыха», - похвалила она его.
25.06.2015г.
На рынке в Кемере
Июнь 2015 г. Начало месяца
(Из турецких зарисовок Николая Петровича)
Николай Петрович бежал в обед по несусветной жаре в супермаркет. Надо было купить бутылку айрана и булку турецкого хлеба. И то и другое были отменного качества и такого же вкуса. В двухзвёздочном отеле, куда они поселялись с женой вот уже второй год подряд, были только завтраки и ужины. Хотя в этом был определённый смысл, можно было похудеть и оздоровиться одновременно, но жрать от этого в обед всё равно хотелось. Решили ограничиться айраном и хлебом за одну лиру. Деньжат в этот раз у Петровича было в обрез, к тому же оздоровительная сауна сожрала их добрую половину. Но когда тратишься на себя, на своё здоровье, редко когда возникает сожаление.
В обед жена Петровича старалась не выходить из номера, жару она не выносила. Николай Петрович, наоборот, жару любил, и лишний часок на солнцепёке приносил ему только радость. Поэтому в обед за провизией ходил всегда он, но не обижался на жену за это, потому что, от этого имел двойную выгоду: и наедине мог побыть и прожариться на солнцепёке как следует.
Он уже подходил к супермаркету, который находился бок о бок с мечетью, когда обратил внимание на местных турок, тащивших на себе тяжёлые пакеты с продуктами. Они шли с тыльной стороны мечети.
«Ага, надо разузнать, что у них там»? - заинтересовался Николай Петрович.
В том, что теперь очень часто торговые точки в турецких городах располагаются рядом с мечетями, он ничего предосудительного не видел. Лет пять назад, отдыхая в Сиде, он был этому несколько удивлён, если не сказать больше. Однажды, как обычно, в самый солнцепёк он шёл пешком в ближайший к Сиде городок Манавгат. Этот населённый пункт не был курортным местом, в нём жили обычные турки. Двое из них, сидевшие на табуретках прямо на тротуаре, предложили Петровичу почистить браслет от его часов. Простодушный Петрович отдал им свои часы, и смог вернуть их обратно только за пять евро. Хорошо что они не почистили вместе с браслетом ещё Петровичу и лицо…
Так вот в этом самом Манавгате находилась мечеть, самая большая на анатолийском побережье, что, заметьте, не сделало некоторых его граждан более добропорядочными. Возле неё Петрович неожиданно и оказался. Он был не прочь зайти внутрь этого грандиозного сооружения с четырьмя высоченными минаретами по бокам, но слишком короткие на нём были шорты. Пока Петрович соображал, как выйти из положения, из мечети, а точнее, из цокольного её этажа, стали выходить турки, таща в руках полные пакеты снеди. Они подходили к своим машинам, ставили пакеты в багажник и преспокойненько уезжали.
«Что за ч..рт, - подумал Петрович, - что это у них там»?
Каково же было его удивление, когда, войдя в раздвижные двери цокольного этажа, он вдруг обнаружил за ними огромный супермаркет. Очень приличный и с подходящими ценами, недаром местные турки отоваривались в нём. Сделали потом в нём основные покупки и Николай Петрович с женой: и для себя, и для друзей и для родственников. Побывали они потом и в самой мечети. Всё в ней оказалось демократично и ненавязчиво. На входе всем выдавали парео, чтобы можно было прикрыть колени, а женщинам, к тому же, ещё платки на голову. Всё это делалось приветливо, вежливо, и главное – бесплатно. Внутри мечеть оказалась потрясающе красивой: с огромными коврами ручной работы, устланными по всему полу, и с невероятно красивыми росписями на сводах и стенах. Петрович даже купил там себе Коран на русском языке. Потом, дома, он с интересом его читал.
Так вот в Кемере Николай, уже ничему не удивляясь, смело двинулся навстречу нагруженным туркам. Да и синие шорты с нарисованными пальмами, купленные им по случаю за восемь баксов в Египте, которые красовались теперь на нём, были подлиннее. Пройдя метров сто, Петрович набрёл на местный продуктовый рынок. Чего там только не было: огурцы, помидоры, черешня, клубника, абрикосы, сливы…и ещё много-много чего. Всё было свежее, как говорится - с пылу с жару, то есть, только что сорванное с куста или собранное с грядки. Особенно удивили Петровича помидоры – розовые, пузатые и пахли они, как в далёком его детстве. То, что сейчас продают на наших рынках и в наших магазинах, помидорами назвать нельзя. На вид они, вроде как и помидоры, а укусишь, во рту сразу образуется какое-то жидко-травяное безвкусное месиво. А здесь аромат их сшибал с ног. Местные покупатели тоже не обходили эти прилавки стороной. Они останавливались напротив терриконов с помидорными кругляшами и лихо торговались с продавцами. Пустым не уходил никто. Стоили эти чудесные овощи от половины до полутора лир за килограмм. То есть на наши деньги – максимум тридцать рублей.
Петрович остановился напротив загорелого пожилого турка и стал разглядывать его товар.
«Лэ-зет-ли, лэ-зет-ли (вкусно, вкусно)», - забубнил турок, расхваливая свой товар. Он брал по очереди один помидор краше другого и совал их под нос Николаю Петровичу, и пока Петрович, оторопевши соображал, что ему делать, турецкий загорелый фермер всунул ему в руки один такой красавец. Николай машинально вытер тёплый овощ о свои восьмидолларовые штаны и также машинально его укусил. Вкус был отменным, как детстве, Петрович не ошибся. Он жевал и впитывал в себя все необыкновенные соки и ароматы этого овоща.
Но тут турок-фермер будто спохватился и выхватил помидор из рук Петровича. Николай оторопел, неужели он сделал что-то не то? Тем временем загорелый пожилой продавец достал из-под прилавка солонку, от души посыпал солью укушенный помидор и вернул его обратно. Оторопелый Петрович на автомате снова его укусил. И это, конечно же, была уже песня. Николай никогда не ел таких помидоров: ни в детстве, ни до детства…
Возле пожилого турка тем временем собралось несколько других продавцов, и они с интересом наблюдали за происходящим. Петрович доел помидор под их одобрительные возгласы и купил себе два Кг розовощёких красавцев. Заплатил он за них три лиры. Потом он ещё купил черешни, самой лучшей на рынке, килограмм клубники, которая пахла так, что аромат её проникал через бумажный пакет, в который продавец её насыпал, полкило абрикосов и кило персиков. После этого, уже на выходе, он купил бутылку разливного айрана и лаваш.
Целый час они пировали с женой на балконе своего двухзвёздночного отеля. Наелись так, что не пошли на ужин. Николай Петрович переживал только, что не попросил сольцы у продавца помидоров.
«Без неё вкус не тот», - объяснял он жене, горячась.
«Будет с тебя, - успокаивала она его, - что тебе массажист сказал – употребляешь много соли, вот и остеохондроз разыгрался».
Петрович соглашался, но соль не есть он решил уже дома, а не здесь, здесь же, да с помидорчиками… От этих мыслей слюна сама собой набиралась ему в рот.
За неделю до отъезда Николай снова посетил Кемерский рынок. Оказалось, что работает он только по понедельникам, а в другие дни там обычная автомобильная стоянка. Самолёт Петровича вылетал в воскресенье, а это означало, что посещение рынка будет крайним. (У Петровича старший брат лётчик).
Николай сразу отправился к знакомому прилавку. Пожилой турецкий крестьянин, узнав его, обрадовался. Он заулыбался Петровичу, как старому знакомому, и протянул ему пакет. Николай стал выбирать самые красивые, самые пахнущие помидоры и укладывать их в этот пакет. Он обнюхивал каждый овощ и закрывал при этом от удовольствия глаза. Положив пять штук, Петрович протянул овощи обратно продавцу. Турок взвесил их и добавил ещё один помидор. Взял он с Петровича обычные три лиры. Получив пакет обратно, Николай на минуту задумался, а потом решился. Жестами он стал показывать продавцу, как сыплется из солонки соль, как кусаются и проглатываются помидоры. Пожилой турок сперва ничего не мог понять, но потом его осенило, и он полез под прилавок. Достав оттуда солонку, он протянул её Петровичу. Николай продолжил жестами и мимикой показывать, что ему надо лишь немного отсыпать из неё, но турок замахал руками. Пришлось забрать солонку целиком и положить её в пакет с помидорами.
«Тэшекюр эдерим (большое спасибо), - поблагодарил Петрович продавца и добавил, - чоп лэ-зет-ли (очень вкусно)».
Пожилой турок засмеялся, а его соседи зааплодировали.
Только к вечеру, уже наевшись до отвала чудо овощей, Петрович вдруг понял, что не сможет вернуть турку-земледельцу его солонку обратно.
«Следующий рынок в понедельник, а самолёт у нас в воскресенье», - говорил он жене, волнуясь.
«Ничего страшного, - успокаивала она его, - заберём солонку с собой в Россию, а на следующий год, даст Бог, вернём её обратно».
P.S.
«Теперь эта солонка, может оказаться трофеем», - невесело пошутил недавно мой друг.
«Надеюсь, что ненадолго...», - ответил ему я.
Нецензурный рассказ.
(Из не очень эстетичных воспоминаний Николая Петровича, записанных им в пику американцам с их хвалёным юмором ниже пояса).
Пусть только не подумает дорогой читатель ничего дурного о Николае Петровиче. Человек он интеллигентный, образованный, к тому же давний мой друг. В своём лексиконе он не использует неприличных слов, не говоря уже о нецензурных выражениях, на которые Петрович давно наложил табу. Слова, им употребляемые, понятны и просты, мы их и сами часто используем в нашем быту. И поступки его почти такие, как наши, с той лишь разницей, что о своих поступках, из разряда "не очень", мы потом никому не рассказываем. Этого не позволяет наш внутренний цензор, который сидит в нас и зорко наблюдает за нашим поведением. Он, этот цензор, моментально включается в работу и исправляет всё подозрительное помимо нашей воли. Если мы, допустим, рассказываем кому-нибудь интересную историю, участником которой сами являемся, то греха большого не будет, если себя мы в ней немного приукрасим, а другого участника или участников событий немного подопустим. Может даже и не немного..
Вообще, всё происходящее в действительности, то есть, самоё канву событий, трудно перенести на бумагу в первозданном виде. Внутренний цензор, сидящий в нас, этого не позволяет. И делает он это исключительно для нашей пользы, а не из вредности. Если при этом он нас и очернит немного в начале повествования, то лишь затем, чтобы в конце его мы выиграли в глазах читателя ещё больше. Это как в шахматах - сначала гроссмейстер жертвует пешку, а потом в конце партии выигрывает её целиком.
Но в этом рассказе, довольно необычном, или, наоборот, обычном, Николай Петрович постарался выдать на-гора всё, как есть, и выключить цензора, пусть и на время, потому что, не выключив его, повествовать о произошедшем будет совершенно невозможно. Что получилось в итоге - судить Вам, дорогой читатель.
А речь у нас дальше пойдёт о русско-немецко-турецких отношениях, не простых, как оказалось.
Отдыхал в позапрошлом году Николай Петрович с женой на турецком побережье Средиземного моря (Акдениз по-ихнему) в милом курортном городке Сиде. Отель им достался хороший, пятизвёздочный, и номер они заняли просторный с балконом. Пришлось, правда, для этого Николаю Петровичу при заселении немножко "подмазать" на ресепшене отвечавшего за эту процедуру турка, но чего не сделаешь ради своей второй половины. Тем более, что Петрович давно понял, жена его - это лучшая его половина... и даже чуть больше половины.
С балкона номера, где они поселились, открывался замечательный вид: на зелёный парк, с гранитными дорожками, на фонтаны, на песчаную косу, которая вдавалась в море, и на самоё море, которое вдали почти сливалось с небом. Иногда Петрович вглядывался в его густую синь на горизонте, и ему казалось, что он видит немножечко Африку.
"Рай, настоящий рай", - восклицал он и пытался подхватить на руки жену. Ему почему-то вновь стало казаться, что он стал таким же крепким и бойким, как и в первый год их совместной жизни.
Но супруга не разделяла этих его скоропалительных радостей - ни по поводу молодцеватой его "крепкости", ни по поводу "райскости" места их поселения:
"Природа природой, - говорила она, - но есть же ещё и люди. Неизвестно, какими окажутся наши соседи...".
Жена, как в воду глядела, и скоро их ожидал пренеприятнейший сюрприз. Отношения с соседями не заладились с самого начала. В номере слева, ещё до приезда Петровича, поселилась русская семья: бабушка, ещё не очень старая, но плохо выглядевшая, и с ней её дочь, лет тридцати с хвостиком вместе с кудрявым внучком, очень похожим на юного Володю Ульянова. Дочь с внучком оказались обычными среднестатистическими отдыхающими, а вот бабуля с землистого цвета лицом, имела одну очень вредную привычку, а именно - она смалила на балконе с утра до вечера одну сигарету за другой. Непонятно было, ходила она на море, или нет, но Петровичу было интересно другое, чем дышали в комнате её дочь с внучком, если даже на его балконе, на "свежем воздухе" дышать было совершенно не чем.
Жена Николая в первый же день попыталась было урезонить смуглую бабушку и попросить её хотя бы выдыхать дым в противоположную сторону, так как там пока никто не жил, но не на ту она напала. В ответ курящая бабушка только ухмыльнулась. Как она выразилась, не затем она сюда приехала, чтобы выслушивать чьи-то нотации, она приехала сюда отдыхать. А отдыхать по-нашему, по-русски, - это делать, что хочешь, не взирая ни на какие преграды. И если при этом ещё удастся насолить ближнему, то это будет настоящим кайфом, и впечатления потом от отдыха останутся самыми положительными, то есть, будет что вспомнить...
Пару дней Николай с женой привыкали к соседям слева, но однажды в обед заселились соседи справа. И когда уже те вышли на балкон, а это была довольно странная парочка, и закурили оба, Петрович понял, что до этого были только цветочки, а ягодки их ожидают впереди. Парочкой оказалась престарелая немка лет 55-ти - 60-ти и её 35-летний сын, подозрительно похожий на турка. Курили они не в пример больше смугло-серой русской бабушки и, к тому же, не слабо выпивали. С их балкона только и слышалось: сначала дзинь - это бокалы соединялись друг с другом в мелодичном звоне, а потом щёлк-щёлк - начинали работать зажигалки. Мгновение спустя клубы вонючего сизого дыма устремлялись на балкон к Николаю Петровичу. Жена его сигаретного дыма не выносила и после каждого дзинь-щёлка тут же убегала в комнату. При этом она громко хлопала раздвижной балконной дверью. Соседи после хлопка на время притихали, но потом всё начиналось заново. С левого балкона от смуглой бабушки слышалось щёлк-щёлк, а с правого от престарелой немки и её сына - дзинь-щёлк.
Николай Петрович всеми силами пытался не волноваться и держать себя в узде, всё же они приехали сюда отдыхать и впервые на целый месяц, но отдыхать легко не получалось ни у него, ни у жены.
"Не волнуйся, дорогая, - говорил он своей половине, - неприятные соседи скоро уедут, а мы с тобой останемся".
"Быстрей я умру, чем они уедут", - отвечала жена и хваталась за голову.
Что было делать Петровичу? Надо было чем-то отвлечься и успокоить жену. Для этого он захватил с собою тетрадку со своими писульками, с недавнего времени Петрович возомнил себя немножко писателем, а потому таскал эту тетрадку везде и записывал в неё "интересные мысли"(знал бы он, какие мысли здесь он в неё запишет...), и вечерами он кое-что из неё зачитывал вслух, думая этим хоть как-то успокоить супругу.
Обычно писал он в свою тетрадку, сидя на балконе. Но теперь, вдыхая сизые дымы с обеих сторон, записывалась у него какая-то хрень.
Он перечитывал написанное и хмурился, потом забирал со стола тетрадь и уходил в комнату к жене. При этом он тоже сильно хлопал дверью.
И вот как-то на третий-четвёртый день их отдыха Петрович, проснувшись среди ночи, услышал странные звуки. Они доносились от соседей справа и были похожи на стоны. Он было сперва подумал, что престарелой немке стало плохо, но, прислушавшись, понял, что ошибся. Престарелой немке было не плохо, а очень даже хорошо...То-то вчера за ужином все обратили внимание на эту парочку, уж слишком трепетно они относились друг к другу.
Потом выяснится, что похожий на турка сын турком и окажется, и поселился он с престарелой фрау с определённой целью. Пока её старый муж, где-то в тёпленькой Паттайе вышивал под руку по пляжу с двумя тайками, она здесь в Сиде делала примерно то же самое - водила шуры-муры с турком. Николай Петрович наблюдал потом на набережной ещё не одну такую 'семейную' международную парочку.
"Неплохо они тут устроились, - думал он, - только вот курили бы поменьше....".
Но... ни наша смуглая русская бабушка, ни эта странная парочка и не думали этого делать. Они будто сговорились и курили всё время без передыха. Парочка даже делала это ночью, в перерывах между основным своим занятием.
Пришлось Петровичу с женой больше времени проводить на пляже. Туда же он перетащил и свои писульки. Он корпел над ними в полуденный зной, и иногда ему начинало казаться, что у него уже что-то получается. А вот об отношениях с соседями справа и слева такого сказать было нельзя.
Но жизнь есть жизнь, произошёл однажды и тут перелом. С него и начинается основное бесцензурное повествование.
Сидел как-то вечером после ужина Николай Петрович в одиночестве на своём балконе и любовался закатом. Тетрадь с 'мыслями' лежала перед ним. Только он вознамерился в неё записать нечто великое, как с правого балкона раздалось ненавистное щёлк-щёлк немецкой зажигалки. Николай нервно заёрзал на стуле и немного приподнялся, размышляя, сразу ему покинуть балкон или на время остаться. Пока он думал и ёрзал, неожиданно раздался другой звук и достаточно громкий, чтобы быть услышанным на обоих балконах. Этот звук раздался из-под самого Николая Петровича. За ужином от раздражения он опять много ел и много чего намешал: тушёную с мясом фасоль, молочный суп, сырые овощи, два яблока, а потом всё это сверху заел поджаристой запеканкой. Поэтому в сопровождение к звуку, вылетевшему из-под Николая Петровича, из-под него же пошёл удушливый запах и потянул он сначала на правый соседний балкон.
"Шайзе", - донеслось оттуда. Потом с левого балкона послышалось ёрзанье, и оттуда показалось серое лицо озабоченной старушки.
"Ага, - подумал Петрович, - эврика, нашёл", - и он тут же начал строить планы возмездия.
С этого дня по вечерам он стал есть всё подряд и в огромных количествах.
"Худеть буду дома, - решил он, - а здесь, ну надо же чем-то отвечать на происки немки и её турецкого сына".
Желудок Николая Петровича оказался крепким и сделался ему верным помощником в деле отмщения. Газов по вечерам он производил достаточное количество и теперь на каждый "щёлк" немецкой зажигалки он выдавал громкий русский пук. Само собой, одним звуком дело не заканчивалось, следом за ним шёл удушливый едкий запах. Жена Петровича, давно на балкон не выходившая, представления не имела, чем там теперь занимается её муж. Она по-прежнему думала, что он пишет свои заметки. Но остававшийся на балконе Петрович заметок давно никаких не писал, он нюхал произведённый им самим ароматный продукт и щедро делился им с соседями. По вечерам роза ветров обычно была направлена в сторону немецкого балкона, и оттуда постоянно слышалось:
"Шайзе! Руссишен швайн"!
После этого оттуда раздавался громкий хлопок уже их балконной двери.
"Ага, - злорадствовал Петрович, - нате вам, наше с кисточкой. Гитлер тоже думал, что Москву легко взять, оказалось не так просто. Русский дух по-прежнему силён...".
При этом ему ещё припомнился случай, произошедший во времена оны и тоже с участием немцев. Он произошёл в самолёте лет десять тому назад. Петрович тогда летел из Сингапура в Москву, и пассажирами этого рейса в основном были немцы. Один из них, упитанный такой, плотно отобедав, улёгся на полу между креслами впереди Петровича и заснул. Минут через пять он начал жутко портить воздух. Немка, его жена, чтобы хоть как-то смягчить ароматы, производимые мужем, постоянно пырскала духами из своего флакона. Но вонь от этого становилась только невыносимей.
Лежавший между кресел немец, был невидим впереди сидящим пассажирам, и на каждый выброс его "V - газов", они оборачивались и видели перед собой недоумённое лицо Петровича. Что они при этом о нём думали и что желали ему, одному богу известно.
"Зато теперь отыграюсь, - злорадно думал Николай Петрович, - теперь я им повоняю...".
Чем бы всё это закончилось, неизвестно, но хорошо, что в нашем мире всё когда-нибудь кончается. Пришёл конец и соревнованию русского духа с импортными курительными смесями.
Сначала уехали соседи слева. Они долго собирались, укладывали чемоданы, стучали ими, но не громко и также негромко переговаривались между собой. Старушка по-прежнему много курила, и с её балкона по-прежнему слышались щелчки её зажигалки, но дымом почему-то не пахло. Петрович однажды случайно подглядел, почему... выдыхала старушка дым в противоположную сторону и делала она это уже без всяких просьб.
Потом съехали жильцы справа, немка и её "турецкий" сын. На их место заселились французы, некурящие. По вечерам они тихо сидели на своём балконе и любовались закатом. Перед уходом они всегда заглядывали к Николаю на балкон и желали ему "Бонн нюи". В ответ он им тоже добродушно кивал и желал спокойной ночи, но при этом ему так хотелось пукнуть...
21.10.2015г.
О нужности или не нужности некоторых вещей и предметов.
Июнь 2015г.
За все свои двадцать девять дней отдыха в Кемере Николай Петрович так и не включил ни разу телевизор. О чём он нисколько не пожалел по возвращении в Россию.
Фонтан.
Зарисовка.
Три дня остаётся Петровичу и его жене до отъезда домой. Они уже никуда не спешат. На пляже теперь лежат часа по полтора в день, не больше, и то только с утра. Потом одеваются и уходят. По дороге они пересекают небольшой парк-сквер, в котором недавно открылся новый фонтан, очень необычный. Вода в нём бьёт не сплошной струёй, а подаётся под напором через маленькие отверстия. Сами эти отверстия сгруппированы в девять самостоятельных струй, вылетающих поочерёдно из бетонного основания на трёхметровую высоту. Там, на этой высоте, вода разлетается на мириады мелких брызг, которые блестят на солнце, словно алмазы компании «Де Бирс».
«Не фонтан, а разбрызгиватель драгоценных камней», - говорит Петровичева жена.
Турецкое солнце помогает этому впечатлению. Оно к концу июня разыгрывается не на шутку. В обед стоит прямо над головой и печёт так, что можно легко поджариться, если не спрятаться в тени.
Но Петрович любит такую погоду, мало того, он её обожает. А жена его – не очень, видать предки её были не из Африки. Пройдя половину сквера и поравнявшись с драгоценным фонтаном, она первой садится на бетонную лавку, ту, что под деревом. Николай под дерево не хочет, он хочет тепла и света. Ему этого всегда не хватало, недаром во сне он не только летает, но ещё и видит звёзды. Но не те звёзды, которые мы видим по ночам, которые так далеки от нас и светят нам холодным светом. Он видит свои звёзды вблизи: жёлтые, белые, голубые. Они необыкновенной красоты и светят ему жарким светом.
Поэтому под дерево Николай Петрович не торопится сесть, там он только оставляет свою сумку с пляжными полотенцами. Кстати, сегодня он в неё положил и свою тетрадь с писульками. Сам же Петрович приземляется на другую лавку – напротив. Такую же бетонную: гладкую, блестящую и пышущую жаром. Усевшись, он сбрасывает с себя шлёпанцы и ставит ноги на обжигающие гранитные плитки. Ими обложен весь фонтан по периметру.
«Как хорошо, - думает он, - как в детстве».
Через минуту к фонтану подходит семейное трио: он, она и девочка лет восьми. У мамы приличный фотоаппарат с объективом, и она начинает снимать своё весёлое семейство. Девочка носится среди бриллиантовых струй, не боясь намочиться. Папа не выдерживает и тоже начинает бегать вместе с ней. Все трое они радостно смеются. Петрович встаёт со скамьи и отходит в сторону. Ему не хочется мешать им, да и попадать в чужой объектив ему тоже ни к чему. Мама девочки бросает на Николая благодарный взгляд.
Но вот фотосессия завершена, и счастливое семейство покидает фонтан. Петрович долго смотрит им вслед и вздыхает.
«Как же хорошо здесь, - говорит его жена, - давай ещё посидим».
«Давай», - соглашается он.
Потом Николай подходит к жене, достаёт из сумки турецкую тетрадь, купленную им здесь по приезду, возвращается на свою горячую лавку, усаживается на неё и начинает писать эти строки.
«Как в детстве», - думает он.
Виктор Решетнев
Карнавал в Кемере
В первый же день своего очередного приезда в Турцию, Николай Петрович понял, что кризис добрался и сюда. Особенно это было заметно по россиянам, основательно обедневшим. Ещё пару лет назад они были реальной движущей силой данного региона, а сейчас… сейчас о них этого сказать было нельзя.
Ещё совсем недавно наши люди заявляли о себе повсюду, везде громко орали, не стесняясь прохожих, не пропускали ни одного магазина, бутики это или не бутики, а, может, нечто другое, но не менее дорогое, заходили во все заведения подряд и скупали там всё, что попадётся под руку. Чувствовали они себя тогда настоящими хозяевами этой земли, ходили с гордо поднятой головой и выпяченным животом, долго нигде не торговались и разбрасывали доллары и лиры направо и налево. Теперь же русские люди вели себя гораздо скромнее, у витрин долго не застаивались, а то не ровён час, продавцы могли подумать, что они купить чего-то хотят… останавливались скорее для того, чтобы просто поглазеть, а покупки делали в основном в последний день перед отъездом. При этом они отчаянно торговались, сбивая цену до минимума, и потом ещё долго пересчитывали деньги, прежде чем вручить их в руки продавцу. Турки в ответ кривили лица, дескать, не тот русский нынче пошёл, но затем уступали, понимая, что и теперь наши люди были основными покупателями их турецких товаров.
Большинство надписей на магазинах было по-прежнему сделано на русском языке, и это радовало глаз.
«Рахат-лОкум», «Игрушк И», «Шубы из Истамбула», «Пастельное бельо».
Читая их, сразу было понятно, что эти милые ошибки сделаны нарочно, чтобы поднять нам - русским людям, настроение, особенно тем, кто только что приехал из России. Петрович был из их числа. Мало того, что на этот раз он приехал вместе с женой и приехал отдыхать по-бедному, так он ещё умудрился заболеть в первый день. Конечно, заболел он не в Турции, а скорее всего, подхватил инфекцию где-то в пути, но от этого Николаю было не легче. Не помогло даже загадывание желания, которое он сделал по дороге из Анталии в Кемер, когда их автобус проезжал через горный тоннель. Гид уверял, что если загадать желание, находясь посередине тоннеля, и закрыть при этом глаза, то оно непременно сбудется. В прошлый раз Петрович уже проделывал аналогичную процедуру, но тогда у него ничего не получилось. Тайное его желание не исполнилось, хотя предназначалось оно не для него самого, а для другого человека.
Правда, он тогда долго не горевал по этому поводу, денежки-то тогда у него ещё водились. А когда у русского человека водятся денежки, он, как правило, долго не горюет ни по какому поводу. На этот раз Петрович заранее решил подумать о том, что будет загадывать, ведь на кону было его здоровье. Но когда он закрыл глаза, то неожиданно забыл обо всём на свете и загадал нечто традиционное и самое простое:
- Пусть всё будет хорошо, - загадал он, - и для меня, и для жены, и для детей, и для внуков.
Этим и ограничилось его желание. То, что оно должно было сбыться, он не сомневался.
Вечером по приезде на место и устроившись в гостиницу, Петрович решил немного прогуляться. Жена в дороге устала, а потому отказалась составить ему компанию.
- Куплю заодно аспирин УПСА, чтобы простуда не начала развиваться дальше, - подумал он, - и посмотрю ещё, где подешевле рахат-лукум продаётся.
Серьёзное лечение он решил перенести на следующий день.
- Завтра прямо с утра найду хорошую сауну, - мечтал он, шмыгая носом, - и основательно в ней прогреюсь. Тогда всё само собой пройдёт.
Выйдя на улицу, Петрович моментально окунулся в пёструю толпу гулявших. Ему сразу бросилось в глаза, что людей на улице было также много, как и в прошлые его приезды, а, значит, жизнь продолжалась.
Из носа у него постоянно текло и норовило капнуть на футболку. От этого Петрович чувствовал себя не очень уютно.
- Что-то я совсем расклеился, - грустно размышлял он, - неужели старость подкрадывается.
Носового платка он с собой не взял, забыл в номере.
- Наверное всё же старость, – заключил он и собрался было высморкаться на обе стороны, как это частенько проделывал раньше, но вовремя спохватился. Всё же Петрович был культурным человеком. А раз так, то он аккуратно промокнул нос двумя пальцами и украдкой посмотрел по сторонам, куда бы незаметно стряхнуть содержимое. Кроме людей на тротуаре обосновалось ещё несколько бродячих котов, один из которых вальяжно подошёл к Петровичу и стал доверчиво тереться об его ноги.
- Об него что ли вытереть пальцы, - мелькнула мысль, - с прошлого приезда здесь кошачья диаспора здорово разрослась.
И действительно, котов вокруг Петровича собралось предостаточно и в массе своей они были облезлыми.
- Наверное, тоже обеднели, как и мы, - невесело усмехнулся Николай.
Покрутив влажными сжатыми пальцами, он всё же не решился вытереть их о доверчивого кота, а вытер о свои восьмидолларовые шорты и, набрав полную грудь воздуха, продолжил путь. Побродив по привычному маршруту - от набережной к фонтанам с Ататюрком и обратно, Петрович зашёл в ближайшую аптеку купить себе аспирина.
- Полечусь пока таблетками, - решил он, - а уже завтра обязательно в сауну...
На обратном пути Петрович чуть было не наскочил на неприятного вида русского деда в одинаковых с ним шортах. Дед этот бодренько шёл прямо ему навстречу и не собирался сворачивать. Николай сначала тоже хотел не уступить, но в последний момент передумал и отскочил в сторону.
- Ходят тут разные, - чертыхнулся он, – ещё и не сворачивают.
Пройдя пару шагов, он решил обернуться и проследить за нахальным дедом, но того и след простыл. Обескураженный Николай почесал затылок и, не спеша, направился обратно в гостиницу.
- Чего-то ты сегодня быстро? – поинтересовалась жена, – обычно в первый день ты раньше полуночи не появляешься.
- Носовой платок забыл, - посетовал недовольный супруг, - с мокрым носом не очень-то удобно расхаживать. И деда ещё, к тому же, противного встретил, - прибавил он, – рожа мерзкая такая, а шорты, как у меня. Тоже, наверное, по египтам в своё время шлялся.
На следующее утро Николай Петрович вместо пляжа отправился искать сауну. Ближайшая находилась в подвальном помещении их же отеля. Туда он и направил свои стопы.
Хозяин её волосатый чернявый турок встретил Николая у самых дверей и расплылся в добродушной улыбке. Сразу же он начал втирать русскому клиенту о преимуществах своей бани.
- Ладно, - прервал его на полуслове Петрович, – потом доскажешь. Мне интересно, сколько твоя баня стоит за один сеанс?
- Двадцать пять, - моментально выдал турецкоподданный, - но это только для тебя, для всех остальных будет дороже.
- Чего двадцать пять, - уточнил Николай, - лир, долларов или рублей?
- Вай-вай-вай, - запричитал турок, - какых лыр, какых рублэй, долларов, конэшно. Но за эту цену тебе тут и массаж сделают и чаем напоят, а в сауну ты потом можешь ходить бесплатно до конца твоего отдыха.
- И в следующем году тоже? - усмехнулся Петрович.
- В каком году? – не понял турок и раскрыл рот от удивления.
- Ладно, – подытожил Петрович, - я плачу пятнадцать баксов за сеанс и беру этих самых сеансов у тебя целых десять. А ты даёшь мне дипломированного массажиста. Понятно?
- Панятна, – простодушно ответил турок, - у меня все с дипломом, а один в германском госпитале пять лет работал.
- И, конечно же, ты его мне выделишь, - перебил турка Петрович, улыбнувшись его простодушию, а, может, наоборот, профессионализму, - ладно, давай по рукам.
На третий день после посещения сауны и усиленного массажа, Николай почувствовал себя лучше. Нос его пробило, и он стал дышать обеими ноздрями. Теперь Петрович, когда его жена оставалась в номере, бегал по городу, как молодой. Дышалось ему легко и свободно, а настроение поднялось на самую высокую отметку.
И вот однажды, прогуливаясь по знакомому маршруту, он опять встретил того самого деда, который перегородил ему дорогу в первый день. Дед этот заметно помолодел и похорошел. Он раскланялся с Николаем Петровичем, как со старым знакомым, потом поднял руку и приветливо помахал ею. Петрович решил упредить похорошевшего деда, который теперь и на деда-то не тянул, и тоже поднял руку и поприветствовал симпатичного старика. Получилось в итоге, что они оба помахали друг другу одновременно.
Потом он встретит этого похорошевшего деда ещё раз за день до отъезда. В тот вечер Петрович отправится гулять по приморскому городку вместе с супругой. К тому времени он окончательно выздоровеет, приобретёт ровный загар, и походка его станет походить на походку уверенного в себе сорокалетнего мужчины. Вечер выдастся тёплым и будет обещать незабываемые впечатления, тем более, что на этот день выпадет праздничный карнавал, за неделю до которого по всему городу будут расклеены яркие афиши, сообщающие об этом красочном событии.
И вот этот вечер наступил. Как только они с женой вышли из номера, то сразу были поглощены нарядной толпой. Кого только в ней не было: гимнастки в обтягивающих трико, клоуны с красными носами, жонглёры, акробаты, факиры, которые постоянно что-то вытаскивали из своих шляп, простые люди - турки, немцы и русские, всё слилось в один яркий красочный клубок. По центральной улице туда-сюда курсировали платформы, на которых творилась настоящая вакханалия из полуголых женских тел. Всё это действо сопровождалось громкой музыкой, перемешанной хлопками-выстрелами фейерверков. Разноцветные огни то и дело взлетали высоко вверх, а потом сыпались обратно на головы отдыхающих тягучими брызгами искр.
Петрович с женой крепко держались за руки и радовались, как дети. Неожиданно перед ними возникла процессия, состоявшая из нескольких турок янычар в старинных одеждах. Они шли стройным шагом и били в барабаны. Впереди них шествовал стройный пожилой турок с огромным баллоном воды за спиной и пульверизатором в руках.
Из него он поливал всех встречных и поперечных пушистой прозрачной струёй. Попало и на Петровича и на его супругу. Ему в основном пролилось на голову, а жене янычар обрызгал лицо и руки, которые она сама подставила.
- Не бойтесь, - воскликнул встречный прохожий, который тоже подставился под искусственный душ, - этот турок поливает всех святой водой. Тут есть такой обычай во время карнавала.
- Значит, будешь умным, - жена постучала супруга по лбу, - раз тебе вся вода попала на голову.
Освежившись святой водичкой, довольные, они отправились дальше, свернув с центральной улицы в переулок, где было поменьше народу. Здесь уже на знакомом месте Петрович опять столкнулся нос к носу всё с тем же дедом. Но теперь это был уже не дед, а загорелый молодой мужчина, который вёл под руку симпатичную даму.
Николай первым решил поприветствовать его и уже было поднял для этого руку, но жена остановила его.
- Кому это ты собрался салютовать,зеркалу?
Петрович опешил. Только сейчас он понял, в чём дело. На прямоугольной колонне, подпиравшей навес над магазином, снизу доверху было приклеено зеркало по размерам совпадавшее с колонной. А, значит, оба раза до этого никакого старика в шортах с пальмами не было. Это был он сам, Петрович. В первый раз он был болезненным и сердитым, а потому не понравился сам себе, но во второй - понравился, когда выздоровел и стал симпатичным.
- Вот, значит, про какого старика ты мне рассказывал, - засмеялась жена, а я думала, ты у меня молодой.
- Ладно, пойдём! - Петрович крепче сжал её руку, и они двинулись дальше по знакомой улице.
В это время на минарете громко запел муэдзин, но даже с помощью усилителя он не мог перекричать звуки современной музыки.
Да, разным бывает Кемер, и дай Бог ему, или Аллах, таким оставаться и впредь до следующего нашего приезда сюда.
Июль 2015года.
Обычная история
Часть I
Мечтательная
Николай Петрович долго писал в свою литературную тетрадь и притомился. Ему захотелось немного прилечь.
- Это всё оттого, - думал он, - что в голову мне лезла всякая чепуха. Её бы выбросить на помойку, а я вместо этого заносил её на бумагу. Делать этого не стоило, надо было подождать вдохновения…Но ведь я же талантлив, - воскликнул он в сердцах, - когда же, наконец, получу и я заслуженный успех! Да и денег хочется…
Размышляя в таком роде, Николай Петрович отложил в сторону тетрадь, потянулся до хруста в костях и направил свои стопы к кровати. Но, не дойдя до неё, зацепился нога об ногу и с грохотом рухнул на пол. Упал он неудачно, ударился головой о прикроватную тумбочку.
- Были б мозги, было б сотрясение, - последнее, о чём успел подумать он.
Потом какое-то время Петрович блуждал в темноте, в такой плотной и вязкой, что еле переставлял ноги. Потом он попал в тоннель, но света в конце его, о чём многие свидетельствуют в аналогичных ситуациях, не видел. Свет он увидел, только очнувшись, и свет этот был очень ярким, таким, какого Петрович раньше никогда не видел. На секунду ему даже показалось, что и его самого раньше не существовало, и будто бы только сейчас он родился.
Жёлтые лучи, проникавшие в комнату через ажурные занавески, высвечивали в воздухе мельчайшие пылинки, которые танцевали замысловатый танец. Всё это Николай Петрович наблюдал снизу, потому что лежал на полу.
- Это на самом деле происходит? – задал он себе вопрос, - или эти солнечные плясуы у меня в голове? Может, я себе повредил чего-нибудь, ненароком?
Но что мог повредить себе Петрович? Судя по писулькам последних лет - ничего. Всё основательно повредилось гораздо раньше. Он уже давно вместо повестей и романов сочинял, точнее, пописывал короткие рассказы, которые были едкими, бесталанными и сомнительного содержания. В них он пытался уколоть своих бывших друзей и женщин, которые когда-то его пронесли. Но особенно доставалось Петровичевым детям, коих у него было двое. Ему всегда казалось, что они хотят выжить его из собственного дома и определить в дом престарелых.
Всё это промелькнуло сейчас у него в голове и погасло.
- Как бы там ни было, - подумал он, - но надо вставать. Поднявшись на четвереньки, Петрович дополз до кровати и присел на неё. Затем осмотрелся.
- Я у себя дома, - начал он уговаривать себя, - эта комната моя спальня.
Но она почему-то показалась ему слишком большой. Петрович осторожно ощупал затылок и нашёл там здоровенную шишку, которая, впрочем, не болела.
- Одна голова хорошо, а две – лучше, - усмехнулся он, хотя ему было не смешно. Мысли, одна другой необычней, закружились в его мозгу.
- Ударился головой, - удивлялся он, - а мне не больно, и настроение от этого только улучшилось. В теле какая-то лёгкость, словно я наполнился ватой. Сейчас встану и к потолку взлечу. А шишка – она пройдёт.
Петрович снова осмотрелся и даже хихикнул от новых ощущений.
- И комната стала нарядной, - заметил он, - может, я уже в другой жизни очнулся? Ну и ладно! Огорчаться не буду, тем более, мне хорошо, как уже давно не было.
Николай поднялся с постели и аккуратно прошёлся по комнате. Возле окна стоял его рабочий стол с рукописями, но выглядел он сейчас так, словно Петрович отвалил за него когда-то не тридцать рублей, а все триста; да и само окно было каким-то огромным и слишком чистым, каким раньше никогда не было. Через стекло в комнату проходило столько света, что Петровичу захотелось распахнуть его настежь и выпрыгнуть наружу.
- А на каком этаже я живу? – задумался он, - да и где я?
Он подошёл к придвинутому к столу креслу, в котором частенько просиживал долгими вечерами, записывая в тетрадку гениальные мысли, как ему всегда казалось, и сел в него.
- Вот те, на! – удивился он, - удобно-то как. А за него, сколько я отвалил?
Внутренний голос ему подсказывал, что ни кресло, ни стол ему не принадлежат. Они похожи на те, которыми он пользовался, но сейчас они были другими – роскошными, дорогими, создававшими уют.
- Может, у меня и жена есть?! – обрадовался он.
Но, что больше всего его удивило, так это солнце, выглядывавшее из-за занавесок. Оно было таких размеров, словно Петрович находился не на Земле, а как минимум на Венере.
- Действительно, что-то кардинально изменилось вокруг, - то ли забеспокоился, то ли обрадовался он, - может, и я изменился?!. Этому я буду только рад?! Не ровен час, известным стану! – продолжил радоваться он, - пора бы уже. Это всё знаки – солнце, стол, кресло. Теперь мне понятно, меня ожидают перемены. Сегодня, или никогда! – подбодрил он себя фразой из какого-то фильма.
Надо сказать, что Петрович всю жизнь ожидал от своей судьбы чего-то грандиозного. Жить просто так, как это делали все вокруг, он не хотел. С самого раннего детства маленький Коля любил мечтать. Забравшись в сарае на сеновал, он представлял, как на Землю вскоре прилетят инопланетяне и свяжутся с ним. Даже не так, не инопланетяне в обывательском смысле этого слова, а сам Сверхразум . Ведь не просто же так всё вокруг существует, кто-то всё это придумал. Понятно, что родился этот Сверхразум не на Земле, а где-то далеко за её пределами. Там он развился до невероятных пределов и теперь за всеми нами наблюдает. И за мной в том числе, - размышлял маленький Коля, - прочесть человеческие мысли – ему раз плюнуть. Но Сверхразуму не интересны мысли всех, а лишь избранных, которые могут помочь Ему Самому. Но такие мысли на Земле рождаются только в голове у Петровича.
- Нужно только почаще думать о вечном, - мечтал он, лёжа на сеновале, - а не о мирском. За это меня оценят и наградят, когда свяжутся со мной.
Что это произойдёт, маленький Коля не сомневался. С детства он рос любознательным мальчиком. Лет в пять уже умел читать и писать, неплохо считал, знал наизусть таблицу умножения, умел складывать и вычитать в уме двузначные числа, а ещё Коля любил смотреть на звёзды. Насмотревшись на них, он донимал отца странными вопросами, не свойственными столь юному возрасту.
- Пап, а что выше неба? – спрашивал он родителя, каменщика-печника, имевшего за спиной шесть классов образования.
- Луна, - отвечал отец.
- А выше Луны?
- Выше Луны Солнце, сынок.
- А выше Солнца? – не унимался любознательный отпрыск.
- Звёзды, - терпеливо отвечал родитель.
- А выше звёзд что? – не отставал приставучий мальчик.
- Когда вырастешь, всё узнаешь, - пытался закончить разговор мудрый каменщик, - а если выучишься на астронома, тогда точно обо всём узнаешь.
И вот, когда Коле исполнилось лет одиннадцать-двенадцать, и он прочитал всю фантастику, имевшуюся в их школьной библиотеке, юный отпрыск впервые задумался о смысле жизни. К этому его подвигла самая красивая девушка их школы – неприступная Таня. Она училась в параллельном классе, и все перемены юный Коля пытался перехватить её взгляд. Он проглядел все глаза, но тщетно, девочка не обращала на него внимания. Юный влюблённый даже написал для неё фантастический рассказ, так хотел ей понравиться. Но…не судьба.
Сейчас Николай Петрович вспомнил об этом, но нисколько не расстроился.
- Раз так сложилось, значит, так надо, - подумал он, - теперь всё сложится по-другому.
Он раскрыл окно и выглянул на улицу. То, что он увидел, порадовало его. Окно Петровича находилось на втором этаже кирпичного здания, прямо под ним располагался овальный бассейн с прозрачной водой, а дальше между пальмами проглядывало бирюзовое море. Высоко в небе сияло огромное солнце, свет его был столь ярок, что резало глаза.
- А ведь я на Венере, - обрадовался Николай Петрович, - и в этом не нахожу ничего необычного. Более того, именно сейчас начнут сбываться все мои мечты.
Петрович взобрался на подоконник и выпрыгнул наружу. Как он и ожидал, падать он не стал, а полетел по воздуху. Сначала над бассейном, потом над пальмами, а потом над морем.
У самой воды под пальмами стояли лежаки, и на одном из них загорала его жена. Он её сразу узнал - красивая молодая женщина с длинными ногами и соблазнительными формами. Петрович развернулся над морем и мягко приземлился рядом с ней на лежак.
- Ты где прохлаждался, любимый? – спросила красавица, - ты не забыл, - продолжила она, - что сегодня последний день нашего отдыха. Завтра отпуск кончается, и нам пора улетать на Землю. Но всё равно, спасибо, что ты организовал нам такой прекрасный отдых.
Она чмокнула Петровича в щёку и поднялась с лежака.
- Я в номер, - сказала она, - начну собираться, а ты можешь ещё позагорать. Но долго не задерживайся.
Красавица взяла в руки полотенце, легко оттолкнулась от песка и взмыла в воздух. Через мгновение она уже влетала в оставленное открытым окно.
- Хорошо жить на белом свете, - подумал Петрович, укладываясь на лежак, - и солнце яркое, и жена красавица, и отпуск ещё не закончился.
С этими чудными мыслями счастливый муж незаметно уснул. Проспал он до самого вечера, а когда он открыл глаза, огромное солнце уже садилось в бирюзовый океан. Там, где оно касалось поверхности, высветилась пылающая дорожка, простиравшаяся до самого горизонта. По ней перекатывались небольшие волны и закручивались в буруны. Было такое ощущение, что в этих местах вода закипала.
Петрович оторвал взор от моря, обернулся и посмотрел в сторону своего окна. Оно было закрытым.
- Окунусь немножко, - подумал он, - а потом к жене под бок.
Нырнув в пылающую дорожку, размашистыми гребками он поплыл от берега. Вода была не просто тёплой, а как в бане, когда маленького Колю отец после парилки обдавал из алюминиевой шайки.
Поплавав и поныряв, Петрович, наконец, вылез на берег.
- Хорошо жить на белом свете, - подумал он, скрутил полотенце и отправился в номер. На этот раз он пошёл пешком.
Жена уже спала. Петрович тихонько залез к ней под одеяло, обнял упругое тело и попытался уснуть. Странно, но ему это удалось…
Часть II
Реальная
Проснулся Петрович утром под крики какой-то голосистой женщины.
- Вставай, лежебок, - кричала она на Петровича, - нечего тут разлёживаться. Завтрак давно готов, все приживалы сокамерники давно в столовой. Один ты…никудышный, - женщина сочувствующе покачала головой, - недаром тебя в баню недавно переселили.
- В какую баню? - опешил Петрович, - и что за сокамерники…я что, в тюрьме? И вообще, где я? – он недоумённо посмотрел на кричавшую.
- Где-где, в Караганде, - усмехнулась та.
Это была женщина средних лет, неухоженная, в старом заношенном халате, когда-то имевшем белый цвет, и с платком на голове. Она посмотрела на Петровича сочувствующе и продолжила свой монолог.
- Ты у себя дома, в доме престарелых. Я сиделка. А баня – это так, построили недавно для таких как ты, неприкаянных, чтобы не буянили. Мы тебя запираем в ней время от времени. Раньше-то ты смирным был, но вот уже год, как буянишь, всех достаёшь своими бреднями о жизни на Венере. Тебя тут все Венерическим и прозвали, хоть ты и не больной.
- А как я здесь оказался? - Петрович округлил глаза, - припоминаю, стукнулся обо что-то головой, но ведь это случилось у меня дома в спальне.
- Вот-вот, - подхватила сиделка, - после того, как ты стукнулся башкой об тумбочку, тебя твои рОдные дети сюда и привезли. И правильно сделали. Они когда тебя к нам определили, всё жаловались, что ты квартиру свою загадил, а потом хотел её чужим людям сплавить. Вовремя успели, притащили тебя, миленького, а квартиру твою продали и деньги между собой поделили. Да ещё чуть не подрались, дескать, мало денег выручили. Раньше надо было тебя из дому выгонять. Тумбочку грязную твою, об которую ты стукнулся, перерыли всю, думали в ней что-нибудь найдут, по крайней мере, рассчитывали на это. А сегодня ночью ты всё каких-то инопланетян звал, да жену кликал. Одним словом – никудышный ты, Венерический.
- У меня что, и жена есть? – Петрович недоумённо почесал голову.
- А как же, ты же раньше нормальным был, - сиделка усмехнулась невесело, - жива твоя супружница, её самоё определили в такой же дом, только по соседству. Так что сиди милок, и не рыпайся. А то, чик, и укольчик сделаю, и смирным сразу станешь. Но, даст Бог, вылечат тебя. Хотя зачем, ведь тебе и идти-то некуда. Бомжевать только.
- Так это что, мне всё приснилось, и Венера и прочее? – ужаснулся Петрович, - а я всё это время в дурке лежал? Куда ж я теперь? Хотя бы жену проведать…
Он посмотрел в окно, на котором отливали сталью рифлёные решётки, и сердце его сжалось…
09. 01. 2019г
--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в текстовом и mp3 формате на https://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------