--------------------------------------------------------------------------
Хоупвел Надежда - Дневник жертвы
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru
Cos^2A = 0,36
CosA = 0,6
***
25.02.2013, Запись 1
Кто-то когда-то сказал, что во время паники нужно проговаривать хорошо известные тебе вещи. Не важно, что это будет: пересказ любимого фильма, песенка из детства или повторение таблицы Пифагора – главное вернуть свое сознание туда, где ему будет комфортно. Что ж... Думаю, сейчас самый удачный момент испытать этот способ.
Меня зовут Джоанна Смит. Я учусь в восьмом классе небольшой школы городка Аннистон, штат Алабама. Почти всю свою жизнь – с четырехлетнего возраста – я занимаюсь плаваньем. Вода странно успокаивает, когда ты погружаешь в нее свое тело и начинаешь медленно (или быстро) двигаться без опоры на ноги. Думаю, одну треть своей жизни я провела в воде, поэтому научилась держаться уверенно и без твердой почвы под ногами.
Сейчас мне хорошо... Психопат напичкал меня наркотиками. По крайней мере я думаю, что это были наркотики. Когда он вколол иглу мне в вену и что-то туда ввел, стало на удивление хорошо и спокойно. Но даже так сознание начинает медленно возвращаться ко мне. Из-под толстой корки успокоительного наружу начинает пробиваться дикий голодный страх. Как голодная акула. Кажется, он скоро проглотит меня... Но пока я веду этот дневник, чтобы привести мысли в порядок.
Том лежит рядом. Он был так возбужден и напуган, когда психопат потащил нас в подвал этого дома, что ему пришлось ввести двойную дозу. Теперь он спит, напоминая невинного младенца. Но я не считаю его таким. Я обвиняю его в том, что произошло с нами.
Именно он потащил меня на этот идиотский факультатив: «Ну и что, что допоздна!» - воскликнул он как всегда самоуверенно, - «Что плохого может с нами случиться?». Факультатив был по математике. Ненавижу математику. И только Том заставил меня согласиться на это. Если бы не он, я бы уже...
Была бы дома... Мягкий диван, теплый плед на коленях, чашка какао в руках. Моя кошка улеглась бы рядом, свернувшись в клубочек, а я бы... А я бы как всегда мешала ей спать, кидаясь чем-нибудь в ее мягкую шкурку. Никогда не думала, что буду так сильно скучать по кошке. Никогда не верила, что такое может случиться именно со мной...
Мы уже почти дошли до моего дома, когда этот человек вырос перед нами: его темная фигура была значительной – ростом почти под два метра, широкий в плечах, напоминающий огромную живую глыбу. Глыба медленно стала двигаться в нашу сторону.
Я ощутила себя так же, как в бассейне, когда однажды на спор прыгнула с пятиметровой вышки и на пару секунд перестала понимать, что вообще происходит. Все плыло перед глазами, я барахталась в толще воды, не отличая поверхности от дна, уши заложило, в горло попала хлорированная вода. Я была готова умереть. Все, что угодно – лишь бы только избавиться от этого чувства паники и хлорированной воды в горле.
То же самое мне пришлось испытать, когда глыба пошла в нашу сторону. Я только успела оглянуться, чтобы проверить, не идет ли он к кому-нибудь, кто стоит за нашими спинами. Никого не было! Улица оказалась пуста. Чувство паники стало еще сильнее. «Глупо» - говорила я себе тогда, - «Глупо, глупо, глупо! Ничего не происходит! Все в порядке!». Но это нисколько не помогало.
Мы с Томом не только остановились на месте, но и медленно стали отступать назад. Фигура была устрашающей. Мы были готовы сорваться с места в любую секунду.
«Эй, ребятки, что вы здесь делаете так поздно?» - его голос оказался на удивление приятным, и я почувствовала от этих слов невероятное облегчение. Хотелось засмеяться над собственной пугливостью.
Том тоже осмелел, он выступил вперед и дружелюбно – как у него всегда выходит – улыбнулся: «Домой возвращаемся».
«Может, вас проводить?» - сказал мужчина задумчиво. Он, наконец, вышел на свет, и мне удалось разглядеть его туповатые черты лица: словно он вжимался в невидимое стекло. Но стекла не было! Расстояние между нами сокращалось с каждым его шагом, и, даже несмотря на добродушный голос незнакомца, чувство страха медленно, но верно начало возвращаться ко мне. Том, будто прочитав мои мысли, тут же возразил: «Нет-нет, не нужно, мы и сами дойдем».
Но было уже слишком поздно. Его обрамленные тяжелыми веками глаза уставились на нас хищным взглядом. А улыбка в одну секунду обернулась оскалом.
Руки, до этого упрятанные в карманы, вылетели на свободу – длинные и толстые, с огромными, размером с мою голову, ладонями.
Все это запомнилось мне хорошо, как замедленная съемка в фильме. Его торопливые шаги, наше неуверенное движение назад. Огромная ладонь на моем плече, ногти, до крови впивающиеся в кожу. Затем мой слабый крик и смачный удар по щеке. Боль. Потеря сознания. Уже закрывая глаза, я увидела, что Тому удалось вырваться. Моей последней мыслью было: «Господи, пожалуйста, пусть он спасется и спасет меня». Потом только темнота.
***
Я очнулась на холодном сыром бетонном полу от звука падающих капель: кап, кап, кап. Каждый удар отдавался в моей голове неимоверной болью. Плечо болело от порезов, которые оставили ногти похитителя. На рубашке засохли следы крови.
Помню, как во мне начала подниматься паника: дикий зверь! Я завопила что было силы и метнулась к ближайшей стене, начала стучать по ней, колотить кулаками, разбивая те в кровь. Наконец, кто-то схватил меня за плечи сзади.
«Тише» - зашептал напуганный голос. Мне понадобилось неимоверное усилие, чтобы распознать в этом дрожащем, тягучем звуке Тома, - «Пожалуйста, не кричи».
Но я не могла остановиться: крик вырывался из моего рта вопреки моей воле. Из глаз хлынул поток слез. Я начала задыхаться...Задыхаться и кричать! Он попытался зажать мне рот, но это не помогло.
Остановилась я только тогда, когда за железной дверью послышался глухой стук тяжелых шагов. Сливаясь с падением капель, он создавал уникальную, почти гипнотическую мелодию. Где-то отстраненно я даже подумала, что эта мелодия очень красива.
То, что последовало за этим, красивым назвать было нельзя. Тяжелая железная дверь со скрипом распахнулась. В подвал ударил яркий холодный, почти металлический свет, на фоне которого, подобно какому-то извращенному ангелу, стоял наш похититель. Тогда я еще не знала, что за предмет он зажимает в руках, и в блеске ледяного света мне показалось, что это был нож.
Я вырвалась из объятий Тома и бросилась к выходу что было сил. Похитителю не требовалось особого навыка, чтобы схватить меня – беспомощную и неразумную – за плечо и с силой ударить о стену.
Голова и спина взорвались от новой волны боли. Слезы и сбитое дыхание усилились. Сквозь звон в ушах я слышала его парадоксально приятный и дружелюбный голос:
«Тише ты, - шепнул он мне доверительно, - Не дергайся».
Том рванулся мне на помощь (или он просто пытался спастись?) и тут же отлетел в сторону от сильного удара кулаком в щеку. Он грохнулся на холодный бетон с таким звуком, будто весил больше сотни фунтов! Должно быть, ему было очень больно…
Похититель нацелил на меня то, что держал в руке. В эту секунду в моей голове пронеслась только одна мысль: «Хочет перерезать горло!». Потом, немного приглядевшись, я осознала, что этот предмет был вовсе не ножом. Он выглядел гораздо безопаснее. Я слегка успокоилась и позволила мужчине сделать то, что он хотел: сил сопротивляться совсем не осталось.
Он показал мне шприц, наполненный розоватой жидкостью, с силой прижал мое запястье к стене и воткнул иглу точно в вену. Я ощутила еще большее головокружение. Тело обмякло и я, не в силах сопротивляться беспрекословной воле наркотиков, скатилась вдоль стены. Все остальное вспоминается мне сквозь туман.
Том, пошатываясь, встал на ноги и предпринял очередную попытку побега. Похитителю ничего не стоило пресечь и ее. Он с силой опустил мальчика к земле, достал из кармана бутылек с розоватой жидкостью, набрал в сосуд шприца еще одну порцию и с ловкость медбрата ввел вещество в вену Тома.
Тот продолжал сопротивляться.
Процедура повторилась, но даже так Томас брыкался еще несколько секунд. Потом его глаза стали закрываться, а голова прижалась к земле так, словно весила несколько тон. Он перестал двигаться.
«Вот так-то, детки» - проговорил похититель добродушно. В эту секунду его образ растянулся в моих глазах и стал напоминать длинную змею, извивающуюся всеми возможными способами. На глазах моей сетчатки заплясали кровавые червяки, а к горлу подступила рвота. Я попыталась развернуть голову, чтобы сплюнуть все на пол, но наркотик оказался сильнее. Мой завтрак вылился на мои собственные колени. Мерзко! Я заревела вновь.
«Тише, - прошептал он, перед тем как закрыть железную дверь и оставить нас в темноте, - скоро тебе будет хорошо»
Продолжая плакать и жалеть себя, я из последних сил подползла к Тому, пощупала его пульс. Он несильно стучал под его мертвенно-бледной кожей запястья. Я улеглась с ним рядом, забывая про холодный пол и нависшую над нами угрозу. Все и вправду начало казаться чудесным...
***
Не знаю, сколько времени прошло с тех пор. Я проснулась, все еще испытывая радость от происходящего. Стены казались мне цветными, а звук капающей воды нежной мелодией – стуком сердца целой вселенной! Кап, кап, кап. Я наслаждалась им.
Потом сознание начало медленно возвращаться. Я потеребила Тома, но он беспробудно спал. Страх начал медленно просыпаться в глубине моего сознания. На ощупь я двинулась вдоль ледяного пола, встречая на своем пути куски металлических труб, торчащие прямо из бетона, и обрывки брезентовой ткани. Больше ничего.
Пока наконец я не наткнулась на знакомый до боли рюкзак. Он принадлежал мне! Похититель даже не позаботился о том, чтобы спрятать его. Хотя, пошарив внутри, я не обнаружила там телефона. Это было довольно странным... Но я не считаю себя экспертом в психологии маньяков, чтобы понять, на кой черт он оставил наши ранцы с нами: может, бросил как кость собаке, чтобы та не лаяла слишком громко, а может, это какой-то странный изощренный способ получать удовольствие, напоминая нам о нормальной жизни.
Так или иначе, я сделала единственно правильное, что могла в этой ситуации: начала писать. Для меня это единственный способ более или менее прийти в себя, тем более, что действие наркотика начинает выветриваться.
Я завидую Тому. Он мирно спит неподалеку, в то время как я буквально физически ощущаю медленно разъедающую меня панику.
Для записей я использую тетрадь по математике с факультатива. Все листы, на которых были записаны решения задач, я вырвала для того, чтобы начать с нуля. Это моя первая и, возможно, (с ужасом понимаю, что это действительно может случиться!) последняя книга, написанная от руки в мрачном подземелье под светом тусклого походного фонарика – неотъемлемого атрибута сумки Тома. Я назову ее Дневником жертвы, хотя мою душу не покидает вера в то, что вскоре нас с Томом спасут.
Меня зовут Джоанна Смит, и я не хочу умирать.
26.02.2013, Записи 2-10
26.02.2013, Запись 2.
Мне хочется пить... Должно быть, это связано с тем, что я проплакала почти всю ночь. От этого стук капель становится еще более раздражающим. Капает с потолка в правом углу подвала. Я попробовала эту воду на вкус, но она похожа на канализационную. Наверное, именно поэтому здесь так воняет гнилью.
26.02.2013, Запись 3.
Том пришел в себя. У него болит голова, и не просыхают слезы. Он говорит, что это последствия от введения наркотика, но я знаю, что на самом деле ему просто так же страшно, как и мне. Я не люблю, когда мальчики плачут, но сейчас готова простить его за это.
26.02.2013, Запись 4.
Господи, я знаю, что никогда не отличалась особой религиозностью. Когда родители водили меня в церковь по воскресеньям, я никогда не слушала священника. Однажды даже протащила с собой видеоигру и играла в нее, пока никто не видит.
Ты же не мстишь мне за это таким образом? Что я несу? Конечно, не мстишь... Я просто хотела попросить тебя... Не знаю... Возможно, ты не слышишь мой голос из подвала, а если я попытаюсь закричать, похититель снова вколет нам в вену наркотики. Так что... В общем, если ты решишь прочитать это (а я верю, что ты читаешь все, что написано от чистого сердца), то, пожалуйста, помоги нам с Томом спастись! Мы не самые лучшие дети на свете, но мы никогда не хотели ничего плохого.
Мама говорила, что Бог может быть жестоким, но, если раскаяться в своих грехах, он простит тебя. Ты даже не представляешь, как я раскаиваюсь сейчас! Мне холодно, страшно и ужасно хочется пить. Том продолжает плакать, а у меня, кажется, просто не осталось воды, чтобы делать это. Я клянусь, что стану самым послушным и добрым человеком в мире, если ты только вытащишь нас отсюда.
26.02.2013, Запись 5.
Мы ждем почти час, но ничего не происходит. Кажется, Бог отказывается нас спасать. Мне страшно. Иногда начинает казаться, что по подвалу бегают крысы. Я не знаю, правда ли это, но готова поспорить, что время от времени слышу топот маленьких ножек. Свечу фонариком в направлении звука, но ничего не вижу. Возможно, они прячутся в стенах. Ждут, пока мы умрем, чтобы полакомиться свежим мясом. Недавно меня посетила совсем жуткая мысль. Я подумала, что, может быть, наш похититель – сдвинутый на всю голову психопат. Может быть, он растит крыс специально, а мы просто корм для его любимчиков... Том сказал, что у меня истерика, когда услышал эту версию. Но я не уверена... В телевизоре постоянно показывают истории про ненормальных каннибалов или педофилов. Я любила смотреть такие передачи с младшей сестренкой – Кэти, подшучивала над ней все время, говоря, что однажды ее вот так же поймают и съедят. Если бы я только знала, что все это и вправду может произойти!
26.02.2013,Запись 6.
Нам принесли еду. Похититель открыл дверь и бросил на пол два пластиковых контейнера. Внутри лежало по гамбургеру и бутылке с водой. Воду я выпила. Даже не оставила прозапас. Гамбургер... Мясо в гамбургере съесть не смогла – от его вида меня начало выворачивать. Немного погрызла булку. Остальное отдала Тому. Он отказался – у него самого такая же проблема. Мы сложили остатки еды обратно в контейнер и спрятали его под брезент.
В тот момент, когда похититель открыл дверь подвала, чтобы бросить нам наш обед, я, наконец-то, смогла разглядеть помещение полностью. Пусть и ненадолго. Меня напугал свет! Как бы ужасно это ни звучало, но он буквально ввел меня в стояние паники. Очертания торчащих из потолка и пола, прогнивших – чудом не лопнувших – труб надвинулись на меня, как огромные ядовитые змеи. Капли воды превратились в капли яда, слетающие с клыков одной из них. Другая «рептилия» оказалась прямо под ногами. Я непроизвольно, ведомая диким необоснованным страхом, попятилась назад. Споткнулась. Упала. Но проглотила слезы, боясь, что похититель снова воспользуется шприцем.
Мне было страшно! Сердце колотилось как бешеное, и я впервые поняла, что, должно быть, чувствуют герои мультфильмов, когда их сердце выпрыгивает из груди. Больше никогда, клянусь, никогда не буду смеяться над этими моментами!
Свет продолжал резать глаза. Темная фигура похитителя стояла в его потоках, закрывая своим массивным телом выход. Как же хотелось сорваться и просто побежать! Сбить его с ног резким и неожиданным ударом и рвануть на свободу! Но голова и тело в тот момент перестали работать сообща. Тело дрожало от страха и мокрого холодного пола. Голова, казалось, просто-напросто отключилось. Только страх... Поглощавший меня как акула, бешеный страх. В сто раз хуже того, который был, когда я начала захлебываться в бассейне...
Мне бы хотелось списать мою панику на остаточное действие наркотика, как списал Том на него свои слезы. Но я не буду обманывать себя на этот счет. Незнание ситуации, темнота подвала и стук крысиных ног вдоль стен расшатывают мою психику. Я почти потеряла способность мыслить связно. Иногда впадаю в состояние транса, начиная вслушиваться в звуки за стеной. Эту запись пишу уже больше часа. Отвлекалась дважды. Один раз настолько сильно, что Тому пришлось трясти меня за плечи, лишь бы привести в чувство.
Я знаю, что все это – плохой признак. По телевизору часто показывают людей, которые сходят с ума, оказавшись в тяжелой ситуации. Эти люди - взрослые, часто профессиональные спортсмены-экстрималы, но даже они теряют самообладание, когда происходит что-то плохое. И что же случается с ними потом? Как много из них выживает? И сколькие, пережив такое, способны вернуться к нормальной жизни? Смогу ли я? Или так и буду до конца своих дней сидеть в подвале? Мне страшно думать об этом...
Господи, если ты только слышишь меня...
26.02.2013, Запись 7.
То, что я буду записывать сейчас – не мои слова. Их попросил записать Том. Он сказал, что это «на всякий случай». При этом постарался улыбнуться. Но я то знаю, что сейчас не до улыбок: просто он хочет выглядеть сильным. Наверное, это похвально... Но я знаю, что на самом деле ему очень страшно.
Так или иначе, сегодня он попросил меня записать его прощальное письмо. На случай, если мы...
На случай, если...
В общем, это не важно. Я не могу продолжить записывать эту фразу. Такого (того, что я хотела написать) просто не может быть! Но Том решил подстраховаться. Он попросил, и теперь я буду записывать слово в слово то, что он говорит.
«Мама... (он опять заплакал на этом моменте. Наверное, мне не стоит делать вот такие пометки, но Том молчит слишком долго. А я не могу просто так прекратить записывать мысли. Иначе тоже сорвусь.) Помнишь, на похоронах отца я пообещал стать вместо него мужчиной в доме, главой семьи. Обещал заботиться о тебе и Натали. Даже пытался устроиться на работу...
Если ты читаешь это письмо, значит, мне не удалось сдержать обещание, и я погиб. Прости меня за это... И попроси прощения у сестренки. Если честно, я не знаю, что еще можно сказать, кроме одного: надеюсь, ты никогда не увидишь эти строчки...»
Сейчас Том замолчал и погрузился в транс. Теперь мы оба время от времени выпадаем из сознания или начинаем плакать... От истерики нас спасают только две вещи: меня – возможность записывать все происходящее в эту тетрадь. Это хотя бы ненадолго позволяет представить, будто все, что случилось с нами – просто часть чужой истории. Истории, которую я просто выдумала.
Тому дневник не поможет. Он никогда не любил писать – всегда увлекался только математикой. Но его спасает другое. Почти всю свою жизнь ему приходилось быть сильным.
Его отец погиб в автокатастрофе, когда ему было девять. Мать долго переживала потерю мужа... Как и сам Том. Тогда мы с ним еще не были знакомы, но он рассказал мне все однажды. Как плакала его мать, запираясь в комнате. Как он вешался ей на шею, пытаясь утешить. Как он боялся, что сам начнет реветь. Как срывался несколько раз, а потом страдал от того, что проявил слабость. Он каждый раз говорил себе, что должен стать главой семьи и что глава семьи никогда не может проявлять слабости. Ему всегда приходилось заботиться о матери и младшей сестренке – Натали, которой сейчас всего восемь лет. У него большой опыт в том, чтобы быть сильным.
***
Том просит показать его письмо, но я отказалась: сказала, что не позволю ему читать то, что здесь написано. Когда мы выберемся отсюда, я сожгу этот дневник к чертовой матери, клянусь! И если Бог даст, я сожгу вместе с ним и нашего проклятого похитителя!
Снова плачу... Надо успокоиться.
26.02.2013 Запись 8.
Том предложил мне написать прощальное письмо и от себя, но я отказалась. Моя вера в то, что мы выберемся, все еще слишком сильна. И я не хочу думать о плохом! Все просто не может закончиться плохо! Не с нами! Не сейчас!.. Я не буду писать это письмо, и пусть все катятся к черту!
26.02.2013 Запись 9.
Здесь воняет. Мне холодно, страшно и хочется пить. Топот крыс нарастает ближе к ночи (по крайней мере, я думаю, что это ночь). Я не знаю, сколько прошло времени, и сколько еще нам осталось сидеть в этом подвале. Я не знаю, чего хочет от нас похититель и чего можно от него ждать! Я ничего не знаю. Только одно – гори все огнем, но я не собираюсь умирать так просто!
26.02.2013 Запись 10.
Том придумал план нашего побега. Мое сердце бешено стучит, когда я думаю, что скоро все может закончиться. Интересно только: закончиться в какую сторону? Так или иначе, если все получится и мы выберемся, то я... Я просто хочу чтобы все получилось. Пожалуйста, Господи, пусть все будет хорошо.
Молящаяся тебе и не оставляющая надежды, Джоанна Смит.
День черт знает какой! Записи 11-13
День черт знает какой! Запись 11
У Тома разбита голова. Недавно он уснул, а до этого вертелся и бесконтрольно стонал от боли. Я пыталась вернуть его в сознание, но, кажется, он не слышал меня. Если говорить совсем честно, то я не до конца верю, что с Томом все в порядке. У него может быть сотрясение или гематома. Мне больно об этом говорить, но он может умереть в любую секунду, а я... Я просто не знаю, что еще можно сделать.
Все, что мне удалось – сгрести в кучу все обрывки брезентовой ткани и создать что-то наподобие кровати. Это абсолютно бесполезно, но дает мне хотя бы призрачное чувство того, что я помогаю. Перетащить Тома на эту «кровать» было ужасно трудно. Он просто не понимал, что я пытаюсь помочь. Все время брыкался, даже хорошенько заехал мне по лицу. Думаю, у него была агония...
Еще один кусок брезента я обвязала вокруг его головы, предварительно смочив его капающей с потолка водой. Не знаю, правильно ли поступила. Могла ли я тем самым занести в его рану заразу? Не знаю... И мне не у кого попросить совета. Проклятье! Ну почему тут должна была быть именно я?! Почему не кто-нибудь, кто разбирается в медицине?! Или тот, кто хотя бы слушал в школе учителя биологии?! Если мы только выберемся, я никогда больше не пропущу мимо ушей ни одного слова взрослых!
Ладно... Хватит… Мне нужно собраться с мыслями. Я должна успокоиться и записать здесь все, что произошло сегодня. По порядку. Неторопливо. Господи, как же сложно это будет!
Еще в первый день, когда Том очнулся, помещение и внешность похитителя, потому что это может помочь следствию, когда мы спасемся. Я около часа делала висле наркотика и увидел, что я веду записи, он поддержал эту затею. Сказал, что обязательно нужно описать под, что записываю, хотя, на самом деле, просто перечитывала вчерашнее. Я была слишком возбуждена и напугана для того, чтобы суметь грамотно сформулировать мысли. Теперь возбуждение прошло. Если честно, почти прошел и страх. Смерть уже не пугает так сильно. Звук топающих ножек стал почти родным. Когда он замолкает, я напрягаюсь. Но пока он есть, я почему-то спокойна. Наверное, у меня поехала крыша. Но теперь все это уже не важно. Моя задача – записывать все происходящее здесь. И менять повязку на голове Тома.
***
Комната – подвал – помещение примерно 5 на 6 метров. Не знаю, не уверена, плохо разбираюсь в математике. Здесь нет и капли солнечного света или хотя бы тусклой лампочки. К такой темноте, как здесь, глаза не привыкают совсем: сколько я тут не просидела, все равно не научилась различать в темноте хоть какие-то очертания предметов.
С отоплением тоже ужасно плохо. Одна из труб на потолке, кажется, горячая, но она не согревает помещение целиком. Мы все время сидим в куртках, но все время мерзнем. Впрочем, судя по тому, что вода, капающая с потолка, не застывает, температура все же плюсовая. А ощущается как страшный минус. Сначала я зябла и дрожала, не могла писать. Потом привыкла даже к холоду. Не зря говорят, что человек ко всему привыкает. Даже к раздражающему капанию... Хотя, честно признаться, я подложила туда кусок брезента, чтобы звук не был таким звенящим. Лучше уж топот крыс, чем это раздражающее: «Кап, кап, кап»!
***
Недавно я поняла, что считала время не правильно. Предположила, что проснулась утром – на следующий день после того, как психопат притащил нас в подвал и накачал наркотиками. На самом же деле, я совершенно не знаю, что это было: день или вечер, и даже какое число! Чертовы события мешаются в моей голове, я вновь ощущаю себя прыгнувшей с вышки в толщу воды, лишенной всяких ориентиров!
Том предложил нам сбежать. Вчера... А может, это было еще сегодня. Он сказал, что наш похититель – обычный человек и что если мы поставим на эффект неожиданности и количество, сможем спастись. Он сказал, что хорошо бы иметь что-нибудь потяжелее, но его походный фонарик тоже сойдет: как только похититель войдет, Том ударит его по виску, а я со всех ног побегу к выходу. Он за мной.
План был прости и банален и, теперь я понимаю это, глуп. Тем не менее, Том убедил меня, что стоит попытаться. «Спорить готов», - сказал он тогда, - «не попытаемся выбраться сами, никто нас не спасет». Я согласилась, хотя и страшно волновалась.
***
Когда мы услышали стук шагов – это наш похититель относил нам еду – мы заняли исходные позиции. Том спрятался с фонариком за дверью, а я встала точно напротив входа – мы назвали эту позицию линией старта. Отсюда я должна была начать бежать, когда Том «вырубит» ублюдка.
Кажется, я уже писала каково это, чувствовать, как твое сердце выпрыгивает из груди? Не знаю, плохо помню. Все, что я могу сказать: мир тогда поплыл перед глазами, реальность застелили мутная пелена и жужжащий звук, на фоне которого шаги похитителя отдавались глухим эхом. Мой собственный пульс бился так сильно, что я невольно положила руку на шею, стараясь его успокоить. Ничего не вышло. Колени дрожали, но нужно было собраться. Никогда еще во мне не было столько адреналина. Страшно до чертиков.
Том держался молодцом, встал за дверью, сделал глубокий вдох и поднял руку с фонариком – хотя, возможно, все это мне привиделось. В подвале было слишком темно, чтобы заметить это наверняка.
***
Наконец шаги умолкли. Сердце забилось еще сильней. Я почти со стороны видела, как кладет похититель руку на огромную металлическую щеколду (судя по звуку, была щеколда), как напрягаются его мышцы, когда он тянет язычок в сторону, как его дыхание становится глубже и четче. Я чувствовала его, как загнанная газель чувствует охотящегося на нее льва...
Щелчок и дверь распахнулась. Поток яркого света и его фигура, похожая на изощренного ангела. Его длинные волосы, которые и вправду напомнили мне гриву льва. Его уверенный шаг вперед.
Мне невольно захотелось отступить и спрятаться за одной из змей – труб, что торчали из пола. Я почти готова была сдаться, как вдруг...
Звук глухого удара! Тому удалось подпрыгнуть и в прыжке (в прыжке!!!) треснуть похитителя точно по виску. Тот сделал машинальный шаг вперед, слегка покачнулся, потом зажмурил глаза, стараясь побороть внезапную слабость. Но, кажется, его очень неплохо ударили, потому что, хотя он и не упал на пол, сделать что-то был уже не в состоянии.
«Беги!» - донеслось до меня сквозь стук собственного пульса, - «Беги!».
И я побежала.
***
Дом был не очень большой, судя по всему, он находился где-то за городом. Единственное, что мне удалось заметить в нем – дешевые шторы в стиле кантри: грязно-белые в мелкий цветочек. Шторы закрывали окно наглухо, не позволяя кому бы то ни было заглядывать в дом. Собственно, поэтому я и обратила на них особое внимание. Потом вдалеке показалась она - большая, старая, но крепкая дверь из темного дерева. И вот, что я поняла в ту секунду: она закрыта! Какой человек, похищая людей, будет оставлять входную дверь открытой?! Наверняка там был замок, а значит, все! Тупик! Мы попали! И, значит, нас убьют сегодня.
И пока я думала обо всем этом, ноги сами несли меня к ней. Боже, пожалуйста, пусть получится. Всего один единственный раз! Всего одна маленькая помощь! Просто поверни в замке ключ!
Сквозь собственные мысли услышала хлопок: это мои ладони столкнулись с холодной поверхность дерева. Боль от удара привела меня в чувство. Лихорадочно я стала пытаться открыть ее. Стучать со всей силы, биться как мотылек о стекло! Кажется, я даже что-то кричала.
Заперта! Проклятье! Где же ключ?!
Ключа не было. Наверное, остался у похитителя. И тогда я впервые успокоилась, меня накрыло волной почти истерического смеха: какой же идиоткой я была. Просто одной сплошной идиоткой. Не нужно было пытаться сбежать. Нужно было убить ублюдка окончательно! Пробить ему череп этим фонариком, желательно несколько раз, не жалея и не сомневаясь. Убить, чтобы самим не быть убитыми!
Не нужно было убегать и искать ключ. Нужно было просто вернуться в подвал и еще раз (а может, и несколько) с силой опустить на его висок рукоять фонарика, или перерезать шею ножом, который можно взять с кухни. Все, что угодно, лишь бы навсегда покончить с гадом.
Интересно, где Том? – это было моей последней мыслью. Потом я ощутила, как что-то врезается в мой затылок. Прежде чем почувствовать боль и упасть, я успела повернуться. Передо мной стоял человек – не наш похититель! Без гривы, не такой огромный и с еще более бешеными глазами.
В руке он зажимал подсвечник. И я тогда подумала совсем глупую мысль: «Меня вырубили подсвечником. В точности, как в старых детективных фильмах». Потом на его мерзком, искаженном сумасшествием лице, как змея, растянулась жуткая ухмылка. Я из последних сил вцепилась в его кофту: не знаю, чего именно хотела от него в тот момент. Потом опять только темнота.
День черт знает какой! запись 12
Знаете, что самое страшное в такие вот моменты. Это не холод и не капающий звук воды. Это не похититель, который стал Богом и теперь распоряжается твоей жизнью так, как хочет. Это не слезы и не истерика. Это даже не друг с пробитой головой, который, возможно, не выживет. Самое страшное – это осознание того, что ты привык ко всему этому.
День черт знает какой! запись 13
После того удара я очнулась в подвале. Опять же от стука капель и стонов Тома, которые доносились из угла комнаты. Я даже не ощутила обиду или раздражение. Это было изощренное чувство спокойствия и благоговения перед похитителем. Он сидел передо мной на цыпочках, улыбаясь дружелюбно и заботливо. Его голова была перевязана. Я уже не боялась его. Я трепетала перед ним, как если бы видела живое чудо. Как если бы он был моим спасителем. Это сложно объяснить, но я и сейчас борюсь с подобным чувством. Я доверяю своему похитителю. Я больше не хочу сбегать. Я жду, пока он придет, потому что с ним приходят свет и еда. Он говорил с нами заботливо и дружелюбно. Он помог нам успокоиться, когда мы нервничали в первый день. Он даже оставил нам наш фонарик, правда после удара, свет иногда гаснет и мне приходится какое-то время (пока он снова не заработает) сидеть в темноте. А еще лицо нашего похитителя было куда приятнее, чем морда второго, и он никогда, в отличие от второго, не смотрел на меня таким хищным взглядом.
Я доверяю своему похитителю, хотя знаю, что не должна. Кажется, это называется Стопольским* синдромом. И, кажется, он прогрессирует. Потому что сейчас, я больше всего на свете желаю, чтобы наш похититель (именно наш, а не второй с мерзкой улыбкой) открыл дверь. Тогда я попрошу его помочь Тому. Уверена, что он сделает это, даже несмотря на то, что Том хорошенько треснул его по виску.
И то, что у моего друга сейчас пробита голова – это не больше, чем просто наказание за наше плохое поведение. Если мне удастся убедить похитителя, что мы раскаялись, он поможет нам, я в этом уверена.
Я больше не жду помощи ни от Бога, ни от полиции. Единственные, кто могут нам помочь – это мы сами и наш похититель. Больше никто.
Идите все к черту, Джоанна.
* На самом деле это называется Стокгольмский синдром, просто Джоанна этого не знает
Кажется, последний день, Запись 14
Кажется, последний день, запись 14.
Мне больно писать об этом и я не знаю, как сделать это правильно. Наверное, нужно составить что-то вроде некролога, но сил не хватает. Нервы не выдерживают...
После того, как Том замолчал и я закончила предыдущую запись, фонарик опять погас. Мне было холодно и мерзко. Я по-настоящему стала ощущать себя больше животным, чем человеком. А еще я была очень уставшей. На ощупь подползла к Тому и уснула, обнимая его: с одной стороны, для того, чтобы ему было спокойнее, с другой, желая успокоиться сама.
Из липких объятий сна меня вырвал стук шагов. Страшно признавать, но я поняла сразу: они принадлежат не нашему похитителю. Эти шаги были легче и звонче. Каждый из них звучал как насмешка. Я невольно сильнее вжалась в Тома.
Молчание, щелчок, свет. Все как обычно. Только фигура, стоящая в его лучах узкая в плечах и не такая высокая. А в руке у нее не контейнеры с едой. Что-то другое. То, что вызвало испуг еще до того, как я смогла осознать, что именно.
- Тик-так, - пропел худощавый силуэт, его рука, держащая страшный предмет, слегка встрепенулась, - время вышло, а денег нет. А значит, вывод прост, как раз-два-три. Кому-то из вас сейчас придется лишиться уха. Конечно, мы сделаем это безболезненно. Мы же не живодеры какие-то, - его истерический смех наполнил подвал. Я боялась его, как самого дьявола. Но еще больше меня пугал предмет в его руке – что же это могло быть?
- Знаете, какое обезболивающее самое лучшее, ребятки? – продолжил он, оценивая нас взглядом. Теперь, привыкнув к свету, я различила его скользящую, как змея улыбку, - Смерть. Вот лучшая анестезия. Одна маленькая инъекция смерти и никакой боли. Вообще. Никогда.
Слово «Смерть» отразилось в моей голове множеством эхо. Это было так, словно я стояла в зеркальном лабиринте и вместо отражения видела множащееся тысячи раз слово «смерть». И тогда я впервые по-настоящему осознала насколько сильно, насколько яростно не хочу умирать. Как много еще можно было сделать. Как много испытать и пережить! А потом одно короткое слово лишает тебя всего... Я боялась этого слова.
- Ну, - продолжал смеяться ублюдок, - кого из вас мне у-ко-ко-шить?
Вот ведь мразь! Тянул это слово так, словно мороженное лизал. Словно это было самое вкусное и приятное слово в мире. Готова спорить, что в эту секунду мои глаза смотрели на него с такой яростью, что он невольно попятился назад именно от этого.
- Так кого? – теперь, глядя на меня, он не говорил так уверенно, но все же оставался решительным в своих действиях.
Я сжала плечи Тома сильнее. Он слегка промычал, будто забыл о том, где находится и думал, что продолжает мирно отдыхать в своей кровати. Может, так оно и было. Но в эту секунду я не собиралась отпускать Тома. Я держала его и смотрела на похитителя: если он захочет убить нас – вот они мы – вдвоем до конца. Я не собираюсь умирать первой и не собираюсь оставаться в этом подвале в одиночестве. Я эгоистка, но я не буду жертвовать собой или Томом. Пусть убивает обоих или катится к черту!
- Говорят, за девчонок платят больше, - протянул похититель задумчиво, - а ну брысь, - он замахнулся на меня, как хозяева замахиваются на собак, когда те провинились.
Я непроизвольно сжалась. В тот момент, сидя в подвале черт знает сколько времени, живя только за счет подачек еды, я уже почти ощущала себя животным и испытала почти животный ужас от этого движения: хозяин показывает, что я что-то делаю не так. Нужно слушаться его во всем, иначе будет плохо.
Только в тот момент я наконец опознала так пугающий меня предмет. Это был пистолет! Револьвер, кажется – я не слишком хорошо разбираюсь в оружии. Проклятье! Никогда не видела пистолет вживую. В кино он не вызывал ужаса, но сейчас, когда второй похититель мог в любу секунду меня… нас… мне стало очень страшно.
- Брысь, кому говорят! – взвизгнул он почти истерически.
Я была почти готова поддаться, но закоченела от страха. Мои пальцы впились в плечо Тома так сильно, что он застонал. Похититель начинал раздражаться:
- Ах ты, маленькая сучка, отпусти его!
Он двинулся в мою сторону. Я смотрела на него, как загнанный в угол зверь: яростный и беспомощный. Я могла бы кинуться на него в любую секунду, а в ответ получила бы пулю. Все, конец. Я могла бы отойти и дать ему убить Тома. Осталась бы в этом подвале одна, сошла с ума окончательно. Нет, я должна была сохранять спокойствие, прижиматься к своему другу и не дать ублюдку оторвать меня от него.
Однажды мы с Томом устроили шуточную свадьбу: вместе, пока смерть не разлучит нас. Пришло время проверить это на практике.
- Да уберись же ты! – костлявые руки похитителя впились в мое плечо. Он толкнул меня в сторону, но я продолжала держаться за Тома. Никогда в жизни я ни за что так крепко не держалась. – Уберись! Уберись! Уберись! – Завыл он истерически. Пытался смахнуть меня, как собаку.
Наконец изловчился. Я переломала все ногти, большинство до крови, но все-таки ему удалось отодрать меня от Тома. Секунду спустя – выстрел!
Мой собственный крик, который я слышала издалека. Захлебывающийся плач и голос второго похитителя.
- Заткнись! Заткнись сучка! А то тебя тоже прикончу.
Повторяя это, как мантру, он схватил Тома за плечи и потащил к выходу. Дверь была открыта, а он слишком занят тем, что тащил моего мертвого или (не дай Бог) все еще живого, но умирающего, друга. Я могла сбежать в любую секунду. Но в тот момент я даже не подумала об этом. Да и куда? Ко второму похитителю, который гораздо больше и довольно легко перенес удар в висок? Это было бессмысленно, а Том мертв.
Проклятье! Наверное, нужен некролог. Но вместо этого, я лучше передам при возможности его маме его письмо. И еще… мне пожалуй стоит написать такое же.
Письмо Аманде, Николосу и Люси Смит.
Аманде, Николосу и Люси Смит.
Мама, папа, сестра, сейчас, когда я пишу это письмо, вы должно быть уже очень волнуетесь. Иногда в темноте подвала я представляла, как вы сидите в гостиной на диване, мама наверняка плачет, папа утешает ее. Люси, не знаю, что делаешь именно ты. Ты ведь всегда говорила, что будешь рада, если меня кто-нибудь похитит. Ты всегда смеялась и твердила одно и то же: «Зато мне твою комнату отдадут». Не знаю… не думаю, что сейчас ты тоже смеешься. Потому что, хотя я и говорила, что ты худшая сестра в мире и что я также буду рада, если ты куда-нибудь исчезнешь, на самом деле, я бы не смеялась на твоем месте.
В любом случае, мне жаль, что так получилось. Если я выживу, сожгу это письмо, но если нет, хочу чтобы вы знали, что мне по-настоящему не хотелось умирать. Знаю, здесь вроде как должны быть слова утешения, мол, я смирилась, и ушла в иной мир, чувствуя себя спокойной, но знаете, простите меня, но это не так. За последние несколько дней я столько пережила и столько всего передумала, что повзрослела, наверное, на десятки лет. И вот, что я поняла: нет ничего важнее жизни.
Люси, помнишь, однажды я притащила тебя в бассейн и заставила прыгать с вышки, а ты тогда отказалась? Я еще назвала тебя жуткой трусихой, сказала: «А что если когда-нибудь от этого будет зависеть твоя жизнь, ты должна быть готова к этому». И знаешь, что я поняла теперь: нельзя быть готовой ко всему. Где бы мы ни были, нас всегда могут ограбить, похитить и убить. А вся это полиция – просто иллюзия безопасности. Цветная картинка, которая при малейшем ветре упадет, обнажив холодный разрушенный город, где нет законов. Люди – звери. И как бы мы ни старались уйти от этого, люди всегда будут зверями, стоит только лишить их картинки.
Хочу, чтобы вы знали, что я до последнего пыталась остаться человеком, даже в этом проклятом месте. Не знаю, получилось или нет. Вот что страшно: я чувствую, мой конец близок. Я чувствую, я скоро умру…
Что там? Кажется, я слышу вой сирен. Не может быть! Неужели, сейчас! За нами! Господи! Неужели, Том только чуть-чуть не дотянул.
Громкоговоритель:
- Выходите с поднятыми руками!
Неужели спасусь! Неужели получится. Неужели Бог все-таки услышал... Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я не хочу умирать, пожалуйста!
Звуки выстрелов. Господи. Их же всего двое! А полиции так много, по сиренам слышу. Они ведь пристрелят этих двоих. Они ведь спасут меня! Боже! Боже! Пожалуйста! Я почти разучилась говорить… теперь только пишу, все что думаю пишу. Господи! Пожалуйста.
- Не получите, ублюдки! – голос доносится сверху, но не слишком далеко. Он принадлежит второму похитителю и становится громче, значит, он приближается ко мне. Неужто, хочет...?
Молчание, звук щеколды. Мне конец! Он убьет меня, лишь бы не сдаваться полиции.
Так мне и надо. Прощайте все. Джоа----------
28.02.2017, Запись ведет Люси Смит
28.02.2017. Запись ведет Люси Смит
Прошло ровно пять лет со дня смерти моей старшей сестры. Мне тогда было только двенадцать. И мне не дали читать всю ее тетрадку, одно только письмо. А вот мама перечитывала ее часто и все время плакала. Папа почти не прикасался к ней, почти не говорил про Джоанну. Это было очень тяжелое время.
Похитителей оказалось двое – сумасшедшие сволочи! Схватили двух детей и стали требовать выкуп, такой, которого ни у нас, ни у родителей Тома не было. Они хотели чтобы мы бросили 5 миллионов долларов в мусорный бак за супермаркетом: место, где постоянно много народу. Не знаю, как они хотели все это провернуть. Думается, они просто были психами. Они сообщили, что если не будет денег, убьют одного из детей на третий день. На шестой убьют второго.
Их никогда бы не нашли.
Если бы не одно «но». В ночь на 28 февраля пожилая чета Блекбернов услышала из соседнего дома стук и крики. Кто-то стучал во входную дверь и кричал о спасении: чей-то девчачий голос. Теперь я знаю, как это происходило. Они вызвали полицию, и те, сопоставив это и другие факты, получили орден на арест.
Помню, что тетрадь ксерокопировали. Психологи-криминалисты сказали, что она уникальнейший экземпляр и что она поможет в их будущей работе. Они даже назвали мою сестру героем, сказали: она молодец, потому что обнажала все свои чувства до предела, не скрывая и не притворяясь.
Вот только мне на все это было плевать.
Смерть сестры далась мне особенно трудно. Долгое время я не ходила в школу, меня водили к психологу. Первые месяцы после ее смерти, как в тумане. Потом, через год, я заставила себя выкинуть это из головы.
Сейчас у нас все в порядке. Недавно мы купили другой дом, теперь собираем вещи, чтобы переехать туда. Эту тетрадь я наша в одном из шкафов. Она была далеко запрятана. И это неудивительно, учитывая какие эмоции вызывает ее прочтение.
Символично, что эту тетрадь я обнаружила ровно через пять лет после смерти Джоанны. Сегодня я впервые прочитала ее «Дневник жертвы». Сегодня я впервые за четыре года плакала, вспоминая ее.
Мне никогда не понять, где в этом мире справедливость и почему такие люди, как Джоанна или Том должны умирать такими молодыми. Я могу придумать этому только одно объяснение: Богу надоедает ждать, и он забирает самых лучших еще в детстве. Я всегда считала свою сестру лучшей.
Помнится, она написала, что верит, будто Бог читает все, что написано от чистого сердца. И то, что я напишу сейчас, уверена, коснется его ушей. Это всего пара строк, которые, я бы очень этого хотела, Бог должен передать Джоанне в ответ на ее письмо:
Во-первых, ты до самого конца оставалась в этом подвале самым большим человеком из всех, кого я когда-либо встречала.
Во-вторых, мы никогда тебя не забывали, и мне искренне жаль, что тебе не удалось пожить больше. Искренне жаль, потому что, я уверена, такие люди, как ты, способны совершать воистину великие поступки.
И наконец, знай, я так и не заняла твою комнату. Она до сих пор выглядит в точности, как и пять лет назад. Мы переезжаем из этого дома, но память о тебе навсегда останется в наших сердцах.
--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------