--------------------------------------------------------------------------

Александр Петрович Водяной - Наша хата в три окна

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Наша хата в три окна

-1-

Хата у нас обыкновенная, мазанка, но не со стрихой из соломы и аистом наверху. Крыша современная из черепицы. Ну, а внутри всё как положено: пол глиняный, печь с лежанкой, чавунчики для борщу и каши, в углу рогачи. Вдоль стен скамьи дубовые а посреди такой же стол. Кругом висят рушнички, в углу образ с лампадкой и множество семейных фотографий на стене, в широкой рамке. Зато рядом с хатой высочиться огромадное дерево в два обхвата. Одно такое единое на всё село. И шумит оно листвой и скрипит ветвями уже много лет, с тех пор, когда ешо мои родители под стол ходили. Снилось мне это дерево уже множество раз. Всё лезу и лезу я на него и непременно опосля падаю вниз. Аж дух захватывает! Бывало и помочусь под себя. Но всякий раз во сне кто-то меня спасает, ловит на лету. А кто, никак не могу разглядеть. А падаю я по-разному, то вверх-тормашками, то лечу словно птица, то камнем в воду как болтыхнусь! Откуда вода? На то ведь и сон, чтобы чудно было. Сниться однажды, будто дерево наше корнями в дно морское уходит. И тогда мой спасатель на паруснике ко мне мчится. А в другой раз оно растёт на высоченной горе среди острых камней. Жуть, как страшно падать, а всё равно до земли не долетаю. Чьи-то руки подхватывают. А ещё у нас винный погреб имеется. Батяня производил пьянящие напитки из морошки, дикой смородины, брусники, черники и других ягод, всех-то и не упомнишь. Зато на вкус опробовал. Спущусь, бывало в погребок, откупорю бутылёк, соломинку в горлышко и в себя втягиваю. А что б не заметно было, подравниваю в других бутылках. А Митька на стрёме. Чуть что, затянет во всё горло знаменитую, только на свой лад:

Пусть всегда будет водка,

Колбаса и селёдка!

Слуху у него никакова нет, а всё же знак подаёт. Пока во всех бутылках подравняешь, так наверх ужо на четвереньках выползешь. Вы не подумайте, я не алкаш малолетний. Винцо, домашнее, как компот. Другой, кто послабше, и от кваску захмелеет.

А деревня у нас хорошая. Вечером, поют петухи, деревенская изба утопает в траве и крапиве, а в палисаднике цветёт роскошная сирень. Хата у нас простецкая, зато в три окна и все на улицу. Зазирают в наши окна хлопцы по очереди. Средь бела дня Клим. Он у нас маленько пришибленный с рождения, потому и тыняется по селу без дела. А по вечерам Филька зырит в окно. Это тот, что коров пасёт, и тоже не подарок. Кнутом как свиснет в воздухе да как огреет по спине, мало не покажется бедолашной коровушке. Я хоть и не из робкого десятка, а этих двоих немного побаиваюсь. Пойду, бывало с Филькой, а сам поглядываю, не прячет ли за спиной кнут. Но зато ему доверяют колхозных коней пасти. Взял он меня однажды в поле. Усадил на резвую лошадку – ни тебе седла, ни вожжей, а вместо хлыста веточка кленовая, что сломали по дороге. И понеслась во всю прыть!

- За загривок держись крепче, а то слетишь! – кричит вслед Климко, а сам вслед скачет на белой кобылице.

А за нами молодняк лошадок резвится, подпрыгивая да подкидывая повыше стройные ножки, мчится вперегонки. Я и сам подлетаю чуть не до неба, вот-вот слечу в густую траву, да зароюсь в белые ромашки. Ан нет, держусь: шмели в разные стороны, рубаха на мне пузырём вздулась, а он ретивый несёт меня, куды глаза глядять.

Фух! И неведомо, кто боле запыхался, кто боле вспотел. Опосля качаемся по траве, как дети малые.

-2-

А с Климом, так и вовсе якшаться неохота, особливо вечерней порою. Это ж надо додуматься, позвал однажды меня на старое кладбище, там, мол, кизил растёт невиданный да солодкий. Набрели мы в потёмках на те кущи и жуём поедом. Сгребёшь толстую ветку и прямо губами вместе с листьями сбираешь. Потом листки вымишь со рта, а ягоды заглатывашь, аж сок брызжет. Того и гляди, язык проглотишь от вкуснотищи такой. И всё вроде ладком, всё мирком. А на обратном пути Климушка меня другой тропкой повёл, здеся, дескать, дорога покороче будет. Чё он опять удумал, кумекаю. Никак стращать затеял, он мастер на такие дела. Так и есть! Вдруг, откедаво не возьмись, свежевырытая могилка. Он возьми и спихни меня туда, а мне же самому не выбраться.

- А шоб тебя молнией спалило! – выкрикнул я и затих, перекрестившись.

- Свят, свят, прости меня, грешного!

Нельзя человеку того желать, что себе неугодно, поучала меня всегда бабка. Помню, как позапрошлым летом две подружки в лес по грибы отправились. Два лукошка набрали, а донесть домой не успели. Гроза разыгралась, и молния засверкала, а одна из них как шарахнет по тому дереву, под которым девчонки от дождя прятались. Одну из них так на месте и прибило. Чего токо не делали с нею, с девахой горемычною. Даже в сыру землю по пояс закапывали, что б значит, электричество из тела вышло, иконку приносили и молились усердно, да видать таков ей короткий срок выпал.

Сижу я, значит, в той яме и на небо поглядываю, абы молния не засверкала. Ох, и натерпелся я страху, даже замочился маленько. И откедова та могилка взялась на заброшенном кладбище-то? Клим рассказывал, что покойник погуляти ходил, да видать заблукал. Повезло мне шибко, что он не застиг в своей яме, а то не здобровать. Выходит я ешо везунчик, да тольки меня не проведёшь. Догадку я имею, что он сам, чёрт с копытами ту яму вырыл. С него станется. И зарёкся я, больше туды ни ногой. Теперя меня и калачом не заманишь, а только захотелось однажды ягодок, как перед смертью. И взял я тоды с собой Митьку, младшего брата. Любил я его, стервеца, да только задирал частенько. Теперь и самому совестно, как что вспомню, так белугой реветь хочется. До чего Митька радовался, что я его с собой прихватил. У нас ведь обычно секреты врозь – у меня деловые житейные, а у него так, дурь всякая. Лопает значит Митяй кизил, облизывается, а про то не знает, что ждёт его ямка-копанка Климкина.

- Ну, будя с тебя! Пошли отседа! – кликнул я братца и повёл его по заказанной тропке.

Сидит значит Митяй в моёй яме и слёзы горькие льёт, а я дурень, заливаюсь, живот от смеха надрываю. Потом подаю ему руку. Слёзки у Митяя вытираю, а они одначе текуть рекой, коленки дрожат. Проверяю меж ног.

- Гляди-ко, не обоссался?! Молодца!

А он потом сознался, шо до того, как в яму шугануть, под кустом хорошо пописал. Вот малявка! Жаль, конечно, в другой раз его бывает зобижать. Да токо, как же иначе из него мужика сделать, шоб не походил на бабу плаксивую. Да я не такой уж поганец, как вы подумали, я за Митьку голову оторву. Крутят в клубе, положим классную киношку типа «Солдат Иван Бровкин». Народу набьётся до отвала, а я своего шпингалета всегда протисну без билета. Тётка Маруся страх, как мышей не любит, так они ей за то модные туфли подпортили - каблук отгрызли. Я как гаркну в толчее: "Глядите, мышь побежала!!!" Что тут началось - визгу да писку на всё село, а Митька шасть, как та мышь, да и проскочил. И не один, а с дружками. Безбилетная малышня рассядется, да разляжется на полу у самого экрану. А те, кто на первых рядах только и знают, что по ушам им щёлкать, тумаками награждать, а то и горячих отсеивать по задницам пятернёй. Так вот, я его в обиду не даю. Случается правда, что спихнут и меня со скамьи на пол, тоды и мне достаётся. В темени не разглядишь, кто по затылку треснул. Тут уж не до кина, пошли разборки. И тут, крепкие робяты всю мелюзку сгребут в кучу, и взашей из клуба, на зелёную траву-мураву. Качайся, сколько душе угодно!

- Пошли до хаты, - говорю Митьке, – Я это кино сто раз видал. Брешу конечно, ну раз тридцать точно. А вобще, я за Митьку горой. Ежели прикинуть, что идём мы до хаты тёмной ночкой, вот как сейчас, и хоть бы одна звёздочка на небе показалась. А тут сразу два огонька засветились позади нас, и скачут по тропке. Не иначе, нечистая несётся. А это собака с соседнего села, та, шо от жары сказилась. Хитрющая бестия! Голос не подаёт, а норовит втихаря куснуть. Дело известное – от того укуса и сам сказишься. Запрут тебя в сарае, шоб ты и сам не покусал усю родню, и хана настанет. Так вот, коли такое приключилось бы, я поднял бы Митьку высоко-высоко, а меня пущай грызуть.

Ну, в общем-то, мой рассказ не про Митьку.

-3-

Заехали к нам однажды летом на поселенье городские, что б значит, молочка парного попить, в речке искупаться, да за ягодами в лес сходить. А с ними мальчишка был со странным именем Артур. Долго я к нему приглядывался. Этот бледнолицый еврейский тихоня шибко боязливый был, козявки не обидит, и кажись, даже кур остерегался. Зато пел красиво, он в какой-то хоровой самодеятельности участвовал. А у нас в деревне частушки – первое дело, и я его малость подучил. Они, конечно, слегка неприличные, потому я их тута приводить не буду. Да мы их не распевали вовси, он знал множество других хороших песен. Пошли мы с ним как-то в лес и начали голосить, эхо передразнивать, да птиц перекрикивать. Смеёмся, заливается, никаких тебе учителей, никаких уроков. Ка-ни-ку-лы! Чудной он был, этот Артур – всему ухитрялся радоваться и диву давался. В лесу – самое настоящее пиршество: олени приходят на мшистые поляны, заросшие морошкой, дрозды клюют чернику, бурый медведь ликует. Говорят, что, когда созревает голубика, они глухарям уподобляются – ничего вокруг не слышат и не видят, а только едят. На всяк случай Артур затягивает песню тихонько, а я, значит подпеваю. Особливо мне нравиться про то, как молоды мы были. Поёшь и думаешь, какие, однако, хлопцы хорошие на свете бывают, так бы и дружил всю жизнь. И стал мне Артур настоящим другом, даром, что городским манерам обучен. Вот я, к примеру, деревенский, и с рождения конопатый. Так что ж мне – камень на шею? И решил я показать Артёше, (как называл я его по-нашенски), все наши деревенские чудеса, чтоб значит, запомнил. Взять хуч бы огород. До чего же хорошо и привольно было там! Выйдешь из сеней, поглядишь вокруг – всё зелено и буйно. Жаль, не видел Артёша, как цветёт сад весной! Но и летом здесь красотища - огурцы цветут, гарбузы цветут, картошка цветёт. Малина, смородина, фасоль! А подсолнух, а мак, а буряки!!! Про морковь я уже молчу. Чего только не насадит моя неугомонная мамка с бабулей. Налопаемся мы малины – красной и белой, а потом, я его учу по деревьям лазать, без этого никак нельзя, если надумал отведать вишен покрупнее, да груш послаже. Весь день-деньской живот как бубен играет. Ну а потом известное дело на шкоду тянет, без этого на селе никак не обходится. Пробираемся мы с Артёшкой, как разведчики, на чужой огород. Жила там сварливая баба Мотря. Руки так и чесались ей нашкодить. Но что б пробраться на её территорию, надо сперва-наперво пройти два опасных объекта. Один из них, как минное поле. Пчёл там, видимо-невидимо. Выращивала бабка Мотря для своего деда табак. Он был высокий, густой-прегустой, с широкими листьями. На тот период он как раз цвёл большущими золотистыми кронами. Пчёлы роем носились над верхушками, а мы ложились на землю и нырнув в зелёную гущу ползли по-пластунски, шоб они нас не почуяли. Было как-то, ешо до приезда Артура, как не старался я проползти тихонечко, меня всё же кусанула одна злющая пчёлка, аж задница загорелась. Пришлось себя рассекретить - вскочил на ноги и давай дёру. А бабка Мотря голосит мне вслед.

- Гвалт! Тютюн ломает, трастя твоей матери! Да чтоб тебе все руки и ноги переломало! А чтоб ты не вылез с моего огорода до второго пришествия! Чтоб ты завял, как те огурчики, что ты потоптал!

Затем она перебрасывала свой гнев на деда, который любил подремать под яблонькой.

- А ты для чего тут сидишь, пень старый?! Там все огороды перетопчут, а ему хоть бы хны!

На хрена лазить в чужой сад, когда своего добра хватает, спросите вы. А как же без приключений обойтись? А ещё мне хотелось показаться перед городским, вот, мол, какие мы деревенские. Именно поэтому, я отважился преодолеть вместе с Артёшкой-картошкой второй опасный участок. Здеся, вдоль тына росла не токо дикая смородина да бузина, а ешо много незнакомых науке растений. Жадная Мотря была готова и баобаб взрастить. Орехов на нём нет, зато зависти по всему селу. Пробираемся мы, значится, через её дебри, где даже днём темно. А вокруг, жабы с-кроля прыгают, да ужи верёвками вьются и шипят нам вслед. А как добрались мы с опаской до её фруктов-ягод, оказалось, аппетиту нет. У нас и без того полные животы от своего добра. Ну, не даром мы сюды лезли. Подкрадываемся тихонько к спящему деду Свириду и соломинкой начинаем щекотать ему большой сизый нос. После этого сверления он долго чихал, но никогда не обижался. Пока его бабка хозяйничала на заднем дворе, дед Свирид заводил старинные сказы про леших и домовых, а мы ему за то отгоняли назойливых комариков. Радовался он нам несказанно, потому как напоминали мы его молодецкую удаль, да те времена, когда он был красивым и выносливым парубком. Перебирал старый Свирид в памяти с кем в поле выходил, с кем рыбу ловил, с кем на качелях качался. На другой день, потаённо от бабы повёл он нас на дальние огороды. Здесь мы смоктали медок из табачных цветков, пробовали подслащённые калачики и белый, ещё в молочке мак. А напоследок дед Свирид угостил нас тягучим клеем с вишнёвого дерева и яблоками, которые не то что городской Артур, а и сам я никогда не едал.

-4-

Ежели, почестному признаться, я не очень верил в бога, как и положено пионеру. Может чё и есть там, в небесах, ну и пущай будет. А всё же, как сотворю чё не так, то всё на небко поглядываю.

- Боженька-то всё видит, - повторяла моя бабуся. Но пуще всего страшился я проклёнов бабки Мотри. Моя-то бабуся больше почитала Божью матерь и святых – Николая-угодника, Петра да Илью. Один урожай даёт, другой воду небесную, сказывала она. А я, всё больше верил в нечистую силу, которую в своих проклёнах призывала бабка Мотря. Неспроста рассказывали, что один хлопец из соседнего села утонул в реке, после того, как забрался на её огород, да ещё дражнился, приставляя рожки ко лбу. Грех это! После того случая Мотрю прозвали не иначе, как ведьмакой. Но, несмотря на страх, тянуло меня в её сады неведомой силой, заради мудрого деда Свирида. Нравились нам с Артюшкой его небылицы. А как начнёт стращать Бабой-Ягой, так это в самую точку, про его жёнушку.

Сейчас как вспомню, так и смешно и жутко. Эта бабка проклинала всех, кто попадался ей на глаза, - свиней за их хрюканье, кур за кудахтанье, собаку за гавканье. Затем переходила на соседей и их детей. Кота она проклинала несколько раза на день, потому что он был вороватым и бедняга таки приболел. Мотря была маленькая, сухонькая, но очень подвижная старушка. Глаза у неё завидущие – не скроешься. Мотря могла не кушать три дня, но без про клёнов, и минуты не протянет. Они были её духовной пищей и лились из уст неистощимым потоком, как стихи вдохновлённого поэта. И тогда глазки её заполнялись блеском, щёки розовели, а сама она молодела. Это было настоящее творчество пылкой, тёмной и престарелой души.

- Царица небесная! Заступись за мои молитвы, чтобы рос он вниз, а не вверх, и чтоб не услыхал он ни кукушки святой, ни божьего грома!

Святой Григорий на белом коне, покарай его своей десницей, чтоб не ел он мою морковочку, что б его болячки самово съели!

Высокие кусты зашевелились позади нас и вдруг замерли. В малине лежал вылитый ангел, бледный и худенький, никак поверженный мотриными заклятиями, и плакал человечьими слезами. Видать, обломал он свои нежные крылышки и свалился с небес?! Склонились мы над ним, глядь. Боже праведный! Родного братика своего, Митяя, не признал. Увязался он за нами на огород, да с-перепугу от бабкиных проклятий и притих! Пока Мотря за крапивой метнулась, нас и след простыл. Тащим мы Митьку домой, да водой отливаем, так напужался, сердешный этой Мотри зловредной. Боялся даже пальчиками пошевелить и всё озирался вокруг. Не знаю, дожили бы мы втроём до сегодняшнего дня, если бы не дед Свирид. Решил он излечить Мотрю от её скверны. Рано-поутру достал из сундука свои сбережения, отложенные на похорон и подался в город. К вечеру вернулся до хаты с замотанной в сукню большой картиной. Повесил её на стенку и позвал Мотрю, а та и руками всплеснула от страха. Был на ней размалёван Божий суд, да такой моторошный, что даже кот Пират боялся глядеть. Верхнюю часть картины занимали все святые. В середине шли умершие – одни вверх в Рай, другие вниз в Пекло. Вдоль всей картины выкручивался громадный Змей, и вокруг всё горело, как при пожаре. Там сжигали грешные души и чертей. А в самом низу картины, в отдельных клетках сидели грешники, как звери в зоопарке и на каждой клетке надпись о их грехах. Старуха принялась читать и крестится:

- Ага, за обман и клевету висит он на крюку. Правильно, заслужил!

За то, что не постился и заедал салом, жарится на сковородке с голым задом. Хи-хи.

- Кто словом обижал и проклёны посылал – огненную сковородку языком лизал. Ой! Боже ж мой!

- Уж, не про твои ли это грехи, Мотренька? – спросил её дед лукаво.

- Да что ты? Побойся Бога, муженёк!

Шли мы как-то по улице мимо хаты седовласого Свирида, а он нас в гости кличет. Мы ужо направились к калитке, а там бабка Мотря стоит. Мы оглобли назад развёртываем, а она так приветливо да ласково, будто её подменили:

- Заходите ребятушки! Заходите, касатики! Уж я вас угощу на славу!

Ага, думаю, рогачом по горбу. А сам иду, уж очень я ласый до свиридовых яблочек. Молодильные они, что ли?

Дед и сам не помнит, скоко ему давеча годков стукнуло, а всё топчет травку, да ешо до сладких грушек норовит дотянуться.

ЭПИЛОГ

Быстро, однако, каникулы минули, а три месяца, словно три дня пролетели. За это время мы много песен с Артюшкой повыспивывали, и ещё большое множество не успели. А сколько лесных тропок вдвоём протоптали. Как затянут, бывало, соловьи свои трели, а мы им вторим звонкими голосищами без фальшу. Лепота! А ещё Артюшка был горазд на танцы, каким в городе обучали, и меня маленько научил. Чудные все - заморские. В клубном дворе перед сеансом всегда пластинки крутят и танцы устраивают. Когда в деревне девчонки вместе танцуют – это дело обычное, а что бы пацаны… Но я всё равно танцевал с Артюшкой, потому как шибко мне хотелось походить на него. И всё-то он знал, ко всему у него интерес таится. Даже стихи сочинял мечтательные. Ужо, как водиться, мечта у всякого человека припасена – дарма, что он из сельской глухомани. Вот мне, к примеру, на метре покататься хотелось и в планитарии побывать. А Артюшка про братика мечтал, как у меня. Только я Митяя ни на что не променяю. А теперя, хочу всерьёз спросить: «Доводилось ли вам на горячем коне чисто поле объезжать быстрее ветра, что аж в глазах рябит? А голышом по песку катится с крутого бережка в прохладную водицу? А залазить на высокий ясень, откуда всю деревню видать и крикнуть сверху: «Я лечу!» Вот видите, вы токо мечтой, тешитесь, а у нас с Артюшкой всё впереди, пущай только приедет наступным летом. А пока что присылает он мне стихи на память про нашу не разлей-дружбу.

Оделся в сумрак ночи

Вдали сосновый бор,

И пыль, что слепит очи,

Усилила напор.

Но конь нетерпеливый,

Как вихоря порыв,

Всё дальше мчится, гриву

По ветру распустив.

А ветер воет яро

И кроны клёнов рвёт,

И заревом пожара

Пылает небосвод.

Ну, покедова!

P.S. Ах да, совсем позабыл про сны свои порассказать. Ну, об том дереве, с которого я вечно падал. Теперь я знаю, кто меня спасал. Настоящий друг завсегда примчится на выручку, хуч и во сне.

КОНЕЦ

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------