Юрий Юрьевич Елисеев - Рассказы бабы Нюши. Хуюмушечка, змея и Зойка Розенгольц. - Юрий Юрьевич Елисеев
Скачано с сайта prochtu.ru
За исключением старшей дочери хозяйки, живущей второй год с мужем на ПМЖ в Германии, в городе Ганновер, и сына, отправленного на отдых в лагерь, можно было бы смело заявить, что вся семья Степановых в середине лета пребывала на даче.
О ту пору обыватели пространства СНГ не приобрели ещё постсоветского стойкого иммунитета к сенсациям из серии "плохих новостей", посредством телевизора распространявшихся с ультракосмическими скоростями. Люди были в большинстве своём наивными, в плохое верили мгновенно, аналитическое мышление отсутствовало напрочь. Поэтому когда с телевизора впервые было выпущено и пошло гулять красивое слово "сальмонелла", да ещё и с пространными объяснениями специалистов о том, что оно означает, люди отреагировали мгновенно и предсказуемо -перестали покупать яйца кур. Впервые тогда же яйцо драматически подешевело, но и такая мера не привела к сколько-нибудь существенному повышению спроса. В преддверии надвигающейся беды народ изменил своим вкусовым пристрастиям. Никто на участках не жарил глазунью, не варил яйцо всмятку (да и в крутую тоже не варил!). Зато стали много потреблять овощей (в основном - со своего огорода). И семья Степановых в этом отношении исключением не была. Кроме того, настенный перевёртыш напоминал дачникам, что на дворе царит июль, так что имелись виды на грибы.
Всю последнюю неделю мужчины долбили-пилили, стучали, незлобиво переругиваясь, а в перерывах сыпали длиннобородые сальные анекдоты и сами же похохатывали над ними. Поначалу обновили забор. Потом чего-то доделывали на крыше. Полы наверху дружно положили за два дня, и начали обивать внутренние стены вагонкой. А затем - как сказали - наружку будут отделывать закупленным сайдингом. Весной в семье сравнили цены, подсчитали сколько денег сожрёт дом, если нанимать людей со стороны, прослезились, и решили всё делать самим, включая и окосячку проёмов на втором этаже. За дело рьяно взялись папа и дедушка. Для ускорения процесса пригласили родного маминого брата дядю Володю и двоюродного маминого брата дядю Юру. Хозяйка (она же мама) предложила было мужчинам ещё приделать балкон на фасаде, хотя бы небольшой - чтобы она могла бы после завтрака или вечерами (короче, когда ей заблагорассудится) выходить туда в льняном или ситцевом платьице и делать ручкой проходящим соседям, дабы те млели от её вида, - но мужчины её как-то резко не поняли и осадили, причём грубо.
"Отправили меня на кухню, а вообще, посоветовали больше заниматься цветами, и не лезть в их дела! Вот откуда, спрашивается, такое отношение? - пожаловалась хозяйка бабушке. - Словно у нас царит патриархат архаичного типа, а не современное - извиняюсь! - демократическое общество. Ну ладно - Сашка мой (и то не привыкну никак к его выкрутасам), но ведь и папа поддакнул! - вот что обидно."
"Не обращай внимания! - бросила в ответ старушка. - Это у папы стайный инстинкт сработал. Да и ты, честно говоря, уж как-нибудь без балкона-то на даче разве не обойдёшься, а? Ну перед кем ты будешь тут кочевряжиться? Поди, не в элитном посёлке живёшь! И ребята совсем не хоромы возводят, а так - чтобы просто летом пожить."
"Ну не скажи! На участках многие отопление всесезонное ставят, да и дома возводят будь здоров! Я когда к старшей в Германию ездила, так их мелкие чистенькие европейские домишки в Ганновере по сравнению с теми, что у нас на седьмой линии высятся - так просто плюнуть и растереть! Такая разница!"
"Ну ладно, ты как знаешь... Мужиков обихаживай, готовь им, а я пока младшую нашу отсюда уведу. Нечего ей здесь стуки да ругань мужицкую выслушивать! Да и мне всё это их строительство по ушам бьёт."
"И куда это вы намылились?"
"В лес пойдём. Куда ж ещё?"
"По грибы? Так сейчас не сезон. Да и ягод мало уродилось."
"Ой! А можно подумать, ей это интересно! - показывая рукой на верх и громко, чтоб слышно было собственно внучке, развалившейся в шезлонге в беседке с томиком Мериме в мягкой обложке, ещё советского издания, перетащенного когда-то из дома на дачу. - Наташенька! Ната!"
"Чего, бабуль?" - нехотя откликнулась та.
"Готовься! Сейчас в лес пойдём!"
"А как, интересно, готовиться?"
"Ну как... Штанцы обязательно напяль. Без штанов ты себе все коленки о ветки окорябаешь! И рубашку с рукавом длинным, чтоб комарьё не закусало. Можешь и куртку какую заодно надеть."
"Да понятно, понятно! Сапоги?.."
"Ебстебственно!"
Бабушка с внучкой дошли до границы участков, пересекли пустую бетонку, по которой часто выезжали зенитчики для тренировок, а так ездят лишь местные на старых авто, да ребятня гоняет по вечерам на мотороллерах, и зашагали вдоль обочины.
Наташка всем видом старалась показать, что не очень-то она и рада их теперешнему путешествию.
"Идём как две чухонки."
"А кто нас видит? Кому мы нужны?"
"Да ну! Видят. С машин видят. Эх, лучше б я дома осталась."
"Хватить бубнить! Кстати, мы действительно поздновато отправились. По грибы обычно с утреца выходят, с первым солнышком."
Минут десять они бодро прошагали вдоль трассы - по удобью - затем свернули в лес. Лето выдалось мокрое, и хотя вторые сутки светило солнце, трава в лесу везде держала воду.
"Нет, ну ни фига себе - сколько росы!" - Удивлялась внучка, распыляя дымку из брызг вокруг сапог при каждом шаге. - И чего мы здесь насобираем? Даже наклоняться неприятно. Бррр!"
"Подожди, мы ещё до черничника не добрались."
"А скоро он будет?"
"Откуда ж я знаю!"
Вскоре они вступили в заросли папоротника, и вдруг, именно там, в папоротнике, где практически никогда не бывает грибов, старушка присела, сказала "Ну-кась..", а распрямилась уже с широкой улыбкой, держа за ножку в вытянутой руке зрелый колосовик!
"Смотри - первый белый!" - крикнула она внучке, повертела грибом и засмеялась. Наташка ахнула и принялась разбрасывать палкой мокрые листья папоротника вокруг, но, сколько ни искала, ни одного гриба больше не обнаружила.
"Блин! Ну почему такая несправедливость! Тебе всё, а мне ничего?"
"Не беда. Пойдём. - сказала бабушка. - Заначка у нас, считай, есть."
Они пересекли просеку и вошли в новый лес, который, как сказала бабушка, должен был бы быть точно грибным. Но там они нашли лишь с десяток сыроежек, тройку польских и столько же свинух.
"Грибы - они ещё в канавках любят прятаться, - учила бабушка внучку, указывая на канавку, очевидно прорытую машинным образом по краю просеки вниз на два штыка. - Ты пройдись там до конца, посмотри, а я пока тут посижу, отдохну. Заодно корзинку нашу посторожу. И повнимательнее там! Чтоб змей, гляди, не было!"
Наташка прошла всю канавка туда и обратно, и наковыряла со стенок с десяток белых. И то, что насобирала она их сама, очень Наташку обрадовало. Потом они снова ходили, ходили, дошли до молодого сосняка, выросшего на месте старой вырубки, поискали и там (местные бабы брехали, что в сосняке растут подосиновики и маслята встречаются), но там вообще ничего не нашли.
"Ерунда какая-то! Всё, надоело! Не хочу больше грибы искать!" - крикнула Наташка, выбравшись из сосняка.
"Ладно. - согласилась старушка. - Чего-то действительно везде пусто."
"Давай посидим, что ль, немного. А ты мне, бабуль, чего-нибудь расскажи."
"А чего ж тебе рассказать-то?"
"Ну... Чего знаешь. Про старые года расскажи."
"А чего тебе про них рассказать? Я ж не знаю, чего тебе там интересно."
"Ну.. Всё! Вообще... Как вы жили, чего пели, во что одевались? Ну вот... Когда тебе столько лет было, сколько мне сейчас. Как вы тогда жили - без интернета и мобильников?"
"Ха! Как жили? Вот, кстати, хорошее местечко, где посидеть... И черники много кругом. Ты давай там на чернику-то налягай, она крупная от дождей разродилась... - а я покамест подумаю, чего тебе рассказать-то... Как жили, как жили... Да очень просто мы жили! Ни у кого этих мобильников тогда и в помине не было! Ни у нас, ни у американцев. Ни у кого вообще! Так что мы совсем не тужили от их отсутствия."
"Я понимаю, но вообще, если честно, такой жизни даже не представляю!"
"А-а-а! А я застала время, когда даже и телевизоров-то в домах не было, не говоря о компьютерах этих. Да-да! Вот радио было - одна радиоточка. Чёрный круглый репродуктор - вот как в фильмах показывают. С одной программой. А других программ и не было! Никаких иных "волн" и никакого "ФиЭм-диапазона."
"А что, и у вас был репродуктор?"
"Был. А то как же!? Да у всех были такие. Где-то в одиннадцать вечера передачи заканчивались, ночь проходила в тишине, а в 6 утра начиналась трансляция. Звучал гимн Советского Союза... А после гимна в течении получаса шли Песни о Сталине. Это уже после войны. Как сейчас помню: "Сталин - наша слава боевая, Сталин нашей юности полёт..." Или, допустим: "Выпьем за Ленина, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальём!"
"Как смешно!"
"Ну... В общем, да. Мне тогда как вот тебе сейчас годов было, и я вот над этим и тогда тоже сначала подсмеивалась. Но мы потом как-то эти вещи мимо ушей научились пропускать."
"Спасибо! Вот теперь я знаю, что такое тоталитарный режим!"
"А вот я, представь, этого термина до сих пор не понимаю! Что значит "сталинский тоталитарный режим"? И как он - якобы! - сгибал народ? Жили мы, конечно, если с нынешним благосостоянием сравнивать, бедно. Просто - чего греха таить? - нищенски. Но мы этого как-то не ощущали. Я, например, искренне считала, что живу в самой лучшей, самой прекрасной, самой свободной и справедливой стране на свете! И что мы все в принципе живём неплохо. В Европе только что закончилась война, а до того там правил Гитлер, которого мы, между прочим, в конце-концов победили, Америка была далеко, да и мы по ней особенно не сохли, и вообще, о ней не думали. К тому же там реально в те года притесняли негров. Они, кстати, сейчас и сами это признают. В Азии люди жили точно беднее нас, не говоря уж об Африке. Так что собственную бедность мы особой бедностью как-то не считали, а считали временными трудностями, которые мы обязательно преодолеем! И между прочим, получалось! Сейчас не могут десятилетиями страну поднять, а у нас на удивление быстро тогда всё отстроилось, и к пятидесятым мы уже по-другому зажили. Реально! И никто не ныл! В 49-ом, помню, когда Сталина юбилей праздновали, или позже, на меня больше всего вестибюль станции Арбатской произвёл впечатление. Там аккурат напротив эскалатора в такой... (бабушка несколько раз щёлкнула пальцами, как бы помогая себе этим повернее подобрать слово) нише - закруглённой, что ль, сверху?.. - портрет Сталина выложили. Из мрамора розовато-коричневого такого. Ух красивый был! Во френче. В полный рост. На фоне знамён. Очень солидно смотрелся, особенно с эскалатора. Поднимаешься, и тут на тебя надвигается Сталин. Во-первых, он становился всё ближе и больше, а потом он рос: то есть сначала ты видел голову, плечи, а потом и всю фигуру целиком. И вот - поверишь ли? - мне больше всего жалко было после развенчания "культа личности", когда не стало там этого Сталина. Вот кто им дал право посягать на произведения искусства? Не они создавали, не им и сносить - я так понимаю! Это же метро - оно всё при Сталине построено, и по проектам сталинистов. Так теперь, чего, значит, и метро сносить? Как "сооружение, несоответствующее новым взглядам на эпоху"? Идиоты - слов других нет!"
"А чего там теперь на том месте?" - поинтересовалась внучка.
"А там ниша так и осталась, просто она белым замазана."
"Так может, портрет просто закрасили, и когда-нибудь можно будет восстановить?"
"Ой, не знаю..."
"Да! - ты про радио говорила, бабуль, а тебя вдруг в сторону снесло..."
"Ах! Ну да! Так вот: я радиоспектакли любила слушать. Их по вечерам транслировали. Это даже, я тебе скажу, мне тогда интереснее фильмов казалось. Фильмы что? Показывает тебе рожи такого-то и такого-то персонажа, и ешь его, как говорится, со сметаной! Да ещё деньги за это плати! А в радиоспектаклях звучит только голос, а образ ты можешь дорисовать сама, какой захочешь. Да тебе, небось, неинтересно то, что я говорю?"
"Нет-нет, бабуль! Очень интересно! А куда потом репродуктор делся?"
"Я уж и не помню. Выбросили, наверное. Зачем барахло-то копить?"
"А дальше чего было?.." - спросила Наташка, срывая черничные ягоды и засовывая их в рот. Просто так спросила, чтоб бабушка что-то рассказывала, а она ела.
"Да... А потом Сталин умер. А потом Берию арестовали. Помню, иду я мимо помойки нашей - а там портреты Берия в кучу свалены. Так страшно мне стало, аж передёрнуло всю! Я домой. Бегу, кричу: "Мама, мама, там какая-то диверсия! Портреты Берия на помойке!" Все шушукаются, и ничего не понимают."
"Смешно..."
"Это тебе сейчас так кажется, что смешно. Тогда вовсе никому это так не казалось!"
"А потом что было"
"Потом-то? Берию расстреляли. Я уже тогда лаборанткой в институте работала. Ой, а сколько китайцев тогда запустили на учёбу - ой! По договору с Мао Дзе Дуном. Им специалисты нужны были - экономику ихнюю поднимать. И стали мы все демократичные-демократичные, а с точки зрения китайцев - ревизионисты. Ну, этому Мао мы тож отплатили. Стали говорить: Мао Дзе Дун - старый пердун!". Вот...
"Ха-ха!"
"Неофициально, конечно. А ты, чего, не слышала?"
"Откуда, баб? Ты сама подумай!"
"Да... Помню, там один китаец был. Имя у него такое... С запашком - Ху Ю Му. А мы его звали Хуюмушечка. Кто впервые слышал, покатывались со смеху!"
"А он как реагировал?"
"Да нормально. Улыбался. А вот другой был китаец... Тот был, конечно, интереснее. И воспитание у него чувствовалось. У нас тогда как раз только транзисторы появились (тогда так приёмники назывались переносные), так он всё охал: "Вот бы моя мама порадовалась. У неё тоже приёмник был когда-то!" А мама-то его была не из простых. Он говорил: "У моей мамы стопы маленькие-маленькие, их специально в колодке сажали, чтоб они не росли." Мы его маме сочувствовали. Вот, мол, какие дикие нравы. А ведь это только у вельмож больших так с девочками обходились. Но мы-то не знали тогда! Короче, когда он уезжал, мы решили тому китайцу, точнее, маме его, приёмник подарить. Скинулись, купили (не помню уж чего: "Спидолу" или "Спутник"), и когда ту группу обратно в Китай провожали, вручаем мы ему приёмник для его мамы. Он благодарит, но не берёт. Мы ему : "Да ты чего, чудак! - это ж даже не для тебя, а для мамы твоей!" А он: "Спасибо, - говорит, - только взять такой дорогой подарок даже и для мамы я не могу, потому что это может вызвать зависть моих соотечественников." Так и сказал. И не взял."
"А как звали того китайца?"
"Ой, сейчас и не вспомню. Я и Ху Ю Му-то запомнила, вот именно потому что мы его Хуюмушечкой назвали. Да.. Интересные они люди. Вот знаешь, сейчас-то Китай так быстро поднялся, и никто этому делу уже и не удивляется. А тогда Китай был нищей страной, и на него смотрели сверху вниз немного. Но, знаешь, мы смотрели на "своих" китайцев, и иногда даже оторопь брала: чувствовалось, что эти далеко пойдут, и немногие народы устоят перед ними. Вот, если наших взять - то мы и погулять любим, и полоботрясничать. Мальчишки и напьются, бывает. И учились многие кое-как. А эти..."
"Трезвенниками, что ль, были?"
"Все как один! Пьяными я их, во всяком случае, точно не видела. А учились все - вот не поверишь (их же тьма была в институте) - только на "хорошо" и "отлично"! В институт с общаги и обратно строем шагали. Выстраивали их вожаки, типа комиссаров, в три колонны, и так они по улицам и ходили. Русскому очень быстро обучались (уж не знаю, что за программа у них была!). Вот так. А девчонки днём учились, а ночами ещё и одёжку себе перевязывали. У нас тогда дотация была на детскую одежду для стимуляции рождаемости, так вот китаянки как приспособились: покупали детский трикотаж, распускали нити, а ночами себе кофточки и платьица из этих нитей вязали. Вот такие упорные и целеустремлённые были."
"А вы разве тогда были другими?"
"Да говорю же: нас они считали ревизионистами, проеденными буржуазной идеологией. Это ж после смерти Сталина уже было. Наверное были проеденными, не знаю. Вот с Америкой, у нас, например, тогда очень напряжённые отношения шли, но кино их, американское, мы с удовольствием смотрели. Помню, пришли мы к китайцам и говорим: "Айда в кино!" Те спрашивают: "Что за фильм будет?" Ну а нам-то всё равно, лишь бы потусить. К тому же именно об этом фильме тогда говорили, что он хороший, какие-то призы завоевал. "Марти" назывался, как сейчас помню. Мы говорим: "Марти", отличный фильм. Те: "А он чей" Мы говорим: "Американский". "Нет, мы не пойдём" "Почему? - спрашиваем. - Ежели у вас копеек не хватает на кино, то мы добавим!" А они говорят: "Дело не в деньгах. США нас в ООН не принимают." Мы: "Вы чего - идиоты? Из-за того, что США вас в ООН не принимает вы в качестве протеста не пойдёте на их фильм? И кто о вашем протесте кроме вас узнает?" Те: нет и всё! Ни в какую! Та и не пошли. Вот это нация!"
"А что, разве Китай в ООН не принимали?"
"Да. Американцы им в палки в колёса чуть не до семидесятых годов вставляли. Тогда место Китая в ООН Тайвань занимал. Это потом, американцы в пику нам с китайцами отношения наладили, и в ООН приняли. А у нас тогда как раз с китайцами отношения испортились."
Бабушка присела, и тоже принялась объедать чернику с куста.
"В принципе, прожить можно спокойно всё лето на грибах и на ягодах. Сестра мне, помню, рассказывала, как их в войну на заготовку дров послали. Так они сами себе по два ведра в день грибов с лесу собирали! Суп варили и жарили. И весело было, говорит. А как я ей завидовала тогда, ты бы знала! Мы ж все на карточках сидели. Возьмёшь кусок хлеба с утра (а это вся твоя еда на сутки) - и не знаешь: сейчас его весь съесть или на вечер оставить, чтоб более-менее ночью спалось... О-хо-хох!"
"Ты, бабушка, такие страшные вещи рассказываешь! И как это вы вообще выжили при диктатуре?"
"Ну, это вы сейчас знаете, что мы жили при диктатуре, а мы же не знали. Нам говорили, что наша Родина - самое свободное и миролюбивое государство на свете. И мы в это верили. Жили бедно, конечно. Но верили, что всё это временные трудности, потому что война идёт. Но мы обязательно победим, и тогда будет жить лучше! А так, конечно, что говорить - голодно жили. Я прям страдала. Взрослым, им же столько не надо, а я девочкой была - вот такой как ты сейчас! Мне расти нужно было, а вот не с чего! Ну а после войны полегче чуть стало. Но не сразу, а как карточки отменили. А потом и вообще хорошо пошло. Как-то весело стало жить. Радостнее. Вот сейчас ты знаешь, что инфляция какая-то каждый год ползёт вверх, что продукты, хоть по чуть-чуть, да дорожают. А тогда продукты по чуть-чуть, да дешевели. Пусть совсем на копейки. Но люди радовались. А когда люди радуются, ведь это совсем другая жизнь настаёт. Понимаешь?"
"А как они дешевели? Потихоньку или сразу?"
"Сразу. По радио объявляли, что, мол, слушайте важное сообщение. И там говорили, что "идя навстречу чаяниям Советских граждан" такие-то и такие-то продукты с завтрашнего дня настолько-то и настолько-то подешевеют. И это был настоящий праздник. Люди в войну ведь обнищали не знаю как! Вот взять даже школу. Учебники мы, понятное дело, из класса в класс по цепочке передавали, потому как учебников новых тогда не печатали. И тетрадей не выпускали."
"И как же вы обходились?"
"А вот как: бумагу вощёную, коричневую такую, которую в магазинах использовали под кульки и так далее... Нет, не вощёную! Вощёная - она ж жёсткая! Оговорилась, тьфу ты! Просто обёрточную. Так вот, мы её дома разглаживали, резали листами, гнули и подшивали в тетрадки. Времени это, само собой, отнимало, но получались настоящие тетрадки, в которых мы примеры решали и сочинения писали про Онегина и Печёрина. А как же!"
"А как вы к репрессиям относились?"
"Не знаю как взрослые. Ну вот, к примеру, те же учебники взять. Когда мы новейшую историю проходили, то те места в учебниках, где рассказывалось про Красных командиров, которых расстреляли потом, их, и портреты их замазывади чернилами. В моём учебники они либо совсем были замазаны, либо просто крест-накрест перечёркнуты."
"И кого замазывали?"
"Ну... Ко мне учебник через третьи руки попал... И я его потом на класс ниже передала. Ты думаешь, мы в ту политику сильно вникали? Ну вот, Тухачевский там был. Гай. Блюхер. Уборевич. Рыков. Ещё несколько. Да! А вот после войны... Ой! - вспомнила! Вот слушай, я тебе сейчас одну историю расскажу... После войны уж дело было (я тогда в школе рабочей молодёжи училась). Принимали в комсомол Зойку Розенгольц из нашего класса. Вышла, она, значит, к доске, встала перед всеми, ну и её обсуждать пошли, вопросами подковыривать."
"И как, сильно давили?"
"Да нет, что ты! Она обычная в общем-то девчонка. Открытая. Знаешь, я стала замечать, что сейчас и дети и взрослые все закрытые какие-то стали, все в себе люди, а тогда не так было. Радостнее как-то жили. Открыты, что ли, были сердцем, понимаешь? Может, от войны это пришло? От страданий перенесённых? Не знаю. Какой-то дух был такой - нараспашку. Вот... - горой друг за друга стояли! И без злобы в сердце люди жили. Не все, понятно! Но в целом - так. Коллективизм - тогда это не просто словом считалось! Это дух был! Так-то вот... Подожди, чего-то я не туда свернула! Стоит, значит, Зойка, на вопросы отвечает... - и тут выбегает активистка и заводит патефон: "Вот вы тут её расхваливаете, - кричит, - а того не знаете, что её родители - враги народа!" Ох, я так не люблю всех этих активисток - ты бы знала! - а тут прям такая вся вылезла: белобрысая, дебелая, кровь с молоком, глазки бегают, носик маленький кверху задранный... И причесон такой - волосья острижены по самую шею. Из села, поди, приехала. И вот так вот давай Зойку полоскать!"
"Ну и как отреагировал народ?"
"Ну как?.. Интересно, поди, всем стало! Вопросами тут же забросали: да что, да как, да какие были родители, да как их арестовывали? Она говорит: "Я маленькая в то время была, ничего толком не помню. Ночью пришли, папу и маму забрали, а нас с сестрёнкой к бабушке отправили". Там у ней сестра ещё была, маленькая совсем - два годика, что ли, ей только исполнилось. А кстати, ты-то знаешь, кто такой был этот Розенгольц?"
"Нет. Откуда?!"
"О-о!!! Это, брат, был народный комиссар по внешней торговли СССР! Его в тридцать седьмом вместе с женой арестовали, и тогда же их обоих расстреляли. За дело или не за дело, заговорщиком он был, воровал он или нет - не буду лить того, чего не знаю. Вижу только по теперешним их делам, что порасскажут они завсегда, какие они хорошие и честные, вот только всё что плохо лежит, в их кармане каким-то странным образом вскорости оказывается, а они как вроде не при делах! Ну ладно. "Ну и что, что родители её враги народа? - понеслось отовсюду. - При чём тут Зойка? Да она своя в доску! Нормальная девчонка, компанейская! Нашенская!" Вот я сейчас тебе это говорю, вспоминая, а у самой слёзы на глаза наворачиваются... А активистка ещё попробовала было брыкаться: "А вы, - говорит, - даёте гарантию, что она не переметнётся?" Ну, тогда активистку ту совсем освистали, и тогда же рекомендовали Зойку в комсомол. И правильно! - хорошая она оказалась, простая женщина. Я потом, лет десять, наверное, минуло, с ней столкнулась на улице. Постояли, поговорили, языками, как водится, почесали. То да сё: "Ты как? - А ты как?" Она в больнице - то ли фельдшером, а то ли медсестрой работала. Такая же и осталась, как была: маленькая, кругленькая, щечки с ямочками, хохотушка, и - как у всех чистокровных жидовочек - усики над губой. Сейчас и не знаю: жива - нет? Да... Вам, молодым, это всё в диковинку сейчас. А ведь мы так жили..."
"Ой!"
"Чего-й ты там увидела-то?"
"Лягушку. Вон она - по мху поскакала."
"Да. Их сейчас много в лесу. Ну, вроде бы отдохнули... Встаём?"
"Пошли."
Наташка отряхнула попу, обернулась, осматриваясь, куда б теперь им путь держать, и вдруг подпрыгнула.
"А это что?! Бабуль, смотри!"
У черного изножья старой ели на свежем ярко-салатового цвета мху невероятно медлительно ползло что-то толстое и светлое.
"Змеюка."
"Гадюка?"
"Она самая. Других в этих местах, слава Богу, не водится."
"А почему она такого цвета? Альбинос?"
Они осторожно подошли к змее поближе. Та продолжила своё неспешное движение, будто не замечая людей. Брюшцо у ней было почти что белое, серебристое, а по бокам шёл тёмный рисунок плетёнкой, так что вся змея была словно ожившая фигурка из чернёного серебра..
"Лето выдалось дождливое и холодное - вот поэтому. Обычно они коричневатые, погреться на пеньки выползают; а в жаркое лето могут быть чёрными, как ужи. И тогда они агрессивные. Тогда ты к ним вот так вот близко не подойдёшь - сразу зашипят. И уползут вмиг - ты их и не увидишь. А это - вишь ты! - красавица! Королева местная!"
"Может, она больная?"
"Да какая больная? Толстая она - и всё! Лягушек, поди, пережрала, вот и ленится. Да сегодня ещё и не жарко."
"Откуда ты столько всего знаешь, бабуль?"
"Долго живу. А ты думала - почему?"
"Не знаю..."
Отец и дед сидели за столом на природе, и повернув головы, одновременно поприветствовали вернувшихся.
"Как оно там, в лесах? Показывайте добычу."
"Да гордиться особенно нечем. Так, насобирали кой-чего на ужин."
"Я ж говорил: не стоило и ходить... Только ноги побили."
"Нет-нет! - встрепенулась Наташа. - Стоило! Мы ведь и завтра тоже пойдём в лес - правда, бабушка? Ну, если тебе не тяжело."
"Пойдём. Почему ж не пойти."
"А ты мне ещё чего расскажешь?"
"Расскажу."
"Интересно, про что это такое наша бабушка Наташке рассказывает?.." - протянул отец, подмигивая жене и тестю..
"А это наш женский секрет. - вскричала Наташка, засмеявшись. - Правда, бабуль?"
"Конечно! - кивнула старушка, и смешливо грозя пальцем мужчинам, добавила, - И не сметь выпытывать его!"
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru