Александр Петрович Водяной - Вдали от дома - Александр Петрович Водяной
Скачано с сайта prochtu.ru
-1-

Так уж получалось в моей жизни, что я постоянно жил вдали от родного дома. Детский сад, потом интернат и вот теперь армия. Но во всех случаях меня бодрили, а порой и выручили песни. Но, давайте по порядку. Всё началось с детского садика, когда я ещё ходил в младшую группу. Сидя на горшке, я постоянно издавал неприличные звуки. По-другому не получалось и тогда я заводил громкую песню, которую часто слышал по радио. Не знаю, что труднее было выдержать – пуканье или вокал, но вскоре мой талант обнаружила воспитательница (я имею в виду пение). Слух у меня был хороший и на утреннике я всегда выступал солистом. Песни бывают и бодрые и заводные. На день рождения меня всегда просили что-нибудь спеть, а я не мог вспомнить ничего подходящего. Может от того, что моё детство было не очень весёлым. Уже в старшей группе детского сада я по-прежнему мочился во сне. Однажды нянька рассердилась, сгребла мокрую простыню и отлупила меня по спине. Мама отдавала меня на шестидневку и поэтому не могла заступиться. После этого я начал мочиться под себя даже днём, стоило мне увидеть эту няньку издали. Я дружил с еврейским мальчиком Борькой. С ним никто не водился, а мне было его жалко. За ним всегда приходила бабушка, маленькая, сгорбленная и очень добрая. Она любила Борьку и с трудом натягивала калоши на его рваные ботинки, чтобы он ноги не промочил.
А меня угощала самодельными пряниками. Они были не сладкие, но всё равно я грыз с удовольствием. Я старался во всём находить свои радости, ведь детский сад, это не только манная каша и тихий час. Можете представить впечатления пятилетнего мальчика, который в туалете заметил между собой и товарищем примечательную разницу. Другими словами – впервые увидел обрезанца. Вскоре родители Борьки куда-то переехали и забрали его из детсада, а другого товарища я себе не отыскал.
Помню, однажды нашу улицу здорово затопило – ни проехать, ни пройти. Это случилось как раз под выходные, и мама не смогла меня забрать. Она попросила соседа. Воды было почти по колено, и тогда сосед усадил меня к себе на спину. Он пробирался к нашему дому вброд, а я горланил песню, чтоб не так страшно было. В мутной воде, наверное, водились змеи и пиявки. Неподалёку было рыбное хозяйство со ставками для разведения мальков. Взрослые говорили, что очистительная дамба засорилась и поэтому вода вышла из берегов и хлынула на улицы. Сперва залила сады и огороды, а потом добралась до наших домов. Мы жили в низовье, и теперь в комнатах всё плавало, как на корабле, давшем пробоину. Кругом ходили пожарники, но не поливали водой из шлангов, а как раз наоборот – закачивали её обратно в машины. Старшие мальчишки ловили мелкую рыбёшку, используя вместо сетей плетёные авоськи, а кто помладше – пускал бумажные кораблики. Меня из дому не выпускали. Сидя на подоконнике, я глядел, как кругом хлюпает вода и конечно пел песенку про капитана.

Капитан, капитан, улыбнитесь.
Только смелым покоряются моря.



-2-


Когда я пошёл в школу, то завидовал многим пацанам, от того, что у них были отцы, а мой собственный папка куда-то укатил. Я его почти не помнил. Зато мамка у меня красивая и весёлая и к ней иногда приходили дяденьки, чтобы подружиться. Я приглядывался к ним и прислушивался, хотел папку выбрать подходящего. Больше всех мне понравился дядя Костик. Он купил себе транзистор, и рядом с ним всегда играла музыка, и кто-нибудь пел - Муслим Магомаев. Но мамка никого из них так и не выбрала. Начиталась сказок мне перед сном, вот и ждала принца на белом коне. Только он всё не ехал, и мы жили вдвоём, и нам было хорошо. Велосипеда у меня никогда не было, и вот однажды пацаны усадили меня на трёх колёсный, и я запел весёлую песню. Отличный велосипед у Петьки из соседнего двора, а когда он немного подрос, одно колесо отвинтили, и он стал ездить на двух колёсах, быстрее прежнего. Теперь за ним не угонишься и младший брат Санька обзывал его жадиной-говядиной. Накатавшись вдоволь, Петька цеплял назад третье колесо и теперь колесил и больше не дразнился. Потом, всё сначала – колесо отвинчивали и Петька опять становился жадиной-говядиной. В конце концов, ему надоело всякий раз возиться с этим колесом. Петька закатил его куда-то и теперь сам катался, целый день. Санька со своей малышнёй всё кругом переискали, нашли пробитое колесо от настоящего автомобиля и маленькое колёсико от игрушечной машинки. А третьего колеса от велика нигде не было. Петька и вправду оказался жадюгой и очень зазнался, научившись ездить на двух колёсном. Забыл, как мы удерживали его со всех сторон, чтобы не свалился, и дружно подталкивали сзади. Санька с завистью поглядывал на братца и ворчал ему вслед:
- Вот когда купишь себе машину, я тоже откручу одно колесо, поглядим, как ты укатишь на трёх.
- Ну и пусть укатывает, – сказал я ему, – а мы что-нибудь придумаем.
Как известно, мальчишки мастаки на всякие выдумки. Среди ясного неба гремит гром. Перепуганные птицы слетают с деревьев, а прохожие шарахаются в стороны. Это вовсе не гроза, а тогдашние байкеры выехали на улицу на своих сколоченных самокатах. В ушах сплошной гул, а из-под железных колёс искры летят. Ехать можно стоя, а с горы вприсядку и даже сидя. Ветер в лицо, а грохот такой, что даже собственного голоса не слышно, а горланить охота. И тогда я начинаю от восторга петь что-то очень заводное и даже пританцовывать на самокате!

Мы поедем, мы помчимся
На оленях утром ранним!



-3-



Был среди нас один мальчишечка странный. Все пацаны как пацаны – лазают в чужие сады, рвут штаны на заборах, бегают по крышам и гоняют голубей. Настоящее советское детство. А Колька всегда сам по себе, в сторонке, прилизанный такой и чересчур вежливый. Глянулся я ему, когда песни распевал и предложил он мне свою дружбу. Сначала я насторожился и долго чесал затылок. Что этот Колька может дать мне взамен речки и самоката? Оказалось, что родители купили ему магнитофон, а на то время такая вещь была в диковинку. Все по старинке пластинки крутили, а тут бобины с магнитной лентой. Чудно! На этот магнит любую песню можно записать и даже свой голос. Было очень забавно, когда я заговорил из динамика. Кольку водили на уроки музыки, и ему ужасно надоело таскаться со своей скрипкой. Другое дело поставить кассету с папиным джазом и кривляться целыми днями перед зеркалом. Он и меня этому обучил и теперь мы вдвоём корчили рожи - одна смешнее другой. Так и подружились. И вот однажды покривлявшись вволю, Колька открыл шкаф с зеркалом и, глянув на меня загадочно, поманил в середину. Там было темно и таинственно, как в сказке. Мы оставили только узенькую щёлочку в дверце, едва различая себя. Чем заняться дальше я не знал. Зато Колька всё придумал наперёд и нарочно заманил меня в шкаф. Отличное место для онанизма. С раннего детства меня приучали к самостоятельности, поэтому я решил обходится без Кольки. Получив от него инструкции, я теперь прятался в собственном шкафу. Здесь было намного просторнее и главное не воняло нафталином. Однажды мама прикрыла дверцу, провернув ключом два раза, и я оказался в ловушке. Поначалу меня это забавляло, но вскоре я убедился, что самостоятельно отсюда не выберусь. Мама услыхала мой голос, но никак не могла сообразить, откуда он доносится. Что же мне теперь всю жизнь в шкафу сидеть? И я запел жутко грустную песенку, на ходу сочиняя слова о мальчике, которого людоед запер в шкафу, что бы потом съесть. Эта песня очень растрогала мою мамочку, и она сразу высвободила меня, не догадываясь, чем занимался её баловник. С тех пор, я никогда больше не забирался в шкаф, а заодно отучился от вредной привычки. Какой интерес сидеть в потёмках, когда солнечное лето так и манит на деревья. И вот, мы с Колькой сидим на толстых ветках, как две обезьяны и соревнуемся, кто из нас больше съест черешен.

Чижик-пыжик, где ты был?
На Фонтанке водку пил.
Выпил рюмку, выпил две,
Закружилось в голове…



-4-

Когда я переселился в интернате, мне стало грустно. Это произошло неожиданно. Мама считалась одиночкой, а тут ещё я стал прогуливать уроки. Взрослая комиссия на каком-то совете решила, что мама не справляется с моим воспитанием. Они не понимали, что я жил в другом мире и вместо скучных уроков хотел гулять по городу и слушать, к примеру, песни Карела Гота. Взамен скучным урокам хотелось радостного праздника!
Но, как известно, одними песнями сыт не будешь, а в интернате всё же кормили три раза в день и не только макаронами. Но не в лапше в конце концов счастье, и даже не в жареной картошке. Я любил жевать хлеб, которым запасся из столовки и слушать из репродуктора голос Робертино Лорети. Он часто звучал на школьном дворе. Я наслаждался его песнями, подмечая, что они часто грустные и фантазировал. Робертино, наверное, тоже томиться в интернате и скучает по маме и конечно, любит прогуливать уроки. Я не понимал, о чём поёт этот неаполитанский мальчик, но слова его песен мне очень нравились. По многу раз прослушивал их и, запоминая, я потихоньку напевал. Мне казалось, что теперь у меня с ним есть общий секрет, и мы оба знали, о чём поём. Это очень просто, только надо думать о приятном, про мороженое или апельсины. А ещё я пытался представить, как Робертино выглядит. Мне хотелось, чтобы у него был кирпатый нос, а вокруг тёмные веснушки и непременно голубые глаза, как у меня.
В интернате, где я учился, жили сплошные дебилы, кроме меня, конечно. Они не упускали случая покуражится над беззащитным. Проявишь слабину и ты в их руках. Я старался не подавать виду, когда мне пересаливали суп в столовке или отпускали саечку. Больше всех доставалось рыжему Митьке, который так и напрашивался на взбучку. Я в таких проделках не участвовал и всегда жалел Рыжика. Он был похож на моего пушистого кота, с такой же расцветкой, как Митькины вихри. Когда случалось, что и меня обижали, я начинал выговаривать вслух заученные слова из песен Робертино. Мальчишки думали, что это новые ругательства и просили научить их. А вообще, мне очень хотелось с кем-то спеть дуэтом, и вскоре нашёлся такой мальчишка, Лёнька-чудик. Правда, ему медведь на ухо наступил, зато он умел сочинять весёлые стишки про наших учителей и кривлялся не хуже Крамарова. Мы вдвоём напевали эти потешные частушек и вскоре прославились на всю школу. Наше творчество дошло до ушей директора, и он поставил на вид классному руководителю, а «классный» ужасно не любил критики и вообще не признавал юмора. Он обозвал нас дегенератами, и пригрозил, что накормит нас говном, если мы не заткнёмся. Но мы всё-таки продолжали наши гастроли, но уже подпольно. Как видите, в интернате жилось по-всякому и весело и тоскливо. Для дурного настроения причин хватало: двоек нахватаешься, заставляют зубрить, бегаешь по коридору, заставляют мыть полы, и жрать заставляют, когда кормёжка хреновая, а всё равно голодный. Основными зачинщиками потасовок были двое дегениратов – кривой Стас и Чича-зубоскал. У каждого из них была своя тактика, и они всегда тусовались вдвоём отыскивая жертву, какого-нибудь слабока-хлюпика. Его можно было легко вычислить на уроках физкультуры. Затем, Чича провоцировал, применяя дразнилки, замешенные на жутком лексиконе, а Стас появлялся в последний момент пуская в ход кулаки. Эти двое были обижены на весь мир: Чича никак не мог выбраться из 7-го класса, постоянно оставаясь на второй год, а кривой Стас, изображая Тарзана, свалился однажды с высоко дерева и теперь заметно прихрамывал. Бог обделил их счастьем, да и нам не сладко жилось. Мы неохотно повылазили из тёплых одеял и поплелись на стадион, где даже бодрая музыка не могла прогнать наш сон. Учитель старательно выполнял упражнения, а мы вяло повторяли за ним, на ходу рассказывая анекдоты. Не очень-то согреешься от этой физзарядки, стоя в майках и трусах, а вот кое-кому холод был нипочём. Поблизости интерната было село и местные пацаны угощали первачком. Перелезут втихаря через каменный забор и айда на свалку. Я сидел в засаде и видел, как они заедали солёными огурцами из столовки. Заядлый Грифон и кривой Стас хлебнули из загашника и начали цепляться к Витьке Вихрову. Этот очкарик был почти отличником, любил разгадывать кроссворды и спорить на любую тему. Вот и сейчас после зарядки, когда из репродуктора Робертино затянул свою «Ямайку», начались разборки. Грифон съязвил:
- Эй, кто потерял майку?!
Чья майка?
Чья майка?
Витька не догнал юмора и по привычке затеял спор.
- Да нет же! Он поёт про Ямайку. Есть такой тропический остров.
И тут Грифон с Митькой не сдержались.
- Ты что умняк строишь?! В дыню захотел?
А Витька не унимается,
- Говорю вам, это остров! Могу на карте показать.
Митька зашёл сзади, оттянул Вихрову майку и плюнул на спину, а потом ещё хлопнул ладонью, так, что плевок хлюпнул и размазался. Витька снял очки, ожидая удара, готовый пострадать за справедливость. Грифон заехал ему по сопатке. Он не привык к честным поединкам. С носа у Витьки брызнула кровь, а Робертино Лорети продолжал заливаться:
-Ямайка!
Ямайка!
Красное пятно расходилось на белой материи, и Витька вытирая кровь прошептал:
- Слышите, всё-таки Ямайка…
Наверное, ему очень хотелось перенестись на этот остров, подальше отсюда. Я, молча наблюдал за этой сценой, и думал про себя, что я трус.
«Чья майка», неплохо придуман, хихикнул я без особого веселья.
Но инкубаторские пацаны предпочитали другой репертуар:

Цыплёнок жаренный,
Цыплёнок варенный,
Цыплёнки тоже хочут жить.
Его споймали, арестовали,
Велели паспорт показать…



-5-


Но вот, наступает долгожданная пятница, и после уроков мы разъезжаемся по домам. Два сказочных дня такие короткие. Мама встречает с вкусным обедом, друзья-товарищи затевают на улице игры, а потом, набегавшись я слушаю свои любимые пластинки. Наешься, нагуляешься, наслушаешься. Не успел оглянуться – выходные пролетели и опять чёрный понедельник. У нас в школе были ребята, которые даже домой не ездили. Родители-пьяницы их и не ждали вовсе. А некоторые жили в пригородах и поэтому возвращались в интернат в воскресенье вечером. Однажды и я приехал в школу на выходные, на то была уважительная причина. Задумали как-то наши пацаны с деревенской братвой наперегонки речку переплыть. А дело было осенью и не каждый решится искупаться. Ну, как я мог упустить такое событие. Вот только плавать я не умел, но никому не признался. Очень хотелось, чтобы Антип выиграл, говорили, что он плавает, как Тарзан. Он такой юркий, что физкультурник наш нахвалиться не мог. Высокий и плечистый - словом, не Антип, а настоящий Аполлон по всем категориям. Пришли мы значит на речку, а тут дождь собирается. Делать нечего, раз спор такой вышел. Я стою одетый в сторонке, как белая ворона, и тут ко мне Чича подруливает.
- А ты чего не раздеваешься?
- Да я приболел маленько.
- Воспаление хитрости?
- Да нет, простыл кажется.
- А чего за нами увязался?
- А я ваши шмотки присмотрю, а то мало ли что.
- Ну, ладно! – махнул рукой Чича и побежал в воду.
Пока я с ним переговаривался, все пацаны уже на середине реки были, а тут ещё дождь полил сильнее. Сгрёб я всю одежду и сбросил в одну кучу под дерево. Выскочили пацаны из воды, все Антипа поздравляют, и давай разбираться, где чьи шмотки. Всё смешалось и перепуталось.
- Ты чего натворил? – заорал Чича, - где мои штаны?!
С трусами и майками кое-как разобрались, а с брюками и пиджаками сложнее. Они все интернатовски, на один фасон – коричневый вельвет. Долговязый Митька чужие штаны натянуть на себя не может, а на коротышке Чиче пиджак мешком висит. Накинулись на меня обозлённые пацаны, уже собирались по шее мне накостылять, но тут вступился Антип-Аполлон.
- Чего вы к нему прицепились? Сейчас разберёмся.
И он весело подмигнул мне, как хорошему приятелю.
- Главное, что вещи не намокли.
Выход был легко найден - каждый узнал свою одежду по содержимому в карманах.

Эх, яблочко, куда ты котишься?
Попадёшь ко мне в рот, не воротишься!



-6-

Каким бы не было детство – радостным, а может, порой и трудным, жаль с ним расставаться. На смену приходит зрелость, а с ней и новые проблемы. Прыщики на лице и ломка голоса – это пустяки в сравнении с армейской службой.
Наш участковый, дядя Гриша был классным мужиком. Он никогда не читал лекций о хорошем поведении, потому что нам вовсе не хотелось хулиганить. Однажды он достал из кобуры пистолет и дал каждому потрогать, хотя по уставу не положено. Я вспомнил, как в детстве тоже мечтал стать милиционером или военным, чтобы носить сапоги и оружие. Но когда я подрос, на мой адрес посыпались повестки из военкомата, а я совсем не собирался идти в армию. Ну как можно было уезжать с родной улицы, когда Петьке купили мотоцикл «Яву», и он давал нам примерять свой шлем. Вот-вот на экранах появится продолжение «Фантомаса». А тут ещё лето на носу и вся дружная компания будет пропадать на ставках. Но самое главное – это «Битлз». Они заразили всю молодёжь и мы тоже обменивались кассетами, став заядлыми битломанами. Мы старались во всём подражать им.
И тут, мой душевный праздник нарушили уставы, муштра и наряды! Я с тревогой подходил к почтовому ящику, извлекал оттуда очередную повестку, которую с удовольствием использовал в туалете. Наконец, пришёл участковый дядя Гриша и лично принёс мне такую же повестку в военкомат. Он очень не хотел тащить меня насильно и поэтому по-отцовски попросил явиться туда добровольно.
Я решил не подводить его и вскоре, у меня началась армейская жизнь. Но сперва был военкомат, где меня встретили не очень приветливо. Для начала обозвали дезертиром, а когда я объяснил, что вовсе не увиливал от службы, а только хотел дождаться новый концерт битлов, военком ещё больше вскипел.
- Ты слушаешь западную музыку, этих быдлов?!
Я попытался ввести его в наш меломанский мир, но он упёрся рогом. Этот военком, кстати, смахивающий на директора нашего интерната, вышел. Но не из кабинета, а из себя.
- Ты у меня попоёшь другие песни, в строевой шеренге. До седьмого пота будешь шагать! Раз-два левой, левой, левой!!!
- Я пою с детского сада. Помните такую песенку «Жили у бабуси два весёлых гуся».
- Армия - это тебе не детский сад! Привык наверное быть под юбкой у мамочки?
- Что?!
- Гм…Я хотел сказать, привык держаться за мамкину юбку. Не выводи меня из терпения. Марш на медосмотр!
Врачи здесь оказались не лучше. Они раздели меня догола, щупали со всех сторон, а потом, засыпали дурацкими вопросами. Ну, например:
- Если полкурицы снесёт яйцо, сколько всего будет?
- А вы сами не знаете? Хи-хи.
- Я то знаю, но хочу убедиться в твоей сообразительности.
- Всё очень просто. Полкурицы снесёт половину яйца.
- Не прикидывайся полоумным.
- Почему вы всё делите пополам? – удивился я. Любопытно узнать правильный ответ вашей загадки.
- Полкурицы вообще не бывает, критин!
- Тогда зачем спрашивать всякую ерунду? – вспылил я.
- Меня предупредили, что ты непростой орешек. Ну а, считать ты умеешь?
- Вообще я не любил ходить в школу, но давайте попробуем.
- Если порция мороженого стоит пять копеек – сколько ты заплатишь за десять порций?
- Во-первых, я столько не съем, оно же быстро тает. И потом, доктор, где вы видели такое дешёвое мороженое. Хи-хи.
- Ну, хорошо, допустим его цена пятьдесят копеек. Тебе же хуже. Так сколько будут стоить десять порций?
- А-а-а, это другое дело. Шоколадное, наверное. Значит, десять порций по пятьдесят копеек, это примерно…
- Как это примерно?! Ты что, не умеешь умножать?!
- Я же говорил, что часто прогуливал уроки, а математику особенно не любил. Зато по пению у меня всегда были «пятёрки».
- Да ты парень и впрямь идиот! Пожалуй, тебя нужно определить в стройбат. Отличная служба - копай глубже и кидай подальше. А главное – думать не надо!

Тили-тили, трали-вали.
Это мы не проходили,
Это нам не задавали…



-7-

Да, служба в армии началась у меня не очень весело. «Старики» накинулись на нас как голодные тараканы на кусок колбасы, оставленный на кухне. Самым лакомым кусочком для них стали мы - я и мой новоявленный товарищ по несчастью. В прошлом водитель трамвая и опять еврей. Мы оба были подходящей кандидатурой для издёвок – хилые городские хлюпики. Будущие дембеля как на подбор, все деревенские парни и конечно завидовали нам. Мы катались в метро и ели эскимо на палочках, а они его и в глаза не видели. Мне было немного полегче, потому что рядом были надёжные друзья. Я имею ввиду не трамвайщика Мойшу, а ливерпульскую четвёрку. Стоило мне затянуть их песню на ломанном английском, и вся хандра враз пропадала. Я тщательно подбирал себе репертуар под настроение. Драишь, к примеру, пряжку или моешь писсуары. Здесь очень подходит что-нибудь бодрое и весёленькое. А если становилось невмоготу, то и песни напрашивались грустные. За несколько дней до ухода в армию я включал свою «Яузу» и слушал с утра до вечера любимых битлов. Рядом сидел мой друг Валерка, с модной причёской до плеч, в кричащей майке с непонятным рисунком и вальяжной походкой. Очень яркий тринадцатилетний парнишка с особыми взглядами на жизнь. У него были приятели, которые помаленьку занимались фарцовкой, Они выделялись от остальных прикольной одежонкой, и постоянно мяли во рту жвачку, добытую у интуристов. Но главное, Валерка с первых рук доставал пластинки «Криднс», «Лед Зеппелин», «Дорс». С битлами было сложнее, поэтому довольствовались магнитной записью. Ужасно не хотелось идти в армию и расставаться с другом. Но что поделать, у каждого человека бывают чёрные полосы в жизни. Больше всего запала мне в душу песня «Битлз» о девушке. Слушаю её, и мне кажется, будто в ней поётся о том, как я уезжаю из родного дома, расстаюсь с мамой и прощаюсь с Валеркой. Я запоминал мотивы и слова песен, чтобы потом напевать их себе под нос, когда кошки начнут скрести по душе. Эти парни стали моими родственными душами и всегда поддерживали боевой дух, когда он падал. Бывало, засыпаешь, тихонько напевая себе под нос, и чувствуешь, что обретаешь крылья. Впрочем, полёты приходилось совершать наяву – с кровати на пол. Так развлекались «старички», переворачивая кровати «салаг». Через секунду я уже валяюсь вперемешку с матрацем, подушкой и одеялом на полу. А в воздухе летают чьи-то сапоги и портянки. Иногда их использовали против храпунов. Выберут самую вонючую и брякнут спящему под нос. Он вскоре затихает. А то и водички холодненькой подольют в кроватку. Одного храпика ухитрились вместе с кроватью вынести прямо в туалет. Представляете его впечатления, когда он проснулся. Всё это мне напомнило интернатскую жизнь, и я пришёл к выводу, что детства у нас в армии ещё больше прибавилось.

Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Нажраться до отвала –
И нету других забот.



-8-

Копая глубокие траншеи, мне вспоминалась пословица врача-психиатра про лопату. Его бы сюда загнать, пробурчал я, мурлыча под нос какую-то песню. Но это были только цветочки, а ягодки поспели, когда привезли грузовой состав с кирпичами. Его разгрузку я запомнил на всю жизнь. На ум пришёл фильм про концлагерь, где пленные таскали огромные камни. А мы хватали по пять кирпичей в один ряд и столько же в другой. Тут я быстро научился считать. Обхватишь их в тиски как гармошку и пока донесёшь, руки онемеют. Короткий отдых, когда идёшь за следующим грузом. В глаза летит пыль с кирпичными осколками, ноги дрожат, а рук и вовсе уже не чувствуешь. Начинает ломить спину, а кирпичам нет конца. Зову на помощь ребят-битлов, пытаюсь напеть их песню. Ничего не выходит! Наверное, мои кумиры не надрывались на такой каторге, потому и песенки у них слащавые. Не могу я сейчас петь про любовь и тогда переключаюсь на «Роллинг-стоунс». Не сочтите это предательством! Дерзкие, кричащие песни камнепадов очень подошли к моим кирпичикам, и я запел, скрипя зубами.
Чувствую, моё тело наливается силой. Открылось второе дыхание, и кирпичи уже казались не такими тяжёлыми. Когда мы жевали сухой паёк, ко мне подсел один из дембелей, самый беспощадный к «салагам».
- Ты что это там напевал сегодня? – спросил он, раскусывая сахар-рафинад.
- Да, так, ничего особенного, - стал выкручиваться я.
А про себя думаю, сейчас начнёт перевоспитывать по комсомольской линии, а ночью ещё «тёмную» устроит.
- Давай колись. Я же слыхал, как ты по-английски чё-то канючил.
Пришлось сознаваться и раскрыть свою тайну про битлов. Иван сразу заулыбался, потому что и сам любил слушать этот квартет. Я пригляделся к нему, не шутит ли он, и вдруг подметил его сходство с Ленноном – такой же заострённый нос с горбинкой и тонкие губы, ещё бы круглые очки и вылитый Джон. А Иван, словно читая мои мысли, опять улыбается:
- Мне говорили, что я на их главного похож, - и затем добавил, - А ты на их ударника смахиваешь.
- Точно! – оживился я, - Ребята мне говорили, что я на Ринго похож.
Как бы там ни было, я очень обрадовался встрече с меломаном. Оказалось, что не все деревенские такие забитые, как мне казалось. Иван играл на гитаре и пел на слух битловские песни. Вот так, мы и подружились, уединяясь в радиоузле.
Я получил полную амнистию и был в почёте среди дембелей. Мне даже удалось замолвить словечко про Мойшу, чтобы его тоже не обижали. Он был очень благодарен за это, хотя, к своему позору не знал битловских песен. «Старики» оказали мне особое доверие и послали с одним старослужащим в самоволку. Мы раздобыли первачок и сразу перелили его из грелки в банку, чтобы не натянуло резиной. Самогоночка с салом и зелёным лучком хорошо пошла под поп-музыку. Иван фальшиво наигрывал на семиструнке, а я также фальшиво напевал из репертуарчика наших любимцев. Мы вспоминали друзей с гражданки, и нам было хорошо. «Битлз» творили настоящее чудо, и теперь, я мог спокойно спать по ночам. Сплю я как убитый, и чувствую, кто-то меня за плечи трясёт. Открываю глаза и вижу над собой старшину. Красный как сеньор Помидор, а я, выходит - Чиполино? Наверное, это ещё сон.
- Почему в кровати?! Команды «подъём» не слышишь, - заорал старшина и я догадался, что всё наяву
- Так точно, не слышал, - вяло отвечаю я, протирая глаза.
- Так я тебе уши прочищу! – завопил старшина, ещё больше надуваясь.
Наконец отряхнувшись от сна, я собрался выскочить из-под одеяла и тут обнаружил, что лежу без трусов.
-Видите ли, ти-ли-ти-ли…
- Ты что, спятил обоссался?!
- Так точно! – отчеканил я, поражаясь находчивости старшины. – Вчера добавки компота попросил и вот… Гм.
В казарме хохот, а я шарю рукой под кроватью, трусы ищу. На самом деле, кто-то надо мной подшутил, и ночью подлил водички под одеяло. Старшина вот-вот лопнет от злости.
- Дневальный! Позвать коптёрщика, пускай подберёт что-нибудь этому голоштаннику.
Рядовой К. За нарушение дисциплины два наряда вне очереди!
- За что же, товарищ старшина? Я не виноват, оно как-то само по себе. Это вам не краник, чтобы закрутить.
- Ты хочешь сорвать нам показатели?! С минуту на минуту прибудет товарищ майор, а ты тут детский сад устроил. Три наряда вне очереди!
Короче говоря, за прерикательство и ненадлежащий вид меня посадили на гауптвахту – чистить картошку и мести территорию. Приближалось 1–е Мая, все готовились к торжественной строевой и старшина не хотел рисковать. Я бы так и просидел на «губе» все праздники, если бы не помог случай. Приболел наш запевала, простыл или голос сорвал, а только не получалась у него строевая песня.
- Прошу извинить меня за мой сиплый голос, - проскрипел бывший солист.
- Ну, всё! Обосрались! – схватился старшина за голову и помчался докладывать майору о происшествии. Дела были плохи. На праздник ожидали генерала, а майор ждал повышения по званию и вот, из-за какой-то песни всё могло сорваться.
- Вы у меня сами запоёте! – набросился майор на старшину, - и не просто строевую, а оперную арию из «Паяца»!
- Виноват, слов не знаю, - затрясся старшина, опасаясь разжалования.
И вдруг они оба замерли и кинулись к окну. Их взгляды были устремлены на меня, а я тем временем мёл асфальтную дорожку и что-то напевал. Песня мне во всём помогала. Пока начистишь два ведра картошки, весь концерт сержанта Пеппера пропоёшь.
Старшина сперва возражал, мол, не положено напевать заграничные песенки, а то ещё наряд схлопочу. Но я всё же был верен моим битлам и даже будучи пленённым, не забывал их песни. Старшина, что-то лопотал про меня, докладывая майору о нарушении дисциплины:
- Поёт и поёт неизвестно о чём. Кажись, про какого-то иностранного генерала Пеппера.
Выходит, наш старшина с перепугу, знаменитого сержанта в звании повысил.
- Вау!!! – обрадовался майор. – Вот вам и запевала! Но, почему он с метлой?
- Отбывает на гауптвахте десять суток, - доложил старшина.
- Да я вас самого на десять суток под домашний арест упеку! – прорычал майор. – Совсем распустились! Талантов перед носом не замечаете! Или вам медведь на ухо наступил?!
- Так точно, медведь!
В итоге, всё закончилось благополучно. Промаршировали мы на «отлично» и строевая песня генералу очень понравилась. Потом мы её немного переделали:
………..
………..
………..
………..

(не цензурно)






Эпилог


На следующую ночь я заступил в наряд и после отбоя заглянул в радиоузел. Там на коротких волнах звучали песни Маккартни. Я знал, что у него юбилей и прильнул к приёмнику. Впереди нас ожидали новые концерты: знаменитый «Эбби роуд» и сладкозвучный «Лэт ит би». Потом произошёл печальный распад битлов, погиб Джон Леннон, умер Джордж Харрисон. Но тогда нам казалось, что они навсегда останутся вместе, и ещё долго будут радовать своими песнями. Точно так же иногда веришь в вечную молодость и общее счастье для всех. Вот так песни, сопровождали всё моё детство и юность, весёлые и грустные дни, месяцы и годы. Это здорово – сидя на горшке напевать «Пусть всегда будет солнце!». Или когда на территории интерната звучит чистый голос Робертино Лорети, без которого там не выжить. И наконец, любимая четвёрка, поющая о вечной любви. Всё-таки песня – это великая сила! Она приносит не только стать популярность и славу, но помогает в трудные периоды жизни. Особенно, вдали от дома. Я возвращался домой с большим волнением, надеясь, что мой друг на гражданке, Валерка, не утратил интерес к битлам, а заодно и к своему товарищу…

Всё мне дорого, в старом городе,
Где увидел тебя первый раз, -
Возмужала здесь наша молодость.
Здесь и дружба у нас родилась…

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru