-------------------------------------------------------------------------- Николай Петрович Почтовалов - Пьеса для испорченного инструмента -------------------------------------------------------------------------- Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru Почти правда Мутило… и продавленный диван впивался зло пружиной в ягодицу… Хотелось, братцы, даже удавиться, но за окном вдруг затянул баян. Он не играл, он - плакал… Под вальсок дворовый пес кивал хвостом кому-то… Был час - как будто бы промежду суток, - затягивай потуже поясок… Мечтал Иваныч, сплевывая зло, а тетка Марья, в стареньких калошах, свистела: день-то - чудо, прехороший, ишь, как с погодой нынче повезло! Висел июль в прокуренном окне, и было лень задернуть занавеску… Ее задернула услужливо невестка, сказав: «Хотите? – Возражений нет». Мелькнула мысль: ну, старина, пора: конец и есть, наверное, начало! И, оттолкнувшись молча от причала, я зазвучал… на кончике пера. Диагноз Охреневшая погода… Запотевшее окно… Сам себе кажусь уродом… И вокруг… одно г…. Откровение Бесконечность бытия душу просто истощает… Отпиваюсь ночью… чаем, в чаелюбах состоя. Размышляется впотьмах о конце и о начале… Запиваю мысли чаем в недопонятых местах…. И, слетая с губ сухих, мысли, что во мне кричали, растворяясь в терпком чае, превращаются в стихи… А желудок без помех, бытию обман прощая, принимает вместе с чаем и… раскаянье, и… грех… Душа и осень Осень, снег… и никому нет дела, что душа, отдельная от тела, то взлетает, то опять садится, будто кем-то раненая птица… С телом жить она сейчас не может: пробежит мороз по тонкой коже - и она от тела отлетает… Дай ей Бог снежинкой не растаять… *** Ах, это карельское лето – сродни постоянной угрозе: морозов-то, вроде, и нету, но душу легко отморозить. Жизнь - колесо Нет, не хочу, не могу, не желаю, не стану ветру о чем-то нашептывать я у костра… Было бы, знаю, конечно, немножечко странным, если бы это признанье случилось вчера… Может быть, это - меня закружили метели? Может быть, это – в душе проливные дожди? Может быть, это – те листья, что прошелестели и улетели, оставив меня позади? А в облаках ослепительно белые птицы машут крылами беззвучно, как в старом кино… Жизнь – колесо… Мы с тобой – поржавевшие спицы… Было, все было, но очень, уж очень давно… Было, все было: костер догорал на рассвете, чмокала каша, чаек закипал в котелке, песнями душу в тумане расплескивал ветер… Было, все было – как замок на желтом песке… Было жарко Было жарко… Было жалко - оттого, что все постыло, оттого, что – нет, а было, что лицо назвали рылом, сына в садике дебилом… Очень жарко… Очень жалко - оттого, что нет чего-то: старикам – давно почета, молодым – давно дороги… Есть чего-то, но… не многим… Очень жарко… Очень жалко оттого, что есть… свобода – жить заведомым уродом… Жду! Выстрела в спину отчаянно жду… Ров до краев все еще не заполнен… Кто-то, быть может, об этом не помнит - к счастью, но… будет вернее – к стыду… Нет ни крестов, ни могил… Впереди есть только ночь – безнадежно бессонна… В ней каждый звук возвращается стоном, в ней – только эхо: жди, жди, жди……………………….. Майнэ либэ В небесах пространно темных: майнэ либэ, майнэ либэ; и в глазах немного томных: майнэ либэ, майнэ либэ; на песке следами в море: майнэ либэ, майнэ либэ; даже кошка на заборе: майнэ либэ, майнэ либэ; волны с берега смывают майнэ либэ, майнэ либэ; в звуках неизбежно тает: майнэ либэ, майнэ либэ; все уходит, все приходит: майнэ либэ, майнэ либэ; все запутано в природе: майнэ либэ, майнэ либэ… *** Пахнет прелым… Вспомнил юность: поле, сено… А сутулость будет позже… Запоздало я пою глухому залу… Он, конечно же, не слышит… слышит, если только – свыше… А под крышей - паутина, в паутине – я, безвинный, вроде мухи, бьюсь устало: жизнь была и вдруг – пропала… Знала, стерва, что когда-то будет все-таки расплата… Дата, черт возьми, - пространна: то ли – поздно, то ли – рано… *** Плачет кто-то за окошком - я не плачу, я – смеюсь: мысли катятся горошком прямо на пол… Ну и пусть… Собирать я их не стану: голова трещит с утра… Как же все на свете странно: «Соловецкая» дыра… Сплин Прочту письмо без стона и без крика: прошло сто лет, как будто – миг один, и только боль – занозой и уликой – СПЛИН… Ты пишешь: все забыла и прощаю, плачу за все и сдача без нужды… Куда ж еще прощальней и слащавей? ТЫ… Пусты слова, когда нет продолженья, и чувства раздражающе пусты… Что за проклятье, что за наважденье? ТЫ… А мне давно с тобою одиноко, хоть миг судьбы в моей судьбе застыл; везде, всегда, повсюду и… без срока… ТЫ… За день до смерти… За день до смерти буду жить, не отвлекаясь на сомненья, и будет за окном кружить неуловимое везенье; и снег растает на губах, отдав свое мгновенье влаги, и запульсируют в стихах на сереньком клочке бумаги мне непонятные слова: о смысле жизни в этом мире, о том, что жизнь всегда права, о том, что только Бог помирит, о том, что смертью не помочь и жизнь, увы, не помогает… Уже осталась - только ночь… А что потом - никто не знает… Исповедь бывшего пьяницы Я пью чаек… Жена заварит - хлебаю в неге и в тепле… Сегодня мы с женою в паре: чаек и сушки на столе… А было ж время золотое: в пивко плеснешь полсотки грамм… А может, вспоминать не стоит, жена ведь: все равно не дам… Но было, что уж тут лукавить: душа плясала гопака, и было ж и кому поставить, и заплеталась в стих строка… Душа орала… Нынче – тихо: сижу в пледу - учтив и мил… Есть в душу вход. А где же выход? Ведь был же выход, был же, был… Хочу огня! Костры весенние отчаянно дымят… С огнем весной всегда – из рук вон плохо… А нам с тобой – тереть глаза да охать: ну отчего же листья вспыхнуть не хотят? Они хотят, но… у желанья есть предел, как и в стихах: как ты себя не мучай, когда расплавишь лед под листьев кучей, погаснет пламя… Ты ж не этого хотел? Слушай Слушай: может быть, услышишь, не услышишь, - не поймешь. Кто-то, может, рядом дышит, - ты не слышишь… Правда – ложь… В облаках плывет куда-то зарифмованная боль… Роль глухого воровата, ты глухого не неволь: он такой, каким когда-то уродился. Жизнь глупа - у него ума палата, но душа, увы, слепа: наугад бредет по свету и на ощупь ищет смысл… Смысла в смысле смысла нету, смысл – когда в раздумьях мысль. Просто пишется порою не о том. Прости, - устал: трудно быть твоим героем – я иллюзий не питал. Скучно… Холодеет рот от скуки, ноет правое плечо, вместо слов толпятся звуки, зазывая на крючок… И никак не разобраться: щупай - все равно не то… В голом зеркале паяцем ржет безумный конь в пальто… Не глумись, ноздря… Осколки захрустели под пятой… Скучно… нет от жизни толку в этой комнате пустой… Зима (-36,6) Зима… Уныло и темно… В пространстве – замкнутом и стылом - как облачка колечки дыма плывут в замерзшее окно… Как будто вечность замерла в столетних половицах пола… Я к этой вечности приколот: жизнь, как и комната, - мала… Зима… И в липкой тишине ворчать не прекращает теща… С ворчаньем жить, наверно, проще моей простуженной стране… И голоса едва слышны, как на заброшенном погосте: дожди перемывают кости… они безропотно грешны… Зима… Простуженный и злой, хрипатый голос только жальче… А в зеркале - уже не мальчик… Увы, и тут не повезло… И в комнате опять темно… В пространстве – замкнутом и стылом - моя душа колечком дыма плывет в замерзшее окно. Вальс невпопад Подметает город осень: на траве пожухлой проседь, в небе хмуром лета просинь выцвела до дыр, желтых листьев эполеты на деревьях неодетых, - только я и… бабье лето путаем следы. Все в округе поредело, даже дворник - между делом, да и то всегда несмело - листьями шуршит… Ты прости меня, прохожий, что опять мы непохожи: осень я свою не прожил, нет нужды спешить. Было все, а что-то – мимо… Это знать невыносимо… Но давай судьбе простим мы осень на дворе. Ей бы – и зимой, и летом, и весной – кружить по свету, чтобы с песней недопетой в костерке гореть… Бомж-песня Мне, бездомному, несладко жить на этом белом свете: сам себе кажусь загадкой, будто черт меня пометил. Ветер все в лицо да в душу, дождь за шиворот без меры, ночью будто кто-то душит, - видно, я уже не первый… Мне бы чистыми руками по щеке тебя погладить, мне б со свежими носками жизнь семейную наладить, мне бы спать в своей кровати в теплой комнате у стенки и всегда - пускай некстати - твои чувствовать коленки… Мне бы многого хотелось в этой жизни безутешной: чтоб душе пилось и пелось - без усилий и неспешно; чтобы звездочка в окошко, чтобы дети и внучата, чтоб удачи хоть немножко да бутылочки початой… Я бы жил на всю катушку! А сегодня - в жизни тесно и в подвале нет подружки… Вот и кончилася песня…. *** Грудная клетка до сих пор болит: нет в ней ребра… и даже моя мама, которая все знает, но молчит, с утра напоминает мне… Адама… Мальчишкам Северного Флота В купе плацкартного вагона, как сельди в бочке, - морячки, и все как будто бы знакомы - не сыновья, а все ж – сынки: почти забытые улыбки, почти забытые слова, уже есть право на ошибки, и жизнь – прекрасна и права… Слова не выдохну пустые, в глазах надеждой утону, и отношения простые – чтоб ощутить свою вину… И волны Баренцева моря перекрывают стук колес, но морячок прибудет вскоре туда, откуда черт унес… Забуду выдох полупьяный: там, братцы, лучше не служить, - но буду помнить капитана, который приказал им: жить!!! И буду помнить страх в подлодке, пропахшей потом всех морей… Давай, моряк, по чарке водки нальем: за наших матерей! Мальчишечка, мальчишка, не рви мне душу в клочья, и так хватил я лишку с тобой бессонной ночью. Любимой С тобой живу, не ведая печали: придешь на помощь - только позову… Ты и в конце со мною, и в начале, поэтому я только и живу!!! Моя Провинция Провинциальная - до боли - тишина: почти зима, почти весна, почти что лето, почти что осень, - все четыре есть куплета, а песни - нет… поди, провинция грешна… А я живу неброско и смиренно - провинциальный, но российский гражданин… Я не ломал судьбу через колено, в пылу выскакивая из своих штанин… Мне так хотелось быть всегда в порядке, но чтоб - не выбиваясь из последних сил… Я был, конечно, у страны - в остатке, но и судьбой своей ее быть не просил… Я сплю спокойно… только на рассвете уже лет десять нарушаю свой покой, чтоб на вопрос единственный ответить: вопросы-то моей провинции на кой? Но в тишине рассветного молчанья вопрос всегда висит в бездонной пустоте… а в подсознанье - не слова, - мычанье: мы тоже граждане, но, кажется, не те… Глубинка тянет лямку на пределе, и у нее уже давно вопросов нет: в России все портянки пропотели, и душно жить во лжи растоптанной стране… Но нам с тобой, глубинка, нет замены… В провинциальности такая чистота, что не дождешься от нее измены, - пустые хлопоты… не снять ее с креста… Провинциальная - до боли - тишина: почти зима, почти весна, почти что лето, почти что осень, - все четыре есть куплета, а песни - нет… А песня – есть… Она в России просто не слышна… http://www.realmusic.ru/songs/864502/ Пишите стихи Однажды грустил… но, увы, - не однажды… Хотелось чего-то зачем-то. Бывает. В окно билась птица… и в комнате стыло… Душе одиноко - никто не поможет. И лучше бы лучше! А в жизни – все хуже. Откуда такая надменная данность? Грустить – не порядок. Но кто его знает, а вдруг эта грусть мне сегодня поможет стихи написать?.. Беспардонная наглость – сидеть и грустить, бесполезно и тупо. Пишите стихи, несмотря на унынье. Все будет прекрасно! А может, и лучше. Пьеса для испорченного инструмента А за окнами метель… Мы друг друга так хотели! Хоть и знали, что метели замели постель…. Было стыло и темно: холодеющие руки, ускользающие звуки, - и луна в окно…. Опускался потолок, и сплетались наши тени… Я устал просить прощенья, ведь опять не смог… Вороватая луна все хи-хи-кала в окошко: ну же, ну, еще немножко… Плакала жена…. А за окнами метель… Мы друг друга так хотели! Но проклятые метели замели постель, но проклятые метели замели постель… Коллизия Дурачок, ты, Коленька: был и… будешь – голеньким… Ты не понял, родненький: лучше быть угодником, промолчать, а тряпочку спрятать, чтобы лапочкой в круге быть проверенном… Ну, а коль - не верил я, вот, и вышел… - Коленька, будто в бане, - голенький. Стоп-кадр в стиле ню Я сижу, как умный, в пончо под ленивым солнцем южным: думать ни о чем не нужно, будто жизнь уже закончил…. А на солнце снова пятна, море – серое от лени, и в костре шипят поленья, бормоча, увы, невнятно; волны хлюпают устало, облака висят уныло - время будто бы застыло: жизнь меня совсем достала… А гитара - звонче, звонче: время года не помеха, лишь бы жить в лучах успеха, только все же, братцы, в… пончо. Смерть поэта В заполярном городишке жил поэт – Япошкин Мишка: все кропал про снег и вьюгу, чем-то был всегда напуган, - жил, как все, и дул в ладошки, чтоб согреться хоть немножко; не японцем был, но прадед… в Порт-Артуре был в осаде. В октябре снежком прибило, все – как будто как и было, но взгрустнул чегой-то Мишка: показалось – амба, крышка… темнота… мутит природа… ишь, взяла себе за моду голосить и колобродить по квартире… Непогоде в Заполярье дом родимый - нет экстримнее экстрима… Но прошло… и понемногу Мишка ожил, слава Богу, глянул в зеркало: ниче, хоть сигай через плечо. И опять писать вдогонку про любимую сторонку. Вдруг, откуда ни возьмися, тенью в дверь скользнула Крыся… Крыся – даже с полуслова, Мишке быть женой готова. Только Мишка, сын Япошкин, был похожим на морошку: отцветет, а ягод нету… Крыся знала все про это, но не ведала причины отказаться от мужчины. Мишка зеньками позыркал - Глядь, в листе бумаги дырка… и, отчаявшись, в печали, предложил присесть вначале. Крыся завертела задом: может, Мишенька, не надо, может, я потом… Сама же знала, что свое доскажет. Мишка плюнул: день пропащий - и глазами затаращил в угол, где метла валялась… Крыся все-таки осталась. Помолчали… Печь трещала… Где конец, а где начало - не поймешь, а все же надо и командовать парадом. Мишка Крысе: «Че приперлась? Нарываешься на твердость? Я ж тебе всегда не радый, хоть не делаю преграды». Крыся глазками стрельнула: «Миша, ветром в дом задуло… Шла я мимо, вот те крест, - ни домишечка окрест, а твой домик – на краю… Я ж семью себе кую…» - и сказала, вроде, тихо, чтоб не знать какого лиха… Мишка ж выпучил глазищи: «Ты – не Крыся, ты – Крысища… Эка, вздумала, корова, – за поэта все готовы… Только есть у меня, Крыся, Девка, Муза. Отчепися». Крыся сладенько запела: «Миша, есть такое дело – дело малое, простое, но обдумать его стоит». - «Что за дело, балаболка? Будет хоть немного толка?» - «Будет, Мишенька, не злись, там такая, Миша, жизнь! Там тепло и море плещет, зимние без нужды вещи, там луна похлеще нашей, там и ночью-то не страшно, там вино, и джин, и виски, тама есть кого потискать… Но вот с этим, Миша, – строже: нашей бабе нужно тоже быть любимой и любить, а не только щи варить…» Мишка, хоть поэт, но… Крыся поднялась в такие выси, что поэту – все загадка. Михаил икнул украдкой (тут уж, братцы, не до песен) и на гвоздь вопрос повесил: «Что же за страна такая? Я ведь пожил, а не знаю». Крыся тут же – за уздечку: «А какие там колечки! А штаны из кожи! Нам сгодятся тоже». Мишка просто обалдел: что – хотел, а что – имел!? Что же это за напасти: здеся - жизнь, а тама – счастье?.. Видно, жизнь выходит боком для поэта-многострока… Видно, он в мечтах витает, а мечта – она простая: женка, детки и домишко, да худое хоть умишко, чтобы жить да поживать, чтобы в Турцию летать, чтобы счастье – у порога, чтобы - не подмышкой Бога… Так и скурвился поэт. И живет уж много лет без стихов, но с Крысей в паре, не играет на гитаре и не верит в чудеса… Гоп ца дрыца, гоп ца ца… Mon ami Заколдованное лето в белом саване ночей - будто строчка из куплета: ты – ничья, и я – ничей… Ночь запуталась в рассвете голосами сонными, только эхо и ответит: mon ami… Кареглазая соседка, поколдуй-ка у костра: завари чаечек крепкий, чтобы выжить до утра… Ночь запуталась в рассвете голосами сонными, только эхо и ответит: mon ami… Улетаю, улетаю… Не держи меня, мой друг: в небе облачком растаю, замыкая ночи круг… Ночь запуталась в рассвете голосами сонными, только эхо и ответит: mon ami… Женщинам, которые ждут Если бы черными днями покорно небо спускалось мне пледом на плечи… Если бы двор мой неведомый дворник мел неустанно в простуженный вечер… Если бы ветер все желтые листья выдул из города осенью стылой… Если бы слал ты мне тысячи писем… я бы тебе все, наверно, простила… В унисон с Булатом На погонах позолота пропиталась нашим потом. В никуда из ниоткуда… Будь солдатом! - Значит, буду! Я - на мушке, ты – за кружкой… Я – в окопе, ты – с подружкой… Я – в земле, а ты – в постели… Мы ж не этого хотели!!! Но… не устану повторять я: все солдаты в мире - братья! Все солдаты в мире братья, - не устану повторять я. Рвутся жилы… Быть бы живу моему с тобой призыву. Кровь не капает, а льется… Только флаг российский вьется. И… на погонах позолота пропиталась нашим потом… В никуда из ниоткуда… Будь солдатом! - Значит, буду! Но… не устану повторять я: все солдаты в мире – братья! Все солдаты в мире братья, - не устану повторять я… *** На склоне лет: хочу, но страшно, а вдруг не там и не туда? Боюсь, но... братцы, сносит башню... Беда… беда… беда… беда... *** Мне часто было жутко одиноко… На счастье не понизилась цена… И что-то выходило, только боком… Наверно, жизнь без гадостей вредна. Дурной знак А на ветру не заполощется беда – застынут наши замороченные души, и так захочется тихонечко предать… чтоб свои души и не слышать и не слушать, И землю звонкая накроет тишина - как в предрассветье, - сон неумолимо душит, и не увижу я из своего окна, что улетают мною преданные души в бездонность черной от утраты пустоты, в такую даль - не выразить словами… И остаемся вместе только я и ты, и – подлость, подслащенная стихами… Колыбельная наоборот Переждем, и все случится… Слышишь – кто-то в дверь стучится? Ночь… Не случайный ли прохожий ищет – не находит тоже? Ночь… Кто он – этот третий лишний, что усердствует излишне? Ночь… Дует из окна - нет мочи, не спасет полоска скотча. Ночь… Эти странные метели в нашей на двоих постели… Стыло. Далеко до света. Как в ушко иглы продета ночь… А в зрачках твоих лучистых будто прячется нечистый. Ночь… Нет ответа - почему же в комнате такая стужа? Ночь… Только ждать, когда случится или кто-то постучится в ночь… Эти странные метели в нашей на двоих постели… Постельная сцена Лежу в постели, как в нирване, речным весенним топляком: расслаблен и немного странен, с собою будто незнаком; и в темноте с табачным дымом вдыхаю бренность бытия… не бренность же – проходит мимо, и только простыни хрустят…. Стук в дверь, а я его не слышу, - не пьян, не болен, не дурак, но слышу чей-то голос свыше, как будто в потолке дыра. А мысли - к черту эти мысли, их уже некуда девать: в табачном дыме мысли виснут, не опадая на кровать. Сопит жена, не раздражая… Рассвет в окно. Бессонна ночь. Кого-то… что-то…. я … рожаю… и только некому помочь. Нет, не успел… А мы не спали до утра… Мотало лодку у причала, и новый день искал начало в золе уснувшего костра… Плясали тени за спиной, где только эхо, тьма и ветер… как будто – никого на свете за этой липкой тишиной… Мерцали звезды в темноте, как на компьютерном экране, и отлетало в ночь сознанье, не отражаясь в пустоте… Рассвет на ниточке висел… Меня раскачивало между разлукой, встречей и надеждой… Нет, не успел… Нет, не успел… *** На лугу стоит березка – по душе, как будто тезка, на ветру волнуется, знать, желанье сбудется… Весенняя песня с карельскими нюансами Я почти забытый и заброшенный, что-то слезы катят, как горошины. А весна за окнами тягучая - ты, весна, меня уже замучила. И ручьи в снегах лежат замерзшие, и от этого как будто горше мне. И в окошке плачет солнце зябкое, обмотавшись облаками-тряпками. Не пугай меня ветрами стылыми, все равно всегда друзьями были мы. Если не помру - наполню ветром грудь: этот ветер стылый выдувает грусть. Не забыто все, не позаброшено - раскатились по углам горошины… Ох, устал я, братцы, да тереть глаза… Да и толку что да все глядеть назад? Я почти забытый и заброшенный, что-то слезы катят, как горошины. А весна за окнами тягучая - только б ты, весна, меня не мучила… Рыжая (рыжая – это и женщина, и осень, и жизнь) Рыжая, несомненно, рыжая… Вижу я рыжую вуаль, только очень жаль, что не долог век – запорошит снег: все опять не так, за душой пятак… Рыжая, несомненно, рыжая… Слышу я: шелестят дожди, и в трубе гудит, будто черт в ночи на судьбу ворчит: все опять не так, за душой пятак… Рыжая, несомненно, рыжая… Выждала и опять блажит… Хочется пожить, только – пустота да призор креста: все опять не так, за душой пятак… Рыжая Неудачное свидание А все случилось, все случилось на закате, когда ласкал вечерний ветер тишину: в твоей душе уже вершил судьбу создатель, я ж на свиданье шел, как будто на войну… Ведь я не знал, чем завершится этот вечер, а снег скрипел, ворча моим шагам не в такт, и в темноте хотелось крыть, но было нечем… Я спрашивал себя: зачем идешь, чудак? А за углом противно лаяла собака, наверно, чувствуя веление души, и каждый звук в ночи дурным казался знаком, который мог меня свидания лишить... И чьи-то тени появлялись неизменно, когда уже казалось, что окончен путь, и кто-то нагло мне давал под зад коленом, а я не мог в ответ кого-то тоже пнуть... В боку кололо от топтания на месте, и ноги к полночи хотели на покой, и если бы не оставалось граммов двести, то я б давно уже на все махнул рукой... Всю ночь промаявшись, я не нашел дороги, но в этом нет, конечно же, моей вины: зимою счастье улыбалось, но… немногим, а я, пожалуй, подожду и до весны... Страдания старого барда Налью в стакан по кромочку хрустально чистой водочки, порежу балычок и буду пить протяжно я, закусывать с оттяжкою, кусая за бочок. А позади колесики везут, куда попросите… а можно – в никуда? А можно, если хочется: душа давненько просится, но… мимо поезда… Летит звезда нечаянно, и мы уж не отчаянны - куда спешить? С разлуками повенчаны, давно уже не вечные - так, для души… Мы забыли Мы ночами устали жить с тобой одиноко под пустыми глазами занавешенных окон… Мы забыли, что небо нам звездой улыбнется, мы забыли, что все же нам с тобою поется… Мы забыли, что кто-то ждет и нас в этой жизни, мы забыли, что утро новым солнышком брызнет… Мы забыли, что бьется где-то сердце другое, мы забыли, что это наши силы удвоит… Мы не можем поверить этой ночью до света, что не спится кому-то, как и нам, только где-то… Мы забыли проститься, но… прощаться не надо, просто ночью мы часто одиночеству рады… Соловецкая баллада Девочка Валя, а лучше - Валюша, барду носила в кафешке покушать. Нет у Валюши ни дочки ни сына - в барде очнулся, конечно, мужчина: пел соловьем под гитару у моря про соловецкое Валино горе, пел о девчонке в коротенькой юбке, будто лобзал ее свежие губки; пел о рассветах и пел о закатах, пел он, вдыхая девчоночий запах… Волны вздыхали, и море скрипело… И наливалося Валино тело воздухом терпким и разгоряченным, будто бы с бардом волной обрученным; и уплывало в заморские дали, где этих радостей и не видали, где просто ждут и не знают об этом, где не встречаются – так вот - поэты… В небо удача звездой улетела - девочка Валя поймать не успела… Время Время… Что это за штука? Каждый миг я им застукан, каждый день и каждый час время проверяет нас. Кто – в кусты, я – в чисто поле, где судьба зовется долей. Догоняй, ведь не впервой нам соперничать с тобой! Кто куда, а я – вдогонку… Между взрывами – воронки… Не успею - быть беде: будут песни, да не те… Кто за чем, а я – за этим: чтобы солнце завтра встретить на рассвете у реки с незаконченной строки… Исповедь барда Тонка струна, противен звук, на пальцах вечные мозоли; в душе и в теле жуткий зуд – напоминает лепрозорий; и сны к беде по четвергам… Конечно, может быть, - пустое: как и друзьям, так и врагам мою гитару не расстроить… Лишь под гарротой* бытие не назовешь, пожалуй, скукой… Судьба, конечно же, - крупье, а может быть, и просто – сука… И пальцы путают лады, наверно, все-таки, недаром: не строит сердце - жди беды, но… не вини во всем гитару. *Гаррота – орудие пыток в средние века. Мой сентябрь… В сентябре все так знакомо: в сентябре я будто дома, где все запахи и звуки так волнуют нас; где - конец и где - начало, где всегда есть путь к причалу, где и встречи и разлуки свой имеют час. Сонные мысли На море шпрехали и пили, сонливо ели… ветерок был в про-турецком стиле… как будто отбывали срок. Волна облизывала ноги, и турки пели ни о чем… Был гид, конечно, но не строгий, ни в чем почти не уличен. И солнце строго и надменно палило прямо в животы - вздувались на лодыжках вены, на шеях плавились кресты… Прощался кто-то с кем-то где-то - и слезы капали в стакан; все были честно не одеты, чтоб не блюсти законы стран… А полумесяц - это враки: такая полная луна... А если выпить чашку раки - луна останется одна на небе… Пей, дружок, почаще: пей летом, осенью, весной - тогда луну всегда обрящешь… Нет, познакомишься со мной. Вранье Постигну суть… Не ту, другую… И не открою никому, чтоб не смогли охаять всуе… И все-таки… я руку жму тебе, мой друг: так много мути в бурлящей прорве суеты! Наверно, быть не может сути… Мы врем друг другу, я и ты. Девочка из осени Девочка из осени – с проседью, с проседью: ей семью забросить бы и сбежать, и лежать в ромашковом поле без рубашки бы, и в глазах фисташковых небо отражать… Мой дворик Отпусти грехи, маманя, от попов не жду пощады: жизнь – она и так обманет, если очень будет надо. От прости и до прощаю слишком длинная дорога, я ж не верю обещаньям ни от черта, ни от Бога… Жизнь вытягивала жилы: видно, рылом я не вышел; и душа собакой выла - кто ее на воле слышал? Что ж вы душу так нещадно… Ей же нет нигде замены, на нее б мундир парадный да портрет ее на стену… Взбаламученные годы и за взятку не расскажут: на каком я блюде подан, кто порежет, кто намажет, кем я буду соком выжат, у кого буду в фаворе… Мне бы снова только выжить в этом запоздалом споре… Десять тысяч дней - как в прорву, как в дыру под черным знаком… Ох, какой кусок оторван и отправлен по этапу… Десять тысяч дней… А дворик мой такой же, как и прежде, только в центре встанет вскоре памятник моей надежде!.. Не унывай Будто что-то, будто как-то, будто где-то за спиною: между миром и войною, между холодом и зноем, между карой и виною, между бездной и стеною, - будто гнев сошел на милость, будто сердце вдруг забилось… И за каплей капля звонко струйкой, может быть и тонкой, льется жизнь тебе в ладошки… Пей, но только – понемножку. Подарочная песня Назову себя подарком и в руках твоих замру… Мне и холодно и жарко – трудно быть твоим подарком: вроде, чувствую, помру... Назову себя цветочком и в букете алых роз буду пахнуть днем и ночью, щекотать тебя в височек, доводя до самых слез... Назову себя конфеткой и - к тебе на язычок… Не глотай поспешно, детка, я - заветная конфетка: может, в ней сидит крючок... Назову себя шампанским и в бокале зашиплю - может, просто по-гусарски, ну а может, и по-царски твою жажду утолю... Назову себя колечком и на пальчике твоем буду радовать сердечко - мы колечком будем вечно по Земле катить вдвоем! Полярный тост Сероваты, хмуроваты, волны, как в бою солдаты, что с проклятым супостатом замыкаются в ряды и врываются на сушу, тонны памяти обрушив, - там загубленные души: может быть, и я и ты… А за серой дымкой где-то ни детей, ни женки нету - мы на пару с белым светом в отношениях простых; а ночами – только слушать, как волна стучится в уши, - там загубленные души: может быть, и я и ты… А на суше нет дороже тех, кто рядом быть не может, и не помнить их не гоже: не сжигаются мосты; и закона не нарушить, ведь на нашей части суши их просоленные души будем ждать: и я и ты. Опять сначала Чудна холодная постель: бела, пустынна, одинока, нет ну ни пятнышка порока, пока не втиснется устало моя душа под одеяло и засопит - всегда на пару с моей простуженной гитарой. А мне опять лежать и слушать, как звуки заползают в уши, и средь измученных мелодий вдруг песня… ускользает, вроде, опять звучит, но - как-то странно… Я понимаю: рано, рано, не торопи - и так случится, недаром по ночам не спится, когда за окнами метель. Ноги (новогодняя почти сказка) Два голоса ворчали в тишине… Скрипела ночь несмазанной телегой… Апостол Павел, кутаясь в кашне, хрипел ногам, торчащим из-под снега, не ведавшим житейских передряг… А ноги точно что-то понимали: как и у всех пожизненных трудяг, они дрожали в зоне аномалий… Один из них – курчавенький такой – почувствовал – не избежать скандала, на ухо Павлу: «Мы-то тут на кой? Еще, ей Богу, время не настало…» Апостол дернулся и выдохнул: «Ужо…» А что – ужо – не понял даже ветер… А с неба падал медленно снежок, как будто - никого на белом свете. А ноги встали… Песня полилась… Еще не все потеряно, дружище, ведь песня ни за что не даст пропасть! Бывало с нами и куда почище… Объявление на турецком пляже Принимаем очень срочно груди: спелые, не очень, без загара и с загаром, в одиночку или парой, с телом, можно и без тела, с чистой кожей, пропотелой; покупаем и мужские, если только из России. Принимаем очень срочно. Приносите. Ждем. И точка. *** Он был один, когда волна его нечаянно накрыла, и гальку пропахал он рылом… Волна судьбу вершить вольна. Ностальгическая Ущипни меня слегка, чтоб удачу не прошляпить… Так и тянется рука жизнь нечаянно облапить. Черным по белу скачу и смеюсь, и рвусь, и плачу… Мне бы – старому хрычу – жить немножечко иначе… Мне бы пить английский чай в тихом садике тенистом и вдвоем с собой молчать, представляяся артистом… Мне б дышать неглубоко, оставляя чуть на коду, и дешевым табачком не загаживать природу… Мне бы жить с тобой в ладу, не ворчать в ответ потомку и всегда иметь в виду - можно петь, но, чур, не громко… Доля, может быть, горька - хоть ее бы не прошляпить… Так и тянется рука жизнь нечаянно облапить… Веселые размышления о смерти На горушке, ой да на горочке – две сестрички, ой да две елочки… А по небу синю, да – облачко, как моей милашки, да попочка. Загляну я на само донышко, а на донышке нету солнышка, нету солнышка, нету лучика… Закушу-ка я, да огурчиком… А душа лежит, да - на блюдечке с голубою, ой да каемочкой… Только не нужна никомушеньке одинокая моя душенька… Не стабильная, зараза, смерть: приходит, но не сразу - ждет, когда в душе не густо, чтобы не копаться в чувствах; чтобы выдохнул без фальши, чтобы не дышалось дальше; чтобы голос с хрипотцою, чтоб движения с ленцою… А когда рванет на части, чтоб сказать тихонько: здрасьте… На горушке, ой да на горочке заждались меня мои елочки… И зовет меня бело облачко - как моей милашки, да попочка. http://www.realmusic.ru/songs/864485/ На краю Воет сукой ветер стылый: береженых нет уже, - так давно судьба не выла на последнем этаже… Не реви взахлеб, дуреха, все равно патронов нет… Будет – хуже… Было – плохо… Не давай ни в чем обет. На краю стою с ответом, а вопрос висит в петле - до ответа от навета не нужны десятки лет… Банк сорву – пропью, и точка. Не сорву - да не беда: был не срок, была отсрочка - не от смерти… от стыда… Забалую… Забалую… А что еще надо?! Мужики, наливай первача и – по первой до первого лада: чтобы сразу свое откричать, оторвать, закусить огуречком и взахлеб - о своем, без балды; чтоб потом и кричать было нечем, чтобы не докричать до беды; чтобы все до конца, до упора, чтобы в кровь и – трава не расти; чтобы встретиться снова не скоро, а пока все забыть и простить… Прости Прости, не помню я, не верю… а вспомню - одуванчиком: разлуки, встречи и потери, девчонки – губы бантиком… И кто-то дышит, но не может, и рвется, но не голосит, и день как будто бы не прожит, и мама все-таки простит. И за околицей рассветы закатами кончаются, уже и лето не одето, и осень с ним прощается. И ждет кого-то кто-то где-то, и ветер одуванчики сдувает песнею пропетой, и мы – уже не мальчики… Соловецкая фестивальная (август 2005 года) Чудные деньки: табачок не врозь, вот и Соловки, и никто не гость. Катерка не жду: не хочу опять радость и беду без друзей встречать. Не гони волну, не труби отбой - все равно вернусь встретиться с тобой. Бьется на ветру колокольный звон… Если не помру - привезу поклон. А что это было?... (1937 – 2006 гг.) Хлопну стопку на прощанье: нет ни горя, ни беды, - просто велено с вещами да не в первые ряды; просто не было ответа на расстрельный на вопрос, просто вывели до света, потому что перерос жизнь, а смерть уж у порога: отдышись, - куда спешить, - ведь от Бога и до Бога ни единой ни души…. В поле воет ветер стылый… Захмелел я без вина… Что же, милый, это было?... Это, милая, - цена… Что кому… Кому-то - надо, а кому – не очень… Кому - награда, а кто – между строчек… Кто ждет чего-то, а кто ждать не хочет… Кому зачтется, кому просто прочерк… Кому-то - свет, ну а кому – потемки… Кому - сто лет, ну а по ком – негромко… Кому - удача, а кому – подножка… Кому-то - дача, а кому – рогожка… Кому-то - мясо, а кому и кости… Кому-то – часто, а кого – проносят… Кто - атаман, а кто-то и рванина… Кому - в стакан, ну а кому - все мимо… А мы с тобой не ждали-не гадали, что будем долго у судьбы в опале, что будет ночью очень часто сниться меж волей и неволею граница… Песенка о Тане, которая выловила свой мячик, выросла, переехала в Карелию, вышла замуж, купила дачу и… На скалистой плахе у нашей Таняхи поломалась ножка - слезы катят горошком… А дымочек вьется… Что-то мне не пьется: не помыться Тане в протопленной бане… Были бы моложе, поломали б тоже, да сердечко бьется: а вдруг не срастется? Частушки На горушке-на горе белые ромашки. Эх, жениться бы скорей на своей милашке. А милашка в платьице ситцевом в горошек, конопушек на лице – как в июле мошек. Я не буду заставлять их смывать милашку - будет что потом считать, а не рвать ромашки. Соловецкая прощальная Хорошо на этом свете жить и радовать судьбу, вечерами песни петь ей, проплывая по небу; щелкать пальцами игриво, приговаривая в такт: можно, можно жить красиво, превращая в рубль пятак… Медь звенит всегда устало, серебро всегда поет… Жизни, брат, не будет мало, где там нечет, а где чет? А на берег волны катят друг за дружкой, не спеша, и стоит у пирса катер… Все, устала петь душа… Старшим медсестрам России Как бард и, вроде бы, мужчина, люблю я старших медсестер, на то есть веские причины: у них всегда язык остер, у них заведомо в привычке быть поршнем там, где стынет кровь, у них ко всем сердцам отмычки, и лучше им не прекословь; они, хоть небольшого роста, но выше всех, когда нужны, им не подходят наши ГОСТы, они со всех сторон видны. И пусть им двадцать, тридцать, сорок - какая разница, мой друг! Сестричка, каждый миг мне дорог, когда укол – из твоих рук… С жизнью я на ты… Нет, не хочется песен новых: эти песни ведь душу - вдрызг! Но рожаю я песню снова, как какой-то паршивый артист… Нет «фанеры», хотя гитара - из фанеры, а может - нет, да и я ведь, пока не старый, выползаю на белый свет… Звон в ушах, и не надо - в кассе: денег нет, зато есть душа, - и пока я еще не классик, буду жить от души, спеша; буду петь, открывая дали, буду плакать и хохотать… Вы такого и не видали - я таким только жажду стать… Но сегодня прощай, удача, мне удача – на полбеды… Я – мужик, я давно не мальчик, с жизнью я не на Вы, - на ты. Загляну в себя Загляну в себя: противно понимать и ждать чего-то, превращая жизнь в работу по расписочке фиктивной; забывать все то, что было и, закапывая ночью, быть бездумно – между прочих - со своим посконным рылом… В жизни жутко одиноко: холодок в душе – слезою, сердце – дарственной мозолью, а потом… и смерть до срока… Смысла нет в бездонной жизни: рвутся старые страницы, размываются границы, тает преданность отчизне… Загляну в себя: противно… Мысли по поводу *** Что же ты поешь не в тему, эндокринная система: что, опять неугомонны полоумные гормоны? *** Шляпка милая, постой… Золотится рядом лето… Может, много слишком света В этой голове пустой?.. *** Поэту РЯДОМ с жизнью быть – «сподручней»: копаться нет нужды в навозной куче… Президентская Рви меня на лоскутки, распускай на нитки, режь на мелкие куски, Президент мой прыткий; шею снова заголи, голову на плаху… Я травиночкой в пыли натерпелся страха… Ах, куда же и зачем душеньке в остатке? Был бы голосок звончей - ох, и пел бы сладко… Когда к стеночке вели - от любви до праха, - я травиночкой в пыли натерпелся страха… Эх ты, доля–долюшка: жизнь моя – копейка… Я не вижу полюшка - горлышко залей-ка… А за горочкой вдали солнышко садится… Я – травиночка в пыли, ну, плесни ж водицы… Хреновина № 17 (из цикла «Хреновины») Ржавый гвоздь торчит из пятки - Дачных мест нежданный гость, - прикрывая дырку шляпкой… Гость-то гость, а все же… гвоздь. Страдания (карельские) За метелями – метели, за капелями – капели, а по Западу с Востока солнце катит как-то боком… Кабы че не вышло, хвост ему в дышло… В наших северных пенатах солнце светит воровато, на заборе - весь в фаворе - черный кот сидит – на горе… Кабы че не вышло, хвост ему в дышло… Тянут жилы - быть бы живу, нам с тобою не до жиру: черно-белые закаты, не бедны мы, не богаты…. Кабы че не вышло, хвост ему в дышло… Верить нам али не верить: где удача, где потеря, где разлука, а где встреча, а где утро, а где вечер? Кабы че не вышло, хвост ему в дышло… За метелями – метели, за капелями – капели… За метелями – метели, за капелями – капели… Кабы че не вышло, хвост ему в дышло… Дежа вю На пустынном берегу мне неведомого моря след чернеет на снегу - то ли счастья, то ли горя… Пляшет солнце на ветру, и виденье в дымке тает, будто в черную дыру улетаю, улетаю… Не сомкну до света глаз и, таращась в дыры окон, буду ждать за всех за вас и внимать безумным строкам… Буду вглядываться в тьму и… до смерти все же верить: счастье - только потому, что не верю я в потери… И пускай на берегу мне неведомого моря остается на снегу след и счастья, след и горя… Пусть и солнце на ветру пляшет, ластится и тает, будто в черную дыру улетаю, улетаю… Не жалей… Не жалей меня, удача, погоняй по кругу: я давно уже не мальчик, чтобы ждать подругу. Злее, злей, не жалей, лучше стопочку налей. Нет и не было удачи, был и буду рыжим… Я живу, а это значит: снова, братцы, выжил. Злее, злей, не жалей, лучше стопочку налей. Балаболка-жизнь… Ответа нет и быть не может: вроде осень, вроде лето - нету их дороже. Злее, злей, не жалей, только стопочку налей. *** Просто холодно, похоже – навсегда… Не согреюсь «Беломорканалом»… Жизнь была и… вдруг ее не стало… На лице – ни пользы, ни вреда. Просто холодно, похоже – изнутри… Душу не согреешь даже водкой… Жизнь легла веревочкой короткой, будто кто ее нечаянно остриг… Просто холодно… Розовый туман Мы улетим с тобой, как птицы, к теплу, за синие моря, с туманом розовым проститься, сорвав листок календаря… И смоют волны океана шагов запутанных следы, и облака в тумане канут на фоне розовой воды; и всем назло под шум прибоя скользнем по кончику зари, и будет чудиться порою, что мы над волнами парим… Мы на краю земли оставим все, что сбылось и не сбылось, - на темных пятнышках проталин, - и душу - мокрую насквозь… Такая странная работа Не затаить в глазах разлуку, как и не спрятать эту боль, а за разлукой – только мука от расстояния с тобой… И не успеть простить до света, и не уснуть до петухов, и не найти в ночи ответа, как – ненаписанных стихов… И не дойти до поворота, и не понять, и не забыть… Такая странная работа: жить………………………………… Когда падают звезды Полетела звездочка… О чем-то чья-то пригорюнилась душа - одинокой, жалкой собачонкой, у которой в жизни – ни шиша: даже нет простой собачьей будки, где бы можно ночку скоротать, а не то чтоб - даже просто в шутку - той звездой в момент паденья стать… Type mismatch (Несоответствие типов) Нет ни звука из-под… скотча, и в глазах - одни кресты на кладбище – многоточьем - в загородочках пустых… А на шее… невесомо… крест у сына… (type mismatch)… Мой - отчаянный потомок: мой убийца… мой палач… Каруселью допотопной мы почти обречены… Может, лучше автостопом по проулочкам страны? Но… ни звука из-под скотча: крест - в глазах, а на меже почему-то многоточье поросло быльем уже… Питерская Снег снаружи и внутри: слякотно и сыро… Пел на улице старик, не согласный с миром… Пел о чем-то о своем, задирая брови; было все свое - при нем, было бы здоровье… Между строчками вдыхал впалой грудью воздух и рычал в своих стихах, раздувая ноздри… Выл отчаянно и зло, и хрипел, и плакал, будто жизнь – кому назло - положил на плаху… Песенка барда, которому все по фигу… Песни пели, дни летели – шарики цветные: розовые, желтые, сине-голубые; паутинкой на ветру таяли незримо… Если только я не вру - жизнь проходит мимо… Жили-были, не тужили: если б не заботы, надувать бы шарики, - нет такой работы… Столько радостей вокруг, но – неумолимо: если только я не вру - жизнь проходит мимо… Снятся шарики ночами, год от года краше, только ниточки в руках, вроде бы, не в наших… А проснешься поутру - нету их родимых… Если только я не вру - жизнь проходит мимо… Песни пели, дни летели – шарики цветные: розовые, желтые, сине-голубые; паутинкой на ветру таяли незримо… Если только я не вру - жизнь проходит мимо… Я всегда вернусь Отложи свои дела и ворчанье на усталость: жизнь пока еще осталась, и сирень не отцвела. Пусть сгорает на ветру сердце, искры рассыпая, пусть страницы лет листает жизнь, вздыхая поутру. Ну а я взмахну крылом и растаю в поднебесье без причины – новой песней - вместе с дымом и теплом… Но когда-нибудь в ночи я прольюсь дождем на плечи, чтобы множить наши встречи – без звонков и без причин. Я не хочу Я не хочу уметь: не жить, а верить в бытие без смерти; и знать, что есть и Бог, и черти; и о бессмертье тупо ныть; и выть собакой на луну, хотя ее в окне не видно… Но, кстати, до смерти обидно: когда-то все пойдем ко дну… Я рвусь на части от обид на всех, кто мне дышать мешает… Не верю тем, кто всех прощает, ведь все равно душа болит, ветшая быстро от заплат, и рвется, захлебнувшись в плаче, - в глазах как будто черти скачут… Но я безумно жизни рад. -------------------------------------------------------------------------- Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru --------------------------------------------------------------------------