--------------------------------------------------------------------------

Юрий Александрович Макаров - Мемуары одного Еврея

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Макаров М. В.

Макаров Ю. А.

Потомкам будущего века…

Они сражались за Родину!!!

Мемуары двух евреев

Г. Днепропетровск, 2009 г

Содержание

1. Предисловие 3

2. Глава 1. Из газетной статьи от 8 мая 2003 г «Наше Місто» 6

3. Первые дни войны. На уничтожение вражеского десанта 7

4. Второй день войны 9

5. Станция Дрокия (Второе Крещение) 9

6. Это было в июне 1941 года на территории Молдавии 10

7. Глава 2. Сквозь годы 12

8. 1941 год, подходил к концу… 15

9. Алчевск (апрель 1942 года) 16

10. Ростовская переправа (Сокровище – токарный станок) 19

11. Операция ГСМ 21

12. Глава 3. Ежовщина… 24

13. 16 Отдельный Ремонтно-Восстановительный батальон 26

14. Заключительная глава 28

15. Рассказы Моисея – Ангел Хранитель 30

16. P. S. 33

Предисловие.

9 Мая 2009 года – 64 годовщина со Дня Победы Советских Войск над фашистскими захватчиками. Как обычно в преддверии этого Великого праздника, все, или почти все каналы телевиденья, показывают фильмы на военную тематику.

Давно не звучат канонады артобстрела и не слышно звуков пикирующих «мессеров», и свет по вечерам мы включаем уверенно, не боясь, что это может быть приманкой для полка вражеской авиации, и над головами не свистят пули пулеметных очередей и вообще, трудно себе представить, что может быть по другому – Слава Богу, над нами Мирное Небо.

Немецкий язык, не так остро режет ухо – дела минувших лет. Мальчишки не играют в «войнушки», как это было еще в моем детстве. Слово фашист, не всякий молодой человек воспринимает, как оскорбление. А ранее, это слово было ругательным, из-за этого слова могли драться, ненавидеть, даже объявлять «войну». Естественно, нельзя воспринимать это серьезно. С возрастом приходит мудрость и понимаешь, что это детские шалости, но также остается объективное мнение, что нацизм, его порождение фашизм, превозношение одной нации над остальными, заканчивается трагически и является порочным. Если спросить у молодежи, не все смогут внятно объяснить и рассказать о Великой Отечественной Войне.

Некоторые спросят: «А надо ли, бередить уже зажившие раны? Зачем напоминать об ужасах военных лет, жизнь и так не сладкая – кризис финансовый, старики нищие, в стране бардак, героями называют осужденных на бесчестье. Ордена и медали, к ужасу, воспринимаются как товар и их с легкостью можно приобрести на черном рынке – внуки и правнуки не задумываясь «торгуют кровью», своих Славных Дедов»

Уже пять лет, как нет с нами деда Моисея, он ушел из жизни 20 августа 2004 года. Незадолго до его смерти, я на 9 Мая 2003 года подарил ему рукопись своей первой книги. Тогда Макарову Моисею Вульфовичу было 92 года. Он уже не всегда воспринимал действительность адекватно, иногда казалось, что он словно проваливался в бездны памяти и подолгу молча находился в некоем состоянии, переживая вновь и вновь эпизоды, фрагменты войны. Он пытался об этом рассказывать, но иногда пережитое событие было настолько масштабным, что нельзя было подобрать нужных слов, отражающих картину, такой, какой она была на самом деле, чтобы хотя бы частично приблизиться к реальности.

Рукопись я подписал такими словами: «Дорогому, любимому Деду ко Дню Победы. Будь Здоров, Всегда Здоров. Пусть исполнятся Твои мечты». Кажется странным, какие могут быть мечты в 92 года? Но де-факто, таковые были. Дед непомерно воодушевился и я понимал, что это может закончиться нехорошо. Глаза его заблестели от слез и он словно сбросил с себя тяжесть лет и здраво, я бы сказал по молодецки, обратился ко мне: «Внук, я хочу тебе дать боевое задание, - он волновался и долго не мог связать свои мысли, подбирая слова, - Юра, ты же знаешь, что твой дед прошел все годы войны, с первого и до последнего дня. Я пишу мемуары военных лет и ты я знаю, можешь мне помочь. Твой долг издать военные мемуары, для будущих поколений, для тебя, для твоих детей, для всех... Чтобы эти ужасы никогда не повторились – никогда, ты меня понимаешь?»

Я знал, что дед пишет заметки о войне. Но никогда это не воспринималось серьезно близкими, по бытующей поговорке: «Чем бы дитя не тешилось…», ведь стариков и детей за их непосредственность ставят в один ряд. Мы понимали, что это боль, что это отрезок жутких военных лет, поэтому пытались отвлечь деда от его, сейчас понимаю, болезненных, с кровью и ранениями воспоминаний. Нам было невдомек, что эти годы нельзя «ампутировать», нет такой хирургической операции, которая могла бы удалить этот отрезок из памяти, сделать его неактуальным – нельзя обесцветить героические Дни Войны.

Победа над мировым злом была одержана нашими Славными, Героическими Дедами, которые не жалея своих жизней, воевали за нашу Родину, за наши жизни и жизни будущих поколений. Честь и хвала Героям той незабвенной войны.

Однажды дед сказал одну фразу, которая и до сих пор звучит в моей голове:

- Мне тебя послал Бог, хвала и благодарение Ему, значит не забывает Он своего Моисея и тебе Юрочка, с моими мемуарами будет легко!!!

Конечно же, обыденная жизнь вносит свои коррективы: заботы о семье, работа, воспитание детей. Я долго не понимал этих слов и все откладывал на потом, поручение деда. Но, я возвращался мыслями к данному обещанию, я сказал: «Дед, я выполню твое поручение, вернее я постараюсь, чтобы твои мечты сбылись!!!»

Портфель с записками долго пылился, простаивая на балконе. Я, проходя рядом с ним, касаясь его, испытывал некоторые угрызения совести, чувство неумытой совести. Мысли о мемуарах, висели надо мной тяжелым камнем. Я говорил себе, вот закончу проект «Ассоциации» и займусь мемуарами. Допишу «Прозрение» и тогда обязательно. Надо воплотить проект «Классика», пока живы образы, нельзя терять ни минуты. Так продолжалось до тех пор, пока в один из дней на кануне Первомая, я не повстречался с одним своим коллегой литератором, он предложил мне выступить перед ветеранами, почитать небольшие рассказы.

Начиная работу над мемуарами, я решил выбрать несколько ярких эпизодов из записей деда. Я еще не подозревал, что это будет моим «первым днем войны». Описав одно событие, написанное дедом от руки, своеобразным, я бы даже сказал изысканным Моисеевским пером. Вначале я потратил не один час для того, чтобы разобрать этот почерк – эту букву «Х», соединяющуюся на верху и распадающуюся на клише книзу, буковку «Р», с размашистой шапочкой. Но потом произошло то, что должно было произойти: «Когда ты долго стучишь в дверь, она открывается». Я разобрался с почерком и закипела работа.

Я не мог оторваться, я приходил с работы с мыслями о том, что сегодня напишу главу «Ростовская переправа» и далее, и далее. Наскоро перекусив, я садился за мемуары, а заканчивал глубоко за полночь, переживая, что завтра не проснусь на работу.

В папках бережно хранились пожелтевшие от времени листы, а также поздравительные открытки с 9 Мая, переписка с фронтовыми товарищами, фотографии с зубчиками по канту, тех лет, удостоверения о полученных наградах, военный билет. В одном из кармашков портфеля лежали фронтовые награды – ордена и медали, полученные за отвагу в сражениях с гитлеровской Германией.

В начале работы над мемуарами, первое время было больно прикасаться к портфелю, я понимал, что там спрятан отдельный блок памяти о годах войны. Иногда вспоминая последние дни деда Моисея на земле, можно было застать такую картину - дед за открытой папкой, а мыслями далеко, далеко от этих мест. Все было буквально ощупано, одухотворенно дедом, с истинно еврейской щепетильностью и точностью.

Мой короткий сон во время работы над воспоминаниями деда, напоминал забытье. В эти короткие ночи, «я ходил в атаку, - мне снились, - артобстрелы и в ушах стоял свист от пикирующих самолетов противника, передвижение пехоты и сельские избы, которые служили мастерскими и местом для отдыха». Сюжеты войны ожили в моем сознании и многие события мирного времени воспринимались мною, как боевые приказы, которые нельзя игнорировать и откладывать на потом, только принять к исполнению.

Так, шаг за шагом, то что было вначале непосильной задачей для меня, стало сильным и увлекательным действием. Позабыв о сомнениях, я шел вместе с дедом фронтовыми дорогами. По крупицам, записанными на обрывках листков, стали вырисовываться отдельные фрагменты военного времени. Очень трогательно, было читать об эвакуации семьи из Алчевска, моему отцу был тогда один год.

Но впрочем, не будем забегать вперед. Хочу лишь заметить, что вопрос о целесообразности не возникал. Все было как на фронте, есть приказ и его надо выполнять - любой ценной. Ведь разве были сомнения у наших дедов, воевать или не воевать? Я думаю, что нет – враг напал на нашу Родину с целью поработить. За спинами наших бойцов были семьи, дети, любимые женщины, города. За их спинами, была Родина на защиту которой они стали плечом к плечу – еврей и русский, украинец и казах, эстонец и белорус, узбек и грузин. Они отстояли нашу Родину, Свободу и Мирное Небо над головой. Вечная Память Героям Великой Отечественной Войны.

8 Мая 2009 год.

Макаров Ю. А.

Глава 1. Из газетной статьи от 8 мая 2003 г «Наше Місто»:

«Пять братьев Макаровых защищали Отечество в годы войны. Двое из них погибли на фронте. А Михаилу Владимировичу суждена долгая жизнь – ему уже девяносто два! Ветеран 56-й армии, почетный ветеран Отдельной Приморской армии, участник обороны Кавказа, он прошел фронтовыми дорогами с первого дня и до последнего в автомобильных частях. И послевоенную жизнь старшина технической службы связал с автотранспортом. Уйдя на заслуженный отдых, десять лет преподавал автодело в СШ № 100. Правда, давно это было…

Сейчас Михаил Владимирович Макаров пишет воспоминания – для внуков, правнуков, для тех, кто не знал, и, дай Бог, никогда не узнает войны»

Из мемуаров моего деда Макарова Моисея Вульфовича (14. 06. 1911 – 20. 08. 2004)

Мои братья:

Макаров Рувим Вульфович, участник Великой Отечественной Войны, сержант 1248 СП, призван в СА Куйбышевским РВК г. Омска – умер от ран 18 апреля 1942 года. Мать – Макарова Хая Эделевна, г. Днепропетровск ул. Володарского;

Макаров Лев Вульфович, участник Великой Отечественной Войны, погиб на фронте;

Макаров Яков Вульфович, участник Великой Отечественной Войны, гвардии старший лейтенант танковых войск. Участник парада Победы. Командир танковой роты. Инженерный состав резерва Штаба Верховного Командования в Москве.

Макаров Семен Вульфович, участник Великой Отечественной Войны;

Макаров Моисей Вульфович, участник Великой Отечественной Войны;

Макаров Аркадий Вульфович, начальник транспортного цеха завода им. Петровского, попал в плен, освобожден воинами Красной Армией.

Первые дни войны.

На уничтожение вражеского десанта.

25 мая 1941 года я был направлен на переподготовку командного состава в г. Бельцы (Молдавия) в 152 автобатальон 176 стрелковой дивизии. Командовал батальоном майор Мудриков, дивизией – генерал-майор В. Н. Марценкевич. Учеба проходила по программе подготовки военных техников.

Уже в то время на границе с Румынией происходили отдельные стычки немцев с нашими пограничниками, но атаки успешно отбивались и все попытки перейти границу – реку Прут в брод, для немцев заканчивались неудачей.

21 июня 1941 года вечер выдался исключительно теплый, тихий. Небо было голубое без единого облачка, в парке гуляли военнослужащие – командиры и рядовой состав всех родов войск. Группа курсантов, возвратилась в казармы в половине второго ночи. Как оказалось впоследствии, нас просто «не пускали» в казармы, давая насладиться последними мирными часами, о которых неоднократно будем вспоминать. А где-то около 3-х часов, мы услышали пулеметную очередь, бомбежку и увидели воздушный бой. Раздалась команда: «Боевая тревога! – В ружье!». Разобрав винтовки из пирамиды, солдаты выбежали во двор, но мысли, что началась война не было, поскольку в то время действовало понятие: «Максимально приблизить маневры к действительности». Несколько позже в часть прибыл танк «Комсомолец», завез нам боеприпасы, которые немедленно разгрузили и разобрали. Был зачитан приказ о внезапном нападении фашистской Германии на нашу страну без объявления войны. Так в мою жизнь вошла война.

На следующий день 23 июня в 16-00 курсанты получили приказ об уничтожении вражеского десанта, который немцы высадили на участке дивизии. Высаженный десант причинил не мало неприятностей, было уничтожено много машин с боеприпасами, вооружением и продовольствием.

Ночью мы подошли к указанному месту. Группы курсантов по два, расходились в заданном направлении. Моим напарником был Николай Савенко, комсорг батальона. Познакомились мы с ним за два дня до начала войны. Мы шли, находясь друг от друга на расстоянии десяти шагов. Сначала я заметил тень, а потом увидел и самого человека. В ответ на окрик: «Стой!», он выстрелил в нашу сторону. Мы открыли прицельный огонь на поражение. Он пошатнулся и упал. Падая, он откинул от себя темный предмет. Подбежав к нему, мы увидели человека лежащего в красноармейской форме. Он лежал, раскинув руки, как убитый.

Первая мысль, которая пришла в голову, что мы убили или ранили своего. Я расстегнул воротник гимнастерки и похлопал его по щеке. Под красноармейской гимнастеркой оказалась немецкая форма с фашистскими знаками отличия. Я вспомнил о темном предмете, который он выбросил и стал осматривать место. Вскоре я нашел пистолет - это был «парабеллум». Пуля пробила ему колено, бежать он не мог, отстреливаться счел бессмысленным – нас было двое, и сообразил он, что стреляем мы неплохо. Тогда он решил нас перехитрить и прикинулся мертвым.

Мы обыскали пленного. При обыске мы обнаружили 5000 советских рублей и топографическую карту местности. Нужно было сообщить о задержанном пленном. Вскоре немца уложили на подводу и отвезли в штаб. К утру, обезвредив часть десанта, курсанты возвратились в батальон. Так мы получили первое боевое крещение.

По возвращении из операции меня назначили командиром автомобильного взвода. Взвод обслуживал 591-й полк. Этот полк вел оборонительные бои на реке Прут в районе Рыкшаны – Скуляны.

Получив боеприпасы на артиллерийском складе, мы привезли их на передовую. Разгружали их под артиллерийским обстрелом в небольшом лесочке на возвышенности, среди молодых елей. Машины можно было разгружать только по одной, поскольку на песчаной дороге была утрамбована только одна колея.

Как только одна из машин въехала в лесок, над нашими головами просвистел артиллерийский снаряд. Перелетев машину, он разорвался неподалеку в песке, не задев никого, но положив нас в положение: «лежа». Выгрузку продолжали с особой бдительностью, выстелив из молодых деревьев настил, для другого заезда. Где-то к двум часам дня по приказу начальника штаба взвод должен был сделать еще одну ходку и подвезти боеприпасы. Возвращаясь к машинам, мы повстречали группу солдат, они искали кухню – усталые, голодные, грязные. Их было приблизительно 14-15 человек, все, что осталось от роты.

Я пытался уточнить, где можно покормить солдат. Неподалеку от нас стояла кухня, но возле нее никого не было. Мои солдаты, да и я, не ели вторые сутки. Вспомнив разговор, что всех заберут на оборону, дал команду отправляться в путь.

Колонна выехала из леса и по грунтовке добиралась до поворота на город Бельцы. Как раз перед поворотом находился небольшой магазин-лоток. Остановив колону, я зашел в магазин. На прилавке лежали медовые пряники. Народу в магазине было немного, и я дал команду бойцам зайти в магазин. Отстранив покупателей, продавщица быстро отпускала товар бойцам.

Сейчас трогательно вспоминать, как со мной поделился медовиками мой шофер П. Г. Мирошниченко. Он был водителем головной машины, в которой следовал и я. Сделав небольшой перерыв, мы с удовольствием стали грызть медовые пряники. Я обратил внимание, что водителя машины замыкающего колонну нет. Мне сразу показалось, что-то неладное. Я вновь зашел в магазин и увидел такую картину, мой шофер жарко доказывает стоящему возле него человеку: «Не могу я ехать без разрешения командира. Не надо мне ваших денег»

Я обратил внимание на человека, который разговаривал с шофером – это был человек среднего роста, в ватной телогрейке, на нем была фуражечка кепи ни новая, ни старая, в руках винтовка, в сапогах. Это было 23 июня 1941 г, только потом память сразу отметила то, что одет-то он был явно не по сезону. Из того, что он говорил, запомнилось каждое слово:

- Я милиционер здешний, у меня жена, двое детей, надо уходить, но нечем. Я прошу, чтобы машина заехала забрала семью.

Я отозвал шофера и спросил: «В чем дело?». Шофер был цыган, звали его Павлом. Когда мы отошли в сторону, он стал сбивчиво докладывать: «Он предложил мне 2000 рублей, на что я ответил, что не могу без разрешения командира... А он мне, съездим мигом, пока твои курят»

Я выслушал его доклад, и мне вдруг вспомнилось, как прошлой ночью мы брали фашистского офицера. Я отдал приказ следовать Павлу к машине, а когда оглянулся от милиционера и след простыл. Я догнал шофера и спросил:

- Куда он говорил ему надо заехать?

- От основной дороги, слева будет спуск, - ответил он, - а там за леском, мол, жену спрятал!

Я собрал всех водителей и скомандовал:

- При движении колоны, быть готовыми вступить в бой. Особенно бдительно просматривать левую сторону со стороны шофера. Все, что находится вблизи основной дороги, может быть засадой!

Колонна отправилась в путь. С левой стороны, как и рассказывал милиционер, был спуск, полянка и почти у самой дороги стояли несколько стогов сена, на которые я сразу обратил внимание. Как только головная машина поравнялась с первым стогом, я приготовил оружие. Прошла вторая машина и только тогда из стога стали «поливать» пулеметной очередью. «Гранату» - скомандовал я, и Петр Мирошниченко, мой водитель понял меня с полуслова, он сорвал чеку и бросил гранату в направлении стога. Граната заставила замолчать пулемет.

Завязалась перестрелка из которой мы вышли победителями. Среди вражеских трупов было найдено тело, так называемого «милиционера». Мы сразу же смекнули, что он хотел нас заманить в ловушку, но, увы, не судьба.

Второй день войны

После перестрелки взвод автобата выехал за боеприпасами. Проехав примерно 10-15 км на подъеме в гору, мы увидели как из леса выезжают немцы на мотоциклах, они открыли огонь с пулеметов. Первой шла головная машина колонны. Пулеметная очередь прошла в 20 см от кабины. Остановив машину, я отдал команду: «В ружье» и дал знак замыкающим машинам поворачивать обратно. Солдаты открыли огонь по неприятелю, через некоторое время я увидел, что мотоциклы разворачиваются и уходят в лес, по всей видимости, не рассчитывая, что мы окажем сопротивление.

Возвращаясь обратно в полк, мы встретились с начальником погранзаставы, которому я доложил обстановку и происшествие с «милиционером» и мотоциклистами. Он сказал: «С моей пограничной заставы из 330 человек, осталось 70. Я направил их обходным путем в расположение гарнизона». В кабине начальника заставы (фамилию, я, к сожалению не помню), находился врач – старший лейтенант, шофер и пограничник. Он вновь обратился ко мне: «Вы езжайте в полк, я хорошо знаю здешние дороги, доберусь до гарнизона и окажу вам помощь».

В полку для нашего сопровождения начальник штаба дал отделение пулеметчиков, но через некоторое время вследствие больших потерь в отделении, пулеметчиков возвратили в окопы для удержания натиска немцев. К вечеру подошел начальник штаба, ему прострелило руку и сказал, что все мы будем отходить. Впереди нашего взвода пойдет бронеавтомобиль ГАЗ-10, а за ним будем следовать мы.

Когда мы начали движение, заехав за место, где нас ранее обстреляли вражеские мотоциклисты, мы услышали шум работающей боевой техники. Поднялся люк головного танка, показался танкист, он крикнул: «Стой!!! Кто идет?», ответ был таков: «Взвод 152 автобата».

- Привет ребята, З0-тая танковая Иркутская дивизия! - Это были наши земляки, так как дивизия стояла в городе Днепропетровске. - Можете спокойно ехать, мы хорошо потрудились. Дорога свободна.

Попрощавшись с земляками, где-то в 23-00 мы прибыли в Бельцы и по приказу коменданта гарнизона начали эвакуировать жен и детей командного и личного состава. За эти несколько дней войны, многих уже не было в живых. Вокзал беспрерывно бомбили немецкие самолеты, город горел от напалма. В этих условиях мы сделали все возможное для эвакуации детей и женщин, погрузки имущества в вагоны и той же ночью они были отправлены.

Так окончился второй день войны.

Станция Дрокия (Второе Крещение)

Война приняла ожесточенный характер. Немцы рвутся к Кишиневу, бросая все больше авиации, танков, высаживая в тылу десанты.

Нашему батальону было приказано прибыть к 14 часам 25 июня на станцию. Командир батальона майор Мудриков привел автобатальон к станции и приказал рассредоточить машины под деревьями и домами с целью маскировки. Будучи начальником ремонтной летучки, мне довелось сопровождать автобат, т.е. двигаться за колонной. По дороге к месту дислокации, меня остановил боец и заявил, что у него застучал мотор. Прослушав работу двигателя, установил стук подшипников, приказал взять на буксир машину (своим ходом машину отправлять было нельзя, поскольку могли выплавиться подшипники).

Лесозащитная полоса находилась недалеко от станции (метров 70-80). Доложив о случившемся командиру батальона, я велел снять картер и приступить к подтяжке подшипников. К этому времени эшелон с боеприпасами приближался к станции. На перроне и площадках стояли пушки. Задача батальона состояла в том, чтобы выгрузить боеприпасы и завести пушки и коней (полк был на конной тяге) и отправить к месту новой дислокации. Уже на подходе эшелона к станции фашистская авиация открыла огонь и с пике стала расстреливать все находившееся на их пути. Паровоз со свистом подходил к станции, вагоны со снарядами пораженные вражеской авиацией взрывались. Наши огневые точки, прикрывающие станцию, открыли огонь. Железнодорожники и бойцы стали отцеплять горящие вагоны. Недалеко от меня разорвалась бомба, и я был контужен. Добежав до машины, отдал команду к отъезду в обратный путь и отчетливо помню, солдатский крик: «Скорей, будем взрывать мостик».

Фашисты еще яростнее начали вести огонь по нашим укреплениям. В налете участвовало не менее 30 самолетов, причем пикирующие звездным порядком.

Очнулся на рассвете, лежу в проходе, возле меня печь «галанка». Все кто заходил в госпиталь, переступали через меня. Я не мог сообразить, как попал сюда, и что произошло? Ко мне вдруг подбегают земляки Георгий Бессонов и Георгий Бабенко, я сразу их узнал, и, выносят из помещения через сад, где лежало много раненных, подняли в кузов и увезли в батальон. Только тогда я понял, что они забрали меня из госпиталя.

Когда мы приехали в батальон, ко мне подошел военный фельдшер, румын-коммунист. Представился и сказал: «Я буду лечить вас в части». Он был ко мне очень внимателен. Лежал я на самодельной койке во дворе в замаскированном месте. Это комбат майор Мудриков мог так менять место расположения, чтобы не попасть под бомбежку. Когда начинался обстрел, все прятались в укрытие, было страшновато оставаться самому, но передвигаться не мог, Бог Миловал, остался в Живых.

Прошло немного времени, мне стало лучше, начал ходить, выполнял работу. Однажды ко мне подошел фельдшер. Подал руку, а на глазах слезы:

- Не доверяют, отправляют в тыл. А я ведь коммунист.

Вернулся я в строй, когда наши части оставляли молдавскую землю, ведя тяжелейшие оборонительные бои.

В ремонтной летучке со мной служили сержант Житников Николай, мл. сержант Щегула Александр. С ними много заданий выполнили. С Житниковым расстались под Ростовом (не вернулся с боевого задания), а с Сашей Щегулой мы расстались 2 августа 1942 года на ст. Преградная.

Это было в июне 1941 года на территории Молдавии

Под натиском немецких танков с самого утра шло отступление наших войск. Сопровождая автомобили 152 автобата 176 стрелковой дивизии, я двигался ремонтной летучкой, замыкающим.

Дорога, по которой мы отходили, была не асфальтирована, а как помнится мне сейчас, даже не грейдерная, а просто проселочная колея, накатанная от автомобильных шин до блеска.

Утро было свежее, небо без единого облачка, согретое солнечными лучами. Ночью прошел дождь, и земля была без трещин, какие бывают после долгой засухи. Казалось, что мы движемся по земляной подушке.

Когда я попытался обогнать впереди стоящую машину, к нам на встречу выбежал в новом обмундировании молодой офицер, подняв правую руку. Я велел остановить машину, к нам подбежал молоденький лейтенант. Он весь дрожал и долго не мог совладать с собой и внятно объяснить, в чем дело. Потом он указал на машину стоящую на обочине с единственным словом: «Заглохли!».

Мы подошли к его машине, это был ГАЗ АА со спаренными 4-мя пулеметами. Обстановка была понятна, надо поставить в строй боевую единицу в кратчайший срок, тем более немецкие танки, можно сказать, «наступали нам на пятки».

Шофер, в новой солдатской форме крутил за ручку стартера пытаясь завести машину, весь мокрый, пилотка лежала рядом на земле. Капот закрыт. Я сказал водителю: «Не рви сэрдцэ!». Мгновенно пришло решение – проверить питание двигателя и систему зажигания.

И затем методично – поднял капот, отпустил штуцер бензотрубки. Бензин начал течь сразу, зажал штуцер – бензин поступает (подача самотеком). Посмотрел работу распределителя, при вращении ручкой, бросилось в глаза, что нет зазора между контактами, стало ясно, не будет индуктироваться ток высокого напряжения. Двигатель не заводился из-за отсутствия искры. Зазор я отрегулировал и зачистил контакты надфилем. Молоденький лейтенант держал в руках сумку с инструментом и подавал по мере надобности. Инструмент, был, как говорят шоферы: «Не целованный», в смазке. Сразу стало понятно, что машину ведет шофер без практики и необстрелянный лейтенант. Я скомандовал: «Крути!!!», мотор заработал. Радостный водитель запрыгнул в машину, за ним лейтенант. Проезжая мимо меня, лейтенант с искренней благодарностью посмотрел мне в глаза и отдал честь. Его машина быстро скрылась из виду.

Не мешкая, я побежал к своей машине, вдруг слышу окрик:

- Миша!!!

Я повернул голову в сторону, откуда услышал крик. Это была колонна мотоциклов ТЧЗ с колясками. Впереди колонны следовал мотоцикл и в нем человек махал мне рукой. Когда колонна приблизилась, я увидел своего земляка – это был Леня Платов, с которым до войны мы работали в гараже мукомольного треста. Он был шофером директора треста тов. Орлова Алексея Васильевича. Там, до войны, я был завгаром.

На фронте с ним мы больше не виделись, хотя подобные встречи иногда происходили. С фронта он не вернулся, как и многие мои боевые друзья. Эта наша встреча была последней. О таких встречах, вспоминаешь с трепетом, и дрогнет что-то в сердце.

Мы, крепко пожав друг другу руки, пожелали: «До встречи, после войны!!!» и каждый отправился своим путем.

С летучкой мы стали нагонять нашу колонну. В мыслях живо представились ситуации, а именно, чем могла, закончится, остановка машины ГАЗ АА и пришел к выводу: «Здесь судьба Ваша солдатская была к вам Милостива! А вот, кто скажет, какова ваша дальнейшая судьба? Храни Вас Господь, ведь это только первые дни и месяцы тяжелой войны».

Глава 2. Сквозь годы

Дед Моисей, насколько мне хватает сознательной памяти, всегда был человеком обстоятельным. Даже к небольшим житейским радостям он относился бережно и щепетильно. За что бы он ни брался, он доводил дело до конца и стремился, чтобы по всем статьям у него был «порядок, как в танковых войсках».

Буквально все, начиная с рыболовных снастей и заканчивая конспектами, которые сохранились с послевоенных времен, напомню, он преподавал в школе № 100 автодело, было упорядочено. Для каждой бумажечки, тем более документа, его переписки, была своя папка, полка, одним словом – место.

На его рабочем столе (в послевоенное время, почти до конца восьмидесятых он жил на ул. Исполкомовской), лежала открытая папка. Мы, внуки вбегали к нему в кабинет и невольно застывали, видя его деловой и сосредоточенный вид. В очках он сидел над каким-либо документом, читал, что-то записывал, делал на полях отметки. Мы шумели и резвились, не понимая, что отвлекаем деда от работы и бабушка шепотом, говорила: «Айда на кухню сорванцы, дедушка занят».

Бабушка потчевала нас гречневой кашей и тушеным мясом. Никогда не забуду этого блюда, бабушка по зернышку отбирала гречку, отделяя «плевела, от пшеницы», потом на сковороде обжаривала зерна и варила. По готовности она укутывала гречку в одеяло и позже подавала на стол.

Одним из ее коронных кулинарных шедевров был торт «Наполеон». Что вы, разве сейчас можно найти такой «Наполеон»? никогда! Дедушка входил к нам на кухню и заводил с нами не детскую беседу, он относился к нам, как к взрослым:

- За столом не баловаться, кушайте не спеша. – а потом, задавал вопрос, - Какие у вас планы?

А какие у нас могли быть тогда планы – поиграть в казака-разбойника, да вечером напечь картошки, мы с родителями жили на улице Гусенко, рядом с балкой и очень часто просто бегом, достигали дедушкиного дома, где нас всегда ждали. Дедушка «подкидывал нам рубчики» и мы с миром возвращались восвояси. У папы в семье нас было двое, старшая сестра Людмила и я. И по сей день, мы зовем ее Люся, так как звала ее бабушка с дедушкой. Мы часто встречались с двоюродными братом Левой и сестрой Юлей.

Я уже отмечал, что дед во всем достигал порядка, точности и это также касалось его увлечения рыбалкой. У дедушки для всех нас были удочки, даже для Люси. Естественно, что ни у кого и мысли не могло прийти, что Люся будет рыбачить, но это и не главное, удочка была – именная. Мне на память пришла очень забавная история, связанная с рыбалкой, которую я и хочу поведать. А было это в Орловщине под Новомосковском, на берегу Самары.

Папа, как и полагалось, сыну старшины автобата, стал первоклассным механиком и мог сказать неисправность машины, не заглядывая в капот, просто послушав, как она работает. Отец Макаров Александр Моисеевич пошел по стопам деда и был завгаром в ДИИТе (Днепропетровский институт инженеров транспорта). В свое время, не было такой кафедры в институте, в которую отец был бы не вхож. Много благодарных выпускников вспоминают славного парня Моисеевича. Так вот, на время летнего отпуска отец вместо того, чтобы ехать, как вся прогрессивная часть населения, на море, садился за баранку и устраивался шофером, в задачи которого входил подвоз продуктов на геодезическую базу ДИИТа в Орловщину, где там же располагался дом отдыха для работников института.

Сколько себя помню, я «пропадал» там все лето, вместе с бабушкой и дедушкой. Люся выросла на морях, на Арбатке, в Феодосии, в Евпатории, а мне было достаточно, хрустального воздуха хвойного леса и дубравы, реки Самары, где каждая тропинка мне была знакома.

Отдыхать в Орловщине было одно удовольствие. Вечерами я в кругу студентов болел за группу, которая участвовала в соревнованиях по волейболу. Мы скандировали речевку, поддерживая нашу команду. Были красивые нападающие удары, и мяч вытягивали, как говорят с «земли».

Утром я позволял себе пропустить завтрак и вдоволь спал, а когда просыпался, бабушка предлагала отведать жареной рыбы или же, принесенный из столовой завтрак. Завтрак из столовой был не таким эффектным, как рыба, приготовленная своими руками, и я с удовольствием кушал плотву или красноперку, окунька или подлещика.

Вечерами помимо соревнований по волейболу были танцы и просмотр кинофильмов в летнем кинотеатре, а также в уголке отдыха, собирались посмотреть увлекательнейшее шоу, которое обычно показывали по субботам: «Что? Где? Когда?». Это сейчас лежа с лентяйкой* (пульт дистанционного управления) на диване, можно найти любую программу на телевиденье. А раньше, таких увлекательных программ были единицы, их можно было по пальцам пересчитать: «Утренняя почта», «Что? Где? Когда?», «Санремо» (конкурс песни итальянских исполнителей), ну и, конечно же, блок воскресных передач: «В мире животных», «Клуб путешественников», «Политическая панорама».

Бабушка зачастую забирала меня с танцев, буквально вытягивая из круга танцующих, было беззаботно и весело – чудесное время, оно оставило неизгладимый светлый след в памяти.

Дедушка вставал рано утром, на рассвете и уходил на рыбалку. Он переплывал на лодке к противоположному берегу и бросал якорь под естественным навесом из кустарника. Красивое место, кустарник рос вдоль берегов реки и козырьком нависал над водой. Когда солнышко выходило, дедушка был в тени плотно растущих зарослей и продолжал наслаждаться водой и рыбалкой.

К часам около десяти и я выбирался на берег порыбачить. Забрасывал удочку с берега и смотрел на плавный ход воды: то на поплавок сядет стрекоза, то рыба где-то всплеснется, то набежит рябь на водную гладь реки, все это завораживало и пленяло. Хотя я по характеру непоседа и долго не могу сидеть на одном месте, но задумчивость и состояние покоя, который наступает в процессе рыбалки, его знает заядлый рыбак и некоторые продвинутые йоги, также неизгладимо из памяти, как впрочем, и многое другое.

Как-то утром я проснулся раньше обычного и пришел на берег. С дедушкой мы были на расстоянии 20-30 метров друг от друга, Самара неширокая река. Дедушка поприветствовал меня и спросил:

- Юрочка, привет «мамонька». Странно, что-то ты рано сегодня! Ты никак новую удочку хочешь «обкатать»? – как бывалый шофер спросил дед. – Ты позавтракал?

- Да, спасибо дедушка. Удочка класс, сейчас проверим, насколько ее любит рыба!

Мы забросили удочки и стали ждать. Погода была чудесная, солнышко играло зайчиками на водной глади, как в кино, переливами и трелями пели птицы. На берегу реки мы были вдвоем. Природа сладко потягивалась, пробуждаясь от сна. Я вытащил первую плотву, появился азарт, но не безрассудный, не алчный, был сам процесс – игра.

После того, как я положил рыбу в металлический сак, я увидел странную картину, удочка деда неимоверно изогнулась, иногда так бывает, когда она цепляется за дно или какой-то предмет, но потом я понял, что началась игра по-крупному.

Дед стал отводить удочку в сторону, то, ослабляя натяжение, то, подтягивая леску на катушке. Я забыл, что есть моя удочка, моим вниманием овладело захватывающее зрелище. Я сразу понял по изгибу удочки, что соперник у деда не из легких.

Могу лишь отметить, что время отсутствовало, прошло, полчаса или пятнадцать минут, их бег я не заметил. Дед, движениями опытного рыбака, попуская и натягивая леску, уморил крупную рыбу, подтягивая ее к борту. Показываясь на поверхности, рыба мощно била по воде хвостом. Мне все это время казалось, что дедушка из воды тянет «слона».

Когда рыба была уже рядом с лодкой, дед приготовил подсаку* (большой сачок с металлическим ободом на деревянной рукояти) и ждал удобного случая подхватить ее. И вот, такой случай выдался, и дед ловко подобрал ее и стал тянуть из воды. Он положил удочку и стал вытягивать подсаку двумя руками. Рыба была в лодке. От ее ударов, лодку стало раскачивать и через некоторое время волна стала прибивать к берегу, на котором находился я.

Дедушка не церемонясь, достал свой металлический сак из воды, который кишел рыбой, вытащил якорь и засобирался переплывать к небольшому причалу. Именно в этот момент на берег вышло два рыбака, знакомые дедушки – москвичи, по линии Мосгипротранса отдыхающие у своих коллег из Днепропетровска.

- Дядя Миша, - так они называли деда, - Здравствуйте! Что-то вы сегодня рановато сворачиваетесь? Как клев?

- На сегодня, достаточно, а то рыба перевернет лодку, - немного с лукавинкой ответил дедушка.

- Дядя Миша, вы шутите? Вы поймали сома?

- Сейчас переплыву, посмотрите, что я поймал.

Они с интересом стали ждать. Дедушка причалил лодку, я смотрел во все глаза, но супер-рыбу не видел.

- Юрка, а у тебя как успехи? – спросили москвичи. Но разве я мог думать в тот момент о своем улове – две, три красноперки и пару плотвичек, баловство. Я хотел поскорее увидеть этого гиганта, но дед очень ловко прикрыл рыбу подсаком. Дедушка поднял металлический сак, наполненный резвящейся рыбой.

- Хороший улов. Да, вполне можно сворачиваться!!!

В этот момент в подсаке возмутился гигант, сделав несколько мощных движений.

- Дядя Миша, кого вы там спрятали?

Дедушка поднял подсаку и все увидели мощного леща. Я не буду рассказывать о баснословных размерах рыбы, как это принято в кругу заядлых рыбаков. Она была больше, чем за локоть – лещ, килограмма на три с гаком.

На берегу стали собираться знакомые рыбаки, словно по команде. Каждый подходил и удивлялся хорошему улову, спрашивали на какую наживку, смотрели удочку. Это не самый большой лещ, которого я видел в жизни, но для Самары – это была – мощь.

Слух об улове быстро облетел дом отдыха и к вечеру об этом говорила вся Орловщина и даже некоторая продвинутая часть Днепропетровска. Студенты и мамы с маленькими детьми подходили к нашему домику и спрашивали у деда:

- Это вы поймали большую рыбу?

Таз с рыбиной стоял на веранде и дедушка выносил его на просмотр, но потом ему это надоело и он поставил его рядом со ступеньками и все желающие смотрели, дети трогали, заводили разговоры о рыбалке, общались – это было событие, очень приятное событие.

Бабушку срочным порядком откомандировали в Днепр, готовить фаршированную рыбу и к вечеру мы все собрались за семейным столом, пригласили москвичей и друзей деда и в тесной компании провели чудесный вечер.

Собравшиеся говорили о рыбалке, вспоминали свои уловы, хорошо и приятно общались. Это небольшое событие, как может показаться, на первый взгляд, несло столько позитива, простой человеческой радости, как из небольших эпизодов складывается человеческая жизнь, отношения и умение радоваться простым, обыденным вещам – это искусство, которому надо поучиться.

Суровые годы войны не смогли огрубить, очерствить сердце воина, выжившего в голод и холод, бомбежку, прошедшего сквозь пылающие города и тяжелые послевоенные годы, сохранив при этом обыкновенное человеческое счастье.

1941 год, подходил к концу…

«В конце 1941 г начало 1942 г мы остановились в одном селе Отрадное, Комиссаровка. Наша 176 стрелковая дивизия вела упорные бои за ст. Дебальцево, отрезанные от железнодорожного сообщения, доставка боеприпасов и продовольствия возлагалась на автороту. Зима была суровая с морозами 30-40 ˚С и обильным снегом, местами до 1 м глубиной. Авторота состояла из машин ГАЗ АА и ЗИС-5. Те шоферы, которые управляли ЗИС-5, считали себя счастливчиками, но и они часто ломались из-за бездорожья.

Условия, в которых приходилось производить ремонт, были далеки от специальных. Ремонт проводился на снегу, то, что можно было снять, заносили в помещения (брошенная изба или сельский клуб, коровники). Все эти помещения часто использовались под мастерские, но они в основном были не отапливаемые. Холодными руками, наскоро приняв на ходу пищу, механики приступали к своим обязанностям.

Из-за пробуксовок выходили из строя «главная передача», ломало зубья малой конической и срыв фрикционных накладок сцепления.

Дивизию перебросили с Дебальцево на другой участок фронта в район Лисичанска. Занятое помещение небольшого гаража, немного облегчило нашу участь. Все остальное тоже – снег, морозы, ремонт под открытым небом, в течение светового дня (освещение применять запрещалось, для демаскировки от неприятельской авиации).

Лисичанск. Март 1942 год. Дождь со снегом шел весь день. Нашел место дислокации нашей 176 стрелковой дивизии, это был поселок Ирягино(?) (родина Стаханова). Так как мы шли, замыкая колонну, и ремонтировали технику, можно сказать «на ходу», мы всегда были в роли догоняющих.

Причал ночью освещался тускло. Передо мной был «Дворец Шахтеров». Зайдя во дворец, я оказался в зрительном зале, где было полным полно народу. Кто сидел на стульях, кто-то лежал на полу, в проходах расстелив шинели. Рядом с бойцами находилось обмундирование – винтовки, подсумки, противогазы. У сцены возле маленького столика стоял небольшого роста человек в солдатской шинели и читал лекцию. Я также остановился, стал слушать его слова о настоящем положении на фронте, противоборстве наших войск против вероломного врага.

Не могу сказать, сколько времени я слушал, но услышанное и увиденное подействовало на меня с огромной силой, ведь я зашел только узнать: «Где мне остановиться на ночлег или продолжать движение?».

С первого взгляда могло показаться, что утомленные солдаты спят, но иногда они поднимали головы и поворачивались в сторону оратора, застывали на мгновенье и снова укладывались на подсумки или же свернутые шинели, которые служили подушками.

На фронте я был с первого дня и много слышал выступлений, но такого, которое могло поднять боевой дух моего истощавшего бойца, вселить в него Веру в Победу, о таком я и не догадывался. Я позвал своих бойцов, и мы с интересом слушали доклад. Это обращение к своему полку вел политработник 4 дивизии, которая шла на замену нашей 176 стрелковой дивизии.

Позже я выяснил, что наша дивизия ведет бой за Лисичанском. К полудню следующего дня, с летучкой остановились возле большого дома, где жили шахтерские семьи. Где расположиться не знал, только подумал об этом, как прибежал связной и передал приказ о необходимости выслать по направлению к Лисичанску (там стояла дивизионная рация) восстановительную бригаду – двигатель не заводился.

Да, действительно, подъезжаю к центру поселка в большой яме (без возможности объезда) стоит автомобиль с радиоустановкой. Надо было идти по колено в грязи. Жидкая черно-серого цвета грязь, липкая, а потом почувствовал пронизывающая, холодная.

Отдавать приказ и посылать кого-то из бойцов не стал, пошел к двигателю сам. Сапоги быстро набрали ледяной воды в вперемежку с грязью, но надо было, во чтобы-то ни стало запустить двигатель и вытолкнуть машину из грязи. Судить о времени не стану, только помню боль в суставах.

По обеим сторонам грязевых луж шли бойцы. Не знаю, кто дал им команду, но они начали толкать машину и на максимальных оборотах двигателя мы вырвались из грязи. Машина остановилась на сухом месте.

Когда машина оказалась вне опасности, приступы боли в суставах стали невыносимыми, так, что колени подкашивались. Заметив это, мои бойцы донесли меня к кабине, сняли сапоги, вытерли грязь, и мы помчались к месту стоянки рации.

Меня занесли в дом. В доме было уютно, чугунная плита нагрелась докрасна, наполняя теплом комнату. В комнате, куда меня внесли, находилась женщина с девочкой школьного возраста, она была практически пустой, из интерьера здесь была лишь кровать, большой стол и несколько стульев.

Боли усилились, и я стал стонать. Видел, как в комнату занесли выварку с водой и поставили на чугунную печь. Хозяйка спросила у бойцов соли (в летучке была) и насыпала в выварку. Меня посадили на стул, и я окунул ноги в горячую воду. Постепенно боль утихла, я стал дремать и очень скоро уснул. Так и просидел до утра.

Утром меня направили в санчасть, но я чувствовал себя здоровым. Как тут не помянуть Бога, только Его Милостью и Живы были: «Слава Богу!!!»

К вечеру прибыли в Ирягино(?), где остановились в шахтном гараже.

Вспоминая о пережитом, думаю, что такой боли как в случае с выручкой дивизионной рации, никогда ранее и позже не испытывал, а может это так, кажется.

Алчевск (апрель 1942 года)

В апреле 1942 года нас сменила 4-ая дивизия. Нашу роту подвоза направили в Алчевск. Там нас разместили в гараже ремонтного завода, а штаб роты несколько дальше в селе Васильевка. Гараж состоял из пяти боксов, ранее в нем располагался овощторг.

Но это было уже что-то, в гараже было несколько смотровых ям, но также надо отметить, что станочного оборудования не было. Ремонт производился и днем и ночью. Понятия текущий, средний, капитальный ремонт не существовало из-за отсутствия оборудования, все операции производились голыми руками в отсутствии комплектующих деталей. Приходилось разбирать вышедшую из строя боевую технику и из нее добывать нужные детали. Подбитые машины разбирали на ходу или буксировали к гаражу и там разбирали и снова оттягивали в посадки, чтобы не привлекать внимание врага к боксам. Очень часто автоуправление дивизии присылало машины на ремонт из других батальонов связи, артиллерийского полка и др.

Примерно через месяц нас перебазировали в совхоз Лиман. Базу разместили под открытым небом в посадке, за которой был фруктовый сад совхоза.

Рота выполняла свои задания, а мы свои. Весна вступила в свои права, на дворе было тепло, световой день прибавился, и работы, как и света, также стало больше. Порой за работой забывали, где находимся. Единственно помнили, что всю работу надо производить быстро и качественно, независимо от характера поломки.

К тому времени делали капитальные ремонты двигателям ЗИС-5, ГАЗ АА, а глаза нет-нет, да и тянулись к свежей листве, к зеленеющей травушке, к небу теплому, к распускающимся цветам.

Летучка была закреплена за мной. Даже после утомительной работы, сон не приходил сразу, больше думалось о том, что и как сделать, что первоначально, что можно сделать позже. Но все-таки мы были на месте, пусть и не постоянном, вспоминались ремонты в пути, когда танки и мотопехота шли по пятам. В памяти вспомнился эпизод ремонта на ст. Дрокия под бомбежкой, в Котовске на главной дороге, когда немцы уже заняли окраину города.

Так в трудовых буднях дожили до июля. Ночь в июле коротка после 16-ти часов работы, трудно понять спал ли ты вообще.

День начинался, как всегда не с утреннего построения, как в мирное время, а с работы на каждом боевом посту. Замена коренных подшипников в блоке ГАЗ АА, замена шатунных и, наконец, расточка, и шаровка, а также другие менее трудоемкие и не такие сложные работы, как понимают по спецификации текущий ремонт.

Ремонтный взвод расположился в конце лесопосадки, а дальше был крутой спуск, правее совхозного сада ложбина и с горки село было видно как на ладони. Там располагался и сельсовет. В час послеобеденный мы услышали крики детей. Из села к нам бежала в окружении детей женщина, она кричала: «В селе немцы». Мы бросились к селу, кто с каким оружием, как говорят, кто с чем. Оружие ремонтникам не выдавали, и приходилось пользоваться трофеями добытыми в бою.

Завязалась перестрелка и немцы на мотоциклах повернули. Пыль дороги укрыла их. Работа продолжалась, но наряду с ней, укладывали в машины то, что могло занять много времени при опасности боевой тревоги. Появилось опасение внезапной атаки, и мы выставили дозоры, по одному человеку на подступах к селу и по два в ночное время. Такое распоряжение выдал ст. политрук т. Минин, при этом предупредив: «Сделайте все так, чтобы никакой суеты и паники не было, а к уходу быть в полной боевой готовности!!!».

Всегда почему-то считал, что новолуние начинается со второй декады и был немало удивлен темнотой этой ночи. В ту ночь я был дежурным по роте. Видно было, что все подготовлено к отходу. Ремонтный взвод проверен был раньше, нам в первую очередь было важно, чтобы все машины были на ходу.

Было около двенадцати, но люди не спали. Кое-где был слышен шепот, солдаты полусидели, найдя опору и прикрыв глаза, дремали. У меня было такое чувство, что даже те, кто были с закрытыми глазами, не спали – думали, вспоминали...

В час тридцать после обхода, я пришел к своей машине и только присел, как услышал команду: «Дежурного на выход!!!». Побежав на голос, я почти столкнулся с командиром (знаки различия мне трудно было разглядеть – две шпалы на погонах, но твердо не видел). Отданный мною рапорт не удовлетворил его, и он немного сердито сделал замечание: «Как рапорт отдаете». Я только успел сказать: «Виноват!», как тут же появился старший политрук т. Минин:

- Товарищ зам. командующего (это был зам командующего по тылам) у старшины Макарова двое маленьких детей в Алчевске, - чуть позже я расскажу, как моя жена с двумя детьми переехала из Днепропетровска в Алчевск, - если их не забрать, они останутся на территории занятой врагом, он все сделает…

Обращаясь ко мне, он сказал:

- Боевая тревога, машины направляйте на Ворошиловград! А вот семью надо вывести. Разрешаю, берите машину, бензин и как дежурный уходите последним с места дислокации. Забирайте детей и увозите семью, а нас вы потом найдете! Приказание понятно!

- Есть, - ответил я, на одном дыхании, - разрешите приступать!

- Приступайте!

Город Алчевск горел, слышались разрывы и шипение вражеских мин. Не смотря на то, что мы находились примерно в 3-4 км от города, свет от пожара был издали нам виден. Сердце обливалось кровью при мысли о семье.

Проверив стоянки наших подразделений и убедившись, что приказ выполнен точно, я подошел к месту, на котором располагалась наша авторота. В пространстве между деревьями, которое образовывало словно ворота (хотя проехать можно было и между другими деревьями), но так уж повелось у шоферов, меня ждала машина. Это был ЗИС-5, за рулем был помощник командира взвода продовольствия ст. лейтенант Бессонов Георгий, который дружески сказал:

- Будем ехать? Я готов!!! В кузове две бочки бензина.

- Добро, мой дорогой товарищ.

Он не спрашивал куда ехать, так как знал, где в данный момент находится моя семья. Вспомнилось, как в первые дни войны Георгий увез меня рано утром из госпиталя в г. Бельцы, после контузии. Я знал его с 25 мая 1941 года, нас вместе, направили из Днепропетровска на курсы переподготовки. Также я знал, что он участвовал в Финской компании, за что получил награды.

Мои мысли в тот момент были напряжены, словно пружина. Следуя к дому, на своем пути мы видели пожары – город был в огне, саперы рвали мосты, – я, находясь, словно в неком наваждении вновь про себя отметил, что Георгий во второй раз пришел ко мне на выручку. Я был так поглощен раздумьями, что не заметил, как мы добрались до места, где проживала семья. Георгий сказал:

- Миша приехали, вот твой дом.

Квартира находилась неподалеку от Металлургического завода им. Ворошилова. Часто мы приходили в гараж, он находился на территории завода. Охранники нас знали, и мы входили беспрепятственно, брали нужные детали и материалы.

В эту ночь со стороны завода слышался треск, клубы огня, свист пара. Зарево освещало всю колонию (дома, постройки из красного кирпича для инженеров и мастеров). Калитка открылась сразу, две-три ступеньки и входная дверь. Я вбежал в коридор, дверь в квартиру была заперта, но не успел я коснуться дверной ручки, как она открылась. С порога я увидел жену и возле нее двое детей, они лежали на полу в комнате напротив двери.

Дочь была постарше и бочком прижималась к матери. А сын, ему было немного более года, лежал, словно под крылом матери.

- Мамаша, - тихо сказал я, встречавшей меня теще, - я пришел за детьми, женой и вами.

Держась за стену и словно падая, она прокричала:

- Жену можешь забирать, а детей не отдам. Что будет со мной, то будет и с ними.

На крик матери выбежали жена и сестры, ничего не говоря, они смотрели, то на меня, то на мать. Георгий в это время развернул машину, вышел и задумчиво произнес:

- Миша, тут ничего не поделаешь. А если немного промедлим, из города не выйдем.

Не мешкая я вбежал в комнату, поцеловал спящих деток и обратился к матери жены:

- Я вернусь. Если я не вернусь, вернутся мои друзья. Если что-то случится с женой или детьми, скажу им, чтобы камня на камне не оставили на этом месте.

Броня, - сказал я жене и пристально посмотрел ей в глаза, обнял, поцеловал, - Береги детей, я вернусь за вами.

Ее мать, продолжала держаться за стену, обреченно опустив голову.

Дорога назад была знакома. Вокруг горели общественные здания, переехали через горящий мост, слева горел хлебозавод. Въезжая в окрестности Ворошиловграда, на трассе мы увидели такую картину - рядом с шоссе стоит полковая пушка и возле нее один человек.

- Это наш, это Коля Савенко, смотри, - крикнул Георгий. Орудие было со стороны Георгия, и я выглянул из-за его плеча, и сказал: «Останови!!!»

Почти одновременно мы подбежали к пушке.

- Коля, что ты делаешь тут? Давай зацепим пушку, увезем, ведь ты один.

- Ничего будем держать оборону, а людей к нам подошлют, - это был такой же спокойный тон Коли Савенко, как будто он рассуждал о неизбежном, но при этом оставался хладнокровным. Это был наш бывший комсорг батальона, которого перевели в 301 полк командиром батареи. – Поезжайте друзья, наши повернули в сторону ст. Латугино(?). За мной вернутся.

Когда мы подъехали к станции Латугино, там было большое скопление людей, лошадей, орудий и прочих боевых единиц. На перроне было шумно, подвозили орудия, заносили в состав раненных. Люди, которые не успели эвакуироваться везли на тележках небольшой скарб – чемоданы и прочие вещи. Они бежали вслед командного состава с просьбой взять их на поезд. Те, кому посчастливилось, грузили в состав вещи и поднимались в вагоны. На одном из путей стоял бронепоезд, на двух других пустые вагоны. Машина ушла к своему взводу, для погрузки боеприпасов.

Я доложил о своем прибытии в расположение автобата и получил приказ рассредоточить машины под укрытие, личному составу разгрузить ящики и принять боевое положение. Мы не успели закрепиться, как начался налет немецких самолетов Ю-88. Их целью было сорвать погрузку артиллерии на конной тяге.

Самолеты заходили в пике и сбрасывали тяжелые бомбы. Одна из них попала в пакгауз с зерном. Как раз в то время, к несчастью, там находились женщины. Вторая угодила на дорогу, ведущую на завод, образовав огромную воронку, которую нельзя было объехать. С вышек, которые в мирное время служили для освещения станции в ночное время, из минометов открыли огонь по вражеской авиации. Со всех видов оружия по самолетам был открыт огонь – из пушек бронепоезда, пулеметов, винтовок. Один Ю-88 был сбит. Когда он задымил и стал пикировать вниз, воины воодушевились – это спугнуло врага и они уже не так нагло, как было ранее – «над головами кружились», а вели атаку, сбрасывая бомбы далеко от земли, что не давало прицельного огня. Погрузка артиллерии продолжалась. Убитых вынесли из пакгауза, вереница к зерну не прекращалась. В этот обстрел погибло много людей.

На станции вспыхнул пожар, горели вагоны. Были приняты меры и совместно с железнодорожниками, солдаты отцепили горящие вагоны. Состав с артиллерией ушел, также отправился бронепоезд. К вечеру бомбардировка стала стихать.

Я с несколькими бойцами зашел на завод, подъезд машиной был перекрыт воронкой глубиной до двух метров и радиусом 4-х метров. Цеха были пусты, людей не было. Мы собрали все, что можно было взять с собой и покинули завод. К вечеру, вернее еще под вечер, немцы захватили Ворошиловград, так нам передавала разведка. Участвовать в разведке командование мне запретило.

Уже после войны, когда я демобилизовался, жена рассказывала, что многих красноармейцев под Ворошиловградом взяли в плен.

Ростовская переправа (Сокровище – токарный станок)

Случай, о котором я хочу рассказать, происходил в конце июля 1942. Шел второй год войны. Все тяжелее становилось ремблоку производить ремонт машин, поскольку нашей 176 дивизии часто приходилось менять рубежи. Машины все чаще попадали под бомбежки и обстрелы. Тяжелой была переправа в Ростове.

Было ясно, хотя об этом никто не говорил, что нам надо уходить, чтобы не попасть в окружение. И действительно, рано утром машины тронулись в путь. Через какие села, поселки ехать было неизвестно (даже мне, как замыкающему с летучкой). Единственное, что мне сказали: «Что идем на Ростов, смотрите не оторвитесь!». Сколько километров от станицы Тацинская, которая первой встретилась нам на пути до Ростова, я не знал, но ясно было, что надо спешить и не отставать от колонны.

Дорога была проселочной. В деревнях при проезде машин поднималась такая пыль, что интервал можно было держать, только по шуму моторов впереди идущей машины. Второй день не работала кухня, ели, что попадалось под руку, к тому же жутко мучила жажда. Воздух был накален от солнца, вперемежку с пылью представлял собой массу, от которой закупоривало дыханье и зрение.

Спускаясь с небольшой горки (при выезде из села), услышали взрыв под правым колесом. Шофер резко остановил машину. Выскочив из нее, я понял, что мы наскочили на мину. Однако скат был цел, поврежден был опорный диск и ось. Решили ехать до тех пор, пока будет возможно. После случившегося наезда, через некоторое время мы выехали на асфальтированную дорогу, ведущую на Ростов.

Здесь мы попали под бомбежку и обстрел мессершмитов. В моей памяти сохранилось впечатление, что за нашей машиной охотился самолет, посылая очередь за очередью. По-видимому, за время осмотра автомобиля налетевшего на мину, наша рота ушла далеко вперед. Все время мы двигались с предельной скоростью, осматривая машины стоящие на обочине и в посадках, ища свои машины, которые знал хорошо. То, набирая скорость, то, резко сбавляя ее, мы тем самым не давали возможности самолетам вести прицельный огонь.

Дело шло к вечеру. Когда я подъезжал к своей колонне, увидел наши краснозвездные самолеты ИЖ-16, идущие на разворот, но вдруг они открыли огонь по нашим машинам. Пуля попала в машину и пробила колено солдату. Старший политрук т. Минин отдал команду:

- Выложить на кабины красные полотнища, стяги, какие у кого имеются.

Все шоферы выполнили его указание, и обстрел прекратился. Ростов уже обороняли солдаты, матросы, рабочие и авиация приняла нас за неприятельскую колонну. Взвод автобата стоял в ожидании дальнейших распоряжений, во время переговоров между командованием двух сторон и затем, получив приказ, отправились по дороге в середине посадки на Ростов.

В городе были видны пулеметные гнезда, окопы, перемещения солдат и матросов, обороняющих город. Все было в напряжении, но чувствовалось, что оборона находилась в подчинении единому командованию.

Остановились мы возле церкви, прямая улица спускалась вниз к наведенной переправе через Дон. К нашему приезду переправа уже началась. Части, которые прибыли ранее, заняли положение колонны в один ряд и двигались к переправе.

Наша автоколонна была замыкающей, и мне было необходимо узнать возможность переправы, и с этой целью я пошел к месту движения колонны. Ко мне быстрым шагом подошел генерал, которому я доложил о прибытии ремонтного взвода отдельной роты подвоза 176 стрелковой дивизии. Он отдал приказ:

- Оставьте возле машин только водителей, остальных расставьте вдоль улиц и смотрите, чтобы ни одна машина со стороны не втерлась в колонну.

Собрав ремонтников, я поставил им задачу и предупредил шоферов, чтобы они не начинали движение без команды. Движением у переправы командовал сам генерал, устраняя возникшие пробки.

Стало совсем темно, колонна двигалась, и вот настал мой черед, я вывел свои машины к концу колонны. Поток машин уменьшился и на малой скорости, можно было двигаться беспрепятственно.

На той стороне Дона мы оказались в полной темноте. Всюду в беспорядке стояли машины. Устраивались ночлеги и уставшие солдаты валились с ног. Одно стало ясно, что на рассвете при такой кучности автотранспорта и техники, мы легкая добыча для немецкой авиации. Промедление – было смерти подобно и времени на размышления практически не было.

Принимаю решение, командирам взяться за руки, идти шагом (вокруг был глубокий песок) вдоль берега и вслед за нами двигаться машинам на 1-2 передачи на расстоянии 1, 5 – 2 м не включая фары. Идти вдоль реки, пока не встретим наезженную дорогу (колею).

Загудели моторы, движение началось. Шум наших машин разбудил весь спящий лагерь. Машины пристраивались к нашим машинам, некоторые попытались проехать стороной, но быстро зарывались в песок. Мелькнула мысль: «До рассвета осталось мало времени, «фонарей» (так мы называли вражескую авиацию в ночи) покуда нет, необходимо выбраться из этой мышеловки всем и как можно скорей».

Когда мы подъехали к лесочку, начало светать. Мы увидели колею автомобильной дороги – это была дорога на Ботайск. Машины освободились от «поводырей» и выехали на асфальтированную дорогу.

Посмотрев влево, я увидел фашистские самолеты, началась бомбежка. Время было около 4-х часов утра. Подождав, когда пройдут машины, мы с летучкой двинулись за колонной.

Трудно было установить какого подразделения машины, все они спешили. Обгоняли друг друга, ибо немцы, не застав скопления машин за переправой, перенесли свой огонь на дорогу. Дорога была узкой, во многих местах с воронками от бомб. На многочисленных мостиках стояли наши пулеметы. Потеря хотя бы одного из них означала потерю большого количества боевой техники, боеприпасов. Объездов не было нигде и по каждой стороне дороги были крутые спуски и плавни.

Проехав около 15-20 км от начала асфальтной дороги, увидел нашу летучку «Б», сваленную с дороги в крутой спуск. Крыша и будка сорваны, токарный станок лежал в стороне, а сама машина опрокинута вверх колесами. Спустился к машине, возле не было никого, даже шофера. Дал знать командованию роты. Через некоторое время ко мне прислали подкрепление – группу бойцов, с ними старшина т. Серебряный. Принимаем решение: машину поставить на колеса, погрузить станок (это было нашим сокровищем), далее двумя машинами с помощью тросов вытянуть машину на дорогу и отбуксировать в роту.

Работа продолжалась более 2-х часов под обстрелом. Немецкие самолеты кружились над нами и обстреливали при каждом заходе. Недалеко от нас был мостик, и пулеметчики вели шквальный огонь по самолетам, лишая из возможности вести по нам прицельный огонь. Сначала при налете мы падали в плавни, но потом решили, что если каждый раз будем бросать работу, боевая единица будет потеряна.

Под обстрелом дело пошло быстрее. При помощи бортов кузова, которые были отломаны при падении машины, бревен, каната и троса нам удалось поставить машину на колеса, погрузить и закрепить станок, и вытянуть машину на дорогу. Пули ложились вокруг нас, но нас это не тревожило, привыкли, словно берегла нас невидимая Сила, наверное, сам Бог, как теперь я понимаю. Ведь летучка «Б» - это основное вооружение, для ремонтного подразделения.

К вечеру мы прибыли в расположение роты. Радовались за людей, что остались живы, машину, станок.

Что случилось с шофером летучки нам неведомо. На гвозде в кабине висела его пилотка.

Люди-солдаты, однополчане, сколько мы Вас утеряли на дорогах войны. Каково было Ваше Солдатское Счастье?!

Операция ГСМ

Примерно в это же время произошел еще один незабываемый эпизод тех военных лет, о котором я хочу рассказать. Вечер надвигался особо хмурый, прохлада была перемешана с пылью. Ужин еще не раздавали, личный состав только готовился к отдыху после изнуряющей жары. В это время я был назначен механиком ротных мастерских. Обычно я с вечера намечал планы работ для каждого отделения и каждого бойца. Настроение, надо сказать, было невеселое. Ведь каждый отрезок Родной Земли, который мы оставляли, ложился тяжелым камнем на сердце каждого бойца и командира.

По роте прозвучала команда: «Макарова к командиру роты». Прибыл в штаб, доложил по форме. Ко мне обратился командир роты:

- Наша рота осталась без бензина. Если к утру не будет доставлен бензин, не будет возможности продолжать движение, а приказ штаба дивизии – отходить.

По правде сказать, я не сразу понял, почему командир роты вызвал именно меня обсудить отсутствие бензина, ведь в роте есть взвод ГСМ и командир взвода. Внимание я сосредоточил на приказе командира роты ст. лейтенанта Манько, а смысл пришел мгновенно, как мысль: «Оказано доверие». К нашей беседе присоединился военком автороты ст. политрук Минин. Разложив на столе карту, как-то спокойно, по-деловому, душевно (чувствовалось, что он переживает) начал объяснять:

- От места дислокации примерно 40-60 километров находится совхоз им. Володарского. По полученным нами сведениям там есть бензин. Цель достигнуть места, набрать бензин и заправить машины роты. Учтите, где-то в том районе по большаку движутся немецкие танки. Вам должно быть понятно, что действовать нужно предельно расчетливо. Насколько это важно, я думаю не надо объяснять. - и добавил, - Командование решило отправить Вас.

Я очень любил этого командира, замполита за добрую душу, справедливость и требовательность. Командир автороты Манько сердечно сказал:

- Макаров, возьмешь ЗИС, грузите бочки и отправляйтесь в путь. Ясно все? С Богом!

- Задание будет выполнено! – отрапортовал я. – Разрешите забежать в летучку за оружием!

Весь взвод стоял возле летучки, словно предчувствуя, что я вызван по серьезному заданию. Видя, что я взял карабин и патроны, стали прощаться, у многих появились слезы на глазах, кто-то из подопечных старался их скрыть, словно провожая меня навсегда.

Помахав им бодро рукой, я выглянул из отъезжающей машины:

- Не грустите, мы еще вместе повоюем!

Погрузка прошла в максимально короткий срок. ЗИС-5 был новый, бочки поставлены на «попа». Водитель-красноармеец был по национальности грузин, рядом с сидением лежала граната. Шофер, посмотрев на меня, задал немой вопрос: «Справимся» и я в ответ кивнул головой. Потому, как бесшумно он переключал скорость, резко, но плавно делает повороты, я понял, шофер опытный, с гражданки силенкой не обижен, мощной фигуры. Вопросов не задавал. Поэтому пришел к заключению, что он знает задание и обстановку. Когда мы проехали 3-4 километра, я спокойно отдал приказ:

- Дорогу наводить буду я. Ваша задача, чтобы мы не свалились в воронку, кювет. Свет включать не будем, еще неизвестно, где находятся немцы.

Во время движения не разговаривали. Каждый делал свое дело, я наклонился к лобовому стеклу, впившись глазами в дорогу, машину он вел на максимальной скорости, искусно объезжая рытвины и ухабы. Через некоторое время показалась посадка, за посадкой забор и поверх забора цистерны. Замаскировав машину, я двинулся к воротам, которые находились за углом. Это и был совхоз им. Володарского. Пройдя за калитку, я направился к цистернам. Из хоздвора выросла фигура, я, было, схватился за карабин, но он лишь спросил:

- Русский!!!???

- Свои, - отозвался я.

Когда он подошел ближе, я увидел, что рукав его шинели болтается, я понял, что он инвалид. На мой вопрос, есть ли бензин, он ответил, что оставлен для подрыва бензина, если немец зайдет сюда, а сам должен уйти. Я заметил, что из-за его плеча выглядывает женщина средних лет с русыми волосами, она заметно волновалась.

По большаку не смолкал гул работающей техники, это шли вражеские танки. Сторожевой объяснил, что большак находится буквально с полкилометра отсюда, оставалось только молиться, чтобы враг не зашел к нам.

Подъезжая машиной к воротам, которые были уже открыты, шофер быстро сориентировался, куда нужно подъехать. Насос и шланги были готовы, инвалид и его жена помогали заливать бензин.

Сколько дней и ночей мы обходили немецкие танки, я не помню. Не помню, что ели и когда спали и вообще, не помнили самих себя. Была только цель: «Добраться до своих, справиться с поставленной задачей»

Запомнился объезд через леса, переезд речушек вброд, пробуксовка по колено в грязи. Рано утром встретили машину марки М-1, командира дивизии. Шофер и адъютант командующего дивизией ст. лейтенант Гладун Федор. По его знаку (он меня узнал) я остановил машину, остановился и он. Я побежал к машине, в кузове сидели трое – начальник штаба бережно держал в руках знамя дивизии.

Я кратко доложил о ходе выполнения задания и ждал дальнейших распоряжений. Они считали нас пропавшими без вести. На лице начальника штаба мелькнула едва заметная улыбка, он приказал: «Следовать к ближайшему населенному пункту (название не помню), заправить машины, стоявшие без бензина и потом держать курс на станицу Преградную, в расположение отдельной роты подвоза 176 стрелковой дивизии».

Навстречу нам двигалось много подразделений, на машинах и в пешем строю. На наш вопрос, что случилось, нам ответили: «Немцы на подходе к деревне». На въезде в село в посадке стояли машины. Мы заправили их и отправили в путь. Только утром 2 августа мы прибыли на ст. Преградная, где стояла авторота.

Сразу после приезда доложил о выполнении задания и приступил к обязанностям механика мастерских. По прошествии нескольких часов меня вызвал начштаба и поздравил с представлением меня и шофера к награде!

Глава 3. Ежовщина…

Однажды, я, к сожалению, не помню точной даты, это было после смерти Брежнева (10. 11. 82 г), просматривая программу «Время»* (информационная программа новостей в Советское время), я услышал от дедушки одну фразу, которая сильно запала мне в память. Смысл этой фразы я понял гораздо позже, дедушка сказал:

- Начало Ежовщины…

Я попытался разузнать у деда ее смысл, на что он мне ответил:

- Страшное было время… Когда ты будешь постарше и познакомишься с историей нашей страны, ты все поймешь. Это надо пережить, а лучше, не дай тебе Господь.

В 1982 году мне было 10 лет. Вряд ли мне удастся забыть похороны Брежнева. Траур носила вся страна, и сочувствие было искреннее, не поддельное. В школе № 71 на третьем этаже, где располагалась учительская, стоял портрет Брежнева с черной ленточкой. Это было 11 ноября 1982 года, объявили о кончине Леонида Ильича Брежнева. По коридорам не носились оголтелые школьники. Все словно притаились, учителя говорили шепотом. Уходил еще один пласт истории СССР.

По телевиденью во время траура показывали концерты классической музыки, и признаться, набили некоторую приторную аскому. После, еще долгое время классическая музыка ассоциативно воспринималась, как траурная.

А затем, сами похороны – учеников отпустили со строгим наказом, смотреть прямую трансляцию похорон из Москвы. И как сейчас помню – смотрел, будто невидимый страж стоял у телевизора и проверял, выполняю ли я наказ учителей – смотрю ли похороны Брежнева? В воздухе витал дух неопределенности и даже, пожалуй, страха – что же дальше?

Ушел из жизни еще один вождь. Если в двух словах описать свои чувства, впечатления о том времени: «Пьяное и сытое время». Немного расхлябанное, не было жесткого порядка на верху и это передавалось по цепочке и в жизнь обывателей. Появились понятия: «Блат», «Нужные знакомства», «Нужные люди». В целом, «альпийское нищенство» было самодовольно, так как на кусок хлеба с маслом хватало и основным доходом бюджета страны были алкогольные напитки. Положим за маслом, надо было еще и постоять, но спиртное можно было приобрести без проблем. Так в скверах собирались компашки, скидывались и совместно приобретали вино «Золотая Осень», которое стоило что-то около рубля. Основным расчетным средством в быту была валюта - «бутылка».

То ли от напряжения, с которым вся страна следила за масштабными, по своему размаху ничуть не меньше военных парадов, похоронами Брежнева, когда гроб с телом покойного опускали в могилу, он сорвался и со стуком упал вниз. В этот момент вся страна «Ахнула». Кто-то говорил, что это не добрый знак. Особенными авторитетами в то время, считались дворовые бабушки, которые каждая по-своему трактовали это событие. Эпоха Брежнева на этом закончилась: «Царствия Небесного, его душе».

Началось время правления Андропова. Ходили слухи, что на улицах в рабочее время штатские лица останавливали людей и проверяли документы. В тех случаях, когда человек не находился на работе без уважительных причин его задерживали до выяснения обстоятельств. Из мухи раздували слона, и как говорят некоторые источники «его требовалось кормить». Собирали собрания на производстве, рассматривали поведение своих подчиненных, объявляли выговоры, снимали премии, обязывали в месячный срок устроиться на работу, если человек не работал, велся тотальный учет за безработными. Напомню, что попасть под жернова государственной машины в то время означало буквально потерять все: карьеру, место престижной работы, в конце концов, свободу, в зависимости от степени противоречий. Только единицам удавалось, не теряя индивидуальности остаться на плаву жизни, объявив себя оппонентами существующего порядка.

Как сейчас помню, что кинотеатр «Октябрь», так и назывался в народе «Сочок». Кинотеатр находился в районе учебных заведений: горного, металлургического, химико-технологического институтов и студенты частенько в нем прогуливали ленты. Именно там и проходили облавы на разгулявшихся студентов.

Через семь лет, будучи одним из лучших учеников своего наставника по истории Апачиди Евгении Ивановны и являясь ее главным оппонентом в дискуссиях об Истории СССР, я познакомился с термином «Ежовщина». В 10 классе я написал пространный реферат «О культе личности Сталина и его последствиях в Великой Отечественной Войне», который базировался на исследованиях видного историка Роя Александровича Медведева (Медведев Рой Александрович - кандидат педагогических наук, историк и публицист).

В своей работе «И.В. СТАЛИН В ПЕРВЫЕ ДНИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ», он пишет:

«Главным недостатком Красной Армии была не численность дивизий или малое число танков и самолетов самых новых типов, а дефицит опытных командных кадров на всех уровнях выше батальонного звена. Страшная волна репрессий, которая обрушилась в 1937-1938 гг. на командные кадры Красной Армии и Военно-Морского флота, опустошила ряды советских военачальников особенно старшего и среднего уровня. Командиры рот стали командовать у нас полками, командиры полков командовали армиями, командиры дивизий – фронтами. Большая часть новых командиров не проходила обучения в военных академиях, а многие даже не прошли военных училищ. Германскую группу армий «Север» возглавлял генерал-фельдмаршал В.Ф. фон Лееб, группой армий «Центр» командовал генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок, во главе группы армий «Юг» стоял генерал-фельдмаршал г. фон Рундштедт. Все они окончили немецкие военные академии еще до первой мировой войны и отличились в военных действиях 1939-1940 гг. в Польше и Франции, в которых они также командовали группами армий. Им противостояли с советской стороны генералы Ф.И. Кузнецов, Д.Г. Павлов и М.П. Кирпонос. Все они отличились в советско-финской войне 1939-1940 гг., но тогда они командовали дивизиями, и у них не было опыта по командованию крупными соединениями. Именно это обстоятельство было решающим для Гитлера, когда он принимал решение о подготовке войны против СССР».

«Первоклассный состав высших советских военных кадров, - заявил Гитлер своим генералам, - истреблен Сталиным в 1937 году. Таким образом необходимые умы в подрастающей смене еще пока отсутствуют». Тот же по смыслу тезис прозвучал 9 января 1941 г., выступая на совещании нацистских генералов по поводу подготовки войны против СССР, Гитлер заявил: «У них нет сегодня хороших полководцев»

В ходе репрессий 1937-1938 годов был уничтожен колоссальный интеллектуальный потенциал нации. В преддверии войны были репрессированы такие гениальные полководцы как Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский; командармы 1-го ранга: И. Э. Якир, И. П. Уборевич, командарм 2-го ранга А. И. Корк; комкоры: Р. П. Эйдеман, В. К. Путна, Б. М. Фельдман и В. М. Примаков; армейский комиссар 1-го ранга Я. Б. Гамарник 12 июня 1937 года.

Приговор был вынесен Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР в составе: армвоенюрист В. В. Ульрих, маршалы В. К. Блюхер, С. М. Будённый, командармы Я. И. Алкснис, Б. М. Шапошников, И. П. Белов, П. Е. Дыбенко и Н. Д. Каширин. Пятеро из них (кроме Ульриха, Буденного, Шапошникова) впоследствии сами стали жертвами репрессий и были расстреляны в течение 1938 года. (W - свободная энциклопедия)

Я вполне осознал всю трагедию «Ежовщины» и ее пагубных последствий, тем более в канун войны. А также не могу не отметить в данном контексте так называемый «мирный договор о не нападении» - «Пакт Молотова-Риббентропа» подписанный23 августа 1939 года. Когда фактически до самого начала военных действий Советский Союз поставлял эшелоны с бензином, пшеницей и другими промышленными изделиями в сторону «дружественной» Германии.

Позже, уже в годы перестройки (годы правления М. С. Горбачева), когда любые темы были открыты для обсуждения, я уже «со знанием дела» вновь задал вопрос дедушке о «Ежовщине», на что он мне ответил:

- Знаешь внук, очень легко сейчас оперировать терминами, фамилиями, предавать забвению и осуждать, тех, кто давно покинул этот мир. Сейчас все дозволенно говорить, но скажи, кому от этого легче?!! Не будь той дикой по сути дисциплины, разве смогли бы мы выиграть войну? Ты сейчас можешь с легкостью говорить «Сталин, «Ежовшщина», «Культ личности»», а в то время их фамилии не произносились ругательно, их не обсуждали, а если и говорили, то шепотом. Не побоюсь этого слова, вся страна была в Страхе, слышали даже «стены», подозревали даже деревья, только близкие друзья могли говорить открыто. Не приведи Господь, повториться тому времени. Вся страна была большой казармой, где дисциплина и субординация были главными образующими власти. Кто его знает, может для военного времени, так было нужно?

16 Отдельный Ремонтно-Восстановительный батальон

По выходу из окружения 2-го сентября 1942 года, отдел кадров УАБТВ Северной группы Закавказских Войск (ЗКФ) отправил меня в 16 отдельный ремонтно-восстановительный батальон. Основание оп.3815320, д. 1, х. 8 на должность заведующего делопроизводством технической части.

Батальон занял завод «Молот», который ранее был эвакуирован. В цехах было пусто и это было на руку, можно было свободно разместить ремонтируемые танки и некоторые вспомогательные взвода: электриков, радистов, а также склады и оружейный взвод.

Ремонт танков производился в цеху со снятием отдельных агрегатов, в том числе двигателя. Отопление не работало, в цехе было холодно, но как говорят, «ветер не гулял». Зима в тот год началась рано, холод брал свое. В особенности это ощущалось, когда прикасался к голому металлу.

Но было преимущество. Железнодорожное полотно подходило к цеху и снимать битые танки и ставить их в цех, было тяжело, но если представить каково было бы без ж. д. пути, то здесь и сравнивать нечего. Правда, в отдельных местах подъездного пути отсутствовали скрепления – соеденяющие накладки и рельсы были не закреплены между собой, но скорость большую не давали, так и ездили.

Сначала мы получали на ремонт танки КБ, потом стали приходить Т-34, а потом довелось чинить и английские танки «Валентина», американские с авиационными двигателями, которые устанавливали с наружной стороны корпуса танка.

Вооружение в основном пулеметы и не тяжелые пушки. В результате боев и захвата вражеских танков, вскоре нам стали поступать на ремонт и немецкие танки марки «т. Ч», которые после ремонта использовали наши войска.

Все отремонтированные танки забирали с ремонта прибывшие из танковых подразделений фронта, приезжали с командирами. Запасные части и комплектующие детали к танкам были на вес золота, а на танки союзников «Валентинам» и американкам, так и подавно.

Комплектующих деталей к танкам «т. Ч», было побольше, приходило много подбитых немецких танков, но стал серьезный вопрос с установкой на них рации. Радиовзвод потратил не один день «на схемах», но результатов это не приносило.

Здесь я хотел бы рассказать один случай, который очень ярко сохранился в моей памяти. Я часто видел, как на танки «т. Ч» устанавливают наши аккумуляторы типа 24V-155 ампер. Установку производили два человека, вес аккумулятора был более 50 кг. И вот, когда подавали оборудование на танк, я обратил внимание на одного из служащих. Я и ранее замечал его, у него был почти всегда, изнуренный вид. Его шинель была застегнута на пуговицы в «разбежку», как обычно случается у детей.

В столовой он оставался один за столом, доедая свою еду какой-то не солдатской ухваткой. Кушал без спешки, аккуратно, я бы сказал «не просто». В работе и коллективе, он был явно не в своей тарелке. Ноша и работа были ему не по силам, и это бросалось в глаза. Хотя в то время и кормили нас хорошо, учитывая, что мы на войне. Долговязая, нелепая фигура и шинель, которая была больше на несколько размеров, нескладно, дополняла его вид. В очках, круглой формы. Весь вид его не вязался, с атмосферой – военной, простой, рабочей обстановки.

Решил поговорить с ним, узнать, откуда он и как попал к нам в часть. Он просто бросался в глаза, у него был сосредоточенный, осмысленный взгляд и интеллигентное лицо, надо добавить – страдальческое лицо.

Он как всегда в одиночестве сидел за своим столом, принимая пищу. Взяв свой обед, я попросил его позволения, присоединиться к нему. Хотя я был старше по званию, но это был другой случай. Слово за слово, без навязывания втянул его в разговор.

Как выяснилось, он был из Тбилиси, защитил докторскую диссертацию. Четыре его труда печатались за границей, так он, во всяком случае, рассказывал. Я спросил его:

- Сможешь разобраться с приемниками с танка «т. Ч»? Радисты парятся уже вторую неделю, не могут справиться со схемами.

- Меня никто не спрашивал, заданий таких не получал, а сделать, попробую…

Тему быстро сменили, он рассказывал, что один в семье, отца нет. Я не старался его пытать или что-то выуживать из него, и он явно почувствовал это и продолжал рассказывать, что мама поехала хлопотать за него в Москву, что он не приспособлен к такому труду. На том, мы и разошлись.

Командиру взвода радистов посоветовал, что надо отдать рацию этому бойцу. Я обычно одним из последних покидал рабочие цеха и, проходя мимо радистов, их помещение было остеклено, видел его сидящего за приемником. Я дал команду освободить его из цеха механиков и перевести во взвод радистов.

Через 3-4 дня схема радиоприемника была расшифрована, и приемник заработал. Аппаратуру установили на танк прошедший ремонт и вскоре отправили на передовую.

По прошествии некоторого времени в Грозный приехала его мать с документами об освобождении. Ему было выдано новое обмундирование и его демобилизовали. Когда приехала его мать, меня в части не было, как раз совпало с командировкой. Проститься не получилось, но в дальнейшем взвод пользовался немецкой радиоаппаратурой, по его расшифрованной схеме.

P. S. Эти воспоминания написаны 20. 03. 1983 года. В связи с этим эпизодом, мне вспомнился один до боли обидный случай. Когда началась война, мне было 30 лет. В мае 1941 года меня вызвали в Октябрьский райвоенкомат г. Днепропетровска и уже 25 мая я прибыл на курсы переподготовки в г. Бельцы в Молдавии.

Меня провожала жена с двумя детьми, старшей дочери было 2.5 годика и сын, ему тогда исполнился год. Когда немец приближался к Днепропетровску, жена обратилась в тот же военкомат, из которого меня призывали в ряды Вооруженных Сил, с просьбой об эвакуации детей и ее. Но в листке убытия ей отказали с таким наречием: «А мы не знаем, где ваш муж, может быть он «дезертир»?». Я представляю состояние моей жены – плач, обмороки, истерики.

Ведь это не просто обида, а подлость, работников военкомата. Человека, который с первых часов войны был на передовой, назвать «дезертиром» - это подлость.

Моей супруге надо было добраться до Алчевска (Коммунарск) к матери. Я задавался вопросом, как же так могло случиться:

1. Военкомат выдавал направление в часть

2. Литерный поезд до станции Бельцы

3. Суточные (деньги на питание)

Ведь это все фиксировалось в документах, кто-то ставил под этим свою подпись, скреплял печатью.

Эвакуационный лист жене выдали в управлении Сталинской (Приднепровской) железной дороги, где я работал завгаром. Это и дало возможность жене с двумя маленькими детьми добраться к матери и там, остаться к несчастью в оккупации.

«На войне, как на войне», - говорят французы, - здесь все предельно понятно, есть враг с которым мы сражались, видит Бог, героически, но сколько врагов сидело в тылу, не различая, не жалея человеческих судеб, слепо поддавшись искушению, как наделенные властью, распоряжались жизнями других людей.

Так, наверное, ученного - красноармейца, негодного к строевой службе направили на фронт, а ведь это было подло, преступно - Бог им Судья.

Заключительная глава

На этом записки деда обрываются. По одной версии, дедушка высылал часть материала для создания книги о 152 стрелковой дивизии в Москву. Вторая версия, в связи с переездами драгоценная часть материала была утрачена. По третьей версии, дедушке может быть так и не хватило его 93 лет, для того, чтобы восстановить все картины военных лет до победного конца. О его дальнейшей службе в рядах Вооруженных Сил СССР во время войны я могу судить лишь по записям в военном билете:

«252 автомобильный батальон – автомобильный механик с ноября 1943 по октябрь 1944 года»

«408 батальон аэродромного обслуживания – начальник авторемонтных мастерских с октября 1944 по ноябрь 1945 года»

Исходя из записей в военном билете, Великая Отечественная война для деда закончилась в ноябре 1945 года.

Вот и сейчас 9 Мая 2009 года мы поздравляли ветеранов Великой Отечественной войны с Днем Победы. Можно с точной уверенностью сказать, что этот праздник не только для ветеранов или для людей старшего поколения – это праздник Нашей Победы.

Немного отступлений, навеянных подготовкой к празднику. Политические силы «охотятся» за ветеранами, за «Последними из Могикан», за теми Славными Единицами, которые остались в живых. И, по моему мнению, не всегда ради ветеранов, а зачастую для того, чтобы пропиариться, зарабатывая политические бонусы. Входит в моду термин «Праздник под Стягами», где одна из политических сил организовывает праздник, а потом другая спрашивает, где взяты средства на проводимое мероприятие. Больно на это смотреть, но таковы реалии сегодняшнего дня. Но настроение светлое, не буду омрачать его. Просто верю, что для основной думающей части населения, это праздник неподдельной искренней радости – День Победы!

Выступление проходило в небольшом уютном кафе, на улице Глинки. Три ряда столов, «фронтовые» обеды. Чистые, опрятные скатерти и цветы на столах. Но, скажу прямо – декор, обстановка служили лишь небольшим дополнением к праздничной атмосфере. Музыку военных лет я услышал еще издали, подходя со стороны проспекта.

Выехал из дома заблаговременно, но маршрутку остановили перед проспектом – праздничный марафон посвященный Дню Победы. Вызов на мобильный телефон прозвучал беспокойно и тревожно:

- Юра, ты уже выехал? – спрашивал организатор мероприятия Александр Мухарев.

- Да Саша, я уже в дороге, стою перед проспектом на Октябрьской площади, пробегут «марафонцы» и я за ними лечу! Минут через пятнадцать буду!

Проезжая мимо «Танка»* (памятник генералу Пушкину Е.Г.) увидел большое скопление людей, только закончился митинг. Оживленные лица, помолодевшие ветераны, сияют орденоносные кители, блестят глаза от слез – радостных и грустных, такая искренняя радость на лицах стариков. До глубины души трогает их подвиг.

Маршрутка отправилась в путь. Проспект перекрыт, едем по объездной, по улице Шевченко. Немного волнуюсь, как обычно бывает в преддверии публичных выступлений. Подбираю нужные слова, внутренний отклик: «Готов»!

Первым выступал поэт песенник Яков Зорин, исполнив несколько своих песен на военную тематику. Но ветераны хотели слышать знакомые песни: «День Победы», «10 наш десантный батальон», «Катюшу». Им было мало современного творчества, они хотели услышать песни своей молодости, своей Победы, ощутить атмосферу того времени, запах цветов с парада, тех лет. Саша сделал знак, чтобы я готовился, следующее выступление мое.

- Дорогие мои Старики, - так, я начал свое выступление, - Дело не в возрасте, Стариком можно назвать и молодого человека, если он близок тебе – так как знаешь его долгое время! Родные мои, хочу обнять Вас и расцеловать! Позвольте поздравить Вас с этим Светлым, Крепким Праздником, который не сотрется в веках – С Днем Победы!

Что же пожелать Вам в этот праздничный день: Здоровья! – это главное! А еще заботы! И не только в этот День, когда о Вас вспоминают! А повседневной будничной заботы! Участия окружающих Вас людей! Чтобы в маршрутках Вас принимали не просящими, не униженными, а с почтением, с заслугами! Чтобы власти о вас вспоминали не только в канун праздника, а везде и повсеместно с пониманием, как выполняющие свой долг. Мы в долгу у Вас, мы Ваши должники и об этом надо помнить, подписывая разрешения, отдавая приказы, проходя мимо стариков, которые стоят с протянутой рукой, собирающих бутылки, просто в маршрутках и транспорте, на переходных пешеходах и на улице...

Спасибо Вам за Подвиг, за Ратную Победу над фашизмом – с праздником Вас!

Я читал главу «Ростовская переправа» - вдумчивые, сосредоточенные лица ветеранов. Вполне полагаю, что каждый вспомнил свой эпизод, каждый увидел по своему картину повествования. Выступающие старались добавить свой штрих к выступлениям – свою историю войны, вспоминая славных родственников, о наградах и потерях в Великой Отечественной войне, о дедах, об отцах.

Следующей выступала поэтесса Наталья Выборная, она читала знакомые всем, стихи о войне и несколько своих работ о Любви и Вселенной. Нашими помощниками в организации праздника были славные ребята, которые просто и лаконично назвали свою организацию «Добрые люди». А также было выступление еще одного песенника, который в стиле Би-2, рассказал нам о праве выбора, о главном выборе Духа, который помогает нам в лихие и тяжелые годины испытаний и том, что этот Дух, присущий славянам нельзя сломить и уничтожить.

После выступлений были цветы для ветеранов и поздравления, признания и задушевные беседы. Искорка зажженная в сердцах вспыхнула и превратилась в пламя. Отошли, пусть на время, проблемы и реалии сегодняшних нелегких часов. А потом все вместе под звуки двух гитар мы спели «10 наш десантный батальон» и «День Победы».

Глядя на лица ветеранов, на фотографиях, которые мы сделали в этот день, прихожу к выводу, что человеку не так много нужно для счастья, немного искренней заботы и участия, простой обыкновенной человеческой памяти и люди начинают сиять и жить – полноценно жить.

Я думаю, что и в наше время есть место для подвига, пусть он будет бескровным, просто оглянуться вокруг, поддержать старика, помочь войти в транспорт, уступить место, перевести через дорогу бабушку, сходить в магазин и помочь донести сумку, как все просто. Не нервничать по поводу неуклюжести и медленных движений, не обращать внимания на ворчливый нрав или некоторые ребячества, которые иногда выкидывают пожилые люди. Внимание и чуткость сердца, стоит только попробовать, и это наслаждение станет главным, дарить и делать кому-то приятно – добро сразу откликнется в сердцах других людей. Пусть это станет цепной реакцией – Добра! Одним словом – Победа!

Здесь критик воскликнет: «В этом бардаке, в мире, где люди ради наживы, готовы предать забвению любые идеалы, говорить о добре, наивно», в этом есть доля истины, но также и не осталось не одного «берега» к которому, можно было причалить с доверием, словами песни: «А тот, кто хочет любви, беззащитен в двойне» (БГ), единым Маяком остался Крест, Его и держись!!!

Рассказы Моисея – Ангел Хранитель

Однажды на моем рабочем столе зазвонил телефон. Я поднял трубку, звонил дед, такое случалось не часто. Первая мысль, которая пришла мне в голову: «Деду нужна моя помощь…»

- Дедушка привет, у тебя все в порядке? Как здоровье?

- Юра, ты можешь ко мне подъехать? – голос звучал спокойно.

- Да, конечно. Это срочно? – я выдержал паузу и продолжил. – Если не срочно, после работы буду!!!

- Хорошо, Мамонька, мне надо тебе кое-что рассказать!!!

Я приехал к дедушке, обычное дело, взял с собой набор продуктов, которые любил дед – глазурованные сырки, кефир, молоко, молочные сосиски и сдобные булочки, которые раньше продавали по 9 копеек в Советские времена. Дед встретил меня задумчиво, про себя держа свои мысли.

По привычке он спросил меня:

- Ты голоден?

- Нет, спасибо дедушка, я перекусил по дороге.

Я приготовил чай, и мы расположились в дедушкиных креслах, которые были куплены после войны, неоднократно ловил себя на мысли: «Сделано на века!!!». Дедушка все также молчал, будто готовился к докладу. Потом он начал разговор:

- Ты знаешь, Юрочка я хочу рассказать тебе одну вещь, которую я не открывал никому. Я не религиозный человек и для многих, это может быть выдумкой, а в мое время расскажи я кому-нибудь об этом, так не далеко и до психушки. У меня есть Ангел Хранитель, Настоящий, Живой Ангел Хранитель.

- Дедушка, Это нормально, хорошо – Слава Богу!

- Не торопись, это сейчас стало модным «быть Верующим». А во время Союза, признаться, что ты верующий – это или стать посмешищем, или просто «не быть в обойме». Те, кто Верил, молились про себя, на крайний случай говорили «с Богом», но это было только на словах. Но есть, еще одно «Но», там где рядом Смерть, там и Бог не далеко. Берег Нас – слов нет!!! Но надо быть чутким к Его увещеваниям!!! Бывало, кричишь своему товарищу: «Уходи, поменяй позицию», а через минуту его уже нет. И хотелось волосы на себе рвать, ведь видел, что он в опасности, кричал ему, но не уберег! Вот так, внук!

Дедушка взял паузу, о чем-то вспоминая и немного погодя, продолжил:

- Так вот, есть у меня мой Ангел Хранитель, Родной, который не один раз спасал меня от явной смерти! Словно вытягивал из ее когтей! Был со мной один случай. Это было в середине войны! – дедушка говорил даты, название поселков и название реки, имена героев связанных с этим событием, но к несчастью эту информацию я не запомнил, я могу лишь рассказать сам случай. Так как данное событие дедушка не описывал в предыдущих главах, я могу лишь предполагать, что это была весна 1943 года. Дедушка продолжал:

- Мы переправлялись автоколонной на плотах через реку. Река в местах переправы была до ста метров. Несколько бойцов переплыли реку на лодке с разведкой о наличии автомобильной дороги. Я следовал на плоту вместе с двумя бойцами, переправляли машину командира дивизии. Мне была поставлена задача, после переправы отогнать машину в безопасное место, найти необходимое укрытие и замаскировать машину. Командир дивизии отдавал распоряжения по переправе и был замыкающим колонны. После переправы водителям был дан приказ, отогнать машины до ближайшего леса, рассредоточиться и замаскироваться. Мою машину одну из первых загнали на плот. Было очень важно, чтобы машина находилась посредине плота и на воде не давала крена. Возле берега отталкивались шестами, а затем гребли веслами.

Была ночь, только начинало светать. Тишина немного настораживала, казалось, мы слышали стук своего сердца, стараясь грести бесшумно. До противоположного берега оставалось приблизительно двадцать метров. Словно гром среди ясного неба зазвучали моторы вражеских самолетов. Мы уже по звукам моторов могли их отличить от наших.

«Без паники, - скомандовал я, - Берег недалеко». Хотя уверенность, которую я хотел вселить в солдат, касалась и меня в том числе, а может и того больше. Честно сказать, я успокаивал себя. Долгожданный берег был так близко и так далеко.

Переправу начали бомбить, буквально над головами гудел рев вражеских самолетов. Рядом с нами разорвалась бомба, поднимая толщи воды. Взрывной волной плот стало кренить, и машина поползла в воду. Ее погружение было длиною в жизнь, хотя по времени, происходило это не больше минуты. Край, на котором мы повисли, резко возвратился обратно и ударился о воду. Один боец оказался в воде в полном обмундировании, которое, наполняясь водой, начало тянуть его ко дну. Я подал ему шест и принял автомат, который был главным «якорем» и потом затянул на плот.

Мы с удвоенной силой стали грести к берегу. Обстрел продолжался. Несколько плотов были подбиты на середине реки, людей находившихся на плотах и автомобили, мы потеряли безвозвратно.

Когда мы приплыли на берег, я словно прилип глазами к тому месту, где машина ушла ко дну. Солдатам я дал наказ разыскать трос или толстую бечеву, а сам остался на берегу в кустах, продумывая план спасения машины.

С противоположного берега был открыт огонь из минометов по вражеской авиации. Переправа продолжалась…

Уже рассвело, когда была найдена длинная бечева. Вода была ледяная, дело было ранней весной. Единственным выходом в данной ситуации было нырять и искать машину, привязывать к ней трос, а затем вытаскивать на берег.

Я подошел к берегу, от воды веяло холодом. Прикоснувшись к воде, я ощутил ее ледяное дыхание. Но выхода другого не было и я, раздевшись, предельно рассчитав все свои действия, нырнул в воду. Мне казалось, что я вижу, как она стоит на дне. Несколько гребков и я оказался на месте, где по моим расчетам машина сползла с плота.

Я нырнул и в первый раз коснулся верха кабины. Второй раз я был у переднего бампера, но мне не хватило воздуха. В третий раз я нырнул и привязал трос по середине переднего бампера. В голове пронеслась мысль: «Теперь и умирать можно спокойно!!!».

Я достиг берега и вышел из воды. Было чувство, что меня подожгли изнутри, я буквально горел. Кожа горела и по телу пробегал озноб. Мне дали полотенце, и я неистово растирался.

На берегу уже ожидала машина, которая стала буксировать нашу. Трос натянулся, и я позабыл о холоде и голоде, который подступал к нам частенько – это было испытанием, ведь от того, как я закрепил трос, зависел успех и потеряем ли мы боевую единицу?!!

Вначале у меня было впечатление, что вода не хочет отдавать принятое сокровище. ЗИС-5 напрягая все свои мощности, буксовал на месте. Потом, буквально по сантиметру ЗИС-5 стал сдвигаться с места. Когда машина была на берегу, в какой-то момент я понял, что горю – у меня поднялась температура, морозило.

В эту ночь, я практически не спал, проваливался в небытие. Потом рассказывали, что я бредил. В эту ночь я мог легко отдать Богу душу. Температура не опускалась, меня растирали спиртом. Но самое главное, не может стереть время. И мой возраст не может сделать это впечатление менее значимым. Я провалился в очередной раз в забытье...

…Мне виделась война – перестрелки и боевые атаки, работа двигателей и ремонтных мастерских... И вот, среди шума и обыденных дел, я вдруг явно услышал голос, он показался мне до боли знакомым, гораздо позже я понял, что этот голос я в обыденной жизни принимал за свой, Он сказал: «Моисей, пора на Небо!!!»

- Уже, не может быть – нет!!! У меня семья – Саша растет, Валя!!! Моя Броня (Бронислава, моя бабушка) этого не переживет!!!

- За семью не беспокойся, Я о ней позабочусь... Нет в Мире, такого явления, которое было, будет и то, что происходит сейчас, которое Я НЕ КОНТРОЛИРУЮ!!!

- Вот и славно, я хочу жить!!! – было впечатление, что Говорящий задумался.

Мне показалось, что Кто-то прикоснулся ко мне, буквально вынимая боль. После этого я крепко уснул. На следующее утро я проснулся как ни в чем не бывало. Ни температуры, ни даже элементарного насморка. Я порывался в строй, но командир дивизии лично пришел проведать меня в лазарет и запретил мне приступать к обязанностям.

- Макаров, передохни пару дней, отоспись как следует. Я представил тебя к награде.

Но больше всяких наград мне было приятно, просто человеческое отношение этого командира.

Ты знаешь внук, сейчас я все чаще слышу моего Ангела, который полушутя зовет меня:

- Хватит Моисей сыпать землю песком, но я пока отнекиваюсь. Но скоро, наверное, пойду.

- Дед, Ты еще «Крепкий Старик – Розенбом», - сказал я. Часто, я также обращался к отцу, который в рассвете лет ушел из жизни. Ему было 49 лет, когда он попал в автокатастрофу. И это пришлось пережить Дедушке-Герою. Ведь нет ничего страшнее, родителям хоронить своих детей – Царствия Небесного Им.

После смерти папы, Макарова Александра Моисеевича (21. 05. 1940 – 19. 06. 1989), очень быстро сдала бабушка Макарова Бронеслава Михайловна (14. 07. 1914 – 08. 06. 1992)

Дедушка Макаров Моисей Вульфович, как истинный капитан замыкал колонну. Он ушел в 93 года 20 августа 2004 года.

P. S.

P. S. Эти аккуратные, бережно хранимые листки из обычной школьной тетради исписанные своеобразным почерком. Пожелтевшие от давности лет. Скрепленные листы, подписанные клочками бумаги и скрепкой: «Июль 1941 года, 2 сентября 1942 «Выход из окружения», Лисечанск, март1942 г, Добраться до Алчевска». Прочитанные не один раз, пережитые заново моим дедом минуты войны.

Это небольшой отрывок из жизни одного еврейского солдата, который мужественно сражался за Родину! Таких историй уверен не мало, но ценность в том, что не Сталин, не коммунистическая партия, кстати, дед не был членом КПСС, а простые солдаты победили в этой войне. Это небольшой кирпичик, положенный в основание Великой Победы. Из таких кирпичиков сложена Победа над фашизмом.

Что касается «моей войны», моих чувств переживаемых во время работы над мемуарами – я прихожу к выводу, что это лишь тень, того масштабного, того грандиозного события, испытания, сквозь которое пришлось пройти нашим дедам. Не могу давать оценки, насколько точно я смог воспроизвести записки деда, просто считаю своим долгом Помнить о том Величайшем Подвиге наших Предков. Это Наш Долг – Помнить. Этот Подвиг совершили ради Тебя, меня, ради наших детей, ради Мирного Неба над головой, ради улыбок влюбленных, ради мирного содружества всех народов. Эту Память надо беречь, чтобы ни при каких условиях над нашими городами вновь не закружили истребители и не свистели пули, чтобы ни при каких условиях не повторился холокост. Наш долг перед предками, предостеречь и противостоять любым проявлениям шовинизма, превозношения одной нации над другими. Противодействовать любому насилию, построенному на национальной неприязни. Выработать стойкое чувство против нацизма, какую бы форму он не принимал.

Честно признаться – я счастлив, что помню о тех героических сражениях, о своих корнях, о предках, которыми горжусь. Что могу внести свой вклад, чтобы никогда не повторилась трагедия войны – Мир Вам!

Вечная Слава Героям и низкий поклон: НАШИМ ВЕТЕРАНАМ, КОТОРЫЕ РАДИ ЖИЗНИ БУДУЩИХ ПОКОЛЕНИЙ, ОДЕРЖАЛИ ВЕЛИКУЮ ПОБЕДУ! СЛАВА ГЕРОЯМ – ОТЦАМ И ДЕДАМ! НИКТО НЕ ЗАБЫТ – ЦАРСТВИЯ НЕБЕСНОГО ТЕМ, КТО УШЕЛ И ЗДОРОВЬЯ, ЖИВУЩИМ НЫНЕ!

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------