--------------------------------------------------------------------------

Ирина Зефирова - Булыжник за пазухой

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Ирина Зефирова "Булыжник за пазухой"

Детективный роман

Вместо пролога

…Двадцатого августа две тысячи десятого года, утром, в районный отдел милиции поступило тревожное сообщение – в поселке Петушки в водоеме обнаружен труп мужчины. На место тут же выехала оперативная группа.

Как сообщил источник в правоохранительных органах, в настоящий момент неясно, совершено ли убийство или покойный сам решил свести счеты с жизнью. Личность погибшего пока не установлена. Приметы: возраст пятьдесят-пятьдесят пять лет, рост сто семьдесят пять сантиметров, среднего телосложения, волосы темные, с проседью. Другие подробности происшествия уточняются...

Газета «Горячие новости», раздел «Криминальная хроника»

Глава 1

Борис Крючков, участковый милиционер поселка Петушки, фанатично любил рыбалку. Наблюдение за поплавком располагало к размышлению, к внутренней сосредоточенности. Его хобби разделял бывший однокурсник, Олег Шестов, старший оперуполномоченный ОБЭП.

Уже прошло пять лет с тех пор как Борис, имея пятнадцатилетний стаж в органах внутренних дел, перевелся на должность участкового по состоянию здоровья: от постоянной работы на износ в отделе убийств у него стали пошаливать нервы, обострилась язвенная болезнь желудка. В довершение всего, распалась семья. Борис оставил однокомнатную квартиру жене и поначалу снимал жилье, но небольшой зарплаты едва хватало на его оплату и поддержание организма в работоспособном состоянии. Мать упросила сына покинуть город и поселиться в родном доме. Борис ни за что бы не бросил любимую работу, но с течением времени многое менялось, и тенденция не внушала оптимизма. Закон, как постепенно понял Борис, перестал быть одинаковым для всех.

Когда Борис учился и проходил практику в органах внутренних дел, он, насмотревшись советских детективов, верил, что его труд будет нужен государству, а пойманный им преступник получит заслуженное наказание. К сожалению, на практике, как и прочие рядовые работники милиции, он все чаще чувствовал себя чуть ли не изгоем: зарплата ниже, чем у продавца на рынке, а риск такой же, как у бандита; необходимых условий для следственной и оперативной работы нет, начальство давит, требует раскрытия дел, а как ты это сделаешь, никого не интересует.

И, главное, в брошенном на произвол судьбы обществе, превратившемся в большой рынок, где все продается и покупается, сменились ориентиры: бандиты – они крутые, это свои парни, чьи-то сыновья, мужья, братья, друзья, помогающие близким выживать в трудное время, а милиционеры – это «мусор», дрянь, голодные псы на службе у плохого хозяина. Простому человеку они вроде как и ни к чему, все равно защитить не могут.

Презрение властей к мелким своим слугам, выраженное в унизительной зарплате, в отвратительной материальной базе, явилось сигналом, мгновенно прочитанным обществом: людей с маленькой зарплатой перестали уважать. Вор в законе – это да, он практически всесилен. Надо будет, он и суд вершит без проволочек, если у тебя разборки с кем-то. Воров защищают лучшие адвокаты, лечат лучшие врачи, о них даже говорят по телевизору, с ними консультируются политики. Может, и не все так думали, но многие, активно включившиеся в новую жизнь, принявшие и бандитские, воровские понятия, и воровской жаргон, звучавший теперь не только на улицах, но и с телеэкранов, и тюремную романтику: «Не верь, не бойся, не проси – такая фишка».

С началом рыночных отношений количество преступлений резко возросло, многократно увеличилась и нагрузка на работников милиции, постоянно менялся кадровый состав.

Выживает в новых условиях тот, кто лучше приспосабливается. Неуклонно росло число тех, кто нагло пользовался служебным положением для решения личных вопросов и даже имел какие-то дела с бандитами. К удивлению Бориса, все остальные продолжали делать вид, что ничего особенного не происходит: надо же как-то вертеться, если государство забыло про своих слуг. Такие ребята прекрасно ладили с начальством, быстрее продвигались по служебной лестнице, были меньше загружены и лучше обеспечены в материальном плане. Более того, начальство их ценило за то, что они умели договориться с коммерческими структурами о материальной помощи обнищавшей милиции, иначе как планы выполнять? В благодарность приходилось на что-то закрывать глаза…

Бориса эта ситуация возмущала, ему трудно было молчать. Обладая обостренным чувством справедливости, он никогда не позволял себе формально относиться к работе, ведь от него зависели судьбы людей. Как можно по небрежности или лени, по карьерным соображениям или ради премии обвинить невиновного, позволить преступнику уйти от ответственности? Зло, оно ведь входит в душу по капле: здесь промолчал, там сделал вид, что не заметил – глядь, а ты уже весь замазан, и не отмыться. Он почувствовал себя чужим в обновившемся коллективе. Над его принципиальностью и горячностью за спиной посмеивались, называя лохом. Друзья говорили с горечью: «Ну, и чего ты из штанов выпрыгиваешь? Никто тебе спасибо не скажет, еще и виноватым сделают. Кто ты против их связей и денег? Это же силища какая, а ты один. Смотри, наркотики подбросят и в тюрьму упекут, а то и вовсе пристрелят»!

Рисковать жизнью и здоровьем, собирая доказательную базу, а затем наблюдать, как дело планомерно разрушается в суде, и виновные, нагло ухмыляясь, уходят от ответственности, было нестерпимо обидно, а изменить внешние обстоятельства, то есть законы и общество, Борис был не в силах. Скрепя сердце, он решил оставить ранее любимую работу и перебрался в родные края, поближе к природе и матери, на общение с которой раньше не хватало времени.

За пять лет «на земле» он хорошо узнал всех жителей поселка, а также дачников, к новой работе привык быстро. Убийств за это время в поселке не случалось. Кражи бывали, торговля наркотиками, ну и, конечно, бытовые ссоры. Самочувствие Бориса улучшилось благодаря относительно спокойной работе и стараниям матери. Она готовила вкусную и натуральную пищу, наладила режим питания. Зарплата по-прежнему была мала, но непритязательному сельскому жителю, имеющему домик, сад и огород, вполне хватало.

…Ранним августовским утром рыболовы сидели в резиновой лодке, возле прикормленного заранее местечка, в тихой заводи, наблюдая за поплавками и ведя неспешный разговор.

Огромные ели подпирали ярко-голубое небо своими вершинами. Тронутые одуванчиковой желтизной березы подсвечивали их мрачноватую зелень снизу, и все это великолепие опрокидывалось в зеркальную гладь холодной осенней воды. Каждый всплеск, каждое тихое слово, шуршание каждого падающего наземь листа были слышны далеко вокруг среди величественного безмолвия природы. Борис, казалось, не замечал ничего, поглощенный своими мыслями.

– Не нравится мне это дело, нутром чую: это не несчастный случай! – говорил он другу.

– Ты про Глеба Куприянова? – уточнил Олег, который частенько приезжал сюда и был знаком со многими жителями поселка.

–Про него. Понимаешь, следователь …. Кстати, следователь – мой бывший ученик, Серега Лобнов. Помнишь, я тебе про него рассказывал?

– А, это смешной такой парнишка?

– Ну, да, только теперь он уж не парнишка... Так вот, опросил Серега жену, дочь, любовницу, соседей. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Зачем ему очередной висяк? Проще считать, что это несчастный случай или самоубийство. Закроет дело за отсутствием состава преступления, и все.

– Ну, а ты считаешь, что это убийство? – рассеянно произнес Олег, позевывая и механически провожая взглядом нерешительно отправляющийся в дальнее плавание кленовый лист.

– В самоубийство я не верю, – горячо продолжал Борис. – Конечно, Глебу в связи с разводом было непросто. Однако, насколько я понимаю, он не слабак и не склонен к сантиментам. Молодая, красивая любовница ждала от него ребенка, жизнь, можно сказать, начиналась с чистого листа. И потом, хоть смерть и наступила в результате утопления, но в правой лобно-височной области головы покойного при осмотре найдена ссадина со смещением надкожицы книзу, в мягких тканях мозга обнаружено кровоизлияние от удара тупым твердым предметом. Теоретически он могполучить травму при нырянии, но я думаю, что удар, от которого он потерял сознание, нанесен кем-то еще на берегу. Уверен, Глеб был утоплен в бессознательном состоянии.

– А дно озера осматривали? Там действительно имеются камни? – вяло поинтересовался Олег.

– Осматривали, один булыжник нашли рядом с берегом, где лежала его одежда, но непонятно, откуда он взялся. Подростки здесь постоянно ныряют, и дно хорошее, камней никогда не было. Этот булыжник извлечен из озера и осмотрен экспертами, однако следов на нем никаких нет, что и неудивительно: если и были, то водой все смыто. Камень небольшой, но увесистый, и в руке удобно держать.

– А еще что-нибудь интересное есть?

– Практически ничего. По заключению экспертов, труп пробыл в воде около десяти часов. Мальчишки-ныряльщики обнаружили его примерно в восемь утра. Значит, убийство произошло часов в десять вечера. Вопросов много. Например, ключ от дома так и не нашли: в одежде, оставленной на берегу, его не было. Если одежду никто не трогал, ключ не мог выпасть сам по себе. Маловероятно, что Глеб потерял ключ по дороге на озеро.

– Может, взяли подростки, которые нашли труп? – спокойно предположил Олег, делая подсечку.

– Вряд ли. Хорошие вроде ребята и неглупые. Да и зачем? Чтобы потом ограбить дом? Он сейчас опечатан. Жена утверждает, что вещи все на месте. И любовница, которую оперативник специально привозил посмотреть, говорит, что ничего не пропало, ни документы, ни деньги… Ух ты, подлещик! А у меня что-то не клюет сегодня.

– А все потому, что не о том ты думаешь. Руки у тебя дрожат от возбуждения, а рыба это чует, – пошутил довольный Олег. – А на крыльце не искали? Хозяева иногда оставляют ключи где-то в только им известных укромных уголках, когда уходят ненадолго.

– Сам лично все облазил, ключ как в воду канул. Если убийство совершено не в целях ограбления, почему пропал ключ?

– Может, он выпал на песок при борьбе, а потом был затоптан отдыхающими? Или убийца выбросил его в воду…. – Олег перечислял свои предположения, постепенно заинтересовываясь. – Ну, а кому была выгодна смерть Глеба?

– В первую очередь жене и дочери, ведь при разводе они могли лишиться жилплощади: единственным собственником квартиры являлся Глеб.

– Почему так? – удивился Олег. – Разве они квартиру получали не в советское время? Приватизация должна была проводиться на всех членов семьи.

– Да каким-то образом он это обошел. Жена объяснила, что он так решил, а она не посмела возразить, дала письменное согласие. Вообще, похоже, Глеб был семейным деспотом.

– Так, может, кто-то из близких и убил тирана?

– Жена и дочь в городе были в эту ночь, соседи их вечером видели, и любовница тоже в городе у своих родителей ночевала. Хотя, конечно, поймать машину и доехать в пригород, а потом вернуться – не проблема…

– А если с деньгами, с бизнесом все это как-то связано?

– Он бизнесом не занимался, в НИИ каком-то работал, кажется….

– Не скажи, – живо возразил Олег, – у него развод, размен, покупка квартиры, деньги нужны. А вот этот, муж сестры его жены, свояк, что ли, называется? У него еще коттедж такой шикарный? Что, если Глеб с ним связался, денег занял и не отдал? Или, например, знал про его делишки и шантажировать начал, чтобы деньги получить?

– Не исключаю…

– Вот именно! Если убийство, ищи корыстный след, не ошибешься. Времена Отелло и Гамлетов прошли…– назидательно произнес Олег, вытягивая очередную рыбешку.

– Как бы узнать, что за дела могли быть у Глеба со свояком?

– Надо помозговать… Попробую по своим каналам его фирмы пробить… Да зачем тебе это?

– Ты знаешь, тоскую, наверное, по прежним временам, любил я свою работу... Хочу провести самостоятельное расследование: и Сереге помогу, и самому интересно.

– Ладно, подумаю, если смогу – помогу, – подвел итог Олег. – Так, неофициально…. Хотя не имею права разглашать, сам знаешь…. Да шучу, шучу, не злись!

…Вечером Борис долго не мог заснуть. Перебирал в памяти различные события, эпизоды чужой жизни, поселковые сплетни, услышанные случайно… С Глебом Куприяновым и его родными он был знаком чуть ли не с юности, а вот любовница у Глеба появилась совсем недавно. Борис ничего о ней не знал и даже никогда не видел. А ведь у любого убийства есть своя предыстория: потерпевший имел семью, друзей, врагов, он долго жил своей неповторимой жизнью, любил, страдал, ненавидел… Многочисленные события его судьбы имели хитрое плетение, скрытое от посторонних глаз. Если бы знать эту предысторию… Многое, очень многое было пока непонятно Борису.

Глава 2

Галя собирала мужа в дорогу. Привычными движениями она складывала чистую и наглаженную одежду. В советское время супруг часто уезжал в командировки, неизменно привозя в дом дефицитные продукты и вещи. Они поженились в середине восьмидесятых. Родителям Глеба была симпатична скромная и трудолюбивая девушка, по уши влюбленная в их единственного сына. Узнав, что Галя беременна, они настояли на свадьбе. Единственное, что смущало – Галя не имела городской прописки, но в то время было стыдно обращать на это внимание, ведь речь шла о счастье молодых и будущего ребенка.

Оба поколения дружно зажили в двухкомнатной хрущевке, отгуляв свадьбу и прописав Галю. Невестка изо всех сил старалась угодить родителям мужа, терпеливо снося неизбежные упреки. Она была приучена с детства не бояться работы и не щадить себя. Ей почти не нужно было притворяться, она любила новых родственников уже за то, что они произвели на свет Глеба. Кроме того, они ведь уже были немолоды, а уважать старость она была приучена с детства. Те, в свою очередь, тоже привязались к молодой женщине, видя, как она любит их сына и заботится о нем.

Галя четко знала, что ей очень повезло. После окончания пединститута ей пришлось три года отрабатывать в сельской школе, и она ни за что не хотела всю оставшуюся жизнь провести в деревне, выйдя замуж за вечно полупьяного механизатора. С трудом ей удалось устроиться на работу в старенькую школу на окраине города. Снимала комнату, копила деньги на отпуск.

С Глебом она познакомилась, когда ездила по экскурсионной путевке в Ленинград. Она сразу приметила в автобусе высокого и стройного голубоглазого брюнета, державшегося уверенно и спокойно. Как это ни удивительно, он тоже обратил на нее внимание и заговорил. С этого момента жизнь Галины раскрасилась яркими красками, все приобрело особый смысл, каждой встречи она ждала как праздника. Те дни, когда они с Глебом не могли встретиться, были для нее пусты. Может, она была слишком романтична из-за огромного количества прочитанных книг, но ей казалось, что это ее чувство и есть настоящая любовь, о которой так много пишут.

Говорят, что из двух любящих один любит, а другой позволяет себя любить. Пусть даже и так. Галя чувствовала, что ее любовь к Глебу много сильнее его ответных чувств, но она была счастлива и, боясь сглазить, все равно мечтала провести с любимым всю свою жизнь, что бы ни случилось, и пусть только он позволяет ей себя любить! Кроме того, она безгранично уважала его и именно таким представляла себе настоящего мужчину – сильным и независимым, нечувствительным к бабским слезам.

Глеб не был домашним мальчиком, и до Гали имел обширный сексуальный опыт. Иногда он влюблялся, терял голову, но все заканчивалось, как только девушка начинала предъявлять к нему претензии, считать его своей собственностью. Это действовало на него, как холодный душ. Он дорожил свободой поступать так, как считает нужным. Переживания брошенных девушек его нимало не заботили. К женщинам в душе он относился немного свысока, впрочем, не проявляя этого наружно. Он имел успех у дам, и сам любил их, однако отношения с ними всегда ставил на второй план. Гораздо важнее были собственная карьера, здоровье, уважение друзей и коллег, жизненные блага и удобства.

Галины чувства были приятны Глебу. Ее безусловная и нескрываемая любовь укрепляла его чувство собственной состоятельности и значимости. Несколько раз Глеб приводил Галю в компанию своих друзей. Однако в сравнении с яркими и уверенными в своей неотразимости городскими девушками Галя выглядела лишь милой простушкой. Она и сама чувствовала себя в незнакомой компании неловко, от чего еще больше проигрывала в глазах окружающих. Дополнительной докукой было настойчивое желание компании напоить Галю. Ее всегда глубоко изумляло, с каким энтузиазмом люди выпивают, как весело они объединяются вокруг бутылок с алкоголем, как предвкушают удовольствие, как делают из выпивки культ, как подзуживают друг друга на заглатывание все новых и новых порций, словно приятного общения без выпивки быть не может. Возможно, они хотят посмеяться над пьяным, узнать про него что-то такое, о чем бы он в трезвом виде никогда не рассказал? Почему-то все уверены, что новый человек в компании нестерпимо хочет напиться, но стесняется, поэтому долг хозяина – напоить гостя до беспамятства, чтобы потом «было что вспомнить». Отчего никому и в голову не приходит, что гость, возможно, не видит ничего приятного в поглощении сомнительного на вкус химического напитка, который, вдобавок, еще и вред его организму приносит?

Короче говоря, Глеб перестал звать Галю на посещаемые им дружеские вечеринки-попойки, а Галя не напрашивалась. Иногда он не появлялся в течение нескольких дней. В такие моменты Галя чувствовала реальную угрозу его потерять, ревновала к неведомой сопернице, плакала, мучилась, но на другой день ничем не выдавала Глебу своих страданий. Она была достаточно взрослой и понимала, что выяснение отношений, подозрения и скандалы могут разрушить их чувства, которыми она так дорожила. Обнимая любимого, она старалась быть счастливой уже тем, что он пришел. Глебу было легко с ней, он все чаще оставался у нее ночевать и даже познакомил с родителями, которые давно намекали ему, что пора бы остепениться, завести семью. Таким образом, неожиданная Галина беременность явилась катализатором, ускорившим постепенно созревавшее решение Глеба. Если бы Галя надавила на него, он бы, вероятно, не женился, но она просто посмотрела на него счастливыми глазами и сообщила, что ждет от него ребенка. При этом она ничего и не ждала как будто, а была рада уже тому, что даже если он уйдет от нее, с ней останется его частица. Кого бы не подкупила такая безоглядная любовь?

С тех пор миновало уж более двадцати лет, родители Глеба умерли, подросла дочка, которая как раз заканчивала институт и готовилась к защите диплома, когда Глеб собрался отдохнуть на море. Конечно, Галине было обидно, что он едет один, но она не могла бросить дочь, которая нуждалась в моральной поддержке и хорошем питании в важный для нее момент жизни. Галя давно привыкла не перечить мужу, потому что спорить с ним оказалось не только бесполезно, но и «себе дороже». К тому же в кои-то веки мужа наградили «за долгий и безупречный труд» путевкой в южный пансионат, как можно отказываться, другого случая не будет!

Глеб работал в крупном научно-исследовательском институте и быстро продвигался по карьерной лестнице; его зарплата была весьма неплохой в прежние времена, поэтому Глеб считал себя кормильцем, добытчиком, главой семьи, мнение которого является непререкаемым и не подлежащим критике. В начале девяностых он даже успел получить от родного НИИ трехкомнатную квартиру в обмен на родительскую двушку. Когда у мужа начались проблемы с зарплатой, Галя вынуждена была брать дополнительные часы: кроме русского языка, стала преподавать домоводство, вести группу продленного дня, но установленные отношения в семье не изменились, Глеб по-прежнему командовал и рулил, а жена подчинялась.

Глеб гордился тем, как выстроил свою жизнь, был доволен налаженным бытом.. Жена работала в ближайшей к дому школе и каждую свободную минуту посвящала семье, поддерживая должный порядок. К определенному часу всегда были готовы вкусные сытные завтраки, обеды и ужины. В квартире стояла удобная мебель, и вечерами глава семьи мог спокойно отдыхать, приятно расслабившись перед телевизором, пока жена хлопотала по хозяйству.

Росла дочь, и ее воспитание также было задачей жены. Вот если бы был сын, Глеб сделал бы из него настоящего мужчину. Женщины старались не беспокоить отца, когда тот отдыхает. В школьные годы вечерами Галя часто помогала дочери с уроками, но, поступив в институт, девочка стала заниматься самостоятельно. Все чаще она уходила гулять, словно дома ей было неуютно. Ну, а может, просто с ровесниками интереснее, чем с матерью. Подружки забегали редко, стремились поскорее уйти, ведь Глеб не любил, когда в доме находятся посторонние.

Он никогда не считал жену подругой, не делился с ней своими проблемами. Он – мужчина, который справляется с ними сам. Жена – это только жена, и точка.

Глеб был доволен супругой. Она знала свое место, а ежели вдруг забывалась, он легко приструнивал ее. Рычаги воздействия были привычными, отработанными: он ставил Галю перед выбором – если она не будет вести себя так, как он считает правильным, это испортит ему настроение, следовательно, он накажет ее молчанием или будет разговаривать раздраженным тоном, а еще он может лишить ее своей поддержки – моральной, физической, материальной, и ей придется долго заглаживать свою вину, чтобы вернуть его благосклонность. Самым последним и, как он считал, действенным средством была угроза развестись и лишить ее жилплощади. До этого никогда не доходило, но Глеб считал себя умным и предусмотрительным, поэтому приватизировал квартиру только на себя, оставив жене и дочери лишь прописку. В начале девяностых это было возможно, хотя и пришлось заплатить немалые деньги за приватизацию излишков. Галя безропотно согласилась, в душе надеясь, что все обойдется, ведь живут они хорошо, а у других, посмотришь, беда за бедой.

Как уже говорилось, Галя была мудрой женщиной. Несмотря на то, что любовь к Глебу с годами как-то обесцветилась, она по-прежнему не перечила супругу. Наверное, интуитивно чувствовала: пойди она против воли мужа, начнутся раздоры, и Глеб может так проявить себя, что растает вся ее великая любовь к нему, развалится основа семьи, и останется она на старости лет у разбитого корыта.

За двадцать лет их супружеской жизни всякое случалось. В отличие от Гали, Глеб не был верным супругом. Женившись, он продолжал посещать вечеринки с друзьями, иногда не являлся ночевать. Беременная Галя тихо лила слезы, а свекровь утешала ее: «Не плачь, деточка, побереги ребеночка. Все они, мужики, так устроены! Мой-то, знаешь, в молодости как погуливал! А теперь ничего, живем, дай бог каждому, сыночка вот вырастили. А что в неполных-то семьях детки отца не знают, то одного мама велит папой называть, то другого, чего уж хорошего? Наш-то ведь порядочный, умный. Смотри, еще карьеру сделает. Зарплату в дом приносит, не пропивает. С друзьями – так ведь это по молодости. Вот женятся все друзья, и супруги-то их к рукам приберут!»

Так оно и вышло. Постепенно охота собираться для пьянок-гулянок у друзей отпала, своя жизнь закрутилась у каждого. Встречались иногда семьями, но все реже и реже. Глеб продвигался по карьерной лестнице, часто ездил в командировки, но домой возвращался вовремя, и оснований подозревать его в измене у Гали не было. Может, и случалось что на стороне, но лучше уж не знать, чем жизнь рушить. Так рассуждала Галина.

Правда, один раз до нее дошел слух, что у мужа на работе роман. Донимая супруга вопросами и подозрениями, она только нарвалась на грубость. Во-первых, Глеб все отрицал, а, во-вторых, заявил, что не намерен отчитываться: если мужик от бабы гуляет, значит, она сама виновата: недополучает он что-то от нее. Так или иначе, Галя постепенно успокоилась, и с расспросами больше не приставала.

И теперь, собирая мужа на курорт, она отгоняла от себя тревожные мысли. Что за абсурд, семья у них крепкая, такой заботливой и покладистой жены Глебу не найти, и нечего попусту тревожиться!

Глава 3

Самолет заходил на посадку. В окно иллюминатора были видны накренившееся море, голубое, как небо, и полукруглая береговая линия; с другой стороны море было обрамлено пушистыми белыми облаками.

Лека летела к морю с подругой Наташкой и ее семилетним сыном Дениской. Полгода они мечтали об этом отпуске, подгадывали, чтобы он выпал на одни и те же дни. Лека и Наташка дружили с институтских лет. Наташка была тихой и старательной, Лека – активной и любопытной. Про таких, как Лека, говорят: «И жить торопится, и чувствовать спешит». Лека выскочила замуж еще в институте за самого красивого, как ей казалось, на курсе парня. Необычайно правильные и безупречные черты лица, карие выразительные глаза с длинными загнутыми ресницами, смуглая кожа и пышные вьющиеся волосы Ефима покорили Леку. Несмотря на свою красоту, он был скромен и застенчив, и артистичной Леке не составило труда вскружить ему голову… Через два года семейной жизни муж Леки отбыл на историческую родину, предварительно оформив развод.

«Я думала, папочка, что все мужчины такие, как ты, но это оказалось совсем не так», - жаловалась она отцу. Отец Леки, преподаватель ВУЗа и кандидат наук, обожал свою дочь. Его отношение к женщинам вообще было мудрым и, пожалуй, даже благородным. Несмотря на долгую совместную жизнь, он не уставал говорить комплименты жене, а затем и подрастающей дочери, что в наше время можно наблюдать крайне редко. Несмотря на галантное отношение к другим дамам, он никогда не давал жене повода усомниться в его верности и бесконечной любви к ней.

Как-то раз, читая Генрика Сенкевича («Без догмата»), Лека обратила внимание на слова, обращенные к мужчине: «Дюма говорит, что есть обезьяны из страны Нод, которых ничем не укротишь и не приручишь. Однако на то у тебя и глаза, чтобы не выбрать такой обезьяны. А, в общем, женщина никогда не обманет мужа, не изменит ему, если сам он не развратит ее или не растопчет ее сердца, не возмутит и не оттолкнет своим ничтожеством, эгоизмом, ограниченностью, дрянной и мелкой душонкой. Кроме того, ее любить надо! Пусть она чувствует, что она для тебя не только самка, а дорогой человек, твой ребенок, твой друг. Носи ее за пазухой, чтобы ей было тепло, а тогда можешь быть спокоен, она будет с каждым годом крепче льнуть к тебе, и вы в конце концов срастетесь, как сиамские близнецы. А если не дашь ей этого, испортишь или оттолкнешь, - она от тебя уйдет. Уйдет, как только протянутся к ней чьи-нибудь более достойные руки, уйдет непременно, потому что нежность и уважение ей нужны, как воздух. В наш век духовной засухи, век без общего счастья, без устоев и перспектив, как не создать себе по крайней мере личного счастья, этой опоры в жизни?» Леке казалось, что именно так думал и поступал ее отец.

После развода она долго искала мужчину, похожего на отца, но не находила. Рыцари словно вымерли, во всяком случае, на Лекином пути они не встречались. Лека шутила, что все рыцари с началом рыночных реформ срочно переквалифицировались в бизнесменов. В этом высказывании была доля истины: когда моральные устои общества переворачиваются с ног на голову, это обязательно затрагивает все сферы человеческих отношений. Лекины ровесники, брачный период которых пришелся на девяностые годы, просто так жениться не торопились, если не видели в связи с этим каких-либо выгод, таких, например, как решение жилищных проблем, повышение социального статуса, карьерный рост, наконец. Невиданное в советские годы распространение получил «гражданский брак», по сути, сожительство без обязательств.

Вот и Наташка долгое время состояла со своим Владиком в таком браке. Сошлись они вроде бы по большой любви. От бабушки по наследству досталась Наташке однокомнатная квартира, и Владику никто не запрещал ночевать у подружки. Он и вещи туда перетащил, жили поначалу очень счастливо.

Владик был единственным сыном бывшего инженера, а теперь бизнесмена средней руки, и родители ему ни в чем не отказывали. Он весело плыл по жизни, не зная особых забот. Бассейны, тренажерные залы, дискотеки, пикники, тусовки – все на родительские деньги. На работу по найму он устраиваться не спешил, а родители не настаивали, жалели ребенка. На его житье с Наташкой смотрели сквозь пальцы, ведь мальчику нужен регулярный секс. Пытался он бизнес какой-то организовать, но ничего не получилось. А тут Наташка забеременела. Ей пришлось отработать в частной фирме почти до родов, но заработанные деньги быстро кончились, а содержать троих родители Владика не хотели. Если бы парня кто-то назвал альфонсом, он бы насмерть обиделся. Честно собираясь обеспечивать своего ребенка и жену, он устроился менеджером в какую-то фирму, однако, поработав пару недель, понял, что это не для него: «потогонная система капитализма» хороша только для хозяев. Короче, на работе надрыв, ребенок ночью орет, Наташка не высыпается, ворчит, что не успевает по дому. Внимания и комфорта Владику никакого. Пошел он к мамочке «отоспаться», да что-то задержался.

Хорошо, что Наташкины родители еще не старые были, помогли малыша растить. Владик приходил иногда, игрушки сыну приносил, ночевать оставался. Случалось, и жил у Наташки по нескольку месяцев, но брак они так и не оформили. Наташка скорее была мать-одиночка, чем мужнина жена, и рассчитывать могла только на себя. Работала бухгалтером: труд не легкий, но на жизнь хватало.

А года три назад Владик женился, и не хухры-мухры, а на дочери одного из городских начальников. Родители его давно мечтали о таком браке. Тесть определил зятя на хорошо оплачиваемую непыльную работу в энергетической компании, обещал способствовать карьерному росту. Наташка даже почти и не расстроилась, она давно поняла, что была нежеланной в его семье.

– Зато сына у меня никто не отберет, а то ведь только и слышишь, как богатые и влиятельные папашки бывших жен просто выбрасывают из своей и детской жизни, да еще и в психушку норовят поместить, родительских прав лишить, – говорила она. – Насильное разлучение матери и ребенка, особенно, если тот еще мал, – это такая же дикость, такое же страшное преступление против природы, против материнского инстинкта, как принудительная кастрация мужчин, неужели современным «правозащитникам» это непонятно?

Незаметно шли годы, Наташкин сыночек подрастал, а Лека все была одна. Она все еще пользовалась успехом у мужчин, и несколько романов было, но большинство подходящих ей кавалеров были уже несвободны, следовательно, на серьезные отношения с ними рассчитывать было трудно. Она иногда слегка завидовала Наташке и подумывала о том, чтобы родить ребенка «для себя», пока были живы родители.

Глава 4

Море было слегка зеленоватым, теплым и ласковым, неторопливо шуршало галькой. Солнце светило в ярко-голубом небе, жаркие его лучи приятно согревали, обволакивая теплом разомлевших от нахлынувшего безделья вновь прибывших бледных отпускников.

Глеб давно не ездил к морю, практически с советских времен, и был приятно удивлен заметному улучшению условий для «безпутевочных» отдыхающих. То здесь, то там среди нищеты стареньких домиков возвышались современные мини-гостиницы, гостиные дома, коттеджики, зачастую с бассейнами, газонами, причудливыми фонтанчиками и водопадиками на огороженной территории.

Его поселили в трехэтажном корпусе советских времен пансионата, расположенного почти на берегу моря. На его территории имелись чистенькая столовая, бассейн, клуб, где можно было поиграть в теннис, бильярд, библиотека, волейбольная площадка, платная сауна, неподалеку находился рынок. В каждом номере - телевизор, холодильник, кондиционер, небольшой балкончик.

Немного отдохнув с дороги и переодевшись, Глеб устремился к морю. На пляже, в отличие от прежних времен, яблоку негде было упасть; в море поплавать, не наткнувшись на соседа, можно было только на большой глубине. Среди галечных камушков прятались пробки от пивных бутылок и чешуйки воблы, в морской волне нет-нет, да встречался окурок, плавающий на одном месте иногда по нескольку дней подряд.

Однако наши люди непривередливы, а море – оно все-таки море, а не холодная северная река, тем более что в центральной России лето нечасто балует нас жаркими днями. Устроившись в шезлонге, Глеб с интересом разглядывал загорающих. Совсем рядом с ним расположились две симпатичные молодые женщины с мальчиком лет семи, довольно резвым и озорным. Он поминутно бегал к воде, зачерпывал ее ведерком, выливал в выкопанную ямку – импровизированный бассейн, визжал, хохотал, устраивал круговые забеги вокруг шезлонга Глеба, хватался то за одну игрушку, то за другую, поглощая все внимание худенькой русоволосой женщины, видимо, его матери. Подруга ее была очень хороша собой: ростом выше среднего, стройная, крепенькая, с густыми каштановыми волосами, коротко остриженными и блестящими на солнце. Она пыталась читать книгу, лежа на животе, и изредка взглядывала на Глеба карими глазами из-под густых ресниц.

Незаметно для себя Глеб задремал, и вдруг на его разогретый живот обрушился холодный душ, от которого он вздрогнул и поднял голову. «Извините, ради Бога, мой сын такой сорванец!» - оправдывалась Наташа с виноватым выражением лица. «Да что вы, ничего страшного, в такую жару это даже приятно», - улыбнулся Глеб.

Слово за слово, они разговорились, познакомились, при этом выяснили, что живут и работают в одном городе. Обрадовались, как родственники при неожиданной встрече. Глеб умел поддержать разговор, пошутить, тем более что общение с красивыми молодыми женщинами подняло ему настроение и в немалой степени способствовало приступу красноречия.

Несмотря на свой возраст, Глеб выглядел моложаво. Высокий, в меру широкоплечий, худощавый от природы, без животика, свойственного иногда даже молодым. Тронутые сединой волосы придавали его облику благородство, а заинтересованный взгляд бодрил незамужних красавиц. Он высоко ценил свою свободу и был уверен, что мужчина «имеет право на «лево»», только жена не должна ни о чем догадываться, иначе начнутся ненужные скандалы, истерики.

В последние годы романы у него случались все реже, были кратковременными, в основном, в командировках. Отпуска Глеб проводил с семьей, преимущественно на даче, в деревне. И теперь, вдали от дома, овеваемый морским вольным ветром, непривычно смущенный под смеющимся взглядом карих Лекиных глаз, Глеб почувствовал себя совсем молодым парнем, у которого все впереди…

Глава 5

Вечером, уложив спать ребенка, подруги шепотом обсуждали нового знакомого. Лека сидела в постели, обхватив колени руками, а Наташка вертелась у туалетного столика перед зеркалом.

– И как он тебе? – спрашивала Лека.

– Приятный мужик, но сильно старше нас, лет пятьдесят ему, наверное?

– Возможно. И женат, наверное.

– Наверное. Только… Как же его жена одного-то отпустила? – медленно произнесла Наташка, протирая лицо ватным тампоном, смоченным каким-то хитрым тоником. Кожа у нее была тонкая и нежная, требующая постоянного ухода.

– А, может, нелады у них в семье? Очень уж он легко на контакт пошел.

– Да ладно, в отпусках-то они все холостые. А ты ему понравилась! – она мельком взглянула на подругу.

– Я знаю. – Лека помолчала. – А что, Наташка, может, закрутить мне с ним роман? Терять мне нечего. Даже если и не выйдет ничего, ребеночка рожу. А что теперь, если все приличные мужики разобраны, о женах их думать? Им-то повезло, а нас кто пожалеет? Ты же растишь Дениску одна! Уж как-нибудь с голоду не умрем.

– С голоду не умрете, конечно, – быстро согласилась Наташка, – но одной ребенка растить… – перевела она разговор на больную тему и Лека поняла, что сейчас ей придется выслушать длинный монолог. – Ты не представляешь, сколько денег для этого нужно! Если хочешь, конечно, чтобы ребенок твой здоровеньким и без комплексов вырос. А времени сколько надо! Это же почемучка бесконечный! – Наташа улыбнулась. – Я вообще не понимаю мамаш, которые от детских вопросов отмахиваются! Такая радость, когда ты сознаешь, что твой ребенок с каждым днем все умнее становится! Я ему книжки, знаешь, с какого возраста читаю? Не поверишь, с десяти месяцев! Слушал так, что рот открывался! Еще и говорить-то мог только слоги, а уже знал, как заканчивается каждая строчка в любимом стишке! Потом надо учить цвета различать, животных, птичек показывать, играм обучать, загадкам, да разве перечислишь все! Это каждый день, без устали, а не будешь заниматься, отставать в развитии может! И сейчас столько всего хорошего для детей продают: коляски, каталки, ходунки, прыгунки, шалашики музыкальные, рюкзачки специальные, чтобы с собой малыша носить, ванночки красивые, стульчики, игрушки говорящие, книжки яркие и моющиеся, и все так дорого! А потом детсад, потом школа, уроки! Кстати, говорят, теперь и школьное образование платным сделают, вот ужас-то! А не дай бог, заболеет!.. Ой, да что я тебя пугаю! – спохватилась Наташка. – Конечно, всего ребенку не купишь, что хочется, но все равно, дети – это такое счастье! И главное, ты знаешь, что ему без тебя никак, и тебе без него не жить! Это самая взаимная и счастливая любовь! А мужики… Ну, не все идеальные, ну, уроды иногда, слабаки, предатели, эгоисты… Да мы и без них с Дениской проживем!

– Да, Натуся, – задумчиво протянула Лека, – я думаю, что женщины в большинстве своем по природе лучше мужчин. Основная цель для них – ребенка родить, воспитать, вырастить, а для мужиков…Не тех, которые раньше защищали и поддерживали семью, а нынешних, избалованных мамашами, легкой жизнью…У них, как в анекдоте: «Я – созидатель и люблю детей, но не их самих, а процесс их создания». Современные мужики только для этого и годятся. А в остальном как на таких рассчитывать, если у них всепоглощающая страсть – любовь к себе. Они и нас-то все время используют, играя на нашем благородном желании создать семью, да еще и гордятся этим: «Я тебя не люблю, это главный мой плюс, я на тебе никогда не женюсь»! А сами давно свою природой созданную сущность утратили, – постепенно Лека заводилась, так что даже вскочила с кровати и начала расхаживать по комнате. – Какие это защитники, если они не только «косят» от армии, но и занимают самые высокооплачиваемые и непыльные рабочие места! Меняют в своих интересах законы! Скрываются от алиментов! Мерзко делят каждую мелочь при разводе! Норовят сесть на шею в смысле бытового и сексуального обслуживания! Ты знаешь, не надо с ними церемониться! Влюбить в себя, использовать для благородной цели, а дальше пусть как хотят!

– Ну, ты размечталась, влюбить в себя! Если бы это было так просто, женского одиночества не существовало бы!

– А знаешь, почему они одиноки? – с воодушевлением продолжила Лека. – У них не хватает куражу, у них заниженная самооценка, они честно хотят любви и быть счастливыми, и теряют надежду, а с нею и блеск в глазах, и неповторимую свежесть и очаровательную наивность. А многие еще начинают униженно показывать, что они и в сексе хороши (обязательно оргастичны!), и хозяйки прекрасные, словом, демонстрируют готовность, чтобы их выбрали как вещь или прислугу, вешаются наперебой на мужиков, пихают друг друга локтями, а надо не так!

– А как? – Наташа с интересом посмотрела на подругу.

– А ты помнишь у Лермонтова, как Печерин влюблял в себя княжну Мэри? В этом деле любовь только мешает! Вот Грушницкий был влюблен, а княжна выбрала невлюбленного Печерина! Не поняла она ничего! Люди не чувствуют чужой любви: она ведь у нас внутри бушует. Это нам кажется, что она всем видна, а на самом деле мы из-за нее глупеем, выглядим смешно. А кто влюбится в глупого, неловкого человека? А если продуманно действовать так, чтобы удивить, заинтересовать, заставить восхищаться, показать свою якобы неординарность, намекнуть на возможность отношений, чтобы человек размечтался, затем отдалиться по непонятным причинам, опять приблизиться… Ты знаешь, в телепередаче Ларисы Гузеевой «Давай поженимся» один парень так и сказал: «Я не хочу жить обыденной жизнью, мне нравится, когда девушка играет». Игра – вот что нужно этим самовлюбленным глупцам! И даже Пушкин писал про хладнокровную любовную науку: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, и тем ее вернее губим средь обольстительных сетей».

– С Пушкиным я спорить не буду, и думаю, неважно, что здесь речь идет о женщинах. Это правда, что люди плохо понимают друг друга, – Наташа вспомнила свой опыт общения с мужчинами. Тема была горячей, и она тоже завелась.– В основном, переносят свои чувства на партнера. Например, ревнивый человек сам способен на измену, поэтому и другим не верит, и в своих достоинствах сомневается. Преданный, порядочный и добрый в последнюю очередь узнает, что ему изменяют, ведь у него-то ничего такого в мыслях нет. Влюбленный легко поверит, что ему отвечают взаимностью: во-первых, он сам любит, во-вторых, очень хочет верить. Опять же Пушкин писал: «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад»! Иногда говорят, что мужикам нравятся стервы, и надо быть стервой, чтобы тебя любили. Вряд ли это так. Тогда бы влюблялись и в стервозных старух. Просто доверчивые, уступчивые мужики часто достаются стервам, а доверчивые, уступчивые женщины – стервозным мужикам. И это естественно, ведь как могут ужиться два стервозных человека? Они постоянно будут друг друга подозревать во всех мыслимых грехах и ругаться до бесконечности. Их отношения обречены… А двум хорошим людям друг с другом зачастую скучно – мало приключений, игр. Слишком все предсказуемо.

– Ну да, – поддержала подругу Лека, вспоминая женатых любовников, – а еще два уживчивых, уступчивых человека не могут сойтись, потому что один из них уже живет с неуживчивым, стервозным, и уступает, и прощает…

– Конечно, ведь великодушный человек простит и жадность, и глупость, и зависть, и даже оправдает измену, и всегда будет верить, что его «половинка» лучше, чем кажется. Он просто иначе жить не может. Я даже думаю, что человек, если он не отъявленный мошенник и злодей, может постепенно стать лучше, если его партнер в него верит.

– Но ведь твой Виталик ничуть не изменился, хоть ты ему верила столько лет! – возразила Лека.

– Да, но люди слабы, а соблазнов много. Будь он один в этом мире, может, и остался бы со мной, и работал бы, как все. Но у него родители, которые не своей жизнью занимаются, а планируют судьбу неразумного, как им кажется, чада. Их тоже можно понять. Они уверены, что лучше знают, как сделать сына счастливым. Ну, и о себе не забывают. Продвинуться по социальной лестнице вверх, укрепить благосостояние семьи – само по себе неплохо, но важно, какова цена. Сложатся ли отношения, или придется ломать себя и притворяться? Иногда человек осознает, что предал свою любовь, только с годами. Вот один мой одноклассник женился на дочке прокурора (это так престижно!), а через год его выкинули из семьи, как щенка, не прижился. Не каждый ведь может стать Молчалиным.

– Ты что, оправдываешь своего Виталика?

– А что толку его винить, себя изводить? Может, еще встречу хорошего человека… Не хочу быть склочной и сварливой, и всю жизнь потратить на сожаления об упущенных возможностях. И если мне не слишком повезло, это еще не значит, что нельзя никому верить. Просто в каждом перемешано и добро, и зло, и все мы в определенной мере эгоисты. Какой смысл обвинять друг друга?

– Значит, ты его простила?

– Не знаю… Пережить измену, предательство трудно, да. Наверное, мне было легче, потому что происходило все постепенно, годами. Кажется, в Библии написано: «Не судите, да не судимы будете». Важно не озлобиться на весь мир, не потерять веру. Отними у человека веру в добро, и мир обрушится.

Возразить на это Леке было нечего. Перед тем, как заснуть, она долго думала и о своей жизни, и о ее смысле, и о своих прежних романах, и о Наташке, и о Глебе… Уже в полусне ей представлялось, что он стоит у моря спиной к ней, потом медленно поворачивается, встречается с ней взглядом и лицо его, ранее хмурое, озаряется радостной улыбкой…

Глава 6

Все в жизни когда-нибудь заканчивается, но кажется, что хорошее кончается много быстрее, чем плохое. Отпуск Леки и Наташи подходил к концу, Глеб должен был ехать чуть позднее.

Свободное время они проводили вместе. Днем – на пляже, на экскурсиях, - вчетвером. Вечером Наташа укладывала сына, читала ему перед сном, а Глеб с Лекой отправлялись гулять по вечернему городу. Огни и развлечения курортного побережья интересовали их только поначалу, потом они стали бродить по тихим улочкам, ведя доверительные беседы, вдыхая аромат цветущих южных растений, спускались к морю, слушая его шум, купались при свете звезд и луны.

Глеб уже с первых дней знакомства знал, что Лека незамужем, но отнесся к этому равнодушно: по обыкновению, он собирался завести лишь кратковременный роман. Сблизились они достаточно быстро, потому что оба этого хотели, и теперь наслаждались растущим взаимным чувством. Постепенно Глеб понял, что произошло нечто непредвиденное. Может, он слишком расслабился, поддался романтике теплых южных ночей? Или в Леке было что-то особенное? Ее молодость, красота, неожиданно доставшиеся ему, уже стареющему эгоистичному мужчине? Он просто не узнавал себя. Всегда самоуверенный и знающий, как ему представлялось, себе цену, с Лекой он чувствовал себя влюбленным подростком, и все словно происходило с ним впервые в жизни. От одного прикосновения к ней у него «сносило крышу». Он никак не ожидал от себя подобных чувств, тем более в его возрасте. Он как будто оказался в другой реальности, в иной жизни, где единственным смыслом была Лека, ее запах, ее голос, глаза, движения, смех. Он хотел засыпать и просыпаться с ней всегда, вечно. Он готов был сделать для нее все что угодно, умереть, лишь бы в ее объятиях. Думать о том, что скоро придется вернуться к прежней жизни, было невыносимо.

В последний вечер перед ее отъездом Глеб был непривычно молчалив, иногда отвечал невпопад, и было видно, что он напряженно о чем-то думает. Неожиданно для себя, но не для Леки, он стал говорить о том, что не может с ней расстаться, что вернуться к прежней жизни, где нет ее, немыслимо, что он хочет встречаться с ней и после приезда в родной город и, вообще, хотел бы жить с ней вечно.

– Я не понимаю, ты что, мне предложение делаешь? – спросила Лека.

– Ну … да.

– А как же жена?

– Я разведусь.

– Послушай, мы знакомы всего десять дней. Это просто курортный роман. Ты вернешься в семью и все забудешь.

– Нет, я люблю тебя. Я не смогу жить без тебя. Я все сделаю, чтобы ты была счастлива. А ты? Ты любишь меня?

– Ну, конечно, я тебя люблю. Я дам тебе свой телефон, и мы обязательно встретимся, – так ответила Лека и нежно обняла Глеба. Рядом с ним, любящим, сильным и красивым мужчиной, она была счастлива и спокойна, верила только в хорошее и ни о каких проблемах будущей жизни думать не хотела.

Глава 7

…Двухнедельная разлука с мужем для Гали пролетела незаметно: все ее внимание было приковано к проблемам дочери. Лишенная дружеской поддержки слишком строгого отца, Алена была привязана к матери и с детства доверяла ей свои секреты. Однако пренебрежительное отношение Глеба к жене, которое не может не чувствовать ребенок, со временем привело к тому, что мать перестала быть для дочери авторитетом. Иногда поступки ее приводили Галю в ужас, но повлиять на девочку она не уже могла.

С четырнадцати лет Алена пользовалась успехом у парней, крутила ими, как хотела. Отец, конечно, ничего не знал, да и не интересовался особенно жизнью дочери.

В первый же год учебы в институте у нее появился постоянный кавалер – Сашка с факультета вычислительной математики и кибернетики, способный парень, но раздолбай по жизни. Он гонял на мотоцикле по вечерам, катал Алену, а Галя переживала за дочь, боялась, что они разобьются.

А на последнем курсе за Аленой начал ухаживать ее дипломный руководитель, бородатый преподаватель экономики Павел Петрович. На фоне юной Алены он смотрелся как Сатир. Членство в приемной комиссии и репетиторство позволяли ему жить не только на зарплату, и он дарил любимой студентке дорогие подарки, водил в рестораны, подвозил на престижной иномарке, учил ее за городом водить автомобиль. Все это было в диковинку девчонке, не привыкшей к красивой жизни.

Сашка ничего не замечал, ведь Алена вешала ему лапшу на уши, что занята по горло подготовкой к диплому, поэтому и стала с ним реже встречаться.

В отсутствие отца Алена приходила домой поздно, иногда за полночь. Галя места себе не находила. Она беспокоилась, что дочь почти не готовится к защите диплома. Но самое главное, ее просто трясло от мысли, что ее родное дитя использует для удовлетворения своей похоти старый козел, как она выражалась. Однако Алена смеялась над словами матери.

– Еще неизвестно, кто кого использует, – отвечала она, – Паша очень умный, мне с ним интересно и комфортно. Дипломную работу он мне уже сделал, только выучить осталось. И вовсе он не старик, а в постели умеет гораздо больше Сашки.

От таких слов Галя вообще терялась: не могла же она признаться дочери, что ни разу в жизни не испытывала оргазма, ведь эта тема была постыдной и запретной во времена ее юности, а Глеб в постели с женой был эгоистичен и консервативен. Галя любила его, и он это знал, а неопытность жены в этом плане его вполне устраивала, снижая риск ее измены, что позволяло ему чувствовать себя спокойно.

Гале было трудно не отторгать новые ценности, проповедуемые после «победы демократии». Подросшее поколение потребителей, ей казалось, было достаточно расчетливым и жестоким, заклевывая всех «ботаников», «совков» и «лохов», которые имели несчастье думать или вести себя по-другому. Как девочки, так и мальчики гнались за богатством и престижем, при этом не особенно задумываясь о духовных ценностях. И если в девяностые годы некоторые из них готовы были продавать свои тела, то в начале двадцать первого века толпы молодых особей преимущественно женского пола толкали локтями конкуренток в поисках выгодного брачного союза, ведь это наиболее легкий и эффективный способ продвинуться по социальной лестнице вверх.

Работая в школе, Галя видела, как заискивают отдельные педагоги, а особенно директор и завуч, перед богатыми спонсорами и их отпрысками, как нагло и уверенно держатся эти детки, чувствуя свое особое положение. Ей претило, что ученики стали оценивать друг друга по толщине кошелька и связям родителей.

Все, что казалось раньше незыблемым, теперь подвергалось сомнению. Как воспитывать дочь: по совести, или чтобы она смогла выжить в обществе с перевернутой с ног на голову нравственностью? Совестливому человеку придется в таком обществе очень трудно, и самое плохое, что его обязательно будут обманывать и использовать в своих целях. Может, надо, наоборот, растить детенышей зубастыми, чтобы могли поедать более слабых? Но тогда кто поддержит стареющих родителей, если они воспитают прагматичного и бесчувственного эгоиста?

Надо ли учить дочь, чтобы она искала жениха богатого и со связями? А как же любовь? Может, ее, и правда, не должно быть? Кто любит – тот отдает, а не приобретает. Если мир стал так жесток и расчетлив, нужно ли учить девочку любви? Чем выше полет чувств, тем больнее падать.

Не бывает злых младенцев, человек рождается доверчивым и ранимым. Если он живет в социально-ориентированном, справедливом обществе, то у него есть шанс остаться добрым и великодушным до самой смерти. Посмотрите, как доверчивы старики, прожившие жизнь при социализме. Их не учили быть зубастыми. Они привыкли отдавать, а не брать. Людям нравится быть добрыми, они жаждут справедливости, это естественно для человека. Почему в России так популярны сериалы, мелодрамы? Это своего рода анестезия, уход от тяжелой действительности в мир, где побеждает любовь и добро.

А общество дикого капитализма делает из человека чудовище. Каждый день мы слышим о новых преступлениях и обманах. Начав с финансовых пирамид, мошенники становятся все более изобретательными. Их практически невозможно привлечь к ответственности, ряды их ширятся, хитроумные аферы проникают повсюду. Они богатеют, продвигаются по социальной лестнице вверх, рвутся к власти, становятся примерами для подражания, а ведь это нравственные калеки! Государство не защищает своих граждан, возлагая ответственность на простого человека. Отравился продуктами – смотри, что покупаешь. Обманули квартирные аферисты – сам виноват, не надо было верить, скажи спасибо, что не убили. Негде жить – твои проблемы. Ты вычеркнут из жизни, ведь вместе с жильем ты лишаешься и прописки, и социальных гарантий, и всех прав. Ты изгой. Не помогло поддельное лекарство, нет денег на операцию, на лечение – а кому это интересно? Не заплатил работодатель – опять же с себя спрашивай, зачем согласился работать без договора? Требуй справедливой оплаты, честности и социальных гарантий! Дети начали употреблять наркотики? Ну и что, это их право, у нас же правовое государство. И вообще, надо было лучше за ними следить. Мала пенсия – пусть дети помогают. Не помогают? Надо было лучше воспитывать. В конце концов, можно в суд подать. А если нет детей – сам виноват, о чем думал? Любая беда – твое личное дело, для государства ты никто.

Лозунг «Слава труду!» на центральных площадях заменен на иной – «Успехов в бизнесе!». Не бизнес для человека, а человек для бизнеса. Трудяги не в почете, ценится «предприимчивость». А за словом «бизнес» далеко не всегда скрывается труд. Чаще – обман общества, балансирование на грани между законом и преступлением. Слава российским миллиардерам, число которых неуклонно растет! «Влиятельные, уважаемые люди» – вот как их называют. Их лечат квалифицированные врачи, их охраняют лучшие милицейские кадры, защищают известные адвокаты.

Значит, они достойнейшие? Это – идеал, к которому должно стремиться подрастающее поколение? Галина была несогласна, но ее мнение ничего не значило.

«Личное выше общественного», – сказал кто-то из родоначальников реформ, и вот уже мы пожинаем плоды этого лозунга. И каково будущее детей в обществе, где личные интересы сильных превалируют над всем? Как родителям оградить своих чад от тлетворного влияния господствующей морали?

За такими мыслями и переживаниями Галя и не заметила, как наступил день возвращения мужа домой.

В этот день она с утра напекла его любимых пирогов с черникой, сварила борщ, пожарила мясо, сделала салат, надела новый халатик, немного подкрасилась.

И вот – звонок в дверь. На пороге стоит загорелый Глеб с багажом в руках. Но почему он не целует ее и смотрит так отчужденно? Сухо здоровается, идет в комнату.

– Что с тобой, Глебушка, ты устал в дороге? Хорошо ли отдохнул, почему редко звонил, не брал трубку?

– Ты же прекрасно знаешь, что роуминг дорогой. И зачем звонить, если у меня все в порядке?

– Ты, наверное, голодный? Мой руки и иди на кухню, обед готов.

– Нет, Галя, я не голоден. Нам нужно очень серьезно поговорить. Понимаешь, я встретил другую женщину. Я ее люблю, и мы хотим пожениться.

– Что ты такое говоришь, Глеб? Я не понимаю…

– Галя, я развожусь с тобой. Только не надо слез. Сегодня мы будем спать отдельно.

Глава 8

Павел Петрович, преподаватель экономики одного из самых престижных вузов города, приближался к сорокалетнему рубежу своей жизни. У него уже наметился животик и округлился подбородок, прикрываемый аккуратно подстриженной бородкой. Десять лет назад он выгодно женился на дочери одного из высокопоставленных чиновников местной администрации, и теперь имел пятикомнатный уютный коттедж с большим гаражом в зеленом «спальном» районе, загородную дачу с банькой и садом, два автомобиля, на одном из которых ездила жена. Супруга подарила ему двух чудесных ребятишек, обожаемых дедом. На взаимовыгодных отношениях с тестем и с ректором института, где преподавал Павел Петрович, было построено все его благополучие.

Систематически Павлу Петровичу приходилось организовывать поступления отдельных абитуриентов, в основном, рекомендуемых звонками из администрации города или личными указаниями ректора, взамен он имел надежное прикрытие от происков недовольных родителей или коллег, а также всевозможных проверяющих комиссий. Хорошо налаженные и устоявшиеся связи позволяли ему при необходимости решать любой вопрос, от выделения земельного участка до трудоустройства. Единственной слабостью Павла Петровича, угрожающей его благополучию, была страсть к молоденьким студенткам, романы с которыми вносили в его жизнь и пикантность, и разнообразие, тешили мужское самолюбие. Павел Петрович был обаятельным и импозантным мужчиной, безупречно и дорого одетым, ездил на престижной иномарке, обладал властью оценивать знания учащихся, поэтому пользовался успехом у раскрепощенных молодых студенток, сначала кокетничавших с ним за оценку, затем самонадеянно уверенных, что с легкостью уведут его из семьи.

Однако Павел Петрович не собирался рисковать своим благополучием и тщательно скрывал от жены и тестя свои романы. Индивидуальные занятия со студентками ради заработка проконтролировать не представлялось возможным, а в отношениях с женой мудрый сластолюбец был неизменно предупредителен и заботлив, с удовольствием играл и гулял с детьми. Ему не составляло труда поддерживать прекрасные отношения с женой: у него был легкий характер, он любил женщин, понимал их, дружил с ними. Вообще, он был из той породы мужчин, которые дочерей любят больше, чем сыновей. Он обожал и жену, и дочерей, и своих любовниц, и даже, кажется, тещу и бабушку жены, легко находил с ними общий язык, и всем было хорошо с ним, его хватало на всех.

Роман с Аленой начался восемь месяцев назад выразительными взглядами, комплиментами, случайными прикосновениями во время занятий. Павел Петрович ценил эту стадию зарождения нового чувства, и не торопил события. Близость с молодой студенткой за деньги и оценки не доставляла ему такого наслаждения, как близость, пришедшая не сразу, а в результате постепенно возникающего чувства.

Ему нравилось вызывать удивление и восхищение непосредственной девушки, совершая необычные и великодушные поступки. Он то спасал испуганного щенка, оказавшегося посредине улицы между ревущими машинами, то дарил инвалиду-колясочнику крупную сумму денег на лечение, то, невзирая на риск испортить дорогой костюм, помогал вытащить из грязи застрявшую машину молодой мамаше с ребенком.

Кроме того, он был хорошим рассказчиком и много шутил, галантно и старомодно целовал руки Алене. Мастер комплиментов, он умел заставить женщину почувствовать себя богиней. Его подарки всегда нравились, потому что он прекрасно разбирался в украшениях и женских пристрастиях, опытным взглядом определяя размер пальчика, ножки, одежды.

В постели он был настоящим Каза-Новой, и молоденькие девушки, привыкшие к быстрому сексу сверстников, испытывали неожиданные для себя чувства. В довершение всего, он не был ревнивцем: воспринимая женщину как чудесный цветок, он не претендовал на эксклюзивное право единолично наслаждаться им. Когда приходило время расстаться с очередной возлюбленной, он делал это осторожно, чтобы не обидеть ее, но решительно. Например, он изображал душевные муки из-за невозможности бросить детей и заботу о том, чтобы его возлюбленная, пока молода, занялась устройством своей личной жизни. Обычно ему удавалось безболезненно прекращать исчерпавшие себя романы. На прощание он мог подарить в память о себе дорогое ювелирное украшение.

Алена постепенно увлеклась новым кавалером, но, зная, что он женат, продолжала встречаться и с Сашкой. После защиты диплома и получения заветных корочек ей было трудно объяснить ему, почему они видятся все реже. Она уверяла, что ей наскучили гонки на мотоциклах, что вечерами она сидит в Интернете, ищет работу.

Такие аргументы были понятны Сашке, который тоже закончил ВУЗ в этом году. Правда, ему повезло: спрос на хороших программистов был много выше, чем на не в меру «расплодившихся» экономистов.

На самом деле с трудоустройством Алена не торопилась, решив отдохнуть после учебы. Она была уверена, что найти хорошую работу ей поможет Павел. А пока она наслаждалась свободой и ухаживаниями Паши, приехал из отпуска отец, и в доме все пошло кувырком.

Глава 9

Лека только что вернулась с оперативки. Она выслушала массу неприятных вещей, изложенных в форме крика и обвинений, приправленных нелитературными терминами, как, впрочем, и все остальные.

Она работала в районной налоговой инспекции, возглавляя один из отделов камеральных проверок. С каждым годом работа все больше теряла смысл. В пору становления налоговых органов люди чувствовали необходимость и полезность своего труда, борясь с многочисленными, но лежащими на поверхности, очевидными налоговыми нарушениями.

Шли годы, и криминальные войны девяностых поутихли, добытые преступным путем средства стали легальными, разборки перешли в сферу финансово-экономической деятельности, и это потребовало изменений в законодательстве. Средства на проталкивание необходимых им законов у остепенившихся бандитов имелись.

Налоговые нарушения не исчезли, их просто стали тщательно маскировать, привлекая квалифицированных специалистов по разработке налоговых схем, действующих на территории страны и основанных на взаимодействии нескольких фирм. Однако высокие чиновники почему-то делали вид, что никаких специальных механизмов и законов для борьбы со схемами не нужно, и налоговое ведомство продолжало работать по старинке. Арбитражные суды, игнорируя практику прошлых лет, по скрытым от общества причинам все чаще становились на сторону мошенников.

Инспектора не сразу поняли, что стали заложниками хитрой игры: на словах от них требовали раскрытия налоговых схем и роста начислений, а на деле создавались условия, чтобы это сделать было невозможно. В результате они всегда оставались виновными в «коррупции»: до них же доводили множество разнообразных и противоречивых инструкций и регламентов, их же предупреждали о необходимости собирать все возможные и мыслимые доказательства, анализировать денежные потоки, уровень цен, проводить встречные проверки поставщиков и покупателей по цепочке перепродавцов, доказывать реальность или нереальность операций, стоящих за представленными документами, вникать в их экономическую сущность, направленность на достижение прибыли или какие-то иные цели, проводить допросы и чуть ли не инвентаризации. В последние годы их все чаще наказывали материально, ругались и кричали, а они все равно «злонамеренно» не выполняли планы, спускаемые сверху, и проигрывали судебные споры.

В довершение всего внутри налоговых инспекций рьяно заработали комиссии, призванные проводить служебные расследования по жалобам недовольных.

Общество стояло на пороге сенсационных разоблачений коррупционных связей в рядах чиновников высочайшего ранга. Оборот неучтенной наличности захлестывал страну, масштаб ухода от налогов поражал воображение законопослушных иностранцев, никак не желавших инвестировать средства в такую экономику. Неудивительно, что властная цепочка заблаговременно готовилась к тому, чтобы перенаправить возможные обвинения на нижестоящих, как бы ни повернулось дело. Рядовые инспектора были последним звеном, и ниже спихивать ответственность было уже некуда.

В таких противоречивых обстоятельствах оставался один зыбкий путь, позволяющий одновременно исполнить требования начальства и избежать недовольства проверяемых, – формальные начисления, не имеющие ничего общего с реальным налоговым контролем. Лека не хотела этим заниматься, но иначе как обеспечить нужные показатели? Некогда любимая ею работа превращалась в фарс, очевидный для участников, но скрытый от посторонних глаз.

Заместитель, подруга и незаменимая помощница, классный специалист Валечка ушла работать в банк (конечно, по знакомству). После сумасшедшей работы в налоговой Валечка, оказавшись в отдельном кабинете, с четко определенными, выполнимыми обязанностями и достойной зарплатой, наконец-то почувствовала себя человеком, труд и знания которого ценят.

– Разве ты не видишь, Лека, – говорила она. – Власть в стране принадлежит вовсе не народу, а крупному бизнесу, а где-то на местах – даже мафиозным кланам. Смычка власти, денег, криминала – это и есть самая главная коррупция! Вместо того, чтобы принимать законы в интересах общества, их пишут под заказ денежных мешков! Посмотри – губернаторы, мэры, депутаты, прокуроры, прочие высокие чины – почти все одновременно имеют процветающий бизнес, захвативший целые сегменты рынка. В этом корень всех проблем! Сравни доходы крупных чиновников, депутатов, судей со средней зарплатой по стране, со своей зарплатой! Чувствуешь приоритеты? За эту сумасшедшую работу и такие гроши?

– Согласна с тобой. Работа, действительно, сумасшедшая и в той же степени ставшая бесполезной. Несправедливость, ощущение, что подставляет собственное начальство, постоянное нервное напряжение вынуждают людей увольняться. На место опытных специалистов приходит зеленая молодежь. О каком профессионализме может идти речь?

– Что ж, ведь это закономерно. Дикому капитализму или даже феодализму ни налоговая система, ни социальная сфера совсем не нужны: феодальные князьки облагают данью своих вассалов без всякого закона. Ведь где слабеет государство, там поднимает голову криминал. А его, похоже, боятся все ветви власти. Ни у одного госслужащего нет гарантий, что, если он будет работать честно, то его никто не тронет. Намного увереннее чувствует себя тот, кто имеет высоких покровителей, кто уже вписался в коррупционную систему. Если антикоррупционные реформы проводят сами коррупционеры, то очевидно, от кого они будут избавляться в первую очередь – от тех, кто не с ними. Кажется, глаза всем застил лозунг: «Свободу бизнесу от государства!», что, по сути, означает свободу денежных мешков от закона. Под овечьей шкуркой обиженных честных предпринимателей зачастую скрывается криминалитет, который будет использовать любые методы давления на проверяющих. В такой ситуации презумпция невиновности работает на мошенников.

Наверное, Валюша права. Леке все чаще приходила в голову мысль, что поиск доказательств налоговых преступлений нужен вовсе не для восстановления справедливости, а исключительно для убеждения вышестоящих в том, что сделано все возможное. Бессмысленная работа на корзину не давала удовлетворения. Собранные никому не нужные материалы пылились в подвалах и гаражах, на помещения архивов деньги уже давно не выделялись. Без реального контроля уплата налогов Бизнесом становилась чем-то вроде благотворительного пожертвования, а налоговая служба вынуждена была делать вид, что контролирует этот процесс, и ни в коем случае не беспокоить Бизнес, иначе ее могли обвинить в «налоговом терроре»! Представители государства с протянутой рукой перед Бизнесом – господа, пожалуйте, дайте начислений, а то с нас начальство требует! А оно нужно Бизнесу? Что он с этого будет иметь? Если можно уйти от налогов, обойти законы, почему бы не воспользоваться?

Да, смысл работы терялся, и тратить свое здоровье на мартышкин труд было неразумно.

По идее, Лека должна была после оперативки «спустить пар», разрядившись в крике на своих подчиненных, но трепать нервы не хотелось: в последние дни она неважно себя чувствовала, и подозревала, что это неспроста.

Предположение следовало проверить, но если это была, наконец-то, беременность, то все устраивалось наилучшим образом. С одной стороны, она давно уже хотела родить ребенка, с другой стороны, декретный отпуск избавлял ее от риска потерять работу в результате сокращения штатов и реорганизации, позволял переключиться с осточертевших проблем и пустой служебной суеты на личную счастливую жизнь. А через три года видно будет, возвращаться ли на прежнее место службы или искать лучшие условия труда и достойную зарплату.

Лека откинулась в кресле и прикрыла глаза. Слегка подташнивало. Отдельного кабинета у нее не было: как и все начальники отделов, она сидела с подчиненными в одной комнате в страшной тесноте. Девчонки-сотрудницы примолкли, пытаясь угадать, ждать бури или нет.

В это время открылась дверь и в кабинет вошла странная немолодая женщина. Она была какая-то потерянная, неадекватная, что ли. Мельком пробежав по всем лицам, ее глаза остановились на Лекином. Взгляд был напряженный, изучающий. У Леки возникло необъяснимое чувство опасности.

– Вы к кому? – спросила одна из сотрудниц.

– Я …Мне бы узнать о налоговых вычетах на лечение…

– Вам на первый этаж, кабинет сто два.

– А, спасибо…– она как-то неловко повернулась и вышла.

– Ходят тут всякие…И ведь сразу на третий этаж, нет бы на первом спрашивать…

– Да уж, а помните, как такая же на Елену Георгиевну напала?

Действительно, был один случай, вспомнила Лека. Пару лет назад некая нервная дамочка, замученная хождениями по кабинетам, схватила одну из работниц за волосы и била головой об стол, в то время как ее спутник стоял в дверях, как теперь говорят, «на стреме»... От неожиданности никто даже не успел вызвать милицию, и хулиганы безнаказанно скрылись, а бедная Елена Георгиевна лежала потом в больнице с сотрясением мозга…Преступницу, как водится, не нашли, дело спустили на тормозах… Подумаешь, пострадал простой инспектор, налоговый террорист… Вот ежели бы представитель каких-нибудь меньшинств, то был бы скандал, подключилось бы телевидение… Но права налоговых работников ─ «не формат», налоги платить никто не хочет ─ ни бедные, ни богатые… К сожалению, все мы в той или иной мере заложники политических тенденций.

Глава 10

Да, это Галя заходила к Леке на работу, чтобы посмотреть на соперницу, ведь врага надо знать в лицо. Скандал она устраивать не стала, это было бы слишком унизительно…

Сказать, что весь мир обрушился для Гали после ухода Глеба из семьи, – ничего не сказать. Боль от измены мужа сразила ее, парализовала, лишила способности думать о чем-либо другом. Стало понятно, что означает выражение «горит душа». В груди жгло, слезы текли, не переставая, жить не хотелось. Особенно ранило то, как резко он стал чужим, как жестоко отстранился от семьи, словно никогда они не были близкими, родными людьми.

Как было тяжело в первые дни, поймет каждый преданный и любящий человек, чувства которого вдруг оказываются не только никому не нужными, но еще и раздражающими, и обременительными. Она не только потеряла опору в жизни, любовь, смысл бытия, – не успев все это осознать, она уже столкнулась с такими проблемами, которых не знала, будучи замужем, и не умела их решать.

Глеб сразу предложил делить жилплощадь, причем на неприемлемых условиях: жене и дочери – однушку на окраине, себе – однокомнатную улучшенной планировки в центре. Такой расклад казался ему правильным, ведь формально единственным собственником был он. «Это квартира моих родителей, здесь все куплено на мои деньги», – твердил он жене.

– Родительскую квартиру ты сдал государству, а эту тебе дали на семью, а значит, и на нас с Аленой, – возражала Галя. – Я тоже работала и приносила деньги, обходилась без нарядов и украшений. И потом, мой домашний труд ты не принимаешь в расчет?

– Я же не выбрасываю вас на улицу. Дочь уже взрослая, пусть мужа с квартирой ищет, а тебе на старость вполне однокомнатной хватит. Пойми и меня: мы вынуждены временно жить на даче, но к концу лета квартирный вопрос должен быть решен. Ты же не хочешь, чтобы мы вчетвером жили в одной квартире?

Галя поняла, что он уже списал ее со счетов, выкинул из своей жизни, как старую тряпку.

Убеждать Глеба было бесполезно. Он никогда не умел слушать аргументы женщины, привык только диктовать свои условия. Пока Галины интересы совпадали с интересами супруга, пока они существовали как одно целое, можно было с ним ладить. Он строил Свою семью, наживал Свой быт в ней, а жене и дочери просто перепадала часть благ этого налаженного Его мира.

Теперь он строил Свое благополучие с другой женщиной, и его невозможно было ни остановить, ни свернуть с этого пути.

Риэлторская фирма, в которую обратился Глеб, предложила подходящий ему вариант. Дело за малым – выписать брошенную жену и дочь, продать эту и купить им другую квартиру. Предлагаемая Гале с дочерью жилплощадь была в жутком состоянии, требовала ремонта, на что у преданных Глебом женщин не было ни сил, ни денег. Глеб своей помощи не обещал, ему было все равно.

Алена была оскорблена поведением отца. Он родную дочь выкидывает на улицу ради какой-то шлюхи? «Он мне не отец больше», – сказала девушка матери.

Глеб звонил практически ежедневно и кричал в трубку: «Что ты решила? Я не намерен ждать!». Найденный вариант мог уплыть, риэлторы торопили Глеба. Обстановка накалялась с каждым днем.

Галя почувствовала потребность действовать. Она хотела немедленно знать все о сопернице. Однако Глеб ничего не рассказал о ней. Помогла дочь, потрясенная состоянием матери.

Незаменимый и преданный Сашка не только поддержал Алену, проникнувшись ее семейными проблемами, но и всячески содействовал ей.

Надев шлемы и оседлав Сашкин драндулет, ребята незаметно проследили маршрут Глеба после окончания рабочего дня и установили, что, встретившись около районной налоговой инспекции, отец с любовницей сначала заехали, видимо, к ней домой, а затем отправились ночевать на дачу.

Выяснить, кем работала женщина и в каком кабинете, было несложно, ведь в это заведение был открыт доступ любому посетителю. Потолкавшись наутро в инспекции, Сашка без труда узнал и должность, и фамилию объекта наблюдения.

По улице, номеру дома и фамилии Сашка быстро нашел в компьютерных базах и квартиру, и телефон Леки.

Таким образом, Галя получила необходимую информацию от дочери. Посмотрев на соперницу, Галя поняла, что вряд ли смогла бы с ней конкурировать, но легче от этого не стало. Ей было больно, что Глеб жил с любовницей на их даче, где Галя многие годы налаживала уют, ухаживала за садом, разводила цветы, ягодные кустарники. Если бы она знала, для кого старалась! Да лучше бы этой дачи вовсе не было, лучше бы она сгорела!

Последняя мысль задержалась в Галиной голове значительно дольше, чем остальные. Она вспомнила, как отомстила обиженная жена изменнику-мужу в романе Ги де Мопассана «Жизнь». Любовники погибли вместе, и это было справедливо! Галя сама испугалась того, о чем подумала…

Нет, она не сможет этого сделать! Но если бы так случилось, пусть даже Галю посадят, ведь жизнь ее все равно закончена, тогда дочери осталась бы трехкомнатная квартира. На помощь родного государства в приобретении жилья рассчитывать не приходится, каждый крутится, как может, а на среднюю российскую зарплату квартиру не купишь: если даже понемногу откладывать, инфляция съест накопления. Проценты по кредитам такие, что лучше уж петля. С чем девчонка жизнь начинает? Кому бесприданница нужна? Тот же Сашка с родителями, бабушкой и сестрой в тесной хрущевке ютится. Старый козел Павел Петрович женат, поиграется – и в кусты, Аленка этого не понимает. А зачем теперь Гале жить, если не для дочери? И как иначе можно ответить на причиненную Глебом боль? Всю ночь бедной женщине не давали заснуть эти ужасные мысли…

Глава 11

Ангелина, сестра и самый близкий Гале человек, была младше ее на десять лет. Мать девочек работала учительницей в сельской школе, отец был механизатором, не чурался выпить с друзьями, а какие еще в деревне развлечения?

Как обычно в те годы, семья имела приусадебное хозяйство – сад, земельный участок под картошку, хлев для коровы Милки, курятник. Охранял хозяйское добро пес Чижик, ловлей мышей занималась кошка Дымка. В общем, без дела в семье никто не сидел, и Галя с малых лет привыкла помогать матери, не чураясь никакой работы.

И только зимой оставалось свободное время. В те годы телевидение не баловало советских людей разнообразием программ: благополучные новости о встречах высокопоставленных особ, без сенсаций и криминальных хроник, трансляции с партийных съездов, спортивные передачи, документальные фильмы про передовиков производства и достижения страны, мультики и фильмы-сказки для малышей, научно-популярные фильмы, передачи «В мире животных», «Клуб кинопутешественников», один-два художественных фильма за вечер, концерты по праздникам. В общем, посмотреть телевизор можно было, но без фанатизма, в меру. Бесконечных сериалов и развлекательных шоу, своего рода наркотика, заменяющего многим нашим согражданам реальную жизнь, тогда не было.

В свободные минуты Галя с упоением читала: уже к окончанию начальной школы она прочла все имеющиеся в библиотеке сказки, затем все книги о первобытных людях, о пионерах-героях. В более поздние годы она открыла для себя Фенимора Купера, Джека Лондона, Куприна, Бунина. Школьная программа по литературе тоже шла «на ура», особенно нравились «Поднятая целина» Михаила Шолохова со смешным дедом Щукарем, романтические стихи Сергея Есенина.

Учеба давалась ей легко, да и мама всегда могла помочь, объяснить непонятное. После рождения младшей сестры Гале частенько приходилось нянчиться с малышкой, которая была для нее и куклой, и дочкой одновременно. Девочка всем сердцем полюбила ее.

Галочка и Гелечка, как называли их родители и соседи, всегда были неразлучны. Сестры, очень похожие внешне, удивительно разнились характерами.

Если Галя была опаслива, ценила привычное окружение и предсказуемость в поведении близких людей, то Геля легко шла на эксперимент, быстро принимала решения и никогда не жалела о совершенном, даже когда была неправа. Если Галя была мечтательна и послушна до угодливости, то в Ангелинке, напротив, уже в младенчестве была заметна склонность к практической деятельности, самостоятельность. Она почти не слушала читаемые ей сестрою сказки и стишки, зато увлеченно собирала пирамидки, складывала кубики, лепила песочные куличики. Повзрослев, она всегда предпочитала иметь синицу в руках, чем мечтать о журавле в небе.

По окончании сельской школы Ангелина уехала в город, поступила в техникум, получила специальность бухгалтера и распределилась на работу в домоуправление.

Зарплата была мизерная, рабочее место – малюсенькая комната в старом деревянном доме, где находился жилищно-эксплуатационный участок, орудие труда – раздолбанный калькулятор, работающий от розетки, но девушка не унывала: пусть в общежитии, зато в городе. Возвращаться в свою деревню она не собиралась.

К тому же, жить в общежитии было весело, молодые девчонки и ребята частенько собиралась компаниями, устраивали вечеринки со спиртными напитками и танцами, отчаянно флиртовали друг с другом. Выпивать Геля не любила (в свое время насмотрелась на пьяного отца), однако танцевала она хорошо, была смешлива и разговорчива, нравилась противоположному полу.

Там и познакомилась она со своим будущим мужем, работавшим в бригаде ремонтников. Михаил был крепким и широкоплечим парнем, не красавцем, но вполне симпатичным. Ей казалось, что его обыкновенные серо-голубые глаза при взгляде на нее становятся зелеными. Наверное, это любовь меняла цвет его глаз...

После свадьбы молодые перебрались в отдельную комнату общежития, где и родился их первенец, Стасик. С новорожденным много помогала приезжавшая к внуку мать Гели. Отец к тому времени уже умер от воспаления легких, которое подхватил по пьяной лавочке, зимой.

В маленькой комнатушке вчетвером было тесно, и Геля с младенцем часто гостила в родительском деревенском доме. Миша жил в городе один, приезжал в деревню только на выходные. Это было неправильно, поэтому Геля рано отлучила ребенка от груди и оставила у бабушки, вернулась в город, вышла на работу.

Первые годы семейной жизни Гели и Михаила совпали с завершением горбачевской перестройки – развалом Советского союза.

Стало можно говорить и писать все. Ранее скучная «Советская Россия» публиковала читательские частушки: «Горби на море купался. Глядь – путчисты. Испугался. Туалета не нашел, а процесс уже пошел». Первый президент России призывал народ потуже затянуть пояса и обещал лечь на рельсы. Политика шагнула с экранов телевизоров и вошла в каждую семью. Стоя в пустых магазинах в очередях с талонами на крупы и мыло, люди ссорились на почве различия политических взглядов. Одни защищали Ельцина, другие проклинали его, Горбачева ругали все: развалу великой страны никто не радовался. Хотелось спросить: зачем опять все «рушим до основанья» и что хотим построить? Но спросить возможности не было: власть не любит отвечать на прямые вопросы. О курсе на капитализм стыдливо умалчивалось, продолжались начатые Горбачевым разговоры о строительстве «социализма с человеческим лицом»…

Потом Егор Гайдар «отпустил» цены. Чубайс придумал ваучеризацию, обещая каждому жителю России по «Волге»…Многие надеялись, хотя в глубине души привычно не верили…

Через пару-тройку лет стало ясно, что строительство «социализма с человеческим лицом» обернулось звериным оскалом криминального капитализма. Расстрел российского Белого дома потряс всех. В мирное время, в столице казавшегося ранее незыблемым государства, в Москве, черным страшным дымом заволокло высокое белое здание, символ демократии, из его окон вырывалось пламя, гибли люди. С этого момента Геля поняла, что, кроме себя, надеяться им больше не на кого.

Зарплата в некоммерческих структурах в те времена отставала даже от пенсий, но неожиданно для Ангелины и Михаила их специальности оказались востребованными новой рыночной экономикой, которой позарез нужны были и бухгалтера, и строители.

Работать на новых хозяев можно было без оформления документов, по устной договоренности. Кроме основной работы, Геля начала вести учет в частной фирме, и, как оказалось, подработка приносила больший доход. Зато на основной работе она могла брать больничные листы в случае болезни, и здесь лежала ее трудовая книжка.

Миша вкалывал в «диких» строительных бригадах, так что денег на нужды семьи хватало с избытком. Практичная Геля тоже не дремала: на работе добрые люди по секрету научили ее, как получить квартиру, подсказали, какие дома в центре города планируется сносить в ближайшее время под строительство. Прописка в этих домах посторонних стала своего рода бизнесом для узкого круга работников домоуправлений.

Геля нашла одинокую пьющую бабульку и прописалась к ней как внучка, естественно, не бесплатно. После этого она уже по закону прописала к себе мужа и ребенка.

Жить с чужой бабулькой было невозможно, да и не согласилась бы она, поэтому пришлось некоторое время снимать комнату, но уже через полтора года молодая семья получила двухкомнатную квартиру в порядке расселения от инвестора, начавшего строительство на месте старого дома, и смогла забрать из деревни сына.

Ангелина и сестре предлагала улучшить аналогичным образом свои жилищные условия, но Глеб даже слушать не захотел, и жене не велел «финтить». Может, он просто боялся, что супруга перестанет зависеть от него? Галя не могла ослушаться мужа, да ей и самой было боязно, когда сестра только прописывалась за взятку – а вдруг ее уличат в чем-то нехорошем, стыдить будут, а то и посадят… Позор-то какой, нет уж, лучше не связываться… Что-то здесь неправильно, нечисто…

Глава 12

Вскоре Михаил основал свою строительно-ремонтную фирму, пригласив на работу ребят, с которыми трудился в бригаде. Однако конкуренция при поиске заказов была достаточно высока. Михаил снижал свои расценки, как мог, но непонятным образом соперники узнавали о предложенной им цене и выигрывали конкурс, объявив, что стоимость их работ чуть ниже.

– Наверное, надо искать подходы к чиновникам, – догадался молодой предприниматель, – Но как узнать, кто из них что может и сколько за это берет?

Супруга, с которой он поделился проблемой, рассмеялась: – Да все проще простого. Я договорюсь со своим начальством. За определенный процент будет тебе фронт работ, не волнуйся.

Дело пошло: Ангелине начальство доверяло. В таких вопросах важна надежность партнера, а рычаги давления на Ангелину всегда можно было найти.

Поначалу Михаил, как и положено, исчислял все налоги, платил белую зарплату. На откаты собирали деньги со всех участников. Прибыль получилась небольшой, и доходы работяг не устроили. Большинство из них вернулось в дикие бригады. Михаил понял, что надо срочно сокращать расходы. От взяток не уйти, иначе не будет заказов, а от налогов уклониться вполне возможно.

Из всех работников с ним остались только два друга – Костя и Витек. Собрав совет, они решали, что делать дальше.

– Я знаю, как увеличить доходность бизнеса за счет снижения налогов, – заявил Витек. У меня одноклассник имеет сеть парикмахерских. Вся наличная дневная выручка за минусом выплат работницам и кое-каких трат в полном его распоряжении. Хочет – в банк сдает, хочет – наличностью торгует. Крыша у него хорошая, надежная: он не боится обналичивать.

– Объясни подробнее.

– Например, мы создаем на чей-то утерянный паспорт фирму ООО «Икс». От домоуправляющей компании мы получаем, например, пятьсот пятнадцать тысяч рублей за выполнение определенных работ, которые сами же и сделаем. Затем мы перечисляем пятьсот тысяч на расчетный счет ООО «Икс» за якобы выполненные им строительные работы. Потом эта фирма перегоняет деньги на предприятие моего одноклассника якобы в виде денежного займа. Он возвращает нам наличкой эту сумму за минусом пяти процентов, которые оставляет себе за услуги. Из полученных четырехсот семидесяти пяти тысяч наличными часть мы тратим на закупку материалов. Найдем, где взять: без оформления документов и за наличку договориться можно существенно дешевле. Пятьдесят тысяч на откат директору домоуправляющей компании, остальное в нашем распоряжении. И еще пятнадцать тысяч остаются в фирме Михаила на его официальную зарплату и налоги.

– А уголовная ответственность нам не грозит?

– Чтобы нас привлечь, надо сначала доказать, что был обнал. А кто морочиться будет? До наших мелких сумм никому дела нет! Даже если и заподозрит кто-то, то это еще организаторов надо найти, и чтоб они признательные показания дали. Но даже и в таком случае достаточно заплатить налог по доказанному эпизоду, и мы чисты. Как в старину говорили, всех не переловите!

– Отлично! Все участники в выигрыше. Твой одноклассник не промах – и на инкассаторских услугах экономит, и еще пять процентов от суммы получает за то, что обналичил, и денежные средства все равно поступают на его счет, но не как выручка через инкассаторов, а в виде займов от фирмы-однодневки, которой ничего возвращать не надо. Достаточно потом нарисовать документы на возврат займа наличными, чтобы придирок не было. И налогами поступившие денежные средства не облагаются. Учитесь все! А где утерянный паспорт найдем?

– У карманников купим, точнее, у посредников. У них этого добра много.

На том и порешили три партнера. С этого времени в фирме Михаила официально работал только директор – он сам, а для выполнения работ по документам привлекались фирмы-однодневки. Костя и Витек тоже зарегистрировали на себя для начала по фирме. В целях безопасности первоначальную схему усовершенствовали: денежные потоки между обнальной организацией и конторами друзей проходили через фирмы-прокладки, чтобы налоговики не смогли упрекнуть наших героев за «неосмотрительность» и «неразборчивость» при заключении сделок.

Через некоторое время так или иначе в собственности трех товарищей находилось уже более пятидесяти вновь созданных фирм, и было еще приличное количество дружественных, то есть тех, с кем делался бизнес. Кроме того, каждый из них был зарегистрирован как индивидуальный предприниматель. Если надо было запутать следы при совершении рискованных операций, денежные потоки прогоняли через несколько фирм, разбивая на множество ручейков, затем сливавшихся в конечном пункте. Друзья осваивали новые виды деятельности, играли на различных системах налогообложения, и, как только к ним появлялись вопросы, переводили фирмы из одной инспекции в другую, меняли собственника на подставное лицо, реорганизовывали. Не раз бывало так, что фирма работала в одном городе, а отчитывалась в другом. Проверить деятельность таких фирм, связаться с ними, если они того не желали, привлечь к ответственности было практически невозможно. Материальное положение друзей значительно укреплялось, связи и влияние росли. Появились хорошие знакомые в милиции, пожарной охране, свой собственный юрист, прикормленный нотариус. У Константина обнаружился дальний родственник, работающий в местной администрации. Все срослось.

В переходной экономике существовало множество возможностей для сведущих людей: наряду со старыми, советскими законами возникла совершенно незнакомая рыночная реальность, обнаруживались огромные дыры в законодательстве, иногда специально созданные, через которые общественное богатство выливалось в подставленную ловкими руками посуду.

В иностранных учебниках по экономике пишут, что вложения в бизнес выгодны, если доход по ним превышает банковский процент по вкладу. Таким образом, российский бизнес должен теоретически быть доволен, имея чуть больше.

Однако мы не китайцы, производить материальные ценности за скромное вознаграждение, постепенно увеличивая личное благосостояние, никто не хочет, да и зачем «ломаться», если существует множество способов быстро «подняться», получая сто, двести, тысячу процентов от вложенного.

Каждому теперь понятно, что за двадцать лет реформ российские долларовые миллиардеры нажили свое состояние не упорным личным трудом. А спроси самого миллиардера – скромно скажет, что много работал. И почему это вы интересуетесь? Завидуете, наверное? Нечего считать деньги в чужих карманах! Надо лучше работать!

Конечно, есть, есть способы! Только они доступны не всем. Но кто очень хочет и не боится нарушать законы, то примазаться может. Михаил и его друзья примазаться хотели. Они давно перестали сами выполнять работы, как это было поначалу. Для тяжелого физического труда привлекались приезжие из бывших советских республик, которые вкалывали, как рабы, без договоров, без медицинской страховки. Российские граждане пока еще не созрели быть рабами, а не контролируемому государством бизнесу нужны именно рабы для получения сверхприбылей. Пока раздаются призывы увеличить в полтора раза рабочую неделю, отдельные «передовики» капиталистического труда уже кое-где используют рабов, приковывая их цепями к рабочему месту или запирая на замок.

Деятельность троицы, как уже понятно, была изначально связана со строительно-ремонтным бизнесом и системой жилищно-коммунального хозяйства. Геля со временем выросла до должности главного бухгалтера домоуправляющей компании, а также вела весь учет в бизнесе мужа. Правда, вскоре ей пришлось для ряда фирм нанимать помощниц, которым доверяли лишь второстепенную работу по учету операций и отчетности, не допуская к тайнам семейного бизнеса – договорам и связям с партнерами.

Много дел провернули Геля с Михаилом и немало с этого поимели. Конечно, приходилось делиться с теми, кто помогал, но на этом никогда не экономили.

Жилищно-коммунальный сектор – золотое дно для мошенников. На ремонт изношенных лифтов, труб, крыш столько уже списано, что дешевле было бы все заменить на новое. Только все устроено так удобно, что контролировать воровство некому.

А тут еще власти задумали провести реформу жилищно-коммунального хозяйства и выделили для этого огромные деньги в специальный фонд поддержки! Используя неведомые простым людям особенности новых законов, чиновники в союзе с мошенниками принудительно создавали товарищества собственников жилья, облапошивая инертных и малосведущих граждан. От открывшихся перспектив обогащения у Михаила и его друзей просто дух захватывало!

Окружающим было очевидно одно: муж Гели был удачливым бизнесменом, и семья имела все признаки успеха, уверенно и быстро поднимаясь по ступеням социальной лестницы.

Единственное, чего у них не было – это времени на рождение второго ребенка. Любимый сынуля Стасик имел все, что нужно, и даже в избытке, как это часто случается у родителей, выросших в лишениях. Как только у семьи появилось собственное жилье, для его воспитания была выписана из деревни родная бабушка-учительница, ушедшая с рождением внука на заслуженный отдых. Елена Ивановна обожала мальчишку. Конечно, она любила и Аленку, но Стасика она нянчила с рождения, общалась с ним ежедневно и привязалась к нему безмерно.

Мальчик учился в престижнейшем городском колледже, занимался с лучшими репетиторами и готовился к поступлению в ВУЗ. Он посещал прекрасный спортивный комплекс, с тренажерными залами и отличным бассейном, имел самый навороченный компьютер в классе, и, как сын спонсора, пользовался особым расположением директора и учителей колледжа. Одноклассники искали дружбы с ним, а от девчонок со временем не стало отбоя. Стас был действительно способным пареньком, однако, что неприятно, с детства приучился оценивать людей по их социальному статусу и связям, прикидывая мысленно дивиденды, которые может принести ему дружба с ними.

Года четыре назад семья перебралась в новый коттедж, выстроенный в поселке Петушки, в получасе езды от города. В том же поселке давно имели дачу Галя и Глеб, поэтому Геля с мужем отлично знали эти места и здешнюю власть.

Достаточно чистый воздух, озеро, лес, плодородная почва, близость к городу привлекали в этот поселок в советское время садоводов и дачников.

В годы реформ в Петушках началось строительство коттеджей, растущих в пригородных зонах, как грибы. Закон о «дачной амнистии», оперативно принятый депутатами для собственных нужд, дал мощный толчок жилищному строительству на землях сельскохозяйственного назначения и садовых участках.

Пара улочек с бревенчатыми избами старожилов и массив с типовыми домиками садоводов, утопающие в зелени многолетних плодовых деревьев, являли собой резкий контраст с многообразием причудливой архитектуры коттеджного новостроя с обширными, но пока голыми приусадебными участками.

Поселок Петушки за короткое время был заселен чиновниками средней руки и преуспевающими бизнесменами – новой кастой русских богачей. Однако из-за молодости коттеджного поселка охрана его еще не была организована, хотя подъездную асфальтовую дорогу недавно отремонтировали за счет вмиг нашедшихся бюджетных средств. Говорят, помогла жена одного влиятельного чиновника, гостившая у кого-то из местных жителей летом.

Глава 13

Галя и Геля были не только родными сестрами, но и хорошими подругами, что бывает нечасто даже между близкими родственниками. Соперничество, зависть, ревность, жадность имеют свойство разбивать и родственные, и дружеские связи. Гале нечего было делить с сестрой, и она не была завистлива, ей вполне хватало скромного семейного достатка. Эта женщина умела находить свое счастье в том, что жила для любимых, родных людей: дочери, мужа, мамы, сестры, племянника. Она никогда не чувствовала себя одинокой. Человеку трудно понимать других, он всех мерит по себе. Галя была открыта, наивна, умела любить, получала удовольствие, отдавая, поэтому простодушно была уверена, что и ее любят. Она не предполагала, что близкие могут быть совсем иначе устроены, чувствовать не так, как она. Их поступкам она находила свое объяснение и довольствовалась этим. В муже она всегда видела опору и защиту, верила ему безусловно, и ей казалось, что он со временем как будто становился мягче. Однако супруг мог накричать на Галю, отчитать ее, если, отправившись в гости, она не встретила его с работы горячим ужином. По обыкновению, Галя сводила все к шутке, отмахивалась от возмущенных высказываний Ангелины об эгоизме Глеба. Ей было приятно думать, что вся эта резкость, грубость вызваны ревностью, а значит, и любовью к ней, Галине.

– Как малый ребенок! – сокрушалась она, если муж не хотел ужинать без нее. – Ну, ничего без меня не может!

И теперь, когда отношения с мужем полностью разрушились, у кого было Гале искать утешения, если не у сестры?

Впервые в жизни терзаемая незнакомыми страстями женщина с трудом контролировала свои поступки. С опухшим от слез лицом, с темными кругами под глазами, не похожая на себя Галя позвонила Ангелине и попросила прислать за ней машину: ехать в таком виде в электричке, ощущая на себе чужие любопытные взгляды, было стыдно, а сестрам следовало поговорить наедине.

Они ничего не сказали Елене Ивановне о Галином несчастии, чтобы не расстраивать, поэтому Геля уговорила мать навестить приятельницу, отослав ее из дома надолго. Стасик мотался по своим подростковым делам до позднего вечера, Миша по-прежнему много работал, водителя отпустили, так что в доме не было никого.

Галя наревелась вволю на плече сестренки. А Геля все пыталась успокоить ее.

– Наплюй, – говорила она, – три к носу, держи хвост морковкой! Мы все любим тебя, ты не одна! И дочка у тебя прекрасная, умница, красавица!

– Это правда, – прошептала Галя.

– И сама ты еще хоть куда, просто не привыкла о себе заботиться! Не стоит он твоих слез! Всегда эгоистом был махровым, только ты одна и не замечала этого! Сколько раз я тебе говорила, да куда там! Свет в окошке, Глебушка!

При этих словах у Гали снова брызнули слезы.

– Галечка, ну, перестань, детка, любимая моя сестричка! А знаешь, что расскажу? Какое «сокровище» ты потеряла? Я раньше тебе не говорила, не хотела попусту тревожить…Он не только эгоистом, он и бабником всю жизнь был, и увидишь, и этой новой не будет с ним счастья! Помнишь, когда вы с ним еще не были женаты, ты комнату у черта на куличиках снимала? Помнишь, Юлька из нашей деревни у тебя жила, когда в швейное ПТУ поступала?

– Да, помню Юлечку, красивая девочка, дочка нашей почтальонки…Она такая умелица была, шить очень уж любила, мне тогда замечательные занавесочки модные с оборочками сделала!

– Да уж, хороша была девка, от парней спасу не было. А только зря ты ее пригрела, девочка-то не простая была, ей ведь деревенские парни «даром не надоть», она город покорять приехала! Она же позавидовала, что у такой серой мышки, как ты, жених видный, образованный, с квартирой!

– И что?

– А то! Твой-то, кобель, видно, не пропустил красотку!

– С чего взяла?

– Да я видала ее сынка-то, когда в нашу-то деревню к Надюхе Напыловой ездила. Уж она мне порассказала!

– А что сынок, как он там оказался?

– Да он у бабки жил тогда! Ну, прикинь сама. Во-первых, как две капли воды похож на твоего козла, только повыше и нос покрупнее! И сам худющий, Глеба-то ты откормила, а в молодости он тоже дюже худым был! Ладно, не реви, слушай! Он ровесник твоей Алене, я узнавала. Разница в два месяца всего. У тебя с Глебом свадьба, и у Юльки вслед! В спешном порядке выскочила за другого кавалера, всего-то работяга, с квартиркой гостиного типа, не о таком она мечтала! Уже в положении, видно, находилась. Пока незаметно было, все и устроила. И его, надо думать, обманула… А только раскрылся ее обман. Муж-то блондин, полненький, невысокий, темноглазый, а мальчик совсем на отца не похож, и не в мать. Свекруха первая заметила несходство-то, и сыну напела, мол, рога у тебя растут на лбу, сыночек, змеюку в дом привел. Юлька-то ей сразу не понравилась, из деревни, видишь ли, не пара сынуле единственному! Стал муж допытываться, а Юлька не признается, потом выпивать начал и руку поднимать, короче, развелись они. Когда в деревню нашу она к матери приезжала, одной подружке по секрету сказала, а та уж всем разболтала, сарафанное радио! Так вот, говорит, бог меня наказал, высоко я вознеслась, загордилась красотою своей, Галке позавидовала, грех это. У нее-то теперь все хорошо, а я мучаюсь!

– Значит, сын есть у Глеба? Он не знает, наверное… Он все дочкой меня попрекает…

– Ну, не сволочь ли? И не жалей, Гала, бог тебя от него избавил!

– Геля, но женился-то он на мне! Значит, любил!

– Любил – не любил…Чего теперь вспоминать! Может, и любил по-своему, и жили вы …Галь, сколько вы прожили? Больше двадцати ведь? Точно, в прошлом году двадцать лет было, мы еще вас поздравляли… Ладно, не реви, все меняется в жизни, никаких гарантий никому…Никто, Галя, не застрахован! Ты думаешь, у нас с Мишей все гладко? Мне тоже неспокойно, где он каждый день так поздно? Весь бизнес его я от и до знаю…По документам…С друзьями, с партнерами то ли дела обсуждают, то ли гуляют с бабами… Почему это все дела в ресторанах и банях надо решать, скажи мне?

– Да что ты, он ведь так любит тебя!

– Ага, любит…Любовь-любовью, а разнообразие в сексе тоже не помешает, что я, первый день на свете живу? Без денег и то на мужиках бабы виснут, а если уж денежка есть, так проходу не дадут! Ладно бы на одну ночь, а то норовят захомутать, твари расчетливые, проблемы свои решить разом! Такую страсть неземную изобразят, что мужик-то и поверит… Да только гоню я от себя мысли эти… Глаза не видят – желудок не страдает. Хотя, если бы узнала, не знаю, чего бы и сделала… Так что я тебя, Галочка, очень хорошо понимаю!

– А ты ее видела, эту дрянь-то новую?

– Глебову-то? Видала издали…Радостная такая, смеется… Ужо отольются кошке-то мышкины слезки!

– Я тоже видела, в налоговой она работает, начальница!

– Вот уж дрянь-то, и сама гадина, и работа у нее поганая. Знаешь, как мы их называем, сволочей этих? Нагловики! Все время нагло норовят чужое отобрать. Их раньше фискалами звали, ненавидел их народ, последнее отбирали!

– Ты знаешь, и я ее ненавижу! Так ненавижу, убила бы!

– Перестань, еще из-за этой плесени в тюрьму садиться! Об Аленке подумай!

– А я как раз о ней и думаю! Этот ирод нас в однушку выселяет, совсем бесприданницей дочь оставляет!

– Галочка, милая, не убивайся! Не будет бесприданницей моя племянница, пока я жива! И с работой ей помогу, если надо, и с ремонтом вас не оставим, а она пусть в этой однушке живет на здоровье, в нашем коттедже тебе всегда комнатка найдется!

– Да что ты, Мише помешаю!

– Брось, он не такой бирюк, как твой Глеб! И теща же ему не мешает! Да и места в коттедже достаточно, ты еще внуков будешь нам нянчить, ведь не откажешься? И маме с тобой нескучно будет, а то Стасик подрос, уже с бабушкой ему неинтересно, все к ровесникам тянется… Давай, Галь, хоть завтра переезжай!

– Ой, Геля, золотая моя…

Сестры поплакали немного, обнявшись, потом Геля занялась домашними делами, а Галя тихонько пробралась в гараж и отлила из канистры в пластиковую бутыль два литра бензина…

Глава 14

Лека летала, будто на крыльях. «Я, как бабочка, порхаю над всем, и все без проблем» – эта фраза из популярной не так давно песенки точно отражала ее душевное состояние. Она, щурясь, подставляла летнему солнцу загорелые щеки, и на нее накатывали детский восторг, предчувствие чего-то неведомого, но хорошего, волшебного!

Беременность подтвердилась! Скоро у нее будет ребенок, мальчик. Или девочка. Глеб хочет мальчика. В детстве у нее была любимая книжка, про брата и сестру, Вику и Алика. Они были смешные и так трогательно дружили!

– Если будет мальчик, назовем его Аликом, – мечтала Лека. – А если девочка, то назовем Викой. Как будут рады мама и папа! Глеб тоже будет рад!

Глеб не захотел жить в двухкомнатной хрущевке с ее родителями, и они временно, до его развода, поселились у него на даче в пригородном поселке. По утрам он отвозил ее на работу, а вечером встречал на своей купленной год назад иномарке. Они заезжали в супермаркет и набирали множество всяких вкусных вещей, а потом весело ехали на дачу…Он уже знал про беременность и обещал ускорить развод.

Мы, жители городов, всегда куда-то спешим и не глядим на небо. Да если бы и посмотрели, ничего хорошего не увидели бы: над городами всегда висит смог. Здесь, на даче, небо было усеяно яркими, крупными звездами. Явственно видны были и Большая, и Малая медведицы, и еще Млечный путь, окруженный мелкой-мелкой звездной пылью… Воздух, непривычно чистый, хотелось вдыхать, как пить. А к вечеру, когда спадала жара, пахло какими-то цветами и травами…

После ужина Глеб и Лека не смотрели телевизор, а гуляли по поселку или сидели на крылечке, потому что Леке надо было дышать свежим воздухом. Кошка мурлыкала и терлась об их ноги.

Лека даже не представляла себе, что можно быть такой счастливой. Ей ведь казалось, что у нее все уже в прошлом. Первая наивная любовь, неудачное замужество, преходящие романы…Она вспомнила последний…

Андрей Павлович был представительным, избалованным женским вниманием мужчиной. Высокий, голубоглазый блондин с вьющимися волосами, он держался с большим достоинством, если не сказать с высокомерием. Работая в Управлении, он как-то раз приехал с проверкой в районную налоговую инспекцию, где Лека трудилась тогда в должности старшего инспектора.

Гостей приняли, как и полагается, радушно. Андрея Павловича посадили как раз напротив Леки, на самое удобное и светлое место у окна. Волей-неволей им пришлось друг на друга смотреть и общаться. Кроме того, проверяющих велено было угощать чаем и отвлекать разговорами. На тот момент Андрею Павловичу было всего тридцать два года, и он с удовольствием поддерживал беседу с молодыми девицами, много шутил, смеялся.

Через пару дней он пригласил Леку в театр. Весь отдел с замиранием сердца следил за их романом: народ надеялся, что при составлении акта влюбленный не будет слишком строг.

Ухаживал он красиво, не скупился на цветы и подарки. Через месяц Лека узнала, что он женат, но она была молода и переоценила свои возможности. Кроме того, тогда она еще не знала, что тесть Андрея был большой шишкой и от него зависела карьера молодого человека.

Пролетело два года, отношения постепенно сошли на нет. Как сплетничали в налоговой, Андрей поступил достаточно благородно: он добился повышения Леки – она стала начальником отдела.

Лека тряхнула головой – зачем теперь все это вспоминать? Ни у кого из ее бывших кавалеров, не считая Ефима, конечно, не было стремления жениться. Приходилось ждать, намекать, разочаровываться…

Глеб ее покорил непоколебимой решимостью разрушить прежние отношения и серьезным желанием жениться на ней, Леке. Она крепко прижалась к любимому, чувствуя его надежное, как ей казалось, плечо. Все, что раньше волновало ее, отошло куда-то далеко-далеко.

В ней рос маленький человечек, и это было самое важное и лучшее, что только может быть в жизни. Какая она была глупая раньше! Даже страшно подумать, что вот так, без знания самой главной истины, без выполнения своего основного предназначения могла пройти вся ее жизнь!

Глава 15

После возвращения Глеба из отпуска Галя практически не спала. Мысли непрерывно крутились в голове, и даже в полудреме мозг напряженно работал, зависая, как перегруженный компьютер. Галя не замечала, что программа давно зациклилась, а это бывает, если в ней допущена ошибка. В чем она? Где выход? Как остановить это сумасшедшее кружение мыслей? Хорошо, что сейчас летние каникулы, отпуск: она не смогла бы работать. Или, наоборот, пришлось бы волей-неволей отвлечься? Нет, сначала надо что-то решить, так больше продолжаться не может, это невыносимо и несправедливо: ОНИ там счастливы, а она так страдает!

Галя посмотрела на часы: половина второго ночи, в доме все стихло и погрузилось в сон. Она оделась, взяла сумку с бутылью. Спички и ключи заранее были положены в карман куртки. Тихо вышла из дома, прикрыла скрипнувшую дверь. Громко залаяла соседская собака. Галя замерла. «Найда, Найда!» – позвала вполголоса. Пес узнал, замолчал, виновато вильнул хвостом. Огляделась кругом: огня нет ни в одном окне. Ночь лунная, светлая, и это плохо. Решила идти лесом: так короче путь, и никто ее не увидит.

В лесу тропку было совсем не видно. Галя шла медленно, наощупь, стараясь не запнуться за корни, ориентируясь на слабое свечение сверху: верхушки деревьев возвышались над тропою в два ряда, между ними посверкивало звездами небо. Неожиданно резкий звук заставил женщину вздрогнуть всем телом. В следующую секунду она поняла, что это вспугнутая ею ночная птица взлетела, хлопая крыльями. Галя перевела дух: сейчас она больше боялась встречи с человеком, чем со зверем.

– Как тать, пробираюсь в нощи, скрываясь от людей, – прошептала она где-то слышанную фразу. Скоро нельзя будет прямо смотреть в глаза людям: она станет преступницей.

– И пусть, мне уже все равно, – упрямо прошептала несчастная.

Наконец, лес стал редеть, и Галя вышла к своей конечной цели – такому до боли знакомому и любимому бревенчатому дому, окруженному не менее любимым садом. Она была здесь так счастлива! Этого уже не вернуть! Возле дома стоит знакомая иномарка. Как она радовалась, когда у них год назад наконец-то появилась своя машина! Только вождению так и не выучилась, за рулем всегда был Глеб…

Легко отворив калитку, Галя подошла к дому. Вдалеке послышался шум мотора, по верхней улице проехала машина.

Галя начала подниматься на крыльцо. Ступенька предательски скрипнула. Она прислушалась – все тихо. Но там ли они? На крыльце стоит обувь – сандалии Глеба и изящные женские босоножки. Сердце сжалось от уже привычной ревности. Она осторожно сняла замок с гвоздя, просунула дужку в петли на входной двери и тихо повернула ключ, чтобы ОНИ не смогли выбраться. На окнах – железные решетки, установлены давно, от бомжей.

Ну что, осталось только полить бензином и поднести спичку. Галя представила, как ОНИ проснутся от дыма и жары, как будут в панике метаться по дому, потом поймут, что выхода нет. Наверное, Глеб перед смертью догадается, что это сделала она… Но будет уже поздно…Он задохнется от дыма, и его любовница тоже, потом станет нестерпимо горячо, и они закричат… Галя содрогнулась…

Послышался шорох, и к ее ногам подбежала кошка. Радостно мяукнув, она принялась тереться о Галины ноги.

–Мусенька, милая! – шепотом обрадовалась Галя. – Как же я про тебя забыла?

Галя с Глебом на лето привозили кошку на дачу, чтобы она побегала на природе. На крыльце ей оставляли сухой кошачий корм, наливали воду в миску. Она отлично ловила мышей, и с голоду не пропадала, даже если хозяева приезжали не каждую неделю.

Кошка продолжала тереться о ноги хозяйки, по которой соскучилась, всем своим поведением показывая, как рада встрече. Поглаживая ее, Галя вдруг поняла, что на миг забыла, зачем она здесь. И этот миг был таким легким, радостным!

Она не сможет поджечь дом на глазах у кошки. И пожар был бы для Муськи жутким стрессом! Забрать ее с собой? Как она объяснит Гелиной семье, почему наутро в доме появилась ее кошка? Всем будет ясно, что ночью Галя отлучалась. Связь ее с пожаром будет очевидна всем.

Галя сидела на крыльце и размышляла. Решимость ее куда-то пропала, и больше не хотелось поджигать этот дом. Пусть дом стоит, он же не виноват.

Да и Глеб не виноват, наверное. А если и виноват, все равно пусть живет, как хочет! Она оттолкнула от себя мысли о нем. Больше она за него не отвечает! Ей все равно, где он и с кем, голодный или сытый, больной или здоровый! Это совершенно чужой человек, потому что свои так не поступают. У нее есть вот Муська, есть любимая дочка, есть мама и сестра, племянник. Она совсем не одинока, есть для кого жить и кому дарить свою любовь и заботу.

– Да пошел ты! – шепотом повторила она несколько раз в адрес Глеба.

Небо постепенно светлело, приближался рассвет. Гале показалось, что в доме кто-то проснулся. А если ее застанут на этом крыльце?

Она быстро повернула ключ в обратную сторону, сняла замок с двери и, неся на руках кошку, поспешила к лесной тропинке.

– Да пошли вы все! – повторяла она в адрес своих обидчиков, пока шла по лесу. Пусть пеняют на себя, ей до них нет никакого дела.

На душе было легко, словно после тяжелой болезни она возвращалась к жизни. Ноги стали мокрыми от росы, на руках теплым комочком сидела довольная кошка, и Галя слышала, как она тихо урчит от счастья.

Уже подходя к Гелиному коттеджу, Галя увидела, как на горизонте появляется солнце, и услышала радостное пение птиц, приветствующих светило. Она глубоко вдохнула чистый прохладный воздух и подумала о том, что ее теперь не посадят в тюрьму, и это замечательно, и что, наверное, вода в озере теплая, и сегодня обязательно надо будет искупаться и позагорать.

Глава 16

В тот год выдалось необычайно жаркое лето: с середины июня не было ни одного дождя, а столбик термометра с каждым днем поднимался все выше и выше. Во второй половине июля запылали лесные пожары, и небо над Россией заволокло дымом. Если за городом хотя бы ночами температура опускалась до двадцати-двадцати четырех градусов, то в городских многоэтажках было просто невыносимо: нагретые за день дома и тротуары по ночам отдавали накопленное тепло, и до двух-трех часов ночи стояла нестерпимая духота. Температура в квартирах даже ночью не снижалась ниже тридцати четырех, а днем на солнцепеке термометры показывали от сорока до пятидесяти градусов. Ветра не было вообще, ни малейшего дуновения, в раскаленном воздухе висел едкий дым, содержащий не только продукты горения лесов и торфяников, но и выхлопные газы, и вредные выбросы производств. Кондиционеры и вентиляторы сначала резко подорожали, а потом и вовсе исчезли из продажи. Особенно тяжело было слабым – детям, старикам, больным, беременным женщинам. Говорили, что такой жары в России не было тысячу лет.

Измученные зноем Глеб и Лека каждый вечер ходили на озеро. На даче не было душа, а освежиться перед сном было так приятно! Озеро находилось недалеко от дома: минут семь прогулочным шагом. Лучи заходящего солнца временами проникали сквозь ветви деревьев к поверхности водоема, и тогда солнечные блики на темной, словно нефть, водной глади напоминали вереницы светлячков в ночи. Иногда Глеб и Лека задерживались и плескались при серебристом свете луны в теплой, как парное молоко, воде.

Однажды утром, когда они ехали на работу, видимость на шоссе оказалась настолько отвратительной, что в пятнадцати-двадцати метрах от автомобиля было уже ничего не видно: словно густой туман, дым закрывал все вокруг. Глеб напряженно смотрел вперед: машины двигались медленно, образовалась пробка. Люди опаздывали, злились, самые нетерпеливые пытались схитрить, обогнать товарищей по несчастью, свернув на пыльную обочину. В результате, проехав несколько десятков метров, они опять вынуждены были вклиниваться в общее движение, тем самым создавая аварийные ситуации, замедляя и без того слабое продвижение потока машин.

В конце концов, какой-то «козел» въехал в машину Глеба, напугав беременную Леку. Разъяренный Глеб готов был убить придурка! Хорошо еще, что скорость была невелика, и никто не пострадал. Пришлось вызывать ГИБДД, составлять акт…

Машина была застрахована, однако очередь на ремонт, оплачиваемый страховой компанией, обычно занимала несколько месяцев, и, надо же, именно теперь, когда Лека находилась в положении, они вынуждены были каждый день добираться утром до работы, а вечером до дачи общественным транспортом!

Глеб опять начал давить на Галину, стремясь ускорить развод и разъезд, однако Галя заявила, что не собирается идти ему навстречу, на предлагаемую однокомнатную квартиру не согласна, и пусть дело решается в суде.

Такого отпора Глеб не ожидал от всегда покладистой супруги. Она как будто успокоилась, стала сильнее и уже не поддавалась нажиму. Ранее всегда угодливая, теперь она уверенно произносила те слова, монопольное право использования которых в их семье раньше было только у него: «не намерена, не собираюсь».

Глеб растерялся: он не хотел действовать через суд, понимая, что в этом случае дело скоро не решится. Если бы удалось раздобыть крупную сумму, нашелся бы и более приемлемый для Гали вариант. Но где достать деньги? Так много мог одолжить только Михаил, муж Гели. Однако захочет ли он? Теперь Глеб для них чужой, даже враг. С другой стороны, это в интересах самой Галины. Надо хорошенько подумать, как уговорить Михаила. Бабло нужно именно сейчас, чтобы срочно решить квартирный вопрос, а потом он как-нибудь сможет расплатиться: в конце концов, кредиторы подождут.

Вдруг Глеба осенило: он придумал, как достать деньги.

Глава 17

После аварии Леке приходилось тратить много времени на дорогу: от дачи Глеба до вокзала – пятнадцать минут, потом в электричке двадцать пять минут, затем на автобусе до налоговой. Особенно тяжело было в переполненных автобусах: жара, толкотня, запах разгоряченных, перегретых тел, от которого мутило.

На работе было тоже несладко: температура воздуха в помещениях не опускалась ниже тридцати двух градусов, запах дыма отравлял существование. По телевизору объявили, что работодателей, которые не сокращают рабочий день в перегретых помещениях, ожидает солидный штраф. Однако где он их ожидает, было непонятно: проверки не проводились, и руководству было решительно наплевать на этот мифический штраф.

Даже в государственных структурах ни обеспечивать нормальную температуру в помещениях, ни сокращать продолжительность работы никто не собирался: приказа сверху не было, а брать на себя ответственность никто не хотел.

Токсикоз терзал Леку с каждым днем все сильнее. В то утро она не смогла даже позавтракать. Кое-как добравшись до работы, она выпила стакан воды и сразу помчалась в туалет. В комнату вернулась бледная, как смерть. Работать не было совершенно никакой возможности: по лбу струйками медленно стекал пот, кресло из искусственной кожи, недавно выделенное ей, как начальнику, липло к влажному платью. Лека задыхалась. Стоило чуть прикрыть глаза, появлялось ощущение, что она сидит в крутящемся кресле, а все вокруг движется. Лека решила спуститься в вестибюль – может, хоть там чуть прохладнее. Она поднялась, сделала пару шагов – и потеряла сознание, с размаху рухнув на спину, и только боль в затылке через некоторое время привела ее в чувство. Сотрудницы уже набирали номер «скорой»…

Когда машина «Скорой помощи» уехала, забрав Леку в больницу, подчиненные долго обсуждали происшествие. Без начальницы все расслабились и прекратили работу: все равно в такую жару мозги ничего не соображают.

– Конечно, тут с каждым такое может случиться. Между прочим, в трудовом договоре записано, что работодатель обязан обеспечить условия для труда, – начала Елена Петровна, дама предпенсионного возраста, ревностно относящаяся к своему здоровью. Она намочила носовой платок и протирала им открытые участки тела. – А у нас теснота в комнате, и у каждой на столе работает компьютер…Вентиляторов, и тех нет! Даже начальники отделов ни во что не ставятся. Не тот масштаб, поэтому и привилегий минимум. Таня, может, нам заявку коллективную написать, чтобы нам кондиционер поставили?

– Ну, что впустую воздух сотрясать? Я ничего не могу сделать, все упирается в финансирование, – резонно ответила Татьяна, председатель профкома инспекции. – И вообще, не только у нас, везде так: чем выше начальник – тем больше привилегий… А народ – быдло, пусть на работе от жары сознание теряет и дым нюхает, гори оно все синим пламенем!

– Ой, а вы слышали вчера, как поселки горят прямо с жителями? – подала голос Катя, эмоциональная худенькая девушка лет двадцати пяти. – Мужики заранее просили, чтобы дали им трактор – опахать деревню, а им ответили, что нет прямой угрозы и все под контролем… Тогда они хотели самостоятельно лес вырубить вокруг, но прокуратура пригрозила им штрафом в полтора миллиона… Делать нечего – не стали рубить… А ночью деревня сгорела, и не было никаких пожарных, сами спасались, как могли.

– Да, я тоже смотрела: кто-то на машинах с вещами уезжал, а женщина с детьми пешком по раскаленному шоссе бежала между двумя стенами пламени! Неходячие инвалиды заживо сгорели, – поддержала Елена Петровна, возмущенно пыхтя. – А знаете, почему пожарных не было? Да их прикомандировали к поселку, где дачи властей, коттеджи всякие. Охраняли: а вдруг пожар? И, помяните мое слово, никто наказан не будет, кроме тех, кто действительно пытался что-то сделать под свою ответственность… Правильно один дядька сказал: «Вот закончится эта жара, и наступит время наказывать невиновных и награждать непричастных».

– Рыба гниет с головы… Сейчас модно сокрушаться – что, типа, с нами произошло, где былая нравственность? Может, фильмы, дескать, надо другие снимать, с хорошим концом и победой справедливости, тогда и люди другими сделаются? Нет, если будут снимать лживые фильмы, никто не поверит, ведь в жизни-то все по-другому! Борьбу за нравственность политикам и начальникам надо начинать с себя, иначе не получится. А они только стращают подчиненных, которые всего лишь берут с них пример. Голову надо лечить, – постучала по виску Татьяна, продолжая разбрызгивать вокруг воду из пластиковой бутыли.

– Согласна, это ведь «голова» принимала решение о переходе к дикому рынку, который «сам все решит, без регулирования сверху». Люди оказались в ситуации выбора – или они делают безнравственный поступок, или погибают. Вот, например, я читала про крыс, – вновь заявила Катя, любительница Интернета и очень начитанная девушка, выходя на середину комнаты и обращаясь ко всем. – Крысы – очень социальные животные, друг другу помогают. Однако, оказывается, и крысу можно приучить жрать себе подобных. Сначала ее сажают в клетку, морят голодом, потом подкладывают дохлого собрата. Один инстинкт говорит, что есть нельзя, другой подсказывает, что надо есть, иначе – смерть. Наконец, крыса решается сожрать падаль. Потом ей подкладывают больного, слабого собрата, потом – живого. В результате такого «воспитания» получается крыса-убийца. И у нас произошло то же самое, так что толку теперь сокрушаться, призывать к совести: она ликвидирована за ненадобностью.

– Уж не знаю, как насчет совести, но ума точно нет... – возразила Елена Петровна. – Слышали, из экономии бензина диспетчерам скорой помощи поручили по голосу вызывающего определять, стоит ли ехать к больному. Представляете? По голосу! Распорядились сверху, а наказали диспетчера, по чьей вине человек умер. За что начальству деньги такие платят, если они руководить эффективно не могут? И все потому, что продвигают по карьерной лестнице не по способностям, а по протекции. Не было бы таких разрывов в доходах, всякая шушера не рвалась бы в начальство.

– А что Вы хотите? Если чины присваиваются за деньги или по блату, провалы в управлении неизбежны. Такие горе-руководители думать не хотят, они только командовать могут: вот и приказывают подчиненным под страхом наказания найти источник экономии, – раздраженно поддержала Татьяна, которую допекли спускаемые сверху распоряжения. – И ни одно передаточное звено этого приказа мозги не включает. Как можно экономить на бумаге и картриджах, на освещении? И много ли наэкономишь? А где бы можно эффективно сократить разворовывание бюджета – там необходимые инициативы не принимаются.

– Вот именно, – встряла продвинутая Катя. – Тот же налог на добавленную стоимость, как лазейку для мошенников, предлагали или налогом с продаж заменить, или электронные счета-фактуры ввести, да много чего специалисты предлагали – все зарубили. Мне лично непонятно, зачем я здесь сижу, если доказать заведомо ничего невозможно? По крайней мере, силами одного инспектора, без отмашки сверху. Мне нужно притвориться, что не вижу этих схем? На себя всю ответственность за их нераскрытие брать? Кто-то там наверзу ворует, крышует, а я отвечай? И вообще, нам преподавательница на курсах сказала, что инспектора камеральных отделов в любом случае будут биты, ведь вся их деятельность на виду у проверяющих.

– А кто тебя заставляет на себя брать ответственность? Отказывай в возмещении, – сухо заметила Елена Петровна, недолюбливающая девушку и считающая ее выскочкой. Года три назад Катя, молодой специалист, слушала Елену Петровну, раскрыв рот: одна из сотрудниц оказалась взяточницей, другая проституткой, не пропускавшей ни одного мужчины, а третьей, вообще, изменял муж. Когда Катя поняла, что перед ней просто одинокая озлобленная и завистливая сплетница, у которой давно уже не было слушателей, она вежливо, но решительно дистанцировалась от такой наставницы, и та никак не могла ей этого простить.

– Да, нашли дурочку, – жалобно возразила девушка в пространство. – Сколько времени это потребует, а когда я остальную работу делать буду? Да и зачем: не только в суде ничего не докажешь, еще и выговор получишь! Пусть мне объяснят, как это так я должна бороться с мошенниками, чтобы они оставались довольными и не жаловались? Как надо исхитриться, чтобы в таких условиях собирать доказательную базу?

– Попробуй, собери. А они на тебя пожалуются, что слишком много хочешь знать! И тут же служебное расследование начнется, и какая из противоречивых позиций при этом возобладает – мало ты сделала или слишком много – заранее неизвестно! – Устало вступила в разговор Людмила Николаевна, самая опытная сотрудница отдела. Она не раз пыталась доказать в арбитражных судах наличие схем в действиях налогоплательщиков и потратила на это немало сил и здоровья. – Зазубрили, как попугаи, одну фразу: «Это обстоятельство само по себе ничего не доказывает»… А что еще надо сделать, добыть, чтоб всем стало ясно – вот оно, преступление, вот они, неопровержимые доказательства! – никто не знает.

– Да куда ни кинь, всюду клин! Пропустил схему – значит, взятку взял. Не пропустил, требуешь дополнительные документы – наверно, взятку вымогаешь! И все время попадаешь под этот маховик служебных расследований. Так как нам работать, кто-нибудь знает? – почти с отчаянием в голосе спросила Катя.

– Конечно. В четком соответствии с нечеткими законами, когда что ни сделай, что-нибудь да нарушишь, чьи-нибудь интересы да заденешь! А будешь стараться выполнить все, что на тебя валят – просто не справишься с объемом и заработаешь нервный срыв! – ехидно предупредила ее Елена Петровна.

– Вышестоящих наши проблемы не волнуют, как и результат, по большому счету. Сколько ни старайся, все плохо и мало. Они премии получают не за поиск проколов в обеспечении рабочего процесса, а за придирки к нашим действиям, за поиск того, что мы еще не запросили у проверяемых. Конечно, плательщик будет жаловаться, но ведь не на них. И нас снова накажут. Вообще, чем хуже мы работаем, чем чаще виснет компьютерная программа, отказывает оргтехника, чем меньше мы успеваем, тем больше у проверяющих премия, потому что они найдут у нас больше нарушений. Нас лишат денежных поощрений, а сэкономленные средства пойдут на стимулирование проверявших. Видимость борьбы с коррупцией всегда только рядовых работников бьет. И не за коррупцию, а лишь за то, что чином не вышел, – заключила Людмила Николаевна, обмахиваясь картонным скоросшивателем.

– Интересно, кто теперь, при новой установке на наказания, рискнет что-то начислять, как бы начальство ногами ни топало? Вообще работать на такое государство не хочется, все желание отбили! Нет, надо другую работу искать, у нас перегибы какие-то репрессивные в отношении инспекторов начались! – с досадой произнесла Елена Петровна и вышла из комнаты: ее начал раздражать разговор, от которого опять могло подняться давление.

– Да все понятно на самом деле, – с молодой горячностью правдоискателя продолжила подзуживать всех Катя. – Я в Интернете нашла статью о том, что по той же схеме одна московская инспекция отказала, а другая подтвердила возмещение. Хоть формально и возбуждено уголовное дело о расхищении бюджетных средств, но наказали именно того инспектора, который пытался противостоять мошенникам: якобы он не собрал достаточную доказательную базу. Да и прокурора вынудили уйти в отставку, слишком честным оказался. Понятно теперь, зачем такая противоречивая ситуация создана?

– А вы не боитесь такие вещи говорить? Вдруг нас слушают службы безопасности, где-нибудь подслушивающее устройство закреплено… Обвинят в нелояльности к властям… – тихонько, не отрываясь от бумаг, сказала Валентина Ивановна, осторожно молчавшая до сих пор. Она давно уж пенсионерка и за место свое держится: на семь с половиной тысяч рублей прожить сложно. Злые языки шутят, что ее, наверное, прямо с работы вперед ногами вынесут.

Сотрудницы примолкли, задумались. Все можно вывернуть наизнанку при желании… Уж лучше заткнуться и потихоньку другое место искать. Все равно ничего изменить нельзя, только себе навредишь. Между прочим, в трудовом контракте и кодексе госслужащего записано, что он не может состоять ни в каких партиях и общественных объединениях, не имеет права участвовать в забастовках, подрабатывать ни в одной сфере деятельности, кроме преподавательской, должен проявлять лояльность к властям и начальству…

Глава 18

Леку положили на сохранение. Здание больницы было старой постройки, кирпичное, с толстыми стенами и узкими высокими окнами.

В небольшой палате тесно стояли железные кровати с панцирными сетками, три по одной стене и две – по другой. Свободной была только койка возле двери, на ней и разместилась новенькая.

Как сказали врачи, на самом деле угрозы прерывания беременности не было, только вегето-сосудистая дистония. Однако при падении Лека получила легкое сотрясение мозга, и следовало провести курс лечения, чтобы не было последствий в дальнейшем.

Лежа в постели под капельницей Лека почувствовала облегчение: жара продолжалась, но теперь можно было хотя бы расслабиться и не думать о работе.

Соседки по палате доброжелательно приняли ее в свою компанию, как это часто бывает в больницах: от скуки и безделья люди быстро сближаются. Темой неспешных разговоров были дети, мужчины, любовь. Иногда начинали рассказывать анекдоты и хохотали до слез, пока не прибегали рассерженные шумом медсестры. Постепенно Лека узнала историю каждой из новых знакомых.

Вот, например, Настя, совсем молоденькая девочка лет семнадцати. Лечится от воспаления после аборта. Любопытная, общительная, выросла в небогатой интеллигентной семье. Много читала с детства. Лет с четырнадцати начала критически относиться к родителям. Основную ее претензию к ним можно было выразить словами: «Если вы такие умные, то почему такие бедные?». Девчонка начала пропускать школьные занятия: там скучно, а у нее совсем другие интересы. И вообще, она никогда не будет влачить такое серое существование, как предки! В одиннадцатом классе влюбилась во взрослого парня, сына богатеньких родителей. Подарки, поездки на его машине за город, на дачу, рестораны, ночные клубы, веселые компании, наркотики, потом девочка забеременела. Парень сразу куда-то пропал, звонить перестал. Начался жуткий токсикоз, и беременность пришлось прервать по медицинским показаниям. Мама с папой переживают за непослушную дочку, звонят, навещают в больнице, а она вроде как стесняется их. И все пытается своему Сержу дозвониться.

Валентина, тридцать восемь лет. Ждет третьего ребенка. В доме – одни мужики: двое сыновей и муж. Очень хочет девочку.

А вот Светлана, ей двадцать. В одиннадцатом классе у нее был роман с ровесником. Казалось, все идеально, и уже в восемнадцать лет он сделал ей предложение. Договорились заявление в ЗАГС подавать. И только в назначенный день парень вдруг понял, что игры в любовь кончились, начинается взрослая жизнь, и испугался: с родителями так хорошо, надежно и привычно, без проблем, а тут такая ответственность - собственная семья. И нет бы хоть объяснить, в чем дело. Прости, мол, я не готов, но не потому, что тебя не люблю, а потому, что не дорос пока, боюсь резко менять жизнь. Однако что вы хотите от ребенка? Не так просто признать свою слабость. Молодой человек не нашел ничего лучшего, как спрятаться, отдав свой сотовый телефон мамочке, чтобы не было искушения снять трубку: маме-то чужую девочку не жалко. Такая неумышленная детская жестокость, обусловленная инфантильностью.

Теперь Светлана замуж вышла и ждет ребенка. Попробовала заново жизнь построить. Тот, первый, жениться испугался, а этот предложение сделал через месяц после знакомства, подарки дорогие приносил. Поверила взрослому мужчине, который клялся в любви, обещал – да чего только не обещал. А после свадьбы стал жестко контролировать все ее свободное время, все поступки. Наверное, специально на молоденькой женился, чтобы воспитывать. Чуть что не по его вкусу – в жесткой форме выговор. А на ее слезы – не утешения, а обвинения: «Сама виновата, что у меня плохое настроение – неправильно себя ведешь». Раздражает его, что у жены глаза все время на мокром месте. А она боится ребенка потерять и взять себя в руки не может. Разве этого она ждала от брака? Как смириться с таким отношением? Как с таким мужем ребенка растить? Он слишком жесток для нее. Не хватает ему добродушия и душевной щедрости, нет снисхождения к ее молодости, к особенностям характера. Не жалеет ее, значит, наверное, и не любит. Чем тут помочь, если муж считает себя всегда правым и с первых дней семейной жизни не допускает и мысли, что у жены может быть свое мнение, отличное от его собственного?

А вот Людмила, ей уж под пятьдесят. Мужественная женщина. Сына одна вырастила. Онкологическую операцию и химиотерапию перенесла в прошлом году, теперь просто на обследовании. Это самый веселый и оптимистичный человек в палате, душа компании, ходячий сборник анекдотов. Всех поддержит, а надо будет – и рассмешит.

– Глупышка ты, Светка, – говорит она. – У тебя вся жизнь впереди! Ты не представляешь, какая это ценность – молодость и здоровье. Твоя задача сейчас – родить малыша. А значит, надо взять себя в руки и перестать киснуть. Ребенку нужны положительные эмоции, иначе он потеряет волю к жизни. Не стоит рыдать из-за того, что у тебя проблемы. В мире нет ни одного человека, у кого бы их не было. Если кто-то думает, что у него их нет, он просто глуп. Умный человек осознает свои проблемы и ищет пути их решения. А без этого не было бы стимула развиваться, двигаться вперед.

– У моего мужа нет проблем, – всхлипнула Светка, – он всегда так говорит. Его все устраивает в нашем браке. И только мое поведение – причина наших ссор. А я просто пытаюсь до него достучаться, чтобы он меня понял. А он разговоров не любит, злится. Просто надо делать так, как он говорит, даже если это меня обижает или унижает.

– Еще раз повторяю для непонятливых, – Людмила пересела на Светкину койку и обняла ее, вытирая носовым платком слезы, как мать маленькой дочке, которая рыдает над сломанным песочным куличиком. – У каждого свой взгляд на жизнь, и если твой муж не видит других точек зрения, он глуп. Да, глуп, несмотря на то, что на работе его ценят. Он глуп в быту, в личной жизни, он не может понять другого и пытается его сломать под себя. Он признает автономность чужих людей, потому что ему нет до них дела. Но от близкого человека он требует подчинения. Он уверен, что лучше знает, как построить свое счастье с тобой. Каково тебе при этом, ему неинтересно. Без подчинения ты ему не нужна, так ведь? Он ведь ваш брак не для тебя затеял, а для себя.

– Свет, зачем тебе этот придурок нужен? Ну, «опустит» он тебя, а потом сам же потеряет к тебе уважение и будет бегать по бабам. Найдешь ты еще себе хорошего парня, – вмешалась Настя, остановившись у изголовья Светкиной кровати. – Никогда бы за такого замуж не вышла.

– Кому я теперь беременная нужна?

– Это он тебе внушил? – с укором продолжила Людмила. – Ему выгодно, чтобы ты так думала. Он же был другим до свадьбы, правда? Тогда он хотел казаться лучше, чтобы понравиться тебе. А теперь стараться перестал, думая, что некуда тебе деваться. Он уже не ценит тебя. И чем больше ты плачешь и подчиняешься, тем меньше будет жалости и больше раздражения.

– Для того, чтобы человек тебя понял, много слов не надо, – подала голос Валентина. – Взаимопонимание между мужем и женой не требует слов, иногда достаточно жеста, взгляда. В удачном браке супруги дополняют друг друга, сливаясь в одно целое. Мой Вася сейчас один с детьми, и я за них совершенно спокойна.

– Свет, а твой муж ребенка-то хочет?

– Хочет, только говорит, что мужчина начинает заниматься ребенком лет с пяти, а до пяти его воспитывает мать.

– Ага, и мужа обслужи, и ребенка сама расти! – возмутилась Валентина. – А он будет жить другими интересами. А если родится девка, вообще не будет с ней общаться! Видела я таких типов, только мальчика они воспринимают как свое продолжение. У него, видно, у самого какие-то проблемы с психикой. Типичный образец домашнего тирана. Может, и получится его убедить, уговорить, если быть мудрой и хитрой, но эффект будет кратковременным. Он же не хочет меняться и не слышит никого, кроме себя. Подумай, Светик, он тебя сделает служанкой, нянькой для его отпрыска, который вырастет таким же, как отец, и так же к тебе будет относиться.

– Что же мне теперь, разводиться с ним, что ли?

– А ничего тебе не надо делать. Ты лежи себе спокойненько и думай о хорошем, а все решения отложи на потом. Жизнь сама все расставит по своим местам. Для тебя сейчас главное – твой ребенок, – продолжила свою психотерапию Людмила.

– Да, но как только меня выпишут, он опять начнет мне нервы трепать. Я знаю, что ребенка все равно потеряю. Целый день на работе, потом в магазин, еду приготовить. А я устаю, мне полежать хочется.

– Нельзя так себя настраивать. Наш организм программируется нами подсознательно. А ты себе сделай установку – рожу во что бы то ни стало. Даже если в больнице придется до родов лежать. Пусть он сам себе готовит и по магазинам бегает. У тебя, слава богу, родители есть, тебе легче. И, если муж не понимает, что тебе сейчас нужно особенное отношение, то уйди к родителям на время. Тебе там спокойнее будет. Родишь – там видно будет. Может, он еще одумается, изменится.

– Нет, девчата, и не мечтайте: такие не меняются.

Глава 19

Глеб заезжал в больницу к Леке каждый день после работы, привозил соки, фрукты, орехи и другие вкусности. Навещали и мама с папой. Леке было приятно, что ее балуют. Она была счастлива, как никогда. Привыкший к ежедневной домашней пище Глеб был недоволен отсутствием Леки и торопил ее с выпиской, уверял, что скучает. Сам себе готовить он не привык, не умел и не хотел, поэтому питался в недорогих ресторанах и кафе. Ему совсем не нравилась такая неприкаянная жизнь, и в мыслях иногда мелькало нечто похожее на сожаление о прежнем налаженном Галей быте.

Мама, наоборот, советовала Леке полежать подольше, отдохнуть хотя бы до окончания жары.

– Не дай бог, опять тебе плохо станет. В твоем возрасте надо быть осторожной. Хоть до родов лежи, лишь бы ребеночек здоровым на свет появился! – говорила она.

Лека была на больничном уже неделю, и ей порядком надоело. Хотелось домой, искупаться, посмотреть телевизор. В деревне ночи не такие душные, как в городе. С другой стороны, опять на работу, жара, нервотрепка… Почему беременным женщинам нельзя «сохраняться» дома? Взять бы отпуск за свой счет, да в налоговой это не принято: работы слишком много. Ну почему так несправедливо устроен мир: одним – все, другим – ничего? Эх, если бы была она богатой, сейчас бы отдыхала в прекрасном санатории где-нибудь на берегу моря… Или дома, в коттедже, тоже неплохо, если есть слуги и ничего делать не надо. Вернее, хочу – работаю, не хочу – отдыхаю…

Помечтав, Лека посмотрела на часы и решила, что уже пора спускаться на первый этаж, в комнату для посетителей. С минуты на минуту должен был появиться Глеб. И, правда, зазвонил телефон: «Я пришел, ты где?»

…Он стоял у стены с мрачным видом. При появлении Леки дернулся, вынул из кармана мятый лист бумаги и молча сунул ей в лицо: «Ты можешь мне объяснить, что это такое?»

Оторопевшая Лека начала читать:

«Милая, любимая моя Лека! Ищу тебя уже месяц. Я понял, что жить без тебя не смогу. Вспоминаю наши романтические майские прогулки под луной, жаркие бредовые ночи! Я развелся с женой и теперь свободен, как птица. Где же ты, моя бесконечно любимая? С трудом узнал твой новый адрес, но там тебя тоже нет! Бросай своего старикана! Что за нелепый выбор? Знаю, это от одиночества! Теперь мы всегда будем вместе! Прошу тебя, позвони мне, когда получишь это письмо! Твой Андрюсик».

– Глеб, это розыгрыш какой-то! У меня никого не было перед встречей с тобой! Андрей был, да, но два года назад!

– Не ври мне! Два года или месяц назад, главное, Андрюсик все-таки был!

– А что ты хотел? Ты думал, я не жила до тебя? Нам не по шестнадцать лет!

– Скажи мне, кто отец будущего ребенка, Андрюсик этот?

– Поверь мне, послушай… Мы с Андреем расстались давно, с тех пор не виделись! И я никогда не называла его этим дурацким именем – Андрюсик.

– Меня не интересует, как ты его называла! Пупсик, котик, Андрюсик – это просто отвратительно! Я не позволю делать из меня дурака!

– Но, Глеб, поверь, что…

– Конечно, я для тебя старикан! Вот как ты меня называешь! Давай, беги к нему, к Андрюсику своему!

– Глеб, я тебя стариканом не называла!

– Ты думаешь, я такой идиот, что буду воспитывать чужого ребенка?

– Да кто тебе сказал, что он не твой? Кому ты веришь? Ты же вообще не слушаешь, что я говорю!

– Конечно, не слушаю! А зачем? И так все ясно! Я не намерен… – Глеб резко повернулся и почти выбежал на улицу.

Лека ничего не понимала. Из ее знакомых никто не мог написать это дурацкое письмо, тем более Андрей. Тогда откуда оно у Глеба? Может, он сам его написал, чтобы был предлог с нею расстаться? Неужели он способен на такое?

С этого дня Глеб перестал навещать Леку. Она пыталась звонить ему на сотовый, но он сбрасывал звонки. Что за мальчишество? Почему она должна оправдываться, если не виновата ни в чем? Как с ним жить, если он такой ревнивец?

Наверное, его можно понять, но только если предположить, что все написанное в письме – правда. Но как он не чувствует, что она не такая? Неужели не любит? Ведь если любишь, то веришь. Даже если появляются сомнения, разве можно не выслушать? И как она должна доказывать свою невиновность? В таких размышлениях прошла еще неделя, и врач, наконец, объявила, что выписывает Леку. Ну, как Глеб мог ее бросить в такой момент? Куда ей ехать? К нему? А если он ее выгонит? Она теперь уже не знала, чего и ждать от Глеба.

Пришлось рассказать все родителям. Те, конечно, встретили дочку на такси. Расстроенный отец рвался поговорить с Глебом.

– Ну, уж нет, папа, – возразила Лека. – Во-первых, это бесполезно: раз уж он мне не поверил, то и тебя слушать не станет. Во-вторых, я не хочу, чтобы ты нервничал: опять давление поднимется. В-третьих, зная Глеба, я уверена, что он не потерпит вмешательства посторонних, а для него даже мои родители – посторонние. В-четвертых, если ты забыл, мы достаточно взрослые люди и сами разберемся. Поживу дома пока, а там видно будет.

Глава 20

Уже четыре ночи Лека спала у родителей, а Глеб все не появлялся и не звонил. Она просто не знала, что и думать. Они расстались? Может, он вернулся к жене? После работы Лека решила навестить Наташку, посоветоваться с ней.

Подруга жила в однокомнатной квартире с сыном. Это был кусочек мира, полностью принадлежащий только ей, и она с любовью обустраивала свой быт. Поскольку мужа у нее не было, ей приходилось рассчитывать только на себя. Зато и тратила заработанное она так, как хотела, и никто не мешал ей экономить. Ей не приходилось, как замужним подругам, мириться с тратами на алкоголь и сигареты, компьютерные навороты и футбольные матчи, посещение бассейнов и тренажерных залов. У нее в доме не валялись повсюду мужские носки, и не занимали дефицитное пространство различные инструменты, гантели, велосипеды, лыжи и хоккейные клюшки. Ей не с кем было ругаться и спорить. Она готовила то, что было по вкусу ей и сыну, и это получалось совсем не обременительно. Каждый год ей удавалось накопить тысяч двадцать-тридцать, и она немедленно вкладывала их в ремонт: поставила пластиковые окна, сменила входную дверь, выложила ламинатом пол в комнате, а в прихожей, ванной и кухне – плиткой, сменила сантехнику, купила кухонный гарнитур. Обои поклеила сама, а мужская домашняя работа не проблема в наше время: всегда можно вызвать мастера из фирмы «Муж на час» или найти другого специалиста.

Наташка обрадовалась появлению Леки:

– Привет! Как хорошо, что ты зашла! Дениска сегодня ночует у бабушки, так что мы с тобой можем поболтать вволю. Давай, проходи пока на кухню, чаю попьем. А хочешь, ужином накормлю, ты ведь, наверное, с работы, голодная?

– Не откажусь, я на самом деле голодная, даже подташнивает.

– Вот-вот, тебе сейчас за двоих кушать надо. Я так за тебя рада! Как себя чувствуешь?

– Да неплохо после больницы. Токсикоз, правда, по утрам достает, но, в целом, ничего. А ты как?

– А что я? Я женщина свободная, у меня все впереди. Слушай, с таким мужиком познакомилась, супер! Старше меня на восемь лет, бизнесмен, разведенный. Не красавчик, конечно, но зато коммуникабельный. С ним не соскучишься. Представляешь, он меня в ресторан «Брависсимо» недавно водил. То есть не водил, конечно, а возил. На вишневой «Тойоте». Между прочим, мой любимый цвет!

– Да ты что!- деланно удивилась Лека. - Богатенький, что ли?

– Ну, вроде не бедный, бизнес какой-то у него. Что-то с железнодорожными перевозками связано. Сопровождение грузов, что ли? Он не очень охотно рассказывал, так что больше ничего не знаю. Ну, так вот. В этом ресторане на втором этаже есть стрип-шоу!

– Не представляю тебя в таком заведении! И как, тебе понравилось?

– Я в шоке. Раньше только по телевизору такое наблюдала, и то мельком, – сказала Наташка, наполняя Лекину тарелку горячей картошкой, потушенной с мясом и луком. – Нет, мне-то по фигу, конечно, я в бане и не то видела. Голыми бабами нас с тобой не удивишь, правда?

– Это точно.

– Но тут! В общественном месте, перед одетыми людьми такое вытворять. Не могу себе даже представить, что же эти девицы чувствуют?

– Да ничего они не чувствуют! Люди быстро ко всему привыкают. Может, им даже нравится? – равнодушно предположила Лека.

– Конечно, нравится, иначе бы не работали в таком месте! Наверное, они возбуждаются от всеобщего внимания.

– Не знаю, не уверена. Учти, они за вечер зарабатывают столько, сколько мы с тобой за неделю. Думаю, что зарплата в этом деле их возбуждает больше всего.

– Надо же, какое поколение выросло! Я бы со стыда умерла, наверное. Не могу даже представить себя на их месте. Салатик с майонезом положить?

– Ага, давай, у меня к вечеру аппетит появляется, съедаю все, что надо бы на весь день растянуть, – согласилась Лека, с удовольствием поглощая подружкину стряпню.

– Интересно, у них бывают мужья? Как в семьях относятся к их работе? Это же почти проституция! – с любопытствующим возмущением таращила глаза Наташка.

– Ну, далеко не все поколение такое, а проституция была всегда, только сейчас ее стало много больше. Они ведь могут скрывать от близких, чем занимаются. И потом, сейчас это уже почти и не стыдно. Нашим людям за последнее время к такому пришлось привыкнуть! Покажи нам двадцать лет назад картинку из будущего, мы бы ужаснулись, наверное. И уж точно бы не поверили, что такое с нами может случиться.

– Пытаюсь себя представить на месте этих девиц, – Наташка перестала жевать, задумчиво глядя на Леку. – Мне кажется, что это очень унизительно. Я как будто являюсь в этом случае не человеком, а предметом, с помощью которого богатенькие справляют свою нужду. Чем-то типа унитаза или плевательницы. Получается, все можно купить, вопрос только в цене. Помнишь, мы с тобой когда-то смотрели фильм про старика-миллионера и парня, который ему прислуживал, надеясь на наследство? И этот старик рассказывал, что в свое время съел дерьмо, потому что это было условием получения в наследство целого состояния. Ой, извини, не к еде сказано.

– Да ладно, меня вечерами не тошнит. А ты вкусно готовишь!

– Спасибо. Ну, так вот, и теперь, владея этим состоянием, он хочет, в свою очередь, заставить другого пройти через унижения, которые когда-то пришлось пережить ему.

– Да, у каждого человека есть выбор, кушать дерьмо или нет. Понимаешь, начать трудно, потом быстро привыкнешь. И хочется, чтобы другие разделили с тобою трапезу.

– Это ты про что?

– Да про нашу жизнь. – Лека откинулась на стуле. – Мы ведь привыкли хавать все, что нам ни подсовывают. В фигуральном смысле. Подсунули новую шкалу ценностей – приняли, привыкли. Никто особенно и не сопротивлялся: деньги, так деньги. И, правда, в нашей стране на них все можно купить, даже любовь близких и свободу от закона. Получается, это и есть главная ценность жизни? Раньше бы возмущались, наверное, а теперь помалкиваем, себя перестраиваем. Каждый думает, что от него ничего не зависит: как все, так и мы. И сами начинаем продаваться за эти деньги. А как иначе, если, кроме себя, своего тела или души, нам продавать нечего?

– Ну, ты загнула. Мы-то с тобой не продаемся.

– Тело – да, не продаем. А душу?

– Ты о чем, не пойму?

– О себе. О нас. О том, что мы не хотим вмешиваться, когда рядом творится беззаконие, несправедливость. Мы боимся. Мы не хотим неприятностей. К примеру, на работе мне часто приходится видеть, как фирмы воруют миллионы из бюджета. Я догадываюсь, что для этого специально созданы условия. Я даже вижу иногда, какие крышующие «шишки» за этим стоят. И я не могу ничего сделать, ничего доказать, потому что закон на их стороне, хотя возможность расхищения бюджета напрямую не прописана нигде. По сути, это мошенничество в государственном масштабе, покрываемое самим государством. И все другие специалисты в области налогов все это видят и понимают, но молчат! Притворяются, что не замечают. Так удобно, иначе можно лишиться кресла. Что это, если не проституция? Правда, продаются не тела, а души.

– Я не понимаю, деньги же не из твоего кармана? Тебе-то что?

– Что-что! – с раздражением передразнила Лека. – Вообще-то богатство страны должно принадлежать не кучке грабителей, а всему населению. Разве не так по справедливости? Расхищается бюджет через налоговые схемы, и мои служебные обязанности состоят как раз в том, чтобы предотвращать подобные преступления. Я хочу выполнять свой долг и не могу. И все те, кто требует от меня выполнения моего долга, ничего не предпринимают, чтобы изменить законы и отношение общества к уплате налогов, не бьют тревогу, не стучатся во все двери, не привлекают к проблеме общественность, не убеждают и не доказывают, а просто делают вид, что все нормально. И при этом фарисейски обвиняют меня в том, что я плохо работаю.

– Фарисейски – это как?

– Ну, это значит лицемерно. Понимаешь, если с законодательством все в порядке, если суды всегда неукоснительно следуют в своих решениях законам, если рекомендации налоговой службы постоянны и непротиворечивы, а все дело в плохих инспекторах, то как объяснить противоречивую судебную практику и популярность «Энциклопедии спорных ситуаций по налогам» ? Это смешно, но семьдесят процентов судебных дел налоговые инспекции проигрывают, несмотря на работу многочисленных комиссий и аудиторов на стадии принятия решений!

– Очевидно, что не все в порядке. Тем не менее, ваши налоговые чиновники, выступая, всегда очень осторожны, оптимистичны и никогда не позволяют себе критических высказываний в отношении законодательства, не так ли?

– Зато они чересчур критично относятся к работе подчиненных, всегда готовы их наказать, зачастую не обеспечивая даже условий для работы, финансируют по остаточному принципу и все чаще требуют невозможного. Понимаешь, извне в мою жизнь внедрен конфликт: я не знаю, как защитить честно работающих людей от многочисленных и несправедливых обвинений! Я не знаю, как им надо работать, чтобы не было нареканий и наказаний! Люди, как ломовые лошади, тянут воз огромной работы по проверке возмещений, весь груз ответственности за махинации, что происходят в этой области! Им никто реально не помогает, над ними издеваются в судах, да и внутри ведомства их в последнее время постоянно дергают, перепроверяют и обвиняют! В этом конфликте существовать и работать нельзя, он приведет меня к неврозу, если я только не продам свою душу, то есть не стану такой же, как все. А все мало-мальски имущие власть спихивают ответственность на подчиненных, все ниже и ниже. И я, как начальник отдела, должна поступить так же: обвинить своих девчонок, лишь бы меня не наказывали. Я должна, как все, раздвоиться: думать одно, а говорить другое, покорно соглашаясь, что виноваты мои подчиненные. И так поступают все по всей властной цепочке до самого верха. Вот тебе и демократия, и свобода слова.

– А почему ты должна поступать именно так?

– А потому что я не могу написать ни единого предложения, в котором был бы хоть малейший намек на недостатки в деятельности вышестоящих, иначе лишусь работы. Сор из избы выносить нельзя. Система либо выталкивает неравнодушных и думающих, либо ломает их под себя. Это тебе понятно?

– Понятно. Везде сейчас происходит нечто подобное. Думаешь, у меня нет проблем? Мне хозяин дает первичку и говорит, какую сумму налогов он готов заплатить. Как правило, чуть больше нуля, чтоб не привлекать к себе внимание. Где его бухгалтер найдет липовые расходы, чтобы снизить налоги, его не касается. Приходится звонить в дружественные фирмы, договариваться от его имени, чтобы подписали кое-какие документы задним числом. Ну, и следить за их оформлением, чтобы в налоговой ничего не заподозрили.

– И ты не боишься? Ведь он, в случае чего, скажет, что не знал об этом, а бухгалтер мухлевал по своей инициативе.

– А что? Все мои знакомые так делают, особенно в мелких фирмах. Меня лично успокаивает то, что я официально на работу не оформлена. Да и другие не слишком рискуют. Ну, кто нас будет наказывать, если инспектор, в сущности, не имеет никаких прав? Сама говоришь, по любой нашей жалобе у вас возбуждается служебное расследование. А если у моего хозяина есть крыша среди ваших начальников, то итог расследования предрешен.

– Ну, а те, которые рисуют тебе документы на липовую услугу, разве они не рискуют? А если будет встречная проверка?

– Да это просто: по какой организации будет встречная проверка, ту они и включат в книгу продаж вместо какой-то другой. Это же все в электронном виде делается, взял и отредактировал. Содержимое компьютера все равно теперь никто не проверяет, коли налоговую полицию разогнали.

– Да, не слабо, – саркастически усмехнулась Лека. – Похоже, вся страна этим занимается, все замазаны. Бизнес уходит от налогов, чтобы выплачивать откаты чиновникам, но все при этом кричат о непосильном налоговом бремени и налоговом терроре! Государство объявляет войну коррупции, и поручает это самим коррупционерам. Начальники в пылу этой «борьбы» создают такие противоречивые регламенты для своих подчиненных, что за малейшую провинность могут наказать любого, а могут вывернуть иначе и не наказывать. Тем самым коррупционная зависимость от верхов только усиливается, одновременно подавляется любая инициатива снизу. За обналичивание денег как будто существует уголовная ответственность, но обнальные конторы легко регистрируются на пьяниц, бомжей и покойников, так что привлекать к ответственности некого. От налогов уходят мошенники, а наказывают за это проверяющих. Честные налогоплательщики несут непосильное бремя, а нечестные - процветают. Разворовывают бюджет по всей стране по одним и тем же схемам, а привлекают к ответственности лишь тех, кто стал неугоден. Неужели тебя эта ситуация не возмущает?

– Ой, мне не до возмущения, я сына ращу и жизнь у меня одна: не собираюсь ее на борьбу с ветряными мельницами тратить, – заключила Наташка. Она, подчиняясь мощному инстинкту самосохранения, умела не думать о том, что не таило прямых угроз благополучию ее маленькой семьи.

– Ну, правильно, все мы как свиньи под дубом. Пусть корни подрываем у дерева, лишь бы на наш век желудей хватило, ─ с горечью продолжала Лека. Ни с подчиненными, ни с родителями она не хотела обсуждать эту тему, но и самостоятельно все никак не могла выработать для себя какое-то нравственное решение, и это очень мучило ее. ─ И все равно тебе легче. Тебе что вменили в обязанность, за то тебе и платят. Честно, по крайней мере. Пусть даже это и противозаконно, но если этим занимаются все, то совсем не страшно. А я уже не понимаю, на кого работаю – если на государство, то почему ему безразлично, что растаскиваются деньги честных налогоплательщиков? Или на коррумпированных чиновников, протащивших такие законы, чтоб легче было воровать? А моим инспекторам притворно вменяют, чтобы они контролировали налоги, выполняли план начислений, но как-нибудь так, чтобы чьи-то финансовые интересы не задеть, суды не проиграть: все служебные инструкции на это заточены. И куда это толкает людей? На сговор с налогоплательщиком, за который потом, правда, тоже могут наказать. Наше начальство теперь видит свое предназначение в том, чтобы трепать нервы тем, кто под рукой, раз уж с мошенниками ничего сделать нельзя. Театр абсурда! Презумпция виновности! А кто проверит, не получили ли сами вышестоящие взятку за отмену решения ввиду неполной, на их взгляд, доказательной базы? При такой ситуации я больше не хочу работать в налоговой инспекции.

– Ну, и не будешь скоро работать! Еще месяцев четыре-пять продержись, и в декрет! Успокойся, тебе нервничать вредно. Ведь не тебя же накажут, а твоих подчиненных! Вот пусть они об увольнении и думают! Деньги тебе пока платят, и ладно. Жить надо одним днем, иначе с ума сойдешь. Тебе что, больше всех надо? Подчиненных, ей, видите ли, жалко! Справедливая какая нашлась, чудо природы! Хватит уже о работе. Расскажи-ка лучше, как у вас с Глебом дела? Вчера встретила его в автобусе: что-то он грустный какой-то...

– Вы разговаривали? ─ Лека быстро взглянула на подругу, мгновенно переключившись на другую, еще более важную для нее проблему.

– Он меня не видел, а мне уже выходить пора было.

– А куда он ехал?

– Вообще-то в сторону вокзала. А почему ты спрашиваешь? Вы ведь на его даче живете?

– Я у родителей пока. Мы с Глебом поссорились.

– Да ты что! А из-за чего?

– Представляешь, он принес мне в больницу письмо, якобы написанное мне моим любовником…

– Ничего не понимаю. Каким еще любовником?

– Да нет у меня никого, кроме Глеба, ты же знаешь.

– А кто же написал письмо?

– Представления не имею. Наверное, он сам.

– Не может быть! Думаешь, он хочет вернуться в семью?

– Ой, Наташа, не спрашивай: мне так плохо... – Лека заплакала. Лицо ее побледнело, подурнело, пошло красными пятнами. Наташка достала из шкафчика пузырек с валерьянкой, накапала в рюмку, поставила перед Лекой, обняла ее.

– Ну-ка, выпей вот это. Прекрати реветь. Для тебя что сейчас главное? Твой ребенок, согласна? Ну, вытирай слезы. Ничего еще не известно наверняка. Ты ему сама звонила?

– Звонила еще в больнице, он не брал трубку. Из-за какого-то глупого письма, и так сразу все изменить! Невероятно. Хотя бы объяснил мне, в чем дело! Как можно жить в этой неопределенности?

– А ты позвони еще. Прошло время, может, он уже успокоился.

– Ты думаешь?

– Конечно. Глеб ─ мужчина с гипертрофированным чувством собственного достоинства, ему трудно сделать первый шаг к примирению, даже если он уже понял, что неправ.

В конце концов, действительно, почему не позвонить еще раз? Если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе! Только надо это сделать утром, потому что вечером рядом может быть жена. Успокоенная, окрыленная надеждой Лека вернулась домой, к родителям.

На следующий день после оперативки она вышла в коридор и набрала номер Глеба. Опять никто не берет трубку: «Абонент в настоящее время не может подойти к телефону. Попробуйте перезвонить позднее». Да сколько же можно перезванивать!

– Ну, возьми, возьми трубку, ну, Глеб, ну, пожалуйста! – внушала Лека.

Длинные гудки, и, наконец, незнакомый мужской голос: «Алло, кто говорит?»

Лека прервала разговор, решив, что ошиблась. Хотя, как можно ошибиться, если номер вбит в память телефона? Может, сотик у Глеба украли? Она повторила вызов. Опять тот же голос: «Девушка, не бросайте трубку. С Вами говорит следователь Сергей Лобнов. Тут у нас несчастный случай с мужчиной, но при нем нет документов!».

Сердце Леки сжалось, тревога охватила ее: «Что с ним, скажите скорее! Он жив?»

– К сожалению, мужчина погиб. Скажите, кому вы звоните?

– Глебу Куприянову! – Сердце Леки бешено стучало, а разум подсказывал выход: «Это не Глеб! Он просто потерял телефон!»

– Девушка, назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию. Где вы проживаете и кем приходитесь погибшему?

– Нет, я уверена, это не он! Этого не может быть! – в отчаянии закричала Лека. Посетители налоговой удивленно уставились на нее… Взяв себя в руки, она отошла подальше от людей и ответила на все вопросы. Мужчина обещал скоро ей перезвонить, куда подъехать для дачи показаний.

– А как он погиб? Где это случилось? – спохватилась Лека.

– Труп найден в озере поселка Петушки, причина смерти пока не установлена…

Глава 21

Юлия с детства знала, что очень хороша. Темные блестящие волосы, выразительные карие глаза с длинными ресницами, прямой аккуратный носик, пухлые красиво изогнутые губки – все было безупречно. Мать не могла налюбоваться на свою красавицу, наряжала ее в самые модные платья, которые шила сама. Девочка с ранних лет следила за тем, как умело и с любовью мать создает из тканей красивые вещи. Отец Юли работал трактористом в колхозе, а мама развозила почту. Заработки были небольшие, но она неплохо шила, и иногда брала заказы от соседок. Это случалось нечасто, поскольку особого достатка в деревне ни у кого не было, но в годы дефицита те, кто умел шить, были всегда одеты лучше и моднее окружающих. Случалось, что ей заказывали и свадебные платья, и наряды для гостей, для выпускниц школы, и тогда у нее оставались лоскутки волшебно красивых материй. Дочка кроила из них наряды для своих кукол. Как в большинстве сельских семей, в хозяйстве имелись корова и куры, много работы было и в огороде. Девочка помогала родителям по дому, умела доить, готовить еду. Правда, учеба давалась ей с трудом, и при малейшей возможности она старалась пропускать занятия в школе. Зато она очень любила смотреть телевизор и крутилась перед зеркалом, представляя себя то актрисой, то певицей.

Пока был жив отец, в семье были и достаток, и счастье, несмотря на то, что он частенько выпивал с друзьями. Захмелев, он становился совсем беззащитным, добрым и послушным, как ребенок, приставал к жене с объятиями и поцелуями. Укладывая его спать, мать только смеялась.

Отец умер года за два до начала горбачевской перестройки от прободной язвы желудка, и мать сразу как будто постарела лет на десять.

Наблюдая за подрастающей дочерью, она понимала, что в деревне ее ждет незавидная жизнь: мужское население спивалось. Молодежь так или иначе стремилась перебраться в город. Родни у них в городе не было, и вряд ли Юлечка смогла бы поступить в какой-то ВУЗ с ее-то знаниями. Оставалось одно – поступать дочке в швейное ПТУ, уж шить-то она ее, слава богу, научила. Получит общежитие, выучится, будет работать на швейной фабрике, а если повезет, то и в ателье, найдет городского жениха. Даст Бог, молодые и бабушку к себе заберут потом, ведь тяжело одной в деревне, когда приходит старость. А дом можно не продавать, а ездить с внуками сюда на лето.

Мать объясняла дочке, что ей не следует встречаться с деревенскими парнями, что с ее внешностью можно найти более достойного кавалера, обязательно городского, да непьющего, да образованного. Юля про себя добавляла: «А еще и высокого, спортивного и красивого».

В школе мальчишки влюблялись в нее с пятого класса. Сначала это было совсем не приятно: чтобы привлечь к себе ее внимание, некоторые ребята плевались из трубочки жеваной газетой, дергали за косичку, привязывали бантиком волосы к парте, пачкали мелом стул, на который она должна была сесть.

В седьмом классе начались нехитрые ухаживания: провожания до дома с несением портфеля, парное катание на санках с гор зимой, на лодке по реке летом, томные взгляды, вздохи и пошлые записочки на уроках. Подружки завидовали и злились, шептались и сплетничали на переменах.

А Юлька только смеялась, кокетничая то с одним подростком, то с другим, и ни в кого не влюблялась: она твердо знала, что среди деревенских ребят ее избранника нет.

И все-таки после окончания десятого класса, летом, она вопреки предостережениям матери подружилась с парнем из соседней деревни. Звали его Артем, и он был на полтора года старше Юли.

В середине-конце июля в лесах поспевает черника. Юля любила эти темные сладкие ягоды с беловато-синим налетом. Мама говорила, что они очень полезны для зрения. Как-то раз Юля с матерью, надев на головы специальные шляпы с сеткой для защиты от комаров, собирали чернику. Жаркий летний безветренный день клонился к вечеру. В лесу было тихо, только звенели комары, непрестанно терзавшие открытые кисти рук, да жужжали оводы, с тупым упорством пытаясь прокусить жесткую ткань защитной лесной одежды. Струйки пота стекали по спине и лбу, и Юля мечтала поскорее очутиться в прохладных водах деревенской речки.

Юля хорошо ориентировалась в лесу, все здесь было с детства знакомым, поэтому она без страха уходила далеко от матери в поисках самых густо усыпанных ягодами кустиков. Она набрала почти полную корзину, и скоро уже сможет искупаться. Какое это наслаждение нырнуть с разбегу в темную ласковую воду, охладить разгоряченное тело, вдосталь поплескаться в реке, рассеивая вокруг себя прозрачные, искрящиеся на солнце брызги!

Неожиданно совсем рядом раздался треск сломанной ветки. Юля обернулась.

– Привет! Я напугал тебя? Извини, – рядом стоял и улыбался высокий парень с кузовком на плече. Кажется, она его знает. Точно, это Артем из Нижних Липок.

– Совсем ты меня не напугал. Чего мне бояться? Звери летом не нападают.

– Ну, а если кабан встретится? С ним шутки плохи. Ты здесь совсем одна?

– Нет, мать где-то рядом. А ты один? Много набрал?

Артем показал полный кузовок и улыбнулся.

– Ой, какие синие у тебя губы! – засмеялась девушка, сняв с себя защитную сетку.

– А у тебя нет. Почему?

– Потому что я в лесу никогда не ем ягоды, только дома.

– Красоту бережешь? И правда, от тебя глаз не отвести. Приходи сегодня вечером в клуб. Я приеду.

– Вот еще! – фыркнула Юля.

– Я буду ждать, приходи! – улыбнулся на прощание Артем.

…В клуб Юля все-таки пришла. Танцевала только с Артемом. Потом он позвал ее побродить в ночи. Он оказался очень интересным рассказчиком, и Юля не заметила, как по проселочной дороге они ушли далеко от деревни. В темном небе висела идеально круглая полная луна, вокруг простиралось светящееся в бледных ее лучах ржаное поле. Артем читал ей стихи Есенина: «Про волнистую рожь при луне по кудрям ты моим догадайся…»

Вернувшись домой, Юля долго не могла заснуть, вспоминая светлые прямые волосы Артема, его идеальный профиль в лунной ночи, большие голубые глаза и мягкий изгиб губ…

С тех пор каждый вечер Артем приезжал в Верхние Липки на своем мотоцикле. Они бродили с Юлькой по пустынным полям за деревней. Рядом с Артемом Юля чувствовала себя совершенно счастливой. Иногда они забирались на высокие душистые стога, и, лежа на спине, всматривались в звезды. Артем верил, что где-то далеко обязательно существуют планеты, населенные живыми разумными существами, неизвестными нам животными и птицами.

Он много рассказывал девушке о фантастических мирах, о полетах астронавтов на чужие планеты, о встречах с неизведанным. Он обожал фантастику и запоем читал всю литературу, какую мог достать из этой серии.

Артем с Юлей мечтательно следили за падающими звездами и гадали, что это: пролетающая комета, астероид или инопланетный корабль?

А еще он говорил, что пришельцы из иных миров временами прилетают на нашу Землю. Он сам видел на рассвете какой-то странный предмет, похожий на летающую тарелку. К сожалению, инопланетный корабль был слишком далеко, чтобы его можно было рассмотреть.

Когда-то очень давно космические корабли пришельцев часто посещали нашу планету, и даже были построены космодромы, остатки которых до сих пор существуют на просторах перуанской пустыни Наска в Южной Америке. Только с самолета можно увидеть изображения животных и растений, которые могли служить условными знаками для астронавтов. Идеально прямые многокилометровые линии, выполненные посредством соскабливания грунта, ровные длинные посадочные полосы, указывающий направление движения гигантский трезубец однозначно свидетельствовали, как уверял Артем, о том, что инопланетные цивилизации существуют.

Сначала Юлька думала, что парень шутит. Какие еще инопланетяне? Это такая же выдумка, как Змей Горыныч или Баба Яга.

– Как же ты этого не знаешь? – удивлялся ее дремучести Артем. – Это все уже доказано учеными. Во всех частях света найдены древние рукописи – на коже или пергаменте, повествующие о богах, спускающихся на землю в раскатах грома и клубах дыма, или, наоборот, о взлете их на небеса на огненной струе, сверкающей, как солнце и гремящей, как гром.

– Как на ракете?

– Ну, конечно! Найдены и скульптуры богов, одежда которых напоминает костюм космонавта: надутые штанины и рукава, герметически закрытые шлемы, защитные очки, руки, похожие на механические клещи. Разве ты не смотрела фильм «Воспоминание о будущем»? Нет?

– Нет.

– Много потеряла! Ученые обнаружили древнейшие наскальные рисунки, изображающие летательные аппараты, доказали, что рисунки выполнены задолго до нашей эры! Скафандры пришельцев земляне изображали в виде круга над головами сошедших с небес богов. Пришельцы учили невежественных и неразвитых землян моральным заповедям, и я думаю, что именно они послужили основой религий всего мира. Отступление от этих заповедей может привести, как предупреждали инопланетяне, к катастрофе. В понятии землян эта катастрофа и есть предсказанный конец света. Ну-ка, какие заповеди ты помнишь?

– Не убей, не укради, не прелюбодействуй, чти родителей.

– А еще?

– А сам-то ты помнишь?

– Не сотвори себе кумира. Не пожелай себе жену ближнего твоего. Еще там про клевету, типа «не возводи напраслину на других», как-то так. И про зависть что-то. И знаешь, в какой обстановке эти заповеди Господь произносил? Гора Синай была в огне, окутана густым дымом, земля дрожала, гремел гром, блестела молния. Я уверен, что это была одна из ракет на старте: перед тем, как покинуть Землю на долгие тысячелетия, инопланетяне, которые находились на высокой ступени развития, напутствовали невежественных землян.

– Как ты думаешь, люди ведь часто не соблюдают эти заповеди?

– Думаю, да. В Библии написано, что когда Моисей увидел, что народ пляшет вокруг Золотого тельца, забыв о Боге, он пришел в страшный гнев при виде «разнузданного пиршества». Поклонение деньгам большой грех и ведет к страшным бедам.

– А что это – Золотой Телец?

– Это фигура рукотворного божества, которому стали поклоняться люди. Она была отлита из золота, собранного у всего народа.

– А ты сам верующий?

– Я верю в Добро, во Вселенский Разум. Какая разница, как это назвать? Мораль должна быть внутри человека, это честь, это совесть, это справедливость.

Юлька восхищалась Артемом: он был умнее и знал так много! Но иногда она чувствовала, что от него пахнет перегаром.

– Зачем ты пьешь? – спрашивала она. – Мне это не нравится.

– С отцом после работы выпили немного. Что в этом плохого? – искренне не понимал Артем.

Начались занятия в школе. Артем и Юля по-прежнему встречались почти каждый вечер. Осенью Артем должен был уходить в армию.

В деревне все уже знали об их романе. Подшучивали, подкалывали. Мать корила Юлю, что та губит свою жизнь. Артем был из бедной многодетной семьи, и до призыва в армию помогал отцу по хозяйству. Они вдвоем за полтора года построили большую бревенчатую избу с мансардным этажом, чтобы места хватало всем. В хозяйстве держали скотину, большой участок земли плотно засадили овощами, в саду росли плодовые деревья. Но мать не ценила трудолюбие Артема: она и сама много работала по хозяйству, и это было делом привычным, кого в деревне этим удивишь?

Ночи уже не были такими теплыми и короткими, как летом, темнеть стало раньше. Вскоре начались первые заморозки. Однажды, дрожа от холода, но не желая расставаться, Юля и Артем нашли на задах незапертую баньку и зашли туда погреться.

В бане было темно и тесно. Артем вынул зажигалку и осмотрелся. Из предбанника они пробрались внутрь бани, нашли полок и прилегли на него. Долго молчали. Артем взял Юльку за руку, прижался лбом к ее щеке и начал рассказывать, как будет скучать без нее и писать ей длинные письма. Оказалось, что он очень любит Юльку, но считает ее еще ребенком. Он давно хотел быть к ней ближе, но понимал, что этого нельзя.

– Почему же нельзя? – повернулась к нему Юля. – Я давно уже не маленькая.

– Я знаю, твоя мама против.

– А что мне мама? У меня своя голова на плечах.

Артем робко поцеловал ее в щеку, потом по-взрослому, в губы. Губы его были прохладными, нежными и ласковыми, и Юлька потеряла счет времени…

Вскоре Артем уехал, а жизнь потекла своим чередом. Артем, как и обещал, часто писал, просил прислать фотографию на память. Мать бурчала, что не о таком зяте мечтала для своей красавицы. К Новому году тоскующий парень прислал свои стихи:

Неуловимо и бесследно, как лунный луч, исчезла ты,

Я век бродил бы по Вселенной, чтоб отыскать твои следы.

Я брал бы в руки свет горячих и, в общем, симпатичных звезд.

Комету, что по небу скачет, я б, взяв за хвост, тебе принес.

И ты б смотрела и смеялась, а в небе строгая луна

В лице б надменно изменялась, когда тебя я целовал…

Юле было приятно, но она отвечала все реже: понимала, что не хочет всю жизнь провести в деревне. Кроме того, Артем будет пить все чаще и больше, это было ясно. Юля вспоминала пьянство отца. Наверное, в деревне иначе не бывает. Нет, так жить она не будет. Вот закончит школу и обязательно поедет в город.

Наступила весна, и Юля с мамой занялись шитьем платья для выпускного вечера. Для лифа решено было использовать светло-сиреневый шифон с темно-сиреневыми листиками, очень пышную многослойную юбку сшили из темно-сиреневого шифона. Платье получилось шикарное, с черным пояском гармонировали черные лакированные босоножки на высоком каблучке, купленные в городе. Красавица Юлия будто сошла с обложки модного журнала.

На выпускном балу мальчишки наперебой приглашали Юльку танцевать и даже подрались за право проводить ее до дома…

Глава 22

Начиная собственное расследование, Борис Крючков в первую очередь решил заглянуть к тете Клаве, соседке Куприяновых по даче. Увидев участкового, направляющегося к ее крыльцу, гостеприимная старушка вышла навстречу.

– Проходи, проходи, гость дорогой! Сейчас я тебя чайком угощу, только что заварила!

– Наш поклон хозяюшке! Да не беспокойся, тетя Клава, – снимая ботинки у двери, бормотал Борис.

– Как матушкино здоровье, что-то давно не видно ее и ко мне не заходит?

– Да слава Богу, ничего. Работы в саду много, время заготовок, сама знаешь…

– Недосуг, значит… Понимаю. А вот, отведай-ка варенья из крыжовника, вчера только сварила! – Она поставила на стол стеклянную вазочку, наполненную аппетитным медово-золотистым вязким сиропом, сквозь который просвечивали крупные полосатые ягоды, налила в большой бокал крепкого горячего чаю. – Ты по делу какому или так?

– Поговорить пришел. О соседях твоих, Куприяновых.

– Ох, несчастье-то какое! – тетя Клава присела за стол рядом с Борисом, подперла щеку рукою, по-матерински глядя, как он прихлебывает чай. – Жалко мне Глеба! И Галю жалко, и Аленушку! Не приведи господь испытать такое!

– Скажи-ка мне, тетя Клава, не видала ли ты чего подозрительного в последнее время?

– Да чего? Все знают, разводиться они надумали… Глеб уж тут с молодухой жил, да ты, чай, в курсе!

– Слышал кой-чего, да хочу от тебя поподробнее узнать. Не из любопытства, конечно, а для дела.

– Думаешь, убили его? А кто?

– Да ничего я не думаю! Ты же понимаешь, надо просто все выяснить.

– Ну да, ну да, – старушка задумалась, помолчала. – Сплю я плохо по ночам. То есть сон, то нет, хоть убей. Верчусь-верчусь иногда, да встану и по дому хожу. В ту ночь, когда все случилось, спала я, ничего не видела, как назло. А весь вечер яблоки резала в задней избе. Сушу я их, а потом компоты зимой варю. И так пожевать можно, ежели зубы есть. Закончила, когда стемнело уже. На улицу вышла, вижу – Глеб купаться на озеро пошел.

– Во сколько это было?

– Ближе к десяти, я уж ложиться собиралась. Ну, как всегда, ничего особенного.

– Никого больше не видела?

– Да нет, я сразу дверь закрыла и спать пошла. Откуда же я могла знать, что такое случится? Меня уж допрашивали. А вот раньше видала что-то...

– Ну, давай, рассказывай.

– Да я не знаю, глупость, может, какая, и отношения-то к делу не имеет. А вдруг не то скажешь – и хорошему человеку навредишь.

– Ну, мне-то ты можешь рассказать, я ведь пойму. Все говори, а я разберусь, важно это или нет.

– Ну, ладно, ты там у себя на работе-то зря не рассказывай, подумай сначала, надо ли. В середине лета это было, Глеб со своей девицей с неделю как начал тут ночевать. Я поначалу не поняла, кого это он привез, а потом, когда увидала, что они целуются, обнимаются, сообразила! Да они и не скрывались, по всей деревне гуляли, обнявшись! Молодежь-то нынче какая бессовестная! При живой-то жене! А он-то! Правду говорят, что седина в бороду, а бес – в ребро!

– Ну, ну, а дальше?

– Ночи теплые были, а дома душно, бессонница замучила. Когда светать стало, я на крылечко вышла, села на ступеньку. Тихо так. Вдруг, слышу, шорох вроде какой-то у соседей на крыльце. Смотрю – по дорожке от дома женщина идет. Пригляделась – Галина, и на руках у нее – кошка. Она осторожно калитку прикрыла и к лесу побежала. Вот и все. Ничего особенного. Может, ей тоже не спалось. Она, наверное, про кошку вспомнила и пришла за ней.

– А разве она не в городе жила этим летом?

– Ну, может, в этот день у сестры гостила.

– У сестры-то дом на другой улице. Ночью одна через лес?

– Ну, да, страшно, конечно. Наверное, не хотела с соперницей встречаться. А за Муськой-то можно было и днем прийти, ведь эти оба на работу уезжали, и на даче не было никого.

– Больше ничего странного не замечала?

– Да нет, ничего больше вроде не видала…

– Ну, спасибо, тетя Клава, за чай, пойду я, - поднялся Борис. – Если вспомнишь чего, приходи в гости.

– Вот ведь вы, мужики, какие кобели-то! А жил бы спокойно с женой, и жив бы был, глядишь… – ворчала тетя Клава, провожая гостя.

Глава 23

Перебираясь в город, деревенские жители вдруг начинают пылать почти родственными чувствами к своим прежним соседям. Кто же и приютит в чужом месте приезжего, если не бывший односельчанин?

Юля на время экзаменов остановилась у дочери своей школьной учительницы Елены Ивановны, которая черкнула Галине записочку с просьбой помочь девушке и присмотреть за ней. Галя и сама тогда снимала комнату, но хозяйка как раз на месяц уехала в гости к сыну, поэтому спрашивать у нее разрешения не пришлось.

Юле в городе очень понравилось: красиво, просторно, шумно, весело. Она жила в предчувствии близкого счастья. Успешно выдержав конкурс в швейное училище, она быстро подружилась с другими девушками и со дня на день готовилась переехать в общежитие.

Возвращаясь к вечеру домой, Юля встретила у подъезда Галю с высоким молодым мужчиной. Они обнимались, смеясь. Простодушная Галя представила их друг другу. Юлия поймала восхищенный взгляд Глеба и не удивилась: она привыкла к тому, что на нее так смотрят. Нетрудно было догадаться, что это и есть Галин жених, о котором та ей рассказывала.

Какие синие у него глаза! Он такой взрослый и совсем не похож на простых деревенских мальчишек! И что он нашел в этой Гале? Серая мышка, одета немодно, держится в тени, да еще и старше нее на целых девять лет! «Уж я-то, конечно, лучше!» – думала самонадеянная восемнадцатилетняя красавица. Глеб действительно любовался юной свежестью новой знакомой, но у него и в мыслях не было начинать с ней роман: он уже сделал предложение Галине. Поболтав немного, молодые люди разошлись по домам.

Уже на следующий день нарядная Юлечка, будто случайно, встретила Глеба на пути к Галиному дому и сообщила, что Галю срочно вызвали на работу: в школу приехала какая-то комиссия, и она просила передать ему, что задержится.

Молодые люди медленно пошли вдоль улицы. Хорошо воспитанный Глеб спросил Юлю о ее планах на будущее, и она, очаровательно улыбаясь, пожаловалась, что совсем не знает этого города. Может, пока Гали нет, Глеб ее пригласит куда-нибудь?

Почему бы нет? Поблизости есть парк, там очень красиво.

Прогуливаясь по парку с Глебом, Юлия чувствовала, что они отлично смотрятся вместе. Глеб держался с явным достоинством, был галантен, и она плыла рядом с ним со статью королевы. Люди оглядывались на эффектную пару. Юлька пустила в ход все свое очарование, и Глебу было лестно внимание такой красавицы. В этот вечер к Гале Глеб так и не зашел…

…Когда Юля поняла, что беременна, она даже обрадовалась: уж теперь-то Глеб точно женится на ней, а не на этой своей училке. А какие красивые дети у них получатся! Юля уже мечтала о свадьбе и даже заглянула в магазин, где продавались свадебные наряды. Однако, вопреки ее ожиданиям, Глеб, похоже, рассердился не на шутку.

– Послушай, детка, – сказал он, – ты, конечно, красотка, спору нет, но ведь этого мало. Тебе не четырнадцать лет, так о чем ты думала? Ты знала: я женюсь, мы ждем ребенка. Все, что между нами с тобой произошло – только твоя инициатива. Я перед Галей абсолютно чист, и тебе я ничего не обещал. Секс – он и есть секс, и ничего более. Я вообще тебя не знаю. А может, это вовсе и не мой ребенок? По крайней мере, я его не планировал. В своей жизни решения я принимаю только сам, и никому не позволю мною манипулировать. И еще: отношения с Галиной меня вполне устраивают, я не намерен ничего менять и не советую досаждать нам. Реши свою проблему сама.

Этого Юлька никак не ожидала: чем Галя лучше нее? Ведь Глеб женится на ней из-за ребенка, это очевидно. Наверное, он, и правда, не уверен, что у Юли будет его ребенок. Но это же глупо и жестоко! Он даже не стал слушать ее возражения! Так с ней еще никто не поступал! Обида переполняла ее.

Вернувшись в общежитие, она долго плакала. Подружки пытались расспросить, в чем дело, но не могла же она сказать им, что ее бросили! Ее, такую красавицу! Да захоти она, любой другой будет только счастлив! Глеб просто дурак, вцепился в свою старуху! Да и сам он уже старик, подумать только, на четырнадцать лет старше ее! Он еще пожалеет! А она все равно будет счастлива, и найдет себе мужа получше и помоложе!

Вот, например, Гриша. Вчера в клубе он никого к ней даже не подпускал, глаз с нее не сводил, во время танца так обнимал, что голова начинала кружиться. Не красавец, конечно, зато живет не в общежитии, а в отдельной квартире. Трудится на заводе, а, между прочим, зарплата у работяг больше, чем у каких-то там инженеров! Подумав, Юлька вытерла слезы и решила, что жизнь продолжается…

Глава 24

В то утро, когда в озере был обнаружен труп Глеба, Бориса, как нарочно, вызвали к начальству с отчетом, и на место преступления он прибыл только к обеду. Все трудоспособное население поселка утром находилось на работе, а мальчишки, обнаружившие утопленника, видно, не признали его. И лишь после звонка Леки на сотовый Глеба милиция, наконец, установила фамилию погибшего. Теща Глеба, Елена Ивановна, находилась дома одна, когда следователь пригласил ее пройти к озеру. Она с содроганием узнала в покойнике своего зятя.

Через двадцать минут о гибели Глеба мать сообщила Гале по телефону. Сердце бедной женщины мучительно защемило. Без сил она опустилась на стул. Глеб погиб! Трудно было в это поверить. Значит, никогда-никогда больше он не придет к ней и не попросит прощения за свою жестокость. И никогда она не сможет сказать ему, что прощает. Ненависть к предавшему мужчине исчезла, уступив место жалости и сожалениям.

Похороны Глеба Галя взяла на себя. Как-никак, законная жена, развод-то не состоялся. Хоронить человека должны родные люди, а не случайные любовницы.

Опознавать погибшего тоже пришлось Гале. Тяжело ей было увидеть в морге человека, с которым прожила бок о бок двадцать лет. Бледная зеленовато-серая кожа с пятнами красновато-багрового цвета, раздувающееся от жары тело, запах разложения. Синие, когда-то так любимые глаза закрыты навечно тяжелыми, словно гипсовыми, веками. Большой нос будто выдвинулся вперед. Она чуть не потеряла сознание. Сомнений не было – это Глеб. Теперь он будет являться ей в этом виде в страшных снах, наверное.

На похороны с мрачными лицами явились сотрудники Глеба, целая делегация с венком. Родное НИИ выделило вдове деньги на похороны, все-ж таки он был главным инженером. Пришли соседи по дому и даче, Галина родня. Так получилось, что у Глеба близких практически не осталось, ведь он был единственным сыном давно покойных родителей. С дальними своими родичами, если даже они и существовали, он отношений не поддерживал.

Погребение и поминки прошли, как говорили, достойно. Сотрудники поочередно выступали с хвалебными речами ушедшему. Все сожалели о безвременной кончине Глеба, выражали соболезнование вдове.

Любовница Глеба даже не явилась на похороны. Конечно, ей не нужны отрицательные эмоции! Говорят, что она ждет ребенка… И хорошо, что ее не было, Гале совсем не хотелось с ней встречаться. Ни к чему давать лишний повод для сплетен, их и так немало! Нужно поскорее забыть измену мужа, как страшный сон, и вспоминать только хорошее. Теперь он не отберет у них с Аленкой квартиру, не будет больше кричать на них и обижать.

До Гали вдруг дошло, что ее могут заподозрить в убийстве супруга. Она даже мысли не допускала, что Глеб способен на самоубийство. Вот и Борис Иванович, участковый, напросился сегодня в гости для разговора. А ведь она уже все рассказала следователю. Так что же надо этому Борису? Говорят, сейчас могут посадить и невиновного. Конечно, главное для них – закрыть дело. И ничего удивительного нет в том, что подозрение пало на нее. Уж кто-кто, а она-то знает, что горячо желала смерти мужу, был такой грех, и ее желание исполнилось! Мурашки побежали по телу. Галя почувствовала себя почти убийцей…

Когда пришел участковый, ее охватила нервная дрожь. Непринужденного разговора не получалось. Галя отвечала односложно, испуганно взглядывая на представителя закона, от которого зависела ее судьба. А он задавал каверзные вопросы. Правда ли, что характер у Глеба был деспотичный? Изменял ли он жене и раньше? Правда ли, что он мало считался с интересами жены и дочери? Почему он приватизировал квартиру только на себя? Отчего Галя много лет терпела выходки мужа? Как отнеслась Алена к уходу отца из семьи? Как предлагал Глеб поделить совместно нажитое имущество? По ходу разговора как-то так выходило, что Глеб был настоящим монстром, и его близким ничего не оставалось, как расправиться с ним, особенно с учетом квартирного вопроса.

Наконец, Борис спросил главное: не было ли у Гали мыслей убить мужа?

Галя отрицательно мотнула головой. И тогда Борис выложил заготовленный козырь:

– Из показаний Вашей соседки, Клавдии Петровны Ивановой следует, что она видела Вас глубокой ночью возле дачи, в которой Ваш супруг находился с любовницей. Можете ли Вы пояснить, что Вы там делали?

Галя замерла, как громом пораженная. Ее все-таки видели! Теперь уж ей не отвертеться! Из глаз ручьем хлынули слезы, и она, забыв про осторожность, залепетала сбивчиво, захлебываясь, пытаясь проговорить бурный поток мыслей, терзавших ее так долго:

– Я очень любила его, я все ему прощала! Сводила к шутке все конфликты! А тут! Он так резко стал чужим, он даже не захотел меня слушать! Каково это, быть брошенной и униженной, вы не знаете! Меня выбросили, как старую тряпку! Никаких извинений, так жестоко! Он дочь обидел! Как будто не было всех этих лет! Он выгонял нас в развалюху на окраине города! Я просто не знала, что делать! Как он мог так поступить с нами? Я хотела наказать и его, и эту бесстыжую любовницу! Я хотела защитить своего ребенка! Да, я собиралась сжечь эту дачу! Но я не смогла! Наверное, к жизни меня вернула кошка. Я когда представила, что будет потом… Всю ночь почти я просидела на крыльце с Муськой на руках, передумала столько всего, и ушла на рассвете. …С той поры мне уже не хотелось ни мстить, ни убивать, потому что я поняла: можно жить и без Глеба.

– Простите меня, Галя, я должен был задать этот вопрос. Успокойтесь, пожалуйста, я Вам верю. Я ведь не первый год знаю Вас, и я что-то понимаю в людях.

Галя шмыгала носом, вытирая мокрое лицо платком.

– У Вашего мужа были враги?

– Он был очень скрытным, ничего мне не рассказывал о своей жизни вне семьи, ни о радостях, ни о конфликтах. Будто и не было ничего такого. А если Вы хотите знать, кто его убил, то ищите около его любовницы. Я уверена, что с ней это как-то связано. Не было ее, и все было хорошо, а появилась она – и вот результат, – Галя опять заплакала.

– Скажите, пожалуйста, а когда Вы видели Глеба в последний раз?

– С тех пор, как он ушел, мы встречались только однажды, когда ездили с Аленой смотреть эту ужасную квартиру. Он звонил мне по телефону, предлагал варианты разъезда.

– Прошу Вас, расскажите, что именно он предлагал?

– Сначала подсовывал однокомнатную хрущевку на окраине, совсем в безобразном состоянии, а дней за десять до смерти сказал, что, возможно, получится для нас однокомнатная улучшенной планировки. Смотреть он пока не приглашал, да и не звонил с тех пор… Послушайте, Борис Иванович, у Вас, наверное, сложилось впечатление, что Глеб очень плохой человек. Уверяю Вас, это не так! Просто у него был тяжелый характер. Конечно, он эгоист, как и все. Да, он не скрывал этого, высказывался и действовал слишком прямолинейно. Но он не пьянствовал, не бил нас, любил тоже по-своему! Все ведь люди разные! Я очень его любила, а я не могла бы полюбить плохого человека.

– Надо же! – подумал Борис. – Как великодушны русские женщины, когда они любят! В заслугу ставят, что не бил и не пил! Вот кабы меня так любили!

Вопросов у Бориса больше не было, и он, прощаясь с Галей, уже доставал сотовый телефон, чтобы договориться о встрече с Лекой.

Глава 25

Следователь Сергей Ильич Лобнов писал отчет о проделанной работе. Уж что-что, а отчеты сочинять он был не мастак, поэтому и мучился ужасно, и раздражался, и тихо матерился себе под нос.

Начальство готовилось к очередной реорганизации, усиливая контроль за деятельностью каждого сотрудника. На этот раз глобальность изменений символизировалась и подчеркивалась новым названием стражей порядка: ПОЛИЦЕЙСКИЕ. Как во всем мире. Чего выпендриваться? Советского Союза с его социалистической идеологией больше нет. Забыть, забыть поскорее, как будто и не было никогда! Памятники снести, взамен поставить новые, улицы и города переименовать, Ленина зарыть поглубже с глаз долой, от совковых словечек избавиться! А милиция – это чисто советское название.

Молодое поколение должно быть воспитано в новых условиях, а старое скоро уйдет, сгинет, и вместе с ним ─ память о прошлой жизни, от которой надо непременно отречься… Капитализм, так капитализм. Иного якобы не дано. Охрана собственности хозяев жизни ─ святое дело. Полиция в царской России всегда охраняла власть имущих от народа. И нашим новым тоже хочется же быть уверенным, что не опомнятся, не отберут, в тюрьму не посадят, тем более не расстреляют. Слава Богу, уже теперь никого не расстреляют, мораторий не позволит. Ну, а переименование милиции в полицию поможет заодно с социалистическим прошлым отмести и такие обидные словечки, как «менты поганые», «мусора».

Жизнь с чистого листа, так сказать. Попутное избавление от недостойных и за счет этого повышение зарплаты достойным. Неплохая задумка, однако все дело в том, кто и как в условиях общепризнанной коррупции будет решать , достоин ты или нет … Ну, если условно считать, что коррупция существует только среди рядовых работников, а начальники кристально чисты, тогда, конечно, спору нет...

Ох, опять он так нелояльно, прямо-таки критически мыслит, с эдакими взглядами и работу можно потерять! Черт возьми, как же перестать раздражаться на бесконечные инициативы сверху! Этих бы идеологов да к работе привлечь, а то дел невпроворот! Да еще и очередное сокращение численности рабочих лошадок при реорганизации планируется… Конечно, не бездельников-идеологов же сокращать! Нет, они с тепленьких мест никогда не уйдут, будут доказывать свою полезность…

Ладно, его-то какое дело? Ему что, больше всех надо? Естественные издержки переходного периода. Америка тоже прошла через первоначальное накопление капитала. Когда это было? Более ста лет назад? Ни фига себе, где мы оказались… Все наладится лет через сто, значит? Только его потомки, скорее всего, внуки, будут пользоваться благами цивилизации. Завтра будет лучше, чем вчера, знакомая песня… Почему же так хочется жить по справедливости и закону уже сегодня?

Нет, хватит размышлять, это бесполезно. Надо писать отчет. Руководство желает выявить, кто работает лучше, больше успевает, вносит более весомый вклад в показатели работы коллектива, в раскрываемость дел, которая непременно должна расти год от года. Глупость какая, видно, заняться им больше нечем! Однако высокое начальство пыталось вникнуть в каждый шаг рядовых работников и все чаще давало руководящие указания – попробуй не выполни! Чьи-то детки, новоиспеченные сотрудники вышестоящих органов всерьез, похоже, верили, что на местах работают одни дураки и коррупционеры, не способные без окриков сверху ни на что.

Итак, сколько допросов, очных ставок, следственных экспериментов, иных мероприятий он провел за отчетный период? Сколько дел закрыл или приостановил? По каким причинам? Сколько передал в суд? Какова динамика по сравнению с предыдущим периодом?

Полных три дня из текущей недели пришлось потратить на утопленника из Петушков, Глеба Куприянова. Непозволительная роскошь, учитывая нагрузку. Провел шесть допросов ─ жены, любовницы, дочери погибшего, свояченицы, ее мужа, тещи. Толку ─ ноль. Никто ничего не знает, ничего не пропало, никто никого не подозревает. К чему допросы и прочая писанина, когда и так ясно ─ это суицид. Ну, или несчастный случай, без разницы. Но не убийство же, как утверждает Борис Иванович! Конечно, Сергей доверяет его опыту и чутью, но после увольнения Крючкова уже столько воды утекло! Сейчас требования к следователям стали жестче, времени на расследование ─ меньше, и оперировать такими абстрактными понятиями, как чутье, непозволительно. И потом, Борис лично знал погибшего, а родственникам и знакомым всегда кажется, что для самоубийства не было оснований.

Чутье, интуиция! Это что-то непонятное, незадокументированное, неподдающееся контролю сверху. А не обманывает ли следователь свое начальство, ссылаясь на интуицию? Нет ли у него своекорыстных, коррупционных интересов? Нет, факты и только факты, показания, документальные подтверждения, справки, бумажка к бумажке, все остальное ─ от лукавого. Верит следователь в виновность подозреваемого или нет, какое это имеет значение?

Борис, конечно, отстал от жизни, не понимает, что теперь работы у следователя столько, что лишь успевай поворачиваться. Показатели – это вам не шутки, Борис Иванович, стружку за них снимают еще как!

А Сергей уже приспособился за эти годы. Есть дела первоочередные, горящие ─ те, в которых задеты интересы сильных мира сего: начальников, известных бизнесменов, иных уважаемых людей. Или получившие скандальную известность усилиями журналистов. Такие дела на особом контроле, остальные подождут. По ним так крутишься, что начинаешь писать кипятком. Есть простенькие, раскрываемые по горячим следам, но не всем везет их получить. Есть сложные, но интересные: убийства, связанные с противозаконной деятельностью. Дернешь за одну ниточку ─ выявляется целый клубок событий и людей, втянутых в преступные махинации. Раскроешь ─ есть вероятность, что получишь премию или повышение. А есть бытовые, серые, занудные, требующие кропотливой работы, раздумий. За раскрытие такого дела никто особо не похвалит, а времени оно отнимет много. В месяц надо раскрыть и передать в суд как минимум три дела, иначе получишь взыскание, что автоматически влечет лишение всех выплат и надбавок, остается голый оклад до тех пор, пока взыскание не снимут. Вот и вертятся следователи, кто как умеет, а под наказание попадают наиболее совестливые.

Что, если Борис прав, и в Петушках, действительно, произошло убийство? Ну, что же, флаг ему в руки, раз он с таким энтузиазмом вызвался помочь. Правда, начальство уже торопит с закрытием этого дела за отсутствием события преступления. Сергей и сам бы не прочь, но не может отказать бывшему своему учителю, поэтому и тянет резину. Он уже предупредил Бориса, что, если тот до конца квартала ничего не нароет, дело будет закрыто.

─ Опять над отчетом маешься? ─ участливо спросил молодой следователь Виктор Порываев, энергично входя в кабинет. ─ Ну и духота у тебя! ─ Он распахнул окно, и в комнату ворвались свежий ветерок, чириканье воробьев и звон проходящего мимо трамвая. ─ Сколько раз говорил тебе ─ записывай, чем занимался, каждый день, тогда и вспоминать не придется.

Виктор работал и жил легко, воспринимая все происходящее как норму, и не морочился размышлениями и переживаниями. Что начальство приказывало, то и делал. Отчет, так отчет. Закрыть дело, так закрыть. И все подтверждал фактами, документами. Документальное обоснование должно быть всему, это он усвоил четко. А то, что показания могли быть ложными, заключения и экспертизы ─ купленными, то ему-то откуда это известно? Ну, изменил свидетель свои показания, и что? Раньше врал, теперь правду говорит. Подозрения к делу не пришьешь. А документы, подтверждающие обоснованность действий следователя – вот они.

Уже через пять минут Виктор пил чай, одновременно уговаривая по телефону очередную подружку:

─ Ну, не сердись, малыш. Никак не мог. Ты же знаешь, где я работаю. Выезд на труп, да. Забыл перезвонить, прости, закрутился. Давай сегодня, о’кэй? И я тоже. Да. Целую.

Глава 26

Свадьба Юли с Григорием состоялась через два месяца после знакомства. Парень не мог поверить своему счастью. Это просто чудо, что такая девушка полюбила его! Только мать была, как всегда, недовольна, да разве ей возможно угодить! Она просто ревнует единственного сына!

Гриша жил в небольшой квартирке, доставшейся ему после смерти бабушки, и ворчливая свекровь не могла помешать безоблачному счастью молодоженов.

Юлечка оказалась отличной хозяйкой, не то, что эти избалованные мамашами городские девчонки. Все в ее руках спорилось, и она быстро навела в холостяцкой квартирке мужа уют. А когда жена объявила ему, что беременна, он просто готов был носить ее на руках.

Сын родился через семь месяцев. Юля говорила, что это не страшно, что такие младенцы даже более жизнеспособны, чем восьмимесячные. Однако свекровь тут же заподозрила неладное, ведь вес мальчика был вполне нормальный, как у доношенного.

Гриша не сразу прислушался к словам матери: он любил жену и верил ей. Счастливый отец купил кроватку и коляску, вставал ночью к сыну наравне с женой, а утром, не выспавшись, уходил на работу. Это время было самым лучшим в его жизни.

Рассматривая новорожденного, молодые родители всегда ищут в нем свои черты. Это только кажется, что все младенцы похожи друг на друга. Однако, если присмотреться к ним внимательно, видно, что они совсем разные, и внешне, и по характеру. Правда, у всех новорожденных глаза непонятного цвета, как у слепых котят. Юля уверяла, что сын похож на Григория, однако через месяц глаза мальчика стали еще синее, в то время как оба родителя были кареглазыми. Увидев внука впервые, свекровь подошла к невестке и прошипела: «Не наш ребенок! С кем нагуляла, бесстыжая?»

Григорию трудно было справиться с нахлынувшими подозрениями. Он вспомнил, как скоропалительно они поженились, – ребенок вполне мог быть чужим. Неужели Юлька его просто использовала, когда ее бросил другой? Значит, она его не любила никогда, а только притворялась? Жена все отрицала, и Грише казалось, что было бы легче, если бы она призналась. Из супружеских отношений ушло доверие, растаяла эйфория. Парень стал выпивать с друзьями после работы.

На заводе, где он трудился, начались задержки зарплаты, работы почти не было. Продукты, мыло, стиральные порошки и сигареты выдавали строго по талонам. Все рушилось и в стране, и в личной жизни. Народ жил в тревожном ожидании чего-то страшного, запасая соль и спички, как будто перед войной.

Глава 27

Юля развелась с мужем, когда сыну исполнилось два года. Григорий пил, денег почти не зарабатывал. Свекровь ненавидела невестку, Юрика внуком не признавала. Семейная жизнь превратилась в ад, но и одной с ребенком на руках выжить в начале девяностых было сложно.

Училище она так и не закончила, да и зачем? Зарплата на фабрике была мизерной, ведь спрос на отечественную швейную продукцию резко упал по причине появления промтоварных рынков, где шла бойкая торговля недорогими импортными тряпками, яркими и разнообразными.

Юля решила отвезти ребенка к бабушке в деревню. Татьяна Петровна, мать Юли, была рада приезду дочери и внука. Оставшись одна, она тосковала по мужу-покойнику, по прежней счастливой семейной жизни. Особенно одиноко было долгими зимними вечерами. Хорошо, что рядом жила подруга Шура с мужем, к ним в гости и ходила иногда чаю попить с вареньем да побеседовать о жизни.

У Шуры тоже сын жил в городе. Женился счастливо, мальчонку растил чуть постарше Юрика. Молодые частенько навещали родителей, а вот к Татьяне дочь приехала впервые за три года. Татьяна и сама-то не ездила к дочери: не сложились отношения с новыми родственниками. А теперь уж и не родственники они. Одна дочка осталась с ребенком. Разве думала Татьяна, что ее Юлечке так не повезет в жизни, такой-то красавице?

С чем уехала, с тем и вернулась к матери – ни профессии, ни жилья. Разведенка, да еще с ребенком! Да в такое трудное время! Если бы был жив муж, они бы помогли дочке! А ведь она еще совсем молоденькая, и хороша по-прежнему, исхудала только очень.

– Юлечка, оставляй мне мальчика, как-нибудь проживем! Тебе надо жизнь свою устраивать, а без мужчины тяжело будет! Отдохни у меня, поживи немного, и опять в город! Найдешь работу, даст бог, будешь нам помогать. А потом, глядишь, и встретится тебе любимый человек!

– Спасибо, мамуля! Я теперь умнее буду. Вот увидишь, все у меня получится!

– Что думаешь делать, где работу искать?

– Да что ее искать-то? Вон на рынках продавцы всегда требуются, и зарплата повыше, чем у инженеров каких-нибудь. Знаешь, пока с Юрочкой во дворе гуляла, познакомилась с мамашками: одна конструктор, другая – программист. В последнее время все резко изменилось, и образование вовсе не нужно никакое: те, кто раньше своими дипломами гордился, на мизерных зарплатах сидят, едва концы с концами сводят! Все надеются, что государство производителей поддержит. Заводы, институты всякие чуть живы, и люди не знают, что им делать, боятся квалификацию потерять, уволившись. Вот и ждут у моря погоды, а поезд уже ушел! А кто без образования, им и терять особо нечего, почему не рискнуть? Я и Гришке своему говорила: «Бросай свой завод, иди на рынок!» Да разве этот лох понимает чего-нибудь! Зря я с ним связалась, дура была, и этот Галкин инженеришка Глеб тоже теперь ничтожество! Сейчас в городе импортных товаров полно – на каждом углу киоски, и даже в булочных тряпками и сникерсами приторговывают. И знаешь, тот, кто вовремя подсуетился, неплохие бабки загребает! Вот где мужа надо искать!

– Какие еще бабки?

– Ну, мам, «капуста», «зелень», доллары, что тебе непонятно?

– Да ну тебя с этими словечками! Нахваталась!

…Через неделю Юлька уехала в город искать работу и свое бабское счастье.

Глава 28

Станислав Аркадьевич, отец Леки, рослый мужчина с седой волнистой шевелюрой, обрамляющей благородно высокий лоб, с очками в роговой оправе на крупном носу, в прошлом преподаватель и кандидат наук, а ныне пенсионер, встретил Бориса в тесной прихожей.

– Молодой человек, – говорил он, пожимая руку милиционеру, – очень Вас прошу разговаривать с моей дочерью поделикатнее. Она, видите ли, в положении, и это единственная возможность для нас с женой стать, наконец, бабушкой и дедушкой.

Борис усмехнулся – его, побитого жизнью сорокапятилетнего холостяка с язвой желудка, назвали молодым человеком.

Станислав Аркадьевич жестом пригласил гостя пройти в комнату дочери.

– Лекочка, к тебе тут из милиции пришли.

В небольшой, но светлой и уютной комнате на диване у окна сидела молодая красивая женщина.

– Леокадия Станиславовна? – смущенно пробормотал Борис, приглаживая волосы.

– Да, присаживайтесь, пожалуйста. Борис Иванович, если не ошибаюсь? Что вы хотели узнать?

Черт возьми, у Бориса от внезапной робости все вопросы из головы вылетели. До чего же хороша! Карие глаза смотрят из-под длинных ресниц серьезно и внимательно, строго. А он сегодня даже не побрился!

– Как вы понимаете, я насчет смерти Глеба Куприянова, – начал Борис. – Я знаю, что Вас уже допрашивали, но в нашем деле важной может оказаться любая мелочь, так что прошу Вас отвечать мне развернуто, с максимально возможными подробностями.

– Что именно вы хотите услышать? Я уже рассказывала, что не видела Глеба около десяти дней до его смерти. Соседки по больничной палате подтвердили Вашим сотрудникам, что Глеб не навещал меня неделю перед выпиской.

– Я знаю, знаю. Но вы не пробовали звонить ему?

– Он не брал трубку.

– Вы поссорились?

– Да, из-за письма, – Лека вынула свернутый вчетверо листок и показала Борису. Он быстро пробежал текст глазами.

– Почему Вы не сказали об этом следователю?

– Все случилось так внезапно, мне нужно было обдумать происшедшее. А вдруг меня бы задержали по подозрению в убийстве? Вы же арестовываете на двое суток до выяснения обстоятельств? Мне совсем не хотелось в камеру, это могло убить моего малыша.

– А теперь почему Вы решились?

– Прошло время, и у вас, милиционеров, наверняка, появились версии и другие подозреваемые. А мне бояться нечего, потому что я невиновна.

– Почему же Вы думали, что на основании этого письма Вас могли задержать?

– Если предположить, что у меня есть тайный любовник, как может показаться при чтении этого послания, то я могла бы действовать с ним заодно против Глеба.

– А у Вас его нет?

– Ну, видите, и Вы туда же, – недовольно поморщилась Лека. – Глеб тоже мне не поверил. Это и было причиной нашей ссоры.

– Кто же автор письма, если не Ваш любовник?

– Представления не имею. Наверняка, это как-то связано со смертью Глеба. Вы милиция, выясняйте, а я что могу? Для меня теперь главное – мой ребенок.

– Хорошо. Вы позволите мне взять письмо?

– Берите. Зачем оно мне?

– Спасибо. И еще вопрос деликатный: был ли у Вас близкий знакомый с таким именем, который бы мог написать это?

– Нет, все мои знакомые – умные и выдержанные люди, они не стали бы такое сочинять. Стиль этого послания – он какой-то неуловимо странный. Не могу понять, в чем дело. Андрей у меня был, да, но все закончилось два года назад.

– Прошу Вас, назовите его полное имя и место жительства.

– Чернов Андрей Павлович, улица Луговая, восемьдесят девять, квартира сто пятьдесят семь. Зря Вы человека потревожите, уверяю Вас, он не писал этого письма.

– Хорошо, я Вам верю.

– У меня даже было предположение, что письмо написал сам Глеб или кто-то по его просьбе.

– Зачем?

– Не знаю. Может, он решил вернуться к жене? Или испугался моей беременности? Говорят, с мужчинами такое случается.

– А как он отнесся к известию, что у него будет ребенок?

– Радовался. Хотел мальчика.

– Быть может, вы расскажете что-нибудь о характере Глеба?

– Мне он представлялся сильным, мужественным, порядочным и надежным. Очень любил меня, защищал, заботился.

– Теперь Вы изменили мнение о нем?

– Меня потрясло, что он даже не выслушал меня! Мне и оправдываться-то не в чем, а он мне не поверил. Я не могу забыть этого. Он оставил меня, когда я лежала в больнице, с ребенком могло случиться все, что угодно, а он даже не звонил! Наверное, я его плохо знала…

– Сколько времени Вы были знакомы?

– С июня. Видимо, это, действительно, мало. Но мне казалось, что у нас все всерьез.

– Вы любили его?

– А Вам зачем это знать? Я ведь не на исповеди. Про события я все рассказала, а про чувства позвольте умолчать, это личное.

– Простите. Могу ли я обращаться к Вам за помощью?

– За помощью в расследовании? Конечно. Мне бы хотелось, чтобы Вы нашли убийцу, если он был.

– А Вы допускаете самоубийство?

Лека покачала головой.

– Теперь уже ничего не знаю. Может, несчастный случай?

– Соседка показала, что вы часто ходили с Глебом купаться ночью, это так?

– Да, ходили каждый вечер, а что в этом предосудительного?

– Я хотел спросить, были ли на дне озера камни?

– Нет, чистое, ровное, безопасное дно. Там и мальчишки днем ныряли.

– А Глеб любил нырять?

– Ну да, как все мужчины, наверное. Они всегда ныряют. А женщины прическу берегут.

– Вы подтверждаете, что в доме ничего не пропало? Вас ведь специально возили в Петушки, чтобы Вы внимательно посмотрели. Ничего не скрыли от следователя?

– Не скрыла, я только про письмо не сказала. А в доме все нормально, все на своих местах, да и воровать-то там нечего, – с раздражением ответила Лека.

– Ну, Леокадия Станиславовна, не буду Вас утомлять. Спасибо за беседу. Так Вы позволите мне звонить Вам, если появятся новые вопросы?

– Да, конечно, звоните, – Лека протянула Борису руку на прощание.

Вернувшись домой в Петушки, Борис сел за компьютер и нашел в Интернете значение имени новой знакомой. У обладательниц имени Леокадия, как сообщала всемирная паутина, стремление к познанию нового поистине безгранично. Это смелые женщины, уверенные в своих силах, они полны энергии и желания действовать, однако им следует избегать опрометчивых решений.

– Интересная женщина, – подумал Борис. – Жаль, если она убила. Надо узнать, что это за фрукт – Чернов Андрей Павлович с улицы Луговой.

Глава 29

Любовь – чувство строго избирательное. Ее не перепутаешь ни с чем. Если избранника легко может заменить другой, более красивый, умный или богатый, то, увы, это не она! Как писал Куприн, миллионы людей думают, что они любят, и только двум из них Бог посылает любовь.

Влюбленный просыпается и засыпает с одной только мыслью – об объекте своей любви. Больше всего на свете он боится потерять его, и единственное желание – всегда быть рядом с любимым человеком. Редкое счастье, когда женятся по настоящей любви.

К сожалению, чаще бывает иначе – в брак вступают по иным соображениям. Иногда просто диву даешься, как легкомысленно люди заключают брачный союз, словно вещь в магазине покупают.

– А почему не попробовать? В крайнем случае, разведемся, – так рассуждают они. Однако оказывается, что семейная жизнь без любви – тяжкое испытание, потому что терпеть привычки другого человека, относиться снисходительно к его многочисленным недостаткам, понимать и прощать гораздо легче, когда есть любовь.

У Татьяны Петровны, матери Юли, сердце болело за дочь. Она вспоминала свою жизнь. Может, это она где-то допустила ошибку? Что же она сделала или сказала не так? Почему дочери не везет?

У самой Татьяны, как она считала, судьба была хоть и не легкой, но вполне счастливой. Она всю жизнь прожила в родной деревне. Еще в школе влюбилась в одноклассника, им было всего-то по четырнадцать лет. Тогда считалось, что в этом возрасте влюбляться рано, она и не думала ни о чем таком. Смотрела фильмы о любви, влюблялась в киногероев. А одноклассники – они такие обычные, да они еще просто маленькие! Не сразу она обратила внимание, что один из мальчиков все время посматривает на нее. Только она взгляд от тетрадки поднимет – а его глаза тут как тут. Она быстро отворачивалась, краснея, а сердце взволнованно билось. Даже и подумать боялась, что это любовь. Что скажут родители, учителя?

Скоро одноклассники заметили их взгляды, посыпались насмешки, шутки. Оттого что чувства приходилось скрывать ото всех, они разгорались еще сильнее. Они иногда болтали, как все, порой он даже провожал ее до дома, и внешне все было так, как будто ничего и нет между ними, но дыхание перехватывало от счастья.

После окончания школы он ушел в армию, так и не объяснившись. Тогда только Таня и поняла, как крепко она любила. Оказывается, совершенно невозможно жить, если нет надежды, что завтра встретишь любимого. Пусть даже он по-прежнему молчит, но будет где-то рядом, ведь без его глаз жизнь потеряла всякий смысл. За эти два года она многое пережила и передумала, хотела писать ему, но не решилась. А вдруг ничего нет, вдруг ей все это только показалось? Вдруг он только посмеется над ней? Единственное, что ее утешало – он все равно вернется в родительский дом, и она вновь увидит его. Об этом и думала каждый день, и считала время до его возвращения.

Когда он приехал, Татьяна работала в огороде. Руки были в земле, волосы растрепаны. Она готова была провалиться под землю от смущения. А он только и сказал: «Мне было плохо без тебя. Выходи за меня замуж».

И с тех пор до самой его смерти они были так счастливы, что даже сейчас сердце защемило, оттого что все уже в прошлом. Осталась только память, и этого никому не отнять.

Может быть, зря она говорила дочери, что надо искать жениха в городе? С другой стороны, не было достойных ее кавалеров в классе! Все после школы тоже в город подались: нет в деревне работы, что поделаешь. Кто пошустрее, женились уже на городских девчонках, и тем решили проблемы с жильем.

Об Артеме Татьяна Петровна старалась не вспоминать. Он не простил Юльке, что она не дождалась его из армии. Вернувшись, неделю пил с горя, а потом тоже уехал в город. Вот так-то. Нет, себя винить ей не за что.

Как в наше время думать о любви? Без города нет работы, а без жилья нет семьи. Если продать свой деревенский дом, даже плохонькой квартирки не купишь. Значит, остается одно – искать подходящую партию, обязательно с жильем. Простому человеку век на квартиру денег не заработать, да и снимать всю жизнь тяжело. Но как дочка будет жить без любви? А может, все-таки и полюбит, разве обязательно влюбляться в нищего?

Она верила, что дочь все же найдет свое счастье. А Юрик пусть пока поживет у бабушки.

Глава 30

Приобщив письмо к материалам дела, Борис оставил себе копию. Он решил под любым предлогом получать образцы почерка тех, с кем беседует, – а вдруг повезет? Сергей Лобнов, пожалуй, даже был рад тому, что Борис заинтересовался расследованием и занимается им добровольно, не считаясь с личным временем. Иногда при поиске истины не обойтись без такой упертости.

Как выяснил Борис по базам данных, Чернов Андрей Павлович работал в областном управлении Федеральной налоговой службы.

Здание управления, недавно построенное, являло собой типичный образец современной архитектуры. Фронтон его был остеклен полностью, от пола до потолка, сбоку –башенка, венчаемая куполом. Перед башней – полукруглое крыльцо с колоннами. Толкнув прозрачную легкую дверь, Борис очутился в овальном вестибюле. Темный гладкий пол благородно поблескивал в свете многочисленных спотов. Вход посторонним преграждало помещение охраны и вертушка, открывающая доступ в заветную обитель только обладателям пластиковых карточек-пропусков. За вертушкой в центре вестибюля находилась винтовая лестница, выполненная из того же темного блестящего материала, что и пол, и ведущая к кабинетам чиновников.

Позвонив по служебному телефону, номер которого любезно сообщил ему охранник, Борис представился и попросил Андрея Павловича уделить ему несколько минут для конфиденциальной беседы. Чиновник совсем не удивился, и, чтобы не выписывать пропуск, демократично спустился в вестибюль. Они сели на темные кожаные кресла, предназначенные для ожидающих посетителей, подальше от охранника.

– Слушаю Вас внимательно, – сказал Андрей Павлович, проверив документы Бориса. Ему по работе иногда приходилось общаться с представителями милиции.

– Скажу сразу, что к Вашей служебной деятельности наш разговор не имеет ни малейшего касательства. Я занимаюсь расследованием убийства Глеба Куприянова.

– Впервые слышу. Почему Вы решили, что я имею к нему отношение?

– Вам знакома Леокадия Станиславовна Весницкая?

– Да, насколько мне известно, она является начальником одного из отделов районной налоговой инспекции.

– Дело в том, что она собиралась замуж за Глеба Куприянова.

– Вот как. Ну, а я-то здесь причем?

– Она мне рассказала, что вы были любовниками.

– Да это провокация! Что вы себе позволяете? – возмущенно вскрикнул чиновник. Охранник вышел из стеклянной будки и всем своим видом выразил готовность прийти на помощь. Андрей Павлович сделал ему знак вернуться обратно.

– Я понимаю, что Вы не хотели бы об этом говорить, – продолжил Борис, – но я прошу Вас оказать содействие следствию. Свидетелей вашего романа найти несложно, но при этом неизбежна огласка. Вам это надо? Со своей стороны, я обещаю, что разговор останется между нами.

– Что именно Вас интересует? – после минутного колебания недовольно спросил Андрей Павлович.

– Ваш роман продолжается в настоящее время?

– Нет, конечно, все закончилось пару лет назад.

– Вы иногда встречаетесь с Леокадией Станиславовной?

– Очень редко и только по работе.

– Вы не хотели бы возобновить отношения с ней? Может быть, писали ей письма?

– Послушайте, это переходит уже все границы допустимого!

– Прошу Вас ответить, это важно.

– Я же сказал, отношения давно закончены. Что Вам еще надо? Нет, не хочу, не хотел, не захочу, не писал, не пишу и писать не собираюсь. Я женатый человек и дорожу своей семьей.

– Извините. Еще одна просьба: напишите мне номер своего сотового телефона, на крайний случай, чтобы не беспокоить Вас на службе.

– У Вас ко мне все? – с явным раздражением ответил чиновник, но телефон на приготовленном Борисом листочке все же записал.

– Прошу простить за беспокойство, благодарю за помощь! – Борис, как ему казалось, проявлял чудеса вежливости и предупредительности, стараясь уменьшить неприятное впечатление, произведенное им на чиновника, избалованного почтением нижестоящих.

Выходя из здания управления, Борис взглянул на записку с телефоном, отметив про себя, что почерк совсем другой. Вряд ли этот человек причастен к убийству: слишком он чопорный, осторожный, привык к хорошей жизни. Да и мотивов у него не просматривается. Такие люди голову от страстей не теряют, для них благополучие дороже. Борис понимал, что формально должен был спросить, где находился Андрей Павлович в ночь убийства, но чиновник так был возмущен задаваемыми вопросами, что Борис решил не обострять. Разговор-то был неофициальный. В конце концов, выяснить это можно и позднее, если возникнет необходимость.

Глава 31

Юлька устроилась продавцом у частного предпринимателя, торговавшего в киоске на территории городского рынка. Сняла небольшую комнатку поблизости от работы.

Поначалу ей все было в диковинку. Киоск располагался прямо у входа в рынок. Там некто продавал билеты на посещение рынка, что, возможно, было незаконно. Рядом находился пункт охраны правопорядка, но милиционеры никак не вмешивались в этот процесс. Видимо, с ними делились.

Иногда вместо продавцов билетов у входа стояли другие темные личности, с виду безобидные женщины, протягивая каждому входящему какие-то бумажки. Привыкшие к билетам на входе люди брали их в руки, и тут начиналось. Машинально взявший билет покупатель неожиданно для себя узнавал, что этот бесплатный билетик является лотерейным, и он только что выиграл холодильник. Тут же рядом оказывался еще один выигравший, и обоим предлагали пройти за получением приза. Верилось в удачу с трудом, но почему не посмотреть, что же будет дальше? Счастливчиков отводили в сторонку, и тут неожиданно выяснялось, что холодильник-то один, и приз надо как-то разыграть между победителями лотереи. Предлагалось дать проводящему розыгрыш какую-нибудь мелкую купюру: у кого она окажется больше, тот и выиграл. Деньги обещали вернуть после того, как выяснится, кто же победитель. Однако, когда проигравший начинал возмущаться и вытаскивал из кошелька более крупную купюру, организатор лотереи соглашался переиграть и брал ее, и так продолжалось до тех пор, пока «разводимый» лох не понимал, что его соперник, все время делавший вид, что у него больше нет денег, но неожиданно для себя все же находивший в карманах купюры все большего достоинства, – подставное лицо. Как только обманутый пытался вернуть свои деньги, все время находившиеся перед его носом в руках с виду слабой женщины, тут же рядом вырастали накачанные парни, плотно зажимавшие его в тиски, а мошенницы скрывались в торговых рядах, словно провалившись под землю: видно, прятались в подсобках торговых павильонов.

Юля наблюдала, как обманутые и расстроенные люди, иногда с детьми, лишившись денег, накопленных на какую-то покупку, пытаются найти защиту у стражей правопорядка, которые тут, совсем рядом, у которых под самым носом все это и произошло! Милиционеры искренне удивлялись происшедшему и отправлялись с потерпевшими искать мошенников по всему рынку, что, естественно, было бесполезно. Удивленные милиционеры разводили руками, мол, никогда здесь такого не было! Объясняли, что можно, конечно, написать заявление, и они его примут, но для этого надо иметь при себе паспорт. В дальнейшем, если преступника найдут, нужно будет давать свидетельские показания, присутствовать на судах… Обычно потерпевшие, махнув рукой, уходили, проклиная себя за глупость и доверчивость. Иногда, пока один из них беседовал с милиционером, появлялся следующий. Встречаясь, они понимали, что и милиция тут в доле. Погрустив о потерянных деньгах, уходили, запомнив на всю оставшуюся жизнь, что в нашей стране нельзя верить никому, а тем более милиции.

Юля видела и наперсточников, и карманников, разрезавших сумки бритвой. Хотелось предупредить простодушных покупателей, чтобы они были осторожней. Сказала о своем желании хозяину, молодому армянину Арсену.

– Ты что, девка? И не вздумай вмешиваться! Ты пришла-ушла, а мне здесь торговать! Мне проблемы не нужны. А будешь высовываться, смотри, тебя незаметно ножичком в живот ткнут, и будет тебе справедливость! Ишь, жалостливая какая нашлась! – возмущался он. – Каждый вертится, как умеет, и зарабатывает, как может! Нас никто не жалеет, и нам на всех наплевать, понятно?

Юля продавала вино, сигареты, сникерсы, чупа-чупсы, жвачки и прочую мелочь. Хозяин научил ее работать с кассовым аппаратом. Чек нужно было пробивать не всегда, а только для подозрительных покупателей. В течение всего дня Юля записывала в простую школьную тетрадку, что именно она продала, и Арсен каждый вечер перед закрытием проверял ее. В киоске было тесно, и, будто случайно, Арсен то и дело прижимался к хорошенькой продавщице. Юля не хотела с ним ссориться и терять работу, поэтому каждый раз отстранялась, но не высказывала вслух своего неудовольствия.

Скорее всего, притязания Арсена рано или поздно привели бы к конфликту, если бы на Юлию не положил глаз Коля-Качок, один из охранников рынка, собиравший плату за торговые места.

Коротко стриженный, плотного телосложения, широкоплечий Николай при всяком удобном случае заходил поболтать с Юлечкой и быстро завоевал ее расположение. На рынке его уважали и боялись. По его протекции Юля ушла от Арсена и стала работать в павильоне, где продавались куртки и пальто из кожи. Зарплата была больше, а работы меньше, кроме того, помещение отапливалось и хорошо освещалось. Юля была очень благодарна Николаю. Крепкий, надежный, красивый, он казался ей воплощением мужественности. Устоять перед его обаянием было трудно, и вскоре они стали любовниками.

Для Юли началась новая жизнь: теперь можно было, не особенно экономя, покупать себе красивую одежду и вкусные вещи. Кроме того, Николай делал щедрые подарки и приглашал ее то в ресторан, то в казино, то на дискотеку. Часть зарплаты Юля отсылала матери для Юрика, но сама редко навещала сына.

Она не очень понимала, откуда у Николая деньги. Зачем думать об этом? Мужчина должен содержать семью, и он не обязан отчитываться перед своей женщиной.

Однажды Николай пригласил ее в сауну с бассейном. Номер сняли на компанию из восьми человек: Николай с Юлей и трое его друзей с подругами. Девушки были знакомы между собой, а новенькую приняли сдержанно. В номере накрыли стол: мороженое, вина, фрукты и закуски.

Ребята были веселые, балаболили и шутили, наслаждались сухим горячим воздухом сауны и прозрачной прохладой бассейна. С увеличением количества выпитого настроение улучшалось, а радостное возбуждение нарастало. Курили сигареты, и Юля тоже немного попробовала, хотя прежде не курила. Ребята были молодые и красивые, как на подбор, а девушки могли составить конкуренцию супермоделям. Уже через полтора часа Юле казалось, что она всех знает и любит давным-давно, и ближе, и роднее у нее никого нет. В мокрых купальниках было неприятно, и их давно сняли. А почему нет? Здесь все свои и все красивы, нудисты же ходят голыми, и ничего особенного. Кто придумал все эти запреты?

Включили тихую музыку, убавили освещение до полумрака. Николай начал обнимать и гладить Юлю, и никто им не мешал, потому что все занимались тем же. У Юли слегка кружилась голова, но было очень приятно и совсем не стыдно. Неяркие огни светильников растягивались в длинные цветные полосы, с Юлей был уже кто-то другой, а чувство неведомого ранее блаженства длилось и длилось, и просыпаться не хотелось. Потом сквозь волшебно-приятный сон она смутно понимала, что ее везут на машине домой…

… Наутро Юлька сообразила: ей явно что-то подсыпали. Позвонив Николаю, она потребовала от него объяснений.

Он очень удивился Юлькиному возмущению: – Ну да, мы травку курили, так, для настроения. В этом нет ничего страшного.

– Ты что, наркоман?

– Нет, конечно, это всего лишь марихуана.

– Ты должен был меня предупредить! Нельзя было использовать меня втемную!

– Да кто тебя использовал? Тебе же самой понравилось, признайся!

– Я вовсе не собиралась пробовать наркотик и заниматься групповухой!

– Да ладно тебе, что за ханжество!

– Я так не считаю, и я от тебя этого не ожидала! – тут Юлька бросила трубку.

Вечером Николай явился с цветами, просил прощения и оправдывался тем, что он давно не встречал таких скромных девушек, как Юля, и это ей большой плюс, и он осознал, как был неправ, и это он сам дурак, и такого больше не повторится. Короче, Юлька поверила.

Глава 32

Николай на пару дней уехал из города по каким-то делам, и Юльке бы в это время съездить в деревню навестить сына, но, как назло, заболела напарница, и хозяин не отпускал ее. Торговля шла плохо, и покупателей в тот вечер почти не было, рабочий день заканчивался. В это время в торговый зал вошла скромно одетая молодая женщина, ее русые густые волосы были гладко зачесаны и заплетены в длинную косу. Несмотря на отсутствие косметики, женщина была очень красива. Окинув ее опытным взглядом, Юлия усомнилась, что посетительница пришла за покупкой: небось, и денег-то нет, поглазеет, у зеркала покрутится, примеривая, повздыхает и уйдет. Понятно, что бедным тоже хочется хорошо выглядеть, но как они Юльке надоели!

– Мы закрываемся, – предупредила она.

– Вас Юлей зовут?

– А в чем дело?

– Извините, нам надо поговорить. Я жена Николая, меня зовут Оля.

– Не буду врать, что приятно, – растерянно ответила Юля. Она почему-то была уверена, что Коля не женат.

– Вы что, не знали? Хотя это понятно, мой муж ведет двойную жизнь и никому о семье не рассказывает.

– Наверное, потому, что он Вас не любит?

– Нет, тут совсем другое. Если Вы позволите, я вам все объясню.

Юля не знала, что делать. Выгнать ее? Но Оля ее не оскорбляла, наоборот, была предельно вежлива. На ее месте любая другая источала бы яд в разговоре с соперницей, вцепилась бы ей в волосы или придумала бы какую-нибудь коварную месть. Может, Оля как раз и задумала что-то недоброе?

– Я Вам ничего плохого не сделаю, не бойтесь.

– Вот еще, – фыркнула Юля, а сама подумала, что, скорее всего, женщина будет плакать и унижаться.

Юля закрыла павильон, и они медленно пошли вдоль улицы. В конце концов, почему не послушать Ольгу? Даже интересно узнать побольше о Николае.

– Познакомились мы с Колей на катке в конце восьмидесятых, – начала Ольга. – Он тогда уже на заводе токарем работал, а я в одиннадцатом классе училась. Не знаю уж, чем я ему приглянулась, может, тем, что разрумянилась на морозе. Мы с подружкой той зимой часто ходили на каток. И вот мы медленно скользим по кругу (а я и так высокая, да еще и ботинки на каблуках), и вдруг, резко чиркнув коньками по льду, появляется возле нас парнишка на голову ниже меня.

– Мой друг, – говорит, – хочет с Вами познакомиться.

– Честно говоря, я растерялась… Шутит он, что ли? И друг, наверное, такой же маленький… А я своего роста всегда стеснялась… Вот этот парень и познакомил нас с Колей: сам-то он почему-то не решался подойти. Он тогда еще красивее был, чем сейчас. С первого взгляда я в него влюбилась, раз и навсегда... Мы красивой парой были, все нам завидовали… Как только мне восемнадцать лет исполнилось, сразу поженились. Вскоре Ванечка родился…

Она перехватила удивленный Юлькин взгляд, помолчала.

– Роды были тяжелыми, врачи сразу предупредили, что у малыша детский церебральный паралич. Предлагали сына в Дом малютки сдать, но мы решили, что сделаем все, чтобы поставить его на ноги. Он и так уже обижен судьбой. Очень тяжело было смириться с тем, что наш ребенок болен. Почему именно у нас? Что мы делали не так? За какие наши грехи он расплачивается? Если бы тогда соседка тетя Люба не затащила меня в церковь, не знаю, где бы я силы взяла, чтобы жить дальше. Господь мне помог сил набраться. Недаром я молилась, и, слава Богу, голова и руки у Ванечки в порядке, только ходить он не может. Я все время с ним. Массаж каждый день, физиопроцедуры периодически, обследования, лекарства всякие, специализированные санатории…Возможно, даже операцию нам сделают – на все это деньги нужны. Если бы не папа Коля, мы бы пропали…

– А хотите, я вам Ванечку покажу? Это такой славный ребенок, ему семь лет уже. Мы живем недалеко, тут пешком пять минут, посидим, чаю попьем. Он один дома остался, и мне беспокойно.

Юля согласно кивнула, и они повернули к Олиному дому. За несколько минут Оля стала для Юли такой понятной и близкой, словно она были не соперницами, а женами одного любимого мужчины. Незаметно они перешли на ты.

–А теперь Ванечке в школе бы учиться надо, – продолжала рассказывать Оля. – Не знаю, как быть. Наверное, придется преподавателей на дом приглашать, а это опять деньги. Да, я не рассказала, как мы сначала бедствовали. Вскоре после рождения Ванюшки Союз развалился, начался бардак. Николаю на заводе зарплату стали задерживать, и он вынужден был искать другую работу, устроился охранником на рынок. Но и у охранника зарплата небольшая. Я, конечно, догадываюсь, что это из-за нас он занимается незаконной деятельностью….

– Что ты имеешь в виду?

– А ты будто не знаешь? Он мне ничего не говорит, но я-то понимаю, что простому охраннику столько платить никто не будет… Жизнью он рискует, вот что! И сам грех на душу берет… Случись с ним что, не знаю, как нам с Ванькой выживать! Но обратного хода нет… Вот и получается, что живет Коля двойной жизнью: про семью никому не говорит, чтобы нас защитить, а мне про свою работу ничего не рассказывает… Непросто все это, но зато теперь его уважают, деньги нормальные платят… А государству ни мы, ни наш ребенок не нужны. Где оно, бесплатное лечение? Если что серьезное со здоровьем, не дай Бог, денег надо немерено.

– Ну, а чего ты от меня-то хочешь? – раздраженно спросила Юля. – Чтобы я отступилась, оставила Николая тебе?

– Знаешь, я уже о себе не думаю. Для меня одна цель в жизни – Ванечку на ноги поставить, и Коле я все прощу, лишь бы он нас с сыном поддерживал. Я понимаю, что он не безгрешен, но я за него молюсь. И я понимаю, в какой среде он вращается: не может он себя ребятам противопоставлять. И я его не виню. А тебя хочу предупредить – Николай сына никогда не бросит, не такой это человек. Тебе полноценная семья нужна. Я не прошу, советую тебе оставить Николая. Ищи другого мужчину, у которого ты будешь единственной.

– Я у тебя совета не спрашивала, сама как-нибудь разберусь.

– Ну, и ладно. А мы уже пришли, проходи, – Ольга отперла дверь ключом.

– Мама, это ты? – раздался звонкий радостный голосочек.

– Да, мой дружочек, я не одна, со мной тетя Юля.

Мальчик в инвалидной коляске выкатился в прихожую. Огромные голубые глаза, остренький носик, светлые волосенки и улыбка до ушей. «Какой милый обаяшка!» – невольно отметила Юля.

– Давай знакомиться! Меня зовут тетя Юля, а тебя?

– А я Иван Николаевич! – важно представился мальчуган. – Пойдем, я покажу тебе свои игрушки!

Поиграв с Колиным ребенком, Юлька вспомнила своего Юрика. Как же можно было его оставить с бабушкой, не видеться с ним подолгу! Видно, совсем плохая она мать, если на мужика ребенка променяла! Николай осудил бы ее, наверное, если бы знал!

Конечно, Ольге тяжело, но ее поддерживает настоящий мужчина, а у Юльки такого нет. Что-то у нее сразу не заладилось. Наверное, она сама виновата, не надо было и пытаться Галино счастье разрушать, чтобы свое построить. Точно, за это и наказал ее Господь! А Ольге он помогает. И Юля решила, что не станет разрушать Олину семью, не будет повторять своих ошибок. С Николаем у нее все равно нет будущего: быть женой бандита страшно. А сына она постарается чаще навещать и при первой возможности заберет к себе!

Глава 33

Пообщавшись сначала с Лекой, потом с ее бывшим любовником-чиновником, Борис ощутил некий комплекс неполноценности: его внешний вид был хорош для поселка Петушки, но явно не подходил для беседы с городскими работниками интеллектуального труда. Рассматривая свое отражение в витринах магазинов, Борис пришел к выводу, что и растрепанные непокорные вихры, и обломанные ногти с траурной каймой, и шершавая кожа привыкших к сельскому труду рук, и поношенная милицейская форма – все подрывает его имидж.

Он зашел в парикмахерскую и попросил сделать короткую модельную стрижку. Дорогой костюм, поколебавшись, решил не приобретать, но зато купил в универмаге голубые джинсы в облипку и молодежный джемпер с прикольным рисунком, а еще – удобные кожаные ботинки. Явившись домой с покупками, он немало удивил свою мать, привыкшую к непритязательности сына. Наконец, закрывшись в ванной комнате, он принял горячий душ и обработал пемзой шершавую кожу рук, ровно обрезал и вычистил ногти.

Отправляясь на следующий день в научно-исследовательский институт Глеба, Борис решил форму не надевать, однако удостоверение прихватил. Взглянув на себя в зеркало, он удовлетворенно отметил, что теперь скорее похож не на сельского милиционера, а на корреспондента какого-нибудь уважающего себя издания.

Предъявив секретарше свое удостоверение, Борис незамедлительно был приглашен в кабинет директора.

Конечно, тот был в курсе, что по факту гибели главного инженера его института возбуждено уголовное дело. Встревоженный этим неприятным фактом, он заметно нервничал и был готов предоставить следствию любую интересующую информацию.

Охарактеризовав погибшего как ответственного и компетентного работника, директор по просьбе Бориса обратился в отдел кадров за координатами сотрудников, с которыми Глеб чаще всего общался.

Зная, что Глеб всю жизнь проработал в одном месте, Борис осторожно осведомился, случались ли у него служебные романы. Директор вспомнил, что несколько лет назад, действительно, такой роман был с собственной секретаршей директора, и даже женщина уходила в декретный отпуск. Впрочем, кто отец ребенка, директору доподлинно не известно, свечку он не держал. Женщина уже года три как уволилась, и адрес, имевшийся в карточке отдела кадров, мог быть старым.

Получив необходимую информацию, Борис стал обдумывать, с кем познакомиться в первую очередь. Решил начать с бывшей любовницы Глеба, Алевтины.

Алевтина жила на окраине города, где вдоль узеньких улиц, испещренных колдобинами, красовались ветхие двухэтажные деревянные дома, построенные еще в середине двадцатого века, так называемая «народная стройка».

Тут Борис пожалел о том, что сменил имидж. В самый раз пробираться по грязи было бы в серенькой милицейской форме и потрепанных казенных ботинках.

Поднявшись по скрипучему деревянному крыльцу, усыпанному серо-желтыми тополиными листьями, Борис попал в обшарпанный подъезд. У двери одной из квартир первого этажа лежала огромная спящая собака, помесь колли и дворняги. Борис попытался не разбудить чудовище, пробираясь мимо него на цыпочках, однако его затея не удалась. Испуганно рявкнув от неожиданного перехода от сладких снов к суровой реальности, собака вскочила и залилась отчаянным лаем. Никто из жильцов даже не выглянул. Не поддаваясь на уговоры Бориса, пес продолжал возмущаться, распаляясь все больше. Квартира Алевтины находилась на втором этаже. Борис решил двигаться вверх по деревянной лестнице, стараясь не поворачиваться к зверю спиной и приговаривая: «Хорошая собачка, хорошая!». К счастью, хозяйка оказалась дома. Она прикрикнула на пса, который тут же виновато завилял хвостом.

Борис показал удостоверение и сообщил о цели визита. Женщина пригласила его войти. Квартира была двухкомнатной, в одной из комнатушек в постели лежал старик, из кухни посмотреть на гостя выглянула пожилая женщина с изможденным лицом. Другая комната, куда прошли Борис с Алевтиной, была обставлена небогато, но чистенько. На облезлом полу – дешевый ковер. На столе негромко тарахтел включенный компьютер, лежали бумаги.

– Дочка в детском саду, а я работаю бухгалтером на дому, так удобнее, когда есть ребенок, – пояснила она.

– Вашей дочке пять лет?

– Четыре с половиной.

– Ее отец Глеб Куприянов?

– В общем, да. Но он не признал ее. А что случилось?

– Он погиб. Утонул. Ведется следствие.

Женщина помолчала, задумавшись.

– Вы предполагаете, что его убили?

– Не исключаем. У меня к Вам будет несколько вопросов. Постарайтесь ответить максимально подробно, любая мелочь может оказаться важной.

– Задавайте свои вопросы, – Алевтина придвинула Борису стул и сама села рядом.

– Расскажите о ваших отношениях, о характере Глеба, о его друзьях, об атмосфере в коллективе. Как давно вы были знакомы, почему уволились? Быть может, у Глеба были на работе конфликты с кем-то?

– Я поняла, что Вас интересует. Мое увольнение не имеет к Глебу никакого отношения. Я уволилась через два года после рождения дочери, потому что нужны были деньги, а зарплата в мелком НИИ, сами понимаете, небольшая. Окончила бухгалтерские курсы, устроилась одновременно в три фирмы, веду учет на дому. С ребенком мне мама всегда помогала, но в последнее время тяжело болеет отец, и мама не справляется.

– А что с отцом?

– Раковая опухоль, боли сильные.

– Наверное, лечение стоит дорого?

– Обезболивающие нам выписывают в поликлинике, однако приходится побегать, чтобы получить положенное.

– Глеб вам материально помогал?

– Никогда. Он вообще был против рождения ребенка и даже давал деньги на аборт, но я решила родить для себя. Я сказала ему, что мне от него ничего не надо. С тех пор мы прекратили всякие отношения, – женщина поджала губы.

– Видимо, Вы на него обижены?

– За последние годы я привыкла рассчитывать только на себя. Конечно, когда у нас закрутился роман, все было по-другому.

– А поподробнее можно?

– Началось все с того, что мы вместе поехали в командировку в Москву, – начала Алевтина, избегая смотреть в глаза Борису. Наверно, трудно сосредоточиться на прошлом под изучающим, подозрительным взглядом постороннего человека. Взгляд ее был направлен в никуда, а точнее, внутрь себя, своих воспоминаний.– Возникли какие-то проблемы с заказчиком, и директор взял с собой Глеба, чтобы улаживать спорные вопросы, а меня прикомандировали в качестве секретаря-машинистки. Остановились мы в гостинице. По вечерам, чтобы не сидеть поодиночке в номерах, отправлялись гулять по городу. Тут Глеб за мной и приударил. Я тогда уже была разведена, детей в браке не нажила. Конечно, он интересный мужчина и по-своему обаятелен, когда хочет понравиться. Все там и случилось, в командировке, но мы и потом встречались. Только Глеб всегда старался так себя вести, чтобы в коллективе никто ни о чем не догадался. На работе – никаких особых знаков внимания, чисто деловые отношения. Для него вообще всегда было важно общественное мнение о нем. У него все должно быть не хуже других, а то и лучше. Он всегда четко разделял все поступки на правильные и неправильные. Гулять от жены он считал нормальным, а вот рожать ребенка вне семьи – это уже недопустимо. Когда я сказала ему, что беременна, он совсем не обрадовался. Хотел, чтобы я не рожала, боялся огласки. Думаете, я не переживала? Но я решила, что не буду убивать своего ребенка, тем более что мне тогда уже почти тридцать лет было. Конечно, после этого он значительно упал в моих глазах.

– И больше никогда Вы не просили у него денег для ребенка?

– Как бы ни было трудно, я не могла унизиться до того, чтобы просить, – гордо ответила Алевтина. – С дочкой мне помогали родители: мама на пенсию вышла, а отец работал. Но когда со здоровьем плохо стало, ему пришлось уволиться: такие работники никому не нужны. Я из декретного отпуска на работу рано вышла, потому что денег не хватало. Но и в институте зарплата была очень маленькой, особенно у тех, кто из накладных расходов ее получал.

– Что Вы имеете в виду?

– Ну, смотрите. Работы по заказам выполняют специалисты, а управленцы, экономисты, бухгалтерия, и я, секретарь, у них как бы на иждивении. Учет выполняемых работ ведется позаказным методом, – она взяла в руки остро заточенный карандаш и начала рисовать какую-то схему на чистом листе бумаги. – Структура цены каждого заказа, упрощенно говоря, складывается из расходов по заработной плате, зарплатных налогов, стоимости материалов, услуг соисполнителей. Получается так, что НИОКР (научно-исследовательскую или опытно-конструкторскую работу) выполняет на нашем оборудовании, к примеру, сотрудник Иванов, а зарплату получает из перечисленных денег весь коллектив, что с его точки зрения несправедливо. Если же намеренно исказить структуру цены, занизив зарплату и налоги с нее, то большую часть денег можно направить фиктивному соисполнителю. На институтском оборудовании работает наш кандидат наук Иванов, а деньги в оплату проходят через якобы соисполнителя, а на самом деле обналичивающую фирму, и за минусом небольшого вознаграждения возвращаются наличкой организаторам. Естественно, без ведома руководства это провернуть невозможно, значит, наличную сумму делят между собой исполнитель Иванов и начальство. Прочий коллектив вынужден сидеть на мизерных деньгах, что, естественно, обидно.

– Такие схемы применялись в вашем институте?

– Применялись, конечно. Конкретного ничего не могу сказать, но по обрывкам разговоров могла догадаться.

– Глеб Куприянов тоже в этом участвовал?

– Несомненно. Как я понимаю, обналичка шла через какого-то его родственника или хорошего знакомого.

– И что, никто не возмущался?

– Разговоры в курилках были, но кто будет связываться? Мало денег – не работай, уходи. Теперь такой подход. Хорошему специалисту место свое потерять – это трагедия: сейчас интересную работу найти сложно. А если не работать по специальности, то через несколько лет квалификация безвозвратно потеряна. На рынке торговать не все готовы. Директор, хоть и не собственник, но полный хозяин над работниками, захочет уволить – уволит. Против него идти – все равно что против ветра плевать. И потом, чтобы доказать, надо знать финансовые потоки. Одновременно выполняется несколько работ, к примеру, под названиями «Поверка», «Тигр», «Елочка». Предположим, в обнальные фирмы уходит 60 процентов денег за «Поверку», 70 процентов денег за «Тигра», 55 процентов – за «Елочку». Но ведь оставшаяся-то часть и официально выполняется в нашем институте. Привлекаются лаборанты, машинистки, экономисты, бухгалтера, словом, все обслуживающие подразделения. Понять, какую именно часть работы ты выполняешь – легальную или нелегальную, невозможно. Так что или смирись, или уходи. Я предпочла уйти.

– А кто конкретно был недоволен такой системой, можете сказать?

– Да все были недовольны, кто в этом не участвовал. От коллектива свой уровень жизни не скроешь, а он у начальства был несравненно выше, чем у прочих. Вот и Глеб, говорят, иномарку приобрел не так давно.

– Откуда вы знаете?

– Ну, знакомые-то в институте остались.

– Вы позволите? – Борис потянулся к листочку, на котором Алевтина нарисовала схему, – иначе я не запомню. Ну, что же, пожалуй, у меня больше нет вопросов.

– Может быть, чаю? – спохватилась Алевтина.

– Нет, спасибо. А коли до выхода из подъезда проводите, буду благодарен. Больно уж у вас охранник грозный.

Глава 34

Вернувшись домой, Борис решил заглянуть вечерком в коттедж Галиных родственников. Зная, что оба супруга на работе допоздна, он сначала позвонил Олегу.

− Привет!

− А, Боря, привет, друг! Как раз собирался тебе звонить, записывай! − и он продиктовал названия и адреса фирм, принадлежащих Михаилу.

− Буду должен! На рыбалку приедешь?

− А как же, обязательно, созвонимся!

Борис дождался, пока загорится свет во всех окнах первого этажа, и только тогда, а было это часов в девять вечера, нажал на кнопку звонка входной двери.

− Добрый вечер! Прошу извинить за поздний визит, − сказал он Ангелине, открывшей дверь незваному гостю. − Михаил дома?

− Будет минут через двадцать. Проходите пока в зал.

Смущенно разглядывая себя в большое зеркало, Борис снял ботинки в просторной прихожей, пол которой был выложен керамической плиткой, прошел по ковровой дорожке в гостиную.

Комната явно предназначалась не для таких скромных посетителей, как Борис, и он сразу почувствовал себя в ней неуютно. Массивный камин из белого камня, огромный угловой диван, мягкие кресла, журнальный столик из стекла, старинные часы с маятником, подсвечники на камине, плазменный телевизор в пол-стены, паркетный пол, блестящий, словно его только что натерли, дорогой ковер посредине. Поискав глазами стул, Борис не нашел его и сел в кресло, в котором сразу утонул. Из такого положения задавать неприятные вопросы хозяевам было неудобно.

− Видимо, Вы по поводу гибели Глеба? − спросила Ангелина. − Нас уже допрашивали. Я ничего не знаю, весь день была на работе. А мамины подробные показания занесены в протокол.

− Я пришел не для того, чтобы повторно допрашивать вас. Следствие топчется на месте, и сейчас для нас важна любая мелочь, которая может дать ключ к разгадке. Мне хотелось бы, чтобы Вы просто рассказали о Глебе. Какой он был, имел ли конфликты с кем-то?

− Если Вы намекаете на мою сестру, то я Вас уверяю, что Галя абсолютно не способна на убийство. И потом, она очень любила мужа.

− Но Вы ведь не будете отрицать, что они собирались разводиться и он открыто жил с молодой любовницей?

− Конечно. Я всегда говорила Галине, какой это человек. Я бы с ним жить не стала.

− А что так?

− Да Галя, она ведь с кем угодно уживется! Терпеливая, уступчивая, готовая заботиться о других, не думая о себе. Идеальная жена для такого замшелого себялюбца, как Глеб.

− А конкретнее, что Вам не нравилось в их отношениях?

− Ну, во-первых, он требовал, чтобы она была рядом всегда, когда бы ему ни понадобилась. Например, как-то раз летом, когда у нее, как учительницы, отпуск был, и она здесь, в Петушках, жила, а Глеб с работы приезжал ночевать на дачу, она к нам заглянула на день рождения Стасика и засиделась подольше. А тут как раз Глеб с работы вернулся, а жены дома нет. Все, это для него из ряда вон выходящий случай! Как же, Галя должна его на пороге дома встречать, тапочки в зубах подавать! Звонит ей по телефону и кричит: «Можешь уже домой и не возвращаться!»

− Он, наверное, просто пошутил!

− А в каждой шутке есть доля истины! Мой Миша так шутить не стал бы. Галя сразу заторопилась, вид такой виноватый, и побежала к своему спиногрызу, как шестерка.

− Что-то еще?

− Во-вторых, я думаю, он ей изменял всю жизнь, то есть я хочу сказать, не только с этой, новой, но и раньше.

− Почему Вы так думаете?

− Так мне кажется, − уклончиво ответила Геля. − Может, и дети на стороне есть. Что уж теперь ворошить старое!

− Надо же, как в воду баба смотрит, − про себя отметил Борис, вспомнив Алевтину.

− Я даже знаю одного молодого человека, как две капли воды похожего на Глеба.

− И кто он?

− Сын одной женщины из нашей деревни. Это давняя история. Когда Глеб с Галочкой к свадьбе готовились, похоже, что он изменил ей. Хотя, может, я и ошибаюсь.

− А женщину эту как звали?

− Юля Сорокина.

− И это все Ваши претензии к Глебу?

− Нет, конечно, всех мелочей не перескажешь. Вот и квартиру приватизировал только на себя. Вы, конечно, в курсе? Я бы этого не потерпела!

− Не любили Вы его!

− А за что мне его любить? Я всегда опасаюсь скрытных людей. Кто знает, чего от них ожидать? Замкнутый он был и осторожный. Всегда как чужой с нами держался, а ведь больше двадцати лет с Галей прожил!

− А какие отношения были у него с дочерью?

− Он не играл с ней никогда, не баловал подарками. Однако как наказывать за что-нибудь − он тут как тут. Требовательный очень. К другим. К жене, к дочери. Чтобы не встречалась с парнями. С подружками погулять подольше вечером, и то нельзя. Боялись они его обе, хотя никогда он руки на них не поднимал. Но отношением своим так накажет, что иной раз уж лучше бы ударил!

− Может, так и надо с молодыми девицами? В строгости их держать, чтоб скромными росли. А то ведь время-то сейчас вон какое сложное!

− Да что вы, мужики, понимаете? Женщинам ласка нужна, поддержка. А если она отца-матери боится, то не расскажет им о своих проблемах, а будет решать сама, неопытная-то девица. Как бы хуже не вышло!

− А как воспитана Ваша племянница? Все ли у нее в порядке?

− Аленка хорошая девочка, но мы редко видимся. Она на дачу-то практически не ездит, а мы все время здесь.

− Ну, а как они обе переживали предстоящий развод?

− Тяжело переживали, конечно. Аленка вообще сказала, что нет теперь у нее отца. Особенно когда узнала, что он квартиру разменивать хочет. Что Вы на меня так смотрите? Да Вы что!? Аленка убить никак не могла! Да она ребенок еще!

− А у Аленки есть молодой человек?

− Да Вы лучше у Гали спросите. Я тут наболтала лишнего. Племянницу свою под подозрение поставила, дура. Теперь молчать буду, как рыба, − Геля сердито поднялась и вышла на кухню. В этот момент на улице послышался шум подъезжающей машины: это приехал Михаил.

Через минуту мужчины уже пожимали друг другу руки. Хозяин пригласил Бориса пройти к нему в кабинет, предупредив Гелю, что ужинать будет позже и чтобы им никто не мешал.

Глава 35

В кабинете Михаила было тихо. Он нажал выключатель, и с потолка из множества спотов заструился мягкий, рассеянный свет, равномерно освещая все вокруг. Взмахнул пультом, и чуть слышно загудел кондиционер, стало легче дышать.

К массивному письменному столу, покрытому зеленым сукном, придвинуты удобные кожаные вращающиеся кресла. Мужчины сели и закурили.

− Как ты, наверное, понял, я насчет Глеба.

− Ну, да. Что конкретно интересует?

− У меня есть данные, что у вас были общие дела.

− Откуда данные?

− Из верных источников.

− Понятно. Ну и что?

− Можешь рассказать поподробнее?

− Тебе зачем?

− Слушай, я не из налоговой. Ты же понимаешь, мужика убили. Ты его знал. Тебя что, повесткой вызывать?

− Разговор без протокола?

− Само собой.

− Ну, ладно. Никакого криминала. Обычные дела. Обналичка по мелочи. Все равно я ни при чем. Обнал шел не через меня, а через третьи фирмы. Мне бояться нечего.

− Да никто на тебя и не катит. Мне надо разобраться, у кого были мотивы его убить. Понимаешь, в доме ничего не пропало. Должен же быть хоть какой-то мотив для убийства!

− Не пропало? А деньги при нем были?

− Нет. Вообще-то человек, когда купаться идет, деньги с собой не берет, так ведь?

− Тогда дома должны быть деньги, восемьсот тысяч деревянных. Во сколько он на реку пошел? Часов в десять вечера? А в половине десятого я ему эту сумму передал. Здесь, в Петушках передал, я как раз домой возвращался, а он меня метров за сто от моего дома ждал. Я не хотел, чтоб нас жена или теща видели, все же они за Галю переживают, злятся на него, короче.

− Очень интересно! А деньги как были упакованы?

− Да просто пачка пятитысячных купюр, я ее еще в пластиковую коробочку такую засунул, из-под конфет. На работе у меня валялась.

− Кто-нибудь знал, что ты будешь передавать ему деньги?

− Лично я никому об этом не говорил. Обычно все происходило у нас дома, когда Глеб заруливал к нам под каким-нибудь предлогом.

− Значит, работали без курьера?

− Лишнего человека впутывать? Дополнительные расходы. Да и зачем нужен курьер, если Глеб всегда был на колесах? А в этот раз, поскольку машина в ремонте, он бы взял такси, видимо.

− Как часто ты передавал ему деньги и какими суммами?

− Примерно раз в квартал, при закрытии этапа. Да суммы не очень большие, примерно того же порядка, что и тогда. Кстати, этот раз внеочередным был.

− Как это?

− Ну, предпоследний раз институт на мой «Ковчег» деньги перечислил в конце июня, значит, в следующий раз должен был перечислить в конце сентября. Глеб там уломал начальство как-то: ему с Галкой разъехаться надо было срочно. Деньги прислали как бы авансом, до сдачи работ. Ну, мне-то по барабану.

− Он что, все деньги хотел себе взять?

− Думаю, начальству отдал бы, а кто чином помладше – тот бы подождал до конца сентября. А за полтора-то месяца и перезанять можно было, и кредит оформить в крайнем случае.

− Непоняток между вами никаких не было? Может, он шантажировал тебя чем-то?

− Да ты что? Меня подозреваешь? Спроси жену, я, как и сегодня, в половине десятого уже дома был, и теща подтвердит. Надо мне еще мараться из-за копеек! Ты мои обороты знаешь? Не знаешь? Ну, и помалкивай. Это для меня не деньги. А к Глебу у меня ничего личного. Так, помогал ему дела делать, все же родственник. Родная жена за сестру просила. Жалко ей было, что бедно они живут. Ну, я его и научил уму-разуму, как маленько подняться. Он мне всегда завидовал, я чувствовал это! Думаешь, приятно, когда на тебя все как на врага смотрят? У меня есть, а у них нет. А кто виноват, если они лохами родились? А шантажировать меня у него кишка тонка!

− Ну, а кроме Глеба, в курсе ваших дел был еще кто-то?

− С этим институтом я все дела только через Глеба делал. Береженого Бог бережет. А уж с кем там он делился и как, я не знаю. Ему не так много от этих сумм и доставалось, наверное. Над ним там есть начальник, да и с исполнителями делиться надо.

− Ну, что же, спасибо за помощь, − поднялся Борис.

− Да ладно, почему не помочь хорошему человеку? − Михаил вышел в прихожую вслед за участковым. − Гель, скажи, я девятнадцатого августа когда домой вернулся?

− Да как всегда, в половине десятого вечером. Я хорошо помню: мы в тот день пораньше спать легли, потому что на двадцатое у нас в девять утра встреча важная была назначена в офисе.

− Давай, пока, обращайся, если надо! − Михаил покровительственно похлопал Бориса по плечу. В конце концов, Борис в Петушках представитель закона. Не надо с ним ссориться.

«Ну, наконец-то мотив появился, это уже легче! Все-таки ограбление! − думал Борис, возвращаясь домой в приподнятом настроении, − завтра надо будет сообщить Сереге Лобнову, чтобы ни в коем случае дело не закрывал».

Глава 36

Юле все-таки удалось навестить сына и мать в ближайший выходной. Юрик заметно подрос, знал уже много слов и даже запомнил несколько коротеньких стишков. Он любил играть в песочнице прямо у крыльца. Каждый раз Юля привозила ему в подарок новую машинку: к транспортным средствам ребенок был явно неравнодушен. Бабушка жила с внуком дружно, мальчик не болел, и успокоенная Юля вернулась в город.

Вернувшемуся из командировки Николаю она заявила, что не хочет больше продолжать с ним отношения.

–Что опять не так? – удивился мужчина.

–Я знаю, чем ты занимаешься. Прости, я не хочу быть с тобой рядом.

Николай изменился в лице. «Твое право», – только и сказал он.

Потянулись долгие тоскливые дни, похожие один на другой. Юлька подружилась с продавщицами из соседних торговых точек. Иногда они забегали к ней в гости, выпивали понемногу: все были одиноки. Грузчики с рынка приставали к девчонкам, рады были потискать их, но Юльке такие кавалеры были не нужны.

Как-то раз в павильон вошли покупатели – молодая пара. Женщина была беременна. В ее высоком светловолосом спутнике Юлька с замиранием сердца узнала Артема. Он тоже признал девушку, но вида не подал. На его тонких длинных пальцах Юля заметила обручальное кольцо.

Молодая женщина выбирала для супруга кожаную куртку. Юлька вынуждена была предлагать то один, то другой вариант. Сердце ее дрожало от ревности.

Она всматривалась в лицо женщины. Чем она лучше ее? Худенькая, темноглазая, темноволосая, с чуть припухшими губами. Ничего особенного.

– Нет, девушка, эта куртка нам не подходит: она коротка. Покажите вон ту.

Юля машинально выполняла приказания жены Артема.

Артем, примеряя куртку, посмотрел в зеркало и встретил в нем Юлин взгляд. Они украдкой поглядывали друг на друга и понимали, что не в силах вернуть прошлое, как бы ни было больно.

– По-моему, хорошо, – щебетала довольная женщина. – Артем, тебе нравится?

– Неплохо.

– Девушка, а Вы как считаете? – обратилась она к Юле.

– Замечательно, – ответила она как во сне.

– Тогда мы берем! Упакуйте, пожалуйста! А скидочку можно сделать?

– Никаких скидок делать нам хозяин не разрешает! Товар очень хорошего качества! – неожиданно резко произнесла продавщица.

– Надо же, какая грубая, – уходя, недовольно ворчала жена Артема. На выходе он замешкался и, обернувшись, подарил Юле прощальный взгляд.

В эту ночь Юлия совсем не спала. Беспокойно ворочаясь с боку на бок, вспоминала роман с Артемом. Наверное, она все-таки любила его, только не понимала этого тогда. И он не спился, прилично выглядит, и у него все хорошо. А у нее?

Прошло несколько месяцев, наступила зима. Юля взяла путевку в загородный пансионат на три дня. Поездка стоила недешево, но она решила рискнуть: а вдруг именно там встретится ей мужчина ее мечты?

Выехала на автобусе рано утром и к половине одиннадцатого была уже на месте. Дом отдыха находился возле леса. Главное его здание из красного кирпича строилось еще в советские годы. Поодаль стояли три двухэтажных современных постройки. Одна из них была отведена под клуб, где вечерами устраивались дискотеки, в другой располагались столовая и зал для игры в теннис, в третьей находились бассейн, сауна и бар с бильярдом. По краям территорию пансионата обрамляли новенькие бревенчатые домики для администрации и VIP-клиентов.

Юле дали ключ от двухместного номера, однако она на время отдыха стала его единственной обитательницей. В номере имелся санузел, холодильник, телевизор и ненужная в зимнее время лоджия. Односпальная кровать была мягкая и пружинистая. Разобрав вещи, девушка поспешила получить спортивный инвентарь – лыжи, палки и ботинки. До обеда оставалось два часа, и она решила, что успеет пробежаться на лыжах.

Еще вчера была оттепель, а сегодня в ночь подморозило, и лыжня была скользкой. Покрытый ледяной корочкой наст блестел на солнце разноцветными искрами. Юля выскользнула за территорию дома отдыха и легко побежала по лыжне, ведущей к лесу. В детстве она любила ходить на лыжах, и теперь с удовольствием чувствовала, как работают все мышцы отвыкшего от физической нагрузки тела.

Стройные высокие ели, укутанные пушистым снегом, стремили свои стволы к солнцу по обеим сторонам от лыжни; кругом была тишина. Казалось, никого, кроме Юли, больше нет в этом лесу. Однако вскоре впереди одиноко замаячила долговязая мужская фигура. Видно, дядька впервые стал на лыжи: он не скользил, а неловко переступал ими. Юля быстро поравнялась с ним и хотела уже обогнать, но мужчина, почувствовав кого-то рядом, оглянулся, заторопился, лыжи заскользили вперед, и он рухнул всем телом прямо к ногам девушки.

–Вы ушиблись? Встать можете? – Юля протянула упавшему руку, помогая подняться.

–Извините, я впервые на лыжах, – сконфуженно пробормотал мужчина.

–Сегодня очень скользко, не лучшее время для первых попыток.

– Что делать, другой возможности у меня не будет.

– Хотите, научу Вас правильно двигаться?– предложила девушка.

Мужчина радостно закивал.

– Тогда будем знакомы. Меня зовут Юлия.

– Дядя Степа, – протянул ей руку новый знакомый. Видно, он принял ее за совсем юную девочку.

– Милиционер? – не удержалась от того, чтобы съязвить, Юля.

– Бизнесмен, – ответил он серьезно.

Степан оказался способным новичком, и уже через час он двигался увереннее. Пора было возвращаться: приближалось время обеда. Проходя мимо своей машины, новенькой серебристой Тойоты, Степан заботливо заглянул внутрь, все ли с ней в порядке. Юля про себя отметила, что мужчина заслуживает ее внимания.

Степан приехал отдыхать один и теперь спешил приобщиться ко всем возможным развлечениям. Их было много, на любой вкус – плавательный бассейн, лыжи и снегокаты, настольный теннис, библиотека, бильярд, тир, караоке и дискотека вечером. После обеда Юля и Степан договорились поиграть в теннис.

Одиноких отдыхающих в пансионате было немного: в столовой за отдельными столиками раполагались либо семейные пары с детьми, либо компании шумных друзей, весело проводящих время.

Немногочисленных одиночек, видимо, собрали за одним столом – Степан и Юля оказались рядом. Кроме них, за тем же столом сидела пожилая женщина с внуком-подростком.

Мальчик Федя оказался очень общительным. Он с юмором рассказывал сотрапезникам про учителей и одноклассников, с интересом поглядывая на Юлю, которая казалась ему почти ровесницей: в этом возрасте подростки часто заглядываются на старших. Юля весело смеялась над его шутками, и добросердечная Федина бабушка тоже охотно поддерживала разговор.

Юля исподтишка разглядывала Степана. На вид ему не было еще сорока лет. Высокий, с залысинами, курносым носом и небольшими серыми глазками, гладко выбритый и дорого одетый. Он был не слишком разговорчив и общую беседу не поддерживал.

Пообедав, они вдвоем спустились на первый этаж к теннисным столам, расположенным в вестибюле, и начали игру. Со слов Степана, родом он был с Украины, но в России имел прибыльный бизнес, и вот впервые за несколько лет вырвался отдохнуть. Он был рад встрече с очаровательной девушкой, которую поначалу принял за школьницу. Когда-то, лет десять назад, еще на родине, он женился, но семейной жизни не получилось, и теперь он одинокий волк, привыкший сам себе стирать и готовить.

– А можно спросить, почему вы развелись с женой? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Стандартная причина – не сошлись характерами. Если серьезно, то она не выдержала общения с моей матерью. Девчонку родители баловали, она и не привыкла угождать, капризная была, своенравная, гордая. А в чужой семье свои порядки, терпение надо иметь.

– Вы вместе с родителями жили?

– Да, квартирный вопрос не одну семью разрушил.

– А разве нельзя было снимать жилье?

– Я тогда студентом был, и она училась. Чтобы нас поддержать, с каждой стороны родители договорились деньгами помогать. А раз помогали, то и считали себя вправе вмешиваться в нашу жизнь, обижаться за свое дитятко. В конце концов, все переругались, и жить вместе стало невозможно.

– Я это понимаю, я ведь тоже замужем была. Свекровь меня сразу возненавидела. Мы и жили-то отдельно от нее, но она считала, что сын и квартира – это ее собственность, а чужачка пришла на все готовое. Она ведь не для меня сына растила. Уж если и терпеть ей кого-то, то лишь ту, которая лично ей понравится.

– Современные девушки не готовы стелиться перед свекровями.

– Пожалуй. Ну, а уж мужчины не то, что угождать теще, они вон сколько анекдотов про тещ придумали. Не от любви к ним, согласны? А где анекдоты про свекровь?

– Да, действительно, не припомню.

– Теща ради счастья дочери смолчит, а свекровь почти всегда считает, что невестка ее сына недостойна, и вмешивается чаще.

– Юля, а можно спросить, Вы сейчас одна или нет?

– Если Вы имеете в виду мужчину, то у меня никого нет. Но я не одна, у меня есть маленький сын, Юрик. Он пока с бабушкой в деревне живет. Там воздух свежий и молоко. Я очень скучаю по нему.

– А сколько лет сыну?

– Три с половиной.

– Вы знаете, раньше мне не нужна была семья, я привык жить свободно, решать все самостоятельно. Однако теперь я чувствую, что хотел бы уже стать отцом. Наверное, возраст сказывается. Практически полжизни уже прожито. Для кого, зачем?

– А Ваши родители живы?

– Да, они давно на пенсии. Там, в Харькове, брат мой с семьей, он за ними и присматривает. Правда, живет он отдельно от родителей, у жены.

В теннис и бильярд Степан играл отлично, и тут уж Юле пришлось у него учиться. День пролетел незаметно, и после ужина молодые люди отправились в бассейн. Юлька чувствовала, что не зря приехала в этот дом отдыха: Степан явно был к ней неравнодушен, и все глубже заглатывал наживку. В бассейне стройная Юля окончательно вскружила ему голову.

Поздним вечером уставшая девушка все же отправилась с новым знакомым на шумную дискотеку, где они долго танцевали, обнявшись, а потом гуляли по территории дома отдыха, освещенной разноцветными новогодними гирляндами. Вдоль расчищенных дорожек возвышались мягкие сугробы, в которых утопали высокие пушистые ели. В ночной тиши слышен был только скрип снега под их шагами. Все вокруг было волшебно-красивым и запоминающимся, как в детстве. Крупными хлопьями медленно падал снег, и спать совсем не хотелось.

Глава 37

У Бориса накопилась куча дел, ведь занимался расследованием убийства он по своей инициативе, и от основных служебных обязанностей его никто не освобождал. Мать обеспокоенно спрашивала, куда это он все уезжает, что за дела у него в городе? Может, обожаемый сыночка влюбился? Вон как похорошел в последние дни! Сколько можно ему с пенсионеркой-матерью жить вдвоем? Ведь парень-то еще хоть куда, жених завидный. Не завелась ли у него городская зазноба? Хотелось бы уже старой матери и внучков понянчить.

Пожалуй, она была права. Борис и сам в себе не до конца разобрался, а только неспроста он менял свой внешний вид. Против его воли мысли время от времени возвращались к Леке, и сердце грела мысль о том, что он еще с ней встретится, и предлог для этой встречи найдется.

Пока Борис занимался своей работой, подспудно в его голове прокручивались возможные версии убийства. Если мотивом является ограбление, то преступник должен был точно знать о дате передачи денег. Однако не исключено, что для убийства были личные мотивы, такие как ревность, страх разоблачения, месть, а ограбление совершено попутно. Например, кто-то следил за Глебом и случайно увидел, как он получает деньги от Михаила. Возможно, неизвестный намеревался проникнуть в дом ночью, но неожиданно для него Глеб вышел из дома и отправился к реке. Незаметно приблизившись к раздевающемуся, неизвестный ударил его камнем, а потом, когда Глеб потерял сознание и не мог сопротивляться, утопил.

Денег при Глебе не оказалось, значит, он оставил их дома. Преступник нашел в брошенной одежде ключ, вернулся к дому, забрал деньги и ушел, аккуратно заперев дверь. Поэтому на замке и не было следов взлома. А, может быть, Глеб не брал с собой ключа на реку, а спрятал его где-то на крыльце, и неизвестный заметил, где именно? Да нет, ерунда, зачем ему тогда идти за Глебом и убивать его?

Но почему не было найдено чужих отпечатков пальцев на замке, а только отпечатки Глеба и Леки? Значит, грабитель не вытирал замок, чтобы уничтожить свои отпечатки. Получается, что он был в перчатках? Откуда у него перчатки в такую жару? Вероятно, это не был случайный человек. Он заранее взял с собой перчатки! Но ведь он не мог знать, что Глеб получит деньги от Михаила? Или все-таки знал? А может, он и не перчатками пользовался, а носовым платком, например?

Кто мог знать про деньги? С Лекой Глеб поссорился, с Галей тоже были натянутые отношения, да и не стал бы Глеб про такие дела женщинам рассказывать. Алевтина? А что? Ей деньги нужны. Про схему она догадывалась.

Нет, надо искать мужчину. Может, и плохой из Бориса психолог, но из этих женщин ни одна не способна на убийство. Надо будет побеседовать с дочкой Глеба и проверить ее мужчину, если он есть. И еще письмо! Оно-то здесь причем?

После работы Борис решил съездить в город, пообщаться хотя бы с одним из списка сотрудников Глеба. Кого же выбрать? А, вот Леонид Шабалин. В институте работает давно, как и Глеб. Директор говорил, что они вроде как друзья. Еще Валерий Лисин, бывший сокурсник Глеба, тоже давно работает.

Леонида дома не оказалось, и Борис договорился о встрече с Лисиным. Тот не захотел приглашать чужого человека домой, и они встретились на улице, благо вечер был тихий и теплый.

Валерию Лисину недавно перевалило за пятьдесят. Это был невысокий, поджарый мужчина, узкое лицо которого с вытянутым вперед тонким носом напоминало чем-то лисью мордочку. Рыжий цвет волос усиливал сходство. Говорил он тихим голосом, и, вообще, производил впечатление робкого, забитого человека.

Оказалось, что он когда-то учился на одном курсе с Глебом, и на работу в НИИ попал по распределению, как и Глеб. Однако друзьями они почему-то не стали. «Глеб был слишком заносчив, а я этого не люблю», − скупо пояснил Валерий.

Борис осторожно расспросил его про отношения в коллективе, про заработки, и не было ли каких разговоров о том, что часть сотрудников имеет не совсем легальные доходы. Тот нехотя признался, что слухи о леваке начальства периодически обсуждались, и даже назывались фамилии тех, кто из исполнителей выполнял эти работы. Кстати, с одним из них, Толиком Кузьминым, у Глеба был конфликт, прямо на глазах у людей, в коридоре института.

− А из-за чего конфликт-то? − поинтересовался Борис.

− Они сначала просто тихо разговаривали, никто не слышал, а потом сцепились, так что разнимать пришлось. Думаю, из-за левых доходов. Исполнитель ведь всю работу тянет, а начальники забирают большую часть этих денег практически только за организацию схемы, иной заслуги у них нет. Просто так, без особых усилий с их стороны, им капает, и капает тем больше, чем выше должность. А у Толика в семье горе: с дочкой несчастье случилось. Лифт в подъезде оборвался, и девчонка молодая, девятнадцати лет, покалечилась. Травма позвоночника, перелом бедра, сотрясение мозга − в общем, на лечение мы средства собирали, кто сколько может. Да при таких зарплатах сколько мы можем? Год прошел, а она все еще парализована. Уже дома, не в больнице лежит. Можно операцию сделать за рубежом, но такую сумму ему не заработать, хоть лопни! Толик весь год вечерами оставался, работал, как вол, почернел весь, высох, а нужную сумму все равно не собрал. Думаю, просил он больший процент, да, видно, без толку, вот и не сдержался. Нервы сдали.

− Мне бы надо с этим Толиком поговорить. Вы знаете, где он живет?

− Да отсюда пешком можно дойти.

Борис вынул ручку и бумагу, подал Валерию.

− Запишите мне адрес, − схитрил он.

− Только Вы уж ему не говорите, что это я рассказал про него. Вы не думайте, он мужик хороший, честный. Не мог он убить, даже из-за дочери. Он сейчас с городской администрацией судится и с управляющей компанией, это они виноваты, что лифты не заменяли. По совести, они и должны оплатить лечение. Может, и добьется чего, да не скоро, затягивать такие процессы на годы у нас умеют.

Вскоре Борис уже был возле девятиэтажного панельного дома, где жил Толик Кузьмин со своей семьей.

Из полуразвалившихся ступенек крыльца торчит арматура. Рядом с подъездом − полуоткрытая дверь, ведущая к мусоропроводу. Посветив туда фонариком, Борис увидел на полу вонючую гору неубранного мусора и пару крыс, неохотно шарахнувшихся в угол при появлении человека.

На установленной вскладчину жителями железной двери с кодовым замком Борис набрал стандартную цифру тридцать восемь и беспрепятственно вошел в темный подъезд.

Хорошо, что у него всегда с собой фонарик − привычка деревенского участкового. А, тут еще одна дверь! После нее подъезд все же оказался освещенным. В слабом мерцании двадцатипятиваттной лампочки виден толстый слой серой от пыли побелки и ободранные зеленые стены подъезда.

На лифте-убийце Борис ехать не рискнул, приняв решение подняться пешком. Возле почтовых ящиков валяется рекламная макулатура, брошенная раздраженными жителями прямо на пол. Между этажами встречается выброшенная несознательными гражданами старая мебель, доски. О, а вот и бомж расположился на стареньком диване, обеспокоенно подняв распухшее лицо на проходящего. Пахнет мочой ─ видимо, вместо туалета он использует мусоропровод.

Вот, наконец, и седьмой этаж. На звонок из-за двери женский голос спросил: «Кто там?»

− Я из милиции. Мне нужен Анатолий Игнатьевич Кузьмин.

После минутного замешательства дверь все же открыли. На пороге стоял худой мужчина лет сорока пяти в старенькой рубашке и трениках. Борис предъявил удостоверение. Втиснувшись в небольшую прихожую, увешанную верхней одеждой и заставленную обувью, Борис огляделся. Квартира была однокомнатной. Обои советских времен. Зеркало на стене. Мужчина смущенно прикрыл дверь в комнату и пояснил: «Там дочка болеет. Проходите на кухню».

На кухне жена суетливо протирала обеденный стол. В мойке − немытая посуда.

− Мы только что закончили ужинать. Может, и вас покормить?

− Нет, спасибо.

− Тогда чаю.

− От чаю не откажусь.

Женщина налила чай в бокалы, поставила на стол вазочку с конфетами «Ромашка» и ушла в комнату.

Мужчины сели за стол.

− Я, собственно, к Вам по поводу смерти Глеба Куприянова, − начал Борис.

− Почему именно ко мне?

− Как стало известно в ходе следствия, у вас с ним были общие дела.

− Что Вы имеете в виду?

− Исследовательские и опытно-конструкторские работы, за которые вы получали наличные деньги.

− Я не мог отказаться от дополнительных денег. − Мрачно произнес Анатолий. −У меня дочь очень больна. Ей операция нужна.

− Но денег все равно не хватало?

− Такую сумму честным трудом не заработать!

− И поэтому Вы решились на убийство?

− Да Вы что! Считаете, я способен убить человека? − растерялся хозяин.

− Я ничего не считаю. Я сопоставляю факты. Множество людей видело, как Вы о чем-то спорили с Глебом Куприяновым, а потом бросились на него с кулаками.

− Я случайно услышал обрывок разговора, и понял так, что Глеб уломал директора перечислить деньги авансом. И я попросил его увеличить мой процент.

− И что он Вам ответил?

− Сказал, что я неправ, что деньги, как обычно, будут в сентябре. А насчет процента ответил, что от него ничего не зависит и большую часть денег получают те, кто подписывает документы, а они тоже увеличили свой процент, и спорить с ними он не будет. И если он увеличит еще и мой процент, ему самому ничего не останется. Но если бы не мои знания, не мой опыт, не мой талант, наконец, за их поганые подписи никто бы не дал и ломаного гроша!

− Мне понятна Ваша обида.

− Еще бы! Они всего лишь управленцы, а ведут себя так, словно им принадлежит дорогое оборудование, полученное институтом еще в советское время. Тогда на науку государство денег не жалело, и на медицину тоже. Сложные операции выполнялись бесплатно. А сейчас кто не вор, тот не может оплачивать лечение своих близких!

− Так за что Вы набросились на Глеба с кулаками?

− У меня возникло такое ощущение, что они там за моей спиной делят деньги, как хотят, а мне просто кидают, сколько не жалко. Это непорядочно, и я не смог сдержаться. Никто не хочет понять мою ситуацию! Я пробовал даже просить кредит у своего института, но директор сказал, что я еще не расплатился по предыдущему, − Анатолий говорил с болью и обидой, было заметно, как он разнервничался.

− И Вы подумали, что единственный выход − отобрать деньги у Глеба силой?

− Нет!

− Вы решили проследить за ним. Девятнадцатого августа после работы он отправился домой общественным транспортом, потому что его машина находилась в ремонте, а Вы незаметно двинулись за ним…

− Да нет же! Все было совсем не так! − горячо возразил Анатолий. −Мне незачем было убивать Глеба! Один мой друг полтора месяца назад одолжил мне свой компьютер, и я каждый вечер теперь сижу в Интернете, пытаясь собрать необходимую сумму. Я рассказал людям историю моей дочери, поместил ее фотографии, попросил помочь, кто чем может. Откликнулись многие, принявшие близко к сердцу нашу ситуацию. Я открыл специальный счет для пожертвований неравнодушных. Сейчас необходимая сумма почти уже собрана. Девятнадцатого августа после работы я сразу отправился домой и весь вечер просидел в Интернете на форуме сайта «Милосердие». Это можно проверить.

− Запишите мне адрес сайта, пожалуйста, − Борис протянул Анатолию ручку и бумагу. Получив желанный образец почерка, он продолжил: − За компьютером могли сидеть Ваша жена или друг…

− Так спросите их, они вам скажут! Пойдемте, у меня компьютер все время включен, я вам все покажу!

Борис вслед за хозяином вошел в комнату.

У окна на узкой кровати лежала молодая девушка. Маленькое личико ее было чрезвычайно бледным, большие грустные глаза смотрели устало и обреченно. Прозрачные тонкие руки безжизненно лежали поверх одеяла. Напротив кровати, так, чтобы девушке было удобно, стоял работающий телевизор. Поодаль на стуле сидела мать и кормила больную с ложки.

У Бориса от сострадания сжалось сердце. Он смущенно поздоровался и вместе с Анатолием наклонился ко включенному компьютеру, притиснутому почти к самой двери. Тот показал ему свою переписку на сайте, сочувственные и ободряющие письма людей.

− И еще, − сказал Анатолий, − наше дело рассматривается в суде, и адвокат говорит, что закон на нашей стороне, надо только набраться терпения. Так что скоро дочке сделают операцию, и она обязательно поправится, − он ободряюще взглянул на больную девушку, и она слабо улыбнулась в ответ.

Глава 38

Итак, Анатолий невиновен. Зачем ему идти на такой риск, если необходимая сумма практически собрана? Если отца посадят в тюрьму, он не сможет помочь дочери.

Кто же тогда? Кто еще мог знать о том, что именно девятнадцатого августа у Глеба будет крупная сумма денег? Сотрудники? Кто-то из начальствующих участников схемы? Зачем им это, ведь и так большая часть суммы попадала к ним в карман? Если у людей есть способ безнаказанно доить бюджет, зачем им идти на убийство ради денег? Скорее всего, убил тот, кто такую сумму никогда и в руках не держал.

А, может быть, ограбление – не основной мотив преступления? Если некто намеревался убить Глеба и следил за ним, он случайно мог узнать о деньгах, и взял их попутно. Кроме того, до сих пор ничего не известно о том, кто написал это странное письмо, попавшее в руки Глеба. Ни у кого из опрошенных почерк даже визуально не совпадал с почерком автора записки.

Борис чувствовал, что завяз в мелочах и не видит главного. Как ни крути, надо продолжать опрашивать людей. Кто там следующий на очереди? Да, он так и не поговорил с другом Глеба, Леонидом Шабалиным.

Беседа с ним ничего не дала в развитие версии об ограблении. Однако Леонид рассказал историю, заинтересовавшую Бориса.

В начале августа коллектив отмечал шестидесятилетний юбилей одного из сотрудников. Праздник проходил в ресторане «Загулявший рыбак». Приглашены были все сотрудники отдела, родственники юбиляра и вышестоящее начальство.

У этого ресторана большой вместительный зал, но в случае проведения корпоративных мероприятий по желанию клиентов они отделялись от прочих посетителей переносными легкими декоративными перегородками, выполненными в виде морских волн. В то же время часть зала, отведенная для танцев, стойка бара и музыканты были видны всем. На стене за барной стойкой мозаикой выложена рыбацкая шхуна, уносимая штормом в море. Колонны, поддерживающие потолок, выполнены из декоративного камня, на полу − мраморная плитка цвета морской волны. Натяжной потолок – ночное небо, усыпанное яркими звездами-спотами. Дубовые, под старину, столы и стулья. В меню широко представлены блюда из рыбы и морепродуктов, но можно заказать и мясо.

И по оформлению, и по уровню обслуживания ресторанчик был весьма достойным и одновременно славился умеренными ценами, поэтому его и выбрали для проведения мероприятия. Как водится, празднование юбилея шло по сценарию. Заготовленные речи произносились одна за другой по убыванию ранга поздравителя с перерывами для испробования разнообразных блюд и закусок. Речи были проникновенными и хвалебными, и юбиляр все больше розовел от смущения. Тостующий, как принято, пил свой бокал до дна, поддерживаемый ободряющими возгласами и аплодисментами. Оживление гостей возрастало. Все чаще за столом были слышны громкие шутки и рассказы о различных курьезных случаях, произошедших за долгие годы работы юбиляра в этом коллективе. Между тостами кто-то налегал на закуски, иные присоединялись к танцующим. Жена юбиляра приветливо улыбалась всем и обеспокоенно посматривала, хватит ли еды и выпивки на всех желающих. Сын снимал происходящее на видеокамеру.

Когда очередь поздравить юбиляра дошла до Глеба Куприянова, он поднялся и, произнеся несколько фраз, вдруг сбился, побледнел, замолчал на пару секунд, растерянно глядя на танцующих в отдалении людей. Проследив за его взглядом, Леонид понял, что Глеб увидел среди них свою дочь с немолодым мужчиной. Справившись с внезапным волнением, Глеб достойно закончил приготовленную речь, залпом опрокинул свой бокал, сел на место и помрачнел, словно отключившись от происходящего.

Надо сказать, что Леонид не видел дочку Глеба года два, и был поражен, как она повзрослела и похорошела. В вечернем открытом платье, на высоких каблучках, Алена не только кокетливо улыбалась своему партнеру, но и недвусмысленно прижималась к нему, обвивала красивыми руками его монументальную шею, играя волнистыми волосами. Иногда их губы сливались в поцелуе. В зале стоял полумрак, и только блики от вращающегося стеклянного шара скользили по лицам танцующих пар, как хлопья снега. Очевидно, влюбленные были уверены, что никто здесь не знает их: ресторанчик находился на окраине города.

В партнере Алены Леонид узнал Павла Петровича, преподавателя ВУЗа, коллегу своей жены. Супруга частенько рассказывала Леониду о пристрастии Павла Петровича к молоденьким студенткам, о котором по учебному заведению ходили легенды. Очевидно, поведение дочери задело больное самолюбие Глеба. Зная его много лет, Леонид понимал, как значимы для Глеба собственный статус, мнение окружающих. Чрезвычайно консервативный в вопросах женской нравственности, он был возмущен раскованными движениями дочери, считал попранными свои отцовские права. Наверняка ему мерещилось, что весь коллектив потешается над его бедой, хотя на самом деле Аленку узнал только Леонид.

В мрачных раздумьях Глеб опрокидывал одну стопку за другой, потом, решившись, направился к танцующим. Леонид незаметно двинулся за ним. Алена и Павел Петрович уже сидели за своим столиком. Остановившись у барной стойки и опершись на нее, Глеб окинул взглядом зал. Наконец, он нашел тех, кого искал и решительно подошел к Павлу Петровичу. На лице девушки при виде разъяренного отца отразился ужас. Схватив за грудки преподавателя, Глеб с ненавистью произнес:

− Оставь мою дочь в покое, негодяй! Еще раз приблизишься − убью!

Растерянный Павел Петрович побледнел и, заикаясь, пробормотал:

− В чем дело? Что Вам надо? Я вас не понимаю!

− Папа, прекрати! Ты ведешь себя неприлично! Это мой дипломный руководитель!

− Руководитель? Рукоблудник он, а не руководитель! Да я тебя в тюрьму засажу за развращение! Я ректору все расскажу!

− Ваша дочь уже вполне взрослая особа, и она сама вправе решать…

− Ты что, не понял? Ты у меня с работы вылетишь с треском! Я добьюсь этого, клянусь!

Отдыхающие в ресторане люди глазели на эту сцену, ожидая драки. Леонид схватил Глеба за плечи: «Тихо, успокойся. На нас все смотрят! Ты же не хочешь публичного скандала?»

Леониду удалось урезонить друга и вывести его в курилку. Глеб постепенно приходил в себя. Когда мужчины вернулись в зал, ни Аленки, ни Павла Петровича уже не было.

Глава 39

К несчастью, не все дети появляются желанными на свет, не всех заботливо растят и оберегают любящие родители. А беззащитному существу непременно нужны любовь и ласка.

Жизнь была не слишком благосклонна к маленькому Юрику. В младенчестве он стал причиной развода родителей. Осознанных воспоминаний о том периоде не осталось, но раздор между близкими людьми всегда отражается на психике ребенка, даже если он совсем мал.

Одно из самых ранних воспоминаний – дальняя дорога на чем-то тряском, так что мальчика вытошнило, затем большой чужой темный дом, какая-то старая ворчливая бабка, крикливая речь взрослых, огромная высокая кровать, с которой слезть самостоятельно ребенок не мог.

Потом мама куда-то исчезла, а страшная бабка кормила его противной манной кашей.

Прошло время, мать не появлялась, ребенок привык к бабушке, которая оказалось совсем не злой, а только очень ворчливой. Она часто разговаривала сама с собой, уходила из дома надолго, закрывая большую тяжелую дверь, и Юрику было и страшно, и скучно, и одиноко. Наревевшись, он засыпал. С бабушкой они подружились. Та поила его теплым парным молоком, давала булку с вареньем или медом, и даже иногда покупала печенье и пряники. Бабушка знала много детских песенок и припевок, стишков и считалочек. Когда Юрик немного подрос, он полюбил те редкие минуты, когда бабушка водила его на посиделки – на лавке возле магазина собирались пожилые деревенские женщины, обсуждали новости. С малышом взрослые заговаривали ласково, улыбались приветливо, иногда угощали вкусными карамельками.

У бабушки всегда были какие-то важные, неотложные дела. На велосипеде она ездила развозить почту и закрывала внука на это время дома одного. Когда она работала на огороде, Юрик всегда играл рядом, только бабушка строго-настрого запрещала ему ходить по грядкам. А еще у нее была корова, и Юрик часто наблюдал, как бабушка доит ее. Корова была большая и рогатая, с добрыми глазами. Летом надо было накосить для коровы сена, и Юрик ходил с бабушкой на луга. Еще они собирали в лесу грибы и ягоды. Иногда приезжала тетя-мама, она привозила игрушки и одежду, и почему-то плакала, обнимая Юрика на прощание.

Когда Юрику исполнилось пять лет, мама приехала радостная и объявила им с бабушкой, что долго хлопотала, и выхлопотала Юрику место в детском саду. Юрик никак не мог представить себе, как может мама хлопотать, ведь крыльев у нее не было! А детский сад представлялся ему точной копией их с бабушкой сада, только маленьким, игрушечным садиком.

–Хочешь ходить в детский сад? – спросила мама, улыбаясь.

–Хочу! – ответил Юрик. И мама забрала его в город.

В городе было шумно, много автобусов, машин и людей. Мама привезла Юрика в большой дом, и они ехали на лифте. Дверь открыл какой-то чужой дядька, про которого мама сказала, что это папа. Дядька погладил Юрика по голове, и они пошли ужинать.

На следующий день Юрик отправился в детский сад. Там было много ребят, девочек и мальчиков. Юрику показали шкафчик с грушей и велели повесить в него курточку и переобуться. Мама куда-то пропала, и Юрик испугался, но Валентина Маратовна, воспитательница, сказала, что мама обязательно вернется, а пока Юрик может поиграть с ребятками. Мальчик никогда не видел столько детей и игрушек и растерялся. Он наблюдал, как играют другие, и это занимало его некоторое время.

Дня через два он уже не хотел ходить в садик. Воспитательница, убедившись, что мальчик ведет себя спокойно, забыла о новеньком, посчитав, что он благополучно влился в коллектив. Дети случайно толкали его, пробегая мимо, и ему было очень обидно. Никто не приглашал его поиграть, а сам он попросить стеснялся, ведь он привык общаться только со взрослыми, а те обычно сами с ним заговаривали. На прогулках он проводил время, наблюдая то за одной группой играющих, то за другой.

Как-то раз к нему подошла девочка и спросила, как его зовут. Они подружились. Леночка тоже была спокойная и немногословная, но у Юрика появилась первая подружка, и он был очень рад этому.

Однажды на прогулке они наблюдали, как играют дети из старшей группы, и один мальчик обратился к Леночке: «Ты не дружи с ним, а мы тебя за это примем играть в «Гуси-лебеди»». Леночка молча стояла и смотрела: играть в «Гуси-лебеди» ей хотелось, но она не понимала, почему без Юрика?

– Потому что он обкакался, – пояснил старший мальчик. Действительно, такая беда случилась с Юриком, когда в первый день он постеснялся попроситься в туалет, а кишечник от волнения сработал слишком активно. В детском коллективе это было несмываемым пятном на репутации, и в любой момент провинившемуся могли напомнить о его позоре.

Тут Юрик вдруг понял, что Леночка непременно с отвращением отвернется от него. В панике он бросился к девочке, горячо дыша ей прямо в лицо, прижал к стене деревянного детского домика-горки и громко прокричал, брызжа слюной: «Ты будешь со мной дружить?»

Испуганная Леночка ничего не ответила, а, вырвавшись, побежала, но он настиг ее у стены детского сада. Группа старших детей следовала за ними; все остановились посмотреть, что же будет дальше.

Больно схватив ее за плечи, Юрик еще громче прокричал свой вопрос: «Ты будешь со мной дружить?»

Леночка в ужасе вырвалась и кинулась к воспитательницам, которые сидели на веранде и мирно о чем-то беседовали, не обращая внимания на детей. Это было безопасное место, куда можно спрятаться от погони.

Юрик остановился. Он почувствовал, что его опять предали. Он не знал слова «предательство», но ощущение, которое он испытывал, когда мама неожиданно оставляла его с чужими людьми, вновь повторилось.

А Леночка, увидев, что Юрик больше не преследует ее, успокоилась. Она жалела, что они больше не играют вместе, но что-то мешало ей подойти к Юрику снова. Она как будто боялась, что он не простит ее. Она же не собиралась его бросать, она просто испугалась резкой перемены в его поведении. Ей было всего пять лет, и она не смогла ничего объяснить ни себе, ни Юрику. Смутное чувство вины перед бывшим дружком осталось в ее памяти на всю жизнь.

Глава 40

Нового маминого мужа Юрик не называл никак. Это был не его папа. Хохол Степа стал официальным супругом Юлии. Наконец-то и ей повезло, в нее влюбился не бандит, не нищий работяга, и даже не инженер, а вполне обеспеченный предприниматель. Правда, он был лысоват и скуповат, немного занудлив и старше жены на четырнадцать лет, зато он ничего не имел против Юрика и разрешил Юле привезти сына из деревни. Квартиру они снимали, потому что Степан купить жилье пока не мог: все деньги крутились в бизнесе.

Хорошие отцы играют со своими сыновьями, а Степа не обращал на Юрика никакого внимания. После ужина он ложился на диван перед телевизором с бутылочкой пивка и выключался из жизни семьи. При этом отчим был недоволен, что Юрик не ластится к нему, а смотрит букой, и мальчик чувствовал это недовольство. А когда отчим бывал пьян, он не раз называл Юрика подкидышем, волчонком, который, сколько его ни корми, все в лес смотрит, из-за чего мама плакала. Странно ведут себя некоторые взрослые мужчины: уж если ты умнее ребенка, так дай себе труд попробовать подружиться с ним! А он еще недоволен, что мальчик сам не ищет к нему подход!

Мама читала сыну сказки, обнимала и целовала его на ночь, и Юрик, казалось, в эти дни был вполне счастлив.

Когда мальчик заканчивал второй класс, мама родила сестренку Милену. Все в доме завертелось вокруг этого существа, всем было не до Юрика. Ему казалось, малышка специально так много плачет, чтобы привлечь к себе внимание. Ему постоянно твердили, что он уже большой и должен понимать. Юрик понимал, но все равно чувствовал себя обделенным маминой любовью. Из-за детского крика он не высыпался и на уроках думал о посторонних вещах. Он стал хуже учиться, но взрослые даже не заметили этого.

Зато мама теперь постоянно была дома. Юрик привязался к сестренке, мама разрешала ему везти коляску на прогулке, укачивать девочку, трясти перед ее носом погремушками. Однажды, когда Милене было четыре месяца, и она уже с интересом разглядывала мир, Юрик, желая показать его девочке, слишком сильно наклонил коляску. Ребенок тихонько поехал вперед и вывалился наружу, ударившись головой об асфальт. Мать метнулась к девочке, схватила на руки и стала успокаивать. На лбу младенца вскочила огромная шишка, и мать немедленно отправилась с Миленой в поликлинику, где в срочном порядке был сделан рентгеновский снимок. Она даже не ругала Юрика, но он очень переживал свою вину. В этот вечер он долго не мог уснуть, и слышал, как переговаривались на кухне взрослые.

– Ты разве не понимаешь, что он нарочно сделал это? Он просто ревнует, поэтому ненавидит Миленочку, – кричал отчим.

– Что ты такое говоришь, ребенок и сам напугался, я видела, как он переживал! – отвечала мама.

– Еще тот артист, вот он где у меня, в печенках сидит, – горячился отчим. – В общем, так: я не хочу рисковать здоровьем дочери. В этот раз все обошлось, а следующего не будет. Я хочу, чтобы ты немедленно отвезла его обратно к бабке!

– Это неправда, неправда! – закричал Юрик со слезами, выбегая в кухню. – Ты плохой, ты злой, не верь ему, мама!

– Ах ты, щенок неблагодарный! – вскинулся отчим. – Думаешь, тебе все с рук сойдет?

…Через две недели за Юриком приехала бабушка и забрала его в деревню.

Глава 41

Около полудня Борис зашел домой пообедать. Наливая ему густые мясные щи, мать между делом сообщила: «Недавно Ангелина забегала, тебя искала. Просила срочно зайти. Видно, стряслось что-то у них. Совсем лица на бабе нет, бледная, встревоженная. Да ты ешь, не дергайся. Успеешь».

Борис заторопился, к великому неудовольствию матери, ругавшей себя за то, что не дождалась, пока сыночек завершит трапезу. И кто же ее за язык-то тянул? Ну, разве можно жевать наспех? Опять язва обострится! Ну, что ты с ним будешь делать? Даже компот не выпил, побежал, как на пожар. И что за срочность? Всегда ради других свои интересы забывает! Нельзя так к себе относиться в наше время!

Дверь в коттедж не была заперта: видно, в доме ждали гостя. Навстречу вышел Михаил.

– Здорово, Боря, – пожал он руку участковому. – Нам помощь твоя нужна.

– А что случилось-то?

– Да спиногрыз мелкий нашкодил. Представляешь, пытался вынести из супермаркета под одеждой бутылку коньяка. А на кассе спалился. И мне не догадался позвонить, гаденыш! Я бы договорился с охранниками. А теперь уже милиция в курсе. Что ему грозит, а?

Борис был разочарован, но виду не подал. Он-то ожидал новостей по делу об убийстве. Однако предотвращать преступность, беседовать с трудными подростками – его прямая обязанность, и он прошел вслед за Михаилом в гостиную.

У окна с вызывающим и взъерошенным видом сидел надутый Станислав. Он не понимал, из-за чего весь сыр-бор. Ну, пошалили с ребятами, так не со зла же.

Бабушка всхлипывала в соседнем кресле. На диване сидела раскрасневшаяся от гнева Ангелина, на повышенных тонах ругая отбившегося от рук шестнадцатилетнего недоросля. Взоры присутствующих обратились на вновь прибывшего.

– Вот, Борис Иванович, посмотрите на него! Он даже понять не может, что натворил! Скажи, чего тебе не хватало? Зачем воровать? Я понимаю, Петька Сазонов, голь перекатная! Ему хоть как-то приобщиться к красивой жизни хочется! А ты? Нужды ни в чем сызмальства не знаешь! Отец с матерью тебе с рождения в задницу дуют, любые твои желания исполняют! В чем мы тебе отказывали? Зачем полез, объясняй! – кричала разъяренная Ангелина.

Борис решил взять ситуацию в свои руки, сбив накал страстей. Спокойно и доброжелательно обратился он к Станиславу:

– Давай-ка, молодой человек, расскажи-ка мне для начала, что же все-таки произошло, а то я не в курсе.

– У Ленки Черновой, одноклассницы, день рождения был, нас человек пятнадцать собралось к пяти часам вечера, – начал Стас. – Посидели хорошо, выпивка кончилась. И тут Эдик сказал, что пробовал недавно коньяк французский, Хенесси. Супердорогой, зараза. Всем тоже захотелось попробовать. У нас частенько ребята тыбзят в супермаркетах по мелочам, потом хвастают, кто что вынес.

– И ты тыбзил?

– И я. А что я, хуже их, что ли? Почему я должен платить за то, что можно взять бесплатно?

– Ах, ты, сучонок, – вскинулся Михаил. – Отца позоришь! Ты что, нищий какой-нибудь?

– Пап, тут дело не в деньгах. Это что-то вроде спорта. Соревнование такое – кто больше и ловчее вынесет. Мы же не себе брали, а друзей угощали.

– Ну, уроды! Уголовники будущие! − возопил отец.

– Подожди, – прервал его Борис. – Сейчас мода такая у молодежи. Всемирная, между прочим, шоп-лифтинг называется. Заразная штука, говорят. Бродят покупатели по супермаркетам между стеллажами, на которых в красивых соблазнительных упаковках лежит товар. Иллюзия полная, что тебя никто не видит. Только руку протяни – и понравившийся товар твой. На самом деле это целая наука, как украсть и не попасться. И даже идеологическое обоснование есть – слишком высокие цены на товар. Шоп-лифтеры считают, что наказывают кражами зарвавшихся торговцев. Так я говорю, Стас?

– Да, это совсем не позорно и даже весело. Все друзья тебя хлопают по плечу, говорят, что ты молоток, что тебя уважают.

– Ну, захотели вы коньяк дорогой попробовать, и дальше что?

– Решили в ближайшем супермаркете взять две бутылки по триста пятьдесят граммов, примерно по полторы тысячи рублей каждая. Такие бутылки легче под одежду прятать, чем большие. Не платить же за семьсот грамм коньяка три тысячи? Это пусть лохи платят.

– Ну да, вы-то не лохи, конечно, – иронично констатировал Борис. – И сколько вас было, когда вы попались?

– Мы спички тащили, кому идти. Выпало мне и Петьке Сазонову. Все по-честному. Взяли мы сигарет, расплатились. Тут охранники к нам подходят и спрашивают, не забыли ли мы заплатить? Нет, говорим, чек показываем. А они нас под руки и в комнату охраны. Там обыскали, коньяк нашли, милицию вызвали, протокол составили.

– По протоколу получается, что они совершили групповое преступление по предварительному сговору, – вмешался Михаил, – я уж пытался в милиции договориться, а следователь уперся рогом, ни в какую не хочет. Им показатели нужны. Может, надо было больше предлагать? Борис, что этому придурку светит теперь?

– Ну, кража считается оконченной, когда преступник распорядился украденным имуществом по своему усмотрению. Коньяк не успели выпить, потому что ребят задержали у кассы, и это уже лучше. Значит, преступление будет квалифицироваться не просто по статье сто пятьдесят восемь уголовного кодекса, а со ссылкой на часть три статьи тридцать, то есть как покушение на совершение кражи. При покушении срок и размер наказания не может превышать три четверти максимального срока наказания, предусмотренного соответствующей статьей уголовного кодекса. Кабы они украли на сумму, меньшую, чем тысяча рублей, то уголовной статьи не было бы совсем, только штраф по кодексу об административных правонарушениях.

– А какой максимальный срок наказания?

– Если следователь докажет наличие предварительного сговора на совершение кражи у обоих, опросив всю компанию, то их действия будут квалифицироваться по части третьей статьи тридцать и пункту «а» части второй статьи сто пятьдесят восемь уголовного кодекса, а это лишение свободы на срок не более трех лет девяти месяцев, исправительные работы - от одного года до полутора.

При этих словах Ангелина охнула, а бабушка запричитала:

–Что же ты натворил, внучек! Глупая твоя головушка! Разве можно тебе в тюрьму?

Парень притих, побледнел. Борис помолчал, оглядывая присутствующих, и, довольный произведенным воспитательным эффектом, продолжил:

– Однако это преступление средней тяжести, поэтому наказание в виде лишения свободы к несовершеннолетним применяться не будет. Скорее всего, максимальное наказание составит полтора года условно.

– Слава Богу! – перекрестилась Елена Ивановна. Однако Ангелина встревоженно спросила:

– А как он будет в институт поступать с судимостью, пусть даже условной? Нельзя ли как-то избежать и этого?

– Как я понимаю, если парни впервые совершили преступление, то суд и следователь вправе на основании заявления потерпевшего, то есть директора магазина, из которого совершена кража, прекратить уголовное дело. Для этого вам нужно идти в магазин и заглаживать причиненный вред, чтобы такое заявление было написано. Но если в магазине кражи они совершали не впервые и ребят запомнили, это сделать будет непросто. Как думаешь, Стас, намозолили вы глаза охранникам? Почему они вас задержали на этот раз? Может, раньше уже под подозрение попали? Покрутитесь- покрутитесь там, а потом у охранников недостачу из зарплаты вычитают? Что скажешь?

– Не знаю. Может, и запомнили.

– Вы ведь не хозяев магазина наказывали, а их работников наемных, которые зарплату получают от хозяев и ни в чем не виноваты. Не так просто капиталистов наказать, как вы думаете, – продолжил Борис.

– Ишь, революционер какой нашелся, – вмешалась Ангелина. – Значит, деньги у родителей-капиталистов ты брать не стесняешься? На машине катаешься, в бассейн ходишь, все, что ни пожелаешь, имеешь. А друзья, значит, тебе дороже родителей? Хорошо устроился! Против капиталистов он протестует, Павлик Морозов несчастный!

– Мам, ну не мог я отказаться. Все бы подумали, что я трус.

– Ох, опять двадцать пять! Теперь в тюрьму, что ли, из-за своих друзей готов садиться, жизнь свою и нашу ломать? Да пусть думают они, чего хотят. Запрещаю тебе отныне с такими друзьями общаться! Не послушаешь, охрану к тебе приставлю. Ты этого хочешь?

– Не имеешь права мне запрещать!

– Да что ты говоришь? А вот не будет отец тебя отмазывать, по-другому запоешь! Лишим тебя наследства, иди, грузчиком работай! Еще он тут вякать будет, щенок! Про права вспомнил! А про обязанности и знать не хочешь? Нашкодил, так сиди и не чирикай! Отправляйся немедленно в свою комнату и уроки делай, понятно?

Станислав поднялся и, стараясь сохранить достойный вид, отправился к себе на второй этаж. На самом деле он только разыгрывал независимость от родителей и совсем не желал отказываться от благ, которые ему предоставлялись. Он собирался, закончив школу, продолжать учебу, поступив в престижный ВУЗ. Стас был уверен, что отец отмажет его: в конце концов, другого сына у них нет. А что касается шоп-лифтинга, так он занимался этим эпизодически, только из-за того, что это было принято в их компании. У него сейчас была новая любовь – Вика, Виктория. Она и сама была не прочь стянуть что-то из магазина: ее влекло к экстриму.

Девчонка была совсем не обычная. Лет с восьми еще, по ее словам, любила во время прогулки уезжать потихоньку от родителей одна подальше от дома – то в парк, то на озеро, и подружек подбивала делать то же самое, за что с ней запрещалось дружить благовоспитанным девочкам. В подростковом возрасте несколько раз сбегала из дому ненадолго – от трех дней до недели, ночевала у случайных подружек, пока ее не выгоняли их насторожившиеся родители. Дружила с мальчишками, научилась гонять на мотоцикле. Ей все было интересно, всего хотелось попробовать. Когда она узнала, что у Стасика нет проблем с деньгами, упросила его оплатить ей прыжок с парашютом.

Он и сам решил попробовать. Каждый из них должен был прыгать со своим инструктором, но в одной группе. Побледневший Стасик, пожалуй, мог бы и отказаться от прыжка, но Вика была полна решимости, и он понял, что не может позволить себе струсить.

На нужной высоте открылась боковая дверца самолета, и пары одна за другой вывалились вниз, в белые облака. У Стаса перехватило дыхание, ветер свистел в ушах. Парашют почему-то не раскрывался целую вечность. И вот, наконец, толчок – и над головой появился купол. Это инструктор открыл парашют. Показалось, что стремительное падение прекратилось, и они зависли в воздухе. Внизу, как на школьной карте, он увидел землю – дома, реки, озера и дороги, все какое-то мелкое, непривычное. Блаженное спокойствие охватило Стаса. Неподалеку он заметил счастливую Вику и помахал ей рукой. Ничего подобного он в жизни не испытывал, и был благодарен девчонке.

С Викой всегда было интересно, с ней жизнь казалась праздником. Каждое утро Стас просыпался в счастливом предчувствии встречи. Над условностями девчонка смеялась, не признавая их, и потому, наверное, чувствовала себя свободной, как птица. И Стас не хотел, чтобы она улетала.

В сексе Вике не было равных. Когда она была в настроении, то садилась в его машину, и шофер вез их в Петушки. Возле поселка Стас отпускал водителя: он и сам прекрасно рулил, только по возрасту права ему были не положены. По проселочным дорогам отец разрешал ему водить самостоятельно: инспекторов ГИБДД здесь не было. Остановившись где-нибудь в лесу, молодые люди раздевались и занимались любовью прямо в машине, с открытыми окнами и дверцей. Рядом проходила тропа, на которой в любую минуту могли появиться прохожие, знавшие парня, его соседи по даче. Вику это только заводило: ей нравилось ощущение опасности. Стас не мог противиться ее выдумкам и соглашался на все. Обычно это сходило им с рук: в жаркие летние дни прохожих, бродящих по тропке в лесу, почти не было.

Как-то раз, в середине августа, Стас и Вика, накупавшись в озере, вернулись к машине. Вика сняла мокрый купальник, повесив его сушить на ветку сосны. Не торопясь и не стесняясь, с распущенными влажными волосами, похожая на лесную нимфу, подошла к машине. Стас, лежа на заднем сидении, потянул ее за руку внутрь салона. Они долго целовались, растягивая удовольствие прикосновений, и Стас опустил веки, чувствуя головокружение от запаха ее тела.

Неожиданный шорох снаружи вывел его из транса. Открыв глаза, он увидел рядом с машиной остолбеневшего дядю Глеба, который смотрел на племянника так, словно впервые видел его.

Вот о чем вспоминал мальчик Стасик, когда в гостиной взрослые думали, как спасти его от суда.

Глава 42

Юрик опять много времени проводил с бабушкой. Мама присылала письма и денежные переводы. Мальчик тоже писал ей, ждал возвращения, жаловался, что скучает. Но мама не приехала даже летом, потому что ей не с кем было оставить Миленочку, и не тащить же маленького ребенка в такую даль! Кроме того, Степан был бы недоволен, отлучись она на несколько дней: он любил, чтобы его дома ждали с горячим ужином.

Однажды в начале осени бабушка с Юриком отправились за клюквой. В пути они были больше часа, но Юрик хорошо запомнил дорогу: он с легкостью ориентировался в лесу.

Бабушка повела мальчика через болото, приговаривая: «Ступай за мною след в след, оступишься – сгинешь».

– Как это сгину, бабушка? – спрашивал Юрик.

– А вот так: болото затянет. Болото – не озеро. В нем плыть нельзя. Чем больше двигаешься, тем сильнее затягивает. Гиблое это место – Татаркино болото.

– Татаркино? А почему оно так называется?

– Говорят, во время войны в этих лесах партизаны прятались. И путь к ним лежал через это болото. Немцы не могли пройти, дороги не знали. А в нашей деревне жила девушка-татарка. Очень красивая. Ее жених в партизанском отряде был, а она – связной, что услышит, узнает про немцев, сколько у них оружия, какие планы секретные – все партизанам передавала. Ходила к ним по этой тропке вот. Но однажды она очень спешила и оступилась, мимо тропки шагнула, и болото ее затянуло. Жених ее тосковал по ней очень, а болото с тех пор Татаркиным прозвали.

– Бабушка, а это страшно – в болоте утонуть?

– Еще бы не страшно, милый! Ты уж один-то не ходи сюда. Вдвоем лучше – если один оступится, другой может ему руку или, еще лучше, жердь протянуть.

Они миновали топкое место, и бабушка показала Юрику, как растет клюква: на светло-зеленом мягком, кудрявом мху, как брызги крови, сверкали спелые крупные ягоды, каждая на зеленой ниточке-стебельке. Пока они набирали полную корзину, начался дождь, и им пришлось укрыться в старой лесной избушке, построенной когда-то партизанами, а теперь обихоженной охотниками. После дождя Юрик обнаружил, что неподалеку имеется несколько старых землянок. Бабушка не разрешила их осмотреть: пора было уходить, приближались сумерки.

С тех пор, несмотря на бабушкин запрет, Юрик несколько раз приходил на это место, осматривал старые землянки, представлял себя храбрым партизаном, сражающимся с немцами. Это было его «тайное место». В школьной библиотеке он стал брать книжки про партизан, про войну и запоем читал их.

В деревне, где жила бабушка, школы не было. Юрик вынужден был ходить в соседнее село за пять километров. Хорошо еще, что у него нашелся попутчик – Вовка из пятого класса. Больше дружить Юрику было не с кем: в деревне жили только дошкольники, гостившие у бабушек. Работы для молодежи не хватало и, окончив школу, все, так или иначе, перебирались в город. Вовка тоже оказался тут случайно: у него мама погибла в автокатастрофе, а отец запил, и Вовкины бабушка с дедом на время забрали его к себе. Мальчик был на год старше Юрика, поэтому относился к нему свысока. Как только ребята добирались до школы, Вовка забывал о Юрике, словно его не существовало. Юра очень обижался на такое поведение единственного приятеля.

Юрику часто приходилось ждать, когда освободится Вовка. Однажды он слонялся по коридору больше двух часов, а Вовка вышел из класса в компании одноклассников.

– Ты не жди меня сегодня, – бросил он небрежно Юрику, – Петьке мопед купили, мы пойдем смотреть, а потом Петька довезет меня до дома.

Юра от обиды еле сдержал слезы. По дороге он думал, что Вовка ни во что его не ставит. Почему какой-то Петька и его мопед важнее чувств и ожиданий Юрика?

– Он просто предатель, – зло повторял про себя Юрик. – В войну таких расстреливали.

Конечно, Вовка заслуживает наказания. Ежели бы он знал про партизанскую поляну, видел ее своими глазами, представил бы, как там жили партизаны, как они воевали с немцами, он бы понял, наверное, что друзей предавать – последнее дело.

В субботу, когда занятий в школе не было (в сентябре в деревнях по субботам не учились – взрослые привлекали детей к уборке картофеля на огородах), Юрик, с независимым видом прогуливаясь по улице, встретил Вовку и сказал, что собирается сегодня пойти в свое тайное место.

– А что за место? – сразу заинтересовался Вовка.

– Партизанские землянки, там патроны валяются, и еще я видел старое ружье.

– Возьми меня с собой!

– Да ну, ты разболтаешь, а мне бабушка строго-настрого запретила туда ходить!

– Нет, могила, никому не скажу, верняк!

– Ну, ладно, пошли!

Когда мальчики пришли на место, Вовкиному восторгу не было предела. Настоящие землянки! Вот здесь партизаны грелись у печурки, пели песни, а вот здесь была лежанка, рядом – остатки самодельного стола. Землянки были полуразвалившиеся, и в любое время могли обрушиться.

Улучив момент, Юрик спрятался и тихонько прокрался к знакомой тропке, оставив Вовку одного. Перебираясь через топь, он слышал, как Вовка зовет его. «Так ему и надо, будет знать, как предавать друзей!» - думал он мстительно. Возвратившись из леса, Юрик весь день провел на огороде, копая картошку, так что вернувшаяся с работы бабушка похвалила его.

Вечером, когда Вовку хватились, в деревне подняли всех взрослых на поиски пропавшего. Юрик понял, что Вовка не смог найти дорогу домой. Наверное, не запомнил, он ведь не знал лес так, как Юрик.

Мальчика спрашивали, не встречал ли он сегодня друга, и он ответил, что видел с утра, но Вовка, вроде, собирался на рыбалку. А Юрик с ним не пошел, потому что бабушка, уходя на работу, велела ему картошку копать.

На другой день поиски ребенка продолжились. На реке следов пребывания Вовки не обнаружили. Местные мужики, раздевшись, ныряли, но тоже безрезультатно.

Лес был большой, в какой стороне искать – неизвестно, да и не ходил Вовка один в лес. Приехали милиционеры с собакой. Она сначала вроде взяла след, потом потеряла: в лесу было много болот. Искали и с вертолета, но безуспешно.

На Вовкиных бабку с дедом было страшно смотреть: приехавший отец упрекал их в том, что они не уследили за внуком. В деревне не стихали пересуды. Предполагали, что это дело рук какого-нибудь приезжего маньяка. Однако чужих в тот день никто не видел. Милиционеры опрашивали всех жителей деревни, в том числе и Юрика, сердце которого бешено стучало, пока он отвечал на вопросы, но молоденький веснушчатый следователь ничего не заметил: ему было ясно, что парнишка заблудился, такое иногда случается в больших лесах.

Прошло время, и разговоры стихли. Жизнь пошла своим чередом. Юрик думал о том, что же случилось с Вовкой. Наверное, он утонул в болоте, иначе бы его нашли. Признаться кому-либо, что в смерти мальчика виноват он, Юрик, было страшно. Сознание подсказывало оправдание – Вовка сам виноват, предателей надо наказывать.

Глава 43

Созвонившись предварительно с Лекой, Борис явился прямо к ней на службу. Поздоровавшись, протянул листочек с перечнем организаций, принадлежащих Михаилу.

− Леокадия Станиславовна, что Вы можете сказать о деятельности этих фирм, не нарушают ли они законодательство?

Лека внимательно посмотрела, подчеркнула две организации − ООО «Ковчег» и ООО «Орион-2» .

−Эти две − наши, остальные состоят на учете в других районах. Никаких претензий к этим фирмам нет. Одна из них, «Ковчег», имеет льготу по налогу на добавленную стоимость, другая занимается оптовой торговлей. Катя, кажется, ты проверяешь льготу по «Ковчегу»? − обратилась она к худенькой девушке, сидевшей у окна.

−Да, Леокадия Станиславовна.

− Все у них нормально?

− Да, бухгалтер грамотный, документы приносит вовремя.

− Понимаете, Леокадия Станиславовна, − Борис взглянул в Лекины глаза и чуть не потерял нить разговора, − в ходе проводимого мною расследования выявлен факт фиктивного выполнения работ этой организацией. В действительности работы выполнялись самим заказчиком. Перечисленные подставным исполнителям средства обналичивались, уводились из-под налогообложения и возвращались институту «черной» наличностью.

− Катя, ты проверяла, имеется у «Ковчега» реальная возможность для выполнения работ? − строгим голосом спросила Лека.

Катю бросило в жар.

− Я не специалист и не знаю, нужно ли для выполнения этих работ какое-либо оборудование. Может, достаточно чертежного кульмана, установленного на дому! Я спрашивала у бухгалтера, на каком оборудовании выполняются работы, и она мне принесла договора с частными лицами, которые обязуются выполнить их своими силами и средствами.

− А ты вызывала их на допрос?

− Вызывала, но они не явились.

− А ты посылала запрос заказчику, числятся ли у него такие сотрудники?

− Нет, не посылала. Если бы я получила ответ, что числятся, это все равно не было бы доказательством обналички! Леокадия Станиславовна, Вы же понимаете, у меня восемнадцать льгот и пятнадцать возмещений, а еще участок в восемьсот фирм с кучей ошибок в декларациях! Они же представили все необходимые для подтверждения льготы документы! − у молоденькой девушки в глазах уже стояли слезы.

− Катя, все это попробуй объяснить проверяющим из управления! Инспектор не должен относиться к работе формально и обязан исследовать фактические обстоятельства сделки. Необходимо выполнить максимум возможного, а будет это доказательством для суда или нет, решать не тебе! Если придет официальная бумага из милиции об этой схеме, не избежать тебе служебного расследования! − Лека встала и направилась к двери, сделав знак Борису следовать за собой.

Они вышли в коридор и сели на списанные ободранные стулья, выставленные тут на случай, если кто-то из посетителей захочет присесть.

− Борис Иванович, − начала Лека, тронув его за рукав. − Система налогового контроля в России совершенно не соответствует масштабу ухода от налогов и за последние годы меняется лишь в сторону ослабления. Вам известно, что зарплату в коммерческих структурах выдают в конвертах?

Борис кивнул.

− Тем не менее, ни одна из ветвей власти − ни законодательная, ни исполнительная, ни судебная − не предпринимает ничего, чтобы это изменить. Хоть одного руководителя привлекли к уголовной ответственности за то, что он пользовался услугами обнальных контор, участвовал в схеме ухода от налогов? Кроме Ходорковского, некого вспомнить. В законодательстве нет понятия ни налоговой схемы, ни ее признаков, и что может явиться достаточным доказательством ухода от налогов для суда, никому не известно. Думаю, только чистосердечное признание раскаявшихся участников схемы. Это за рубежом тяжкое преступление, а у нас – милая шалость. Получается, мы должны искать «то, не знаю, что», и доказывать это в суде «так, не знаю как». А между тем функция расследования у налоговой инспекции отсутствует. Возможно, государство не хочет, чтобы мы замечали, как мошенники уходят от налогов. Это вполне вероятно, если большинство крупных чиновников, нарушая закон о госслужбе, имеет свой бизнес или «крышует» деятельность родственников и знакомых, а то и явный криминал. Кто должен с этим бороться? Во всяком случае, не мы. Наши возможности все больше сокращаются. Наоборот, все преференции делаются для бизнеса в расчете на то, что он «выйдет из тени». Действует плоская шкала по налогу на доходы физлиц; по единому социальному налогу существуют даже регрессивная шкала, что, по сути, является льготой для богатых организаций, − она перехватила удивленный взгляд Бориса.

− Да-да, не удивляйтесь! И все равно масштабы теневой экономики колоссальны. С этим связана и коррупция, ведь источником откатов как раз и является обналичка. С этим связаны и методики «распиливания» бюджетных денег. Зачем же делать из налоговых инспекторов «девочек для битья»? Получается, что, кроме них, бороться с криминальной экономикой некому? Это они, слабые женщины, рядовые инспектора, а не мошенники, своей зарплатой отвечают за возмещения из бюджета, за обналичку и за налоговые схемы, за низкий уровень начислений перед своим начальством!

− Но ведь Вы можете сигнализировать в ОБЭП!

− Вы знаете, сколько будет таких сигналов? Мы пишем иногда, да толку нет! У них там своя система, свое начальство! Иногда нам даже запрещают писать туда, правда, устно. И чем девочка Катя виновата? Она что проверяла? Льготу по налогу на добавленную стоимость. Это означает, что выручка от выполнения работ не облагается налогом. Что значит отказать в предоставлении льготы? Это значит начислить налог с выручки. А как она его начислит, если докажет, что фактически работы не выполнялись? Тогда зачем ей доказывать фиктивность работ? Кто уходит от налогов? Заказчик? А он находится на учете в другой инспекции, вот пусть там и разбираются! А на наши показатели это никак не влияет. Что она должна была сделать? Ехать в другой район, чтобы допросить сотрудников НИИ? Еще неизвестно, что они скажут. А если директор в курсе схемы, ее и на территорию НИИ никто не пустит. Кроме того, транспорта рядовому сотруднику никто не даст, значит, придется ехать на общественном. А у нас постоянно завалы в работе. Естественно, никто не будет этим заниматься. Я нарочно поругала ее, чтобы была внимательней при проверках, но лично я ее не виню.

− Я понял, Леокадия Станиславовна, мы не будем Вам присылать никакого письма!

− Ну, и хорошо, − Лека улыбнулась. Симпатичный дядька, и так на нее смотрит! − Как продвигается расследование? С ним как-то связаны эти фирмы?

− Да, оказывается, Глеб занимался обналичиванием денежных средств через фирмы своего родственника. Вы говорили, что в доме ничего не пропало, а оказалось, что он получил в день гибели крупную сумму.

− Я об этом ничего не знала… Значит, его убили из-за денег?

− Пока убийца не найден, определенно сказать ничего нельзя. А Вы когда-нибудь видели его жену или дочь?

− Нет, никогда.

Борис показал Леке семейную фотографию Глеба.

− Ой, вот эту женщину я где-то видела! Точно, она заходила к нам в кабинет, и была такая потерянная…И так странно на меня смотрела…Так это его жена? − Лека внимательно разглядывала фотографию. И дочка на него похожа, − она вдруг представила, что ее ребенок будет похож на эту девушку, − Вы знаете, жена у него явно была не в себе, и в таком состоянии могла натворить что угодно!

− Леокадия Станиславовна, − начал Борис, − могу ли я Вас пригласить в кафе? В инспекции ведь скоро обеденный перерыв?

− У Вас есть ко мне еще вопросы?

− А если нет?

− Я, в общем, не против, если Вам удобно подождать минут пятнадцать. Дисциплина у нас, знаете ли, строгая.

− Без проблем, я подожду на улице, у входа.

− Договорились. И еще: зовите меня Лекой, я ведь младше Вас, к чему эти церемонии?

Глава 44

Татьяна Петровна все чаще размышляла о том, как трудно ей одной растить внука. Нет, ей не приходило в голову жаловаться: дочь регулярно высылала деньги, правда, небольшие, и была еще пенсия. Она долгое время продолжала работать почтальоном, имела свой огород, живность. Денег на жизнь хватало, но можно ли без матери и отца воспитать из мальчика мужчину? Юленька наконец-то нашла приличного мужа, но полюбить Юрика, как своего, Степа не смог. Между отчимом и пасынком возникла взаимная неприязнь. Родилась Миленочка, и надо было растить дочку, а, значит, считаться с мнением ее отца. Мальчика вернули бабушке. Через пару лет семья дочери перебралась на Украину, где у Степы было жилье. Теперь Украина – это заграница. А русская деревня – глушь, которую даже сотовая связь не охватывает.

Получалось, что ответственность за судьбу Юрика целиком лежала на его бабушке, и это ее тяготило. Мальчика она любила, кажется, даже больше дочери, и беспокойство за его будущее одолевало ее. Она старалась привлекать его к мужским делам: просила починить забор, натаскать воды, нарубить дров.

Каково жить маленькому человечку, который оказался не нужен ни отцу, ни матери? Ребенок ведь не расскажет о своих переживаниях, порой он не в силах даже осознать их, но никому не видный след в его психике, наверное, остается.

Характер у Юрика был сложный, что стало заметно только в подростковом возрасте. К этому времени бабушкин мальчик-зайчик превратился в высокого и худого, угловатого и неловкого парнишку. На узком длинном лице красовался большущий нос с горбинкой, глубоко посаженные синие отцовские глаза настороженно выглядывали из-под черных бровей, появились складки в уголках рта – свидетельство склонности к упрямству. В деревне ровесников не было, а дружба с ними школьнику необходима, как воздух.

Юрик играл с ребятами помладше, для них он был безусловным авторитетом и привык, что все ему подчинялись. Он один знал, как правильно, и не терпел возражений. К непокорным применял силу, на что бабушке жаловались матери мальчишек. Читал он мало, но американские боевики и фильмы про мафию смотрел с упоением. Сказать по правде, где он мог еще найти образец для подражания? Сильные и властные мужчины, наказывающие тех, кто нарушает понятия о правильном поведении, были его кумирами. «Держитесь меня, не пожалеете!» - говорил он пацанам.

Летом Юрик пропадал на реке: ловил рыбу, нырял с маской. Под водой был другой мир: полная тишина и таинственный полумрак, песчаное дно, местами покрытое илом, неожиданно выплывающие из прохладной глубины причудливые коряги, быстрые стайки мальков и редкие тени рыб покрупнее. Заветной мечтой подростка было понырять в Красном море и полюбоваться на его обитателей.

Чтобы стать сильнее, Юрик занимался зарядкой, поднимал гантели, гонял на велосипеде.

– Когда я вырасту, бабуля, – говорил он, – у меня будет очень много денег. Я куплю нам с тобой коттедж, как у Зайковых, но только не здесь, а в Египте, на берегу моря. У меня будет крутая тачка, и мы с тобой объездим весь мир!

Ну, что поделаешь с этими мальчишками? Все они теперь хотят жить красиво. Видимо, внучок лучше знает, что для бабушки хорошо. А если Татьяна Петровна начинала убеждать парня, что главное – быть честным и порядочным человеком, он с раздражением обрывал ее: «Опять завела шарманку! Всю жизнь в земле копаешься, и мне то же предлагаешь? Как бы не так! Бабуля, разговор окончен, иди лучше на кухню!»

Когда Юрик закончил девять классов сельской школы, Татьяна Петровна уговорила его поступать в училище на автослесаря или водителя: в век автомобильного бума такая специальность всегда пригодится! И что это за мужчина, если он не знает устройства автомобиля и не умеет водить?

В училище, находившемся в областном центре, у Юры началась совсем иная жизнь, появились друзья-сверстники, все было суперинтересно. Правда, в новой компании лидером стать не получилось, но Юрику было достаточно и того, что его уважают и принимают как равного. Одобрение друзей было для него сейчас самым главным в жизни. Бабушка и детские годы оказались теперь далеко-далеко. Даже учеба в училище была намного интереснее, чем в школе, особенно когда дело касалось практических занятий по автоделу.

В большинстве своем ребята были не местные, жили в общежитии, и веселые тусовки продолжались и после учебы. В компании друзей Юра научился выпивать, наступавшее после этого состояние эйфории стало привычным и желанным. Шумной гурьбой они выкатывались на улицы, задирали испуганно шарахающихся прохожих. Как-то в выходной день парни решили покататься на такси, и вся подвыпившая компания из пяти человек отправилась за город, где вздумалось им устроить пикник. По дороге заскочили в супермаркет, купили продуктов и вина. День клонился к вечеру, а молодые люди все никак не могли выбрать подходящее место для остановки. Шофер забеспокоился, потребовал оплатить поездку. Неожиданно выяснилось, что необходимой суммы ни у кого нет. Водитель остановил машину, начал выталкивать пассажиров из нее, повысил голос, пригрозил вызвать милицию. Назревал скандал. Один из ребят, подняв у дороги камень, ударил сзади… Он потом клялся, что хотел только оглушить, чтобы можно было без проблем скрыться, но не рассчитал силы, и человек упал замертво. Парни разом протрезвели. Спрятали труп в лесу, на машине вернулись в город, бросили ее в пустынном переулке…

Прошло больше года. Все обошлось, друзья успокоились, осмелели. Они как будто прошли боевое крещение, и теперь знали, что могут друг другу доверять. Зимой начали баловаться тем, что срывали дорогие шапки с прохожих, а потом их продавали знакомому перекупщику.

Однажды вышла осечка: пожилой мужчина, с которого сорвали шапку, оказался очень ловким и физически сильным, к тому же поблизости находился его друг. Вдвоем они скрутили нападавшего и доставили его в ближайшее отделение милиции. Там уже имелись сведения об аналогичных преступлениях. У задержанного сняли отпечатки пальцев. Оказалось, что они совпадают с отпечатками, оставленными год назад в брошенном после убийства водителя такси. Забрали все компанию, выявили убийцу, остальные были признаны соучастниками. Так Юра получил судимость и пять лет колонии общего режима.

Татьяна Петровна от такого известия чуть не слегла, долго болела, плакала. Бедный мальчик, вот что бывает без присмотра родителей! Он же добрый, хороший! Наверняка не виноват, просто попал в плохую компанию! Послала письмо дочери, но что та могла изменить? Оставалось смириться и ждать парня. Пять долгих лет! Увидит ли она еще дорогого внучка? Как он перенесет все это? Так ли она мечтала встретить старость?

Глава 45

Ура! Борис ликовал. Ему казалось, он подружился с Лекой. Они прекрасно пообедали в кафе, непринужденно беседуя, словно знали друг друга сто лет. На прощание он попросил разрешения иногда приглашать ее на обед сюда, если по рабочим делам окажется поблизости. Лека согласилась, сказав, что ей очень важно знать, как продвигается расследование.

Борис ощущал прилив сил. Жизнь казалась прекрасной. С ним один раз уже было такое, когда он познакомился со своей будущей женой.

Случилось это в середине девяностых. Тогда ему пришлось расследовать убийство молодого человека, сына влиятельного чиновника. Парня ударили ножом на рассвете, в парке, где он совершал утреннюю пробежку. Свидетелей убийства не нашлось, и дело грозило остаться нераскрытым.

Однако Борис раскопал, что погибший явился два года назад причиной смерти молодой женщины, которая к тому же ждала ребенка. Убитый горем муж добивался справедливого наказания, но из-за давления сверху следствие велось необъективно, единственный свидетель отказался от своих показаний, и суд признал подозреваемого невиновным. И вот теперь кара все-таки настигла ускользнувшего от ответственности негодяя.

Арестовывать убийцу пришли вечером. Мужчина находился дома вдвоем с шестилетним сыном. Он не сопротивлялся, словно был готов к этому, только очень просил Бориса не отдавать мальчика в детский дом, а позвонить его бабушке в другой город, чтобы она взяла ребенка к себе.

Сочувствуя несчастному отцу, Борис взял ребенка с собой в общежитие до приезда родственников. Он быстро поладил с мальчуганом, потому что всегда любил детей. Через сутки за мальчиком приехали молодая девица, его тетя, и бабушка, мать погибшей два года назад женщины. Они поселились в квартире, где был прописан ребенок, и стали оформлять документы на опеку. Борис несколько раз заходил к ним узнать, как поживает малыш, и начал ухаживать за Машей, тетей мальчика.

Тогда он тоже влюбился так, что дня не мог прожить без Машеньки. Худенькая, невысокая блондинка с длинной косой, застенчивая, с белой прозрачной кожей и нежным румянцем на юных щеках, с огромными серыми глазами, опушенными густыми светлыми ресницами, как солнышко лучами, она была полной противоположностью Леке, но его тянуло к ней так же сильно. Машенька только что окончила школу и поступила в институт, а Борису тогда уже было тридцать. Он казался девушке умным и сильным, и профессия у него была такая мужская и романтическая!

Через год Машенька согласилась выйти замуж за Бориса. Однокурсницы завидовали, какого красивого и взрослого жениха отхватила себе скромная неприметная студентка. К свадьбе Борису, стоявшему на очереди уже шесть лет, наконец, дали однокомнатную квартиру. Полгода счастью молодых не было предела. Однако постепенно Машенька стала замечать, что денег, которые зарабатывает Боря, хронически не хватает на жизнь.

Во-первых, Маша училась на экономиста на дневном отделении университета, и за учебу надо было платить. Во-вторых, квартира, полученная Борисом, не была новой и нуждалась в ремонте. В-третьих, в магазинах продавалось так много вкусностей, а Маша с Борисом не могли позволить себе ничего, кроме простой привычной пищи, ведь даже полуфабрикаты были существенно дороже. Из экономии приходилось готовить все самой. В то время как ее подруги после учебы веселились в компании сверстников или же разъезжали по городу на иномарках, принимая подарки богатеньких ухажеров, или же посещали ночные клубы, а наутро загадочно шептались между собой, Маша изо дня в день после учебы возвращалась в неухоженную квартиру, где ее ждала рутинная домашняя работа: стирка, уборка, готовка. Муж не отказывался помочь, но он вечно пропадал на работе. Иногда его будили телефонным звонком среди ночи, и он, собравшись, ехал на осмотр места происшествия и очередного трупа. Романтический ореол любимого мужчины развеялся.

Борис работал много и увлеченно, но Маше его интересы были чужды и непонятны. После окончания рабочего дня среднестатистические мужчины отправлялись домой, к женам, а Борис продолжал очередное расследование, не считаясь с личным временем. Такой уж он был трудоголик, получающий удовольствие от хорошо сделанной работы.

Маше не хватало мужского внимания. На фоне моднющих нарядов других студенток она чувствовала себя одетой бедно и несовременно. Росла ее неудовлетворенность жизнью, обида на мужа, который, как ей думалось, не ценит ее и относится только как к бесплатной домработнице. Он даже не сделал никаких попыток отремонтировать квартиру, а она так мечтала иметь уютное гнездышко! Рожать ребенка в таких условиях она не хотела, к тому же сначала надо было закончить учебу.

Все чаще, возвращаясь домой к любимой жене, Борис слышал ее недовольное нытье: она уговаривала его сменить работу на более высоко оплачиваемую, упрекала в отсутствии любви к ней. Борис готов был доказать свои чувства крепкими объятиями и поцелуями, но жена холодно и раздраженно отстранялась.

Ее возмущало, что он любит свою работу больше. Трупы, морги, грязь, изнанка жизни, что в этом хорошего? Другое дело – предпринимательство! Бизнесмены, ухаживающие за ее сокурсницами, выглядели шикарно, дарили красивые и дорогие подарки. Да, иметь много денег опасно. Но как раз Борис, который каждый день рискует ради других, и мог бы заняться таким делом. Если и рисковать, то ради себя и близких, а не скупого работодателя-государства.

Попытка объяснить жене, что Борису просто нравится хорошо выполнять свой долг, бороться со злом и несправедливостью, натыкалась на стену непонимания. Нравится бороться с несправедливостью? А разве справедливо, что молодой красивой девушке живется столь несладко, что она, так и не пожив для себя, сразу из детства попала во взрослую жизнь, где надо стиснуть зубы, терпеть и бороться за выживание?

Борис не понимал, почему жене так хочется модно одеваться, ведь он ее обожает в любой одежде, а без одежды еще больше. Зачем нужны красивые обои и занавески, модная мебель и ковры? Все это такая мишура, совсем не главное в жизни. Главное – это интересная работа и чтобы было, куда и к кому вернуться после нее, чтобы дома тебя ждал любимый человек.

Через год жена подала на развод, еще через год вышла замуж за предпринимателя. Счастлива ли она, Борис не знал: с тех пор они не виделись.

Грустно, когда люди не могут сохранить любовь. Кто виноват? На том этапе жизни Борис не мог отказаться от любимого дела, он ведь уже пожертвовал ради жены рыбалкой. Она хотела от него невозможного: выполнить ее требования означало отказаться от себя самого. К решению о смене работы он должен был прийти сам. Но и она на том этапе своей жизни не готова была зубами цепляться за свою любовь, отринув соблазн быть красивой и модно одетой, что для нее, такой молодой, казалось жизненно важным.

Теперь Борис смотрел на прошлое отрешенно. Оно было так далеко, так смутно просматривалось, как через толщу воды просматривается дно моря.

Глава 46

Юрик вышел на волю девятого августа две тысячи десятого года. Его никто не встречал. Да и кому встречать-то? Мать – на Украине, девушкой он так и не успел обзавестись, бабушка – в деревне, болеет. Нет у него никого, кроме старой бабки. И никто его в жизни не любил, кроме нее. Он и счастлив-то был только рядом с нею. И нет у него другого дома, кроме бабкиного, там его родина. Мать – совсем как чужая, у нее своя семья, в которой ему нет места. От сестренки он давно отвык, выросли поврозь, она и не помнит брата, наверное.

Юрик много раз представлял себе день своего освобождения. Первым делом – к бабушке. Соскучился. Она его ждет, знает, когда любимый внук приедет. Пирогов, наверное, напекла! Только с нею он и переписывался на зоне. Мать, правда, тоже писала иногда, посылки присылала. А бабушка года три назад даже приезжала. Все плакала от счастья, что свиделись.

– Внучек, родненький, старая я уж стала, все боялась, что не увижу тебя. Похудел-то как! Зато вырос, возмужал. Не обижают тебя здесь?

– Да уж нет, ба, я себя в обиду не дам!

– И правильно, родной, и правильно! Возвращайся поскорее, плохо мне одной-то, с хозяйством теперь не управляюсь, на пенсию только и живу! – говорила она. – Не знаю, свидимся ли еще. Ты вот что: вдруг со мной что случится…

– Нет, бабуля, не говори так. Что я без тебя делать-то буду, кому нужен? Ты уж постарайся, дождись меня!

– Да уж буду стараться изо всех сил! – улыбнулась бабушка. – А только знай: есть у тебя отец, он жив и здоров, если что – к нему обращайся, адрес я тебе в письме напишу.

– Вы же говорили, что он погиб?

– Да почти и так: женился на другой, бросил твою мать в положении и никогда не интересовался ни ее судьбой, ни ребенком.

– Зачем мне такой отец?

– Вот и мы решили, что не нужен он. Но теперь ты уже взрослый мужчина, и пора сказать тебе все, как есть. Мало ли что в жизни случится… А девушки у тебя нет? Правду говори!

– Да откуда, бабуль, меня ведь забрали, когда я еще пацаном был, девки на меня тогда и не смотрели!

– Ну, ничего, скоро вернешься, и женим тебя! Я уж и невесту присмотрела: хорошая, скромная, еще школьница пока, как раз через три года восемнадцать лет исполнится! Женишься, правнука родите, хочется мне на твое счастье посмотреть до смерти!

Юрик улыбнулся своим воспоминаниям.

Больше суток он добирался до родной деревни, приехал к вечеру, уже смеркалось. Вышел на автобусной остановке – и оторопел: вместо знакомого леса – черный пепел. До деревни бежал, задыхаясь от беспокойства. Вот он – поворот дороги. У леса крайний дом должен быть бабулин… Ничего нет, только пепелище. И соседнего дома нет, в воздухе пахнет гарью. В страшной тревоге он бросился вдоль улицы… Вот дом тети Шуры, забарабанил в дверь. Послышались шаги, вышла старая бабушкина подруга. Всмотрелась в него – и ахнула:

– Юрочка, ты ли? А мы ведь бабушку твою семь дней как схоронили! Господи, горе-то какое! – заплакала она.

– Что, что случилось с ней?

– Да ты проходи, проходи, поживи у нас пока! Дед, давай чайник ставь, сосед вернулся!

Дед Женя вышел, обнял Юрия, повздыхал с женою, поплелся на кухню.

– Ох, Юрочка, жара-то какая все лето! Вот только два дня, как стало прохладнее… – говорила тетя Шура, усаживая гостя за стол. – И ни одного дождика с весны! А людей-то все на природу тянет, отдохнуть, костерок зажечь, шашлыки поджарить – модно теперь это. Да и пьет народ, а, выпивши, себя не помнит. Разве можно в такую-то сушь – от одной искры, от папироски незатушенной так полыхнет!

– Уже с середины июля дымом запахло, – продолжил рассказ жены дед Женя, вернувшись из кухни. – По телевизору говорили – по всей России торфяники горят! А куда бежать? В городе нас не ждет никто, да и там жара, дым тоже. Так и сидели дома, на Бога надеялись. И вроде далеко от нас горело, а только ночью тридцать первого июля то ли ветер переменился, то ли еще что…

– Проснулись мы от криков – выскочили на улицу: дым кругом, только пламя видно и гул такой, как будто поезд идет, – перебила его тетя Шура. Губы ее тряслись, в глазах были слезы. – Вон в той стороне, где ваш дом стоял – лес горит, и огонь уже на строения перекинулся… А что мы можем – старики…Страшно очень! Дышать трудно, воздух горячий, дыхание перехватывает… Я икону схватила, молилась, чтобы пламя ушло… – она замолчала, вытирая мокрое лицо уголками платка.

– И пожарных-то не было рядом – они водой коттедж поливали, что им избушка старая… – горестно заметил дед. – Бабушку твою некому вытаскивать было…И еще один дом сгорел…Наш следующий…Спасло одно: между пожаром и нашим домом – картофельный участок. Мы с бабкой каждый день его поливали, земля там сырая была, вот пламя-то и не пошло на наш дом…Бог миловал! Тут и пожарные подоспели…

– А бабушка твоя, наверное, не слышала шума: глуховата была, да и домушка-то самый ближний к лесу, – опять вмешалась тетя Шура. – Не вставала она в последние дни: сердце болело, давление низкое, плохо жару переносила…Я к ней каждый день заходила, кормила, поила ее… Она все о тебе говорила, ждала очень… Ой, подруженька, муки-то какие тебе пришлось принять! За полчаса все закончилось… Лишь косточки обгоревшие и нашли, – тетя Шура вновь заплакала. – Мы матери твоей телеграмму высылали, да только дома никого не оказалось, так что она и до сих пор, возможно, ничего не знает, иначе уже приехала бы. А с похоронами местная власть помогла… В закрытом гробу хоронили!

Юра словно окаменел. Все, на что он надеялся в последние годы, все уничтожено этим страшным пожаром. Бабушка была единственной ниточкой, которая связывала его с незнакомой ему вольной жизнью. Даже избушки у него своей нет. Кто виноват? Что теперь делать? Куда идти? Друзей на воле не нажил, все друзья мотают свой срок. Что он умеет? Кому нужен? Опять судьба обошлась с ним несправедливо.

Глава 47

«Новый юридическо-экономический университет», сокращенно «НЮЭУ», размещался в одном из зданий бывшего завода. Сам завод практически перестал существовать, преобразовавшись в закрытое акционерное общество, сдающее муниципальную собственность в субаренду.

Бывшие цеха переоборудовали в просторные лекционные аудитории, в комнатах инженерно-технических работников сделали кабинеты для практических занятий, а в помещениях для руководства расположились кафедры, деканаты и ректорат.

Политикой университета было активное продвижение собственных образовательных услуг. Для этого заключались договора со школами, по которым они получали статус базовых. Выпускники этих школ имели некоторые преимущества при поступлении в данное высшее учебное заведение. Для преподавания специальных предметов в базовых школах активно привлекались педагоги самих школ, что создавало заинтересованность учебных заведений в получении статуса.

Правда, существенный удар по налаженной системе отбора из абитуриентов будущих студентов оказало введение в прошлом году единого государственного экзамена. В первый год эксперимента был полный бардак: практически все бюджетные места заняли льготники-инвалиды. Всеобщие подозрения вызвал и тот факт, что некоторые набравшие наивысшие баллы студенты при подаче документов не могли даже без ошибок заполнить анкету. Через некоторое время стало ясно, что, видимо, коррупция, как и материя, вечна. Вытесненная в одном месте, она перемещается в другое, а именно в медицинские комиссии, выдающие липовые справки об инвалидности, и в пункты сдачи ЕГЭ.

Да, материальное состояние Павла Петровича стало чуть хуже, но он не переживал: с таким тестем, как у него, не пропадешь. В конце концов, с базовыми школами отношения давно налажены. Уже в этом году выпускники базовых школ и слушатели одно- и двухгодичных подготовительных курсов, проводившихся преподавателями «НЮЭУ», получали дополнительно двадцать баллов к набранным по результатам ЕГЭ. Прорабатывалась возможность введения собеседования для абитуриентов, или дополнительного экзамена по профильному предмету. Кроме того, ведь поступить в ВУЗ – всего лишь полдела. Важно из него не вылететь. А еще есть аспирантура, получение должности преподавателя, защита ученой степени, продвижение по карьерной лестнице.

Павел Петрович сознавал, что отношения с женой и тестем – это архиважно. И хорошо, что после стычки в ресторане с сумасшедшим папашкой Алены он аккуратно завершил отношения с ней.

Алена – умненькая девочка, она все понимает и не в обиде. Конечно, надула губки сначала для порядка, но, когда он устроил ее на работу в известную фармацевтическую компанию, была очень довольна.

Как хорошо, что он всегда так осторожен! Как оказалось, этого сумасшедшего Алениного папашку кто-то пришил! И теперь – подумать только – из-за той дурацкой стычки он, Павел Петрович, попал под подозрение в убийстве! Это невероятно! Подозревать в убийстве его, который всю жизнь только и занимается тем, что со всеми улаживает отношения. Он терпеть не может конфликты и острые углы!

Павел Петрович вытер носовым платком вспотевшие от этих мыслей лицо и шею. Сегодня к нему на кафедру приходил милиционер. Слава Богу, он был не в форме, и коллеги не обратили на него внимания. Павел Петрович пригласил его в свободный от занятий кабинет, чтобы посторонние уши не могли услышать их разговора.

К несчастью, тот случай в ресторане стал известен милиции, и они решили, что Павел Петрович мог убить скандалиста, желая скрыть от своей семьи любовные похождения на стороне. Что за нелепица, просто бред какой-то!

Бред-то бред, а вполне могли его арестовать на глазах всего университета, и тогда прости-прощай, налаженная жизнь. Конечно, потом бы выяснилось, что он невиновен, но скандал мог разрушить все благополучие, выстраиваемое годами. Спасло его только наличие алиби! Какое чудесное, мелодичное слово: а-ли-би! Когда он узнал, что убийство произошло девятнадцатого августа, он как будто освободился от петли, затягивающейся на его горле все туже. Как раз девятнадцатого августа он выступал на симпозиуме в Сочи, и его видело множество людей. Проверить это было совсем нетрудно.

Казалось, милиционер был вполне удовлетворен. Он попросил Павла Петровича написать на бумажке номер его сотового телефона, так, «на всякий случай», если возникнут дополнительные вопросы. Вежливо попрощался.

Прошло уже полчаса после ухода Бориса, а Павел Петрович все сидел в пустом кабинете, приходя в себя. Постепенно жизнелюбие возвращалось в его измученное неожиданным стрессом тело. Кажется, на этот раз пронесло. Пожалуй, пора заканчивать крутить романы с молодыми девицами. Вполне можно обойтись невинным кокетством с ними. В конце концов, он уже не мальчик, чтобы вести себя так беспечно.

Глава 48

В Харьков Юлия с мужем и дочерью Миленой переехали почти десять лет назад, когда после смерти супруги беспомощный свекр остался один в двухкомнатной квартире. Юля не хотела уезжать далеко от матери и сына, но так распорядилась судьба. Она писала им, высылала деньги, но приезжала очень редко.

Брат Степы работал на рынке, и бизнес шел в гору. С его помощью и Степан открыл свое дело на новом месте. Юлия во всем помогала мужу, так что можно сказать, бизнес у них был общий, хотя и оформленный на него. Сначала было трудно, и, чтобы не потерять клиентов, они практически не устраивали себе отпусков в привычном для нас понимании: все заработанные деньги вкладывались в развитие дела, приобретение активов. И лишь спустя несколько лет появилась возможность тратить часть дохода на нужды семьи. Сделали евроремонт и перепланировку, купили отдельное жилье дочери. Пока девочка еще мала, там поселили отца и наемную женщину-сиделку.

Наконец, Степан решил, что достаточно крепко стоит на ногах и может себе позволить устроить близким настоящий летний отдых, тем более что из-за жары клиентов почти не было. Тридцать первого июля две тысячи десятого года Юля с дочкой и мужем отправились на Черное море, чтобы провести там семнадцать беззаботных дней.

Беспокоиться о питании было не нужно: стоимость завтрака, обеда и ужина входила в цену путевок, фрукты покупали на рынке. У воды жаркое лето не казалось изнуряющим. Наоборот, погода была отличная. И Юля, и дочь впервые оказались на берегу моря, и радости их не было предела. Чтобы не оставлять вещи без присмотра, купались они по очереди: сначала Юля с Миленочкой, потом Степа. Иногда дочка купалась с отцом. Плавать она не умела, и ей купили большой яркий надувной круг.

Как-то раз Юля, выходя из моря на берег, заметила, что Степан в ее отсутствие весело болтает с привлекательной молодой девицей, загорающей по соседству. Юля напряглась, но промолчала. Когда она подошла, разговор смолк, а девица окинула ее с головы до ног долгим критическим взглядом. Степан всегда говорил, что не любит ревнивых женщин, и Юля старалась не обращать внимания на его разговоры с женским полом: мало ли с кем приходится контактировать мужу по роду деятельности. Даже легкий флирт она готова была не замечать, ведь ей и самой иногда хотелось пококетничать.

Однако забыть этот случай Юле не удалось. Девица постоянно крутилась рядом с ее мужем: то в кафе, будто случайно, оказывалась за одним столиком с ними, то в волейбол они играли в одной компании, и скоро уже называли друг друга по именам.

На отдыхе Степан неизменно посещал дискотеки, желая оторваться на полную катушку, и Юле приходилось, прихватив Миленку, сопровождать его. Однажды вечером Милене стало плохо: видимо, девочка чем-то отравилась. А, может быть, так проходила акклиматизация организма. Юле осталась с хнычущим ребенком, а муж отправился «подышать воздухом» перед сном. Часа через два, когда девочке стало лучше, и она уснула, Юля решила поискать загулявшего супруга. Заглянув на гремящую дискотеку, она потолкалась среди танцующих, однако мужа не встретила, вышла на улицу и нерешительно побрела назад.

Ночь была темной и теплой, шуршали ветви деревьев, изредка слышались приглушенные голоса гуляющих. Вдруг какой-то из звуков показался Юле знакомым. Она остановилась и прислушалась. У стены дома, за кустами, кто-то был. Вот опять слышен разговор вполголоса. Знакомые интонации. Обойдя газон, она подошла к парочке вплотную. Так и есть: Степан с этой противной наглой девицей. Обнимаются и целуются. Это уже слишком! Она развернула мужа лицом к себе и молча влепила пощечину. Побежала домой, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться прямо на улице. Следом пришел и муж с виноватым видом. Просил прощения, клялся в любви.

Все оставшееся время до отъезда Степан не отходил от жены. Ухаживал, дарил цветы, завоевывал заново. Они стали ближе, чем раньше. Брошенная девица кусала губы: отдых был испорчен.

Перед отъездом Юля, видя, как внимателен к ней супруг, вновь завела разговор о Юрике. Она напомнила, что всегда прислушивалась к мнению и желаниям супруга, даже оставила ради него сына. Без родительского надзора и поддержки паренек попал в плохую компанию. Разве Степан не чувствует своей вины в этом?

– Ты всегда делал все, что хотел. Ты не любил моего мальчика. Его судьба − это наша с тобой вина. Мама уже совсем старенькая и нуждается если не в уходе, то уж, во всяком случае, в помощи близких.

– И что ты предлагаешь?

– Давай продадим ее дом, и пусть они с Юриком переезжают в Харьков. Пока поживут с нами, а там видно будет.

Степан насупился, молчал. Ему хорошо с Юлькой и дочкой, но общаться с ее родней совсем не хочется. Этот уголовник Юра, он наверняка ненавидит его.

− Степочка, мне тревожно было все эти годы. Я люблю своего сына, а он вырос чужим человеком. Грех это. В тюрьму он попал по нашей с тобой вине. Мы должны помочь ему вернуться к нормальной жизни. Ну, что скажешь?

Степан понимал, что кругом виноват перед женой.

− Хорошо, − сказал он, − я согласен.

Юлька просияла.

− Я сразу после возвращения поеду к ним! Юрик уже должен быть дома.

Глава 49

Когда загорелые и счастливые Юля, Степа и Миленочка возвращались домой с моря, в подъезде они встретили женщину из соседней квартиры.

– Ой, приїхали нарешті, а ми вас тут так шукали, так чекали! Адже вам телеграма була, ось відразу як ви виїхали, наступного дня! У адже Вас, Юлечка, в Росії мама померла, другого серпня похорони були! А де ж вас шукати, коли ви на морі виїхали! Горе-то яке, і ховати-те нікому! Що ж Ви, Юлечка, телефон-то свій мамі не залишили! Не дай бог нікому так згинути відразу, і з дочкою рідної не попрощатися! – запричитала она скороговоркой.

Юля так и села на лестнице: ноги держать перестали. Как? Почему? Мама, вроде, и не болела особенно, и молодая еще была, шестьдесят восемь лет всего! У нее не было сил объяснять соседке, что мама жила в такой деревне, где сотовой связи нет, и чтобы позвонить с почты дочери, ей надо было ехать в соседнее село.

В почтовом ящике Степа нашел письмо от мамы, сунул его жене. С того света письмо, получается.

«Любимая доченька моя, Юленька! – писала мама своим красивым, круглым почерком. – Как вы там живете? Как внучка моя, Миленочка, учебный год закончила, с какими оценками? Я живу хорошо, жду возвращения Юрика. Недавно получила от него письмо. Он пишет, что скоро его отпустят, и приедет он девятого августа или десятого. Жду его с надеждой и радостью. Может, и вы приедете с Миленочкой, вот бы хорошо-то было! В этом году у нас стоит страшная жара. За все лето не выпало ни дождинки. Трава вся пожелтела, лесные пожары начались. В воздухе пахнет дымом, и все он окутал, как туман. В новостях говорят, что и в городах то же самое. По всей стране леса горят. А у вас там как, мои родные? Пока горит далеко от нас, Бог милостив, обойдется. Жару я переношу плохо. Огород уже сил нет поливать. Давление, видно, низкое, ходить тяжело, слабость. Ночью спать не могу от дыма и духоты. Рядом с кроватью ставлю тазик с водой. Кладу мокрые тряпки и на лоб, и на грудь. Но ты не беспокойся, меня Шура навещает каждый день. Она, хоть и постарше, а чувствует себя лучше. Ничего, ужо кончится жара, и все наладится. Жду вас всех, мои родные, хочу очень повидаться. Целую моих любимых. Ваша мама и бабушка».

Ох, мама, мама! Как же так случилось? Ну, почему она не согласилась переехать к ним в Харьков? «Нет, – говорила мама, – не уеду от своего дома родного. И Юрику будет, куда вернуться. Пусть знает, что бабушка его любит и ждет. Ему там, в тюрьме, надежда нужна».

Поплакав, Юля начала собираться в дорогу. Нужно на могилку сходить к маме, попрощаться. А еще надо обязательно Юрика к себе забрать, что ему там одному делать? Еще поедет ли? Обижен он на мать, может заартачиться. Миленка тоже запросилась в поездку, а ей ведь в школу первого сентября. Нет, не получается с ней поехать. Юрику загранпаспорт надо выправлять, а это долго. За билетом послала мужа.

Утром следующего дня она уже сидела в поезде, уносившем ее к повзрослевшему без нее сыну. Как он встретит мать? Упрекнет? Отвернется? Очень она перед ним виновата. И как прощение у него вымаливать, не знает.

Глава 50

Добравшись до родной деревни, Юля сразу увидела пепелище на месте материнской избы. Села на выжженную траву у дороги, горько заплакала. Тетя Шура увидела ее в окно, подошла тихонько, обняла.

– Не плачь, дочечка, слезами горю не поможешь.

– Тетя Шура, здравствуй, дорогая моя! А Юрик-то где же теперь?

– У нас он живет, у нас! Пойдем-ка скорее в дом, все я тебе расскажу. Юрик-то в город поехал насчет работы, нет его сейчас. На могилку к маме сходим с тобой…

Вечером, когда пришел Юра, Юля бросилась к нему на грудь со слезами:

– Прости меня, сыночка, прости за все глупую мать твою! Это я во всем виновата! Во всех твоих бедах, дорогой мой сыночек! И за бабушку прости, не уберегла!

– Ладно, мам, хватит сырость разводить. Бабушку не вернуть теперь.

– А ты, сыночек, как? Как привыкаешь к вольной жизни? Работу, что ли, ищешь?

– Работу-то ищу, да только никому судимые не нужны. Я тут подумал, может, самому бизнесом заняться?

– Хорошее дело, да не так это просто, сынок, одному-то. А я ведь за тобой приехала! Поехали со мной в Харьков! У нас там бизнес со Степой, и тебе поможем свое дело организовать!

При упоминании о Степане Юрий помрачнел, насупился.

– Юрочка, прости ты его, сынок. Ты ведь ему не родной. Ну, не смог он чужого пацана полюбить, как своего. Не суди строго. Дело-то прошлое. Ведь он тебе не враг, не откажется помочь. А я мать родная твоя! Уж я-то как помогать тебе буду! Мать всегда своих детей любит, как бы ни разлучала их жизнь. Прошу, соглашайся, что тебя здесь держит? Увидишь, как Миленочка подросла, сестренка твоя. Ты ведь ее так любил, когда маленький был!

Юра задумался. А ведь мать дело предлагает. Кому он здесь нужен? Всем он тут чужой. Спасибо только тете Шуре да деду Жене, поддержали его.

– Ты права, мать, ничего меня здесь не держит. Я готов ехать хоть на край земли.

– Тогда завтра же нужно оформлять загранпаспорт. Поедешь? – обрадовалась Юля.

– Отчего не поехать? Поеду.

– Давайте-ка идите ужинать, дед там бутылочку достал, посидим, бабушку помянем, – вмешалась тетя Шура.

За ужином дед Женя сказал: «Сегодня слышал, что за погибших на пожаре компенсация положена, двести тысяч. Сходите-ка завтра в администрацию, узнайте. Говорят, и строить будут дома для погорельцев. Вот бы хорошо-то было!».

… Перед сном Юля долго разговаривала с сыном, каялась, молила о прощении вновь и вновь, сидя на его постели, как в детстве.

– Простишь ли ты меня, сынок? О тебе каждый день сердце болело, поверь. Вот ты теперь один недели две помыкался, а я тогда одна с ребенком на руках была. Работы в деревне нет хорошей, и в городе малыша одного дома не оставишь. Я и отвезла тебя к бабушке. Тебе ведь с ней хорошо было?

– Хорошо.

– Ну вот. Она ведь добрая, тебя очень любила, и ей с тобой не одиноко было. А денег я вам высылала, и навещала, ты же помнишь. А когда со Степаном познакомилась, он таким добрым мне показался! Говорил: «Все для тебя сделаю! Приму твоего ребенка, как своего!» А когда уже мы все вместе жить стали, да Миленочку родили, постепенно и выяснилось, что не смог он тебя полюбить. Так бывает иногда, сердцу не прикажешь. Не вини его в этом. А я бы одна двоих детей не потянула, ты ж пойми! А так я вам с бабушкой хоть денег высылала!

– Мамочка, да ты не думай, я простил тебя! Ты такая хорошая! Ты не виновата, я понимаю. Но ведь у меня был отец. Вот кто виноват во всем! Вот кто оставил тебя без поддержки! Вот из-за кого вся моя жизнь пошла кувырком! − Лицо Юрия помрачнело, глаза блеснули ненавистью. −Мне бабушка все в письме написала, и как его зовут, и где живет.

– Нет, сынок, я его не виню.

– Мама, как ты можешь! Это настоящий подонок!

– Ты что, виделся с ним? Ты что, его нашел?

Юра помолчал немного. Ему хотелось рассказать кому-то о том, что накопилось на душе за долгое время.

– Я когда вышел из тюрьмы и узнал о смерти бабушки, я вообще реально не знал, стоит ли мне жить, − тихо сказал он. − Уж лучше бы мне в тюрьме остаться навечно! Там хоть какие-никакие, а друзья у меня были, а здесь все смотрят, как на второсортного. А чем я хуже их? Тем, что в тюрьму попал по случайности? Когда я мальцом был, то здесь, в деревне, не было у меня настоящих друзей, только шмакодявки сопливые. А когда в училище поступил, реально в компании ребят мне классно было! Все, что мы тогда натворили, все не со зла, а по дерзости мальчишечьей. И за эту глупость свою отсидел я положенное. Только оказалось, что пока я там сидел, здесь жизнь без меня продолжалась! Сгинь я там, ничего бы в этом мире не изменилось. Бабушка ждала меня, да, но этот пожар, как нарочно, прямо перед моим освобождением случился. И тебя дома не было, я звонил. Как жить дальше? Ни дома, ни денег, ни работы. Я тогда реально думал, как лучше жизнь прикончить: повеситься, утопиться, с высоты спрыгнуть или под поезд сигануть.

– Сынок, милый, не говори так!

– А потом вспомнил: у меня же родной отец есть! А вдруг он всю жизнь хотел иметь сына, а я – вот он! Вдруг он обрадуется и поможет мне? Нашел бабушкино письмо с его адресом и отправился на поиски.

– Ты что, так прямо в квартиру к нему и явился?

– Нет, я сразу не решился. Там семья его, наверное. Мне хотелось наедине с ним поговорить.

– И что же было дальше?

– Пришел по адресу, нашел подъезд, квартира номер тридцать пять. Стал за выходом наблюдать. Там скамейка была, я на ней и обосновался. Сидел-сидел, уж и не знал, что делать дальше. Тут из подъезда мужик пьяный вышел, и прямо на мою скамейку присел покурить. Разговорчивый такой.

«Чего ты, – спрашивает, – парень, здесь расселся? Ждешь, что ли, кого?»

– Ага, – говорю, – с девушкой своей поссорился. Вот сижу, думаю, как помириться.

«А не с Аленкой ли из тридцать пятой квартиры?» – спрашивает опять мужик.

– Точно, с ней самой, – сообразил соврать я.

– А чего робеешь? Иди, не бойся, она, наверно, дома.

– Я отца ее боюсь.

– А-а, так ты, видно, не знаешь: разводятся они, не живет он с ними уж месяца два.

– А где же он живет?

– Римма говорит… А Римма – это жена моя, оч-чень красивая женщина, и умная, заметь!… Так вот, Римма говорит, что живет он на своей даче, с новой любовницей! Вот так-то!

– А где у них дача?

– А тебе зачем?

– Посвататься хочу к его дочери!

– Да? Ну, ладно, дело хорошее. До станции Петушки езжай на электричке, а там спросишь!

– И ты нашел его? – спросила Юля сына.

– Нашел. К вечеру уже доехал до Петушков, а там пацан какой-то мне его дачу показал. Зашел я в калитку, постучал в дверь. Он на крыльцо вышел.

– .И как он теперь выглядит?

– Да как выглядит, нормально. Седой. Злой.

– Почему злой?

– Потому что орать на меня начал.

– За что?

– Я сказал, что я его сын, что бабушка в пожаре погибла, а я только что из тюрьмы освободился, и денег у меня нет. Хотел письмо бабушкино показать, а он, как только услышал про тюрьму, меня вытолкал с крыльца и дверь захлопнул.

– Бедный ты мой мальчик! Но ты не сердись на него. Я сама во всем виновата. Я знала, что у него есть невеста, что она ждет ребенка, и все же попыталась отнять его у них. Грех это. За это мы и расплачиваемся с тобой. А он даже не в курсе, что ты родился. Он тогда мне велел аборт сделать. Я думаю, что он давно забыл про тот случай, и решил, что ты мошенник какой-нибудь. Бог его простит, - Юля обняла и поцеловала сына.

– А ты думаешь, Бог есть?

– Конечно, есть, сынок. И за все грехи рано или поздно приходится расплачиваться. Но ты должен верить, что господь милостив. Он знает, как люди иногда ошибаются. Они думают, что имеют право судить других, но их суд неправедный. Судить может только Бог, потому что он все видит и знает Истину.

– Мама, меня Он все равно никогда не простит.

– Почему, сынок?

– Такое простить нельзя, − еле слышно произнес Юрик после долгого молчания.

– Это связано с тем убийством? Ты уже искупил свою вину.

– Нет.

– Расскажи мне.

– Не могу.

– Бог все прощает, если человек раскаивается. Расскажи мне, не бойся. Я тебя не предам.

Юра помолчал, собираясь с мыслями.

– Когда я из тюрьмы вышел, все отвернулись от меня. Бабушки больше нет. Родной отец обругал и выгнал, как бродягу, как нищего, как бомжа! На работу никто не берет. Никому я не нужен! И еще я думал, что не нужен тебе. У меня было два выхода: убить себя или мстить всем. А тетя Шура и дед Женя не дали мне принять ни одно из этих решений. Они вели себя так, словно они мне родные. Почему именно они? Они не могли помогать мне! Это неправильно!

– Почему неправильно? Люди должны помогать друг другу.

– Нет, зло должно быть наказано. Я никогда не искуплю свою вину перед ними, − прошептал он. − Это я виноват в смерти их внука. Это я заманил его в болото и бросил там одного. Я все годы помнил об этом, и думал, что это справедливо, ведь он тогда обидел меня. Но я не могу признаться им в этом. Что мне делать?

Юля помолчала.

– Ничего не надо делать, сынок, - убежденно заговорила она, наконец. - Ты уже получил свое наказание за тот детский поступок. Зло всегда возвращается к тому, кто сотворил его. Отвечай добром на добро, а за принесенное зло прощай, не множь свои беды. Думай о хорошем, прости тех, кого считаешь своими врагами. Они не ведают, что творят. Отчаяние – смертный грех. Ты тогда был ребенком и не сознавал, что делаешь. Все люди – дети Господа, и им свойственно ошибаться, и они часто не сознают, что творят, как и ты не сознавал тогда, не предвидел последствий. Бедный мой ребенок, давай, я тебя обниму, и заберу себе все твои страхи и обиды, – Юля обняла сына, и вскоре он уже крепко спал.

А Юля долго не могла заснуть: смотрела на спящего Юрика, такого взрослого и уже много испытавшего, и такого еще беззащитного. Жалела его. Думала о своей жизни, об ошибках, которые она совершила.

Уже занималась заря, когда, наконец, к ней пришел сон.

Глава 51

Итак, Борис уже побеседовал почти со всеми, с кем планировал, кроме Алены. И помнится, еще Ангелина говорила, что у Глеба, возможно, был взрослый сын.

Борис позвонил Сереге Лобнову, вкратце рассказал о результатах проведенной работы и попросил навести справки по базам о Юлии Сорокиной из деревни Верхние Липки и ее сыне, и о том, кто записан отцом парня.

Теперь ему надо встретиться с дочкой Глеба. Беседовать с ней при матери Борис не хотел: ему нужно было, чтобы девушка откровенно отвечала на все вопросы. Значит, следовало встретиться с ней в другом месте.

Узнав у Павла Петровича, где теперь работает Алена, он в конце дня встретил ее у проходной. Представился, предъявил документы. Алена скорчила недовольную гримаску, но поговорить согласилась. Они зашли в небольшое кафе, заняли столик у окна, сделали заказ.

– Как продвигается расследование? – начала разговор Алена, насмешливо глядя в глаза стражу порядка. Она чувствовала себя уверенно, кокетничая с мужчиной, которому наверняка нравилась.

– Без вашей помощи – очень плохо, – в тон ей ответил Борис.

– Да? И чем же я могу Вам помочь?

– Честными ответами на мои вопросы.

– А мне скрывать нечего. Я ничего плохого не делала.

– Тогда расскажите мне про отношения с отцом.

– Ага, сейчас, а Вы сразу сделаете вывод, что убийца – это я. Между прочим, по закону, я могу не свидетельствовать против себя, – проявила свои юридические познания девушка.

– Алена, ну вы же умница. Вы видите, что мы не в милиции, а в кафе, разговариваем без протокола. И потом, у Вас есть алиби. Вас в тот вечер видели соседи, и мать подтверждает, что Вы были дома. Никто Вас ни в чем не подозревает.

– Ну, ладно. Но я должна понимать, зачем Вам это?

– У меня очень много вопросов, и очень мало ответов. Может быть, Вы знаете, кто мог убить Вашего отца?

– Откуда мне знать? Думаете, он мне что-нибудь рассказывал? Да он меня вообще за человека не считал. Только командовал, что можно, а что нельзя, во сколько домой приходить, как одеваться, с кем дружить. Он и с матерью так себя вел, а она терпела. А я вообще не выношу, когда на меня давят, навязывают что-то. Рекламу слышать не могу, гламур ненавижу, всякие там сплетни, кто из артистов с кем спит и кто кого бросил. Мне что, должно быть это интересно? Телевизор вообще не смотрю, и когда мать включает, просто злюсь. Я свободный человек, сама все решаю, и не надо меня зомбировать. Вы знаете, что я больше всего люблю? Ощущение полета, когда едешь на мотоцикле и представляешь, что ты – птица, и нет ничего, кроме тебя и пространства, в котором ты движешься.

– А как же свободный человек может обойтись без информации? – спросил Борис, попутно отметив про себя, что дочь похожа на отца больше, чем она думает. Глеб тоже все решал сам и ценил свободу.

– В Интернете есть все, что я хочу знать. А телевидение – средство духовного насилия, зомбирования, порабощения масс. А я – не масса, а неповторимая личность.

– Мне знакома эта теория, – ответил Борис, с симпатией улыбнувшись неповторимой, но все-таки очень наивной и юной личности. – А как Вы отнеслись к поступку отца? Я имею в виду его уход из семьи.

– Теоретически я допускаю, что человек может влюбиться, – задумчиво ответила Алена, помешивая кофе. – Но на практике принять этого не могу, ведь это так ранило мать, да и меня тоже. Наверное, все дело в том, КАК он это сделал.

– А что он сделал, по вашему мнению, не так?

– Он ничего не стал объяснять, не извинился, он просто выкинул нас из своей жизни, как старый хлам. И это видно было не только по словам, но и по делам. Он выгонял нас из квартиры, забирая себе лучший кусок. Это отвратительно, низко! Я не знаю, как мама это пережила, она ведь так была предана ему всю жизнь, его интересы были для нее важнее интересов собственной дочери.

– Почему Вы так решили?

– Потому что она всегда вставала на его сторону, даже когда он был неправ.

– Например?

– Да много было примеров, не хочу даже сейчас вспоминать.

– Вы пытались как-то поддержать свою мать?

– Да, конечно. Мы с моим другом следили за отцом, узнали, кто его любовница, где она живет, где работает.

– А друг – это Павел Петрович?

– Ну что Вы! Нет, конечно, это Сашка Романов, у него мотоцикл есть, на нем мы и ездили за отцом.

– А зачем вам нужно было узнать, кто любовница?

– Это нужно было матери, потому что отец ей не рассказал, не объяснил НИЧЕГО. Просто ушел, и все. Так нельзя поступать, это бесчеловечно.

– А про случай в кафе что Вы скажете?

– Ах, так Вы знаете? Тем лучше. Да, я была там со своим дипломным руководителем. Он мне и на работу помог устроиться. А отец повел себя безобразно, просто неприлично! Он был пьян, угрожал Павлу Петровичу, что лишит его работы.

– Так, может, Павел Петрович и убил его?

– Да Вы что, он такой трусишка! Сразу после этого случая – в кусты. Короче, мы расстались. Видимо, он не любил меня по-настоящему, а просто врал… В общем, я в нем разочаровалась. Заячья у него душонка, ни на какие поступки не способная…

– Ну, хорошо, узнали вы имя и адрес любовницы Вашего отца, а дальше что?

– Ничего. Я матери все рассказала…– как-то слишком поспешно ответила Алена.

– А Вы случайно не знаете, кто мог написать это письмо? – спросил Борис, осененный внезапной догадкой, протягивая девушке любовную записку, из-за которой Глеб поссорился с Лекой. Алена слегка покраснела.

– Ну и что? – сказала она с вызовом. – Я просто хотела, чтобы отец бросил эту женщину и вернулся в семью. Я же знала, какой он подозрительный. Даже если бы он к нам не вернулся, я все равно хотела, чтобы они тоже страдали, как мы с мамой. А записку писал Сашка по моей просьбе. Он все готов для меня сделать, не то, что этот Паша. Он сам отвез письмо на нашу дачу и бросил в почтовый ящик.

– А имя любовника вы откуда узнали?

– Ничего мы не узнавали. Моя подружка так младшего брата называет. А что, у нее, и правда, был любовник?

Борис ничего не ответил. Он был рассержен на Алену за глупую историю с письмом, из-за которого он ломал голову так долго.

– А Вы хоть понимаете, что, если бы не было этой записки, то Ваш отец, возможно, был бы жив?

– Как это? – растерялась Алена.

– Из-за записки он поссорился с любовницей и в тот вечер был на даче один. Если бы с ним рядом была она, все могло сложиться иначе. Двоих убить сложнее, чем одного.

– Значит, это я виновата в смерти отца? – Алена побледнела и готова была заплакать.

– Нет, но Вы виноваты в том, что следствие до сих пор топчется на месте. Надо было сразу рассказать про эту записку следователю, − ответил Борис резко, как отрезал.

Прощаясь с Аленой, Борис заметил, что она притихла и больше не пытается с ним заигрывать. Темнело, и ему пришлось проводить девушку до остановки, посадить в автобус.

« Зря я так прессанул девчонку», – думал он, возвращаясь домой. – «Если бы в тот вечер рядом с Глебом была Лека, она могла бы потерять ребенка и даже погибнуть сама. А еще, не было бы этой записки, возможно, не совершилось бы и убийство, не велось бы расследование, а значит, никогда я не встретил бы Леку».

Глава 52

Надо сказать, Борис был разочарован. Наверное, за время работы участковым он потерял прежнюю квалификацию. Даже Лека была ближе к истине, чем он. Помнится, она сказала что-то про стиль записки. Нечто вроде того, что такое умный и взрослый человек не написал бы. И почему он сразу не догадался? Конечно, Алена все же очень молода, и наивность сквозит в тексте этого письма.

Ну, хорошо, что мы имеем в сухом остатке? Ограбление и убийство. Связаны они между собой только временем совершения. Может быть, вообще, убийство – само по себе, и ограбление – само по себе, просто случайно совпали во времени?

Маловероятно. Но до сих пор он искал того, кто мог знать о предстоящей передаче денег и поэтому следил за Глебом. Однако нельзя исключать, что мотивом убийства было не ограбление, а что-то иное. Например, месть. И тогда убийца стал случайным свидетелем передачи денег и заодно решил их присвоить.

Вполне возможно, что это сын Глеба, которого родила Юля Сорокина. Раз в Петушках и в городе все дела закончены, надо съездить и в Верхние Липки. Но это ведь довольно далеко надо ехать! Нет, сначала лучше выяснить, действительно ли это сын Глеба.

Борис вновь позвонил Сергею Лобнову.

– Привет, Серега! Что-нибудь удалось узнать по моему вопросу?

– Да, Борис Иванович. У Юлии Сорокиной действительно есть сын, зовут его Юрий Григорьевич Мартынов. Кстати, он недавно вернулся из заключения. Осужден был по статье сто пятой уголовного кодекса как соучастник убийства таксиста, совершенного группой лиц. При назначении наказания судом учтен возраст преступника, которому на тот момент было всего четырнадцать лет. Первым мужем Юлии был Григорий Александрович Мартынов, ныне покойный. Юрий после рождения был прописан по адресу: улица Яблоневая, дом четырнадцать, квартира восемь, а после развода родителей – в деревне Верхние Липки по месту прописки матери. Юлия повторно вышла замуж, родила еще одного ребенка и в настоящее время проживает в городе Харькове. Борис Иванович, помощь нужна, один справитесь?

– Пока нет доказательств, санкции на арест или обыск нам не получить. Подготовь повестку этому Юрию о вызове на допрос в качестве свидетеля. Попробую побеседовать с участковым по району, где он прописан. Буду держать тебя в курсе. Если преступник действительно Юрий, не хотелось бы его спугнуть. Сейчас, видимо, он чувствует себя в полной безопасности.

– Договорились.

С милиционером, на участке которого находилась деревня Верхние Липки, Борис связался по телефону. Алексей, как звали коллегу Бориса, сразу сообщил, что бывший заключенный Юрий Мартынов ему знаком: «Да-да, знаю парня. Не повезло ему. Летом тут у нас два дома сгорело, так вот один из них – его родной дом. Бабушка в огне погибла. Я лично обращался к властям, что парню надо бы предоставить жилье. Если общество не будет помогать таким, как он, возвращаться к нормальной жизни, преступность будет только расти».

– А на что он живет? – поинтересовался Борис.

– С устройством на работу сложно. Может, удастся пристроить его сторожем в райцентре. А пока администрацией ему, как погорельцу, выделено восемь тысяч рублей. Живет временно у соседей, пенсионеров. А что? Он уже что-то натворил?

– Пока не знаю. На моем участке, в поселке Петушки, произошло убийство. Ведется расследование.

– Я могу чем-то помочь?

– Думаю, да. Вообще, для следствия важно, кто отец парня. Жалко, что побеседовать с матерью не удастся. Парень ведь может и не знать, кто его настоящий отец.

– Считайте, что Вам повезло: мать Юрия приехала из Харькова к сыну и живет в Верхних Липках уже недели три.

– Отлично! Однако пока нет доказательств вины Юрия Мартынова, мы заинтересованы в том, чтобы не спугнуть его. Давайте сделаем так: я приеду не в форме, и мы с Вами вдвоем сходим к этому Юрию как будто бы поговорить о том, чем власти могут ему помочь. Вы представите меня как работника администрации. Побеседуем, и я задам ему и матери интересующие меня вопросы.

– Когда Вас ждать?

– Думаю, смогу подъехать послезавтра часам к двенадцати.

– Ну, что же, буду Вас ждать.

Возвращаясь домой, Борис встретил на станции стайку подростков с велосипедами.

– Здравствуйте, дядя Боря, – поздоровались ребята с участковым. – А Вы уже нашли, кто дядю Глеба убил?

– А вы слышали про тайну следствия? Вы лучше скажите-ка мне, не видел ли кто-нибудь из Вас незнакомцев, которые бы расспрашивали про него.

– Я видел, - сказал самый младший, паренек лет двенадцати, белобрысый и веснушчатый.

– А кого ты видел?

– Приезжал парень, длинный, худой такой, расспрашивал, как найти дачу Куприяновых. Ну, я ему и показал.

– Когда это было?

– Летом, в августе.

– Ну, а в день какой? Не тогда ли, когда труп в озере нашли?

– Не. Накануне вечером, часов в семь, как раз мамка коз доить собиралась.

– Ну, спасибо тебе. Если я тебе этого парня приведу, узнаешь его?

– А то. У меня глаз – как фотоаппарат. Раз увидел – и запомнил.

– А почему же ты раньше не сказал, что видел его?

– Не знаю. Меня никто не спрашивал.

Глава 53

Перед поездкой к Юрию Борис, чтобы не попасть впросак, решил побеседовать с его бабкой, бывшей свекровью Юли.

По адресу, где когда-то проживала Юлия Сорокина со своим первым мужем Григорием Мартыновым, дверь открыла невысокая полная женщина лет шестидесяти. В воздухе стоял запах перегара.

− Любовь Сергеевна Мартынова? − спросил Борис.

− Ну, я. А ты кто?

− Здравствуйте, я из милиции, зовут меня Борис Иванович, − представился участковый.

− Здрас-с-те, − реакция дамы была явно замедленная.

− Я хотел бы поговорить о Вашем сыне, Григории.

− Я тоже х-хотела бы поговорить о своем сыночке, царство ему небесное. Давай, иди на кухню!

Женщина полными ногами в рваных тапках прошлепала на грязную маленькую кухню, заставленную бутылками. В раковине, прямо в кастрюле, наполненной водой, плавал утонувший таракан. У залитого чем-то липким стола стояли две табуретки, на одной из которых и устроился Борис.

Он не знал, как начать разговор. Женщина явно обрадовалась посетителю, и он боялся спугнуть ее дружелюбное настроение.

− Хочешь, расскажу тебе про моего сына? Он был очень хорошим, послушным мальчиком. А каким красивым малышом он был! Глаза большие, карие, волосенки совсем белые, кудрявые. Бывало, везу его в коляске, а прохожие говорят: «Надо же, какой красивый ребенок!» Сглазили, наверно… Точно, сглазили…А в школе учительница тоже всегда его хвалила: тихий, аккуратный, послушный мальчик…

Она высморкалась, налила темную жидкость из бутылки в стакан, придвинула Борису: «Давай, выпей со мной, в память о Гришеньке!»

− Спасибо, на работе не положено, - Борис порадовался, что именно сегодня надел форму.

− А ты кто? − ошалело уставилась на него женщина, будто впервые увидела.

− Я из милиции.

− И чего тебе надо?

− Скажите, ведь в этой квартире жил Ваш сын? - спросил Борис, пытаясь переключить ее память на недавние времена.

− Да. Это моей мамы квартира. А мама − она умерла…Болела долго…

− А сын?

− И сын умер…Пил он много. И один раз прямо на улице упал. Врачи сказали, инсульт… Здоровье слабое было…А все из-за этой дряни, жены своей…

− Жену звали Юля?

− Да, Юля… Я сразу сказала, что ребенка она еще до свадьбы нагуляла… А он не верил…Точно, не наш мальчонка был…

− Почему Вы так думаете?

− Почему, почему − ясно, почему: родился семимесячным как будто, а не слабенький и вес нормальный. И глаза у него синие, не наши. И вообще не похож ни на Гришу, ни на мать...

− И что же дальше?

− Сын не сразу поверил, жену на руках носил, мальчика обожал… А ко мне совсем перестал заходить… Как так можно, родную мать забыть из-за какой-то бабы! Я ему всегда говорила: «Женщин много у тебя будет, а мать одна… Ты жених видный, красивый, мужиков хороших мало… Да только свистни − любая за тобой пойдет… А ты из деревни взял, бесприданницу, да еще и с чужим ребенком… На шею свою посадил… Разве так можно в наше-то время? Так-то вот… Мать плохого никогда не посоветует…»

Она налила еще вина, выпила, вытерла губы…

− Потом он сам понял, как я была права. Все у жены допытывался, кто отец мальчика, а она не признается ни в какую… Понятное дело, не хотелось ему вечерами домой, с друзьями выпивать стал после работы, сначала нечасто… Потом на заводе зарплату перестали платить… Жена ушла, бросила в трудную минуту…Конечно, я-то сразу ее раскусила, дрянь такую… А он все не верил…Я бы и невесту ему нашла: были девушки хорошие… Да только он все пил и плакал: «Лучше Юльки никого нет, мама…» Ну, свою голову ему ведь не приставишь, правда?

Борис кивнул.

− На работу он так и не устроился, жили на мою зарплату… Потом уж я к нему перебралась, чтобы на глазах был, а свою квартиру сдавала… Выпивать-то я с ним начала, чтобы ему меньше досталось, раньше не пила я, нет… И все равно сыночка не сберегла… − она заплакала, сморщив испитое лицо.

− Может, Вам не надо было вмешиваться в жизнь сына? Не его ребенок, ну и что? Если он жену любил, полюбил бы и ее ребенка…Сейчас бы уж внуков нянчили…

− Ты что говоришь?!? Ишь, умник какой нашелся! Учить меня пришел?!? А ну, иди отсюда, пока цел…

Женщина разъярилась не на шутку и уже искала, чем бы запустить в Бориса… Чувствуя, что разговор окончен, он поспешно ретировался.

Глава 54

На следующий день Борис отправился в Верхние Липки. Через мутное окно тряского автобуса он в течение трех часов наблюдал изредка вспыхивающие золотом под солнечными лучами прозрачные осенние пейзажи, местами украшенные багрово-красными гроздьями рябин. Порой мимо проплывали зеркально-холодные водоемы, окруженные зарослями бурого кустарника.

Мысленно он представлял разговор с Юрием и его матерью. А если они скажут, что отец – Григорий Мартынов, и парню ничего не известно про Глеба? Что тогда? Не делать же экспертизу? Ладно, посмотрим, если надо будет, можно и задержать его на сорок восемь часов до выяснения обстоятельств, а там уж, возможно, и получится расколоть.

Встретившись с Алексеем, они обсудили предстоящий визит в деталях. У Бориса не было, конечно, постановления на арест, но повестку о вызове на допрос свидетеля он получил у следователя еще вчера. Алексей сообщил, что Юрий оформляет загранпаспорт и собирается перебраться в Харьков на постоянное место жительства.

Возле жилища бабы Шуры и деда Жени открывшаяся взору картина была удручающей: черные пятна горевшей земли походили на обугленные раны. На стук калитки в окне появилась голова бабы Шуры, и через минуту женщина уже открывала дверь нежданным гостям.

– Добрый день, тетя Шура! Ваши постояльцы дома?

– Дома, дома, где ж им быть? Юлечка, это к вам пришли! Насчет компенсации, наверное!

– Вот спасибо-то, – подумал Борис. – И врать не надо.

Гостей провели на закрытую веранду, где временно жили Юля с сыном.

– Здравствуйте, я ваш участковый, – представился Алексей. – А вы мама Юрия?

– Да, Юлия, очень приятно, присаживайтесь.

– Пришел сообщить вам, что насчет трудоустройства Юры мною ведутся переговоры. Сторожем пойдешь работать?

– Пойду, жить-то надо как-то, – ответил Юра.

– Дело в том, что мы решили уехать в Харьков, – пояснила женщина. – Сейчас загранпаспорт оформляем, только ждать придется около месяца. Возможно, я уеду ненадолго, у меня ведь в Харькове муж и дочь. А Юрочка, пока паспорта дожидается, поработает, где скажете, нос воротить не будет.

– Значит, ты не будешь ждать, пока тебе жилье построят? – поинтересовался Алексей.

– Мы решили компенсацию взять, на эти деньги Юре бизнес организуем, муж поможет, – опять ответила за сына Юля.

– Кстати, Ваш муж ведь не родной Юре отец? – вмешался Борис.

– Да, это мой второй муж.

– А Вы знаете, что Григорий Мартынов умер?

– Да что Вы! Нет, я не знала. А отчего?

– Пил много, и все Вас вспоминал, любил, видно, очень. Вчера я с его матерью беседовал, – и Борис вкратце рассказал о своем визите к бывшей Юлиной свекрови.

– Да, я знаю, он любил меня. Жаль его… Это свекруха нас развела, из-за нее он и пить начал.

– Но ведь все равно не он был родным отцом Юрия, так ведь?

– Это она Вам сказала? Вот ведь въедливая баба! – покачала головой Юля. – Да, это правда, но, если бы не она, мы бы, может, и сейчас жили счастливо.

– Значит, отцом Юры был Глеб Куприянов?

– Откуда Вы знаете? Вы кто? Разве Вы не из соцзащиты? – испуганно спросила женщина.

Тут Борису пришлось предъявить свое удостоверение.

– Так Вы подтверждаете, что отцом Юры был Глеб Куприянов?

– Да, подтверждаю. Но почему был?

– Дело в том, что Глеб Куприянов убит вечером девятнадцатого августа недалеко от своей дачи в поселке Петушки, и в нашем распоряжении имеются показания, что именно в этот вечер в поселке Петушки видели незнакомца, похожего на Юру, который разыскивал дачу Куприяновых. Скажи-ка, Юра, ты ездил в этот день к отцу?

– Я не буду ничего говорить. Вы сначала докажите, а потом обвиняйте!

– Ишь ты, какой грамотный! Не зря срок отбывал! Докажем, докажем, и для опознания тебя свидетелю предъявим. Но ты смотри: сейчас я к вам неофициально пришел, и у тебя есть возможность явки с повинной. А будешь упрямиться – себе хуже сделаешь!

– Ты меня на пушку не бери! Тебе все равно, на кого дело повесить, мент поганый! Конечно, мы люди второго сорта, все вали на нас! – Юра побагровел от возмущения.

– Юрочка, сынок, что ты! Не надо так! Товарищ милиционер, Вы простите его, пожалуйста! Не виноват он! Зачем ему отца убивать?

– А мотивов у него много. Во-первых, из чувства мести: он вас бросил, не помогал, парень без отца рос. Во-вторых, у Глеба в тот вечер при себе была крупная сумма денег, которые пропали.

– Не убивал я!

– А у отца-то был в тот вечер? Да ты говори, не бойся. Видишь, это даже не допрос, а просто беседа, как со свидетелем.

Юра помолчал немного, подумал, потом нехотя произнес: – Да, я приходил в тот вечер к отцу, видел его в первый и последний раз в жизни. Откуда я знал, что он выгонит меня, не захочет разговаривать? Я на его помощь надеялся и убивать не собирался!

– И как вы поговорили?

– Да никак. Как только я сказал, что недавно вышел из тюрьмы, так он и выгнал меня, даже слушать не захотел.

– И тогда ты решил его убить? Подождал, пока он пойдет к реке, подкрался сзади, ударил камнем и затем утопил. А потом взял ключ из одежды убитого, залез в дом и взял деньги.

– Нет, я не убил его в тот вечер, хотя желание такое было, – мрачно усмехнулся Юрий. – И денег не брал, и не знал ни про какие деньги. В тюрьму опять я не хочу, мне хватило. Да, я был очень зол на него, и, может быть, и убил бы потом, когда придумал бы, как это сделать. Но на другой день приехала моя мать, и теперь я знаю, что она любит меня. У меня будет свой бизнес. Зачем мне убивать теперь кого-то?

– Тогда давай так, – предложил Борис. – Не вздумай пускаться в бега – поймаем, и тогда уже точно тебе надеяться не на что. Побег и будет доказательством твоей вины наряду с показаниями свидетелей, которые видели тебя в Петушках в тот вечер. Если ты, и правда, невиновен, то завтра должен явиться на допрос. Вот, распишись в повестке. В качестве свидетеля пока, обрати внимание. Дашь подписку о невыезде, и работай себе сторожем, жди компенсации и паспорта. Только учти: на допросе следователю говори всю правду, это поможет выявить истинного убийцу.

– Он придет, гражданин милиционер, не сомневайтесь, – заверила Юлия.

Глава 55

Явившись к следователю в положенное время, Юрий по-прежнему утверждал, что не убивал отца. К сожалению, никакой явки с повинной: он под протокол повторил свои вчерашние показания. Парнишка, видевший Юрия в Петушках девятнадцатого августа, без колебаний указал именно на него при опознании.

Ну и что? Юрий и не отрицал, что был там. По заключению экспертизы, убийство произошло девятнадцатого августа часов в десять вечера, а парень видел Юру на три часа раньше. Кроме того, по показаниям стариков, у которых он жил, Юра никогда домой позже одиннадцати не возвращался, ночевал каждую ночь в деревне. Последний автобус приходит в Верхние Липки в двадцать два часа пятьдесят минут, дорога занимает около трех часов.

Может, старики ошибаются? В таком возрасте память иногда подводит. Надо допросить еще попутчиков, с кем Юра ехал в автобусе в тот вечер. Однако, как ни крути, прямых улик против Юрия пока нет.

Как утопающий за соломинку, Борис радостно уцепился за мысль, что ему совершенно необходимо встретиться с Лекой, она же просила его рассказывать о ходе следствия. Договорившись о встрече в кафе в обеденное время, Борис отправился на станцию через лес.

Осень выдалась сухой, как и лето. Стояла тихая, солнечная, безветренная погода. Лесные тропинки были сплошь укрыты шуршащей листвой. Деревья, как детские пирамидки, чередовали различные оттенки зеленого, желтого, оранжевого, багрового. Временами Борис лицом разрывал тонкие паутинки, неутомимо плетущиеся мелкими лесными паучками. На душе у него было светло и тихо, как и в лесу. Он думал о предстоящем свидании с Лекой.

Она пришла в кафе в широком светлом плащике. Сняв его, осталась в белой просторной блузке с коротким рукавом и строгой черной юбочке. Легкий загар нежных рук привел Бориса в трепет. Он протянул ей небольшой букет, купленный по дороге.

Лека понимала, что он за ней ухаживает. Красивое слово и не очень современное. Ее удивляло, что его не смущает ее беременность. Спросить прямо она не решалась. Никто из них не торопил события. Им было хорошо вдвоем, оба это понимали и боялись спугнуть чувства неосторожным словом или поступком.

Они устали «выкать» друг другу, и незаметно перешли на ты.

– Ты узнал что-нибудь новое? – спросила Лека.

– Да, выяснилось, кто писал любовную записку от имени Андрюсика.

– И кто же? – Лека удивленно вскинула ресницы.

– Ты была права, это писали именно невзрослые люди, почти подростки – дочка Глеба и ее кавалер.

– Но как они узнали имя?

– Совпадение имен было случайностью.

– Я поняла: дочь хотела поссорить нас, – Лека обиженно нахмурилась. Если бы не эта записка, они бы не поругались с Глебом.

– Ее чувства можно понять. Она надеялась, что отец вернется в семью, – осторожно заметил Борис.

– Конечно, обижаться глупо. Но все равно что-то как будто царапает. То, что Глеб умер, находясь в ссоре со мной. И это уже не исправить.

– Я понимаю.

Они помолчали.

– Так и неизвестно, кто убийца? – спросила Лека.

– Я когда-нибудь расскажу тебе все, если захочешь. Пока не могу. Одно ясно: мое расследование зашло в тупик. Чего-то не хватает. Может, я упустил что-нибудь важное?

– Что тебя беспокоит?

– Ключ. Я не могу понять, куда он делся. Зачем убийце брать его с собой?

– А знаешь, что? Я только сейчас вспомнила: незадолго до ссоры мне хотелось сделать приятное Глебу, и я подарила ему пластиковый брелок для ключей. Этот брелок был особенный: он отзывался на свист.

– То есть ты хочешь сказать, что нужно посвистеть, и он откликнется?

– Да. Это очень удобно для рассеянных людей.

– Ну, что же, попробую посвистеть около дачи: чем черт не шутит.

…Возвращаясь в Петушки, Борис завернул к даче Глеба. Уже подходя к калитке, он начал непринужденно насвистывать, словно просто был в хорошем настроении.

Неожиданно где-то рядом послышался ответный звук. Свистнул погромче − звук явно доносился из трубы, на которой крепилась сетка Рабитца.

Он привстал на носки, силясь заглянуть в темное отверстие. Посвистел еще − брелок точно в трубе. Как же его достать? Надо выкапывать трубу. Неужели повезло?

Так, до конца рабочего дня есть еще два часа. Он быстро набрал сотовый номер Сергея Лобнова.

− Сергей, привет, это Борис.

− Добрый день, Борис Иванович! Что нового?

− Кажется, я нашел ключ от дома убитого. Тут надо столбик выкопать, чтобы улику достать. Я бы мог и сам, но все равно надо на экспертизу к вам везти: а вдруг отпечатки сохранились? Может, пришлешь кого?

− У нас весь народ на выездах. Ладно, сейчас сам подъеду на машине, мне все равно к тестю на дачу в том направлении. Заодно и с работы слиняю пораньше.

Минут через сорок явился Серега. Борис уже сбегал за лопатой. Пригласили понятых, составили протокол. Извлеченный из столбика ключ с брелком аккуратно переложили в пакетик.

Ну, все. Теперь надо ждать результатов экспертизы.

Глава 56

Сергей Лобнов позвонил Борису на сотовый:

−Борис Иванович, результаты экспертизы готовы. Кроме отпечатков Глеба, на брелке нашли четкие отпечатки другого человека. Вполне возможно, что это и есть отпечатки убийцы.

−Ну, не тяни кота за хвост! Только не говори, что таких отпечатков нет в базе.

− Вы не поверите, но такие отпечатки есть! Они принадлежат вовсе не Юрию, а Валерию Лисину.

− Вот так новость! А каким образом отпечатки его пальцев попали в базу? Разве Лисин был ранее осужден?

− Нет, но, к счастью, НИИ, в котором они с Глебом работали, специально создан для нужд уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции , и все его работники подлежат обязательной государственной дактилоскопической регистрации.

− Так. Но ведь у нас против Лисина больше ничего нет. Я думаю, прежде чем его арестовывать, нужно организовать за ним слежку, чтобы установить, чем он занимается после работы, с кем общается. Не хотелось бы снова попасть впросак. Неплохо бы получить справку о его доходах. Хорошо бы узнать, не заключал ли он в последнее время сделок на крупную сумму. Но только тихо, чтобы не спугнуть. Давай так: ты возьми на себя справку, а я сам послежу за ним дня два-три.

− Он может Вас узнать и запаниковать.

− Я осторожно.

Конец рабочего дня Борис встречал в вестибюле института, притворяясь, что звонит по внутреннему телефону. Он надел кепку и темные очки, стоял вполоборота, стараясь остаться незамеченным.

Валерий Лисин покинул территорию НИИ через пять минут после окончания рабочего дня. Он был спокоен и не заметил Бориса. Тот осторожно проследовал за ним.

Проехав на автобусе несколько остановок, Валерий вышел у детского сада и зашел в здание. Минут через пятнадцать он появился, ведя за руку девочку лет пяти. Малышка доверчиво шагала с дядей, держа в свободной руке чупа-чупс.

Неужели преступник похитил ребенка? По информации отдела кадров, живет он с престарелой матерью, женат не был, детей не имеет.

Потихоньку следуя за ними, Борис сообразил, что они направляются к дому Алевтины, бывшей любовницы Глеба. Значит, Валерий забрал из детского сада дочку Глеба.

Когда мужчина с ребенком зашли в подъезд, Борис расположился на лавочке во дворе. Интересно, он отправился в гости к Алевтине на вечер или ночует у нее? Борису совсем не хотелось провести на скамейке всю ночь.

Рядом с ним сидела пожилая женщина. Она кормила птиц, кидая крошки на землю. Один из воробышков, самый шустрый, ухватил большую корку и трепал ее, пытаясь оторвать кусочек поменьше. Борис невольно рассмеялся.

− Тоже любишь птиц? − улыбнулась ему бабушка. − Я их каждый день прикармливаю, мне нравится за ними наблюдать.

− Особенно вон тот забавный, − ответил Борис, − наверное, совсем молодой.

− Ждешь, что ли, тут кого? − поинтересовалась старушка.

− В этом доме живет одна дама, она мне очень нравится.

− А как зовут эту даму? Я ведь тут пятьдесят лет живу, всех знаю.

− Алевтина. У нее еще дочка маленькая.

− Ой, милый. Ничего тебе не светит! Алевтина замуж собирается, мне ее мать говорила.

− Не за того ли мужчину, который дочку ее сейчас за руку вел?

− Да, за него самого. Он давно к Алевтине клинья подбивал, уж года три точно. Я ее все спрашивала: «Ухажер, что ли?» А она отнекивалась: «Это просто мой коллега со старой работы». И зачем скрывала? Сглазить, наверное, боялась. Так что ищи себе другую, ты вон какой парень видный.

Борис продолжал сидеть на скамейке.

− Я что тебе сказала? Иди домой, бесполезно все это.

Пришлось Борису уходить, чтобы не вызвать подозрений у общительной старушки. Еще, чего доброго, Алевтине о нем расскажет.

Глава 57

Следующим вечером Борис продолжил слежку. В этот раз Валерий после рабочего дня отправился пешком совсем в другую сторону. Вскоре он скрылся за дверью двухэтажного здания, на котором красовалась приметная табличка с надписью: «Риэлторское агентство «Выбор недвижимости»».

Укрывшись в подъезде дома, расположенного напротив, Борис дождался ухода Валерия и зашел в агентство.

В небольшой комнате за компьютерами сидела две девушки, одна совсем молоденькая, другая постарше. Предъявив удостоверение, Борис поинтересовался, по какому делу заходил сюда Валерий Лисин. Немного поартачившись для порядка, девушки все же показали Борису договор, который заключил Валерий с агентством. Из текста договора следовало, что Лисин собирается продавать свою однокомнатную квартиру и покупать двухкомнатную в районе, где живет Алевтина. В договоре также было прописано, что разница в стоимости квартир не должна превышать восьмиста тысяч рублей. Копию договора агентство обещало предоставить при наличии письменного запроса из милиции.

Созвонившись с Серегой Лобновым, Борис доложил ему о том, что удалось узнать. Назавтра была получена санкция прокурора на проведение обыска в квартире Лисина и его арест.

…Лисина арестовали прямо на ступенях родного НИИ. На него было жалко смотреть. От неожиданности он растерялся, густо покраснел, беспрестанно моргая светлыми глазами. Оказавшись в милицейской машине, вдалеке от любопытных сотрудников, которые уже начали собираться в кучки, обсуждая увиденное, он немного успокоился. Теперь ему предстояло пережить обыск и, главное, недоуменные вопросы матери.

Квартиру Валерий открыл своим ключом. Мать его, маленькая худая старушонка с редкими рыжими кудряшками, увидев людей в милицейской форме, забеспокоилась: «Лерик, кто это? Что им надо? Что происходит? По какому праву?»

Серега Лобнов предъявил ей постановление на обыск, и она суетливо начала искать очки.

− Мама, успокойся. Все по закону. Так надо.

− Что надо, сынок? Кому надо? Ничего не понимаю… − беспомощно лепетала она.

…Обыск продолжался уже минут сорок. Соседи Лисиных, приглашенные в качестве понятых, откровенно зевали и нетерпеливо поглядывали на часы. Борис, который тоже присутствовал, понял, что Валерий не так прост, как кажется. Куда же он мог спрятать деньги? Неужели в квартире любимой женщины?

Борис обратил внимание на старый, рассохшийся от времени паркет. Известно, что в таких полах несложно сделать тайник. Он осмотрел комнату. В углу у окна стоит диван, а возле него − цветастый коврик. Сдвинув коврик, Борис заметил небольшой шурупчик в одной из досок паркета. Перочинным ножом он открутил шуруп, надавил немного и, вынув несколько досок, увидел углубление, в котором лежала пластиковая коробочка с деньгами. На глазах у понятых коробку извлекли и вписали в протокол. Ровно восемьсот тысяч пятитысячными купюрами. Ура! Они нашли то, что искали.

На прощание Валерий сказал рыдающей матери: «Верь мне, мама. Что бы тебе про меня ни говорили, помни, что я тебя люблю».

Глава 58

В качестве свидетеля по делу об убийстве Глеба Куприянова был вызван Михаил. Он подтвердил, что изъятая у Валерия коробочка и есть та самая, в которой он передал Глебу деньги. Алевтина тоже была приглашена для дачи показаний в этот день повесткой. Столкнувшись с ней в коридоре, Михаил узнал бухгалтера, ведущего учет в его фирме «Ковчег». Оказывается, он понятия не имел, где раньше трудилась женщина. Еще бы, ведь она работала у него без договора и зарплату получала на доверии, без оформления каких-либо документов!

Алевтина, по ее словам, вела бухгалтерский учет на дому для трех мелких фирм. Когда было необходимо, она готовила платежки, затем несла их на подпись директорам и отвозила в банк. От них же она получала и распоряжения, и первичную документацию. Иногда ей приходилось печатать «первичку» самой. О том, что общество с ограниченной ответственностью «Ковчег» связано с институтом, в котором она раньше работала, Алевтина узнала уже после того, как согласилась вести учет для Михаила, и узнала из документов. Ей приходилось также печатать тексты актов приема-передачи фиктивных работ по указанию Михаила.

В течение нескольких лет она наблюдала, как уводятся от налогов крупные суммы. Сначала она думала, что вскоре схема будет раскрыта, и даже боялась, что ее привлекут за пособничество, однако со временем убедилась, что государству нет дела до таких схем, что нечто подобное существует повсюду. Она также понимала, что ее бывшие сотрудники могли бы получать больше, если бы не эта преступная схема, позволяющая ограниченному кругу лиц значительно улучшить свое материальное положение за счет других сотрудников и, конечно, бюджета. Ведь создатели этой схемы убивали одновременно двух зайцев: уклонялись от зарплатных налогов и перераспределяли выделенные бюджетом деньги в свою пользу. В то же время сама Алевтина едва сводила концы с концами. Все это казалось ей крайне несправедливым. Однажды, не выдержав, она рассказала все Валерию Лисину.

По словам Алевтины, когда они работали вместе, она не обращала никакого внимания на этого невзрачного человечка, ей нравился статный и яркий Глеб. Однако, случайно встретившись с ней на улице вскоре после родов, Лисин помог ей довезти до дома детскую коляску по рыхлому снегу. С тех пор Валерий стал иногда заходить к ней, помогая в мелких хозяйственных делах. Когда заболел отец Алевтины, эта помощь оказалась особенно ценна, и Алевтина уже не представляла, как бы она обходилась без Валерия. Со временем она оценила преданность Лисина и согласилась выйти за него замуж.

Однако перед ними встала проблема жилья: Валерий не мог оставить старушку- мать, которая не мыслила своей жизни без любимого сыночка и была совершенно беспомощна в бытовых вопросах. Не отправлять же ее в дом престарелых? Жить в одной комнате с матерью Валерия тоже было невозможно: Алевтина не смогла бы работать на дому, да и ютиться вчетвером на семнадцати квадратных метрах было бы просто невыносимо для всех.

Очевидно, что квартиру Валерия надо было поменять на двухкомнатную, причем в районе, где жили родители Алевтины, ведь отец тяжело болел, его приходилось переворачивать, поднимать, и мать одна с ним не справилась бы. Валерий пробовал узнать насчет кредита, но с его зарплатой ему могли дать не более ста пятидесяти тысяч. Такая сумма не решила бы их проблему.

Они устали искать выход. А хотелось им не так много – просто жить вместе. Почему одним − все, а другим − ничего? Алевтина думала о том, что она в курсе всей схемы, а ничего с этого не получает. Почему такая несправедливость? Валерий сказал, что Глеб недавно новенькую иномарку приобрел. Не на зарплату же! Платили бы хоть за молчание. И еще: Глеб не бедствует, а дочке своей не помогает. Тоже несправедливо. Изо дня в день Алевтина и Валерий обсуждали эту тему. И однажды Лисин высказал мысль о том, как неплохо было бы, если бы кто-нибудь отобрал наличные деньги у Глеба, пока он еще не привез их в свой НИИ. И передал им, Валерию и Алевтине. Они тогда сразу бы решили проблему жилья. И больше бы никогда так не поступали. В конце концов, если государству до них нет дела, что им остается?

Все, Алевтина больше ничего не знала и помочь следствию ничем не могла. Кто убил Глеба, ей неизвестно, и имеет ли к этому отношение Валерий, она не знает. Да, она говорила ему, что деньги пришли на счет «Ковчега» девятнадцатого августа, ну и что? Да, она знала, что обычно все операции по схеме совершаются в один день. Зачем ей надо это скрывать от кого бы то ни было? Она же не давала никому подписки о неразглашении! И вообще, эти схемы незаконны, и давно ей надо было заявить, куда следует! Хотя куда следует, кому это интересно, непонятно.

Алевтина подписала протокол и дала подписку о невыезде. После этого ее отпустили. В самом деле, а что она такого сделала? Рассказала другу о чьих-то махинациях, и что из того? Она же не предвидела, к чему это приведет!

Глава 59

Сергею Лобнову не составило труда убедить Валерия чистосердечно рассказать все следствию. Отпечатки Лисина были обнаружены и на брелке, и на коробке с деньгами, найденной в тайнике. Михаил подтвердил, что это та самая коробка, которую он передал Глебу, и купюры те же, и сумма совпала. Чистосердечное признание подследственного нужно было больше самому Валерию, чем следователю. И Лисин начал рассказывать. Говорил он долго, с болью и обидой на судьбу.

Появился он у родителей поздно, когда матери было уже тридцать, а отцу − сорок пять лет. Отец, бывший фронтовик, хотел вырастить сына настоящим мужчиной. Мальчик во всем походил на свою мать – маленький, худенький, рыженький, тщедушный. То, что отцу нравилось в жене и вызывало нежность, раздражало его в сыне. Он уважал в мужчинах силу.

Не обладая даром воспитателя, отец часто поднимал на смех мальчика, если тот не справлялся с его заданием. Он полагал, что насмешка стимулирует волю к победе. Невольно он сравнивал Лерика с другими мальчишками, дерзкими и озорными, и тот чувствовал, что сравнение не в его пользу.

Лерик рос тихим и слабым ребенком, а неумелые усилия отца воспитать в нем мужественность только подавляли инициативность мальчика, и тот все яснее понимал, что у него ничегошеньки не получится. Ребенок тянулся за одобрением к матери, но и она была убеждена, что мальчика нельзя баловать, и поэтому редко хвалила сына. К сожалению, в те времена принято было считать, что гордость и заносчивость – одно и то же, что хороший человек должен быть скромным, ему негоже хвалиться своими успехами, главное – коллектив. Бытовала даже такая поговорка: «Скромность украшает человека».

Ребенок воспринимает все, что его окружает, как норму. Он не способен критиковать родителей и уверен, что они всегда правы. Лишь с возрастом к нему может прийти понимание, что ошибки, допущенные воспитателями, деформировали его характер, изуродовали психику, и вместо стройного деревца получилось кривое чахлое растеньице. Однако исправить себя в зрелом возрасте совсем непросто, чаще невозможно.

Неуверенный в себе Лерик никогда не подходил первым к играющим детям, и поэтому у него было мало друзей. В детских коллективах, как и в птичьих стаях, здоровые особи клюют слабых и больных. Лерик был безответной жертвой подобных нападок. Ранние переживания сделали его чувствительным и обидчивым. Он не мог понять, почему люди так жестоки к нему. Неумение произвести впечатление на окружающих, как говорится, «поставить себя» в коллективе, сопровождало Лерика всю жизнь. Зато он высоко ценил тех, кто обратил на него внимание, проявил участие. Лишенный настоящей дружбы, он готов был принимать за нее простое сочувствие и даже жалость.

Чураясь из-за своей робости шумных игр с другими детьми, он часто уединялся с книжкой, и его умственное развитие было выше, чем у сверстников. Школу он закончил с неплохими результатами. Письменные экзамены не вызывали у него затруднений, а на устных он терялся, краснел, не мог дать полный и уверенный ответ.

Вступительный экзамен по письменной математике проходил в большой университетской аудитории, где каждый следующий ряд парт находился выше предыдущего. Абитуриентам не разрешалось садиться близко друг к другу. Несмотря на это, членам экзаменационной комиссии, сидящим в самом низу аудитории за кафедрой, было сложно заметить, как записки с просьбами о помощи и ответами гуляют по рядам.

Быстро выполнив свои задания, Лерик осмотрелся. На ряд выше и правее его сидела девчонка с несчастными глазами. Увидев, что Лерик смотрит на нее, она прошептала: «Помоги!», − и передала ему текст задачи, которую не могла решить. Лерик улыбнулся и принялся за работу. Через десять минут решение уже было у девушки. Она послала ему воздушный поцелуй и торопливо начала переписывать.

Через неделю возле доски, на которой был вывешен список зачисленных, Лерик встретился с этой девушкой. Ее звали Олеся. Оба были приняты, и она на радостях поцеловала Лерика в щеку. Из университета вышли вместе и долго гуляли по улицам города.

Лерик влюбился впервые в жизни, и его любовь была огромной, как мир. Просыпаясь поутру, он был счастлив уже оттого, что снова увидит Олесю. Повсюду он искал ее глазами. Вечерами, засыпая, перебирал в памяти события дня: как она посмотрела, что сказала. Олеся не отвергала его дружбу и, возможно, даже догадывалась о чувствах робкого парня. Заговорить о своей любви он никак не решался, опасаясь, что его отвергнут. А пока у него была возможность думать, что его любовь взаимна. Так прошел год. Лерик был совершенно счастлив и наивно верил, что Олеся будет в его жизни всегда.

Но однажды произошла катастрофа. Он увидел, как по коридору института Олеся шла за руку с другим парнем, и этим парнем был Глеб Куприянов. Роман Олеси и Глеба развивался на глазах несчастного Лерика, и он люто возненавидел соперника. Лерик знал, что никто не будет любить Олесю так, как он, а тем более зазнайка Глеб. Он оказался прав: на третьем курсе Глеб и Олеся расстались, но Лерик так и не решился предложить Олесе свою поддержку. Вскоре она вышла замуж за военного и уехала в другой город.

Лерик потом долго сожалел, что не заставил себя выяснить отношения с Олесей. Много лет он продолжал любить ее и ждать случайной встречи, которая так и не состоялась.

Отец Лерика рано ушел из жизни, еще когда сын учился в институте, и Лерик привык жить вдвоем с мамой. Он рос заботливым и послушным сыном, и маме было с ним хорошо. Единственное, что тревожило ее, это почему сыночек не женится.

По иронии судьбы Валерий получил распределение в тот же научно-исследовательский институт, что и Глеб. Хорошо еще, в разные отделы. Он по-прежнему ненавидел бывшего сокурсника, который шел по жизни легко и быстро поднимался по карьерной лестнице. Валерий же продолжал оставаться рядовым исполнителем. Несмотря на то, что он работал ответственно и аккуратно, никто не видел в нем качеств, необходимых руководителю: уверенности, инициативности, требовательности и жесткости.

Валерию было уже сорок пять лет, когда их директор с почестями отправил на пенсию свою секретаршу и взял на ее место новую. Звали ее Алевтина.

Обсуждая новенькую, мужчины отметили, что «личиком она не вышла, тянет лишь на троечку, зато фигурка на пять». Девушка была незамужем, и мужская часть коллектива несколько встрепенулась. Валерию показалось, что Алевтина чем-то напоминает его незабвенную Олесю. Он стал на нее заглядываться, но, по своему обыкновению, ни на что не решался.

Тем временем директор с Глебом поехали в командировку и взяли с собой Алевтину. Узнав об этом, Валерий обомлел: он предвидел, чем все закончится. Спираль жизни делала новый виток, подобный предыдущему.

Казалось, что после командировки Глеб и Алевтина ведут себя по-прежнему, и в коллективе никто ни о чем не догадывался, но Валерий чувствовал, что все уже иначе. Действительно, месяца через четыре было уже заметно, что Алевтина беременна, и вскоре она ушла в декретный отпуск.

Валерий опять ругал себя за нерешительность: надо не мямлить, а действовать. В конце концов, он сам хозяин своей жизни, хватит быть недотепой. Нужно менять свою судьбу, не повторять ошибок. Где-то он слышал такое мнение, что все беды происходят не оттого, что люди неправильно поступают, а оттого, что они вообще никак не поступают. Все ждут чего-то, медлят.

Он стал бродить неподалеку от дома Алевтины и однажды увидел до боли знакомую фигурку, с трудом толкавшую детскую коляску по рыхлому снегу. Алевтина приняла его помощь и отнеслась к Валерию доброжелательно. Постепенно они подружились, и он понял, что в жизни его появился особый смысл. Дочку Алевтины он полюбил, как родную, забыв, что это ребенок ненавистного ему Глеба.

Прошло немало времени, прежде чем Алевтина ответила на его чувства и согласилась выйти за него замуж. Однако на пути Валерия вновь возникло препятствие – тот самый жилищный вопрос, который временами ломает судьбы.

Зарплата Валерия, как и большинства простых граждан России, не давала ему возможности накопить денег на квартиру, тем более что на его иждивении находилась мать, пенсия которой была минимальной. Менять работу в пятьдесят лет совсем непросто. И где наемному работнику платят существенно больше? Может быть, в банке, только кто его туда возьмет? Заниматься предпринимательством, склонности к которому он в себе не чувствовал? Не дал Бог и таланта, который бы можно было выгодно продать. Кроме себя или своих внутренних органов, продать ему было нечего. Но ведь он мужчина, и от него зависит счастье его будущей семьи. Выход должен быть.

Регулярно обсуждая с Алевтиной левые доходы Глеба, Валерий чувствовал себя уязвленным. Вон Глеб не побоялся же ввязаться в незаконные махинации! Раньше, в советское время, за подобные деяния запросто можно было бы получить лет пятнадцать с конфискацией имущества. Экономические преступления против социалистической собственности относились к категории тяжких. А теперь это и не преступление вовсе, так, невинная шалость. Кому нужна его, Валерия, законопослушность? Кто ему за это спасибо скажет? Может, за честный, добросовестный труд ему пенсия повышенная светит?

По совести сказать, Глеб нахально присваивал деньги, которые предназначались всему коллективу института, а значит, и ему, Валерию. Почему Глебу воровать у Валерия можно, а Валерию у Глеба нельзя? Глеб всю свою жизнь крал у Валерия то любимых женщин, то деньги. Можно сказать, это он виноват в том, что у Валерия ничего нет. Справедливость необходимо восстанавливать, и никто не сделает это за него, Валерия.

Таким образом, моральное оправдание своим будущим действиям Валерий нашел. Мало того, он решил, что ради счастья любимой женщины он должен преодолеть свою робость, данную ему от природы.

И вот однажды назначенный час пробил. Он узнал от Алевтины, что девятнадцатого августа институт перечислил фирме «Ковчег» ровно восемьсот тысяч. Значит, именно сегодня Глеб получит наличные деньги и завтра принесет их в институт, чтобы разделить между участниками сговора.

После работы Валерий незаметно двинулся за Глебом. В электричке он ехал в другом вагоне. Примерное расположение дачи он помнил: как-то раз приезжали коллективом сюда за грибами.

Найдя дачу Куприяновых, Валерий прилег на краю леса, наблюдая из-за кустов за домом: до темноты еще было далеко. Он видел, как к Глебу приходил какой-то высокий худой парень, но тот грубо погнал его прочь.

Дальше случилось все примерно так, как и предполагал Борис. Укрывшись за деревьями, Валерий издали наблюдал момент передачи денег. Четкого плана действий у него не было. Вступить в открытую борьбу с высоким и физически сильным противником Валерий не мог, поэтому решил действовать по обстоятельствам. Если Глеб запрется и ляжет спать, в дом не пробраться. Он рассчитывал, что будут открыты окна, ведь стояла невозможная жара, однако оказалось, что на окнах установлены решетки.

Минут через двадцать Глеб в одних брюках, босой, с полотенцем на плечах, отправился к озеру. Закрыв дверь на замок, ключ он положил в карман.

Валерий двинулся за ним, держась поближе к деревьям. Нужно как-то завладеть ключом. Под ноги ему попался булыжник, и он машинально поднял его, лихорадочно перебирая в уме варианты возможных действий.

Вытащить ключ из брюк купающегося, добежать до дома и искать там деньги? Он не успеет. А если Глеб его заметит на берегу или застанет в доме, то исход борьбы практически предрешен. И что потом? Позор, тюрьма.

Подкрасться сзади и ударить неожиданно, оглушить! Пока Глеб лежит без сознания, у Валерия будет время.

Вот и озеро. Темно, только светит восходящая из-за деревьев луна и поблескивает в ее свете водная гладь. Глеб подошел к берегу в том месте, где кусты широко расступались, и укрыться Валерию негде. Пока Глеб расстегивал брюки, Валерий двинулся к нему со спины. Шум шагов скрадывался сыпучим песком. Глеб наклонился, приподнял одну ногу, вытащил ее из штанины, то же самое проделал другой ногой, и тут ему показалось, что сзади кто-то есть. Он повернул голову вполоборота, и в этот момент его настиг удар.

Валерий нащупал ключ в брюках, вытащил его, сунул в карман. Глеб застонал. А вдруг он узнал Валерия? Что тогда? Пот выступил на лбу убийцы. Волочить тело по песку нельзя. Страх придал ему силы. Подняв Глеба на руки, он, шатаясь, двинулся к озеру. Как только тело коснулось поверхности воды, Глеб зашевелился. Быстро схватив его за голову, Валерий опустил ее под воду, преодолевая сопротивление изо всех сил.

Ну вот, все закончено. Валерий оттащил неподвижное тело к прибрежным зарослям. Выбрался на берег, нашел булыжник и бросил его в водоем. Пусть думают, что Глеб ударился при нырянии. Аккуратно сложил брюки и полотенце, забросал пригоршнями следы на песке. Почувствовал, что намочил свою обувь и одежду до пояса. Несмотря на жару, тело охватил нервный озноб. Вокруг темно и тихо. Свидетелей, похоже, нет.

Постепенно успокоился, вернулся к дому, на крыльце остановился, задумался. Отпечатки пальцев оставлять нельзя, это и ребенку понятно. Носового платка нет, как назло. Осмотрелся: на крыльце, на полке для обуви, кто-то забыл полиэтиленовый пакет. Надел его на левую руку. Отпер дверь ключом, вошел, зажег свет. На столике у входа увидел открытую сумку Глеба; коробка с деньгами бросилась в глаза. Прихватив ее, выключил свет, вышел на крыльцо, запер дверь на замок. Пакет засунул в карман. Неся в одной руке коробку, в другой – ключ, двинулся к калитке. Плечом открыл дверь, потому что руки заняты. А зачем ему ключ? Бросать на землю не захотел – найдут. Сунул ключ в столбик-трубу, на которой крепилась сетка забора. Кому придет в голову там искать? Пусть думают, что произошел несчастный случай, а в дом никто не заходил.

Добравшись незамеченным до станции, Валерий перевел дух и отправился пешком по шпалам: не ждать же утренней электрички?

К восходу солнца он был уже в городе, к дому подъехал на первом трамвае. Одежда высохла, прилипший песок слетел. Коробочка с деньгами, которую он нес в руках, была уже завернута в найденный полиэтиленовый пакет. Встревоженная мама, осунувшаяся от бессонницы, встречала его в дверях. Он сказал ей, что был у Алевтины, больному отцу которой всю ночь было плохо, и пришлось несколько раз вызывать скорую помощь. Не позвонил, потому что разрядился телефон. Материнское сердце простит и не такую отмазку, ведь главное, что сыночек вернулся живым и невредимым.

– Вот почему он тогда не пригласил меня в дом, – подумал Борис, слушавший исповедь Валерия вместе с Серегой Лобновым, – боялся, что мать случайно его выдаст!

– Я не хотел его убивать, – беспрестанно повторял Валерий, – я не хотел, так получилось!

Эпилог

Прошло полгода. Юрик получил компенсацию за сгоревший бабушкин дом и стал предпринимателем в Харькове. Мать и отчим помогают ему вести бизнес. У него уже появился свой автомобиль, купленный в кредит. Будущей осенью он собирается на Красное море, чтобы понырять там с маской. Он подружился с сестренкой и счастлив, что у него есть близкие люди. Иногда он пишет тете Шуре и деду Жене и высылает им деньги, пытаясь хоть как-то приглушить чувство своей давней вины перед ними. Ни о чем не подозревающие старики относятся к нему, как к родному.

Алена поняла, что деньги и красивая жизнь не в радость, если не любишь того, кто рядом с тобой. Она вышла замуж за Сашку, и теперь они живут вместе с тещей. Сашка работает программистом в корпорации Intel и получает неплохую зарплату. Алена тоже вполне довольна своей работой. Недавно она узнала, что беременна.

Галя постепенно успокоилась, у нее появилась возможность больше времени отдавать школьным делам. В этом году она взяла классное руководство в пятом «А». Кроме того, она скоро будет бабушкой и с нетерпением ждет этого момента. А еще она увлеклась вязанием и теперь вяжет кофточки и ползунки будущему малышу.

Лека встречается с Борисом. Недавно она родила мальчика. Скоро они поженятся, и будут, на радость свекрови, жить в Петушках, по крайней мере, во время отпуска по уходу за ребенком. Борис обдумывает идею заняться частным сыском и уговаривает Олега Шестова стать его партнером в этом бизнесе.

Мать Валерия Лисина не выдержала свалившегося на нее несчастья: вскоре после того, как ее мальчика арестовали, бедная старушка скончалась от инсульта. Встревоженные тем, что ее давно не видно, соседи обнаружили труп в квартире только на третий день после смерти. Осиротевший сын завещал квартиру и все свое нехитрое имущество Алевтине, которая поклялась ждать Валерия и писать ему письма.

… Только что закончилось судебное заседание по делу об убийстве Глеба Куприянова. Валерий Лисин взял всю вину на себя. Он утверждал, что скрыл от Алевтины намерение ограбить Глеба, а убийство заранее не планировал. Лисин признан виновным, и ему назначено наказание в виде пятнадцати лет лишения свободы. Вряд ли с его здоровьем он доживет до освобождения. Алевтина после оглашения приговора потеряла сознание.

На судебном заседании присутствовали Галя и Алена с Сашкой, Ангелина и Михаил, Лека и Борис. В мрачном молчании вышли они на улицу.

Апрельское солнце слепило глаза, теплый весенний ветерок ласково гладил кожу. Неделю назад еще лежали остатки снега, а сегодня уже на ветвях деревьев готовы были раскрыться почки и отчаянно чирикали радостные воробьи.

На лавочке возле здания суда сидела мать Леки, покачивая коляску с внуком. Лека подошла, наклонилась, с обожанием глядя на свое сокровище.

– Пойдем, я хочу его видеть! – потянула за руку мужа Алена. – Можно мне посмотреть на братика? – спросила она.

– Посмотри, – разрешила Лека. Она не сердилась больше на девушку.

Галина остановилась поодаль, поглядывая на столь ненавидимую прежде женщину. Сердце сжалось от мучительной тоски. Кажется, совсем недавно и она вот так же гордо покачивала коляску, в которой лежала новорожденная Аленка.

Алена заглянула внутрь коляски, приподняв накинутую вуальку. Малыш не спал. Он вытащил из-под одеяла ручонку и засунул маленькие пальчики в рот. Новенькие синие отцовские глазки удивленно таращились в пространство. Ребенок ждал от мира только добра.

КОНЕЦ

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------