--------------------------------------------------------------------------

Ирина Александровна Зефирова - Высокая должность

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Высокая должность

Глава 1

Звонок будильника заставил Игоря Николаевича вздрогнуть всем телом. Движение отозвалось тяжестью в затылке, легким подташниванием.

Всю ночь ему снились кошмары. Каждый раз, просыпаясь в холодном поту, он с облегчением понимал, что это лишь сон, и немедленно проваливался в новый кошмар. Однако, что именно снилось, он вспомнить так и не смог.

- Да что со мной такое? - подумал он, поворачиваясь в постели на бок. - Всегда спал, как убитый. Нет, плохое сравнение. Спал, как сурок.

- Почему как сурок? - завертелись в голове безотчетные мысли. - Кто видел, как спят сурки? Какие они, сурки? Как хотя бы выглядят и где водятся?

Нехотя поднявшись, он отправился в ванную комнату. Умывшись тщательно и с некоторым облегчением, заглянул в зеркало и высунул язык. Тот был покрыт слегка желтоватым густым налетом. Ага, все ясно: желудок барахлит, от этого и сон плохой. Он пригладил редкий пушок, вставший дыбом над лысиной, жадно глотнул воды из-под крана, тщательно побрился.

Что же такое нехорошее он съел вчера? Или выпил лишнего? Или это годы дают о себе знать? Пора, видно, завязывать с этими корпоративами, отказываться от которых не принято. Он вспомнил, как долго шел к своей должности, засунув в задницу собственные вкусы и предпочтения. Быть приятным в общении, улыбчивым и в меру серьезным со старшими по чину, всегда готовым услужить, выпить-погулять, быть своим в доску, удобным и преданно глядящим в глаза, таким, как тебя хочет видеть непосредственное начальство, надежным гвоздиком в накрепко сколоченной команде, почти семье - вот что было самым главным в его карьере. Уйти бы в частную фирмочку, где сам себе хозяин, забыть про госслужбу! После полночных бдений еще и на работу ехать к девяти часам?

И нельзя иначе, ведь его служебный конёк - дисциплина и дресс-код. Да, кстати, сегодня как раз можно проверить, соблюдают ли подчиненные установленные им требования. Мысль отыграть плохое настроение на нижестоящих немного взбодрила.

Вернувшись в свою спальню, он открыл шкаф и, не торопясь, выбрал костюм, галстук, носки и рубашку. За внешним видом своим он следил ревностно, вещи себе покупал только сам, не доверяя вкусу жены.

Он служил заместителем начальника в Управлении по налогам и сборам. Всех налоговиков области держал, можно сказать, в страхе, ибо стоило кому-то из них опоздать на работу даже на пару минут, либо явиться на службу в неподобающем виде: джинсах, или, хуже того, с непозволительным декольте, с обломанными или обгрызенными ногтями, стертым лаком, нечесаными волосами, в грязной или пляжной обуви, допустить иную небрежность, как попадал проштрафившийся в черный список на лишение премии за подрыв престижа налоговых органов.

Любил он являться для проверки инкогнито, без предупреждения. Заглядывал в служебные кабинеты, в окошечки для приема деклараций, просматривал в помещении охраны записи видеокамер, установленных на входе в инспекции, и карал провинившихся безжалостно, с полным сознанием своей правоты.

Зная эту его особенность, женщины старались ходить на работу в темных юбках и светлых блузках, как на пионерскую линейку, только галстуков алых и пилоток не хватало для полноты картины. Ногти красили ежедневно, посуду дома мыли только в резиновых перчатках, чтобы маникюр не испортить. А те, кому ногти от природы слабые и ломкие достались, вынуждены были наращивать их у мастеров, дабы не иметь неприятностей на службе.

Игорь Николаевич придирчиво оглядел себя в зеркале: фигура еще вполне ничего, и костюмчик сидит, как надо, а вот мешки под глазами, серая кожа щек, напоминающая мятую папиросную бумагу, пористый красноватый нос и морщинистая с выпирающими жилами шея безжалостно выдают возраст.

- Россия - священная наша держава, - бодро запел сотовый телефон. Собственно, не телефон даже, а смартфон последней модели, почти мини-компьютер. Игорь Николаевич прижал чудо техники к уху: водитель уже подогнал к воротам служебную машину. Пообещав спуститься минут через десять, он быстрым шагом прошел на кухню. Завтрак, приготовленный прислугой, есть не стал: аппетита не было. Бутерброды сложил в пакет, чтобы перекусить на работе.

Недовольно поморщившись, вспомнил про жену, уехавшую с малышом погостить к папочке. Отношения с нею в последнее время испортились совершенно, хоть разводись.

Он подкрался на цыпочках к двери в детскую, прислушался: тишина. Приоткрыл ее слегка, чтобы полюбоваться на спящую дочь. Паркет предательски скрипнул, нарушив чуткий сон Татьянки. Девочка открыла глаза и, увидев отца на пороге, вскрикнула радостно и, быстро вскочив, прыгнула на него, обхватив шею теплыми голыми руками.

Игорь Николаевич мгновенно растаял, заулыбался, взял Татьянку за подмышки и поднял высоко, поцеловав в тощий животик, выглянувший из-под пижамки. Девочка захохотала от щекотки и соскользнула вниз, по пути чмокнув отца в губы. Нежно отправив ее досматривать утренние сны, Игорь Николаевич вышел из дома. Новенький служебный Лексус стоял у ворот, приветливо поблескивая чисто вымытыми стеклами.

Холодный утренний ветерок заставил чиновника поежиться. Захотелось курить. Он полез в карман пиджака за сигаретами, и в этот момент что-то со страшной силой ударило его в грудь, так что перехватило дыхание, и он начал падать, с изумлением глядя на свою окровавленную руку, на которой почему-то не хватало одного пальца.

Сильно ударившись головой о ступеньку крыльца, он окончательно потерял сознание. Изо рта, пузырясь, заструилась кровь. А из служебной машины к нему уже бежал водитель с перекошенным и бледным от страха лицом.

Глава 2

Денис был любимым сыном в семье Семенухиных. Не просто любимым, а очень любимым и единственным. Маме некогда было рожать второго ребенка, потому что с Денечкой всегда было много хлопот. Сначала он часто болел, потом нужно было заниматься его развитием, учить чтению и счету, решать тесты, предлагаемые при поступлении в хорошую школу.

В начальных классах ежедневно мать контролировала учебу сына, а когда материал усложнился, пришлось уже обоим родителям вспоминать школьную программу и объяснять ребенку самые трудные моменты. И не подсчитаешь, сколько часов просидела Софья Петровна возле письменного стола сына!

Он рано понял, что дома все и всегда решает мама, и привык ладить с ней. Говорят, что ласковый теленок двух маток сосет, вот и сосал он соки из обоих родителей, будучи уже вполне большим мальчиком, беспечно жил их умом, не подозревая даже, что может быть как-то иначе. Отец тоже никогда не перечил супруге, и ладной жизни семьи многие завидовали.

Денечка, как называла сына Софья Петровна, рос примерным и послушным ребенком, не дрался с мальчишками, не обижал девочек, в гостях был неизменно вежлив, учился хорошо и ровно, и не было на свете, казалось, ничего, что бы родители не сделали для своего покладистого мальчика. В меру возможностей, конечно.

К сожалению, возможности были не слишком высоки. Отец, целую жизнь проработавший на одном заводе, по дому привык мастерить все своими руками, в еде был не привередлив, каждый костюм носил по несколько лет, чуть ли не до дыр, но до блеска непременно.

Софья Петровна тоже привыкла экономить на урезании своих потребностей, в том числе и в отдыхе: обслуживала всю семью, заготавливала продукты на зиму. Даже телевизор она никогда не смотрела просто так: одновременно либо штопала, либо вязала, сидя в кресле.

Как и большинство российских семей, в девяностые годы они обзавелись дачей, и все отпуска проводили, ползая по грядкам, в то время как Деня носился по деревне на велосипеде.

- Велика ли польза на огороде от ребенка? Родители не должны малышей эксплуатировать: несовершеннолетние имеют право на счастливое детство, так везде сейчас пишут. Пусть лучше мальчик отдыхает, сил для учебы набирается, - говорила Софья Петровна супругу.

У Дени все было не хуже, чем у его друзей: и еда (любимому сынку -лучший кусок), и развивающие игрушки, и одежда. И даже компьютер ему купили одному из первых в классе.

Учеба Дениса стала своего рода культом в семье. Непростые наступали времена, грозилось стать платным образование, вместо разрушенного привычного и знакомого социализма в стране строилось нечто неведомое и оттого пугающее. Точнее сказать, так, само что-то нарождалось, вне какого-то плана и безо всякого предупреждения.

Привыкнув в советские времена к мысли о том, что без высшего образования нет и хорошей работы, родители Дениса готовы были в лепешку расшибиться, чтобы их сын смог получить это самое образование, причем непременно бесплатно, а для этого, очевидно, надо было много трудиться и ребенку, и его родным. Ну, что же, работы в этой семье не боялись.

Ближе к окончанию школы перед Софьей Петровной встала проблема выбора института для сына. Поступать следовало наверняка, ибо в армию отдавать своего домашнего мальчика она не собиралась.

С выбором специальности оказалось все достаточно просто: инженеры, врачи, агрономы, научные работники и учителя стране не нужны, о чем красноречиво свидетельствовали их зарплаты. Никто не мог сказать, что будет в России через семь-десять лет, а пока абитуриенты ломились, в основном, на юридические и экономические направления.

Софья Петровна со многими советовалась, в том числе и с подругами по работе в налоговой инспекции.

-Вот мы - экономисты, налоги собираем. Казалось бы, дело нужное, а много ли мы получаем? - рассуждали женщины. - Лишь в банках хорошо платят, да ведь без протекции туда не попасть! Можно было бы бухгалтером в частную фирму, так ведь бухгалтеру-мужчине честно работать не дадут, обязательно в криминальные схемы втянут, а это уголовная ответственность. Какой-никакой, а риск. И зачем твоему парню экономическое образование? Пусть лучше на юриста учится! Адвокаты всегда хорошо зарабатывают.

Софья Петровна и сама понимала, почему в юридических отделах налоговых инспекций надолго сотрудники не задерживались. После институтов приходили молодые специалисты, за два-три года нарабатывали стаж и устраивались помощниками судей, нотариусов, а то и выше бери, в зависимости от связей.

А Денису, похоже, все равно было, куда поступать. Ему с детства внушали, что мама с папой плохого не посоветуют, поэтому он легко согласился с доводами матери и, отучившись два года на курсах, выдержал вступительные экзамены на дневное отделение юрфака. Родители облегченно перевели дух: теперь у мальчика есть отсрочка от армии, гарантировано высшее образование, и на пять лет можно, наконец-то, расслабиться. Сын вполне соответствовал родительским ожиданиям, и всех это устраивало.

Так и жили они втроем, довольные друг другом, пока обожаемый Денечка не влюбился, ему на тот момент лишь двадцать лет исполнилось. Она работала официанточкой в кафе, что рядом с университетом. Девочка недавно приехала из деревни, вот и все, что пока было известно матери.

Софья Петровна сразу подумала, что не пара она сыну, да только не приняла ее всерьез поначалу. Конечно, лучше бы он закрутил роман со студенткой. С другой стороны, парню нужен сексуальный опыт, и официантка для этого вполне сгодится. Главное, чтобы до брака не дошло.

-Деня, - предупреждала она своего мальчика, - ты смотри, ничего не говори ей о квартире, которую тебе бабушка оставила! Деревенские - они очень расчетливые, им в город перебраться надо, закрепиться! Вцепится в тебя мертвой хваткой, и что тогда будем делать?

-Поздно, мама! - смеялся сын.

-Что значит поздно?

- А где мы встречаемся с ней, как ты думаешь? Не в ее же комнатушке, под носом у ворчливой хозяйки?

Софья Петровна так и ахнула:

- Да что же ты прежде со мной-то не посоветовался? Первую попавшуюся бабу сразу в свой дом тащишь! Ах ты, глупыш! Вот заберу у тебя ключи, и встречайтесь, где хотите!

-Это моя квартира, - подал голос Деня.

-Твоя, да, но ты-то мне не чужой! - отвечала ласково мать. - Не затем тебе бабушка квартиру завещала, чтобы ты жизнь свою губил. Ну, ладно, ничего не поделаешь теперь. Обещай мне хотя бы, что будешь предохраняться. Тебе сейчас учиться надо, а не о детях думать, ты хоть это понимаешь? Обещаешь мне?

-Обещаю.

И все-таки на душе у Софьи Петровны неспокойно было. Опасалась она этой девицы, и, как оказалось, не зря.

Примерно через месяц после описанного разговора Деня пришел домой хмурый, пряча глаза.

- Что случилось, сынок? - всполошилась мать.

Катины родители в город приезжают. Она просит разрешить им переночевать в моей квартире.

- Так, начинается! - упавшим голосом сказала Софья Петровна. - Давай-ка, мой руки и ужинать! За столом и поговорим!

В кухне возле маленького раскладного столика с трудом умещалось три стула. Николай Митрофанович чуть потеснился, чтобы сын смог присоединиться к трапезе.

- Слышал, отец, новости? Катины родители в город едут, - обратилась Софья Петровна к мужу. - Странная ситуация: незнакомые люди в нашу квартиру ночевать просятся.

Тот кивнул, не поднимая головы, и буркнул:

- А почему бы им не остановиться у дочки, в комнате, которую она снимает?

- Кате хозяйка не разрешает приводить посторонних.

- Какие же посторонние, если это ее родители? - вскинулась мать.

- Такая вот хозяйка упрямая. Не хочет, чтобы ее беспокоили. Тем более, что приезжают они не одни.

- А с кем?

-У Кати еще младшие брат и сестра.

- Ну, так пусть заплатят ей за ночлег дополнительно! - мрачно посоветовал отец.

- Папа, у них денег нет. Ты же знаешь - в деревне нет работы.

- И на что же они живут? - поинтересовалась мать.

- Натуральное хозяйство, огород, живность всякая. Мне неудобно отказывать.

- Почему? Ты с ними незнаком, с какой стати?

- Катька говорит, что я жлоб. У нас квартира пустует, а я не пригласил ее там пожить.

- Я тебя предупреждала, что деревенские бесцеремонны. Не надо было тебе с нею связываться! - Софья Петровна раздраженно загремела кастрюлями.

- Мама, но я же ее люблю!

- Глупости! - обрезала мать. - Это всего лишь первая влюбленность. Таких девочек у тебя еще впереди много будет! А зачем ее родители в город едут?

- Катя говорит, что они хотели бы сюда насовсем перебраться, работу найти. Им о пенсии пора думать, стаж нужен, ну, и заработок, конечно. И брат как раз училище закончил, работу ищет.

- Так я и знала! - Софья Петровна чуть не выронила чайник с кипятком. Поставив его обратно на плиту, она встала посреди кухни, уперев руки в бока.

- Значит, денег на съемную квартиру у них нет и не предвидится, а ты очень кстати им встретился, так что они радостно на твою жилплощадь нацелились! Чувствую я: скоро эта Катя объявит, что беременна. Помнишь ли сказку про лисичку, которая к зайке в избушку попросилась, а потом его же и выгнала?

Денис сидел, как в воду опущенный, и даже не взглянул на мать.

- Нет, сын, я не разрешаю чужих людей в нашу квартиру приводить. И знакомиться с ними не желаю. Пусть ищут ночлег, где хотят, - решительно заключила она.

…Оказалось, что мягкий и послушный сын на этот раз пошел наперекор родительской воле. Примерно через неделю Софье Петровне в полночь позвонила соседка по бывшей бабушкиной квартире.

- Соня, кто это у Дениса сейчас живет? Курят в коридоре, шумят, хамят, окно в подъезде разбили, а на улице мороз под сорок. Все соседи всполошились, боятся, что трубы отопления замерзнут! Сроду такого не бывало, приезжайте немедленно и заделывайте окно!

Софья Петровна растолкала спящего мужа.

- Коля, надо срочно на ту квартиру ехать, окно чинить, а то соседи милицию вызовут.

Николай Митрофанович сонно хлопал глазами, никак не желая просыпаться.

- Дениска пустил-таки этот табор в свою квартиру, - продолжала жена, - соседи теперь жалуются, что окно в подъезде разбили, шумят. Клава звонила, что трубы отопления замерзнуть могут. Надо улаживать скандал посреди ночи, иначе милицию вызовут, слышишь?

- Ну, и пусть вызывают, - ответствовал Николай, отворачиваясь к стене.

-Да ты что! - она в отчаянии трясла его за плечо. - Они разбираться не будут: Дениса, как собственника квартиры, заберут вместе с гостями, в институт сообщат.

Николай Митрофанович нехотя поднялся: институт сына - это святое. Он недавно заснул, и от резкого пробуждения прихватило сердце. Потирая грудь, стал одеваться.

Собравшись кое-как, супруги вышли на ледяные мрачные улицы. До сыновней квартиры было две автобусных остановки. Естественно, транспорт отсутствовал. Пришлось, скользя в темноте, тащиться пешком под пронизывающим до костей ветром. Николай Митрофанович взял с собой фанерку, молоток, гвозди. Руки в перчатках совсем окоченели, сердце по-прежнему щемило.

Они прибыли на место около часа ночи. Соседка Клава не спала, вышла к ним в потертой шубенке.

- Слава Богу, приехали! Вот Коленька молодец у тебя, мужик с руками, что и говорить! Ну, я тогда спать пойду, - зевая, пробормотала она успокоенно и скрылась за своей дверью.

Николай принялся за ремонт окна, а Соня позвонила в квартиру сына.

Дверь открыл осунувшийся Денис. На его плече висла худенькая кучерявая девица, смуглая, с вывернутыми наружу ярко накрашенными губами, явно африканского происхождения. Внешность мулатки была привлекательна своей неординарностью, и Соне стало ясно, отчего ее сын совсем потерял голову. Мягкая пластика полуголой дивы явно свидетельствовала о темпераменте пантеры.

От неожиданности у Софьи Петровны из головы вылетели все приготовленные слова. Обладательница самого распространенного русского имени, напротив, нисколько не растерялась и, обаятельно улыбаясь, промурлыкала:

-Деня, это твоя мама? Очень приятно познакомиться! А я - Катя, невеста Дениса.

-Невеста? - известие застало Соню врасплох.

Сын не проронил ни слова, а Катя продолжала уверенно щебетать:

- Я бы вас с братом и сестрой познакомила, но они уже десятый сон смотрят!

Через распахнутую в комнату дверь видно было, что подростки спят прямо на полу посреди зала. В прихожей и кухне кто-то натянул веревки, и повсюду висело постиранное в Денискиной машине белье.

- Вы уж извините, у нас не прибрано, мы не ждали гостей, - продолжала Катя, и Соню покоробили эти слова. Она уже чувствует себя здесь хозяйкой! - Проходите на кухню, познакомьтесь с моими родителями.

Брезгливо пробираясь между мокрыми портками и чужими бюстгалтерами, свисавшими ей прямо в лицо, Софья прошла на маленькую кухню, которая, казалась, еще больше съежилась от простецкой наглости незваных пришельцев. Влажный воздух был пропитан запахом табака и перегара.

Пьяный мужик лет сорока и невысокая полная женщина, с виду постарше, с бесцветным лицом, тоже поддатая, сидели за столом в кухне и молча взирали на ночную гостью.

-Что здесь происходит? - спросила Соня осевшим голосом. - Соседи жалуются на шум, хамство и выбитое стекло.

- Да вы не обращайте внимания, это папка неудачно окно открывал, когда курил в подъезде, - засмеялась Катя. Однако Софье Петровне было не до смеха. Она желала лишь счастья своему мальчику, боялась причинить ему боль, разрушить первое чувство. Но разве это счастье - жить с этой малокультурной ордой?

- Да я только хотел проветрить немного, - вступил в разговор мужик. - У вас соседи какие-то чокнутые, блин. Взъелись на меня, что я на лестнице курю.

- Никогда таких вредных людей не видела, чтоб человека поносить ни за что, - поддержала его жена. - Он бил, что ли, кого?

- Еще не хватало, чтобы бил, - сдержанно заметила Софья. Она переводила взгляд с матери на отца девушки и не видела в их лицах признаков африканской крови. Чисто русская семья, прямо из глубинки. Каким ветром туда занесло Катю?

Пришел Николай Митрофанович, закончив дела с окном. В кухоньке негде было повернуться, но набивающиеся в родственники люди потеснились, чтобы выпить за знакомство. Ради сына Софья Петровна скрывала возмущение, старалась дипломатично поддержать разговор, чтобы получить ответы на возникающие вопросы. Катя настороженно поглядывала на нее, словно чуя подвох.

Пьяные языки новых родственников вскоре совсем развязались. Выяснилось, что Катя родилась от африканского спортсмена после московской олимпиады. Биологический ее папаша, как и следовало ожидать, отбыл на родину, а мать вышла замуж уже с ребенком. На новую власть супруги были обижены: городские жители приватизировали хотя бы свои квартиры, а деревенским не повезло. Работы в селе совсем не стало, ветхую избу вдали от города можно было продать разве только на дрова. От безнадежной жизни родилось беспробудное пьянство. Стремление отнять и разделить по справедливости Денискину квартиру, которая в их глазах была явным «излишком» семьи Семенухиных, было очевидным.

Просидев у сына до утра, расстроенные родители отправились на работу с тяжелыми мыслями, а к концу дня Софье Петровне позвонили сослуживцы мужа: его с инфарктом увезла «Скорая помощь».

…Похороны, как обычно, состоялись на третий день. Явившуюся на поминки Катину родню Софья видеть была не в силах. Друзья семьи вежливо попросили их покинуть помещение, и они удалились, оскорбленные до глубины души.

Денис винил себя в смерти отца и долго, месяца два после похорон, скрывал от матери Катину беременность.

Ему уже не нравились поселившиеся у него люди, малообразованные до невежества, прижимистые и хитрые, к тому же еще и пьющие. Они вынуждали Дениса прописать Катю: ей пора было вставать на учет в женской консультации. Решить вопрос, не посоветовавшись с матерью, он не мог: это выглядело бы явным предательством. О свадьбе теперь, после смерти отца, говорить казалось кощунственным. Ясно, что денег на нее мать не даст, а у Катиной родни их сроду и не бывало.

Когда сын явился с известием о Катиной беременности, Софья Петровна восприняла это событие, как давно ею предсказанное.

- Как же так получилось? - спрашивала она сына пристрастно. - Ты же предохранялся? Да или нет?

- Конечно, да, но ведь бывают случайности.

- Какие случайности? Ложь это все, не твой ребенок, и дело с концом. Ох, хитрецы! Они же тебя женить задумали, и дочку для этого используют, мошенники! Придется тебе учебу бросить, чтобы эту ораву кормить! Ты этого хочешь? - мать схватилась за сердце, и Денис, побледнев, бросился к шкафчику с лекарствами.

- Мама, не переживай, - успокаивал он рыдающую мать, капая корвалол в рюмку. - Я на вечернее отделение перейду, работать буду. Справимся!

- С вечернего отделения прямиком в армию загремишь! А в твоей квартире чужие люди жить будут, пенсию себе зарабатывать! Вот они чего добиваются! – Соня помолчала, задумавшись. - А может, и нет никакой беременности? Справку она тебе принесла? Нет?

Деня молчал.

- Может, ты забыл уже, что на их совести смерть отца? Теперь они за тебя взялись, и меня в могилу сведут, лишь бы обеспечить все свое семейство городским жильем!

Денис все яснее понимал, что мать в чем-то права. Он припомнил, сколько мужиков крутилось возле Кати в кафе. Представил ее вертлявую походку, маленькую юбчонку на упругой попке и глубокое декольте. Постепенно он уверился, что Катя использует его для своих целей.

Это было первое в его жизни серьезное разочарование. Он стал мрачным, подозрительным, угрюмым. Его тошнило от Катиных родственников и домой идти не хотелось.

Отношения влюбленной пары портились с каждым днем все больше, и однажды Денис, в ходе очередной пьянки в его квартире, твердым голосом попросил всю компанию освободить жилплощадь. На помощь сыну явилась мать и пригрозила вызвать милицию. Катин приемный отец пообещал отомстить за «честь дочери», а его супруга, собирая вещи, призвала Софью Петровну «не лезть в иху жизнь» - это дословно, чем только укрепила ее решимость.

Была Катя тогда беременна или нет, Софья Петровна так и не узнала. История эта до такой степени перевернула их судьбы, что вспоминать ее больше ни мать, ни сын не решались.

Глава 3

Тринадцать лет прошло с тех пор, как не стало Коли. Первое время Софья Петровна спать не могла, все с ним разговаривала, прощения просила, плакала. На могилку ездила. Молодой ведь совсем, жить бы еще да жить!

А потом смирилась, как смиряются люди со своей инвалидностью. Поняла, что смирение и терпение даны людям свыше, без них нельзя. В Бога бы поверила, кабы не атеисткой воспитана была. «Бог терпел и нам велел» - все чаще Соня размышляла над этой фразой. Есть в религии смысл, и правильно Ленин говорил, что это опиум для народа. Пусть это обман, но он позволяет утишить боль. Жизнь - череда невзгод и разочарований. Потеря друзей, любви, родителей, учителей, веры, здоровья, и, в конечном итоге, надежды и жизни. Если биться головой о стенку, все это станет невыносимым. Терпение, фатализм, смирение с высшей волей - все это облегчает страдания, снимает ответственность за собственные ошибки и грехи. В конце концов, кто знает, что еще суждено? И опять теплится слабая, призрачная надежда, и так до самой смерти. Не познав страданий, не найдешь счастья, не заметишь его.

Зачем жила, к чему стремилась? Верила, что счастье впереди. А оказалось – все в прошлом. Жила не для себя, а для семьи. Для сына и мужа. И каков итог? Знать бы заранее, как надо, как будет лучше…

Сын - еще одна боль. Вмешалась в его судьбу, не позволила наделать своих ошибок. Кто знает, как бы тогда сложилось? Хуже или нет? Может, и Коля был бы жив, не разбуди она тогда его среди ночи. Пусть бы соседи милицию вызывали, может, сын и сам бы все понял.

Кому-то родительской любви мало, а кому-то - излишек. И так, и эдак плохо. И переиграть ничего нельзя.

Денис после того случая жить стал отдельно от матери, ее в свои дела не посвящая. Водил к себе разных девиц, но серьезных отношений не возникало: то ли доверие к женщинам потерял, то ли полюбить больше не смог. И с этим она смирилась, поняла, что он должен прожить жизнь так, как сам пожелает. Отпустила, казалось, не вмешивалась. Да только он не отпускал ее. Все хорошее, если оно было, переживал один, а плохое делил пополам с матерью, надрывая ей сердце. Это так по-детски: обо всех обидах рассказывать маме, чтобы защитила. Она пыталась, как умела, но ничего не получалось, и отношения с сыном портились: он словно винил ее, что она плохо старалась. В его глазах как будто застыл упрек: зачем родила, если не можешь сделать счастливым?

Два года назад даже не позвонил, сам пришел. Потерянный, несчастный.

-Мама, у меня нашли ВИЧ.

Новость ударила ее, как хлыстом. Откуда, почему? Может быть, ошибка? Нет, ошибки не было. Возник вопрос: «За что? Почему именно Денису это досталось?» Ответов было много, и все же ответа не было.

Он плакал, уткнувшись в материнские колени, как в детстве, и шептал: «Спаси меня, спаси!» А у Софьи Петровны сердце рвалось на части. Если бы знала, как помочь, все бы отдала.

С этого дня Денис практически лишился сна: тревога впилась в него своими хищными когтями. Напуганная мать потащила его к психологам: слышала, что они душу лечат. Какая она тогда была наивная! Ни один из них не смог помочь сыну.

Слушать и задавать вопросы – вот их функция. Никакой ответственности, никаких споров и убеждений. Часть из них обходится и вовсе без вопросов – сразу приглашают в группу для занятий гимнастикой по «собственной системе». Как пациенту отличить хорошего психолога от плохого, если облегчения нет ни от кого?

Постепенно поняла Софья, что даже добросовестные психологи зачастую бессильны, неумелы и нередко наносят вред, даже не осознавая этого. В области психики слишком много непознанного, приходится действовать наугад, методом тыка, так что и спросить с них некому. Единственное, что получил Денис от этих специалистов – диагноз, еще больше пригнувший его к земле: давняя, плохо поддающаяся лечению депрессия.

- Откуда давняя-то? – недоумевала мать.

От сознания, что помощи ждать неоткуда, состояние Дениса только ухудшилось. Самостоятельно он со своими мыслями справиться не мог, а беседы с психологами не спасали. Когда стало ясно, что огромное количество проглоченных таблеток не дало ни малейшего эффекта, Денис совершенно пал духом. Теперь он был твердо убежден, что дни его сочтены.

Нет, все в Софье Петровне восставало против того, что сделали с сыном те, кто призван был помочь. Она поняла: нельзя внушать людям, будто с ними что-то не так. Нельзя пугать обратившихся за помощью, это преступление. Наоборот, следует вселять в них надежду и веру в свои силы.

Теперь ей казалось, что психолог – это человек, который, пользуясь положением, заставляет пациента признать свои слабости. Так он вскрывает его психозащиту, чтобы наступить грязным сапогом в самое больное место.

В психологи теперь все, кому не лень, записываются: денежная профессия. А есть ли у них призвание, подлинное желание помочь? Или это способ поднятия собственной самооценки за счет клиентов? Может, и существуют где-то хорошие специалисты, да только не встречала Софья таких. У большинства из них на лбу было написано: «Я – умный, сильный и здоровый, ты – больной, глупый и слабый». Холодная, черствая позиция, ее обладатели прикрывали свой непрофессионализм, силясь сохранить имидж. «Никто тебе не поможет, кроме тебя самого», - говорили они. Может, так оно и есть, но человек до этого сам додуматься должен и облегчение испытать: все в его силах. А в устах недоделанных психологов это звучало так: «Раз ты сам себе до сих пор не помог, то уж никто тебе теперь не поможет, процесс зашел слишком далеко». От таких бесед страх перед будущим многократно усиливался. Дружеская поддержка и понимание отсутствовали на этих высокооплачиваемых встречах, лишь высокомерная пугающая пустота по графику приема пациентов. И еще поняла Софья: с их уровнем достатка надеяться не на кого, надо самим выбираться.

Она говорила сыну: «Денечка, никто не знает, что впереди. Кому-то сейчас еще хуже, чем тебе, подумай об этом». Он только злился на нее, ведь для него эти слова ничего не значили. Душа его не была готова воспринимать выстраданные другими истины. Тяжело смириться со скорой смертью, если всегда чувствовал себя вечным. Пусть будут прокляты эти диагнозы! Если медицина не в силах помочь, то зачем сообщать их пациентам? Чтобы успели распорядиться наследством, облегчив родственникам дележ имущества? Во главу угла опять поставлены деньги, а не душа! А ведь раньше смертельные диагнозы скрывали, и правильно делали!

Наверное, логично было бы провести оставшиеся годы в ладу с самим собой, но Денис лишал себя последних сил, утопая в липком страхе. В его организме словно включилась программа самоуничтожения. Мать не смела судить его за это. Хорошо со стороны советы давать, но кто заранее знает, как поведет себя в подобной ситуации? Софье Петровне случалось заглядывать в душу сына, когда он, не в силах мучаться в одиночку, приходил к ней: там был настоящий ад.

Достойно прожить то, что суждено, отдавать свою любовь близким, пока есть время, оставить о себе хорошую память – не в этом ли смысл существования? Только понимание приходит лишь к старости и не ко всем. Молодые хотят быть счастливыми прямо сейчас и жить вечно. Не воспитала она у сына ни стойкости, ни мужества, ни благородства, ни привычки заботиться о ком-то, кроме себя, слабого и жалкого. Ни разу не подумал Денис о том, что причиняет страдания матери. Значит, опять она сама во всем виновата. Ее ошибка в том, наверное, что интересы сына ставила всегда выше своих.

И она винила себя, ночей не спала. А потом решила: что же, случилось. Надо с этим жить и ему, и ей. Поддержки ждать неоткуда. Он не скажет никому, кроме матери, - стыдно и страшно. Не примут, отшатнутся, осудят. Люди жестоки к тем, кто рядом. Им легче сочувствовать на расстоянии. Сколько еще таких несчастных? И все молчат про свою беду.

К подруге школьной обратилась, что в департаменте здравоохранения работает. Та помогла пройти обследование у хороших специалистов. И за то огромное спасибо.

Сказали, что специального лечения пока не нужно, да и хворь эта неизлечима, а у всякого средства свои побочные эффекты имеются, весьма серьезные. Сколько времени удастся пожить, неизвестно, от особенностей организма зависит.

И с карьерой, о которой мечталось, ничего не вышло. Застрял Деня в налоговой инспекции, куда мать его на работу устроила после института. Хоть и ругают за больничные, но не увольняют, по крайней мере. Да и до карьеры ли теперь!

Софья Петровна беспокойно повернулась в постели. Очередная бессонная ночь, наполненная тяжелыми размышлениями, была на исходе. Светало. В овраге напротив дома, где все еще сохранились сады, засвистели птицы, и слышалось вечное: «Митя, Витю видел? Витя, Митю видел?»

Стремясь уйти от горьких мыслей, она отдавалась без остатка работе, искала в ней смысл. Руководила отделом, боролась за наполнение бюджета. Но и этот бег был остановлен, когда достигла она шестидесятилетия - предельного возраста госслужащих.

Можно было продолжать трудиться по контракту, но должность ее понадобилась кому-то из блатных. Брать на себя временное руководство другим отделом не стала, махнула рукой и уволилась.

Захотелось отдышаться, оглядеться, понять что-то про собственную жизнь. Она всегда ставила перед собой глобальные цели и шла к ним фанатично, этим и жила. Но ведь можно и как-то иначе. Для себя, что ли. Ценя каждый день, каждый рассвет и закат.

Много ли их осталось? В вечной гонке они пролетали незамеченными. Жизнь так хрупка, здоровье теряется неожиданно и безвозвратно. Сами-то мы ладно, а вот когда дети наши… И осознается уже конечность их жизни, а это непереносимо. Что-то у нас не получилось, так пусть хотя бы у них… Но нет, и эта радость не всем доступна.

Видно, каждый сам за себя перед лицом смерти. Одиночество - и друг, и враг, приходится с ним ладить. Что же в этой жизни главное, самое дорогое? Близкие, любимые люди и воспоминания? Все хорошее, что было в жизни, где оно? Только в мыслях. Говорят, есть такая болезнь, когда человек постепенно память теряет. Забывает, что с ним было, не только близких, но и себя самого на фото не узнает. Как же одиноко и страшно ему, наверное, когда не на что опереться!

Выяснилось, что любимых человека у Сони всего два: сын и школьная подруга, все остальное - суета и шелуха, слетевшая с прекращением активной деятельности.

Школьная подруга волею судеб жила в соседнем доме. Может, поэтому и дружба сохранялась годами, несмотря на занятость обеих.

Шиткова Виолетта Леонидовна, Вилька – медик по образованию, в департаменте трудится. Несмотря на возраст, работу не бросает. По воскресеньям гуляет с внучкой, тут и Соня во двор спускается, чтобы с ней поболтать.

Вот и сегодня - воскресенье, чудесная погода. Побродив по дому в поисках мелких каждодневных дел, Соня вытерла пыль, полила цветы, позавтракала и выглянула в окно.

На детской площадке - бабушки и мамы с детишками. Как подснежники из-под стаявших снегов, появлялись с наступлением солнечных дней малыши. Чистенькие, нежные, ясноглазые, на велосипедах с тентами и колясочках, похожие на родителей, младенцы и большенькие. Софья любила рассматривать маленьких, искать в них сходство со взрослыми. Вот и Анютка - уменьшенная Вилькина копия. Такая же смугленькая, подвижная, с карими глазками, какою та была когда-то. А Виолетта, с погустевшими бровями и седеющей шевелюрой, заматеревшая и располневшая, сделалась теперь похожей на свою, ныне покойную, маму.

Соня неспешно спустилась вниз, пристроилась на лавочке рядом с Виолеттой. Анютка сосредоточенно копалась в песке.

Все уже, казалось, было переговорено между подругами, пересмеяно и переплакано, и они просто молчали вдвоем.

- Ты помнишь Денискину первую любовь? - спросила вдруг Соня.

- Конечно, - Виолетта серьезно взглянула на подругу: уж не заболела ли та часом, раз касается этой темы. - Чего ты это вдруг?

- Может, и у меня где-то растет родной человечек? - вздохнула Соня. - Была бы дочка, все внуки жили бы при мне.

- Затосковала ты, мать, что-то. Ты же говорила, не ваш ребенок?

- Вилечка, узнай, пожалуйста, ты же можешь. Я и адрес, и фамилию тебе напишу. Родила ли тогда Катька? Что с дитем? Где оно? Терзают меня эти мысли, ничего не могу с собой поделать, - она вытащила из сумки бумагу и ручку, написала на память безо всякого труда, словно за долгие годы вызубрила наизусть этот адрес.

Виолетта Леонидовна молча взяла листок, только головой удивленно качнула.

Глава 4

Мать Кати в юности совсем не была похожа на бесформенную бесцветную медузу, в которую превратилась к пятидесяти. Напротив, это была весьма милая круглолицая блондинка с пышными упругими формами. Лет в четырнадцать ее соблазнил старшеклассник, заманив в стог сена теплой летней ночью. Перед девушкой открылся волнующий мир плотских удовольствий, и приятное времяпрепровождение стало своего рода хобби, смыслом всей жизни. То ли так легли карты, то ли от природы получила она такой темперамент, но родители не сумели утихомирить дочь, как ни старались. Закончив кое-как школу, она укатила в Москву подальше от бдительного родительского ока, и им оставалось лишь принять ее, какая есть, когда через десять лет она вернулась в родную деревеньку с молодым мужем, дочкой-мулаточкой Катей и беременная вторым ребенком.

Факт официального брака все оправдал и позатыкал чужие языкастые рты. Катюшка называла приемного отца папкой, и точка.

Ночуя с бабушкой за дощатой перегородкой, девочка сызмала слышала материны сладостные стоны по ночам. Мать тогда еще не была алкоголичкой, скорее, просто привыкла выпивать смолоду за компанию со своими мужиками. А вот «папка» выпить любил. А выпив, за собой не следил и расхаживал по дому в сползающих семейных трусах.

Когда никого не было поблизости, он, слабо держась на ногах, будто случайно, притискивал подрастающую падчерицу к стенкам, а то и вовсе валил на пол, и она чувствовала прижимающийся к ее телу мужской его «инструмент». Это не казалось ей ни противным, ни стыдным, а только смешным. Она делала вид, что ничего не понимает и сердится на его неловкость.

Невинности она лишилась рано, по примеру матери, с одним из деревенских парней. «Занятие любовью, - заключила она, - действительно, дело приятное». Со временем сообразив, что через постель решаются многие проблемы, она добавила к своему выводу, что не только приятное, но и полезное во всех отношениях.

Ей плохо давались точные науки, а с приближением выпускных экзаменов временами сосало под ложечкой от страха. Математику преподавал у них молодой специалист, лишь год назад закончивший пединститут. В деревне, не привыкший к выпивке – основному развлечению местных – он тосковал до одури и считал дни до окончания срока, положенного к отработке по контракту.

Однако в его жизни появился смысл, а скуку как рукой сняло, когда необычной красоты старшеклассница вдруг обратила на его персону свое внимание. Презрев запреты на отношения с ученицами, он влюбился в нее без памяти. Соответственно, проблема с экзаменами разрешилась сама собой.

Как старшая в семье, Катя чувствовала себя ответственной за младших детей. Именно к ней бежали те за защитой и помощью. Родители не слишком много внимания уделяли им, занятые своими любовными играми. Да и взрослые в этой семье тоже словно были под ее опекой. Старики – в силу преклонного возраста, а родители из-за своего, как ей казалось, легкомыслия. И она старалась соответствовать ожиданиям окружающих, играя роль судьи и утешительницы, всегда бодрой, улыбчивой и доброжелательной.

Весной, перед Катюшиными экзаменами, дед простудился на рыбалке, провалившись в неглубокую полынью, и умер от неумело леченной пневмонии. Бабушка вскоре последовала за ним: видно, сердце не выдержало горя.

Большая семья лишилась двух стариковских пенсий - основного источника существования. Дом ветшал и кособочился, денег не было не то что на ремонт, но даже на самое необходимое. Катя на следующий день после выпускного бала объявила родным, что уезжает в город.

Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы, словно никто не задумывался, что дочь не вечно будет в школе-то учиться. Родители уже привыкли к ее помощи, да и дети не хотели расставаться с сестрой.

Она пообещала, что поможет семье деньгами и при первой же возможности перетащит их в город. На том ее и отпустили.

Глава 5

В четверг вечером Виолетта Леонидовна уже звонила подруге:

- Соня, зайди ко мне, я кое-что для тебя узнала.

В квартире Шитковых по вечерам всегда была суета и толкотня. Дверь открыла Вилина дочь Маришка.

Недовольно буркнув: «Мама в кухне», она мгновенно скрылась за дверью ванной, где, видимо, шел процесс купания ребенка. От влажного теплого воздуха, а, может, от волнения, у Софьи перехватило дыхание, и она закашлялась.

Перешагивая через множество пар обуви в прихожей, она добавила к ним и свою, и, старясь не наступить на разбросанные повсюду детские игрушки, протиснулась на кухню.

Виолетта чистила рыбу к ужину. Рядом бесновалась рыжая и толстая кошка Коломбина с горящими от умопомрачительно-притягательного запаха зелеными глазами. Ее басовитый от нестерпимого желания мяв немедленно прервался жадным урчанием, лишь только хозяйка, наконец, бросила ей вожделенный кусок.

- Ну, слушай, - начала Виля, кивком головы пригласив Соню присесть на свободную табуретку.

-Катя твоя родила-таки в августе две тысячи первого года девочку. Назвали ее Татьяной, и числилась она в поликлинике по месту прописки матери и бабушки, то есть в Зеленодольском районе вплоть до две тысячи десятого года.

-А потом?

-Подожди. В январе две тысячи девятого года у нее появился брат Ярослав, и патронажная сестра помнит, как выезжала навестить новорожденного после роддома. Мать, то есть Катерина, была дома, кормила ребенка грудью.

-Значит, она вышла замуж?

- Не знаю. По крайней мере, оба ребенка зарегистрированы были под материнской фамилией: Корзинкины Татьяна и Ярослав.

Соня молча переваривала услышанное. Довольная Коломбина, облизывая сытую морду, вновь принялась с силой тереться о ноги хозяйки.

-Куда тебе, лопнешь ведь, - укоризненно обратилась к ней Виолетта, но все же выделила настырной любимице еще один немалый кусище.

- Вилюся, где мои очки? – раздался из комнаты приятный баритон мужа.

- Я не трогала, - крикнула Виолетта в дверь, - посмотри на письменном столе, Адик.

-Там нет, - отвечал супруг.

- Тогда на тумбе возле телевизора, - Виля возмущенно покачала головой. – Надоело. Затыркали. То он, то дочь, то зять. А я, между прочим, не дома сижу, а работаю. Завидую я тебе, Соня. Ты сама себе хозяйка, для себя пожить можешь. Дома тишина, чистота и порядок.

- Нашла чему завидовать, Виля, - с упреком ответила Софья. – У меня сын больной, муж умер рано, внуков нет. Кроме тебя, и поговорить-то не с кем.

- Да, - вздохнула Виолетта. – Видать, у каждого свое.

- Так ты мне скажи, теперь-то где лечатся дети?

- А вот тут начинается самое интересное, - оживилась Виля, закончив, наконец, чистку и выбрасывая отходы, завернутые в пакет, в мусорное ведро. Коломбина сунула было и туда свой нос, но тут же была весьма бесцеремонно отодвинута ногой. С видом оскорбленного достоинства она развернулась и, сделав независимый вид, вспрыгнула на подоконник, откуда с показным интересом принялась высматривать воробьев. Хозяйка уложила рыбу в большую сковороду с маслом, посолила, отрегулировала пламя горелки, накрыла крышкой.

- В две тысячи десятом году, - продолжила она, - медицинские карты ребятишек были переданы в Зеленодольский детский дом, а оттуда примерно через год - в обычную районную поликлинику нашего города. Только дети теперь не Корзинкины, а Рукавишниковы, и проживают они в пятом доме по переулку Урожайному.

- А ошибки тут никакой не может быть? – тревожно спросила Софья.

- Обижаешь. Я, между прочим, на добывание этой информации кучу рабочего времени потратила, связи все подключила, и даты рождения у детей Рукавишниковых те же, я проверила.

- Так что же выходит, их усыновили? Катерину прав материнских лишили? Выпивать, что ли, она начала вместе с родителями?

- Мне тоже пришла в голову эта мысль, и я на всякий случай подняла медицинские документы уже во взрослой поликлинике. Умерла Катя в две тысячи десятом году от передозировки наркотиков, а пьющим родственникам опеку не доверили, видимо.

- Ужас какой! – прошептала Соня. – Ну и семейка! А я-то все себя виню, что вмешалась тогда в жизнь сына!

Глава 6

Выйдя на пенсию, Софья Петровна пристрастилась смотреть политические ток-шоу. Жаль только, перенесли их в последнее время за полночь. Целый вечер эфир заполняют сплетнями про звезд, смакуют их личную жизнь, позволяют скучающему обывателю поглазеть на роскошь: пусть завидуют и стремятся любыми путями нахапать столько же, ну, или чуть меньше. Пусть детишки сызмала впитывают капиталистические ценности. Все должны быть отравлены духом стяжательства, лжи и лицемерия, такими легче управлять. Как в незабвенной песенке лисы Алисы и кота Базилио: «На жадину не нужен нож, ему покажешь медный грош – и делай с ним, что хошь».

Да, а как только трудовой народ спать укладывается – пожалуйте вам, политика. И пусть только кто-то попробует сказать, что нет у нас свободы слова.

Особенно нравились Софье Петровне передачи про коррупцию. «Что же это творится!» - вздыхала она про себя. – «Будет ли этому конец-то?»

И ведь понимала, что не будет: сталкивалась она с нею на работе, понимала, что причины лежат в законодательстве и устранять их никто не торопится. Чувствовала, что только видимость борьбы с нею создается, но уговаривала себя, что лучше хоть так, чем совсем никак. Люди помоложе ее и с другими возможностями озаботились проблемой, и то хорошо. Может, и выйдет у них что, да только не при ее жизни. Ну, и ладно, ведь она теперь пенсионерка, никто не заставит ее действовать против совести.

С другой стороны, коррупция в сфере медицины, например, волновала ее неспроста: сын хворый, у самой болячки разные наметились, с годами жди только усиления. Жилищно-коммунальное хозяйство, опять же. Мечтала она, чтобы лифт заменили в доме. Ломался он то и дело и грозил отрезать ее в старости от улицы, аптек и магазинов, от общения с людьми. Ох, хорошо бы, кабы лучше контролировалась эта сфера!

Ей становилось как будто спокойнее, когда летели из телеящика возмущенные голоса политиков: верилось, что сдвинется нечто с мертвой точки, и задремывала она с этой мыслью.

Вот и опять: стала уже засыпать было, как грохот рекламной паузы, способный мертвого из могилы поднять и достать отлучившегося в туалет обывателя в любой точке квартиры, заставил испуганно затрепетать ее сердце. Сон как рукой сняло. Она выключила треклятый телевизор, и тогда полезли опять в голову мысли насущные, не о политике, а о жизни своей.

Она так и не придумала, что делать ей с информацией, полученной от подруги. У нее так часто бывало в трудных, неопределенных ситуациях: что бы она ни делала, чем бы ни занималась, а внутри сидело беспокойство, вызревало решение. Сна лишалась до тех пор, пока не находила выход.

Значит, у нее есть внучка. Родная кровь. Она тогда внушала сыну, что ребенок чужой, и сама почти поверила, а ведь оснований для такого вывода у нее никаких не было. А вдруг это и впрямь родная дочь Дениса? Надо бы сделать экспертизу, но как? И зачем, если девочку все равно ей не отдадут? Тем более, что у нее есть брат, уж совершенно точно от другого отца, а кровных братьев и сестер разлучать по закону нельзя, кажется.

Катька тогда в суд не подала на алименты. Почему? Может, действительно не его ребенок? Или просто денег совсем не было – ни на судебные хлопоты, ни на экспертизу? Или по своей неграмотности не слышали Корзинкины про экспертизу ничего? Официально отношения не были зарегистрированы, так они и решили, что доказать ничего нельзя. Сколько таких вот детей по стране без отцов растет? Сама-то Катька – пример этому.

Может, продолжать жить, как жилось? Стоит ли ворошить прошлое? Пустые хлопоты, скорее всего. Иногда даже сами мужики не знают, сколько у них детей на стороне. Но с Денисом другая ситуация: он болен, болен пожизненно. Возможно, у него уже никогда детей не будет. По крайней мере, жениться он до сих пор так и не собрался. Да здоровая девушка за него и не пойдет, если только такая же, как и он, инфицированная. И какой у них ребенок родится, и решатся ли они? Риторические вопросы. Значит, надо все-таки попробовать?

Соня встала с постели, накинула халат, подошла к компьютеру. Несмотря на возраст, с компьютером она ладила. На работе приходилось лазить по многим базам, имевшемся в распоряжении налоговых органов. Не гнушались налоговики и нелегальными базами, что продавались на рынках когда-то. Программисты их тайком от начальства ставили по дружбе на личные компьютеры сотрудников.

Нужно, например, вручить собственнику какое-то требование или известить о допущенной в декларации ошибке. Адрес фирмачи дали липовый, так называемый «адрес массовой регистрации». Туда и писать положено по закону, но ведь заранее ясно, что толку не будет. Телефон при регистрации вообще не указан, это по инструкции не обязательный реквизит.

Можно слать письма на домашний адрес учредителя, но проще и быстрее – через старую телефонную базу выловить по адресу его телефон и позвонить. Если номер давно не меняли, то все получится. Что в этом плохого? Иногда таким способом удавалось связаться с нужным человеком буквально в течение десяти минут.

Телефонная база, устаревшая, конечно, имелась и на домашнем компьютере у Сони. Она набрала в поисковике полученный от Виолетты адрес, и он ей выдал шестизначный номер телефона и информацию о его владельце: Рукавишников И.Н. Номер, конечно, устаревший, в городе недавно введены семизначные номера, но она и не собиралась звонить. Ее порадовало, что фамилия совпала. Значит, Вилькина информация верная.

Она открыла электронную карту города, посмотрела, как добраться до нужного места и что представляет собою дом пять по Урожайному переулку. Это был частный дом. Возможно, коттедж новых русских. Если так, то плохо, может быть охрана.

Рассматривая инициалы владельца дома, она вдруг вспомнила: Рукавишников Игорь Николаевич, заместитель начальника Управления. Да они же встречались, и не раз! Он-то ее и не помнил, наверное, но начальство, пусть даже и очень высокое, как говорится, «положено знать в лицо».

Ну и дела! Значит, он удочерил ее внучку? Да нет, это, наверняка, простое совпадение! Под инициалами «И.Н.» может скрываться Илья Никифорович, например, или Иван Никитич . А уж Рукавишниковых в городе – пруд пруди. Хватит гадать. Днем она съездит по этому адресу и расспросит соседей. За окнами занимался рассвет.

Софья Петровна вернулась в постель и уснула почти мгновенно, едва голова коснулась подушки: решение было принято.

Глава 7

Брат Кати, в отличие от сестры, не чувствовал себя обязанным помогать родственникам. По крайней мере, пока отец пьянствует и бездельничает во вполне еще трудоспособном возрасте. Как птенец, вылетевший из гнезда, он полностью отделился от взрастившей его семьи, работал по найму в автомастерской, удачно женился на городской девице, даже не пригласив родных на свадьбу.

Ну, а Катя с младенцем никак не могла обойтись без их помощи, пусть даже и не очень надежной. Через два месяца после родов она отлучила ребенка от груди и устроилась на работу в ближайшем райцентре. Это вновь было частное кафе, в такие места красивых девиц берут охотно. Большая часть заработанного уходила на содержание дочери и родителей, поэтому сама Катюша жила в основном за счет знакомых мужчин. Она не занималась проституцией впрямую, но очередной кавалер, как это принято в наше время, тратился на свою даму, только и всего.

Любила ли Катя Дениса? Наверное, в общепринятом понимании – нет. Во всяком случае, романтической составляющей этого чувства учиться ей было не у кого. С детства она привыкла считать половые отношения обыденным делом, а брак воспринимала как своеобразный контракт, где каждая сторона хочет найти для себя определенные выгоды, но скрывает намерения от партнера под маской любовных чувств. Вот, например, мать получает от мужа секс, без которого жить не может, и содержит его за это. Оба довольны. У кого ей было заимствовать иной образ любви?

После неудавшихся отношений с Денисом в ней зрело смутное недовольство родителями. Ведь не притащись они тогда в город всей компанией, может, и у нее была бы семья, как у брата. И жилищных проблем не было бы, и малышка росла бы с отцом. Но нет, она с детства усвоила свою роль, она привыкла быть нужной в родительской семье, и высказать им свое недовольство не считала возможным. Даже если бы свадьба состоялась, она бы непременно пригласила их жить в мужнину квартиру, как и обещала. Просто они несколько поторопились и спутали ей карты. Они неразрывно связаны с ней, как вагончики с паровозом. И вагончики надеются, что без особых хлопот паровозик привезет их к цели. Не зря же они дочь растили! Пусть теперь она родителей вытаскивает из той дыры, в которую их забила жизнь.

«Излишки», образовавшиеся в виде однокомнатной квартиры в семье Семенухиных, вполне справедливо должны были достаться семье Корзинкиных, по мнению последних. И вдруг – облом. Корзинкины-старшие вернулись к своим обычным занятиям – выпивке, сексу и ожиданию манны небесной от подросших потомков.

Катя предприняла еще одну попытку выйти замуж за мужчину с жилплощадью. И в этот раз тоже ничего не вышло. Корыстные интересы Катиной родни, как шило в мешке, утаить не удавалось. Как следствие второй попытки родился сын.

Недовольство родителями и собою, тем, как она распорядилась своею жизнью, неосознанно грызло Катерину изнутри. Это было похоже на смутное негодование родителей, оказавшихся вдруг за бортом новой жизни. Это негодование выливалось у них лишь в примитивную зависть к более удачливым согражданам.

Возможно, именно из-за внутреннего разлада Катю начали мучить мигрени. Боль накатывала внезапно, в самый неподходящий момент, выбивала из колеи. Тошнило, случались и обмороки. Очередной любовник предложил ей средство от головной боли, и мигрень отступила, настроение улучшилось. Так она подсела на наркотики.

Глава 8

После бессонной ночи Софья Петровна отсыпалась до полудня. Проснувшись, позавтракала и отправилась в Урожайный переулок.

Пятый дом, действительно, оказался коттеджем, причем двухэтажным, обнесенным чугунной решеткой с витиеватыми узорами.

Она подошла к соседней хрущевке в надежде встретить вездесущих бабушек и побеседовать с ними. Однако никого, как назло, не было видно. Она нерешительно присела на потемневшую от непогод скамейку возле ближайшего к коттеджу подъезда. Время обеденное, ждать, видно, придется долго.

Вдруг дверь подъезда отворилась и из нее быстрым шагом вышел какой-то мужчина.

- Извините, можно вас на минутку? – Софья Петровна привстала со скамейки ему навстречу, однако тот, хмуро взглянув ей в лицо, прошагал мимо, не проронив ни слова.

- На работу, наверное, торопится, - подумала Софья, и вновь вернулась на свой пост, издали поглядывая на коттедж, не подававший никаких признаков жизни.

Минут через пятнадцать из подъезда с явным намерением присесть на лавочку вышли две сестры-старушки, Анна Сергеевна и Жанна Сергеевна, с любопытством уставившись на незнакомку, занявшую их насиженное место.

- Здравствуйте, - приветливо сказала им Софья Петровна. – Вы случайно не знаете людей, что живут вот в этом коттедже?

- Знаем, а вам зачем? – не слишком любезно ответила бдительная Анна Сергеевна.

- Я из органов опеки, видите ли. По моим сведениям, здесь находятся несовершеннолетние дети. Вот, и мне нужно проверить, хорошо ли им тут, порасспрашивать соседей.

- Да всем бы деткам такого достатка, как в этой семье, - словоохотливая Жанна Сергеевна была рада поболтать с незнакомым человеком и присела рядом. – Ни в чем не нуждаются. Даже – посмотрите-ка – качели им поставили, горку, спортивный комплекс, машина вон детская с педалями для маленького. Нашим-то ребяткам тоже хотелось бы там поиграть, да только кто же их пустит!

- Это замечательно. Хорошо для детей, я имею в виду. А отец, наверное, известный бизнесмен? – закинула удочку Софья Петровна.

- Нет, что вы. Он в налоговой службе большой начальник, - ответила Анна Сергеевна. Ей показалось странным, что человек из органов опеки не знает, кем работают усыновители. – Что-то ветерок подул, Жанна, я пойду за кофточкой схожу, а ты посиди тут, ладно?

Жанна Сергеевна молча кивнула сестре и вновь повернулась к собеседнице. У Софьи Петровны от услышанного аж сердце екнуло: точно, это Игорь Николаевич.

- А не обижают их родители? Может быть, наказывают слишком строго, ругают часто или даже бьют? – продолжала она свои расспросы.

- Ой, да вы же ничего еще не знаете, наверное! - воскликнула старушка и, понизив почему-то голос, словно кто-то мог их подслушивать, добавила: – Ведь убили сегодня утром Игоря Николаевича.

- Как убили? – ошарашено спросила Соня.

- Да просто, из ружья. Ох, из милиции народу тут было сколько!

- Из полиции, - машинально поправила Софья Петровна.

- Ну да, ну да, – закивала согласно Жанна Сергеевна. – Прямо возле служебной машины, на глазах у водителя, крови-то натекло!

- Значит, шофер видел преступника?

- Не знаю, милая! Кто же нам скажет-то, это же тайна этого, как его, следствия! А народ-то всякое болтает. Говорят, что это жена его заказала.

- Да вы что! Неужели? А зачем?

- Приревновала к девочке старшей.

- Как это может быть, к дочери?

- Ой, не знаю, не знаю. Ведь не родная же она им! Не любила мать Татьянку. Так ее ругала часто, люди слышали. Била даже, наверное. Да я и сама, хоть и глуховата, слыхала, как они кричали. Слов-то не разбирала, но по интонации понятно. Сам-то хозяин везде с дочерью ходил, а жена его – с малышом, с Яриком. А чтобы вчетвером куда отправиться, или просто гулять вместе – такого давно не видала я.

- Так вы говорите, обижала она Танечку? – сердце Софьи Петровны дрогнуло. – А девочка жаловалась кому-нибудь? Может, подружкам?

- Вот подружка-то ее, Регинка, и рассказала родителям, что мать Тане ведро помойное на голову надела.

- Боже мой, неужели?

В это время около них затормозил полицейский УАЗик. Прямо к Соне подошел офицер и попросил предъявить документы.

- Да они у меня дома лежат, - растерялась Софья Петровна.

- Тогда вы задержаны до выяснения личности, проедем с нами, - и он повел женщину к машине.

Тем временем на крылечке появилась бдительная Анна Сергеевна, удовлетворенно наблюдавшая за тем, как Софью Петровну увозят полицейские.

Глава 9

Софью Петровну допрашивал лично старший следователь Чесухин Вадим Сергеевич. Получив сигнал о подозрительной женщине, расспрашивающей соседей об убитом, он сам примчался в отделение полиции, так ему хотелось раскрыть убийство по горячим следам.

Уже целый час он мучился с этой бабой, никак не веря в случайность ее появления на месте преступления.

-Еще раз, Софья Петровна, поясните мне, в каких отношениях вы были с Рукавишниковым Игорем Николаевичем?

-А я еще раз повторяю вам, что никаких отношений между нами, кроме служебных, не было. Мы встречались мельком на каких-то мероприятиях, торжествах, совещаниях, только и всего. Мы даже не перекинулись с ним ни разу парой слов, просто работали в одной службе, это можно понять?

- Хорошо, я проверю по своим каналам ваши показания. Так у вас нет алиби на момент преступления?

- Если преступление, как вы говорите, было совершено сегодня утром, примерно в половине девятого, то я в это время спала дома, ведь я на пенсии, как вы знаете.

- Получается, что ваше алиби никто подтвердить не может? – ехидно осведомился Чесухин.

- Да и черт бы с ним, с этим алиби, если я не убивала! Я даже стрелять не умею!

- Существуют заказные преступления.

- Да, конечно, на мою пенсию только и нанимать киллеров!

- Оставьте этот тон, вы в стенах государственного учреждения!

- Хорошо, тогда скажите, какой у меня был мотив?

- А вот это я и пытаюсь выяснить, - Чесухин вновь перечитал протокол допроса. – Так вы утверждаете, что Татьяна Рукавишникова – ваша внучка?

- Да я сама не знаю этого наверняка. Надо делать экспертизу.

- И я должен поверить, что тринадцать лет вы жили припеваючи, не желая ничего знать об этой девочке, но именно сегодня вам приспичило что-то выяснять?

- Именно так. Чистая случайность.

Вадим Сергеевич скептически улыбнулся.

- Или вас кто-то попросил сделать это?

- Кто?

- Хватит прикидываться невинной овечкой! Зачем вы явились туда, будете говорить? Кто ваш сообщник? Учтите, что в преклонном возрасте лишний год за решеткой может стоить жизни!

- Не давите на меня! – потеряла терпение Софья Петровна. - Если вы меня в чем-то обвиняете, я буду разговаривать только в присутствии адвоката.

- Ну, хорошо, никто вас не обвиняет пока, - сбавил тон Чесухин. В задумчивости он вдруг полез пальцем в нос. Была у него такая мерзкая привычка. Шокированная Софья Петровна смущенно отвела глаза от неприятного зрелища.

- Объясните мне, пожалуйста, каким образом вы узнали, кем удочерена ваша внучка? – продолжил он допрос. - Кого вы уговорили нарушить тайну усыновления?

- Какое это имеет отношение к делу, не понимаю, - возмутилась Софья.

- Вопросы здесь задаю я! – вскрикнул вдруг Чесухин фальцетом, и Софья Петровна подумала, что у него явно не в порядке нервы. Впрочем, она уже догадывалась, что он здесь, может, и небольшой, но начальник, а в этой среде, она знала, распространена очень заразная болезнь: привычка кричать на зависимых от них людей.

-Ну, хорошо, - примирительно начала она, - тайна усыновления существует для тех, кто занимается вопросами усыновления, так? А вам не приходило в голову, например, что о некоторые сведения о людях содержатся в их медицинских картах?

- В историях болезней? Так это же тем более сведения, не подлежащие разглашению!

- А можно и не заглядывать в сами истории, а проследить только их перемещение по медицинским учреждениям области.

- Это под силу только очень влиятельным людям, - вдруг уважительно заговорил Вадим Сергеевич.

-Да, и мне не хотелось бы их подводить, - заключила Софья Петровна с внутренней радостью.

- Ну, что же, это, в общем-то, не моя обязанность – следить за неразглашением данных медицинских карт. Никто не пострадает, обещаю, - заверил он с любезной улыбкой и подумал, что знакомство с такой личностью вполне может ему пригодиться. - Однако вам придется дать мне координаты этого человека, чтобы проверить правдивость ваших показаний.

- Ну, что же, - Софья Петровна записала на листочке сотовый телефон и фамилию подруги.

-Теперь подпишите протокол допроса. И еще я возьму с вас подписку о невыезде.

- Согласна, - с огромным облегчением Софья подписала, что требовалось, и сразу же вознамерилась отправиться к Виолетте, чтобы рассказать ей о своих приключениях и предупредить о возможном звонке Чесухина.

Однако у выхода из полиции ее ждал сын, которому пришлось привозить в отделение ее паспорт.

- Мама, что стряслось? – спросил он обеспокоенно.

- Всего лишь досадная случайность, Денечка. Я нечаянно оказалась на месте убийства моего бывшего сослуживца буквально через несколько часов после преступления, вот меня и допросили.

- А кого убили-то?

-Замначальника областного управления налоговой службы.

- Ух ты! Небось, подельники грохнули?

- Деня, что ты такое говоришь?

- Да перестань, мама, сама же возмущалась, что везде коррупция, особенно в верхах.

- Ну, не нашего ума это дело, сынок, - резюмировала она, довольная, что отвлекла внимание сына от расспросов о том, куда и зачем ее носило. Она совсем не хотела волновать его раньше времени.

Глава 10

Капитан юстиции Чесухин, руководитель следственной группы, вызвал в свой кабинет, занятый им на время замещения находящегося в отпуске начальника отдела, тех, кто работал с ним по убийству Рукавишникова. Время было нерабочее, вечернее, но дело не терпело отлагательства, и все вынуждены были задержаться. Оперативник Петр Байбеко и следователь Наталья Павловна Ширяева с недовольными гримасами отправились «на ковер».

-Ну, выкладывайте, что нового? – Чесухин вальяжно развалился в кресле, свысока поглядывая на подчиненных.

- Согласно баллистической экспертизе, - начала Наталья Павловна, - стреляли с крыши соседней пятиэтажки. Там найдены гильза от пули и винтовка с оптическим прицелом без отпечатков пальцев, естественно. По номеру мы установили принадлежность ее к партии, незаконно распроданной с армейских складов в девяностые годы, так что информации, у кого она находилась все это время, нет. Выстрел был один. Работал профессионал, скорее всего. Консьержки и видеокамеры в хрущевках, разумеется, отсутствуют.

- Мне с самого начала ясно было, что это заказное убийство, - прервал ее начальник, - и найти преступников будет непросто.

- Видеокамера в коттедже имеется, - продолжила следователь спокойно, - но она расположена лишь у входа в здание. Правда, из нее видны и подъезды пятиэтажки, но в таком отдалении, что вряд ли нам это поможет.

- Мы прошлись по квартирам жителей, - добавил Петр Байбеко, - особое внимание уделили первому подъезду, из которого есть выход на крышу. Он обычно заперт, а ключ находится в домоуправлении, однако профессионалу открыть замок не проблема. К сожалению, никто не видел посторонних в подъезде. Я думаю, что убийца забрался на крышу заранее, до того, как люди начали выходить на работу.

- Вот что: проверьте, может, в этом подъезде или даже в соседних кто-то сдавал квартиру, и квартирант исчез после убийства. Порасспрашивайте соседей, поройтесь в базе собственников жилья, - задумчиво сказал Чесухин.

Петр и Наталья Павловна согласно кивнули.

- Личный компьютер покойного изъяли?

- Да, конечно. Сейчас оформляем документы на изъятие служебного компьютера Игоря Николаевича.

– Хорошо. Ну, а если подумать, кому выгодна смерть Рукавишникова? Кто мог стать заказчиком? Есть какие-нибудь предположения? – снова начал задавать свои вопросы капитан.

- Пока определенной версии не сложилось, - ответила Наталья Павловна. - Разработке подлежат два направления: конфликт на бытовой почве или в связи со служебными делами.

- Поподробнее.

- С одной стороны, надо выяснить, кто из налогоплательщиков мог быть недоволен. Возможно, кто-то из собственников был разорен в результате налоговой проверки, например. Я уже расспрашивал вдову и водителя, но они не смогли ответить ничего конкретного о врагах убитого, - начал Петр. – Надо будет беседовать с его коллегами. С другой стороны, Игорь Николаевич мог быть замешан в коррупционных делах и кому-то перешел дорогу.

- Ну, а бытовая версия – заказчиком является вдовушка, к которой теперь переходит все имущество усопшего, - добавила Наталья Павловна. – Кстати, у нее алиби: в момент совершения преступления она с младшим ребенком гостила в загородном доме отца. Может быть, для алиби как раз и уехала?

- И много имущества? – поинтересовался Чесухин.

-Да уж немало: дача на побережье Черного моря, домик в Греции, два приличных земельных участка в области, просто для перепродажи, скорее всего, автомобиль BMW, акции Газпрома, ну, и, разумеется, коттедж в переулке Урожайном. Это без учета банковских счетов, которые он мог и не указать в своей декларации госслужащего.

-И все было записано на него? – удивился капитан.

-Нет, на нем только акции, автомобиль, дача и коттедж. Домик в Греции записан на жену, а земельные участки – на водителя.

- Вот это интересно. А если водитель заказал шефа, чтобы завладеть этой собственностью?

- Сомнительно, - заметил Петр. - Я ведь именно от него узнал, что это участки Рукавишникова. Он мог бы и промолчать, ведь по закону его право собственности никто теперь оспорить не сможет.

- Хитрит для отвода глаз! Узнайте-ка реальную стоимость этих участков! Может быть, там строительство планируется, и они в скором времени взлетят в цене?

- Вадим Сергеевич! – взмолился Петр. - Как узнать будущую цену этих участков? Это же закрытые сведения, простым людям недоступные. Тут надо связи иметь в департаменте строительства и архитектуры области. С нами и разговаривать никто не станет! И потом, очень возможно, что на этих участках, действительно, намечено строительство, ведь жена Рукавишникова, в девичестве Тамара Булатова, - дочь мэра. Может, мэр и подсказал зятю, какие участки стоит приобрести?

- Что? – Чесухин вскочил, как ужаленный. – Почему я узнаю об этом последним?

- Так…это… я и сам случайно узнал из газет. А вам разве не звонили из мэрии?

- Черт знает что такое, - Вадим в крайнем волнении забегал по комнате. – Убит зять мэра, а я не в курсе! Хорош я был бы в глазах начальства, если бы мне позвонили.

- Еще позвонят наверняка! – утешила его Наталья Павловна.

- Что-то плохо они сработали, - ехидно заметил Петр.

- Ладно, - взял себя в руки капитан. – Чтобы вы мне по этому делу пахали на совесть! И результат, результат давайте! И еще: сегодня я допрашивал некую Семенухину Софью Петровну, которая явилась на место преступления и расспрашивала жителей хрущевки о Рукавишникове. Она сейчас пенсионерка, но в прошлом его сослуживица. Возможно, тут что-то есть, хотя она и отпирается. Уверяла меня, что якобы удочеренная Рукавишниковыми девочка – ее внучка. Надо все это тщательно проверить. Кто знает, может, они и обделывали какие-то делишки вместе, все ж таки она была начальником отдела по проверке юридических лиц. Вот вам протокол ее допроса, почитайте, подумайте. Ну, что же, все пока по этому делу?

- Ну, в общих чертах, да.

- Тогда вперед и с песнями!

- Уф! – перевел дух Петр в коридоре. – Как Вадик быстро зазнался-то, а?

- И не говори! Что кресло делает с человеком! – засмеялась Наталья Павловна.

Глава 11

После обеда столбик термометра вплотную подобрался к тридцати градусам. Небо сияло нетронутой облаками голубизной, солнце что было сил прожаривало землю после недельной непогоды. Софья Петровна подвязывала огурцы в теплице. Внутри была парилка, несмотря на открытую дверь и форточку. Она сорвала с десяток продолговатых аккуратных плодов, сложив их в прозрачную капроновую сумку советского производства, заскочила в дом, ополоснула разгоряченное лицо колодезной водой из рукомойника и зашагала к даче подруги, расположенной неподалеку.

Лет двадцать назад они с Колей уговорили Шитковых купить небольшую избушку неподалеку от их домика. Дети их, Денис и Маришка, были погодками, когда-то замечательно дружили, все лето проводя в дачной компании сверстников.

С тех пор много воды утекло, Софья овдовела, ее дом без ремонта постепенно приходил в упадок. А Шитковы стали неплохо зарабатывать и недавно воздвигли на своем участке двухэтажный коттедж из бруса. Дом был просто загляденье, с ровными оранжевыми бревнышками один к одному, верандой на первом этаже, мезонином и балкончиком на втором и вишневой крышей из ондулина.

А вот в земле копаться, в отличие от Софьи Петровны, по несколько дней в неделю проводившей на своем участке, Шитковы не любили. Кроме цветов и травки, на их земле ничего не было, если не считать баньки да устанавливаемых на лето надувного бассейна, качелей, гамака между березами и временами выносимой на лужайку плетеной мебели. Молодежь приезжала сюда только отдыхать, а бабушка Виля являлась по субботам поливать цветы, общаться с Соней и приводить дом в порядок к очередному набегу потомков.

Соня шла рассказать подруге о вчерашних своих необычайных приключениях. Солнце клонилось к закату. Небо на востоке на глазах превращалось из нежно-голубого в подозрительно синее, с каким-то даже фиолетовым оттенком. Откуда-то издали слышался смутный рокот.

Виолетта домывала окна на веранде. Увидев спешащую к ней гостью, обрадовалась:

- Привет! Наконец-то, а то я уже от нетерпения на стенку лезу. Ой, огурцы кстати, сейчас салатик сделаем, перекусим! Тут у меня и колбаска порезана, и бутылочка мартини припасена, давай за стол!

Вскоре подруги уже сидели в удобных креслах, наслаждаясь отдыхом и пищей, и беседовали, наблюдая с открытой на три стороны света веранды за приближением грозы.

Темно-синие тучи обложили всю восточную часть неба, сначала мрачными рваными кусками, сквозь которые еще проглядывал кое-где нежно-розовый свет, потом сплошной темно-серой пеленой.

Невинная голубизна на северо-западе теснилась свинцовыми громадами к земле, и наконец, выдавилась вовсе. Теперь закат стал молочно-розовым, как мороженое с фруктовым сиропом. А с северо-востока надвигалось что-то страшное. В грозно потемневшем небе уже вспыхивали длинные, до самой земли, зигзаги молний.

Налетевший на притихший поселок ветер гнул деревья, прорываясь в дома, бесследно унося накопленный в них за день зной. Мелкие серые бабочки, похожие на крупную моль, в поисках укрытия отчаянно бились в капроновую сетку окон. Наконец, застучали первые тяжелые капли.

-Ты говоришь, что внучку так и не видела? – спросила Виолетта, выслушав сбивчивый рассказ подруги.

- Если бы не эта бестолковая выходка полицейских, я бы попыталась, но они продержали меня до вечера, а там уже Деня пришел с паспортом, потом у меня посидел немного…

- Как он, кстати?

- Ой, Виля, замкнутый круг, ты же знаешь. Хворать стал чаще, на работе его едва терпят из-за этого. Наверное, думают, что он покупает больничные. А как объяснишь, чем оправдаешься? Работники всем здоровые нужны. Одна я знаю, как ему трудно приходится. Люди ведь такие: пока сами полны сил, им кажется, что больной сам виноват или притворяется.

Виля знала и понимала, недаром столько лет проработала в медицине. Она давно привыкла к людскому горю и научилась философски относиться к чужим проблемам.

- Интересное кино получается, - перевела она разговор на другую тему. - Если соседи правы и жена сама заказала мужа, ее место в тюрьме. В этом случае ребятишек опять в детдом отправят.

Соня посмотрела на нее задумчиво:

- Я бы взяла Танечку к себе, но, боюсь, двоих мне не потянуть!

- Ты вправду готова взять девочку? Это не так просто, как кажется. Из-за твоего возраста могут возникнуть проблемы. Материальное положение, опять же. И в любом случае без экспертизы не обойтись.

- Если бы оказалось, что Таня наша, думаю, Деня обрадовался бы. Ты знаешь, он ничего уже не ждет от жизни. А тут родная дочь! Да и девочка натерпелась. Малыш-то еще не понимает ничего, а она со злой мачехой хлебнула, видно, лиха полной ложкой. Как можно мужа ревновать к двенадцатилетнему ребенку?

- А вдруг этот Рукавишников, действительно, испытывал к приемной дочери не совсем отцовские чувства?

- Да ладно, не может быть!

- Почему? Потому что ты его знала или потому что он начальник? Ты думаешь, наверное, что у педофилов про их тайные пристрастия на лбу написано?

- Нет, я понимаю, конечно, что этих уродов больше, чем мы думаем. Господи, бедная детка! Если еще и это… Тем более ребенок ни при чем, а эта женщина ее ненавидела, говорят, значит, винила в своих проблемах. Такая запутанная история!

- А когда ты собираешься с девочкой знакомиться?

- Не знаю. Мне, наверное, придется последить за домом, ведь я даже не представляю, как Танечка выглядит, где учится. Похожу за ней сначала, узнаю побольше…

- Ты уже пыталась, и чем кончилось?

- Ну нет, я в полиции все объяснила, они теперь не тронут меня.

- Наивная! Ладно, попробуй, но все равно будь осторожнее.

Темнело. Ливень разошелся не на шутку. С одним из шквальных порывов ветра с неба начал сыпаться град.

- Боже, мои кабачки! Лук! Клубника! – расстроилась Софья Петровна.

- Ну, ничего сделать уже нельзя! Ты же не закроешь их своим телом? - ответила Виолетта.

Неожиданно погас свет.

- Оставайся-ка ночевать у меня, - предложила Виолетта подруге. – В город сегодня мы уже не поедем. В такую погоду лучше на улицу носа не высовывать.

Глава 12

Наталья Павловна в задумчивости брела по улице. Рабочий день закончился, но домой не тянуло: там никто не ждал ее, кроме сиамской кошки. Дочь вышла замуж и укатила за границу по контракту, с мужем давно развелись, еще когда дочка в школе училась.

Горячий асфальт отдавал тепло, накопленное за день. О прохладе мечталось, но ее не было. Очень хотелось снять тонкие колготки, которые приходилось носить на работу. Она вспомнила, как в детском саду, когда становилось жарко, и девочки, и мальчики отстегивали резинки от специальных детских поясов-лифчиков и скатывали чулочки вниз: получалось некое подобие носочков. Губы тронула грустная улыбка: все это было так давно. Неужели и ей когда-то было пять лет?

Она вновь вернулась мыслями к делу об убийстве Рукавишникова. Вчера пришлось беседовать с его женой, предварительно испросив ее разрешения. Та вернулась в город к приемной дочери сразу, как только узнала о смерти мужа. В доме был траур. Девочка плакала в своей комнате. Горе не сблизило их.

Тамара Дмитриевна передала Ярика прислуге, и они прошли в кабинет. Наталья Павловна и сама толком не знала, о чем спрашивать. Надеялась на случайность. Про подозрения бабушек-соседок она уже слышала. Следовало понять, имеются ли для них основания. Задавала провокационные вопросы с невинным видом. Тамара Дмитриевна не умела хитрить или, наоборот, была слишком умна, она так и не поняла до конца.

Про то, что подозревала мужа в педофилии, выложила почти сразу. Это объясняло ее плохие отношения с приемной дочерью. Хотя…

- Вы уехали с младшим ребенком к отцу. Как же вы смогли оставить девочку наедине с педофилом? – задала Наталья Павловна вопрос, который напрашивался сам собой.

- А ей все это нравилось! – ответила Тамара.

Трудно поверить. Похоже на неадекватное восприятие реальности.

- Почему не сообщили о своих подозрениях в полицию?

- Да кто бы стал со мной разговаривать без доказательств? И потом, я не хотела, чтобы органы опеки отобрали у меня Ярика.

Действительно, все логично. Ситуация – не позавидуешь. Сама могла заказать мужа из ревности, или отец приказал кому-то. Только зачем? С его-то возможностями он легко размазал бы зятя по стенке: с работы уволил бы, с дочерью развел и прав отцовских лишил. Нет, невыгодно было Игорю Николаевичу портить отношения с женой.

- Вы рассказали Дмитрию Антоновичу о своих подозрениях?

- Нет. Я не привыкла делиться ни с кем своими проблемами.

- Но вы как-то надеялись разрешить ситуацию?

- Нет, я не видела выхода. Просто тянула время.

Ничего в итоге не выяснила для себя Наталья Павловна из этого разговора, кроме ощущения, что бытовая версия как-то не складывается.

Вероятнее, что убийство связано с его деятельностью. Скорее всего, так. Она свернула к Урожайному переулку. Безо всякой цели, на авось.

Возле забора она заметила женскую фигуру, словно высматривающую что-то. Подошла поближе: где же она ее встречала?

Ах да, эту женщину допрашивал Чесухин! Она видела ее мельком в отделении полиции в тот день. Как же ее зовут? Она зрительно представила себе внимательно прочитанный протокол допроса, и имя всплыло в памяти.

- Софья Петровна!

- Мы знакомы? – вздрогнула та от неожиданности.

- Вы бабушка Танечки, а я Наталья Павловна, следователь.

Софья Петровна молчала, настороженно глядя на нее. Она помнила неприятный опыт общения с Чесухиным. Поняв это, Наталья Павловна улыбнулась:

- Не бойтесь, я не собираюсь тащить вас в полицию. Может быть, посидим в парке на скамеечке? Мне нужно с вами поговорить.

Женщины направились к парку.

- Вы внучку высматриваете? – начала Наталья Павловна.

- Да, я видела ее сегодня. Она с подружкой возле дома гуляла. Славная девочка, на сына моего похожа. Овал лица его, и походка, и жесты. Он так же голову вскидывал временами, когда маленький был. А в остальном – мать. Я не совсем уверена, конечно. Не решилась пока к ней подойти.

- А ей сейчас, возможно, поддержка ваша нужна. Она же приемного отца любила, и теперь чувствует себя одинокой, наверное.

- Я подойду к ней обязательно, - согласно подхватила Софья Петровна, - вот только смелости наберусь.

-Так вы что же, целый день здесь, с утра?

- Да, - ответила та, усаживаясь на скамейку. – Измаялась до невозможности и переволновалась.

- Как же быть? Видите ли, мне хотелось у вас проконсультироваться. Но вы устали, так, может быть, завтра?

- Нет уж, давайте сегодня, я завтра хочу с внучкой знакомиться.

- Ну, хорошо. Вы с Игорем Николаевичем были, как говорится, коллегами. Может, расскажете мне о налоговых преступлениях? Меня интересует, где и как искать врагов убитого. Кому он мог насолить?

- Про это я могу говорить долго, - оживилась Софья Петровна. – Пока не прервете. Возьмем самое простое дело – единый налог на вмененный доход. Торговля на рынке, продуктовых ярмарках, к примеру. Налоговые преступления со всеми прочими рука об руку ходят. В каком положении находятся торговцы? Государству налог отдай и бандитам-мошенникам, контролирующим рынок, за место торговое заплати, двойной расход получается. Государство не может защитить от них, а налог требует. За что? Несправедливо. Значит, надо обмануть государство, иначе себе в убыток работать будешь. Вот и занижаются показатели, от которых рассчитывается налог: площадь, количество работников, число отработанных в месяце дней. Кто проверять придет? Оперативник из налоговой. Ему взятку, чтобы налог не пересчитывал. Или игорный бизнес, раньше он не был запрещен. Занижалось количество игровых автоматов, например.

- Понятно. Именно оперативником начинал работать Игорь Николаевич когда-то.

- Эти ребята всегда имеют дополнительный доход, иначе бы не сидели молодые мужики, которым семьи кормить надо, в этих отделах.

- Однако это мелочи, низовая коррупция, меня она не интересует сейчас. Каким образом мог Игорь Николаевич на своем высоком посту что-то иметь сверх зарплаты?

- Тут остается лишь догадываться. Вот, смотрите: лет семь назад создали в налоговой службе отделы аудита. Раньше инспектора только с юристами работали, в судах и по сложным вопросам, в основном. Кстати, юристы никогда не были заинтересованы в начислениях: их за проигранные дела рублем наказывали. Они всегда работали по принципу – чем меньше начислений, тем лучше. Затягивали всячески подписание документов, а потом за нарушение сроков суды отменяли наши решения. Но вот нас с чьей-то подачи обвинили в налоговом терроре. Тут причина та же, что и в моем предыдущем примере: большие откаты чиновникам всевозможных администраций нельзя без ущерба бизнесу совмещать с честной уплатой налогов. Облегчить уход от налогов, чтобы бизнес выжил, проще, чем бороться с высокопоставленными ворами, - Софья Петровна, завершив тираду, достала из сумки бутылочку минералки, отпила несколько глотков.

- Извините, в горле пересохло,- продолжила она, глубоко вздохнув. - Итак, чтобы исключить якобы имевшее место преследование налогоплательщиков, создали отделы налогового аудита, которые прямо обязали по возможности вставать на сторону проверяемых, разбираться с их жалобами. Нет, конечно, отдельные случаи преследования могут быть, но не так часто, как принято думать. Суды тоже, лишь только про налоговый терроризм услышали, поменяли свою позицию по многим вопросам, так что налоговые органы стали проигрывать основную массу дел. Это послужило косвенным подтверждением гипотезы о налоговом терроре, который якобы пошел на убыль.

- Так вы хотите сказать, что в отделах налогового аудита…

- Нет, ни в коем случае. Эти отделы работают под усиленным контролем сверху, и никаких корыстных целей их работники не преследуют, на мой взгляд. Вот только редко они могут придти к единому мнению: мало того, что налоговое законодательство дырявое, так еще и судебная практика в эпоху коррупции соткана из сплошных противоречий. Следовательно, чтобы нареканий не было, надо прислушиваться к мнению верхов и крутиться, как флюгер, особенно в управлениях, в непосредственной близости к начальству - генератору устных руководящих указаний. Был на моей практике такой случай: корпорация «Семерочка» построила торговый центр. К возмещению из бюджета предъявили налог на добавленную стоимость что-то около трехсот миллионов. Мы сразу усомнились в обоснованности сумасшедших расходов на строительство. Гораздо больших размеров торговые центры дешевле обходились. Но как доказывать? Кто даст справку о завышении расходов раз в десять, по нашим скромным догадкам? Не понравилось нам и то, что заказчиком строительства выступала недавно созданная фирма с уставным капиталом десять тысяч рублей. И то, что банки без сомнений ссудили ее огромными средствами. И то, что часть денег на погашение кредита поступала из оффшорных зон. Только совсем больной на голову человек, не знающий основ нашей полукриминальной экономики, может поверить, что вновь созданная фирма с единственным работником - директором и учредителем в одном лице - провернула всю эту махину операций. К тому же во всех средствах массовой информации было объявлено, что центр построен именно корпорацией, про однодневку и речи не было. Вы меня понимаете, правда?

Наталья Павловна заинтересованно кивнула. Софья Петровна продолжала:

- В то же время нам был предъявлен пакет документов, подлинность которых не вызывала сомнений. Все печати и необходимые подписи присутствовали. Известнейший в городе подрядчик (кстати, это была фирма нашего нынешнего мэра, тогда еще просто депутата) письменно подтвердил сумму затрат, однако подробное обоснование стоимости представить отказался. И принудить его сделать это у нас полномочий не имелось. Добыть неопровержимые доказательства для суда силами одного инспектора, в жестко установленный для проверки срок, очевидно, оказалось невозможным. Создание следственных бригад, как у вас, по крупным делам в налоговых органах не практикуется, на привлечение экспертов средств почти не выделяется. А сверху, то есть из управления, нам как-то уж слишком обреченно сказали: «Подтверждайте, все равно ничего не докажете». Можно ли однозначно утверждать, что это было коррупционное решение?

Наталья Павловна покачала головой.

- Тут явно вырисовывается давняя связь Булатова с высокопоставленными налоговиками, - подумала она, но промолчала по давней привычке не делиться с посторонними своими мыслями.

- Но и это еще не все, - продолжила Софья Петровна. – Через год эта же фирма опять предъявила налог на добавленную стоимость к возмещению из бюджета, на этот раз совсем пустяк по их масштабам, миллионов пять, по ремонту ливневой канализации. Мы очень удивились, ведь стоимость ливневки входила в предъявленные ранее расходы. Как могла за год ливневка выйти из строя? Начали расспрашивать бухгалтера, требовать дополнительные документы. Огромными усилиями выяснили, наконец, что администрация города условием подключения к ливневке, находящейся на балансе областного центра, выдвинула проведение ее ремонта. Ремонт чужих объектов не относится на себестоимость по закону. Тут уже мы обоснованно отказали в возмещении, и даже управление нам не препятствовало. А вот в суде дело мы продули: «Они не виноваты, их заставили», - пояснила судья. Это был шок. Если суд руководствуется не законом, а своими соображениями о том, кто кого заставил, то о чем можно вообще говорить? Кстати, аналогичные случаи у нас были, и менее крутые налогоплательщики с нами не спорили. А тут – все очевидно, но недоказуемо. Администрация работы по ремонту канализации на свой баланс не принимала, но проверяла выполнение наверняка. Только официальный документ отсутствовал или от нас его скрыли. И неудивительно: если бы он был, то по специальному положению Налогового кодекса налог к вычету никак не мог быть принят. Потом получит администрация из бюджета на ремонт этого участка ливневки деньги и обналичит в карман чиновников через однодневки, вот и все. Избитая схема: кто хочет украсть, обналичить или от налогов уйти, организуют на подставных лиц однодневки. Но ведь догадки к делу не пришьешь, а за руку их никто не ловил и ловить не собирается, правильно?

- Возможно, - уклончиво произнесла следователь.

- Ну вот, раньше спорные вопросы решались в судах. А не так давно обязали плательщиков до суда в управления налоговые жалобы писать, потому что суды перегружены. Это как с ЕГЭ - коррупция частично перенесена в другое место, только и всего. Я так смело вам рассказываю, потому что на пенсии. А если бы работала, вряд ли решилась бы болтать.

- Понятно. А с кем из ближайшего окружения Рукавишникова вы советовали бы мне пообщаться?

- Вряд ли вам расскажут что-то интересное, если о факте беседы будут знать другие сотрудники. Стукачом в дружном коллективе прослыть никто не желает. А хотите, я вам организую неофициальную встречу с его секретаршей?

- Это было бы здорово.

- Тогда я вам позвоню, как только договорюсь. И все же зря вы думаете, что Рукавишникова убили из-за его профессиональной деятельности. За налоги не убивают: суммы не те.

- Эх, Софья Павловна, знали бы вы, за какую малость людей жизни лишают иногда! – вздохнула следователь.

- Ну, с крутыми клиентами всегда стараются договориться, а прессуют лишь тех, кто не представляет опасности, я так рассуждаю.

- Да? – улыбнулась Наталья Павловна ее горячности. – В логике вам не откажешь.

- А вы знаете, что у вдовы Рукавишникова любовник есть? Нет? А я его нынче видела. Настоящий бандит с виду.

- Вот это новость, – подумала Наталья Павловна. - Что же это Байбеко мышей не ловит? Обещал ведь последить за вдовушкой!– А вслух сказала:

- Может, это просто знакомый?

- Ну, не надо. Простые знакомые не так себя ведут, уж поверьте. Я могу отличить знакомого от любовника.

- А почему бандит?

- А зачем не бандиту охрана? Вокруг него несколько качков.

- Опять логично.

- Я и номер машины записала, – она, порывшись в сумке, вынула клочок бумаги и протянула его следователю.

- Софья Петровна, а не взять ли мне вас в свои внештатные помощники? – пошутила та.

Глава 13

Сколько Тамара помнила себя, она всегда была одинока. Мать ее умерла вскоре после родов от септической инфекции. Новогодние праздники, расслабленные, подгулявшие медики, отсутствие в решающий момент необходимых лекарств сыграли свою трагическую роль. Отец, влиятельный партийный работник, Дмитрий Антонович Булатов, добился наказания виновных, но жену этим не вернул.

Времени на воспитание дочери у него не хватало, да и не было ни желания, ни дара воспитателя. Неуживчивый по характеру, крикливый, он часто менял нянек, так что девочка не успевала привязаться ни к одной из них.

Прислуга боялась увольнения, и ребенку было позволено все: она с детской жестокостью, не обученная сочувствию, колотила нянек пирамидкой по лицу, опрокидывала тарелки с кашей на пол, разбивала мячом стекла и дорогую посуду, заходилась в истерике по малейшему поводу. И все равно не получала любви, необходимой ей, как воздух.

Отец, единственный родной по крови человек, уходил из дома рано, возвращался поздно. Ему достаточно было знать, что девочка здорова. Внутреннее ее состояние не было доступно пониманию его меркантильного, практического ума, погруженного в расчеты и интриги.

Он много лет занимался вопросами распределения жилья населению и, соответственно, сам когда-то получил от родного государства четырехкомнатную квартиру в центре города. Как говорится, кто на чем сидит, тот с этого и имеет. Одним из первых на волне борьбы с партийными привилегиями и командной экономикой он сдал свой партбилет и занялся строительным бизнесом, оставив государственную службу. Не стоит и говорить, что с его связями и деньгами успех предприятию был обеспечен. К середине девяностых он уже пользовался известностью как хозяин местной строительной индустрии.

Тамара не знала отказа ни в чем, и в то же время не получала удовольствия практически ни от чего. Материальные наслаждения приелись, а духовных не находилось. Настоящих друзей, с кем можно было бы подолгу играть, у нее никогда не было: девочку обучали на дому приходящие учителя. Отрабатывая деньги, они заботились исключительно о ее знаниях, но не о душе.

Едва научившись читать, она увлеклась сказками, а потом и волшебными фантазиями. Выдуманные истории, нисколько не походившие на реальность, манили ее. Благородные герои защищали слабых, одинокие находили верных друзей, прекрасные рыцари рисковали жизнью ради любви красавиц, добро неизменно побеждало злые силы. В жизни все было наоборот.

То ли на ее пути встречались черствые особи, то ли она не была обучена в свое время использовать нужные кнопки при общении с людьми, но все они оказывались в итоге жадными на добрые слова и поступки.

Мимолетные приятельницы общались с ней лишь затем, чтобы поговорить о себе, любимых, о своих успехах, нарядах и кавалерах, посплетничать о себе подобных и осудить тех, кто с ними не дружит. Она старалась стать им хорошей подругой, внимательно выслушивала и поддерживала, но как только заводила речь о своих тревогах и мечтах, они обдавали ее ледяным холодом равнодушного молчания.

Парень, в которого она влюбилась лет в семнадцать, хоть и отвечал ей некоторое время взаимностью, вскоре стал встречаться с другой и даже перестал здороваться, делая вид, что они незнакомы. С той поры она остерегалась доверять мужчинам, опасаясь вновь испытать ту же боль.

Судя по сохранившимся фотографиям, она была очень похожа на мать. Только та была красавица, а Тамара, по собственному глубокому убеждению, – уродина, сутулая и нелюдимая, не умевшая ни выгодно подать себя, ни говорить в нужный момент приятные вещи. Все, кто ни пытался с нею общаться, вскоре оставляли эту затею. Ожидая такого исхода, она тушевалась еще больше.

Ей не нравились законы человеческого общества, бесконечные игры, замешанные на лжи и зависти, отсутствие искреннего общения. Она не желала кривить душой, никогда не льстила сама и ненавидела лесть, которой было отравлено ее детство.

Тамара не оправдала ожиданий родителя, наотрез отказавшись обучаться экономике. Закончив биологический факультет, она никак не могла пригодиться отцу в его бизнесе, и он отдалился от нее еще больше. Правда, в содержании он ей не отказывал, понимая, что настоящих денег его дочь зарабатывать никогда не сможет. Он даже устроил ее почти по специальности - в лабораторию коммерческого медицинского центра.

Обязанности были простенькие, работа - за компьютером, чистенькая. И зарплата, хоть и не самая большая, но вполне приличная. Вот, казалось бы, живи, как все, и радуйся. Одного не знала Тамара: самое главное – вписаться в коллектив.

Три манерные девицы неопределенного возраста не преминули обсудить новенькую:

- На матрешку похожа: щеки толстые и румяные, а волосы на прямой пробор! – говорила одна.

- А знаете, кто ее отец? Сам Булатов!

- И он не нашел для дочери места получше?

- Значит, такая дочка! Юродивая она, не от мира сего, сразу видно!

- Пусть юродивая, зато в брюликах!

- Только в брюликах в нашей дыре и торчать! Ей каприз, а кто-то без работы сидит!

Не глянулась она сотрудницам, и ей дали это понять. То медленно работает, то много спрашивает, нерасторопная, да и вообще, бестолочь! А тут день рождения у одной из них случился, и «эта фифа» Тамара выпивать с коллективом отказалась, ей плевать было на традиции и ментальность. Она не стремилась быть как все. И где ж это видано, да что она о себе думает?

Прямо-то ей в глаза никто ничего не говорил, опасаясь высокопоставленного папаши, но она чувствовала недоброжелательное перешептывание за спиной и сорвалась, наговорила лишнего и заявление на стол бросила. В конце концов, она не обязана терпеть все это, отец деньги выделяет, а ей многого не надо.

Четырехкомнатная полногабаритная квартира, полученная в советские годы и заново отремонтированная, давно уже находилась полностью в ее распоряжении. У Дмитрия Антоновича проблем с личным жильем не было, каждая любовница получала от него в подарок квартиру, драгоценности или автомобиль, особенно после того, как он стал мэром города. Добившись избрания на эту должность, он уже сам, без посредников и откатов, решал, где и что будет строиться. Конечно, пришлось вложить определенную сумму в проголосовавших за него депутатов, но ему-то лучше других было известно, что за все надо платить.

Недавно он женился на очередной любовнице, оказавшейся младше дочери. Тамара не верила в ее чувства к отцу и демонстративно избегала общения с новой родственницей, похожей на маленькую лживую лисичку.

Она стала затворницей. Занималась тем, что полюбила с детства: читала и сама писала в стиле фэнтези. Размещала свои рассказы в интернете, получала отклики таких же, как и она, любителей этого жанра. С одним из них она переписывалась долго, почти год. Оказалось, что они земляки. Он работал оперативником в налоговой инспекции и был старше ее на девять лет. Никогда и ни с кем ей не приходилось так много и искренне общаться. Они обменялись телефонами, договорились о встрече.

О, это было, как в сказке! Ее неловкость и смущение были восприняты им как достоинства, как признак особо чувствительной души. Он тоже был очень одинок, и у него тоже не было настоящих друзей. Он часто сталкивался с предательством и подлостью, пока рос в детдоме, и у него никогда не было по-настоящему близкого человека. Внешность ему досталась самая заурядная: не красавец и не урод, средней комплекции, с небольшой лысинкой, но все это было совершенно неважно. Никогда прежде Тамара не чувствовала себя такой любимой и нужной. Она не могла и подумать раньше, что в жизнь вдруг воплотятся самые смелые ее мечты.

Когда Дмитрий Антонович узнал, что его дочь в тридцать три года выходит-таки замуж, он облегченно вздохнул. Зная ее характер, он уже почти смирился с мыслью, что она навсегда останется старой девой. Конечно, зять был гол, как сокол. Кроме небольшой комнатушки на окраине и весьма скромной зарплаты, за ним ничего не было. Однако Тамара сияла от счастья, а это дорогого стоило: такою Дмитрий Антонович дочь свою никогда не видел. Он принял зятя. Ему понравилось, что Игорь работает в налоговой службе. С начальником Управления ФНС у него были давние связи, и он начал двигать зятя по служебной лестнице. С учетом соблюдения ограничений по карьерному росту госслужащих, к должности заместителя начальника Игорь Николаевич шел шесть лет. Все это время отношения его с женой были идеальными.

Купаясь в новых для себя любовно-жизненных фантазиях, Тома совсем забросила свои сказки и компьютер. Она выучилась готовить и рдела от счастья, когда муж, целуя ей руки, нахваливал ее кулинарные способности. Она занялась обустройством квартиры: покупала новую мебель, разводила экзотические цветы, поддерживала идеальный порядок. Для мужа она и внешность свою изменила к лучшему: стала посещать косметолога, собственного парикмахера. Она и сама видела, как похорошела. Все время, что Игорь был на работе, она посвящала подготовке к его возвращению: на вечер не должно было оставаться никаких дел.

Лишь одно обстоятельство омрачало их совместную жизнь: Выяснилось, что Игорь Николаевич никогда не сможет стать отцом. В детстве он перенес инфекционный паротит, проще говоря, свинку. Его мужские способности тоже не были выдающимися, но для Тамары это не имело значения: куда важнее были его нежная забота и дружба. Он никак не соглашался, чтобы Тамара забеременела от донора.

-Уж лучше, - говорил он, - не рисковать твоим здоровьем, а взять детишек из детдома. Уж я-то знаю, как они этого ждут!

Дмитрий Антонович в семейные проблемы Тамары не встревал: он обеспечил доход зятю, и за дочь теперь был спокоен. К тому же, у него самого недавно родился сын, ему и намеревался Булатов передать со временем свою строительную империю. Так что к вопросу об усыновлении супруги шли самостоятельно и долго, ни с кем не советуясь. Тамара сомневалась, что сможет полюбить чужого малыша. В то же время она понимала, что сорок лет для первых родов - не лучший возраст. Ей всегда хотелось иметь родного человечка, плоть от плоти любимого, но, видно, не судьба.

Наконец, они приняли окончательное решение. Директор детского дома была рада угодить состоятельной и благополучной паре. Тома присмотрела чудесного двухлетнего карапуза. Его звали Ярослав, он был улыбчивым черноглазым мальчуганом с густыми кудрявыми волосами. Еще в детдоме он окончательно покорил ее сердце, назвав мамой. Она хотела только его, и Игорь не возражал. Однако оказалось, что у мальчика есть старшая сестра. Супруг, подумав, сказал: «Ну, что же, возьмем двоих!» Тамара его обожала: этот мужчина любил детей, даже чужих!

Тома продала квартиру, доставшуюся ей от отца, и вскоре детские голоса зазвенели в их новом, специально обустроенном для семьи с двумя детьми, коттедже.

Тамара не хотела, чтобы ей помогала прислуга: она не терпела чужих людей в личном пространстве. Вся жизнь ее была расписана теперь по минутам. На прежние привычные занятия не хватало времени. У малыша был свой распорядок дня, и все в доме должно было, по замыслу Тамары, подчиняться ему. Она и сама удивилась, как сильно привязалась к ласковому ребенку.

А вот Танечка, старшая сестренка Ярослава, никак не вписывалась в Тамарины представления о счастливой жизни. Она надеялась, что девочка с радостью станет ей помощницей, что они вместе будут заботиться о малыше, что они втроем, пока отец на работе, смогут гулять во дворе, на специально оборудованной площадке и обязательно подружатся.

Фантазии Томы опять оказались слишком далекими от реальности. У Танюши начинался подростковый возраст. Ей скучно было в замкнутом пространстве коттеджа, она стремилась вырваться из нудного порядка, навязываемого ей. Тамара старалась не ссориться с приемной дочерью, своенравие которой все больше раздражало ее.

Все пошло не так, как ей хотелось. Игорь вечерами уже не уделял жене прежнего внимания. Он сдружился с Татьянкой, играл с нею в шахматы, отгадывал кроссворды, слушал ее болтовню о школьных делах. По выходным они вдвоем отправлялись то в кино, то на концерт модной рок-группы, то на занятия конным спортом, то в бассейн. И каждый раз оказывалось, что Тома и маленький Ярослав никак не вписываются в их планы. Как он смог подобрать ключ к девочке, ершистой с Тамарой и такой милой с ее супругом? Казалось, нужно радоваться, но она ревновала Игоря к Тане, а Таню к Игорю.

В Тане было то, чего, казалось, не хватало самой Тамаре. Смелая до дерзости, уверенная в своей неотразимости и правоте, она легко входила в контакт с людьми и умела играть в их игры. Через год после усыновления она уже не выглядела ребенком, явно превращаясь в девушку, и Тому неотступно преследовали мысли о ее сходстве с Лолитой Набокова.

Казалось, ничто не могло смутить девочку. Она совершенно не стеснялась Игоря, словно он ее растил с пеленок. С милой непосредственностью она садилась к нему на колени, обнимала за шею, и они, словно заговорщики, шептались или рассматривали что-то, тесно прижавшись друг к другу. Как наваждение, Тамара отгоняла от себя продолжения этих сцен, которые в подробностях рисовало ей воображение.

- Танечка, - шептала ей Тома наедине. – Ты уже большая девочка и должна понимать, что отца в губы целовать нельзя.

- Почему? – делала удивленные глаза Таня. – А что в этом плохого? Я же люблю его!

И Тома замолкала, смущенная. Было бы подло напоминать девочке, что она приемная. Таня никогда не целовала ее так и не называла мамой. Наверное, потому, что не смогла полюбить. Значит, Тома сама виновата, что не может найти контакта с подростком?

Как ни крути, но Тома была уверена, что поцелуй в губы уместен только между любовниками. Нет, она знала, конечно, что так целуются многие, это просто дело привычки. И все же ей казалось, что девочка привязалась к отцу, а не к ней, именно потому, что он мужчина. Что это? Инстинкты? Наследственность? Она будто пробовала свое девичье обаяние, оттачивала на нем свои растущие коготки и с удовлетворением убеждалась, что он ее обожает.

Обожает ее, а не маленького Ярослава. Почему? Потому что видит в ней женщину? Почему усыновление детей не сблизило, а разъединило супругов? Тамара с ужасом осознала, что начинает ненавидеть дочь, чувствуя в ней соперницу.

В ее дом вползло то, от чего она открещивалась всегда – игры, неискренность. Она уже не могла прямо говорить о том, что чувствовала. Она не доверяла больше мужу. Ей казалось, что он тоже притворяется, что он предал ее. Почему он так упоенно возится с этой девчонкой, а с женой перестал быть прежним? Неужели он … ? Да нет, не может быть, но все же… Неужели ее муж - педофил? Слово витало в воздухе, громкие процессы, новости о которых транслировались по телевидению, будоражили фантазию. В то же время у нее не было никаких доказательств, и ее мучили то ревность и злоба, то угрызения совести.

Она начала срываться. На девочку. Та будто испытывала ее терпение, демонстративно не желая повиноваться. И однажды в порыве гнева она надела ей на голову мусорное ведро. За то, что та никак не хотела его выносить.

Такой ненависти к себе, которая была написана в этот момент на лице Татьянки, она никогда не видела. Скользкие вонючие очистки застряли в ее черных кудрях. Тома поняла, что перешла границу. Если девочка пожалуется, детей у них отберут. Тем более отберут, если рассказать кому-нибудь о своих подозрениях. Если не станет у нее Игоря, она это как-нибудь переживет. А вот отдать Ярослава Тамара была не в силах, ведь он полюбил ее всем своим сердечком. Она верила, что он никогда не предаст ее и не разлюбит.

Тома собрала вещи и укатила с малышом к отцу. Игорь не возражал: жене явно следовало отвлечься, а Татьянке – успокоиться. На время отсутствия Тамары он нанял в дом повариху и уборщицу.

Глава 14

Усадьба отца находилась в получасе езды от города. Зеленая зона с вековыми соснами, чистая лесная речка - в советское время там строились санатории для трудящихся. Они и ныне функционировали, частично за счет бюджетных денег, частично - за счет продажи путевок желающим. Санаториев было немного, не больше десятка, и свободные участки земли постепенно переходили в руки новых уважаемых людей, способных купить престижные земли.

Особняк Булатовых был основательным, трехэтажным, достойным новой должности Дмитрия Антоновича и его прежних достижений. Крытый бассейн с сауной, бильярдный зал, зимний сад на крыше, фонтан возле парадного крыльца, скамейки, беседки, увитые цветами, выложенные плиткой дорожки, постриженные садовником кустарники, банька неподалеку для любителей и детская площадка поодаль, чуть в стороне от любопытных глаз многочисленных гостей.

Зиночка, жена отца, приняла Тамару со всем уважением, забыв прошлые обиды. Дети их были практически одного возраста, и женщины даже подружились, казалось. Во всяком случае, находили общие темы для разговоров. Дмитрий Антонович, встревоженный поначалу приездом Томы, постепенно успокоился, глядя на воркование дочери и жены.

- Малышу нужен свежий воздух, - заявила Тамара, - а у Танюшки еще занятия в школе не закончены, друзья в городе.

Отец как будто поверил объяснению, и с вопросами не приставал. В его огромном коттедже найти место для дочери с ребенком не составляло труда.

Наблюдая за отношениями отца с молодой женой, Тамара замечала, как подстраивается Зина к непростому характеру мужа. Прямо сказать – угождает. Заметно было, что нет между супругами той близости, общности интересов, о которых Тома всегда мечтала. Неожиданно она поняла, что Зиночка чувствует себя одинокой рядом с супругом. Тот вечно на работе, а если и дома, то к нему всегда вереница посетителей. Суетливая, скучная на женский взгляд жизнь. Если бы не ребенок, не роскошь и развлечения, она бы завяла от тоски возле старика, вечно поглощенного какими-то своими делами.

Она представила себя на месте Зины. Не будь у нее богатого отца, смогла бы она ради уровня жизни так стелиться перед кем-то, отказавшись от любви, сохраняя верность старому лысому сморчку? Нет, однозначно. Это все равно, что запереть себя пожизненно в зале, усыпанном драгоценностями, и никогда не видеть солнца, не дышать свежим воздухом. А Зина не особенно страдает от этого. Видимо, другая у нее шкала ценностей.

Впервые задумалась Тамара, как живут люди, рожденные в бедности. На какие компромиссы они готовы, чтобы достичь желаемого? Кто-нибудь из них жаждет искреннего общения, как она? Или они довольствуются суррогатами?

Вот они беседуют с Зиной, та смотрит ей в лицо, улыбается. Ей действительно приятно с Тамарой, или она тоже притворяется? Что у нее на душе? Осознает ли она это несоответствие?

А какая разница? Нужно ли докапываться до внутреннего мира каждого человека? Может быть, достаточно видимости поддержки? Кому нужно слышать, что о нем в действительности думают? Каждому необходимо одобрение, но не каждый его заслуживает. И что с того? Правила вежливости затем и созданы, чтобы вести себя так, как ожидают окружающие. Если бы люди высказывали вслух все свои мысли, разве смогли бы они терпеть друг друга? Придержать плохие слова, выдавить из себя улыбку, а еще лучше – верить в то, что приходится говорить. Как говорится, «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Вот так: ты - мне, я - тебе. А иначе никто тебя не оценит, тем более, дружить не станет. Она вспомнила свой печальный опыт работы. Получается, что это она вела себя неверно, вот и все объяснение.

Постепенно приходило к Тамаре новое понимание мира человеческих взаимоотношений. Дети усваивают эти правила в коллективах, а она была лишена общения со сверстниками.

А Игорь? У них все было по-настоящему, или он тоже подстраивался к ней, как Зиночка к отцу? Что он имел, кем был до брака с ней? Разве он так же, как она, не был посвящен в законы человеческого общения? Теперь Тома понимала, что это не так. Он выстроил карьеру, получил то, о чем мечтал. Неужели брак по расчету? Она попыталась вспомнить, когда именно он узнал, чья она дочь. Они познакомились через интернет, но она публиковала свои рассказы под собственным именем. Да, Булатовых много, но ведь переписка была длительной. Рассказывала ли она ему что-то про себя? Конечно. Теперь уже и не вспомнить, что и когда, но после личной встречи он проводил ее до дома. Выяснить, кто живет в квартире, совсем несложно. Боже мой, и она даже не подозревала ничего! А ведь на эти отношения ушли десять лет ее жизни!

На какое-то время ей стало нестерпимо больно. Она постояла, глубоко дыша, и мысли покатились дальше.

- И что же? – подсказывал внутренний голос. - Разве ты не была счастлива? Если бы не замужество, сидела бы сейчас в своей квартире синим чулком!

- Когда мы теряем доверие к любимому человеку, то сами создаем ад внутри себя. Как ни тяжело это осознавать, но истинные чувства других не важны для нас, в конечном итоге, - подумала Тамара. – Мы счастливы своими заблуждениями.

Если это так, то какое право она имела презирать других за неискренность? По какой такой причине мир должен подстраиваться под ее ожидания? Только ребенок может обижаться, что не получил страстно желаемого. Боже, как глупа она была, как многого себя лишила! Она отвергала все, что не укладывалось в ее схему, ожидая, что когда-нибудь мир прогнется под нее. Несколько дней Тамара ходила, пораженная своим открытием и смотрела на все новым взглядом.

…Ежедневно гуляя с малышами на площадке, женщины наблюдали за посетителями, приезжавшими к Дмитрию Антоновичу. Это стало для них своего рода развлечением. Многих Зина хорошо знала, иногда они подходили к ней поздороваться, но чаще, поклонившись издали, следовали в дом, к хозяину.

- Нет, эти мужчины совсем неинтересны. Была бы я свободной, я бы на них и внимания не обратила, - говорила Зиночка, скептически склонив голову. Поневоле и Тамара стала оценивать внешний вид гостей. Один из них, высокий шатен, окруженный бритоголовой свитой, привлек ее внимание. Проследив за ее долгим взглядом, Зина одобрительно заметила:

- Ты права, этот действительно хорош. Единственное исключение.

Мужчине было чуть больше тридцати. Тонкая ткань дорогого костюма не могла скрыть прекрасную фигуру, явный результат долгих часов, проведенных в тренажерных залах. Заметив, что его рассматривают, он улыбнулся, слегка склонив в приветствии голову. По всей видимости, он собирался пройти в дом, но передумал и, сделав охранникам знак оставаться на месте, подошел к Зиночке и поцеловал ей руку.

- Познакомьтесь, Станислав, это Тамара, дочь Дмитрия Антоновича.

- Царица Тамара, - поправил он и, взяв Тамарину руку в свою, коснулся ее губами. – Где же скрывал до сего дня Дмитрий Антонович такую красоту?

Тома не нашлась, что ответить, и в смятении отвернулась. Никто еще, кроме Игоря, не называл ее красавицей.

- Милые дамы, я приглашаю вас сегодня поужинать вместе со мной в ресторане. Надеюсь, вы не откажетесь?

Тома продолжала отмалчиваться, а Зиночка с обворожительной улыбкой протянула:

- Не сегодня, Станислав. - Она умолчала о том, что не может оставить мужа одного, а он будет вечером дома. - Может быть, завтра?

- Что же, я за вами заеду, - пообещал он и, окинув Тамару взглядом, от которого ее бросило в дрожь, удалился.

- Томочка, а ведь он к тебе клинья подбивает, - лукаво заметила Зина.

Тома вспыхнула.

- Так что же, ты пойдешь? – продолжала Зина.

- Но … мне и надеть-то нечего. А дети, с кем они останутся?

- Дети не проблема, посидят с няней. А за нарядами мы с тобой отправимся с утра, - торжественно обещала Зинуля. Она обожала шоппинг и заранее радовалась поводу выбраться в магазины.

Тамара в эту ночь заснуть так и не смогла. Рука ее, которую целовал Станислав, горела. Она представляла его губы на своем теле. Такого с ней никогда не бывало. Она прекрасно отдавала себе отчет, что мужчина моложе ее и слишком хорош. Но ведь она пришла к выводу, что важны только ее чувства. Она хотела этого мужчину, и ей было не так уж и важно, надолго ли. Возможно, на один раз. Пусть так, но больше она не будет забивать голову проблемами, а позволит своему телу делать все, что заблагорассудится. Когда, если не сейчас? Сколько лет осталось ей, как женщине? Пять или десять? Она жаждала испытать настоящую страсть и все предвещало, что это произойдет. Про Игоря она больше не желала думать.

Почему она считала его предателем? Разве человек обязан кого-то любить? По обязанности можно только притворяться. Она была самым главным предателем себя самой, когда полжизни из страха боли не позволяла себе терять голову, желая предварительного получения гарантий.

Глава 15

На следующее утро после разговора с Натальей Павловной Софья Петровна уже прогуливалась у коттеджа Рукавишниковых. Неподалеку группа подростков собралась у мотоцикла, на котором гордо восседал один из них, в черном шлеме с ярко-желтыми полосами. Выхлопная труба этого супермодного транспортного средства то и дело издавала звуки, похожие на выстрелы: то ли подростки не умели с ним обращаться, то ли была в нем какая-то неисправность.

В это время из дома вышла девочка лет двенадцати с вьющимися темными волосами, стянутыми резинкой на затылке. Она медленно прошла к качелям и стала тихо раскачиваться, изредка поглядывая на мальчишек.

Неожиданно байк сорвался с места и с диким ревом сделал круг по проезжей части. Гулявший поблизости котенок от страха вскарабкался на большое дерево.

Девочка спрыгнула с качелей и подошла к забору, наблюдая за ним. Посидев немного на высоте, котенок осмотрелся и решил, что опасность миновала. Он собрался было спускаться вниз. Однако когти, цепляясь которыми так ловко было лезть наверх, при спуске, наоборот, мешали, скользили. Страх, придававший уверенность при подъеме, сменился осторожностью, заставившей котенка признать собственное бессилие и заплакать жалобно, призывая девочку, смотревшую на него с сочувствием, на помощь.

- Киса, киса, - ласково позвала она, выйдя за ворота.

Киса протянула одну лапку, другую, сделала полшажка вниз и вернулась назад, отчаянно мяукая.

Оглянувшись на притихших неподалеку мальчишек, девочка решительно полезла на дерево. Быстро добравшись до нижней ветки, она встала на нее и протянула котенку руку. Он попятился. Она взялась за следующую ветку, поднялась еще и ухватила орущего от страха детеныша поперек туловища, прижала к себе этого царапающегося дьяволенка и начала спускаться. Мальчишки двинулись к ней, перешептываясь.

- Эй, ты, - сказал один из них, сплевывая, чтобы показаться более значительным. – А правда, что твоя мать отца убила?

Девочка спрыгнула-сползла, обдирая кожу ног, по стволу, так что юбка, задравшись, показала худенькие исцарапанные ножки и беленькие трусики. Она одергивала юбку одной рукой, другой прижимая к себе спасенного зверька, и затравленно смотрела на окруживших ее ребят.

- Так что, правда? – повторил парень свой вопрос, бесцеремонно оглядывая девочку.

- Отстань, дурак!

- Что ты сказала? – мгновенно завелся тот. - Сейчас в торец дам, узнаешь, кто из нас дурак!

- Танечка, а я тебя повсюду ищу, - пришла к ней на выручку Софья Петровна. – А ты тут по деревьям лазишь! Пойдем скорее, мы же опаздываем!

Подростки нехотя расступились, и Софья Петровна за руку повела девочку к парку. Таня считала себя уже достаточно взрослой, чтобы не шарахаться от незнакомых людей на улице, к тому же женщина выглядела вполне безобидно и только что выручила ее. Ей было все равно, куда идти: подружку родители вчера вечером отправили в деревню к бабушке, и поэтому она неторопливо шла рядом с пожилой женщиной, с любопытством поглядывая на нее.

- Спасибо вам, - сказала она. – А откуда вы знаете, как меня зовут?

- Могла бы соврать, да не умею, - призналась Софья Петровна. - Давай присядем на скамейку, и я тебе расскажу.

Они сели на ту же лавочку, на которой беседовали вчера с Натальей Павловной. На исцарапанных в кровь коленях девочка держала успокоившегося котенка, поглаживая его, временами прижимая к себе, чуть не целуя в черную мордочку. Немного помолчав, Софья Петровна выпалила:

- Вполне возможно, что я твоя родная бабушка.

- Как это? – не поверила Таня.

- А вот так. Твоя мама Катя встречалась с моим сыном, а потом они расстались. И вот недавно я узнала, что ты родилась.

- А кто вам рассказал про меня?

- Я сама начала расспрашивать, искать тебя. Это было нелегко, ведь вас с братом сначала забрали в детский лом, затем передали в приемную семью и сменили фамилию.

- А Ярик тоже ваш внук?

- Нет, только ты.

- А мой отец, он жив?

- Да, только он ничего пока не знает о тебе.

- А вы ему скажете?

- А ты хотела бы с ним встретиться?

- Конечно, - ответила Татьянка и после недолгого раздумья спросила: - А почему же они с мамой не поженились?

- Это долгая история. Так бывает, когда-нибудь потом я объясню тебе. А сейчас лучше ты расскажи мне, как тебе живется в новой семье?

Девочка насупилась.

- Прости, я знаю, что с приемным отцом произошло несчастье. Ты его любила?

- Он был хороший.

- Не обижал тебя?

- Нет, что вы! Он меня очень любил!

- А мать?

- Она мне не мать. Она злая. Я не хочу жить с ней.

- А со мной стала бы жить?

- Не знаю.

- Может быть, мы с тобой начнем дружить, узнаем друг друга получше? У тебя есть возможность встречаться со мной иногда или она не позволит?

- А я не собираюсь у нее разрешения спрашивать, - с обидой в голосе ответила Таня и добавила: - Только я завтра уезжаю. В детский санаторий на море. Мне папка путевку купил на две смены.

Глаза ее вдруг наполнились слезами, она спустила котенка с колен на землю. Софья Петровна обняла внучку, прижала к себе. Совсем недавно был человек, который искренне заботился о девочке, и она, видно, его полюбила, как умела, и вдруг его не стало… Ясно, что Танюшкину любовь завоевать непросто, но отступать она не собиралась.

- Тогда давай встретимся, когда ты вернешься, хорошо?

- Ладно.

- Я тебе свой номер телефона запишу, и ты позвонишь мне, и я буду ждать тебя на этой скамейке, да?

- Да.

Они еще долго гуляли по парку и ели мороженое, и вновь сидели на лавочке, а когда Таня ушла домой, то рядом с собой на скамейке Софья Петровна нашла резинку для волос, которую девочка забыла. На резинке осталось несколько толстых кудрявых волосков.

Глава 16

У Вадика Чесухина жизнь катилась, как по маслу, он даже сглазить боялся. Любимая жена Анечка, карапуз-сын Вовчик, лепечущий «папа, папа», отчего сердце отца сладко замирало, отдельная от родителей квартирка, обожаемая машинка и, наконец, обнадеживающий всех родных уверенный карьерный рост.

После успешного раскрытия Вадимом одновременно трех убийств полковник Серов благоволил Чесухину и, перейдя на службу в Следственный комитет, позаботился и о своем подопечном, предложив ему должность в одном из курируемых им следственных отделов города. Чесухин потянул за собой и своих товарищей по прежней работе - Петра Байбеко и Наталью Павловну Ширяеву.

И все бы хорошо, но вот теперь это запутанное дело, в котором замешаны первые лица города. Хотя Вадим и не признавался себе, что сыгравшее огромную роль в его карьере победное раскрытие сразу трех преступлений, грозивших стать очередными «висяками», было обусловлено скорее везением, удачным стечением обстоятельств, действиями других людей, чем его собственными детективными талантами, но в предчувствии близких неприятностей и конфузов у него все равно временами на душе скребли кошки.

И вот за ужином в кругу близких, в одну из самых замечательных минут полного расслабления, когда глава семьи с наслаждением уписывал любовно приготовленные супругой блюда, Анечка вдруг переключила телевизионный канал. Соблазнительная молодая дикторша вещала, слегка кокетничая со зрителями:

- Буквально несколько дней назад весь город был потрясен убийством среди бела дня заместителя руководителя Управления налоговой службы Рукавишникова Игоря Николаевича.

В то же время оператор показывал кадры с места преступления, лужу крови и толпящихся зевак, а также сотрудников полиции, отгонявших назойливых телевизионщиков.

- Органы охраны правопорядка, - продолжала девица, - по-прежнему хранят молчание, а между тем мы провели собственное небольшое расследование. Нам показалось странным, что безутешная вдова покойного, едва похоронив супруга, весело проводит время в ресторанах. Может быть, так она пытается отвлечься от мрачных мыслей?

На экране возникла сцена, вероятно, снятая скрытой камерой. Тамара Рукавишникова, счастливо улыбаясь, за столиком одного из самых фешенебельных ресторанов воркует с красавцем-мужчиной. Их близко склоненные друг к другу головы, касание рук, долгие взгляды в упор явно свидетельствуют о взаимной влюбленности.

- Зрители узнали, конечно, известного предпринимателя Станислава Сарычева. Он не остался равнодушным к случившемуся и прилагает, по-видимому, все силы, чтобы скрасить одиночество несчастной женщины. Оно и понятно, ведь после смерти мужа Тамара, дочь нашего уважаемого мэра, Дмитрия Антоновича Булатова, – одна из самых завидных невест города.

После этих прозрачных намеков было показано интервью с соседями Рукавишниковых, некими сестрами-пенсионерками, которые со старушечьей непосредственностью рассказали об отношениях Тамары с удочеренной девочкой, о ее ревности и испорченных отношениях с мужем. Затем дикторша поведала, что телевизионщики приглашали в студию представителей следствия, но получили отказ. Пообещав держать общественность в курсе событий, она перешла к другой теме.

- Черт, черт! – вскричал Вадик, резко вскочив из-за стола и отшвырнув от себя вилку. Она громко звякнула о тарелку, ребенок вздрогнул и испуганно посмотрел на отца, раздумывая, стоит ли уже плакать или можно еще подождать.

- Терпеть не могу этих вездесущих пошляков! – возмущался он, расхаживая по кухне. - Ничего ведь в деле не смыслят, а туда же! Им главное – скандал! У них получается, что Тамара Рукавишникова укокошила мужа, а мы, учитывая должность ее отца, пытаемся помочь ей избежать ответственности!

- Вадик, так это что, они не боятся против мэра выступать, что ли?

- Интересно, кто на этом канале рулит? Кто это разрешил выпустить такое в эфир и зачем?

- А что, и вправду, это она убила?

- Да откуда я знаю?- вырвалось у него.

Затем он спохватился и пояснил: «Мы не можем исключать никаких версий, но, чтобы их проверить, нужно время, а вот его-то у нас как раз и нет».

Малыш, уловив раздраженный тон взрослых, понял, что о нем забыли, и тут же закапризничал. Анечка немедленно подскочила к нему, как клушка к цыпленку, и повела Вовчика спать, обещая почитать на ночь сказку.

А Вадим продолжал ворчать мысленно, словно оправдываясь перед начальством или самим собой, отвечая на предполагаемые упреки в нерасторопности, лени, непрофессионализме.

За неделю такой объем работы осилили! Практически вдвоем, потому что ему-то приходилось начальника замещать одновременно. И кого это интересует, кто примет это как оправдание? Им результат подавай, да поскорее! Дело на особом контроле, так помогли бы, но нет, только время отнимают, интересуясь, есть ли подвижки! Навязывают лишние действия, согласно собственному разумению. Больше приходится отчитываться, чем расследовать!

Как будто бы никому неизвестно, что заказные убийства редко раскрываются! А почему? Да потому, что у заказчика обычно есть алиби, свидетелей его переговоров с киллером, как правило, не бывает, а домыслы следователей к делу не пришьешь. Главное – поймать исполнителя, это уже полдела. А как поймать, если, как правило, это лицо, никакого касательства к убитому не имеющее?

Петр опросил кучу людей, нашел человека, сдавшего свою однокомнатную квартиру в первом подъезде пятиэтажки за неделю до убийства. Квартирант после этого, как и предполагал Вадим, пропал, его отпечатки в квартире пытались найти, но там море отпечатков, ведь она периодически сдавалась разным людям! Хозяин не только что договор не заключал, он и паспорт даже не спросил у мужика, ведь тот заплатил за два месяца вперед! Известно только, что глаза у квартиранта косые или же один из них стеклянный. Да еще роста он выше среднего, с темными волосами и большим носом. Фоторобот составили, в розыск объявили. Но где доказательства, что именно пропавший квартирант и есть убийца?

Параллельно с этим - поиск заказчика. Очертить и постепенно сужать круг заинтересованных в смерти Рукавишникова лиц. Ну, во-первых, вдова – из ревности к девочке. Мутная версия. И самое обидное, что не лишена она оснований: в домашнем компьютере Игоря Николаевича найдены порнофильмы с участием детей. Он часто смотрел такие видео, а самые любимые сохранял. Конечно, жена его могла обратиться в полицию, но где неопровержимые доказательства, что его чувства к приемной дочери не были отеческими? Девочка, с которой беседовал психолог, говорит о покойном только хорошее. Тамара Рукавишникова даже считает, что она сама соблазняла ее мужа. Тамара могла пожаловаться и отцу. Стал бы мэр города раздувать скандал вокруг зятя? Скорее, заказал бы его. Но о том, чтобы обвинять мэра или его дочь, Вадиму даже и думать не хочется: карьера дороже.

Во-вторых, заказчиком мог быть любовник Тамары, метивший в зятья к мэру. Байбеко не бездельничал, как думали некоторые, а вел несколько дней наружное наблюдение за вдовой, устанавливал личность ее любовника, его положение в обществе, количество и названия подконтрольных ему фирм, словом, собирал о нем сведения из разных источников. Телевизионщики выяснили гораздо меньше и давай трубить об этом на всех углах! А те, кто действительно работает, вынуждены скромно молчать.

В-третьих, водитель - из-за участков, на него оформленных. Они, как узнавал Вадим у сведущих лиц из Кадастровой палаты, действительно пока находились в категории земель сельскохозяйственного назначения, и стоили, соответственно, в разы ниже земель для строительства. А место там для возведения элитного поселка чудесное: и река чистая, и лес, от города не так далеко. Но самое главное – чтобы власти дали добро на смену вида разрешенного использования земель. Зятю мэра согласие дали бы, конечно, но простому работяге… Нет, пожалуй, это весьма сомнительная версия. Вот если бы за ним стоял кто-то очень влиятельный… Но таких пока не просматривается.

Четвертым кандидатом на роль заказчика Вадим назвал бы руководителя Управления налоговой службы Тополагу Кима Семеновича. Он даже засмеялся вслух, представив, что озвучивает эту версию своему начальству. Какие у них тогда будут рожи! Каким скандалом запахнет! Петр нарыл в налоговых базах перечень имущества, принадлежащего Тополаге и членам его семьи. Если сравнить его доходы с расходами на приобретение всего этого добра, то и дураку станет ясно, что он живет, мягко говоря, не на одну зарплату. Вадиму и самому не хотелось бы, чтобы эта версия оказалась реальной. Должность, занимаемая Тополагой, может, и менее значима, чем пост мэра, но связи его тянутся прямо в столицу, и неизвестно, какая из версий окажется более губительной для карьеры Вадима.

Наталья Павловна беседовала с секретаршей Рукавишникова, ей устроила неофициальную встречу эта, как ее? Семенухина, да.

Ну, так вот. Оказывается, Рукавишникова в коллективе не любили. Вредный, говорят, был мужик. Совсем с коллегами не считался, а секретаршу свою рассматривал как рабыню. Нет, не сексуальную, но требовал многого. Запросто звонил в любое время суток по рабочему вопросу. Вынуждал оставаться с ним вечерами, если ему вздумалось задержаться. А премию дополнительную за это не выписывал, как другие. Увольнялись от него секретарши, не выдерживали. И тогда Ким Семенович попросил свою помощницу, даму уже в возрасте, ту самую, с которой общалась Наталья Павловна, поработать с Игорем Николаевичем. Она женщина опытная, мудрая, все стерпит, тем более что доплачивал ей за это Тополага. Только догадался Вадим, и Наталья Павловна с ним согласилась, что пожертвовал Тополага своей секретаршей не просто так: «засланный это казачок, засланный». Одно дело, когда Ким Семенович продвигал зятя депутата Булатова, и совсем другое – когда Булатов стал мэром. Полным хозяином всех налоговых дел области он уже не мог себя чувствовать, если заместителем был зять человека, обладающего большей властью, чем он сам.

Так, в-пятых. Наталье Павловне после беседы с секретаршей Рукавишникова пришла в голову идея поискать в Интернете решения областных арбитражных судов, в которых налоговые органы одержали победу. Они вдвоем с Петром Байбеко занимались этой работой. Естественно, дела с мелкими суммами сразу отбрасывали. В результате нашли пару-тройку фирм, с владельцами которых стоило бы побеседовать.

Так что сделано немало, и столько еще впереди! Только работай. А эти средства массовой информации… Вадим глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться по системе йогов. В отсутствие начальника выдерживать истерики, спускаемые сверху по поводу телевыпадов, предстояло именно ему.

Глава 17

Наталья Павловна готовилась к визиту директора и собственника ООО «Парус». Она позвонила ему накануне, узнав телефон в налоговой инспекции, судившейся с бизнесменом. Тот отказался принять ее у себя, сославшись на отсутствие офиса и пообещал заехать сам.

Суть судебных споров по делам, которые они нашли с Петей, была следующей. Администрация города заключала с коммерческими фирмами договора, так называемые «инвестиционные контракты». Последнее понятие в законодательстве напрочь отсутствовало, и в этом, как поняла Наталья Павловна, вся коррупциогенность сделок: трактовать смысл заключенных соглашений можно было по-разному.

С вахты позвонили:

- Наталья Павловна, к вам посетитель, Егорушин Евгений Эдуардович. Говорит, что ему назначена встреча.

- Выписывайте ему разовый пропуск, я жду.

Через несколько минут в дверь постучали.

- Войдите! – разрешила следователь.

Посетитель, полный седоватый мужчина лет шестидесяти, шумно дыша, прошел к столу и сейчас же заполнил собой, казалось, весь кабинет. От него исходил какой-то неприятный кислый запах: возможно, барахлил желудок или одежда редко стиралась. Наталье Павловне захотелось немедленно открыть форточку, но она пересилила себя.

- Большое вам спасибо, что согласились помочь, - начала она после приветствия. - Дело в том, что мы расследуем одно дело, и в связи с ним вынуждены изучать арбитражную практику. Ваш случай с инвестиционным договором нас заинтересовал. Хотелось бы получить некоторые разъяснения.

- Что ж, я не против, - с готовностью откликнулся предприниматель.

- Ну, тогда начнем. Как я поняла, налоговые органы, изучив ваши документы, посчитали, что администрация выступала в сделке заказчиком ремонта здания, находящегося в муниципальной собственности. Ваше общество «Парус» фактически брало на себя функции генерального подрядчика: нанимало архитекторов, субподрядчиков и тому подобное. В результате произведенные работы были приняты, как и положено, актом, только вместо оплаты деньгами администрация передала в собственность ООО «Парус» шестьдесят пять процентов отремонтированного здания.

- Да, так и было, - подтвердил Евгений Эдуардович.

- Далее вы предъявили в налоговую инспекцию документы на возмещение налога на добавленную стоимость по произведенным работам, что составило восемнадцать процентов от затрат на ремонт, а выручку свою, как генподрядчика, в размере полученной в собственность части отремонтированного здания не отразили.

- Какую выручку? – немедленно возмутился бизнесмен. - Мне сказали так: «Вы нам – ремонт нашего имущества, мы вам - часть здания в собственность».

- А с кем от администрации вы вели переговоры?

- С Нежиным Сергеем Александровичем из департамента имущественных отношений, - Егорушин достал несвежий носовой платок, вытер им пот со лба, вздохнул шумно, обмахиваясь газетой: - Душно у вас тут.

Наталья Павловна с радостью и облегчением распахнула окно. От запаха посетителя, пошедшего прямо на нее волнами, ее уже мутило.

- Но вы же не могли не читать договор, который подписывали? – продолжила она, вернувшись на свое место.

- Читал, конечно. И с юристами администрации консультировался. Они пояснили, что производимые нами работы – это неотделимые улучшения арендованного имущества, которые мы впоследствии обмениваем на часть здания и уверили, что нам по закону положен возврат налога на добавленную стоимость, с учетом этого я и оценивал выгоды от этой сделки. Мой бухгалтер отразил всю стоимость работ на счете учета капитальных затрат. Если бы мы были генподрядчиком, то отразили бы эти затраты совсем на других счетах.

- Боюсь, я не сильна в бухгалтерской стороне вопроса. Как я поняла, налоговая инспекция с обоснованностью вычетов и не спорила, но она начислила вам налог с полученной выручки, как генподрядчику.

- Именно, но ведь существует и совершенно противоположная судебная практика, и как раз на нее ссылался наш адвокат! Мы не первые заключили инвестиционный контракт, и, если бы я заранее мог предположить, что будет такая бодяга, я бы и связываться не стал! Мало того, что нам начислили налоги с выручки, так ведь и судебные расходы несет по закону проигравшая сторона!

- Значит, вы обманулись в своих ожиданиях и потерпели убытки? А как сейчас ваши дела?

- Паршиво, прямо скажу. Пришлось брать кредит под залог полученной в собственность части здания. Я надеюсь, конечно, что со временем вырулю, но пока приходится экономить на всем. Никогда больше не стану верить чиновникам!

- Вы хотите сказать, что вас обманули?

- Ну, я ведь все просчитывал и меня при этом консультировали, но на деле оказалось несколько иначе. Мне нужно было с этим смириться, а я в суд пошел, дурак!

- Вот здесь я попрошу вас пояснить подробнее. Какие-то условия изменились?

- Ну, если только без протокола.

- А я и не записываю, вы же видите.

- В общем, когда с чиновниками связываешься, откаты тоже учитывать приходится. Обещали мне одно, а на деле оказалось совсем другое. В администрации-то взяли, как и договаривались, а вот с налогами осечка вышла. Нежин мне говорил, что проблем с возвратом не будет, но он лукавил, как видно. В общем, налоговая подтверждала возмещение только при условии одновременного начисления налогов с выручки, а я к этому не был готов. Мне в районной инспекции вручили акт, потом вынесли решение. Адвокат сказал: «Пишем жалобу, таков порядок!» Выяснилось, что можно было вопрос с возмещением без суда урегулировать, через Управление: они могли в решении по жалобе встать на мою сторону. Только взятку запросили за это вдвое больше, чем обычно в налоговых делах принято. Теперь-то я понимаю, что следовало заплатить, все равно дешевле бы вышло, чем проигрывать в суде, но я возмутился, в бутылку полез. Думал, что с легкостью докажу свою правоту.

- А кто запросил больше?

- Есть там Рукавишников Игорь Николаевич. Его убили, говорят, недавно.

Он осекся, посмотрел на следователя прояснившимся взглядом:

- А, так вы, наверное, как раз и расследуете это дело?

Наталья Павловна промолчала, а Егорушин продолжал с неожиданным воодушевлением:

- Он там все дела решает, как мне сказали. Решал, то есть. Сам-то Тополага осторожничает, без посредников мзду не берет. Только не знал я, когда задумал судиться, что Рукавишников – зять мэра. Суды-то, выходит, мнение мэра учитывают.

- У вас есть какие-то доказательства предвзятости суда?

- У меня? - удивился Евгений Эдуардович. - Нет, конечно. Об этом лучше адвокатов спрашивать. Да только фактов они вам тоже не представят, потому как жить хотят, и хорошо жить. Ну, а противоречивая судебная практика – не доказательство разве?

- Если только косвенное. Так Рукавишникова настигло, по вашему мнению, справедливое возмездие?

- Ну что вы, я вовсе не кровожадный. Если всех взяточников убивать, то и народу-то в стране не останется, - пошутил он. - Кроме меня таких пострадавших, вы думаете, мало? Пока я по судам-то ходил, то в коридорах наслушался разговоров!

… В ближайшие дни Наталья Павловна успела побеседовать еще с двумя проигравшими судебный спор бизнесменами. По всему выходило, что Рукавишников начал брать взятки не по рангу, видно, посчитал себя по значимости равным Тополаге. Только никак не верилось, что те, с кем она беседовала, настолько озлобились, что наняли киллера. Ведь никто из них даже не решился заявить в полицию о вымогательстве. Наивные, как Егорушин, надеялись, что выиграют судебный спор, а сведущие боялись мэра.

Глава 18

Какая тишина ночью в деревне! Если в мае на болоте квакают лягушки, то в конце июня их уже не слышно, и только звенят слегка комары да сияет на светлом даже в полночь небе круглая желтая луна.

Софья Петровна любила ночевать в деревенском домике. Жутковато лишь поначалу было, когда только привыкали они с Колей к этим местам, ибо непривычно для городского жителя не иметь через стенку соседей. Все казалось – вот из мрака появится внезапно маньяк-убийца, как в американском триллере, и некому будет их спасать, потому что ближайшие соседи - только глуховатые старики-пенсионеры, а милиции сюда ехать из города совсем несподручно. А потом привыкла, что никому их небогатый скарб не надобен, и ночевала уже совсем одна. Кому она, старая перечница, нужна - так рассуждала. И спала в этом безмолвии замечательно, не то, что в городе, где и среди ночи настоящей тишины не бывает.

А в этот раз колобродил допоздна Валерка, инвалид-сосед. Жену его в больницу положили, так он нашел себе товарища, бывшего заключенного, с которым и водку пили с утра до вечера, и ругались потом чуть не до драки, и снова мирились. В общем, культурно отдыхали в отсутствие супруги.

Как только они угомонились, так и Софья Петровна задремала и только-только начала проваливаться в сладкий сон, как вдруг разбудил ее какой-то посторонний, непривычный звук, словно у самой стены избушки кто-то шел, крадучись. Сердце забилось беспокойно, аж в пот бросило. Неужели кто-то из забулдыг ищет, что украсть? Наверное, на бутылку не хватает. Только где же им ночью-то продадут?

- Ну, бояться-то нечего, - успокаивала себя Софья. - На окнах – решетки, двери заперты. Не станут же они ломиться в дом, шум поднимать. Порыщут, да уйдут.

Но все равно было тревожно, неприятно. Вспомнились опять страшные фантазии про маньяка. Она тихо встала, на цыпочках прошла к окну.

Послышался звук льющейся жидкости.

- Мочится на стену, - догадалась Софья Петровна. – Надо бы его шугнуть, показать, что хозяева дома.

В лунном свете за окном нарисовалась высокая мужская фигура. Она обернулась лицом к Софье, силясь разглядеть что-то в темном окне. Женщина инстинктивно отшатнулась. Голова незнакомца была покрыта капюшоном, и Соне живо вспомнился почему-то облик убийцы из триллера «Крик». Секунду он стоял, как вкопанный, а затем продолжил движение вдоль дома, поливая из канистры основания стен. До Сониных ноздрей дошел, наконец, запах бензина, и она ужаснулась внезапной мысли о готовящемся поджоге.

- Эй, вы, там, что вам нужно? Уходите немедленно, или я звоню в полицию! – крикнула она, как могла, грозно.

Никакой реакции.

Соня всегда боялась смерти в огне. Читая о том, как религиозные фанатики сжигали на кострах людей в средние века, она представляла себя на месте их жертв, и тут же, не в силах пережить все ощущения до конца, гнала от себя нелепые фантазии.

Незнакомец щелкнул зажигалкой.

- Нет! – крикнула Софья, - Прошу вас, не делайте этого!

Пламя вспыхнуло мигом, и в комнате стало светло. На окнах решетки. Соня рванулась к двери, но не смогла открыть ее: снаружи в петли для замка незнакомец вставил что-то, видимо.

- Куда звонить? Кажется, ноль один или ноль два? Ой, нет! С сотового телефона как-то по-другому! Почему я никогда не интересовалась этим? – заметались в панике ненужные мысли.

Конечно, ненужные, ведь дом сгорит гораздо раньше, чем придет спасение извне! От жары и дыма она скоро потеряет сознание, и тогда – все. Вдруг она вспомнила, что Коля, зная о ее патологическом страхе перед возможным пожаром, решетки поставил не везде. В дощатой кухне была лишь их имитация: палки от спинки железной кровати он отпилил и нарезал, прикрепив их к створкам, чтобы снаружи при закрытом окне была полная иллюзия, что решетка есть, и чтобы грабители даже не помышляли о проникновении внутрь.

Дом быстро наполнялся черно-желтым дымом. Она вернулась в избу. Неожиданно трудно оказалось найти сумку с документами и деньгами и куртку, чтобы прикрыть волосы от огня. В куртке с капюшоном она сумела пробраться на кухню. Доски уже горели вовсю и было почти невозможно терпеть этот жар, проникающий в легкие. Прихватив металлические шпингалеты рукавом, она долго дергала их, а они не хотели поддаваться. Наконец, все получилось. Она распахнула окно и через боль от ожогов, движимая лишь инстинктом самосохранения, ступила на то, что раньше было подоконником, отталкиваясь от него кнаружи. Раздался какой-то треск, и она провалилась в темноту.

Глава 19

Булатов Дмитрий Антонович сказал охране, что никого больше сегодня принимать не будет. Он даже телефон отключил, чтобы никто не беспокоил. В конце концов, он тоже человек и нуждается в отдыхе, особенно вечером в выходной день.

Сытно поужинав в кругу семьи, он отправился в кабинет. Зина повела малышей спать. Тамара вновь оставила Ярика под ее опекой, а сама помчалась на свидание. Ну, и характер у дочери! Даже траур по супругу выдержать не хочет, как принято. И вот результат ее своеволия: пошлый, с грязными намеками сюжет по телевидению.

Дмитрий Антонович дочь ругать не стал: поздно перевоспитывать. А вот собственнику телеканала позвонил, недовольство высказал в весьма резкой форме. Тот извинялся долго и униженно, клялся, что ничего не знал, обещал уволить виновных, дать опровержение. Ну, да не в этом дело.

Дмитрий Антонович кожей чувствовал: кто-то плетет против него интриги: и убийство зятя, и теленаскоки, все это – пробные камни, испытание силы.

Нельзя сказать, что смерть зятя очень его расстроила. Чужой это был человек, хоть и работал на него. Всегда Дмитрий Антонович понимал, что, как волка ни корми, он в лес смотрит. Хоть и не альфонс в полном значении этого современного слова, но примак, как говаривали в старину, когда зять нищим в семью жены приходил. В чувства его к Тамаре он никогда не верил. С любовью к жене возникла бы и преданность семье, тестю, из рук которого ел. А преданности особой не наблюдалось. Похороны он, конечно, зятю пышные устроил, как и положено. Только и Тамара, видно, не горюет по нему. Надо же, а ведь, казалось, любила Игоря, и жили они мирно! Да, женщины – непонятные, непросчитываемые существа, убеждался он в этом не раз. Да и зять не таков оказался, как подавал себя.

Но это все лирика. А он хотел подумать о деле. Игорь, значит, кому-то стал неугоден, в этом разбираться надо. Ясно, почему его заказали, а не подставили на взятке: он тогда Тополагу за собой бы потянул. Значит, Тополага всех устраивал, по крайней мере, заказчика. Тополагу берегли, он сговорчивый, берет по рангу. А Игорь, возможно, о большем возмечтал. Зачем? Чего ему не хватало? Неужели подумывал о разводе с Тамарой? Независимости захотелось? А Тополага? Может, ему-то как раз Игорь и встал поперек горла, ведь уволить его, не поссорившись с мэром, было невозможно?

Да, в любом случае, это дерзко – убить зятя хозяина города. Спускать нельзя, а то осмелеют. А уж если против него ополчатся, то будут это делать по закону, найдут повод. Ему-то топить подчиненных незачем, а тех, кто выше – невозможно. Почти невозможно. Так что убивать его не будут, скорее всего. Знают, что будет помалкивать, если жить хочет. Надумают убрать с должности – просто подставят.

У Дмитрия Антоновича иллюзий по поводу людского сообщества, в отличие от дочери, не имелось. Террариум, если не сказать хуже. Сила, деньги, власть – да, все это нужно, но без характера железного и безжалостного, без хитрости дьявольской, чтобы всем этим воспользоваться, без постоянного развития и роста никак не удержать империю – сожрут собратья. Вот потому-то денег достаточно никогда не бывает, остановить процесс невозможно: если не будешь идти в гору, покатишься вниз.

Если его бить соберутся, то будут колотить всем миром, скандально, словно он один такой. И бесполезно тогда скулить, что таково устройство общества, что все замазаны более или менее: слушать никто не станет. Это словно жертвоприношение богам. Пусть боги знают, что мы хорошие, что с коррупцией боремся!

Врагов у него немало, и недовольных много: никого не обидев, бизнес не построишь, властью не воспользуешься. Есть за что его наказывать, если по закону-то.

Вот, по телевидению недавно мэра Ярославля «мочили». Говорили, что летом двенадцатого года вода после дождей в городе стояла по колено. А у него самого? Тоже средства из бюджета, списанные на ливневки, через однодневки обналичивались. Правда, вдоль главных улиц и площадей ремонтировать их он вынуждал крупных бизнесменов, которые торговые центры, офисы, гостиницы и прочие объекты строили или арендовали. Неофициально, конечно. В обмен на крышевание в налоговых и прочих делах. Пусть из федерального бюджета хоть часть расходов возместят.

Казалось бы, благое дело, коли бизнес городу помогает. Только при этом деньги-то из бюджета в личный карман чиновников администрации текут. Да. Доказать-то не докажут, конечно, но ведь мэру Ярославля журналисты поставили в упрек потоп на улицах города. А не случись сильных дождей, и не вспомнил бы никто про ливневки, кроме отдельных ворчливых граждан, которых проходящий автотранспорт, как душем, брызгами из-под колес обдает.

Опять же средства, выделяемые из бюджета на уборку снега весной. Зачем убирать везде, если он все равно растает? На главных улицах - вполне достаточно. А списать на расходы, словно убирали повсюду. Или же ремонт дорог. Кто такой дотошный найдется, что проконтролирует? Или же посыпка песком автотрасс зимой. Тоже источник хороший. Да мало ли всего! Те же рынки городские и сетевая торговля, вытесняющая их. Есть за что упрекнуть, но и только. Докажите!

Но это все мелочи. С его ведома, безусловно, но ведь надо и подчиненным дать что-то, иначе преданности не добьешься. Одному все не заграбастать, поддерживать будут того, кто и другим жить дает.

Самое главное – это собственный строительный бизнес, раздробленный, конечно, на отдельные фирмы для вида, частично оформленный на надежных партнеров и родственников. Раньше за разрешения и прочую лабуду огромные взятки приходилось платить! А теперь все в его власти. Можно было бы полностью монополизировать отрасль, но надо делать вид, что есть конкуренция. В конце концов, и это неплохо: откаты теперь ему платят. И он решает, куда конкурентов пускать, а куда - нет.

Есть у него два самых близких, самых надежных партнера: старый испытанный друг, Максим Дорохов, с которым начинали когда-то, и новый родственник - брат Зиночки. Брат сестру не предаст, любит очень. А Максима он своим замом сделал по связям с общественностью: он и с виду благообразнее, и язык у него лучше подвешен. Пусть с журналистами общается вместо него. Как начнет петь про заботу мэрии о жителях города – заслушаешься! Ну, и делается кое-что, конечно. Лавочки ставят у домов порой, детские площадки, опять же за счет местного мелкого бизнеса, но кто об этом знает? На бумаге-то все путем, через свои фирмы. День города празднуется с помпой, на главных улицах – иллюминация. Люди должны понимать: жить становится лучше, веселее! На одних обещаниях далеко не уедешь. Вот мэр Ярославля совсем, видно, страх потерял – по всему миру за счет городского бюджета, говорят, путешествовал. А они с Максимом на рожон не лезут: надо будет – поедут за свой счет. Чего крохоборничать? От жадности это все, да не от большого ума.

Зато они миллионы на выгодных сделках заработают. На несколько лет вперед перспективу надо видеть. К примеру, стоимость земли в городе высока, строить практически уже негде. Пятиэтажки сносить затратно, ведь жителям жилье надо давать, ежели по закону. Куда проще прибрать к рукам садовые земли, что неподалеку от центра. Нет, городу эти земли не нужны, выкупаться они не будут, такова официальная позиция. Только будто сами собой появляются какие-то юркие ребята, скупающие эти участки за копейки вроде как для личного пользования, а потом разрешающие сваливать на них мусор и строительные отходы – по пятьсот рублей за машину. И под большим секретом намекают садоводам, какая высокая у них «крыша». Тут уж и соседи от своих участков охотно избавляться начинают, да совсем по бросовой цене – ведь перед этим городская Дума взяла да и снизила кадастровую стоимость садовых земель раз в пять. Совершенно случайно. Некоторые правдолюбы в суды было обратились, что свалки по соседству с их территорией устраиваются. А в судах им отвечают, как по команде, что сделать ничего невозможно, потому как межевание земель не проведено, и на сколько именно нарушены права того или иного садовода, неясно. Против закона не попрешь, так-то. Правление общества помалкивает, естественно, ведь совсем недавно его заменили, тоже совершенно случайно. Ну, а по административному кодексу оштрафуют юрких ребят на тысячу-другую, делов-то!

Пройдет лет пять-шесть, Дума вновь повысит стоимость садовых земель внутри города, именно тогда, когда окончательно развалятся все садовые товарищества, а сады будут загажены мусором и владельцы окончательно махнут на все рукой. Как раз к тому времени можно будет в связи с создавшимся положением эти свалки в центре города выкупить у юрких ребят, возможно даже, ликвидировать их за счет городского бюджета, ведь свалки для здоровья населения вредны. А потом начнется тут многомиллионное строительство. И земли будущий хозяин получит по цене сельскохозяйственных, а бывшим владельцам садов – дулю, не для лохов капитализм строится! С чего бы вдруг им такое счастье – садовый участок в центре по хорошей цене продать! Вот такие перспективы чтобы видеть, ум нужен и хватка деловая! А Ярославский мэр, что, по слухам, делал? Через родного брата действовал, дольщиков обманывал? Фу, грубо и недальновидно. А, быть может, телевизионщики приврали?

Нет, все вроде у Дмитрия Антоновича схвачено, продумано, не подкопаешься. И откаты он берет только через надежных людей.

Правда, есть фигура той же весовой категории – губернатор области, но они держат как будто взаимный нейтралитет.

Есть ли еще сильные конкуренты? Не просто завистники, а явные враги? Трудно сказать, кто камень за пазухой прячет. А ведь кто-то стрелял в него лет пятнадцать назад. Но он выжил: организм крепким оказался. Рана и теперь дает о себе знать порой. Кто его тогда заказал, до сих пор неясно. Менты киллера нашли вроде, но застрелили при задержании.

Говорят, что самые заклятые враги – это бывшие друзья. Кто же сейчас на него волну гонит? Сергей Власов, давний дружок еще по комсомольской работе? Вряд ли. Столько воды утекло, пути их разошлись и почти не пересекаются. Да и зачем? Он теперь далеко не бедствует, рисковать благополучием своим не станет.

Начинали бизнес они втроем – он, Максим и Сергей, в то время председатель профсоюза одного из заводов. Он-то и подал идею скупать ваучеры и акции разоренного предприятия. Народ в своей массе нищенствовал тогда, за бутылку ваучеры отдавали. Акции тоже ничего не стоили, завод-то на ладан дышал, какие от него прибыли акционерам?

В отличие от масс, Дмитрий Антонович знал цену недвижимости, и в смутные времена не упустил шанс завладеть оказавшейся без присмотра собственностью. Получив контрольный пакет акций, друзья вошли в совет директоров и добили завод, распродав оборудование. Они давно уловили вектор перемен и оттого знали, что не прогадают. В неразберихе преобразований они держались на плаву, сдавая в аренду помещения. А когда разрешили торговать землей, обанкротили завод, чтобы никаких претензий к ним не было со стороны кредиторов, и опять деньги выкачивали из бывшей госсобственности: гоняли по кругу подконтрольных фирм куски ее, обманывая государство. Одно время и с жильем такие схемы работали: пусть квартиры отобраны мошенниками, но последний из покупателей – добросовестный приобретатель, и, значит, квартира остается у него. Потом что-то в законах в отношении жилья вроде поменяли, но аналогичные сделки с бывшей госсобственностью не трогают. Такой у нас менталитет: государственное – значит, ничье, и разворовывать его не зазорно.

Вырученные капиталы пошли на развитие собственного бизнеса, с заводом и его работниками никак не связанного. Они с Максимом строительством занимались, а Сергей, после завода поработав в налоговой полиции, заполучил каким-то образом пакет акций сотовой компании «Твоя сеть», вошел в совет директоров, и сейчас с прежними компаньонами почти не общается. Делить им нечего.

А вот Томкин любовник новый, Станислав Сарычев, - это человек губернатора. Тоже строитель, но работает все больше по области. Не беден, хваток, с амбициями. Чего ему от Томки надо? Не любви же? Мечтает войти в доверие к мэру? Вражеский лазутчик? Или метит на освободившееся место зятя?

Дмитрий Антонович короткими пальцами пригладил седой пушок, обрамляющий лысину, и даже усмехнулся неожиданному повороту мыслей. А что, а вдруг? Томка-то влюбилась, похоже, всерьез. Надо с ним побеседовать.

Глава 20

Тамаре безразлично было, что пишут о ней в газетах. Ее не волновало мнение толпы. Не скрываясь, она появлялась со Станиславом в людных местах. Она добирала то, чего ей всегда не хватало.

С Игорем, как ей казалось прежде, было уютно, спокойно. По крайней мере, раньше. Со Станиславом было жарко. К Игорю она когда-то испытывала нежные, дружеские, романтические чувства, к Станиславу пылала страстью. Невозможно было даже сравнивать этих мужчин. Игорь имел заурядную внешность, Станислав был красив, как греческий бог. Почему, за что ей такой дар? Она ощущала себя живой, как никогда, близкой к пещерным предкам, которых ничто не могло остановить, когда они хотели быть друг с другом.

Даже любовь к Ярику отошла на задний план: она почти без сожалений оставляла его Зине и нянькам. Про Татьянку и вовсе забыла: уехала девочка в санаторий, и ладно.

Станислав был моложе ее на восемь лет. Сущая ерунда, по светским меркам. С ним она становилась энергичной и уже не скучала, как раньше, в ресторанах и клубах. Любую скуку развеивало одно только присутствие обожаемого мужчины - космического светила, в лучах которого жизнь казалась прекрасной и наполненной важными мелочами. А ночью они оставались только вдвоем и упивались своей страстью. О, как она ждала ночей!

Сидя за столиком в ресторане, они касались друг друга будто бы невзначай, случайно, но по телу Тамары словно пробегал мощный разряд, и она смеялась беспрестанно, от всякой ерунды.

Иногда он отвечал при ней на телефонные звонки. Его голос становился властным и жестким, в нем звучал металл и клокотала сумасшедшая энергия, и становилось ясно, что он не рядовой самец, а вожак. Умный вожак, хитрый, безжалостный. Самки всегда предпочитают вожаков.

И ее безудержно тянуло к этому самцу. Она чувствовала себя победительницей и рабыней одновременно. Готова была целовать его ноги и принимать любые ласки, от которых потом целый день алели щеки. Познавала, открывала для себя мир чувственных наслаждений, от очарования которого перехватывало дыхание.

Она предугадывала, что сгорит в этом огне, но ее ничто уже не пугало. Казалось, до встречи со Станиславом она и не жила вовсе.

Краем глаза она видела, как столбенеют и завистливо смотрят им вслед светские львицы, его прежние подружки. Он их всех оставил для нее. Пусть на время, но время остановилось. Ей безразлично было, с кем он крутил любовь раньше. Сейчас-то он с ней.

Она приучала себя не думать ни о чем, кроме своих чувств. Наверное, инстинктивно не хотела отравлять прекрасные мгновения никакими ядовитыми мыслями. Она не мечтала заполучить его в собственность, она вообще теперь не мечтала, а жила одним днем. Нет, не днем. Ночью. Сейчас ей это дано, и она наслаждалась данностью.

Глава 21

Петр Байбеко повторно просматривал видеозаписи, сделанные в день убийства Рукавишникова с камеры, установленной у входа в коттедж. Абсолютно ничего интересного, кроме самого убийства, не происходило. Вот к дому подъехала машина, водитель звонит по сотовому телефону. Через пятнадцать минут в кадре боком появляется хозяин. Останавливается, поеживаясь, лезет рукой во внутренний карман пиджака. Падает. Кровь. Крыша пятиэтажки не видна, подъезд слишком далеко. Пленка длинная и скучная, люди, выходящие из подъезда – маленькие, лица их нечеткие. Вот любопытные потянулись к месту убийства. Физиономии подошедших уже видны. С этого места пленку давали посмотреть соседям: все опознаны, это жители пятиэтажки. Муторно смотреть запись вновь, времени жалко. Не выключая фильма, Петр занялся наведением порядка на столе, поминутно взглядывая на экран: а вдруг он что-то упустил раньше?

После обеда явилась Наталья Павловна, явно озабоченная.

- Слушай, Петя, я сейчас из налогового Управления, изучали с нашим программистом содержимое компьютера Рукавишникова. Ничего я в этом не понимаю: акты, решения какие-то. На флэшку скопировали. И сейф его вскрыли при нас, по описи мы документы изъяли. Какие-то старые дела, которые, как нам сказали, числятся уже уничтоженными. Хотела Семенухину Софью Петровну в качестве консультанта привлечь, но ее телефон не отвечает.

В это время замигала на аппарате лампочка внутренней связи: Вадим Чесухин опять вызывал их к себе. Разговор с ним оказался на удивление коротким:

- Я же предчувствовал: с этой Семенухиной что-то нечисто! Сейчас мне звонил участковый из поселка Веселуха, там совершено покушение на убийство Софьи Петровны. Она ночью находилась внутри своего дачного дома и видела человека, который, невзирая на ее крики, все-таки совершил поджог, предварительно закрыв снаружи входную дверь.

- Так она жива? – вскрикнула Наталья Павловна.

Чесухин посмотрел на нее осуждающе:

- Чего это вы так разволновались? Жива, находится в больнице. Дело-то даже и не в этом. Участковый опросил жителей поселка: один из них видел, как за Семенухиной от электрички шел человек, похожий на разосланные повсюду ориентировки. Он был в куртке с капюшоном, несмотря на жару.

- То есть проявился наш киллер? – уточнил Байбеко.

- Надеюсь. Давайте-ка дуйте оба туда, и я жду от вас известий.

…Выйдя от Чесухина, Петр вспомнил, что забыл выключить видео. Они вернулись на рабочее место, и вдруг на экране Наталья Павловна увидела Софью Петровну, присевшую на скамеечку возле подъезда пятиэтажки.

- Смотри-ка, вот она. В день убийства приходила, там ее полиция и загребла, помнишь?

- Ну да. А кто это из подъезда выходит? Голова мужика капюшоном закрыта. А она, видно, спрашивает его о чем-то.

- А он от нее шарахается, глянь, шаги ускорил даже.

- Вот вам и причина покушения, - торжествующе резюмировал Петр. - Она видела киллера в лицо.

Глава 22

Тучка была маленькой поначалу, но потом распухла, разбухла, заволокла все небо, и прохладный ветерок прорвался в душную палату.

Сонина кровать стояла у самого окна. Если не вывертывать назад голову, дверь в коридор не видна. Зато можно лежа смотреть на небо и наблюдать за облаками, и это создает иллюзию свободы.

В тот день она недолго находилась без сознания. Очнулась оттого, что кто-то плеснул колодезной водой ей в лицо. Кругом было светло. Проснувшиеся соседи оттащили ее от пылающего дома, распространявшего неимоверный жар, содрали с нее горящую одежду.

Вокруг суетились люди с ведрами, полными воды. Кто-то вызвал пожарную службу и скорую помощь, и теперь оставалось лишь ждать и следить, чтобы огонь не перекинулся на соседние строения. Нестерпимо пекло кисти и ступни, было больно дышать и говорить. Ей подложили под голову что-то мягкое, и она лежала прямо на земле, глядя на свою полыхающую дачу. Слезы ручьем струились из глаз то ли от шока, то ли от дыма, то ли от жалости к дому. Столько счастливых воспоминаний было связано с ним!

Боль притупилась, когда врач «Скорой» сделал ей укол. В тряском автомобиле она временами впадала в забытье. Следующие несколько дней, проведенных под капельницами, привели к тому, что сейчас она чувствовала себя почти здоровой и уже мечтала о выписке домой из полунищей больницы с грязными унитазами и отвратительной едой.

За спиною хлопнула дверь, и она услышала голоса.

- Виолетта Леонидовна, что же вы без предупреждения! – скороговоркой бормотал дежурный врач. – Я, видите ли, не всех больных знаю, мне нужно в карточку посмотреть.

- Не беспокойтесь, ваше присутствие вовсе необязательно! – знакомый голос прозвучал прямо над нею, и Виолетта тяжело плюхнулась у ее кровати на заботливо придвинутый персоналом стул.

- Соня, как ты? – деловито осведомилась подруга, окидывая ее внимательным взглядом.

- Все нормально, мне уже лучше.

- Твоего Дениса пороть некому! Почему он мне ничего не сообщил? Я тебе звонила в конце недели пару раз, а телефон выключен, ну, думаю, может батарейка села. А когда в субботу на дачу приехала, там все только про пожар и говорят. Бог мой, как же так получилось?

- Меня убить хотели! – прошептала Соня.

Виолетта недоверчиво посмотрела на нее.

- Потом расскажу, - махнула рукой Софья: ей трудно было много разговаривать.

Виолетта деловито выгружала из сумки свои дары.

- Сын-то бывает у тебя?

- Сидел у кровати первое время. Напугался очень, что я умру. А как только успокоился, умчался: на работе у него строго, не больно-то отпросишься.

- Может быть, перевести ее в отдельную палату? – осведомился дежурный врач. – Она пока пустует.

Виолетта вопросительно посмотрела на подругу.

- Нет уж, я там от скуки умру, - отрицательно замотала головой Соня. – Все равно и туалет, и еда те же. Я домой хочу.

- Ну, дня через два-три посмотрим, сможете ли вы сами передвигаться. Придется ведь на перевязки в поликлинику ходить, - заметил доктор.

- Я сама могу ей перевязки делать, мы рядом живем, - возразила Виолетта.

- Ну, тогда через пару дней можно будет выписать, если лечащий врач не станет возражать.

- Яков Фомич! – постовая медсестра обратилась к дежурному врачу. – Тут к пациентке Семенухиной опять из полиции посетители! Можно?

В палату протиснулись разом Петр Байбеко и Наталья Павловна. Яков Фомич пошел им навстречу:

- Больной нельзя много говорить, так что прошу вас в другой раз.

- А нам и не надо с ней разговаривать, - успокоил его Петр. – Мы только картинку ей покажем и уйдем.

Они подошли к Софье Петровне и развернули перед ее глазами фоторобот предполагаемого киллера.

- Если вы его видели, просто кивните.

Софья, присмотревшись, кивнула.

- Вы его видели возле коттеджа Рукавишниковых? – спросила следователь.

- Он выходил из подъезда.

Петр и Наталья Павловна переглянулись.

- Вам опасно оставаться в больнице. Мы уверены, что этот человек застрелил Игоря Николаевича, а вы единственный свидетель, кто видел его возле места преступления.

- Так это он пытался убить Соню? – ахнула Виолетта Леонидовна.

- Скорее всего. К сожалению, круглосуточную охрану мы вам обеспечить не сможем, а в больницу постороннему пробраться легко, поэтому лучше бы вам прямо сейчас вместе с нами отправиться домой, запереться на все замки и никому не открывать. Мы вам будем звонить и раз в день проведывать. Как, согласны? Сможете не покидать квартиру?

- Конечно, она ведь пока еще едва ступает на обожженные ноги, - заверил врач. – Если хотите уйти прямо сейчас, надо будет написать расписку.

-А я тебе продукты буду приносить и перевязки делать, - пообещала Виолетта.

- Я согласна, - обрадовано закивала Софья Петровна.

Глава 23

Соня уже неделю сидела дома, даже носа наружу не высовывая. Окна были плотно задернуты занавесками. Вот уж не думала она никогда, что может стать героиней триллера. Ну, ничего, ради спасения собственной жизни можно и потерпеть. Не станет же убийца метать в ее окно на шестом этаже девятиэтажного дома гранату?

Не будет и стрелять из автомата наудачу: овчинка выделки не стоит. И все равно было жутко думать, что кто-то хочет ее смерти. К несчастью, установить личность убийцы до сих пор не удавалось. Пару раз ее возили на опознания: граждане сообщали о подозрительных субъектах, похожих на фоторобот, расклеенный на стендах «Их разыскивает полиция». Однако как Соня ни вглядывалась в стоящих перед нею людей, никого из них узнать не смогла.

Впрочем, были и поводы для радости. Во-первых, от Виолеттиного ухода ей становилось все лучше: почти исчезла боль от ожогов, вернулся голос. Во-вторых, Виля отдала на экспертизу генетический материал Кати и Дениса, и Софья с нетерпением и надеждой ждала результатов.

Она вовсе не маялась от безделья: Наталья Павловна загрузила ее работой, привозя на дом все новые порции папок из сейфа Рукавишникова. По итогам просмотренных досье Софья Петровна заполняла таблицу, придуманную следователем: в левой колонке она записывала название фирмы, фамилии учредителей, руководителей, бухгалтеров и периоды их полномочий, а также их адреса и телефоны, в правую вносила суть налоговых претензий, дату подачи жалобы в Управление и результат ее рассмотрения.

Вот и сегодня Наталья Павловна заехала к ней в конце дня, и они уселись за большим столом, заваленном папками. Каждая сосредоточенно смотрела в свои записи.

- ООО «Фрегат», учредитель Акифьев Павел Семенович, он же директор, - диктовала Софья, а Наталья Павловна вносила в свою тетрадь пометки. – Фирма занимается гостиничным бизнесом. В две тысячи десятом году организация приобрела в собственность трехэтажное жилое каменное здание в центре нашего города с земельным участком и газовой котельной, произвела в нем евроремонт и в дальнейшем использовала помещения как элитную гостиницу. Это здание прежде находилось на балансе обанкротившейся швейной фабрики, и двумя месяцами ранее было куплено московской фирмой-однодневкой по балансовой стоимости, то есть почти даром. ООО «Фрегат» заплатило однодневке десятикратно увеличенную цену, на которую вдобавок накручен налог на добавленную стоимость. После продажи здания однодневка прекратила отчитываться, налог на добавленную стоимость с выручки не заплатила и не начислила. Ее учредитель на требования московской налоговой инспекции не откликнулся. Материалы на его розыск переданы в московскую полицию, результатов нет. А наш «Фрегат», напротив, предъявил к возмещению из бюджета уплаченный однодневке налог в сумме тридцать пять миллионов рублей. Проводивший проверку инспектор усмотрел в этих действиях признаки налоговой схемы.

- Прямых доказательств сговора, конечно, не было? – уточнила следователь.

- В налоговых схемах прямых доказательств практически никогда не бывает, разве только подельники рассорятся в пух и прах, и один со злости начнет стучать на другого, давая письменные обличающие показания, но это редко случается.

- А что такое признаки налоговой схемы? Это понятие в законодательстве отсутствует, насколько мне известно, - поинтересовалась Наталья Павловна.

- Эти признаки определены внутренними документами налогового ведомства, причем разграничение между законной минимизацией налогов и уклонением от их уплаты даже ими не проведено. Такие руководства, которым обязаны подчиняться поверяющие, суды не признают и не рассматривают.

- Понятно. А как обосновывал инспектор свою позицию в акте?

- Помимо описания признаков схемы, - продолжила Софья Петровна, - он ссылался на то, что Налоговым Кодексом предоставлена льгота при реализации жилых домов, и покупатель при составлении договора мог поставить вопрос о том, чтобы стоимость здания указать без налога, ведь дополнительно ему пришлось изыскивать тридцать пять миллионов. При столь крупных сделках подобная неосмотрительность вряд ли возможна, тем более организация имеет своих юристов. Зачем уплачивать проценты по кредиту банка на сумму накрутки, если существует законная возможность этого не делать? Льгота предоставляется кодексом автоматически, а вот отказ от нее продавец должен был оформить письменным заявлением, но не сделал этого, и ответственные лица ООО «Фрегат» также «упустили» проверку этого момента. Накрутка налога нужна была лишь в том случае, если заранее планировалась неуплата его однодневкой. Скорее всего, они купили здание по балансовой стоимости, а руководству фабрики дали взятку за участие в схеме. Фирму-однодневку сами же создали на подставное лицо, и деньги, перечисленные ей, обналичили. А потом потребовали выплат из бюджета по этим фиктивным операциям.

- И каков итог рассмотрения жалобы? – Наталья Павловна устало подняла взгляд на собеседницу, заранее предвидя, что услышит в ответ.

- Управление отменило решение районной инспекции об отказе в возмещении, указав, что ООО «Фрегат» является добросовестным покупателем, если не доказано обратное. В отношении проверявшего инспектора назначено служебное расследование за проявленную якобы халатность. Тридцать пять миллионов из бюджета уплыли в карманы дельцов.

- Решение по этому делу совсем свежее?

- Январь две тысячи двенадцатого года.

- Думаете, Рукавишников мог повлиять на результат?

- Он курировал отдел налогового аудита Управления, - пожала плечами Софья Петровна. - Если бы позиция инспектора была совсем слабой, районный отдел аудита не поддержал бы его. Получается, что заранее предсказать, как будет реагировать Управление, не могут даже собственные аудиторы инспекции.

- Хорошо, - задумчиво произнесла Наталья Павловна, хотя ничего хорошего в этом, разумеется, не видела. Она закрыла свою тетрадь. В таблице были заполнены пока не все столбцы.

Возвратившись в свой кабинет, Наталья Павловна продолжила скрупулезный труд: она запрашивала в районных налоговых инспекциях списки работников каждой фирмы, досье которых хранил в сейфе Рукавишников. Знала, что рискует навлечь на себя гнев начальства: отчетность предприятий о доходах физических лиц закрыта даже от сотрудников налоговых служб, и доступ к ней имеют лишь единицы. Она вряд ли смогла бы убедить вышестоящих, что не напрасно тратит свое время, ведь заранее не знала, будет ли от этого толк. Но работники зависят от нанимателя, на их фамилии можно оформлять фиктивные операции. Кроме того, если зарплата одного из них в разы превышает доходы других, это может означать, что ему доплачивают за особые услуги. В конце концов, под видом работника может скрываться реальный хозяин, в то время как руководитель – подставное лицо.

Постепенно вырисовывалась такая картина: Рукавишников хранил досье фирм, подконтрольных Булатову и Тополаге. Они были, конечно, зарегистрированы на родственников и знакомых, но складывал он в сейф и папки по другим организациям, связь которых с этими лицами пока не просматривалась. А ведь зачем-то собирал их Игорь Николаевич! Зачем? Чтобы шантажировать или чтобы понять для себя что-то?

Шантажировать Булатова или Тополагу? Налоговыми недоказуемыми грешками, крышеванием? Смешно. Да и срок давности по налоговым преступлениям истекает очень быстро - никто в наше время не боится их совершать. Ни сговор, ни взятку задним числом не докажешь. Обществу прививается весьма снисходительное отношение к экономическим преступлениям. Подумаешь, пошалили немного: пальчиком погрозят да штраф наложат, только и всего! Своими сомнениями она поделилась с Байбеко.

- Акифьев Павел Семенович? – переспросил он. – Что-то фамилия уж больно знакомая. Может, стоит просмотреть повнимательней вашу таблицу?

Наталья Павловна склонилась над тетрадью.

- Нашла! – воскликнула она радостно через некоторое время. - Акифьев Андрей Семенович в девяносто седьмом году числился сотрудником службы охраны ООО «Паллиатив». Только вот Андрей Семенович, а не Павел Семенович. Может, его брат?

- Все возможно. Что-то я совсем запутался. – Петр задумчиво потер лоб. - А учредитель ООО «Паллиатив» кто?

- Учредитель и руководитель фирмы - Власов Сергей Филимонович.

- Власов? Погодите-ка, - Петр взял в руки прозрачный файлик, в котором Рукавишников зачем-то хранил какие-то копии газетных статей прошлых лет, начал перебирать листы. – Вот!

- «Покушение на убийство предпринимателя Булатова Дмитрия Антоновича прокомментировал нашему корреспонденту его друг и соратник, Власов Сергей Филимонович, сотрудник налоговой полиции», - зачитал он вслух. - Дальше, - заметил он, пробегая текст глазами, - ничего интересного, все, как положено: возмущение, призыв найти негодяев, хвалебные слова в адрес пострадавшего. А чем занималась его фирма?

- Закупкой и перепродажей строительных материалов. В конце девяносто седьмого у организации сменился учредитель, и вскоре она перестала отчитываться.

- А ведь совмещать госслужбу с бизнесом запрещено! – заметил Петр.

- Ну, вот поэтому он и продал свою фирму, наверное, - предположила Наталья Павловна.

- Или переписал на доверенное лицо, - добавил Петр.

- Секунду, - Наталья Павловна, неожиданно вспомнив что-то, вновь обратилась к своей тетради. - Власов Сергей Филимонович в настоящий момент – соучредитель сотовой компании «Твоя сеть». Досье этой фирмы тоже находилось в сейфе Игоря Николаевича.

- И что там по ней?

- Организация убыточная, что странно, ведь у нее масса клиентов. Постоянно берет огромные возмещения налога на добавленную стоимость, съедающие львиную часть всех поступлений в бюджет области по этому налогу.

- И проверки подтверждают обоснованность возмещений?

- Софья Петровна говорила, что убытки связаны с возведением вышек сотовой связи. Стоимость строительства проанализировать силами одного-двух инспекторов нереально, нужны дорогостоящие экспертизы. А выручка компании формируется сложной компьютерной программой. Чтобы найти уклонение, надо работать бригаде квалифицированных программистов, а это невозможно без распоряжения свыше.

- Значит, и тут Рукавишников с Тополагой могли иметь свой процент!? - не то заключил, не то задал риторический вопрос Петр.

- Ну что? – подытожила Наталья Павловна. – Докладываем Вадиму и просим разрешения на слежку за Власовым?

- Зачем? Какое отношение эти дела давно минувших дней имеют к нашему преступлению? Где версия? - удивился оперативник.

- Хорошо, вот тебе версия: Рукавишников шантажировал Власова назначением серьезной проверки, и тот устранил его.

- Эдак он любого бизнесмена мог шантажировать.

- У налоговой полиции могли быть точки соприкосновения с милицией, у Власова возникли связи, - продолжала упрямо Наталья Павловна. - Допустим, он узнал о некоторых деталях покушения и скрывал их от Булатова по каким-то причинам. Предположим, эта информация стала известна Рукавишникову, и он начал его шантажировать тем, что расскажет тестю. Булатов – реальный мужик, для него срока давности не существует.

- Вы сами себя слышите? Одни предположения. Вадиму докладывать пока нечего, и он нас скоро с потрохами сожрет. Не понимаю, что может нам дать слежка за Власовым? Хотя за всеми этими совпадениями может стоять нечто… Ну, если вы настаиваете, согласен походить за ним.

- Договорились. А я попробую раздобыть материалы по делу о покушении на Булатова, - добавила Наталья Павловна.

Глава 24

- Впустую потрачена уйма рабочего времени! – злился Вадим Чесухин, распекая своих подчиненных. – Почему без моего ведома вели наружное наблюдение?

Он нервно вышагивал по кабинету, беспрестанно и безотчетно трогая свой нос. Петр Байбеко и Наталья Павловна молча смотрели в пол, привычно пережидая приступ начальственного гнева.

- С чего вы вообще взяли, что заказчиком мог являться именно Власов? - раскатисто гремел Вадим. - Это известный в городе, уважаемый человек. У него профессиональная охрана. Неужто ты, Петр, надеялся, что они не заметят тебя? А теперь мне звонят из Следственного Управления и спрашивают, почему мои люди, вместо того, чтобы ловить убийцу, преследуют законопослушных граждан! Вы дождетесь, что я отстраню вас от дела!

Байбеко глубоко вздохнул, всем своим видом изображая раскаяние. Рубаха на его огромном, плотном теле натянулась и, казалось, могучие мышцы того гляди вырвутся на свободу, порвав призрачные оковы тонких тканей.

- А кто именно звонил-то, Вадим Сергеевич? – кося под придурка, осведомился Петр. «Если бы каждый такой звонок не воспринимался подчиненными как норма, и коррупции в стране не было бы, наверное», - подумал он про себя.

Капитан сделал вид, что не услышал его вопроса:

- Каким образом Власов, работая в налоговой полиции, мог повлиять на расследование уголовного преступления?

Наталья Павловна молча опустила глаза. Она тоже изображала раскаяние и послушание, чтобы не провоцировать конфликт.

- Почему вы вообще решили, что заказчика надо искать именно там, где денежные вопросы выражаются баснословными суммами? Тоже мне, нашлись борцы с коррупцией! Вам интереснее раскапывать грехи градоначальников и их близких, чем предположить что-то попроще? Зависть гложет, социальная нетерпимость? Что в пол смотрите? Нечего сказать в свое оправдание? А если начислением, к примеру, пятисот тысяч или даже меньше разорена маленькая фирма, и ее хозяин, заложивший ради кредита банка, допустим, квартиру, остался бомжом? Вы не в курсе, что в приступе отчаяния люди ведут себя неадекватно?

- В этом случае месть была бы направлена, скорее, на инспектора, нашедшего ошибку, чем на высокий чин, - вставила Наталья Павловна.

- А на какие шиши бомж нанял бы киллера? – добавил Петр. – Вы предлагаете нам перелопатить все налоговые споры по области? Тогда давайте еще людей!

- Поговорите еще мне тут! А может, никакого заказчика и нет вовсе?- Что, если убийца лично мстил Рукавишникову?

- Вдове фоторобот подозреваемого не показался знакомым.

- И что? А ежели она врет? А если это ее любовник устранил соперника? А если бабушка отомстила педофилу за внучку? Почему отбросили версию с этим, как его, Егоровым, что ли?

- Егорушиным, - поправил Петр.

- Вадим Сергеевич! – взмолилась следователь. – Так вы нас опять возвращаете к началу расследования!

- Да потому, что по неверному пути вы пошли! Нельзя строить следствие на догадках, вы мне факты давайте! Столько лет уже работаете, а ведете себя, словно герои ментовских сериалов! Отсебятина какая-то и волюнтаризм! – Вадим, выпустив пар, вернулся во временно занимаемое им начальственное кресло, которое здорово портило его характер.

Зазвонил телефон. Чесухин снял трубку и с раздражением крикнул в нее:

- Слушаю!

За минуту с его лица исчезло недовольное выражение.

- Выписывай пропуск и отправляй в мой кабинет!- быстро сказал он и, закончив разговор, пояснил. - Явилась женщина по поводу фоторобота. Сейчас послушаем вместе.

…Вошедшая в кабинет девушка с виду была сама застенчивость: лицо без следов косметики, легко краснеющая тонкая белая кожа, пшеничные волосы гладко зачесаны и собраны на затылке. Поздоровавшись, она робко остановилась у порога, ожидая приглашения.

Петр живо вскочил, уступая ей место:

- Садитесь, пожалуйста!

Примостившись на краешке стула напротив Чесухина, посетительница промямлила тихо:

- Я насчет портрета, что на доске увидела.

- Очень интересно, мы слушаем вас. Вы знаете этого человека?

- Я не совсем уверена. Бывают же похожие люди…

- Это понятно, будем разбираться. Ну, не тяните же резину, мы ждем! – поторопил ее Вадим.

- Я вообще-то студентка, квартиру здесь снимаю. Мне деньги всегда нужны. Ну, я и повесила объявление, что ищу работу няни. Я в семье старшая, так что с детьми умею…

- Повесили объявление и что дальше? – нетерпеливо подсказал Чесухин.

- Ну, и мне позвонил человек, похожий на того, кого вы разыскиваете, - пояснила девушка.

- Когда это было?

- Чуть больше двух месяцев уже прошло. Он хорошо платил.

- А что вы для него делали?

- Я с новорожденным ребенком оставалась. Он сказал, что мать его умерла.

- С ребенком? – изумилась Наталья Павловна.

- Он похитил его, да? – девушка готова была, кажется, заплакать. Лицо ее пошло красными пятнами. Видимо, она боялась, что ее привлекут за соучастие в преступлении.

- А теперь? Вы продолжаете на него работать? – вмешался Петр.

- Уже месяц я к ним не хожу: он сказал, что больше в моих услугах не нуждается.

- Ну, ладно. А как он представился?

- Он велел звать его Осипом.

- Вы видели его документы? Может быть, заключали письменный договор? – продолжал допрашивать ее Вадим.

Девушка только головой покачала отрицательно, из глаз ее брызнули слезы.

- Мне деньги очень нужны были, а он хорошо платил… - лепетала она, оправдываясь.

Петр налил ей воды в стакан, опасаясь истерики:

- Вот, выпейте. Успокойтесь, пожалуйста. Вы не виноваты, вы же не знали ничего. А где именно вы с ребенком оставались, можете сказать?

Девушка закивала головой, не в силах произнести ни слова. Она записала требуемые данные на листке бумаги, предусмотрительно придвинутом ей Петром.

- Наталья Павловна, вы сейчас идите к себе снимать с нее письменные показания, а ты, Петр, пробей адрес по базе, узнай, кто там живет, - распорядился капитан.

Через несколько минут стало известно, что в указанной свидетельницей однокомнатной квартире проживает Ворона Осип Афанасьевич, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения.

- Возьми пару человек и отправляйтесь туда. Только без глупостей, возможно, сигнал опять ложный, - добавил Чесухин.

Глава 25

В квартире Осипа Вороны было тихо, дверь представителям закона никто не открыл. Петр нажал на кнопку звонка соседней квартиры. Пожилая полная женщина, без опаски впустившая его в прихожую, пригласила Петра выпить чаю на кухне, как только узнала, что он интересуется ее соседом. Видно, хотелось ей побеседовать с кем-то. Почти как его мама когда-то, чаю она себе не налила, а села напротив него, подперев щеку рукой, придвинула поближе блюдо с пирожками, и с видимым удовольствием любовалась, как ест молодой здоровый мужик, так похожий на ее сына, уехавшего куда-то на заработки, да не подающего о себе вестей.

- Значит, Осипом интересуешься? – начала она неспешно. - А что же он натворил?

- Да я и сам почти ничего не знаю пока. Говорят, пропал он, - осторожно ответил Байбеко.

- Вот и я думаю: уехал, что ли, куда? Не видно его уж давненько, с месяц примерно, и ребеночка не слышно. Да куда с младенцем уедешь, разве только к родственникам каким?

- А у него есть родственники?

- Не знаю, милый. Он недавно тут живет, всего-то года два как купил эту квартиру с молодой женой.

- А жена где?

- Так ты, видно, не знаешь ничего?

Байбеко отрицательно мотнул головой.

- У них ведь трагедия самая настоящая случилась. Ребеночка они ждали, и он жену в больницу повез. Роды, наверное, уже начались. А на дороге встречная машина неожиданно на их полосу выехала, видно, обгон совершала или на дорогу кто выскочил, не знаю я точно. В общем, машина-то у них праворульная была, и удар прямо на роженицу пришелся. В итоге травма головы, несовместимая с жизнью. Дитенка-то спасли, а жену он потерял.

Женщина прослезилась, переживая заново случившееся.

- Да, вот так история. И он ребенка один растил? – участливо поинтересовался Петр.

- Да, молодец мужик, не отказался от мальчонки. Няньку взял, девушку молодую, да только не видно и ее сейчас.

- А сам Осип где работал, не знаете?

- Где-то за городом, он порой на машине уезжал ранехонько, а то по вечерам… В разные смены, наверное.

- Ну, благодарю за чай, за беседу. Пойду я. – Петр поднялся нехотя. На улице с утра непогодилось, дождь зарядил, как из ведра. Так бы и сидел, чаек попивал, да сослуживцы в подъезде ждут.

- Ты, коли хочешь знать про его работу, зайди в соседний дом, в седьмую квартиру. Там его товарищ живет, они вместе ездили.

- Ой, вот спасибо-то, - обрадовался Петр.

Товарища дома не оказалось. Зато его мать, пенсионерка, поведала, что работает ее сын охранником на загородной строительной площадке и ориентир дала: спортивный комплекс возводила фирма «Облстройинвест». Название какое-то безликое, совсем неоригинальное, сочетанием корней слов образованное. Он позвонил Наталье Павловне, и она, даже не прерывая разговора, нашла в интернете адрес стройплощадки.

Примерно через час Петр уже был на месте. Оказалось, что Осип Ворона в день убийства, никого не предупредив, не получив даже расчет, на работу не вышел, и на его место уже взяли другого человека. Товарищ был лишь его сослуживцем и по случайности соседом, поэтому ничего нового об Осипе добавить не смог, только разводил руками в растерянности. Он и сам пытался выяснить, что же с ним произошло, каждый день почти заходил в его подъезд, но в квартире никого не было. Приходили и мужики какие-то, тоже про Осипа расспрашивали. Крепкие ребята, серьезные.

С тем и вернулся Байбеко на службу, к гневливому Вадиму Сергеевичу Чесухину. Наталья Павловна уже сидела в его кабинете с известием, что ООО «Облстройинвест» принадлежит Станиславу Сарычеву, любовнику Тамары Булатовой.

- Значит, Сарычев? Обычное дело: захотел освободить место возле Тамары Булатовой. К кому обращаться? К своей службе безопасности, конечно, - сделал вывод Чесухин. – Ищите киллера, не мог он с маленьким ребенком бесследно исчезнуть. Наше счастье, если он еще жив. Он и сам понимает, что является единственным свидетелем, через которого можно прижать заказчика, вот и пустился в бега. И надо найти его раньше, чем люди заказчика.

Глава 26

Дмитрию Антоновичу доложили о прибытии гостя – Станислава Сарычева. Булатов сам назначил ему эту встречу, а теперь тянул время, заставлял посетителя ждать. Это был отработанный годами прием: пусть понервничает, пусть как следует прочувствует, кто здесь хозяин.

Булатов, откинувшись в кресле и удобно устроив сцепленные короткие руки на большом тугом животе, задумчиво смотрел на экран монитора, отображавшего гостиную, где посетители обычно ожидали приглашения в кабинет. Чувствуя, что теперь зависит от этого человека, он все же подчиняться его воле не собирался. Кто знает, не запросит ли он невозможного? Предстояло выработать компромисс, и от этой встречи многое зависело.

Да, дочь выросла неприспособленной к жизни, ее душевное равновесие зависело от внешних обстоятельств, и изменить это он был не в силах. Как отец, он считал себя обязанным помогать ей. «Надо будет – обстоятельства изменим. В конце концов, для детей и живем», - успокаивал он себя.

Внешне Станислав не проявлял никаких признаков нетерпения. Кажется, он вполне понимал, что происходит.

…Станислав Сарычев шел по жизни победителем. Он всегда и везде добивался желаемого. В прошлом чемпион области по легкой атлетике, он ни минуты не сомневался, что сгусток воли, живущий в нем с детства, заставит всех и вся играть по его правилам. Еще в школьные годы ему без труда удавалось подчинять свой организм выбранной цели. Он не курил и не притрагивался к спиртному, тем паче – к наркотикам, не играл в азартные игры, не тусовался по подъездам со сверстниками. Самостоятельно сделав этот выбор, он никогда впоследствии не сожалел об упущенных наслаждениях: самым большим удовольствием для него было строить свою жизнь в соответствии с выработанными планами, подчиняя все вокруг поставленным целям. И начинал он с себя: обуздывал чувство голода, усталости, лени, убивал на корню зависть к другим и жалость к самому себе. Он верил, что разум и воля могут творить чудеса, а неумение пользоваться этим исключительным даром природы делает человека жалким слизняком, управляемым низменными инстинктами, рабом собственных привычек и рефлексов, жертвой обстоятельств.

Он мысленно сравнивал жизнь с тестом, которое иногда замешивала бабушка: если интенсивно сбивать его, будет хороший, ровный колобок, если же лениться, получится размазня. Со временем он понял, что этот образ не совсем верный. Скорее, жизнь похожа на строительство пирамиды, только кирпичи не зависящих от нас событий падают, как в компьютерной игре «Тетрис», и времени на то, чтобы разместить их более или менее удачно, совсем немного. Бездействовать и искать виновных некогда: чуть зазевался – и получится бесформенная куча. Кирпичики событий заливаются цементом наших оценок происходящего. Если цемент жидок, а мысли наши ленивы и пессимистичны, если мы махнули на свою судьбу рукой, и основание, и вершинка похожи на бесформенные кучи. Но даже и на таком базисе можно построить довольно ровную пирамидку, если вовремя спохватиться. Наши оценки прошлого, как масло, намазанное на хлеб, меняют его вкусовые качества. Пересмотри каждый кирпичик, обточи его мыслями, и окажется, что и он куда-то сгодится. Что бы с нами ни происходило в прошлом, лишь от нас зависит, будем ли мы рассматривать эти события как опыт, урок или как злой рок, с которым бороться бесполезно.

Тамара интуитивно чувствовала в Станиславе внутреннюю силу, исключительность, способность бросить вызов обстоятельствам, которые зачастую ломали не одну человеческую судьбу. В ней самой с детства жило стремление идти наперекор навязываемым со стороны шаблонам, только не умела она направить эту самость, чувство собственного достоинства в нужное русло, а вот Станиславу это удавалось, похоже, с легкостью.

Лишь со временем она узнала, что когда-то он получил тяжелую травму, такое иногда случается со спортсменами, и был прикован к постели, но упорными тренировками вернулся к нормальной жизни, и не просто вернулся, но и с успехом занялся бизнесом. Это после унизительной пенсии по инвалидности, на которую, казалось, был обречен пожизненно! Она восхищалась им, боготворила, признавала заслуженность его лидерства. Так же, как и она, он видел двуличие, противоречивость человеческой натуры, общества. Теперь, казалось, она начала постигать, в чем отличие между ним и ею. Она, не щадя себя, готова была биться головой о стену из-за того, что действительность не соответствовала ее идеалам. Так делают невротики, так поступал Дон Кихот, борясь с ветряными мельницами. Станислав же принял несовершенство мира и людей как данность. Он боролся со своими слабостями, но это было его решение. Возможно, именно потеря здоровья заставила его осознать хрупкость бытия и оценить те резервы, что еще остались. Он не пытался в ущерб себе переделывать мир, не стремился сделать других счастливыми насильно, вызывая их гнев. Он признавал их право жить, потакая своим дурным наклонностям и привычкам. Он давно заметил, как дороги людям их слабости и пороки: злейшим врагом немедленно становится тот, кто призывает от них отказаться. Он же, напротив, научился извлекать пользу из чужих пристрастий и грехов.

… Дмитрий Антонович, наконец, счел возможным выйти навстречу гостю. Источая показное радушие, он приносил шумные извинения:

- Станислав, дорогой вы мой, простите великодушно за ожидание: дела неотложные. Сами понимаете, должность обязывает. Покоя нет и дома: ответственность велика.

- Понимаю, Дмитрий Антонович, и не обижаюсь. Надо и мне когда-то побездельничать.

- Прошу вас, проходите в кабинет. Коньяк, чай, кофе?

- Благодарю. Кофе, если возможно.

Булатов, нажав на кнопку связи с прислугой, сделал распоряжение.

- Как поживаете? – задал дежурный вопрос хозяин.

- Спасибо, великолепно.

- Слышал я, что подружились вы с моей дочуркой?

- Замечательная женщина, умница, красавица. Общение с ней – это истинное удовольствие, - лил светские фразы Сарычев.

Хозяина же интересовало, долго ли продлится эта дружба и с каким, как говорится, результатом, однако прямые вопросы задавать он пока не решался, опасаясь испортить дело. Да и что он мог услышать в ответ? Словам Булатов не очень-то доверял. Пока достаточно было послать сигнал-предупреждение, а выводы предстояло делать другой стороне.

- Да, она – настоящее сокровище, редкой души человек. Вы же знаете, что на ее попечении двое сирот? – продолжил он.

- Конечно. Поступок ее заслуживает всяческих похвал. Не всякий способен на такую самоотдачу.

- Верно, верно, - покачал головой Булатов, выдерживая паузу в разговоре, пока вошедшая с подносом прислуга не вышла из кабинета. – Надо ли говорить, как важно мне, чтобы она была счастлива? Если бы нашелся такой негодяй, который бы не оценил ее или, не дай Бог, обидел, я бы этого человека стер с лица земли, раздавил бы, как комара. Вы меня понимаете?

- Безусловно. – Невозмутимо откликнулся гость. - Ваши отцовские чувства заслуживают всяческого уважения. Думаю, немного найдется людей, способных вести себя столь подло с этой прекрасной дамой.

- Кто знает, кто знает, - Дмитрий Антонович подозрительно осмотрел гостя. Затем улыбнулся широко, и взгляд стал мягче и приветливей. – Ну, а как ваш бизнес? Чем сейчас занимаетесь?

- Практически завершено к настоящему моменту строительство спортивного комплекса в области. Ищу теперь новый достаточно крупный объект, соответствующий моим возможностям и планам. Слышал я, что в нашем городе федеральный онкологический центр собираются строить?

- Губа у тебя не дура, - подумал Дмитрий Антонович. А вслух произнес медленно, пристально глядя Станиславу в глаза: - Средства на строительство выделены немалые, да ведь не всякой фирме такое значимое дело доверить можно.

- Обижаете, Дмитрий Антонович! Моя корпорация прекрасно зарекомендовала себя, не первый год мы успешно работаем, не имея ни малейших нареканий.

- Наслышан, наслышан. Значит, вам хотелось бы теперь трудиться на нашей территории, на благо, так сказать, городских жителей?

- Ну, мы и от областных строек не отказываемся. Вы же понимаете, что любой бизнес должен расти, и это естественно.

- Понимаю. - Дмитрий Антонович выдержал паузу. – Надеюсь, расценки вы знаете?

- Безусловно. Мы вполне готовы к взаимовыгодному сотрудничеству.

- Ну, что же. Как вам известно, дата тендера на первую очередь строительства уже назначена, сообщение об этом размещено в средствах массовой информации. Стоит ли говорить, что, даже одержав победу в конкурсе, можно лишиться права на застройку, если будет нарушено хотя бы одно условие?

Он многозначительно посмотрел на бизнесмена. Тот улыбнулся понимающе и заверил:

- Не сомневайтесь, я вас не подведу.

- Хорошо, - Булатов, посчитав разговор оконченным, встал. Немедленно поднялся и Сарычев. Они крепко пожали друг другу руки.

- В ближайшие дни вам позвонят, будьте готовы, - негромко произнес мэр, провожая гостя до дверей кабинета.

Глава 27

- Итак, Вадим считает, что заказчик – Сарычев Станислав. Весьма возможно, - думала Наталья Павловна. – То, что досье его фирм отсутствовали в сейфе Рукавишникова, вполне можно объяснить. Плел Игорь Николаевич свои сети, как паук, надеялся прижать тестя и собственного начальника, да не предвидел удара в спину.

Ей не составило труда по налаженным уже каналам получить из налоговой службы сведения о том, что одной из фирм Сарычева отказано в возмещении двадцати двух миллионов рублей, и дело в настоящее время находится в суде. Чем не мотив для убийства? А если учесть еще и желание бизнесмена поправить свои дела через Булатова? Не зря ведь намекал Егорушин, что мнение мэра способно влиять на решение судей.

А дело-то, как объяснила ей Софья Павловна, опять спорное. Известно ведь, что на большинстве строек работают нелегальные эмигранты. Соответственно, на работу их никто официально не оформляет. А чтобы получить возмещение налога, создается фиктивный документооборот: генподрядчик нанимает подрядчиков, те привлекают субподрядчиков, и так вплоть до фирм-однодневок, которые возвращают наличными перечисленные им денежные средства, и эти деньги идут на взятки и оплату труда гастарбайтеров. Инспектор доказал, что подставные субподрядчики не могли выполнить те работы, возмещение по которым из бюджета Сарычев хочет получить. Призванные подтвердить их выполнение документы подписаны неизвестными лицами за директоров, на деле ведущих асоциальный образ жизни, то есть подписи поддельные. Коли так, то и документы недействительны, и возмещение по ним не положено, как прямо указано в Налоговом кодексе. Однако существует решение чуть ли не Высшего арбитражного суда, указавшего в аналогичной ситуации, что здание все же построено, значит, налоговая инспекция неправа. Такая вот заковыка, возможная только в коррумпированном обществе, наверное! Значит, с кем-то будут поступать в соответствии с Налоговым кодексом, а с кем-то – «по понятиям», ссылаясь на судебный прецедент. Опять нет однозначности, и тут-то вполне может пригодиться мнение мэра.

Наталья Павловна, вопреки воле Чесухина, заказала-таки в архиве давнее дело о покушении на Булатова. Так или иначе, но убит член его семьи. Хотя бы взглянуть на материалы не помешает на досуге, раз уж всплыл во время следствия этот факт. Она была дамой въедливой, обращала внимание на многие мелочи, не жалея на них даже своего личного времени. А как иначе? Если бы она не любила своей работы, то могла бы «заколачивать бабки» где угодно, и таких людей, гоняющихся исключительно за заработком, толпы. И все же не может человек существовать без увлечений. Кто с тоскою отбывает трудовую повинность, обязательно имеет хобби и тратит на него личное время, не жалея. А хобби для Натальи Павловны было распутывание сложных дел.

Байбеко в паспортном столе раздобыл фотографию Осипа Вороны. Ее предъявили Софье Петровне, и она узнала убийцу. Признал его и свидетель по делу о покушении на Семенухину. Сомнений больше не было: Осип являлся тем самым киллером. Оставалось найти его, и любые сведения о нем сейчас могли оказаться полезными. Собственности никакой за ним, кроме квартиры, в базах не числилось. Родился он на другом конце страны, там, наверное, и родственники остались.

Наталья Павловна лично прошлась по соседям Вороны, ведь Петр просто беседовал с ними, протоколов не составлял. Ничего существенного не выяснила: соседи в многоквартирных домах теперь редко общаются, в лучшем случае знают друг друга в лицо.

Она решила снять показания и с бывшего сослуживца Осипа Афанасьевича, Сенцова Михаила Ивановича, вызвала его на допрос. Спрашивая о формальных вещах, уже почти и не надеясь обнаружить ничего важного, поинтересовалась, как и положено, не было ли в поведении Осипа в последнее время чего-то странного, необычного.

Сенцов задумался, припоминая.

- Странного ничего я не заметил, только на последнем дежурстве он не отгадывал кроссворды, как раньше бывало, а читал объявления.

- А вы не спросили его, что он ищет?

- Спросил, даже заглянул через плечо. Он изучал объявления о съеме дачи на лето. Пояснил, что сыну нужен свежий воздух. Ну, я и подумал, что он хочет снять жилье неподалеку от работы, чтобы не мотаться каждый день в город. – Тут Михаил хлопнул себя по лбу: - Эх, я дурак, совсем забыл про это! Только почему же он работу бросил? Можно ведь было отпуск оформить.

- А какая это была газета?

- «Из рук в руки», точно.

- Хорошо. А теперь скажите мне, пожалуйста, на кого вы работаете?

- Хозяин – Сарычев, а оформляет трудовой договор бухгалтерия с разными фирмами, я и не вникаю особенно. Да и все так. Приносят иногда задним числом какие-то приказы о переводе, мы и подписываем.

- А кому вы подчиняетесь? Есть непосредственный начальник?

- Ну да, это всегда один человек - Ромашин Филипп Александрович, начальник службы безопасности.

- А вы всегда строительные объекты охраняете?

- В основном, да. Но в принципе, могут и в командировку послать, охранять особо важных людей или сопровождать груз. По-разному бывает.

- И оружие вам выдают?

- Ну, - замялся Михаил, явно опасаясь сболтнуть лишнего, - вы бы про это лучше с Филлипом Александровичем поговорили.

- А Осипу Вороне как же могли оружие доверять? У него ведь со зрением вроде проблемы были? – засомневалась Наталья Павловна.

- Ничего подобного. Зрение у него отличное, и стреляет он метко, несмотря на то, что один глаз в Чечне потерял.

- Снайпером, что ли, был?

- Да я не знаю точно, он и не рассказывал ничего, а только стрелок он классный, однозначно. И вообще, правильный он мужик, надежный.

После ухода свидетеля Байбеко раздобыл несколько старых номеров газеты «Из рук в руки», и они вдвоем с Натальей Павловной засели за телефон, обзванивая авторов объявлений. К концу дня им повезло: нашлась дача, которую месяц назад снял мужчина с грудным ребенком. На задержание преступника вскоре выехал наряд полиции с копией фотографии на руках.

Глава 28

Софья Петровна уже больше двух недель провела дома, взаперти, с плотно задернутыми занавесками. Всю солнечную погоду пропустила. А теперь в середине лета заладили унылые осенние дожди, и в щель меж шторами, через которую она временами пыталась рассмотреть мир, видны были лишь серое небо, капли на стеклах да лужи во дворе.

- Пожалуй, я нахожусь гораздо в более строгой изоляции, чем высокопоставленные воры, помещенные под домашний арест. Но ничего, в отличие от них, на нарушение своих прав не жалуюсь, - с определенной долей иронии размышляла она.

Все это были житейские мелочи по сравнению с главным событием: Виолетта принесла заключение экспертизы, что Денис с вероятностью в девяносто девять процентов является отцом Танечки.

Софью то охватывала бурная радость, и она с нетерпением ждала возвращения внучки с отдыха, то она тревожилась, сумеет ли наладить с ней отношения, то винила себя за вмешательство в жизнь сына. Если бы он тогда женился, девочка знала бы своего отца, а он не чувствовал бы себя таким одиноким, как сейчас. И даже если бы им с Катей предстояло пережить развод, он чувствовал бы ответственность за дочь, общался бы с ней. И не было бы в его жизни той роковой случайной связи… Хотя неизвестно, может, заразили его в зубном кабинете, например? Да что толку гадать, предполагать, сожалеть! Он мог изменить жене и случилось бы то же самое! В жизни, как и в истории, нет сослагательного наклонения.

И опять она волновалась, ожидая сына: он обещал навестить ее после работы. Она перебирала старые фотографии. Денис очень изменился в последнее время: теперь к лицу его прилипло унылое выражение, уголки рта вечно были опущены книзу, и от носа к ним спускались две скептические складки - заранее готовая реакция на любое событие. Ничто, казалось, не могло уже вернуть ему радость и легкость, присущие детству. Как больно было понимать это!

Как ни старалась Софья Петровна ободрить его, получалось только хуже. Все свободное время он проводил дома: лежал на диване, тоскуя, либо сидел за компьютером, когда становилось лучше. Сеть давала ему иллюзию общения. Матери оставалось лишь контактировать с сыном исключительно по бытовым вопросам: сготовить ему еду, прикупить продуктов, постирать. И ни о чем не расспрашивать, не упрекать, ничего не советовать, чтобы не разбередить ненароком его депрессию. Вот когда поняла Софья, что такое горе от ума! Иной печенку свою пропивает, наркотики глушит и ни о здравии своем, ни о бренности бытия ничуть не задумывается, а другой изводит себя поисками смысла жизни так, что и не живет вовсе, а мучается.

Как повлияет на Дениса известие о Татьянке? Она уже не была уверена, что эта новость придаст ему сил.

- И все же он имеет право знать, - уговаривала она себя.

Когда сын явился, она, в первую очередь, накормила его. Насытившись, он засобирался уходить. И тут она объявила, что им надо серьезно поговорить.

- Мам, давай не будем.

- Ты даже не хочешь узнать, что я хочу тебе сказать?

- Да знаю я все, у меня давно аллергия на твои нравоученья!

Он уже выскочил в прихожую, сейчас хлопнет дверью – и привет!

- У тебя есть дочь! – бухнула Софья Петровна, забыв о своем намерении начинать беседу исподволь.

- Что? Какая дочь? Ты с ума сошла?

- Как ты разговариваешь с матерью? – возмутилась Софья Петровна, чувствуя, что диалог под воздействием эмоций упрямо сползает к пустой ссоре. И, взяв себя в руки, сказала почти спокойно: - Вернись, сядь. Я сейчас все объясню.

Денис неохотно пошел обратно в комнату, примостился на краешке стула, готовый немедленно сорваться и убежать.

- Ты меня прости, сын. Я всю жизнь переживала, что тогда, с Катериной, так все получилось.

Он дернул головой, отворачиваясь, видно, тема была болезненной.

- У Кати после этого дочка родилась, и я ее недавно разыскала. Ничего тебе про это не говорила, не хотела травмировать зря. Ведь я сомневалась, ты ли ее отец.

Денис молчал, напряженно глядя перед собой. Софья Петровна боялась взрыва.

- Я сделала генетическую экспертизу, и по ее результатам отец девочки – ты. Ее Татьянкой зовут, ей двенадцать лет сейчас.

Денис безмолствовал, и это пугало.

- Катя потом еще одного ребенка родила, мальчика, их сейчас чужие люди взяли в свою семью.

Денис вскинул голову, непонимающе глядя на мать.

- Катя умерла от передоза наркотиков, дети попали в приют, а пару лет назад их усыновили, - пояснила она.

- Катя умерла, - эхом отозвалось в Денисе. Его первая любовь. Умерла потому, что он ее предал. Умерла давно уже, а он не знал. Она умерла, а он вот пока жив, трясется за свое драгоценное здоровье. Трус, предатель, ничтожество. Дочь – зачем она? Какой из него отец?

- Зачем? – тихо произнес он. – Кто тебя просил?

Софья добавила осторожно:

- Она на Катю похожа. И на тебя тоже. Это наш родной человечек, и ей одиноко, плохо. Ее не любят в приемной семье. Денис, подумай, может быть, мы с тобой попробуем сделать ее счастливее?

Похожа на Катю. Красивая, наверное. И на него тоже. Неужели и на него тоже? Вот бы посмотреть! Денис как будто оттаивал потихоньку.

- А у тебя нет ее фотографии? – спросил он, и сердце матери затрепетало надеждой:

- Пока нет, сынок. Татьянку по путевке в детский лагерь на море отправили.

- А почему ее не любят? Кто?

- С приемной матерью у нее конфликт, а приемного отца убили недавно.

- Убили? Это того налогового начальника?

- Ну да.

…Весь вечер мать и сын мирно беседовали и даже робко пытались строить планы на будущее. Казалось, впервые за долгие годы в их отношения возвращаются понимание и прощение.

Глава 29

Июль две тысячи тринадцатого выдался на редкость сумрачным и дождливым. Плотные серые облака висели над европейской частью России, не позволяя горячему солнцу выглянуть хоть на минутку, чтоб отогреть землю и людей. Грохотали грозы, шли бесконечные ливни, в далеких деревнях то и дело отключался свет. Воздух был влажным, как непросохшее белье. Хорошо, что Осип надолго запасся подгузниками и детским питанием.

Сидя возле кроватки сына, он с непривычной нежностью смотрел на младенца, спящего на боку. В уголке рта засыхала капля молочной смеси. Одна из пухлых щечек покоилась на маленькой плоской подушке, вторая нависала над приоткрытым ротиком и наплывала на малюсенький носик, на котором уже сейчас заметна была горбинка. Горбинку отделяла от крутого безбрового лба глубокая кожная складка, круглые темные отцовские глазки были прикрыты чуть красными веками.

Ворона Осип Осипович, издание второе, переработанное, измененное к лучшему. Его жизнь обязательно будет счастливой. Отец сделает для этого все возможное и невозможное.

Он представил-вспомнил себя маленьким в детских яслях-пятидневках. Чужие торопливые руки недовольно пеленали его, мокрого - ему казалось, что он и теперь ощущает раздражение взрослых. Позже, года в три, наверное, его обкаканную ночью попку мыли над тазом, с большой неприязнью ругая ее обладателя за испорченные простыни, а он поминутно проваливался в сон, и голова свисала в чужих руках безвольно, и ножки подгибались, а нянька злилась и трясла его: ей тяжело было держать мальчика на весу.

Мать его была председателем профкома, и устроить сына в ясли не представляло проблемы. Она работала чертежницей в научно-исследовательском институте, а вечерами еще и мыла полы там же по совместительству.

Она растила его в одиночку, а от отца, которого он и не видел никогда, досталась ему только фамилия, ее он всегда стеснялся. Ровесники дразнили его, да и похож он был на настоящую ворону: с торчащими, как взъерошенные перья, непослушными черными волосами, худой, с большим острым носом и круглыми любопытными глазами практически без ресниц. Он и голову склонял набок по-птичьи, когда рассматривал что-то. Сначала он плакал в ответ на дразнилки, но быстро научился крепко сжатым кулачком бить обидчиков в лицо без предупреждения, за что не раз отправляли его воспитательницы в угол.

Видно, очень досадил отец бывшей супруге, так что ее ненависть распространялась каким-то образом и на его отродье, Осю, как две капли воды похожего на родителя. И как только мальчик делал что-то не так, мать тянула противным голосом, презрительно скривив губы: «Па-а-почка родимый!», намекая на сходство сына с подлецом-папашей.

На работе мать уважали: она и трудилась исправно, и активисткой была, и сына растила, и за собой следила. Выглядела она всегда великолепно, имела стройную фигурку, занималась лыжами, гимнастикой, ходила в бассейн, участвовала во всех спортивных соревнованиях, проводимых в институте, и не раз завоевывала для своего отдела почетные призы. Такая интересная женщина имела, безусловно, успех у сильного пола, и, отправляясь на выходные домой, Ося не чувствовал, что его там ждут: мать была занята очередным кавалером и собой. Материальный достаток в семье присутствовал, а вот что такое душевное тепло, Осип не ведал.

Уже подростком, случайно забежав по делу к однокласснику Гоше, с которым и не водился прежде, он попал на семейный ужин, и его гостеприимно усадили за общий стол, где дружно стучали ложками и бабушка с дедом, и родители с детьми, и тетушки, и дядьки - огромная семья. Какая-то особая атмосфера доброжелательности, взаимной заботы и внимания охватила его, приняла, как своего. Он с этого момента начал внимательно присматриваться к Гоше и с удивлением обнаружил, что парень не стыдится гулять по улице вместе с родителями, и общение с ними привлекает его куда больше, чем со сверстниками. Он завидовал Гошке, но понимал, что его собственные отношения с мамой пересмотру не подлежат – всегда будет так, как сложилось. И тогда он сказал себе, что построит когда-нибудь свою семью, где будут царить взаимопонимание и доброта, где никто не почувствует себя одиноко.

А жизнь тем временем катилась сама по себе, и он совсем позабыл о своих фантазиях, когда его забрали в армию и отправили в Чечню снайпером.

Чтобы снайпером быть, надо железную выдержку иметь, о цели думать, как о фигурке в тире, эмоциям не поддаваясь. Если ты не убьешь, то убьют тебя. Задумываться о виновности или невиновности того, у кого ты отнимаешь жизнь, противопоказано. Кто побывал на войне, научился убивать, становится другим человеком, и не надо бы никому проходить такую школу смерти, да только те, кто войны развязывает, живут совсем в другой реальности.

Потеряв глаз в Чечне, Осип из армии комиссовался, но домой на Дальний Восток не поехал, а отправился в один из городов центральной России, куда позвал его боевой товарищ. Не сразу он нашел свое место в новой жизни, наконец, устроился охранником, как многие бывшие бойцы, и однажды в затрапезной забегаловке, куда заскочил перекусить, встретил раздатчицу Ларису. Влюбился, женился, квартиру снял, работу нашел лучше оплачиваемую.

Ларисе с родителями совсем не повезло: оба пьянствовали беспробудно, и она сбежала от них сразу после школы. Зато вдвоем они были совершенно счастливы, как две половинки, нашедшие друг друга. Так редко бывает, но они практически и не ссорились никогда. Лет десять жили для себя, в любви и согласии, сроднились, денег подкопили, машину взяли с рук, квартирку приобрели в кредит, хоть и маленькую, но свою. Когда Лариса объявила ему, что он скоро станет отцом, сердце Осипа, обычно немногословного и скупого на внешнее проявление эмоций, дрогнуло. Показалось, сбывается его подростковая мечта.

… В тот день они поехали в загородный торговый центр за коляской и кроваткой. Лариса дохаживала последние недельки, все было отлично, и ей хотелось самой выбрать вещи для малыша. Они уже возвращались с покупками домой, когда тяжелый джип вдруг выскочил навстречу. Осип не успел уклониться от удара…

…Она нагнулась, прикрыв собою ребенка. Спасла его ценою своей жизни. Перед его глазами вновь встало ее изуродованное, залитое кровью лицо, вдавленные внутрь головы волосы…

Теперь его очередь. Он не мог отдать малыша в чужие руки. А чтобы поднимать его самому, нужны были деньги. Половину зарплаты забирал банк в счет погашения кредита. Товарищ, зная его ситуацию, предложил дело и хорошую оплату: понадобились его снайперские навыки. Показалось, что это единственный выход. Он убивал не просто так - во имя сына. Все прошло удачно, и с деньгами товарищ не обманул. Только позвонил вскоре и срывающимся голосом предупредил, что заказчик приказал избавиться от исполнителя, потому что его фоторобот уже в руках полиции. Ворона и сам понимал, что так иногда случается. У него все уже было готово к тому, чтобы исчезнуть на время.

Деревенька, которую он нашел, была вымирающей, глухой. Здесь не существовало полиции, почты, даже врача. Продуктами торговал местный житель-предприниматель. Осип рассчитывал перекантоваться тут до поздней осени, а потом, когда бандиты и банк про него забудут, уехать на родину, к матери. Как бы то ни было, она ведь не отказывалась от него, заботилась, как умела. Родителей не выбирают. Вполне возможно, обрадуется ему и поможет растить внука.

Он надеялся, что полиция не сумеет его вычислить, ведь фоторобот – ерунда, похожих людей много. Когда из окна он увидел подъехавший к дому полицейский автобус, удивился, но сопротивляться не стал, чтобы не напугать сына. Сам вышел навстречу и попросил не шуметь, потому что ребенок спит.

Глава 30

Софье Петровне, наконец, сообщили, что опасность миновала, убийца арестован. На смену добровольно-принудительному заключению в собственной квартире пришла пьянящая свобода. Холод и дожди к концу июля вновь сменились жарой и грозами, и сверкающие капли с зеленой листвы летели прямо на головы веселых прохожих.

Уже два дня Софья Петровна ждала звонка от внучки, а его все не было. Она вновь направилась к коттеджу Рукавишниковых. Безрезультатно протоптавшись у забора весь день, она привлекла внимание охранника, который вышел, чтобы прогнать ее прочь. Не вникая в сбивчивые объяснения женщины, он пробурчал, что господ в коттедже сейчас все равно нет. Девочка еще на отдыхе, а хозяйка уехала с малышом к отцу. Ей ничего не оставалось, как убраться восвояси.

Дома она вдруг подумала, что у Натальи Павловны должен быть телефон вдовы. Раздобыв заветный номер, Софья Петровна позвонила Тамаре. Счастливый женский голос промурлыкал: «Слушаю!»

- Тамара Дмитриевна, это вас беспокоит родная бабушка Танечки.

Повисла долгая пауза, и только слышен был невнятный детский лепет на том конце. Наконец, Тамара, принявшая ее, видимо, за бабушку со стороны лишенной родительских прав матери, спросила сухо:

- Что вам угодно?

- Нам с вами срочно надо поговорить по очень важному поводу.

- Какому?

- Я должна вам показать один документ.

- Зачем?

- Вам не следует мне отказывать, иначе нам придется разговаривать уже в суде, - поспешила заявить о серьезности своих намерений Софья Петровна.

- В суде! - возмутилась собеседница. - Да вы же лишены судом каких бы то ни было прав на детей!

- Речь идет только о Татьянке, - пояснила бабушка.

Тамара озадаченно смолкла. Наконец, она сказала:

- Я буду ждать вас завтра в одиннадцать в моем коттедже на Урожайном.

На следующий день Тамара встречала Софью Петровну в своей гостиной с личным юристом и охранником.

Хозяйка пригласила гостей присесть за массивный стол из темного дерева, со стеклянной матово-белой поверхностью. Охранник тяжелой статуей застыл возле дверей. Неловко протиснувшись между столом и тяжелым стулом с выгнутой спинкой, гостья устроилась на бархатном пружинном сиденьи и молча протянула Рукавишниковой копию экспертного заключения.

Нахмурившись, та пару раз прочла содержание, передала юристу. Он попросил на минуту оригинал и, изучив его, кивнул согласно – не подделка.

- Нас не предупреждали, что отцы у детей разные, - задумчиво протянула Тамара. – И как вы предлагаете теперь поступить?

Софья Петровна намеревалась забрать внучку навсегда, она не доверяла этой представительнице чуждого сословия. Один тот факт, что та смогла надеть на голову ребенка помойное ведро, вызывал жгучую ненависть бабушки. Наталья Павловна сказала, что арестован киллер, но заказчиком, по мнению Софьи Петровны, вполне могла быть эта избалованная дамочка, ее любовник или отец. Какая разница? Девочку надо было спасать, но действовать нужно хитро, чтобы не спугнуть преступников, обладающих властью и большими возможностями. Прежде всего, следует завоевать доверие и любовь внучки, а для этого нужно общение, дружба с ней. Она сделает вид, что не имеет ни малейшего представления об отношениях Тамары с приемной дочерью.

- Мне хотелось бы, - начала Софья Петровна, - познакомить Танюшу с ее родным отцом. Она только что потеряла приемного, и обретение родного человека может стать для нее утешением. Мы хотим дать ей искреннюю заботу, чем больше любящих людей возле нее, тем лучше. А пока прошу лишь разрешения общаться с ней.

- Пока? А что потом? – нервно спросила Тамара.

Она была бы рада избавиться от сложного подростка, оставив себе только Ярика, но не знала, возможно ли это, и предпочитала делать вид, что привязана к ребенку.

- Теоретически мы рады были бы, конечно, взять над ней опеку, - осторожно сказала бабушка.

- Но ваши материальные возможности недостаточны, - напомнила Тамара.

- Конечно, наши доходы невысоки, но искренняя любовь компенсирует все, - живо возразила Софья Петровна.

- А почему с вами не пришел отец девочки? – поинтересовался юрист.

- Да потому, что он пока с дочкой не виделся даже. Им надо познакомиться, а жизнь покажет, что для Танечки лучше. Мы бы и сами не хотели обращаться в суд. Просим лишь дать девочке возможность видеться с родственниками. Кстати, где она сейчас?

- Мы оплатили ей еще одну смену, - пояснила Тамара. - Сами понимаете, что длительный отдых на берегу моря полезен для ее здоровья, ей нужно время, чтобы смириться с потерей.

Немного подумав, она добавила:

- В принципе, я не имею ничего против ее общения с вами. Естественно, если вы не будете восстанавливать ее против меня.

Она вопросительно взглянула на юриста, и тот одобрительно кивнул.

- Конечно, - согласилась с нею радостно Софья Петровна. – Я и сама не хочу травмировать внучку. Ей и так досталось, бедняжке! А когда она должна приехать? Можно ли мне ее встретить?

- Смена заканчивается восемнадцатого августа. Вы звоните мне накануне, и мы обо всем договоримся, - Тамара поднялась, давая понять, что встреча окончена.

Софья Петровна летела домой на крыльях новой надежды. Все складывалось удачно: скоро она сможет общаться с Татьянкой, не скрываясь от ее приемной матери. Она уже думала о том, как познакомить девочку с ее родным отцом, представляла себе их счастливо изумленные лица. Возможно, жизнь Дениса все-таки наладится, обретя смысл.

Глава 31

Допрос Осипа Вороны вела Наталья Павловна, капитан Чесухин и Петр Байбеко тоже захотели присутствовать.

Киллер – слово, пришедшее к нам из американских боевиков. Нечто вроде робота-убийцы. Человек, сделавший «устранение» сограждан своей профессией. Не было у нас такого раньше, а появились в частных руках большие и легкие деньги, добытые не своим трудом, общество закрыло глаза на пути, которыми эти деньги идут к своему владельцу, и – нашлись люди, которые выполняют для богатеньких неприятную работу по уничтожению конкурентов, обидчиков, соперников – «ничего личного, всего лишь бизнес».

Кто эти люди? Антисоциальные типы из учебника по психологии? Такая личность, получив в детстве, как заверяют психологи, травму, отключает способность испытывать эмоции, сопереживание. Она видит в окружающих только врагов и спешит их использовать в своих целях раньше, чем они использовали ее. Удобно сваливать все проблемы на раннее детство.

Но Осип Ворона любил своего ребенка, погибшую жену. Он хотел иметь крепкую семью, жить по закону, заботиться о близких. Даже если мать и не слишком любила его, он все же стремился восполнить дефицит этого чувства в своем окружении, и некоторое время ему это удавалось. Даже несмотря на то, что государство использовало его душу и здоровье для своих целей, научило убивать, не задумываясь, а затем швырнуло за ненадобностью, чтобы выживал, как сможет.

Жизнь непредсказуема, и случилось в их семье несчастье - погибла жена, он остался один с новорожденным младенцем на руках. Разве общество не обязано помогать согражданам, попавшим в тяжелую ситуацию? Но все упирается в недостаток финансирования. В деньги, которые разворовываются миллионами новых «хозяев жизни», в наше терпимое к этому отношение.

Отказавшись от сына, Осип прокормил бы себя и осилил бы ипотеку, но одновременно растить малыша было невозможно. Разве не общество поставило его в условия трудного нравственного выбора? Почему оно не помогает таким семьям?

Подруга дочери Натальи Павловны, перебравшаяся с маленьким сыном в Швецию, получила там бесплатного психолога на дом, как только заявила, что при воспитании шестилетнего ребенка у нее возникли проблемы. Нам до такого уровня заботы о людях, как до звезд – лететь десятки жизней. Наталья Павловна вздохнула: жалость к убийце – совсем не подходящее чувство для следователя, обязанного быть беспристрастным.

Осип признался в убийстве Рукавишникова, а когда его прижали показаниями свидетеля, и в покушении на убийство Софьи Петровны, поджоге ее дачи.

- А пенсионерку-то вам не жалко? Чем она-то перед вами провинилась? – спросила Наталья Павловна.

Осип усмехнулся:

- Зачем спрашиваете? Любой на моем месте поступил бы так же. Тем более, она свое пожила, в отличие от моего сына. Вот видите, она осталась жива, и в результате – я здесь, а мой ребенок – сирота.

- Ну, насчет любого вы загнули, - заметил Байбеко. – Иные жизни свои отдают за других.

- А что ты про это знаешь? – вспыхнул Осип, сжимая кулаки. – По тебе видно, что воевать не приходилось.

- На моей работе риску не меньше, - возразил оперативник.

- Так, все успокоились, - повысил голос Чесухин. – Споры здесь неуместны, Петр.

- Назовите имя человека, заплатившего вам за убийство, - продолжила допрос следователь.

- Зачем? Я друзей не сдаю. Готов ответить за все один.

- Вы-то готовы, но это будет несправедливо, - возразила Наталья Павловна. – И у вас нет мотива. Мы должны расследовать дело вплоть до заказчика.

- Мой товарищ был лишь посредником.

- Почему вы так думаете? – попросил уточнить Чесухин.

- Да потому! Он говорил, что у него «есть заказ», - пояснил Осип. – Мне он предложил эту работу только по дружбе, зная, что … - Осип замолчал, не желая лишний раз словами касаться гибели Ларисы. - Ну, в общем, зная, что у меня нет денег на няньку для сына. Я так понял, что он мог найти и другого исполнителя, но решил выручить меня. А иначе, возможно, взялся бы и сам, откуда мне знать!

«Даже если Ворона назовет имя приятеля, вполне может случиться, что тот будет все отрицать или возьмет вину на себя, и такое бывает, когда деньги решают все. Смертная казнь отменена, и люди рискуют только сроком, но и его можно сократить умеючи», - подумала Наталья Павловна.

- Как только тот, кто заказал убийство Рукавишникова, узнает, что вас арестовали, он устранит посредника, - попробовала убедить она подследственного. – Если вы хотите вернуться к сыну как можно раньше, то должны помочь нам. И этим спасти своего друга от смерти.

- Что вы предлагаете? – насторожился Осип.

- Я уже распорядился, чтобы все, кто присутствовал при вашем аресте, молчали, - заявил Чесухин. – Будем надеяться, что у бандитов нет информаторов среди этих людей. Думаю, вам нужно вернуться в свою квартиру, как будто вы там что-то забыли. Пусть в окнах горит свет, но занавески задерните. Те, кто вас ищет, должны обнаружить себя. Даже если они и не ведут сами наблюдения за квартирой, то наверняка наняли какого-нибудь алкаша из соседей, чтобы докладывал им, если в квартире кто-то появится. Конечно, это риск, но мы дадим вам бронежилет и будем рядом.

- Ну, что же. Я согласен, если вы обещаете мне скостить срок и не валить всю вину на посредника, - сказал Осип, немного подумав.

- Обещаем, - энергично заверил его Чесухин.

- И еще: нам нужен номер телефона посредника, - добавил Петр Байбеко. - Попробуем отследить его местонахождение и звонки. Как только вы появитесь, он, вероятно, будет звонить заказчику.

- Хорошо, я дам номер.

- Так скажите же имя вашего друга, - напомнила Наталья Павловна.

- А вы точно его не арестуете сейчас? Друзей подставлять я не привык.

- Да нет же. Нам нужно выйти на настоящего заказчика, - пообещал Вадим Сергеевич.

- Волков Илья.

- А отчество?

- Не знаю, - растерялся Осип. – Илюха, и все.

- А возраст?

- Да мы вроде с одного года.

- Кем он работает и где?

- Да он тоже охранник, но фамилию хозяина своего не называл никогда, типа, секрет. Да и для чего мне расспрашивать?

- Какие же вы друзья, если ничего не знаете друг о друге? – удивился Петр.

- Мы вместе воевали, жизнь он мне спас, и этим все сказано. Там человек раскрывается так, что большего и не надо.

- Тогда, может, адрес его назовете?

- Раньше он комнату снимал в Плотничном переулке, а потом мы редко встречались, в кафе или еще где, обычно по телефону созванивались предварительно. Он с бабой какой-то жил, у меня жена, так что в гости не ходили, женщин не знакомили, зачем?

- А номер дома вы помните?

- Нет, - покачал головой Осип. – Хотя на месте нашел бы.

Байбеко подошел к компьютеру, открыл программу с планом города:

- Покажите этот дом.

Осип долго морщил лоб, щурил единственный глаз, потом ткнул заскорузлым пальцем в экран:

- Вот он. Номер квартиры не помню, этаж – второй.

Глава 32

Протиснувшись сквозь частокол припаркованных возле рынка автомобилей, Софья Петровна уперлась взглядом в знакомую фигуру подруги, с видимым усилием волочившей к остановке две тяжеленные сумки.

- Ох, Виля, ну почему ты не пользуешься машиной зятя? – приветствовала она ее укоризненным вопросом. – Смотри, опять радикулит скрутит! Неужели снова на всю семью продукты на общественном транспорте повезешь?

- Да я и не собиралась много покупать, так, по пути прихватила. Все натуральнее, чем в торговых центрах, где молодежь затаривается, - отмахнулась Виолетта, с облегчением поставив ношу на асфальт. – Я сюда котят сдаю, не могу их топить. Коломбина после весеннее-летней вольницы каждый раз котится, замучила уже. В городе-то мы ее на улицу не пускаем, ну, а на даче она добирает свое.

- И почем платят?

- Шутишь? Я приплачиваю, чтобы взяли. По сто рублей за котенка. Сейчас только на породистых мода, а обыкновенные никому не нужны.

- А я вот за мясом свежим приехала, хочу гуляш приготовить с молодой картошечкой. Вечером Танюшку буду с Денисом знакомить, - сообщила Соня радостно.

- Да ты прямо светишься вся, - улыбнулась Виолетта. – Ладно, пойду я, удачи вам!

И она, подхватив сумки, затрусила вперевалку к троллейбусной остановке.

… К приходу внучки Софья Петровна уже с ног валилась от усталости, зато успела выполнить все, что планировала: и порядок навела, и обед вкусный приготовила. Очень ей хотелось, чтобы девочке у нее понравилось. Кухня была наполнена ароматом свежеприготовленного мяса, картошка томилась на медленном огне, закипал чайник, торт со взбитыми сливками и клубникой скромно ожидал своей очереди в сторонке.

Танюшка не опоздала, пришла минута в минуту. Загоревшая, подросшая, немного настороженная. Постепенно девочка освоилась, расслабилась, увлеченно щебеча о лете, море и новых друзьях.

- Ты, знаешь, бабушка, я влюбилась, - вдруг поведала она доверительно. - Хочешь, покажу его фотографию? У тебя есть интернет?

Она уверенно села за компьютер, пощелкала быстро, как умеют только молодые, клавишами и через пару минут восторженно выдохнула:

- Гляди, вот он!

На Софью Петровну с экрана смотрели огромные карие глаза. Волнистые каштановые кудри, тонкий с горбинкой нос, упрямый изгиб полных губ, черные брови вразлет.

- Да, хорош! – оценила бабушка и осторожно спросила: - Он не русский?

- Армянин из Москвы, - беспечно ответила Таня. – Мы переписываемся. Я всегда буду его любить, всегда!

Софья Петровна украдкой вздохнула: юность не знает сомнений и полутонов.

Танюшка прошлась по квартире, посмотрела с бабушкой фотоальбом.

- Вот это твой дедушка Коля. Хороший он был, добрый. Умер, когда еще тебя на свете не было, - поясняла Софья Петровна. – А это наше свадебное фото. Видишь, какие мы были молодые?

- Красивые, – задумчиво протянула Таня. - А это ваш сын? – она ткнула пальчиком в портрет Дениса.

- Да, это твой папа. Здесь ему двенадцать, как и тебе сейчас.

- Мне тринадцать исполнилось две недели назад, - возмущенно возразила девочка.

- Прости, дорогая, я оговорилась. Конечно, я помню. А подарок вручать будем тебе вместе с папой, он скоро придет.

Слово «папа» неприятно царапало Татьянку. Они даже незнакомы, а она уже – «папа». Она привыкла называть так совсем другого человека…

- Это фотография со школьной Доски почета, - продолжала Софья Петровна. - Он всегда учился только на отлично. А вот тут он уже взрослый, - она перевернула несколько листков альбома.

Таня внимательно смотрела на чужое лицо и не чувствовала ничего. Раздался звонок, и бабушка засуетилась, засеменила в прихожую.

- И чего она так волнуется? – подумала девочка.

Сейчас она увидит своего отца. Тане стало страшно, что она не сможет полюбить его.

В комнату неловко вошел худощавый бледный мужчина. Ни улыбки, ни шуток. Грустный какой-то, но красивый. Совсем не такой, как папка. И намного моложе его.

- Привет, - сказал он негромко, смущаясь, как ровесник.

- Познакомьтесь, - шумно задвигалась бабушка. – Танечка, это твой папа, Денис. Садитесь к столу, сейчас будем обедать.

За столом разговор крутился лишь вокруг приготовленных блюд. Бабушка почти ничего не ела сама, только подкладывала гостям. Таня молчала, украдкой наблюдая за новой родней. Все ей казалось непривычным. Не было в этой семье счастья, непринужденности. Тревога гнездилась в бабушкиных глазах. Но ведь и сама Таня одинока, несчастлива. Может, потому и они такие? Какие тайны от нее скрывают? Девочка решила взять нить разговора в свои руки.

- Бабушка, - спросила она, избегая обращаться к отцу. – Если мы родные, то почему столько лет не знали ничего друг о друге?

Наступила пауза. Денис молчал, пряча глаза.

- Это моя вина, детка, - самоотверженно заявила пожилая женщина. – Мне не понравились твои бабка с дедом. Пьянствовали они. Я и подумала, что мама твоя не любит моего сына, что они просто хотят его использовать, чтобы перебраться из деревни в город.

- А вы любили мою маму? – Таня требовательно заглянула в глаза Денису.

- Любил. Очень любил, - ответил он, отводя взгляд в сторону.

- Тогда почему не защитили ее, почему предали? Я бы никогда не дала своего любимого в обиду, - заявила Таня. Она уже знала, о чем говорит.

- Ты извини, мне надо срочно уйти. Я вспомнил. Неотложная работа, - Денис, опрокинув стул, выскочил в прихожую.

- Деня, подожди! – вскрикнула Софья Петровна, но входная дверь уже захлопнулась.

Глава 33

Петр Байбеко вместе с парой полицейских засел в квартире Осипа. Пробирались туда тихо, ночью, не включая свет. Осип открыл дверь своим ключом.

А Наталье Павловне поручено было выяснить, кто такой Волков Илья. По адресу, указанному Осипом, она обнаружила лишь внука старичка, сдававшего когда-то одну из комнат постояльцам, чтобы хоть как-то прожить на свою мизерную пенсию. Деда похоронили недавно, так что ниточка оборвалась.

Она отправила запрос в военкомат, призвавший на службу Осипа, попросила прислать список его сослуживцев. Однако на быстрый ответ рассчитывать не приходилось.

А сколько Волковых нашлось в городе по различным базам! Из них два Ильи, но других лет рождения. А что, если искомого Ильи нет ни в телефонных базах, ни в базах собственников? Если он по-прежнему снимает квартиру? Тогда безнадега.

Она запросила в налоговой службе списки работников фирм, принадлежащих Сарычеву, очень просила подготовить срочный ответ. Результат не оправдал ожиданий: Волков Илья в действующих фирмах предпринимателя Сарычева никогда не работал.

Между тем ей позвонили из общего отдела: из центрального архива по ее запросу наконец-то поступило давнее дело о покушении на Булатова. Наталья Павловна немедленно отправилась получать заветную папку.

Подшивка оказалась совсем не пухлой. Полистав ее, следователь не нашла ничего интересного, кроме фамилии предполагаемого киллера, застреленного при задержании – Акифьев Андрей Семенович.

У нее вдруг дыхание перехватило от предчувствия, что разгадка где-то рядом. Если киллером был тот самый Акифьев, что работал охранником в ООО «Паллиатив», то вполне возможно, что заказчиком того давнего покушения являлся все-таки Власов Сергей Филимонович, друг Булатова и учредитель этой фирмы. Не секрет, что для решения проблем бизнесмены порой пользуются услугами своих охранников, хотя бывает и иначе, наверное. Если следствие тогда вышло на исполнителя, то у заказчика был мотив для его ликвидации. Власов на тот момент работал уже в налоговой полиции, и, кто знает, не его ли стараниями вышло так, что киллера при задержании застрелили? Разве не могло у него быть своих людей в милиции? Они с Петром уже шли по этой тропинке, когда Чесухин сбил их с курса, переориентировав на Сарычева!

В своих записях, представлявших к настоящему моменту уже толстенькую тетрадь, она нашла данные на бизнесмена, однофамильца киллера: Акифьев Павел Семенович, учредитель ООО «Фрегат». Оставалось выяснить, не являются ли родственниками Андрей Семенович и Павел Семенович. Совпадение отчеств и фамилий вряд ли случайно, хотя и возможно. Прежде чем спрашивать об этом Павла Семеновича напрямую, следовало попытаться проверить свое предположение. К сожалению, базы родственных связей не существует, а как бы она помогла сейчас!

Она посмотрела, опять же в своих аккуратных записях, адрес Акифьева Павла Семеновича, собственника ООО «Фрегат». Он в настоящее время проживал в частном доме на улице Фруктовой, а Акифьев Андрей Семенович, как следовало по документам полученного из архива дела, был прописан тогда в доме номер семьдесят четыре по улице Коминтерна. Адреса не совпали, и как быть? Хорошо еще, что кто-то в девяностые годы выставил нелегально на черный рынок телефонную базу! Нет худа без добра, ведь отсутствие в те времена широкого распространения сотовой связи позволило увязать через номера телефонов адреса с фамилиями их владельцев.

Наталья Павловна вновь уселась перед компьютером. Владельцем телефона по адресу на улице Коминтерна числился в девяностые годы Акифьев С.Ю. По базе недвижимой собственности выходило, что изначально приватизирована квартира была на Акифьева С.Ю. и Акифьеву А.А., а после их смерти в две тысячи первом году собственником стал Акифьев П. С., который жилье это продал в две тысячи третьем году другому собственнику, а дом на улице Фруктовой купил сразу после этой сделки.

Вот теперь следователь была уже уверена, что Акифьев Павел Семенович – родной брат киллера, покушавшегося когда-то на жизнь Булатова Дмитрия Антоновича! Она разыскала его телефон и назначила встречу на завтра, не объяснив пока причин своего интереса.

Ну, а мысли ее продолжали возбужденно крутиться вокруг Власова. Если он покушался когда-то на жизнь нынешнего мэра, то Рукавишников вполне мог шантажировать его. И если уж она увидела связь между двумя Акифьевыми, то Игорь Николаевич наверняка заметил это совпадение и проверил их на родство: все базы, доступные ей, так же находились в его распоряжении. Чего он хотел добиться, это другой вопрос. Впрочем, даже если он догадался о возможной причастности Власова к давнему преступлению, то шантажировать одними догадками смешно! Нет, у него должны были быть доказательства!

И вновь она вернулась к папке ООО «Фрегат». Тридцать пять миллионов налогового возврата дело нешуточное! Мог ли в обмен на содействие Игорь Николаевич получить от учредителя фирмы какие-то улики по делу пятнадцатилетней давности? Никаких подтверждений этому не было найдено при обыске. Да и вряд ли Акифьев решился бы давать письменные показания, ведь жизнь дороже миллионов! С другой стороны, был убит его брат. Возможно, он и хотел бы отомстить, да боялся! Да и могли ли у него быть вещественные доказательства? Вряд ли, но могла быть информация, полученная от брата-убийцы.

А что, если он просто рассказал Рукавишникову о том, что знал? А тот втайне мог записать его слова на диктофон. Вот это уже кое-что! Тогда надо искать звуковой файл!

Она набрала по внутренней связи номер программиста:

- Валера, ты можешь поискать на обоих компьютерах Рукавишникова звуковой файл, предположительно записанный с диктофона?

- А что именно ищем?

- Ну, к примеру, чьи-то признания.

- Сейчас посмотрю. – Он защелкал клавишами, не прерывая разговора. - О, да у него тут с расширением «МР3» куча музыки. Каждый файл открывать придется.

- Ладно, я подожду. Можешь прямо сейчас начать? Мне очень срочно надо. Очень!

- Надо, так надо, - с неожиданной готовностью отозвался парень. – Я уже начал. Ждите звонка.

Положив трубку, Наталья Павловна продолжала размышлять: «Хорошо, допустим, Рукавишников имел-таки доказательства и шантажировал Власова. Угрожал рассказать тестю, кто на него покушался. Булатов бы не простил, однозначно. Значит, Власову было, чего бояться. Допустим, Власов нанял Осипа Ворону, чтобы убрать шантажиста. Но не сам, а через посредника. Кому он мог доверить такое дело?»

И снова она открыла свои записи. Список работников корпорации «Твоя сеть», полученный ею по запросу недели две назад, в таблицу не уместился, а был прикреплен в конце тетради и занимал несколько листов. Она чуть не подпрыгнула, увидев, наконец, искомую фамилию. И даже тут было трое Волковых, но Илья всего один, и работал он начальником охранной службы.

Как жаль, что Байбеко не было рядом! По ее разумению, ждать у моря погоды в квартире Осипа Вороны уже не было смысла. Она, прихватив документы, отправилась в кабинет Чесухина. Тот был занят составлением заявки на канцтовары и оргтехнику, и в его кабинете прочно засела работница общего отдела. Оба они, казалось, считали это дело архиважным.

Следователь в нетерпении вернулась на место. Ее уже подмывало направиться лично прямиком в компанию «Твоя сеть», чтобы не терять времени.

- Нет, так нельзя, - одернула она себя.

Тут, к счастью, зазвонил телефон, она схватила трубку и услышала голос Валерия:

- Вы не поверите, Наталья Павловна! Как это здорово придумано – прятать звуковой файл с важной информацией среди музыки! В общем, я нашел! Он назывался «Мелодия2», и не догадаешься нипочем! Кому придет в голову прослушивать все подряд?

Глава 34

Софье Петровне приснился дурацкий сон. Как будто идет она по улице вечером, в сумерках и видит, что лежит ее годовалый Денечка в своем зеленом комбинезончике, плотно обхватывающем маленькое тельце, один-одинешенек на лавочке. Лежит как-то обреченно и даже не плачет. Нет рядом ни одного взрослого, и такая жалость пронзает вдруг материнское сердце, и прижимает она дитя к себе со словами: «Никому, что ли, не нужен мой ребенок?» И спасает его, и уносит от кого-то неведомого, кому не нужен ее сынок. И такое счастье от обретения сына, от единения с ним заполняет ее сердце, что проснувшись, ясно понимает она, как далеки они теперь друг от друга.

…В тот день, когда сбежал Денис от своей дочери, еле дождалась Соня, когда внучка уйдет, и побежала к сыну, снедаемая беспокойством.

Она и звонить даже не пробовала, открыла дверь своим ключом. Денискина одежда висела в прихожей, и стало чуть легче: сын дома. Он лежал на диване и спал. Мать удивилась: он даже не пошевелился, не открыл глаза, когда она включила свет. Потом взгляд ее нашарил пустые упаковки от таблеток, много упаковок, и она мигом все поняла. Бросилась к сыну, обняла - он был еще теплый. Пульс прощупать не получилось, и она дрожащими руками набрала номер «скорой».

Всю ночь просидела в больнице, пока врач не сказал ей, что опасность миновала.

- Что же он творит-то? – упрекнул ее доктор. – Такой удар по почкам, по печени! В его-то положении? – он сокрушенно махнул рукой и ушел спать в ординаторскую.

Денис лежал на кровати бледный, худой, несчастный. Мать села рядом, прижала его руку к щеке. Он был такой холодный! Она нашла под одеялом его ледяные ступни, стала растирать их руками.

- Зачем? – спросил Денис еле слышно.

- Что, сынок?

- Зачем меня спасали? Кому я нужен?

- А мне, сынок? Разве я не в счет? – по щекам матери заструились горькие слезы.

- У тебя теперь внучка есть. А я тут лишний. Что я могу ей дать, чему научить?

- Не говори так. Ты мне всех дороже, без тебя и я умру.

- Ну, что же. Умрем вместе.

Вот так. Неужели это ее расплата за одну ошибку? Да нет, не может быть! Другие родители запросто вмешиваются в жизнь детей, да еще как! И ничего, до таких крайностей не доходит.

Да что же она делает все время не так? Что бы ни предприняла – сыну только хуже становится. В чем же тут дело?

Может, причина в наследственности? Она вспомнила своего нелюдимого, молчаливого свекра. Бабушка мужа рассказывала, как своими руками вытаскивала его из петли. Единственный ребенок у нее был, и она не работала никогда, о нем заботясь. И все же пережила сына. Говорят, пессимизм заразен. Да только не мог дед внука заразить, ведь умер он раньше даже, чем тот на свет родился!

Или дело в излишней материнской любви? Бабушка сына слишком любила, все за него решала. Сама не работала, жила его проблемами. Ну, а Соня-то работала и старалась не баловать вроде. Может быть, наоборот, мало выражала свои чувства, мало целовала и ласкала? Вся ее любовь выливалась в заботу, а внешних проявлений, наверное, немного было. Как же вовремя узнать, что излишек любви уже, что придержать надо свои чувства? Или, наоборот, свободнее выражать их? Наверное, не хватало у нее умения и терпения, чтобы приучать сына к самостоятельности. Быстрее и проще казалось за него решать самой. Вон Татьянка, из такой-то семьи, а самостоятельная растет! «Ох, не наделала бы ошибок», - подумалось привычно. Вот оно, желание подстелить соломку детенышу-несмышленышу! Давить в зародыше надо эту самую суперопеку.

«Что же я делаю? Я пытаюсь найти в прошлом ключ к изменению настоящего. А кто сказал, что это возможно? Если я изменюсь, изменится ли сын?» - подумала Софья, а вслух сказала:

- Деня, если мы умрем, Татьянка останется совсем одна. Мы оба нужны девочке. Ты не обижайся на нее, она простит. Ей любовь наша нужна. Просто любовь и поддержка, ничего больше.

А еще подумала о том, что теперь никто Татьянку им под опеку не отдаст: отец психически неустойчив, бабушка уже в возрасте. «Эх, Деня, что же ты натворил!»

Вскоре задремала она после бессонной ночи, сидя у кровати сына. Привиделся ей муж Коля. Он сидел с другой стороны постели и говорил Соне: «Хватит уже искать причины случившегося да виновных. Ты не можешь контролировать все, расслабься. Смирись и терпи. Пусть идет, как идет и пусть будет, что будет».

Глава 35

Власов Сергей Филимонович с юных лет свято верил не в бога и не в черта, и не в победу коммунизма, и даже не в то, что комсомол – младший брат коммунистической партии. Он, комсорг класса, а затем и курса, неизменно держался принципа: «Связи – великое дело». Эту истину передал ему отец, настоятельно советуя держать сию тайну при себе.

- Дружи с нужными людьми, сынок, - внушал папаша. – Не трать время на простаков. В этом мире все делается по блату.

Филимон Власов был балагуром и весельчаком, играл на баяне и уморительно рассказывал анекдоты, за словом в карман не лез и в запасе имел множество тостов, поэтому без него не обходился ни один праздник. Его считали добрейшей души человеком, но мало кто замечал, что в друзьях-то он ходит не у простых людей, а больше у тех, кто имеет возможности.

Благодаря друзьям и холодильник у него всегда был полон дефицитными продуктами, и каждый год семьей отдыхали они на море по бесплатным путевкам, и даже квартиру он получил вне очереди.

Сергей Филимонович ценил отца за то, что тот не забивал голову сына идеями о равенстве и братстве: этой риторике обучился он и самостоятельно на всевозможных собраниях, будучи мальчиком активным. Ему даже смешно было смотреть на олухов, которые в такую ерунду верили. Да и пусть себе играются: умных людей не должно быть слишком много. Он по-своему понимал крылатую фразу из песни Аллы Пугачевой: «не имей сто рублей, а имей сто друзей».

С полученным от отца девизом, как маяк, освещавшим ему темные закоулки жизни, не страшны были никакие перемены и бури. Лишь однажды случилось усомниться в незыблемости этого принципа - в девяностые годы, когда вдруг показалось: лишь деньги решают все.

Прошло некоторое время, и все вернулось на свои места: со связями тебе и черт не страшен, с ними и деньги - дело быстро наживное, но, ежели некому тебя прикрыть, то в один день и состояние можно потерять, и свободы лишиться.

Тогда, в девяностые, он быстро сориентировался, что к чему. Между умных-то людей, что в нужных кругах вращались, разговоры интересные велись, не по нутру простакам. Он бы и сам тогда воплотил свои идеи, да соратники ему требовались, верные люди. У Булатова деньги водились, а Максимка Дорохов очень юрким да услужливым казался, в любую дыру пролез бы, и всегда при Димоне болтался на посылках, совершенно не тяготясь таким положением.

Дело тогда у них споро пошло, да только к середине девяностых разошлись пути, ведь Димон повел себя, как крыса, не оценив, что изначально идея и предложение объединиться поступили от него, от Сергея. А Сергей шестерить на Булатова не собирался, хоть и работал первое время в его строительном бизнесе. Власов был недоволен тем, как разделили они между собой завод: рассчитывал на большее, ведь это он их научил, как надо действовать. Пришлось опять начинать все заново: ушел он работать в налоговую полицию, ее тогда только-только создали, к старым связям добавились новые.

Но с Булатовым он не ссорился. Отошел в сторону, как будто и претензий не имел. Такова была его обычная манера – смотреть в глаза и улыбаться, одновременно нанося удар в спину, так что никто и подумать на него не мог.

В налоговой полиции провернул он операцию, к которой шел давно: оказал неоценимую услугу человеку, имевшему большой авторитет в криминальной среде. Человека этого он знал с детства, они когда-то учились в одной школе и, встретившись в начале девяностых случайно, решили, что смогут быть взаимно полезны. Скрывшись вовремя за рубеж от слабого и нерасторопного в новой реальности правосудия, этот знакомец Сергея Филимоновича организовал там фирму, ставшую впоследствии иностранным учредителем сотовой компании, а Власов остался на родине исполнительным директором и соучредителем. Криминальные деньги, отмытые путем хитроумных операций через банки разных стран, оказались удачно вложенными в перспективную отрасль экономики, и, благодаря стараниям и связям Власова, доходы предприятия начали расти с головокружительной быстротой. Вскоре беспринципные бизнесмены успокоились и забыли о своих прежних грехах, почувствовав себя уважаемыми хозяевами огромной империи, заслуженно пользующимися всеми благами жизни.

А когда деньги большие появились, Власов и жену сменил, как мебель и жилье, на новенькую, молоденькую, лакированную. Для его верной Нади, с которой прожили они почти четверть века, развод оказался катастрофой, от которой она так и не смогла оправиться. Ее не стало года через три после разрыва отношений, а Власов в эту пору только во вкус новой жизни вошел.

С притворной печалью Сергей Филимонович говорил о своей прежней супруге: «Мне жаль, что я не оправдал ее надежд. А кто из нас всегда оправдывает надежды близких?» При этом он сокрушенно качал головой: «Она остановилась в своем росте, не принимала реалий современной жизни. Мы давно перестали соответствовать друг другу». С ним соглашались и маститые друзья, и их молодые жены: всем нужны были оправдательные слова, всем удобно было винить покинутых женщин.

Зато его теперешняя «половинка» выросла в понимании, что и возраст, и внешний вид мужчины, и даже его характер – ничто по сравнению с возможностями, которые у нее появятся в браке с ним. Она умела соответствовать его ожиданиям, а что там внутри, в душе, имеется ли она вообще – какая разница?

Взрослая дочь возненавидела отца, вычеркнув его из своей судьбы. А он сказал общим знакомым то, что обычно говорят в таких ситуациях: «Мне все равно, что она обо мне думает. Надеюсь, когда-нибудь она меня поймет». И переписал завещание на новорожденного сына. Теперь с прежней советской жизнью его ничего не связывало: как говорится, «отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Хотя нет, пожалуй: осталась ставшая второй натурой привычка легко и естественно жить во лжи, как в грязи.

В общем, все было у Сергея Филимоновича «тип-топ», даже обида на Булатова со временем прошла, и он жалел теперь, что поддался тогда нерациональному чувству. Хотелось бы забыть эту историю напрочь, да только, вот беда, велик соблазн у завистников покопаться в грязном белье добившихся успеха, грозиться вытащить его на свет божий, чтобы заставить их плясать под свою дудку. Встретился такой шантажист и Власову. А люди эти, словно клопы: как ни дави их, а вывести трудно.

Долговязая фигура Сергея Филимоновича, с выпуклым животом и узкими плечами, была увенчана маленькой плешивой головкой, так что по внешнему виду напоминал он диплодока. Редкие неопределенного цвета волосы безуспешно пытались прикрыть обширную лысину, благодаря которой чуть больше казалось маленькое личико с изъеденной мелкими ямками картофелиной носа, седым колючим подбородком, узкими губами и глазами-щелочками, прятавшимися за толстыми стеклами очков. Ноги у Сергея Филимоновича сильно потели, и он имел обыкновение снимать обувь в своем кабинете, чтобы ступни «дышали», и даже держал под столом специально мягкие тапочки. Правда, запах в помещении от этого был мерзкий, но сам он его не замечал, а подчиненные уже притерпелись.

Полчаса назад длинноногая секретарша заявилась к нему с известием, что органы внутренних дел просят предоставить сведения о телефонном номере, специфическое сочетание цифр которого свидетельствовало о принадлежности к корпоративной сети. Требовалось сообщать в следственный комитет оперативную информацию о месте нахождения абонента и его звонках.

Сергей Филимонович одобрительно похлопал секретаршу по плечику за проявленную бдительность, и, отправив ее в приемную, уставился на знакомый номер: это был номер «симки» начальника его службы безопасности, Волкова Ильи.

Он вытянул из кармана пиджака, висевшего на спинке кресла, запасной телефон с картой, предусмотрительно приобретенной на подставное лицо. Номера этого не знал никто, кроме одного человека.

Собеседник отозвался почти сразу с горячей готовностью хорошо оплачиваемого лица:

- Слушаю, Сергей Филимонович!

- Идиот! Зачем имя называешь?

- Да я один в кабинете! – поперхнулся тот.

- Ты там не уснул, часом?

- Почему вы…

- Когда его взяли? – напирал Власов.

- Взяли? Нет.

- А я тебе говорю – да. Думай.

- Ну, - промямлил тот неуверенно, - вчера бригада ездила на захват. Но имя неизвестно. Я не хотел вас беспокоить, пока не выясню подробности.

- Выяснил?

- Пока нет. Имени никто не называет, от разговора уходят, как сговорились. Я даже выпивал вчера с одним из них. Он тоже молчит, но… - он замялся.

- Так что?

- Сказал только, что ребенка маленького в машине везли. Вроде как некуда деть его.

- Кретин! Надо было сразу мне сообщить!– выругался с досады Власов, нажимая «Отбой».

Сделав еще несколько звонков, он попросил секретаря срочно пригласить Волкова в свой кабинет.

Илья явился почти мгновенно. Нажав кнопку вызова на своем смартфоне, Власов, протянув руку, решительно забрал откликнувшийся сотик у его владельца и положил на стол. Волков непонимающе уставился на шефа.

- Напортачил? – грозно начал тот. – Не зачистил контакты вовремя, теперь тобой органы интересуются.

- Что произошло?

- Запрос пришел на твой номер. Так что забудь, пусть здесь полежит пока.

- Слушаюсь.

- Мы с тобой сейчас улетаем.

- Куда? А билеты? - с трудом вникал Волков.

- Насчет билетов я договорился, остальное – потом. Звонить кому-либо запрещаю. Поехали.

Глава 36

С новой бабушкой Татьянка быстро подружилась. Она хорошо помнила растившую ее бабку по материнской линии. Та все время ворчала или ругалась, словно внучка отвлекала ее от дел куда более важных. В основном, занята была та бабушка хозяйством, а отдыхала с дедом за бутылкой. Девочка, сколько себя помнила, сама одевалась, сама засыпала в своей кроватке, сама развлекала себя, как умела, да и гуляла сама, благо в деревне все друг друга знали. Лет с семи ее заставляли уже помогать: мыть посуду, полы, кормить кур, топить печку. Мама Катя приезжала уставшая, целовала ее наспех, привозила новые игрушки. Рождение брата запомнилось беспокойными ночами: мать с младенцем спали в одной комнате с нею.

Та жизнь осталась в теперь уже далеком прошлом. После смерти матери были недолгие детдомовские мытарства. Бабку с дедом она больше так и не видела: неинтересна им была судьба внуков.

А бабушка Соня много знала, понимала и даже умела работать на компьютере. Они общались на равных, когда внучка забегала к ней в гости. Впервые после смерти приемного отца она чувствовала заинтересованное внимание к себе взрослого человека.

Она видела, что бабушка очень любила своего сына, Таниного отца. Он продолжал оставаться для нее ребенком, хотя был уже большим дядькой. Девочка не чувствовала в нем взрослой уверенности. Впрочем, она и видела-то его лишь однажды, когда он убежал от нее, как мальчишка. Теперь он заболел чем-то и лежал в клинике, а бабушка носила ему еду. Таня вежливо предложила сопровождать ее, но бабушка сказала, что к Денису никого не пускают, кроме матери. Ну и ладно, не больно-то и хотелось!

Таня продолжала жить в коттедже Рукавишниковых. Там всегда были еда и одежда, множество удобных мелочей и отдельная комната. К урокам она готовилась самостоятельно, и училась вполне сносно. С Тамарой они уже не ругались, а просто благоразумно терпели друг друга, стараясь меньше контактировать. Единственное условие Тамары, неукоснительного выполнения которого она требовала – всегда сообщать ей, где находится Таня и до наступления темноты являться домой. Взамен она перестала добиваться от девочки подчинения и выполнения какой-то работы по дому. Да и зачем, если приготовлением пищи и наведением порядка теперь занималась прислуга? Пусть подростка воспитывает родная бабушка, коли ей это в удовольствие.

А сама Тамара дома бывала нечасто, везде таская с собою Ярика, но ночевать неизменно привозила его домой. Когда отлучалась на ночь, оставляла с ним приходящую няньку. Татьянка любила играть с подросшим братом и, в общем, здесь ей было лучше, чем в детдоме, поэтому она старалась уже не дерзить приемной матери, как прежде.

Со своим любимым мальчиком, Арсеном, который был старше ее на целый класс, Таня продолжала переписываться в интернете и перезваниваться по скайпу. Вскоре он сообщил ей, что в осенние каникулы сможет приехать к ней в гости. Тамара и слышать не захотела о том, чтобы поселить парня на несколько дней в своем доме. Она считала себя обязанной ограждать приемную дочь от ранних сексуальных контактов.

- Не проблема! – ответил Арсен Татьянке. – Я остановлюсь в гостинице.

Для него ничто не являлось проблемой, он был такой классный! Его отец занимался реализацией на рынке южных фруктов. По сути, семья контролировала этот бизнес в столице, и денег для сына родители не жалели.

- А ты ведь внучка здешнего мэра? – как бы между прочим, уточнил Арсен.

- Да, - неохотно подтвердила Таня. Ей не хотелось врать, но почему-то она не решилась сказать правду. Ей почудилось, что это имеет значение для парня. Что будет, если он узнает, кто ее настоящие родители?

Они гуляли по городу, катались на каруселях, а потом целовались в парке. Арсен обнял ее и крепко прижал к себе, и в этот миг она вдруг почувствовала что-то твердое. Ее бросило в жар, когда она поняла, что это. Помимо своей воли она вдруг вспомнила, что то же самое ощущала, когда ее обнимал приемный отец.

- Что с тобой? – мгновенно отреагировал Арсен, когда она вдруг отстранилась от него.

- Так, что-то нехорошо. Ерунда, я просто устала, - через силу улыбнулась Таня. – Проводи меня домой.

Она тихо пробралась в свою комнату и заперлась. Ярик уже спал, нянька была дома, значит, Тамара опять с любовником. Она так быстро утешилась после смерти мужа! А ведь Таня так любила его… Не как мужчину, нет!

Ее даже затошнило. Неужели Тамара не зря ревновала? Девочка так доверяла приемному отцу и не хотела замечать, наверное, как он чуть крепче, чем надо, обнимает ее, как хлопает по попке. Откуда же было знать изголодавшемуся по родительской любви ребенку, как должно быть и как различать оттенки? Сама садилась к нему на колени, чтобы позлить Тамару. Ту просто трясло, когда она целовала ее мужа в губы, а ей было только смешно. Ну, и дурой же она была! Она даже не знала тогда, что такое педофилия.

А после смерти того, кого она искренне называла папкой, начались какие-то странные разговоры в школе, среди старшеклассников. Они шептались за ее спиной, гаденько хихикали. И кто-то подбросил ей рваную газетенку, в которой дорогого ей человека называли педофилом. Дома она посмотрела в интернете, что означает это слово. Поняв, с омерзением и негодованием выбросила клеветническую статейку.

И только теперь до нее начало доходить, что сплетни имели основания. Что тот, чью любовь она принимала за чистую монету, просто пользовался ею, чтобы… Боже, какая гадость! Кому же можно доверять в этом мире?

Она уткнулась лицом в подушку и дала волю горьким слезам разочарования.

Глава 37

Капли дождя ритмично стучали в окно. Снаружи была настоящая слякотная осень. Наталья Павловна проводила взглядом очередной ручеек, бегущий вниз по стеклу. В кабинете начальника было включено освещение: начинались ранние сумерки.

Загоревший и посвежевший Наиль Якубович, вернувшись в уже ставшее было привычным для Вадима кресло, обсуждал с подчиненными итоги работы следственной группы по делу об убийстве Рукавишникова Игоря Николаевича.

- Не пора ли передавать материалы в суд? Жаль, конечно, что заказчик так и не установлен.

- Зато киллер найден, - заметил Вадим.

- Да, и это уже само по себе хорошо, - оптимистично заключил начальник, пытливо подавшись вперед. – Так что скажете, Наталья Павловна?

- Я уверена, что заказчиком является Власов. Почуяв, что мы вышли на Илью Волкова, он избавился от посредника.

- И опять это недоказуемо. Волков пропал во время их совместного отдыха в Египте, и пока его, живого, не найдет тамошняя полиция, Власова прижать нам нечем. Кто мог предупредить Власова? Кто был в курсе показаний киллера? – он строго посмотрел на подчиненных, как директор на озорных школьников.

- Никто, кроме нас троих, - заверил Вадим.

- Совсем необязательно заказчику было знать, что мы вышли на Волкова. Чтобы ликвидировать посредника, достаточно было получить известие об аресте киллера, - невозмутимо продолжала следователь.

- Об аресте Осипа Вороны знали полицейские из группы захвата, -добавил Вадим Чесухин. - Я лично предупредил их, чтобы держали язык за зубами, и все же… Кто из них конкретно информацию слил, неизвестно.

- Наш прокол в том, что запрос о слежении за передвижениями Волкова через его сотовый телефон лег прямо на стол Власову, главе сотовой компании. Но тогда мы были почти уверены, что заказчиком является Сарычев, - бесстрастно констатировала Наталья Павловна.

- А Власов нагло посмеялся над нами, оставив сотовый телефон Ильи Волкова на столе в своем кабинете. Не потрудился даже вынести его в другую комнату. И мы, как идиоты, потеряли несколько часов, думая, что Волков находится в офисе, - с досадой добавил Петр.

- Так почему же вы ошиблись?

- Нас сбило с курса шаблонное мышление, - Наталья Павловна с упреком взглянула на Вадима. Тот нахмурился, не желая признавать свою вину. А ведь именно его игры в начальника и прямые указания оставить в покое «уважаемого человека» привели к тому, что следствие пошло по ложному пути. Но какой смысл теперь подставлять его? Пусть сам помучается угрызениями совести, может, хоть что-то поймет.

- Мы знали, что крупные собственники часто используют свою службу безопасности для решения возникающих проблем. А киллер работал охранником в фирме Сарычева, - пояснила она.

- Вот так-то, урок вам. А может, это и сделано было с умыслом, чтобы вам, дуракам, мозги запудрить.

- Наиль Якубович, может, мы, мужики, и дураки, - вступился за даму Петр Байбеко, - но Наталья Павловна все-таки догадалась, кто именно заказчик, и косвенно Власов подтвердил ее предположения. Я имею в виду сотовый телефон Волкова на его столе.

- Да кто угодно вам возразит, что телефон случайно был забыт там. Ладно, давайте хоть послушаем стройную версию Натальи Павловны, - предложил Наиль Якубович. - Мне это тем более интересно, ведь во все подробности этого громкого дела у меня не было времени вникнуть.

- Хорошо, - согласилась следователь. - Я только прошу меня послушать, не перебивая. Все вопросы потом.

- Итак, - начала она, - карьера Рукавишникова целиком и полностью зависела от его тестя. Каково мужику сознавать свою полную зависимость и ничтожество? Естественно, он внутренне был не согласен с такой оценкой. К тому же, по свидетельствам соседей, отношения с женой начали портиться, и Рукавишников не мог не задумываться о том, чтобы вырваться на свободу. Продвинувшись за короткий срок из рядовых инспекторов на должность заместителя начальника областного налогового управления, Игорь Николаевич уверовал, что пост свой занимает заслуженно. Быстро усвоив правила игры, он стал недоволен размером мзды, перепадавшей ему. Этот факт нашел подтверждение в показаниях ряда имевших с ним дело бизнесменов, например, Егорушина Евгения Эдуардовича и прочих. Тополага рисковал меньше, а брал больше. Рукавишников, как старуха в сказке Пушкина, захотел слишком многого – получить должность Тополаги. Утвердись он на этом посту, его зависимость от тестя не была бы такой крепкой, возникли бы связи с Москвой. А против Москвы и Булатов бессилен. Вот он и собирал компромат на тестя и непосредственного начальника, надеясь при случае им воспользоваться.

И однажды случай представился. Акифьев Павел Семенович, учредитель и руководитель ООО «Фрегат», обратился к нему за помощью в получении налогового возврата в сумме тридцать пять миллионов рублей. Фамилия жалобщика показалась Игорю Николаевичу знакомой. Он быстро установил, что перед ним родной брат убитого киллера, когда-то покушавшегося на его тестя. Он записал его показания на диктофон в обмен на помощь, и эту запись мы обнаружили среди музыкальных файлов в его компьютере. Андрей Семенович, обоснованно опасавшийся за свою жизнь, предусмотрительно назвал брату имя заказчика. Им оказался Власов Сергей Филимонович, его непосредственный начальник. У Рукавишникова хранилась старая газетная статья, попавшая после его смерти к нам. Из нее следовало, что Власов был когда-то другом Булатова. И Булатов не догадывался, что именно друг хотел лишить его жизни.

Это была информационная бомба! Рукавишников на радостях даже денег не взял с жадного Акифьева. Это мы потом выяснили, допросив последнего. Павел Семенович, хоть и трусоват, но отомстить за брата втайне мечтал, тем более что время шло и шло, а виновный в его гибели продолжал процветать, как ни в чем не бывало.

Однако брат Павла Семеновича опять остался неотомщенным. Рукавишников не собирался докладывать о предательстве Власова тестю. Ему нужно было свалить Тополагу. Проще всего это сделать, подловив его на взятке. Но Тополага был осторожен, откатов сам не брал, только через Рукавишникова, имевшего за то свой процент.

Игорь Николаевич начал обрабатывать Власова, рассказывая ему о том, что Тополага якобы недоволен огромными возмещениями, высасываемыми сотовым бизнесом Власова из бюджета. Будто бы сам-то Рукавишников совсем не против этих возмещений, но Тополаге они портят отчетность, снижая размер премий, получаемых областным управлением. Ну, а потерю премии можно возместить только большой взяткой, причем всучить ее надо непосредственно Тополаге, предварительно написав заявление в полицию. Мол, таким-то образом можно избавиться от неугодного налогового начальника, заполучив на его место покладистого Рукавишникова. Только Власов не дурак, он обратился напрямую к Тополаге и уличил Рукавишникова во лжи. Это все подтверждено самим Тополагой в частной беседе со мной. Правда, официально подписывать он ничего не захотел. А вот о том, как Рукавишников шантажировал Власова показаниями Акифьева, нам остается лишь догадываться. Видимо, продолжал настаивать, чтобы тот помог ему свалить Тополагу. И опять хитрый Власов переиграл не только Рукавишникова, но и нас. На этот раз он привлек киллера из чужой службы охраны, да и действовал уже через посредника.

- Да, убедительно, но не для суда, - вздохнул Наиль Якубович, помолчав. – И ведь что обидно: даже за старое преступление его не привлечешь. Одних показаний Акифьева будет недостаточно, да и срок давности уже истек… Живет мерзавец в свое удовольствие у нас под носом и в ус не дует! Ну, ничего не попишешь, такова реальность. Хорошо, что хотя бы по Павлу Вороне у нас достаточно материала: наряду с показаниями свидетелей имеются результаты следственного эксперимента и чистосердечное признание. Так ведь, Наталья Павловна?

Она в ответ только кивнула.

- Тогда готовьте материалы для передачи дела в суд. Ждать, когда найдут Илью Волкова, я смысла не вижу, - подвел черту Наиль Якубович.

Глава 38

Стройный хор мужских голосов торжественно взлетал ввысь. На лицах прихожан, бьющих поклоны Господу, отражались благоговение и надежда.

Сергей Филимонович с постным лицом стоял немного поодаль, не желая смешиваться с толпой. Он чувствовал свою особую ценность и значение под этими сводами, ведь перед службой он зашел в церковную бухгалтерию и пожертвовал сто тысяч рублей на нужды храма.

Нельзя сказать, что он уверовал в Господа, однако ходить в церковь и жертвовать на нее деньги стало теперь принято, так же как было принято раньше трещать на всех углах о руководящей роли партии и неизбежности победы коммунизма. А уж соблюдать внешние шаблоны и традиции, чтобы чувствовать себя в тренде, ему было не привыкать. Это была такая же неотвязная привычка, как чистка зубов.

Нет, он не покупал отпущение грехов и не рассматривал свои пожертвования как взятку. Да и какие у него грехи, ежели рассудить здраво?

Он соблюдал все заповеди, тут и сомнений быть не могло. Не произносил имени Господа всуе. Отдыхал в день субботний и посещал храм. Помогал родителям, покуда они живы были. Не крал, ведь уклонение от налогов и отмывание денег в заповедях как грех не оговорены. Да и современное светское государство имеет особое, покровительственно-отеческое отношение к экономическим преступлениям, не считая их большой провинностью. Уже не завидовал и не желал чужой собственности, ибо теперь имел и своей предостаточно. Не лжесвидетельствовал. Не сотворял себе кумира, ведь авторитетов для него не существовало. Не блудил от жены, наоборот, женился на любовнице. Никого не убивал лично, решая все проблемы через посредников. Да, положа руку на сердце, он и котенка утопить не смог бы, не то, что человека убить! А если рассматривать его поступки пристрастно, то кто не без греха? Как говорится, не согрешишь – не покаешься.

Так что по всему выходило, что он достойный член общества, уважаемый человек, продвигающий современные технологии, необходимые обществу услуги, дающий людям рабочие места и зарплату, вообще - образец для подражания. От сознания этого на душе становилось тепло, глаза увлажнялись и блестели, подбородок гордо вскидывался кверху, плечи расправлялись, а легкие дышали глубоко и спокойно. Он чувствовал себя сопричастным великому таинству общения с высшим разумом, который, как он понимал, одобрял его деяния. И думалось уже о возможности жизни после смерти, о вечном заслуженном блаженстве… А вдруг? Все возможно. Он поставил свечку за упокой раба Божьего Ильи, смиренно перекрестился и попятился, исполнив последний долг.

Неожиданно почувствовав легкий укол в спину, он удивленно обернулся. Неясная тень отступила назад и скрылась. Резкая боль пронзила сердце, не давая вздохнуть. Схватившись рукой за горло, он повалился на пол, чувствуя, как отдаляется и становится малозначимым реальный мир, такой выпуклый и яркий мгновение назад. Из глубин подсознания выплыла довольная физиономия Булатова. Поделиться с кем-то последней догадкой он уже не успел…

Эпилог

Прошло два года. Тамара Булатова стала Тамарой Сарычевой. Свадьба состоялась ровно через год после рождения их дочери. Да, можно было и раньше, но зачем? Вот когда люди созрели для брака, тогда и поженились, они ведь оба презирали условности. Фото малышки в белом платье, уютно устроившейся на руках у любимого деда - хозяина города, было размещено на первых страницах журналов светской хроники, а в Интернете собрало множество просмотров и «лайков».

Наталья Павловна, усмотрев его в витрине киоска, горько усмехнулась: тузов такого ранга валить ей не по зубам, и хорошо, что дело у нее забрали наверх. Вряд ли поиски исполнителя и заказчика могли завершиться успешно, а что это заказное убийство, ни она, ни Петр ни на минуту не усомнились. Разве не указывает сам способ убийства на почерк работника спецслужб, хотя, возможно, и бывшего?

Скорее всего, закрыли дело, списав гибель Власова на сердечный приступ. Да и поделом ему. Наказан хотя бы один злодей, пусть даже руками другого, раз у государства нет желания трогать тех, кто выше чином.

Ей было жаль немного сынишку Осипа Вороны, ради которого он пошел на преступление: младенца отправили в Дом малютки. С другой стороны, возможно, это и к лучшему: дай Бог, попадет ребенок к бездетной паре, и будут они любить его и лелеять.

Жизнь Софьи Петровны понемногу налаживалась. Денис получил в больнице квалифицированное лечение и стал намного спокойнее относиться к тому, что с ним произошло. Оказывается, врачи коммерческих центров не имели достаточного опыта и просто не смогли подобрать нужных препаратов и дозировок, лечение их было бессистемным и кратковременным, потому и не помогало. Он даже поправился, возмужал как будто, да и пора бы уж: дочка почти взрослая. А уж как Софья Павловна рада была тому, что постепенно у них с сыном налаживалось взаимопонимание! Ни один человек на Земле не вечен, и мало кому удается прожить без бед, значит, надо учиться ценить каждый прожитый день и помогать друг другу, как умеем.

Танечка привязалась к бабушке и отцу: хоть и жила, пока несовершеннолетняя, с приемной матерью и ее новым мужем, а частенько к ним в гости забегала. Тамаре теперь она уж не дерзила, с малышами полюбила возиться. В общем, учились все ладить друг с другом.

Тамарин новый муж работает много, дома бывает редко, но к детям, на удивление, добрым оказался. Хотя почему на удивление? Бизнесмены, даже известные, такие же люди, как все. Это с чужими они жесткие до жестокости, а в своей семье вполне бывают любящими и щедрыми, когда все идет так, как им нравится. И если уж решил Станислав Сарычев построить себе крепкий тыл с Тамарой, значит, так тому и быть. Иначе поступать – себя не уважать.

В общем, жизнь продолжается. Такая, как есть: и горькая, и соленая временами, и частенько, ох, какая подлая и несправедливая, но порою и сладкая. И вот ради этих сладких моментов все мы и живем, наверное.

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------