--------------------------------------------------------------------------
Андрей Полетика - Правда о космосе
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru



ПРАВДА   О    КОСМОСЕ

ПОЛЕТИКА А. К.
                                                                                                      Памяти Рея Бредбери   посвящаю                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                               
 «Что бы я там ни сказал, я - гнал, что бы я не написал – я вру тебе! Я хочу, что бы ты знал – я лгал, и сейчас ещё раз хорошенько на…бу (обману) тебя!»
«Noize MC»      
ГЛАВА НАЧАЛЬНАЯ: «ПОЕХАЛИ!»

«Как это, взять и выкинуть из жизни свою дочь?» - первая мысль проснувшегося Николая Зигмундовича Среднестата была именно этой. За окном стремительно светлело. «Да, засиделись вчера,  всё из-за этого олуха! Вот тоже спорщик выискался: в свои двадцать с небольшим, наглость имеет перечить отцу своей девушки, по поводу и без! Ладно бы, по делу что, а то ведь из духа противоречия умняк наворачивает! Лучше бы, в чём другом самостоятельность и индивидуальность проявлял, содержал бы её полностью, для начала…» - размышления эти не лезли из головы. Николай надел шорты и футболку, взглянул на спящую жену, наклонился и поцеловал её в губы. Легко сбегая по дубовой лестнице на первый этаж, одевая кроссовки и выходя на улицу, он продолжал осмысливать создавшийся порядок вещей:  «Стю  уже двадцать два, и у неё второй постоянный парень». С первым, хамоватым, вследствие запущенного комплекса безотцовщины, Васей, после полутора лет безумной любви, слава Богу  у неё хватило ума расстаться. «Этот наглец даже и не думал жениться, заявляя об этом открыто. Приходилось это терпеть».
«Чёрт, может Эмма права?» - подумал Николай о жене. Он уже сидел у себя в мастерской, уютно оборудованной каморке с отдельным входом, которая, по сути, более являлась кабинетом. Его руки сами без помощи головы открыли жестяную банку с пластмассовой крышкой, выудили  наощупь сиренево - бурую «бошку». Голова же была забита наглухо проблемой старшей дочери Анастасии, спавшей сейчас со своим Максимом наверху, в гостевой спальне. Николай разломил стафф на несколько частей и засунул в крышку грайндера. Перетерев, высыпал в маленький контейнер из-под больничных бахил, а уже оттуда лёгкими постукиваниями указательного пальца заправил щепотку в бонг. Ровно на напас. Первый за день. Самый вкусный. Чиркнул «Criсket», огонь лизнул кучку, уютной горкой расположившуюся на сетке, вдох, зажат поддув, гейзер в мокром заполнился клокочущим дымом, секунда, две, ещё, зелень стала пеплом, палец с поддува в сторону, колба в мгновенье очистилась. Он в блаженстве откинул голову на подушки дивана. Да, такая вот у него была «мастерская». Для курения по подоконнику были навалены кучи девайсов: и машинки для закатывания джойнтов, для набивания  сигаретных гильз, да и просто «Беломорканал». Как он сам шутил, несколько переиначивая Ильфа и Петрова: «Я знаю около ста сравнительно честных способов употребления марихуаны». Но больше всего он любил, и чаще всего использовал - дома бонг, а в  дороге пипетку. Последних в углу просто стоял мешок. В городе всё чаще стало употребляться «помастерим» вместо известных всем с детства «почитаем», «дунем» и тому подобного, так как его мастерская стала культовым местом накура среди друзей, и некоторых хороших знакомых. 
Он сделал пять подходов, взял ключи, вышел за калитку и побежал. В сторону леса, до которого было около пятидесяти метров. Ещё одна калитка, уже из посёлка, и Николай полетел. Бежал он легко, у него был замеренный маршрут по просекам и тропинкам, и круг составлял десять километров. Голова, как всегда с утра, была ясной. «Итак: может ли быть, что то, о чём говорила Эмма, правда? Она где-то услышала, что у курящих чаще рождаются девочки. Якобы от того, что никотин уничтожает Y-хромосомы в сперматозоидах, оставляя только X, которые по сути девчачьи. Надо пробить, во-первых, так ли это, и касается ли это канабиоидов?» - (сигареты он уже давно не курил). «Да, блин, с пацанами  по - ходу проще, голова явно меньше болит за будущее! Ну да ладно, что есть, то и попробуй съесть. А «хавать» приходиться всё больше и больше!» - засыпал он и вовсе в гневе, сейчас же пробовал трезво оценить ситуацию. Вообще Николай был убеждённый домостроевец, его Эмма была моложе на тринадцать  лет, и он ей сразу запретил даже думать о работе: «Мужчина должен сам добывать пропитание, а женский удел - уют и порядок в доме, музицирование, живопись, или любой другой вид искусства. В общем, только дегенерат будет маяться со скуки без пашни, если у индивидуума есть мозги - занятие найдётся! А все эти якобы феминистские заморочки о равноправии полов в отношении труда - исключительно афера, мужской заговор в отместку за приобретение женщиной свободы».  Это вот и пытался донести он до дочери: «Ей же хоть кол на голове теши, сменила одного студента на другого. Сколько не объяснял он Стю, что женщины стареют быстрее, и мужья - сверстники к сорока начинают судорожно крутить головой в поиске тёлочки помоложе, и зачастую уходят - таки, если обеспеченные - голодранец пошляется, и всё закончится на крайняк гонореей. Так нет, чтоб искать себе человека постарше, состоявшегося, обеспеченного, нет, всё то же. Проблема вообще видимо в  другом», - мысль упорхнула в воспоминания. «В своё время я «впоролся» с её мамой, для меня Люда была одной из, а она вкогтилась, и катанием, мытьём и прочими примочками женила на себе. И ни  хрена из этого не вышло. В смысле отношений. Получилась Настя. Воспитанная  другими людьми» - и только с годами они стали всё больше и больше общаться, но иногда очень тяжело! «Из больно уж простоватой Люда была семьи, это на мировоззрении и характере Стю не могло не отразиться. Не вывозит, не догоняет она моей психологии, надо в Семье было жить с ним, чтоб понимать жизнь так, как мне хотелось бы, чтоб она её понимала. Ну да ладно, сделанного видимо не воротишь, правильно будет тупо оставить ей бабла после себя, и ладно. Внуков бы рожала, что ли поскорее, хоть от студента своего, а то всё тыр - пыр, хороводы блин! Это больше всего меня раздражает и бесит - что пользует мою девочку, живёт в моей квартире, да ещё спорит по поводу и без!  До упора, даже сути вопроса не понимая! Да, так и есть, это ревность в первую очередь», - сделал вывод он:  «Женился б Макс, и это всё б расставило по местам. А так – что? Ну, какой-то парень, ни хрена вообще из себя не представляющий, дэ юре посторонний, и наворачивает своё, которого и нет, одни сопли размазанные вместо мыслей!  Да, с пацанами, наверное, проще! Ну да Бог с ними, род перевестись не должен, вот пусть рожают, а они с Эммой воспитают, Земле необходимы люди со здравым мировоззрением!» 
Родился Николай в СССР, в самой что ни на есть Москве, в самой лучшей из семи высоток, на Котельнической, распределял ордера в которую, к слову сказать, лично Лаврентий Палыч. Якобы кому в центральном подъезде конечно квартирки не обламывались. Дед был очень видный учёный - химик, академик. Его жена Ольга Александровна - профессор. Только интеллект их родителей, наследственных  дворян, спас их от жерновов разгула плебса в 1917, и последующего методичного истребления мыслящей интеллигенции. Семья пострадала сильно. Про поместья в Костромской, со стороны деда, и Псковской с бабушкиной, губерниях, и говорить нечего, отняли всё и у всех, речь не о том. Отняли свободу. Кроме происхождения Николя получил от своих предков свободомыслие и самоуважение. В семье, дома, свободно обсуждались при детях такие темы, которые и десятилетия спустя в этой стране люди опасались даже краем затрагивать. Возвращались ли родственники из ссылок и лагерей, приходили ли сослуживцы с дедова института, не было даже мысли у взрослых ограничивать «киндеров» в информации. Спустя годы, по мере того, как Николай узнавал как жили в те времена другие, поражался: что это, уверенность в том, что даже  конченные дегенераты - краснопузые, ублюдочные в массе своей, такие мозги на фарш переводить не станут, или вера в то, что достаточно четырёхлетнему ребёнку сказать о том, что то, что слышишь дома, вне его стен повторять нельзя, и всё, этого достаточно? Непостижимо. Хотя так и было, ничто из того, что говорилось о «Ёське, усатом таракане» никто, ни один самый близкий друг ни в детсаде, ни в школе не услышал. Никто и по сей день не знает, что пионер знал одиннадцать поколений своих предков - дворян, архитекторов, учёных и преподавателей. «Две его пра – пра - пра тётки были первыми женщинами в России, поступившими, и получившими образование в Университете», - с улыбкой вспомнил он о «феминизме». Единственный «демарш – конкретикус» против режима - он наотрез отказался вступать в комсомол. Ну да то был уже 1984, хотя ещё спустя пятилетку, когда возраст подошёл у брата, и он так же категорично послал ВЛКСМ, классная дама закатывала глаза и горячо доказывала Маме, шепча в ухо: «Времена изменятся, как ваши мальчики портят себе жизнь!» 
Кого же Николай боготворил - это, конечно, Мать. За всю свою жизнь он не встречал настолько духовного  человека. Нет, она атеистка. Но если б хоть половина православных хоть на треть копировала её отношение к жизни и людям, коммунизм бы настал быстрее, чем обещал Хрущ. Коля всегда говорил о себе так: «Всё что во мне есть хорошего, доброго, светлого - это  от Мамы; а дурного, подлого, хамского - от совдепии, и от вас, моих друзей».
Отец тоже был профессор, доктор наук. Двигал во всю авиастроение. В МАИ. Безусловно одарённый, сильный физик. Но из простых. Нет, не то что бы он был неотёсанный. Но и не причёсанный. Более - менее всё было терпимо, во всяком случае, если говорить о крайностях, ни разу матерного слова от него никто не слышал. Но крестьянскую хватку, что-то чужеродное во взглядах интуитивно ещё в раннем возрасте Николай начал ощущать. Позже вся плебейская сущность папаши проявилась ярко, и сын вычеркнул его из жизни. Конечно, подвели папаню его любимые, расчудесные коммуняки, которые даже верой и правдой служивших им людей загоняли в скудные, прямо скажем, условия. Банальная история, молодая периферийная овца окрутила профессора, и если б он честно заявил об этом Матери троих детей, его бы Николай скорее всего понял. Вместо этого отец засуетился с прописками, якобы какие-то варианты, и прочая хрень, и выписал братьев, которые были в его трёшке, к сестре в высотку. Когда дельце было обтяпано, все узнали о наличии ещё одного брата, сверстника Насти. Вот такой вот негодяй. Высокие слова о служении Родине, патетика, и - лишение хоть паршивенького (а по совдеповским меркам трёшка в Москве ого-го  какого) наследства. Исподтишка. Предательски. «Из – за тёлки».
С этого-то дня Николай и утвердился в уже сформировавшимся, ранее размыто, а теперь предельно чётко, мировоззрении: «Мужчина обязан все свои силы и устремления расходовать на семью. А уж ежели силы остаются и на служение Родине, Человечеству, Планете – вот тогда ты ещё и Гражданин, кроме того что Мужчина. В обратную же сторону это определение не работает».
В силу метаморфоз, происшедших не только в его жизни, а и некоторых событий в мире, жил теперь Николай Зигмундович в некой «банановой республике», сырьевом придатке сильных экономик.
Час, как и обычно, пролетел незаметно, бег помогал ему собраться с мыслями, и если и бывали неразрешимые проблемы в его жизни и деятельности, то к концу трассы они вместе с потом покидали его организм. А они бывали. Раза четыре за последние годы ему пришлось сделать два круга, а в дефолт он и вовсе гонял по лесу часов пять, но всё устаканилось, как и всегда, и он ещё раз утвердился в правильности свой в чём-то фаталисткой философии: «Если ты человек правильный, живёшь по совести, то всё будет получаться как - то само собой, судьба сама будет подкидывать шансы. А уж коли ты гад и негодяй, то, сколько ни крутись, не строй козни и не плети заговоры, достигнув даже вершины помыслов и мечтаний - счастлив не будешь! А для чего человек приходит сюда, в этот мир? Ясен пень - для наслаждения. А в чём оно? Да в том, чтоб добро и радость дарить окружающим тебя людям».
«Уф-ф-ф!» – вбегая в калитку, он стянул через голову насквозь мокрую футболку, и уже шагом пошёл через двор к пруду, глубоко дыша, успокаивая возбуждённые лёгкие. Остановился на мостике, наступив на пятки, скинул кроссы. Делая круговые разводы руками и наклоны, с удовольствием оглядывал свой участок. Здесь всё практически, за исключением собственно самого огромного дома в английском стиле, беседки, дорожек из плитки и основного газона, было сделано и посажено им самим. Воду Николай любил. Кроме пруда примерно на полгектара, перед которым он стоял, и из которого высовывались ожидая корма от хозяина, полуметровые, разноцветные японские карпы, коих развелось невероятное множество, акватория этим не заканчивалась, точнее заканчивалась, сброс в речку был из этого пруда, а вообще их у него было девять, все последовательно соединённые, проточные, берущие начало из скважины, задекорированной под скалу. Дальше были водопады, каскады, альпийские горки. В прудах жили разные рыбы, и пруды были разные, создавались необходимой глубины, с нужным грунтом под разных обитателей. Для форели к примеру, дно было уложено камнями, небольшой глубины, стремительным течением, в таком не поплаваешь, обдерёшь всё пузо. В этом же, почти озере, как его называл Николай, были все представители водного мира, и раки с креветками в том числе. Между прудами, везде кроме большого газона перед домом размером с футбольное поле, были фруктовые деревья. Великое множество. Свое поместье ему нравилось. Он его любил. Очень.
Дыхание после бега восстановилась, он сделал глубокий вдох, и, кинув перед собой за пару секунд горсть небольших камешков, чтоб разогнать рыбу, без брызг, красивым прыжком вонзился в воду. Минуты полторы гладь озера была практически спокойна, опять защебетали птички, потревоженные всплеском, и тут вновь природа настороженно смолкла от громкого всплеска – фырканья - вдоха. Вынырнул он метров за пятьдесят, до противоположного берега не хватало  десяти. Их он и пытался преодолеть. Который год. Упорно. Зачем? Накурился видимо. Дело двигалось. Вначале у него получалось только до середины нырнуть. Это был тоже прикол, ставить себе дополнительные цели, никак вроде б не связанные с понятием успешности или благополучия. Благополучие в его голове достигалось лишь его сознанием того, что он чего-то добился, а не мнением о его успешности окружающими.
Поплавав немного, он зашёл в дом со стороны сауны, а она у него, в отличие от большинства, была внутри дома. Так удобнее, чтоб в доме было всё. Ему казалось, что обычай строить бани отдельным зданием в большей степени появился из-за несвободы в большинстве семей, из-за необходимости побыть отдельной, шумно - дымной, пьяно – бесшабашной, матерящейся «мужской» компанией. Поскольку Николай не испытывал потребности сквернословить, и среди его друзей кретинов, которых надо от детей и жены шифровать не было, то и собирались у него всегда все вместе. Эмма была душой этих тус, и хоть порой и уставала от гостей, и бухтела слегка, он прекрасно знал, что это из-за желания владеть им полностью, ни с кем не деля. И эта лёгкая ревность придавала пикантную остроту их бурным порой отношениям. 
Выйдя из душа в халате, мимо бассейна Николай поднялся на первый этаж и вошёл в кухню. «Доброе утро Папуля!» - на него смотрела, хитровато улыбаясь, младшая, восьмилетняя Лилия Николаевна. Он взглянул на Эмму: «Что ещё затеял этот «киндер»?» «Я сама могу за себя ответить!!!» - воскликнула Лиля. - Итак, что же это? -  «Пап, можно девчонок после уроков позвать?» - Лиля смешно морщила нос. «Конечно, если их отпустят родители, и только на три часа не включая обед, поедите, три часа на игры, и за уроки!» - он напускал игривую строгость, и Лиля это прекрасно видела. Отец ловко её подловил, вначале усыпив её бдительность благосклонной иронией, и вдруг, полный ехидства, вопрос: «Что, только девчонок позовёшь?» Лиля покраснела, бросила беглый взгляд на маму, и из-под тишка погрозила ей кулачком: «Ну, может Петю …, я ещё не решила …» - выкрутилась к концу фразы второклассница. Оба родителя расхохотались, Лиля сделала вид что обиделась, пробовала надуться, но прыснула, и залилась вместе с взрослыми звонкой трелью счастливого детского смеха. Такого искреннего, какой редко кто сохранит к пятнадцатилетию. На завтрак как и обычно был творог, сметана, яйца из под своих кур, немного сыра. «Собралась?» - спросил Николай поев, у Лили: – «Ничего не забыла?» «Аллес гут, на чём поедем?» - был ответ. – На GL. – «ОК, жду в гараже».
В просторной гардеробной по левой стене рядами висели костюмы, на все сезоны, и различных оттенков и покроя. Под ними на полке сплошным строем выстроились классические ботинки и туфли, видом своим напоминающие стаю крокодильчиков, вдоль кромки заводи поджидающих добычу, пришедшую к водопою. Эту часть одежды Николай называл «спецуха». С сожалением оглядел правую сторону тридцатиметровой комнаты, где была одежда для души, мягкие свитера и кофты, такие же свободные брюки, ряды джинсов, внизу пестрели разнообразием цветов и моделей «шузы» - множество «макасов»,  «кроссы»,  и сандалии, и много ещё всякой обуви, названия которой он не знал: «На пашню», - вздохнул обречённо, и выбрал с левой стороны рубашку «Kiton», костюм «Brioni», на запястье он застегнул один из «Breguet», ноги обулись в ботинки «Zegna», всё было в тон, безупречно. И всё же он позволил себе  хулиганство, завершив свой костюм несколько легкомысленным галстуком «Armani». 
Слегка попетляв по узким дорожкам, поднимаясь от реки, они выехали не Евро-Опоздалое шоссе, и сразу воткнулись в череду лимузинов, ползущих в Город. Так было который уж год, при неизменном, практически вечном правительстве. Лилю он завёз в школу  в Пабвихе, и на ходу собрал пипетку. Это была АК-47. Больше всего езда ему нравилась под неё. Николай отключил монитор в подголовнике, через который всю дорогу до школы в сознание дочери врывались мультяшные «Винкс», и врубил «Billy Idol» «Speed» на полную громкость. Волшебным образом дорога расчистилась, появились дыры в потоке, и он стал с удовольствием закидывать в них, в общем  – то немаленький кузов своего «Mercedes» «GL». Как ни странно, при всей кажущейся громоздкости «драндулета», как он его называл, пятилитровый мотор играючи позволял это делать, и он почти не пользовался левой педалью, плавно обходя общий поток, тоже нарушавший скоростной режим, но лишь на 20 - 25 км. в час, в рамках десятибаксового штрафа. Его же штрафы в виду «неприкасаемых» номеров не парили, и он, любя спорт во всех его проявлениях, езду на авто тоже превращал в ралли. Пробирался он на юго-запад, в «Бананпром». Рабочий день сегодня начинался там. В кабинете Мюллера, президента фирмы. Встречались они в комнате отдыха хозяина, по свойски, по своему обыкновению, за полдником из зелёного чая и обилием свежайших фруктов и ягод, подававшихся на огромных блюдах. 
Разговор вёлся какой-то малопонятный: непринуждённо - расслабленно они перемежали его прибаутками и шутками, делали отступления и говорили о домашних хлопотах, но в основном обсуждали возможность льготных квот на экспорт бананов одной из дочерних фирм «Бананпрома», и без того монополиста на этом рынке. Побеседовав таким образом полулёжа в роскошно - уютных диванах «Versace» около трети часа, Николай Зигмундович засобирался, Мюллер тоже поднялся провожать его, они спустились вместе до самого гаража, где крепкие двухметровые ребята грузили чемоданы в «GL».  «Эстет Вы, однако!» - заметил Среднестат президенту «Бананпрома», указывая с усмешкой на лейбл производителя тары - «Louis Vuitton». «Люблю всё изящное», - отвечал Мюллер». «Проверите?» - иронично усмехнулся он. «Что Вы, что Вы», - Николай стал серьёзен, - «Проверять - только время терять, Людям надо доверять!» Они пожали руки, последний чемодан был втиснут в багажник драндулета, и Николай Зигмундович выскочил через КПП из цоколя башни на проспект. Теперь путь его лежал в самый Центр, к феноменальному товарищу, которого так и называли за его способности - Ловкач.
Кабинет у Ловкача надо сказать был не то что шикарный, а просто аналогов не доводилось ни разу видеть Николаю. Ореховое дерево, инкрустации из жёлтого метала, который, несомненно, являлся золотом, малахит и яшма ненавязчиво использовались в интерьере. Несмотря на изобилие роскоши, она не давила, ампир был изысканно изящен. По всему было видно, что обстановке давно перевалило лет эдак за триста, позже разучились делать из мебели искусство. Через чуть приоткрытые шторы была видна зубчатая стена Крепости, внутри которой располагался офис.
Пока охрана заносила чемоданы, Ловкач встречал гостя. Они действительно радушно обнялись, уселись, и, оставшись одни, приступили к обсуждению текущих вопросов. Николай докладывал, излагал суть запрашиваемых клиентами законопроектов и постановлений, Ловкач выслушивал, задавал уточняющие вопросы и делал чёткие резюмирующие выводы, давал однозначные лаконичные указания. Работать с Ловкачом Коляну нравилось, а рядом с ним он ощущал себя именно Коляном, не смотря на то, что был на пять лет старше Шефа. Ловкач был бюрократ до мозга костей, выстраивающий хитроумнейшие схемы по изъятию денег из госказны, делающий это настолько виртуозно, «по закону», что подкопаться дэ юре было просто нереально. Другое дело, что и всем законотворчеством в Стране рулил тоже, великий и могучий Ловкач! Коля просто диву давался, как человек может, не делая абсолютно никаких записей и пометок, держать в голове такую махину инфы. А Ловкач мог. Чудо. Сегодняшние же вопросы были текучкой:  месячная «абонентка» от Мюллера, его новые проекты, пара нью олигархов просилась под крышу, и так по - мелочи кое-что. Поэтому порешали всё быстро, минут за пятнадцать, Ловкач проинструктировал Николая в отношении новых клиентов, и встал: «Тяпнем по сорок капель?» - предложил он «Jameson», уже наливая в изящные рюмки, извлечённые из затейливо увитого резьбой буфета. Они выпили, пожали руки, после чего Ловкач открыл ближайший из чемоданов, и, надорвав одну из «вакуумок», достал из неё три пачки, ещё одну целую, всего сто тридцать штук, протянул Николаю: «Твои пол – процента».  «Не совсем» - ответил Колян, разрывая банковскую упаковку казначейства США, и разламывая, не считая, по номерам, пачку пополам, протянул «пятёрку» Ловкачу.  «Педант», -  усмехнулся тот, убирая во внутренний карман пиджака деньги.  «Заведи себе кошелёк повместительнее что – ли», - заметил он, глядя как Николай трамбует в чемодан «Brioni» сегодняшнюю зарплату.
Выезжая из Крепости, Николай позвонил Молниеву, и договорился пообедать вместе в одном из пафосных кабаков на Маршальском проспекте, так что б им ехать было практически одинаково.  Ели ужасную пищу, если б Эмма увидела, чем питается  муж  вне дома - её наверняка хватил бы удар. Но выбора не было. Губернатор  был человеком властным и категоричным в суждениях. Поэтому заказывал и угощал непременно он, несмотря на то, что формально являлся приглашённым. Отказаться от угощения нельзя было по той же причине, и приходилось есть, согласно убеждениям Молниева, «мужиковскую», «настоящую» еду. Всё было жирное, сильно прожаренное, под острыми соусами. Пили за обедом тоже не самые лёгкие напитки: губернатор почти в одиночку  уделал литровку «Camus». Николай как мог филонил, но под пристальным взглядом матёрого чиновника приходилось опрокидывать хоть через раз, и он порядком набрался. Это тоже было обязательным условием «деловых переговоров» в видении «старой гвардии», и Николай лишь благодарил судьбу, что с Молниевым ему приходилось пересекаться нечасто, два - три раза в месяц. За едой о делах не говорили, Николай постарался абстрагироваться, и не слушал абсолютно бредни стареющего вельможи; по мечтательно прищуренным глазам он и так, без звука безошибочно определял, что сановник предаётся воспоминанием о собственной героической юности, прошедшей в нищете и грязи. Это тоже было обязательной частью программы, перед тем как договариваться, как именно воровать у народа, Молниеву и ему подобным необходимо было доказать себе и подельнику, что он и есть народ, что заслужил, и не ворует он вовсе, а «берёт своё», заслуженное годами службы Отечеству. Смешно конечно, дожить до шестидесяти, быть частью системы, знать доподлинно, что ни хрена для страны никто из правящего класса не делает, не делал, и не собирается, и при этом бить себя в грудь на тему патриотизма. «Карикатурные они, старпёры», - усмехнулся про себя с грустью Николай, им велено Узурпатором: – «Воруйте, они и тащат, а зачем не знают сами. Имея миллиоы и миллиарды, носят семейные трусы из дерюги и лопают всякую гадость, оголодав, видимо, ещё в детстве, строят какие-то немыслимые сооружения со смешением всех архитектурных стилей и эпох под дачи и поместья, и просаживают лимоны в казино». Из великого множества коррупционеров, с кем ему доводилось работать, только четверо вкладывались и пробовали вести бизнес. Остальные же, то, что не просаживали, складировали штабелями в Швейцарии по старинке или  по - модному – в офшорах. С этим тоже зачастую обращались к нему, что приносило немалый, а порой и больший, чем «официальная зарплата» от Ловкача, доходец.
Допит, наконец, коньяк, рассказаны все повести про тяжелое детство, и уж ничто не держит в отдельном кабинете ресторана; счёт закроют помощники, отвезут водители, доведут охранники, полчаса на сон, и можно дальше рулить вверенным министерством,  ведомством, учреждением. Всё было незыблемо, прочно, вечно. Самозванец сел на царствие поколение назад, и покидать  «президентство» не собирался. Да, в их республике «Шкид» (как он шутя её называл) можно было, будь ты хоть семи пядей во лбу, если хочешь иметь доход  - быть частью системы и воровать, или быть честным и бедным. Некоторые,  из первых  ещё банановых олигархических кланов, пробовали побороться с коррупцией и построить процветающее государство, но их быстро упрятали по тюрягам, рассеяли по миру (кому удалось сбежать), и отняли полностью весь капитал, якобы национализировав. На самом деле всем было прекрасно известно, что через ряд фиктивных сделок купли – продажи компании взбунтовавшихся богатеев фактически принадлежали «Самому», оформленные на подставных, близких к «Папе» деятелей.
Николай потянулся к звонку, чтобы заказать кофе и поговорить о цели встречи, но  Молниев угадал его движение: «Давай по дороге поговорим, подкинь меня до службы», - молвил он, поднимаясь с трудом и еле ворочая языком. Они вышли через коридор  охраны на паркинг и уселись в  «GL» Николая. Охрана, зная выверты шефа, моментально разместились в эскорте, водители сопровождения  выстроились в полтора ряда, готовые  отсекать поток от авто, в котором следовал босс. А у Николая была  «запара», он никак не ожидал, что Молниев попрётся к нему в машину,   и, как только завёлся, загрохотал «Pink Floyd», он судорожно   переключил на следующий диск, чинуша скривился: «Depeshe Mode», бл…!!!», следующий диск оказался и вовсе крамольным «Noize MC», ворвавшимся из динамиков со своим панком: «Жизнь без наркотиков». Он знал, что искал, был у него спецдиск, но никак не попадался, и вот, наконец – заскулил Стас Михайлов, вельможа довольно откинулся на кожу кресла с поддувом, и замычал, подвывая какой – то ахинее «за жили – были». «Чё это у тебя было?» - спросил он сонно о предыдущей музыке. «Да радио…» - вынужден был соврать Николай. «Разогнать всех сволочей, крутят хрень всякую!!!» - Молниев даже побагровел от гнева, но вдруг резко собрался, включился, и стал бойко излагать суть очередного проекта по дербанью бюджета. Вот эта вот способность включаться и трезветь до состояния горного хрусталя восхищала и завораживала всегда Николая. Он годами наблюдал, и вынужденно принимал участие в попойках, где от него по большей части со временем отстали с бухлом, благо на массовых мероприятиях с кем чокнуться всегда найдётся, и поражался, как сановники, выдувшие по паре литров водяры, к семи утра разъезжались на работу, и заседали себе, как ни в чём ни бывало, в правительстве, не выкроив даже пары часов на сон. 
План оказался на этот раз даже остроумным, Николай восхитился - действительно всё гениальное просто: «Настала пора кадровых перестановок, Весна, надо было «населению» изобразить деятельность бурную, а под шум волны Молниев предлагал большую половину так и не освоенного бюджета его области за прошедший год попросту слямзить, свалив на одного из помощников, якобы уволенного за леность и праздность. Кандидат в стрелочники был - верный, преданный товарищ, неизменно следовавший незаметно для обывателя в тени вельможи на должностях помощника или референта из ведомства в ведомство, вместе с остальной командой. У жены то ли астма, то ли аллергия, в общем, врачи рекомендуют только Ривьеру для проживания. Таким образом можно устроить всё красиво: негодяя - коррупционера выгнали, очистили ряды, ну а то, что удалось ему сбежать - это мелочь, недочёт (кстати это Николая задача, подготовить документы и вывезти семью изменника из страны), зато выявили злодея, дышать легче, и т. д. и т. п…»  Это уже центрального телевидения тема - промыть мозги населению. Эти ребята не зря свой хлеб едят из рук Ловкача, так что резонанс будет - какой закажешь. А выхлоп от проекта серьёзный. Расклад предложил губер следующий: 5 % заклеймённому позором эмигранту, 20 ему, ещё пяти с лихвой за глаза на техподдержку от силовиков, телевидение и прочее, и 70 % остаётся Самому. Николай быстро прикинул - его полпроцента получается примерно полугодовой куш при обычных, стабильных поступлениях: «Не хило. До этого ещё никому не приходило в голову провернуть подобное. Ловкач будет ржать минут пять, когда услышит о затее!» 
Они уже подъезжали, когда у губера зазвонил личный мобильник. Судя из разговора, это была жена с домашними хлопотами. Молниев проникся её заботами, и принялся инструктировать супругу:  «…По`звонишь за польта…» Николай, задумывавшись о технических деталях предстоящей операции на автомате поправил: «Пальто не склоняется, О а не За, и позвони`шь, ударение в конце слова». Только что трезвый с виду человек, бойко и чётко излагавший суть и детали проекта, окосел как будто в ноль, и на языке портовых грузчиков понёс: «…Да кто ты есть, чтоб учить меня, Губернатора!!! Да ты пыль у моих ног, как ты посмел вообще, хамло, лезть в мой разговор???….»  Спасла ситуацию охрана. Славные всё же ребята, всё повидавшие, много чего знающие, о ещё большем догадывающиеся. Под белы рученьки вытащили бузившего шефа из машины, и всё ещё ругающегося повели через отдельный подъезд в апартаменты, расположенные то ли за, то ли перед министерским кабинетом. Один из охранников обернулся, и махнул рукой, мол: «Не парьтесь, фигня, бывает, побухтит и перестанет».
И тут зазвонил «I Phone». Рингтоном «5 П» от «Noize MC». Колян обрадовался, это был Кирюллер, мало того что тоже бывший житель СССР, но и одноклассник  по спец «дойтче шуле». Жил он нынче, после долгих скитаний по «либэ Дойтчланд» и пятилетнего отвиса в Амстердаме - на Поганке, видимо по созвучностью с Таганкой, где до сих пор ещё учила московскую элиту их родная школа. «Да, ты как раз вовремя, Рыжий, без тебя тоска!» Они быстро договорились увидеться у Кирилл Палыча за партией шахмат, и Коля рванул к другу, предварительно заглянув в магазин. «Почему бы не нарезаться текилы?» - настрой был после трудового дня, как в «Достучаться до небес», и по сему быть. Он подошёл к кассе с полкило лимонов, пачкой мелкой соли (у замшелого одиночки и этого может не оказаться), и пятью литрами «Sauza». «Интересный наборчик»  - на него смотрела, довольно симпатичная для кассира, и слишком юная для него  девчонка. «Вы бы хоть фруктиков прихватили, груши хороши к текиле, шоколаду что ли... Что, холостяцкая вечеринка? Сходите, я подожду, всё равно уже закрываю кассу, ухожу…» - девчонка отчаянно строила глазки, выпрямляла спину, демонстрируя хорошую надо сказать грудь, проявляла хозяйственность советами по закусону, и наконец - впрямую предлагала позвать её с собой, намекая – мол: «Я свободна через пять минут». Как поступить, обморозиться, типа полный дуб, и не понял о чём речь, или поблагодарить за флирт, сказать пару комплиментов и уйти? «Тайм Аут» - брякнул он; «В смысле спасибо, действительно пойду, доберу кое-чего» - поправился Николай, усмехнувшись сам себе, часто что-то стал мысли озвучивать -  дважды за день. Глазёнки озорно и победно блеснули, она выскочила  из–за кассы грациозно - стремительно как тигрица на добычу, но вместо атакующего рыка произнесла звонко, на весь гипермаркет: «Очередь не занимать, касса закрывается!!!» Интонация фразы как бы делилась надвое: одна - безапелляционно – информационно – категоричная, направленная покупателям в зале; другая же – для него – обволакивающе - нежная, обещающе - завораживающая, не оставляющая уже никакого сомнения в намерениях девахи. Подкреплялись слова делом, точнее телом, демонстрацией его. Она встала из-за кассы, чтоб ступить три шага до барьеров, повесить на них заградительную цепочку. Но мало какая модель смогла бы выложиться так за весь вечер хождения по подиуму, как она за эти три шага, весь свой, от силы восемнадцатилетний опыт хождения вообще, и многолетний из них на каблуках, вложив в этот полёт.  А она порхала, поворачиваясь якобы чтоб пробраться сквозь предкассовые лабиринты из барьеров, а на самом деле - демонстрируя себя с наиболее выгодных, на её взгляд, ракурсов. А ракурсы все были прекрасны. Безупречная фигура. Идеальна. В её дефиле только ему была со всей очевидностью видна отчаянная попытка убежать с первым встречным, хоть куда, из убогой квартирки на окраине рабочего квартала, в которой суждено ей было ютиться с вечно пьяным отчимом, и всё ему прощающей, абсолютно безвольной, уже тоже спивающейся - матерью. Первый встречный должен быть обеспеченным, и желательно холостым, чтоб не соперничать, не терять время на конкурентную борьбу.
«Вечно меня подводит излишнее джентльменство!» - размышлял он, бродя по залу, почти не глядя, добирая провизию. «Можно ж было буркнуть себе под нос что-то типа - сам разберусь, оплатить покупки и уйти. И всё. А он гуляет по магазину, и размышляет, как бы не обидеть постороннего человека, которая сама себе что-то нафантазировала. А теперь-то и вовсе ясно, что она сделала стойку, вкогтилась! Ладно, вежливость и откровенность наш конёк, проблема решаема, и легко…», - решил он, заполнив корзинку, и возвращаясь к кассе, где его с нетерпением поджидали, подводя экстренно губы и глаза, наводя безупречный, идеальный, с её точки зрения, для заарканивания марафет. «Вот ведь запара!» - определённо, он закрутился, что-то выбило его из колеи. Обычно Николай анализировал и просчитывал все свои действия, а тут уже третий промах за день! Об ошибке он понял по блеску всё подмечающих глазёнок  своей кассирочки, та аж подтянулась вся, втянув и без того плоский живот, заглядывая в корзину. Благодарно - удовлетворённо она пробила груши, которые видимо сама любила, и потому советовала, буквально сглотнула слюну, увидев литровые банки красной и чёрной икры, а увидев шампанское и шоколад - расплылась в самодовольно - победной улыбке. «Похоже, мечта начинала обретать реальные формы этого сорокалетнего красавца, одетого хрен знает на сколько, на запястье имеющего всю их лестничную клетку вместе с лестницей, и всем своим видом являющего довольство и самоуверенность. Правда, когда он первый раз подходил к её кассе, она сразу заметила, что он на взводе, чем-то раздосадован, если не взбешён. Но ей удалось отвлечь его, и, исходя из шампуня - он запал. Ура! Остальное дело техники. Не такой - уж он многочисленный (она старалась блюсти себя, несмотря не криминальность их гетто и свою привлекательность), но зато качественный, её опыт!» Она так именно и рассматривала секс с авторитетным парнем с района, как тренировку перед настоящей жизнью. И была уверенна: «Переспав, Он не сорвётся. Надо не упустить. Сейчас. Вот… Сумма вашей покупки…» - она запнулась, сверяясь: - «Две тысячи триста семнадцать долларов…получается…» - потупилась она, понимая что это именно она развела его на эти траты. «Вот две с половиной, сдача твоя, спасибо за помощь…» - он явно собирался уйти. «А можно?» - в её голосе звучало отчаяние. «?» - он взглядом изобразил недоумение. «Можно с Вами?» - решилась она, отчаявшись, в ужасе, что может потерять шанс. «А мы, деточка, сейчас антиправительственные разговоры будем с другом вести!» - попробовал он полушутливо отпугнуть её, и она заметно побледнела, поняв, что от шутки здесь только тон: «И лишние нам ни к чему!» - закончил он уже заметно категоричнее, чем начало фразы. «А я тихонько посижу, я может, сама правительство не люблю!» - осмелела девчонка. «Хм» - подумал он: «Настойчивость надо поощрять дополнительно», - а уже вслух произнёс:  «Ладно, только пулей, и чтоб хвоста не было!» - не смог удержаться от иронии он, видя, как она напряглась, испугалась, что он уйдёт, но продолжала отчаянно бороться: « Жду на паркинге». Она даже не ответила. Кивок, с пристальным, спокойно – обещающим, неотрывно - благодарящим взглядом, медленно она послала ему бесшумно  воздушный поцелуй, и стремительно вырвав ящик с деньгами из кассы, умчалась на своих каблучках быстрее, чем на роликах, в недра гипермаркета. Николай усмехнулся, толкая к эскалатору тележку, и ловя на себе завистливые взгляды охранников, от внимания которых не укрылось, как этот элегантный франт легко снял их общий, недоступный предмет вожделений. Всё развивалось как-то стремительно, и не по тому сценарию, что ему хотелось бы. «Молодёжь стала нахраписта, и пёрла напролом, всего пара вежливых фраз, и он как будто в постели с ней посреди магазина…Ситуация. И ведь повода никакого, разве что не послал грубо». За такими размышлениями она его и застала, выскочив как чёрт из табакерки, весело и задорно воскликнув: «О, я не сомневалась, что у Вас Мерс!  Вау, какие катки!» - и помогая перекладывать пакеты с провиантом в багажник, пытаясь закрепить охмурение, пробовала как бы невзначай потереться  об него какой-либо из выпуклостей юного тела. Еды было немного, и Николаю всего пару раз пришлось изворачиваться, довольно ловко, но атака была стремительной, она мелькала как ниндзя, пара обманных движений, и, потянувшись вглубь тележки за последним пакетом с бутылками, разворачиваясь, он буквально столкнулся с ней, изобразившей порыв дотянуться до этого - же пакета. Прижалась она здорово, классика жанра. Сначала, как - бы с ходу после якобы столкновения, завозилась, теснее вжимаясь в него, потом, якобы потеряв равновесие, и «ойкнув» обхватила руками за спину, причём одна из них устроилась явно ниже позвоночника, и как - бы в испуге замерла: «Я Таня» -  прошептала обольстительница, не выпуская его, и ожидая ответа от его тела, которое конечно реагировало, и к стыду своему Николай отметил, что довольно бурно. В висках зашумело, и его слегка повело. Близость и доступность юного тела пьянила. Ещё более того, тешил самолюбие сам факт того, что более чем вдвое молодая девчонка готова отдаться ему прямо здесь, в машине к примеру.  Это заводило. После сильно затянувшейся паузы он ответил: «Нравятся? Двадцать второй радиус, сороковой профиль, как едут - сейчас покажу, садись в машину!» - он только сейчас ответил на вопрос, с которым она появилась пару минут назад, и попробовал мягко высвободиться из её рук, которые уже начали слегка ощупывать его сзади, и  явно переходили к откровенным поглаживанием. «А здесь у тебя какой диаметр?» - перешла она демаркационную линию, не позволяя ему высвободиться из цепких лапок, и уже двумя руками обхватив его ягодицы, изо всех сил, приподнявшись на пальцах ног, обутых в дороговатые для кассира магазина изящные туфли на чудовищно огромных каблуках, прижалась лобком к предмету её интереса. Выпитый с Молниевым коньяк тормозил, и мешали оттягивающие всё это время правую руку пять литров текилы, но он всё же высвободился, задав неподходящий вроде для ситуации вопрос: «Ты знак какой по зодиаку?»  «Ой, как ты угадал?» - от неожиданности она выпустила его, и радостно воскликнула: «Мне через неделю восемнадцать, а сюда тётка устроила, месяц уже после школы работаю!»  «Прекрасно!» - чему-то явно обрадовался Николай, и бесшабашно как-то, впервые легко за время их общения, похлопал её по выпуклой попе, направляя в сторону двери автомобиля: «Очень хорошо, с меня подарок, садись уже!» Татьяна поцокала, очень красиво неся упругую попу обутыми в ходули, за которые она целиком отдала свою первую зарплату, изящными ножками, почти не скрытыми под полоской ткани, которую лишь условно можно назвать юбкой. Смело. Весьма.
Была у Николая фобия. Как все русские, он был мнительным. О магии цифры три всем известно: и было у отца три сына, и то, и сё, всё во всех сказках да легендах по три раза, и третий - самый главный и знаковый. Его-то и боялся Николай, этого третьего явления. Два в его жизни повторения случались, а третьего он не хотел. «Нумерология, так её – сяк» - подумал он, но как в неё не верить, если спустя приличное довольно - таки время, после развода с Людой, в то время когда он только начинал работать с Ловкачом, около десяти лет назад, он пробирался пританцовывая под кислоту через танцпол, когда увидел ЕЁ. Поглупел. Затупил. Растерялся. И ничего лучше не нашёл, как протянуть ей  икеевский карандаш,  бог весть как оказавшийся в кармане, и по непонятной причине сам - собой в руке. Она заливисто расхохоталась, и, выхватив у него из нагрудного кармана накрахмаленный носовой платок, стала на нём что-то писать. Протянула. Упорхнула. Николай с платком в руках вышел на улицу и закурил сигарету на пороге ночного клуба. В то время он ещё травился никотином. На платке был номер трубы. Эмма. Набрал. Заболтал. Уволок из клуба, и потянул гулять. Сразу, с первого взгляда понял, что ОНА. И в первый же день, через час предложил рожать детей вместе, вроде как в шутку, а на самом деле абсолютно точно увидев в ней свою судьбу. И всё, и никаких больше тёлок. По юности их бывали табуны, по три штуки за день в школьные годы, а после знакомства с Эммой - как обморозило. Он всерьёз подозревал её в колдовстве, привороте, или ещё какой ведьмовской штуке, но на других женщин он реагировать перестал. Совсем. Сразу. Пару раз наперекор, по - привычке пробовал замутить с  другой, и ничего хорошего не вышло, сплошные неприятности. Да дело в том, что и не хотел он никого уже давно кроме своей Эммы, а её желал постоянно.  
Мистика же была в том, что как выяснилось позже, разница в возрасте экс - жены Люды и Любимой Эммочки составляла ровно двенадцать лет, день в день. Один год, один зодиак. Обе - скорпионы, в один день, 24 октября родившиеся, ровно через 12 лет. Через одно и то же время после совместной жизни родились умницы - дочки, судьба сделала виток, и как - будто повторилась, с той лишь разницей, что брак с Людой распался практически сразу, а с Эммой креп день ото дня. Потерять эту идиллию Николай и боялся, шарахаясь буквально от молоденьких девах, попадая под магию цифры три.  Ему казалось, что обязательно должна появиться третий Скорпион в его жизни. Пожалуй, если б Таня ответила «24 октября 1995» он либо побежал бы от неё, бросив ключи и авто с сегодняшней зарплатой, либо без оглядки рванул с ней в новый роман его жизни, полностью очарованный судьбой и якобы предначертанием магических совпадений в датах рождения своих избранниц.
Но обошлось, наваждение прошло, и он пришёл опять в обычное своё спокойно - рассудительное расположение духа: «Танюха, слушай меня внимательно», - сказал он строго, вылетая на хай-вей с подземной стоянки: «Спасибо тебе, но на этом наше приключение закончилось, ты мне слова вставить не давала, и я никак не мог тебя остановить. Не буду врать, мне очень понравилось, что было, как, и ещё больше, что будет дальше. Но не будет!» Её глаза наполнили искренние слёзы, она не понимала, что сделала не так, в чём ошиблась? Он это видел, и, предвосхитив вопрос, продолжил свою успокоительную речь: «Я жену свою люблю, и она меня сильно, и я не буду ей изменять ни разово, ни как – то иначе. Да и тебе надо человека себе найти постоянного, ведь так?» Она кивнула. «Тогда решай», - продолжил он, летя по автостраде: «Я тебя домой подкину, где ты там живёшь, или едем со мной на Поганку к моему другу, он кстати холостяк,  предупреждаю, из трудных - закоренелый; но уговор - между нами никакого больше флирта, всё прекрасно, ты хорошая девочка, но у меня дочь старше тебя, и обожаемая жена. Итак?» «А он похож на Вас?» - «Она всё же умная деваха», - отметил про себя Николай и рассмеялся, оборвав её: «Нет, давай уж всё же на ты, коль скоро я вижу по вопросу, ты едешь в гости со мной, а Кирюха - значительно, многократно лучше, честнее, порядочнее меня, сама увидишь. Но есть в нём занудство, учти, такими приёмчиками, как меня пробовала охмурять (он предупредительно поднял руку, и остановил жестом пытавшуюся в праведном гневе вспыхнувшую, уличённую в преступлении большем, чем запланированное убийство - неловком, неуклюжем кокетстве), не пользуйся, он любит, чтоб поговорить было о чём, поразмусоливать, с женщиной. Так что поменьше нахрапа!» Она промолчала, и он остановился около крутого бутика, коих в Центре было полно: «Какой размер ступни?»  - 35 -  Точно? Может  36? - Нет, 35, ну может с половиной  - «Ясно, сиди здесь, я быстро», - с этими словами он оставил её в машине, забрав, правда, ключ с собой. Портфель, который сам по себе стоил её годовую зарплату, и в котором  лежала её мечта: «Лавандоса на «трёшку» с джакузи и всеми другими наворотами в Центре Столицы, он оставил нарочно, решив проверить судьбу: стырит эта девочка портфель, и убежит – очень хорошо, он её искать не станет. Может ей эти деньги счастье принесут. А не украдёт, и будет ждать, несмотря, что он её хоть и мягко, но отверг  – ещё лучше, значит честная и здравая, не зря он решил её с Кирюллером познакомить». Вернулся Николай через минуту от силы, с коробкой под мышкой. Не садясь за руль, открыл её дверь, и сказал, снимая крышку и демонстрируя кроссы «Prada»: «Скидавай свои ходули, и не обижайся, но никогда впредь в приличное общество не одевай эти сооружения ни подо что, кроме как под вечернее платье с бриллиантами,  дай Бог что б случилось чудо, и они у тебя появились в изобилии!» Примерив, она убедилась, что, во-первых, ей гораздо комфортнее и удобнее, ноги сразу как будто ожили, по ним побежала резвее кровь, но и в том, о чём она ранее как-то смутно догадывалась – её вкусы несколько вульгарны, и обусловлены средой обитания. «На районе» даже вышедшие в тираж сорокалетние тётки, давно и безнадёжно замужние, по привычке, никого и не пытаясь закадрить, даже в овощной, и оттуда, с тяжелеными сумками ковыляли на высоченных каблуках, в полном боевом раскрасе, который ближе к центру города менял интенсивность, и название – превращаясь в вечерний макияж». О том, что макияжи бывают разные, коктейльные да дневные, знала пара подружек, не более. С возрастом менялась в рабочем квартале лишь толщина каблуков и талий, высота же оставалась неизменной, хотя каблуки бывало, что и вырастали после пятидесяти, в отличие от их обладательниц.
Таня потянулась к нему, сверкая от счастья, чтоб от полноты чувств отблагодарить его страстным поцелуем, но он увернулся: «Стоп, а уговор?» «А может ну его, а? Уговор твой. И жена мне твоя не нужна, оставайся с ней. Пару раз хоть в месяц приезжай ко мне, я всю жизнь мечтала о мужчине, легко делающем подарки, таком как ты!» - она опять перешла на ты, и вся как бы растёкшись по коже салона, словно медуза, стала ползти, обволакивая, окутывая его, вернувшегося в водительское кресло. «Цыц!!! Не искушай, это был последний, в следующий раз, если не поймёшь, пойдёшь домой пешком, благо теперь есть в чём. Соберись. Ты девочка умная, не наглей, я итак с тобой долго вожусь! Или едешь с Рыжим  знакомиться, или пока!» «А он такой - же богатый, как ты?» «Нет, я же говорил - он честный! Не в деньгах кстати счастье. Но и не бедный, он журналист, со всеми вытекающими…» «Ладно, всё, я поняла. Прости. Но от тебя такая уверенность исходит! Знаешь, как хочется бедной девушке за широкую спину? Я тебя как увидела…» Он оборвал её жестом: «Спасибо, всё, стоп деточка, мы уже подъезжаем».
В лифте она нарочито держалась поодаль, любуясь своей обновой, изображая скромно потупленный взор. На выходе, по приезде на этаж, он нарочно замялся, желая непроизвольно ещё раз пережить волнение от её прикосновений, но она даже не шелохнулась, ожидая, пока он освободит проход. Хоть он сам этого так упорно добивался, но лёгкая тень сожаления легла на его лицо, он видимо рассердился своей слабости, и как пёс после купания, чуть не фыркая, встряхнулся, отгоняя от себя обволакивающий морок желания. Дверь в квартиру была распахнута, Палыч всегда так поступал, услышав в домофоне голос друга.
Татьяна заметно ошалела, увидев обладателя - обитателя полутора сотен метров в Центре. Да, было с чего застопориться  человеку неподготовленному. В Амстердаме Кирилл Палыч не только изучал воздействие разных сортов канабиса по отдельности и в миксе на мозг среднеподготовленного  гражданина, и экспериментировал с расширением сознания  посредством психотропных,  ЛСДшных препаратов, но и изучал дизайн. Успешно. О чём имел диплом. И дипломную работу - свою квартиру. Вообще, Рыжий к дизайну относился как к искусству, и, не желая его превращать в ремесло, ограничился созданием одного шедевра - своей квартиры. Деньги же на прокорм он по привычке извлекал из ящика, трудясь журналистом. Пятилетка в Нидерландах прошла недаром. Описать увиденное Татьяной смог бы, наверное, только Пушкин, и то при помощи Дали и современных  психотропиков, и представив это новым сном Лариной. После первого, довольно продолжительного посещения холостяцкой берлоги, несмотря, что она почти только и делала, что разглядывала интерьер, не мешая мужчинам напиваться и общаться, она почти ничего не запомнила. Осталось только общее впечатление грандиозности, она как будто в другом измерении оказалась, опять её стереотипы, вслед за каблуками, разбивались с хрустальным звоном в самом центре сознания. То, как абсолютно все её друзья, знакомые, да просто соседи или сограждане представляют «ремонт», имея в виду интерьер квартиры, теперь, после увиденного виделось ей с  определённой ясностью в виде ночлежек, не более того. Она влюбилась. Сразу и навсегда. Сначала в квартиру. Ещё в прихожей их встретили манекены, по пояс торчащие из стены, пальцы рук их являлись вешалками. Сумку свою она повесила на брюнетку с каре, нахально ощетинившуюся  задорно торчащими из под облегающего топика сосками, и наглым прищуром стеклянных, карих глаз как бы вопрошая гостью: «Ну, что явилась? Думаешь, сможешь мне и подружкам конкуренцию составить? Это вряд ли!» Действительно, кроме функциональной вешалки, со множеством удачно разведённых пальцев - крючков, композиция пластиковых кукол являла собой мощнейшую эротическую фантазию, от них невозможно было оторвать взгляд, настолько маникены были прекрасны в своей застывшей грации! Татьяна давно заметила, как мужчины реагируют на мультяшных, гротескных, с увеличенными формами персонажей аниме, но в этой прихожей творилось нечто похлеще, была полная иллюзия, что сирены тянут к тебе руки, с целью пленить, навсегда овладев помыслами. «Ну-ну, посмотрим, пластмасски!» - чуть было не произнесла она вслух, и, сорвав с себя кофту, набросила её на голову своей оппонентке - сопернице, зашторив её бесстыжие  глаза! Кофта поползла, и, зацепившись, повисла на груди, стянув с куклы парик. Весь морок спал, и,  вернувшись к действительности Татьяна, оставшаяся в облегающей футболке, с не менее вызывающе напряжёнными сосками, звонко рассмеялась, несколько впрочем, нервно, ведь только что она вступила в бой с полудюжиной обольстительниц, готовых драться насмерть за своего хозяина - создателя. А он как раз появился в дверном проломе со словами: «Нет, нет, обувь снимать не надо, ходи в кедах. Я Кирилл» - глядя сверху на присевшую на корточки девушку. Именно  в проломе, в стене был как бы вход в пещеру, прорубленный в скале, а в нём – с огромной гривой всклокоченных огненных волос стоял он, обитатель этой берлоги. «Ага, я знаю, мне Николай рассказывал, в смысле, ой, я Таня, я случайно, то есть меня Коля    позвал, то есть привёз, можно в гости?»  - она совсем засмущалась, вскочила, запуталась в словах и зарделась, сделавшись полностью пунцовой.  Николай удивлённо наблюдал за этой метаморфозой. На его глазах, из уверенной в себе и своих способностях обольщения девицы, Таня превратилась в тишайшую школьницу – девственницу, боящуюся поднять глаза на мужчину выше его ботинок. И это была не игра, он видел это чётко!
«Судьбу тебе привёз в подарок, бери эту синицу – журавля, и радуйся, будешь счастлив, гарантирую!» - заявил Николай, проходя в гостиную, увлекая Кирюху за собой, приобняв за плечи, дабы дать прийти в себя от впечатлений, свалившихся на золушку наших дней так внезапно и обильно: «За знакомство пьём шампанское! Кружки хоть чистые найдутся? Татьяна, хозяйничай!» 
Они выпили, дунули вместе пару папирос, после чего девушка вырубилась, ещё некоторое время, хлопая глазами, пытаясь принимать участие в беседе, но потом обмякла и уснула в мягчайшей коже цвета волос хозяина диване. «Кто это и где ты её взял?» - понизив голос, задал вопрос однокласснику Кирилл Палыч. «Это прекрасное дитя, в скором будущем – чудесная женщина, откуда взялась не важно, главное, что обязательно куда  – ни будь, денется, если ты  -  лошара,  её упустишь! Так вот не тупи, понял? Пора подвязывать с твоим холостяцким кордебалетом, годы уходят, ты детей думаешь вообще после себя оставить? Скоро будет тупо поздно, ферштейн?!!»  - «Молодая больно». «Зато бедная, и от того – умная, вот увидишь! А тебе всё старых капуст подавай, умудрённых опытом. Там где эта деваха росла, год за три, как в спецназе, так что не переживай, с кругозором у неё порядок, она тебе жизненной хваткой своей сто в гору выпишет; тебе вместе со всеми твоими Ницше и Гегелями. А я поржу, как тебя с твоими философскими выкладками ребёнок из рабочего квартала на лопатки завалит! И учти, на свадьбу я без подарка! Вот он - на диване!» Они лизнули соли с кулаков, звонко чокнулись, и опрокинули по рюмке текилы, на которую уже давно перешли, закусили лаймом, чудом оказавшимся в холодильнике, и загадали каждый своё, причём Николай – чтоб Рыжий сошёлся серьёзно с Таней, а Кирилл – чтоб его друг отстал от него со своей затеей устроить его личную жизнь. Хватит с него Мамы, одержимой той же идеей, но с той лишь разницей, что постоянно, ежедневно, а не как Колюха – раз в год в среднем. Кирилл Палыч искал свой идеал. Упорно. Безуспешно. А Николай давно понял, что «Идеал» должна сама найти Рыжего, взять, и охомутать. И никак иначе. 
Кирилл завёл любимую тему: что делается на многострадальной Родине: «Вот не пойму я, что, если ты человек искусства, Бондарчук например, обязательно надо анус Правителя вылизывать, даже ради великой цели?»  «Думается мне, что Фёдор Семёныч ради сети своих киношек старается, чтоб зелёную от Папы получить, и без откатов да поборов империю выстроить, а следовательно  – он в данном случае комерс, предприниматель то есть, пардон», - Николай, как и всегда напившись, слегка дурачился: «И к искусству в данном случае имеет лишь то отношение, что желает на нём наживать, то есть строить бизнес, извините…» Они опрокинули по очередной рюмке, закусили уже лимоном, и Николай продолжил отвечать на риторический, в общем – то вопрос: «А анус лизать вообще не стоит, ради любой, пусть самой великой цели, и цель великая должна быть одна – не лизать ничьих задов! А меня, знаешь, как обложил сегодня плебей один, тузом себя считающий? Да, именно так, куском картона, важно щёки дуя, на полном умняке, себя именует по пьяни. А пьян почти всегда. Прикинь, и такая карикатура мне хамила сегодня, сравнивая меня с пустым местом, а себя прям пупом земли представляя! Сам, кретин, не умеет правильно говорить на родном языке, а рулит хрен знает чем, уже не один десяток лет! А ты говоришь, Родина в опасности, Бондарчук  с  Говорухиным продались! Да весь мир продался, и сошёл с ума! Слушай: ко мне с соседом зашёл как-то тип один, то да сё, я в «Бананкосмосе» директорствую, помоги мол, Николай Зигмундович, пропихнуть проектик один на самый верх, очень и очень интересный. Давайте, говорю, излагайте. И он мне толкает – «Мобус», проектируемый спутник, функционально абсолютно бесполезный, имеет колоссальный бюджет. Если ничего не запихивать внутрь,  на корпус пойдёт от силы 5 %, направим его в Марианскую впадину, якобы неполадки, авария,  и, как говорится – концы в воду. 5 %  от сэкономленного бюджета  - нам, всем посвящённым в «Бананкосмосе», 5  – Вам, и 85 % - Самому... Прикинь? Вместе с взяткой, мои 5,5 % - это больше, чем я за 2 года зарабатываю! А я отказался. Понёс про науку, про вклад в историю… Они с соседом на меня посмотрели как на тронутого умом, и ушли, а через неделю мне Ловкач смеясь вручил мои пол процента с этой темы, он воспринял, что я возмутился тем, что меня пробуют подкупить  без  него... А новости ты смотришь, куда спутники по осени валятся – наблюдаешь!»
«Да, нет в современности ни веры, ни царя, ни отечества!» -  вздохнул Кирилл, наливая по очередной. Пили они сегодня лихо, со школы так легко не шла - видимо разговор заводил: «Фатерланд есть, и он там, где больше платят, как у нас с тобой, царей – полно, куда не плюнь - непременно попадёшь в диктатора и узурпатора, везде, на постсовдеповском пространстве в особенности!  А вот с Верой вопрос вообще интересный», - язык уже слегка заплетался, но он торопился поделиться своими соображениями с другом, несколько ёрничая, как всегда, когда говорил о серьёзных вещах, по  СССРовской привычке, дабы, если собеседник не воспримет, легко перевести крамольный разговор в шутку. Дебилов вроде не было, а привычка имелась, никуда от  неё не избавишься:
«Только абсолютно тёмный и дремучий современник может огульно отрицать наличие Бога. Вся нынешняя технократия и известная нам физика скорее заставляет поверить, во всяком случае разумом понять, нежели отрицать, как и в каком виде Бог может Быть: каждый школьник последние 50 лет знает, что абсолютно весь мир есть энергия, и ничто кроме энергии (любая материя состоит из атома, а это ядро, и носящиеся вокруг электроны - суть энергия). Что есть компьютер «понимает» любой человек: это некая материя (в виде плат) обладающая знаниями - «памятью», и такая же хрень - процессор, ну ещё нужна розетка (электроэнергия), интернет (чтоб знать всё, что известно человечеству в целом). Один шаг чтоб представить себе разум в чистом виде - по сути Бога. Весь Мир – энергия (розетка - в самом примитивном виде, для особо тупых - молния), например атмосфера (для наглядности) процессор, соответственно осознать как этот разум может материализоваться, точнее представить это - легко. Весь прикол в том, что незачем Разуму материализовываться, ему наверняка в такой форме комфортнее. Однажды попробовал, две с лишним тысячи лет назад, а там тебе и тяготение (крест потаскай на гору), и боль, и прочие неудобства, такие как разъяснение дебилам очевидного, и очевидное ими неприятие истины!!! Из всего видно, что Он есть!»
«Да, ты в этом абсолютно прав!» - Кирилл Палыч был уже в ауте, и его тоже потянуло на разглагольствования, шахматы они так и забросили, едва начав партию, теперь на доске вместо фигур, сдвинутых в угол, перемешались рюмки, пепельница, папиросы, зажигалки. Взгляд Рыжего, до этого блуждающий, остановился на бонге, руки сыпанули щепотку, и после напаса он продолжил рассуждения: «Люди не замечают очевидного: к примеру, нам кричат который год о падении уровня мирового океана, пророча конец света. А школьникам рассказывают, что человек на 90 % состоит из воды. Все эти годы, под эти самые вопли, человечество упорно плодится и размножается, плюя, кстати, на депрессивные прогнозы, удваиваясь раз в столетие! Средний вес какой? У человека? Ну, пусть 60 кг, значит, 50 литров из океана вынул каждый житель планеты, умножаем на милльярдик – получаем 50 миллиардов литров воды, ходящих по суше! Кто – нибудь пробовал сопоставить эти данные о падении уровня океана с приростом населения и заткнуться, перестать нам шизу прививать!?!»
«Прививать шизу – это единственная цель и задача любого государства!» -  подхватил эстафету Николай, выдувший за время подсчёта акватории планеты целый штакет чистоганом, и, как – будто протрезвев от этого, несмотря на то, что наполовину пустая, между ними, на столе рядом с шахматами  стояла уже третья литровка текилы за ночь. После шампанского. Незадолго перед тем был коньяк с Молниевым. «Б-р-р-р», - от того, что вспомнил сейчас, дома у друга, в комфорте и уюте дружеской беседы деграданта – дебилоида губернатора, его передёрнуло, он добил пятку:
 «Это и есть всемирный заговор! Правильно сказал Рейган: «Нам не следует ожидать, что правительство решит наши проблемы. Правительство и есть наша проблема». Кому эти государства нужны? Тебе, мне, ей?» Он указал на проснувшеюся Таню, давая тем самым понять, и, обращая внимание, что их уже трое в разговоре:  «Американцу, ангольцу, арабу, кому угодно? Правильно, абсолютно не нужны. Тебе они только мешают – хочешь тачку особенную, нулёвую, из Бундеса притащить, а тебя родное государство, которое ты же кормишь, пупок надрывая, налогами да сборами разными, берёт и хлопает! Бац! Таможню будьте любезны! Столько же, во сколько бричка обошлась! И так во всём. Шагу не ступишь, везде она – Держава. Самая правильная, самобытная, лучшая, чем другие. И вся эта хрень насаждается человечеству кучкой ловких манипуляторов, искусно моделируя противоречия, разжигая рознь и вражду между народами. А иначе на хрен бы они нужны были со своими армиями, правительствами и чиновниками. Думаю, какая-нибудь Ливия целиком пыхтит, чтоб прокормить только таможенников мира, пограничников планеты вряд – ли прокормит вся Австралия, а вообще – гораздо больше половины, думаю три четверти денег мы, люди, тратим впустую, на ненужных давно нахлебников. Весь мир живёт до сих пор по укладу, сложившемуся в глубине веков. Я вот думаю, что границы нам, Человечеству, не нужны вовсе! Упразднить государства, мировое правительство учредить, и будет рай на земле, средства высвободятся колоссальные, мы в космос шагнём и обретём величие и бессмертие, расселимся по вселенной!»
«Вот – вот, я тоже заметила», - включилась  с  ходу Таня, осторожно затягиваясь из раскуренного для неё Кириллом бонга: «Плетут что ни попадя, недавно по ящику смотрю – ГАИшник важный выступает, отчёт серьёзный толкает пиплу. И на полном умняке называет огромную, заоблачную сумму, потраченную на очень важное, статистическое  исследование о том, кто чаще попадает в аварии. Оказывается! Внимание! Называет три женских имени, и три мужских, повторяет дважды, представляете? И это центральное телевидение! На всю страну! Только глухой не услышит, и только тупой не заметит, что это самые распространённые имена по стране, чего ж удивляться – кого больше – тот и чаще! А они денег жахнули - пару школ построить можно, и такую ахинею плетут, даже не озадачиваясь поинтереснее придумать исследование, например, как часто дорожные знаки надо протирать, и надо ли?»
«Ну, это далеко не самый яркий пример», -  Кирилл подвинул ей стул и налил кофе: «Перед тобой один из участников процесса, каюсь. Снимаем дерьмофильмы и говнопередачи, ставим кретинские  ток – шоу, документалку снимаем ни о чём, лишь бы пропихнуть. Всё телевидение работает по той же схеме, что и вся страна. Точнее халтурит, работой это назвать можно лишь с натяжкой! За то, чтоб проект какой – никакой взять, будь любезен от 30 % возврата откатить, а без этого – ни – ни, хоть ты Кончаловский, хоть Тарковский! Можешь мне поверить, знаю что говорю, у меня свой медиа  – холдинг, бьюсь который год уже,  как рыбка об лёд, что б хоть что – то живое на экране мелькало, ан нет! Стоит хоть какой – то зачаток мысли, завуалированный со всех сторон в поток обычных слов прилепить в уголок передачи, посадив на грядку любопытства, дабы зритель уже сам сдобрил, полил его бальзамом размышлений – Б-А-Б-А-Х!!!;  вызывают, и спакойненько эдак заявляют – «Это не пойдёт. Хочешь выпускаться – это убери, и больше не чуди!» Вот так вот. Это типа отсутствие цензуры.  Лохи ведь как рассуждают? Сиськи – письки кажут по ящику, значит всё ничтяк  – цензуру отменили. Это как в сетевом супермаркете: для мужиков на видном месте сигареты размещают на пару центов дешевле, чем везде, для бабушек – хлебушек и манку по  оптовой цене. И всё. Человек обращает внимание на дешевизну этих, знаковых для него товаров, а на остальные ценники даже не смотрит, всё равно не в состоянии запомнить, и уж тем более сравнить с ценами конкурентов сразу двести - триста наименований товаров разных производителей и марок. Есть, попался! Таким образом,  магазин работает в ноль, а иногда даже в небольшой минус по десяти – двадцати, от силы, наименованиям, а на тысячах других товаров приляпывает дополнительно процентов  пять к рознице, и покупатель уверен, что отоваривается в «дешёвом» магазине. Все довольны. То же самое…»
«Точно! Откуда Вы знаете? У нас вот тоже…», - она перебила его в возбуждении, от волнения и уважения к таким узкопрофильным «тайным знаниям»  перейдя на «Вы». Ещё бы! Разговор зашёл о предмете, которым, как ей казалось, она в совершенстве овладела за месяц! Её буквально очаровало, что Он так хорошо разбирается в сетевом маркетинге, и распирало желание продолжить тему, и показать свою осведомлённость. Но…Кирилл не дал ей говорить, и, прикрыв Танину ладонь своей, слегка пожав, а затем,  легонько похлопывая – поглаживая, успокаивая порыв высказаться, продолжил:
«Деточка, есть множество вещей на этом свете, абсолютно очевидных для меня, которые тебе покажутся откровением вначале. Не удивляйся. С тобой будет так же, если ты и дальше будешь подмечать несуразицы, как с ГАИшником этим, анализировать события в мире, и искать между ними взаимосвязь. Это легко. Надо только через призму скепсиса всё пропускать. У тебя получится, я уверен! А аналогия про супермаркет с  десятью дешёвыми товарами для заманухи, так тебя ожививший – только пример. Того, как можно легко и просто манипулировать  людским сознанием. То же самое делает телевидение, но с той лишь разницей, что в магазине получают лишнюю денежку, а здесь получают все мысли, воззрения – убеждения, вкусы и помыслы населения! Под лозунгом: «Пипл  хавает»!!! На самом деле, просто в большинстве своём киношники и журналисты ленны и праздны, и оправдывать свою серость и невозможность делать что – либо лучшее так  самоуспокаивающе  – легко и приятно, сваливая на серость и дремучесть «народных  масс», что большинство  это тупо устраивает. И лишь немногие понимают, и только единицы знают, как это работает. Надо нахваливать круглосуточно в новостях «Мудрейшего Кормчего», единственная заслуга которого на самом деле состоит только в том, что он не все деньги от экспорта бананов, цены на которые только растут, когда во всём мире свирепствует экономический кризис, себе присваивает, а кидает подачки пенсионерам и сиротам, хоть мизерные, а кидает, в отличие от своего предшественника - алкаша, посадившего его на царство поколение назад, к слову сказать…» 
Кирилл был абсолютно бессвязен и многословен, как, впрочем и все в этой квартире этой ночью, он разлил остатки третьего литра в три рюмки, они чокнулись, лизнули соли, тяпнули – зацитронили, он скрутил пробку с четвёртого литра, и продолжил свой ликбез о паскудности бытия в его профессии под гнётом диктаторского режима: 
«Не будешь нахваливать Вождя  Всех  Пиплов, отберут эфир и канал, а возможно и вслед за некоторыми олигархами на нескончаемые года отправишься. Зато разрешается дербанить бюджет, как угодно. Передача получасовая еженедельная стоит 500 тысяч к примеру. На производство уходит со всеми зарплатами группы и актёров 40 %. То есть в данном случае – 200 штук. И до 40 %, в зависимости от близости посредника, через которого нужно двигаться к директору, мне надо откатить каналу, у меня продукт заказавшему. И снимать я должен, за оставшиеся мне 100 тысяч абсолютную хрень, призванную одурманивать народ, отбивать охоту мыслить. За этим как раз пристально следят директора каналов, это и есть негласное соглашение между ними и Узурпатором. И такая в точности хрень во всём! Почему воруют в ЖКХ? Да очень просто, кто ж будет тогда выборы фальсифицировать, если им запретить у нас с тобой постоянно воровать? Некому станет переписывать протоколы изберкомов, ведь традиционно все эти комиссии с амёбо – образными мордами как раз и состоят из этой мерзопакостной гадости, ублюдков - коммунальщиков!»
«Что это, обычная галантность? Не похоже. Неужели сбылась мечта идиота, и Рыжульда заинтересовался – таки молодой девахой?» - несмотря, что сильно пьян, Николай «сёк фишку», и не мог не обратить внимание, что Кирилл увлёкся Таней, во всяком случае, обращался он только к ней, на него они практически перестали даже редкие взгляды бросать. «Здорово. Дай Бог. И девке фартануло, и ещё больше ему, пока он даже не представляет как!»
«Ладно, Кирюха, рвану я на базу, спать пора. Весна настала, ты в курсе? У Лёхи  днюха на днях, пусть Таня посидит, кофе попьёт, а мы поднимемся подарок выбрать, да поеду уже», - произнёс, с трудом поднимаясь, Николай. «С нами пусть идёт, покажем ей рай!» - сказал Кира, увлекая Татьяну за руку из удобного кресла. «Да уж, зацепила, это точно, раз уж свой чердак, о котором знали  только три человека, решил ей показать, значит плотно запал, прощай, жизнь холостяцкая, беспонтовая!» - улыбнулся своим мыслям Николай. «А что это за рай?» оживилась Таня, которая уже несколько секунд была прибита противоречивостью ситуации: Коля засобирался, и она по правилу приличных девочек должна была уйти с тем, с кем пришла, но не только сейчас, а и вообще уходить отсюда, а в особенности от Кирилла ей абсолютно не хотелось! «Как поступить, какой найти предлог, чтоб остаться, и продолжать слушать, слушать, и прозревать от речей этого огненногривого мужчины, с такими аристократическими чертами лица и руками, и такими чистыми и ясными, такими  завораживающими речами!» А тут расставание откладывалось, и у неё было время на раздумья и сомненья, как поступить? Со стороны было заметно, что и Рыжий озадачен той же дилеммой, как поблаговиднее задержать Таню, чтоб её не обидеть, и самому дураком не выглядеть. 
Они вышли из квартиры через чёрный ход на лестницу, и поднялись два пролёта. Кира открыл чердачную дверь, и они прошли внутрь. Кругом было запустение и пыль, докуда хватало глаз, и только у двери, чуть наискосок, стояла стена грубой кирпичной кладки. Палыч слегка наклонился, что – то повернул, и стена начала бесшумно проворачиваться вокруг невидимой оси, образовывая проход, из которого полил ярчайший свет. Рыжий засунул руку в ослепительное сияние, и она вернулась с двумя тёмными очками, которые он молча предложил своим гостям. Николаю всё было знакомо на чердаке у журналидизайнера, и он с интересом следил за реакцией девушки. Вошли. Таня остолбенела. Впала в ступор. Непонятно, чего она ожидала, но то, что увидела, шокировало её. В Центре Столицы, на чердаке огромного жилого дома, насколько хватало взгляда, ровными рядами, под ярчайшими лампами – благоухала плантация. Метров так эдак тысячи на полторы, кустов примерно  тысяч пять отборной, наикрасивейшей, изумрудно – разного, в зависимости от сорта цвета – марихуаны. Сортов было немерено, Рыжий и сам баловался селекцией, в отдельно огороженном закутке опылял, подвергал стрессу и совершал прочие священнодействия, желая поразить мир, выведя новый сорт. Название уже было: «Посиневшая Вдова Рыжего». Результат вот пока заставлял себя ждать. За основу была взята, как следует из самого названия – «Белая Вдова» и скрещена со сложной производной от «Blyberry» и гибридом устойчивых казахстанских и индийских сортов. Он искал вкус. И нашёл. Вкус был землянично – лимонный, настолько глубокий, что чувствовался после любой еды. Сохранился, и даже усилился исходный вкус голубики, особенно проявляющийся на выдохе. Запах сшибал с ног, и был таким густым, что и курить не надо было, балдеть можно было, просто приоткрыв крышку бокса с бошкой! Цвет – закачаешься. В цветении бошки начинали синеть, и к созреванию становились ультра мариновыми, а усики, выбрасывавшие обильно смолу – рыжели, добавляя контраста растению, делая его непохожим на любого представителя флоры. Пёрло часов по 8. Немного не вытягивала пока по ТГК. 25 %. Это конечно был рекорд, но он ведь хотел удивить мир, и довести ТГК до 33 %!!! Вот Кирилл Палыч и колдовал, делая уже внутрисортовую селекцию, повышая устойчивость, клонируя и скрещивая сильнейшие экземпляры. До вклада в историю, и выброса на рынок гроуверов всего мира семян лучшего из сортов оставалось поколений 5, года 2 – 3. Но заботился Кирилл в первую очередь не о славе. И не о деньгах, хотя, конечно, его чердак приносил ему раз в десять больше дохода, чем журналистика. Пёкся селекционер о благе людей. Сам, куря всю сознательную жизнь, и имея таких же друзей, он хотел сделать траву доступнее, будучи уверен, что она спасёт мир. И действительно, где вы встречали накуренного агрессора? Вот – вот, земляничные поляны навсегда!
«Выбирай, чем думаешь брата в этот год порадовать?» - уже несколько лет кряду, и это стало традицией, Николай брал с плантации подарок: топ – колы, или если возраст растений совпадал, цветущий куст. «Возьми моей Вдовы, будет Лёлик первый, увидевший его после вас двоих!» - Кирилл притащил из селекционного отсека уже зацветающий, сантиметров семидесяти, наигустейший  кустяра. Ствол с большой палец толщиной появлялся из  десятилитрового пластикового горшка, заполненного кокосовой стружкой, и был какой – то узловатый, с множеством наигустейших веток с широкими, плотными индийскими листьями. Каждая ветка венчалась шишкой невиданной ранее никем красы, а топ – кола уже сейчас, а до полного созревания на вид ей осталось дней двадцать, весила на глаз, не менее трехсот грамм.  «Да, Кирюха, ты мастер, это надо признать, спасибо. Её и курить – то жалко -  шедевр, будешь себя вандалом ощущать!» - Коля оценил подарок, и обнял товарища по парте.
Спустившись с чердака и вернувшись в гостиную, они опрокинули по стопке, и налив по чашке кофе, присели к столу так же, как располагались до этого. Кирилл, идеалист по характеру, поддерживающий «белые ленточки» и другие оппозиционные движения, имевшиеся у него на Родине, был одержим идеей всеобщего блага, а потому никак не мог оставить обсуждаемые сегодня темы: «…Нет, ты вот скажи мне, Николя, почему именно в Рашке так всё паскудно? Почему лишь горсть выходит на площади, хотя всем очевидно, что голоса их на выборах украли, ресурсы и недра – украли, душу и совесть – купили, а затем, продав им же – снова украли!?! Отчего во всём мире паршиво, но более – менее жить можно, а на нашей Родине мрак и запустение, а массы не хотят оторваться от корыт с баландой, и рады хотя бы тому, что это не отняли? А отнимут и это, будут голодать безропотно, и под нож пойдут, как при Сталине, без эмоций, мол, ошибка, но что поделать, Правителю виднее…» Обычно флегма по жизни, весь мир  рассматривающий через линзы скепсиса, под утро этой весны Кирюха что – то разошёлся, эмоции переполняли его.
«Ну что  же, слушайте, есть у меня теория на этот счёт», - Николай встал, прошёлся по комнате, как бы проверяя себя на координацию движения, остался доволен, а потому, подойдя к столу, налил всем по пайке текилы. Задумавшись, спросил у Рыжего: «А готовая есть «Посиневшая», не ломать же Лёхин куст? Да и пора – бы прикупить  разного, что у тебя имеется, соберёшь киллограмчик?»  Кирилл ответил, вставая, и направляясь в гардеробную, где у него был склад готовой продукции: «Пойдём, поглядим, килушник  – нет, эдак я тебя снова пол – года не увижу, а грамм четыреста сейчас подберём, но… бесплатно, и с  сегодняшнего дня это только так будет, не спорь, ты ж видел, как я развился!» 
Интересная  у русских психология. Или у постсоветских? Стоит любому узнать, что бошки, приобретаемые у тебя, выращены тобой самим, этот самый любой, ещё  вчера восхищавшийся твоим  талантом «знать, где взять» вдвое дешевле, чем везде, лучший в городе стафф, сразу разочарованно  надувает губы. Из лучшего друга, и единомышленника, а все кто курят - как  бы состоят в братстве, из – за нелегальности увлечения  -  ты превращаешься, в глазах «россиянина» с  совдеповскими   мозгами, в двуличного и подлого - барыгу. Это конечно, ежели ты не согласишься с аргументами любого, мол: «Да блин, как бы в падлу на друзьях наживать», - и не станешь ему пол-урожая по-братски регулярно бесплатно отдавать. При этом каждый, покупая укропчик и петрушечку на обочине пригородной дороги у бабульки с огорода, а не у Азера втридорога на рынке, рад, что сэкономил. Почему же не радоваться тому же, покупая дурь из первых рук, у гроувера? Это тоже один из «вывертов» совдеповского наследия видимо: вообще между друзьями не должно быть никаких меркантильных отношений, никаких денег и счётов! 
Ник не стал возражать. Так действительно будет справедливо. До этого дня они уже неоднократно торговались, и меняли цену несколько раз лет за пять, пора прекратить этот спектакль. Торговались правда они несколько странно: продавец с первого дня настаивал на бесплатности товара, хотя бы некоторого фиксированного веса, по грамму в день например, в ответ на аргумент покупателя, что он не может бесплатно брать только лишь из – за того, что иногда берёт для товарищей, не может же он брать без денег, а затем продавать, хоть и дёшево! А подвергаться риску, закрывать счета огромные за электричество, с тем чтоб потом накуривать пол – столицы бесплатно – креза, не здраво это! 
Причина этого спора была в том, что когда Мажор Рыжульдович приехал из своих европейских странствий, и обосновался в одном с Николаем городе, перед ним встал вопрос жилья. И он, как большинство мажоров поступил просто – договорившись с Мамой, он засадил огромную, в царской ещё, постройки доме, с метровыми буквально кирпичными стенами семи (!) комнатную квартиру, расположенную в самом центре Москвы, на Неждановой. Иностранцам. Тем, что арендовали эту квартиру у них лет десять до этого, спонсируя Кирюхино студенчество. Деньги от аренды они делили с Матерью пополам, и их с лихвой хватало. Сумма от продажи была просто огромная, и если б Кирилл с Мамой своей не были совками, и вложили её в стабильный, 10 % бизнес, то были бы сейчас «Крёзами». Хватало б и на аренду жилья, и на жизнь, и на расширение дела. Но совдеповская ментальность заразна, и передаётся даже умным, а порой и выдающимся людям. Поэтому они разделили деньги пополам, и купили по квартире, оставив каждый себе на ремонт, сколько пожелал. Мама, Нина Марковна, взяла себе квартиру в дорогущей Москве, а Кирилл Палыч здесь – на Поганке.
И тут, при начале ремонта, когда крушились стены, и происходила перепланировка, а Палыч позвал его на экскурсию, поделиться планами по дизайну, Коляна осенило. Он вышел перекурить на чёрную лестницу, прячась от строительной пыли, и поднялся до чердака. Озарение пришло внезапно, когда он увидел дверь, болтающуюся на одной петле, и общее запустение. Детали приходили в голову стремительно, и мозаика сложилась в минуту, пока добилась беломорина. Он, не откладывая, поведал о своей идее однокласснику. И они взялись за дело, засучив рукава, посвящая ему все выходные: под «шум волны», пока идёт ремонт, подняли в квартиру больше, чем надо кирпича. Наверх, эти два пролёта, где они наощупь узнали каждую ступеньку, пришлось поднимать уже самим. Вообще о деле кроме них знала только Эмма, которую невозможно было не посвятить, не объяснив отсутствия дома на выходных. Самое сложное в этом деле  - обосновать потребление энергии. Все на этом и палятся, пробуя организовать плантацию, и тыря, или ещё как, пробуя решить с электричеством, которого потребляют лампы, необходимого спектра -  ну просто немерено, по киловатту каждая. Вот именно как решить эту краеугольный задачу, Николая и осенило в тот исторический момент. Через вентиляцию они опустили до низу мощнейший медный кабель, и арендовав в Кирилловом же подъезде подвал под его, тогда только созданный медиа – холдинг, подключились от вновь открытого офиса. Кроме необходимых для работы  двух  – трёх «макбуков», и пары камер, половину подвала они забили  неработающей, списанной с разных предприятий электроникой, доставшейся за самовывоз. Рухлядь, от которой остались лишь корпуса, да пара горящих индикаторов. Но что – то там внутри гудело, щёлкали какие – то несдохшие реле, и … Эффект был этим достигнут – для непосвящённого создавалась полная имитация таинства производства чего – то важного. А как же – т е л е в и д и н и е!!! Фильмы делались, марихуана росла, работа была рядом с домом, а дом был рядом, точнее между двумя работами, каждая из которых была хобби.
Финансировал всё предприятие, а это не так уж мало, и больше всего стоят лампы – Николай.  Зная сколько у Кирюхи денег, и понимая, что дай бы Бог ему хватило на осуществление своего проекта обустройства жилья. Вот потому они и спорили. Кирилл утверждал изначально, что для своих, а уж тем более, кто полностью финансировал проект –  до 50ти % урожая должно быть бесплатно. А Ник считал, что это анархия, и что хозяин должен быть один, а кайф бесплатный должен быть только у самого гроувера, остальные все участники процесса – покупатели, пусть по оптовым, дешёвым ценам, но всё же хоть грамм, а за свои деньги. Это, мол, дисциплинирует. Тем более, что надо покрывать огромные затраты на  электричество, да и честно говоря, для того, чтоб мотивировать, и поддержать Кирилла после переезда материально, и чтоб он оброс  клиентами постепенно, не спеша, хорошо узнав людей, без палева и спешки из-за отсутствия денег на то же электричество. На том и порешили. «Ждём, пока появляется серьёзная клиентура любителей, потребляющая, как и Коля, по паре грамм в день, и тогда возвращаемся к этому разговору. А Николай мол, итак отобьётся со временем по вложениям, беря по 15 баксов за грамм, и экономя до 50 % по нынешним временам». Хлопнули по рукам. С течением времени и развитием самой плантации, совестливый Кира не раз поднимал этот разговор, и когда Коляня не отмахивался, они доторговались вначале до 10, потом и вовсе до символически – смешных 5 баксов. Пришло время коммунизма, по мнению двух товарищей, и путём длительного труда он для них -  в мире канабиса настал. А во всём Мире нет! Вот с этим им и надо было позарез сегодня побороться, хотя б в словесных баталиях! Они подошли к полке с тишотками, и хозяин повернул какой – то скрытый рычаг. Вообще, весь дом был усеян тайниками, но этот был особенный. Гость залюбовался. На пяти полках стояли по семь рядов трёхлитровые банки. По три в ряду. Коммунизм настал. А всего – то надо подумать, чуть повкалывать, вложится – и вот они, плоды усилий -  бери сколько хочешь, хоть половину. И действительно по товарищески.
«Короче я сам знаю лучше, не парься, запоминай», - и Рыжий стал отсыпать, давая понюхать Николяхе, из трёхлитровых, в более меньшие ёмкости: «АК -47, сам знаешь, на. Следующая – «Bluberry», её тоже не миксуем, теперь традиционные «Wihte Widow» и…  Знаешь что, я помечу три банки, мешай, так – эдак, потом поговорим о эффекте, лады?» - он сноровисто насыпал не взвешивая, несколько новых  для Николая сортов, и упаковал всё в пакет «Азбука Вкуса». Они вернулись к столу.
«Так, ребята, давайте без условностей, и за вас!» -  Николай поднял налитую минуту назад рюмку, и они втроём выпили, прикончив четвёртый литр: «А я пошёл, ах да, я ж должен на вопрос ответить: тут всё очень просто на мой взгляд». 
«С 1861 по 1917 годы прошло всего полвека. Вы должны знать, что отмена крепостного права сопровождалась жёсткой реакцией, и ещё поколение, особенно в южных, аграрных губерниях, даже и понятия не имело, что свободно. Так же их секли, и так – же ещё полтора века назад на нашей родине некоторые помещики пользовались правом первой ночи! Прошло ещё четверть века, и произошло ужасное – смута переворота смела напрочь весь вековой уклад, а с ним заодно ввела в ранг закона – прихоть взбесившегося плебса. Объясню, в чём трагедия Руси более подробно: весь генофонд, весь цвет нации – истребили под корень. Те, что выжили чудом на родине, и не смогли, или не верили в крах, и не эмигрировали, вынуждены были или вымереть, или служить скрепя зубами новым хозяевам – тупорылым балтийским матросам и вшивой рабочей элите, в прошлом – токарям – фрезеровщикам узколобым, а ныне  министрам, наркомам, и прочей бестолковой новой партийной элите. И ладно, на первых порах,  хотя бы на ключевых постах были идейные, хоть и верившие в бред, но всё же честные, вопреки тупости, граждане.  Далее, при Никите, когда вся примкнувшая нечисть, ранее боявшаяся «Ёськи», обрела свободу, начался хоровод, сначала партпайков, затем загранпоездок, и других привилегий. При дорогом Леониде Ильиче начали охотно брать, и обильно предлагать. При алкаше Ёлкине взятки брать стало нормой и правом. Теперь всё вновь изменилось, взятки брать перестали – их стали назначать, и в категоричной форме. Выросло это в самую жёсткую в мире коррупцию.  А народ на Руси потому молчит -  что раб! Хозяев истребили, а новые хозяева вульгарны и тупы, а по сути – внуки и правнуки рабов! И внуки в крови носят это рабство, и никуда его вытравить не могут. И тишина!!! А почему тишина? Да незачем, одним рабам, против других вставать! Комфортнее и удобнее рабу под хозяином, привык он к кнуту! Ещё один аспект – поколения не проходит, что бы смуты или мора, ига, войны или другого какого несчастья не было на этой земле, в России. Вот раб и боится! Узурпатор, Самозванец – пусть, лишь бы не было войны! Это я так, вкратце, потому как на работу, и уже светает. А ты, Татьяна, бросай кассу, устраивайся к Рыжульде в оранжерею, ему ведь надо и документалку снимать, и оппозицию Россейскую поддерживать. Будешь и агрономом, и кассиром, и селекционером со временем! Берёшь, Кирилл Палыч, предо мною себе помощницу, и супружницу в будущем?» Одноклассник покраснел похлеще, чем когда они, будучи третьеклассниками, бывало за тётками, по чердаку Тетеринских бань подглядывать лазили, и молча утвердительно кивнул, искоса поглядывая, какое впечатление эти слова произвели на сватаемую  девушку. 
Таня вызвалась проводить, Коля с Кириллом обнялись, и в том же составе, в каком появились на этой лестничной клетке, целую жизнь назад - вечером прошлого дня, они, прикрыв дверь в квартиру, и вызвав лифт, остановились напротив друг – друга. Молчание нарушила Таня:  «Послушай, спасибо тебе! За то, что не воспользовался мной, и не высадил на обочине дороги и жизни! Я первый раз встречаю таких людей, откуда вы взялись такие? Почему ты мне помог, познакомил с Кирой? Ха, как смешно ты его называешь, буду так – же! Приобул даже для этого, и ничего тебе не надо от меня!? Странно…» «Да нет, детка, обычно!»  - Николай хмыкнул: «Ты увидишь, ничего странного, и называется – человеческие отношения. Теперь будешь жить в таком мире, и общаться с такими людьми, обещаю. Я - вовсе не исключение, вполне обычный человек. А то, что раньше не встречала, да и вообще о выживании на районе, откуда ты там (?), рекомендую – при нём не вспоминай. Он в рафинированном мире идеалистов жил, живёт, и пусть уж будет жить. Лады? Ты уж прости, но нравы гетто, сформировавшие твой стойкий характер, его однозначно шокируют! Пусть для него останутся тайной некоторые аспекты выживания населения вне пределов "Садового кольца", и какие  именно события повлияли на то, что ты так ярко видишь жизнь…» он оборвал себя, из–за поднявшегося лифта: «А с «Кирой», – попробуй, но осторожно, его так Марковна зовёт, как воспримется?» На этом захлопнувшиеся двери лифта оборвали напутствие остающейся.
Домой было ехать далеко, и незачем, и он отправился в квартиру, всё равно с утра на пашню. А утро наступало. Даже в городе, который так ревностно, засучив рукава, обворовывали несменяемые практически,  удачно  женатые  Мэры. В столице,  где, то асфальт клали лишь на год, а потом он разваливался, потому что в асфальте должен быть он преобладающей фракцией, а не тот бутор, коим покрывают у нас дороги ошалевшие подрядчики, сватья да братья Лондонского Эмигранта. То появилась теперь  «Ира Бордюр», работая под прикрытием  набирающего обороты  Мужмэрина,  усаженного  на вотчину  Самим Папой, сожравшим  для этого  предыдущего наместника, вздумавшего не делиться.  И ломает  теперь  уже  «Новая Первая Леди Столицы»  с  упоением  псевдо асфальт,  для  покрытия всего  Центра  бетоном.  Который ещё до укладки сыпется,  а потом,  став тротуаром   -  питается итальянскими в основном,  узенькими, благо страна у нас богатая, и женщины не жадные  -  каблуками,  через  ощетинившиеся  щебнем  стыки,  словно рассыпающиеся от цинги зубы чифириста.  
У нашего героя  пока ни разу не бывало провалов  памяти по -  пьяни, что говорило о хороших сосудах, и потери пульса, но это до поры – «мотор»  стуканул, и он чуть не «поймал клина», когда его обладатель вошёл в квартиру.  Эмма словно шторм обрушилась на него. Прямо с порога. С извечным, самым козырным вопросом всех жён: «ГДЕ ШЛЯЛСЯ???»  «У Рыжего был, что ты так всполошилась?» - Николай  был  сбит  с толку, и дезориентирован кавалеристским наскоком сабельной атаки, он вообще не ожидал увидеть  здесь жену, тем более так внезапно, и с наездом. «Ты вроде в Доме  должна быть, стеречь  очаг, а не подстерегать меня в прихожей квартиры! Чуть инфаркт не получил по твоей милости!  Что случилось? И где Лиля?» - попробовал он отбиться, ставя аккуратно на пол горшок, и снимая с кроны пакет, укрывавший в дороге куст – шедевр.  «П – а – а - п, я здесь, наверху!» - дочь смешно тянула его титул отца, вытянувши шею через перила второго этажа, заглядывая в прихожую. «Мама пыталась тебе дозвониться, потом  сюда вот приехали, и ждали - сидели тебя до утра!»  «Осторожнее! Не свешивайся! Иди в кровать, и не бухти. Ладно, Мама, у неё свои кукарачи, а ты–то что волнуешься? Спала бы, мало – ли где я, значит надо, раз я не дома!»  «Ну да, заснёшь тут!» - Лиля вдруг разревелась: «Разберитесь уже сами, надоело вашу склоку наблюдать!» - и  ушла в свою комнату, оставив вместо себя «Noize MC» «Ругань  из – за стены». Николай просто не стал слушать, в чём он ещё повинен. Молча заглянул в кабинет, швырнул портфель  на диван, и пошёл, расстёгиваясь, наверх, вяло отбиваясь от следовавшей за ним по – пятам жены. Обвинения все были огульны, хоть и не беспочвенны – единственный серьёзный косяк - нахождение вне дома всю ночь, был фактом, с которым не поспоришь. Да и вообще, спорить неохота! Эмма, ясное дело, завела себя, и пылает праведным гневом, а ему вступать в полемику не с руки, и потому он выбрал единственно верную тактику – молчание.  Под аккомпанемент циркулярной пилы, работающей ровно, в одной тональности, и лишь изредка, не чаще семи раз в минуту взвизгивающей, наткнувшись на сучок своих особо возмущающих мыслей, он, представляя собой то самое распиливаемое бревно, исполнял стриптиз.  Вдумчивый такой, осмысленно – чёткий. И пиджак, и брюки с рубашкой были тщательным образом расправлены, встряхнуты, и  развешаны по плечикам и вешалкам, и даже носки с трусами отправлены в корзину для белья. Обычно эта забота о шмотках  доверялось Эммочке, но сейчас Мегеру лучше было не злить. В костюме Аполлона он пробыл недолго, и, надев плавки, выйдя из гардероба,  так – же молча, подошёл  к  стерео. Включённая Лилей песня заканчивалась, Ваня своим альтом  выводил: «… И кто из них прав, мне всё равно, ведь они оба мне нужны, я засыпать привык  давно – о – о - о  под  ругань из - за стены…» Слёзы навернулись внезапно, и он, не желая показать  лицо жене, пролистав, быстро включил «Моё Море». Добавив громкость, сделал три шага, полускок, и, подпрыгнув – полетел, сложив руки лодочкой. Но не через потолок, как герой Ваниной песни, а в пятнадцатиметровый бассейн. И здесь уже, под водой, разрыдался: «Как этот парень понял жизнь! Нет, говорите пророка в своём отечестве? А «Noize» вам  кто?» Все его песни Николай знал наизусть, настолько они врезались в мозг: «Если б не его матерщина! Зачем  умному, гениальному, судя из текстов  поэту, так похабить свои стихи? Панковский эпатаж? Приходилось для домашней фонотеки оставлять не весь репертуар, а хулиганские тексты гонять в машине, когда был в ней один. Фактически, можно было общаться только цитатами его песен. Что они с Лилей и проделали. Он включил для Эммы песню, а она для них двоих. Что они делают!?! Ребёнок в восемь лет кричит им, что они достали её своими склоками! А их много? Он не замечал как – то, за ежедневными хлопотами, что  и сам стал раздражительным, резким в общении с дочкой. Всё от работы». Последнее время, когда эйфория от быстрых и лёгких, огромных денег отпустила, он всё больше стал стыдиться того, чем занимался. Когда Ловкач ввёл его в бизнес, он наслаждался очень  долго своей значимостью. Неделю. Потом очнулся. Вроде не занесло, воспитание проявило себя, и он, не став чванливым  чиновником, сумел  как – то абстрагироваться от «трудовой деятельности». И долгие годы так и было, всё так  же, как в позднем СССР – на работе мы одни, а дома – совсем другие люди. Говорим одно, думаем - совсем другое, а уж делаем – и вовсе третье, если делаем на самом деле хоть  что – то, кроме ИБД. «Имитация Бурной Деятельности». «Мать её так!!!» - хотелось грызть плитку со дна бассейна от бессильной злости на себя! «Как он мог? Да просто – сознание вывернулось, и в глазах большинства он был «Большим Человеком», «решающим вопросы». Дебильная страна! Здесь даже расхожие, всеми употребляемые выражения – и то построены неграмотно! Решают вроде задачи, как вопрос решить? На него только ответить можно. Но не каждому. А большинство устраивает это болото, и такие как он упыри грабят население, всё наращивая обороты!»
Проплавал он недолго. Ровно столько, чтоб смыть свои слёзы и дать перекипеть  Эмме. И правда, она сидела,  устав сердиться, смирно ожидая его на одном из станков для билдинга тела, заслушавшись следовавшей за «Моё Море» «Пустые Места»:
«Вдали вовсю горят огнями мириады зданий
Таких же, как и это, ранее построенных нами 
Мы строили их точно также, забив на фундамент 

И наплевать, что нет фундамента - не беда 
Нам это, если верить памяти, не мешало никогда 
Сколько нас помню, для подобных построек мы всегда 
Выбирали идеально ровные пустые места... 

Ровные пустые места... 
Ровные пустые места...»
Жена встретила его молча, распахнутым полотенцем:  «Пойдём – дунем, что ли?» - она помогла ему вытереться, нырнула в гардероб, и, сняв плавки, одела его в просторные шорты. Взяла  за руку, и повела на первый этаж, где у них  была гостиная, разделённая диванами на сектора, столовая, и кабинет. На втором, кроме бассейна и трёх спален не уместилось больше ничего, кроме маленькой сауны, и «спорткоридора». Вместе с домиком на крыше, куда через второй, с первого этажа ходил пневмолифт,  в жилище было чуть за полторы тысячи квадратных метров. Находилась «Трёшка», как  шутя, называли они свою квартиру, имея в виду количество спален, в самом Центре, на 22 этаже.
Расположились супруги в «кальянной» перед  растопленным камином,  под  двухметровым  мандарином, коих было расставлено по первому этажу штук пятнадцать.  Кальян тоже уже был готов, угли краснели  сверху метрового паука, раскинувшего, в разные стороны пять щупалец – трубок. Только две из них заканчивались мундштуками, другие были заглушены, и ждали гостей. «Какой табак, вишнёвый?» - Эмма молча кивнула утвердительно, и он прошёл в кабинет, и уже оттуда спросил:  «Как думаешь, какой больше к вишне подходит? Ах да, я ж от Рыжульды, давай посмотрим, что он мне подогнал?» Она подошла, и заглянула через плечо: «О, ничего себе! Маленький склад привёз?» - и, потянувшись, взяла одну из банок. Открыла крышку. Втянула аромат. Почмокала губами:  «Эта, другие и пробовать нечего. А давай здесь посидим, меньше дыма в квартире будет, да и камин надо ж когда – ни будь и здесь разжечь». В кабинете тоже был камин, они установлены  были спиной друг к другу, и задымляли город через одну трубу. «Да ладно, Лиля спит, за час всё выветрится.  Тогда уж на крышу надо ехать, а неохота, пойдём обратно» - муж ловко подцепил щипцами фольгу с раскалёнными углями, и, шилом сделав лунку в табаке, уютно поместил в неё целую бошку. Прикопав, проделал все манипуляции в обратном порядке.  «Ну, старушка, стряслось – то что? Чего примчались? И что за шум стоял, когда я пришёл?» - он сделал первую тягу, раскуривая чуть влажный табак, и с иронией глянул на жену. Она как – то изучающе, с прищуром, долго смотрела на него молча, затянулась, подержала, и тонкой струёй выпустила ему в лицо вишнёвый, с каким – то пока неуловимым привкусом дым: «Что за тёлка сегодня в 8 с тобой шуры – муры наводила?» «Точно ведьма!» - подумал он, но, не подав виду, вслух произнёс: – «С чего ты взяла?»  «Ник, не пытайся мне врать! Ты знаешь, я всё чувствую, забыл про Сухову? Чем твоё приключение закончилось, или напомнить?» «Опять Сухова! Да сколько можно мне её предъявлять? Хватит, может, грехи молодости вспоминать?» - он пробовал ререйзить  слегка, чтоб увести разговор прочь от щекотливой темы. По тому, как в ответ возмущённо заклокотал гейзер в колбе, муж ощутил, что номер не пройдёт, жена настроена решительно, обычно она затягивается по чуточке, а тут прям разошлась, фурия. На кончике босой ступни, нервно потряхивался в тике тапочек «Baldinini», и, того и гляди, готов был сорваться в полёт, скорее всего -  ему в лицо. Вариант был один, говорить правду: «Никаких измен! Даже и пробовать не собираюсь! Было по – молодости, по глупости, да. Но нынче – то я помудрел, и знаю точно – идеал  Ты! Так зачем мне мутить с кем – то? Незачем. Вот я и не собираюсь! Это в юности интересно, для самоутверждения наверное, показать всем, и доказать себе, что любую можешь в постель затащить. А с возрастом начинаешь ценить качество, а не количество! Да я, если на то пошло, секс стал понимать и любить, только  с тобой прожив пару лет, привыкнув и притиревшись! А с посторонней какой секс может быть? Одна морока! Так, сяк, повернёшься, здесь покорячишься -  ни она, ни ты не врубается, что другому нравится. Тьфу! Даже представить смешно, чтоб я стал время тратить на ерунду такую! Да и без любви, какой секс? Для чего? Я ж не скот, мною разум движет, а не инстинкты. Да и что ты всполошилась, в заговоры свои и чары перестала верить?» - решил он полушуткой закончить свой монолог.   
«Понятно. Правды, конечно, от тебя не услышишь, но и то, что ты говорил – не врал. Приятно. Спасибо.  Тёлка, разумеется, была, но ты с ней не спал. Но смотри, Николай, осторожнее, они такие наглючие  и приставучие, эти девушки современные, заманит, затянет -  не успеешь опомниться!»
«Ну, ты мне ещё про тёлок расскажи», - Николай на самом деле  от прозорливости своей Колдуньи немного затупил, и, хоть не подал вида внешне, но допустил промах в развитии темы: «У меня их было до тебя штук пятьсот, что – то не заманила и не затянула  ни одна! Я баб на этих пятиста экземплярах не успел изучить по – твоему?»
«Что ты, как пацан, расхвастался? Дам сейчас по наглой морде! Ишь ты, мачо какой! Придурок!» - впрочем, Эмма ругалась  больше для проформы, её, конечно, немного задело его неуместное хвастовство, но она уже изрядно накурилась, подобрела, да и вообще сердиться долго на Любимого она не могла. «Скажи – ка лучше, зачем так напиваться?  Ведь есть же кайф людской, нормальный», - она постучала, потянувшись, по двадцатичетырёх килограммовому серебряному кальяну изящным янтарным мундштуком: «Зачем же косорыловки нажираться?»
«Я напиваюсь вовсе не для кайфа, а  чтоб с ума не сойти! План мне необходим, чтоб мыслить, а водка  -  чтоб мысли заглушить! И канабиоиды запрещают ОНИ не только чтоб лавэ из запрета извлекать, но и чтоб все штампами размышляли, точнее наоборот, чтоб не размышляли, не мыслили, а думали, причём образами, которыми зомбируют из ящика! И не один я такой, вся страна бухает в большинстве своём - чтоб не видеть всё убожество нашей жизни! Посмотри на стены» - он увлёк её обратно в кабинет, где над камином рядом висели портреты супругов Среднестат, живших в начале восемнадцатого века: «Они, предки, смотрят со стен и неба с укором на меня ежедневно! Одиннадцать!!! Одиннадцать  поколений, родная, и все достойнейшие люди, каждый для страны сделал столько! А я, ничтожество убогое, только утробу набиваю, и больше ни хрена, а ты упрекаешь, что напился…  Да лучше б я в канаве валялся, не просыхая, с последними из бичей, чем был тем, кем являюсь, честнее и порядочнее быть никем в нашей стране! Каждый, кто хоть как-то преуспел, кто в чём-нибудь из толпы выделился, вынужден внутри коррупции находиться!!!  А хочешь знать, кстати, почему наши сограждане в большинстве своём, дальше деда родню не знают и не помнят? Да стесняются! Кем гордиться? Сиволапым скорняком, или, ещё каким золотарём? Нет, что ты! Потомок же в технаре выучился на зубопротезиста! Или, бери выше, в ВУЗе на инженера! И от того, что сами такие, у них устойчивая убеждённость, что и их внуки забудут о них, как только закопают. Если ещё заедут горсть земли кинуть. А раз так - то и незачем трудиться быть человеком! Можно и материться, и пошлеть, и во всём остальном вести себя по – скотски при детях, всё равно они тебя ненавидят, и ждут, когда же сдохнешь, освободив жилплощадь! И этот замкнутый круг не разорвать, пока люди не поймут, что гораздо важнее – какой ты, а не кто. В первую очередь надо над собой работать, а не карьеру делать, детей воспитывать, что б лучше тебя были, честным быть, в конце – концов! Тогда и потомки тебя помнить будут, и современники ценить, за человеческие качества, а не за профессию или должность. Хотя, конечно, важно и второе - кто ты? Но оно второе.   Чёрт! И гложет меня! Я – то, как докатился до жизни такой?» - слёзы потекли по щекам, и на этот раз он не скрывал их от жены, смотря ей прямо в глаза.
«Прекрати себя обвинять! Ты разве можешь систему изменить? Я поняла, это Кирилл тебя накрутил, со своей борьбой против режима! Пойми, такие как Палыч, просто по характеру всем недовольны, их и в Раю Архангел устраивать не будет из–за чего-нибудь. А что, лучше эти гады всё разворуют, а мы будем нищими, но гордыми что честные? Я тебя, между прочим, выбирала другого! И влюбилась сразу, как только увидела! Не в костюм, хоть и дорогущий, но нелепо сидящий на тебе, а в глаза, излучавшие уверенность и силу! А сейчас? Соберись, Николя!» 
«Да я собран, и уверен! Уверен в том, что по - скотски живу! Нельзя быть в ладах со своей совестью, ежедневно воруя. У меня как пелена спала, раньше я думал, что это я ловкий такой, умеющий жить и устраиваться, а сейчас вижу – негодяй и холуй, у таких же, как сам, подонков! Валить надо! Давай уедем хоть куда, надо детей спасать, не хочу, чтоб они с вывернутой психикой двойных стандартов существовали в этом убожестве нравов!»
«Ладно, давай потом поговорим, завтра. А сегодня забей на всё, и, знаешь, давай потанцуем! Ведь десять лет…», - Эмма как будто споткнулась, и на её лице мелькнул священный ужас: «Стоп, да мы вообще, и при знакомстве, не танцевали! Точно, ты взял мой номер, и вышел. А потом меня вызвонил и увёл. Кошмар! Ни разу не танцевавшие супруги! Это надо срочно исправить! Поставлю музольду, как думаешь, что подойдёт?»
И тут она зазвучала сама! Всё с того же диска «Noize», что был в стерео. Песня «Я – Я». С балкона выглядывала хитрая, и счастливая мордочка Лили, так точно подобравшей песню по ситуации. Ребёнок слушал видимо весь их разговор, но он мало её тронул, главное – родители не сорятся, у них всё хорошо, значит и она – счастлива!
«А ну, брысь дрыхнуть!» - крикнули родители вместе и весело. Услышав задорное: «Бегу, бегу!» - обнявшись,  рассмеялись беззаботным, лёгким смехом. Из динамиков неслось по всему дому: «Мириться будем сегодня ночью» - и хоть давно уже наступило утро, судя по нежным объятиям, продолжат они свой первый танец в спальне.
Поднялся Николай Зигмундович в двенадцать, и истязал себя целый час малыми весами, но многочисленными повторами на станках, затем с полдчасика, остервенело, выгребал кролем против пяти кило ватного противотока, а закончил выгонять хмель из тела в сауне, где обливался градом пота при ста пятнадцати градусах, минут двадцать. Проснувшись, таким образом, не завтракая, оделся, и, спустившись в гараж, на «S»ке выехал на работу. Мотор двести двадцать первого ровно, успокаивающе урчал, и стресс вчерашнего дня покидал его, растворяясь, как выхлоп его высокооктанового бензина. Дорога ровно шуршала под колёсами, оставляя позади тревоги и ненужные сомненья. Впереди были ясные и понятные трудовые будни, день за днём, год за годом…
Глава  Ту.
Николай довёз Лилю до школы: «Весной и осенью будешь на велике ездить на занятия, пора уже, пятиклассница всё – таки, а всё папа подвозит, смешно». Он чмокнул её, и высадил у подъезда лицея. Предстоял обычный визит к Ловкачу, но он оказался настолько из ряда вон, что с порога кабинета он чуть не остолбенел, когда шеф огорошил его:
«Ну что, всё шифруешься? Ладно тебе, доставай пыхнуть!» 
«Да я не заношу сюда, у меня в машине», - Николай еле сумел сообразить, что ответить, настолько неожиданным был вопрос.
«Зажался, так и скажи, ладно - моей дунем», - Ловкач достал всё из того же буфета, из недр которого извлекал обычно виски, бонг. Мокрый был один в один такой – же, как у Николая  дома, не отличить: «У меня сегодня АК – 47, твоя любимая, или тебе теперь «рыжая вдова», которой ты вчера затарился, больше по вкусу? Могу и ей угостить, у меня и она имеется…» - Николай не мог, и не пытался скрыть растерянность, и, не зная, что ответить, лишь молча кивнул. Ловкач передал ему уже раскуренный бонг:  «Да ладно, не парься, ты ж вроде свой! Знаю, знаю, что вопросов у тебя много, и жизнь ты досконально ещё не понял, но говорю тебе – НЕ ПАРЬСЯ!!! И не мучай себя угрызеньями, по-другому не бывает! Радуйся что в стосе, и стосе марьяжном!»                
- Ловкач, да я и правда, не пойму, ну зачем ЕМУ столько? Только через мои руки двадцать миллиардов баксов в год проходит,  куда столько, столько лет кряду?
- А тебе – то какое дело? Я ж тебе толкую, кайфуй себе, ты козырный, вот и радуйся. Вот кстати, занозил ты Мойгугу, он САМОМУ на тебя жаловался, а ОН его послал, выходит – ценят тебя, гордись и будь признателен!
«Да признателен я, да только неужели ты и ОН не видите, что народ на бунт вот - вот поднимется!» - Николай дотянулся до «клавы» стационарного компа, и, поклацав клавишами, вывел на монитор  кадры с Сахарова и Болотной:  «Может, потихоньку сворачиваться, разоблачать  министров, а не ГАИшников на коррупции ловить? Ведь куда ещё, у НЕГО денег столько, сколько ни у кого на земле не было, и не будет наверно никогда!»
«Да в том и дело, что отъюзить не получится, как ты не поймёшь, стоит только власть отдать, можешь не сомневаться, столбы все «Единобанановцами» на следующий день как гроздями будут увешаны…Ш-ш-ш...»
Входит Вундер Вундерович Мутин, секунд несколько сканирует, разглядывая Николая, после паузы обращается к Ловкачу: «Бюджет отформатировал?» Ловкач недоумённо показывает глазами на  своего гостя, мол, я не один.
«Да ладно тебе, столько лет с нами, а что до сомнений и метаний, так только Держиморды тупорылые не сомневаются.  И не парься», -  Вундер Вундерович, обращался уже к Среднестату:  «Этих дегенератов — министриков сольём, время придёт, а пока – нужны ещё». И, считая, что весь конфликт у Николая из–за амбиций, а ссоры и «непонятки» с некоторыми из вельмож  от их костного характера, посчитал, что обещанием мести всё урегулировал. 
«Да, и зимбабвийский, один из диалектов западных надо подправить», - Мутин достал из под воротника рубашки, откуда – то из затылка  флешку, и, поменяв её на ту, что протянул ему Ловкач, вдруг неожиданно радостно всхрюкнул. «Что вы эту порнуху смотрите?»  - проговорил ОН своей скороговоркой, и переключил монитор с хроники протестных митингов на PokerStars, захлёбываясь от восторга, показывая им на свой ник ZAR, где у него сложился флешройаль, а в «all in» были ещё четверо. «Видали, как заманил лошков?» - Вундер Вундерович благодушно повёл носом, учуял, и, повернувшись к Ловкачу спросил:  «Он притащил, или твоя?» 
«Моя, моя, есть суперская, из новых, «Рыжая Вдова», хотите?», Колин  шеф засуетился, уминая в бонг дурбалу.
«Ну, так давай веселее, взрывай и передавай!» - Мутин посмотрел на часы: «У меня пять минут, пресс-конференция на три часа намечается, надо подзарядиться…» За три круга они прожгли на троих грамма три чистейшего стаффа, и уже выходя, Вундер Вундерович обернулся от дверей:  «Не мандражируй, Колюня, нормально всё будет, я своих не бросаю…»   
На немой вопрос, который буквально повис, как и пласты густого, пьяняще - сладкого дыма в пятиста кубометрах кабинетного воздуха после ухода Правителя, Ловкач, крайне торжественно, взволнованно тряся руку своего помощника по шкурным вопросам ответил так:
«Поздравляю, ты теперь избранный! Сам хотел знать, то о чём большинство думать боится, теперь же посвящён в то, о чём знает меньше десяти человек всего!  Уже восемь лет, как ЕМУ мозг оцифровали, у него прямой выход в Инет, все языки и наречии мира, вся экономика, и ещё куча всего.  Сам видел, ОН даже во сне на нескольких сайтах в дорогих турнирах в покер зарабатывает, на бирже спекулирует, и куча ещё всего, а ты говоришь  - двадцать  ярдов, это ручеёк, он весь мир загнул, теперь, уже думаю скоро, на основной свой вопрос ответ получишь — зачем ему столько денег, подожди, недолго осталось…»
Выехав из Крепости, Николай остановился на набережной перевести дух, и осмыслить увиденное и услышанное. Без плана это вряд ли бы удалось, и пока забивается штакет, он включил телек для фона. На экране, верный себе, Вундер Вундерович причёсывал аккредитованным на прессуху журналистам:  «Да что вы, некогда мне в интернете висеть, делом надо заниматься…» Далее и вовсе  стал хамить и похабничать, называя «гандонами» честных сограждан, смеющих протестовать против его диктаеуры и сравнивая себя с удавом, заманивающим гипнозом «оппозиционеров – бандерлогов»  в свою пасть! Осмысливать более  нечего, всё стало предельно ясно, и, заведя бричку, Николя рванул к Рыжему, пробормотав, адресуя Мутину: «Как тебя распёрло – то, ну поглядим, кто будет штопанным…»
Глава Фри.
Опять предательское время сделало его старее на год, а ведь было время, когда оно, время, было на его стороне, и делало старше. Дни летели один за другим, в нескончаемых переговорах и сговорах. Лица, чемоданы, мелькали перед глазами как кинолента, не оставляя эмоций, автоматически. Его полпроцента, и другие, побочные доходы, сделали из него уже давно  миллиардера, но это никак не радовало. Он давно перестал выгодно размещать капиталы в бизнес, и понял психологию тех коллег по цеху, над которыми раньше смеялся:  «Что толку заниматься бизнесом, если денег столько, что никогда не сможешь ими воспользоваться». Это как раз, уже давно, поняла старая гвардия, и тратила свою жизнь на понятные радости – чревоугодие и разврат. Надо ведь соблюдать мизер приличий, и хоть некоторые слегка и вылетали за рамки, как например Мюллер, построивший себе копию царского дворца, всё равно это были жалкие копейки. На что бы, и сколько б, не тратил сановник, вельможа, или чиновник вплоть до третьего уровня власти, прилипало всё равно больше. «Так пусть дети заморачиваются, если им охота, с бизнесами  этими, а нам всё равно попользоваться не доведётся!» - давно уже поняли министры и иже с ними. Из этого круга некуда деться. На должности – до гробовой доски. А тут ещё список Магницкого ратифицировали во многих государствах, и по кабинетам волной прокатился ропот. Они-то воровали всю жизнь не жалея живота своего, забыв о себе, в надежде лучшей доли для детей, им, потомкам, желая обеспечить будущее и основать династии, а тут, того и гляди, вообще всем чиновникам и членам их семей поголовно выезд из страны перекроют. А капиталы – то все там, за бугром! Новый железный занавес, но уже с другой стороны! Мутин же газовал,  требовал от силовиков карательных акций. Очередную инаугурацию он провел, запершись в Крепости, вместе с несколькими сотнями лизоблюдов, перекрыв всю столицу для следования из одной резиденции в другую, полностью очистив город от населения. Весь город заполонили войска. Как насмешку - пощёчину  они опубликовали меню приёма, и обнародовали бюджет мероприятия. Как и абсолютно во всём, что касается народных, бюджетных денег, приляпано было ровно десять концов. Так было последнее десятилетие, чего бы ни касалось. Если это бетон, стоящий сто баксов за куб, значит в сметах мостов и развязок будет тысяча, если… Да впрочем, нет нужды перечислять все области народного хозяйства, это итак известно каждому. Но поменялось основное! Скрытность. Пошёл новый виток отсчёта, власть открыто, не стесняясь, заявляла: «Да, мы воруем! Да, по крупному. Угу, вы, людишки, платите за всё ровно в десять раз больше. И что? Бунтовать изволите? Ну - ну. А не желаете ли глянуть в окошко? Ведь из подъезда вас ОПОН не выпустит, это наш город, и вы – плебеи будете скоро дышать по расписанью, не то, что на улицы выходить!»  Вундер Вундерович открыто провоцировал народ, власть над которым захватил в этот раз уж и вовсе нагло, потешаясь над наблюдателями и «выборами»: «Хотите открытых выборов – лады, мы веб камер понаставим, сенкс за идейку, как ещё несколько мильёнчиков стырить!» Культ личности Альфа самца и Вождя уже давно был сформирован, недоставало лишь восстановить Гулаг. Что – то веяло над страной, какой-то призрак, обыватели стали запасаться крупой и солью, а бизнесмены выводили активы и отправляли семьи в Европу…
У Николая в кармане зазвонил телефон рингтоном Кирилл Палыча, и он обрадованно активировал вызов, отвлёкший его от мрачных размышлений:  «Здорово Рыжульда! Где пропадаешь?» Но в ответ услышал женский голос:  «Его нет больше, это «Поседевшая Чёрная Вдова» - Таня.  Давай увидимся, ты где?»
Он домчался за пять минут. В прихожей все вешалки были одеты в чёрное, как и их хозяйка, встречавшая его со стоическим спокойствием, без истерики.  «Его на Болотной убили мусора. Ни за что!»  «Постой, погоди, точно ли это?», -  Николай не мог поверить, что это возможно, нигде не было информации о трупах, ни в Мутинских СМИ, ни в Инете, ни в западных каналах.
«Абсолютно. Лёха, сосед, видел всё своими глазами, они были там вместе, он сам только чудом уцелел. Они, как и все, накануне коронации, ничего не предпринимали. Ни экстремистского, ни радикального. Мирно шли на митинг. А митинг проводить не дали. Обесточили сцену, а когда организаторы пробовали выходить на трибуну с мегафонами, арестовывали, не дав слова сказать. Оцепили всю площадь, перекрыли мосты, и никого не выпускали. Так несколько часов, а ведь там и с детьми были люди! Выждали время, когда митинг должен был быть завершён, и начали колоннами по четыре ряда ОПОНа отсекать группы по сто человек. Человек десять – двадцать, первых попавшихся, без разбору выдирали из толпы демонстрантов, и долбили чем ни попадя, и бронированными кулаками, и ногами, да и просто дубиналом. Тех, кого удерживали соседи, как правило, бросали, им всё равно было кого лупить, лишь бы остальным жути привить! Потом избитых, всех в крови, кого заламывая руки, а кто не мог идти, порой за ноги волокли в автобусы. У меня и записи есть, Лёха наснимал всё на телефон! Остальную массу, напуганную и деморализованную, гнали через коридор вон с площади, рассеивая. Так вот, рядом с Кирой стояла старушка лет восьмидесяти, она пришла с внучкой, которой от силы было пятнадцать. Вот в неё – то и вцепился ублюдочный лягавый, гнусно ухмыляясь, и похабно выражая своё намерение воспользоваться невинностью девушки в автозаке, вместе со своими мразотными сослуживцами. Те с энтузиазмом восприняли идею, и навалились всем скопом. Но не тут – то было! Бабушка вцепилась в свою кровинку мёртво, а сгрудившиеся люди, возмущённые планируемым изнасилованием, забыв о себе, удерживали старушку. Вот тут Кира и вмешался. Ты знаешь, он пацифист, но видеть такое спокойно – нельзя! Я покажу тебе, у меня всё записано!» - она включила DVD.
Всё – же воспоминания, и рассказ взволновали её, и она начала трястись, какой – то потусторонней, мелкой дрожью. Как холодильник «ЗИЛ» середины прошлого века, почему – то, не к месту, подумал Николай, и автоматически сконцентрировал внимание на экране телевизора, где замелькали кадры любительской хроники: 
- Двое подонков тянули девочку за ноги, а четверо лупили что есть силы по рукам Бабушки, обхватившей несформировавшуюся ещё грудь девушки, укрывая железы будущей матери от скотов в полицейской форме. Не все удары попадали точно, а может и нарочно кто из гадов метил не по рукам, но голова с жидкими волосёнками была пробита в нескольких местах, вся женщина, помнящая ещё Вторую Мировую, была в крови! Она уже не визжала, а хрипела, но не разжимала сцепленных в замок ладоней, всех в пигментных старческих пятнах и узлах вен. Вот Кирюха и бросился на тех, что отрывали девичьи ноги от тела. Девчонка кстати, уже минуту наверное, была без сознания, голова безвольно болталась в такт граду ударов. Кира дал с ходу пыром ноги в пах одному из возбудившихся гориллаобразных дегенератов, ещё какой – то парень выскочил с тем же намерением, но успел лишь замахнуться. Далее запись обрывалась, и рассказ вновь продолжила Таня:
«Всё. Их замесили, и уволокли. Троих. Вместе с Лёхой, который то же не смог быть в стороне. Самый кошмар был дальше! Не простившие облом с девчонкой, и перевозбудившиеся животные не отказались от своего намерения, а всего – лишь поменяли объект - по очереди изнасиловали мальчишку, который и жизни – то увидеть не успел. Погиб, извини за подробности, от удушья. Нос был сломан и забит сгустками крови, а ртом он дышать не мог из–за особо похотливого ублюдка, не желавшего ждать очереди на второй круг. Так вот. На заплёванном полу автозака. И тут вот чудо и случилось! Подонок – водила страстно вожделел присоединиться к шабашу, и не смотрел на дорогу, вывернув шею в салон автобуса. И налетел на скорости не какую – то машину, от чего перевернулся. Как, он сам не поймёт, но Лёху выкинуло сквозь решётки на тротуар. Скорее всего, через лобовуху. Короче он умудрился свалить. Пробирался до дома окольными путями. И выжил. А я теперь как?!!! Ведь я на четвёртом месяце, из – за беременности и на Шествие не поехала, Кира не велел! Что-о-о   мне-е-е  дел-а-а-ать???» - Татьяна всё же сорвалась, разрыдалась, и Коля обнял её, утешая. 
«Ну, ну, родная, как что делать? Гордиться, девочка, что носишь в себе Его дитя! Радость – то, какая! Что ж молчала?» - он пробовал переключить её сознание с горя утраты на радость скорого уже таинства рождения: «Все мы приходим сюда ненадолго, и только затем, чтоб оставить после себя детей. Единицы ещё и в истории след оставляют. Так чего ж тебе ещё? Ребёнка он тебе оставил, и Имя в истории своей кровью написал. Вот увидишь, потомки наши его ещё к Великомученикам причислят, и будет ваш ребёнок потомком Святого! Ни о чём не беспокойся! Чердак ликвидируем, собирайся, будешь жить с нами, Дитя вырастим вместе с нашими. Собирайся, Эммка будет очень рада!»
«Ни в коем случае! Спасибо, но я продолжу его дело! У меня мысль появилась, как вывести «Поседевшую Вдову Рыжего», буду холодом воздействовать дважды в сутки, она от этого синеет, и ещё кое-что применю, потом увидишь. Поможете с Эммочкой, когда рожать буду, с поливом и уходом, лады? А он предвидел, наверное, оставил вот для тебя, сказал отдать, если не вернётся» - Татьяна взяла увесистый пакет со стола, весь умотанный скотчем, и отдала Николаю. Он развернул. Внутри были странные предметы, никак с образом пацифиста не увязывающиеся.  «ТТ» и «лимонка». И записка: «Спасибо за Подарок! Она беременна. А, ну это ты знаешь. Помоги ей, и ребёнку. Опять не то, извини, волнуюсь! Первый раз, понимаешь, завещание кропаю. Не сумел я, брат. Возьми, может, сумеешь применение найти, тебе ближе дотянуться!»
Таня более - менее успокоилась, когда набрала жена:  «Ты недалеко? Подскочи, будь другом, на Пушку, мне помощь твоя нужна». Оказалось, ей надо помочь прибарахлиться, она ждала его в машине, рядом с линией бутиков. Они и пошли подряд, начиная с «Chanel». Так же, не глядя, он кивал, соглашаясь с Эмминым выбором, не фокусируя даже взгляд на примерочной комнате. Жена замечала, и это невнимание начинало её злить. В «Louis Vuitton» терпение у неё закончилось, и девятый вал томимой в душе бури лёгким бризом вырвался свистящим шёпотом: «Доро-о-о-го-о-ой, посмотри, как я тебе в этих брючках?» И тут, как назло, позвонил Ловкач:
«Ты где? А, с женой шопишься, скажи ей, кстати, с завтрашнего дня, скорее всего, деревянные недействительны будут, пусть в грины переведёт, а сам дуй срочно в Душино, не задерживайся, времени в обрез!!!»  
«Котёнок, брючки – супер! Ты в них – слюни капают, взгляд не оторвать! Чур, без меня в них не шагу из дома! Идёт? И остальное, всё, что отвесили, очень тебе подходит. Берём».
«Да ты и не смотрел даже!» - Эмма всё же была недовольна, хотя с позиции мужчины осмыслить её поведение было невозможно. Но это все знают давно, хотя эта книга ещё раз только об этом – мужчины с Марса, женщины – с Венеры. Как рассуждает самец? Ты меня позвала, я помог. Всё оценил, и оплатил. Что ещё – то? А женщине надо…  Ну да эта  женщина выскажет свои мысли сама, подождём…
«Смотрел, смотрел! Та куртка «Balli» вот с этими брюками – высший класс, и платья «Лорановские» все – как на тебя шили, да и немудрено, с твоей – то фигурой! А туфли, особенно те, крокодиловые, очень чётко икры твои подчёркивают. Так что, как видишь – всё я вижу, дело не в этом…» - Николай тоже был немного в курсе, что даме хочется услышать, тем более что, он был абсолютно искренен. Вот  только как продолжить? «Не знал, как и сказать тебе, новости плохие, деточка. Не хотел тебя расстраивать, и портить покупочный настрой. Теперь уже потом расскажу, по приезде, надо срочно по делам», - он сделал знак рукой управляющему, и, выведя из магазина, повёл жену к их автомобилям.
«Думаешь, мне шмотьё нужно было? Итак девать некуда, мне с тобой побыть хотелось, предлог ищу постоянно, чтоб собственного мужа хоть на полчасика заполучить! Я ужин приготовила, вино стоит на джакузи, ждёт нас! А у тебя вечно нет времени на меня! На нас!» - Эмма всё же разрыдалась, не стесняясь прохожих, и управляющих бутиками, в приезд постоянных клиентов забывавших о корпоративной конкуренции.  Это был праздник, объединяющий весь  переулочный профсоюз, и теперь они скромно стояли в сторонке, ожидая жеста покупателя, и не замечая семейного разлада. Как и все обо всём в этом Городе, они  знали  –  этот клиент близок  к  Самому Верху. За те чаевые, которые оставлял Николай Зигмундович, можно было по традиции пойти на отход от правил - перенести расчёт на улицу. Да что там, хоть бегом домой доставку провести, лишь бы  были довольны, и заезжали столь же регулярно!
«Ну вот, опять слёзы! А вдруг от меня Таниным парфюмом пахнет, хрен ведь объяснишь сейчас что-либо» - подумал муж, обнимая и гладя жену точь в точь так же, как час назад  другую женщину. 
«Перестань, скоро всё закончится, я сегодня уйду от НИХ,  обещаю! Уедем на остров, я купил не так давно в тропиках!»  «Давай приколемся, засеем поле коноплей и там устроим пастбище» - начал он напевать, очень похоже, Ванину песню, и повёл свою Любовь по брусчатке в их второй танец. Эмма, всё ещё всхлипывая, теснее прижалась к нему, и, распугивая прохожих, в полный голос стала подпевать, красиво раскачивая бёдрами: 
«Давай приколемся хотя бы как-нибудь,
Хотя бы пять минут, и люди не поймут.
Да к чёрту пусть идут! Я не держу их тут!
Мне плевать, что обо мне подумают.

А иначе в дурдом упрячут,
Смирительную рубаху напялят и никак иначе.
А пока люди воюют и делают детей,
Давай приколемся!!! (Хей-хей!)

Вся суматоха, мне давно по …й,
С тобой мне хорошо, без тебя плохо.
Мы живём как лохи, как крысы лабораторные,
Подчиняясь чьим-то устоям, законам.

Давай приколемся, мне этого не хватало -
Серость дней достала, забав мало.
Давай приколемся! Сидим ничего не делая.
Займёмся делом! Займёмся делом!»
Они в танце докружились до его машины, и он, открывая багажник, сделал жест рукой, снятой с талии супруги, в сторону её авто. Управляющие, в той же очерёдности, что их посещали, стали подходить к Эмминой машине. А Николай, достав из багажника чёрную сумку «Gucci», обратился к ним всем:  «Ребятки, что мы вам должны, берите баксами. Только тихо, это я вам по -  дружески, 98 помните? Вот то – то! Знаю, знаю, что запрещено не отечественную валюту принимать, и тому подобное, но верьте мне – завтра наши фантики будут дешевле бумаги! Продавайте всё, что у вас есть, и кладите в кассу деревянные, а эти себе оставляйте, будете завтра богачами, и весь переулок выкупить сможете! Я не шучу!» Менеджеры от моды переглянулись, и сделали знаки вышколенным приказчикам, которые чётко и быстро, вереницей подходя, забили багажник «Ягуара» упакованными покупками. Расплачивался Николай пачками, не утруждая себя мелочиться. Наполовину опустевшую сумку он бросил на переднее сиденье Эмминого «Ягуара», и снова обнял её:
«Ты всё слышала, и знаешь, что это. Я с НИМИ рву. Еду. Ты – прямиком домой. Еда есть? Из дома – ни шагу! Что, я не знаю, но что – то будет. И, прости, не хотел, но надо сказать – ОНИ убили Рыжего».
«Как?»
«Насмерть. Навсегда. Прости. Ехать сможешь?» - потрясённая Эмма молча кивнула головой, вместе с болью утраты близкого и ей друга, резанула укором мысль о неуместности её истерики, и о терпимости её более мудрого мужа. Она сухо чмокнула его, и, подобравшись, поехала в квартиру, благо до неё было – пара кварталов.
Николай проводил её взглядом, и только лишь убедившись, что тронулась она уверенно, рванул, отчаянно сигналя и чуть не толкаясь, по забитым переулкам, пробиваясь на Проспект Поселения Прозвища Пролетарского Правителя.
Бывший министр, а ныне целый губернатор, подъехал со своей референтом – шатенкой, наиболее умелой из помощниц, чтоб выбрать ей подарок, как раз в то время, когда Николай, распугивая пешеходов, умчался.  Подарок ей полагался за талант. Никто, как она, в любой момент, и так качественно, не мог доложить в устной форме! А как она оформляла задним числом! Это вчера оценил предшественник, ныне сенатор, заезжавший  по – дружески указать Мойгугу на наиболее хлебные аспекты его новой должности. Старикану так понравилась работа Каштанки, что он попросил откомандировать её ему на недельку, и намеривался отблагодарить там же, в бутиках. Молниева ещё не было, и пока умчавшаяся в недра магазинов Каштанка прикидывала, на что бы развести своих покровителей, губер с любопытством разглядывал стайку управляющих, прижимавших к животам пакетики с пачками денег.
«И что это было?» - грозно вопросил он их, имея в виду нестандартное поведение Николая:  «Это ведь Колюнька – Шустрило был, и куда он понёсся?»
За полторы минуты торгаши слили абсолютно всё, что им было известно, перебивая друг - друга, и вспоминая мельчайшие детали. Картина вырисовывалась не из радужных, и, поделившись новостями с подъехавшим Сенатором, они, забыв о цели встречи, и о Каштанке, у которой к тому же был месячный отчёт, умчались советоваться с ближним кругом соратников.
А Колян пёр напролом уже по ППППП, проносясь мимо вменяемых граждан, перемещающихся с адекватной скоростью, на своей «S»ке, словно в ракете. Так само совпало, что Иван, со своей «Обратный отсчёт», зазвучавшей, как он только вырвался на 5П, попал в настроение, и он, вцепившись двумя руками в руль, не мог утирать слёзы, которые почему – то хлынули из него ручьём:
«Так вот... Время не ждёт, включен обратный отсчёт
Скоро судьба тебя у меня заберёт
Останется вокзал, перрон, толпящиеся люди
Только вот тебя со мной тогда уже не будет
Я, конечно, не поверю, что это финал
Не для этого я всю жизнь тебя искал
Мы встретились не для того, чтобы вот так расстаться
Слышишь меня? Я не хочу без тебя остаться
Худеет календарь, часы бегут неумолимо
Секунды растворяются клубами дыма
Запах твоих духов, звук твоих шагов
Твой взгляд, говорящий больше, чем сотня слов
Как мне без этого жить одному в этом городе?
Где даже летом без тебя мне будет холодно
Где меня, кроме тебя, никто не поймёт
Включен обратный отсчёт...»
5П трансформировался в ППППШоссе, и ушло правее, он же давил на акселератор, как будто мог обогнать неумолимое время. Надо было прийти в себя, и Николай переключил чейнджер. Запел вечный позитивщик – Bob Marley. И подъезжая к «Душино», он уже был спокоен и собран для важного разговора.
Встречал его лично Ловкач, нервно поглядывая на часы, и находившийся в несвойственном для него возбуждении. Он прохаживался, подпрыгивая, под крылом огромного самолёта, и короткими затяжками мусолил сигару:
«А вот и ты! Ну где тебя носит? Только тебя ждём!» - Ловкач явно обрадовался Николаю, и в нетерпении даже протянул к нему обе руки, как бы желая обнять. Но натолкнулся на стену холодности и отчуждённости, таким он своего помощника по шкурным вопросам, за долгие годы сотрудничества, ещё не видел.
«Я ухожу, обрыло, каждый бакс в горле комом встаёт! Что, грохнете меня? Ну, давай, делай, больше я воровать не буду, не заставишь!» - «шустрила», «почтальон», как называли его презрительно за глаза вельможи, вышел из-под контроля, и в самый неподходящий момент.
«Хорош, успокойся, больше никто воровать не будет, сегодня день ответов на вопросы, драндулет», - Ловкач кивнул на «двести двадцать первый»: «Бросай здесь, и давай на борт бегом, только нас ждут! Там поговорим, и успокойся ты, что как не родной – то?!!»
В транспортнике  сидели странные люди, не характерные для их круга общения, и по мере того, как он проходил вслед за Ловкачом в начало салона, а экипаж выруливал на взлётную полосу, готовясь стартовать, всё больше терялся, слыша обрывки разговоров, в том, что происходит. Учёные, а здесь было несколько академиков, которых он узнал в лицо, все были вызваны на какой-то симпозиум, спортсмены – на сборы, а художники – на выставки. Это было по меньшей мере странно, и люди недоумевая, обменивались мнениями на этот счёт. Сомнения развеял Ловкач, обращаясь сразу ко всем, встав на обычное место стюардесс:
«Всех вас хотел видеть лично Вундер Вундерович, потерпите, скоро всё узнаете, это сюрприз…»
По приземлению все пассажиры перешли по рукаву в другой транспорт, необычного вида, но такой же по количеству кресел, и только лишь пристегнулись, рассевшись, как перегрузка накрыла их сознание чёрным коконом. Прошло немного времени, и они, после неожиданно мягкой посадки, через систему шлюзов прошли на станцию. Шаттл, доставивший их на обратную сторону Луны, отправился в последний рейс, за Самыми Важными пассажирами. Как оказалось, эта операция проводилась скрытно уже неделю, и первые «поселенцы»  уже освоились в своих каютах. Они встречали «новеньких», и помогали им разместиться. На Лунной станции собрался весь генофонд нации, были представители и других государств, чем-либо выдающиеся личности. Даже детей разного возраста было в изобилии, и все они являлись вундеркиндами с разными способностями. Тут тоже никто ничего не знал, и все ждали последнего рейса с Земли, а пока пользовались гостеприимством пригласившего их столь экстравагантным способом Хозяина. И это время пришло:
                                                               666
В огромном зале собралось двести тысяч человек. На подиуме, на фоне трона, стояли торжественно - напыщенные В. В. Мутин, рядом Кабина Памаева, чуть в стороне - уверенный в себе и ситуации, весь подобранно - воодушевлённый Ловкач, и растерянно - недоумевающий Николай. Такие же лица, как у него, были у всех в зале, никто не понимал, что происходит, и для чего всё это устроено. В это время по всей станции прошла конвульсивная дрожь, раздался грохот, и станция оторвалась от Луны.  С поверхностей, ранее скрытых в грунте, осыпалась порода, и становилось понятно - это огромный, небывалого размера и вида звездолёт. Корабль быстро и плавно, теперь уже бесшумно, уходил от Луны, прочь из солнечной системы, и в полном безмолвии зазвучал завораживающе - вкрадчивый голос Мутина:
«Избранный Народ Мой! Каждый из вас здесь оказался благодаря Моей Воле. Я знаю каждого из вас, и ВСЁ о каждом из вас! Основной принцип, по которому я подбирал Свой Народ Избранный — Разум, все вы умные, многие гении, и потому примите данность; Земля умирает, её истощила технократия и внутренние межрасовые и экономические противоречия! Мы, Избранный Народ Мой, туда уже не вернёмся! Я взял на Себя миссию, вывести Тебя, народ Мой Избранный в землю Обетованную. Мои единомышленники из астрономов нашли пригодную, девственно - молодую планету, Мы назвали её Мутина. Мои соратники - астрофизики сделали этот корабль, он носит Имя «Ковчег Мутина», в нём колайдеровский двигатель, благодаря которому мы через несколько минут уйдём в подпространство, наша скорость будет в разы превосходить скорость света, благодаря чему Мы затратим на перелёт всего триста шестьдесят пять лет, всего несколько поколений, чтоб достигнуть Мутины Обетованной!!! Каждому из вас есть дело на «Ковчеге». Я подумал обо всех, сейчас каждый получит штатное расписание, и будет обязан неукоснительно следовать ему, выполнять порученную Мною работу. Генные инженеры и биологи подобрали всем пары. Я посмотрел и утвердил, это тоже в штатном расписании. Каждая пара обязана произвести потомство в количестве двух особей, согласно графика, утверждённого  Мною, дабы регенерация происходила плавно, и всегда сохранялся одинаковый средний возраст Народа!!! Для лучшей организации и воспитания Я провозглашаю создание  двух молодёжных организаций: «Наши Памаевцы» - Кабина делает полукниксен, полуцарственный кивок: «Для семи - четырнадцатилетних, и «Наши Мутинцы» - для подростков. Члены «Единобанановцев» автоматически регистрируются членами «Единоковчега». Я провозглашаюсь бессменным Владыкой Ковчега, а кстати», - хитрая коронная усмешка: «Ведь это Я его построил, столько лет работал ради Тебя, Народ Мой Избранный!!!!!»
Жидкие хлопки, оглядывания, постепенное наращивание аплодисментов, овация, переходящая в шквал, исступлённо – вдохновлённые, в каком-то неистовстве лица…
Каюта Ловкача являла собой единственный на свете космический музей: на стенах подлинники шедевров, по углам и в нишах статуи, предметы искусства, знакомые каждому.
«Ты знал всё с самого начала, ещё, когда втягивал меня в коррупцию? И день Исхода ты знал, почему не предупредил??? У меня там жена, дочери!!!» - Николая колотило, и он, сверкая глазами, задыхался от гнева.
«Конечно знал! Ведь я - Его самый верный пёс, пойми ты — демократия - утопия, только Полновластный Император нужен Народу, чтоб служил без сомнения, воодушевлённо. Ты сам ответил, у тебя там семья, ты б не полетел, если б знал, и никто б не полетел!!! А дальше ждать нельзя было, слава В.В., успел всё как задумал, ещё б месяц - другой, и нас смели бы, болтались бы гроздьями на столбах, прикинь, каламбур — гроздья «Единобанановцев»».  Ловкач невесело усмехнулся: «Пусть тебя радует, что эти лохи - Мойгугу и прочие Козлы тупорылые сейчас по полной огребут, думаешь ты один такой щепетильный? Просто до сих пор ты был менее посвящённый, ЕГО Замысел никто и никогда не мог оценить в полной мере, ты же знаешь, сколько у Него вживлённых нейронов, ОН давно кажется и мысли читает, только вида не подаёт! А жена? Да что тебе она? Вы ж грызлись постоянно…  А здесь, скажу тебе по секрету, есть с десяток неучтённых тёлочек, и ты можешь выбирать, и менять их, они в секретном двигательном блоке, Народцу недоступны, Самому не до этого, ОН от Власти кайфует и от Кабины, а я - я тебе уступлю, выбирай хоть всех, мне одну оставь, вместе с официальной парой мне двоих вполне хватит».
«Да пошёл ты, мне моя нужна!!!» - Николай никак не мог смириться с фактом, и искал выход в разговоре. Циник и прагматик Ловкач отрезвил его, взглянув на часы на запястье:
«Утопия! Забудь, через двенадцать минут ныряем в подпространство, и всё, никогда, считай, не было ни жены, ни детей, ни Земли!!!»
Бывший «Шустрила», а теперь и вовсе не ясно кто, в ярости выскочил из каюты, и пошёл, не видя куда, машинально суя руки в карманы. Что – то нащупав,  достал сначала записку: «…И сумеешь найти применение…» - затем гранату, недоумённо повертел её в руках, затем взгляд стал осмысленным, он спрятал её в карман, и бегом возвратился к Ловкачу. Собравшись перед дверью, напустил на себя небрежно – расслабленный вид, и, зайдя в каюту спросил:
«А что, тёлки правда путёвые? Извини за срыв, будь другом, отведи, перенервничал я, надо б пар выпустить…»
«Что, перестал ребячиться? Суперские! Да не вопрос, развлекайся, пойдём…»
Они прошли сотню метров по просторным коридорам Ковчега, и Ловкач, используя свой магнитный ключ - вездеход пропустил Николая в отсек, показывая: «Там колайдер, к прыжку обороты набирает, а тебе туда» - показывает на стеклянную дверь. «А я пойду, у меня на несколько лет график работ расписан. Ты позависай, отдохни,  столько лет в тёмную работал, конечно, надо скинуть груз Земной!» - уходит, напевая: «Мы Наш, мы новый мир построим…» 
Николай подошёл к двери, на которую ему указал Ловкач: через стекло был виден эдемский сад! Фруктовые деревья, цветы, животные всех видов, которых кормят с рук, полностью обнажённые красотки. Он оглянулся. Убедившись, что бывший шеф ушёл, бегом возвратился к колайдеру, выхватил «лимонку», и, бормоча:  «А вот хрен вам, пионеры юные, головы чугунные!» - медленно потянул за кольцо. По лицу потекли слёзы, перед его взором появилась семья, он как будто через сотни тысяч километров видел, как они, жена и дочь, поднимаются из квартиры в лифте на крышу. Смотрят на звёзды, и ослепительнейшая вспышка заливает ночное небо. Жена говорит: 
«Я думаю, Лилёк, это наш папа зажёг новую звезду». «Да, Мамуля, наш папа самый лучший, я думаю, теперь всё будет по - другому!» - они с надеждой смотрят в гаснущее после вспышки небо, а телефон  мужа не отвечает на звонок  жены…                        
                                         

ЧАСТЬ ВТОРАЯ -  ФАНТАСТИЧЕСКАЯ
ГЛАВА ЕДИНСТВЕННАЯ: «АЛЛЕС ШЛЕХТ»
                                                             
Молниев и Мойгугу  сидели, запершись на даче у последнего, уже часов десять, пытаясь осознать происходящее. Как наиболее близкий, хозяин пробовал безуспешно, и через администрацию, и через других членов правительства, и на личный номер, дозвониться до ВВМ.
Результат был один – этими действиями он лишь посеял смуту, все три верхних эшелона власти были на ушах. Паника же началась, когда, согласно договорённости месячной давности с ВВМ, ему попытался дозвониться Афроамериканец. Это было уже ЧП, первое лицо сильнейшей мировой Державы не мог найти своего заокеанского коллегу! Шила в мешке было не утаить, слухи распространялись молниеносно, и один другого красочнее. Одно со всей очевидностью, было ясно каждому – Мутина  кто – то изолировал. Кто – то очень сильный, хорошо всё спланировавший. Поискали по привычке в Фаросе, но безрезультатно. СМИ  без кукловода хранили  гробовое молчание. Раболепные вельможи и сановники, каждый знающий свой шесток, находились в полной прострации, и лишь сутки спустя, как исчез Вундер Вундерович, самые смелые решились на отчаянный шаг – оформили себе отпуска и отгулы, и рванули за бугор. Остальные затаились, ожидая от ВВМ, полностью в его стиле - мистификации с целью проверить их лояльность. Все настороженно прощупывали коллег, не зная, кого из них завтра вознесёт на Самый Верх шквал переворота. И дрожали. Вибрация от ужаса, сковавшего чинуш, передалась населению, и Граждане из народа вышли на улицы. На вторые сутки Безвластия начались грабежи и погромы. Но грабили отнюдь не бедных. Люди, не одно поколение прожившие под гнётом произвола власти, мстили гадам в человеческом обличье – членам банды «Единобанановцев». Сбылись пророчества Ловкача, и сначала в столице, а затем уже и по всей стране стали казнить казнокрадов, и  членов их семей. Происходило это повсеместно и стихийно. Бывшие лидеры оппозиции пытались призвать народ к порядку, но это не действовало. Не верили им люди. Не хватало никому из них действительного, непререкаемого авторитета.
Стало очевидно, что начался хаос, и плутократия от власти скучковалась вокруг Мойгугу. Часы шли за часами, ВВМ не объявлялся, и всё настойчивее зазвучали голоса: «Полно ребячится, ступайте Царствовать!» Но Мойгугу, отчаянно потея, отнекивался, боясь, как и другие, ответственности. И лишь трое суток спустя, когда время было упущено, объявил Чрезвычайное Положение, провозгласил о введении комендантского часа, и о возложении на себя полномочий Президента.  Провозгласил, но не установил. Бубенцов отказался стрелять в Народ, и подал в отставку, улетев в Бразилию на ранчо сына. Его предшественник, Татарин, обиженный на всё и вся из–за своей отставки, решил, что его звёздный час настал, и, собрав свою верную стаю оборотней, силой взял Крепость, перебив курсантов. И началось!
«Сапогов» такой расклад не устроил, тем более, что формальный приказ о вводе войск в Столицу  был получен за минуту до того, как Мойгугу  с отрезанной головой выпал на брусчатку из окна Крепости. Траками  танков  давя сограждан, и сметая  огнём слабоватую технику полиции, военные оккупировали Город. Хунта во главе с бывшим министром обороны установила новую диктатуру.
Татарин, правивший три с чем-то часа, потратил их  со своими подручными на разграбление сокровищниц Крепости, и на вертолётах с сотней своих шакалов сумел пробиться куда-то на юго–восток страны. Преследовать их никто не стал. Реальной силы они не представляли, ни до, ни после смуты, а что до того, что похитили – так теперь у Хунты была вся страна, население которой привыкло к Игу.
Военные всех абсолютно частей в полном составе пошли за своим министром, теперь провозглашённым на весь мир Верховным Правителем. И вот тут-то население страны начало с лихвой расплачиваться за столетнюю дискриминацию служивого люда. Армия так и не смогла подняться до уровня той, что была ранее, Офицерство коей являлось цветом нации, когда каждый Дворянин считал своим Долгом и Честью отдать сына и наследника в Её поистине славные Ряды! После переворота начала прошлого века трусливые правители – пигмеи, сколько б их не сменялось на троне, и какими бы они не были, единодушны были в одном – всячески принижали и мешали с грязью роль Защитника Отечества. Порой буквально и тупо обезглавливали верхушку маршальско – генеральского состава, испугавшись тени, или выловив измену от чересчур частого курения трубки. В результате этой уничижительной политики Армия не то что стала не престижна, а сделалась именем нарицательным – синонимом идиотизма, и каждый родитель пытался закосить – заплатить, лишь бы детку в неё не пустить, и в вузы поступало более половины абитуры не по призванию, а по наличию в институте военной кафедры.
Теперь же, эти изголодавшиеся на скудном довольствии, и имеющие комплекс никчёмности люди в одночасье превратились в наместников и хозяев, сохранив полностью структуру и субординационную иерархию, вплоть до лейтенанта. Поменялся статус. Из презираемого класса – в Правящий. Хунта есть Хунта, после недели смуты и погромов, грабежа и насилия, установился Железный Порядок. Настолько железный, что дышать население стало через раз. Все авиарейсы за пределы Державы были отменены ещё в первые часы, границы закрыты, и блокпостами перекрылись все дороги. Кто из «Бывших» успел спрятаться, и не погиб во время погромов - сидели, потея от ужаса, по погребам  и квартирёшкам самых дальних родственников, сделавшихся нежданно миллионерами, приютив миллиардеров – постояльцев. 
Никто ранее и не знал, сколько бронетехники у Нас на вооружении, теперь, если б не то, что направленны жерла орудий были на собственный народ, можно было б гордиться - на каждом перекрёстке любого райцентра стояло по танку или БМП!
Жизнь замерла. Для многих – оборвалась.
Эмма наблюдала весь кошмар, соблюдая светомаскировку, через телескоп с крыши. И слава Богу, что только расставшись с Николаем, она сразу побеспокоилась о Настюше и Свекрови, в категоричной форме велев им бросая всё, приехать в квартиру. В то время, когда она была на крыше, отключили электричество. Она осталась, отрезанная от семьи, и двое суток провела в изоляции в «Домике Карлосона» без еды, пока не заработал лифт. В первую очередь, как только заработала неделю глушившаяся мобильная связь, связавшись со своей мамой, жившей в провинции, и, убедившись, что у них всё в порядке, они ничего и не заметили, она позвонила Тане. Она тоже была в порядке, и во – время предупреждённая, из квартиры выходила только в Рай. Когда стало можно выходить из дома, две вдовы увиделись в Кириной берлоге. Горе утраты сблизило их, и они стали всё время посвящать уходу за Татьяной, заботе о будущем рыжем потомстве…
И он родился. Уже на третьей неделе жизни голова парня покрылась огненной шевелюрой, за счёт своего цвета создавая эффект густоты. Молодые мамы были счастливы, что среди хаоса, голода, и полного отсутствия медицинской и социальной помощи им удалось выпестовать Кирюхиного наследника.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ - ТАКИ  ГЛАВА: «PUNKS NOT DEAD»
Ловкач, пройдя шагов двадцать, стал замедлять ход, резко встал, озарённый догадкой, и, развернувшись, помчался стремглав, как минуты за три до того, к нему в каюту бежал  Николай. И успел. Коля завороженно наблюдал через иллюминатор, как отчётливо видная до этого во всех подробностях красавица – Земля в мгновенье исчезла, а звёзды, до того – ослепительно прекрасные, сияющие в своей вечной неподвижности, превратились в тончайшие нити, растянутые вдоль курса стремительно ускорявшегося «Ковчега». Лишить себя, даже напоследок, столь величественного зрелища остолбеневший Николай не мог, и стоял, прижавшись лицом к стеклу, держа в левой руке кольцо, а в правой, прижатой к кожуху набравшего обороты, и выведшего звездолёт в подпространство колайдер – гранату. Вбежавший в двигательный отсек Ловкач в мгновенье оценил ситуацию, и, поблагодарив судьбу, одарившую его сверхинтуицией, в два прыжка оказался рядом с Николаем, и обеими руками зажал чеку.
«Брат, да ты с ума сошёл, очнись! Я Ванька! Видишь меня? Прости, родной, что не верил тебе! Да свой я, свой! Слушай меня!» - Ловкач мёртвой хваткой зажал двумя руками правый кулак отчаянно вырывающегося Николая, и пытался вывести его из ступора: - «Не верил, думал, ты с Его подачи провоцируешь, пробиваешь меня! Да и как поверить, сам знаешь, сколько у Него вживлённых нейронов, я иногда думаю, что Он и мысли давно читает, только виду не подаёт! Неясно, как он с Собой рядом тебя, такого явного оппозиционера столько лет терпел? Теперь вижу, ты искренен был всегда. Верь мне! Я сам устал от его Ига, да не знал, как от него избавиться. Но то, что ты задумал, не выход! А двести тысяч Человек, забыл о них?»
«Видел, как они его приветствовали, я думал, ладони в кровь разобьют, аплодируя! Ты их пожалел?» - Николай вступил в диалог, перестав активно сопротивляться, но сохраняя паритет взведённой лимонки. Вырваться и разжать пальцы он всегда успеет, решил он про себя: « Я с подонками жить вместе не намерен!»
«Забыл? Не суди - да не судим будешь! Мои агенты, расставленные по всему залу, по незаметному  сигналу устроили овацию! Как вести себя в толпе, под пристальным взглядом соседа, хлопающего, что есть силы? То-то! Ещё вчера и мы с тобой мычали, как он всему стаду велел! Делай, как знаешь. Я тебя не неволю. Знай только, что я твой брат, и мыслю с тобой одинаково! И Люди на этом корабле ни в чём не виноваты, сам видел – их обманом сюда заманили!» - с этими словами Иван - Ловкач разжал руки и отступил на пару шагов. Ловкач скинул с души груз подозрительности, улыбаясь впервые открыто, пристально всматриваясь прямо в центр личности Друга, ставшего впервые за долгие годы столь понятно – близким.
«Помоги!» - Николай протянул Ване кольцо, и правую руку, вдруг конвульсивно сжавшуюся в судороге, как только хозяин передумал погибать. Ловкач вставил, и развёл усики кольца в чеке, и с трудом разжав пальцы товарища, стал растирать их, массируя:
«Что будем делать?»
«Да всё просто!» - Николай, родившийся заново, озарился улыбкой:  «Пошли!»
В Тронном  Зале шёл приём в «Наши Мутинцы», когда  решительно, стремительным шагом туда вошли, впереди Николай, на шаг позади Иван - Ловкач. На ходу Николай выпустил  молча несколько пуль из «ТТ» в ВВМ, который толкал очередную речугу перед почти полным залом, и тот  упал кулём, в агонии рыча.
К ВВМ устремился Ловкач с ноутбуком, со словами:  «Вундер-Вундер, сохраняйтесь скорее, я вас спасу, единственный шанс - полностью  скидывайтесь сюда, у меня «WI - FI», я вас в бортовой комп перекину! Ещё минута, и сердце остановится, мозг перестанет жить!»
Николай обратился к людям с «пламенной речугой», выхватив гранату и убрав за пояс пистолет, мол, только дёрнитесь, все погибнем вместе! Учёный выступил вперёд, и ответил  ему:     
«Успокойтесь молодой человек, мы все Вам по гроб жизни обязаны и признательны, что освободили нас от Тирана! Прошу Вас, поверьте, здесь все разделяют ваши убеждения, и просят возглавить наше общество. Мне думается, нам надо всем собраться, мобилизовать разум,  и подумать, как развернуть звездолёт!» - зал одобрительно загудел, и люди стали восторженно обниматься, каждый пробовал подойти, чтоб пожать мужественную руку нового Лидера, уничтожившего Диктатора.
………………………………………………………………..
Такая же ослепительная, как в день Исхода, вспышка озарила небо. Даже днём на неё невозможно было смотреть, а затем небо над Столицей окутали сумерки. Это выскочил из  подпространства Звездолёт, и закрыл полностью собой всё небо. Паники не было. Был ужас. Люди решили, что это нашествие пришельцев, и приготовились к концу. Звездолёт был столь огромен, что бежать никому не приходило в голову, повсеместно создалось убеждение, что такое чудо техники имеет оружие такой мощи, что играючи сожжёт всю планету, когда, и если пожелает. Люди молились и прощались друг с другом.
С борта Николай  при помощи матрицы ВВМ, который используя свой извращённо – хитрый интеллект, разогнал мощь бортового компа до немыслимой ранее величины, вошёл во все теле - радио вещательные станции, и обратился открыто, всенародно к Хунте:
«Условие сдачи одно – немедленно! Все военнослужащие  покидают бронетехнику, складывают стрелковое оружие, и с поднятыми руками, сидя на корточках, ожидают ареста и временной изоляции. Это всё. Что касается вас. Иначе – немедленное и поголовное разложение всех военных вместе с членами семей на атомы!» - блеф был грандиозный, ведь из оружия на борту был лишь «ТТ» с двумя патронами, да лимонка.
Но они с Ванькой, и Оргкомитетом, смешным по названию, но действенным по функциональности органом, успешно работающим на Звездолёте уже год, и, по существу являющемся правительством  Народа, предусмотрели и ещё один, сокрушающий ход:
По личному каналу связи к «Верховному»  обратился Сам ВВМ: «Ну что, заблудился?! Попутал??? Не падай в обморок, приказ отдавай по Армии сложить оружие. Исполняй!» - и коронно усмехнувшись, продолжил:  «Так и быть, пощажу, и лавэ натыренные оставь себе, там поглядим, что с тобой делать!»
Ловкач – Иван, как только сохранил личность ВВМ в бортовом компе год назад, сразу поставил ему ультиматум: предложил существовать в электронном виде сколько угодно долго, хоть вечно, во всяком случае, он, Иван, берётся питать ЕГО электричеством пока живой, если ВВМ будет бескорыстно помогать Прогрессивному Человечеству. Или же – жмёт на «Delete», а там – пустота и небытие. Мутин, потеряв тело, мгновенно утратил всё эго, личность его представляла отныне лишь разум, лишённый низменных, человеческих страстишек. Поэтому он с радостью согласился, попросив лишь одно – не разлучать его с разумом Компьютера Ковчега, ведь единственная цель его и устремление – Космос, и путешествия к далёким мирам! Он брал на себя обязательства, и обещал помочь, раз Они, Люди, решили вернуть экспедицию назад. И действительно, от Тандема двух Электронных Разумов Народ Корабля и получил решение, как вернуться  домой, к Земле, поразившее Академиков своей математически  – физической изящностью и непогрешимостью. А уж вспомнить человеческие эмоции и «приколоться, построив Кретина – Держиморду», ВВМ и вовсе сам предложил Оргкомитету Корабля.
«Есть! Спасибо, Вундер Вундерович, будет исполнено!» - и через минуту, по всей стране, верные присяге своему «Верховному Правителю» подчиняясь приказу, войска сложили оружие, оставив лишь караул на складах боеприпасов, и стратегических объектах.
Одновременно с этим из каждого телевизора и радио Николай обращался уже к Нации:
«Люди! Сознательные Граждане! Не допуская самосуда, без малейшего насилия, разоружайте и арестовывайте военных. Не забывайте, что это ваши братья, которых принудили участвовать в смуте! Больше крови не прольётся ни единой капли! Преступников будет судить Суд. Обновлённый, поистине Народный! Мы свергли две Диктатуры, и намеренны, установить истинную демократию, а дабы не было хаоса, подготовили кабинет министров, и списки состава правительства, как из числа тех, кто с нами на борту Корабля, так и тех, кто, как мы надеемся, жив на Земле. Я предлагаю, завтра же провести референдумом голосование по этим спискам, и выборы Президента из пяти кандидатов!»
Весь мир замер, следя за развитием событий. Настало завтра, и ещё к середине дня стало ясно, что почти единогласно вся Нация избрала Президентом  Николая. Теперь уже обязательно – Зигмундовича.
Первыми, всё в тот же «Душино», из которого начался его, и многих Исход, челнок доставил Н.З., Ивана – Ловкача, и большинство из числа нового, сегодня избранного правительства. Николай Зигмундович Среднестат вышел на трап через открывшийся шлюз, и задохнулся от восторга! Насколько хватало глаз, везде были счастливые, ликующие лица Сограждан, радостно приветствующих  «Космических Пришельцев» триумфальными возгласами.
Он не сразу, но безошибочно угадав, скользя взглядом по лицам, нашёл их в толпе. Эмма, в обнимку с Татьяной, махали ему руками, обливаясь слезами счастья. Рядом стояли Анастасия с Лилей, причём Стю придерживал за талию мужчина. «Не пацан!» - довольно отметил НЗ! И тут он мотнул головой, пытаясь избавиться от видения. Чуть в стороне от остальных его близких, мелькнула огненная  грива. Ещё раз! И не одна, две рыжие шевелюры реяли над улыбающимися, что – то орущими лицами. И были это, теперь он уже это видел ясно – Павел Кириллыч на руках у счастливо хохочущего  Кирилл Палыча!
НЗ метнулся к ним, и люди расступались, завороженно наблюдая за воссоединением семьи, за объятьями супругов, не чаявших уж год как, увидеться в этой жизни. А Эмма, прижав к себе мужа, шепнула ему на ухо: «Так как там твой «диаметр», Гражданин Президент? Выкроишь пол часика на измерения? А то я уж забывать стала, как это бывает!» И бросив взгляд на Таню, услышавшую, или догадавшуюся, о смысле разговора, и от того смутившуюся, хохотнув, пояснила:  «Она мне всё рассказала о вашем знакомстве, мучилась долго угрызеньями перед тем, как решиться. Но смогла, а я ведь и так всё знала! Учти, Палыч естественно не в курсе!» И уже громче:  «Ну, как там, в Космосе, никого не подцепил? А то мои чары дальше Сатурна не пробивают!»
Кто – то разливал, брызгая, шампанское, и к ним пробился Рыжий:  «Ник, я всегда в тебя верил, УР-А-А-А!!!»  «И что, специально спектакль устроил, что б меня подтолкнуть на действие?» - НЗ  был раздосадован слегка, несмотря на радость встречи.
«Да что ты, мне бы в голову не пришло! Полгода без сознания был, а Люди, подобравшие меня, выхаживали в тайне, даже от соседей. А парнишку того действительно убили, всё как Лёха рассказал. Ну да обнимемся же, Брат! Подарок, возьми Паху!» - Кирюллер отдал сына на руки жене, и сграбастал  НЗ в объятия.
Больше о вечере этого дня в памяти Президента, кроме отрывистых стоп – кадров, ничего не осталось. Встречающие рассадили Правительство  в колону открытых «ЗиЛов», каким – то чудом сохранившихся, и через всю Столицу, на самом малом ходу, почти шагом, они, пробираясь сквозь ликующий народ, часа три следовали до Крепости. Люди шли рядом с лимузинами, жали руки, и говорили, говорили, давая напутствие избранному ими правительству.
Работа началась с утра. Первое, что сделал Президент – издал Указ о внесении в Уголовный Кодекс изменения. Коррупция приравнивается к государственной измене, и карается пожизненным заточением в рудниках. Все чиновники, назначавшие, и получавшие взятки, жившие последние двенадцать  лет за счёт откатов, являются Государственными Преступниками, и, творя беззаконие во время Диктата Мутина, не могут рассчитывать на юридическую формулу – «Закон обратной силы не имеет»! Но, в течении шести месяцев со вступления Закона в силу, любой может выкупить себе амнистию - индульгенцию за 75 % украденного. В этом случае, если чиновник из «Бывших» хотел, его могли даже взять на Госслужбу. Для разбора таких случаев создавалась следственно – общественная комиссия при Президенте.
Сам НЗ всенародно, по центральному телевидению, обратился с обращением к Нации.  Президент, покаявшись перед Людьми, передал полностью свой огромный капитал, не желая оставить себе ни цента из наворованного, в учреждённый им же, и тут же, фонд  Детей – Сирот! Положительный пример возымел действие. Очереди в комиссии выстроились километровые. Денег  и имущества в первый же день передано было на три годовых бюджета! 
Это был первый успех, а дальше работа закипела, и дни замелькали калейдоскопом. Команда единомышленников трудилась слаженно, и за пару месяцев навела порядок в законах, изъяв из них всю казуистику. Этим с упоением занимался Иван – Ловкач. В своё время он сам расставлял рогатки и ловушки между строк, имея целью изъятие денег у предпринимателей, бизнесменов, да и просто населения. Теперь, как никто понимающий эти Законы, он вымарывал целые абзацы из прежних текстов, делая их предельно чёткими и ясными для каждого, и не оставляя ни малейшей двусмысленности, которую возможно было бы трактовать так или иначе. Законы впервые в этой стране, были написаны и изданы для людей. Теперь, даже самый изощрённый, обмороженный чиновник, не побоявшийся пожизненного срока, не смог бы придумать, за что получить взятку. Как следствие – количество сословья бюрократов сократилось в десять раз.
И золотой век настал. Через год, когда ВВП страны вырос  в пять, а не на доли процентов, как нам, и то, привирая, трубили раньше, а пенсии и зарплаты бюджетников в десять раз, НЗ через парламент протащил Закон о легализации употребления, выращивания и продажи марихуаны. Никакой регламентации - свободный рынок! Сколько курить, растить, покупать или продавать решал гражданин, а не навязывало Государство. И результат не заставил себя ждать. Тяжёлых наркотиков вообще не стало в Стране. Во - первых, их перестал продавать, вместе со своим существованием, «Бананнаркоконтроль», а во вторых, - найди идиота, ставшего бы колоться, когда кругом и всюду можно свободно купить обалденный кайф!
Вечером, в  день ратификации «Лигалайза» к НЗ в Крепость примчался Кирилл Палыч, не много – не мало, а Министр Теле - Радио Вещания. Праздновать!
«Ник! Ура! Я «Седой Вдовы» притащил, ты ж в курсе, Танюха вывела, давай дунем, отметим! Праздник - то какой!!!» - но одноклассник огорошил его:
«Да, продавили – таки! Праздник, и ещё какой! Давай по бокалу шампанского выпьем, друзей позовём, отметим, а вот курить я не буду! Не интересно. Я ведь больше из протеста на запрет шабил, а теперь в чём прикол, если это разрешено?» - и видя, как вытянулось в удивлении лицо Друга, рассмеявшись, добавил: «Да шучу, дунул бы, да не могу. Тяжело, между прочим, как ты знаешь, мы этого добились, больше половины населения до сих пор не верит, что от НЕЁ польза сплошная, и никакого вреда. Десятилетия промывки мозгов не могли даром пройти! А значит, я должен быть честен перед своими избирателями, и нейтрален в этом вопросе, примером Президента доказывая, что никакой это не наркотик, раз любой курящий может отказаться от НЕЁ в любой момент. Момент как нельзя подходящий. А твоя задача – освещать это в СМИ. Покурим ещё, наверное, уже скоро, не век же мне в Президентах тупить!»
ВВМ, пока на земле происходили описываемые события, развил с орбиты Электронным Тандемом бурную деятельность. Первое, что он сделал, это подарил свой Ковчег Нации, усилиями которой, без её ведома, он был создан. Тем самым, выкупив формально себе свободу, ведь всё, что он украл, он вкладывал только в Звездолёт, попросил назначить его бессменным штурманом – навигатором Корабля, и разрешить ему слиться воедино с Компьютером.  Получив согласие правительства, тандем перестал быть, совершив симбиоз, и родитель поглотил разумом свое электронное дитя, обретя немыслимую мощь. Далее ВВМ, втайне от всех, взяв краткосрочный кредит у Государства, пустился в сложнейшие финансовые махинации, в результате которых первое  – ВВМ поглотил IBM! Далее, втянув в хитрую игру на фондовой бирже Ротшильдов и Рокфеллеров, он разорил, и пустил по миру этих Акул Денег! Нанеся стремительный и мощнейший, полный коварства,  удар по оставленной бреши в  их финансовой пирамиде, созданной ими же, по его сценарию. Деньги, полученные от этой аферы, он вложил, предварительно вернув Родине в два раза больше займа, в свой любимый Корабль, добавив электроники, и более компактно расположив некоторые отсеки.
Прошло полтора года правления НЗ, и настал Новый Год. Президент обращался к своему Народу:
«Сограждане! Благодарю Вас за оказанную мне Честь быть Вашим Президентом! За время моего нахождения у власти, нам, правительству, как мне видится, многое удалось сделать! И самое главное, что явно удалось – мы вернули свободу нашим сердцам и душам! Я горжусь, что мне довелось быть нам, Людям, полезным. Сегодня я прошу Вас об отставке. У меня, простите, есть очень важные личные дела, надо всё своё время посветить воспитанию дочери, и любимой жене» - камера расширяет кадр, и на экранах всех телевизоров страны, впервые в истории новогодних обращений к Нации, появляются рядом с Президентом счастливо улыбающиеся члены семьи – Эмма Львовна, и Лилия Николаевна. «А управлять страной – полно достойных кандидатов, и образованнее, и умнее меня! Разрешите единственный раз злоупотребить властью, очень Дочь хотела Вас поздравить, передаю ей слово. Всех Вас с Новым Годом! Я верю, что он будет ещё лучше уходящего, счастья Вам, дорогие мои!!!» - Николай кивнул Лиле, и она подхватила эстафету:
Желаю всем счастья! А мы улетаем в Космос! УР-А-А-А!!! С Новым Годом!!! Мама ещё скажет, давай, Мышундра!» - от волнения девочка назвала маму домашним, шутливым прозвищем, и подтолкнула локтем в бок, передавая слово, но Эмма лишь хохотнула:
«Даю, Лягушонок! Друзья! Космический корабль прошёл переоснастку и модернизацию, и готов нести теперь к другим Мирам триста тысяч человек. Часть экипажа и переселенцев уже у нас есть, и я объявляю сейчас о наборе в космическую команду. Нужны люди всех профессий и конфессий, отбор будут производить ведущие психологи и учёные. Конкурсантов просим обращаться в адрес правительства, старт назначен через три месяца, неделю спустя после выборов Второго Демократического Президента. Единственное  – девушек 24 октября 1995 года рождения, прошу не беспокоиться, Вам будет отказано без объяснения причины!»       
                                      Продолжение  Неотвратимо  Следует…
                                                                                          5 утра, 6 июня 2012 г.
                                                                                                                Подмосковье.
                                                                                                                                                                                                                                                


                                                            
  
   
  
 
  

                                                                                                                                                                     
   
    

      





--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------