--------------------------------------------------------------------------

Ольга Авдеева - Тишина

--------------------------------------------------------------------------

Скачано с сайта http://prochtu.ru

Имя у нее было такое тихое – Оля ТИшина. И сама Оля была девочкой тихой. Всю жизнь. Подруги, которые еще с института, не слышали, чтобы свои проблемы она решала с жестами и слюнями. И уж тем более не слышали, чтобы она хотя бы кого-нибудь хотя бы о чем-нибудь просила. Не было такого. А голос у Оли был сильный. Выяснилось это случайно. На девичнике, после очередного пакета вина, она шикарно запела. Репертуар, разумеется, из народного. В город Оля переехала из невозможной глуши. Из района исторически значимого. Туда четыре века назад после церковного раскола бежали староверы. И сама Оля Тишина была из старообрядческой семьи. В церковь не ходила и крестик носила какой-то особенный – как бы листик. Когда дело касалось религии, Оля Тишина говорила: Я еще тут с вами пьянствую. А мама бы моя с вами за стол ни за что не села. Понятное дело, мама бы ее ни за что за стол с Олиными подругами не села. Маме до Олиных подруг нужно было добираться всеми существующими в природе видами транспорта, пересаживаясь с одного на другой. И когда случалась необходимость ехать родственникам, Оля Тишина долго разрабатывала план передвижения, высчитывала часы вынужденного «простоя» во время пересадок (с поезда на паром, с парома на автобус, с автобуса на попутку…), а потом (в меру тихо) хлопала ладонью по столу: вот уж спрятались, так спрятались! Лучше места не найти. Не доплыть до них ни доехать.

Жила Оля тихо. И в значение «не спеша» - тоже. Когда на очередном девичнике разговор заходил о детях и мужиках, Оля сидела тихо, не выступала. На вопросы: о личном отвечала: живу, никого не трогаю. А ведь известное дело – после двадцати восьми, если никого не трогать, замужество может вообще не наступить. Оля Тишина никого не трогала и в 28 и в 30 и в 31… Однако, в последствии на одной из бабских вечеринок (на которой Оля не присутствовала потому, что каждые три часа нужно было кормить ребенка) девки постановили: чисто женскую карьеру Оля Тишина сделала блестяще. И даже те из присутствующих дам, у которых в 18 родился первый, а в 26 третий (плюс вполне нормальный муж, плюс трехкомнатка, плюс собственный ларек с парным мясом на рынке) почувствовали себя в отстающих. Потому, что одно дело, когда ты гребешь всеми лапами - второй десяток лет строишь женское счастье. И совсем другое, когда «живу никого не трогаю» и вдруг бац - все появляется само и всего за год. Ну нифига себе! Обидно.

Впрочем, было дело, один раз Оля Тишина явила активную позицию. Разговор был дома у Махоры на новом диване. Машка раскисла на тот момент – дальше некуда. Выложила Оле Тишиной все свои дессидентские мыслишки. Что на канале дерут три шкуры, что в Питере за 500 баксов делаешь 4 передачи в месяц, а в Регионе – 20 за 200. Корячишься с утра до ночи. И ведь никто не оценит.

И тогда услышала Маша откровение от Оли Тишиной. И было оно покруче Нагорной проповеди. Потому, что в нагорной проповеди пунктов было целых десять, а у Оли правила жития-бытия укладывались всего в три. А зиждились и вовсе на одном. Не включающем в себя известное «возлюби». Главное, говорила Оля Тишина, в любой ситуации уметь прикинуться дурочкой.

- Это как? – спросила Махора.

- А вот так, – ответила Оля Тишина, подливая себе чайку.

Делай по-своему. Помалкивай почаще. И улыбайся. А если начнут приставать, прикинься дурочкой. У тебя любовник? А ты молчи и улыбайся. Не хочешь свекрови ремонт делать? Ничего не говори. Спросит – промолчи.

- Е-мое… это как? – спросила Махора. Ей проникнуться новой философией было сложно, потому, что сама Машка орала по любому поводу, заводилась с пол-оборота как новый мерседес и не останавливалась, пока не убеждалась в нужном исходе дела. Да. А молча улыбаться ей, в общем-то, и не случалось. Типичный экстраверт.

Оля Тишина размочила в чае печенину, пососала, деловито чавкнула и продолжила.

- Я тебе сейчас покажу.

И Оля показала всего три универсальных выражения лица.

Машка примерила их. Представила разные неприятные моменты в свете последних событий (на работе у генерального появилось сразу три новых зама и общения с начальством, таким образом, стало втрое больше). И вправду. Олины заповеди подходили и так и этак. Остальное было делом тренировки.

А Оля Тишина, вскоре после этого разговора ни с того ни с сего, в строжайшей тайне от подруг начала встречаться с приятелем Машиного мужа, с которым была знакома лет десять и все эти годы совершенно никак на него не реагировала. Дело вскрылось, когда Оля была замечена с Аликом Кошкиным на рынке, у того самого ларька с парным мясом. В руках у Алика был прозрачный пакет, сквозь стенки которого виднелись две бутылки вина, сыр, фрукты и все, что полагается. Оля страшно смутилась, и все бы осталось неразгаданным, если бы в конце не сказала: заходите К НАМ в гости. Вот тут-то и стало ясно: живут. Таинственность не сыграла Оле на руку. Вывод подруги сделали сокрушительный: прочная ладья под названием «живу никого не трогаю» разбилась вдребезги о рифы печальной истории про «последний шанс». И Оле Тишиной теперь, наверняка, стыдно. Зацепилась за женатого, от которого всю жизнь морду воротила.

Теперь Оля Тишина стала еще тише. Жизнь у нее пошла не из тех, о которых можно, пользуясь случаем, прихвастнуть. В будни Алик после работы ехал к Оле, оставался у нее на два часа, потом ехал к жене. Там он ночевал. Оля не возражала. Она ждала.

Ну, с вечерами все было понятно. Алик работал много, его карьера на хлебокомбинате шла в гору, он был начальником цеха и потихоньку начинал «крутиться» с собственной хлебопекарней. При таких делах, бывает, и по ночам приходится пахать. Но и выходные Алик тоже проводил с Олей. А в воскресенье вечером уезжал домой. Позиция его жены Олиных подруг прямо-таки возмущала, даже при всей любви к Оле. Как-то Люська напрямик спросила у нее: а тебе что, не интересно посмотреть на его жену? Оля порассматривала ободранный линолеум Люськиной кухни, помолчала ровно секунду, ответила: Нет. Не интересно. На том разговор и закончился, потому, что никакие комментарии и наводящие вопросы Люське, журналистке с десятью годами стажа, в голову не пришли.

Однажды Оля на отнюдь не супружеском ложе тихо сказала: давай не будем предохраняться. И стала ждать – что будет. Дождалась. Не о какой отцовской опеке, не говоря уже о свадьбе, и разговора не было. Собственно, разговоров вообще никаких почти не было. Алик являлся типичным интровертом. Представить сложно, что делали два таких существа часы напролет. Оля – естественно, молча ждала. Теперь уже поглаживая плоский, не смотря на положение, живот. Впереди было целых пять месяцев. Времени - куча.

В роддом Олю увозили из Аликиной трехкомнатной квартиры, из старого, красивого, обжитого дома. За неделю до родов он пришел к ней и перевез к себе вместе с вещами. Оля не возражала. Она успела. И в расчетах не ошиблась. Теперь у нее было все как у остальных. Даже лучше. Дача, к примеру, не далеко от города.

Теперь Оля делилась радостями жизни как заправская болтушка. К подругам заходила с колясочкой и пакетом с запасными яркими ползунками. Она перекрасила волосы, одежду купила всю новую.

После родов Оля как будто еще больше похудела. И тут ведь повезло. Все набирают, а у Оли ни граммулечки лишнего. Она даже костюмы себе брала в детском отделе. Модели как у взрослых, а на треть дешевле. Внешне новоиспеченная мать смотрелась как спокойная и преуспевающая.

Через год Олю увезли в больницу. В онкологию. Рак желудка, с которым она жила последние полгода, дал метастазы уже и в мозг.

Мучалась она долго – восемь месяцев. Куча времени. Алик сидел с Настенькой. К Оле каждый день ездил младший брат Андрюша Тишин (для друзей – просто Тишка). Работал он там же, где Маша. Она готовила выпуски программ, Тишка их вел в прямом эфире. Поэтому в течение дня Тишка раз шесть мог понадобиться - нужно было уточнить текст, предупредить на счет гостей, разобраться с цветом завтрашней эфирной рубашки. А звонить Тишке было ой как страшно. Маха предварительно делала четыре ходки по коридору: от двери кабинета до окна и обратно, потом забивалась с трубкой в угол и быстро-быстро говорила с Тишкой. И неизменно она слышала, как в больничной палате дико и пронзительно кричит Оля Тишина. И в разбитую, старую млбилку было слышно, что Оля Тишина непрерывно воет и бьется обо что-то жесткое. В такие моменты вопли казались еще ужасней оттого, что на их фоне обсуждались всякие производственные вопросы. Даже накаченная наркотиками, Оля Тишина кричала-кричала-кричала своим сильным, изуродованным болью голосом. Как будто хотела наверстать упущенное. Как будто напоследок рожала и рожала все созревшие, но не родившиеся вовремя междометия. Говорят, перед смертью не надышишься. Зато теперь Маха знала, что перед смертью можно накричаться.

Тишке позвонили из больницы прямо во время эфира. И сказали, что его сестра умерла. Весила она тогда 29 килограммов. Рак тихо-тихо съел все ее тело.

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------