Сергей Дмитриевич Сазонов - Живем - Сергей Дмитриевич Сазонов
Скачано с сайта prochtu.ru
Ж И В Ё М
В 20-м веке действие многих
фильмов о будущем разворачивалось
именно на свалках.
Дед Вован.
- Сидишь, Ген?
Прямо надо мной слышится знакомый голос. И тут же с ним возникает простая мысль: «Люди разные, как и их голоса. Можно не открывая глаз, на слух, догадаться кто рядом. Это дед Вован».
Мысли не могут ходить поодиночке. По крайней мере, у меня это так. Одна тут же тянет за собой другую: «Голос - сугубо индивидуальное, как отпечатки пальцев. Или нет? Говорят, голос можно подделать. А человека?..»
- Ждёшь? Это хорошо.
Всё тот же голос рвёт логично выстраиваемую цепочку. Мысли обиженно улетучиваются, оставляя после себя послевкусие застарелой тоски.
- Двинься-ка.
Пододвигаюсь. Дед Вован усаживается на лавочку рядом со мной. Это мой сосед через дом. Мы с ним не то чтобы дружим, так, болтаем иногда. Я подозреваю, что дед Вован ещё не старый. Меня не обманывают его морщины, выцветшие глаза и неопрятная щетина. Вовану до маразмов далеко. Он ещё энергичен, недавно разогнал свою прежнюю сожительницу, изводившую скандалами всю округу, и пустил в свой дом другую. А что лицо морщинистое? Так ежедневное пьянство никого пока не омолодило. И ещё, благодаря всё тому же соседу, я знаю о побочном эффекте алкоголизма – неуёмном желании высказаться. Слава богу, что дед Вован не бестолков, как большинство его собратьев по болезни, с ним интересно. Кажется, это он утверждал, что алкоголизм может передаваться по наследству, то есть на генном уровне. Это нас роднит.
- Ну, как? – интересуется Вован, оглядываясь на окно за спиной, из которого доносится крики роженицы.
Пожимаю плечами.
- Михалыч не сильно того? – дед Вован характерно щёлкает себя по горлу.
- Даже не шатается, - озвучиваю нынешнее состояние доктора.
Вован радуется:
- Тогда всё пучком будет. Сам же знаешь, у Михалыча руки золотые.
Михалыч у нас доктор: терапевт, хирург, стоматолог, дерматолог и прочая, прочая, прочая, всё в одном лице. Он тоже алкоголик, как и Вован, но других докторов у нас нет. Мы сидим на лавочке у его амбулатории, в которой сейчас рожает моя жена.
Наверное, это звучит дико, но и у нас имеется своя амбулатория на две койки. У нас … на свалке! Прикинуть, уж лет пять, как городская помойка стала мне домом, да и не только мне. Нас лишних людей Большого Мира сломленных неудачников, алкоголиков или таких как я, здесь тысячи, а может и десятки тысяч. Полигоны Твёрдых Бытовых Отходов, сиречь (как сказал бы дед Вован) помойки к середине 21 века стали гораздо больше, чем те, что были в 20-м, наверное, раз в сто и занимали собой огромные площади. Иначе и быть не могло. Ежедневно мегаполисы изрыгали тысячи тонн мусора, справиться с которым никакие перерабатывающие комбинаты не в состоянии.
- Мусор – это бич, головная боль любой цивилизации, - назидательно вещал всё тот же дед Вован, - И чем больше развита цивилизация, тем серьёзней эта проблема. Никакой экономики не хватит одолеть её. Следовательно, означенное вселяет надежду – пока существует цивилизация, будут и помойки. Ну, а с ними будем живы и мы. И я больше скажу. Здесь у нас, на свалке образовалось идеальное общество, можно сказать мечта всех утопистов – настоящий коммунизм, - на этих словах дед Вован всегда торжественно улыбался и начинал доказывать своё утверждение, - Во-первых, у нас нет денег. Во-вторых, у нас работают почти все. Заметь, работают, а не служат-обслуживают-руководят как в Большом Мире, работают по настоящему, ручками. А что это значит?
Когда слышишь эту сентенцию в десятый раз на вопрос можно уже не отвечать, достаточно пожать плечами, потому, что местному философу важно самому закончить мысль.
- Физическим трудом при любом строе заняты, в основном, честные и порядочные члены общества. Те, кто похитрее, поизворотливее, стремятся увильнуть от него. И получается, если у нас работают большинство, то именно здесь, на помойке, идеальное общество, гораздо здоровее, чем там, за стеной, в Большом Мире. Вот парадокс!
Я не знаю, коммунизм у нас или первобытный строй, но денег у нас и на самом деле нет. Мы работаем за «палочки», сортируем мусор и сдаём Большому Миру макулатуру, пластик, метал и стекло. Взамен получаем дефицит – табак и спиртное. Остального у нас самих навалом. Но можно на свои трудодни заказывать и другое. Мы с женой наш домик с крохотной кухней поострили за эти самые «палочки». Можно было, как делают многие, слепить себе жилище из досок и щитов, но мы с женой захотели себе цивильное. Мы с ней не хотели заводить ребёнка, пока не будет своего, нормального дома.
- Малыш должен прийти в свой родной дом, - повторяла жена.
Мы не одни такие. У нас есть целый квартал похожих домиков.
Ну, вот, дом у нас есть, а жена сейчас рожает. И если бог есть, то слава ему, что наш доктор пока не напился и сможет принять роды.
Крики жены за окном то затихают, то возобновляются. Переминаюсь.
- Волнуешься, Ген? – спрашивает дед Вован.
Киваю в ответ.
- Может, выпьешь? – сосед показывает горлышко бутылки, торчащее из кармана.
Отрицательно мотаю головой. Я вообще мало пью. Не нравится мне.
- А я приму маленько, за удачу, - сообщает Вован и прикладывается к бутылке.
Крякнув, он утирает губы и продолжает ободрять меня:
- Ты не трясись. Михалыч на ногах, Генка твоя – баба здоровая. Всё хорошо будет, Ген.
Так и хочется крикнуть ему: «Да не Генка я!» Мама с папой Вадиком меня нарекли. И жена моя тоже не Генка. Но здесь нас так принято называть. Мы, и я, и жена, и сотни подобных нам – трансгенные люди, мутанты. Ещё в начале 21 века учёные экспериментировали с фруктами-овощами, вводя в них гены животных. Мы, здешние Гены – потомки тех, кто ел эти модифицированную пищу. У меня, например, четыре уха, а у моей жены кожа зеленоватая, чешуйчатая. Нам это нисколько не мешает, а вот Большому Миру мы не ко двору, портим не только вид, но и наследственность человечества. Таким как мы в Большом Мире места нет. Нам ещё повезло, что мы оказались на свалке. Шептались, что ТАМ существуют специальные отряды по ликвидации мутантов.
- Это как при Сталине, - поражал своей эрудицией дед Вован, - Был такой правитель. После какой-то там своей войны он убрал с улиц всех калек, чтобы те своим видом не портили облика городов.
Дед Вован – обычный человек, не мутант и относится к нам хорошо. На помойке к нам все нормально относятся. Здесь неважно, сколько у тебя ушей или где находятся твои глаза. Здесь человека определяют по его поступкам. А что до Большого Мира? Помойки и лишние люди будут всегда, как аверс и реверс одной монеты.
Крик жены срывается и через несколько тягучих мгновений сменяется детским криком. Мы с дедом Вованом вскакиваем со скамейки, ждём. На пороге появляется наш эскулап со свёртком в руках. Осторожно забираю ребёнка себе, разглядываю сморщенное, красное личико. Мой! Мой!
Михалыч принимает бутылку из рук Вована, хорошенько прикладывается к ней и, жмурясь на солнце, изрекает непонятно по какому поводу:
- Живём!
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru