--------------------------------------------------------------------------

Андрей Стригин - Ловушка для химер.

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Гл.1.

С вкрадчивым урчанием чёрный джип подъезжает к мусорным бакам и застывает, гордый и молчаливый. Мне часто приходится ходить мимо зловонного мусора, городские службы иной раз забывают его вовремя вывезти, но другой дороги к гаражам нет. Этот участок предпочитаю проскочить максимально быстро, к запахам и к снующим по помойке бомжам у меня что-то вроде аллергии. Вот и сейчас некто возится у зловонной куче, разгребает палкой, достаёт флакончик, встряхивает, я брезгливо морщусь и спешу покинуть неприятное место. Неожиданно в спину врезается хорошо поставленный, глуховатый голос: - Минутка найдётся, молодой человек?

- Вы меня? - я в удивлении озираюсь, смотрю на старика. Да нет, это не бомж, видно с первого раза. Но что он тут делает?

- Вас, - старик быстро подходит, пахнуло дорогим одеколоном, он встряхнул маленькой бутылочкой. – Знаете что здесь? Это аммиак.

- Весьма любопытно, - я хотел усмехнуться, но встретившись с жёстким взглядом старика, лишь хмыкнул.

- Не смотри на меня как на полоумного, - старик разворачивает флакон, - это не водный раствор, а газовый.

- Замечательно, - фыркнул я.

- Причём на сжиженной основе. Как вы думаете, для чего это?

- Вы знаете, - я рассеянно покрутил головой, - мне на работу пора, опаздываю, вы меня простите, мне очень некогда.

Старик словно не слышит: - Мы его гнали несколько дней, выслеживали по газовому анализатору, но он скинул эти бутылочки, - старик кивнул в сторону мусорной кучи, - и скрылся. Это химик, он готовит дыхательные смеси.

- Из аммиака? – на этот раз меня это не на шутку удивило.

- Эти смеси для чудовищ - агрессивные создания не нашей природы … кстати, мимикрируют под людей, в эшелонах власти таких сейчас много.

- Бред, - я понимаю, с головой у старика не всё в порядке.

- Хотелось бы, чтобы так и было, но это действительность и настолько суровая, что во Вселенной сдвинулись такие силы, человеческому разуму не понять. Эти твари уже наследили там, - неопределённо кивнул старик, - так, что скоро ждать ответных действий со стороны высших сил.

- Чего?! – я лихорадочно ищу на лице старика следы помешательства, но их нет.

- Чувствую, они уже выбрали тебя для своей мисси.

- Какой миссии? Вы кто? – я делает шаг назад, старик определённо сумасшедший.

- К тебе тянутся энергетические линии, а это знак того, что долго в этом мире не задержишься.

- Я пойду … ладно? – осторожно произношу я и стремительно отваливаю в сторону, украдкой утираю со лба холодный пот, не часто можно встретиться с умалишённым.

- Да я и не держу тебя, Никита Васильевич, - вдогонку выкрикивает старик и идёт к чёрному джипу, дверь услужливо открывается: - Процесс уже пошёл. Трогай! – спокойно говорит он.

Я дёрнулся, услышав своё имя и отчество, но джип, шелестя шинами по влажному асфальту, плавно проезжает мимо, в затемненные окна ничего не видно.

Странно, откуда он меня знает, это настолько неприятно, что до конца недели был словно не в себе, да и мерещиться начинает всякое. А вдруг я от старика заразился? Решил развеяться, всю семью: свою и жены, пригласил отдохнуть на море. Почему возникло такое желание? Непонятно. Вообще я не люблю шумных компаний, а сейчас большой толпой спустились к пляжу, это дикое место, кругом скалы и чистейшее море, но странное дело, на пляже собралось масса постороннего народа, а ведь ранняя весна, начало мая, сезон явно не пляжный.

Сижу на камне и словно погружаюсь в себя. Внезапно пространство наполняется ослепительным светом, я вижу огромную шахматную доску, её чёрные и белые квадраты исчезают в далёких созвездиях. В каждом из них живёт свой мир, а я нахожусь у последней черты и знаю, у меня есть шанс стать кем угодно, но страх удерживает от решающего прыжка, можно остаться пешкой, но существует путь к бессмертию - выбор за мной, но впереди пропасть, а над ней – площадки. На них покоятся каменные блоки и прямо из монолита растут чарующей красоты цветы - это мир грёз, но они опаснее яда кобры. Брожу над бездной, желая их набрать, но к ним ведут коварные осыпи, понимаю, только сделаю шаг, и рванёт вниз лавина, но желание высасывает душу. Останавливаюсь перед пропастью, блок с благоухающими цветами завлекает. Может сделать шаг? Почти решаюсь, от ужаса шевелятся волосы, но меня тянет как магнитом, меня зовут, но внизу тьма. Трясу головой. Наваждение медленно, словно через силу, отпускает меня - тяжело дышу, пот заливает лицо. А вокруг свет и тепло, кричат чайки, нежно плещется море, пищат дети, взрослые перекидываются неторопливыми разговорами, пахнет дымом и жареным мясом.

На живописном берегу Чёрного моря, в районе Качи недалеко от Севастополя, отмечаем майские праздники. Дымятся угли от костра, румянятся шашлыки на шампурах, как обычно, склоняюсь над ними, раздувая картонкой угли.

Тесть угрюмо жуёт соломинку, он сидит на круглом валуне и до сих пор не понимает, что здесь делает, зачем поменял уютный диван на жёсткий камень.

Тёща и моя ненаглядная жена Лада оживлённо беседует с моей матерью, о хитростях домашней выпечки, та кивает, но почти ничего не говорит в ответ, думаю, она имеет собственное мнение о таинствах домашней кухни, но предпочитает не спорить.

Брат моей жены, Егор, с моим тринадцатилетним сыном, Яриком, как обычно спорит на исторические темы, причём, к моей гордости, сынок почти не уступает в знаниях своему весьма не глупому дядьке.

В отдалении, в скалках, на песочке, у самой кромки воды, сидит со своей девушкой, сын Егора, Стасик. Он увлечённо сдувает пылинки со своей Ирочки, попутно вешает лапшу на уши.

Брат матери, Игнат, задумчиво смотрит в море. Он штурман, недавно пришел с кругосветки. И вот, опять засобирался в очередной рейс. Больше недели домашней жизни, обычно не выдерживает.

Его жена, Надя, готовит поляну, расстелила на мелкой гальке скатерть и размещает всякие салатики и закусочки. Хотя по мне зачем, если есть шашлыки, хватит доброго сухого вина и кетчупа.

Её дочь, Яна, пытается помочь, но её очаровательная дочурка Светочка, требует внимания. Пятилетней девчушке необходимо побегать по песку и покидать камушки в воду, а её папаня, Аскольд, устал от проказ и "спускает пар", зайдя по колено в студеную воду Чёрного моря, там очаровательное чудовище достать его, не может. Вот и всё, это моя семья, не очень большая, но среднестатистическая.

Пляж, на котором разместились, не пустынен, народ рассредоточился по всему берегу, чтобы не мешать друг другу. Слышатся весёлые голоса, кто-то даже, что-то пропел, где-то, зачем-то врубили магнитофон. Я люблю музыку, но на природе предпочитаю слушать природу.

Чуть правее от нас, ближе к скалам, семья из четырёх человек, ловят на длинные удочки рыбу: муж с женой и два сына лет восемнадцати, двадцати. Удивительно, я действительно вижу, они таскают рыбу и крупную, а я думал, в море, кроме медуз, ничего не осталось. С завистью поглядываю на них, в прошлом тоже рыбачил, но больше на реках и озёрах, благословенного Кубанского края, а сейчас, редко, очень редко охочусь с подводным ружьём в районе мыса Фиолент, с нашей жизнью времени, ни на что не хватает, ни на дачу, ни на природу, даже думать иногда тягостно.

Вот то, что собрались, просто чудо. Словно неведомый процесс покинул мёртвую точку и, взлетел над нашими судьбами. Атмосфера в мире сгустилась, стала враждебной, цунами, землетрясения, ураганы теперь норма. Люди сходят с ума от жадности к деньгам, к власти. Войны, делёжка уже поделённых территорий и прочее, прочее.

Я один из не многих, кто верит, Земля, существо живое. Настанет день, когда ей надоест прощать недоумков, уничтожающих собственную среду обитания. Она вскрикнет, встряхнёт весь мусор, похоронит в недрах, накопившийся в избытке, людской помёт хозяйственной деятельности вместе с его производителями и поймёт ЧЕЛОВЕК, что не он царь природы, но это будет последним пониманием.

Вот оно, процесс пошёл! Я осознаю неожиданно остро. Пространство, а быть может – время, меняется, ломается структура прилегающих к берегу склонов красноватых скал, море словно отступает, по крайней мере, Аскольд удивлённо хмыкает, оказавшись на оголённом песке, и заходит глубже в море. Тучки, постоянно маячившие у горизонта, чудесным образом исчезают. И ещё, это меня очень смутило, повеяло запахом хвои и смолы, такие ароматы всегда присутствует в лесу. Но Кача, пустынное место, вверху степь и ветер должен доносить запахи степных трав и пыли.

Тесть, в прошлом охотник, повёл носом, улыбается, думаю, лесные запахи навеяли воспоминания о тех днях, когда он лазил по лесистым горам с ружьём в руках

Слева раздаётся радостный вопль, семья рыбаков вытягивает крупную рыбину.

Свершилось, мысль изгибается в голове как дуга электросварки. Сажусь на камни, голова идёт кругом - очевидно, начинаются неприятности.

- Никита, - стол готов. Как шашлыки? - слышится голос Надюхи.

- Уже скоро, - без энтузиазма отвечаю я. Оглядываюсь по сторонам. Безусловно, мы не в том месте, где были. Почему никто не замечает? Встаю, направляюсь к семье рыбаков, которые буквально подплясывают вокруг зевающей от недостатка кислорода белобрюхой рыбины. Минуту назад рыбачки стояли на жёлтом песке, а сейчас - на плоской гальке в окружении каменных глыб.

- Что поймали? - но и так вижу, экземпляр необычный. На берегу извивается акула, не взрослая - малёк, в этом я разбираюсь. Акулёнок, родился, может день назад, но весит килограммов пять. Внушительные, треугольной формы зубы, явно не катрана и больше походят на смертоносный частокол белой акулы.

- Акула! - балдея от счастья, выкрикивает отец семейства. - Это не катран, возможно, белая акула, я за живот зацепил, иначе б леску перекусила! Хорош экземпляр!

- Детёныш мегалодона, говорят, они вымерли задолго до появления человека, - у меня кровь отхлынула от щёк. - Вам не кажется, что это более чем странно?

- Вот это да!- разом галдят рыбачки как грачи, увидев червяков, а мои слова пропускают, мимо ушей. Они радостно подпрыгивают, лупят руками по ляжкам и радуются жизни, - поздравьте нас!

Вот, бараны, совсем не догоняют. Смотрю на них с великим сожалением:- Могу помянуть … всех нас, - некрасиво изрекаю и, чувствуя спиной удивлённые взгляды, на ватных ногах бреду к своей компании.

- Папа, мама!- слышу звонкий голосок Светочки. Она только, недавно ходила в кустики и заодно, по тропинке, пробежалась вверх. Теперь сбегает вниз, радостно повизгивает.

- Что моя козочка увидела? - воркует тёща.

Ребёнок не обращая внимания на раскрытые бабушкины объятия, бросается к Яне.

- Мамуля ,- захлёбываясь от восторга, щебечет Светочка, - там мишки! Папа, мама и три сыночка!

- Ай, ты моя деточка! - с умилением восклицает тёща. - И, что они делают, наверное, с горочки катаются? - решив поддержать игру ребёнка, нараспев, говорит она. Моя мать заулыбалась и тоже хотела сказать, нечто подобное, но не успела и славу богу. Светочка поняла, что ей не верят, нахмурилась и выпалила:

- Ты, бабка, дура.

- Ах, ты дрянь! - Яна грозит пальцем дочке. - Не смей так разговаривать со старшими. Светочка истошно вопит и мчится за поддержкой к отцу.

Аскольд недовольно морщится: - Света, вот выйду и дам по попе.

Я, под аплодисменты Надежды, принимаюсь таскать шашлыки за импровизированный стол, так любовно накрытый ей.

- Так! Девочки, мальчики, всё готово, всем за стол! - радушно зазывает она.

- Ну, вы подумайте, - всплёскивает Надя руками, - Стасик со своей пассией купаться полезли, вода ледяная, застудятся и не нужны будут друг другу, - хохотнула она.

- Не застудятся, - подаёт голос Аскольд, - наверное, спад произошёл, вода как парное молоко, двадцать пять по Цельсию, не меньше.

- При спаде, наоборот вода становится ледяной, а не тёплой, - глубокомысленно, приподняв одну бровь, изрекает Игнат. - Ты, батенька, что-то путаешь.

- Может, и путаю, но вода действительно тёплая, - без обиды в голосе чешет тощую бородёнку, Аскольд, - попробуйте сами.

- И пробовать не буду, в Интернете указано, море прогреется до шестнадцати

градусов. Этих шалопаев необходимо выдернуть из воды и дать водки с перцем, чтоб не заболели.

- Для тебя водка от всех болезней лекарство, - неодобрительно качает головой Надежда, поджимая сочные губы. - А ты, какого мнения, Никита?

Я как робот смотрю на Надю, согласно киваю, затем перевожу взгляд на Стасика и Иришку, они весело плещутся у берега, а где-то вдали гладь моря рассекает чёрный плавник.

- Стас! - подал голос Егор. - Ты чего учудил, быстро на берег!

- Дядя Егор, - смеясь, кричит Иришка, - море действительно тёплое.

- Батя, она правду говорит, присоединяйся.

Тут мой сын суёт руку в воду: - Папуля, водичка класс, они не обманывают.

До меня начинает доходить смысл происходящего, в мозгу вспыхивают иллюстрации кархародонов перекусывающих китов пополам, вскакиваю на ноги: - Живо на берег!- воплю так, что дал в конце петуха. Надежда от неожиданности роняет тарелку с салатом, а жена округляет и без того большие глаза.

- Что с тобой, Никитушка? - потянулась ладонью ко лбу.

Молодёжь мигом вылетает на берег, непонимающе смотрит на меня. Такого крика, явно не ожидали, по характеру я достаточно спокойный человек.

- Сынок, плохо выглядишь, бледный такой. Тебе нездоровиться? - встревожено говорит мать.

- Скоро всем будет плохо, - подбородок неприятно дёргался, я на гране шока. - Тебе действительно нехорошо, Надюша дай, что ни будь попить.

- Водки налей, - гудит дядя Игнат.

- Отстань, - отмахивается Надежда и протягивает минералку.

- А ты знаешь, всё же лучше налей водки, - всплакнул я.

- Ну, да, конечно. Со всеми выпьешь!- хмурится Лада.

- Права как всегда, - кисло улыбаюсь, оглядываюсь по сторонам. - Малыш! - зову Светочку. Девочка подскакивает, утыкается мне в колени. Наконец на неё обратили внимание.

- Где ты мишек видела? - стараюсь говорить без напряжения, но непроизвольно впиваюсь взглядом в розовое детское личико.

Тёща и мать заулыбались. И решили вновь поддержать игру, наверно мало им: - Да, деточка, а Маша была, кашку с ними ела?

Светочка корчит рожицу и показывает язык.

- Света! - грозит Яна, - веди себя прилично.

- Не трогайте её! - излишне резко рявкаю я. Ребёнок вновь прильнул ко мне.

- Дядя Никита, а ты мне веришь? - смотрит в мои глаза ангелочек.

- Верю.

- Вот здорово! - смеётся девочка. Лица взрослых вновь просветляются, видя такую детскую непосредственность. Лада присаживается рядом: - Вы, пожалуйста, быстрее решайте со своими медведями, очень кушать хочется, шашлыки стынут, - и смачно чмокает меня в щёку.

- Хорошо, - таю я, - садитесь, мы сейчас подойдём.

- Рассказывай, малыш, - нетерпеливо спрашиваю Светочку.

Девочка надувается от гордости, ей нравится, что её серьёзно воспринимают:- Значит так, дядя Никита, после того как я сходила в кустики, решила погулять и побежала по тропинке вверх. А там, большое поле, а за ним лес. А когда мы приехали на машинках, его не было, вырос, наверное, - делает она гениальное предположение. - Так вот, очень далеко, большая скала. А под ней, я думала, хомячки травку щиплют, а присмотрелась, мишки: мама и два таких хорошеньких мишутки. Я хотела побежать к ним, поиграть, но решила, мама заругает, вот и прибежала, а мне никто не поверил, - Светочка вновь надувает губки, в глазах блеснули слезинки. - А ты мне веришь? - пытливо заглядывает мне в глаза.

- Хотелось бы не верить, но ты, малыш, уверен, действительно видела медведей и очень правильно сделала, что не побежала к ним. Они дикие и могли тебя съесть.

- Брр, - зябко передёргивает острыми плечами девочка, - не хочу, что бы меня ели.

- И я не хочу,- серьёзно говорю я,- прошу, если увидишь диких зверей, бегом ко мне или к папе. Поняла? Да, дядя Никита, - радостно визжит Светочка и мчится рассказывать, что ей поверили.

Подхожу к Егору: - Не составишь компанию, пойдём, поглядим, что там?

- Папа и я с вами, - повис на моей руке Ярик.

- Никита, дружище, после поляны хоть на край света. Женщины нас не поймут.

- Может ты прав, - соглашаюсь я. В голове мысли всё ещё не улеглись, может, всё это мне мерещится.

Пью сухое вино, по привычке макаю шашлык в кетчуп, закусываю свежим зелёным лучком, но почти не чувствую вкуса, мне не просто страшно – жутко. В отличие от всех, знаю, домой мы не вернёмся, нет его просто, ничего нет, ни городов … ничего. Проклятые энергетические нити! Вспоминаю я старика со свалки.

- Никита, с тобой всё в порядке? - в глазах жены колышется тревога. Она всегда меня понимает.

- Со мной всё хорошо и с нами будет всё хорошо. Только кое-что произошло, нам нужно держаться друг друга. Тогда всё будет как надо, - в моей улыбке грусть и растерянность.

- Что случилось, Никита? - нешуточная тревога блестит в глазах Ладушки.

- Мы будем жить с нуля.

- Как это? - шепчет она.

- Очень скоро всё поймёшь.

- Не пугай меня.

- К сожалению, это факт. Но во мне зреет ощущение, все будет хорошо и даже очень, но ... не сразу.

- Мне ничего неясно.

- Скоро всем будет непонятно.

- Скажи, наконец, что произошло?

- Подожди немного, скоро сама всё увидишь и поймёшь.

- Но, что именно? - шепчет в ухо.

- О чём мы секретничаем?- подмигивает Надежда.

- Да, так, «... о чём-то близком и родном...», - декламирую строку из какого-то стихотворения.

- Понятно, - ничего не поняла Надюха, пожала плечами, хихикнула.

Внезапно слышится плач. По пляжу бредёт мальчик лет шести и горько плачет. Чувствуя, что произошло, нечто недоброе, поднимаюсь.

- Ты куда? - настораживается жена.

- Мальчик, видишь?

- С родителями поссорился, - неуверенно говорит Лада, - хотя не похоже, так безысходно не плачут. У него действительно настоящее горе.

- Я такого же мнения.

- Вы куда? - спрашивают из-за стола.

Мальчик бредёт по пляжу, но не одному отдыхающему не интересно, что произошло. С одной компании, правда, предложил конфету. Полное равнодушие, жутко становится за людей.

Наша Светочка быстрее всех оказалась у мальчика:

- Кто тебя обидел? - голосочек дрожит от участия. Мальчик останавливается, перестаёт рыдать, но слёзы продолжают катиться с опухшего лица. К чести наших семей, через секунду все столпились около ребёнка. Моя мать присаживается на корточки: - Что случилось, мой золотой?

- Да, что случилось? Где твои родители? - тёща, морщит лоб и в вечно немом вопросе, поднимает брови. Красиво получается, ведь она учительница начальных классов.

Мальчик вновь зарыдал: - Утопли, - еле выговаривает он страшные слова.

- Нет, - в ужасе отшатывается мать,- этого не может быть.

- Ты сам видел? - сердце у меня сжимается от жалости.

- Да, они поплыли с ружьями на охоту за скалки, а там вода забурлила и стала красной. Это кровь. На них напала акула!

- Ну, вот, приехали, - фыркает Игнат, - мальчик фантазирует.

- Игнат, знаешь, что поймали те рыбаки? - во мне как снежный ком нарастает раздражение и злость.

- Ну, что? - он усмехается, скептически поджимает сочные губы.

- Эй! - крикнул я рыбачкам, - принесите акулёнка!

Глава семейства, подхватывает малька за хвост и неторопливо подходит.

- Катран, что ли? - Игнат наклонился и осёкся. - Где его нашли? Это детёныш белой акулы!

- Это не белая акула, это нечто гораздо более крупное существо, - я замечаю, как дядя побледнел.

- Да, - соглашается Игнат, - это детёныш не белой акулы, на своём веку я их много повидал. Но в Чёрном море нет таких животных,- неуверенно произносит он. - Может, из Средиземного моря?

- Это уже не Чёрное море, - с торжеством выпалил я.

- Не надо из меня делать болвана, - рычит Игнат.

- Стоп! Короче. Не будем спорить. Здесь ребёнок и с его родителями, что-то случилось серьёзное. Необходимо во всём разобраться.

- Мальчик, а кроме родителей с тобой ещё кто-то был? - спрашиваю я.

- Да, - глотая свои слезы, говорит он.

- Кто? - оживляюсь я.

- Сестра трёхлетняя, она в палатке.

- Ты её бросил? - неожиданно жёстко спрашивает Светочка. В удивлении смотрю на племянницу, характер ещё тот. Не простой человек растёт.

Мальчик застывает, округляет глаза, и бросается бежать. Спешим следом. Затем я резко останавливаюсь: - Всем идти не надо. Пойду я, Егор и Игнат, остальные пусть ждут и не нужно ни какой самодеятельности.

- Я с вами, - заявляет рыбак.

Вчетвером едва поспеваем за мальчуганом. Краем глаза вижу отдыхающих, они бросают заинтересованные взгляды, но вопросов не задают, видно решили, что всё обошлось без их участия. Как говориться, живём по принципу: «баба с возу, кобыле легче».

В одной группе людей пытаются настроить волну на радиоприёмнике, но в эфире слышится лишь треск от разрядов далёких гроз. Они не могут понять, в чём дело. Ничего скоро поймут, я злорадно усмехаюсь. У меня обида за мальчика.

На удивление, на диком пляже, присутствует много людей. Обычно, весной, все устремляются в лес, в горы. А только когда прогревается вода, к морю.

Народ скопился разный. Где-то бренчат на гитаре, наверное, студенты из Симферопольского медицинского университета. На отшибе от всех, но в очень выгодном месте, под добротными тентами расположилась серьёзная публика, для них установили столы, сидят в плетённых из лозы креслах, пьют дорогую водку, виски, коньяк. Их женщины, с удивительной ловкостью передвигаются по камням в туфлях на длинных шпильках, кокетливо заигрывают с мужчинами, пьют мартини со льдом и не о чём не задумываются. Одетые в белые рубашки молодые ребята, готовят барбекю, жарят на плашках королевских креветок и прочее, прочее. Я сильно не заглядываюсь на эти поляны. Единственно, что удивляет, такая публика никогда с простым народом не соседствует, а здесь. Хотя нет, они огородились от остального мира кольями, забитыми по периметру их стоянки. А накаченные мальчики, явно за него ни кого не пропустят. Но в большинстве, народ на берегу, попроще.

Ребёнок ведёт далеко от зоны отдыха. Скалы грозно нависают над водой. Судя по всему, там находится их стоянка, подводные охотники всегда стараются выбирать места подальше от скопления людей.

Действительно, с трудом протискиваемся между тёмными скалами, замечаем синюю с белым, палатку. А рядом с ней, к величайшей радости, вижу женщину, одетую в гидрокостюм. Она склонилась над мужчиной, так же в гидрокостюме. Рядом, на камнях, сидит бледненькая, испуганная девчушка. В её ногах небрежно валяется вязанка рыбы, нанизанная на толстую леску.

- Мама! - взвизгивает мальчик и бросается к ней.

- Коленька! Где ты был, ненаглядный мой?

- Вы не утопли, мамочка? Что с папочкой?

- Ему в больницу надо. Он ... руку повредил.

- Я видел, на вас акула напала!

Женщина, наконец, обращает на нас внимание: - Очень хорошо, что вы здесь. Мужа необходимо срочно вести в больницу. Он потерял много крови. Вы поможете поднять его наверх. У нас автомобиль. Действительно ... на нас напала акула ... не катран, похожа на океанскую, метра три.

- Я врач, - говорю я, чтобы сразу расставить все точки над "i". Склоняюсь над мужчиной, он в сознании, но видно, находится на грани обморока. Рука почти перекушена, кость сломана, но артерии и вены сильно не пострадали, просто везунчик. В стационаре за месяц поставили бы на ноги, но ... здесь.

- Всё очень серьёзно? - шепчет женщина.

- Не сказал бы, - в раздумье говорю я. - Но есть обстоятельства, которые могут несколько осложнить лечение. Швы необходимо наложить немедленно, до стационара может не дотянуть, - я нагло вру. Не объяснять же её, что нет уже никаких больниц. - Я всё сделаю здесь, потом переправим в больницу.

- Это возможно? - в её глазах вспыхивает надежда, смешанная с недоверием.

Ох, как я сомневаюсь! Хочется сказать, такая операция, в полевых условиях, просто нереальна, но улыбаюсь жизнерадостно, словно клоун на манеже: - У меня солидная врачебная практика.

- И инструмент есть?

У меня всегда с собой аптечка, но для данного случая она мало подходит. Но ответил: - Есть, всё есть. Мужчины! Аккуратно берём его здесь и здесь. Идём медленно, я буду придерживать руку. Вы ... - обращаюсь к женщине.

- Меня Катей звать.

- Вы, Катя, берите детей и всё необходимое. Придётся у нас немного задержаться.

- Конечно, я мигом, - она бросается собирать рюкзак, лихорадочно запихивает разбросанные вещи.

- Рыбу возьмите, - видя, что Катерина демонстративно обходит стороной нанизанные на шнурок подводные трофеи,- говорю я.

- Да ну, её! - в сердцах выкрикивает она, словно эта рыба виновата в случившейся трагедии.

- Возьмите, - настаиваю я. Мне понятно, скоро возникнут проблемы с провиантом.

- Пусть пацан несёт, - гудит Игнат, - а ты, Никита, второй рюкзак на себя повесь, видишь, женщина запряглась как лошадь.

Я усмехаюсь, - мне тридцать пять, а родной дядя старше меня всего на пять лет, но он как всегда решил показать кто здесь главный.

- Если буду отвлекаться на груз за спиной, у мужчины рука оторвётся, итак на сухожилиях едва держится. Вы, Катя, если тяжело, оставьте часть вещей, потом заберём.

- Да, нет, что вы, мне не привыкать и не такой груз таскала. Вы, пожалуйста, не отходите от мужа.

- Катюша, брось палатку, сопрут и ладно, у нас ещё одна есть, - слабым голосом хрипит супруг.

- Э, нет, палатка нам нужна, - возражаю я. - Оперировать, где буду, на песке?

Очень осторожно ступая на шаткие камни, бредём к стоянке. Мы впереди, Катерина, действительно, навьюченная как лошадь, да ещё постоянно цепляющихся за неё детей, плетётся сзади. Когда поравнялись с местом, где гуляет серьёзная кампания, одна из длинноногих девиц, углядела у мальчика вязанку рыбы. Неуклюже маневрируя на своих ходулях, цокает к нам.

- Какая прелесть, Вилен Жданович, поглядите рыбка, я хочу её! Ой!- она неожиданно видит изувеченную руку. - У вас неприятность? - и почти без паузы. - Продайте рыбу, мы её в фольге запечём.

У Катерины от бешенства белеют глаза: - Пошла вон, сука драная.

- Сама сука, ты! - моментально отреагировала длинноногая девица, с вызовом вздёргивает острый подбородок.

- Эй, вы там! Ещё одно оскорбление и я вас всех дерьмо собственное жрать заставлю, - возмущается Вилен Жданович. - Эй, вы, ихтиандры, сколько за рыбу хотите? Только без наглежа, а то так заберу, я не прощаю хамства.

Катерина едва сдерживается от гнева, вот-вот, да, скажет в ответ грубость на свою голову. Шепчу ей, что бы молчала, а сам говорю: - Меняемся на бутылку виски.

- О, чего захотел, она на триста боксов тянет, могу, разве что, рюмку налить.

В компании негромко рассмеялись.

- Тогда бутылку водки.

- Что ты делаешь, Никита, - продудел Игнат, неужели, своей водки у нас мало.

- Маловато, думаю, - очень серьёзно говорю я.

- Что, паря, выпить хочется? - насмешливо спрашивает Вилен Жданович.

- Очень, - не моргнув, говорю я.

- Алексей Семёнович, когда яхта подойдёт? - спрашивает Вилен Жданович, напротив сидящего немолодого лысеющего мужчину.

- Ждём с минуты на минуту, уточнил бы по мобильной связи, да вы сами знаете, что-то с этой самой связью неладное. Мобильники все молчат. Война, что ли началась? – в замешательстве чешет он затылок.

- Ну-ну, не накаркай,- грозит пальцем Вилен Жданович. - Значит яхта на подходе, хорошо. Виталик! - подзывает молодого, холёного парня, - дай алкашам одну бутылку и сделай рыбу, как просит Ритуля.

Молодой человек сунул мне за пазуху водку, брезгливо покосился на изувеченного человека, забирает у ребёнка рыбу и передаёт поварам.

- А, что у вас за раненый лежит? - без интереса спрашивает Вилен Жданович.

Только хотел сказать об акуле и о том, что в море купаться небезопасно, как встрепенулась Катерина:- Со скалы упал, кстати, вода в море очень тёплая, зря не купаетесь, - зло выкрикивает она.

- Спасибо, детка, про море учту. Приходи вечером, на яхте своя дискотека и приличный бар. А ты коза что надо! - подмигивает Вилен Жданович.

- Непременно! Вот только сначала поглажу ...

- Быстро пошли, - одергиваю её. Она дёрнулась как боевая лошадь, но быстро сникает.

- Подонки, всхлипывает она. - А водку, зачем взяли у этих козлов? Вы не похожи на пьющего человека.

- Как говорится, с паршивой овцы, хоть шерсти клок, для дезинфекции. Руки надо помыть, рану обработать, перевязочный материал. Мало ли для чего, нужна водка. Эта вещь от всех болезней. Правильно, Игнат? - подкалываю дядю.

Когда мы поравнялись с медиками, останавливаюсь, мне нужен ассистент. Думаю, найду их в группе студентов. Ребята уединились за крупными камнями, и веселятся на всю катушку. Когда появляюсь в их поле зрения, они перестают тренькать на гитаре и недовольно уставились на меня.

- Привет честной компании, - поднимаю руку.

- Ну, привет. Чего надо?

- Вы с медицинского?

- Реально вы правы, - изрекает смуглый паренёк.

- Студенты, значит.

- Не совсем реально, только наполовину. Кое-кто из нас уже дипломы заимел.

- Хирурги есть?

- Интересный вопрос. Вырезать, что-то надо?

- Мне не до шуток. Сам я хирург, мне нужна помощь ассистента, здесь, на пляже.

- Не хрена себе! - выпалил один из ребят. - Операцию, что ли, провести надо? А в больнице не проще? Наверху куча телег, договориться всегда можно, а до ближайшего медпункта пятнадцать, от силы двадцать минут.

- Если медленно ехать, - хихикает смазливая девушка.

Понимаю, сморозил глупость. Никогда в жизни, никто не пойдет на такую авантюру, оперировать на песке, когда, по их мнению, до ближайшего медпункта совсем ничего.

- Вы меня не так поняли, ассистент, в смысле не оперировать, а помочь транспортировать.

- Понятней изъясняйтесь, коллега,- язвит усатый с куцей бородкой паренёк.

- Ладно, батя, выкладывай, что случилось. Я хирург, но без практики, работы нет, сейчас я грузчиком подрабатываю, семью кормить надо, - как бы в своё оправдание басом говорит увалень, с серыми как свинец глазами.

- Не хрена себе? - теперь удивляюсь я. - Тебе нельзя, руки испортишь.

- Понимаю, но я стараюсь не напрягаться.

- Конечно! Я видела, какие ты ящики таскаешь, - с потрохами его сдаёт лупоглазая девушка с наивным лицом.

- Если не вдаваться в детали, мужчине руку чуть не оторвало. Кость сломана, мышцы сильно повреждены, но артерии, жилы, вены почти не пострадали. Есть шанс, руку можно спасти, если принять срочные меры, - разъясняю я ситуацию.

- Крови много потерял?

- Много и сейчас сочится, повезло, что у него жена боевая, первую помощь оказала весьма не дурно.

- Я схожу,- поднимается с места сероглазый увалень.

- Семён, тебе помочь? - высказывается кто-то без особого энтузиазма.

- А, что, кроме меня, здесь есть ещё хирурги? - усмехается парень.

- Так не оперировать же будешь, а опять таскать. Видно на роду у тебя написано, взял побольше, понёс подальше, - я поморщился, шутка неудачная, но Семён и бровью не повёл.

- Пойдём, батя.

- Меня Никитой Васильевичем звать, - представляюсь я.

- Понятно.

Мы отходим от весёлой компании и Семён неожиданно выпалил: - Я всё знаю.

- Что именно? - останавливаюсь я, с интересом смотрю в его серые, как свинец, глаза.

- Я догадался, и вы тоже всё знаете. Во-первых, у меня было предчувствие с месяц. Думал бред какой-то, мерещилось, что полечу в "Ноль", - он усмехается. - Якобы нам дают шанс жить с начала, остальные обречены. Оставят кучку людей, причём без разбора. Выкарабкаются, значит, у человека есть будущее, а нет, что-то придумают, на замену. Вы обратили внимание, Никита Васильевич, солнце взошло с моря, а не наоборот? Мы вообще неизвестно где, может это даже не Крым. Я орлов видел, как страусы по размеру. Недавно бегал наверх, всюду лес. За оленем наблюдал, он величиной с буйвола, на него саблезубый тигр охотился, это доисторический мир.

- Твои ребята знают?

- Нет, но чувствую, о чём-то догадываются, сегодня слишком веселятся, как перед истерикой. Наверное, этот мир нас, людей, подготовил, чтоб стресса сильного не было.

- Моя племянница медведей видела, никто не поверил, кроме меня, - я вздыхаю.

- Очень скоро поверят, - с горечью говорит Семён.

- Придётся выживать, - мне грустно и тяжело на душе.

- Придётся. Только необходимо подойти к этому грамотно.

Мы выходим из-за камней. Нас с нетерпением ждут.

- Поторапливаться надо, - Егор искоса смотрит на Семёна.

- Это, Семён, молодой хирург, будет ассистировать, - с ходу бросаю я. Семён подходит к раненому.

- Нападение акулы? - без обиняков спрашивает он.

- Да, - кивает Катерина.

Семён существенно разгружает Катерину, которая, наконец, смогла взять за руку хныкающую дочурку. Маленький сын ведёт себя по-мужски, не плачет и пытается помогать матери, правда, этим больше мешает. Но она с благодарностью принимает заботу малыша. Мне импонирует её позиция, очень верное воспитание, из мальчугана будет толк, когда вырастит.

Осторожно идём по берегу. На этот раз много людей проявляют сочувствие к раненому, хотя, вижу, некоторым просто любопытно. Мы предупреждаем всех, в море появились опасные хищники и вовремя, многие открыли для себя пляжный сезон. Нам мало верят, даже глядя на изувеченную руку подводного охотника, но идущий с нами рыбак, в таких красках рассказывает, как он выловил белую акулу, что всех купающихся, чуть ли не за шиворот повыдёргивали из воды их друзья и родственники.

Наконец прибываем на свою стоянку. Мать, как обычно, грохается в обморок, она не переносит вида крови. Тёща тоже еле держится, другие покрепче, включая мою Ладушку, она у меня вообще молодец, трудности её только мобилизуют. Аскольд близко не подходит, с непонятно странным выражением на лице наблюдает со стороны, тесть сразу предлагает помощь, Стасик с Ирочкой взялись за руки, как школьники, очень переживают. А Светочка примкнула к детям и принялась утешать их в меру своего возраста.

Егор с Игнатом быстро разбивают палатку, а сынок откуда-то приволок два ящика и четыре доски. Из них сооружаем, нечто подобие операционного стола и взгромождаем туда раненого.

Он очень плох, пару раз терял сознание и я побаивался, что может умереть от болевого шока. Не раздумывая, вливаю в рот полбутылки водки, он приоткрыл глаза и благодарно представляется: - Геной меня звать.

- Ожил, очень хорошо. Так вот, Гена, лежи не дёргайся, привязывать не будем, всё равно не получится, ящики сами по себе неустойчиво стоят. Сделаем новокаиновую блокаду, она несколько снимет боль, но если будет невтерпёж, попросишь ещё водки. Договорились?

Он кивнул, в глазах появилась твёрдость, приготовился, значит. Я разложил инструмент, глядя на который, плакать хочется. Но, по крайней мере, скальпель, пару зажимов, иглы, нитки имеются.

Обильно смачиваю водкой салфетки, Лада поливает на руки всё той же водкой и, отогнав всех от палатки, принялись оперировать. Я никогда в жизни так виртуозно не работал, но всё же, иной раз, хотелось опустить руки. Не в условиях стационара, эта операция почти безнадёжна. Семён ассистирует первоклассно, удивительно, как его не заметили, он же просто самородок. Я хирург с большим стажем, но без Семёна были бы проблемы. И Гена ведёт прилично, боль терпит, водку не просит.

Прошло два часа, завязываю последний узелок, устанавливаем на руке шину и облегчённо вздыхаем. Получилось, шанс, что рука останется, больше девяноста процентов.

- Никита Васильевич, первый раз вижу такую работу, я ваш ученик навсегда, - серые глаза Семёна источают восхищение.

- Без тебя у меня могло не получится, - говорю истинную правду. - Что ж, пойдём к народу.

Мы выползаем из операционной. Катерина подлетает как наседка.

- Всё, через месяц останутся только шрамы. В рубашке родился твой мужчина.

Она бросается благодарить, но я отмахиваюсь.

- Вот теперь можно выпить, да, Семён?

- Как скажете, профессор.

Показывается Аскольд с ведром картошки.

- Может, запечём?

- Нет! - вскричали мы с Семёном одновременно.

- Почему? - удивляется он, рассматривая овощи, словно увидел в них скорпионов.

- Это бонус, - говорит Семён.

- Повремени, - предлагаю я. Картошка, это же плодовая культура будущего. Как прав, Семён, это бонус, возникает мысль.

- Папуля, - прижимается к Аскольду Светочка, - а солнышко наоборот движется, не в море, а туда, - с детской непосредственностью машет ручонкой маленькое сокровище.

Возникает тишина. Все проанализировали слова ребёнка, и оказалось это правдой. Солнце, действительно заходит за скальную гряду, не тонет в море.

Игнат не удерживается на ногах, рухнул на песок. Для штурмана это чересчур.

- Природная катастрофа, - шепчут его уста. От бравого вида не осталось и следа. В глазах, как злобные тараканы, бегает паника, - океаны выйдут из берегов, цунами смоют материки...

- Никто ни кого не смоет, - плеснул на него презрительным взглядом. В данный момент он начинает меня раздражать. Не люблю паникёров, - мы оказались в другом мире, и я докажу это. Сейчас подымаемся вверх. Гарантирую, место не узнаете, Семён видел лес и зверей. Кстати, и Светочка видела лес, думаю, медведей тоже. Только давайте не паниковать. Организуем жилища, займёмся пропитанием. Уверен, всё наладится, нас много, не сомневаюсь в блистательных результатах, - я произнёс пламенную речь, но аплодировать никто не стал.

- Пойдём, поглядим, - с явным скепсисом соглашается тесть. Он встаёт, дёргает плечом, будто поправляет ружьё. Не дожидаясь нас, идёт к тропе.

- Вот здорово! - подскакивает ко мне Ярик. - В школу идти не надо, гуляй целый день.

- Это ты ошибаешься, бабушка Лиля не допустит, что бы ты рос неучем. Правда, мама, - обращаюсь к тёще.

- Да, да, конечно, - всхлипывая, выговаривает она, вытирая слёзы. Я с удивлением замечаю, как вмиг она постарела.

- Сынок, может, ты ошибаешься, а солнце всегда заходит в ту сторону, - мать просящим взглядом смотрит на неправильное светило.

Все молчат. Мы часто бывали на этом берегу и любили смотреть, как оно, наливаясь багровым огнём, заходит в море - это событие постоянно разное, но всегда прекрасное.

Гл.2.

На пляже начинается некоторое оживление, раздаются возбуждённые голоса, небольшая группа людей столпилась у кромки воды и высматривают что-то на горизонте.

- Однако, кит?! – прогудел над моим ухом голос Игната.

- В Чёрном море? – встрепенулся Егор, с недоверием глянул на моего дядьку, затем вновь устремил взгляд вдаль.

Я поддался вперёд, там, где сейчас должно быть солнце, бледным пятном маячит луна, море спокойное, ни волнения, ни ряби … внезапно чётко вижу водяной фонтанчик, где-то вдали действительно пасётся кит.

- Что тут удивительного, - кривится Аскольд, его несуразная бородка дёрнулась вверх, он щурится, усмехается: - Это уже не Чёрное море, а … Чёрный океан.

- Бр-р-р, папа, не хочу океанов, - Светочка жмётся к его ногам. Он с нежностью потрепал её за волосы: - Беги к маме, мы сами поднимемся на плато.

- Я с тобой, хочу мишек увидеть! – заканючила девочка.

Аскольд покачал головой и, его дочка с неудовольствием поджала пухлые губки, вздохнула, но перечить отцу не стала, решительно подошла к детям Катерины, развела руками:- Не пускают, надо быстрее вырастать.

Видя такую детскую непосредственность, я улыбнулся, но на душе становится пусто и холодно, внезапно понял, в какой опасности мы находимся. Нет сомнения, это первобытный мир, каким-то образом этот кусок берега был перемещён во времени и теперь неизвестно с какими хищниками придётся встретиться. Я огляделся по сторонам, берег тянется широкой полосой и утыкается в мрачные скалы. Люди, прозревая, как зомби бродят по прибрежной гальке, в случае внезапного нападения, немногочисленные тенты и палатки их не защитят. Что же делать? Я кидаю взгляд на красноватые склоны, замечаю природные площадки, возникшие в разломах, вероятно, после минувших землетрясений, а сейчас засыпанные рыжей почвой. Очевидно, придётся лезть на эти кручи.

- Ещё фонтанчики, там целое стадо китов, - в великом возбуждении раздувает ноздри Игнат.

- А вон плавники акул, - мрачно произносит Аскольд, его кадык дёргается, бородка нервно взлетает.

- Мальчики, а на берегу не опасно? – с тревогой спрашивает Лада. Я глянул на свою жену, в её огромных глазах вижу нешуточную тревогу, но паники нет.

- Пляж с двух сторон замыкают скалы, звери вряд ли пройдут, - произношу я.

- Но если начнутся шторма, здесь так всё перемешает, - безжалостно заявляет Игнат.

- Перемешает, - соглашается Аскольд и уже шарит взглядом прилегающие склоны.

- Так что же нам делать! – истерично выкрикивает Надежда.

- На месте не прыгать, не то обвал будет, - сурово осадил её Игнат.

- Мой муж всегда может успокоить, - она в раздражении закатывает глаза.

- А что мы стоим, надо идти на разведку, - мой тесть осторожно отодвинул от себя свою жену, глазами ищет тропу, но даже он, охотник со стажем, не может её найти, на склонах произошли такие изменения, что всё перемешалось, но я, с трудом, но увидел её следы у упавшей на землю скалы.

- Всем наверх идти не надо, неизвестно что там, - произношу я.

- Почему неизвестно? – Светочка в недоумении поджимает губки. – Там мишки!

- М-да, хороший ребёнок, - Семён улыбнулся, но взгляд быстро гаснет, когда посмотрел на крутые скалы.

- Пойду я, Аскольд и … - сталкиваюсь с требовательным взглядом тёщи, она нахмурила брови и явно не хочет, чтобы я назвал её мужа, но Анатолий Борисович шагнул вперёд: - Что стоим, пошли, - тесть всё же заметил следы от тропы и первый двинулся вверх

Я развёл руками, а тёща даже покраснела от негодования, но перечить не стала, характер её мужа железный и это она прекрасно знает.

Раньше здесь была целая дорога, петляющая между нависших скал, лихие водители иногда даже по ней спускались прямо к пляжу. Но это было раньше, теперь всё изменилось, тропа едва обозначена, словно произошедшие метаморфозы не смогли полностью сгладить разлом и теперь она тянется, как едва заметная тропинка, а в самом начале её и вовсе нет, лишь небольшая осыпь из мелких камней. Очень может быть, Светочка ещё застала тропу, когда она только трансформировалось, иначе для меня загадка, как хрупкая девочка смогла преодолеть такой сложный маршрут.

- Наверное, так всё начиналось, сначала появилась чуть заметная трещина между скалами, затем, через сотни тысяч лет она раздалась, - делает вывод мой тесть, он останавливается, вытирает пот с лица.

- Похоже на то, - соглашаюсь я, с некоторой завистью глянул на Аскольда, в отличие от нас он совсем не вспотел и рубашка на спине сухая. – Ты когда-нибудь, устаёшь?

Он остановился, с недоумением глянул на нас, пожал плечами: - Всякое бывает и как лось рванул по тропе.

- Удивляюсь, как твоя дочка весь этот путь проделала! – вдогонку кричу я.

- Она вся меня, - через плечо ухмыльнулся Аскольд и, внимательно посмотрев вперёд, добавляет: - Подходим к поверхности, вижу просветы между скалами.

Он первый выходит наверх и сразу отпрянул назад, на него с размаху налетает мой тесть, удивлённо вскидывает брови, но Аскольд прижимает пальцы к губам. Я торопливо вскарабкиваюсь к ним, вижу, как Анатолий Борисович на животе подползает к кромке почвы, нависающей над тропинкой, протискивается между корней и замирает.

- Что там?- заинтригованно спрашиваю я.

Тесть поворачивает ко мне какое-то просветлённое лицо, глаза горят охотничьим блеском, пальцы вцепились в торчащий корень, словно в охотничье ружьё: - А ведь, правда, мы в доисторическом мире, - уверенно заявляет он.

- Так что там? – едва не выкрикиваю я.

- Сам посмотри, - Аскольд беззвучно смеётся, его безобразная бородка выписывает игривые пируэты.

Я ползу вверх, тесть нехотя пропускает меня: - Осторожнее, сильно не высовывайся, - предупреждает он.

Раздвигаю полёгшую траву и, меня с головой накрывает тяжёлый звериный запах. В наступающих сумерках вижу непонятного происхождения холмы и вроде толстую змею, обвивающую сочные стебли, с хрустом рвётся трава и, я замираю от восторга и страха, это не змея – хобот исполинского слона. Холмы сдвинулись, земля вздрогнула, я понял, что это животные, но какие! Лишённые шерсти гиганты выше любого мамонта, уши как паруса – развиваются, словно под сильным ветром, один из исполинских слонов изверг из глотки такой умопомрачительный рёв, что я кубарем сваливаюсь вслед за слетевшим вниз тестем.

- Ну как? – смеётся Аскольд.

- С простой винтовки такого не убьёшь, - нервно пожевал губы тесть.

- Была б винтовка, - ухмыльнулся Аскольд.

- М-да, кроме ножей ничего нет, - соглашаюсь я, - но мяса то, сколько! – это так позабавило моего друга, что он весело хохотнул:- Да если он просто нагадит, такой лепёшкой человека насмерть зашибёт.

Древние слоны будто делают перекличку, их рёв доносится то слева, то справа, вздрогнула земля.

- Уходят, - прислушался тесть.

- Похоже на то, - вытянул шею Аскольд.

Любопытство меня просто раздирает, я вновь подползаю к поверхности, раздвигаю траву. Действительно, гиганты неторопливо бредут в сторону леса.

- А ведь здесь когда-то стояли наши автомобили, вон там, была палатка, где торговали пивом, - почему-то проговорил тесть и сглотнул липкую слюну.

- Воду надо найти, - облизнулся я.

- Это на склонах, я заметил тёмные участки, по-видимому, там родники, - уверенно произнёс Аскольд.

- Пора вниз, - с некоторым сожалением говорю я, - темнеет, то, что нам надо было выяснить, мы узнали, нет сомнения мы … - я замешкался, не зная какие подобрать слова, но мне на выручку подоспел Аскольд: - Ты хотел сказать – мы в настоящей жо…е?

- Где-то так, - невесело улыбнулся я.

- Винтовку бы, с разрывными пулями, - не слушает нас Анатолий Борисович, сейчас в нём живёт охотник и его мало интересует, где мы сейчас находимся.

В молчании спускаемся к морю, почти полностью стемнело, кое-где горят костры, доносится запах жареных мидий, слышится приглушенный женский плач.

Ко мне мигом подбегает Лада, Ярик уцепился за мой пояс, подходит моя мать, затем все остальные.

- Мужика одного акула сожрала. Полез в воду, хотел устриц надрать, а там сразу большие глубины, - Семён горестно вздохнул, - всё произошло очень быстро, она его пополам перекусила, затем и другие акулы подоспели … ужас какой. Надо наверх выбираться, вот, люди подходили, тропу ищут, но мы, пока не сказали где она.

- И правильно сделали, там ловить нечего, - тоска сжимает мне сердце и мучает неопределённость, зажаты, словно между жерновами, пока выхода не вижу, а ещё ветер задул резкими порывами. – Надо на склонах подыскать убежище, на берегу оставаться опасно, любой хороший шторм здесь так всё перемешает.

- А если выбраться наверх? – гнёт свою линию Семён.

Я посмотрел в его серые глаза, отрицательно качнул головой: - Там звери, их много и все не наши.

- В смысле?

- Это первобытные животные, или съедят, или растопчут. Каким-то непостижимым образом мы попали в доисторический мир, как это не глупо звучит – это далёкое прошлое. Мы наверху видели стадо степных мамонтов, современные слоны у них под брюхом пройдут.

- Здорово! – радостно восклицает Светочка и хлопает в ладоши, маленький Коля угрюмо глянул на восторженную девочку и тоже неуверенно улыбнулся – им всё игра, а ведь на самом деле – ужас.

- Боже, куда мы попали?! – Семён обхватывает голову и стонет.

- Хватит ныть, - безжалостно пихает его Аскольд, Семён мгновенно замолкает, его квадратная челюсть безвольно опущена вниз, в глазах паника. Но он совладал с собой, виновато посмотрел на окружающих людей: - Простите, как-то всё наплыло, как представил, что нам здесь жить …

Тяжёлая тишина возникает вокруг, смотрю на людей, слёзы наворачиваются на глаза, действительно, куда мы попали, как жить? Но никто не ропщет, даже эмоциональная Надюха не закатывает глаза и не ломает пальцы, но быть может, разум ещё не осознал всю пропасть нашего положения. В любом случае, лишние истерики не нужны.

Внезапно доносится голос: - Вот она, я нашёл тропу!

- Блин, кто это? – я оборачиваюсь назад, долговязый мужчина зовёт своих товарищей, призывно взмахивая рукой.

- Эй, – кричу я, - туда нельзя!

- А здесь можно? - он так злобно выкрикивает, что мне даже стало не по себе.

- Тебе сказали, наверх нельзя, там звери, - напористо произносит Аскольд.

- Да пошли вы все … придурки! – неожиданно взрывается мужчина и демонстративно вытаскивает из-за пояса туристический топорик. К нему подходят несколько человек: трое молодых мужчин, две женщины и три ребёнка.

- А вот уж нет, – взрываюсь я, – сами можете валить куда угодно, а детей оставьте!

- Здесь смерть! – долговязый мужчина угрожающе взмахнул топориком, а кто-то из его товарищей выхватили ножи.

- Идиоты, - попятился я.

- Сейчас я с ними разберусь, - решительно шагнул вперёд Аскольд.

- Папа, родненький, стой, они тебя убьют! – вцепилась в него Светочка.

- Спорный вопрос, - угрюмо проговорил Аскольд.

- Не лезь! – хватает его за руку Яна.

- Она правильно говорит, - прогудел Игнат, с неприязнью глядя на незнакомцев.

- Там дети, - я присоединяюсь к Аскольду, как назло у нас нет даже ножа.

Долговязый подтолкнул детей к тропе, я не выдерживаю, кидаюсь к ним, свист лезвия и плечо мгновенно немеет и что-то липкое и тёплое полилось по телу – кровь, я отшатываюсь, злобно скалю зубы и, наверное, рычу, меня отдёргивает Аскольд: - У них крыша поехала, Никита оставь их в покое.

- Но там дети!

- Может, хватит у них мозгов не идти в лес.

- Какой лес, – взрывается долговязый и вновь взмахивает топориком.

- Там первобытные звери! – кричу я.

- Дебилы, какие звери? Там машины, надо срочно уезжать, на пляже творится что-то запредельное! – слышу в ответ.

- Никита, у тебя кровь! – взвизгивает Лада. – Сволочь! – с яростью кричит она.

- Сам нарвался, - сплёвывает долговязый и спешит за своими товарищами.

Семён ловко зашивает мне рану, стягивает бинтом: - Вскользь задел, повезло, - добродушно говорит он. – Надо же, попал прямо под старым шрамом. Интересный силуэт получается, корону напоминает.

- Это мой сын в детстве с дерева слетел, да на осколки стекла напоролся, - вздыхает моя мать.

- А ведь действительно, как корона, - вскользь посмотрел Аскольд и многозначительно вздёрнул к верху бородку.

- Нам следует убираться с берега, надо людям на пляже сообщить, - мне не нравится усиливающийся ветер, поднимаются волны и с грохотом накатываются на берег, перемешивая гальку с песком.

- Нас уже один раз послали, - дёрнул бородкой Аскольд.

- Всё же предупредите людей, а нам бы туда взобраться, - я указал на сливающуюся, на воне склона, природную площадку, - необходимо запастись дровами, пока сушняк волнами не замочило.

- То же верно, - кивает Аскольд. – Слышали, что Никита сказал? – обернулся он к нашим мужчинам.

У тропинки, на высоте десяти метров от берега, мужчины находят природную площадку, приблизительно сто на пятьдесят метров, она завалена камнями, ветками прочим мусором. Дальше, на разных уровнях, виднеются другие, не менее удобные площадки, также в грудах камней и земли, до которых можно добраться от основной площадки. Приложив достаточно усилий, вполне возможно облагородить и приспособить для жилья. Меня весьма обрадовало то, что из-под камней вытекают многочисленные родники, а широкие трещины наполнены красноватой, жирной на ощупь, землёй. Щелей на склоне бесчисленное множество. Если правильно поставить дело, то там будут и огороды и сады. Раньше склоны мало прогревались солнцем, но сейчас, когда оно поменяло направление, тепла станет в избытке. Конечно, необходимо построить жильё. Вверху лес заселён первобытным зверьём, не знающего человека, поэтому добыча строительного материала представляет достаточную сложность, если не смертельную опасность. Над этой проблемой поразмыслю на досуге.

Рука ноет, но не болит как раньше, поэтому я не стал отсиживаться, а с Семёном и Аскольдом спустился к берегу, надо предложить людям перебираться на верхние площадки, там безопаснее, а волны уже захлёстывают половину пляжа. Но народ жмётся ближе к скалам, на наше предложение или не отвечают вовсе, им, кажется, на склонах значительно опаснее, чем на берегу, или, как это было с компанией Вилена Ждановича, посылали нас куда подальше, причём в ярко выраженной агрессивной форме. Они до сих пор надеются, скоро прибудет яхта и увезёт в город к благам цивилизации, где господствуют большие деньги, плебеи лижут пятки и много алчных, без интеллекта и совести прекрасных женщин, ждут своих папиков. Из всего этого делаю вывод, нервы у людей напряжены до придела, может произойти срыв и паника захлестнёт пляж. Буду молить, чтобы на берегу ничего не произошло непредвиденного, к утру народ успокоится и, дай бог, мозги заработают, а там можно будет спокойно поговорить. Немногие, очень немногие, вняли нашему предложению и полезли наверх.

Как-то получилось, главным по «стройке» избрали меня, хотя Игнат рвался в «бой» и хотел захватить управление в свои мощные руки, но его напористость, больше раздражает, чем сплачивает – поэтому, все начали собираться вокруг моей персоны. В принципе, опыт управления людьми у меня есть, в своей больнице я работал главврачём, а это включает в себя и хозяйственные и строительные обязанности. Я понимаю, разлад и шатания пользу не принесут, поэтому, на общем собрании, закрепил своё положение голосованием и предложил несколько жёстких пунктов, которые приняли единогласно.

После собеседования, разделяю людей по направлениям, где считаю, они принесут больше пользы, и работа кипит. Часть расчищает площадки для будущего

жилья, другая - готовит из камней и глины бассейны для сбора родниковой воды, другие - места для костров, где будет жариться пища. Детвора, под командованием Стасика и Ирочки, заготавливает хворост, благо на берегу и на склонах его много. Тесть руководит постройкой коптильни для холодного копчения. Я понимаю, это мероприятие архиважное. На данный момент, копчение, единственный способ хранения морепродуктов и мяса.

Дымогенератор делается из камней и глины, вместо дымохода предложил использовать естественную трещину. Она тянется по скале метров пятнадцать и переходит в небольшую пещерку, добраться до которой не проблематично. Её решил использовать для развешивания полуфабрикатов, а трещину снаружи замажем глиной, её на склонах изобилие, и получится труба для движения дыма.

Игнату предложил, поутру, занялся ловом рыбы, на что он сплюнул сквозь зубы, и я так и не понял, принял он моё предложение или нет. Катерине поручил организовать группу по добыче устриц с подводных камней. А нашу Надежду назначил воспитателем для детей, их у нас от трёх до шести лет набралось целых семь.

Когда всё закрутилось, завертелось, немного успокоился и начал обдумывать тему: "Как изготовить оружие". Неожиданно ко мне подбегает сын:- Папа, смотри, что я нашёл, когда собирал дрова!- Он протягивает два куска блестящего чёрного камня.

- Ярик, ты знаешь, что нашёл?! - на меня снисходит озарение.

- Обсидиан, его там много. А ещё агаты есть и яшма.

- Это наконечники для копий и стрел, - ликуя, восклицаю я,- смотри! - один кусок положил на землю, а другим, резко размахнувшись, ударил. Нижний камень треснул и развалился на несколько кусков. Беру один острый как лезвие осколок, провожу по руке, волоски срезаются, словно острейшей бритвой. Улыбаюсь: - А заодно и побриться можно. Ярик, позови дядю Аскольда, необходимо запастись обсидианом. Там его точно много?

- Навалом, склон обвалился, и они между обычными камнями лежат.

До поздней ночи Аскольд и Ярик ведут добычу этого минерала. И вот, у нас накопилась целая горка сверкающих камней.

С скептически настроенным Егором, он всё меня подкалывает насчёт дикарей, а я парирую, нам до них ещё дорасти надо, крушим камни и осколки сортируем по будущим назначениям.

Ближе к утру, под сверкающими звёздами, присаживаемся у костра, обсуждаем прошедший день и делимся планами дальнейшей жизни, а она уже не кажется нам какой-то безнадёжной. Постоянно мучавший меня вопрос: «Каким образом нас занесло в прошлое?» - я сознательно отпихиваю в самый отдалённый уголок своего сознания, но перед внутренним взором, словно из небытия, выплывает чёрный джип, стоящий у помойки и старик, взмахивающий колбой с каким-то газом. Как всё странно и не реально, настоящая жизнь стала будущим, а прошлое – настоящим. Страшно-то как! Я смотрю на угольно-чёрное море, к счастью шторм утих, так и не успев начаться, сегодня никого не смоет с пляжа.

Сижу в окружении семьи, ко мне жмётся Ладушка, Ярик дремлет на моих коленях.

- Ты молодец, - шепчет жена.- Сегодня столько сделали ... всё благодаря тебе. Ты для всех стимул. Тебя так слушаются, я горжусь тобой.

- Не преувеличивай мои скромные заслуги, просто у нас организовалась неплохая команда, да и прижало нас, поэтому руководить легко. Но как обживутся, увидишь, ещё потребуют меня переизбрать, - я усмехаюсь, очень хорошо знаю людей.

- А ты постарайся так организовать работу, чтобы вредных мыслей не возникало,- советует жена.

- Вредные мысли вышибаются палкой, - шучу я. - Лада, моя Ладушка, жизнь непростая штука, ты не допускаешь мыслей, что у меня не получится, или кто другой лучше меня будет, а может, мне всё надоест?

- Не может,- перебивает жена, - у нас семья. В будущем, наше положение зависит от тебя.

- А ты эгоистка, Ладушка, я не замечал раньше этих проявлений. Но ... ты права, как всегда права, я что ни будь, придумаю.

- Знаю, - восхищённо говорит Лада, глаза сверкают словно звёзды. - Главное, не бойся решительных действий и нестандартных решений.

- Это по поводу палки? - я продолжаю шутить, но где-то гнездиться мысль, и это применять придётся, народ на пляже разный.

Лада пинает локтем, думает, я продолжаю дурачиться. Но мне становится тревожно и грустно. Я, конечно, всё понимаю и совет жены беру на вооружение. Значит, можно надеяться, у меня будет надёжный тыл, работать в таких условиях, проще, не будет прессинга и сопливых замечаний по поводу излишней жёсткости, я не сомневаюсь, силовые меры принимать придётся. Уже сегодня не раз замечал, что некие субъекты с пляжа, которые вроде как изъявили желание перебраться на наши площадки, неохотно принимали участие в рабочем процессе и даже делали мне замечания. В тот момент быстро ставил их на место, но рецидивы проявятся, я знаю.

Ночь в первобытном мире проходит спокойно. Дети спят на ковриках, надувных матрасах, взрослые ютятся рядом, но и немало сидит у костра, слишком много за день накопилось впечатлений.

Внизу, на берегу, так же горят костры, народ практически не спит. Исходя от количества огней, а отблески я вижу и на дальнем мысе, делаю вывод, людей под скалами много, может не одна сотня. Не исключено, очаги скопления людей существуют и в других местах.

Ночь, на радость всем, тёплая. Но это ещё ничего не значит, может, просто везёт. Неизвестно какие они будут в дальнейшем, и есть ли в этом мире зимы. В любом случае с постройкой жилья необходимо поторапливаться, а главное, на опасных участках склонов поставить камнеуловители.

Место, в плане безопасности от зверья и, быть может, от людей весьма выгодное. Проход на площадки осуществляется лишь с одной стороны, узкой тропинкой. Её можно легко перегородить, но камни сверху могут падать, хотя порода скал меня несколько удивляет. Раньше, скалы были песчаные, вперемешку с глиной и почвой, достаточно опасные в смысле обвалов. Это часто и случались, особенно в конце зимы, когда напитывались влагой. По весне, берег часто неузнаваем из-за многочисленных оползней. Но сейчас преобладают крепкие вулканические породы, хотя известняка и глины так, же немало. Конкретные обвалы вряд ли произойдут, но отдельные глыбы рухнуть могут. И ещё меня беспокоит одна проблема, продовольствие. Рыбы и моллюсков недостаточно. Пока они только добавляются к рациону, который ещё есть кое у кого от прошлой жизни, но скоро, если не принять меры, может наступить голод. Катерину и Егора, он, как и я неплохой подводный охотник, придется послать в море. Об акулах все знают, теперь это не будет неожиданностью, меры безопасности, надеюсь, примут. Про себя решил, с Семёном и ещё несколькими мужчинами, обследуем прилегающую территорию леса, и быть может, подберём заготовки для оружия. Неплохо изготовить луки, а так же стрелы и копья. Рубила из обсидиана я подготовил. При рубке веток на дрова они показывают себя прекрасно, хотя часто крошатся, в дальнейшем из них сделаем полноценные топоры. Как жалко, что с прошлой жизни не захватили достаточное количество ножей, а топоров вообще нет, но может, у кого на пляже есть? Кто знал, что так получится, всего предугадать невозможно, хорошо спички пока имеются, но скоро и они закончатся, надо будет как-то огонь добывать.

Видя, что Катерина не собирается ложиться, она возится около мужа, который не спит из-за боли, я перекладываю Ярика на колени Ладе, зову её: - Скоро будет легче, у Гены организм крепкий, в рубашке родился твой мужчина. Малёк напал, а ведь взрослая акула рыскала рядом.

- Повезло, - она задумчиво кивает головой.

- В лесу попробую разыскать обезболивающие травы. Ты бы шла, спать, с утра начнётся напряг, на охоту пойдёте.

- Устриц рвать? - усмехается она. Я впервые вижу на упрямом лице золотистые веснушки. Надо же, совсем её не портят.

- Сколько у вас комплектов для ныряния? - я не стал обращать внимание на иронию.

- Две пары ласт, три маски, три трубки, два ножа и одно пневматическое ружьё. Второе, акула у мужа выбила, - Катерина внимательно и серьёзно смотрит. Её глаза жёлтые, как у кошки.

- Катя, ты профессиональный подводный охотник? - я пристально смотрю в глаза.

- Да, с детства. Мы с мужем занимаемся профессиональным дайвингом. А как же ваш приказ? - она улыбается, волосы золотятся в свете луны - невольно залюбовался, уважаю бесстрашных людей.

- Приказ отменяется, он не для всех, у охотников привилегия. Опыт плавания в океане есть?

- Достаточно большой. Мы с мужем, практически каждое лето выезжали в Сидней, у него там родственники.

- Это радует. А я охочусь лишь в Чёрном море. У нас солидная толпа собралась, кормить надо всех, на удочки рыбаки много не натаскают, крючки на небольшую рыбу, лески почти не осталось, на горизонте голод, Катерина. Вчера в море, кроме акулы, больших рыб видели?

- Да. На дне белуги плавают, до ста килограммов, а то и больше. Стрелять не стали. Непросто вытащить такую рыбу, но если, - у неё загораются глаза, - к гарпуну привязать трос диаметром четыре миллиметра, то очень даже может быть. У меня ружьё высокой убойной силы. Трос закрепим на берегу. Кстати, я видела у кого-то из наших, бухту верёвки, кажется, как раз четыре миллиметра.

- Понял тебя. А вообще, я не настаиваю, представляю, какой ужас пережила, откажешься, неволить не буду.

- Не было никакого ужаса, - отмахивается Катерина, - имелся бы, не спасла мужа. Я акулу в нос и жабры била ножом.

- Значит, решено, берёшь Егора, он тоже неплохой боец, если, что тебя прикроет. Дашь нож, объяснишь, куда бить акулу, если нападёт … и двух мужчин, на трос.

- Будет сделано, командир, - улыбается Катерина. - Всё, иду спать. Только мужа не посвящайте в наши планы.

Подхожу к Ладе, обнимаю за плечи. Она тянется ко мне: - На сегодня всё решил?

- Почти всё. Давай спать, Ладушка, завтра, то есть , уже сегодня, нас ждёт непростой день.

- О чём с Катей разговаривал?

- На охоту идёт.

- С ума сошёл, её акулы сожрут!

- Её Егор страховать будет.

- Что?! - у неё округляются глаза. - Я запрещаю! – неожиданно восклицает она, в её глазах появляется влага.

- Ну, вот. Началось, - злюсь я. - Впредь, дорогая, не рекомендую вмешиваться в мои дела. Вчера произошёл несчастный случай, об акулах, пловцы не знали, поэтому беспечно охотились на больших глубинах, сейчас, надеюсь, проявят осторожность, не дети. Поняла? Нам нужна еда, людей много, кормить их чем-то надо. Кстати, я планирую провести разведку, сходим к лесу, та же цель - еда. Запомни, Лада, рисковать придётся, без этого у нас ничего не получится, но ... мы будем осторожны. Ты понимаешь? - я целую её в щёку.

Она всхлипывает, но руку пожимает. Смирилась, значит. Лада и без меня всё прекрасно соображает. А что делать, мы новички в этом мире, без жертв, не обойдёмся.

Уложили сонного Ярика на одеяло, а сами пристраиваемся рядом. Все спят. Это хорошо, значит, эмоции не повлияли на отдых. Под несильное похрапывание Игната и тестя, погружаемся в крепкий сон.

Гл.3.

Сон как спасение, ухнул в него, как рыба в омут. Ничего не снится … хотя нет, несусь в чёрной трубе, вокруг бушуют огненные вихри, испытываю состояние невесомости, мне кажется, меня сейчас вытолкнет в открытый космос … но страха нет, лишь ожидание. А вот и космос, меня выплёвывает из трубы, словно надоедливую муху, растопырив руки, плыву в безвоздушном пространстве, я полностью обнажён, тело едва светится зеленовато призрачным огнём, а мой шрам на плече, напротив, сияет ослепительным огнём – он действительно напоминает корону. Впереди Вселенная, наполненная мириадами холодных звёзд, им безразличен мой восторг, а мне кажется, я могу всё! Едва поворачиваюсь, и уже несусь в сторону туманной галактики. Над головой вспыхивают звёзды и исчезают за спиной, затем всё сливается в цветные полосы, а ещё мгновение, я оказываюсь в странно пульсирующем световыми пятнами, пространстве. Мне понятен этот феномен, я многократно обогнал свет и это вызывает щенячий восторг. Но скоро в душе шевельнулось беспокойство, ползёт страх, мне стало казаться, что меня завлекают в какую-то ловушку, пора поворачивать назад, изгибаюсь, но тело не слушается, лишь вспыхнул болью шрам, корона разбрасывает огненные искры. Возникает паника, наверное, я кричу, мне одиноко в этом мире без времени. Но вот снова вокруг горят звёзды, полёт прекратился, меня окружают незнакомые созвездия. Внезапно вокруг меня будто расплёскиваются чернильные кляксы, и я оказываюсь окружённым злобными химерами, невыносимо пахнет аммиаком. Неужели так выглядит смерть?

- Никита! – звучит требовательный голос, пространство пошло рябью, химеры засуетились, открывают кто клювы, кто пасти. – Просыпайся!

Сон сдёргивается, как полотно с памятника, резко открываю глаза, глупо моргаю, не могу понять, что тут делает рожа Аскольда.

- Ах, это ты, - с облегчением выдыхаю воздух, озираюсь по сторонам, блин, я в прошлом! Полностью просыпаюсь, аккуратно выбираюсь из-под руки сладко сопящей жены, накрываю махровым полотенцем сына, встаю, с недоумением смотрю на Аскольда, сейчас раннее-раннее утро, море на горизонте едва окрасилось серостью. – Что так рано? Дай еще пару часиков поспать.

- Долговязый приполз.

- Какой долговязый? – не сразу понял я.

- Тот, кто тебя топориком отметил.

- Почему приполз? – я с трудом соображаю. – Он, что, один?

- Да и так изранен, удивляюсь, как ещё живёт.

Я начинаю понимать, что произошло, сон полностью слетает, сердце сжимается болью: - Все погибли … и дети?

- Похоже на то, - кивает Аскольд.

- Где он? – ярость поднимается из груди и клокочет у горла, хочется по-звериному рычать

- Ты успокойся, он и так не жилец, - Аскольд вздёргивает бороду. – Вон он, Семён ему первую помощь оказывает.

Подхожу, Семён поворачивает ко мне лицо: - Не могу остановить кровь. Ты мне поможешь?

- Могу яду дать, - скривился я, но присаживаюсь на корточки, клятва Гиппократа всё ещё действует в моём сознании. Щупаю мужчине живот, поднимаю глаза на Семёна.

- Что, кровь в брюшину идёт? – догадывается он.

- Надо делать полостную операцию, - киваю я. – Кто его так помял?

Аскольд наклоняется, с интересом осматривает окровавленное тело: - Успел сказать про медведя и отключился.

- Шансов нет, - резюмирую я.

- Может, стоит попробовать? – вздыхает Семён и тряпкой промокает страшные раны, стараясь остановить кровь.

- Он в бессознательном состоянии, - сам себе говорю я, - что ж, боль не почувствует, давай скальпель.

- Можно я понаблюдаю? – спрашивает Аскольд.

- Водка у нас ещё осталась? – сурово глянул я на него.

- Выпить хочешь? – Аскольд явно дурачится, я укоризненно качаю головой. – Есть немного. А не жаль расходовать на этого козла?

- Прежде всего, он человек, а лишь потом … козёл, - у меня сейчас нет злости к долговязому, он почти покойник.

Аскольд выудил из кармана водку: - Знал, что она пригодится.

- Лей на руки, - приказываю я. Затем смачиваю в водке, благоразумно приготовленные Семёном тряпки и, решительно беру скальпель.

- Надо его привязать, - забеспокоился Семён.

- Не стоит, думаю, он не очнётся, много крови потерял, - я делаю решительный надрез, живот расползается в разные стороны, водопадом хлынула тёмная кровь. – Промокай, - тороплю Семёна, а сам пытаюсь нащупать разрывы, нахожу, выхватываю у Семёна крючковатую иглу, с хрустом вонзаю в истерзанную плоть, делаю первый шов, завязываю узелок, быстро второй и так далее. Кровь перестаёт сочиться, но не факт, что операция успешная, практически он уже мертвец - сердце начинает работать с перебоями, в любой момент остановится: - Суши рану! – резко говорю я. – Теперь сшиваем живот.

- Какой прогноз? – с любопытством спрашивает Аскольд, задорно тряхнув бородкой.

- Никакого, - хмуро говорю я и делаю глоток из бутылки, водка обожгла желудок, но спокойствия не приносит. – Каков придурок, сколько людей погубил, а сейчас и сам помрёт, - я щупаю пульс, удивлённо хмыкаю: - А ведь, восстанавливается!

- Вы гений! – с восторгом произносит Семён.

- Сейчас не об этом, - отмахиваюсь я, вышло это комично, Аскольд усмехается: - Ты всегда был очень скромным, - он дружески хлопает меня по плечу.

- Это так, - я улыбаюсь. Почему-то рад, что спасаю жизнь этому никчемному человеку.

Настроение пятибалльное, усталости, никакой, щебечет ранняя птаха, от моря веет свежестью, солнце несмело окрашивает горизонт в нежно-лиловые тона, и только сейчас понимаю, что мой шрам на плече совсем не болит.

- Посмотри, что там, - я сбрасываю куртку и снимаю рубашку. Семён разматывает повязку и глупо хлопает глазами.

- Чего уставился, как баран на новые ворота? – удивляюсь я.

- Так … зажило всё, вот, только шрам светится … или мне это кажется, - замешкался он.

Я и сам вижу, корона несильно светится: - Наверное, инфекция попала, - озабоченно произношу я, с такими явлениями ещё не сталкивался. – Но рана действительно полностью стянулась, выдергивай нитки.

Семён их ловко удаляет и шрам гаснет: - Удивительно! - восклицает он.

- Какие-то бактерии, определенно, способствуют заживлению, - неуверенно произношу я.

- Надо антибиотик вколоть, - беспокоится Семён.

- Лучше этому сделай, - киваю я в сторону раненого, который едва дышит.

- Антибиотиков мало, на нормальных людей надо оставить,- с неудовольствием вздёргивает козлиную бородку Аскольд.

- Коли, - приказываю я Семёну.

Просыпается Катерина, она расталкивает Егора и что-то ему

втолковывает. Тот сосредоточенно слушает, кивает. Я поздоровался, они улыбнулись: - Мы готовы, - произносит Катерина, - верёвку взяла. С нами пойдут те парни, - она указала на крепких, зевающих, хмурых со сна, ребят. Затем, замечает в окровавленных тряпках человека, крупно вздрагивает.

- Его медведь помял, я ему сделал операцию, думаю, жить будет, - поспешно говорю я.

- Это, случайно не он, кто вас топором ударил?

- Да.

- А где остальные? – темнеет она лицом.

- Не знаю, - хмуро отвечаю я.

- Надо идти на их поиски, - Катерина словно читает мои мысли.

- Так и сделаем, - я отхожу от них, окидываю взглядом узкую площадку, которая нас приютила. Отмечаю про себя, сколько ещё необходимо приложить сил, чтобы жизнь здесь была более сносной.

Иду по просыпающемуся лагерю, здороваюсь с людьми. Поглядел на бассейны, где плещется вода, умылся, вздрогнул от ледяной воды. Затем вернулся к еле тлеющему костру. Разворошил угли, кинул несколько веток. Уселся на камень, достал зеркальце и осколок обсидиана, принялся осторожно бриться, перед людьми необходимо быть в хорошей форме.

Катерина, со своей командой, спустилась к морю. Наверное, уже охотятся. А я дожидаюсь, когда все проснутся. Я сознательно не стал никого будить, за меня это сделало солнце - оно, прекрасное и величественное, показалось на горизонте и, в тот же час, небо окрасилось в пурпурные тона.

Почти всё взрослое население проснулось, загорелся костёр. Истерзанный медведем мужчина произвёл гнетущее впечатление, все обсуждают это событие, кто-то его жалеет, некоторые со злостью сплёвывают – все слышали, это он погубил своих товарищей, а главное, детей. Но потом голод вытисняет это событие, ставит его на второй план, народ принялся запекать на огне остатки провизии, приводить себя в порядок.

Я потребовал, чтобы раненого перенесли в палатку, а сам дожидаюсь пробуждения своей семьи. Наконец-то сладко потягивается Лада, изгибается, словно дикая кошка - сейчас замурлычет - открывает огромные глаза, проводит ладонью по моим щекам: - Надо же, чисто выбрит! Бритву, с собой взял?

Раздуваясь от гордости, показываю осколок обсидиана.

- Ты побрился этим булыжником и не порезался? - Лада буквально нокаутирована.

После того как люди привели себя в порядок, скудно позавтракали, я всех собираю. Вновь выделяю группу для сбора устриц. Тесть продолжил заниматься коптильней. Для увеличения темпа строительства, я надеюсь, Катерина подстрелит большую рыбу, часть из которой можно закоптить впрок, направляю ему ещё несколько человек. Всё так же выделяю людей на расчистку площадок, снаряжаю группу для сбора хвороста и т. д.

С высоты площадки видно как люди на берегу ищут подъём. Они лазают у подножья скал, карабкаются, срываются, но продолжают упорно искать тропу. Люди надеются - там спасение. Я знаю, скоро они её обнаружат, хотя тропа практически неразличима среди нависающих глыб и вся в осыпях. Произошедшие метаморфозы так перелопатили берег и скалы, что образовался некий природный хаос. Странно, что нам сразу удалось различить этот импровизированный подъём. Вероятно, нам помогли зоркие глазки нашей несравненной Светочки, дети всегда замечают то, что не суждено видеть взрослым.

На нас косятся, замечаю неприязненные взгляды, людям непонятно зачем мы так прочно обосновываемся на склонах. Решив для всех прояснить ситуацию, с Семёном спускаюсь на берег и сразу сталкиваюсь с людьми Вилена Ждановича. Два крепких парня, в неуместных для побережья дорогих костюмах, окидывают нас пренебрежительными взглядами. Один из них, смерив меня высокомерным взглядом, вкрадчиво спрашивает: - Какие-то непонятки происходят, мобильники молчат, акулы, киты. Ты что-то можешь сказать по этому поводу или тоже начнёшь блеять как баран, как это делают все на берегу? И ещё, здесь есть подъём наверх?

Я усмехаюсь, гашу в своём взгляде вызов, сейчас не хочу нарываться на конфликт: - А вы сами не догадались куда попали?

- Ну, так давай, удивляй, - в глазах парня появляется злость, но и страх тоже, всё это он пытается скрыть за пренебрежительной ухмылкой.

- Да что вам говорить, всё равно не поверите, - качаю я головой.

- Колись, братан, - сплёвывает его компаньон.

- Да я и не собираюсь «колоться», так скажу. Ребята, нас зашвырнуло в прошлое, - я говорю с явной издёвкой, знаю, они мне, естественно не поверят. Так и вышло, один из парней, сильно раздражается, я даже подумал, что хочет меня ударить, но встретившись с моим взглядом, с усилием сдерживается - не знаю, может что-то в нём увидел, но он расслабляет уже напрягшуюся руку, вновь сплёвывает: - Вот бараны, - он кривится.

Скажу откровенно, но их явно показное хамство начинает напрягать, да и у Семёна глаза наливаются свинцом. Мне не хочется с ними дискутировать, поэтому я указываю на осыпь в трещине расколовшейся скалы: - Там подъём наверх, но ребята, там хищные звери, ночью одну группу растерзали.

Парни метнули взгляды на осыпь, затем на меня: - Какие звери? Не надо лепить горбатого!

- А в море киты и акулы? - откровенно улыбаюсь я.

Они задумались, один из них, с некоторой растерянностью произносит: - А откуда здесь звери, с зоопарка сбежали?

- Я же вам пытаюсь объяснить, мы попали в доисторический мир.

- Идиот! – обзывают они меня и осторожно подходят к осыпи. Действительно, тропа! – раздаются их возбуждённые голоса.

- Нервы у них на приделе, я словно ощущал их гудение, - делится своими мыслями Семён.

- Ничего, освоятся, ребята крепкие … но слишком борзые.

- Таких легко обломать.

- Думаю да, но до этого «наломать дров», успеют.

- И всё же их жалко, - Семён выпячивает квадратную челюсть, взгляд становится задумчивым и каким-то детским.

- А мне нет. Таких лечить надо, причём хирургическими методами. Компания, во главе с Виленом Ждановичем, мне совсем не нравится.

- Почему? – Семён наблюдает, как парни резво передвигаются между круч.

- Не наши они, чужие и совести у них нет. Скоро на берегу начнутся беспорядки. Ладно, надо поговорить с людьми на берегу, необходимо собрать команду раньше, чем это сделает Вилен Жданович.

На удивление, народ на пляже стал более адекватным, чем это было вчера, хотя и более нервным. Ещё некоторая часть людей, как-то поверила нам, и потянулась к нашей площадке. Другие, невзирая на уговоры, ринулись следом за парнями Вилена Ждановича – скрывать тропу, я посчитал морально не этично – всё равно, рано или поздно, её и без нас найдут.

События начинаю развиваться достаточно быстро, но главное, народ на пляже предупреждён. Хотя немногие нам верят, но интуитивно, соблюдать осторожность будут. Теперь можно подумать и о моём плане - исследовать степь. Быть может, получится найти людей помятого медведем долговязого. А ещё хочется подыскать заготовки, чтобы сделать копья и луки – охотиться и обороняться придётся, голод не за горизонтом, на одних устрицах долго не протянешь, да и добывать их опасно, акулы прочно обосновались у нашего побережья. А ещё рассказывают о какой-то подводной твари с головой крокодила, но с подвижной шеей. Якобы ночью бултыхалось около мели, что-то высматривала на берегу. Когда она появилась, акулы разбежались, словно испуганные щенки.

Ближе к восьми утра, когда под тёплыми лучами солнца, начала испаряться ночная роса, я отбираю мужчин для разведки прилегающих территорий. Так как я обеспокоен вознёй людей Вилена Ждановича, которые проявляют необоснованный интерес к нашему лагерю, много людей с собой решил не брать. Зачем-то беру Семёна, хотя вижу, он этому совсем не рад, и двух парней из вновь прибывших: Павла и Анатолия. Один из них турист со стажем, другой, вроде как разбирается в породах деревьев и сможет выбрать более подходящий материал для изготовления луков и стрел.

На время своего отсутствия, заместителем в лагере, оставляю Игната. Он усмехается, отвешивает шутовской поклон. Зачем-то с издёвкой называет меня Великим князем, вероятно, намекая на мой шрам в виде короны, и дурашливо произносит, что это назначение для него большая честь, но исполнять обязанности стал рьяно и стремительно - как бы, ни напортачил с дури - думаю я с сожалением, но обратного хода делать не стал.

Итак, вооружившись рубилами из обсидиана, отправляемся в путь. Я стараюсь не смотреть на напряжённую, как струна, Ладу, чувствую, как переживает. Но она сама подошла с Яриком: - Будь осторожен, помни, тебя любят, - вздыхает она, сильно прижимается ко мне, и я чувствую, как сильно бьётся её сердце.

- Папа, возьми меня с собой! - канючит Ярик.

- Вот уж нет, - решительно воспротивился я. - Подрасти сначала.

- Светочка бегала наверх и ничего.

- Стоп, у тебя дел и здесь по горло. С дядей Аскольдом ещё насобирайте обсидиана. Он нам просто необходим, сынок.

- Хорошо, папуля, но в следующий раз я с вами пойду, - нехотя сдаётся Ярик.

- Там видно будет, - хочу глянуть на сына со всей строгостью, но улыбаюсь и треплю его за волосы. Затем, закидываю на плечо бухту верёвки – может и пригодится. За прошедшую ночь, местность существенно изменилась, откосы стали круче, осыпи – коварнее.

Мы покидаем лагерь и вступаем на осыпь, которая, метров через десять, нехотя переходит в едва заметную каменистую тропинку, которая в действительности является разломом в скальной породе, но для подъёма годится. Народ тут уже прошёлся, мелкие камни сдвинуты, странно только, что никто не спустился обратно, меня это сильно беспокоит и как некстати зажёгся болью шрам на плече, мне кажется, если сниму куртку – он будет гореть как тогда.

Путь на поверхность сравнительно недолгий. Выползаем наверх, резко осаживаю прыть товарищёй, которые становятся во весь рост - я помню тех степных мамонтов и их угрожающий рёв. К счастью степь пустынна, но холодок пробегает между лопатками, я уверен – эти зелёные поля, чьи-то охотничьи угодья.

На траве видны следы вошедших туда людей, изломанные стебли разбросаны в разные стороны, такое ощущение – люди пребывали в шоке и беспорядочно носились в округе.

- Свои автомобили искали, - подтверждает мои мысли Семён. – Интересно, куда они пошли?

- В сторону леса, - утвердительно произносит Павел.

Дует лёгкий тёплый ветер. Небольшое поле, покрыто высокой травой, ходит волнами под порывами ветра, создаётся иллюзия движения воды, а за ним темнеет мощный лес.

С опаской входим в густую траву, интуитивно чувствуем огромную опасность предпринятого шага. Густые заросли иной раз скрывают нас с головой, что впереди, не видно, только кроны далёких деревьев. Мои чувства обостряются, даже слышу бегущих внизу муравьёв. Носом втягиваю воздух, надеюсь вовремя распознать опасность. Странное ощущение, никогда такого со мной не было, действительно ощущаю множество запахов. Я кошусь на идущего рядом Семёна, он напряжён, глаза вовсе потемнели и больше по цвету напоминают даже не свинец, а что-то более гремучее, может ртуть. Он судорожно сжимает осколок обсидиана, я даже боюсь, распорет ладонь.

- Идём чуть левее, - подаёт голос Павел, - вижу просветы в траве.

Мы поворачиваем и сразу вываливаемся на тропу. Это так неожиданно, что мигом отпрянули.

- Звериная? - присаживается на корточки Семён.

Опускаюсь рядом, чутьё подсказывает, догадка компаньона неверная. Втягиваю воздух в легкие, не ощущаю даже присутствия запаха зверья. Но есть следы вони, тлетворной, мёртвой, становится неприятно, на душе неуютно.

- Здесь звери не ходили, - моё сердце переходит в беспорядочный галоп.

- Зато люди сюда с ходу вломились … а другая группа к тем скалам пошла, - замечает Павел их следы.

- Не хорошо всё это, - холодный пот выступает на лице, предчувствие надвигающейся беды захлёстывает моё сознание.

- Неважно выглядишь, - косится Семён.

- Мне тревожно.

- В любом случае следует идти по тропе, она ведёт к лесу, - Семён внимательно оглядывается вокруг себя.

- Попробуем, - нехотя соглашаюсь я.

- Вперёд, значит вперёд, - Павел бесстрашно двинулся по тропе. Мы, повинуясь стадному чувству, поплелись следом.

Тропа ведёт между густо обросших холмов, по мере движения они, то надвигаются почти вплотную, и становилось темно от нависших стеблей, то раздвигаются в разные стороны. Кое-где зелёная стена прорвана с боков местным зверьём, стебли лежат потоптанные, пожеванные, но к удивлению, животные не пересекали дорогу, а возвращаются обратно. Не хотят её переходить, и это меня ещё больше тревожит, но мы идём, и пока ничего необычного не происходит.

Вскоре чувствуется приближение леса. Пахнуло сыростью, грибами, свиристят птицы, шумит ветер в листьях, трава поредела, и мы незаметно оказываемся в лесу.

- Стойте! - я нечто вижу впереди, но пока не могу понять, что это. Тёмный силуэт виднеется между толстыми стволами сосен. Анатолий игнорирует мой возглас, наоборот ускоряет шаг, затем бежит.

- Мужики, каменный идол и пещера! - громко кричит он. - Я спускаюсь!

- Ну, куда же он?! - в сердцах сплёвываю на землю.

- Никита Васильевич, надо идти, - трогает за плечо Семён.

- Пошли, уж, - соглашаюсь, но предчувствие опасности усиливается.

- Люди из лагеря сюда спустились, сейчас их обнаружим. Кстати, из этой пещеры, может получиться неплохое жилище, повезло им, - с завистью говорит Павел.

Действительно, это древний идол - грубо вытесанный, отдалённо напоминающий человеческое лицо, он излучает такую злобу, и я невольно пячусь, на меня он производит сильнейшее впечатление, на Семёна, вроде тоже. А вот Павел подходит вплотную, улыбался: - На дачу такого бы, обалдеть! Что-то Толик долго возится в пещере. Может, нашёл чего, пойду, погляжу.

Не успеваю и слова сказать, как он быстро юркает в чёрный лаз, а я почтительно подхожу к чужому богу и читаю про себя молитву, слова сами собой возникли в моей голове: - Извини за вторжение, мы чужие в этом мире, но он теперь наш дом. Мы не знаем законов вашей страны и если, что-то нарушим, то это не от неучтивости, от незнания. Прошу понять и простить. Мы будем учиться и постигнем мудрость вашего мира. Прими нас такими, какие есть, пусть мы приёмные, но все, же твои дети. Помоги нам и если для этого нужно чем-то пожертвовать, скажи - мы готовы.

Мне кажется, в глазах идола полыхнуло пламя. Внезапно голову стискивает боль, меня захлёстывает ужас, ноги наливаются свинцом, и повеяло холодом, будто сошла снежная лавина. Возникает уверенность, он жертву принял и не ту, какую хотел я.

- Бегом в пещеру! - холодея от безысходности и страха, - выкрикиваю я.

Семён, ошарашенный, в великом удивлении смотрит на меня, но без лишних слов спешит вслед.

Из пещеры несёт гнилью и падалью, влажно и скользко. Нити грязной паутины, вперемешку с серым мхом, в изобилии скопились на стенах. Мелкие твари, похожие и на пауков и на мокриц одновременно, поспешно разбегаются в разные стороны. Мы наступаем на них, они противно хрустят и лопаются, растекаются мутными пятнами.

Тусклый свет с трудом пробивался сквозь щели вверху, и смутно различается пространство вокруг, а оно мерзко. Шерсть, кости мёртвых животных, устилают всё пространство. Запах невыносимый и почти материальный страх наполняет пещеру.

Я останавливаюсь, на меня налетает бледный, вспотевший Семён: - Зачем они сюда пошли? - шепотом произносит он.

- Как глупо, - я застонал. Нехорошее предчувствие опустошает душу, оставляя лишь леденящий холод, я вижу слабо фосфоресцирующие ленты, они явно липкие и касаться их не следует. - Нам следует уходить и очень быстро, чувствую, нас едва терпят.

- А как же ребята?

- Вон они, - с содроганием указываю на дальний угол пещеры. Я только сейчас их увидел. И ещё, нечто бесформенное склоняется над безжизненными телами и пожирает их плоть.

- Боже, - отшатнулся Семён, но утыкается в липкую паутину, едва не вскрикивает, вовремя прикрываю ему рот ладонью.

- Тихо, уходим, - шепчу я, - им ничем уже не помочь.

Не сводя глаз от вселяющего слепой ужас существа, медленно пятимся.

Тварь копошится над мёртвыми телами. Она, то прижимается к ним вплотную, то вздыбливается. В тишине слышится противное потрескивание челюстей и скрип членистых лап, когда тварь упирается об выступы камней, чтобы вырвать очередную часть человеческой плоти.

В великом страхе и скорби, покидаем пещеру и мчимся прочь от кошмарного места. Благоразумно сворачиваем с тропы и углубляемся в лес. Переходим на шаг. Бредём как зомби, не менее часа, затем спохватываемся и останавливаемся, растерянно смотрим друг на друга. Мы оказались в непролазной чаще, вокруг возвышаются древесные гиганты, стволы каждого не мене десяти

метров в обхвате. Тихо в лесу, сумрачно, куда не посмотришь: сплошь тёмные колонны из исполинских деревьев, мощные папоротники, гибкие лохматые лианы, шапки мха на тёмных валунах и ни одного лучика света, готового разрядить суровую картину.

- Похоже, заблудились, - констатирую я, сей факт.

- Из огня да в полымя, - бурчит Семён. Его взгляд растерян, жирок на боках колышется от бурного дыхания.

- Подожди, - во мне вспыхивает надежда, присаживаюсь на корточки. На мху, чётко виднеются наши отпечатки ног, - дорогу назад найдём.

- Если нас кто раньше не оприходует, - с пессимизмом замечает Семён, указывает на виднеющиеся чуть в отдалении следы зверя с ярко выраженными отпечатками когтей.

- Значит, надо сделать то, ради чего мы здесь, оружие. Думаю, нам жизненно необходимы тяжёлые копья и хорошие дубинки.

С энтузиазмом, близким к лихорадочности, прочёсываем ближайшие кусты и поросль молодых деревьев. Изнурительный труд вознаграждает нас. Спустя час набирается достаточно заготовок для крепких копий и хороших дубин. Обсидиановыми лезвиями вырубаем прочные и гибкие ветви из тиса. Будет из чего делать луки. Затем, тщательно прикрепляю к копью осколок обсидиана. Теперь мы были более-менее вооружены. Единственно смущает факт, за свою жизнь, самым крупным животным, с которым я смог справиться, был наш кот. Однажды он выпрыгнул в окно, с целью обрести своё дикое, природное начало. Я поймал его в соседнем дворе. Несмотря на то, что он изодрал и искусал руки, не отпустил жирную тварь. В результате этой битвы я даже угодил в больницу. У меня до сих пор сохранились шрамы от кошачьей любви к свободной жизни. Затем котика кастрировали и он, судя по всему, остался этим, доволен, по крайней мере, уже не убегал и мурлыкал, когда я его тискал. Но, держа в руке тяжёлое копьё, я ощущаю такую уверенность, даже дрожь появляется в руках от возбуждения. Сила приходит ко мне, я чувствую это. Наверное, возникает то нереализованное при безмятежной цивилизованной жизни. Я ощущаю запахи, много запахов, обостряется слух, да и мощь в мышцах чувствую непривычную, упругую и приятную. Может это выброс тестостерона? Я различаю запах, исходящий от наших следов, терпкий аромат отпечатков зверя, знаю, тот прошёл несколько часов назад. И, самое главное, понял, я хищник, по крайней мере, исходя из того, что на этот момент имею копьё и ... хочу есть. Ветер доносит запах травоядного, я поворачиваюсь в ту сторону, мышцы напружинились, но отдёргиваю себя. Я, цивилизованный человек, нельзя идти у природы на поводу. Хотя, почему?

- Нам туда, - указываю направление, противоположное тому, откуда ведут наши следы.

- Никита Васильевич, вы ошибаетесь, нам туда, - Семён смотрит на меня честным свинцовым взглядом.

- Вот, что, мой друг, бери копьё крепче в руки, попробуем их в деле. Чувствуешь запах? Похоже олень, Ветер от него, попробуем реализовать этот шанс. Мы завалим его.

- Я кроме запаха мха и дождевых червей ничего не слышу, - пискнул увалень.

- Это не главное, важно желание.

- Может в другой раз? - осторожно изрекает Семён. С сожалением смотрю на него. Как бы ни обделался со страху, видя, как трясутся небритые щёки у большого, как медведь, парня, не на шутку тревожусь я.

- Нет! - я безжалостен. - Впрочем,- неожиданно уступаю ему, - можешь подождать меня здесь, справлюсь сам, - мне кажется, я его пристыдил. Вот сейчас он гордо выдвинет челюсть, сверкнёт очами и с бесстрашием двинется со мной.

К моему удивлению Семён кротко кивнул, в глазах, как море, разливается благодарность: - Только долго не задерживайтесь. А я пока на дерево залезу, вот на это.

- Делай, как считаешь нужным, - я разочарован, но осуждать за трусость не тороплюсь. Может, время для его подвигов не пришло?

Беру два копья и скольжу в густых зарослях. Азарт и возбуждение, словно затвор ружья, взводят чувства в боевое положение. На удивление, двигаюсь быстро и бесшумно. Как только меняется направление ветра, замираю и жду благоприятного момента. Иду по запаху как по компасу, вскоре выползаю на большую поляну, заросшую густой, сочной травой. А вот и олень, и, даже не один. На поляне пасётся небольшое стадо: самец, с огромными ветвистыми рогами, и самка с двумя подросшими оленятами. Гиганта оленя отверг сразу, не по зубам, да и самку тоже. Она крупная, хотя и меньше самца, но для первой охоты не годится, а ещё, беременна. В любом случае не поднимется на неё моя рука. Остаются оленята: один с небольшими рожками, туловище крепкое, взгляд бесстрашный, очевидно, в будущем из него получиться хороший вожак - его так же отверг. А вот другой - пассивный, толстоватый и к тому же сильно хромает на заднюю ногу, кто-то его пытался задрать, может родители отбили. Всё равно, нет у него будущего, решаю я. Он моя жертва! Прижимаюсь к земле. Одно копьё оставляю, мешает передвижению, с другим, как змея, ползу в зарослях травы. Ориентируюсь строго на запах, пока фортуна не отворачивается, ветер явственно дует в мою сторону, звери меня не ощущают.

Подползаю совсем близко, руки дрожат от возбуждения, скоро должен наступить миг действия и всё будет зависеть от правильности выбранной дистанции. Ещё метр, я понимаю, это предел, звери фыркают, что-то ощущают. Пора! Вскакиваю на ноги, они шарахаются в стороны. Со звериным рычанием метнул копьё, едва не рву связки на руке. Тяжёлое копьё свистит в воздухе и пронзает тело хромого оленёнка. Он падает как подкошенный, мгновенно испускает дух. Остальные животные, в страхе скрываются. Они поняли, в их мире появился ещё один хищник, человек.

С удовлетворением подхожу к жертве. Выделившийся в кровь в больших дозах адреналин возбуждает и пьянит. Радость и жалость вперемешку. Оленёнок с небольшого бычка и весит не менее ста килограммов, но я без усилия гружу тушу на плечи.

Я подбредаю к дереву, где сидит Семён, тот прыгает вниз. Глаза лезут на лоб от удивления: - Я думал, вы умом тронулись, - искренне лепечет он, - действительно, олень. Неужели копьём?

- Ты меня обескураживаешь своей непосредственностью. Чего нового видел, сидя на дереве?- хочу подковырнуть его я.

- А, муравьи покусали, да ещё клопа случайно раздавил … неприятно очень.

- Настрадался, значит, - сочувствую я. - Теперь пора домой. Бери оленёнка за задние ноги и потопали. Наверное, нас заждались, да и темнеть скоро будет. Не хочу проводить ночь в этой чаще.

- Зачем за ноги, привяжем к копьям, легче нести будет, - с мудростью изрекает сероглазый увалень. С уважением смотрю на него - какая цепкость ума!

- Подожди … домой, - сам себя осаживаю я. – Надо людей, найти, которые в сторону скал пошли.

Семён вздыхает, мне кажется, сейчас он начнёт бурно возражать, я вижу, как в глазах потускнел свинцовый блеск и понуро свешиваются руки. Но, упрямо махнув головой, единственно замечает: - А как с оленёнком быть? Бросать здесь, его кто-нибудь подберёт, сколько следов на земле, тьма, странно, что до сих пор мы не столкнулись с хищниками.

- Согласен, - киваю я, - дичь оставлять нельзя. А знаешь, - я сбрасываю верёвку, - давай его на дерево затянем?

- Через час здесь столько зверья соберётся, - мрачно произносит Семён.

- Так что ты можешь посоветовать?

- А нечего предлагать, будем на дерево его затягивать, а там … что-нибудь придумаем.

- Мудро, - усмехаюсь я.

Закидываю один конец на толстую ветвь, с большими усилиями затягивает тушу наверх, привязываем верёвку за ствол и в это время слышим чей-то кашель, переходящий в отрывистое мяуканье, но на низких диапазонах.

Мне показалось, что Семён сейчас упадёт на землю, так он побледнел. Меня же, просто обдало таким ужасом, что ноги превратились в железобетонные сваи и я замер, опираясь на копьё и, даже забыл его предназначение.

Зверь выскакивает из чащи леса и мне показалось, что сейчас обделаюсь от страха, таких животных я видел лишь в красочных журналах по палеонтологии – это был великолепный саблезубый тигр.

Хищник полыхнул на нас злобным взглядом, втягивает в ноздри воздух и его что-то смутило (может, действительно, кто-то из нас обделался?). Он вздыбливает на загривке шерсть, нервно дёргает коротким хвостом и так оскалился, что мы мгновенно вспотели с головы до ног.

- Копьё, - закатывая глаза от ужаса, стонет Семён.

- Я не знаю где оно? – растерянно бормочу я.

- Ты на него опираешься.

- Действительно, - я в величайшем удивлении смотрю на копьё, решаюсь, резко выдёргиваю из земли. Неожиданно дикий страх отступает, мышцы вновь становятся эластичными, мозг начинает работать. – Тихонько отступаем, - держа копьё перед собой, сквозь зубы шепчу я. – Он не за нами пришёл, его наш оленёнок привлёк и … не смотри ему в глаза … спиной не поворачивайся.

Мы медленно пятимся, саблезубый тигр обдаёт нас презрительным взглядом, подходит к дереву, становится на задние лапы, передними с остервенением вцепляется в кору, подпрыгивает, но туша высоко и хищнику её не достать. Мы отходим всё дальше и дальше, а саблезубый тигр словно взбесился, демонстрирует такие прыжки, любой легкоатлет позавидует, но на него лишь сверху капает кровь, и это зверя выводит из себя. Он в бешенстве разгребает землю у корней, рвёт страшными когтями кору, но вскоре сникает, растеряно мяукает, разворачивается задом, и смачно струит на дерево.

- А вот теперь бежим, - я хлопаю Семёна по плечу.

Гл. 4.

Крупное животное, покрытое жёсткой шерстью, издающее терпкий мускусный запах, поспешно выпрыгивает на свои толстые ноги и шарахается в сторону – мы его едва не сбиваем с ног. От неожиданности шарахаемся в сторону, встречаемся с заплывшими, полными недоумения, глазами и, приходим в себя – не стоит нестись сломя голову в первобытном лесу – могут съесть. Это животное не хищник, но глаза наливаются кровью от бешенства.

Тяжело дыша, прижимаемся дереву, я выставляю копьё. Свиноподобное животное злобно хрюкнуло, встряхнулось, разбросав в стороны прилипший мусор и мелких насекомых, открывает слюнявую пасть, демонстрируя жёлтые плоские зубы и торчащие вперёд клыки.

- Пошла вон, свинья! – истерично выкрикивает Семён, вжимаясь в ствол дерева с такой силой, что под мощной спиной хрустнула кора.

- Отваливай, толстое рыло! – я пару раз проткнул воздух копьём.

Животное нерешительно топчется на одном месте, угрожающе рычит. Внезапно взвизгивает и стремглав несётся прочь.

- Напугали, - я утираю пот со лба.

- Ага! – нервно смеётся Семён, сползает по стволу, в изнеможении откидывает голову наверх и пытается отдышаться.

- Оно не нас испугалось, - я вновь цепенею от страха, в просветы между деревьями вижу полосато-пятнистый бок нашего старого знакомого – саблезубого тигра.

Семён вскакивает, зубы звонко щёлкнули, он больно втыкается в толстый сук, ойкает, но вроде приходит в себя: - Он не на нас охотится, - неуверенно произносит мой друг.

Действительно, хищник не удостаивает нас вниманием, даже как-то обидно стало, изогнувшись, ринулся за поспешно убегающим свиноподобным животным. Спустя некоторое время раздаётся пронзительный визг вперемешку с рычанием, вздрогнуло дерево, осыпав листья, визг сменяется на хриплый вой и спустя некоторое время всё стихает.

- Задушил, - шёпотом говорит Семён. – А почему он на нас не напал?

- А я знаю? - пожимаю плечами, затем догадываюсь: - Мы не его еда, если ничего другого не найдёт, тогда полакомится нами.

- Зачем так говоришь? – глаза у Семёна белеют от страха.

- Это так, размышления … хищники все так ведут и первобытные тоже.

- Не все. А крокодилы, львы людоеды, тигры иногда тоже на людей нападают.

- Помолчи! – я взрываюсь, едва сдерживаюсь, чтобы не вмазать его по шее.

- Пока он занят, давай уйдём? – Семён не обращает внимания на мою несдержанность.

- Самое время, - соглашаюсь я.

Сейчас мы отходим медленно, стараясь не шуметь. Неожиданно натыкаемся на звериную тропу, машинально двигаемся по ней, но вот, в просветах деревьев возникает открытое пространство. Ветер доносит запах свежей травы, ещё через пару минут вываливаемся из леса и застываем на краю поля. Густые стебли с рост человека, кое-где повалены, с шумом взлетают птицы, вдали трава колышется, там явно кто-то бредёт.

- Мне сюда лезть не хочется, - деревянным голосом произносит Семён.

- Тогда идём назад, - я выдавливаю смешок.

Семён глянул на меня, и я устыдился - столько в его взоре упрёка и осуждения.

- Послушай, - примирительно говорю я, - мы пойдём по краю, между лесом и степью, здесь трава ниже. Надо пройти к тем скалам, в ту сторону вели следы одной из групп людей … но если желаешь, можешь вновь залезть на дерево … сам схожу, я не буду в претензии, каждому своё.

На этот раз Семён резко покачал головой, хотя в глазах застыл ужас: - Никита Васильевич, не делай из меня подлеца, один раз я уже отсиживался на дереве, до сих пор себя корю.

Я с удивлением посмотрел на него, столкнулся с его взглядом, поразился тому, какие у него свинцовые глаза – такой насыщенный серый цвет, не вижу в них ни капли страха. Парень совсем пришёл в себя, мыслит адекватно - он действительно готов идти со мной куда угодно.

- Очень хорошо, - киваю я. – Мы направимся к тем валунам, они в беспорядке навалены друг на друга, там точно есть полости и щели, в которых могут укрыться люди.

- А медведь … он не может там затаиться?

- Кто его знает, – я задумался. – И всё же, медведь … или медведи, обосновались в тех скалах, вероятно, там и пещера имеется.

- Дай бог, - вздыхает Семён.

Адреналин в крови давно иссяк, приступов возбуждения нет, страх тоже исчез. С некоторой апатией бредём между лесом и степью, но через некоторое время нам всё же приходится углубиться в густую траву, которая в мгновение ока закрывает нас с головой. Мы различаем только голубое небо и верхушки далёких скал. Я понимаю, мы поступаем безрассудно, в любое мгновение могут накинуться хищник, да и с травоядными встречаться не хочется, затопчут или на рога подымут, но на душе гнездится уверенность, мы найдём людей, им сейчас требуется помощь.

Как второе дыхание, приходит страх, это нечто липкое и невкусное. Тягучая слюна залепляет рот, мы вздрагиваем от любого шороха. Окружённые высокой травой, бредём, словно слепые котята. Изредка слышим шум убегающих с нашего пути зверей, иной раз ветер гонит в ноздри их запах, слышим фырканье, шумные выдохи и вздохи, но никто пока не бросается. В этой траве, животные крайне осторожные и, предпочитают ни с кем не связываться. А мы, невзирая на то, что пытаемся идти тихо, производим неоправданный для обитателей этой степи шум, это их и пугает, только истинные хозяева могут идти так беспечно. Пока нам везёт, на нашей дороге не встретился хищник, а они тут должны быть, я уверен, поэтому, до синевы в костяшках, держу в руках копьё, а мышцы от напряжения закостенели и болят.

Но вот растительность резко мельчает, появляются камни, обнажается почва, демонстрируя участки скалы, мы выходим на возвышенность - впереди нагромождение валунов и, по прямой видимости – высокие горы.

- Похоже, пришли, - я говорю шёпотом, лихорадочно озираюсь по сторонам, ловлю каждый звук, от напряжения нехорошо.

- Что дальше? – с какой-то беззащитностью спрашивает Семён.

- Будем искать следы людей … кстати, там повалены стебли травы, похоже оттуда они пришли. Пойдём, - я сдвинулся с места, не забывая поглядывать на застывшие в неподвижности огромные валуны – вдруг там действительно логово медведя.

Внезапно останавливаюсь как вкопанный, Семён налетает на меня и мгновенно отшатывается, тело сотрясла крупная дрожь. На земле лежит полностью объеденный человек: живот разорван, рёбра выпирают в разные стороны, голова и вовсе отсутствует. Вот только теперь я понял, как безрассудно повёл, да ещё друга с собой прихватил!

- Как же так, Никита Васильевич? – пискнул как мышь Семён.

- Мы их предупреждали, - глухо говорю я, а сам взглядом шарю по окрестностям, замечаю на траве кровавый след, он ведёт в сторону гор. – Медведя здесь нет, - уверенно произношу я, - он поволок свою … добычу к тем скалам. Ты прав, логово у него там.

- Но он может прийти!

- Вполне, поэтому, пока не поздно, обследуем те валуны, - мне не хочется к ним идти, но я решительно двинулся к огромным камням.

На пол дороге к ним натыкаемся ещё на одну страшную находку – это мужчина, он не так изуродован, как первый, вероятно, зверь его убил впопыхах и быть может, ещё вернётся, когда вновь проголодается. Этот медведь, настоящее чудовище, о чём говорят оставленные на земле отметины исполинских когтистых лап, на их фоне, следы белого медведя покажутся отпечатками шаловливого медвежонка.

- Однако, надо дёргать отсюда, пока не стало совсем поздно, - пячусь я, но пересиливаю свой страх и негромко кричу: - Эй, живые есть?

Никто не откликается. Тогда вплотную подхожу к холодным валунам, иду вдоль них, вновь зову людей. Внезапно слышу всхлип и женский выкрик: - Мы здесь! Боже, спасите нас!

Мгновенно забыв все страхи, мы ринулись к камням. Несколько валунов сошлись друг с другом и образовали нечто грота, в нём замечаем женщину и детей. Она в полуобморочном состоянии, еле держится, глаза периодически закатываются, а за неё цепляются два мальчика и совсем маленькая девочка.

- Всё, успокойся! – я встряхиваю её за плечи.

Она начинает тихонько всхлипывать, затем завывать и биться в конвульсиях. Резко бью по щекам, вновь встряхиваю, опять даю пощечину. Дети ничего не могут понять, заревели во весь голос, но женщина словно очнулась, глянула на меня диким взглядом и как выплюнула: - Почему так поздно? Мы едва не погибли!

- Успокойся! – я её сильно встряхиваю, она обмякает, всхлипывает, но уже более человечно, поднимает на меня глаза: - А вы были правы, - она меня узнала, - они все погибли, медведь – это запредельно, какой-то кошмар, он напал на нас, так неожиданно … мы не знали куда спрятаться. Если бы не Олег, - женщина опускает глаза, - он вас топориком тогда ударил, помните? – я киваю. – Он попытался отвести от нас медведя, но зверь зацепил его лапой и, наверное, сразу убил. Потом мы пытались отогнать зверя от детей, но он разорвал всех … только мы успели спрятаться … в этих камнях. А медведь недавно опять приходил, Саню утащил, - женщина с усилием сдерживается, чтобы вновь не впасть в истерику.

- Всё, хватит воспоминаний! – решительно обрываю её я. – Будем выбираться. Бог даст, спустимся к лагерю.

Она безропотно выползает наружу, помогает выбраться детям, со страхом осматривается.

- Медведь не придёт, - уверенно говорит Семён, - в его взгляде столько сострадания, что женщина даже улыбнулась.

Семён сажает девочку себе на плечи, женщина цепко хватает мальчиков за руки и мы, поспешно уходим со страшного места.

Решили идти тем же путём, которым они пришли, так до склонов ближе, трава всё ещё не выпрямилась и указывает направление. Но я постоянно вспоминаю об убитом оленёнке, это как наваждение, хочется принести трофей в лагерь, желудок просто воет от возмущения и злости, он совершенно пустой и пить хочется, до умопомрачения. Решено, доведём их до спуска, а мы вернёмся за своим трофеем. Интересно, как Семён воспримет моё предложение? Я обернулся, встретился с его тревожным взглядом, вздохнул, мне показалось, он меня не поймёт. Ладно, там видно будет. В любом случае, без воды, дёргаться не стоит, второй такой переход можно не выдержать.

Внезапно натыкаемся на родник, он с наглостью разбросал в стороны корни и всяческий мусор и весело журчит, как песня с небес.

- Это знак! – я даже как-то расстроился.

- Здорово! – Семён ссаживает с плеч девочку, ждет, когда женщина и дети напьются и кое-как смоют с себя грязь. Затем и мы напиваемся, причём я шепнул Семёну, чтобы пил как можно больше. Он улыбнулся, мой друг ещё не понял, какую гадость готовлю я ему. Но, к моему удивлению, Семён отрывается от родника, смотрит на меня честным свинцовым взглядом, и произносит: - А ведь у нас оленёнок на дереве висит. Как с ним быть?

Я деланно нахмурился и, с великим сожалением произношу: - Это так … какая досада! Но не возвращаться, же за ним?

- Есть хочется … до коликов, - вздыхает мой друг.

- Так что ты хочешь предложить? – осторожно спрашиваю я его.

- Доведём их до спуска к лагерю, а сами, по этой же тропе, вернёмся к нашему оленёнку, - с воодушевлением начал Семён, но, внезапно что-то вспомнил, осекся, помрачнел и, что-то хочет сказать, верно, отрицательное. Но я энергично поддерживаю его, хлопаю по плечам и, горячо говорю: - Ты знаешь, какая вкусная оленятина! Я как-то раз её пробовал, тесть с охоты приносил, пальчики оближешь … запечём на углях …

- Хватит! – Семён едва не захлебнулся в собственной слюне. – Женщину с детьми к лагерю приведём и бегом к нашему дереву.

- Хорошо … ещё не вечер … хотя день уже идёт к концу … до темноты б успеть, - всполошился я.

- Успеем, - Семён переходит на быстрый шаг.

На этот раз никто не шоркался у нас на пути, сравнительно быстро миновали степь и, вскоре запахло свежестью моря.

- Пришли, - Семён ссаживает с плеч девочку, утирает пот. – Вам по этой тропе вниз, затем увидите площадку на склоне – этот наш лагерь.

- Кстати, - решил добавить я, – ваш друг Олег, жив, я ему операцию сделал.

- Как?! – восклицает женщина. – Олег жив? – на её лице появляется неуверенная улыбка, - я утвердительно киваю, - она обращается к детям: - Ваш папка живой!

Пришлось быстренько отойти в сторону, столько было радости, со слезами и соплями, но я получил такое удовлетворение, что спас долговязого. Ради таких случаев, стоит жить!

Семён улыбается, я тоже, взглядами провожаем их маленькую группу. Вот они скрываются из вида, радость на наших лицах исчезает, с опаской смотрим назад. Что-то не хочется идти за оленёнком, но я шагнул в сторону степи и Семён, вздыхая, потопал за мной.

- Мы авантюристы, - хмыкаю я.

- Согласен, - понуро отвечает Семён, он уже тысячу покаялся, что предпринял этот опрометчивый шаг, но мы идём, судьба нам благоговеет.

Миновали страшную поляну со следами трагедии, как по команде посмотрели в сторону гор, но медведя не увидели, быстро пробежались к лесу, остановились у разлапистого дерева, это в случае чего быстренько взобраться по ветвям наверх. Ни хищников, ни другого зверья не наблюдаем, пока везёт.

- Ты как? – я больше обращаюсь к себе, чем к Семёну.

- Что-то свербит под ложечкой.

- Сильно проголодался?

- Скорее всего, испугался, - искренне произносит он, - но задерживаться не стоит, скоро будет темнеть. Надо идти к тому дереву, только бы там не было саблезубого тигра.

- Надеюсь, что нет. Он не дурак, прекрасно понял, что достать эту тушу не сможет, да и свиноподобным нашим полакомился.

Как страшно было проделывать последнее метры, день стремительно угасает, мы явно не успеем до темноты, вот уж и луна явила миру свои жёлтые рога. Зажглись первые звёзды, а мы только подошли к дереву, где висит наш трофей. Земля у корней вся изрыта, здесь бесновался не один хищник, но всех постигло разочарование. Надо торопиться, скоро проснутся ночные хищники и, я не сомневаюсь, они будут опаснее тех, кто любит солнце.

Подбираем брошенные у дерева заготовки, пользуясь случаем, Семён быстро делает себе уродливую дубину, а из длинных веток изготавливаем нечто носилок, сбрасываем оленёнка на землю, привязываем копыта к шестам, и взгромождаем на плечи. Семён охнул от тяжести, но сразу выпрямился: - Тяжёлый, а нам идти с десяток километров.

- Поверь, это не так много, - смеясь, отвечаю я. – Зато, сколько мяса!

- Донести бы, - Семён поворачивает голову то вправо, то влево, весь вид выражает крайнюю степень тревоги.

- Куда мы денемся, дотащим, - неуверенно произношу я.

- Тогда трогаем, - Семён толкает носилки, и я бодренько засеменил вперёд.

- Такое чувство, словно мы что-то украли, - размышляет мой друг.

- Это потому что, каждый хищник в этом лесу, считает эту добычу своей, - не оборачиваясь, говорю я.

- А у меня уже плечи натёрло.

- Так быстро? А как же ты раньше грузчиком работал? – подковырнул я Семёна.

- Я в аптечной фирме работал, там ящики не слишком тяжёлые, - горестно вздыхает он.

- Тогда понятно, работал по профилю.

- Не смейся.

- И не думаю. Ты не тормози, мне кажется, я слышу какой-то шорох.

Семён мигом поднажал, и мне пришлось переходить на бег. Через некоторое время и у меня вспухают плечи, морщусь от боли, но с небывалой силой возникает упрямство – умру, но трофей не брошу. Вроде и Семён того же мнения, сопит как злобный хомяк, я даже боюсь оборачиваться, чтобы не встретиться с его испепеляющим взглядом.

Совсем стемнело, окружающий лес наполняется тревожащими душу звуками, в зарослях зажглись большие светляки, в кронах деревьев завозились ночные птицы, из глубины леса донёсся волчий вой и ему мгновенно отозвались с другой стороны.

Я забываю о боли в плечах, несусь из леса, как подстреленный в зад жеребец, Семён напирает сзади, я едва держу равновесие и рассудок.

Вываливаемся в степь и замираем в ужасе. Впереди двигаются живые холмы - стадо степных мамонтов готовится к ночлегу. Нам вновь везёт, ветер дует с их стороны, исполины нас не почуяли, но в любой миг всё может измениться. Радует ещё то, что ни один первобытный хищник не встанет на пути этих гигантов, поэтому, мы в относительной безопасности … только бы слоны нас не учуяли.

- Глазам своим не могу поверить, - тихо восклицает Семён. – Неужели такое может существовать?

- Ты о слонах? – в потрясении спрашиваю я, но мозг лихорадочно работает, надо как-то пройти мимо, а тропа проходит совсем рядом. В траве мы не укроемся, для степных мамонтов она как мягкий мох и едва прикрывает их узловатые колени.

- Это такие слоны?

- Степные мамонты. Правда впечатляет? Когда в первый раз увидели, думали, умом тронулись, в природе такое существовать не может.

- Однако, существует, - Семён почему-то улыбается, хотя надо бы дрожать от ужаса.

- Они отходят, - замечаю я в их стаде оживление. Слоны двинулись к лесу, угрожающе извергая низкие, клокочущие звуки, их рокот будоражит кожу, и волосы поднимаются дыбом.

- Куда это они? – Семён уже не улыбается.

- Что-то учуяли, - холодея, говорю я. Ветер, что дул в нашу сторону, обмяк и делает попытку завернуть от нас в сторону стада. Но, в последний момент, словно сжалился над нами и вновь задул с удвоенной силой в нашу сторону, донося до ноздрей острый звериный запах. Степные мамонты останавливаются, возбуждённо помахивают огромными ушами, вскидывают хоботы, всё не могут успокоиться.

- Пока не поздно уходим, - я вхожу в заросли.

-Только бы слоны не услышали треск стеблей, - едва не стонет Семён.

- Ветер шумит … авось пронесёт.

Какой-то одуревший слон так взревел, что показалось, небо рухнуло.

- Ох, как ты прав … меня сейчас точно пронесёт, - лязгнул зубами мой друг.

Я окаменел, слышу грохот, земля содрогнулась, степные мамонты, то один, то другой извергают из глоток мощные трубные звуки, но стадо двинулось прочь от нас.

Дёргаюсь вперёд, Семён едва не падает: - Что встал как вкопанный? – громко шепчу я.

- Ноги ватные, - оправдывается мой друг.

- Они кого-то отгоняют. Бегом, пока не стало слишком поздно!

Прогибая траву и выдирая её с клочьями, мы несёмся по тропе. Неожиданно выбегаем к нашим валунам и тут видим, на возвышении стоит медведь, даже больное воображение не сможет представить, насколько он велик, это настоящий мега хищник.

Медведь принюхивается, приподнимается на задние лапы, раздражённо рычит на степных мамонтов, но те прут как танки.

- За людьми вернулся, а их нет, - злорадно хихикнул Семён.

- Как это нет, а мы? – съязвил я.

- Никита Васильевич!!!

- Ладно, пока они выясняют отношения, линяем отсюда.

Мы вгрызаемся в стену из травы, но напоследок я вижу, как медведь рухнул на передние лапы и постыдно бежит в сторону гор.

Обливаясь потом и, морщась от боли в плечах, мы наконец–то подходим к спуску в лагерь. По нашим ощущениям, к концу маршрута, зверь стал весить больше тонны: плечи вспухли, руки онемели, ноги противно дрожат, вновь мучает жажда.

Я с удовлетворением повожу носом, ощущаю запах дыма, похоже, коптильня работает на полную мощность. Ай, да Катерина! Я уверен, подстрелила большую рыбу. Глотаю слюнки, сильно хочется, есть и пить.

Качаясь от усталости, начинаем спуск. Внезапно пахнуло потом и слышится голос: - Старые знакомые и не одни … с козлом.

Из-за скалы на тропу выходят два мускулистых парня в грязных пиджаках, уже без галстуков, глаза лихорадочно горят и их взгляды не предвещают ничего хорошего. Я узнаю их, они из группы Вилена Ждановича.

- Ну, поверили, что это доисторический мир, - я сбрасываю оленёнка на землю.

- Ты оказался прав, - говорит один из них и смотрит на меня словно голодный удав, - но жить и здесь можно, если правильно подойти к житейским проблемам.

- Как ты прав, - соглашаюсь я. – Так мы пойдём?

- А, вы знаете, вход и выход платный. Поэтому бросайте вашего козла и можете проходить,- нагло, играя мышцами, заявляет другой парень.

- Оп-па, смотри, быстро освоились, - удивляюсь я. Злость вскипает в груди и вот-вот изольётся как лава из жерла вулкана. Знаю, добычу не отдам, я даже готов убить их, слишком много пришлось нам испытать.

Видно, что-то ощутив, один из них лихорадочно достаёт пистолет: - Козла на землю! - с угрозой говорит он, но я чувствую, голос наглеца дрогнул.

- А, что вы будете делать, батенька, когда патроны кончатся, всех не перестреляете. И, к тому же, это не козёл, а оленёнок, - я хладнокровно освобождаю копьё от пут коры лианы, развязываю верёвку, ещё мгновение и проткну мразь, но не успеваю. Внезапно очнулся Семён, видно пришло время подвигу, с воплем испуганного зайца, размахивается дубиной и врезает по голове бандиту. С сожалением понимаю, парень перестарался. Голова с противным хрустом позвонков откидывается назад. Не жилец, я лишь шмыгаю носом.

Его напарник, попятился и метнулся вниз, сдвигает за собой осыпь. Камни с грохотом покатились вниз, увлекая его за собой, но перед пропастью, парень ухитряется изогнуться, схватиться за скалу и исчезает из виду.

Какой ужас! Я убил человека! Я же хирург! - запричитал Семён, слёзы заполняют его ясный взор и брызжут как у клоуна из глаз.

- Правильно, хирург, и ты, только, что произвёл операцию по удалению злокачественной опухоли из нашего только зарождающего общества, и, заметь, очень успешно. Могу тебя поздравить, коллега! - высокопарно заявляю я и подбираю пистолет.

Семён дико водит очами: - Жмурика куда девать будем? А ещё, необходимо заявить в милицию.

- Семён Семёнович, какая милиция! - всплескиваю руками.

- Может, на берегу найдём? - теряется сероглазый увалень.

- Вот кого я бы не хотел, искать, так это милиционера. Давай скинем дохляка в расщелину.

- Может, похороним?

- Он не заслужил погребения, - с этими словами сбрасываю тело с уступа. Согласен, это выглядит цинично, сам себя не узнаю, но после всего пережитого, как-то быстро огрубел.

Мы, вновь взваливаем оленёнка на плечи и через некоторое время подходим к лагерю. Ладушка первая меня увидела и с радостью подбегает.

- Как долго ... ого, какой зверь, - неожиданно видит оленёнка. - А где мальчики?

Я потупил взор.

- Что случилось? Почему вы без них? Где они?

Нас окружает молчаливая толпа.

- Где вы оставили ребят! - дрожащим, срывающимся голосом выкрикивает

лупоглазая студентка из медицинского университета.

Семён поднимает мокрые от слёз глаза: - Несчастный случай, они погибли.

- Как, так погибли?!

- Сынок, что произошло? - сурово спрашивает мать.

- Они забрели в логово зверя. Смерть у них была страшная.

- Зачем ты их туда пустил?

- Не пускал их туда, мама. Они проявили инициативу и ... погибли.

Мой дядя окидывает уничтожающим взглядом: - Плохой из тебя начальник, Никитка.

- Не напрашивался! - вспыхиваю я.

- Хватит, всем плохо. А им хуже всех, - вступается тесть. Сынок обнимает меня: - Папуля, я так переживал. Не уходи больше никуда. Моя Ладушка утыкается в плечо, слёзы брызжут из огромных глаз: - Я бы не смогла жить без тебя, если б с тобой, случилось несчастье.

- Всё в порядке, видишь, какого оленёнка принесли, теперь с голоду не помрём, и коптильня работает. Неужели осётра подстрелила? - обращаюсь я к Катерине.

- Белугу, килограммов на восемьдесят, - встревает в разговор Надюха и глупо хохотнула.

- Да, подстрелила, - без воодушевления подтверждает Катерина, - да вот, только, отняли её у нас.

- Происки Вилена Ждановича? - догадываюсь я.

- Именно, так и было, - кривится как от зубной боли тесть. - Наставили пистолет и отобрали.

- Этот? - повертел я оружием.

- ПК "Гюрза", да, такой у них был. А... как он у тебя оказался?

- С Семёном отобрали, - я, не собираясь пояснять, как конкретно им завладели.

- Ясно, - жуёт губы тесть и видно, ничего ему не ясно.

- Отец, - обращаюсь я к тестю, необходимо мужчин на охрану определить. Не ровен час, незваные гости пожалуют.

- Правильно думаешь. Давай пистолет. В эту ночь я охраняю и людей подберу, - сурово хмурит брови капитан первого ранга в отставке. - Но, сначала необходимо освежевать тушу и под дымом развесить.

- Я тебе пойду, хрен старый, - возмущается тёща.

- Успокойся, - мягко, но твёрдо говорит тесть, и жена сразу сникает. Она давно изучила его непреклонный характер.

- Пить хочу, умираю, - я облизываю пересохшие губы.

Ладушка берёт за руку: - Пойдём, любимый, к костру, попьёшь, покушаешь.

- А, что там коптится?

- Рыбаки рыбки понатаскали. Конечно, на всю ораву мало. Просто здорово, сколько теперь мяса!

Присаживаюсь к уютному костру, меня окружает семья. Испил ледяной родниковой воды, принялся закусывать и расспрашиваю о событиях, произошедших за день.

- А к нам Мессия приходил. Спаситель рода человеческого, - неожиданно брякнула Надюха.

- Кто? - чуть не давлюсь я.

- Мессия, рода человеческого, спаситель, - повторяет она, - Василий Христос!

- Кто? - я точно давлюсь, жена бьёт кулаком по спине.

- Да, был тут такой, - говорит Лада, - утверждает, ниспослан самим Господом богом.

- Дела? Христос. Допустим, Христос - это звание, но Вася Христос - это круто! И, что он проповедовал.

- Заповеди, - гордо произносит Надюха.

- Да, ты, что! - Хлопаю по коленям. - Давай, процитируй, - прошу я.

Она надувается от гордости: - Первая заповедь такая: "Самый смертный грех - жадность человеческая. Поделись РАБ мой со мной и будет тебе прощение". Вторая: "Не бей меня РАБ мой, не то гореть тебе в Геенне огненной". Третья: "Почитай РАБ мой меня больше, чем родителей своих и снизойдёт тогда от меня на тебя благодать". Четвёртая...

- Послушай, Надежда, - резко перебиваю я её, - ты, что всерьёз думаешь, что он Мессия?

Она окидывает меня презрительным взглядом: - Человек без веры пропадёт. А, этот, такой ладненький, так на меня смотрел. Я ему все пирожки отдала.

- Игнат в морду не двинул?

- Не кощунствуй, он Мессия!

- Спасать тебя надо, Надежда.

- Василий Христос спасёт. Он всех своих рабов спасёт. Так он сказал, - торжественно закатывает она глаза.

Иришка и Стасик хихикают: - Вася Христос сожрал все пирожки, выпил полбутылки водки и под гитару спел такую пошлятину, что уши завернулись в трубочку.

- Вам не понять, - горестно возводит очи Надежда.

- А, где он сейчас? - давясь от смеха, спрашиваю я.

- Других пошёл спасать, на берегу много заблудших. У него и апостолы появились.

- Ну, да, пожрать на дармовщинку всегда найдутся, - соглашаюсь я, - всё ясно, Надежда, пусть Игнат с тобой разбирается. А, что ещё в мире интересного произошло?

- Коптильню запустили, это ты знаешь, - Егор придвинулся ко мне поближе, - бассейны для воды полностью доделали. Место будущего дома подготовили. Новую площадку начали расчищать. К нам ещё несколько человек прибыло: женщина с сыном и дочерью, её муж ушёл на разведку. Люди, говорят, видели, его медведь загрыз. До сих пор она в шоке. И, парень с девушкой, вроде нормальные ребята. Вот и все новости. Да, вот ещё, дети на пляже дохлого монстра нашли, мы жилы срезали, может для тетивы лука подойдёт?

- Здорово, а я ломал голову, из чего же выдумать тетиву. Тис для луков мы принесли.

- Поэтому и говорю.

- Завтра луки делать будем, - радость наполняет сердце, мы переходим на новый уровень. Пистолет не в счет, патроны закончатся, и его смело можно выбрасывать.

Тихий вечер окутывает нас, звёзды как жемчуг сияют на небе, луна чуть показала себя из-за горизонта, цикады так знакомо цвыркают в ближайших кустах, мирно потрескивает костёр, внизу перекатывается волнами тёмное море, ночесветки вдали пытаются составить конкуренцию высокомерным звёздам - всё это вызывает спокойствие и уверенность, мы дома, это наш мир, мы его поймём и полюбим.

Тесть подходит с кусками мяса, подвешивает над костром: - Сердце и печень, охотникам, остальное, поделите между собой.

- Лучше малышне, - улыбаюсь я. - Им необходимо хорошо питаться.

- Конечно, я так и хотел сказать, - слегка смущается он. - Никита, оленёнок коптится, мы заступаем на пост, людей, по вахтам определил.

- Спасибо, Анатолий Борисович, - помощь тестя очень кстати, за этот день я буквально из сил выбился, а ещё нужно к Гене зайти, Катерина говорит, он спит, температуры нет и боли сильно не тревожат, но проведать необходимо. Посидев совсем недолго в окружении своей семьи я, заглядываю в палатку к раненому. С Геной сидит Катерина и их дети. Мужчина не спит, увидев меня, он даже пытается привстать.

- Лежи, - останавливаю его, - прыткий какой. Вижу, дело идёт на поправку. Боли сильные?

- Утром на стены хотелось лезть, в глазах периодически темнело, вообще ничего не видел.

- Плохо, очень плохо, - ты был на гране болевого шока. А сейчас как?

- Ничего не болит, только чувствую, швы тянут кожу и как немота, какая-та. У меня так горела рука, я не выдержал и водой стал поливать повязку.

- Что? Как водой? Это инфекция! - кричу я. - Что за самодеятельность. Ты понимаешь, что натворил?

- Но у меня боль вообще прошла, - от моих слов опешил и испугался Геннадий.

- Катерина, уведи детей и вызови Семёна! - Она испуганная выскочила из палатки.

Семён примчался сразу, Катерину просим держать фонарик, а сами принялись снимать, насквозь промокшую повязку. Когда её, наконец, удалили, я ожидал увидеть всё, что угодно, но не это – на лицо явный прогресс. Опухоль почти исчезла, швы стянулись.

- Что скажешь? – потрясённо спрашиваю я.

- Предполагаю, вода целебная, причём, обладает мощной силой.

- Допускаю. Что будем делать? Антибиотик нужно вкалывать?

- Может, пустим по естественному процессу.

- Яснее.

- Пускай водой обрабатывают.

- Я, вообще, не сторонник экспериментов. Но... была, не была. Такую потрясающую скорость заживления ни разу не видел.

- Так, я всё правильно делал? - оживляется Геннадий.

- Неправильно. Тебе просто повезло. Обычно, после такой самодеятельности, в лучшем случае, ампутация, это в лучшем случае.

- Значит, повезло, - вздыхает Геннадий.

- Повезло. А кто тебе воду приносил? Я думаю, Катя до такой глупости не додумалась бы?

- Сына попросил.

- Хорошие у нас дети, - улыбаюсь я.

- Так я за водой побежала, - оживляется Катерина.

- Давай, - махнул я рукой.

Новость о целебности воды воодушевила безмерно. Снимается множество проблем. Я, когда-то слышал о неких, тайных источниках на Тибете, вода, которая, также обладала целительной силой, но сам с подобным не сталкивался, поэтому относился к таким слухам, скептически.

Наконец-то я подполз, к спальным местам и грохнулся между Яриком и Ладушкой. Они прильнули ко мне с разных сторон, и я заснул, будто в омут нырнул. Устал безмерно.

Гл.5.

Пробуждение резкое и неприятное - вскакиваю на ноги, где-то вдали трещат едва слышимые пистолетные выстрелы. Темно, костёр почти догорел, угольки задумчиво тлеют на запорошенных пеплом головешках, на горизонте появилась едва заметная серость, предвестница наступающего утра. Похоже, сейчас полчетвёртого - в лагере все спят, ночные кузнечики всё ещё мелодично трещат, убаюкивая уставших людей.

Быстро добираюсь до Аскольда, тот, единственный бодрствует. Его худощавая фигура и вздёрнутая бородка, нелепо смотрится, на фоне тяжёлого копья, воткнутого в мягкую почву между красноватых камней. Почему он не сбреет свою бородёнку, она ему совсем не идёт … или идёт? Почему-то именно этот вопрос возникает в моей голове, когда я встретился с его пронзительно холодным взглядом.

- Это не на нашем посту, надо, поглядеть, - его глаза блестя авантюрным огнём, мне кажется в них радость ожидания игрока, бросившего кости.

Я ещё ошалелый после предыдущего похода, плечи опухли, глаза крутит сон, а ещё душит злость, кто-то опять полез на плато, а ведь все знают, это смертельно опасно.

Берём по копью, подходим к тестю. Он стоит у костра вместе с крепким парнем, так же вслушивается в глухо звучавшие выстрелы, оборачивается на звук наших шагов: - Это наверху, в кого-то стреляют, не прицельно, лихорадочно, - он внимательно смотрит на нас, в отблесках пламени, его лицо как у идола и словно высеченное из красного дерева.

Внезапно выстрелы закончились. Через некоторое время явственно слышится полный боли и безысходности человеческий крик и его обрывает глухой рёв.

- Медведь, - свистящим шёпотом произносит тесть и зачем-то протирает рукой пистолет.

Я содрогаюсь, хищник вновь напал на людей. Теперь очевидно, медведь включил человека в свой рацион – он стал типичным людоедом. Как некстати вспоминаю нашу вылазку к валунам, где мы спасли женщину с детьми, ясно вспоминаю разбросанные человеческие останки, холод сковывает сердце, голову сжимает словно обручем - ни за какие уговоры не пойду вновь …

- Их выгнало нечто серьёзное, придётся глянуть, - поскрёб длинную бородку Аскольд, искоса поглядывая на мою нерешительную физиономию.

- Это опасно,- прицельно смотрит на нас капитан первого ранга,- возьми пистолет, - и протягивает его мне.

- А смысл? От копья толку больше, лучше оставь его для людей, - тягостно вздыхаю я и с укором бросаю взгляд на невозмутимого Аскольда, который, как мне показалось, едва заметно усмехнулся.

- Будьте осторожны, часа два назад какие-то люди, что-то скидывали на тропу, предупреждает тесть.

- Интересно, - Аскольд насторожился и раздувает ноздри, а я знаю, это так проявляется у него в высшей степени недоумение.

- Что скидывали? – не понял я.

- Мы не смотрели, решили подождать до утра. Кто его знает, зачем люди бродят по ночам, - тесть подбросил поленце в костёр, - на звук, какие-то мягкие предметы, похоже на куски мяса.

- Забавно, - вздёргивает бородку Аскольд, а черты лица разглаживаются. Он с пренебрежением хмыкает, с лёгкостью вонзает копьё в землю, смотрит в темноту, деланно зевает.

- У тебя, по этому поводу, есть соображения? – обращаюсь я к нему.

- Вероятно, да. Мы сильно разозлили ребят Вилена Ждановича, а они так прочно обосновались на берегу, часть народа лихо взяли в оборот. Для них ловят рыбу, дерут со скал моллюсков, одним словом, ударными темпами создают пролетариат … или рабов, пока не сильно вдавался в подробности, и к нам уже подбирались, но в нашем лагере скопилось достаточно крепких мужчин, отогнали и даже кому-то наваляли по шее. Хлопчики просто взбесились, они давно отвыкли от подобного отношения. В прежней жизни, от одного лишь их взгляда, простой обыватель мочился в штаны, а сейчас – без раздумий - в морду. Народ можно понять, после стольких стрессов слетает с катушек, чуть задень, взрываются. Вот так, одного из телохранителей Вилена Ждановича, с тропы спустили, а кто-то его ещё и дерьмом обмазал и всё отчего, тот, просто безобидно обмолвился, что женщинами надо поделиться, у них якобы мало, - Аскольд неожиданно беззвучно смеётся, словно всё это для него забава. Я дико глянул на него, с удивлением спрашиваю: - Это всё произошло, когда я с Семёном бродил по лесам? – Он дурашливо кивает, лицо у него простое-простое, но в глазах я замечаю такой лёд, что внутренне содрогнулся, а он дружески хлопает меня по плечу: - Идём, или как?

Мы поднимаемся, подсвечиваю тропу тусклым лучом фонаря, стараемся не наступать на осыпи, но некоторые камушки выскакивают и с шуршанием скользят вниз. Мне не по себе от того, что могу скатиться к обрыву вслед за ними, но, стиснув зубы, проворно двигаюсь вперёд. Я обостряю все чувства, внутри меня всё словно гудит, до того я напряжён, и до меня долетает запах сырой рыбы, я поворачиваюсь к Аскольду, тот взглядом подтверждает, что тоже учуял. Вскоре натыкаемся на кусок белуги, наверное, той самой, что отобрали и Катерины. Ещё, через некоторое время, у самого выхода, ещё на один.

- Что скажешь? - заинтригованный спрашиваю я, ковыряя обсидиановым наконечником копья, белое мясо рыбы.

- Проще пареной репы,- ухмыляется Аскольд, - как говорится: «Не рой другому яму, сам в неё попадешь».

- Я, так понимаю, бойцы из лагеря Вилена Ждановича, не успокоились, решили к нам подманить медведя.

- Подманили, - по своему обыкновению бесшумно смеётся Аскольд, аккуратно отпихивает рыбу в сторону: - Заберём на обратном пути, только бы лисы его не унюхали.

- Здесь есть лисы? – на меня повеяло чем-то родным и близким, я этих зверей связываю с прошлой жизнью, и мне становится грустно, даже глаза влажнеют.

- Это не те лисы, что мы знали. Видел одну, с волка, морда хитрая, наглая, шерсть выпадает, камнем отогнал, когда она близко к лагерю подобралась.

Мы выбираемся на поверхность. Фонарик я выключил, нельзя привлекать внимание. Принюхиваюсь, ощущаю ещё один запах сырой рыбы. Идя по нему как по компасу, выходим на знакомую мне до боли тропу, ведущую к валунам. Останавливаюсь, крепче перехватываю копьё, Аскольд понимающе произносит: - Это там вы спасли женщину с детьми?

С угрюмым видом киваю и вслушиваюсь в ночные звуки. Тихо, под порывами утреннего ветерка нежно шуршат гибкие стебли травы, да вкрадчиво пищат мыши полёвки, решившие до восхода солнца полакомиться сладкими дикорастущими злаками. Прошелестела змея, вялая от ночного холода. Над землёй, последний раз пронеслись летучие мыши и поспешили в объятия леса, чтобы отоспаться к следующей ночи. Других звуков, тревожащих мозг, я не слышу и с удовлетворением произношу: - Слоны, вроде ушли, - но этот факт меня больше тревожит, чем успокаивает.

Аскольд внимательно смотрит в темноту, затем, тряхнул бородкой, ободряюще произносит: - Никита, медведя там точно нет, он поволок человека к себе в логово, там будет им лакомиться. Это у тех гор, я правильно думаю?

- Ты, конечно, прав, - я с остервенением поскрёб себе затылок. – Но вдруг ты ошибаешься и он затаился здесь.

- И такое может быть, - пожимает плечами Аскольд и я вижу в его глазах нечто змеиное и холодное. С удивлением понимаю, я совсем не знаю своего друга. – И всё же я считаю, медведя здесь нет, меня никогда не подводила интуиция, - он ободряюще улыбается: - Пойдём, князь, взбодримся перед утром, - неожиданно говорит он и подмигивает.

- Это ты к чему меня так назвал? – опешил я.

- Корона на твоём плече, истинно княжеская. Когда ты сегодня мылся у родника, я глаз с неё не сводил. Заметь, многие в нашем лагере считают, что не просто у тебя такой знак.

Я ухмыльнулся: - Не говори чушь, ты же знаешь, как эта корона получилась, часть шрамов по детской глупости, а последний – по недоразумению.

- И всё же, такие знаки появляются не просто так.

- Ерунда это всё, - я немного польщён, но и также раздосадован, это накладывает на меня ещё большую ответственность. – Князь, - скептически улыбаюсь я, - забавно.

- А ты подумай над значением этого слова. Что касаемо меня, то мне оно нравится, - простодушно говорит Аскольд.

- Ладно, опричник, - ухмыльнулся я, - пошли, медведь нас уже заждался.

Без происшествий добираемся до места трагедии, трава у самых валунов скомкана, кровищи, словно порося зарезали. Вероятно, люди пытались спрятаться, но не успели. Огромные медвежьи следы внушают уважение, настоящий исполин. Нашли и пистолет, но сжёванный острыми зубами. Сую его в карман, хороший металл, в хозяйстве пригодится, ножики, скребки сделать, сейчас даже пустая консервная банка на вес золота. Как всё быстро поменялось, ничего не стоящие вещи взлетели в цене, а то, на что буквально молились, вызывает, если не омерзение, то равнодушие. Когда разжигали костёр, кто-то подсунул под огонь пару сто долларовых бумажек, чтобы ветки лучше разгорались, и прозвучала ехидная реплика: «Пытался в туалет с ними сходить, да жёсткие и формат мелкий, хорошо не подотрёшься – морской галькой удобнее.

- Медведь стал типичным людоедом, очень неприятно, ситуацию необходимо решать, - задумчиво говорит Аскольд.

- Завтра вход в лагерь загородим кольями. А дальше попробуем пощекотать нервы мишке, да так, чтоб дорогу к нашей тропе забыл, - не рисуясь, произношу я.

Аскольд, странно смотрит на меня, и спрашивает: - А ты знаешь, как можно убить медведя?

- Пока об этом не думал, - вздыхаю я.

- Медведя убить непросто, но у него есть несколько уязвимых мест, если туда попасть, то даже стрелой можно завалить такого гиганта. Вот, даю тебе бесплатный совет: Если стрелять сбоку, надо чётко попасть в основание уха или же между ним и глазом, а если бьешь спереди, то прямо в глаз или между ними, если в угон – в соединение затылка с шеей, но чтобы стрела не проскользнула по холке.

- Попробую запомнить, - нервно хохотнул я.

- От этого может зависеть твоя жизнь, князь Никита, - с необычной серьёзностью говорит Аскольд.

- Вновь князь, смотри не привыкни, - без особых претензий произношу я, но в душе мне это слово всё больше и больше нравится.

Назад мы идём скорым шагом, но не забываем собирать куски белуги. Рыба ещё свежая, запечём на костре, деликатес.

Не много не мало, а набрали, каждый, килограммов по тридцать. Ты смотри, столько рыбы не пожалели, настоящие люди, всё сделают ради подлости ближнему своему.

В лагерь возвращаемся на рассвете. Небо посветлело, неугомонные чайки раскричались, перебудив почти всех людей, поэтому, возвращение наше было очень кстати. Сразу принялись запекать белужьи куски. Катя безумно счастлива, её охотничий трофей, почти в полном объёме дошел до назначения.

Утром собираю всех мужчин, женщин на совет сознательно не приглашаю, вопрос должен стоять достаточно деликатно. Мне не нравится ситуация с компанией Вилена Ждановича, они действуют нахрапом, зло и нагло – в стиле бандитских девяностых – забить, запугать и отобрать. Такие отношения достаточно заразны, не прилагая больших усилий, устроиться лучше всех. Придётся эту публику поставить на место, иначе произойдёт всеобщая вакханалия. Мужчин в нашем лагере собралось достаточно, знаю, есть опытные бойцы и их следует направить в нужное русло, чтобы и у них не появились дурные мысли.

Донёс своё решение с предложением обломать эту компанию достаточно жестоко и вернуть то, что те отобрали у бывших пляжников, а это и ножи, туристические топорики, палатки, спички и прочие вещи. Предлагаю, в случае серьёзного сопротивления, бить насмерть, затем даю высказаться народу.

- Я, конечно, не пойду против коллектива, решите дать в морду серьёзным людям, поддержу, - блеет Аскольд, - но это не метод, это бесчеловечно ... лучше устроим обвал, всё решим одним махом, - скребёт он куцую бородёнкую.

Аскольд весьма странный человек. Его с поволокой глаза на неказистом лице придают ему некий шарм, что многие женщины, встретившись с его взглядом, мигом становились влажными и сверху и внизу. Он о себе не любит рассказывать и, когда приятели хвастались, что кто-то из них служил в спецназе или в десанте бил кирпичи, он скромно опускал глаза. А на вопрос, где провёл место службы, краснел, как неопытная девица и под снисходительные улыбки говорил: «писарем при штабе». Но я видел его тело, на нем зияют шрамы, но не от аппендицита, а конкретные пулевые, в этом я хорошо разбираюсь. Я догадываюсь, немало в своей недолгой жизни, он успел завалить людей. Он тонок в кости, но мышцы как притаившиеся удавы, будить не стоит. Но, Аскольд, как-то так прячет их на своём теле, что неискушённому человеку могло показаться, он хил и слаб. Аскольда я знаю как невероятно выносливого человека. Для меня дельное предложение Аскольда, не поддержал никто. Пришлось готовить оружие: копья, дубины, ножи, камни.

Аскольд, выбирает из кучи обсидиана, острые куски, балансирует на руке и прячет на своём теле, затем подходит ко мне: - Никита, я, конечно, не хочу вмешиваться в твою работу, учишься быстро, народ начинает тебя уважать. Я не сомневаюсь, морды тем ребятишкам набьём, но, сдаётся мне, перед посещением наших «друзей», стоит провести небольшую разведку, вдруг у них есть ПП-2000, или пару «Кипарисов» из оружия завалялось, тогда шансов у нас не будет. Хотя это маловероятно, не стали бы они медведей к нам подманивать, когда проблема решается намного проще. Но, может они извращенцы, какие? Нравятся заумные методы, и с такими сталкивался. Так что тебе решать. Предлагаю сходить, прогуляться по пляжу, на народ поглядим, себя покажем, а там, видно будет, развлечься всегда успеем.

Да, Аскольд, видно для тебя это занятное проведение своего досуга, а по мне ахи, какая боевая спецоперация, с восхищением думаю я, глядя в его честные глаза и на лёгкий стыдливый румянец на лице. Нравится мне этот парень, чувствую, надёжный он человек.

- У меня такие же мысли, - сознаюсь я, - но думал, не стоит всё усложнять. Но если ты советуешь ... давай сходим.

Аскольд, Семён и я вооружённый ПК «Гюрзой», спустились на пляж. На нём произошли достаточно заметные изменения. Бывшие отдыхающие понастроили из веток и камыша безобразные хижины. Кто-то объединился в небольшие группы,

горят костры, в них запекают устриц, другого я из еды ничего не увидел, сердце сжалось, на таком рационе долго не протянут. Но сейчас люди из группы Вилена Ждановича их не трогают, мне кажется, опасаются со стороны нас ответных действий за ночную провокацию и сдёрнули с берега, а быть может, затаились – что вернее.

Люди копошатся на отмелях, глубже не рискуют заходить. Чуть далее, где начинались глубины и, на подводных камнях растёт великое множество раковин, рассекают гладь моря чёрные плавники акул. Что привлекло хищников в таком количестве, я не понимаю. Может сезонные миграции или банально выискивают жертву среди людей.

Мы идём по берегу, чувствуем на себе неприязненные взгляды, народ понимает, мы устроились лучше их - завидуют. Но, кто виноват, мы предлагали присоединиться к нам, но они предпочли гордое одиночество. Как говорится, останемся без штанов, но назло врагу, или - издохнем, но не отдадим свою независимость и самостоятельность – дурни … ничего, жизнь всё расставит по своим местам, ещё пару встрясок и толпою побегут к нам.

Не спеша направляемся к лагерю Вилена Ждановича. Взгляд Аскольда рыскает по берегу, по зарослям камыша. Он сосредоточен и насторожен, видно ждёт некий подвох. Семён, с грозным видом, тащит на плече полюбившуюся дубину. Нижняя челюсть выдвинулась вперёд, показывает его бесстрашие.

По мере продвижения начинаю догадываться, их нет на берегу, они поменяли место. Оказалось я прав, утыкаемся в брошенную стоянку: колышки повалены, вмятины от столов и плетёных кресел осыпались, всюду лежат пустые бутылки, кто-то ночью блювал, а в центре брошенной стоянки распласталась зловонная куча дерьма, как говориться: «уходить, так с музыкой».

- Я был уверен, что они ушли, - бесшумно смеётся Аскольд, - умные люди должны именно так поступить, зачем лезть напролом, всегда можно устроить засаду или обвал и одним махом снести наш лагерь к чёртовой бабушки.

- Над нашей площадкой уступ, обвал не получится, - я напрягаюсь и испытываю нешуточное беспокойство, но Аскольд кивает: - Да, это им сделать сложно … хотя, если постараться, то с тропы свалить в лагерь пару приличных камней вполне реально, как раз до родника докатятся, а там обычно скопление людей.

- Неужели они на это пойдут? – лязгнул челюстью Семён и взгляд тускнеет.

- Мы этого не допустим … колья надо вбивать, это и от медведя и от людей хорошо, - теребит пальцами бородку Аскольд, а взгляд рыскает по берегу, цепляя каждое укрытие, где бы мог затаиться потенциальный противник, - их точно нет на берегу, - утвердительно произносит он. – Надо пустую тару собрать, меня просто поражает их расточительность, - с недоумением произносит Аскольд.

- И, где их теперь искать? - теряюсь я.

- На плато, естественно не пошли, в лес - тем более, значит, как и мы, нашли убежище на склонах и строят круговую оборону, на всякий случай. По крайней мере, я бы так и сделал, - просто говорит Аскольд, с любовью поглаживая тощую бородёнку, - но, найти их надо, - во взгляде вновь появляется, что-то змеиное, и я понял, он считает, нам сделали вызов, - Никита, я пойду в камышах, а вам предлагаю идти друг за другом с дистанцией десять метров.

- Согласен, - я интуитивно чувствую, в вопросе тактики, Аскольд многократно грамотнее меня.

Через некоторое время минуем место, где на мужа Катерины напала акула. В этом месте над морем зависают скалы, и виднеется узкий проход на другой, более дикий пляж.

Аскольд, совершенно не вспотевший, прогулка по камышам его не утомила, лишь взбодрила, присоединяется к нам.

- Они прошли здесь, - в возбуждении говорит Семён, - вон, потеряли бутылку с виски. Ты смотри, это же Макаллан Файн Оак! - как ребёнок радуется он и тянет к ней руку.

- Не газуй! - Аскольд удерживает его за руку. - Хороший подарок, такие виски не на одну сотню долларов потянут, такое не теряют.

- Но потеряли? – не понимает Семён, но к бутылке не лезет, хотя я чувствую, у него, аж зуд в одном месте, так хочется выдернуть её из песка.

Виски сиротливо лежит этикеткой вверх, янтарная жидкость призывно сияет в лучах солнца, как чудесный сердолик, горлышко, словно случайно, воткнуто в рыхлый песок, но выше идёт едва заметный бугор.

Аскольд внимательно осматривает место, удовлетворённо хмыкает: - В их группе есть профи, - заявляет он, и сделанное открытие доставляет ему истинное удовольствие, - это ловушка, к горлышку привязана верёвка, при её натяжении, падает вон тот камень. Мы, естественно, бросаемся в эту щель между камнями, так как больше деваться некуда, и происходит интересная ситуация. Видите, ветка? Мы на неё наступаем, она работает как рычаг, и эта глыба закрывает выход. Просто и со вкусом, ловушка с тройным секретом, - Аскольд, по своему обыкновению беззвучно смеётся, - мне нравятся эти ребята, - делает он неожиданно потрясающее заявление, - но у них нет шансов, - с удовольствием добавляет он.

- Почему с тройным, с двойным, - поправляет его Семён.

- Ты думаешь, они в виски не закачали какую-нибудь ампулку? А вдруг мы обнаружили ловушку, на радостях выпили содержимое и оказались бы в их лапах или на небесах. Поэтому бутылку разобьём, - Аскольд осторожно освобождает её от верёвки и швыряет в камни, она разлетается на множество сверкающих осколков, драгоценная жидкость, пенясь, омывает скалы, стекая янтарными каплями на разноцветную гальку. – Там был яд, - по каким-то признакам определяет Аскольд, а жаль, такой виски испортили.

Семён тягостно вздыхает: - Я в интернете такой виски видел, всё мечтал попробовать Макаллан Файн Оак … вот так взять и об скалы, это словно родную морду и об кирпичи, всё одно, больно.

- Не жалей, на вкус слишком мягкий, не будоражит. Водка лучше, и закуску проще подобрать, нежёли к этому чуду, - морщится Аскольд.

- Привыкай к родниковой воде, а скоро морсы из ягод будем готовить, - я отчески хлопаю его по широкой спине. - Одно не могу понять, зачем такие сложности? Не проще было напасть на наш лагерь ночью и попробовать всех перебить, - я несколько обескуражен.

- Может они … то есть он, развлекается, оттачивает своё мастерство, а к тому же, о нашем посте знают, а у нас пистолет. Но вернее, меня знает, спецов как я мало, - не рисуясь, заявляет Аскольд.

- Кто ты, господин Аскольд? - постаравшись сказать иронично, говорю я.

- Какая разница, Никита, - усмехается он, а в глазах лёд.

- Чтоб, не было разницы, назначаю тебя начальником безопасности нашего государства,- шучу я.

- Спасибо за доверие, я принимаю эту должность, - неожиданно серьёзно говорит Аскольд. Я с удивлением смотрю на него, но он сама невозмутимость и я пока не понимаю, шутит он или нет. Но, где-то мне подсказывает, он не играет. А почему нет? Пусть кто попробует оспорить это решение, я невольно распрямляю плечи.

- Солидно, дух захватывает, - сероглазый увалень покрывается румянцем, - начальник безопасности целого государства, вот, только его у нас нет.

- Государство у нас есть, это мы, - улыбаюсь я. Неожиданно на меня навалился груз ответственности за судьбы людские, даже лёгкие стиснуло.

- А, кто государством будет управлять президент, генеральный секретарь? - не унимается настырный Семён.

- Президенту служить не буду, Великому князю, да, - огорошил нас Аскольд.

- А, где ж его найти, князя, великого, - меня распирает от иронии.

- Ты им будешь, - невозмутимо, произносит Аскольд и совсем добивает меня этим заявлением.

- Нет, это не возможно, чушь какая-то ... это не мне и не нам решать. А, затем, князь, это не слишком?

- Зато, чисто по-русски.

- Надо собрать людей, выдвинуть несколько кандидатур, что бы было демократично, прозрачно. А, то получится диктатура, а не светское государство, - поддерживает меня Семён. Он зачёрпывает ладонью от набежавшей волны и с наслаждением обтирает вспотевшее лицо, дубину швырнул на край сползшего к морю пласта некой субстанции, напоминающей застывшую лаву, поворачивает разгорячённое лицо к солнцу и невпопад произносит: - Как припекает, и ласточки низко летают, к дождю.

- К вашему сведению, - усмехается Аскольд, - демократия, это извращённая, замаскированная во вкусную конфетку, форма диктатуры. Самая прозрачная власть - это самодержавная, но ... в рамках определённых законов, на благо всем и себе. Каждая кухарка не способна мыслить шире своей кухни. Толпа не должна управлять, только, выполнять и будет порядок. Демократия только маскируется под толпу, а в действительности всё решают демократические самодержцы, выдавая, часто, свои гнусные действия под решения толпы - типа, а с нас все взятки гладки. Эту гнусность не мы сделали, а вы, мы просто исполнители решений толпы. Мы демократы, против народной воли пойти не имеем права, даже если это претит человеческому пониманию о нравственности. Видите, как легко можно умыть грязные руки. Во всём виновата толпа, мы с вами, а не они, народные избранники. Поэтому, если слишком зарывался какой-нибудь царь, это было видно всем. Его свергают и сажают на трон другого. В истории такое было и не раз.

- Интересная мысль, - задумываюсь я, - мне приходили аналогичные мысли, но я не когда на это место себя не ставил. - А почему ты решил, что подхожу для этой роли?

- Других нет, а тебя знаю, - невозмутимо и просто отвечает Аскольд и добавляет, - а ещё, у тебя корона на плече.

- Это обычный шрам, - трепыхнулся я, но в моей душе словно происходит взрыв.

- Вы, знаете, а мне нравится эта идея, - неожиданно горячо поддерживает Семён, подбирает свою дубину, его челюсть отважно выдвигается вперёд.

- Там видно будет,- в сердцах буркнул я, но внезапно ощущаю такой взрыв энергии, словно целая электростанция закачала в меня мегаватты электричества. На мгновение мир изменился, стал сверхконтрастным и словно Некто, кто возвышается над всеми нами, поставил на это решение свою печать - я понял, обратной дороги нет, на меня опустился огромный груз власти, как заводской пресс на кусок металла - мозги словно расплющились, но напор выдержали и я принимаю решение: - Так тому и быть, - сурово произношу я и развожу плечи, вдыхаю полной грудью солёный морской воздух, а он пьянит как хорошёё вино – мне стало ясно, что-то в этом мире серьёзно меняется.

Аскольд удовлетворённо выдыхает, Семён распрямляет плечи, я только сейчас обратил внимание, какие они широченные, его глаза посветлели до небесной голубизны: - А, ведь, это идея не твоя, - обращается он к Аскольду, - это решение пришло к тебе свыше.

- Да? – бросает на него удивлённый взгляд Аскольд и мгновенно соглашается: -Да, это свыше.

- Как сейчас нам поступать, продолжать разведку, или вернёмся в лагерь, - в раздумье спрашиваю я, - может, мне по статусу не положено прыгать по камням?

- Я, думаю, Великому князю не возбраняется потешить себя удалью, - беззвучно смеётся Аскольд и он становится прежним другом, которого я всегда знал. Я тоже улыбаюсь, а Семён сияет, словно красная девица. Вдруг мне стало легко и просто, у меня есть друзья, они всегда будут на моей стороне, а я оправдаю их ожидания.

Мы протискиваемся между скалами, и оказываемся на другом берегу. В этом месте царит первобытная дикость, видно метаморфозы произошли основательные.

Хаос из базальтовых и гранитных отложений, застывшие потоки лавы и ровненькая, кругленькая галька у самой воды, придают неповторимое очарование. Непуганые крабы копошатся на покрытых водорослями прибрежных валунах, чайки с добрых индюков, бродят между камней, выискивая разнообразную живность, в море мелькают всё те же акульи плавники, на горизонте выпустил фонтан кит - процесс поглощения одного мира другим происходит непрерывно.

Стараясь не спугнуть наглых чаек, соблюдая интервал, идём по берегу. Ни одной пластиковой бутылки, шкурок от колбасы и яиц, мазута в воде и на камнях, первозданная чистота. Издам закон, за свинство над природой, сечь плетьми, мимоходом думаю я.

Неожиданно вдалеке, видим просто сюрреалистическую картину, под пляжным зонтом сидит человек.

- Это он, - подходит ко мне Аскольд.

- Почему один?

- Хочет поговорить.

- Наглец! - сверкнул очами Семён.

- Почему? - удивляется Аскольд, - нормальный мужчина.

Не спеша подходим к сидящему человеку. Тот, до последнего не поворачивает голову. Когда мы приблизились вплотную, он, наконец, соизволил, обернулся к нам, в глазах искрится веселье: - Привет, Аспид, - обращается он к Аскольду.

- Привет. Росомаха, - Так же радушно здоровается с ним мой друг и появляется ощущение, что встретились старые, добрые товарищи.

- Виски мой не понравился?

- Решил с тобой выпить.

- Нет проблем, - он достаёт четыре разовых стаканчика и плеснул туда янтарной жидкости.

Аскольд взял виски и на мой вопросительный взгляд, ободряюще кивнул.

- Два раза хохма уже не хохма, - беззвучно как Аскольд, смеётся незнакомец.

- Представил бы своих друзей, Аспид, - с укором в голосе произносит мужчина.

- Семён, молодой, но с неплохим прицелом хирург, - указывает он на сероглазого верзилу. - Великий князь, Никита Васильевич, - торжественно склоняет он голову.

Я ждал любой реакции со стороны незнакомца, но не этой. Мужчина с достоинством встаёт, кивает: - Для меня большая честь с вами познакомиться, Великий князь, - серьёзно говорит он. Я ищу в его глазах насмешку, но её нет, лишь почтение. Несколько смущаясь, говорю: - Князь государства, у которого даже названия нет.

- Назовите его Растиславлем, - советует нам наш враг.

- Славим солнце, - задумчиво высказывается Семён.

- Где-то так, - соглашается Росомаха.

Мы выпили виски без тоста, каждый сказал его в душе.

- Зачем придурков заставил рыбу разбрасывать перед нашим лагерем? – с удовольствием вытирая ладонью губы, спрашивает Аскольд.

- Засиделись ребята, да и этот метод хотел проверить, но осечка вышла, как говориться: «заставь дурака молиться, он и лоб расшибёт», правильно заметил, придурки. Потащили мясо прямо к пещерам, вот мишка и учуял их раньше, чем рыбу.

- А с теми ловушками? Ты же знаешь, у меня нюх на них, не прокатит.

- Знаю об этом, - простодушно улыбается Росомаха, - просто хотел старого друга позабавить, а заодно проверить, как повлиял новый мир на тебя. Я сделал выводы, кто-то сильно потерял, кто-то нашёл в десять раз больше, чем было в прошлой жизни. Ты не потерял, - мне показалось, Росомаха этим очень доволен.

- А если б потерял?

- Убил бы.

- Это правильно, - соглашается Аскольд. - Что думаете предпринимать?

- Уходим мы, Аспид. Вам надо набираться сил, нам, потом встретимся, - без угрозы произносит он.

- А к нам не желаешь присоединиться?

- Я с Виленом Ждановичем тесно связан.

- А если заключим союз? Земли на всех хватит.

- Он не хочет делиться властью, в чем-то его понимаю. А, вообще, жизнь покажет, - не стал обрубать канаты наш враг, - может, и заключим союз.

Росомаха встаёт, не спеша закрывает зонтик, улыбается и неторопливо идёт прочь.

- Вот бы мне сейчас пистолет, разрядил бы в него всю обойму, - неожиданно разъяряется Семён.

- У тебя не получится, а я не стану, - просто отвечает Аскольд.

Я долго наблюдаю за этим необычным человеком, пока тот не скрывается за тёмными скалами. Чувствую угрозу, исходящую от него, знаю, пути наши должны, когда то пересечься, неуютно почему-то на душе.

- Пора домой, - грустно говорю я.

- Да, нам делать здесь уже нечего, - соглашается Аскольд. Он непривычно печален.

- А почему он тебя Аспидом называл?

- Ядовитый, наверное, - усмехается друг.

Гл.6.

Налетает порыв ветра, песок взвивается вверх призрачными смерчами, море идёт рябью. Потемнело. На солнце накатилась тяжёлая грозовая туча, я зябко передёргиваю плечами: - К грозе и основательной, ноги делать надо, сейчас так шваркнет, мало не покажется, - я с тревогой смотрю на своих друзей.

Где-то вдали, тёмная серость горизонта осветилась мощными фиолетовыми вспышками, но грома пока не слышно. Пахнет озоном, в воздухе появляется солёная пыль. Акулы неторопливо идут на глубину. Недовольные чайки, то одна, то другая, взмывают воздух. Даже крабы, что рыскали по берегу, группками сваливаются в море.

- Я видел подобное в Аргентине, восточнее от Анд, на высокогорном озере, - как бы, между прочим, заявляет Аскольд, - это надвигается не просто гроза - это будет шквал из воды, ветра, электричества и ещё какой ни будь хрени, пляж точно смоет морем.

Меня будто обухом ударило по голове: - А как же люди, те, что на пляже?

- Их смоет в море, - внешне невозмутимо говорит Аскольд, - если мы не сможем их убедить убраться подальше в скалы, - после небольшой паузы добавляет он.

- Надо спасать людей! - кричит Семён.

Длинный ветвистый электрический разряд калечит небо над головами, освещается немыслимо ярким светом и, внезапно грянул такой ужасающей силы гром, что я едва устоял на ногах, Семён отшатывается, сереет лицом, Аскольд улыбается: - Однако поторапливаться надо, князь.

Налетает тугой порыв ветра, мигом сносит с моря клочья пены и, небо будто лопается. Шквал из дождя тяжёлыми струями ринулся на берег, моментально изменив весь пляжный ландшафт в нечто суровое, страшное, серое. Бесчисленные молнии, наскакивая друг на друга, вызывают такую оргию огня, что зрелище буквально гипнотизирует. Раскаты грома звучат неправдоподобно мощно, перепонки едва выдерживают канонаду. Ветер стремительно усиливается, море бушует, клочья пены взвиваются в воздух, и тяжёлые волны вздыбливаются над пляжем.

- Берегом не пройдём, уходим в скалы! - кричит Аскольд.

- А как же люди? - Семён белее мела.

- Мы им нечем не поможем. Но, думаю, не бараны, догадаются уйти в скалы! - мрачно кричит Аскольд.

Мы ринулись к крутым скалам, по которым, вперемежку с глиной, пенистыми потоками несутся струи воды. С первого взгляда видно, испытание будет не лёгким, а клокочущие волны уже догоняют. Мы как горные козлы карабкаемся по опасным склонам, а волны разъярённо бушуют у подножья скал, изредка окатывая спины едкой солёной пеной.

Как не сорвались, одному богу известно, но это восхождение не забуду всю жизнь. Дождевые потоки, смешанные с глиной делают поверхность каменных стен такой скользкой, что, даже опытных скалолазов постигла бы печальная участь, но нас словно оберегают свыше.

Мокрые, грязные, в крови, мы выбираемся на поверхность, и нас чуть не сбрасывает ураганным ветром обратно со скал. Ползком, хватаясь за густую траву, лихорадочно покидаем опасные склоны. Шестое чувство, указывает мне укрытие. Я нахожу груду камней заросших лишайниками и травой и маленькую пёщерку под ними. Аскольд, ловким движением отрывает голову хозяйке этого места, толстой змее и мы оказываемся в относительной безопасности. Тесно прижимаемся друг к другу. Дрожим от холода, а вокруг бесчинствует гроза, полыхают молнии, ветер гудит в траве, но от ливня мы избавлены.

Гроза продолжается несколько часов, то затихает, то наращивает свою мощь. Молнии, огненными столбами бьют в опасной близости, яростно шипят, трещат, разбрасывают искры и распространяют вокруг себя неповторимый запах, какой-то освежающий, резкий и грозный.

Семён забивается в угол пещерки в тоске и в страхе. У Аскольда, напротив, глаза горят в восхищении, на щеках выступил лёгкий румянец. Что касается меня, всё это будоражит кровь, адреналин заставляет учащённо стучать сердце, но эта непогода ... мне нравится, я наслаждаюсь ею. Странно, правда?

Но вот, ветер стихает. Ливень превращается просто в дождь, молнии ушли за горизонт, гром мурлычет далеко за лесом. Я выбираюсь из камней, подставляю

испачканное в глине тело под прохладные струи дождя. Аскольд, присоединяется ко мне, а под камнями всё ещё дрожит Семён, не решаясь выбраться из сырого убежища.

Небо очищается от серости и черноты, чистое солнце улыбнулось с небес, и заливает округу тёплыми лучами. Тройная, нет, четверная, или даже пятерная радуга проявляется над морем и заполняет сердца восторгом и надеждой. На этот раз и угрюмый Семён, кряхтя, подходит к нам и, глядя на радугу, вдруг как ребёнок, улыбается широко и открыто.

Море ещё в клочьях пены, а самой поверхности не видно и этот контраст ярко синего неба с великолепной радугой и все ещё разъярённой поверхностью приводит в изумление. Как прекрасен этот мир!

Обычно невозмутимый, хорошо скрывающий эмоции Аскольд млеет от восторга, дышит полной грудью, впитывает свежий слегка солёный воздух. Семён и я, также наслаждаемся первобытной чистотой ещё не загаженного людьми мира.

Не торопясь идём вдоль обрыва в сторону лагеря. Что там произошло? Как люди пережили удар стихии? Я пытаюсь сострадать, но где-то внутри меня говорит, всё в порядке. Мнём и рассекаем собой густую траву, одежда прилипает к телу, холодит, но солнце уже крепко печёт, и от одежды струится пар. Высоко в небе застыли несколько грифов, выискивая добычу. Каждый может унести в своих когтях человека, но я их не боюсь. Пусть они боятся нас!

Аскольд подвязал к поясу убитую им змею, может шкуру снимет, а вероятнее – съёст, но скорее всего – то и другое.

Семён косится на неё, вздрагивая от отвращения, Аскольд улавливает его взгляд, вздёргивает бородку к верху: - Жирная, на углях запечь, язык проглотишь. Первый кусок тебе, мой друг.

Семён едва справляется с тошнотой, кидает на Аскольда осуждающий взгляд, тот истолковал по-своему и вновь гвоздит: - Уговорил, два куска дам.

- Пошёл ты! – не справился с раздражением Семён.

- Хорошо, всю отдам, - потешается Аскольд.

Я не слишком брезгливый, поэтому меня не заводит их диалог. Где-то слышал, что запеченные в углях змеи, действительно вкусные, я бы попробовал.

Семён, пыхтя, обгоняет нас, демонстративно уходит далеко вперёд, но над степью проносится странный тяжёлый звук и вслед за ним, резкий рёв, далеко, у самого леса пасётся стадо доисторических слонов. Семён резко сбавляет шаг, в нерешительности останавливается.

- Они далеко, - успокаивающе произносит Аскольд.

- А мне по барабану, - неучтиво изрекает Семён, ему не понравилось, что увидели его испуг.

- А-а, тогда конечно, - усмехается Аскольд. – Но в той стороне, какой-то хищник охотится … да не на нас, на зайцев, это лисица, - увидев как изменился в лице Семён, со смехом добавляет он.

- С чего решил, что это лисица? – я замечаю, как в отдалении колыхнулась трава, и мелькнул длинный рыжий хвост, затем массивный бок с полосами. – Сдаётся мне, тот хищник не на зайцев охотится, - я коснулся пистолета, но передумываю и поднимаю копьё, от него толку сейчас больше, чем от пуль девятого калибра, даже при наличии бронебойных пуль.

Аскольд нерешительно кивает: - Я обознался, то не она, - и тоже поднимает своё копьё.

- Что происходит? – Семён чуть не роняет дубину.

- Быстро отходим к обрыву! – командую я.

- Там пропасть! - едва не взвизгнул Семён.

Зверь услышал наши голоса и замер, но я догадываюсь, что он достаточно близко, чтобы в несколько прыжков настигнуть нас, я ощущаю его взгляд и от него становиться нехорошо.

- Этот кто? – пискнул Семён, его дубина всё же падает на землю.

- Старый знакомый, - не оборачиваясь, произношу я.

- Тигр? – неуверенно спрашивает Аскольд, его лицо бледнеет, бородка заостряется, но копьё держит цепко, а во взгляде нет и следа от страха, лишь тяжёлое ожидание.

Семён глубоко вдыхает воздух, ладонью сбивает с лица пот, решительно поднимает дубину: - Князь, уходи, я его задержу, - неожиданно говорит он, ввергая меня в изумление своей проснувшейся смелостью.

Аскольд с одобрением глянул на Семёна и соглашается с ним: - Никита, отходи, ты нужен народу.

- А вы козлы! – выругался я. – Ага, разбежался, вас сейчас будут жрать, а я спрячусь в скалах, как трусливый пингвин!

- Причём тут пингвин? – удивляется Аскольд.

- «Робкий пингвин рад бы спрятать

Тело жирное в утесах,

Но, увы, ему неведом

Сложный навык приземленья

А гагаты, дуры, рады!

Наблюдают и хохочут …», - цитируя эти строки, решительно шагнул вперёд, до судорог сжимая копьё, и в эту секунду раздаётся угрожающее рычание, переходящее в злобное клокотание, волосы на голове приподнялись дыбом и я в панике думаю, что сейчас поседею … как стыдно, но вспыхивает злость и ум проясняется.

Аскольд хватает меня за руку, я отмахиваюсь, с гневом говорю: - Не отводи в сторону копьё, сейчас прыгнет! Обопри его тупым концом в землю, пусть сам на него насаживается, это единственный шанс!

Зверь понял, что обнаружен, но его обескураживает наше поведение, мы не несёмся прочь, а о чём-то спорим, угрожающе взмахивая какими-то палками, это его настораживает, и он вновь рычит, стараясь нас напугать и разогнать в стороны, чтобы легче выбрать жертву. Но я этого не допускаю: - Не вздумайте поворачиваться спиной, тигр моментально атакует, и смотрите ему в глаза … копьё держи!

- Но это не простой тигр, а саблезубый! – в отчаянье стиснул свою дубину Семён.

- Да мне наплевать! – взрываюсь я. Как мне уже надоели эти первобытные хищники, устал бояться и вздрагивать от каждого шороха. На меня словно накатывается безумие, я начал поливать тигра таким отборным матом, что Семён оцепенел от неожиданности и даже вечно невозмутимый Аскольд краснеет.

Хищник заходится в кашле, в разные стороны разлетаются стебли, тигр, не скрываясь, приподнимается и я ахнул, увидев, какого он размера. Это не тот зверь, с кем мы столкнулись в лесу, настоящий махайрод, весом не менее, пол тонны, такого и из гранатомёта не сразу повалишь. Он открывает пасть, его клыки как сабли, сверкнули на солнце, тяжёлое рычание вводит в ступор, но я не свожу взгляда с его жёлтых глаз, что-то внутри говорит, если я чуть замешкаюсь, даже на сантиметр отведу копьё, произойдёт прыжок зверя.

Вероятно, есть бог, внезапно слышится утробное рычание и словно холм встаёт на дыбы – это медведица с медвежатами случайно забрела в охотничьи угодья саблезубого тигра … ему не повезло, она его в два раза больше.

Махайрод со злобой разворачивается, прижимается на передние лапы, пятится, он не конкурент этому мега хищнику.

- Теперь можно отходить, - нервно шепнул я друзьям, - только спиной не поворачивайтесь.

Отходим медленно, хотя есть невероятное желание, не разбирая дороги, пустится бегом и хоть в пропасть, так страшны эти звери. Аскольд пытается сдвинуть меня назад, а самому быть лицом к лицу хищникам, но я сверкнул глазами и он слушается, в смущении заходит за мою спину, бородка его взмокла и с её кончиков капает пот, Семён тоже тормозит, у него не слушаются ноги.

- Кажется, пронесло, - выдыхаю я.

- Кого? – пытается шутить Аскольд и демонстративно вдыхает воздух.

- Им не до нас, - я больше обращаюсь к Семёну, что б как-то подбодрить, но он самостоятельно приходит в себя: - Какой-то фильм ужасов, - его челюсть пытается отважно выдвинуться, но на половине пути застревает в суставах и тягучая слюна некрасиво повисла на нижней губе.

В этот момент медведица ринулась на махайрода, это словно обвал каменой лавины, но тигр предпочитает не связываться с разъярённой мамашей и резко отпрыгивает в сторону, хотя и пытается пугать её своими кинжаловидными клыками, но и у неё они не маленькие, плюс туша с тонну. С неожиданной для своего веса реакцией, медведица настигает тигра и, со всего размаха наваливается, сминая рёбра, круша кости, огромной лапой вышибая страшные клыки, а где-то в густой траве в восторге повизгивают медвежата.

- Бежим! – выкрикиваю я и мы, не разбирая дороги, несёмся прочь, нам не хочется дожидаться кульминации.

Останавливаемся у тропы, ведущей в наш лагерь, не можем отдышаться, ноги подкашиваются, мутит, во рту пересохло, хочется пить, но разбирает смех. Мы ходим по кругу и ржём как лошади, затем с удивлением смотрим, друг на друга и вновь взрываемся от смеха, причём Аскольд почему-то называет меня пингвином. Наконец-то приходим в себя, осматриваемся - шумит степь, в вышине летают огромные грифы, пахнет дымом от коптильни.

- Как прекрасен этот мир! – странно, но я не шучу, говорю искренне, и в этот раз мы остались живы.

- Арктодус, - произносит Семён.

- Что ты сказал? – удивляется Аскольд.

- Та медведица – арктодус, самый крупный медведь всех времён, - в некотором потрясении говорит Семён.

- Откуда знаешь? – спрашиваю я, теперь и мне интересно.

- В журнале видел … разве мог подумать, что встречусь наяву! - Семён роняет дубину и садится на землю.

- А как тебе махайрод? – с ехидством спрашивает Аскольд.

- По сравнению с ней, котёнок, - широко открывает глаза Семён. – Ребята, объясните мне, как мы сможем здесь выжить?

- У нас есть мозги, - с сомнением произношу я, - как-нибудь проживём. Срочно ограду надо делать … из обычных кольев не получится, только из брёвен.

В лагере, для всех, мы появляемся неожиданно, не снизу, а сверху. Игнат уже собрал мужчин, собирается отправляться на наши поиски. Родные женщины кидаются на шеи. Ладушка меня лихорадочно целует, Ярик вцепился в рубашку, Олеся висит на шее растроганного Семёна, Яна берёт за руку невозмутимого Аскольда, а его дочурка отчитывает папаню за долгое отсутствие, но увидев на его поясе змею, искренне радуется, стащила её и побежала показывать свой трофей завизжавшей от страха малышне. Наши матери стоят счастливые, мужчины улыбаются. Интересно, что они там себе удумали насчёт нас?

В лагере значительно прибавилось народа. Незнакомые люди небольшими группами рассредоточились на каменистой площадке, все мокрые, многие растерянные, некоторые пострадали от ударов стихии.

Как я заметил, некоторые бассейны с водой смыло потоками воды, разрушило спальные места, навесы, но коптильня устояла, и сейчас из неё валит дым. Каким-то чудом сохранился костёр, укрытый ветками, там что-то запекается. Вот бы кто ни будь, сказал: «царь трапезничать желает», - мелькает шутливая мысль, и я сглотнул голодную слюну. Тем временем Аскольд оглядывает промокших, усталых, несколько растерянных людей.

- Самое время представить тебя народу, - шепчет он мне, - в таком состоянии легче принять тебя, им нужен защитник, они ждут его.

Аскольд обводит всех взглядом и вдруг, задорно вздёрнув тощую бородку, без подготовки, властно кричит: - Всему населению срочно собраться у костра для экстренного сообщения!

Голос его хорошо поставлен, чувствовался прирождённый оратор, я даже позавидовал немного. Вот чего мне всегда не хватало так это владеть искусством пламенных речей, доводящих до экстаза толпы.

Люди, удивлённо косясь на нас, задвигались и скоро сгрудились вокруг костра, где мы расположились.

- Слушайте люди, народ нашей новой родины. Господь дал нам этот мир и мир этот не плох, я вам скажу. Только мы хилые и не можем по достоинству оценить этот воистину божественный дар. Мы должны доказать Ему и себе, что достойны жить здесь и не сгинем поодиночке, голодные, истерзанные зверьми и не менее кровожадными людьми. Мы должны быть вместе и нам нужен мудрый, справедливый человек. Мы обязаны подчиняться ему. Нам как жизнь, нужна твёрдая рука, которая не допустит праздности, шатания, анархии в любых проявлениях, так как это смерти подобно для нашего маленького народа, который сейчас как тлеющий уголёк, может внезапно потухнуть, а это смерть, или вспыхнуть в великое пламя, а это наши дети, внуки, правнуки - жизнь надёжная, счастливая, умная и сытая. На наше счастье есть человек, который поведёт нас вперёд, и не я его выбрал, и не вы, как сказал один неглупый человек - это свыше. Для меня выпала большая честь представить его.

- Папа, я знаю, кто это, - шепчет мне в ухо сияющий от счастья Ярик, - дядя Аскольд говорит о тебе. Все говорят, что ты притягиваешь людей.

Я окидываю взглядом людей, против воли получается властно и с достоинством. Наблюдаю, многие и родные и чужие смотрят на меня, кто, открыл рот от восхищения, кто равнодушен, а кто и с откровенной неприязнью - и всё это относится к моей персоне, какой груз. А нужен ли он мне? Но я чувствую, поезд ушёл, обратной дороги нет. Почему выбрали меня? Непонятно. Вот Игнат, в таких переделках побывал, на корабле, если гаркнет, так у команды ноги от страха подкашиваются. А сколько энтузиазма, любит руководить, приказывать, буквально наслаждается этим. На меня смотрит, вроде бы даже со злостью, знает, уходит от него власть. Интересно, а вот дать ему всю её полноту, как он ею распорядится? Нет, над ним должен стоять сильный начальник, а он капитан, в рамках строгих законов. А вот пронзительно смотрит на меня незнакомый мужчина. Сильный взгляд лидера, но он молчит. Интересно, что происходит в его душе? Я уверен, он выбирает меня? По каким критериям оценивает? Он абсолютно незнаком мне и я ему. Пристально смотрю в глаза и слегка улыбаюсь. Взгляд незнакомца смягчается и, вроде полностью успокаивается. Может у него были сомнения насчёт меня, но сейчас развеялись. А вот два незнакомых, очень крепких парней, наверное, кровные братья, не скрывают свою неприязнь ко мне. Чем успел им насолить?

Я, нарочно равнодушно с некой брезгливостью гляжу на них. Их лица вспыхивают от негодования, но взгляды отводят, жидкие на расправу. Катерина с Геннадием, который зачем-то развязал себе руку, приветливо улыбаются мне. Тесть хранит суровое молчание. Надюша как обычно хихикает. Стасик со своей Ирочкой стоят в обнимку, ребятам не до меня, им не важно, что на их глазах творится история, как говориться, есть дела и важнее. Семья рыбаков, радостно таращит глаза. Студенты негромко переговариваются друг с другом, делают едкие замечания на счёт моей персоны, посмеиваются. Это и понятно, в их возрасте они все знают, всё умеют, авторитетов у них мало, зарабатывать его надо, в поте лица. Мать стоит строгая, она, как ни кто другой понимает меня, я знаю, она никогда не предаст меня и любит по-матерински беззаветно и навсегда. Жена, сын, мои родственники, как хорошо, что они есть, их всех люблю, я счастливый человек.

Аскольд, как настоящий оратор, говорит немного, но ёмко, проникновенно, знает, самое важное впрессовывается в души людей в первые пять-десять минут, далее люди просто слушают, а потом и вовсе может произойти обратный эффект. Я понимаю, хитрец Аскольд добился своего, наш маленький народ дошёл до кондиции и проглотит всё, что он скажет.

Наконец он торжественно поворачивается ко мне и, неожиданно в глазах возникает изумление.

После дождя, я скинул мокрую рубашку, стою перед народом с оголено торсом, сейчас многие так поступили, ливень не пощадил никого. На верёвках, сушится одежда, дымятся костры, согревая прислоненную к горячим камням обувь. Хорошо, что солнце полностью очистилось от марева и его лучи ласково согревают озябших людей, вот и плечо моё нагревается и вспыхивает болью…

Возглас изумления вырвался у толпы и, в тот же час, Аскольд выкрикнул: - Вот он, человек, который нас поведёт, Великий князь Никита Васильевич!

Я скосил взгляд на своё плечо и обмер, шрам в виде короны пылает огнём. Внезапно понимаю, он просто удачно осветился лучами солнца, но на людей это произвело гипнотическое воздействие. Толпа охнула как один человек - это произошло, я Великий князь. Подождав, когда люди немного успокоятся, поднимаю руку, моментально возникает тишина.

- Сограждане! - с чувством произношу я. - На нашу долю выпало немалое испытание, мы привыкли к той жизни, заполненной равнодушием, насилием, где каждый из нас был заперт, в своей скорлупе маленького мирка. Мы забыли, что есть настоящие друзья, везде искали хоть небольшую, но выгоду, на том и строили свои отношения, поэтому возникала фальшь и зависть. Мы перестали в кругу друзей читать стихи петь песни. Алкоголь и сплетни стали нормой. Мы убиваем, мы доносим друг на друга. Множество разных народов, великое разнообразие культур и всё это богатство стало причиной раздоров и войн. Мы уничтожаем леса, океаны, мы стараемся испортить всё, с чем только соприкасались. Конечно, не все принимал участие во всеобщей вакханалии, но мы с вами закрывали глаза, и нет нам за это оправдания, но нам дают шанс всё исправить. Мы сейчас в мире первозданной чистоты, он суров, но благосклонен, он может покарать и наградить, и он нас принял, раз мы ещё живы. Но нарушения его законов уничтожит нас как вид, а кто придёт на смену человеку, приматы или насекомые, одному богу известно. Поэтому, как ваш князь, просто гражданин, которому не безразлична ваша и моя судьба, я приложу все усилия, чтобы мы выжили, расцвели и гармонично влились в приютивший нас мир. Для этой цели я не побоюсь быть для кого-то жестоким, а кому милосердным. Время демократии, придуманное для удобства грабить и убивать, прошло. Наш мир будет намного проще, прозрачнее и в тоже время, как это ни парадоксально, сложнее и богаче, я это знаю. Как Великий князь я имею полную власть над всеми вами, но если нарушу законы, буду отвечать как рядовой гражданин. Конечно, нас ещё мало, вероятно, не более четырёхсот человек и государство лишь в проекте, но к нам придут новые люди и мы должны их достойно встретить. Недалеко, то время, когда границы нашей страны будут простираться от горизонта до горизонта, а людей – многие миллионы. Я издам первые указы, которые, считаю, необходимы на данное время, назначу людей на ответственные посты, которые станут подчиняться лично мне, они, в свою очередь, наберут свои команды и так далее. Начальником безопасности нашего государства назначается князь Аскольд, - слово «князь», выпрыгивает с моего языка, словно против воли.

Аскольд вздрагивает, но уверенно выходит вперёд, кивает: - Спасибо, Великий князь, за доверие.

- Его главная обязанность, стоять на страже законов и подбор кадров, - уточняю я. - Капитан первого ранга в отставке князь Анатолий Борисович, призывается на действительную воинскую службу, с сохранением звания, - с теплотой гляжу на тестя. Я помню, каким он был великолепным офицером. Не раз рисковал жизнью в горячих точках и если б не тяжёлая, подкосившая здоровье, болезнь, мог быть адмиралом флота, а то и выше. В данный момент, с немалым удивлением замечаю, его здоровье резко улучшилось, шрам на груди, после сложнейшей операции спасшей ему в прошлом жизнь, но ограничивший ему определённую полноценность ... исчез. Неужели так повлиял на его организм новый мир? Тесть вновь здоров и полон сил и энергии, - главная его обязанность - военная безопасность от вторжения извне. На этой земле мы не одни, допускаю, сейчас некоторые лидеры строят свои цивилизации и, их взгляды, могут существенно разниться наших, при любом благоприятном случае, они на нас нападут, от этой действительности никуда не деться.

У тестя странно блеснули глаза. Он склоняет голову: - Служу нашей стране и тебе, Великий князь, - чётко, по- военному, чеканит он.

Торжественно обвожу взглядом притихший народ: - На сегодня новых назначений не будет, я мало знаю вас, но скоро теснее познакомимся, тогда вновь встретимся. Князь Аскольд и князь Анатолий Борисович приступают к обязанностям немедленно, остальные могут задать мне вопросы. Но перед тем, когда вы меня будете спрашивать, хочу представить вам мою жену, Великую княгиню Ладу.

Лада, как бы в смущении опускает глаза, что-то загадочное блеснуло во взоре, слабая улыбка трогает губы. Мой сын, Ярик, сияет от счастья как ёлочная игрушка, гордость за нас переполняет его, ещё чуть-чуть и он точно лопнет от переизбытка чувств.

Замолкаю, дожидаюсь первых вопросов.

- Что мы будем есть? Как вы решите вопрос о пропитании? - достаточно грубо спрашивает бородатый мужчина.

- Понимаю вашу заботу, прямо сейчас я организую способных к охоте и собирательству людей, уверен, здесь их немало, и сообща будем решать продовольственную проблему.

- А если я сам смогу обеспечить себя едой, обязан ли я делиться с другими?

- Не обязаны. Но вы будете лишены определённых привилегий. В частности, постройка дома, изготовление одежды, защита и т. п. Если весь этот комплекс вы сможете решить сами, пожалуйста, вперёд, с песней. Да только и место для жилья вам придётся подбирать самостоятельно и не в сфере деятельности людей нашего города, а их интересы, мы будем отстаивать всегда и везде, - жёстко замечаю я.

- Это не демократично.

- Наверное, - равнодушно соглашаюсь я. - Пожалуйста, следующие вопросы.

- А, чё, Великий князь, прикольно, - высказывается худощавый парень с интересной татуировкой на лысом черепе.

- Это вопрос или что?- улыбаюсь я.

- Ремарка.

Неожиданно с места срываётся Надюша: - Никита, ты много на себя берёшь! Есть люди в тысячу раз достойнее тебя! К нам приходил Спаситель, вот кто нас должен вести вперёд - это Вася Христос! Он наше будущее! Он человек, нет, он не человек, он сын божий, а мы его Рабы! Его срочно нужно найти и просить, умолять, что бы он стал нашим владыкой, и апостолов его пригласить, вот тогда у нас будет счастливая жизнь!

В толпе кто-то засмеялся, кто-то откровенно заржал, но мне вдруг как-то стало не по себе. Я всегда опасаюсь фанатиков и знаю, что сразу найдутся люди, которые моментально воспользуются этими идеями для своих целей. А Надюшу я не узнаю, глаза лихорадочно блестят, кулачки крепко сжаты, пот бисером покрывает лицо. Так и есть, кто-то, в толпе, выкрикнул: - Женщина права, нам нужна вера, без неё никак, я за Васю Христа!

Так как стал нарастать шум, поднимаю руку. В большинстве люди смеются, но кто-то зло косится на меня, соглашаясь с Надюшей.

- Полностью согласен с теми, кто говорит, что нам нужна вера, без неё человек не совсем полноценен, верьте в Создателя этого мира, предлагаю верить в меня, не без его участия вы выбрали Великого князя. А что насчёт Васи, думаю, ушёл он с Виленом Ждановичем, ему такие люди нужны, работа для подобных деятелей, всегда найдётся.

- Тогда я иду к нему! - вскричала Надюша и моментально получает по шее от Игната.

- Я твой спаситель, - рычит он.

Надюша ойкнула, ловко увернувшись от второго удара, а я успокоился, взаимопонимание в их семье стало налаживаться.

- А если серьёзно, как вы насчёт общепризнанных заповедей: «не укради, не убий»? - задаёт вопрос парень из группы студентов.

- Очень положительно, только с некоторыми поправками. Допустим, «не убий», я добавил бы к этому, не убивай без необходимой самообороны, защищай близких вам людей и отечество, думаю, все поняли мою мысль. Я против того, если меня «ударят по одной щеке, подставить другую щёку», надо отвечать на эту подлость немедленно и не унижаться перед хамом, если, конечно, вы сами этого не заслужили, ситуации бывают разные. Я в корне против слова, раб, мы свободные граждане и не рабы, даже для своего Создателя, дети его - да, но не рабы. Надо уважать своего бога, но не пресмыкаться перед ним. Я не согласен с тем, что женщина не дочь божья, а создание из ребра мужчины - это величайшая чушь всех времён и народов, и придумана не богом, а мерзкими негодяями, чтобы принизить женщину, сделать её рабом мужчины. Женщина - величайшее творение бога, она продолжательница человеческого рода и этим всё сказано.

Где-то вдали ласково ухнул гром ушедшей за горизонт непогоды, дунул тёплый ветерок, наполненный озоном и цветочными запахами, он приносит в души людей умиротворение и спокойствие. Я чувствую, большинство людей понимает меня, ещё некоторое время отвечаю на вопросы, но они стали уже не столь острые и провокационные. Людей интересует конкретное будущее и мне удалось их успокоить, расположить к себе, осталось за «малым», выполнить всё, что обещал. На душе тревожно, груз ответственности давит на плечи. Почему-то вспыхнула боль в шраме в виде короны на плече, и я знаю, это сигнал мне, не сворачивать с намеченного пути.

Море успокоилось, морская пена растворилась в воде, целое стадо дельфинов несётся по водной глади, разгоняя чёрные плавники акул, а я вижу, как у берега плещется, сверкая серебром, целые полчища рыбы, вздыхаю с облегчением, голод нам не грозит.

Гл.7.

Один за другим вспыхивают костры, люди запасаются хворостом, чинят навесы, бассейны для воды, расчищают очередные площадки для вновь прибывших людей.

Я помню о хищниках и людях, необходимо делать ограду из брёвен, но где их взять, вылазка в лес смертельно опасна, подзываю Аскольда: - Что с забором придумать?

- Я не садист посылать людей в лес, - он тряхнул бородкой.

- Проблема, - уныло произношу я. – В какой-то мере нам сейчас везёт, хищники не наткнулись на нашу тропу, но так будет не всегда, нужен забор.

- Мы можем послать только добровольцев и провинившихся, - окидывает меня змеиным взглядом Аскольд.

- А они у нас есть? – скептически глянул я на друга.

- Добровольцев наберём, пообещаем в первую очередь построить им жилища, а провинившиеся уже есть, я их поместил в пещерку на склоне.

- Не понял, это когда ты успел? – округляю я глаза. – И в чём с ними проблема?

- Всё слишком банально, воровство. Стали брать то, что плохо лежит, а когда поймали, оказали бурное сопротивление, пришлось изолировать.

- И что с ними предпримешь?

- Будем прилюдно сечь розгами … но, если кто пожелает с добровольцами в лес пойти, простим.

- Не сильно гайки заворачиваем?

- Парни здоровые, телесное воспитание лишь на пользу пойдёт, - уверенно взмахивает куцей бородёнкой Аскольд.

- Без битья нельзя обойтись?

- А ты как, Никита, боролся со злокачественными опухолями? – с хитрецой глянул на меня он.

- В основном удалял.

- Это одно и то же, что злокачественная опухоль в первой стадии развития, необходимо вырезать, не то метастазы расползутся.

- Образно, - соглашаюсь я. – Пусть будет так, ты начальник безопасности, решай, как считаешь нужным, но меня ставь в известность.

- По таким мелочам? – удивляется Аскольд.

- Именно так, - я окидываю его властным взглядом, и он опускает глаза. – Пилы есть? – смягчаюсь я.

Аскольд выпрямляется, криво улыбается: - Чего-чего, а этого нет, туристические ножовки не подойдут, пара настоящих топоров есть.

- Сколько необходимо брёвен, чтобы закрыть лагерь?

- Пятнадцать- семнадцать, в зависимости от диаметра.

- За какое время их можно заготовить?

- Используя наш инструмент, за неделю.

- В этом ты не прав, три дня, больше нельзя. Ладно, пойдём, поглядим на твоих узников.

Аскольд глубокомысленно кивает, и медленно направляется мимо родников, в сторону круч, там виднеется пещерка и два охранника с топориками.

- Далеко ты их поместил, - я с трудом карабкаюсь по склону, ногами сбиваю ком из красно-рыжей земли, взмахиваю руками, чтобы удержаться.

- Место удобное, сбежать не смогут, - Аскольд ловит меня за воротник, выдёргивает к пещерке. Охранники расступились, и я вижу в её глубине двух связанных парней … да это же старые знакомые! Когда меня избирали Великим князем, испепеляли злобными взглядами, у одного опухшее до синевы и разбитое в кровь лицо, у другого лишь красочный фингал под глазом.

Захожу в пещерку, парни дёрнулись, нехотя приподнимаются, тот, что чище лицом, сплёвывает и кривит губы в усмешке: - Что, пришёл полюбоваться?

- Большое удовольствие созерцать воров, - искренне удивляюсь я.

- Сечь будете? – его голос предательски дрогнул.

- Пятнадцать ударов каждому, шкура точно сойдёт, до мяса отстегаем, - с непонятным садизмом произносит Аскольд.

Парни съёжились, в глазах плывёт влага, лица белеют от страха. Тот, что мордой цел, заискивающе просит: - Простите на первый раз, бес попутал.

- Это, конечно, можно … простить. Но что вы предложите взамен? – жёстко спрашиваю я.

Они мнутся, с усилием пытаются скрыть от меня злобу, понимают, шутки закончились, наступают будни, теперь не пошалишь, всюду зоркий глаз Аскольда, человека непонятого, с виду хилого, но его змеиный взгляд вымораживает душу.

- Мы бы поработали на благо обществу, - неуверенно проскулил он, и его даже передёрнуло от отвращения, вероятно, это не по их понятиям. Другой вор с недоумением смотрит на своего брата, харкает кровью, вываливается несколько зубов, а я с осуждением глянул на Аскольда.

- Я тут не причём, - вздёргивает он бородку, - парень на колено моё налетел, когда ножом хотел пырнуть … сам не знаю, как получилось, а затем он пару раз поскользнулся и в усмерть себе рожу разбил.

- Так и было, - злобно кивает тот.

- Осторожнее надо быть, - сожалею я. – Так вы хотите поработать на благо обществу? – смотрю на них в упор, их взгляды потухают, неопределённо кивают. – Очень хорошо … для ограды с десяток брёвен приволочёте, и гуляйте, но ещё раз своруете, - я оборачиваюсь к Аскольду: - Что на этот раз им приготовишь?

- Рецидивы не допущу. Если воровство произойдёт во второй раз, отрубим головы.

Воры сжались, затравленно бросают во все стороны взгляды, я с удивлением поворачиваюсь к Аскольду, тот как невозмутимая скала, я и не понял, он просто их пугает, или … Может перебор? С Аскольдом необходимо очень серьёзно поговорить.

- Вы согласны? – я вновь оборачиваюсь к ним.

- Это в лес надо идти? – вор с разбитым лицом суживает глаза, подозрительно смотрит на меня.

- А где ещё брёвна растут? – вмешивается в разговор Аскольд.

- Туда не пойдём. Поговаривают, медведь-людоед объявился, людей таскает.

- Есть такое дело, - кивает Аскольд, его бородка нервно дёргается. – Значит, завтра будем сечь, или уже сегодня? Я распоряжусь, чтобы выбрали крепкие розги.

- А сами-то не идёте, - заскулил один из воров.

- С чего ты взял? – у меня от стыда кровь отхлынула от лица и поспешно говорю: - С вами пойду я и человек пять добровольцев.

Аскольд в недоумении оборачивается, я окатываю его холодным взглядом, и он неодобрительно качнул головой и с усмешкой произносит: - Вот как, это честь, с вами будет валить лес Великий князь и я.

- Нет, ты останешься, твоё присутствие в лагере необходимо, - тоном, не терпящим возражения, произношу я. – Добровольцев набирай, а этого, к Семёну на перевязку, совсем морда распухла. Это ж надо так поскользнуться! – в сердцах произношу я.

Добровольцы подобрались что надо, крепкие мужчины, приятно посмотреть, и лица спокойные, я такие видел на Байкале, когда путешествовал с Ладой по Сибири. Каково было моё удивление, они действительно оказались сибиряками, приехали с семьями в Крым, можно сказать на курорт, друзья повели на дикий пляж, а тут такие катаклизмы. Но я рад, что они здесь, мужчины оказались хваткими и знают как себя вести в тайге.

Вновь степь и ужас в душе, но странное дело, хищники нас чуют, но не нападают.

Один из сибиряков философски заметил: - Нас слишком много, боятся подавиться.

А ведь точно, до самого вечера, когда с великим трудом валили деревья, обрезали ветви и сучья, затем волокли стволы к лагерю, ни один хищник не вышел нам на встречу. Может, действительно боятся подавиться?

Братья стараются не работать, но вот, я замечаю и у другого парня разбитую морду и они живо задвигали конечностями, сибиряки не терпят тунеядцев.

Думаю, сегодня у нас рекорд, мы спустили в лагерь пять брёвен, и они тут же установлены. Но как я выдохся, руки дрожат, ноги подгибаются, нельзя было показывать, свою слабость перед людьми и едва не надорвался. Единственно, что меня вдохновляло, их одобрительные взгляды, а затем я и вовсе подружился с этими суровыми мужчинами. На вид они простые, добродушные, это так импонирует, но догадываюсь, в гневе как бульдозеры, не задумываясь, снесут всё, что будет на их пути - настоящая стихия, лишь такие люди могли сохраниться в сибирской тайге.

Наконец-то сижу у костра в окружении семьи и с аппетитом налегаю на хорошо прожаренные куски белуги, ноги гудят, спину ломит, но настроение великолепное, процесс идёт.

Не отвлекаясь от обеда, хотя это не вежливо, но очень хочется, есть, тестирую людей, которых рекомендовали мне Аскольд и Анатолий Борисович. У нас уже появились специалисты в строительстве. Но, на предложение Аскольда, построить мне дом, как бы в первую очередь, его отчитал и потребовал сначала жилища сибирякам, раз обещали, и общественную баню. Я очень страшусь, люди привыкнут ходить грязными и будут вонять как козлы. В первую очередь чистота тела, а затем займёмся фундаментальным строительством.

Затем у нас появилась стража, аналог оперативников, охотники и рыболовы, гончары и сапожники и т.д. и т.п. Учёных мужей я выделил отдельно и обеспечил всяческими льготами. Это, так сказать, перспектива на скорый прогресс, беречь их надо, как одуванчики от ветра, но некоторые из них нудные, до невыносимости, но это побочный продукт, главное, их светлые мозги. Аскольду поручил оберегать их и требовал отдачи, я распорядился им сразу строить жилища и, чтоб по всем правилам архитектуры.

Только под самый вечер несколько освободился и стал мастерить лук. Я знаю, настоящий лук, в данный момент, изготовить невозможно, для этой цели требуется не меньше года, а то и более: сушка, придание нужной формы, наложение одного сорта дерева на другое, обвязка роговых пластин и многое прочее - дело трудоёмкое и сложное. Но, из-за недостатка времени, приходится использовать сырое дерево, лук будет не слишком упругим и недолговечным. Ничего, сломается, сделаю другой, а в это время буду сушить заготовки под навесом.

Из толстой длинной жилы изготавливаю тетиву, один конец намертво присоединяю к древку лука, а на другом завязываю петлю. Около меня останавливается Игнат: - Низко петля расположена, племяш, не натянешь.

- Я попробую, - скромно ответствую я.

- Дай мне, - он берёт лук, делает упор о камень, мышцы вздуваются как валуны, но петлю дотягивает лишь до половины лука.

- Вот видишь, неправильно завязал, надо переделать, Великий князь, - с иронией произносит он.

Не говоря ни слова, во мне кипит азарт, я хочу утереть нос славному дядьке, медленно беру лук, делаю упор о пятку и, под насмешливым взглядом Игната, сгибаю. Лук натужно скрипит, петля неумолимо продвигается к цели, мышцы наливаются металлом, с лица Игната сползает улыбка. С музыкой гудящего шмеля, петля запрыгивает на наконечник лука.

- Всё! - выдыхаю я.

- В последнее время ты меня сильно удивляешь, - несколько неодобрительно жуёт губы Игнат. - Не буду тебе мешать, тренируйся, - глухо говорит он и мне показалось, что он сильно раздражён.

- Подожди, Игнат, возьми заготовку для лука и жилы, - примеряющее предлагаю я, мне почему-то стало жалко его.

- Нет, Никита, я себе, что ни будь другое, сделаю. А вообще, спасибо, - соизволил смягчиться он.

Затратив ещё некоторое время, я делаю небольшой лук Ярику и, совсем маленький, малышу Катерины. Катя, принимая подарок для Коленьки, очень растрогалась. Что касаемо её, она стала главой подводных охотников, так решил Аскольд. В настоящий момент она набрала себе команду пловцов. Её муж, Геннадий, стремительно идёт на поправку, рука сгибается, и боли полностью отпустили, он уверил нас в том, что неплохо плетёт сети и изготавливает подводные ловушки. Ценное качество, людей ему дали, перспектива этого дела великая.

Долговязый, который в своё время напал на меня с ножом и так удачно оформил мой старый шрам в корону, недавно очнулся, на всё смотрит бестолковым взглядом, иногда мычит от боли, но я знаю, он будет жить, меня это радует. За ним ухаживает та женщина с детьми и это хорошо, сиделка не нужна, у Семёна и так полно работы, к сожалению, много травм.

Когда стемнело, подошёл Аскольд с дочкой. Светочка необычайно серьёзная и гордая. В руках держит, изготовленный папаней, изящный маленький лук.

- Дядя Никита, пусть Ярик и Коля пойдут с нами, папа будет учить нас стрелять.

- Хорошее дело, - улыбаюсь, - я не возражаю. А мне можно с вами пойти?

- Сейчас спрошу у папы, - радостно встрепенулась прелестное дитя.

- Аскольд улыбается краем рта: - Если ты просишь, дочка, так и быть, возьмём с собой Великого князя, пусть потешится стрельбой из лука.

- Вот здорово, папа разрешил!

Ладушка целует ребёнка в лобик: - Ты проследи, чтоб дядя Никита сильно не увлекался, нам нужно с ним ещё о многом поговорить, - мягко смотрит она на меня.

- Хорошо, тётя Лада, прослежу, - серьёзно говорит Светочка, морща чистый лоб.

- Подождите, я с вами, - Семён взмахивает таким несуразным луком, что у меня даже дух захватило. Невероятно, такой искусный хирург и невероятно дикое творение абстракционизма.

Небольшой группой спускаемся на пляж, там горят костры, в отдалении воткнуты в песок мишени, несколько человек тренируются стрельбой из лука. Похоже, им давно знакомо это оружие. Аскольд подтверждает догадку: - Профессиональные лучники спортсмены. Один из них стреляет почти как я, - без ложной скромности, замечает он.

- Это как?- наивно спрашиваю я.

- Со ста метров в картонный ящик, из десяти выстрелов девять попаданий … у него, - добавляет он.

Аскольд подходит к лучникам, люди опускают луки, с обожанием взирают на своего кумира. Когда он успел расположить к себе этих людей?

Тем временем Аскольд распорядился установить новые мишени, затем попросит мой лук. Пробует натянуть, изумление отражается на лице: - Я впервые с таким сталкиваюсь, лук с натяжкой около ста килограмм и это не блочный лук, а обычный. Это стрельба до километра!

Он возвращает его мне: - Неужели натянешь, Никита?

Как индюк раздуваясь от гордости, беру лук и с усилием натягиваю тетиву, держу несколько секунд, чувствую, ещё мгновение и мои жилы на руке порвутся, отпускаю. Тетива звякает как толстая металлическая струна, в кончиках пальцев отдаётся чувствительной болью.

- Медведя прошьёшь насквозь, - с удовлетворением говорит он.

Я польщён, но мышца на правой руке гудит, как баян, не переусердствовать бы.

- Скоро начну изготавливать блочные луки, для тебя, Великий князь, приготовлю нечто особенное, зрения не хватит проследить полёт стрелы, - обещает он и смотрит на меня, словно увидел впервые.

- Осталось за малым, научится стрелять, - с некой тревогой говорю я.

- Не переживай, дядя Никита, папа тебя научит, - поняв моё состояние, заверила меня Светочка. Ну, просто, ангелочек!

Аскольд даёт тяжёлую стрелу с обсидиановым наконечником: - Попробуем сразу на тридцать метров. Ты мишень различаешь, доска от ящика?

- Вижу великолепно.

- А я с трудом, уже темно, молодец. Теперь поднимай лук на этот уровень, натягивай тетиву. Низко держишь лук, подними выше, - командует он.

- Нет, - неожиданно даже для себя произношу я, - вот так хорошо, мне словно кто-то приказывает свыше, - и отпускаю стрелу, она взвизгивает и исчезает.

- В мишени стрелы нет, - разочарованно произносит кто-то из лучников, но Аскольд молчит, в глазах изумление, а я чётко различаю в центре мишени круглую дырку.

- Стрела прошла сквозь доску на вылет, - ошарашено говорит Аскольд, его несуразная бородка выписывает причудливый пируэт, он впивается в меня взглядом, и мне кажется, сейчас за его спиной раздуется капюшон кобры … удивлённой кобры, не злой.

- Вот здорово, - радуется Ярик, - я тоже хочу садануть по доске.

- Возьми палку и садани, - шучу я. Аскольд же, очень серьёзно отнёсся к малышам, он подзывает одного из лучников: - Исай, займись детьми и Семёна прихвати с собой.

Семён вспыхивает от негодования, он пытается целиться из своего корявого лука в мою мишень, но происходит небольшой конфуз, его произведение искусств с мерзким треском разваливается, он в сердцах отшвыривает обломки, с возмущением говорит: - Что это значит «прихвати», я что, рояль?

- Ничего, с моим луком потренируешься, - хохотнул Исай. Он уводит детей и сероглазого верзилу к ближним мишеням, а я остаюсь с Аскольдом.

- Скажи по секрету, ты раньше стрелял из лука? У тебя хороший традиционный стиль стрельбы, который называется «длинный лук», его ни с чем не перепутаешь.

- Веришь, только в далёком детстве, с самодельного лука стреляли, играли в индейцев. Может с той поры?

- Понятно. Приобретение в новом мире. Тебе благоволят сами боги, - искренне заявляет друг.

Мы стреляем до самых сумерек и в полной темноте, только отблески костра едва освещают мишени. Перешли на расстояние в пятьдесят метров. Да, бывали у меня обидные срывы, вероятно новый мир не до конца изменил меня или, дал возможность насколько поучиться самому. Под конец тренировки я довольно сносно поражаю мишени, правда, хуже Аскольда, тот в стрельбе как бог.

Серебряный месяц ровно светится среди россыпи жемчужных звёзд, море шелестит по гальке, резво плещется рыбёшка, ухает ночная птица, как большие чёрные бабочки, над нашими головами порхают летучие мыши, под камышами, в корнях, зажигают удивительные огоньки светлячки.

Детей уводят спать, я в окружении друзей Аскольда и Семёна, сижу на берегу, любуюсь ночью. Руки гудят, тело ноет, кончики пальцев кровоточат, не лёгкая тренировка, но удовлетворение полное. Семён хвастается своими успехами, с пяти метров он почти иногда попадал в сто сантиметровую мишень. Мы беззлобно посмеиваемся и рекомендуем ему вместо лука освоить дубину, он пообещал подумать.

Не дождавшись нас, спустились Ладушка и Яна. Немного пожурив нас за безделье, усаживаются рядом и так же принимаются созерцать ночь. Здорово и спокойно.

Около часа говорим о всякой ерунде. Семён вспомнил несколько курьёзных и смешных случаев из своей врачебной практики. Я тоже загорелся и выложил пару таких смешных историй, что Яна, взвизгнув, бросилась в ближайшие кусты, а Ладушка шутливо дала, мне по шее. Аскольд же больше слушает, скребёт тощую бородёнку, посмеивается, как-то он плавно переводит наши байки в более серьёзное русло и, в конце концов, мы говорим на злободневные темы.

- Народ под впечатлением от показанного шоу, пылающая корона на твоём плече, произвела неизгладимое впечатление, толкуют, что это чуть ли не сам бог тебя отметил. Это помогло нам сплотить людей - хороший задел для укрепления власти. Но, время пройдёт, страсти утихнут, события этого дня потускнеют и найдутся шакалы, которые захотят всё порушить. Тенденции к этому есть. Я приглядываюсь к людям, в нашем городе есть опасные типы, явные и скрытные. Последние из них, более для нас неугодны, они потихоньку прощупывают народ на предмет вшивости и потенциальные единомышленники у них есть. Если проявим, хоть небольшую слабину, нам вцепятся в горло.

- Неужели так серьёзно? - тревожится моя жена, в её огромных глазах плещутся звёзды.

- В полной мере, - кивает Аскольд.

- И, что они сделают? - тревожится Семён, в глазах колыхнулся страх.

- Убьют, - усмехается начальник безопасности.

- Что же делать? - обращается ко мне Лада.

- Будем работать на опережение.

- Это как?

- В режиме военного времени, - мрачно усмехаюсь я.

- Пару человек акулам скормим, на долгое время будет мир и порядок, - с невозмутимым видом изрекает Аскольд.

- Ты шутишь? - недоверчиво улыбается моя жена.

Яна сидит посуровевшая, она как никто знает мужа, но не вмешивается в его дела. Может не всё ей нравится, но она является прекрасным образцом жены для такого мужа как Аскольд.

- Я, так думаю, до этого дело не дойдёт, но в любом случае, всё станет решать начальник безопасности, вмешиваться не буду.

- Кстати, в городе ещё один инцидент произошёл, мужичонок один сковородку слямзил у одной гражданки, считаю необходимым показательный процесс изобразить, - озабоченно поглаживает бородёнку Аскольд.

- Всего лишь сковородка, - фыркает Лада.

- В нашем состоянии это целое сокровище, как джип в прежние времена, - усмехается Аскольд. - Но даже дело не в этом, воровство необходимо пресечь в корне, иначе процесс пойдёт лавинообразно и уважения к власти не будет, а это крушение всего.

- Акулам скормите? - пугается Семён, его челюсть едва не выпадает, а вид такой несчастный, что нас разбирает безудержное веселье.

Я прыскаю со смеху, женщины тоже, но Аскольд остаётся серьёзным.

- Для первого раза нет, а вот во второй раз, очень может быть. Плетьми будем бить, не смертельно, но многие запомнят, - в голосе Аскольда звякает металл.

Ладушка с тревогой смотрит мне в глаза, но неожиданно на лице отражается целая гамма из чувств и возникает решимость: - Ребята, в принципе, я с вами согласна, давить воров надо, эти гады и сюда влезли!

Наверное, она вспомнила, как с неё хулиганы срывали золотую цепочку с крестиком, ещё в той жизни. Она часто вспоминала, как липкие, грязные руки шарили у неё на шее, а её будто парализовало от страха. Затем рванули цепочку, разрезав шею, после чего подонки спокойно ушли, а крестик упал под ноги. Она, после этого случая, полдня мылась под душем, что бы смыть всю скверну.

Мне стало весело, Аскольд подобрел лицом, Яна прижалась к его плечу, а Семён насупился, видно, демократические принципы сильно сидят в сознании. Он верит в сказки о перевоспитание. Что делать, у каждого в голове, свои тараканы, иногда, даже белые.

- Завтра пошлём экспедицию, один из учёных мужей предположил, что у нас есть все шансы изготовить цемент. Утверждает, что найдёт все химические компоненты для производства, а нас заставляет изготовить печь по его чертежам, - меняет тему разговора Аскольд.

- Если заставляет, надо изготовить, - соглашаюсь я. - Единственное требование, все химические производства, вне зоны города и, чтоб никакого загрязнения местности. Это должен быть из основных законов, хватит свинячить, за нарушение, - я вздрогнул от пронзившей меня мысли,- всё, вплоть до смертной казни.

Аскольд кивает, Семёна же, потрясли мои слова, он жалко смотрит на меня: - Это жестоко, - затравлено произносит он.

- Зато действенно, - стреляет глазами Яна.

- Расслабься, дружище, - я хлопаю по плечу, - ты ли это говоришь? А кто мужика дубиной убил?

- Я? Он нас хотел убить! Я случайно!

- Так, вот, Семён. Всё это свинство, бомба замедленного действия, которая, в будущем, может убить всё человечество, - я пристально смотрю в глаза. Он взгляд не потупил, вздыхает и ... соглашается со мной - приятно иметь дело с умным человеком.

Семён ещё сильнее насупился, сосредоточенно ковыряет песок сломанным луком, он ушёл в мысли, в мозгу происходят титанические подвижки, но я уверен, циферки в голове расположатся правильно.

- А как наш архитектор по поводу планировки города, Архип Иванович, кажется. Что предлагает? - смотрю я на Аскольда.

- Утверждает, что на склонах место для населения города не хватит, а ещё планируется прирост. Требует рассмотреть его предложение по выводу города со склонов на плато.

- Вот учёные у нас, - улыбаюсь я, - всё требуют, требуют, но всё сходится с нашими мыслями. Он прав, нам необходимо выходить на поверхность, но и склоны не оставлять, пускай там будут бассейны, бани, коптильни, сады. Твоя дочурка, орехов грецких насадила, Семён картошку закопал, земля там богатая, это будет зоной отдыха для трудящихся княжеских родов, - шучу я.

- Хорошая идея, - неожиданно поддерживает меня Лада.

- Ты это, насчёт трудящихся, - ехидно замечаю я.

- И это, тоже, - так же ехидно ответила она. - Мы первые обнаружили площадки, значит и привилегий у нас больше.

- Она права, - поддерживает её Яна.

- В плане безопасности, это место самое выгодное. С моря трудно подобраться, только одна тропа, но мы её перекроем забором и поставим стражу, а на плато расположится город, он станет служить буфером от вторжения сверху. Власть города должна находиться в наибольшей безопасности, поэтому поддерживаю эту идею,- спокойно произносит Аскольд.- У нас гости,- неожиданно говорит он, внимательно вглядываясь в темноту. Действительно, справа по берегу идут люди.

- Что за путники сюда пожаловали? - всматриваюсь я в том направлении.

- Ночью нормальные не ходят, - поджимает губки Лада.

- Шли бы вы в лагерь, девочки, - бросает Аскольд.

- Их трое ... точно, трое, - замечает глазастая Яна. - Думаю, мальчики, в случае чего, вы справитесь, - уверенно говорит она, хищно раздувая ноздри.

- Ладно, сидите, - Аскольд по своему обыкновению усмехается, он всё просчитал и думает, что произойдёт нечто забавное.

Фигуры медленно приближаются, их трое мужчин весьма крепкого телосложения, в руках держат толстые палки. Когда равняются с нами, я понимаю жену, «ночью нормальные не ходят», они мне сразу не понравились, лысые, морды в щетине, татуировки вызывающе бьют синевой, глаза наглые, маслянистые.

- Здорово, братаны, - вякает один из них. - Греетесь под луной, - хохотнул он, думая, что остроумно шутит.

Краем глаза отмечаю, как Аскольд выудил на свет божий, длинный кусок обсидиана, острого как бритва и понял, если начнут мутить, шансов у «братанов» никаких.

- Живёте там? - указал тот взглядом на скалы, где виднелись отблески от костров. - Далеко, - глубокомысленно изрекает он.

«Братаны» явно изучают нас. Они видят: один из нас, Аскольд, что-то аспиранта, худощавый, с неказистой бородкой, вроде бы слякоть, но их сбивает с толку, очень уж он спокоен. Я также не выделяюсь телосложением, слегка покрепче, но не намного. Семён крупный, но несколько рыхловат, тоже не противник.

Видно всё, прокрутив в своих мозгах, они решили действовать: - Братаны, баб у вас многовато, одну отдайте, миром разойдёмся.

Лада вспыхивает словно факел, глаза сверкнули как два боевых лазера, испепеляя подонков ненавистью. Яна, напротив, язвительно улыбается, с пренебрежением бросает: - Шли бы вы своей дорогой, козлы, не ровен час, обделаетесь в штаны, вонять будете, хотя, вы и так смердите, хоть нос зажимай.

- Во, чешет! - восхищается главарь, - решено, мы заберём эту тёлку.

Что произошло всей момент, за гранью соображения, Семён с рёвом взбесившегося ишака вскакивает на ноги и влепляет такую мощную оплеуху, что звучит характерный треск ломающихся шейных позвонков, голова у урки откидывается назад, он подает, некоторое время бьётся в конвульсиях, взбрыкивает ногами, разбрасывая прибрежную гальку, и затихает в нелепой позе. Все замерли, возникает тишина, лишь волны шуршат по обкатанным камням.

Семён сам в ужасе от содеянного, глаза наливаются слезами, руки трясутся, но урки это поняли по-своему, они решили, что у парня «сносит крышу» и он сейчас пойдёт в разнос и начнёт всё крушить на своём пути. Они попятились, расклад сейчас не в их пользу, двое против троих, не считая женщин, хотя я уверен, наших любимых недооценивать нельзя.

Аскольд, поигрывая смертоносным осколком обсидиана, непонимающе спрашивает: - Вы куда, братаны? Мы не договорили.

- Мы не при деле, - скулит один из бандитов, - мы уходим. Против вас мы ничего не имеем.

- Щенки, заберите этого с собой, он оскверняет наш берег, - рыкнул я, указывая на мертвеца.

Подонки, безропотно подчиняются, хватают главаря за ноги и волокут вдоль берега куда-то в ночь. Когда они скрылись, я поворачиваюсь к стоящему как столб Семёну: - Семён Семёнович, а ты опасный тип, уже два жмурика на твоей совести. Как же твои демократические принципы? - я подкалываю его, но понимаю, зря сделал, парень расплакался: - Я не знаю, как это произошло, - причитает он, - как представил, что они будут глумиться над нашими женщинами, так во мне словно лопнула рессора!

Я смотрю на него и удивляюсь, как же раньше не разглядел, какой же он огромный и сильный. А ведь точно, лёгкий жирок под кожей искусно скрывает могучие мышцы, если он рассосётся, то Семён превратится в настоящего терминатора, это открытие меня несколько шокирует, а Аскольд смотрит на Семёна с всё возрастающим уважением.

- Ты всё правильно сделал, - обнимает его Лада. - Не терзайся так, мальчик, пусть они скулят, мир избавился ещё от одного негодяя. Разве это не прекрасно?

Яна нервно ходит по пляжу: - Сволочи, сволочи, весь вечер испоганили! Айда купаться!

- Ночью у берега много акул, - резонно замечает Аскольд, с обожанием глядя на свою жену, которая сейчас похожа на воинствующую амазонку.

- И чёрт с ними! - Яна уже в одном купальнике, сбегает к морю и, не раздумывая, ныряет в воду и её тело освещается призрачным сиянием. Ну, что можно сказать на это безрассудство! Мы все, и даже зарёванный Семён, лезем в воду.

Благодать. Море освежает наши разгорячённые тела, огненные вихри светящегося планктона, закружились вокруг в хороводе, восторг переполняет души, а где-то в отдалении рыскают голодные акулы, но и в это раз нас бог милует.

Гл.8

.

Мужика, которого уличили в краже сковородки, секли несильно и не долго, но орал он так, что с ближайших утёсов осыпались камни и птицы испуганно взмывали ввысь.

Эта экзекуция производит ошеломляющее действие, двое мелких воришек, поспешили сознаться в кражах имущества и отдать хозяевам их вещи.

Мне было неловко от того, что пришлось прибегнуть к физической расправе, но совесть меня долго не мучила, наверное, во мне говорят гены казаков, что испокон веков осаживались по моей линии и закрепились в крови. Такого рода наказания у них норма. Мой прадед был атаманом донского казачьего войска, и последующие предки не ниже атаманов.

И всё же, глядя на мужчину средних лет, который после наказания, в одиночестве скулил на мокрой гальке, мою душу что-то кольнуло, меня поразил вид его одиночества, никого нет рядом с ним, он один и непонятно зачем он украл сковородку, которую так и не нашли. Наблюдая за ним, во мне появилось сомнение, что вообще была кража, что-то не вяжется с его тщедушной фигурой и лицом сельского учителя. А вдруг произошла судебная ошибка, и его избили по наговору? Меня словно окатили из холодного душа, я встрепенулся и с тревогой посмотрел на Аскольда.

- Не жалей, это не твой больной, мой пациент и я знаю как с ними вести диалог, - мой друг вызывающе взмахивает бородкой.

- Я не об этом, - мрачно произношу я, - не было никакого дознания, по словам лишь свидетелей … так можно докатиться неизвестно до чего. А вдруг он не причём?

- Свидетелей было три, а это вполне достаточно, - невозмутимо произносит Аскольд.

- Но сковородку так и не нашли. Что на это скажешь?

- Не раскаялся, - в его взгляде появляется лёд. – Но это дело поправимо, я ему дал тайм аут, не скажет сейчас, пообещал скормить его акулам.

- Ты не слишком много на себя берёшь, - с угрозой говорю я.

- Пообещал, не значит, что сделаю, - усмехается Аскольд. – Но … вроде как он дошёл до необходимой кондиции, не обращая на мой протест, идёт к бедолаге, втыкает рядом с ним копьё и, вздыхая, произносит: - Мне жаль это делать, но придётся тебя отдать акулам.

Несчастный затравленно глянул на спокойное лицо Аскольда, затем переводит взгляд на море и в ужасе округляет глаза, совсем рядом чертит воду огромный плавник.

- Почему ты так уцепился за эту дурацкую сковородку, она не стоит твоей жизни? – Аскольд с сожалением вздыхает, подзывает двух охранников и приказывает: - Связать и скинуть с той скалы, там глубины и много акул.

Только я встрепенулся, чтобы запретить этот чудовищный приказ, как мужчина рухнул на колени и, разбрызгивая слюни и сопли заголосил: - Там она, под корнями можжевельника.

Аскольд кивает охранникам, через некоторое время они приносят добротную сковороду, вероятно с титановым покрытием.

- Зачем? – Аскольд присаживается рядом с мужичком. – Я ещё могу понять, нож, топор … но сковородка?!

- Ксюха о ней мечтала, - сквозь слёзы прорыдал мужчина, - обещала стать моей женой … если принесу ей именно эту сковородку, совсем замучилась на палочках готовить.

- Гони такую прочь, - с брезгливостью говорит Аскольд. – Но тебе, дорогой, придётся с месяц посидеть в пещере.

- Я не могу, у меня клаустрофобия, - уныло мямлит мужчина с лицом сельского учителя.

- Тогда пойдёшь добровольцем лес рубить для забора.

- Лучше к медведю, чем сидеть в темноте целый месяц, - закатывает глаза несчастный.

- Дурак, - пожимает плечами Аскольд, - я б посидел, отдохнул малость, дни такие сумасшедшие, совсем продуху нет.

Вновь наш заготовительный отряд валит лес, мужичонок старается из всех сил, но через час приходится отстранять его от работы и заниматься перевязкой, он до крови стёр себе ладони.

- Ты кем был раньше? – обрабатывая его раны, спрашиваю я.

- Учителем в селе Приветливом.

- Сельским учителем? – переспрашиваю я. Вот так да, оказывается, моё мнение о нём сложилось правильное.

Мужчина истолковал моё удивление по-своему: - Да мне самому было противно красть … но я здесь один, никого нет, а тут Ксюха … такая ладная.

- Козёл ты, - не выдерживаю я и заканчиваю перевязку. – Займись обрубкой тонких сучьев.

- Попробую, - взмах и топор падает на землю, едва не отрубив ему пальцы на ногах.

- И что мне с тобой делать? – я в нерешительности развожу руками.

- Пускай работает! – зло прошипел один из братьев.

- Он потащит ствол, - распоряжаюсь я.

- Это мы все и так делаем. А сейчас он, что, отдыхать будет, когда правильные пацаны лес рубят?

- Будет отдыхать, - я с раздражением сплёвываю и подскакиваю к сибирякам, помогая направить дерево в нужную сторону.

Я совсем забыл о сельском учителе, мы до изнеможения обрубаем ветви, затем принимаемся за другое дерево - стоит треск, ругань, летят в стороны листья и сучья. Несколько часов непрерывной титанической работы, но вот, ещё шесть брёвен лежат в сочной траве, до вечера нужно их перетащить в лагерь.

Отдыхаем, в глазах мелькают мухи, я с ужасом думаю, что такой темп нужно выдержать ещё дня два, а от учителя толку никакого. Аскольду говорить не буду, а то придумает для бедолаги другое наказание. А, кстати, где он? Я выглянул из наваленных веток – все на месте: отдельно от нас – два брата, сибиряки расположились рядом со мной, а учителя нет.

- Куда он делся? – я с усилием поднимаюсь. Один из братьев злобно ухмыляется: - Я ему пообещал помощь, - с угрозой произносит он, - а тот, возьми, да и прыснул в заросли.

- Что сделал, прыснул, сбежал, что ли? – не понял я. – Куда, в лагерь?

- Дёрнул в сторону тех гор, - хохотнули братья.

- И вы его не остановили? Ну, я вами ещё займусь, подъём! – заорал я.

Сибиряки вскакивают, хватаются за копья, братья откровенно ржут.

- Что случилось? – звучат встревоженные голоса.

- Учитель пошёл в сторону логова медведя! - я с силой вгоняю остриё копья в ствол дерева.

- Тише! – один из мужчин касается пальцем губ.

Мы замерли, даже братья утихли. Внезапно раздаётся далёкий рёв и крики,

полные страдания и боли, но всё быстро смолкает, вновь тишина, лишь чирикнула птица, и прогудел шмель.

- Отмучился, - мужчина с лицом морёного дуба, я его знаю по прозвищу, Прелый, перекрестился. – Никчемный был парнишка, но не злой … жалко.

Братья заржали, но слышится хлёсткий удар и кто-то из них обиженно заскулил. Мне хочется их убить, просто зуд, какой, с ненавистью смотрю в их наглые лица, они пытаются кривляться, показывая этим свою значимость, но встретившись с моим взглядом, бледнеют.

- Вот что я думаю, а не послать ли вас к арктодусу? У меня зреет ощущение, что от вас толку как от козлов молоко. Зачем мне лишние проблемы? – я оборачиваюсь к сибирякам. Самый старший в их группе мужчина, Арсений Николаевич, он почти старик, но до сих пор крепкий и моложаво выглядящий, одобрительно кивает, в его глазах мрак, он с удовольствием поглаживает огромное копьё, мне кажется, едва сдерживается, чтобы не запустить его в подонков.

Тот, у которого выбиты передние зубы, напрягается, бросает вороватый взгляд на людей, слышит насмешки, оборачивается к брату, тот вжимает голову в плечи, с опаской глянул в степь и словно дёргается в конвульсиях: - Это не по закону, - проскулил он.

- По какому такому закону? – я откровенно потешаюсь. – Мы ещё их не составили, князю Аскольду всё некогда.

- Это неправильно, оценивать нас как того доходягу, - сплёвывает беззубый, - мы правильные пацаны …

- Меня тошнит от вашего жаргона! – резко перебиваю я его. Братья расценили мой взрыв по-своему, переглянулись, и неожиданно бросились в лес.

- Стойте, придурки! Да никто вас не собирается гнать к медведю … я пошутил! - запоздало выкрикиваю я.

- Набегаются, сами приползут, - с брезгливостью произносит молодой парень.

- Идиоты, они побежали в сторону, где живёт то членистоногое, - я в замешательстве и чувствую, что совершил преступление, ведь там, их ждёт верная смерть.

- Ну, и ладненько, хлопот меньше, - успокоился Прелый.

- Их необходимо остановить, - ощущая вину, говорю я.

Арсений Николаевич с уважением смотрит на меня, но в глазах не соглашается: - Ты ещё совсем молод, Великий князь Никита, быть добрым, это хорошо … но не всегда, сам не поймёшь, как на шею сядут, и не сбросишь уже никогда. Если так распорядилась ситуация, зачем рвать жо…у. Что касаемо меня, я и раньше не видел в них людей, а сейчас и подавно.

- Но они люди, ведь так? - подавленно произношу я.

- Не знаю, - брезгливо кривит губы Арсений Николаевич. – Ох, Великий князь, не обтрепала тебя ещё жизнь, - с заботой и участием говорит он и мне становится стыдно: - Ну, и ладненько, - как и Прелый говорю я, - набегаются, бог даст, приползут.

- Вот это по-нашему! – хлопает меня по спине мозолистой рукой Арсений Николаевич.

Странно, но брёвна мы таскали как обычно, даже не так устали, когда с нами были два брата, вероятно, они больше косили, чем работали … а хрен с ними!

Народ занимается забором, смотрю с гордостью на людей, с каким воодушевлением работают, слышится ругань, но и шутки и смех - здорово, всё налаживается.

- Никита Васильевич, - я слышу робкий женский голос, оборачиваюсь, встречаюсь с требовательным взглядом полногрудой девицы, - я Ксения, - она замолкает, опускает взгляд.

- Ксения, Ксюха? – переспрашиваю я и у меня защемило под сердцем.

- Конечно, я была стервой, дрянью … я и без этой злосчастной сковородки его люблю … вот сейчас это поняла … как была не права. Вы извините меня и его, Никита Васильевич, накажите лучше меня, а его отпустите. А где он?

Меня словно пронзило током, отвожу глаза, она неожиданно хватает меня за грудки: - Что вы с ним сделали?!

- Несчастный случай, - с трудом произношу я, - он погиб, но не как вор, как нормальный честный гражданин.

Она отшатывается, в ужасе смотрит на меня и начинает выть, тонко по-бабьи, и от этого становится жутко.

Сижу на берегу моря, ночь, луна окрашена в кровавые тени, на душе неспокойно и гадостно.

- Что такой смурной? – Аскольд присаживается, бросает в воду жменю мелких голышей и наблюдает, как они, вспыхивая, исчезают радостным фейерверком в тёмной пучине моря.

- Арктодус вновь полакомился человечиной, так больше терпеть невозможно, его надо убить.

- Что ж, проведём разведку с боем, засиделся я в лагере, - соглашается мой друг, ободряюще хлопает о плечам, - не переживай так … а той бабе будет наука, я б отстегал её по голой жо…е, чтоб впредь умнее была.

- Ей и так досталось, - я зачёрпываю гальку, швыряю в воду и наблюдаю, как в глубине расцветают огненные пятна.

Вылазку назначили произвести на рассвете, князь Анатолий Борисович, выделяет уже известных мне сибиряков, вооружённых тяжёлыми копьями. Утром, когда ночных сверчков сменили трескучие кузнечики, мы выходим из города и, по свежей росе, бредём по тропе, навстречу приключениям на свою ... голову. Тетиву на мощный лук нацепил заранее, Семён волочёт дубину, украшенную осколками обсидиана, Аскольд, блочный лук, по силе не уступающий моему, но более лёгкому в обращении.

На плато я останавливаю группу у тропы, по которой прошлый раз мы так неблагоразумно пошли. Меня неприятно удивило то, что она приблизилась прямо к обрывам, о чём наличествовало полёгшая под брюхом существа сочная трава и голубоватая слизь. Прислушался. Кровь быстрее побежала по венам, все чувства обостряются, из глубины души выползает некая древняя непонятная сила, будоражащая сознание: вновь множество запахов обволакивают меня, благоухает мятой, свежестью лимонника, горечью бессмертника, мёдом диких пчёл, навозом копытных и ... я вздрогнул от отвращения, ветер донёс до моих ноздрей гнилостный, смрадный запах смерти. Кто скажет, что она не пахнет? Ещё как пахнет! Волоски на теле вмиг приняли боевую стойку, мурашки ползут по телу, словно большие африканские сороконожки, а рот наполняется вязкой слюной.

- Туда нельзя, - я с трудом шевелю языком в пересохшей гортани.

- Медведи? - встрепенулся Аскольд.

- Это, то членистоногое, сожравшее ребят.

- Нас много, завалим? - с сомнением говорит Аскольд.

- Нет, князь, не получится, оно чужое, даже для этого мира, - где-то в моём сознании гнездится данная уверенность. - Эта тварь страшнее медведя, - мне словно со стороны некто подсказывает эти сведения.

- Придёт время, и мы его уничтожим, - Аскольд пригладил бородёнку, принявшую боевую стойку.

- Но не сейчас, - говорю я, хотя жажду мести за погибших жуткой смертью парней, - в обход тропы пойдём, лесом, к тем горам с боку зайдём.

- Давно хотел погулять в лесу, - усмехается Аскольд.

- Согласен, князь, лучше погулять в лесу, - как боевой конь щёлкает челюстями Семён,- и домой, доделаем ограду, чего ещё надо, - браво добавляет он.

- Нет, Семён, мишку навестить необходимо сегодня, - мягко говорю я.

Взгляд друга тускнеет: - Если необходимо навестить, почему нет. Вон, сколько нас, мужиков.

- Это точно, если получится, убьём арктодуса сегодня, - я едва не рассмеялся, увидев, как отреагировал на мои слова Семён. Воинственно выдвинутая челюсть, с хрустом вернулась на своё место, взгляд затуманился, устрашающего вида дубина, упала в траву, богатырь сник, слюни текут от страха.

- Неужели боишься? - с иронией спрашиваю его.

- С чего взяли? - Семён попытается выдвинуть челюсть вперёд, но не получается. - Вот, что думаю, Никита Васильевич, - Семён всё же выдвинул свою челюсть слегка вперёд, - у нас здесь столько народа, а в городе крепких мужчин мало. Считаю, я буду там более полезен, чем здесь. Вдруг кто на них нападёт, тут моя помощь понадобиться.

- Вот так поворот сюжета, - с интересом смотрю в открытые, честные глаза, - давно придумал?

- Нет, но если вы считаете, что без меня не справитесь, пойду с вами, - без энтузиазма буркает он.

Аскольд веселится, а мне искренне стал жаль парня, со всеми его вывихами, он мне нравится. Семён ещё совсем молод, ни в армии не служил, родители старой закваски интеллигенты, хоть и широк в плечах, в детстве дрался мало, и вдруг, в такие переделки, немудрено слегка скиснуть. Я посмотрел на застывшего в ожидании юношу - ему нужно набираться опыта, встряхнуть надо так, чтоб в мозгах произошла революция, мне почему-то кажется, у Семёна ещё не открылись его скрытые резервы, и он себя проявит. Поэтому с сожалением говорю:- Мы не сможем обойтись без твоей дубины, дружище.

- Я это понял, - Семён вздыхает и с лёгкостью закидывает её на мощное плечо.

Раздвигая руками густую растительность, отряд двигается к лесу. Из-под ног вылетают тучные птицы, спугнули целый выводок змей, влезли в паутину с толстым пауком, Аскольд его пожалел и за паутинку отшвырнул в сторону. Почти до смерти напугали жирного зайца немыслимых размеров, самозабвенно хрумкующего сладкий корень, подняли сонного бычка – он, распространяя терпкий мускусный запах, с шумом протопал в заросли и исчез, в отдалении услышали рык хищного зверя, но не медведя, может дикая кошка.

В окружении вооружённых копьями людей, я чувствую себя как на прогулке, но отдёргиваю себя, нельзя расслабляться, ситуация может поменяться в корне, кто знает, какие сюрпризы может преподнести этот мир, он с лёгкостью может наказать, или – наградить - лотерея.

Луга закончились и резко утыкаемся в стену из деревьев. Лес, как обычно, встречает холодком и смолистой свежестью. Лесные птицы шныряют меж ветвей. До боли знакомые рыжие белки устроили между собой свару, гоняются как сумасшедшие друг за другом и стрекочут, что твои сороки. Жук рогач, басовито прогудев, врезается в голову Семёна, валится ему на грудь, но успевает взлететь и проворно исчезает - это спасло ему жизнь, Семён уже замахивался дубиной.

Очень неожиданно напоролись на целые заросли малины, причём, весьма крупной, больше садовой если не в три, то в два раза точно, сюрприз, приятный. Нашли дикую грушу, на удивление просто великанских размеров, жаль что незрелая, но место запомнил. А под ногами заросли лесной клубники, листья сочные, цветки неестественно большие - как созреет, надо сюда организовать экспедицию. На стыке леса и луговых просторов, деревья оплёл дикий виноград, догадываюсь, и здесь плоды будут немаленькие, чем не Эдем, думаю я, но утробный рёв неведомого зверя, мощно пронёсшегося в лесу, повергает нас в ступор.

Отряд охотников ощетинивается копьями, я и Аскольд мигом натягиваем луки, даже Семён, зверски завертел дубиной и глазами.

Лес трещит, мелкое зверьё спасается на верхушках деревьев, словно цунами наваливается острый звериный запах, тяжёлая поступь сотрясает землю.

Животные показываются в просветах зелени, дух захватывает от восторга и страха, это степные слоны, сибирские мамонты, на их фоне, были бы не сформировавшимися подростками.

Древние хоботные идут на границе леса, впереди возвышается вожак, в холке не менее шести метров. Его бивни, как торпеды, торчат впереди и покачиваются из стороны в сторону. Хобот, с бревно, проворно ощупывает листву. Маленькие глазки буравят пространство впереди себя, и, кажется, оно накаляется. Свинячий хвост выписывает кренделя. Уши колыхаются как брезентовые палатки в непогоду. Слон явно возбуждён, заметит нас, жизнь в этом раю закончится. Следом за ним топают другие великаны: слоны, слонихи с малышами и весь этот кошмар двигается на нас как лавина с гор. Куда бежать? Где скрыться? Паника потихоньку сковывает ноги. Но, скидываю оцепенение и знаком указываю отряду, укрыться в лесу, есть шанс, слоны не последуют в чащу, их тела могут завязнуть между крепких стволов.

На наше счастье, ветер дует от стада в нашу сторону, это спасает нам жизнь. Я знаю, вряд ли характер животных мягче, чем у обычных слонов - встретиться у них на пути, равноценно самоубийству.

Для своей массы, слоны двигаются бесшумно, только земля вздрагивает как кочки на болоте и вожак, изредка извергает из себя умопомрачительные звуки, от высоких до сверх низких - на психику давит как кувалда на наковальню.

Обливаясь потом, мы отступаем в гущу леса, хочется бежать, куда глаза глядят, но это было бы верхом безрассудства.

Слоны идут неторопливо, обрывают сочные ветки с листьями, тут же испражняются, удобряя и без того плодородную землю, фыркают, хлопают ушами, отгоняя надоедливых мух, пока беспокойство не проявляют, но ветер начинает меняться. Вожак останавливается, из утробы несутся угрожающие, рокочущие звуки, глазки краснеют от злости, еще мгновенье, и живая лавина обрушится на нас, сметая всё вокруг.

- Пора! - кричу я и, мы, как пигмеи из страны сказок, бросаемся врассыпную от взбесившихся циклопов.

Вожак угрожающе наклоняет голову и, трусцой, увеличивая темп, двигается на нас, а вслед за ним всё стадо. Топот, пыль, трубный рёв, треск поваленных деревьев, всё смешивается в едином порыве. Как я бегу! Ветер свистит в волосах, листья хлещут по лицу, а ещё я ору, а сзади настигает смерть. Как назло, деревья стоят редко и не мешают продвигаться древним слонам, но мы можем прятаться за толстыми стволами - это несколько сбивает с толку разъярённых хозяев необъятных просторов, но не долго. Они достаточно умны и начинают нас подлавливать, заходить за деревья с разных сторон, но лес густеет и слоны, то один, то другой отстают, только не вожак стада - эта сволочь не унимается. Я выбился из сил, ноги дрожат, лёгкие разрывает от нехватки воздуха, а слон всё развлекается, гонит и гонит меня. Когда же ему надоест, в отчаянии думаю я, петляю и нарезаю зигзаги. Хобот несколько раз пронёсся в сантиметре от меня, смрадное дыхание душит лёгкие, но я успеваю проникнуть в густоту деревьев, и ушастое чудовище останавливается. Слон сдаёт задом, но вязнет меж стволов, пытается развернуться, длинные бивни застревают в толстой коре.

Теперь я веселюсь, как подлая мартышка корчу рожи, подпрыгиваю и смеюсь. Но гигант не паникует, он налегает на деревья и те, что были не слишком большие, с треском ломаются, иные раздвигаются под мощью тела. В итоге, слон исполин, благополучно выбирается из ловушки, я разочарован исходом, вот, думал, мяса будет, но в душе доволен, сам спасся, даже не обделался со страху, да и такого великана оставлять на жуткую смерть, кощунство.

Вожак скрывается, через некоторое время трубят слоны, приветствуя своего единоплеменника, а я огладываюсь и зову товарищей. Первым подходит князь Аскольд, глаза искрятся весельем, он сух и румянен, разве что, бородёнка, несколько растрепалась. Затем, подполз дружище Семён, одежда изодрана в клочья, лицо, как перезрелый помидор, волосы слиплись и все в лесной трухе, но дубину не бросил, держит бережно, как ребёнка. Чуть позже, группками и по одному, является весь отряд. Я с удовлетворением оглядываю людей, жертв нет, копья в руках, можно продолжать путь.

Слоны нас загнали глубоко в лес, но приблизительное направление я знаю, впрочем, и на опыт Аскольда надеюсь. Нам бы идти налево, но мы оказались у разлома, здесь произошла подвижка земной коры и, почва разверзлась в разные стороны метров на сто пятьдесят, образуя бездонную трещину. Сколько я не вглядываюсь вниз, ничего кроме мрака не вижу. Спуститься немыслимо, возвращаться обратно, неминуемая встреча с нашими хоботными друзьями, поэтому бредём вдоль, уходящей вглубь леса, трещины.

Разлом произошёл недавно, множество деревьев повалены, сломаны как спички, почва на кромках, ещё не успела осыпаться, ручей, что пересекал лес, теперь срывается вниз водопадом, тропы зверей оборваны – для всех масса неудобств.

Полдень, а мы всё гуляем по лесу, вполне понятно, миссию в этот день не завершим, поэтому разрешаю князю Аскольду, взять пару человек, для охоты, а мы разбиваем лагерь рядом с ручьём. Семён моментально сгребает листву и, раскинув в разные стороны руки, вытягивается, улыбается как младенец, засыпает, сладко причмокивая во сне - умаялся, бедолага. Я же, с остальными людьми, принялся, заготавливать хворост, расчищать место под костёр. Вскоре, весело заплясали язычки пламени, и заструится прозрачный, душистый дымок.

Под разлапистыми кустами нахожу поляну шампиньонов и теперь нанизываю их на прутки, развешиваю над огнём. Часа через полтора, подходит Аскольд со своей группой и скидывает на землю упитанных перепёлок. Я расталкиваю Семёна, заставляю накопать глины у ручья. Парень с усердием нагребает целую гору, но хмур и зол, наверное, не выспался. Затем птицу обмазываем глиной и в костёр - через полчаса объедаемся сочным, нежным, вкуснейшим мясом и заедаем грибами, запивая студеной водой.

После обеда ко мне подсаживается Аскольд: - Мы нашли проход через разлом, поперёк лежит дерево, но это волчья дорога, они облюбовали этот путь, звери прошли, от силы, день назад.

- Волки? Нестрашно, отгоним, - отмахиваюсь я.

- Ты думаешь, они сродни нашим серыми? Боюсь огорчить, судя по следам, в холке они больше метра, а в длину с человека - настоящие монстры, причём, их целая стая, и ещё, - Аскольд криво усмехается, - в их стае дети.

- Какие дети?

- Обычные, человеческие, по следам семь - возраст пять, шесть лет. Наверное, волчица потеряла своих волчат, наткнулась на человеческих детёнышей, взыграл материнский инстинкт, так дети оказались у волков.

- Дела, - качаю головой. Семён, слышит наш разговор, бурно выражает эмоции, и предлагает немедленно спасать малышей.

- Вряд ли получится, - задумываюсь я, - да и поздно, они уже волчата, с людьми жить не смогут.

- Я слышал такие истории, - соглашается Арсений Николаевич,- бывало, даже двух ребятишек усыновляли, но чтоб так много.

- Подрастут, будет племя необычных хищников, - усмехается князь Аскольд.

- Но вдруг они недавно в стае и человеческие навыки не растеряли, может, действительно вытащить их оттуда, ты как считаешь, Аскольд? - обращаюсь я к другу.

- По повадкам, они в стае не один год.

- Всё равно надо попробовать, - упрямо тряхнул головой Семён.

Быстро собрались, князь Аскольд тщательно скрывает следы нашего присутствия, костёр тушим, застилаем мхом и разбрасываем листву.

- От случайного взгляда, против следопыта без толку, - с иронией замечает он.

Ощущая тревогу в сердце, веду отряд к волчьей тропе. Аскольд идёт рядом и необычно суров.

Мы продвигаемся максимально тихо, ноги пружинят на мшистой земле, заросли обходим предельно осторожно, ловим каждый звук. Лес дышит первобытной силой, деревья гиганты, обвешанные лианами, вызывают трепет. На огромной высоте существует неведомая жизнь, неясные тени скользят в кронах, то ветка упадёт, то спланируют на землю перья или клочки шерсти, раздаются резкие крики, яростное рычание, свист птиц, шипение, стуки, треск. Изредка дорогу перебегают необычные копытные, элегантные, с длинными шеями и тонкими рожками, а в самой гуще продираются лесные титаны, огромные тела, похожие на великанские туши буйволов, но заросшие густой шерстью, шеи толстые, морды, напоминают верблюжьи головы. Помня недавнюю встречу со слонами, мы сделали всё, чтобы не попасться им на глаза.

Слева змеится бездонная трещина, а в её глубинах скапливается голубоватый туман и, словно нехотя выползает на поверхность, заполняет низины, стелется между корней деревьев, но, спустя некоторое время, растворяется, оставляя после себя липкую сырость и мерзкий аммиачный запах.

Мне жутко смотреть в пропасть, но взгляд притягивает, мерещится, что на дне, живёт нечто, с чем нам встречаться не стоит. Одна мысль о необходимости перебираться через трещину, наводит ужас. Интуитивно вкладываю стрелу в лук, пальцы сами собой оттягивают тетиву. Князь Аскольд так же бледен, на его лице выступил пот, он тоже чувствует страх, для меня это открытие, а Семён удивляет всех, он спокоен и даже весел - вот что значит счастье, для дилетанта, бояться там, где не надо и не бояться - где стоило бы.

На нашем пути целый бурелом из поваленных деревьев и, как следствие, множество мелкой живности под ними, но далеко не безобидной: сороконожки, змеи, мохнатые с тарелку пауки - и всё это богатство приходится преодолевать.

Но, вот, подходим к мосту, дерево, в обхвате, метров двадцать, сломано как прутик, лежит от одного края трещины до другого. Острый скол позволяет легко проникнуть на ствол и воспользоваться им как мостом, что и сделали волки. Оголённая земля вся изрыта, звериные следы, действительно, вперемешку с человеческими отпечатками, я с любопытством склонился над следами:- А с чего ты взял, что дети с волками, может они раньше прошли или позже? - спрашиваю я Аскольда.

- Неважный с тебя следопыт, Великий князь, смотри сюда, видишь, мальчик подсадил волчонка на дерево и как отпечатались пальцы на земле, а коготки зверёныша оставили царапины на коре. А вот другой ребёнок цеплялся за волчицу и выдрал клок шерсти. В этом месте дети подрались с волчатами и те, и другие получили трёпку от волчицы. А здесь ... - Аскольд осекается. Я, заинтригованный сажусь рядом: - Что замолчал?

- Ребёнок грыз кость, на ней следы от зубов, борозды от небольших, но крепких клыков и жим челюстей не детский, кость перекушена пополам.

- Ротвейлеры, какие то, - бормочу я.

- Просто они другие, - шепчет князь, оглядывается по сторонам и натягивает тетиву лука.

Мне становится не по себе, если здесь такие детки, то какие взрослые? Внезапно я чётко ощущаю, что за нами наблюдают, выпрямляюсь, с тревогой смотрю в лес. Все мужчины выставляют копья, тоже чувствуют чьё-то внимание.

- Однако нам не стоит задерживаться, - Аскольд, словно простреливает взглядом окружающую листву.

Не слова говоря, Семён проворно карабкается на ствол дерева, что-то давит дубиной и с выжиданием смотрит на нас. Мы, не сводя взгляда с внезапно притихшего леса, быстро заскакиваем на природный мост.

Толстая кора буграми покрывает дерево, бурелом из сломанных ветвей местами в клочьях грязной паутины, скользкая плесень, множество мокрых древесных грибов, делают переход достаточно сложным, если не опасным. И ещё - слизни, мокрицы, многоножки, жуки с длинными усами - всё это снуёт перед ногами и ещё норовит цапнуть - давно не испытывал такого омерзения, но приходится, стиснув зубы от отвращения, продираться сквозь гниль, давя, то ногой, то кулаком назойливых насекомых и про себя матерясь, почём свет стоит.

Дерево огромное, мы проползли метров тридцать, а оно всё ещё не кончается, ветвей стало больше, различной живности - полчища, ствол тоньше, ноги скользят, кора и всякий мусор, срывается вниз и исчезает в тёмной мгле пропасти.

Напрягаюсь до невозможности, обоняние выхватывает запахи необычных существ, а слух выдёргивает непонятные звуки - то ли бормотание, то ли разговоры. Но, может, это болезненное воображение, галлюцинации? В любом случае я очень тороплюсь пройти опасный мост, спихиваю с дороги жуков, пауков, пугаю мелких грызунов, скольжу, едва не падаю, но иду, стремясь быстрее преодолеть это кошмар. Впереди вскрикивает и ругается Семён, сражаясь с очередной гадостью. Охотники не ропщут, разве, кто кого посылал куда подальше, а князь Аскольд замыкает путь, он идёт, молча, руками, при продвижении, не помогает, держит перед собой лук со стрелой, но движется ловко и бесшумно, ни разу не споткнулся и не поскользнулся - я всегда не перестаю удивляться навыкам друга.

А пропасть гипнотически манит к себе, удушливые испарения доносят неясные запахи живых существ - там живёт своей жизнью неведомый нам мир, я догадываюсь, разойдясь в разные стороны, трещина открыла вход в нечто, что абсолютно чуждо нам, жителям света - мороз дерёт кожу, страх гонит всё быстрее. Но наконец-то показались просветы в листве, страшный путь подходит к концу.

Отряд спрыгивает на землю, и сгрудились вокруг меня, даю команду Аскольду замыкать колонну, последний раз смотрю на мешанину веток и листьев на дереве-мосте, улавливаю скрытое движение, возникает соблазн пустить стрелу, но решил повременить - почти бегом веду отряд из леса, это необходимо сделать до вечера, иначе, лес нас сгубит.

Почва под ногами становится более влажной, мха - целые поля, иногда под ногами брызгает вода, меня это тревожит, боюсь, забредём в болото, а то и в трясину занесёт. Держимся ближе к разлому, хотя нестерпимо желаю уйти от него. Щупальца белёсого тумана, выползающего из трещины, не дают покоя, всё кажется, под его прикрытием выползет какая-нибудь гадость нам на погибель.

Часто натыкаемся на волчьи, вперемешку с детскими, следы. Звери, как и мы,

в болото не уходят, но и близко к расселине не приближаются, значит, там опасность для всех.

Запах свежей крови неприятно бьёт в ноздри, я резко останавливаюсь, Аскольд неслышно приближается, вытягивается как струна, прислушивается.

- Кровью пахнет.

- Не чувствую, - принюхивается князь, с удивлением косится на меня.

- Заходим с боков, - распоряжаюсь я. - Видите нагромождение валунов, это там.

Очень медленно, обходя сухие ветки, приближаемся к сему месту. В пространстве витает дух смерти, всюду пятна крови, земля вспахана словно плугом, молодые деревца изувечены, кусты выдраны с корнем.

Сразу за валунами натыкаемся на разорванного матёрого волка, затем на другого зверя, покрытого многочисленными ранами, он ещё живой, издыхает в страшных муках, кишки вывалились на землю и по ним ползают жирные мухи. Волк, с трудом поворачивает огромную голову, ни тени угрозы не вижу в его глазах, лишь отрешённость, он приготовился к смерти.

Мне становится, безумно жаль зверя, моментально натягиваю тетиву, стрела взвизгивает, положив конец его мучениям. И вдруг, вижу человека, он коренастый, лежит животом на земле, пальцы скрючены, мёртвой хваткой вцепились в землю, тело - сплошная рана, крепкая шея, почти полностью перегрызена. Охотники быстро переворачивают его на спину, я с интересом наклоняюсь - лицо явно человеческое, но жевательные мышцы мощные, звериные, и короткие клыки - это настолько дико смотрится, что непроизвольно отшатываюсь. Что он не поделил с волками, может детей хотел забрать?

- Это батя, за своими детьми пришёл, – тягостно вздыхает Семён, – неандерталец.

- Похороните его, и ... - задумался я, - волков тоже.

- Никита Васильевич, сюда, - кричат охотники, - ребёнок, живой!

Гл.9.

Охотники толпятся у больших валунов и копьями пытаются достать ребёнка

- Прекратите! - кричу я. Расталкиваю людей, сажусь на корточки. В щели, между камней сидит всклокоченное, рычащее существо.

- Сейчас достану, - крупный мужчина, с лицом цвета морёного дуба, по прозвищу Прелый, наматывает на руку толстую куртку, теснит меня и ползёт к малышу.

- Осторожней, не повреди мальчонку! - прикрикиваю я.

Детёныш шипит, плюётся и, неожиданно бросается вперёд, вцепляется в куртку, срывает её, вновь кидается на человека, но охотник проворно отскакивает и, бьёт тупым концом копья, в незащищённое тельце зверёныша. Что произошло в этот момент, я даже сразу не сообразил, с криком: - Ах, ты, гад! - Семён огрел Прелого пудовым кулаком. Здоровенный мужик отлетает как пушинка, больно бьётся головой и пытается понять, откуда появился смерч. - Ещё ударишь ребёнка, раздавлю как мокрицу, - Семён белый от гнева, губы трясутся, глаза краснеют как у сбесившегося буйвола, я уже знаю, в таком состоянии он становится неуправляем.

Мужчина открывает рот, словно рыба, выброшенная на берег: - Что это было? – удивлённо вопрошает он, в глазах детское изумление.

Князь Аскольд, почёсывая бородёнку, смотрит на крупного мужчину, как кобра на курёнка: - Тебе повезло, что твоя шея как у быка, в другой раз будь терпимее к детям.

Охотник с трудом приходит в себя и примиряющее говорит: - Это зверь, у него клыки, - он с восхищением смотрит на огромного Семёна и добавляет: - Право, давно забытое ощущение, я так в сопливом детстве отлетал от батюшкиного благословения … как приятно вспомнить, - в его глазах совсем нет гнева, лишь одна тоска по тем сладким дням. Охотники жизнерадостно заржали.

- Пусть даже и зверь, но руки не стоит распускать, не ровен час, подумаем, что ты трус, -Семён присаживается на корточки и ласково разговаривает с несчастным существом, в ответ слышится: - Игррр, игррр ...

- Игорь! - смеётся сероглазый богатырь. - Вы слышали? Он говорит, Игорь!

- Рычит, цапнуть хочет, - благодушно произносит Прелый.

- Пошёл вон! - рявкает Семён, после этого случая этот человек перестал для него существовать. Как бы ни подрались, недовольно думаю я, но мужчина без злости усмехается и отходит с равнодушным видом.

Неожиданно звуки, игррр, сменяются на, иггг. Затем звук, похожий на мяуканье крупной кошки и вдруг из щели высовывается ручонка, цвета бронзы. Семён ложится на землю, показывая полное расположение малышу. Детёныш полностью выползает, видит людей, скалится и, вместо того, чтобы броситься обратно, кидается на грудь Семёну.

Детинушка тает от умиления и без боязни гладит светлые волосики. Малыш вздрагивает и повизгивает со страха и наслаждения - все живые существа понимают и любят ласку.

Семён без сожаления расстаётся с дубиной, её пришлось взять мне, держит вздрагивающее тельце: - Не пропадёшь, Игорёк, - воркует он.

Мы вновь двигаемся в нелёгкий путь, к Семёну, держащего мальчугана, близко не подходим, чтоб не травмировать малыша, но тот оказался не робкого десятка, через некоторое время завозился и попросился на землю.

- Убежит? - пугается Семён.

- Отпусти, всю жизнь на себе не проносишь, сбежит, значит, знает куда, не стоит неволить даже из благих соображений.

Семён нехотя опускает малыша на землю, ожидая, что тот рванёт в лес, но мальчик пристроился рядом, резво трусит на четырёх конечностях, испуга в глазах никакого, видно понял, его приняла другая стая. Он деловито обегает людей, обнюхивает даже своего недавнего обидчика, не высказывая никакой злости, тот попытался потрепать его за волосы, но едва успел отдёрнуть руку, иначе лишился бы пальцев: - Забавный мальчик, - цокнул языком Прелый.

Игорёк, как удачно окрестил его Семён, знает суровые правила, понимает,

если отстанет, в лесу ждёт смерть, волки научили жизни, поэтому не отстаёт и бежит ногу в ногу с нами.

Чужой взгляд перестаю ощущать, несколько расслабился. Идём достаточно спокойно, деревья в разлёте друг от друга на пятьдесят, сто метров, но неба из-за сцепленных между собой ветвей, невидно. Кустарники и всякие лианы остались позади, дорогу покрывает мох и низкий папоротник. Зверья много, но беспокойство не доставляют, в основном это травоядные животные, не агрессивные и трусливые, моментально исчезают при нашем появлении. Встретились с лесными слонами, с гиппопотама, в густой шерсти. Нас увидели, рванули в сторону болота словно резвые скакуны. Немалое беспокойство доставил крупный зверь, похожий на дикого кабана, но огромный, клыки как у медведя, глаза мутные, пасть слюнявая. Он долго провожает нас взглядом, повизгивает и переваливается из стороны в сторону, видно не может принять решение. В конце концов, он отстаёт и шаркающей походкой направляется в сторону, куда умчались карликовые слоны. При появлении этого зверя Игорёк оскалился и прижался к ногам Семёна, тельце выбивает крупную дрожь, он знает это чудовище.

По моим расчётам скоро должны выйти на плато. Лес посветлел, иногда в просветах между крон лесных великанов, пробивается небо, и брызгают на землю лучи солнца. Появился кустарник, папоротники стали гуще и выше. Орхидеи заполонили все освещённые участки и наполняют воздух сладким благоуханием, а всё пространство заполнено щебетанием птиц и резкими криками мелких зверьков, шныряющих меж ветвей.

Далёкий звериный крик застаёт меня врасплох, споткнувшись, едва не роняю лук. Все остановились, прислушались. Вновь раздаётся вопль и был он ужасен тем, что прослеживается в нём нечто человеческое и наполнен он горем и тоской. Игорёк неожиданно встаёт на ноги, вытягивается в струнку, взгляд тревожный. Некоторое время так стоит, затем, поскуливая, забегает за Семёна и вцепляется в его пояс.

- Это там, где мы похоронили лесного человека, - в волнении говорит князь Аскольд.

- Знаю.

- Игорь ребёнок этой самки ... женщины, - поправляется Аскольд.

- Похоже на это.

- Малыша надо оставить.

- Игорёк боится. Он не хочет, - встревает в разговор Семён.

- Надо отдать матери, - я непреклонен.

- Она идёт по нашим следам, необходимо делать остановку, дождёмся её, - предлагает князь Аскольд.

Не хотелось терять время, но моральные соображения одерживают верх: - Привал, - командую я.

Охотники расположились полукругом, копья держат горизонтально лесу.

Игорёк пристроился рядом с приунывшим Семёном, короткие клыки спрятались во рту - ничем не отличишь от обыкновенного ребёнка.

Лес хорошо просматривается, мы замерли. Прошло тридцать минут, никакого намёка на приближение лесной женщины. Думая, что она опасается нас, толкаю малыша вперёд. Ребёнок в недоумении уставился на меня, взгляд чистый, тревожный. В ожидании поддержки поворачивается к Семёну, мой друг отводит печальные глаза, мальчик тоскливо взвыл и неуверенно трусит вглубь леса, на полдороги замедляет бег, останавливается, оглядывается, в глазах ужас.

Садится на корточки и больше не шевелится. Бедный, он не понимает, что от него хотят, так он сидит минут десять, подвывая со страха.

Люди сопереживают маленькому существу, даже Прелый в сочувствии морщится.

Когда ты появишься? С растущим раздражением думаю я. Но она так и не вышла, может горе доконало или испытывает равнодушие к малышу. Кто знает? Чужая душа, потёмки. В любом случае испытываю облегчение, понимаю, как страдает Семён и мучается мальчик.

- Время вышло, Семён, зови мальца, - как можно спокойнее говорю я.

- Игорёша! - вытягивает тот руки, улыбка во всё лицо.

Ох, как тот несётся обратно, как волчонок прыгает и пытается облизать сероглазого богатыря.

- Мать не пришла, ребёнок будет жить у нас, станешь воспитывать как сына, - строго говорю я Семёну, а он не против, глаза светлеют в порыве нежности, что-то мне подсказывает, непростая судьба будет у малыша и весьма значительная.

Итак, мы продолжаем путь, а время склоняется к вечеру, как это некстати, слишком задержались в пути. Разборки с медведем, очевидно, придётся отложить до утра. Где бы стоянку расположить как можно безопаснее? Мысли мучительно стучат по мозгам и отдаются в затылке. Ночью расклад явно не в нашу пользу, при луне на охоту попрёт множество хищников, может, мишка нас учует, а он людоед, в темноте не отобьёмся. Взгляд упирается в маячащую в отдалении чёрную трещину в земной коре. А, что если укрыться на её склонах? Мысль безумная, но всё же подзываю Аскольда: - Время к вечеру, необходимо готовить ночлег.

- И как можно быстрее, - князь тревожно оглядывался.

Солнце безжалостно стремится уйти за горизонт, предвестники надвигающихся сумерек упорно дают о себе знать: дневные птицы замолкли, сочно перекликаются между собой козодои, вдали на болоте - активно жарят с концертом лягушки.

- В лесу оставаться, самоубийство, когда выйдем из леса, неизвестно, но на плато не менее безопасно, в общем, хрен редьки не слаще, костры разжигать нужно - единственный выход, - Аскольд полирует в ладонях тяжёлую стрелу, на лице сосредоточенность и с трудом скрываемое беспокойство.

- Местность болотистая, сушняка не, - вздыхаю я, - костерок, конечно, постараемся разжечь, но на огонь попрёт всякая дрянь.

- Чтобы звери не лезли, нужен большой костёр, - Аскольд ковырнул ногой землю, мох прорывается и проступает тёмная жижа.

- На склонах разлома много трещин, почти как небольшие пещерки. Что думаешь по этому поводу? - глянул я на Аскольда.

- Идея бредовая, - ухмыляется он, - но идея.

- Тогда действуй.

Секунда и народ приходит в движение. С опаской приближаемся к чёрным провалам. Действительно, склоны обезображены всевозможными трещинами, площадками, мини гротами, даже виднеются ходы в пещеры. В то же время, на склонах множество торчащих корней, стеблей колючей травы, застрявших веток, листьев и прочего мусора. Как следствие этому, шныряет и ползает в нём всевозможная гадость. Неприятно поражает метровая сороконожка и свисающие на грязных нитях толстые пауки. Омерзительны гигантские слизни, пожирающие плесень. И, вызывает страх клубящийся зеленоватый туман, заполняющий почти весь разлом.

- Насекомых выгоним, над тем гротом, укрепим пару брёвен, и жить можно, - заявляет неунывающий князь Аскольд.

- Плохое место, - я наклоняюсь над страшной трещиной, она как рана, разодравшая тело земли, до ноздрей доносится слабый запах аммиака, отшатываюсь, с сомнением смотрю на Аскольда.

- Не дрейф, Никита, прорвёмся! - улыбается друг. - Место конечно поганое, но ситуация безвыходная. Твоё предложение понежиться на этих склонах, самое резонное.

Поваленных деревьев в округе множество, напрягаясь из всех сил, подтаскиваем к обрыву. Тем временем князь Аскольд устроил насекомым настоящий террор, безжалостно выгребая их из грота: чуть ли не до истерики доводит огромных пауков, циничным образом пригвоздил стрелой сороконожку, выгнал тяжеловесных фиолетовых жуков, но пожалел нескольких ящерок, оставив их дрожать в щелях вычищенного грота.

До ночи укрепляем убежище брёвнами и заготавливаем дрова. Когда сквозь тёмные кроны блеснули первые звёзды, работу полностью закончили. В животе урчит, после трудоёмкой работы нестерпимо хочется, есть, предлагаю Аскольду добыть дичи, он без разговора перекидывает через плечо колчан со стрелами. Отходим метров на сто и сразу сталкиваемся нос к носу, с небольшим оленем - бока судорожно вздымаются, бедро порвано когтями, очевидно, недавно его преследовал хищник. Вот на этом злополучном месте он и встретил смерть от моей стрелы. Хорошо, попал прямо в сердце, зверь не мучился. Аскольд, к моему удивлению, плохо видит в темноте, даже силуэт зверя не разглядел, поэтому замешкался с выстрелом, но, может это у меня возникла аномалия со зрением? В последнее время много странностей замечаю за собой.

Взваливаю оленя на плечи, и мы быстро несёмся к своему убежищу, я чётко ощутил запах хищника. Без эксцессов добираемся до грота, отодвигаем брёвна, ныряем внутрь, и только в окружении товарищей, успокаиваемся.

Пылает костёр, освещая унылые своды. Охотники разделывают животное, ловко подвесив его за ноги к брёвнам. Игорёк сразу проснулся, ощутив запах зверя, распорядился дать ему хорошей сырой вырезки, вряд ли волки делали ему барбекю на огне. Запечём мяса, захочет попробовать, дадим жаренного.

Игорёк жуёт как опытная собака, кости оленя трещат, лопаются сухожилия. Глядя на мальчика, сибиряки посмеиваются. Тепло и запах жареного мяса приносит некоторый уют, я уже не кошусь по сторонам как испуганный жеребец, ожидая, что из щелей выползет всяческая дрянь.

Семён мурлычет песенку, охотники рассказывают байки, князь Аскольд расположился у входа, отгоняет назойливых насекомых. Я слежу за костром и за приготовлением пищи. Не знаю, когда это произошло, но я клюю носом и растворяюсь во сне.

Снятся необычные сны: бескрайний мелкий океан, ни волнения, ни ряби, солнце едва проглядывается сквозь марево на горизонте, песчаный берег и город спокойный, тихий.

Брожу по тенистым улочкам, удивляясь, что не вижу людей, и возникает во мне убеждение, не Земля это, другая планета, которая на пороге своего заката. Дни сочтены, окутает её холод, моря исчезнут под толстым слоем красноватого песка. Грусть пронзает сердце, но вдруг появляются люди. Они выходят из дома, спокойная, никуда не торопящаяся группка. В руках держат свёртки, коробки, опоясанные цветными лентами. Внезапно с пронзительностью осознаю, они в курсе того, что их ждёт, их тела некому будет погрести, они обратятся в прах и развеются пылевыми ураганами, но сейчас жители умирающей земли упорно гонят от себя эти мысли, идут в гости к таким, же обречённым.

Приближаюсь к ним, они приветливо улыбаются. Мы идём вместе, заходим в дом. Обычная квартира: окна, волнистые шторы, столик, диван, стулья на кривых ножках. Играет музыка, очень необычная, но приятная, завораживающая.

Люди тихо переговариваются, улыбаются, но на их лицах я замечаю тень, витающей над ними, смерти.

Одна из женщин, с приветливым лицом, садится рядом. Смотрю на неё и влюбляюсь, дрожь пронзает тело. Она внимательно смотрит в глаза, и я слышу её голос: - У нас ничего не получится, мы полностью разные и ты ... ещё не родился.

Внезапно становится страшно, я осознаю, какая пропасть нас разделяет, ни года, ни столетия - миллионы лет, а люди эти просто чудовищно могучи, но и они бессильны перед природой, перед Богом. Что же они натворили, что их так безжалостно сметает история, растирая в пыль.

- Пойдём, - говорит женщина, берёт меня за руку, и я ощущаю холод от её пальцев.

Мы выходим из дома и оказываемся на набережной. Она ведёт меня вдоль скамеек, на них расслабились молчаливые люди, кто нежится, просто вдыхая морской воздух, кто торгует безделушками. Странная тишина, воздух словно застыл, но это как затишье перед бурей, от безысходности жжёт сердце, глаза становятся мокрыми, я знаю, всё, что сейчас вижу, уже почти мёртвое.

У лестницы ведущей вверх, задерживаюсь, на ступеньках лежит лоток заставленный вазами, масками и прочей мелочью, а хозяина поблизости нет, но я знаю - он не придёт. Поднимаю маску - на меня смотрит необычное существо, отдалённо напоминающее человека.

- Они жили задолго до нас, можешь взять её себе, - слышу голос женщины, - и эта ваза тебе пригодится. Поздно, очень поздно у нас получилось то, с чем могли без труда справиться с паразитами из Пекла, - с чудовищной горечью произносит она и добавляет: - Теперь вам придётся опробовать эту смесь.

Со страхом смотрю на зелёную вазу, очень тяжёлую, в непонятных выпуклых рисунках, горлышко запечатано. В ней есть то, на что жители этой планеты возлагали большие надежды, но не успели воспользоваться тем веществом, что находится в ней и теперь всем грозит лютая смерть.

Далее она ведёт по лестнице, и мы упираемся в массивные, исполинские ворота. Женщина проводит ладонью по поверхности, и они неожиданно расходятся в стороны. С удивлением рассматриваю огромное помещение. Многочисленные светильники не могут его полностью осветить и поэтому всё в полумраке. Поблёскивают металлические колоны, виднеются двери, так же из металла, зеркала на стенах тускло отсвечивают свет от ламп. Я оказался внутри зала, ворота тихо смыкаются, озноб бежит по спине.

- Ты их не бойся, ничего они тебе не сделают. Они приспособились жить под землёй, это новая раса,- шелестит голос моей спутницы.

Открывается дверь. На пороге появляются люди в облегающих комбинезонах. Кожа неестественно белая, глаза чёрные, зрачки вытянутые как у кошки и огненно красные. Один из них смотрит на меня, и я понимаю, нужно идти за ним. Оборачиваюсь, женщина улыбается, а в глазах тоска, она прощается со мной. Щемит сердце, я знаю, больше её не увижу.

Он ведёт мимо оранжереи. В зале за стёклами, виднеются растения напоминающие лианы, деревья в сосульках-плодах, стебли, в мясистых, источающих прозрачный сок, листьях и многое другое - загадочное и необычное.

Подходим к лифту, он усаживает меня на диван, и кабинка ухает вниз с серьёзной скоростью. Вскоре останавливаемся, выходим и оказываемся в плохо освещённом зале. Но на этот раз вспыхивает дополнительный свет и всё тонет в молочном сиянии. В центре зала крутится планета. Как зачарованный смотрю на неё, я уверен - это Земля, но не узнаю её, континенты, океаны - всё не так. Но это Земля! Внезапно поверхность приближается к глазам и перед моим взором возникает уродливый разлом земной тверди. Заглядываю глубже, ужасаюсь, некто, нечеловеческой природы, грызёт туннели, и целая орда кошмарных существ их мигом заполняет.

Внезапно меня словно выталкивает из зала, и оказываюсь на улице. Произошли разительные изменения. Очень холодно, дует свирепый ветер. Я цепляюсь за натянутый трос и иду по замёршему океану. Колючий снег бьёт по лицу, ладони скользят по обледеневшему канату.

Неожиданно понимаю, не снежная буря заметает всё вокруг - это замёрзший углекислый газ. Атмосфера планеты вымораживается, оседая на поверхность в виде льда и снега. Безудержное горе всколыхнулось в груди, я понял, живых нет, все погибли и та женщина тоже, слёзы катятся из глаз.

Пробуждаюсь от толчка в бок, с трудом открываю мокрые глаза, рыдания ещё срываются с губ.

- Ты, чего, Никита, плохой сон? - встревожено спрашивает Аскольд.

Оглядываю притихших людей: - Да, - соглашаюсь я, - и место здесь поганое, уходить нужно.

- Куда уходить, сдурел? Ночь! В лесу масса хищников!

Отрываю кусочек слегка подгоревшего мяса, жую, пытаюсь почувствовать вкус, сомнения раздирают меня. Да, сон плохой, не просто плохой, ужасный, но всё-таки сон.

- Хорошо, мы останемся до рассвета, но костёр необходимо затушить и соблюдать идеальную тишину.

- Насекомые наползут, - князь Аскольд палкой выпихивает крупного слизня.

- Хорошо, - вздыхаю я, - оставим маленький огонь … подальше от края, чтоб его не заметили со дна разлома.

- Да кто там может жить? – с сомнением произносит Аскольд. – Дно полностью заполнено каким-то газом, и аммиаком ощутимо попахивает, в такой атмосфере не выживет ни одно существо.

- Может ты и прав, - вздыхаю я, - но у меня есть ощущение, на дне что-то ползает.

- Какой бред … извини, Никита, - Аскольд в задумчивости сжимает в ладонях свою бородку.

Ночь в самом разгаре, я не сплю, слежу за огнём, что бы сильно не разгорался, заодно сменил на посту Аскольда и, с помощью палки, борюсь с наглыми членистоногими, эти твари совсем обнаглели, и не раз приходится стрелять из лука по крайне агрессивным особям.

Все спят. Семён негромко похрапывает, прижимая к себе волчьего приёмыша. Князь Аскольд чутко спит, облокотившись на стену, но я знаю, только щёлкну пальцами, и он уже будет держать лук с отведённой тетивой. Охотники тоже непростые люди, приглядываюсь за ними, они не делают, ни одного лишнего движения, как один крепкие, жилистые, общаются без панибратства. К моей радости, никто не храпит, спят как младенцы.

Огонь едва горит, но я прекрасно вижу в темноте, поэтому не тороплюсь подкладывать дрова. Слух обостряется, слышу, как ходит зверьё, хлопают крыльями хищные птицы, мелкий зверёк предсмертно пискнул в когтях совы, но всё происходит вдали от разлома, боятся его звери, шарахаются как от чумного. Любопытство обуяло меня, осторожно ползу к краю, и заглядываю вниз. Клубящийся туман колышется вровень с полом грота и, вновь я слышу, на гране подсознания, бормотания, оханья, скрежет о камни. Вглядываюсь в туман, и мне кажется, взгляд проникает сквозь него.

Наблюдаю страшные обрывы, уходящие в пропасть, а где-то на дне мелькают огоньки, они двигаются в разных направлениях. Смотрю вниз как под гипнозом. Внезапно огоньки собираются в одном месте и вскоре их - великое множество, волосы поднимаются дыбом - они смотрят на меня. В холодном поту отпрянул, князь Аскольд мигом вскакивает.

- Они нас заметили, - сдавленным голосом еле говорю я.

- Те, которые внизу, - мой друг теперь мне верит. Он без лишних пояснений поднимает людей. Поспешно раздвигаем брёвна и выбираемся наверх. Как страшно в ночном лесу! Ещё раз прислушался - бормотания, вздохи и скрежет о камни стали явственнее, неведомые твари лихорадочно лезут по отвесным склонам. Клубы тумана поднимаются над разломом, и как тяжёлый газ растекается по поверхности.

- Это их среда обитания, - во мне вспыхивает озарение. - Бегом от тумана, не дайте себе попасть в него!

Бросаемся прочь, а туман, как живой, цепляется за ноги, пахнет аммиаком, сероводородом и ещё непонятно чем.

Мы бежим, словно за нами мчится сама смерть, но может, так оно и есть. Лесное зверьё, так же уносит ноги, даже великолепный смилодон, с клыками как кинжалы, не обращает на нас внимания, он мощно раздвигает заросли, стремясь уйти от липкого тумана. Поведение у животных, как при пожаре, хищники и их жертвы бегут вместе.

Наконец мы оказываемся вне зоны клубящегося тумана, останавливаемся и пытаемся отдышаться.

- Что это было? - прислонился к дереву и вытирает пот один из охотников.

- Ловушка для дураков, - князь Аскольд беззвучно смеётся.

- Что же нам делать? - Семён успокаивает подвывающего от страха Игорька, - здесь столько хищников.

- Мы сейчас в зоне, где нет тумана и нет зверей, относительно безопасное место, - сейчас я полностью уверен в своей правоте.

- Никита, а не может быть так, существа из тумана в состоянии некоторое время обходиться без своего болота и выпрыгивать, словно лягушки на сушу, - резонно замечает Аскольд.

- Всякое может быть.

- Тогда я спокоен, ночь досыпать никто не будет, - улыбается Аскольд, он садится у толстого ствола, раскладывает стрелы, лук кладёт на колени. Я присаживаюсь рядом, повторяю те же операции. Охотники располагаются полукругом от нас, выставляют копья. Семён с мальчиком, рядом с нами, его лицо словно окаменело, ни тени страха, дубину держит так, что слышится хруст в суставах.

Так мы сидим, словно оцепенев, до боли в глазах вглядываемся в ту сторону, где клубится туман. Я чувствую, твари выползли из пропасти и сгрудились у кромки тумана, переползают с одного места на другое, ощущаю их почти физически, тревога растёт в геометрической прогрессии, мне страшно, кажется, среди полчищ, есть существа, которые могут пройти за туман - орда ждёт их.

Напряжение растёт, пространство вокруг словно сгущается, даже ветер не шумит в листве, звенящая тишина, как в немом кино.

В метрах ста от нас, стелются между деревьев клубы тумана, а в нём угадываются очертания бесформенных тел и вспышки света от глаз, словно автомобильные фары в тумане.

- Кто же они такие? - скрипит зубами Семён.

- Чужие, - глухо говорю я.

- Как в тех фильмах? - в голосе звучит беспомощность.

- Хуже, химеры.

Запах аммиака ослаб, видно процессы для его выработки не безграничны. На наше счастье, туман отступает и с ним, вся потусторонняя мерзость. Но мы преждевременно радуемся. Внезапно из зоны тумана выдвигаются грузные фигуры. Они стоят на передних лапах и смутно напоминают уродливых, с раздутыми грудными клетками, людей. Вокруг них колышутся коконы из ядовитого газа. Их глаза тускло светятся, они невнятно бормочут, взмахивают толстыми руками, словно отгоняя мух и вдруг, лучи света исходящие от их глаз останавливаются на нас.

Словно кто дал им пинка в зад, они шлёпают по земле с невероятной скоростью, но наши стрелы оказываются проворнее, с чмоканьем врезаются в чужеродную плоть и те, без криков боли, валятся на землю, а их коконы растворяются как мираж.

Так мы заваливаем трёх монстров, остальные благоразумно отходят под свою атмосферу. Вновь возникает тишина. В лагере врагов мигают огни, словно те обсуждают поражение, с таким отпором сталкиваются впервые.

Мы стоим готовые ко всему, вряд ли, они, успокоятся, наверняка козыри приберегли напоследок. Так и есть, орда приходит в движение, огни прыгают в разных направлениях. И над туманом, поднимается настоящее чудовище, огромное, глаза как прожекторы, тяжёлые руки свисают до земли. Зеленоватый газ клубится вокруг тела, но никак не может замкнуться над массивной головой.

- Ага, - кричу я с радостной злостью, - не получается! - максимально возможно оттягиваю тетиву, тяжёлая стрела несётся как молния и вязнет в щеке. Чудовище выдыхает клубом аммиака, лениво её смахивает и делает уверенный шажочек.

Ярость обуяла меня, выхватываю у одного из охотников копьё, бегу навстречу гиганту. Удушливый смрад из аммиачных смесей едва не губит меня, дыхание перехватывает, но успеваю запускаю копье в морду великану и попадаю в шею. Монстр взвывает, с поспешностью выдёргивает копьё, опускается на четвереньки и судорожно вдыхает спасительную для себя ядовитую смесь.

Почти без сил возвращаюсь к друзьям, лёгкие невыносимо болят от ожога, кашель раздирает нутро, силы оставляют, трудно будет вести бой, но ... клубы тумана ползут назад в разлом, а с ним и все нечисть.

Мы потрясены, с подобным не встречались даже во снах. Кстати, о сне … я смутно припоминаю его обрывки, но сложить из них единую мозаику не получается, но уверен, он напрямую связан с развернувшимися событиями. Неожиданно вспоминаю старика, взмахивающего бутылочкой с ядовитой газом … аммиак – странное совпадение. Я застонал, обхватил голову, Аскольд и Семён всполошились, но я поднимаю на них взгляд: - Теперь понятно, почему мы здесь. Нам предстоит сразиться с этими монстрами, пока они не накопили достаточно сил. Мы те, кто спасёт будущее человеческой расы.

- Бред, - не сдерживаясь, фыркает Аскольд.

- А разве не бред, что мы попали в доисторический мир, именно в момент появления этих тварей? Разлом образовался сравнительно недавно, разве с этим ты не согласен?

- И кто нас сунул в прошлое? – Аскольд в раздражении теребит бородку, а глаза как у кобры.

- А я знаю … наверное те … кто … - я повёл глазами наверх, получилось столь глупо, что даже Семён хмыкнул, а Аскольд ласково посмотрел на меня: - Ты сильно устал, Великий князь, попробуй поспать, а мы будем рядом.

- Но как-то мы попали в прошлое?! – возмутился я.

- Вероятно, какое-то не достаточно изученное физическое явление, - задумчиво говорит Аскольд. – Я даже могу допустить, что прошлое, будущее и настоящее находятся рядом и это обычная физика полей, которую мы пока не знаем, произошла аномалия, и настоящее проникло в прошлое … но чтоб кто-то, специально, сунул нас сюда для уничтожения паразитов … хотя, - мой друг задумался, сплёвывает и сознаётся: - Нет, я пока, ничего не понимаю, а размышлять мой мозг не хочет, хоть ты тресни!

Сибиряки загоготали, весело им, а мне нет - у разлома клубится зелёный газ, в противоестественном тумане возникают непонятные формы. Кто-то, упираясь на толстый хвост, приподнялся на задние лапы, его малюсенькие передние конечности выглядят гротескно, совсем как у тираннозавра, но морда, саблезубого тигра. Затем прополз скорпион и, неожиданно взлетел, трепеща прозрачными крылышками, но, глотнув чистого воздуха, поспешно нырнул в зелёное марево. Появляется человек, но вместо головы крутится мокрый пузырь. Из щели выползла старуха, в её черепе единственный глаз, она спотыкается, он выпадает и скатывается в пропасть разлома, старуха с воплем прыгает вслед.

Меня передёргивает от отвращения, даже толстокожие сибиряки притихли, Прелый усиленно крестится, а Арсений Николаевич бормочет под нос, что-то отдалённо напоминающее молитву, затем с гадливостью сплёвывает в сторону зёлёного тумана и глухо произносит: - Какие-то нестабильные формы, они словно что-то изобретают, каких-то химер.

Я покосился на него, а ведь похоже на то, паразиты из космоса пытаются изготовить монстров способных жить в нашем воздухе. Я содрогнулся, представив, что эти твари выберутся из зоны своей атмосферы и станут разгуливать по поверхности, забредут в лагерь и начнут пожирать людей: - Во что бы то ни стало, их надо уничтожить, - с мрачной решимостью говорю я.

- Но как? Эту проклятую трещину не зароешь, слишком большая, да и там, наверное, пещеры, где живут эти паразиты, чем-то их запечатать надо, - резонно замечает Аскольд.

- Раз мы здесь, нам суждено их остановить, - твёрдо говорю я.

- Мы сами не совсем приспособились, а ещё каких-то монстров изводить, - с сомнением теребит бородку Аскольд. – Может ну их, пусть сидят здесь, просто близко не будем подходить.

- Не узнаю тебя, - я с удивлением посмотрел на Аскольда, - в глазах какая-та нерешительность.

- Это так, - соглашается мой друг, - я даже не представляю, с какого боку к ним подлезть.

- А знаешь, - я внезапно вспоминаю ручей, льющийся в трещину, мы их затопим.

- Каким образом? – Аскольд без усмешки смотрит мне прямо в глаза.

- Тот ручей.

- Он слишком мал, - отрицательно поводит головой мой друг.

- А по течению запруду изготовить, набрать целое озеро и спустить на этих тварей.

- О, как! – удивляется Аскольд.

- Правильно! – поддерживает меня Семён.

- С этим мы поможем, опыт по изготовлению дамб мы имеем, - с удовольствием кивает Арсений Николаевич.

- Всё это, конечно, хорошо, но сначала надо обжиться, и лишь потом решать такие глобальные задачи, - со скепсисом произносит Аскольд, но сразу добавляет: - А это идея, её стоит обдумать … будем делать ловушку для химер, вода запечатает их ходы … по крайней мере, на некоторое время.

Мы замолчали, каждый размышляет о своём, а впереди маячит буро-зелёная дымка, она совсем поблекла, монстры заползли обратно в разлом. Вполне возможно, пришельцы боятся прямых солнечных лучей, это ещё один наш козырь.

Затрещали сороки, подул свежий ветер, полностью растворяя остатки чужеродной атмосферы, забрезжил рассвет, грязно-зелёный купол нехотя всасывается в огромную щель в земле - в эту ночь мы выжили.

Гл.10.

Рассвет быстро наливается силой. На болоте развеселились лягушки, появляются разноцветные стрекозы, как в трансе бьёт головой дятел - всегда удивляюсь, как они не зарабатывают сотрясение мозга - вдали трубят наши друзья, степные мамонты.

Разлом, не вяжется с прекрасным миром. Как он возник? И ... почему нас выбрали для столь непростой миссии? Вопросы есть, ответов нет. Что-то крутится в голове, но не как не могу ухватить мысль. Одно точно знаю, ненавижу аммиачных существ и уязвимы они, по крайней мере, на данном этапе.

Оглядываю группу, люди спокойные, тревоги от пережитых событий нет. Охотники опираются на копья, тихо переговариваются. Семён снимает рубашку, изготавливает из неё нечто похожее на юбку и пытается одеть её на мальчика. Игорь с удивлением таращится на сероглазого верзилу, не понимает, зачем ему это нужно, но не сопротивлялся, в результате вскоре стал походить на хулиганистого мальчугана, а ещё он пытается стать на ноги и пробует ходить - охотники фыркают со смеху, Семён радостно обнимает ребёнка, даже невозмутимый и несколько скептичный Аскольд теплеет лицом.

Немного приводим себя в порядок и двигаемся из леса. Под ногами прыскает грязная жижа, хочется пить, срываю кислые ягоды, пытаюсь освежить рот. Игорёша слизывает росу с листьев, тоже страдает, а князь Аскольд, мимоходом смачивает о росу носовой платок и выжимает воду в рот. Хитрец. Можно самому попробовать, но с собой платок не взял, а использовать, что-то из одежды, весьма запылённой, не хочу, так и тащусь, изрядно изнывая от жажды.

Наконец выходим из леса, впереди, колышется трава, сбоку виднеются красноватые скалы - итог нашего маршрута, у подножья скал – пещеры, в одной из них, пока здравствует медведь - людоед.

В воздухе пахнет сыростью и грибами. Порыв ветра доносит слабый запах свежести, так пахнет водопад, разбрызгивая водяную пыль. Невольно глотаю тягучую слюну, хочется мчаться сломя ноги, но там бродит страшный хищник, пока не выпустим из него кишки, о воде думать не стоит. А над скалами парят стервятники, здесь, для них, всегда найдётся трапеза.

- Никита, глянь, - я слышу голос Аскольда.

- Что там?

- Медведь кору содрал.

- Где? - оглядываю я дерево.

- Смотри выше … ещё выше. Сдаётся мне, этот медведь больше белого на две головы, повозимся с ним, - князь остервенело, чешет куцую бородёнку.

Задираю голову. На высоте свыше четырёх метров пластами содрана толстая кора - тихий ужас мягко опускается на плечи.

- Больше тонны, - радуется князь. - Копьями не убьём, соображать нужно.

- Вот, что скажу, - кашляет в кулак Арсений Николаевич, - вы все далеки в понимании, насколько непредсказуем и опасен медведь людоед. Князь правильно заметил, копьями не убьём, думать нужно, ловушку сооружать следует, брёвнышко с заточенным концом. Медведь, безусловно, начнёт, обходить свою территорию, здесь и нужно ставить. Да и приманку желательно настроить, потрошка, кишочки … лучше подраночка - на живца хорошо пойдёт.

Я быстро соглашаюсь: - Ловушку ставить немедленно.

Князь Аскольд с Арсением Николаевичем и Прелым, пошли добывать подранка и еду заодно. Я отдаю бразды правления безусловным профессионалам и впрягаюсь в изнурительную работу. Два часа спиливаем подходящее дерево, ещё больше времени пошло на обтёсывание от ветвей и придания конусообразной формы. Затем вставляем острейший кусок обсидиана и с первой частью справились. Успеть бы до вечера, мелькает паническая мысль, но мужчины абсолютно спокойные и я слегка расслабляюсь. А вот Аскольда, что-то не видно, честно говоря, меня это весьма беспокоит, даже о жажде и о голоде призабыл.

Князь с охотниками появляется неожиданно, я уже думал идти на их поиски. В шкуре полосатого зверя они волокут истерзанную тушу кабана. Там же громоздится груда мясистых, вытянутых плодов, от предчувствия, что они сочные, плывут мозги. Охотники сбрасывают тушу на землю, Арсений Николаевич, кашлянув в кулак, обтирает ладонью обветреннее лицо, вздыхает: - С подранком не получилось, извели немало зверья. Иные убегали, другие быстро дохли, с последним вроде повезло, кабану пробили хребет, обездвижили всю заднюю часть, так, молодой смилодон пожаловал. Вначале нас отогнал как конкурентов, догрыз кабана и поволок в чащу. Прелый обиделся, я с князем поддержал его праведный гнев. Выследили киску и порвали на части, только шкура осталась, да зубы, - он швыряет на траву два кинжаловидного клыка, а я замечаю у старого охотника кровь на боку и изодранную одежду - надо перевязку сделать, не то нагноится.

- Но главное, - улыбается Аскольд, - набрели на дерево в болоте, всё в плодах, внутри чистейшая вода, холодная … налетайте!

Воистину, настоящий подарок судьбы! С наслаждением булькаем из плодов как из бидонов, люди оживляются, воды на всех хватает. Семён, по своему обыкновению, напоил сначала Игоря, лишь затем сам пьёт, а ведь я предполагаю, мой друг от жажды едва сознание не теряет.

С их приходом работу решили приостановить. Разжигаем костёр, печём мясо, наедаемся от пуза, вновь испиваем водицы. Отдыхаем с полчасика и впрягаемся в работу, а она пошла веселее и хорошо ладится. Очень скоро бревно подвешиваем между деревьев, осталось его оттянуть и положить приманку.

- Жаль, подранка не удалось добыть, - Семён видно переживает, что медведь не соблазнится убитым кабанчикам.

- А мы сделаем видимость, что он живой, - подмигивает мне Аскольд.

- Это как же, за верёвку будем дёргать? - удивляется сероглазый увалень.

- Нет, проще. Сделаем так, ты спрячешься за деревом и будешь подвывать, только не очень грозно, не то медведь испугается и дёру даст.

- Пошёл ты, князь, куда подальше со своими шуточками.

- Не обижайся, всё пойдёт, как задумали. Дорогу забросаем требухой, придёт на запах как миленький и найдёт свою смерть, сердешный. А мы будем наблюдать за процессом с того дерева, едва ли арктодусы умеют лазить по деревьям, немыслимо, чтобы гигант свыше тонны, карабкался по ветвям.

Оглядываю дерево, скептично хмыкаю. Конечно, я уважаю Аскольда, его профессиональные качества, но здесь он загнул. Ствол абсолютно ровный и лишь на высоте пяти метров в стороны расходятся мощные толстые ветви, образуя в сплетении весьма удобную площадку. Можно расположиться всей группой и ещё места хватит настолько же людей. Но верёвок достаточно длинных нет, лиану не забросишь, что-то друг фантазирует.

Князь, видит моё замешательство, улыбается: - Что стоишь, как одинокий тополь? Пойдём лестницу делать.

- Из чего? - глупо моргаю я.

- У тебя стрелы как дротики, мои тоже не маленькие, - Аскольд снимает лук, быстро натягивает, стрела жужжит, словно пчёлка и впивается в толстую кору, следом свистит другая, втыкается чуть выше, затем ещё одна. Я понял всё - лестница из стрел, в своё время, так североамериканские индейцы делали. Ай да молодец, ай да сукин сын! Я присоединяюсь к другу, очень скоро лестница готова. Затем Аскольд приволок длинную лиану, засовывает за пояс и ловко лезет по стрелам вверх, на одной из веток крепит лиану, и проблемы с подъёмом решены.

Охотники принялись благоустраивать жилище, таскают ветки, листья, траву и в нашем гнезде стало достаточно комфортно.

Приманку будем ставить, как стемнеет. Что бы ни привлекать ненужных хищников, кабанчика затаскиваем наверх. Удивительно, но у нас появилось свободное время, каждый тратит его по своему разумению. В основном народ отсыпается на дереве, безопасно и уютно. Семён учит Игоря ходить, князь с Прелым отскрёбывает шкуру смилодона, я же - прогуливаюсь вдоль леса. С недавних пор, замечаю, моё обоняние работает выше человеческого. Внюхиваюсь во все запахи, пытаюсь анализировать, кому они принадлежат. Настолько завела эта игра, что незаметно отхожу на приличное расстояние. Сам того не ожидая, оказываюсь у скал, где по нашему мнению обитает медведь арктодус. В нос неприятно стегает насыщенный звериный запах. Моментально опомнился, чуть не стучу по дурной голове кулаком. Что тут делаю? Зачем ушёл из лагеря? Желание быстрее удалиться правильное, но любопытство пересиливает. А если зайти сбоку, так сказать, оценить обстановку? Поднимаю лук, вкладываю стрелу, острый как бритва наконечник из обсидиана жизнерадостно засиял, глупый, он для арктодуса, словно канцелярская кнопка в зад.

Ясно слышится шум водопада, в воздухе витает водяная пыль, ноги сами ведут туда, но под теми нависшими скалами, логово хищника. На низкорослых деревцах отдыхают стервятники, безобразные голые шеи вызывают омерзение. В округе разбросаны кости животных, многие уже выбелены солнцем, а есть ещё с сырыми сухожилиями и запах, мягко сказать, не эстетичный. На почве виднеются широченные отпечатки зверя, на коре деревьев свисают клоки спутанной шерсти. Впереди логово людоеда, дрожь пронзает тело, но двигаюсь дальше. Стараюсь прижиматься к скалам, в надежде, если что, забиться в щель.

Серые, покрытые лишайниками, валуны разбросаны по всей округе. Скалы нависают над головой. Растения интересные - корявые, но довольно высокие изогнутые деревья все в розовых цветах, густая растительность похожа на пампасную траву, окружает их как ковёр. В щелях, между камней, сочится влага, а разноцветные ящерки шныряют то там, то здесь, пытаясь поймать шикарных бабочек, которые порхают над бесчисленными ручейками, лужицами и не знают, что за ними ведётся беспощадная охота.

Если б не медведь ходил бы сейчас с открытым ртом от восхищения, но цветочное благоухание густо смешивается с гнусным запахом разложения - вот бы всё вычистить и жить здесь.

Запах медведя преследует всюду, в любой момент ожидаю, вот из того нагромождения обломков скал появится злобная морда хищника, но я словно лунатик, мелкими шагами продвигаюсь вперёд. Взгляд рыскает по сторонам, в хаосе скал узнаю развалины древнего города. Внимательно осматриваюсь и анализирую, неожиданно передо мной открывается потрясающая картина - не природные скалы высятся вокруг, а когда- то обтёсанные блоки, острые грани хорошо прослеживаются, хотя основательно изъедены временем. Относительно их, камни Трилитона и глыба Южного камня в храме Юпитера, покажутся галькой на детском пляже. Что за боги высекали и когда? Очевидно не один десяток тысяч лет.

Теперь я определённо вижу древнейшие строения - мегалитические блоки организуют правильную архитектуру, узнаю в них когда-то величественные здания, стелы, памятники, даже фонтан. По невероятному стечению обстоятельств из него и теперь вылетают струи воды. Я потрясён, дух захватывает от былого величия. Что это за цивилизация, способная создать подобное?

Иду вдоль стены сложенной из тесно подогнанных друг другу блоков. На ней возвышаются каменные глыбы, очертаниями напоминают неведомых зверей. Да это же динозавры! У меня глаза округляются в удивлении. Неужели, жившие здесь люди, встречались с этими монстрами?

Словно турист брожу по древним улицам, сворачиваю в переулки. Всюду встречаюсь с глубокой древностью. Рот не закрывается от восхищения, о людоеде вообще не вспоминаю. Всё забыл! Я потрясён, с трепетом ощупываю потемневшие камни, я мечтаю что-то найти, увидеть нечто удивительное.

Вскоре ноги приводят к двум массивным блокам - ворота Титанов, как сразу я их окрестил. Они возвышаются в высоту метров на тридцать, а своды поддерживают базальтовые колоны. Ворота ведут вглубь горы, где рокочет водопад, веет холодом и сыростью, тьма пугает, останавливаюсь не в силах сделать шаг.

Низкое, утробное рычание застаёт врасплох, очень медленно поворачиваюсь, во рту мгновенно пересыхает, лоб в лоб встречаюсь с медведем - это настоящее чудовище, намного выше меня выше. Животный ужас охватывает меня, ноги становятся ватными, если арктодус решит мне отгрызть голову, я даже этого не замечу, в самых кошмарных снах подобное не снилось, мозг отключается, ползёт апатия, но всё длится мгновенье. В глубине сознания вспыхивает упрямая злая искорка, кровь по артериям расплавляется и как сталь в мартеновской печи и течёт по потокам, становится жарко, мир меняется, всё замедляется, сила бугрится в мышцах, я вспоминаю наставления моего друга Аскольда: «Если стрелять сбоку, надо чётко попасть в основание уха или же между ним и глазом, а если бьешь спереди, то прямо в глаз или между ними, если в угон – в соединение затылка с шеей, но чтобы стрела не проскользнула по холке».

Наблюдаю, как невероятно медленно, в оскале, открывается пасть, как поднимается, во взмахе, тяжёлая лапа со страшными когтями. Вот она движется к лицу, но я легко ухожу в сторону, натягиваю лук. В изнеможении скрипит толстое дерево, ещё чуть-чуть и лопнет тисовый лук, я жалею его и отпускаю стрелу, взглядом провожаю полёт. Стрела легко пронзает глаз чудовища и, медленно вгрызается в глазницу, с хрустом раздвигает сочленение из косточек и решительно входит в мозг - миллиметр в сторону и зверь лишился б только глаза, а я жизни, но это тот, единственный случай из миллиона, когда неслыханно везёт дилетанту, словно кто-то направил мою руку.

Как в замедленных съёмках медведь вздымается на дыбы. В это мгновенье выпускаю ещё одну стрелу, она впивается в грудь, затем выпускаю другую, наверное - с десяток. Все они застревают в арктодусе как в подушечке для иголок, но лишь самая первая была смертельной. Медведь заваливается на спину, взгляд единственного глаза становится беспомощным, он впервые столкнулся с такой болью. Гигант падает на землю, груда камней взметнулась в разные стороны, в последних конвульсиях он раскрошил лежащие рядом осколки каменных глыб и затихает умиротворённый во внезапной смерти и дух его воспарил в медвежью страну … если такая есть.

Мир блекнет, принимает прежние очертания, вновь слышу шум водопада и своё дыхание. С удивлением смотрю на поверженного гиганта, не могу поверить и оценить случившееся.

В смущении прихожу в лагерь, мне крайне неудобно за то, что оборвал надежды товарищей на схватку со зверем, все их приготовления оказались напрасными. Я их прекрасно понимаю, как тяжело осознавать мужчинам, что цель, к которой они тщательно готовились, завершилась несколько иным образом.

В лагере тихо, на дереве посапывают охотники, князь Аскольд закончил выделку шкуры, развесил сушиться. Семён с Игорьком затеяли весёлую игру, мальчуган изображает из себя ужасного волка, а великовозрастный увалень - толстую свинью - получается весело, невольно улыбаюсь. Подходит Аскольд, внимательно смотрит на меня, от его взгляда не ускользает то, что стрел в моём колчане почти не осталось.

- Хорошо поохотился? - осторожно начинает он.

Краснею, в великом смущении опускаю глаза: - Так, прогулялся … случайно оказался у пещер - там древний город, случайно столкнулся с медведем и случайно убил его, - говорю я чистую правду.

У Аскольда поехали в сторону глаза: - Что вы, простите … случайно сделали?

- Того … медведя завалил, - я заикаюсь и краснею.

- Медведя завалил?!

- Он лежит у ворот, а внутри горы, водопад.

Князь садится на землю: - И на хрен мы столько людей гнали, пошёл бы сам.

- Да говорю же, случайно! - раскаяние едва не вызывает слёзы.

- Никита, ты чудовище, - серьёзно изрекает Аскольд, - как хорошо, что ты мой друг.

Он смеётся, но в глазах жёсткость, бородка по-боевому топорщится в разные стороны.

Семён слышит, о чём мы говорим, мигом оказывается рядом.

- Не шутка? - спрашивает он и улыбается как ясно солнышко. – Здорово, теперь можно и по домам!

Аскольд с недоумением смотрит на Семёна: - Ты, кажется, не понял, он в одиночку убил зверя больше тонны весом, это нонсенс! – и оборачивается ко мне: - Каким образом тебе удалось, ведь это не реально!

- Почему же, ты сам мне объяснил куда стрелять, - мне и лестно и непривычно от такого внимания всегда невозмутимого Аскольда.

- Неужели запомнил? - он задумчиво пригладил бородку. – Но, одно дело знать куда стрелять, а на практике этого не бывает, при такой массе зверя, отклонение в миллиметр, одно и тоже, что ты промазал. Ты куда стрелял?

- В глаз.

- Место уязвимое, но здесь нужна исключительная точность, - Аскольд смотрит на меня как на сверхъестественное существо, я даже ёжусь под его взглядом, типичный аспид, какое правильное прозвище.

- Шкуру надо снять, - я выдыхаю из себя воздух и внезапно вспоминаю зверя во всей красе, его рёв и слюнявую пасть, мне становится дурно, и едва удерживаюсь на ногах.

- Это дело, - соглашается князь, поднимает голову: - Подъём, бездельники! - гаркнул он.

Охотники молниеносно оказываются на земле. Аскольд прошёлся мимо них, в глазах лукавство: - Бревно снять, приманку в мешок, идём снимать шкуру.

- Чью? – удивлённо спрашивает один из молодых охотников.

- Можно и твою, но лучше с арктодуса.

- Сначала убить его надо, - настороженно произносит Палёный, а Арсений Николаевич напрягается, метнул взгляд на меня, затем с вопросом смотрит на Аскольда.

- Он … ты правильно определил, - усмехается князь.

- Это невозможно, - охотник опускает взгляд.

- Великий князь Никита, действительно убил медведя … порвал как тузик грелку, - Аскольд искренне веселится, его забавляет потрясение людей, - а точнее, попал прямо в глаз и пробил мозг.

- Невероятно, - пробормотал Арсений Николаевич, а Палёный перекрестился, охотники с суеверным ужасом смотрят на меня, а я сплёвываю, чтобы разрядить обстановку.

- Медведь мёртв, он лежит у пещер, снимем шкуру, осмотрим город, и миссия на этот раз закончена.

- Город?

- Развалины, - уточняю я.

С трепетом входим в город. Мои спутники не менее меня ощущают восторг от былого могущества империи колоссов, он и сейчас производит невероятное впечатление, сложно даже представить мир людей живших здесь. Огромные сооружения непостижимым образом вписываются в окружающий ландшафт с непонятной лёгкостью и гармоничность. Исполинские блоки, давно разрушенных зданий, стоят на земле твёрдо, основательно, словно появились здесь с тех времён, когда образовалась Земля, буйная растительность, как зелёное пламя, облизывает тёмные камни.

Стервятники срываются со своих мест, освобождая уставшие ветки, стайка певчих птиц оккупировала деревья в розовых цветах и теперь заводят нежные трели.

- Здесь будет наш город, - уверено говорю я.

- Да, место достойное, - соглашается Аскольд.

Мы подходим к воротам Титанов. Арктодус лежит за колонной, огромный как всё здесь - бывший хозяин развалин, но нарушил закон, напал на людей и мёртв, комок подкатывается к горлу. Почему, мне жаль его? Может он просто жертва в чьей-то игре, игре богов?

Князь Аскольд в оцепенении стоит у поверженного гиганта, я никогда не видел его таким. Он поворачивается ко мне, лицо бледное: - Истинно! Ты Великий князь, жизнь за тебя отдам, Никита Васильевич.

Обнимаю его: - Прежде всего, ты мой друг, не хотелось, чтобы ты проливал за меня кровь, но поверь, в случае необходимости и я не пожалею её ради друзей.

Люди окружают зверя, в глазах почтение - нельзя иначе относиться к таким существам.

Семён стоит в стороне, удерживает рвущегося в бой Игоря. Мальчик скалит зубы и рычит почти по-взрослому, никакого уважения к поверженному гиганту.

Охотники удивлённо разговаривают друг с другом, искоса бросают взгляды в сторону моей персоны, для них загадка, как мне удалось одолеть зверя, да я и сам потрясён и до сих пор не верю, что людоед мёртв, а я причина его смерти.

Ворота Титанов словно приглашают войти в величественный зал пещеры, может, она рукотворна, но сейчас обросла сталактитами и сталагмитами. Со стен свисают сказочной красоты каменные сосульки, покрытые лунным молоком разных оттенков цвета, от белого как снег, до оранжевых, почти красных. Сталагмиты покоятся в самых необычных местах пещеры. Исходя некоторой доли воображения, напоминают сказочных троллей и причудливых зверей. Пол пещеры ровный как бильярдный стол, чистый и влажный. Свет от ворот проникает далеко в пещеру и поэтому в глубине виден силуэт прекрасного водопада в снопе серебристых искр. Вода низвергается вниз мерным рокотом, попадает в круглый бассейн, и вытекает из него, образуя подземную реку, бурлящим потоком, уносясь вглубь, теряясь в угольной темноте.

На удивление нет летучих мышей, лишь изредка залетают дикие голубки, поближе к свету, у них гнёзда.

Оставив охотников заниматься разделкой туши медведя, я зажигаю факел и с замиранием сердца двигаюсь вглубь пещеры. Меня сопровождают князь Аскольд и Семён со своим малышом.

Первым делом подходим к водопаду, вблизи он смотрится ещё прекрасней. Умываемся в бассейне, пьём ледяную сводящую зубы, но такую вкусную воду. Игорь, не обращая на испуганные протесты Семёна, со щенячьим визгом плюхается в бассейн и довольно сносно плывёт, загребая руками как заправский пёс. Пришлось подождать мальчика, пока выкупается. Он долго не плавает, выбирается, как волчонок отряхивается и пытается облизать хмурого Семёна. От тельца малыша идёт пар, а он совсем не озяб, сказывается закалка, приобретённая в суровых условиях жизни с волками. Интересно, научится он говорить?

Река, клокоча, выбрасывая вверх пену, шумно бежит вдоль стен, а выше виднеется нечто похожее на широкую дорогу, извиваясь, она идёт между сталагмитов вверх, это древняя дорога, скрытая многочисленными известковыми наслоениями. От моего глаза не скрываются оплывшие каменные перила, едва заметные ступеньки, когда то, много тысячелетий назад, по ним сновали люди.

Сто метров идём по лестнице вверх вдоль зала, затем входим в подземную полость, круглый туннель десять на десять метров, он также идёт вверх, но по плавной спирали, напоминает винтовую лестницу. С каждым шагом становится всё суше, холодный ветер дует в спину, хочется быстрее завершить маршрут, а ещё мучаюсь в догадках, куда мы придём, что увидим.

Натыкаемся на четыре ответвления, они идут в разных направлениях, один вверх самый широкий, два вниз, один перпендикулярно в сторону - только камня с надписями не хватает: "налево пойдёшь ..." - я призадумался.

- Наверх, только наверх. Будет время, и до тех ходов дойдём, чудится мне, там лабиринты круче, чем у Минотавра, - князь Аскольд подталкивает меня к лестнице ведущей вверх.

- А там, что? - не ожидая ответа, спрашиваю я.

- Выход на верхнее плато, - уверенно произносит Семён.

- Может и так, - соглашаюсь я, наблюдая за Игорем. Мальчик обнюхивает все направления и останавливается у верхнего туннеля, звериное чутьё, штука надёжная.

Уже за следующим поворотом видим тусклый свет. Принюхался. Ощущаю свежесть большой воды, опасности вроде нет, запахи живых существ отсутствуют. Ускоряю шаг, и нас, словно выносит на огромное пространство - перед глазами необъятных размеров плато, в центре лениво шевелит прозрачными волнами озеро, край которого сливается с горизонтом, неприступные остроконечные скалы закрывают плато со всех сторон.

- Вот это да! - восклицаю я.

- Сколько воды, сверкает словно огромная капля росы! - пискнул сероглазый увалень.

- Здесь наш народ будет в полной безопасности, - просиял лицом князь Аскольд.

- Как красиво, - задумчиво соглашаюсь я, - действительно, озеро искрится, словно капля росы на лепестке розы. Пусть оно будет называться в честь моей Лады, - от сентиментальности я едва не прослезился.

Аскольд посмотрел на меня, усмехнулся: - Ты нашёл этот мир, тебе и карты в руки … а что, озеро Лады, вполне звучит.

Игорек носился по бархатной траве и пытается ловить стрекоз. Затем лезет в воду, но с рычанием выскакивает, большая рыбина плюхнула хвостом по поверхности, удивлённая незваным гостям.

По левую сторону от озера, у подножья скал растёт красивый лес, в нём выделяются роскошные гинкго, а по правую сторону расположились террасы с хорошо сохранившимися постройками - сложить крыши и готовое жильё.

Подходим ближе, дома конечно достаточно древние, но не такие, как внизу. Народ, что здесь жил, покинул их, в лучшем случае, тысячу лет назад. Это не те, грандиозные монументальные сооружения, что внизу, но тем самым ближе нам по духу. Здесь нет тех каменных колоссов, в которых можно потеряться несколько пришибленные их мощью, всё по-домашнему: одноэтажные дома, дворики перед ними, улочки, заборчики, площадь в центре, заросшая буйной зеленью, выход к озеру, сохранились каменные блоки пристани. Когда-то гладь озера рассекали деревянные суда, ловили рыбу, торговали с соседями. Странно только, это меня беспокоит, куда делись люди? Природных катаклизмов не видно, разрушений нет, словно люди, в один из дней, встали и в одночасье покинули эти места.

Семён с горящими глазами тыкается то в один дом то в другой, затем начинает проводить археологические изыскания, Игорёша с усердием помогает разгребать землю, он считает, что это новая игра. Вскоре они нагребли целую гору ярко рыжих черепков, один не разбитый кувшин и горсть бронзовых монет. Мы с интересом склоняемся над находками. На оплывших от времени монетах просматриваются профили царей или героев, сценки из охот и сражений, контуры парусных судов и необычных животных. Семён, не раздумывая суёт монеты мне в руки.

- Это, что, взятка? - смеюсь я.

- Это принадлежит государству, - важно изрекает друг и раздувается от гордости как индюк.

- Вот и таскай сам, - усмехаюсь я.

- Он прав, - серьёзно замечает князь Аскольд, - необходимо определить перечень вещей, которые должны принадлежать государству и, естественно их не отбирать, а изымать за вознаграждение - это будет правильно.

- Тебе виднее, ты у нас отвечаешь за законность, тебе флаг в руки. Вот только, о каком может идти речь вознаграждении, если его у нас нет, мы голы и босы.

Князь хмыкает в тощую бородёнку: - А найденная нами долина, дома, которые отдадим в пользование, мы невероятно богаты, Никита!

Не хочу прощаться с затерянным краем в первобытном мире. Скалы, охватывающие в кольцо чудный лес и кристально чистое озеро, не пропускают холод и сильный ветер. Тишина и спокойствие окружает древние строения, ощущение, словно время, покинуло это место.

Прогуливаюсь вдоль озера, мои друзья следуют за мной. Трава мягкая как бархат, аромат трав приятно щекочет ноздри, множество мелких птиц выводят милые трели, стервятники не заглядывают сюда.

- Эту землю нам даруют Боги, здесь вырастит город, и назовём его Град – Растиславль, - в задумчивости произношу я и вспоминаю Росомаху.

Князь Аскольд преклонил колено, Семён упал на два колена, даже Игорь ощущает важность момента, звонко рычит и эхо зашелестело в скалах как серебряные монеты.

В озере, лицо омываю свежей водой, делаю пару глотков, невероятное ощущение, словно вновь родился! Мои друзья повторяют процедуру, они испытывают те же чувства, что и я.

С сожаления веду друзей в обратный путь. Минуем развилку ходов, любопытство затягивает, мерещится - там тайна, но не сейчас. Спускаемся к водопаду, охотники уже сняли шкуру медведя, скатали как ковёр и умываются в водах подземной реки, увидев нас, поднимаются, вкратце рассказываю о земле, что открыли - у них загораются глаза. Выражают желание подняться к озеру и поглядеть самим на чудный мир, но я считаю, что важнее идти в лагерь, все сроки возвращения вышли, в любой момент могут выслать спас группу, а это, совсем некстати.

Так как арктодус был людоедом, мы выкидываем его мясо к окраинам леса, себе оставляем огромные клыки и страшные когти, я хочу из них сделать несколько украшений, а может, они послужат знаками отличия.

На удивление быстро подходим к обрывам. Охотники идут сзади, несут шкуру, а она и без мяса неподъёмная, поэтому мы первые ступаем на родную тропинку, ароматный дымок от коптильни, приятно щекочет ноздри, слышатся голоса, сердце щемит от предстоящей встречи с родными. Сбегаем вниз, мне не терпится сообщить о своей победе, как триумфаторы входим в лагерь - у забора скопилось много вооружённых людей, первым нас увидел Анатолий Борисович: - Необычный ребёнок, - с интересом смотрит он на Игоря.

- Волчий приёмыш, дитя этого мира, - сообщаю я, - подобрали на месте схватки неандертальца с волками, пришлось взять, иначе погиб.

Анатолий Борисович обнимает меня и Аскольда, а в глазах тревога: - Собирались людей организовывать на ваши поиски, вы, маленько, задержались. Ночью чужие люди приходили, что-то вынюхивали, высматривали, думаю, вынашивают не совсем хорошие планы по поводу нас, выправка военная, похоже - спецназ. Я усилил охрану, очевидно, скоро пожалуют не прошеные гости.

- Срочно укрепляем забор … и нам надо готовиться к переселению, - я мрачнею, неприятности не заканчиваются.

- К какому переселению? - удивляется тесть.

- Мы нашли великолепное место, неприступное для врагов, достаточно близко, там раньше стоял древний город, стены сохранились.

- Хорошо, это очень кстати.

- Это в том краю, где было логово медведь, - продолжаю я.

- Да, да, медведь, - мне кажется, тесть несколько смущается, - вижу, осечка у вас с ним вышла, но всё наладилось, Игнат убил людоеда, в лагере праздник, он сейчас герой.

- Как Игнат? - у меня челюсть со скрипом выдвигается из суставов и заклинивается.

- Ночью на склонах услышали возню, он взял людей, и очень скоро притащили зверя. Животное даже больше бурого медведя, тощий, шерсть чёрная, когти просто громадные, но на концах тупые, на морде губы, вытянутые и толстые - очень необычное животное.

- Всё ясно, этот зверь муравьями питался, - хмыкает Аскольд,- я знаю этих животных. Из рода губачей, безобидные как хомячки.

- Значит не людоед?

- Людоеда убили мы, шкура сейчас принесут,- с грустью отвечаю я, мне неожиданно становится жалко Игната, представляю, какой для него будет облом, когда узнает, с каким зверем они вели яростную схватку, это всё равно, что вести корриду с коровой, которая всё время пытается убежать.

- Я то, всё думал, кого он мне напоминает? А ведь точно, это губач! – просветлел лицом тесть.

Внезапно из поворота вылетает Ярик и повисает на моей шее: - Папа, как хорошо, что вы здесь, мама плакала, переживала, что тебя медведь загрыз. Как хорошо, что дядя Игнат убил людоеда. Мы все так переживали, а дядя Игнат такой герой, он до сих пор рассказывает, какой бой произошёл, как медведь рычал, кидался.

Не успев моргнуть и глазом, а я уже стою в окружении родных: Ладушка меня целует, в глазах слёзы; мать и тёща всхлипывают; у Яны горят глаза; Светочка, как обычно, сурово отчитывает папаню за долгое отсутствие; Олеся уткнулась в плечо Семёну.

Игорёк пугается такого количества людей, отступает к стене и таращит глазища. Девочка первая его видит, отрывается от нравоучений, смело подходит к мальчику: - Новенький?

Игорёша негромко рыкнул.

- Вот здорово! У тебя зубки как у лисёнка, - развеселилась девочка. - Ты не рычи, лучше скажи, как тебя звать.

- Игорем, - присаживается рядом Семён, - его волки вырастили.

- Волки? - округляет глаза Светочка. - Ага, вот, почему у него такие зубки. Давай дружить, Игорь, - она протягивает ладошку. Видя, что тот мешкает, сама берёт его за руку. Мальчик пытается дернуться, но неожиданно веселеет и сам берёт её за другую ладошку.

- Теперь мы друзья, - серьёзно заявляет девочка. Она бесцеремонно обхватывает за плечи и ведёт знакомиться с другими детьми.

Улыбаюсь, отлично знаю, наша Светочка его в обиду не даст.

В лагере шум, суета, на скале распростёрт безвинно убиенный медведь-губач, так некстати забредший к людям. Я проникаюсь состраданием к зверю, радует одно, мясо можно закоптить, изрядно продырявленную шкуру пустить на хозяйственные нужды, только огорчает, животное тощее, ценного жира нет.

Игнат, хозяин положения, замечает меня, искренне радуется, даже подмигивает. Он стоит в окружении крепких мужчин, раньше их не видел. Среди них выделяются два атлета. Они стоят отдельно от других людей, лица простодушные, но как говорится: «не смотрите, что мы так косо повязаны». Где-то их видел. Ага, вспомнил! Это братья близнецы Храповы, чемпионы мира по боям без правил. Надо же! С интересом и уважением окидываю их взглядом, но получилось бесцеремонно. Братья снисходительно улыбаются в резко очерченные скулы. Бойцы! Привыкли побеждать. Вообще, людей на площадках скопилось так много как на городском пляже в выходные дни. Как кстати найденный нами город.

В наше отсутствие дисциплина резко упала, вблизи бассейнов и у лучших мест расположились крепкие ребята, а все остальные - на задворках. Князь Аскольд ухмыляется, его это забавляет, Семён недовольно сопит, так же просёк перемены.

- Как прогулка, племяш? - приветливо спрашивает Игнат. Меня коробит его фамильярность в присутствии чужих людей. - А мы, видишь, тоже без дела не сидели. Хороша зверюга? Жаль мясо есть нельзя.

- Почему же? - корчу я тупую рожу, прекрасно понимаю, что имеет ввиду мой дядя.

- Людей кушал. В его мясе человеческие останки.

- Игнат, - я в упор смотрю на него, - ты хоть сам веришь в то, что говоришь?

- На, что намекаешь, племяш? - добродушное лицо искажает злость.

- Великий князь намекает на то, что это корова, а не медведь. Как его знают? - спрашивает Аскольд у моего тестя.

- Медведь-губач, ведёт ночной образ жизни, ест муравьёв, даже в гневе боится своей тени, - ехидно встрепенулся Анатолий Борисович, - но, могу поздравить с трофеем, обнаружить губача сложно, он всегда старается улизнуть от человека. Что поделать, не боец, - продолжает он, безжалостно буравя взглядом моего зарвавшегося дядю.

Суровые люди Игната шевельнули копьями и вопросительно смотрят на него, ждут приказаний. Один из близнецов демонстративно зевает, обнажая два ряда великолепных зубов, другой присматривается к Аскольду, как профессиональный боец он оценил его замаскированные мышцы, уверенный взгляд крупного хищника, а подобные ему всегда чувствуют друг друга, на лице появляется понимающая улыбка, волки всегда знают, где их вожак.

Мне обидно за Игната, власти хочет, вот дурак, это такое тяжкое бремя, я вздыхаю. Князь Аскольд с сочувствием смотрит на меня, понимает, как непросто идти на конфликт с родным человеком, он выступил вперёд: - Вы люди новые, поэтому разъясняю ситуацию, Никита Васильевич Великий князь, мы все подчиняемся ему и Игнат в том числе. Игнат Фёдорович, я правильно формулирую мысль? - князь Аскольд смотрит в его сторону и мне кажется - ещё секунда и раздуется вокруг шеи капюшон королевской кобры - взгляд холодный, змеиный, мгновение и произойдёт смертельный бросок, не просто так, кто-то дал ему прозвище - Аспид. Игнат совсем не дурак, обстановку оценивает молниеносно, он кривит губы: - Кто спорит, зятёк, все видели его корону на плече, я счастлив и горд, что мой племяш - Великий князь,- напоследок он всё же язвит. Совсем не узнаю своего всегда рассудительного дядю. Как обидно. Но может перебеситься? Я всегда любил его, но обычно он со мной высокомерен, но делать нечего, приходится терпеть, он входит в состав семьи, а моя мать уж очень любит его. Я решаю смягчить обстановку: - Игнат, мы нашли древний город. Это просто ... - я не договорил, дядя меряет меня взглядом: - А пошёл ты! - разворачивается и уходит.

- У него полным ходом идёт ломка, привык всегда быть в главных ролях, а тут такой облом, как бы ни сломался тесть, - князь Аскольд предельно серьёзен, в глазах сожаление, он тоже переживает.

Люди Игната совсем обалдели, кроме братьев, естественно. Ну, просто мексиканский сериал, копья опустили, не знают, что делать, а Храповы потешаются, что-то в их поведении роднит с князем Аскольдом, но мой друг быстро берёт ситуацию под контроль: - Жду всех у того тента через час. При себе иметь хорошее ко мне расположение, если с этим проблема, постарайтесь не попадаться на глаза, - хлёстко ответствует он. - Вы, Лёша и Лёня, если хотите интересную жизнь, должны стать законопослушными гражданами, а работу вам найду, - обращается к братьям князь Аскольд. Сказано просто как факт, главное братья поняли - их признали.

- Мы о тебе не слышали, но ты ведь искусный боец, это видно. Почему не засветился на ринге? - заинтересованно спрашивает один из Храповых.

- Я не играю в детские игры, шалопаи, - мило улыбается князь.

- Понятно, - в глазах братьев колыхается уважение, - мы придём, нас впечатляет твоё предложение.

Облегчённо вздыхаю, как это у князя Аскольда так получается? Не удержавшись, останавливаю собиравшихся уйти братьев: - У меня к вам просьба, можно сказать личная. Будете проходить мимо тех бассейнов, попросите молодёжь сдвинуться от них метров на десять, их строили для всех, а не им.

- Если они посчитают, что это покушение на их честь и достоинство, и не захотят отползать с насиженных мест? - улыбается один из братьев близнецов.

- Отдадите их людям князя Аскольда - их высекут.

- Хорошие порядки, - блеснул зубами, Лёша, младший из братьев.

- Вас не устраивает?

- Напротив.

Не без удовлетворения со стороны наблюдаю за близнецами. Вот они ласково разговаривают с мужчинами, которые заняли подступы к бассейнам, кому-то дают в рожу, кого-то пнули чуть ниже спины, особо рьяного чуть не придушили - в результате очень скоро места у воды освободились. Я с сожалением вздыхаю, видно некого сегодня наказывать плетьми, безукоризненно работают Храповы, а вот и охотники спустились со шкурой арктодуса.

Гл.11.

У меня серьёзный разговор Аскольдом и Анатолий Борисовичем. Мы отсутствовали всего-то пару дней, а в городе начались беспорядки. Я понимаю, власть только-только закрепляется, эксцессы должны появляться, но их необходимо в корне пресекать. Первое правило - все должны, заняты, второе - полный отчёт за проделанную работу, третье - неповиновение жёстко пресекается. Как это ни прискорбно, но на данном этапе, установить режим диктатуры. Никакие уговоры, убеждения не подействуют на людей, если они не будут знать о неотвратимости наказания. Дети должны учиться, заниматься спортом, для мальчиков обязательная военная подготовка. Решить систему поощрений и наказаний. Отдельным пунктом, я опять повторяюсь, учёных людей выделить особо и обеспечить всем необходимым, но и конкретные результаты требовать.

Конечно, я допускаю совещательные собрания, где каждый может высказаться, но решающее слово закреплю за собой. Исхожу из того, если идти на поводу у всех - бардак. Если буду неправ я - в любом случае возникнут проблемы, следовательно, мне необходимо прислушиваться к адекватным предложениям. Самодурство не допустимо, это необходимо чётко закрепить в основном законе, не люблю тиранов, а после меня неизвестно кто придёт.

Мы долго разговариваем, Ладушка рядом, не вмешивается. Вероятно, в той жизни, сделала бы пару замечаний, но сейчас - молчалива, в глазах - понимание. Я не перестаю удивляться мудрости жены. Она единственная, где в её секторе, всё на высшем уровне - порядок, дисциплина. Её люди шьют одежду, собирают всё, что пригодно в пищу, готовят, помогают строить жилища - успевают делать даже то, что не входит в их круг обязанностей - её новшество, она заставила Исая обучать стрельбе из лука девочек, а Катерину учить плаванию и нырянию детишек, которых у нас достаточно много.

Лада сидит на покрытом ковриком камне. Рядом струится полупрозрачный дымок от костра. В заходящем солнце волосы сияют как солнечный нимб. В контрасте тёмный профиль лица подсвечен с боков золотым обводом. При повороте лица вспыхивает протуберанцами кожа в районе нежных щёк, пухлых губ, слегка вздёрнутого носика. Почти как у подростка угловатые плечи. Грудь небольшая, острые соски вызывающе торчат из тонкой материи лёгкой блузки, ещё чуть-чуть и с треском прорвут ткань и наружу выскочат две спелые вишни. Талия как у девочки застенчиво переходит в зрелые формы бёдер. Захотелось прямо сейчас уйти от всех, забыть всё и погрузиться в сказочный мир любви.

Жена ловит мой взгляд, губы чуть приоткрываются, из прищуренных глаз оттенённых пушистыми ресницами вырвалось ответное желание - очень мимолётное, но от этого яркое как вспышка ядерной бомбы.

Язык заплетается, мысли путаются, совещание приходится прервать. Помогает мне Яна, она бодро подходит к Аскольду, от меня не укрылся брошенный ею взгляд Ладе полный взаимопонимания: - Муж, с тебя вечернее купание.

- А как же акулы?

- К чёрту акул! Разгоним! - уверенно заявляет она.

Тесть поднимается: - Основные пункты оговорили, на ближайшее время работы с лихвой хватит, пойду, проверю несение службы, - он твёрдой походкой направился не к постов, а в сторону своей жены. Я благодушно хмыкнул, жизнь налаживается!

Только под утро с Ладой спускаюсь на пляж. На песке, рядом с отколовшейся глыбой, нежится в серебряных лучах луны сладкая парочка - Аскольд и Яна. Она пристроилась у него на груди, мурлычет песенку. Он, расслаблено, посыпает на её плоский живот горсточки кварцевого песка. Нас увидели, улыбаются, нехотя отползают друг от друга и составляют нам компанию в утреннем купании. Лезем в бодрящую воду и принимаемся гонять вокруг себя огненные вихри светящегося планктона.

Светает, луна блёкнет, горизонт окрашивается в сиреневые и разовые тона. В море плещется рыба. Совсем близко подплывают дельфины. Яна моментально лезет к ним обниматься. К моему удивлению морские животные принимают её, и не возражают, когда она, повизгивая от восторга, гладит их упругие тела. Дельфины фыркают, выпускают струйки воды, мне кажется, радуются вниманию этой хрупкой женщины. Замирая от страха, и Лада подплывает к ним, животные с благожелательностью принимают и её. Но когда решил подплыть Аскольд, дельфины как по команде уходят в море. Яна чуть не рыдает и бьёт кулачками по каменной груди мужа, тот неумело оправдывался, а я знаю, дельфины почувствовали в нём сильного хищника и уплыли от греха подальше.

Дрожа от холода, выскакиваем на берег, принимаемся растирать друг друга полотенцем. Затем наблюдаем, как в море убегают крабы, что ночью промышляли на песке в поисках съестного. Как по команде, бросаемся ловить, и вскоре набиваем

все сумки. А чуть позже к морю спускается Катерина с группой ныряльщиков - у них начинается рабочий день.

Так не хочется нырять в деловую суету, вот бы, целый день, нежиться у моря, забыть обо всём. Может выходной сделать? Я со вздохом отгоняю заманчивую мысль, нас не поймут, гайки закрутили, а сами отдыхают. Нельзя! Нагружаемся крабами, ползём в город.

Практически все спят, утро очень раннее, пол пятого. Недолго думая, ныряю под тент, в надежде забыться с часик, в последнее время у меня хроническое недосыпание.

Будит солнце, безжалостно метнув в глаза молнии лучей. Приоткрываю веки, рядом сладко сопит жена, сонно зевает и трёт глаза Ярик. Мать с тёщей возится у костра, пытаются сообразить завтрак, на земле дымятся сваренные крабы. Тесть, чисто выбритый проводит инструктаж. Игорёк пытается грызть кость, но Светочка вытягивает её изо рта, мальчик не огрызается, покорно принимает из её рук кусок копчёной оленины, вонзает в мякоть зубы, сияет от удовольствия, значит понравилось. Исай, с лучниками, крепит осколки обсидиана на стрелы. Братья Храповы храпят под колючим кустом. Игнат воспитывает хохотушку Надюшу, она, как обычно, забыла постирать рубашку. Стасик и Ирочка приводят себя в порядок, умываются в ледяной воде, попискивают и вскрикивают. Егор идёт с пляжа, за спиной болтается шипастая камбала. Стасик и Ирочка с восторгом кидаются к нему. Егор отдаёт рыбу сыну, чмокает Ирочку в лоб, направляется Геннадию, тот, с рыбаками, заканчивает плести сеть.

Народ практически весь проснулся. Слышится негромкая речь, вспыхивают костры, у коптильни оживление, Катерина с командой подводных охотников приволокли трёх двухметровых белуг и вновь собираются на охоту, а на земле лежат целые горы устриц, в тени сушится морская капуста.

С сожалением просыпаюсь, вытряхиваю в пустоту остатки сна, тяну за руку упирающуюся жену, даю команду Ярику мыться. С заспанной Ладушкой направляюсь к водоёмам - начинается новый день.

У обрыва вижу Семёна в окружении толпящихся детишек. Мой друг корчит страдальческие гримасы. Олеся прижимается к его плечу и так же вторит ему. Не удержался, подхожу с Ладой. Оказывается полоз, не рассчитав сил, напал на жирную мышь, а проглотить не может. Она застряла со стороны хвоста в его пасти и не туда и не сюда. Змей почти весь забрался в нору и только виднеется мордочка ещё живой мыши - глаза чёрные как бусинки, рот будто улыбается. Появляется князь Аскольд с Яной.

- Что у нас тут?

- Видишь мышь? Жалко! - всхлипывает Семён, вытирая пудовыми кулаками слёзы.

- Да, действительно, - бурчит Аскольд и уверенным движением затыкает мышь прямо в глотку змею. - Мог задохнуться, - с состраданием в голосе замечает он.

Ближе к восьми утра народ полностью очнулся от сна, привели себя в порядок. Завтрак. В девять довёл до всех о Великом переселении на новое место. Площадки я не собираюсь бросать, укрепим оградами, поставим охрану, изготовим систему оповещения с новым городом. Если разобраться, это совсем близко, по прямой линии не более часа.

Игнат наотрез отказался переселяться. Он уже поставил фундамент под дом, вокруг него лепит оградку, а во всём ему помогают человек десять мужиков. Мне очень хотелось его сделать управляющим, но, скрепя сердце, назначаю братьев Храповых. О, какой взгляд, полный ненависти получаю от дяди! Но иначе поступить не могу, было бы большой ошибкой оставить его здесь и дать все рычаги власти. Вот не ожидал, что так сложатся с ним взаимоотношения, мать переживает, но она больше меня знает своего брата, поэтому не вмешивается и принимает мою сторону.

За один раз переселиться не сможем, многие успели обрасти хозяйством, изготовили необходимый инвентарь, да и вообще, привыкли к этому жилью, хотя понимают, места мало, людей прибыло много, были даже предложения ограничить приём, но это было бы весьма неосмотрительно, в народе сила.

В лагере, на постоянное жительство, решаю оставить Катерину с Геннадием и часть подводных охотников - коптильня получилась удачно, до десяти тонн загрузка, с перспективой на тридцать. Катя со своей командой за пару дней заполняет её доверху, да ещё баню начали возводить, стройку решил не замораживать, цемент поступает, правда не в промышленных масштабах, но на небольшие строения хватит. Я решил построить санаторий, источники, что здесь журчат, имеют невероятную лечебную силу, подлечиться, отдохнуть - дело необходимое. Как врач, я понимаю - всё будет востребовано в высшей степени, и клумбы разобьём, деревья посадим, Светочка грецких орехов везде натыкала. Я с удовольствием наблюдаю, как она играет с Игорем. Он оказался общительным пареньком, весьма живой, без комплексов, добрый, но если кто задирает, спуску не даёт. Смотрю, вокруг него уже носится малышня, а взрослые ребята наблюдают за ним с опаской, может стычка была, а Игорёша мальчик бесстрашный, определённо, цапнул кого-то.

Забор из брёвен полностью изготовлен, концы заострили и обожгли, подвесили платформы для лучников, и можно немного вздохнуть, теперь не грозит нападение хищников, да и от людей легче отбиться. Пляж, как бы нейтральная территория, днём мы им владеем без всяких ограничений, но по ночам по нему шастают кому не лень. Целая семья была похищена, и я догадываюсь, то люди Вилена Ждановича запасаются рабами. Появляется нестерпимое желание напасть на него и растоптать как змеиное гнездо, пока он не набрал мощь, но я сознательно не тороплюсь, можно и впросак попасть, я не знаю, насколько они сильны. По некоторым сведениям, Вилен Жданович не теряет время зря, поэтому у нас полным ходом идёт обучение военному делу. Уже укомплектовали взвод лучников и копьеметателей, проводим тренировки по рукопашному бою с применением ножей и топоров – наступают серьёзные времена, враг, в лице Вилена Ждановича, засел где-то далеко на склонах и мечтает взять наш лагерь силой. А ещё, появляются одиночные группы, они не подчиняются никому и живут по своим понятиям, для них - что людей Вилена Ждановича ограбить, что наших, а случались и убийства, меня это страшно беспокоит и дал приказ уничтожать их без суда и следствия – в общем, жизнь становится всё интереснее и интереснее.

В условиях строжайшей конспирации, не дай бог об обнаруженном месте узнают наши враги, я веду первую группу к городу Титанов.

Люди потрясены, развалины города богов вызывают небывалые эмоции. Ещё большее впечатление получили, когда приблизились к исполинским воротам, а водопад, в мире пещерных органов, совсем придавил грозной красотой притихших людей.

Далее, подъём по оплывшим ступенькам на плато - огромное пространство, покрытое кристальной водой, словно ослепило людей, они в восторге и испытывают трепет, они словно попали в волшебную страну.

- Озеро Лады, - ненавязчиво произносит князь Аскольд. Моя жена удивлённо приподнимает изящные брови, я застенчиво отвожу взгляд, Лада порывисто прижимается ко мне: - Спасибо, - в смущении произносит она, - но мне так неудобно.

- Красивое название, - Аскольд мягко улыбается, чмокает в щёку Яну и разводит руками: - Он первый нашёл это место, - оправдывается он, уловив в глазах жены претензию. – Зато я нашёл за городом бездонную пропасть.

- И что, - Яна напрягается, - назовёшь её пропастью Яны?

- А чего, хорошее название, - Аскольд охнул, получив в живот чувствительный удар острым локотком.

Потихоньку, люди принялись заселяться в пустующие развалины. Благоразумно назначенный Аскольдом лесник, ведёт мужчин для заготовки брёвен - всюду слышатся возбуждённые голоса, стук топоров, детские восторженные вопли и писк.

Ближе к вечеру князь Аскольд приводит ещё одну группу. Правда не обошлось без эксцессов, в ней присутствует «звезда» московской попсы, Миша Шаляпин, в окружении многочисленной свиты. Впервые, за всё время, проведённое в новом мире, я вижу на лицах всёпоглощающую скуку вперемешку с брезгливостью и страхом. Я давно слышал о нём, радовался, когда он стремительно ворвался на эстраду. Миша весьма одарённый парень, с хорошим образованием, великолепными вокальными данными, пророчили ему быть одним из ведущих оперных певцов, способным собирать полные залы во всех странах мира. Но однажды, на одном эстрадном вечере, исполнил попсовую песенку, украсил её великолепно поставленным голосом и его едва не разорвали на сувениры от восторга - вмиг обрушилась слава, деньги и ... зависть.

Он быстро понял, становиться мировой известностью - огромный, титанический труд, а здесь, всё просто, по крайней мере, так казалось. Не напрягаясь, популярную песню, незатейливо облечь в классическую форму исполнения и - визг в зале! Можно на таком уровне исполнять всё, проглатывают и визжат. Он перестал трудиться, слава за него работала, стал капризным и ... оглупел. Вначале с ним цацкались, подкидывали песни, но он уже не мог работать в прежнем режиме, безголосая, но трудолюбивая попса, принялась его теснить и ... вытеснила в конферансье. Вот он и крутился на эстрадных подмостках, веселил публику пошлыми высказываниями и редко исполнял «протухшие» от времени, бывшие шлягеры. Но его усохшие мозги отказываются принимать реальность, и он, по-прежнему считает себя «звездой».

- Говорят ты за главного, - снисходительно глянул на меня парень, который меня значительно младше, такое чувство, что он считает, сейчас я сорвусь с места и буду с восторгом лобзать его пухлые руки и умолять дать автограф. Я смотрю на молодого парня и мне, его искренне жаль. Очень скоро нежный жирок на щёчках рассосётся, глаза потухнут и, если мозги смогут завестись, после стольких лет застоя, может, чего-то достигнет. Но для этого необходим упорный труд, а главное стать вровень с окружающими людьми.

- Да, Миша, это так. Что хочешь спросить?

- Кто-нибудь может нам объяснить, что происходит, где мы? – он смотрит на меня с высокомерием, но в его глазах я вижу плохо спрятанный страх, граничащий с паникой.

- Что именно? – я оборачиваюсь к Аскольду, за это время все давно поняли куда попали и мне непонятно его недоумение.

Мой друг наклоняется ко мне: - Помнишь берег, где мы встретились с Росомахой? Так вот, каждую ночь там происходит нечто непонятное, некие катаклизмы, всё меняется, перемалывается, искажается, одним словом – хаос. У меня есть ощущение, там место соединения прошлого с будущим. Так вот, Миша с этими козла … в смысле, со своими друзьями, появились здесь сегодня утром … они свеженькие, - Аскольд сам удивлён до невозможности, но старается скрыть свои чувства.

- Значит можно вернуться! – во мне вспыхивает радость и одновременно горечь с печалью, я успел полюбить новый мир, хотя он страшен и непредсказуем.

- Не думаю, мне докладывали, что некоторых счастливцев, кто случайно попал туда ночью, утром находили мёртвыми и сильно изувеченными … нет, тот процесс работает в одну сторону, - без особого сожаления говорит Аскольд.

- Вы о чём? – поднимает ухоженные брови Миша.

- Всё о том, Миша, ты попал, - мягко произносит Аскольд.

- Куда попал? Вы мне угрожаете?! – Миша пытается изобразить гнев, оборачивается к своей свите, но те словно отсутствуют, открыв рты, наблюдают за построением копьеносцев и лучников.

- Я понял, здесь массовка, готовитесь к съёмкам фильма! – радуется он. – Кто режиссер, Говорухин, Бондарчук, или … неужели Михалков?

- Никита Васильевич, - хмыкает Аскольд.

- Не знаю такого, - хмурится Миша.

- Он перед тобой, Великий князь Никита Васильевич, - мой друг едва сдерживается от смеха. Я укоризненно глянул на Аскольда, зачем издеваться над людьми, попавших в непростую ситуацию. Как можно доходчивее пытаюсь донести до них мысль, что на дворе первобытное время.

- Короче, - Миша в великом раздражении достаёт мобильный телефон, тыкает толстым пальчиком в кнопки.

- Мы уже пробовали, - говорит кто-то из его свиты, - какой-то абсурд, ни дозвониться никуда не можем, ни выйти в интернет.

- Что это значит? – Миша смертельно бледнеет, на лице появляется пот.

- Сдаётся мне, то было не лазерное шоу, - мужчина с выпуклым животиком в белой панаме, увешанной массой разнообразных значков, нервно грызёт ногти.

- Ты хочешь сказать, что те огромные слоны живые? – округляет глаза Миша.

- О, вы уже познакомились со степными мамонтами? – с интересом спрашивает Аскольд, в глазах лукавство. – Как первое впечатление?

- Хотели ближе подойти, чтобы рассмотреть лазерную установку, - мужчина в белой панаме переключается на другой ноготь.

- И что дальше?

- Не по себе стало, такая реальная картинка, - откровенно произносит лысый парень с серьгой в ухе. – Потом на вас наткнулись.

- Что ж, вы просто счастливчики, - серьёзно говорю я.

- Да, нет, здесь какой-то обман! – Миша вновь пытается позвонить, затем с растерянностью осматривается: - А это что?

- Развалины древнего города, отреставрируем дома и будем здесь жить, - я с сожалением смотрю на звезду из будущего.

- Допустим, гипотетически, я тоже раньше читал всякую фантастическую дребедень, мы оказались … в ином мире, - Миша демонстративно фыркает, - но в любом случае, нам надо пока где-нибудь перекантоваться. Я бы поселился у того милого озера, я вполне готов принять участие в этом розыгрыше. Ведь так? – с насмешкой смотрит он на меня. – В любом случае, звезда такого уровня как я, должна иметь некоторые привилегии, относительно people. Можно домик построить, не откажусь от фонтанчика, клумбочки всякие - по красочнее, ещё пару построек для прислуги … да, портниха нужна, куртку порвал. И вот ещё, долго задерживаться не собираюсь, у меня гастроли, и прошу снять глушилки с мобильников, - он требовательно глянул на меня.

- Я думал ты умнее, - с грустью говорю я.

Неожиданно женоподобный парень из его свиты завизжал и тыкает тонким пальцем: - Мужчины, что за ужас, какой противный! - он указывает на группу людей, несущих на палках матёрого смилодона, с огромными как сабли клыками. Охотники проходят мимо, почтительно здороваются, с любопытством смотрят на странную для этих мест публику, я их останавливаю: - Удачная охота, но я бы не рекомендовал бы с ними связываться, людей и так мало.

Старший из группы с согласием кивает: - Это не наша заслуга, мы его обнаружили у разлома, надышался ядовитыми газами, был едва живой, копьями добили.

- Тогда конечно, но к разлому близко не подходите, там опасно, - напутствую я охотников.

- Это саблезубый тигр? – Миша покачнулся, едва удержался на ногах.

- Можешь клыки пощупать, - улыбается Аскольд, поглаживая бородку. – А есть ещё и махайроды, те размером с лошадь, смилодоны, по сравнению с ними – котята.

Миша и его свита в диком потрясении, они ещё надеялись, что участвуют в розыгрыше, но теперь всё разбивается в осколки, в их глазах муть и ужас.

- Так, что там по поводу домика? – ухмыляется Аскольд.

Свита «звезды», погрустнела, она привыкла жить за счёт подачек со стола хозяина, что-то происходит не так, толпы поклонников не бросают работу, чтоб в страстном порыве дотронуться до пухлой руки знаменитости, наоборот, кидают не столь лестные взгляды. У людей как обычно, от любви до ненависти - один шаг, а сейчас, нервы у всех напряжены, народ попал в экстремальные условия, лучше не демонстрировать своё мнимое превосходство.

Не знаю почему, но мне жалко парня, его свиту нет, к ней проникся едва скрываемой неприязнью, протокольным тоном произношу: - Развалины, естественно, дам. Топоры сделаете сами, выберете подходящие осколки обсидиана, верёвками тоже обеспечим. Сейчас образовались бригады заготовителей и плотников. Одни валят лес, другие помогают делать дома, так, потихонечку, благоустраиваемся. Есть, кто весь процесс делает сам, от заготовки, до постройки, но, таких мало. Я считаю, вам необходимо пойти в заготовители. Ничего, не боги горшки обжигают. Захочешь, и фонтанчик во дворе будет, - подбадриваю я парня, на лицо которого наползает злая маска.

- Я есть хочу! - неожиданно рявкает он.

- Первый раз покормим бесплатно, - радушно улыбаюсь я, - затем, есть будете в бригадах.

- В каких бригадах! Я народу счастье приношу!

- Ты не гоношись, успокойся и подумай, песни, очень хорошо, кто их не любит. В свободное время, споёте.

- Вы знаете, сколько мои концерты стоят?! Вот так, просто, взять, за бесплатно?

- Почему за бесплатно? Организуйте концерты, оговорите с людьми, что они за это должны вам сделать, может, дом, фонтаны, парусный корабль.

- Это не та публика, - кривится «звезда».

- Нормальные люди. Думаешь, им искусство не нравится? Нравится. Просто сейчас к нему трезво относятся, они тоже искусны в своих делах. Вон, посмотри, как с бревна стружку снимает тот мужчина, и это, каменным топором! Виртуоз! Вот он и будет оценивать твоё творчество со своим, и, если затронешь его душу, поделится излишками труда.

- Какая гадость, плотник будет оценивать высокое искусство!

- Насколько мне известно, помимо плотника, он хороший конструктор, первоклассный инженер. Ты, Мишенька, успокойся, знаю, тебе трудно, встряхни себя, вокруг не звери, помогут, научат. Сейчас все в равных условиях, думаешь, я всю жизнь брёвнами занимался? Я хирург, но сейчас руковожу стройкой. Хотя, если понадобится, буду лечить людей.

Парень скукожился, смысл происходящего начинает доходить до изгаженного социальными паразитами сознания. Окружающая его челядь переминается с ноги на ногу, она понимает, «король» пал, пора его грызть и, стоит дать команду, бросятся как стервятники на падаль. В отличие от него, они, обыкновенные «глисты», живут за счёт хозяина, а если его нет, надо искать другого, но «глистам», я жизни не дам.

Князь Аскольд подходит к нам, обнимает Мишу: - Пойдём, познакомлю с людьми. Будет трудно, не стесняйся, подходи за помощью, спрашивай и послушай мой совет, свою звёздность, засунь глубоко в жо...у, - не слишком интеллигентно произносит он.

- Я вообще, люблю много работать руками, - загорается Мишенька, - вот, только не умею.

- Научишься, было бы желание. А вы, ребята, к леснику идите, брёвна таскать, - оборачивается к подавленной челяди. На их лицах омерзение, скука, страх, глаза бегают, где бы зацепится за что, что бы ничего не делать, но это у них не получится, сейчас главенствует над всеми Высший закон - Закон выживаемости, он всё расставит по местам.

Князь Аскольд ведёт бывшую «звезду» лечить мозги, причём с таким участием, что Мишенька всплакнул, вспомнив родителей, уткнувшись в его жилистое плечо.

- А вы, что стоите? - нахмурился я, глядя на разношёрстную команду бывшего «короля».

- Так мы не нанимались лес таскать, пусть Шаляпин это длает, если другого ничего не умеет, - вякает парень с голубизной во взоре и золотым колечком на губе.

- Что ж, у нас разная работа есть. А чем сами хотели заняться? Выбор есть, - я смотрю в наглые лица, а в душе поднимается острая неприязнь.

- Счастье людям приносить, - хихикнула смазливая девица, вызывающе оголившая выпуклый пупок.

- Разве, что в санаторий вас направить, - якобы задумался я, знаю, братья Храповы, настолько жёсткие администраторы, каждый день плетьми их будет драть, пока мозги не просветлятся ... если выживут к сему моменту. К тому же, сейчас они крушат скалу, для постройки главного здания, рабочие руки ой как нужны!

- Санаторий есть! Вот здорово! А, что там будем делать? - едва не захлопала в ладоши девица.

- Счастье людям приносить, - хмыкаю я.

- В любом случае там прикольние, чем в этом муравейнике навоз разгребать, - сплюнул гладковыбритый молодой мужчина, с татуировкой на лысине и увешенный различными цепями. - Так, нам можно идти? - отвешивает он шутовской поклон.

- Не держу, я вообще никого не держу, можете в лес уходить, счастье первобытному зверью приносить.

- Шутка? гыгыкнул толстопузый весельчак в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками.

- О, нет, какие уж там шутки, - говорю я, быстро теряя к ним интерес. Поворачиваюсь, взваливаю на плечо брёвнышко, ухожу - они для меня уже не существуют.

- Дело к вечеру, - догоняет меня Аскольд, - они до санатория не дойдут, их хищники сожрут.

- Будут идти в толпе, может, и не съедят, - отмахиваюсь я.

- А ты становишься жестоким, - Аскольд почему-то смеётся.

- Они этому миру не нужны, - твёрдо говорю я.

Солнце давно зашло, ослепительно яркие звёзды украшают ночь. Я вымотался донельзя, вползаю во двор своего будущего жилья. Меня обнимает Лада, сын возится с костром. Пахнет запечённой рыбой, смолой, листьями, шкурой медведя, сохнувшей на рогатинах, в консервных банках бурлит вода, жена насобирала душистых трав и готовит лечебный чай.

Сажусь на брёвна, ноги и руки дрожат с непривычки, а завтра необходимо отсечь все ветки и сучки, срезать кору, дерево подогнать друг к другу, делать обвязку, крепить стропила для крыши, вздыхаю - начать и кончить, а куда денусь!

Естественно, и Аскольд поможет, Семён, родственники … но сейчас необходимо запастись в больших количествах стройматериалами, а это выматывает, хочется быстро и всё сразу.

Моя мать неожиданно здесь встретила своего давнишнего знакомого, когда-то они любили друг друга, но так сложилась жизнь, вместе небыли. А здесь вспыхнули прежние чувства, и они решили строить общий дом. Жаль, конечно, я хотел бы, чтобы все жили вместе. Хотя, с другой стороны, после всех прошлых квартирных вопросов, что делались искусственно, хочется пожить отдельно. Правда, в нашем случае, это не совсем верно … а, ладно, в итоге жизнь, всё расставит по своим местам.

Тихо разговариваем, едим рыбу, как она уже успела надоесть, мечтаем хотя бы о маленькой корочке хлеба.

- Тук, тук, тук, - слышим звонкий голос Яны, - в гости примете?

Аскольд с женой присаживаются к костру.

- Светочку уложили спать, а сами решили прогуляться, смотрим, вы тоже бодрствуете.

- Не устали за день? - улыбаюсь я.

- Тонизирует, - хрустнул суставами Аскольд. Он, как обычно, свеж и здоров, хотя брёвен перетаскал не меньше моего, невероятной выносливости человек.

- А знаете, что у нас есть? - лукаво прищуривается Яна.

- Неужели хлеб! - восклицает Лада.

- Не хлеб, конечно, - вздыхает Яна, - но посмотрите, сколько лука надёргали!

- Лук? Классно, - восклицает Ярик, - с рыбкой самый смак!

- Где нашли? - я беру охапку остро пахнувших стеблей, вдыхаю аромат.

- Покажем, его там много.

Аскольд одобрительно окидывает взглядом заготовленные мною брёвна: - Когда с крышей помочь?

- Через три дня. А у тебя как дела?

- Нормально. Если дела не отвлекут, через недельку тебя напрягу.

- Как с цементом?

- Немного. Что-то завозились наши химики, такую теорию развели, моментально процесс забуксовал, - князь Аскольд чешет бородёнку.

- Поторопи их. Мы и так их освободили от постройки собственных домов, делаем им в первую очередь, принимай меры.

- Уже принимаю, легонько засуетились. Да, вот ещё, жалобу на меня тебе пишут.

- Рассмотрим, виновных накажем, - усмехаюсь я. - Миша Шаляпин, как?

- Через полчаса сломался. Ушёл к озеру отдыхать, но на ужин первым пришёл.

Вкусно поел?

- Бугор не дал.

- Жестоко. Сейчас, что делает?

- Забился в свои развалины, скулит как дворняга.

- Ты не сильно на него жми, а то сломаем. Завтраком накорми, затем, на усмотрение бригадира.

- Понятное дело.

- А, вообще, шанс у него есть?

- Конечно, у него взгляд злой.

- Мальчики, не обижайте Мишеньку, - встревает в разговор Лада.

- Главное, чтоб он никого не обидел, - стрельнула глазами Яна, - не маленький, боров, какой.

- Не любишь его? А ведь он талант, - Лада вздыхает.

- Был когда-то, а сейчас только выдёргивается, - пренебрежительно кривит губы Яна.

- У него никого нет, я представляю как ему сейчас одиноко. Вы б зашли, проведали, на обратном пути, - моя жена требовательно посмотрела на подругу.

Яна надулась, затем взвесила за и против, нехотя кивнула.

- Рыбу захватите, - грустно говорит Лада.

- Да накормим вашего Шаляпина, - снисходительно улыбается Яна.

- А мне он очень нравится, - пылко говорит Ярик. - Особенно его песня про Катюшу.

- У него и другие есть, - оживляется Лада.

- Он нам ещё споёт, нечто неожиданное, - загадочно говорит Аскольд, подкидывая в костёр сухие ветки. Он смотрит в огонь, взгляд неподвижный, как у кобры - как у мудрой кобры.

Мы ещё долго сидим, говорим больше о будущем, о прошлом вспоминаем, разве, что в душе. Затем Аскольд за руку поднимает, пригревшуюся у огня, Яну, и они уходят домой.

- К Мише Шаляпину зайдите! - вдогонку кричит Лада.

На удивление, мы чувствуем уют среди развалин, которые в будущем превратятся в наш дом. Легли во дворе, у пахнувших смолой, брёвен, прямо на земле расстелили пляжное покрывало, укрылись лёгкими рубашками и сомкнули веки.

Сон вкрадчиво затуманил мозги, скоро ворвётся как стихия и закружит в своих волшебных мирах. Расслабился, становится тепло и хорошо. Всё! Погружаюсь!

- Никита, вставай! - меня грубо вырывают из объятий ласкового сна.

- Что такое! - вскакиваю на ноги и вижу гнусную рожу князя Аскольда.

- Хватит спать, подъём.

- Который сейчас час? - по инерции спрашиваю я, с ненавистью глядя в открытое лицо друга.

- Судя по луне, два ночи, а часы я разбил.

- Случилось чего? - начинаю догадываться я.

- Аскольд, не пугай нас, - бледнеет Лада.

- А вы, мадам, можете спать дальше, Яна дрыхнет и ты спи, ничего страшного, с Никитой прогуляемся до озера и обратно ... Миша Шаляпин исчез.

Гл.12.

- Довели парня, - едва не всплакнула Лада.

- Ломки характера, - ухмыляется Аскольд, - бери лук, может, куропатку подстрелим,- шутит он.

Жена с тревогой смотрит то на меня, то на него. Я обнимаю её: - Не переживай, ты же знаешь, это место безопасное. За весь день ни одного крупного хищника не встретили, - я вкладываю в колчан тяжёлые стрелы. Князь Аскольд одобрительно наблюдает за моими приготовлениями, у самого, за спиной блочный лук, а из-за пояса выглядывают, так же не маленькие, стрелы с обсидиановыми наконечниками, за поясом покачивается тяжёлый, заточенный как лезвие бритвы, хозяйственный нож - у кого-то выменял за целого оленя, так же, замечаю приготовленный к использованию факел.

Чмокаю жену в щёку, выходим на улицу. Посёлок спит, во многих дворах тлеют угли затухающих костров, редко кто подкидывает дровишки - относительно тепло.

После прерванного так жестоко сна, зябко, подёргиваю плечами.

- Сейчас разогреешься, - успокаивает друг, - следует пробежаться, боюсь, парень пошёл в пещеры, к морю решил спуститься.

- Зачем? - не понимаю я.

- Стресса не выдержал, к своим решил податься, не понимает, глупый, не нужен он им, при любой возможности затопчут, я очень хорошо знаю гнусности человеческих особей в данных средах обитания.

- Значит, к озеру он не пошёл?

- Уверен. А теперь, бегом!

Какая прелесть, после изнурительной работы и так некстати прерванного сна, пробежаться по спящему городу. Лёгкие вдыхают чистый воздух, ароматы большой воды, ноги противно подкашиваются и дрожат, по спине лупит плохо закреплённый лук, а на пути, как назло, попадаются мелкие булыжники, коих не видно из-за густой травы.

Князь Аскольд бежит легко и бесшумно, невероятным чутьём избегает на земле всяких замаскированных природных ловушек. Ощущение такое, что весь предыдущий день провалялся под зонтиком на пляже, а сейчас не знает, куда деть прущие из организма скопившиеся силы.

Он жесток, не обращает внимания, на хрипы, рвущиеся из моего горла, постоянно подгоняет меня: - Такое ощущение, Никита, что ты не выспался, - ехидно замечает он, всё, увеличивая темп.

К пещере подбегаем на удивление быстро, но, я вымок от пота, словно час простоял под водопадом. Князь Аскольд высекает огонь, мигом полыхнул факел, освещая неуютный вход. Ёжусь, лезть в темноту, пусть даже с факелом, не хочется.

- Трава недавно примята, не более, чем минут тридцать назад, - Аскольд трёт пальцами примятые пучки, нюхает, - свежесть зелени ещё не застоялась. Надеюсь, нагоним на выходе, главное, что бы он, не пошёл в сторону тропы насекомого.

- Надо с этой тварью, что-то решать, столько проблем приносит, - зло говорю я.

- Помягче, Никита, оступился парень, всякое бывает, и разве Миша проблема? Ну, пробежались перед сном, немного, так это ж, для здоровья полезно. Зачем его тварью называть? – мой друг смотрит немигающим взглядом.

Я уставился на Аскольда, шутит, что ли. Он невозмутим, почёсывает куцую бородёнку, как всегда свеж, даже не вспотел, сволочь, этакая.

Пещера приняла нас в свои объятия, как старых знакомых, обволокла тишиной и грозным спокойствием. Спускаемся по широким ступеням как по проспекту, мелькает мысль, по такому ходу и мамонты пройдут без особых проблем, воистину - дорога Титанов.

Через некоторое время подходим к развилке из ходов. Заглядываю туда, улавливаю вроде как отблеск красного огня. Померещилось, наверное.

- Их надо замуровать, - как факт говорит Аскольд,- там какая-то жизнь. Нам, абсолютно чуждая. Ба, да здесь на земле обгоревшие прутья! Неужели Миша дёрнул в тот ход?

- Глупости, какие, - пожал плечами я, - Зачем ему туда идти?

– У него погас факел, и он случайно вполз в это ответвление, - Аскольд осторожно просовывает факел в узкую чёрную дыру, - он точно там … здесь он пытался вновь зажечь огонь … проходит метров десять, а вот и копоть на стенах.

- Может позвать? – неуверенно спрашиваю я.

- Иди ты к чёрту, орать в таком месте … очень умно, - Аскольд бесшумно идёт внутри подземной полости, свет от факела освещает изъеденные коррозией стены, обломанные сталактиты и действительно, чёрные пятна от сажи.

Мы прошли с десяток метров, и ход расширяется, плавно переходя в зал, заполненный пещерными органами и частоколом из известковых сосулек, растущих сверху и намертво сливающихся со сталагмитами, как китовый ус в глотке полосатика.

- Интересная пещера, - Аскольд крутит вокруг себя факелом, что-то замечает, стремительно подносит к этому месту огонь и замирает.

- Что там? – меня гложет любопытство.

- Дерьмо.

- Неужели Миша …

- Ему навалять такую кучу не под силу, - блеснул белками глаз Аскольд. – Оно не человеческое, но что за зверь здесь обитает?

- Медведь? – я задыхаюсь от ужаса, в моём мозгу всплывает пасть убитого мною монстра.

- Нет, он в этот лаз не протиснется, здесь находится кто-то местных.

- Но звери постоянно не живут в пещерах?

- Этот живёт. А вот отпечатки лап и след от хвоста, - Аскольд тыкает факелом в пол, - следы типичной амфибии, что-то вроде крокодила. Я ушёл бы отсюда, - Аскольд задумчиво поглаживает бородку.

- Но там Миша!

- В том-то и дело … он там был.

- Что ты имеешь в виду? – забеспокоился я.

- Жалко парня.

- Ты думаешь, произошла трагедия?

- Зверь явно пошёл по его следу … я бы посоветовал отсюда выбираться и как можно быстрее.

- Нет, Аскольд, пока мы не убедимся, что он мёртв, отсюда не уйдём, - от наползающего ужаса я едва шевелю языком, но иначе поступить я не могу.

- Необоснованный риск, - с сомнением произносит мой друг. – А ты не задумался, что будет с народом, если ты погибнешь?

- Другого изберут, - зло отвечаю я.

- У других нет такого необычного шрама как у тебя на плече, впрочем, я знал, что так скажешь. Что ж, пойдём, развлечёмся, - Аскольд по своему обыкновению бесшумно смеётся и профессиональным движением вытаскивает нож.

В полной тишине факел трещит как ненормальный и разбрасывает в разные стороны искры, дым стелется над потолком и стремительно втягивается в невидимые для глаза щели.

- За этой пещерой огромные полости. Чувствуешь, какой сквозняк? Не простудиться бы.

- Шутишь? – я вытираю рукавом мокрый от пота лоб.

- Наверное, - неопределённо говорит Аскольд, у самого пола светит факелом, выискивая следы, быстро шагает вперёд и останавливается у разлома в стене. – Как интересно, - задумчиво произносит он.

- Что именно? – я подхожу к нему, заглядываю в трещину и замечаю слабый свет. Меня это поражает до глубины души, но затем вспоминаю, что так светится лунное молоко.

- Светится, - Аскольд пристально вглядывается вдаль.

- Это лунное молоко, оно вспыхивает, если его осветить фонарём или огнём.

- Правильно, следовательно, Миша прошёл совсем недавно.

- Значит живой?

- Вполне, - кивает Аскольд.

- А где крокодил?

- Пополз к тому озеру. Видишь, отпечатки хвоста на полу? Вот только Мишиных следов невидно, странно.

- А вдруг его уже съели? – пугаюсь я.

- Значит, кому-то повезло, мальчик упитанный … да ладно, я шучу, - увидев мою отрицательную реакцию, с усмешкой проговорил Аскольд, - следов крови нет, пацан жив. Он по органам ползает, вниз спускаться боится, очевидно, уже встретился с тем, кто сейчас отдыхает в озере.

- И всё же надо его позвать, - я уже набрал в лёгкие воздух, чтобы громко крикнуть, но Аскольд решительно закрывает мой рот ладонью: - Тихо, не суетись, наверху тоже кто-то лазает, глаза светятся … они за нами наблюдают и … спускаются. Никита, уходим, - Аскольд решительно дёргает меня за руку.

- Посвети! – требую я и снимаю лук. Во мне вскипает злость и появляется, какая-та бесшабашность.

Аскольд зло сплёвывает, высоко поднимает факел: - Целься в центр красных точек … дурень.

Я внимательно разглядываю, светящиеся глаза пещерных животных, замечаю их скопление на одном из выступов и, на самом краю, едва заметный силуэт человека, в темноте вспыхнули тлеющие огоньки факела, когда тот взмахнул им впереди себя, отгоняя хищников.

- Миша там, я его вижу, - меня бьёт дрожь от возбуждения.

Аскольд тоже его замечает, протягивает мне факел: - Извини, Великий князь, но эта работа для профессионалов, - он решительно натягивает лук, басовито прогудела тетива, стрела со свистом уносится в темноту, слышится характерное чмоканье, когда она впилась в упругую плоть. Массивное животное, раскинув в разные стороны лапы, валится вниз. Мгновение, и Аскольд выпускает другую стрелу, хищники отскакивают назад, вновь скрепит лук, гудит тетива, с выступа падает ещё один зверь.

В пылу боя я упускаю Мишу из виду, а когда перевёл взгляд на выступ, то его не обнаружил.

- Спрыгнул и к выходу побежал, - с удовлетворением произносит Аскольд. – Хоть в этом он прав, молодец парняга! Теперь и нам надо линять отсюда! – он выхватывает факел, взмахивает над головой - некие летучие твари с визгом шарахаются в стороны, в озере забурлила вода - амфибия с шумом выбирается на берег, с пещерных органов спускаются красные огоньки – никогда я ещё так быстро не бегал.

Аскольд несётся впереди, красиво вытянув факел, как Данко – пылающее сердце, я едва поспеваю за его худощавой фигурой, искры летят в разные стороны, внезапно … хлоп! Факел вылетает из его рук и, крутясь в воздухе, с противным шипением вонзается в единственную на нашем пути лужицу. Не успев ничего сообразить, как оказываюсь в полной темноте, совсем рядом выругался Аскольд.

- Что это было? – сдавленным шёпотом спрашиваю я.

- Споткнулся, - слышится раздосадованный голос друга.

- Не ушибся? – беспокоюсь я.

- У тебя с головой всё в порядке? – вспылил Аскольд.

- Не понял?

- Нас сейчас съедят, а он о моём здоровье беспокоится!

Я оглядываюсь, в угольно чёрном пространстве, словно на негативе, проявляются красные пятна – хищники уверенно приближаются. Аскольд подползает ко мне, о камень скрипнул металл ножа, я выдёргиваю из колчана стрелу, до судорог сжимаю в руках.

- До выхода осталось совсем ничего, - с отчаяньем произношу я.

- А ты знаешь куда двигаться? Темно как у негра … - Аскольд с яростным рычанием взмахивает ножом, крылатые твари с писком отскакивают, но вновь кружат над головами, они явно питаются кровью.

С десяток налетают на меня, я чувствую, как их острые зубки впиваются в кожу, с рёвом вскакиваю, размахиваю руками, а красные пятна почти приблизились, даже слышится шмяканье широких лап о пол и змеиное шипение. Я чувствую их заинтересованные взгляды и понимаю, они хорошо нас видят в темноте, выдёргиваю вторую стрелу, вытягиваю их перед собой, вновь свистит лезвие ножа, на меня падают, дёргающиеся в агонии, маленькие тушки летучих вампиров.

- Да сколько же их, как комаров на болоте! – от злости брызжет слюной Аскольд.

- Тебе не кажется, похоже, мы приплыли, - с обречённостью произношу я.

- Но пару штук с собой заберу! – зарычал мой друг, и его злость передаётся мне. Каким-то внутренним зрением замечаю силуэт зверя, отбрасываю одну из стрел, другую вкладываю на тетиву лука и стреляю в темноту. Яростное шипение и шлёпанье убегающего прочь хищника, утверждает, что я попал в цель.

- Молодец! – звучит удивлённый голос друга.

Я вновь стреляю, слышится характерный звук впивающейся в тело стрелы, от счастья хочется петь. Неожиданно Аскольд сбивает меня с места, тяжёлая лапа вскользь задевает мой бок, когтями раздирая одежду.

- Получай подарок! – мой друг наносит удар ножом, зверь со стоном заваливается у наших ног и поспешно отползает прочь.

Красные глаза застывают на месте, хищники обескуражены столь яростным отпором, даже вампиры шелестят крыльями на безопасном расстоянии, не хотят попадать под нож Аскольда.

- Ты знаешь куда идти? – шепчу я.

- Ничего не вижу, - сознаётся Аскольд.

- Вроде ветер оттуда, - я нюхаю воздух.

- Ты прав, - в голосе скользит радость, - там выход, - Аскольд тянет меня за собой: - Не поворачивайся спиной, отходим медленно, словно парочка влюблённых.

- Тьфу ты, вот сравнил! – с отвращением сплёвываю я.

Аскольд как обычно бесшумно смеётся: - Смотри, как я тебя растормошил. А как же толерантность?

- Прошу, не ругайся, я мат не переношу, - возмущаюсь я.

Медленно отходим, огоньки глаз неподвижно висят в темноте, но животные пока не стремятся на нас напасть. Через некоторое время оказываемся снаружи, стоим на оплывших от времени ступенях, вокруг полная темнота, явственно слышим шум водопада. Ногами что-то поддеваю, щупаю руками: - Потухший факел, кто-то потерял … вот бы спички … - неожиданно замечаю слабый огонёк. Аскольд первый подскакивает к нему: - Тлеющая ветка, из Мишиного факела выпала, это удача, - он начинает раздувать уголёк, вспыхивает слабое пламя, быстро подставляем потухший факел, и всё вокруг освещается.

Почти спустились. Идём вдоль подземной реки, гул низвергающейся воды наполняет всю пещеру, водяная пыль витает в пространстве, одежда моментально сыреет, но становится даже приятно, холод чувствительно взбадривает разгорячённые тела.

Водопад огромный, огонь факела не способен его полностью осветить, лишь огненные отблески мелькают на пенных потоках воды. Озерцо под водопадом бурлит под струями воды, по бокам идут большие пузыри и лопаются у кромок.

В душе, посылая Аскольда, куда подальше, он всё меня торопит, я тщательно умываюсь, пью ледяную воду и, силы вновь приходят ко мне.

Князь Аскольд слегка смачивает бородёнку, брызгает водой в лицо, даже пить не стал.

- Нам действительно необходимо поторопиться, - необычно мягко, но настойчиво говорит он.

Выходим из пещеры Титанов на простор. Небо над головами мерцает бесчисленными звёздами, вокруг высятся мегалитические сооружения, ночью они особенно поражают воображение. Когда-то здесь обитал медведь и поэтому сейчас тихо, животные, по привычке, не забредают в эти окрестности, лишь с шумом срывается ночная птица, да предсмертно пискнул мелкий зверёк.

Аскольд гасит факел, оставляет его между щелей каменных блоков. Показавшаяся луна и яркие звёзды, хорошо освещают путь.

- Он здесь шёл, - указывает князь дорогу, - почти бежит. Торопится, похоже, он вне себя от страха.

- Вероятно, не раз уже корил себя за этот поступок.

- Очень может быть. Но упрямый, чёрт! Смотри, прёт, как танк! - для Аскольда следы, словно картинки наяву. - О, полез через блоки! Зачем? Рядом дорога.

- Он её не видел, да и я тоже, - несколько смущаюсь я.

- Вам бы только по проспекту с указателями ходить, и у прохожих постоянно наводки спрашивать, - усмехается друг.

- Не все ж, следопыты.

- Ошибаешься и я не следопыт, но с настоящими профессионалами мне посчастливилось работать, веришь, не раз меня тыкали носом и ржали как лошади, - Аскольд, по своему обыкновению, бесшумно смеётся.

Идём по следам обезумевшего со страха, парня, они беспорядочно петляют из стороны в сторону, никак, совсем голову потерял, совсем плохо, не знает, в какой стороне море, днём это так очевидно, но ночью - все направления одинаковые.

Выходим из древнего города, перед нами степь. Князь Аскольд останавливается, натягивает тетиву на лук, я спешу сделать то же самое. Вглядываемся в молчаливые заросли, шрам на плече загорается болью - сигнал мне, не суйтесь туда!

- Заблудился наш певец, в сторону леса пошёл. Обязательно зацепит тропу насекомого, если это так, то он почти покойник, - вроде бы как бесстрастно замечает Аскольд, но

зная его, понимаю, он переживает. - Рискнём, Никита? - глаза сверкнули авантюрным блеском.

- Куда мы денемся, - вздыхаю я, - пошли, что ли?

- Ты только не газуй, старайся идти тихо, ступай на мои следы, сейчас время хищников, не удивлюсь, что за нами уже наблюдают. Люди степных львов видели, клыки как саблезубых тигров, может, чуть меньше, но нрав – наглый, за народом шли, как за стадом буйволов, ждали, когда кто отстанет.

- Насекомое страшнее, - вспоминаю нечто вздыбленное в той пещере.

- Не скажи, оно охотится почти, не сходя со своей трассы, а милые кошки, они, повсюду, - Аскольд делает жест, и мне почудилось, за зарослями загорается злой огонь глаз, - но впереди их нет, - неожиданно добавляет друг.

- Почему так решил? - шёпотом спрашиваю я.

- Не слышу, чтоб они жрали нашего Шаляпина, - цинично говорит он.

Князь Аскольд первым скользнул в густую траву, она даже не зашелестела - точно змей! Едва я делаю шаг, раздаётся хруст, второй - со звоном ломаются сухие стебельки.

- Ты не наступай, а как бы раздвигай траву, ногу ставь на ребро и, скользяще, чуть вперёд и, на носок, - советует друг, окидывая меня ласковым взглядом, от которого мороз пробегает по коже. - Ты должен идти тише степных хищников, не то, они нас сразу вычислят.

- Угу, - соглашаюсь я и, топаю за ним как слон на водопой. Легко сказать, на ребро, так и упасть можно.

- Молодец, стараешься, - с иронией говорит Аскольд.

Как страшно идти в зарослях! Они угрюмо расступаются перед нами и тут же смыкаются за спиной, словно закрывают путь отступления. Что в этой путанице можно понять? Но Аскольд ведёт уверенно, знает, что делает.

Постепенно, от страха, я научился идти бесшумно, но, сколько труда и напряжения мне стоит, но спустя время стал замечать следы Миши Шаляпина. Он вламывался в траву, не думая о последствиях, где-то она выдрана с корнем, кое-где раздвинута палкой. Так мы идём до самого леса, здесь Миша очнулся, понял, что забрёл не туда. В панике начал носиться по кругу, вспугнул спящую дикую свинью, влетел в кустарник, оставил в нём часть одежды, помчался к страшному разлому, остановился у края, что-то увидел, бросился назад, но упал, зацепившись за корень, вскочил, с удвоенной энергией помчался прочь.

- Удивительного везения человек, - замечает Аскольд, - его до сих пор не съели. Стоп! - поднимает руку. Останавливаемся, задерживаем дыхание, вслушиваемся, за гранью сознания слышу неясный шум.

- Миша?

- Пошли быстрее, Шаляпин задел сигнальную линию, насекомое почуяло жертву.

Почти бежим и едва не влетаем на тропу монстра, липкие зеленоватые полосы, слабо светятся призрачным огнём, как фосфор на военных приборах, в отдалении видим сгорбленную фигуру человека. Парень влип в одну из полос, но не дёргается, застыл, почти не дышит и это спасает ему жизнь. Монстр ждёт трепыхания, подтверждения, что жертва хорошо завязла.

- Миша, - шепчу я, - не двигайся, замри, мы постараемся, что-то сделать.

- Что это? - слышим сдавленный всхлип.

- Тебе лучше не знать, - говорит Аскольд, - но ты правильно сделал, что притворился дохлой мухой, продолжай в том же духе.

- У меня ноги затекли и ещё, эта гадость жжётся.

- Терпи, Мишенька, главное, что у тебя голова пока целая.

- Там кто-то есть! - вскрикивает страдалец.

- Конечно, есть, но ты не двигайся! - рычит князь Аскольд.

Вглядываюсь в темноту, волосы становятся дыбом, шрам едва искры не разбрасывает. В кромёшной тьме появляется россыпь рубиновых глаз, тускло фосфоресцируют волоски на членистых лапах, насекомое медленно ползёт по липким нитям, ещё не видит жертву, сигнал был, но не подтверждается, поэтому оно несколько растеряно, лапами цепляет паутину, словно рыбак леску, ждёт ответной реакции.

- Замри! - громким шёпотом свистит Аскольд.

Вкладываю стрелу, сжимаю до боли хвостовое оперение, поднимаю лук до уровня глаз, рядом скрипит тетива друга.

- Как только скажу, стреляй чуть ниже глаз, там брюхо, может, пробьём, - шепчет Аскольд.

Натягиваю тетиву, мышцы каменеют от боли, с ужасом понимаю, пальцы не выдерживают силы натяжения лука, сейчас стрела соскользнёт, но звучит команда: - Бей! - стрелы одновременно поют, хруст, раздражённый скрип, горящие глаза взлетают вверх.

- Он поднялся на задние лапы, стреляй! - кричит Аскольд.

Сам понимаю, вновь свистят стрелы, хрустит хитиновая броня, монстр завертелся на месте, трещат заросли, повело вонью яда, где-то звучит испуганный рык, семейство львов спешит убраться подальше от этих звуков и омерзительных запахов, они знакомы с чудовищем.

Насекомое увидело нас, стремительно бросается, растопырив передние лапы, это просто ад, такого ужаса я в жизни не испытывал, мне хочется быстрее умереть, не дожидаясь, когда меня обхватят лохматые конечности. Чисто машинально выпускаем ещё по паре стрел и бежим с криками и рёвом, стебли хлещут по лицам, а сзади ломится ужасное существо, плюётся ядом, скрипит хелицерами и бросает липкие нити.

- Разбегаемся! - ору я. Монстр мгновенно поворачивается ко мне, но Аскольд оказывается за спиной чудовища и усыпает того стрелами, они втыкаются как гвозди в пластмассу. Существо разворачивается, начинаю стрелять я. Живучесть необъяснимая, бьём почти в упор, а оно не собирается издыхать, очень скоро закончатся стрелы и ... но слышим хлопок, словно, что-то лопнуло, брюхо насекомого трескается, и неожиданно быстро вываливаются склизкие внутренности и, поганят истерзанную землю. Монстр съёживается, лапы поджимает под себя и, словно засыпает. Мы стоим, не двигаемся, всё ещё не можем оценить случившееся. Вдруг притворяется? Но нет, оно мертво и безобразно. Аскольд подходит ко мне, не узнаю его, он мокрый как мышь, попавшая в канализацию, глаза бегают, бородка истрепалась, а руки ... дрожат! Некоторое время он не может даже говорить, затем выдавливает: - Курить хочу, - садится он на корточки, но ноги не выдерживают, падает на спину, нервно смеётся.

- Ты ж, не куришь.

- До училища баловался. Хочу затянуться чем-нибудь невероятно крепким … махоркой, можно с пиявками и гвоздями и самогона тяпнуть, настоянного на мухоморах. Но, думаю, и это меня в чувство не приведёт. А ещё я детство вспомнил, такое беззаботное и чудесное, по подвалам и чердакам лазали, костры жгли и картошку пекли … у нас не было шансов. Знаешь, что нас спасло?

- Стрелы.

- Ни одна не пробила его хитин, вязли как в эбоните.

- Так, почему у него брюхо лопнуло?

- Посмотри внимательно. Видишь чёрный камень? Это огромная глыба обсидиана, пополам треснула, кромки как лезвия. На наше счастье насекомое с размаху насело на них, это просто чудо, другого объяснения найти не могу.

- А оно точно мёртвое? - недоверчиво спрашиваю я, вглядываясь в скукоженную тушу.

- Мертвее не бывает. Так, наш Шаляпин! Бегом к нему, как бы ни обделался, бедняга.

Подбегаем к тропе, сиротливо мерцают липкие нити, а Миши нет. Князь Аскольд лазает вдоль тропы: - Отлепился, горемыка, побежал в сторону моря. Хорошо, что опять не к разлому, забитого всяческой мерзостью. Придётся вернуться к насекомому, стрелы повыдёргивать, затем, парня выручать.

Морщусь, но Аскольд прав, надо идти к чудовищу, а оно даже мёртвое вызывает непреодолимый ужас. Тащусь за другом, невыносимо воняет ядом и сырыми кишками.

- Подальше от морды отходи, вдруг начнутся конвульсии, зацепит, обидно будет, - советует друг, он с трудом выдёргивает стрелы. По большей части они ломаются, но и обломанные складывает в колчан.

Смотрю на поверженного гиганта, какой-то он не реальный, ну, не может наша земля производить эту мерзость. Паучья морда усеяна множеством рубиновых глаз, и отделена от туловища толстой членистой шеей. На спине прочные щитки, пулей не пробьёшь, даже грязнобелый живот в хитиновой броне. На передних лапах клешни, остальные – в острых шипах.

- Вот и отомстили за ребят, - задумчиво говорю я.

Аскольд надёргал стрел, даёт жменю: - Шаляпин, если вновь не сбился с дороги, уже на подступах к санаторию.

- Был бы мобильник, Храповым позвонили.

- А если вертолёт – долетели. Но у нас кой чего осталось с прошлой жизни.

- Что именно? - не понял я.

- Ноги. Ещё пробежимся, а то наш прыткий парень постарается снова вляпаться в неприятность.

Вновь гонка с препятствиями. На этот раз миновали зону густых зарослей, короткая травка, словно подстриженная, бежать легко, я уже вижу знакомые скальные выступы, между ними тропа, ведущая к первоначальному лагерю.

Пахнет морем, поднимается ветерок, первый предвестник наступающего утра. Благодаря стараниям Мишеньки, ночь быстро пролетела, так хочется при встрече, надавать ему по ушам.

- Главное, насекомое замочили, - словно слышит мои мысли Аскольд. Он переходит на шаг, я облегчённо вздыхаю.

Вместо того, чтоб сразу спускаться по тропе, князь осматривается, опускается на корточки, чуть ли не ползает.

- Что ещё? - чувствуя, что сегодняшние приключения не заканчиваются, понуро спрашиваю я.

- Вроде как лисица, мышь бросила.

- Миша напугал её?

- Да, нет, наоборот, он её испугался, ломанулся мимо тропы, по склонам дальше, совсем нервы напряжены, так и разрыв сердца получить недолго.

- Вот, горе наше, - выругался я. - Опять бежать?

- Нет, снова! - голос Аскольда наполнен бодростью и задором. Но я догадываюсь, мой друг банально передо мной рисуется, его взгляд потускнел от усталости, бородка обвисла, словно сосульки весной. - Ничего, сейчас нагоним, он не очень далеко, - Аскольд глубоко заглатывает воздух, резко выдыхает.

Действительно, стоило нам миновать отдельно торчащие скалы, мы его видим, но он не один. Наш герой ползает по земле, а его с хохотом пинают по рёбрам незнакомые люди.

- Кто это, бойцы Вилена Ждановича?

- Догадлив, - кривится Аскольд, - где-то там у них лагерь.

- Что они здесь делают? Ночью?

- Не видно, что ли, промышляют. Самим работать «западло», вот и ищут для себя рабов.

- Выручать надо парня, - меня захлёстывает негодование.

- Их четыре человека?

- Нет, вон ещё двое подходят, - замечаю я.

- Это уже плохо. Надо обходить справа.

Мишу поднимают на ноги, но тот падает, он совсем выбился из сил. Бьют по животу, он вскрикивает, пытается подняться, из глаз текут слёзы, вновь бьют, он бежит как клоун, широко расставляя ноги.

- Совсем обессилил, - замечает Аскольд, - однако, «мочить» их надо, у парня точно сердце не выдержит.

Мы обходим бандитов, прячемся между камней. Они идут не таясь, посмеиваются, делают замечания по поводу толстого зада своего пленника, их рожи гнусные, такие в комиксах рисуют, не зря ублюдков, природа наделяет отличительными чертами, нет в них не благородства, чистоты взгляда, одним словом, выродки.

- На свою службу, Вилен Жданович, зеков взял, ни один нормальный человек не способен выполнять такие поручения, - уверенно произношу.

- Всё верно, - кивает Аскольд, - эти из зеков.

Пропускаем первых, два замыкающих идут с копьями, периодически оглядываются по сторонам.

Князь Аскольд натягивает тетиву, я тоже, но страшно стрелять в людей, никогда не убивал.

- Это не люди, - шепчет друг, - Миша, человек, хоть и испорченный, но не они … а человеческая жизнь очень ценна, поэтому, стреляй, не раздумывай. Целься под левую лопатку, там сердце.

- Вот уж, не знал, - фыркаю я, оттягиваю тетиву.

- Пли, - шепчет Аскольд.

Как злые шершни гудят стрелы, моя стрела пробивает на вылет, второго Аскольд прошивает до половины. Без единого звука бандиты заваливаются на землю. Один из них цепляется за собственное копьё и, зависает, словно в раздумье, другой, утыкается лбом в землю, словно ищет, чего. Услышав шум, остальные поворачиваются.

- Что ищете? - хохотнул один из них, ещё не осознав происшедшего.

- Пли, - вновь шепчет Аскольд. Ещё двое спотыкаются, взмахивают руками и оставшимся в живых становится всё ясно.

- Шухер! Менты поганые! - бросаются по склону вниз, а Миша стоит, не может ничего понять, садится на землю.

Мы подбегаем к обрыву, по осыпи, поднимая пыль, бегут две фигуры. Целюсь, стреляю, мимо.

- Не трать стрелы! Помоги сдвинуть камень!

- Зачем?

- Давай!

Я догадываюсь: - Их же засыплет! - жалость кольнуло сердце.

- Ты же только, что стрелял?! - недоумевает князь Аскольд.

- Но, то стрелы, а это камни. Жестоко!

- Помогай, говорю! - рычит Аскольд.

Упираюсь ногами. Валун качнулся, сдвигается с места, словно нехотя сползает, я уже думаю, застынет навечно, но вдруг, переворачивается, и стремительно несётся вниз, захватив с собой, целую лавину из мелких камней. Вопли прорываются сквозь грохот лавины, между булыжников мелькают разорванные тела и всё это, с грохотом несётся к морю.

- Вот и всё, а ты боялся, как молоденькая девушка ласок здоровенного мужика, - обтирает пот Аскольд и смеётся.

- Какая мерзость,- я пропускаю грубую шутку мимо ушей.

- А то! - соглашается друг. Он садится рядом с Мишей: - Шаляпин, ты как?

- Какой кошмар, - шепчет он.

- А ты думал. Погулять захотел? Здесь не московские проспекты, если не съедят звери, люди кожу сдерут. Ты, друг, больше не экспериментируй с нашим здоровьем, видишь, Великий князь едва не надорвался, отдышаться не может, бегали, как зайцы по полю, мимоходом, монстра загасили и этих, на тот свет спровадили. Какое ж, здоровье выдержит!

- Извините, - всхлипывает парень.

- Не раскисай, - говорю я, - дай руку, - нащупываю пульс, - м-да, загнал себя, дружок, зашкаливает. Идти хоть, сможешь, или тебя нести?

- Смогу, - он поднимается, шатается как пьяный.

- Мало спортом занимался? - хмыкает князь.

- У меня сцена, спорт, - вновь всхлипывает Миша.

- Оно, конечно так, но в следующий раз по сцене чаще бегай, - услужливо советует Аскольд.

- Ты к компании своей шёл? - спрашиваю я.

- Да, они единственные кого я знаю.

- Хорошо, я не возражаю, проводим тебя к ним.

- Не хочу к ним, я с вами пойду.

- Почему?

- Теперь я ещё и вас знаю.

Гл.13.

Светает. Почему-то, именно в это момент, звёзды особенно большие, но они быстро блекнут под натиском солнечных лучей, небо становится с сиреневым отливом и выпадает роса - она всюду, травинки, словно нанизанные хрустальными бусинками, даже пригибаются к сырой земле. Кузнечики с трудом отползают в сторону, кровь не разогрелась, не могут прыгать, лениво прошелестел полоз, сверкнув медной чешуёй, лисица, прогибая траву, носится за мышами, а далеко, на гране слышимости, проносится тяжёлый рёв - степные мамонты просыпаются, радуются наступающему утру. Стервятники кружат над степью, но, ни один не изъявляет желание полакомиться мёртвым насекомым, он чужд этому миру, никто его есть не будет, сгниёт, и даже трава на его месте не будет расти.

- Словно груз с души упал, - вдыхаю полной грудью прозрачный воздух.

Князь кивает, всматриваясь вдаль. Миша ковыляет за нами, вид несчастный, совсем не похож на ту «звезду», что был вчера.

- Отстроишься, женишься, гитару сделаешь, концерты давать будешь, - хлопает по плечу Аскольд.

- Я к маме хочу! - неожиданно разрыдался Миша.

- Ну вот, приплыли! - расстроился князь. - Где я её тебе найду? Ты не раскисай, сейчас многие в таком же положении что и ты, обживёшься, глядишь, и родителей своих найдёшь, а там, женишься, детишки пойдут.

- Они в Севастополе, в гостинице Крым остановились, - Миша шмыгнул носом и, внезапно взревел в великом горе, как авиалайнер, взлетающий с аэродрома. От неожиданности я пригибаюсь, да и Аскольд опешил, но поспешно произносит: - Вот видишь, они не слишком далеко, ты умойся росой, моментально полегчает, - советует он и прижимает вопящего парня к себе.

Наблюдаю за другом, ни малейшей насмешки, в глазах печаль, так переживать за других людей - удел сильных.

На этот раз никто не покушался на нашу жизнь, львы ревут в отдалении, где проходят маршруты диких быков. Без происшествий добираемся до города Титанов, выкупались в озере под водопадом. Встретились с охотниками, у них начинается рабочий день. Они вооружены копьями, луками, тащат рогатины, верёвки. Я тормознул их, рассказал, что путь через тропу насекомого открыт. Известие о смерти монстра встретили удивлённым ропотом, кому как не им знать, насколько опасен он был.

Наши жёны, естественно не спят. Яна с дочкой, пришла к нам, с Ладой готовят завтрак, Ярик камнем забивает колья, ему старательно мешает Светочка.

Нас видят, всё побросали, Мишу усаживают к костру, вручают кусок сочного оленьего мяса и пучок остро пахнувшего лука.

- Семёну надо рассказать, мы отомстили за ребят, того паука убили, - я обнимаю жену.

- Как? - не верит она.

- Миша использовал себя в качестве дохлой мухи, а мы из себя изображали злобных неандертальцев, тварь с испугу брюхо распорола об камень. Так, что не зря наш Шаляпин решил увязнуть в паутине.

- Я так и знала, что вниз пойдёте, - качает головой Лада.

- А я тебе говорила, не на озере они. Как только он факел взял, сразу поняла, - Яна чувствительно пинает локтем ухмыляющегося мужа.

- Вот, здорово, папа! А можно на него посмотреть? - радуется Ярик.

- Нечего на него пялиться, кругом кишки и яд, мерзость, - вспоминаю я произошедшее и содрогаюсь, мы были на волоске от гибели, причём, лучше умереть в пасти медведя, или быть разорванным акулой, чем под хелицерами кошмарного существа.

- Я бы тоже посмотрела, - поддерживает моего сына Светочка, - капризно надувает губки.

- А, ведь, стоит экскурсию организовать, - неожиданно соглашается Аскольд, - у народа и так мало развлечений, пусть позабавятся.

- Ура! - хлопает в ладоши Светочка.

- Я говорю о народе, - лукаво хмурится Аскольд.

- А я и есть народ, - девочка обвивает шею отца тонкими ручонками.

- Он очень страшный, - передёргивается Миша, о чём-то вспоминает и взгляд стекленеет.

- Вот и хорошо! - светится от счастья Светочка.

- А мы, тоже пойдём, - переглянулись друг с другом женщины.

- Вот любопытные, спать после этого не будете, - бурчу я.

Миша, незаметно для всех засыпает, кусок мяса выпадает из рук, губы перепачканы жиром, на щеках грязные пятна от сажи. Лада накрывает его пляжным полотенцем, вытирает ему лицо, цыкнула на нас, чтоб не шумели. Миша во сне шлёпнул губами: - Мама, - проговорил он, лицо озаряется счастливой улыбкой.

- Совсем ещё ребёнок, - в задумчивости качает головой Лада.

- В его возрасте уже командовали полками, - ухмыляется Яна, - этому борову давно за двадцать … маменькин сынок! – в раздражении кривит она губы.

- Каждый взрослеет по-разному.

- Занюнкали его и сейчас продолжают сопли вытирать, не люблю я таких мужиков, - безапелляционно заявляет Яна.

- Правильно, на лесоповал его или камни крушить, там быстро заматереет, - шутит Аскольд.

- Отстаньте от него, - Лада поправляет покрывало, с жалостью смотрит на спящего Мишу и задумчиво произносит: - Какой у него голос, это дар свыше, не сгубить бы его талант.

- Всё верно, - Аскольд подкидывает в костёр полешко, - голосище у него мощный, с басовыми вариациями, орал так, что всех хищников распугал. Ладно, займусь с ним индивидуально, по скалам погоняю, из лука научу стрелять, глядишь, его песни будут более проникновенные, чем на бывших тусовках.

Совсем рассвело, к сожалению, спать не придётся, уже слышится стук топоров, шум падающих деревьев, резкие крики, процесс идёт, люди благоустраиваются с таким энтузиазмом, что очень скоро развалины превратятся в цветущий город.

Несколько дней лихорадочно заготавливаю стройматериалы, а сегодня у меня абсолютный рекорд, я установил по периметру дома деревянный пояс и закрепил балки перекрытия, обтянул их длинными прутьями и сейчас, с Яриком, укладываю камыш, предварительно пропитав его глиной. На удивление получается просто здорово и даже красиво. Крыша у меня простая – двухскатная, но всё делаю с хирургической точностью, нигде ничего не выпирает, всё ровное, края чёткие. Но потолка ещё нет, с ним придётся помучаться, надо сделать его идеально ровным, чтобы, ни одно насекомое не завелось в его щелях. Очень вовремя нашли целые залежи превосходной глины, уже приготовлена замазка и штукатурные растворы. За городом построили небольшое производство по обжигу изделий из глины, появились первые штабеля из кирпича. Мне, по настоянию князя Аскольда, выделили четыреста штук, и печник уже складывает в доме печь.

Дни летят со скоростью пулемётной очереди, даже пугаюсь, зато результат на лицо, крыша аккуратно уложена и пропитана глиной, потолок идеально ровный, радует глаз печь из красного кирпича, подкинули немного цемента, делаю дверные проёмы, окна, Ярик заканчивает с забором. Лада занялась огородом, у нас уже есть лук, дикий чеснок, наливается цветом клубника. Светочкин подарок, пара грецких орехов, пустили уверенные ростки. Я приволок из леса дикую сливу, яблони и груши, несколько виноградных лоз. Мой тесть, князь Анатолий Борисович, вспомнил, как делать ульи. В своё время, на Кубани, его отец держал небольшую пасеку, вот и он загорелся, изготовил с десяток домиков, осталось за малым, выловить пчелиную матку, а где роятся пчёлы, он знает, это в скалах у леса. Мать вышла замуж за Григория Васильевича, мужчина оказался настолько хозяйственным, что с домом закончил одним из первых, а она обшивает всех соседей. Иглы, местный умелец, наловчился изготавливать из рыбьих костей, они часто ломаются, но зато их много. Нашли железную руду, и я надеюсь, скоро появится железо. На их залежи наткнулась Катерина, когда охотилась за дальними мысами. В прошлом там был вулкан, а теперь железосодержащие образования в изобилии покрывают дно. Правда глубоко, приходится мне помогать, я неплохо ныряю, но на будущее, необходимо выдумать тралы для сбора этих минералов.

В один из дней мне пришлось идти с Катериной за дальний мыс, печь для плавки руды готова, а сырья мало.

Миша Шаляпин, зная, что отношусь к нему благожелательно, попросился со мной. Парень, после всех своих злоключений, потихоньку начал осваиваться в новой жизни. Конечно, взбрыкиваний ещё достаточно, как говориться, не всё сразу, но прогресс налицо. Жирок, незаметно рассосался, кожа потемнела, голос погрубел, а когда запоёт какую-нибудь арию, дрожь проносится под кожей, все работу бросают, чтоб послушать, определённо, у него талант.

Князь Аскольд, у местных умельцев, заказал гитару, решил подарок на день рождение ему сделать. Сам же, высушил с десяток жил, утверждает, неплохо пойдут на струны.

Вооружаемся тяжёлыми копьями, самый лучший способ отпугнуть обычных акул. Практически любого подводного хищника можно отогнать ударом острейшего наконечника из обсидиана, разве что, кроме мегалодона, величиной они с кита, этой булавки не заметят.

Как всегда, меня сопровождает Егор и его сын, Стасик со своей девушкой Иришкой. Ярик, накидывает на плечи собственноручно изготовленный рюкзак из кожи оленя и, разрешает нам трогаться в путь, даю ему лёгкого подзатыльника, чтоб не умничал, двигаемся в путь.

За день я решил запастись достаточным количеством, а под вечер, к нам должна прибыть бригада, чтоб забрать «улов».

Есть определённая опасность прохода к морю, степь, что распласталась на нашем пути, таит в себе скрытую опасность. В зарослях густой травы прячутся хищники, где-то таится махайрод – мега тигр, он не упустит возможности напасть на одинокого путника, что и происходит иной раз. К несчастью мы уже потеряли двух человек, но всего опаснее пещерные львы, они хоть меньше тигров, но всегда охотятся стаями, а со слонами вообще встречаться верх безрассудства, те придерживаются тактики вытоптанной земли – совсем оборзели звери! Но, когда идёт большая группа людей, хищники стараются сворачивать с пути, интуитивно понимают, что могут получить и по усам и по зубам … в общем, нужно всегда передвигаться толпою, это спасает от нападения. У меня есть подозрение, что животные хорошо знакомы с человеком и на генетическом уроне его опасаются. Вероятно, с ними постоянно грызутся неандертальцы, интеллектом они не обделены, я сделал такие выводы, наблюдая за Игорем, он ничем не отличается от своих сверстников и даже более способен к математике, что странно, но это факт, а ещё, он уже сейчас обладает силой взрослого человека. Мне иной раз становится жутко от мысли, что когда-нибудь можем схлестнуться с матёрыми представителями его вида, необходимо наладить с ними нормальные взаимоотношения – это единственный выход. Но есть ещё и другие опасности, это серьёзнее всех хищников и неандертальцев в разы – где-то тлеет угроза от моего антипода. Вилен Жданович не простит нам убийства своих людей, и я знаю, его разведчики уже наблюдают за нами, князь Аскольд видел их следы на подступах к городу Титанов, пришлось усилить посты, а в санаторий направить дополнительный отряд лучников.

Дальние мыса находятся в тех местах, где мы встречались с Росомахой. Это, как бы, нейтральная территория, люди Вилена Ждановича стараются туда не заходить, да и мы тоже. Странная местность, берег постоянно меняется, допустим, сегодня на солнце сияет разноцветная галька, завтра - дышат холодом и сыростью, неизвестно откуда появившиеся скалы. На том берегу оставаться на ночь нельзя, люди к утру исчезают, затем, некоторых находят мёртвыми и изуродованными, но Катерину, эти места тянут как магнитом, в море небывалое количество рыбы.

Сейчас утро, поэтому, нам бояться нечего, времена перемен начинается ночью. На этот раз берег засыпан кварцевым песком, а к ленивым волнам опускаются языки застывшей лавы, а по ней ходят толстые чайки и неприязненно косятся чёрными глазами, выхватывают из щелей зазевавшихся мелких крабов, чем-то недовольные, скрипуче кричат.

Ярик швыряет рюкзак, лезет в воду, Катерина настороженно окидывает взглядом спокойную гладь моря, чёрных плавников не видно, кивает мне, мол, всё спокойно. Миша Шаляпин прочищает горло, сейчас выдаст нечто ревущее, подходящее к данному ландшафту. Егор, как всегда молчалив, сосредоточенно возится с самодельными ластами, его гордость, изготовил из жёсткого тростника, по свойствам напоминающий бамбук. Стасик с Иришкой натягивают тент - день сегодня обещает быть длинным, а солнце уже с утра припекает. Я раздеваюсь до плавок, на пояс наматываю верёвку, за неё засовываю сетку, Катерина протягивает маску, плюю на стекло, смываю в морской воде,

напяливаю на голову, просовываю под резину трубку, со скрипом надеваю ласты Егора, спиной захожу в море.

Вода привычно взбадривает, озноб поднимается до груди, умело его гашу, с разворота ныряю. Пузырьки скользят вдоль тела, выдуваю воду из трубки, оглядываюсь -

словно завис в пространстве, даже дух захватывает, прозрачность запредельная, дно, словно поверхность неведомой планеты, в буйных зарослях. Подводные скалы причудливых форм, разломы, долины и всё заполнено жизнью. Проносятся стайки серебристых рыбёшек, из грота выплыли тяжёлые великаны-горбыли, в расщелинах замерли разноцветные скорпены, гигантский окунь поднялся из глубины, словно морская мина, застыл напротив меня, размышляет, пища я или нет. Махнул сеткой, рыбина нехотя отваливает в сторону и исчезает в нагромождении подводных утёсов.

Гребу вдоль мыса, его стены, как органные трубы, уходят вниз и, утыкаются в каменистое дно, которое, под наклоном, стремительно уходит в тёмные глубины. Мне туда, где не просматривается дно - очередное испытание для моей воли, стресс для всего организма.

Уже загодя, занимаюсь гипервентиляцией лёгких, гребу медленно, стараюсь минимально расходовать энергию, дышу глубоко и долго, пока не появляется пьянящее чувство и, некая эйфория, признак перенасыщения лёгочных тканей, кислородом.

На мыс уже взобрались мои спутники, ползут вдоль отвесных стен, когда будет нужно, скинут верёвку и начнут затягивать сетку с тяжёлыми минералами. У них тоже нелёгкая задача, маневрировать у обрывов, рискуя сорваться в море и не упускать меня из вида.

Я на подходе, дна уже не видно, солнечные лучи пронзают прозрачную воду, и устремляются в одну световую точку. Глубоко. Вытесняю из сознания появляющийся холодок, знаю, будет тяжело, в тоже время, захватывает азарт. Пора. Застываю на месте, ещё пару глубоких глотков воздуха, кровь словно вскипает, стучит молоточками в висках, ныряю.

Мир меняется, сознание почти угасает, скольжу вдоль «органных» труб в пустоту. Несколько раз притормаживаю, выравниваю внутреннее давление и, вновь погружение. Глаза ищут дно, но его нет, всё также вижу перекрещивающие лучи солнца. Но, вот, темнеет, словно наползает туча. Толща воды гасит свет. Внезапно, словно проявляется чёрно-белая фотография, возникает суровое, каменистое дно. Но оно так далеко! Но я знаю, теперь его достигну. Совсем расслабляюсь, необходимо беречь энергию. Медленно опускаюсь и застываю, на лишённой всякой растительности, поверхности морского дна. Полная тишина и покой, но всем телом ощущаю дикое давление, как будто, что-то потрескивает под черепной коробкой. А вот и то, что нам нужно! В разломах в изобилии теснятся железосодержащие минералы, они заполняют все низины.

Настаёт миг действия. Выдёргиваю сетку, расстилаю у минералов и, горстями загружаю их в центр. Работаю лихорадочно, энергия, на такой глубине, расходуется невероятно быстро. Наполняю сеть доверху. Подняли бы? Стягиваю сетку, привязываю верёвку.

От недостатка воздуха темнеет в глазах, лёгкие судорожно пульсируют под грудной клеткой, требуют кислорода. Однако задерживаться больше нельзя. Последний раз оглядываю странную местность, тяжёлый как танк краб, умирая от любопытства, вылез из норы, быстро семенит лапами в моём направлении. Интересно, что его так привлекло, я или сетка с минералами? В другой раз попытался бы поймать такого гиганта, но не сейчас, промедление смерти подобно. Отрываюсь от дна, плыву не спеша, но нестерпимо желаю рвать и руками и ногами. Плыву и плыву, а поверхности всё нет и нет, но я терплю, хотя красный туман постепенно застилает глаза, не забываю разматывать верёвку, а пальцы уже теряют чувствительность. Всё равно знаю, выплыву! Судороги прокатываются под рёбрами, лёгкие требуют воздуха, но я крепко сжимаю зубы. Не дождётесь! Посылаю кому-то мысль.

Вдруг, на огромной высоте полыхнула плёнка поверхности моря. О, как она далеко! Уже не сдерживаюсь, рву наверх как торпеда, кровь едва не вскипает в голове, с криком выныриваю, жадно вдыхаю, чувствую наслаждение и боль. Ещё долго успокаиваюсь, расслабившись на поверхности ласкового моря. Я пугаюсь, не выронил бы конец верёвки. Но нет, вот, она, крепко зажата в руках. Отрываю голову от воды, на скале вижу людей, они скидывают свой конец троса, ловлю, связываю со своей верёвкой, гребу ближе к скале.

За день я смог сделать пятнадцать заходов, много это или мало, не знаю, но вымотался до такой степени, что под конец уже перестал, что-либо соображать. Взобрался под тент, наблюдаю, как ребята таскают с мыса добытые с таким трудом сокровища. Безусловно, эта добыча, не выход из положения, что-то надо думать, за целый день подняли не больше пол тонны, а это около ста пятидесяти килограммов чистого железа, для нашего населения не слишком густо.

Под вечер прибыла группа помощников. Взвалили на плечи бесценный груз, а мы задержались на берегу. С группой пришёл муж Катерины, Геннадий и он с женой решил подстрелить, что-нибудь на ужин.

Миша Шаляпин с Яриком нажарил устриц, запекли с десяток крабов. Стасик разбивает клешни, кормит хихикающую Ирочку, Егор на стрёме - следит за морем, ему показалось, что за мысами появился чёрный плавник мегалодона, но, сколько я не вглядывался, ничто не волнует поверхность моря, может, блик, какой, всё же выбрался из тента, присоединяюсь к Егору.

Катерина с Геннадием далеко не отплывают от берега, здесь достаточные глубины для охоты и множество подводных скал в щелях и гротах которых, скапливаются всякие морские животные.

Вот, они увидели, что-то на дне, Катерина застыла на одном месте, Геннадий продувает лёгкие, ныряет, с минуты нет, затем, элегантно взмахнув изогнутыми ластами, погружается его жена.

И тут я вижу чёрный плавник, он неожиданно выплывает из-за мыса, белый бурун заворачивается за ним как за надстройкой подводной лодки.

Егор срывается с места, хрипло кричит, но подводные охотники на глубине. Я бледнею, сразу видно, это то, что мы все боимся. Акула величиной с кита, двигается мощно и невероятно легко. Люди не её жертва, так … мелкая плотва, но зачем, же она тогда идёт к берегу?

Одеваю ласты. Нащупал копьё, стискиваю рукоятку, не сводя взгляда с чудовища мрачных глубин, шагаю с берега в море, рядом аккуратно спускается Егор.

Выныривает Катерина, следом появляется голова Геннадия. Они борются с крупной рыбиной. Несколько взмахов ножа и вода розовеет от крови, рыба судорожно бьёт хвостом, теряет ориентацию, рванула в сторону берега. Трос натягивается, Катерина погружается с головой, едва не теряет маску, муж мгновенно приходит на помощь, перехватывает верёвку, пытается дотянуться до рыбы, чтоб вновь ударить ножом.

Тем временем чёрный плавник стремительно приближается к подводным охотникам. Я с Егором кричу, но они, в пылу поединка, не слышат нас. Отталкиваемся от дна, гребём наперерез акуле, кровь в артериях несётся потоком, вызывая дрожь в теле. Через некоторое время успокаиваюсь, выставив копьё, уверенно плыву, стараюсь не создавать за собой пены от гребков рукой. Почти вплотную со мной двигается Егор, он тоже с копьём, так же не создаёт суеты.

Воистину, у него железные нервы. Я не раз наблюдал за ним, ощущение, что он ничего не боится, всегда флегма, создаётся впечатление, что он заторможен, даже хочется, иной раз, подогнать, но у Егора всё получается быстрее, чем у других, наверное, у него нет лишних движений. Чем-то он похож на князя Аскольда, но, в отличие от него, выражение лица всегда серьёзное, в какой-то мере, «тёмная лошадка», даже Игнат его побаивается.

Если бы подстреленная рыба не устремилась к берегу, мегалодон давно догнал бы Катерину с Геннадием, это их спасает, мы успеваем вклиниться между ними. Акула нас узрела, тормозит, уходит в сторону от намеченного маршрута - она ничем не отличается от товарок своего племени, крайне любопытна. То, что нам было нужно, сделали, мегалодон временно заинтересовался нами, какая удача(!), но внезапно осознаю, наши копья, вызовут у акулы лишь приступ гомерического смеха, это всё равно, что бегемота тыкать в зад спичкой, при этом корчить злобные рожи и ждать когда тот испустит дух от страха. Смотрю сквозь толщу воды, знаю, скоро проявится страшная морда акулы. Стараюсь спрятать наползающий ужас в самые глубины сознания, хищница моментально поймёт это и тогда нас ничего не спасёт.

Егор чуть отплывает в сторону, едва шевелит ластами, копьё держит впереди.

Внезапно, словно появляется облако и, через миг, невообразимых размеров морское существо притормаживает в непосредственной близости от нас. Первое, что вижу, чёрные как антрацит, глаза, они излучают адский огонь. Сердце встрепенулось в ужасе, ещё мгновенье и я в панике метнусь прочь. На счастье ко мне подплывает Егор, касается моего плеча, копьё, словно продолжение его руки, торс напряжён как стальная рессора под чудовищным весом. Мне становится дико стыдно за всколыхнувшую мою душу трусость, криво улыбаюсь, ластами толкаю тело навстречу кошмару морских глубин.

Мегалодон, словно в удивлении приоткрывает пасть, она столь велика, что можно в неё въехать на легковом автомобиле. Треугольные зубы безупречно белые, острые как бритвы. Он обескуражен моим поведением, может, думает, я один из прилипал, что как пиявки болтаются на его пятнистой коже.

Чудовище слегка отвернуло в сторону. Боже, какой он огромный! Мне кажется он не менее тридцати метров. На шершавой шкуре играют солнечные зайчики ещё не ушедшего за горизонт солнца, целая стая полосатых рыбёшек, в панике спешит за своим хозяином, боятся отстать. Внезапно он грациозно разворачивается, и я оказываюсь прямо перед кошмарной пастью. Интуитивно хватаюсь за, словно покрытый броневыми листами, нос. Приоткрывается щель рта, он глотает воду, меня едва не затягивает в пасть, но крепкая рука Егора оттаскивает меня от морды хищника, и мы цепляемся за твёрдый плавник. Из фильмов ужасов я знаю, мегалодоны обязаны немедленно атаковать людей, но нашей акуле на нас наплевать, словно мы безвкусные пиявки, даже становится обидно.

Это, что-то невообразимое, нас везёт на спине самый страшный хищник всех геологических эпох!

Болтаемся как сосиски на верёвке, пытаемся встать на шершавую спину, сносит волной, акула набирает скорость. Неужели решила напасть на подводных охотников? Да, нет, сворачивает с курса, плывёт к мысу, где я весь день добывал железную руду.

Надо отцепляться от плавника, но страх не позволяет этого сделать. Кажется, только мы окажемся в море, она нас уже не пощадит.

- Прыгаем! - кричу Егору. Он кивает, затем взмахивает копьём, указывая куда-то вперёд. Теперь я понял, что притянуло сюда мегалодона. В бухте, окружённой неприступными скалами, плещется небольшое стадо китов - достойная добыча для такого хищника как эта акула.

К своему ужасу замечаю в море ещё с десяток исполинских плавников. На этот раз перебираюсь на сторону к Егору, и мы вместе соскальзываем в воду. Мощный взмах хвоста, едва не покалечив нас, швыряет в глубину. Мы спешим под защиту нависающих скал, но акул мы не интересуем, их пятнистые тела, как подводные лодки, проносятся мимо, скоро произойдёт бойня исторических масштабов.

Внезапно сквозь толщу воды проносится необычный звук, он как сирена, вибрирующая в разных диапазонах. Затем ещё несколько мощных, тревожных воплей - это киты увидели мегалодонов.

Вспенилась вода, удары хвостов об поверхность моря звучат как пушечные выстрелы, морские колоссы не спешат попасть на ужин, дорого они продадут свою жизнь. Мы не хотим смотреть на весь этот ужас, лихорадочно гребём прочь от разворачивающейся морской баталии.

На удивление мы далеко заплыли на спине акулы от нашей стоянки, с тревогой наблюдаю за тем как солнце, побагровев, опустилось за горизонт - нехорошее время наступает на этом берегу, скоро начнутся метаболизмы преобразования, много я б отдал, чтоб выбраться отсюда до наступления ночи.

Темнеет быстро, поднимается приливная волна, отплываем от скал, чтоб нас не размазало об острые, как наждак, камни.

Волны лениво, но мощно плюхаются об отвесные стены, заворачиваются обратно, укрывая нас колючей пеной. Наконец-то проплываем мимо места добычи руды, заворачиваем за мыс, сталкиваемся нос к носу с Катериной и Геннадием.

- Быстрее! На берегу началось землетрясение! - в голосе подводной охотницы звучат тревожные нотки.

- Надо было всех уводить с этого места! - кричу я.

- Все отказались, ждут вас, - отплёвывается от морской пены Геннадий.

Егор переходит на кроль, ловко взбираясь на вздымающиеся гребни волн, мы спешим за ним. Сквозь брызги и морскую пыль виден берег, на нём группа людей, машут руками и полотенцами, волнуются, но мы и так несемся, словно на рекорд.

Мы не успеваем, катастрофически быстро надвигается ночь, вода то теплеет, то жутко становится ледяной, появляются множество водоворотов, на дне вспыхивают, словно электрические разряды, фиолетовые огни. Словно призрак из пустоты возникает прогулочный катер, весь в огнях, на палубе обезумевшая толпа, глаза выпученные, рты открыты в беззвучных воплях, из моря выплёвывается толстый столб воды, он подхватывает катер, возносит его наверх и, срывается в водоворот. Физически ощущаю животный страх гибнущих людей, через мгновенье, на месте трагедии, клокочет пена, и лопаются крупные багряного цвета пузыри.

Наши души в ужасе, мы в центре Хаоса, но Бог милует, водовороты не засасывают и волны не швыряют на скалы, мы плывём по, словно вскипевшей воде, к берегу, а там тоже начинается нечто невообразимое. Едва выбрались на пляж, как поверхность содрогнулась и нас бросает на четвереньки, пытаюсь встать, оглядываюсь. Внезапно вижу Мишу Шаляпина, он пытается схватиться, за истончающийся прямо на глазах, осколок булыжника, его рыдания переходят в вопли. Подлетаю к нему: - Где все! - вздёргиваю за шиворот. Он видит меня, радостно улыбается, отталкивается от, почти исчезнувшей скалы, моментально цепляется за меня.

- Князь Аскольд так вовремя пришёл … всех увёл … я один здесь.

- Почему ты остался? - невероятно удивляюсь я.

Миша смотрит на меня, в глазах искреннее недоумение: - Но, как же, если б вы никого не застали на берегу, то начали искать, а это смерти подобно, поэтому я здесь, чтоб вас предупредить, - он счастливо улыбается, но вдруг лицо искажает страх, на всём протяжении пляжа взвиваются, мерцающие звёздными искрами, смерчи.

- Что разлеглись? Бегом отсюда! - слышу такой знакомый и родной голос Аскольда. Он бледен, бородка вызывающе топорщится, взгляд блуждает по сторонам.

- Пришёл, бродяга! – несказанно обрадовался я.

- Да, куда я от вас денусь, вечно влипаете в неприятности, - беззлобно ворчит он.

Вскакиваем на ноги, нас разбрасывает в разные стороны, пытаемся удержаться, вновь падаем, всё вокруг движется, меняется, одни скалы наползают на другие, затем, с гулом падают в разверзшиеся бездонные трещины. Кошмарная тварь вынырнула из пустоты, увидела нас, глаза вспыхнули алчным огнём, но вдруг её спину пронзают чудовищные зубы ужасного монстра, едкая кровь выплеснулась прямо на нас, а через мгновенье они исчезли, в захватившем их огненном смерче.

- Что это?! – в истерики бьётся Миша, я чувствительно встряхиваю его: - Только без паники, ты достаточно храбрый и это доказал всем, раз остался на этом берегу, не порть наше впечатление о тебе!

- А я и не боюсь, - Мишу сотрясает от ужаса, - просто я не понимаю, что происходит и эти чудовища, они кого-то мне напоминают!

- Мы оказались в точке слияния прошлого, настоящего и будущего! - уверенно прокричал Егор.

- Так это динозавры?! – на некоторое время Миша затихает, но внезапно обескураживает своим откровением: - Какое счастье увидеть такое наяву, всю жизнь мечтал и это сбылось!

- Тебе нехорошо? – забеспокоился Аскольд. – Держи себя в руках и не засыпай! – заметив, что парень закатывает глаза, не на шутку испугался князь.

- Счастливчик наш, динозавров увидел!- Катя неестественно громко смеётся, вот-вот начнётся истерика. Геннадий решительно встряхивает её за плечи, она очумело смотрит на мужа, но быстро приходит в себя и, потупив взгляд, произносит: - Прости … нам надо как-то выбираться.

- Бегом!!! Хватит выяснять отношения!!! – Аскольд взбешён и страшен, черты лица заострились, он бледный как смерть, глаза круглые, а бородка заострилась, как копьё.

Земля двигается, одни пласты исчезают, появляются другие, у ног суетливо проползла группа трилобитов, сверху спикировал летающий ящер, но его затягивает в огненный водоворот, закручивает по спирали, он вспыхивает, дёргается в конвульсиях и обгоревшую тушку бросает на нас. Внезапно из пространства выныривает допотопный мотоцикл с коляской, резко тормозит, я в потрясении вижу, там сидят немецкие солдаты времён второй мировой войны, их лица искажены паникой, они беспорядочно стреляют их автоматов, но из мрака появляется тираннозавр и, не раздумывая, давит их лапой и дробит чудовищными зубами мотоцикл и людей.

Петляя, перепрыгивая через неожиданно возникающие трещины, пытаемся вырваться из этого ада, но всё трясётся, ходит буграми, нас бросает на вздыбленную землю, мы уже не пытаемся подняться, ползём на четвереньках и, всё равно нас валяет и швыряет. Миша Шаляпин укачался, его выворачивает наизнанку, теряет ориентацию, ползёт прямо в сторону, искрящихся искрами, смерчей. Князь Аскольд пытается его поймать, но тот, словно ищет своей смерти, вползает в возникшее на пути искривляющееся пространство и … растворяется в нём, делаю рывок, хватаю его за пятку, Миша неизвестно, что подумал, больно бьёт ногой по моей голове. Чертыхаюсь, как никогда раньше не ругался, но пятку не отпускаю, так и вползаю с ним в нечто извивающееся и полыхающее.

Будто заткнули ватой уши, воздух сухой, с металлическим привкусом, абсолютная тишина, покой и невесомость. Мимо проплывают, словно заснувшие, необычные существа и исчезают в разных направлениях. У меня чувство, что я здесь чужой. Ещё мгновенье, и меня сомнут неизвестные силы, а тело выкинут на «Помойку Вечности». Необходимо срочно возвращаться назад, но Шаляпин, будь он неладен, лезет вперёд, подвывая со страха и, вновь исчезает. Плыву за ним, нащупываю в пустоте его руку и, выдёргиваю из нечто серого и пульсирующего.

- Хватит, нагулялся! - с размаху луплю по щеке. Он встрепенулся, едва не вцепился зубами в мою руку, но приходит в себя, лицо озаряет счастливая улыбка.

- Никита Васильевич, где мы? Как здесь тихо. Мы умерли?

- Приди в себя, - встряхиваю его как тряпичную куклу, - двигай назад!

Резко толкаю, он, растопырив руки, как космонавт летит к шарившей в пустоте руке Аскольда. Князь умело хватает за рубашку и вытягивает его из этого пространства, но я, от того что так резко оттолкнул от себя хорошо упитанного парня, неожиданно взлетаю вверх и, лечу в противоположную сторону. Затормозить не могу, за что-то зацепиться, тоже, парю в пространстве, в ужасе вращая глазами и размахивая руками. Внутренним зрением вижу лучик света, он вылетает оттуда, где остались мои друзья, и такой светлый и добрый, что я, не задумываясь, касаюсь его, он обвивает моё тело и исчезает, но на интуитивном уровне я чувствую с ним связь и она прочнее стального троса.

Мимо, по неким дорогам, проплывают незнакомые существа и среди них есть люди. Не глазами, внутренним зрением, вижу маршруты, по которым они передвигаются. Леденящий страх поднимает волосы на голове, знаю, если коснусь одного из энергетических путей, уже не вырвусь, и унесусь в неизвестность. Меня тянет к мерцающей стене, всеми силами пытаюсь затормозить. Выставил копьё, что благоразумно не бросил, стараюсь воткнуть его в проплывающую под ногами поверхность, но я слишком высоко, длины копья не хватает. Медленно, но неотвратимо, приближаюсь к колыхающейся плёнке и, окунаюсь в неё.

Гл.14.

Шрам в виде короны горит как термит и едва не разбрасывает огненные брызги, боль невыносимая, понимаю, это предупреждение об опасности, но сделать ничего не могу, меня всасывает в поверхность. Упираюсь, пытаюсь выдавить из себя возмущённые вопли, но из-за рта плывут весёлые разноцветные пузыри, словно я наглотался пены. Меня грубо выплёвывает с другой стороны, беспомощно размахивая руками, падаю вниз, разгорячённое лицо обдувает свежий ветер.

Удар о камни сильный, едва не теряю сознание. Но я не умер! Сижу на пляже и боюсь открыть глаза, вдруг ко мне уже несутся динозавры, чтобы отгрызть голову, или фриц замахивается штыком, но никто не валит меня с ног и не кромсает зубами тело, слышится прибой и скрипучие крики чаек. Осторожно приподнимаю тяжёлые веки, место невероятно знакомое. Ну, да, это Кача! Оглядываюсь по сторонам, но спутников своих не вижу. Неужели ушли в город без меня? Такого быть не может! Князь Аскольд точно остался бы здесь, но никого нет. Странно. Встаю на ноги, иду к морю, хрустит галька, ветер доносит до ноздрей запах гниющих водорослей и ... мазута. Останавливаюсь как вкопанный в землю столб, волной выбрасывает пластиковую бутылку и подкатывает к ногам, в спутанных водорослях мечется непотопляемый презерватив. В потрясении сажусь на корточки, начинаю смутно догадываться, где я. Пляж изгажен, валяются ржавые консервные банки, бутылки из-под пива и вина, арбузные корки, забытые кем-то мокрые плавки, чернеют безобразные пятна от кострищ. Неужели всё было сном? Сердце сжимается, разум отказывается верить, остро захотелось вернуться домой. Домой? А где мой дом? Там где дышит жизнью озеро Лады, омывая камни Града Растиславля, где ждёт меня семья, друзья, планы о дальнейшей жизни, мечты и реальность в суровом, девственно чистом мире - или здесь? Зачерпнул горсть мелкой гальки, сыплю сквозь пальцы, на коже остались воняющие нефтью пятна, чувство гадливости переполняет душу, от безысходности захотелось выть, задрав голову к блеклой луне.

Обречённо встаю на ноги. Зябко. Я лишь в плавках, зато при копье, злость, набирая обороты, несётся по артериям вместе с бурлящей кровью, сейчас любого, вставшего на моём пути, разорву голыми руками. Хмуро ухмыляюсь, цепче перехватываю копьё, на что оно мне теперь здесь? Но не выкидываю, опираясь как на посох, бреду к выходу из Немецкой балки.

Где-то вдали едва просматривается силуэт гигантского корабля. С удивлением распознаю в нём авианосец, причём американский и ещё с десяток кораблей, но меньших по размеру, но все они военные. Интересно, что делает здесь эта армада вблизи Севастополя? Мне не нравятся они, их скрытая угроза, ни одного фонаря на их палубах, они чёрные и зловещие.

Замечаю человеческую фигуру. Некто осторожно, прилагая немалые усилия, чтоб его не увидели, протискивается между камней, но зрение у меня, с недавних пор, уникальное.

По привычке беру копьё наизготовку, жду приближения незнакомца, но тот понимает, что его заметили, осторожно выходит на открытое пространство.

- Привет. Тоже дышите свежим воздухом? - вкрадчиво спрашивает он.

Смотрю ему в лицо. Не очень молодой, но хорошо держится, осанка гордая, худощавый, лицо обветренное, глаза цепкие.

- Отдыхаю, - осторожно произношу я и удобнее перехватываю копьё.

От него не укрылся мой жест, в глазах мелькнуло удивление, но не страх, он вкрадчиво спрашивает: - Потеплела водичка? - мужчина близко не подходит, со странным любопытством изучает моё копьё.

- А, что, холодная была? – я пристально смотрю на него и ловлю себя на мысли, что злость прошла, его открытое, сильное лицо, вызывает лишь обоснованное опасение и уважение.

- Так спад был, говорят из-за бомбометаний, - излишне простодушно отвечает он.

- Каких бомбометаний? - не понимаю я. – Учения … что ли?

- Какие учения?! Вы словно не отсюда, - невольно восклицает незнакомец и даже отступает на шаг.

- Полностью правы, я недавно здесь. А раньше тут было так хорошо … чисто.

- Понятно, - глубокомысленно изрекает мужчина, в глазах появляется насмешка.

- Что здесь происходит, почему тут стоит весь этот флот? - не удержавшись, спрашиваю я, с силой втыкаю копьё в песок.

- Однако! - с иронией восклицает он. – Позвольте спросить, вы с луны свалились, или откуда дальше?

- Я недавно здесь, - с нажимом говорю я. – Но в чём-то вы правы … свалился, даже дальше чем оттуда, как вы проницательно подметили.

- Действительно ничего не понимаете? - не верит мой собеседник, и я замечаю в его глазах борьбу чувств, вероятно, он что-то знает, но для него это дико и непостижимо.

- Абсолютно, - искренне отвечаю я, демонстративно убираю руки с копья.

- Не верю! - неожиданно зло говорит он, глаза недобро блеснули, в руке, непонятно как, появился пистолет.

- Травматика? - съязвил я.

- Переделан под боевые, - неожиданно ласково произносит мужчина. - Теперь признавайся, натовец, заслан наводить ракеты на цели?

- Охренел, какие цели?! - взрываюсь я и дёрнулся к копью.

- Мирные, - голос мужчины дрогнул от ненависти, он жестом заставил отойти меня назад, - завод Орджоникидзе разбомбили, порт бомбите и всё под прикрытием защиты прав коренного населения. Якобы выгоняем их с исконно захваченных ими наших земель. Всё с Югославии началось, вот и до нас докатилось … а не верили …

- На нас, что, Америка напала? - округляю глаза.

- Сначала французы, затем все подписались. Как только Россия свои корабли из бухт вывела, так, всё и началось. Стоп! - неожиданно словно споткнулся мужчина. - Ты, вообще, кто? – он словно прозревает, ну не может диверсант быть в плавках и при копье … абсурд.

С силой выдёргиваю копьё, но мужчина и бровью не повёл, в руках его пистолет и нацелен мне прямо в грудь. Как же ему объяснить, что я из другого мира, это будет звучать столь глупо и нелепо, сам бы не поверил, но я стал говорить: - Вообще, я из Севастополя.

- С какой улицы? - внимательно глянул на меня мужчина.

- На Советской … жил.

- Недавно сверхточные ракеты «слегка» отклонились от цели и превратили её в руины, - как бы между делом заметил он.

- Сволочи! - вырывается у меня.

- Не отвлекайся, - царапнул меня взглядом незнакомец.

- Затем, мы отдыхали здесь и ... гм, как это правильно сформулировать, - я чешу затылок.

Неожиданно он приходит мне на помощь: - Ты один из исчезнувших?

- Да, - с удивлением соглашаюсь я, мне ясен его вопрос.

Незнакомец опускает пистолет, на лице целая гамма из чувств, от удивления, недоверия и восхищения.

- Была такая загадка, лет десять назад, люди исчезли с части побережья. Кто-то даже высказал версию, что все попали в иное измерение. Это так?

- В прошлое, - брякнул я, зная, как нелепо это звучит.

- Интересный факт, неправдоподобный и глупый, но кое-кто вернулся обратно. Утверждали, что видели саблезубых тигров и пещерных медведей - всех этих людей распределили по психушкам … значит, иной мир существует? - пристально заглядывает он мне в глаза, в его взоре жадное любопытство.

- Существует, - еле выдавливаю я. - Неужели столько времени прошло после нашего перемещения? А у нас, не более месяцев, - несказанно удивляюсь я, но незнакомец проигнорировал мою жаркую тираду. Мужчина прячет пистолет, тягостно вздыхает: - Повезло вам, вы не видите того, что сейчас творится. - А это настоящее копьё … оттуда?

- Сам сделал, наконечник из обсидиана, шкуру любого хищника пробить может, даже махайрода, - улыбаюсь я.

- Невероятно! - восклицает мужчина. Он мне уже почти верит.

- Значит, бомбят Севастополь? - скрипнул зубами я.

- И Симферополь, ему больше всех досталось, и Ялту, даже в Алупку пару ракет запустили, якобы, военные цели там нашли. Правозащитники набежали со всего Запада … и своих, тоже хватает, ищут следы преступления против татарского народа, но нашли лишь погибших от ракетно-бомбовых ударов НАТО, это русские и украинцы, татар среди них нет. Тогда начали делать громкие заявления, что это сами власти кинули под ракеты своих сограждан, типа – это провокация, чтобы очернить благотворительную военную акцию США и их прихвостней, - мужчина окинул меня взглядом. - Вы, что, вот так, в одних плавках, где ваша одежда?

- Там, - ухмыльнулся я, неопределённо махнув в пространство.

- По ночам прохладно, вам бы накинуть, что ни будь на плечи, - в голосе появляются сочувствующие нотки, но взгляд всё ещё не доверчив. - Пойдёмте, наверху машина … насколько помню, жена выстиранную робу кинула.

- Неужели всё это наяву, - я всматриваюсь в море, где чернеет несметная армада военных кораблей.

Внезапно со стороны моря громыхнуло. Ночь освещают яркие вспышки, с корабельных установок взлетают, объятые огнём, ракеты. Содрогнулась земля, закачались скалы, трухлявые склоны рушатся вниз, едва не похоронив нас под своими обломками. Взрывы, быстро сменяющие друг друга, долбят плато.

- Бежим! - кричит мой спутник. - Начинается зачистка местности, скоро будет высаживаться морской десант!

Несёмся сквозь разрывы, визжат осколки, вздыбливается земля, всё горит, наверное, в ракетах, термит. Ныряем в расселину, там дорога наверх, её всю заволокло тягучим дымом и едкой пылью. Першит в горле, ещё мгновенье и задохнёмся.

- «Наша героическая газовая атака повергла в трусливое бегство туземцев»! - якобы со стороны натовцев, зло прокричал мой спутник. В такой обстановке ещё может шутить, удивляюсь я.

На поверхность вылетаем в мгновенье – впереди буйство огня и дыма, степь пылает, вдали угадываются крыши мирного посёлка - не многие люди очнулись от сна, когда начался ракетный обстрел. Дома горят, слышатся истошные крики людей, жалобный рёв коров и визг сгорающих заживо собак.

- Вот так насаждается демократия! – в ярости прокричал мужчина.

- Это чудовищно! Неужели всё творят люди? – я задыхаюсь от ненависти и от отсутствия воздуха, кислород выгорает в слепящем огне взрывающихся ракет.

С высоты плато видно море, корабли заволокло чёрным дымом, воют спусковые установки, серые надстройки освещаются багровым пламенем, словно огненные шершни взлетают крылатые ракеты и вся эта несметная масса летит в посёлок, выворачивая, перемалывая, сплавляя и испаряя всё живое и неживое. В голове не укладывается этот абсурд, зачем применены такие силы против небольшого населённого пункта.

- Рядом часть связистов и несколько радаров! – словно слыша мои мысли, прокричал мой спутник. – А так же пункт милиции и поселковый совет!

- Неадекватное применение силы! – кричу я.

- Они боятся, что когда их техника выползет на поверхность, кто-нибудь попытается дать отпор!

- Зачем они высаживаются именно в этом месте?

- Здесь удобный плацдарм для захвата Севастополя, Симферополя и Ялты!

Маневрируя между дымящимися воронками, иной раз, прижимаясь к воспалённой земле, чтобы переждать очередной огненный шквал, мы добираемся до посёлка. Горят несколько легковых машин, кое-кто из людей пытаются их потушить, но рядом рвутся ракеты и всё сносится бушующим пожаром.

Внезапно всё кончается, ветер с моря тихо сносит гарь и химический запах в сторону. Шипят догорающие автомобили, боюсь смотреть в том направлении, там лежат обгоревшие трупы, но мой спутник встаёт, его лицо страшное, перекошенное ненавистью, белки глаз красные, в руке держит пистолет. Он идёт к горящим машинам, мне приходится идти следом. Останавливается у некогда живых людей, стон срывается с губ, я не меньше его потрясён, не хочу верить в то, что произошло.

Но этим дело не заканчивается, с авианосцев взлетают самолёты и с рёвом проносятся над плато, в посёлке рванула вакуумная бомба, затем ещё несколько штук, земля сдвинулась с места, слепящий огонь заполняет всё пространство, выжигая всё живое, люди вспыхивают как факелы, а их тела разбухают от нестерпимого жара, буквально взрываются. Вжимаемся в щели в земле, дышать нечем, кислород полностью выжигается, в конвульсиях сводит лёгкие, всё пылает, глохнем от взрывов, ничего не соображаем, стараемся зарыться в землю, над головами свистят огненные вихри. Когда же закончится этот ад!

Более часа самолёты разносят плато. Хотят убить всех «туземцев», мелькает в голове мысль, иначе кто-то из рогатки может стрельнуть в доблестного натовского воина.

- Вот так насаждается демократия цивилизованными странами, - у мужчины судорога пробегает по лицу. - Неугодный народ истребляют, остатки загоняют в резервации, а другому, дают все рычаги власти.

- Неужели никто не может дать сдачи? - вопрошаю я. - Вроде сильна Украина и Россия недалеко, со своими ядерными арсеналами.

Мужчина хмыкает: - Разругались. Россия снизила цены на газ, дала миллиардные кредиты, Украина их проглотила и вновь потащилась на поклон к Евросоюзу, чтоб те приняли их в свою ассоциацию, типа: там чуток, здесь надкусим. Евросоюз поспешно подписывает с Украиной соглашение об ассоциации, потребовав снизить пенсии и увеличить пенсионный возраст. Затем, рухнула промышленность, и рекой потекли западные ценности, а 9 мая гомосексуалисты провели парад в Севастополе. Из западных областей Украины прибыл ОМОН и с небывалой жестокостью разогнал противников парада, были даже убитые, но Европа не стала вмешиваться в этот беспредел, ведь власть защищала традиционные западные ценности, кстати, «мама» и «папа», под запретом. Чтобы не ущемлять достоинство педерастов, теперь в Конституции записано так: «родитель номер один и родитель номер два», традиционные отношения мужчины с женщиной высеиваются и скоро будут вне закона. Крым был потрясён случившимся и заявил о своём отсоединении от Украины, но тут появились угнетённые татары, которых надо срочно защищать, - с горьким смешком проговорил незнакомец. - Кстати, имеются достоверные сведения, советники у американцев не люди, - неожиданно выпалил мужчина.

- ?

- Кожа у них серая, воняет аммиаком, может, это сказки об инопланетянах. Раньше б не верил в этот бред, но ... сейчас задумываюсь, уж много необычного происходит на земле, человека уничтожают как вид. Вот и гомосексуалисты с лесбиянками заняли лидирующие позиции, они ведь не могут иметь детей, а кого усыновляют, те тоже без будущего – им насаждаются идеи однополой любви, а это вырождение, затем – генетически модифицированные продукты – Европа завалила ими всю Украину, а также – непонятного назначения прививки, сейчас практически не рождаются дети. Однако нам надо уходить, техника гребёт к берегу, сейчас начнётся зачистка.

Ночь разрывает гул моторов. С высоты плато видно, как на чёрной поверхности моря выделяются ещё более чёрные пятна десантной техники, бойцы демократической Европы ползут на берег, дабы принести счастье «угнетённому» народу Крыма, путём, если потребуется, полного физического уничтожения девяноста девяти процентов, якобы, «оккупантов». Но, судя по наскальной живописи, найденной в крымских пещерах, «оккупанты» пришли в Крым в ледниковый период. Основательно обосновались, понастроили города, но много тысячелетий приходилось отбиваться, от хотевших стать коренными народами Крыма, племён, пришедших с других земель. Вот и город царицы Феодоры пришлось возводить высоко в горах, защищаясь от их набегов с целью грабежа и пополнения рабов: «Но все чаще становилось суровым лицо Феодоры. Сгущались тучи над богатой страной: на севере к границам ее подступали орды татар, а на востоке в соседнем городе Кафе обосновались хитрые и коварные генуэзцы». Я вспомнил эту легенду. Не раз с друзьями поднимались в горы, бродили среди развалин некогда величественных городов, восхищались уровнем высочайшего градостроительного мастерства, слушали рассказы давно минувших событий, о славянских князьях, что добивались руки прекрасной Феодоры, о караванах с богатыми товарами, которые шли по долинам к морю, где стояли парусные суда и по пристани сновал торговый люд …

С детства мы любили бывать на Мангуп-Кале и Эски-Кермен. И всё было прекрасно, но ... пришли уже современные татары, произвели самозахват земли, настроили свои хижины и теперь, чтоб попасть на развалины пещерных городов древних славян ... приходится платить им деньги - очень оригинально!

Помню, рассказывал мой дед, он был партизаном в крымских горах в Великую Отечественную войну, как некоторые из татар помогали гитлеровцам. Они показывали тропы, ведущие к партизанским отрядам, но страшное и циничное то, как они придумали выманить людей с гор зимой.

Не секрет, в этот период, партизаны страдали от жесточайшего голода, и хитрый народец придумал очередную мерзость. В долинах, что опоясывают горные хребты, ставили большой чан, и варили в нём баранину. Ароматный запах поднимался по всем расщелинам, голодные люди буквально сходили от этого с ума, спускались вниз и их расстреливали гитлеровцы.

А сейчас пришли не немецкие фашисты, а демократы всех мастей. Принцип тот же, убить и захватить чужое. Обыкновенное разбойное нападение, воровство, но под прикрытием демократических лозунгов. Всё чаще убеждаюсь, демократия, это замаскированная форма диктатуры. Причём, в одной из своих гнусных ипостасях.

Техника неумолимо приближается. Интересно, что думают, находящиеся в них люди, и соображают ли они вообще? Но то, что трусят, это очевидно, постоянно ночь разрывает трескотня крупнокалиберных пулемётов, громыхают взрывы на побережье. Видно, кому-то мерещится опасность в оплавленных огнём склонах, вот и срываются они, заражая своим страхом других вояк.

Мужчина ухмыляется, подтверждает мою мысль: - Ещё не высадились, а уже в штаны навалили, нервы, у бедняг, на пределе, а вдруг кто-то остался живой и камнем глаз выбьет. Трусы, любят воевать на расстоянии, а лучше с пультов персональных компьютеров, но, к своему сожалению, знают, закрепить успех может лишь наземная операция, а это для них большая неприятность. В будущем, я уверен, без колебания применят ядерное оружие … чтоб наверняка.

Я потрясён. В мозгах не укладывается сей сценарий. Настолько он не правдоподобен, но факт на лицо, Мировое Правительство, советники с серой кожей, а вдруг действительно, Землёй правят выходцы из чужих миров? Неужели некие силы и переместили нас в доисторический мир, с целью извести их, пока те не набрали всей своей силы? Тогда я нужен там, но я здесь! С тоской оглядываюсь. Горят автомобили, в воздухе витает тошнотворный запах от сгоревших людей, меня едва не выворачивает наизнанку. Мужчина тянет меня за собой. Лицо искажает гримаса страдания и ненависти, когда пробегаем мимо обугленных останков. Бегу как во сне, в глазах пелена, ощущение, что нечто хватает за ноги, спотыкаюсь, падаю.

- Вставай, натовцы уже высаживаются на побережье, - мужчина бесцеремонно дергает меня за собой, но я словно привязан и вновь падаю.

- Не могу идти дальше, - в потрясении говорю я.

- Что случилось, сердце? - делает он предположение.

- Нет, это нечто другое.

- Я тебя понесу.

- Боюсь, не получится, меня не пускает мой новый мир, - я чувствую как невидимая лента, опоясывающая моё тело, напрягается как плотная резина и тащит назад.

Мужчина присаживается рядом: - Тогда я останусь с тобой.

- Неправильное решение, - хмурюсь я.- Кто я тебе, даже не родственник и, в принципе, мы незнакомы.

- Слава, - протягивает он руку.

- Никита, - отвечаю ему на рукопожатие.

- Теперь мы знакомы.

- Всё равно, глупо. Мне уже ничем не поможешь, - я вновь пытаюсь встать, но меня словно толкнули в грудь.

- У меня в обойме осталось четыре патрона. Если завалю пару ублюдков, может, в Вирии для меня найдётся место, - грустно шутит он.

- Ты веришь в славянского бога? - удивляюсь я.

- Я верю в НАШ РОД, - неожиданно тепло улыбается Слава и пытается оттащить меня от дороги, но словно натянулась пружина.

На берегу, по гальке, елозит гусеницами тяжёлая техника. Вот десантники находят дорогу между склонами, и вездеходы ползут наверх.

С ужасом наблюдаю, как бронированные машины показываются на поверхности и направляются прямо в мою сторону. Слава отползает за камни, приготовил к стрельбе свой переделанный газовый пистолет.

Из передней машины заметили меня, вроде дёрнулись давить, но, затормозили. Я прекрасно понимаю, чего они испугались, вдруг у меня граната. Обхватываю покрепче копьё, молю, чтоб из люка кто-нибудь показался, тогда я дам волю своему праведному гневу.

Звучит пулемётная очередь. Пули выбили каменную крошку в непосредственной близости от меня. Интуитивно пытаюсь отползти, но меня словно дёргают обратно.

Наверное, они посчитали, что я ранен, люк откидывается, на землю спрыгивают несколько упитанных десантников, слышу французскую речь. Они неторопливо подходят, пальцы держат на спусковом крючке, вижу напряжённые лица, они боятся, ещё чуть, чуть и выстрелят. Решил не провоцировать, не двигаюсь, они подходят совсем близко. Подкорковым мозгом чувствую, Слава сейчас будет стрелять, крепче сжимаю копьё.

Бутафорно звучат выстрелы, они нелепы после оглушающих взрывов ракет, но два захватчика валятся на оплавленную землю. С яростным криком я швыряю копьё, оно с хрустом перебивает позвоночник, ещё один десантник, даже не издав крика, падает. Вот теперь всё! Звучит лихорадочная стрельба, бок обжигает жгучая боль.

……………………………………………………………………………………………………...

Река Времени. Меня мучают ведения, вижу множество миров, они взаимосвязаны друг с другом, то переплетаются, то расходятся на невообразимо огромные промежутки времени, затем сливаются в неожиданных интерпретациях. Мозг работает на пределе, я не хозяин ему сейчас, КТО-ТО включил программу и производит манипуляции на уровне эфемерно малых нейронах.

Я словно в невесомости, мимо плывут необычные существа, капли крови окружают меня со всех сторон и не падают вниз. Князь Аскольд, словно плывёт навстречу, глаза полные тревоги, он обхватывает меня, тащит к искрящейся стене, сознание уплывает, я умираю.

……………………………………………………………………………………………………...

Кто же так выводит мелодичные трели? Мне прохладно, глаза закрыты, сознание просыпается и с ним ощущение жизни. Шевельнулся, я в мягкой постели. За окном заливается птаха. Вот трудяга! Осторожно приоткрываю глаза. Утренние лучи солнца на миг слепят и наполняют сердце радостью. Я жив!

Окно открыто настежь, на ветке сидит серенькая птичка, с упоением щебечет. Да это же соловей!

- Очнулся, племяш? - слышу непривычно участливый голос. Скашиваю глаза. Напротив, стоит мой дядя, взгляд серьёзный. Неужели переживает? Чуть в стороне - братья Храповы, как всегда подтянутые, мышцы литые, стальными буграми застыли под кожей цвета бронзы - значит я в санатории.

- Давно я здесь?

- С неделю. Весь бок был разворочен, Семён целый день тебя сшивал, хорошо, что родник необычайной целебной силы, с пяток пуль в животе сидело. Где ж ты умудрился их поймать?

- На войне, - ухмыльнулся я.

- Отморозков ещё хватает, - подумал о своём Игнат. - Ты как то аккуратнее будь, мать чуть с ума не сошла, Лада вся извелась.

- Где она?

- Бульон разогревает.

Скрипнула дверь, бесцеремонно протиснувшись между братьями Храповыми, влетает моя Ладушка, лицо мокрое от слёз, но глаза лучатся радостью и нежностью прижимается ко мне, целует: - Я так боялась,- шепчет она, - на тебе живого места не было. Что произошло? Аскольд молчит. Это что, люди Вилена Ждановича напали?

- Они не причём, - прижимаю её к груди, - это другое, весточка от нашего старого мира.

- Как же так, я не понимаю?

- Не забивай себе голову. Всё прошло и не вернётся вновь. Все живы, это главное.

- Не прессуй мужа,- хмыкает один из братьев,- он неделю не ел.

- Ой, я сейчас! - восклицает жена, одаривая взглядом полным любви.

Через минуту комната заполняется народом. Лада тащит казанок с благоухающим бульоном, следом семенит Яна, мать протягивает мне руки, плачет. Ярик теребит меня за рубаху, Егор по-военному делает отмашку рукой, скупая улыбка, словно нехотя скользнула по его обычно всегда невозмутимому лицу. Семён, рассерженный как медведь, у которого отобрали мёд, пытается всех отогнать от моей постели, затем обречёно махнул рукой.

- Рад, что всё обошлось, теперь точно будешь жить, - он высыпал на мой живот тяжёлые пули. - И где ты смог столько поймать?

- Места надо знать, - ухожу я от ответа. Не хочу говорить, что происходит, или будет происходить, на нашей родной земле. Ох, как серьёзно надо задуматься о смысле нахождения нас здесь, тварей из Разлома необходимо уничтожить именно сейчас, иначе в будущем ждёт нас «демократия» с её танками, авианосцами, самолётами и ракетами.

Наслаждаюсь едой, это нечто необыкновенное. Так вкусно! Кровь весело бежит по артериям, разнося силу по всему организму.

- Божественно! - нахваливаю стряпню Ладушку. - Мне б добавки!

- Обойдёшься! - хмурится Семён. - Хочешь заворот кишок получить? Неделю лишь воду в тебя вливали.

- Жаль, - облизнулся я.

- Вечером разрешаю съесть кусочек варёного мяса, - сжалился несносный сероглазый верзила, - но очень маленький, добавляет он непререкаемым тоном.

Болеть иногда так приятно. Особенно когда у тебя почти ничего не болит. Вода из родника действует как мощное обезболивающее.

Полностью расслабился, по утрам слушаю соловья. Общаюсь с родными, друзьями. Стараюсь ни о чём не думать. Но, через недельку, другую появляется желание окунуться работу. Это как зуд в ... пятках.

Не обращая на протесты Семёна, потихоньку спускаюсь к морю, хожу по сверкающей чистотой гальке, захожу по колено в воду, Лада с сыном всюду сопровождает.

Затем Храповы занялись моей физической подготовкой. Каждый день лечебная гимнастика, купание в море. И вот, наконец-то, швы становятся эластичными, а в мышцах - сила.

Я благодарен Семёну за лечение, но он смотрит на меня несколько странно, утверждает, что шансов выжить у меня не было, а если б даже выжил, то потребовались долгие годы реабилитации, затем - инвалидность. Оказывается, у меня была прострелена печень, разорвано лёгкое, перебиты мышцы, а внутренности буквально намотало на пули.

Наконец я рассмотрел наше первое прибежище. Храповы делают из него великолепный санаторий. Весьма умело строят два комплекса из камня и бетона, но и дерева в избытке, веранды, площадки для приёма солнечных ванн, разнообразные тренажёры на различных уровнях, бассейны, искусственные водопады, насадили деревьев, разбивают клумбы, газоны, засыпают многочисленные дорожки галькой взятой на побережье, вырубают в скале лестницу, чтоб удобнее спускаться к морю.

Работников хоть отбавляй, в основном ребята крепкие, весёлые, трудятся с воодушевлением, но и отдыхают в полной мере, правда, несколько своеобразно, относительно моего понятия. Некоторые качаются на тренажёрах, другие борются, фехтуют на мечах, стреляют из луков, метают копья, бегают по склонам и т.п. Как говорится, братья подбирают кадры исходя своего понимания. Единственно, кто резко диссонирует со всеми, свита Миши Шаляпина - давно не видел таких угрюмых рож. Они всё делают, чтоб ничего не делать, за что и поплатился один из них, говорят, его скормили акулам.

Игнат, на отдельной площадке, строит добротный дом, удивляет, зачем он стремится делать два этажа? Наверное, пережитки прошлого. Дядю моего не переделать. Как только я пошёл на поправку, он вновь стал смотреть на меня с пренебрежением, с насмешкой. Надюха, напротив, само радушие, кажется, вот-вот хлынет мёд - удивительно странная парочка. Часто вспоминаю тёмное лицо Славы и пронзительно светлые глаза. Хочется верить, он попал в Вирий, куда так стремился после смерти. То, что его убили натовцы, не подлежит сомнению. Мне грустно и жаль его, но, без таких как он, Родина обречена. А ещё мне по ночам иногда снится человек, которому суждено в будущем родиться на нашей многострадальной земле. Высокий, с ясным взором, прейдёт он Севера, неся свою веру, к народу, погрязшего в грехах, но у этого народа серая кожа, они дети чужого бога. Не поймут его светлые мысли, принесут в жертву своему кровавому божку. И после смерти не оставят в покое, на его святости взрастят гнилую идею и, держа её как знамя, начнут закабалять народы.

Мне кажется, мы можем толкнуть «колесо истории» в сторону от приближающегося ада земного. Нам ещё раз дают шанс не быть наивными, чтоб «любите ближнего своего» звучало шире и ярче – «любите ближнего своего, если он того достоин». Идеи должны звучать чётко и ясно, их не нужно объяснять, интерпретировать на свой лад, тогда они правильные, в другом случае – они содержат замаскированную крамолу.

Сегодня ночью мне вновь снится сон, где я вижу высокого человека с ясным взором, он лежит в мрачном ущелье, на острых камнях и невероятно сильно страдает. Над ним нависло существо с серой кожей, на первый взгляд, оно похоже на женщину, необычайной красоты, но я знаю, оно двуполо - это не человек.

Словно внутри меня раздаётся голос, он сильный и приятный, льётся как река, бескрайняя и холодная, но в нём тревога: «По серой коже их, вы узнаете Чужеземных ворогов...

Глаза цвета мрака у них, и двуполы они,

И могут быть женой, аки мужем.

Каждый из них может быть отцом, либо матерью...

Разукрашивают они красками лица свои,

Чтобы походить на Детей Человеческих...

и никогда не снимают одеяний своих,

дабы не обнажилась нагота звериная их...».

Гл.15.

Моё пробуждение снова происходит под пение соловья, но в голове до сих пор звучит, словно эхо, мужественный голос: «По серой коже их, вы узнаете Чужеземных ворогов ... ».

Вскакиваю на пол, украдкой бросаю взгляд на сопящую на кровати Ладу, на цыпочках босяком выхожу на крыльцо. Храповы, увидев меня, перестают колоть дрова, улыбаются, от разогретых тел струится пар, ни капли жира, рельефные мышцы безупречной формы - они словно молодые волки, сильные, но справедливые, безжалостные и добрые, но обладающие иммунитетом от наивности.

- Пробежимся по склонам? - предлагает, наверное, Лёша.

- Нет, хватит бездельничать, пора и честь знать. Спасибо за заботу, но мне пора в Град Растиславль.

Ярик в разочаровании рассыпает дрова: - Я думал, мы ещё чуток побудем здесь, тут так здорово!

- Ага, и заниматься не нужно, - с укоризной говорю я.

- Нагоню!

- Очень верю! Скоро тебя и Игорёк на лопатки положит, а начинал, ведь, с нуля.

- У него мозги чистые, не замусорены всякой ерундой как у меня, поэтому и даётся ему всё легко - хмурится сын.

- Просто, он не лентяй, - поучительно говорю я.

- Кто у нас ленится? - на пороге показывается Лада, прекрасная со сна - удивительное качество не каждой женщины, после ночи, выглядеть еще более обворожительно. Невольно залюбовался, взгляд скользнул сверху вниз и вновь взлетел к её огромным, как бездонные озёра, глазам. Лада насмешливо фыркнула: - Нам действительно пора, папа твой точно выздоровел.

Ярик попытался получить поддержку у братьев, но те лишь развели руками: - Извиняй брат, но без образования будешь как те лодыри, которых нужно постоянно подгонять, - указали они на вылезающих из шалаша хмурых, грязных парней, что раньше считали себя элитой общества, которые присасываются как пиявки к таким как Миша Шаляпин, постепенно заражая хозяев своей деградацией, низвергая их на свой уровень. Опасные они люди, не место им в нашем мире - мелькнула правильная мысль.

- Толк от них есть? - глянул я на братьев.

- Никакого. Лишь развращают своим видом и ничего не деланьем других.

- Гоните их отсюда.

Храповы кивнули, в глазах промелькнуло понимание. Как говорится, «на войне как на войне», врагов надо уничтожать.

Один из их команды, я сразу узнал его, это толстопузый «весельчак» в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками. Правда от его весёлости и следа не осталось, белая панама превратилась в лохмотья, некоторую часть значков и медалек растерял, увидел меня, скоренько семенит в мою сторону.

Он приблизился, пахнуло давно немытым телом. Поморщился, уже давно успел отвыкнуть от таких запахов, в Граде Растиславле у нас прижился культ чистоты.

- Товарищ князь! Тьфу, извините, господин Никита Васильевич! Нас притесняют! Нас гнобят! Эти товарищи, тьфу, господа, издеваются! Заставляют камни таскать, а сами на тренажёрах качаются и с бабами заигрывают.

- Так уж и с бабами! - силюсь скрыть омерзение к этому мелкому человечку, но моё лицо непроизвольно кривится под его бегающими глазёнками, зло сверкающими из жирных складок лица.

- А ещё они Вована акулам скормили, для нас невосполнимая утрата, он был лучше любой женщины!

Вспомнил типа с масляными глазами, с голубизной во взоре, передёрнулся от отвращения. Я никогда не понимал и не приветствовал ни «голубых», ни «розовых», бог создал мужчину и женщину для продолжения рода, а не для утех своего уда. Словно из пространства выплыло воспоминание, теперь я не сомневаюсь, голоса Бога: « ... и двуполы они, и могут быть женой, аки мужем».

- Ты тоже гомик? – усилием воли сдерживая тошноту, спрашиваю я.

- Некрасивое слово, - тупит глаза «весельчак», - да, я нетрадиционной ориентации и этим горжусь. А вы что, против общепризнанных европейских ценностей?

- У нас не Европа, - усмехаюсь я. Мне гадостно на душе, словно её поливают мерзко пахнувшим дерьмом, как это неестественно в чистом мире, такое ощущение, будто нагадили на клумбе из роз, вспыхивает острое желание смыть всю эту гадость в унитаз.

«Весельчак» не понимает моего состояния души: - Простите, - гнусно выводит он, - а вы, какой ориентации?

- Мужской, - я в раздражении сплёвываю на пол, мне смертельно надоело говорить с этим типом.

Братья смеются, у них иммунитет от такого дерьма, привыкли принимать радикальные меры.

- Как вы их до сих пор терпите? - удивляюсь я, с укором смотрю на братьев.

- Простите, не понял, так вы какой ориентации? - не унимается «весельчак».

- Пошёл от сюда! - не сдерживаюсь я.

- Что вы сказали? Вам нельзя так общаться с народом! Противный!! - в сердцах выкрикивает «весельчак», глазёнки ещё быстрее забегали, на лице появляются жирные капли пота.

- Сегодня же, вон из города, куда угодно, но, чтоб вас всех здесь не было. Если не уйдут, в море их, на корм рыбам.

- Это не демократично, у всех должна быть свобода выбора! – «весельчак» неожиданно со страху мочится в штаны.

- У вас выбор есть всегда, первобытный лес или акулы, - зловеще говорю я.

Вот как бывает, думаю я, кто-то чувствует себя в новом мире как в раю, а для кого-то он стал адом.

Братья Храповы незамедлительно подзывают к себе пару крепких мужчин, дают указания по поводу этой «ошибки природы». Слышатся возмущённые вопли, угрозы, затем всё переходит в обычный скулёж.

Лада гадливо морщится, сын заглядывает мне в глаза, в них понимание - какой светлый у него взгляд, будет настоящим мужчиной! С нежностью обнимаю Ладу и сына.

Напоследок купаемся в море, затем заходим к Игнату попрощаться. Он целует в макушку Ярика, обнимает мою жену, что-то не членораздельное буркает в мою сторону, сурово приказывает Надежде собрать нам, что-нибудь в дорогу. Благодарю, протягиваю ладонь для рукопожатия, но он, словно не замечает моего жеста, чешу себе затылок, никак не могу понять своего дядю.

В Град Растиславль идём с командой подводных охотников. Заодно помогаем нести их трофеи. Катерина в своём репертуаре, набили рыбы столько, что унести не могут. Ярик вертится у огромной белуги, её несут шесть человек. Рыбина тускло блестит на солнце, распространяя свежий рыбий запах. Из её живота выскальзывают чёрные икринки и как бусинки падают на землю, непроизвольно глотаю слюну. Лада, так же косится на белугу, в глазах тоска, вероятно, грезит о бутерброде с чёрной икрой. Катерина перехватывает наши взгляды, смеётся: - Завтра пришлите Ярика, отсыплю килограммов пять.

Наконец-то я дома, стоим у озера Лады, смотрим на город, в нём кипит жизнь. Не умолкая, стучат молотки, с грохотом падают брёвна, слышится смех, кого-то кроют матом, кого-то подбадривают. Развалин уже нет, виднеются добротные крыши. Из многих труб вьётся дым, а из загонов доносится рёв буйволов и фырканье гигантских оленей, визг диких свиней, громыхают тяжёлые повозки, пахнет свежим сеном, цветущими деревьями, дымом и водой, малышня ловит раков, чуть в отдалении женщины полощут бельё, с неуклюжих плотов мужчины бьют острогами рыбу.

Катерина с командой, поволокли рыбу на разделку, Ярик, увидев своих друзей, как-то незаметно исчезает. Обнимаю Ладу, идём к своему дому - там нас ждёт приятный сюрприз, Аскольд с Егором навешивают дверь, а в доме хозяйничает Яна со своей очаровательной дочуркой, Светочкой и доносятся умопомрачительные запахи чего-то давно забытого, рот наполняется слюной. Во дворе выстроен небольшой загон, в нём стучат копытами три оленёнка, подарок Семёна. Игорь кормит их из рук свежей травой, увидел меня, улыбнулся, блеснув острыми клыками - удивительный мальчуган.

Светочка повисла на моей шее и первый вопрос, который задала: - А что ты мне принёс?

Улыбаясь, дарю ей причудливо изогнутую ракушку. Здороваюсь с князем Аскольдом и вечно невозмутимым Егором, обнимаю Яну. Лада с Яной, моментально исчезают в доме. Втянул воздух в нос, едва не теряю сознание, соблазнительно пахнет жареной картошкой с луком.

- Где отец? - спрашиваю Игоря. Мальчик заглядывает в мои глаза, взгляд ясный и чистый. Как мне нравится этот сорванец! А ведь, иной раз похулиганить может, но он честен и справедлив, абсолютно никого не боится. Поначалу старшие ребята его задирали, но он дал сокрушительный отпор, да и Светочка вмешалась, её все уважают, настоящая бандерша.

Девочка встрепенулась: - Оперирует степного мамонтёнка, у саблезубого тигра отбили, слоник такой хороший, кончик носа мягкий, а уши как два лопуха, а ещё, дядя Семён, обещал волчонка принести, - за мальчика быстро протараторила она.

- Как в городе? - обращаюсь к князю Аскольду.

- По-разному, - уклончиво заявляет он, почёсывая куцую бородёнку, затем добавляет, - в основном народ понимающий, но иной раз прут такие пережитки прошлого, только радикальными мерами получается искоренять. Вот, недавно, один мужичок другого, на «счётчик» поставил.

- Это как? - удивляюсь я.

- Обычно. В голодное время поделился куском мяса, а за это потребовал вернуть два. Тот пообещал отдать через неделю, да ногу сломал, принести не смог. Время прошло, а благодетель требует уже целого оленя, - князь Аскольд бесшумно смеётся.

- И, что дальше было?

- Вещи отобрал, жену увёл.

- Негодяй, - возмутился я.

- Но даже не в этом дело, - неожиданно став серьёзным, говорит князь Аскольд, - я понял, это ростки будущего ростовщичества.

- И какие меры принял? Плетьми секли? Пятнадцать ударов, не меньше! – сверкнул глазами я.

- Нет, я посчитал, что ростовщичество, сродни государственной измене, а время у нас сейчас, почти военное – голову отрубили.

- Не перегибаешь палку? – вздрогнул я, в душе, что-то поскребло, но быстро отпустило.

- Народ иначе не поймёт, - невозмутимо произносит князь.

- Говоришь как чиновник.

- В какой-то мере я им стал, - не спорит Аскольд. Он отвлекается от разговора, с шумом выдыхает воздух, приподнимает дверь. Егор подсуетился, направляет петли под навесы, дверь мягко садится на своё место и легко закрывается.

- Ну, как? - поинтересовался князь, явно любуясь произведённой работой.

- Просто замечательно, - хвалю их.

- Мальчики, картошка стынет, мойте руки! - звучит звонкий голос Яны.

Садимся за стол, это моё творение, он грубый, тяжёлый, но прочный. Лада скрасила его неуклюжесть, застелив столешницу шкурой оленя. На деревянной подставке стоит безобразная сковорода, одно из первых произведений нашей литейной промышленности, но это не главное, она доверху наполнена поджаристым картофелем вперемежку с сочными кусками мяса, и всё это щедро усыпано золотистым луком. Разящий с ног аппетитный дымок вьётся над ней, сводя с ума наши желудки – они рычат, как тигры в клетке. На дощечках лежат всевозможные коренья, неизвестные мне овощи, свежие капустные листья, в плетёных корзинах - дикие яблоки, груши, сливы. В глиняном горшочке благоухает янтарного цвета дикий мёд, естественно, морс, из собранных на болоте ягод, даже сметана, наверное, буйволиц ухитряются доить.

Никогда б не подумал, что картошка может оказаться деликатесом. Хрустит на зубах и, одновременно тает во рту. Жареный лук приносит дополнительный колорит. Даже, успевшее надоесть мясо, и оно, в сочетании с картофелем, приобретает восхитительные оттенки вкуса - жизнь, определённо налаживается! Ещё б румяного хлеба, нахально мечтаю я!

Первые пять минут из-за стола доносится лишь интенсивное чавканье, затем начинаем нахваливать стряпню наших женщин, им это нравится, накладывают нам ещё, мы не спорим, даже Светочка с Игорем попросили добавки - что за чудо, жареная картошка с луком! С усмешкой вспоминаю прошлую жизнь, где это блюдо являлось дежурным, если не было чего получше. Как меняются приоритеты, простая еда возносится до небес, а от деликатесов, типа крабов, креветок, устриц и прочих, воротим нос.

Постепенно приходим в себя после сладостного потрясения.

- Откуда такое чудо? - набитым ртом едва проговорил я.

- Первый урожай. Помните то ведро картошки, что Аскольд хотел запечь? - Яна лукаво смотрит на мужа. - Больше десяти вёдер с него получили. Здесь почва невероятно богатая. Вот, решили побаловать вас, можно сказать, в честь выздоровления Никиты.

- Спасибо, - искренне говорю я. - Может, завтра борщечка сварите? - с придыханием прошу их.

- К сожалению никак нельзя, - Яна усмехнулась, - пару вёдер как НЗ, остальное готовим к посеву.

Лада обнимает меня за плечи, загадочно заглянула мне в глаза.

- Ещё один сюрприз? - догадываюсь я.

- Нашли ростки пшеницы. Мужичок один, вытряхивал свои вещи, среди них оказалось зерно. Хорошо, что птицы не склевали, теперь у нас есть надежда в будущем поесть хлеба, а может, даже булочек, - Лада глаза закатила в предвкушении.

- Мельницу необходимо строить, - с невозмутимым выражением лица шутит Егор.

- А ведь ты прав, - чешет тощую бородёнку князь Аскольд, - пока чертежи подготовим, для строительства лес подсушим, глядишь, и уже будет, что молоть.

- Вы это серьёзно? - не верит Егор.

- Более чем, - улыбаюсь я, - сегодня же найди специалистов, пусть готовят чертежи, - приказываю Аскольду. - И ещё, раз заговорили о чертежах, мужчины с плотов рыбу бьют острогами, непродуктивно. Семьи свои они смогут накормить, но, боюсь нам необходимо вводить налоги, чиновников надо кормить, - глянул я на хмыкнувшего князя, - строителей, военнообязанных ... корабли необходимо делать! Геннадий пусть готовит специальные снасти, Игната привлеки, поможет в корабельном деле, а там, на своё усмотрение - время раскачки прошло. Жильё готово, быт - более-менее, впрягаться надо, как лошадки в хомут. Кстати, охотники видели табун лошадей, пускай жеребят отловят. Да и мамонтят необходимо приручить. Ждут нас серьёзные стройки. И ещё, - я мрачнею, - необходимо каждый день отслеживать ситуацию на Разломе. Сдаётся мне, скоро та нечисть начнёт проявлять активность. У входа в ворота Титанов необходимо удвоить пост. Анатолий Борисович должен продумать о всеобщей воинской обязанности и уже сейчас формировать регулярные военные отряды. Не ровен час, Вилен Жданович захочет подмять нас под себя, по слухам, у него конкретное рабовладельческое общество, выискивают по лесам народ и заставляют работать на себя.

- Есть такое дело, - соглашается князь Аскольд, - пару наших горожан выкрали. Пришлось встречаться с Росомахой, проблему решили, бедолаг отпустили, но это пока силы равные, почувствуют нашу слабину, никого не пощадят.

- С лесным народом необходимо наладить отношения, - продолжаю я, - под боком потенциально опасный сосед.

- Это так. Регулярно происходят стычки неандертальцев с нашими охотниками, но бог миловал, пока жертв не было, наши люди успевали уйти. И ещё, - князь Аскольд отхлебнул из кружки морс, старательно вытер бородку, - у лесных людей наблюдали оружие: искусной работы мечи, кинжалы - явно не они его изготавливают. Из этого следует, помимо нас, их, есть другой народ и весьма продвинутый, меня это беспокоит. А кто-то из охотников, якобы видел, как неандертальцы общались представителями подземной цивилизации, вроде бред, но проверить необходимо, предлагаю исследовать те пещеры, - Аскольд поморщился, вероятно, вспомнил, как мы едва остались живы, лишь слегка заглянув в них.

- Незамедлительно, - соглашаюсь я. – Разгребу дела и в путь, подбери пару крепких мужчин.

- Ты не пойдёшь, - невозмутимо произносит князь.

- Не понял? – округляю я глаза.

- После ранения ты ещё слабый, да и город бросать не советую … сразу я и ты - глупость несусветная. Великий князь, пара тебе остепениться и удаль молодецкую использовать разумно, - не то шутит, не то журит меня Аскольд.

Я долго смотрю на него, он невозмутимо почёсывает бородёнку, а взгляд как у кобры – холодный, но не злой. Но вот, он едва улыбается, щёки слегка розовеют, таким Аскольд мне больше нравится: - Никита, - говорит он, - тебе надо подумать по поводу плотины.

- Какой плотины? – не сразу понял я.

- Разлом затопить.

- Ах, да, - вспоминаю я. – Ты прав, этим тоже надо заняться немедленно … хорошо, на тебе пещёры, на мне плотина, - киваю я.

- Туда тоже не ходи, пошли подготовленных людей.

- А не пошёл ли ты! – возмутился я.

Аскольд и глазом не повёл на мою выходку: - Я знал, что ты меня пошлёшь, сам такой. Но вот в чём дело, Никита, ты знаешь про мою интуицию, никогда она меня не подводила. Так вот, чудится мне, твари из Разлома знают о тебе и испытывают огромный интерес к твоей персоне, они используют любой момент для нападения.

- Что за чушь, - крупно вздрагиваю я. – Откуда они могут знать обо мне?

- Мне самому непонятно, сильно с ними не пересекались, слегка пощекотали им нервы, но это не в счёт, мелкая стычка … но даже тогда, всё внимание этой орды было приковано к тебе, я чётко заметил.

- Безусловно, так и было, - пожимаю плечами, - тогда я немного пошалил, неосмотрительно близко подбежал к ним, копьё метнул и едва не задохнулся от их аммиачного выхлопа, лёгкие долго жгло.

- Поверь моей интуиции, они тебя запомнили и используют любой шанс, чтобы посчитаться за своё унижение. Сдаётся мне, тогда был первый случай, когда им дали серьёзный отпор, и ты для них стал врагом номер один.

- Умеешь ты подбодрить, мой друг, - криво ухмыляюсь я.

- Спасибо, что оценил, - широко улыбается Аскольд, его острая бородка взлетает к верху, словно хочет меня проткнуть. – А ещё, эти твари явно что-то изобретают, я считаю, они пытаются вывести мутантов, способных жить в нашем воздухе … не опоздать бы.

- Их надо утопить как крыс, - мрачнею я, мне очевидно, Аскольд прав на все двести процентов, время не на нашей стороне.

- Очень надеюсь, что вода поможет,- без особого энтузиазма произносит князь.

- А ты сомневаешься? – предчувствие беды кольнуло мне в сердце, я привык серьёзно воспринимать слова друга.

- Мне кажется, они боятся не воды, а тебя, - огорошивает меня Аскольд. – Ты найдёшь способ их извести … вода, так, отсрочка от решающей битвы.

- Какой-то ты странный, совсем на себя не похож, никогда не слышал от тебя столь путаных умозаключений.

- По природе я скептик, поэтому и рассуждаю здраво, но этот мир и меня изменил … некоторым образом … начинаю верить в предчувствие, а вот, недавно сон приснился, - он ухмыльнулся, заметив мой профессиональный взгляд врача. – Именно, сон, не смейся … он почему-то всколыхнул мою душу.

- Поделишься? – осторожно спрашиваю я.

- Изволь, - Аскольд пригладил взъерошенную бородку, - снился мне ты …

- Оп-паньки, это настораживает, - в шутку всполошился я.

- Иди в жо…у, - лихо посылает меня Аскольд, - слушай дальше, ты спустился в Разлом, а там пепел и всё дно завалено трупами, в руках держишь необычную вазу с запечатанным горлышком и я, как бы со стороны, понимаю – в вазе смерть для тварей, что затаились в пещере.

- Ваза? – напрягаюсь я, в голове, словно нехотя проявился сюжет из того далёкого сна у Разлома, я действительно держал в руках вазу с запечатанным горлышком и маску.

- Да, ваза … а на голове у тебя была маска …

- Какая маска? – дёргаюсь я.

- Мне откуда знать, тебе виднее, - бесшумно смеётся Аскольд, - это сон и, вероятно, он ничего не значит … хотя, что-то меня держит в напряжении, - нехотя сознаётся он.

- Ваза и маска, - медленно проговариваю я.

- Не парься, это просто сон, - на лице друга появляется дурашливое выражение, но глаза становятся ещё более холодные.

После разговора с Аскольдом, я некоторым образом не в себе, настроение упало ниже ноля, появились сумбурные мысли, мне неожиданно стало ясно, что затопив Разлом, проблему не решить, но, опять же, сидеть, сложа руки – непростительная роскошь. Пришельцы развиваются и производят на свет новые агрессивные формы, если не получается их уничтожить, то необходимо затормозить их развитие, остаётся вода, ничего другое мне на ум не приходит. Ваза и маска – как это эфемерно и глупо, их образы, результат переутомления мозга, как у меня, так и у Аскольда. Даже если гипотетически допустить, что подобные артефакты существуют, где их искать, не под землю же спускаться? Я осекаюсь в своих мыслях, вспоминаю разговоры о том, что неандертальцы общаются с некой подземной цивилизацией. Может разгадка там?

Князь уже собрал группу воинов из десяти человек, они вооружились топорами и луками, каждый подвесил за спиной по вязанке факелов, что-то ёкнуло в груди, мне стало страшно за друга. Что их ждёт в глубинах пещеры, если у самого входа такие страсти. Аскольд ловит мой взгляд, со смехом произносит: - Никита, у тебя такой вид, словно меня уже хоронишь.

- Типун тебе на язык! – зло оборвал его я. – Ты там не сильно развлекайся, почувствуешь, что наступает трындец, как можно быстрее дёргайте обратно, мне не нужны лишние трупы, и ещё, - я замолчал, пытаясь оформить мысль, чтобы она не казалась излишне глупой и дикой. Аскольд не мешает мне думать, его взгляд сосредоточенный и напряжённый, я решаюсь: - Что бы ты обо мне сейчас не подумал, но я приказываю найти, вазу и маску … они спрятаны в пещерах.

- Пойди туда, не знаю куда, - усмехается Аскольд.

- Принеси то, ни знаю что, - в тему добавляю я.

- Впервые сталкиваюсь с таким бессмысленным заданием, но что удивительно, оно мне нравится, - князь странно серьёзен.

- Тогда в путь, - провожаю я их.

Некоторое время наблюдаю, как небольшой отряд идёт вдоль озера Лады, подходит к скалистой гряде и скрывается в пещере. Ловлю себя на мысли, что я словно прощаюсь с другом навсегда, на душе тяжело и гадко. Едва переставляя ноги, иду к озеру, умываюсь, целиком окатываю голову водой, затем, понуро бреду в город. Но, по мере приближения к нему, успокаиваюсь, картина перед глазами радует взгляд: все дома с крышами, пахнет дымом, слышатся разнообразные звуки, характерно стучит молот о наковальню, у кого-то ревут быки, гогочут гуси, мальчишки играют в охотников, на берегу подготавливают место для закладки будущей верфи. У небольшого леса тренируются лучники, чуть в отдалении, крутятся тренажёры из брёвен, на них отрабатывают навыки воины, а рядом, бьются на топорах и палицах. На небольшом пригорке разбит тент, под ним расположились несколько офицеров во главе с князем Анатолием Борисовичем. Я подхожу, все встают, тесть докладывает о состоянии дел, хвалю, скидываю рубашку.

- Потренироваться хочешь? – догадывается Анатолий Борисович.

- Засиделся, надо размяться, - соглашаюсь я.

Тесть придирчиво оглядывает мои багровые шрамы: - Не рано?

- В самый раз, - отмахиваюсь я.

- На тренажёрах попробуешь?

- Нет, только рукопашный бой. Подбери мне парня покрепче.

Тесть ухмыляется, чуть прищурив глаза, одобрительно говорит: - Ладе повезло с мужем, - он хлопает меня по плечу, - себя вспоминаю, таким же был в молодости.

- Отец, ты и сейчас не слабый, - без всякого комплимента говорю я.

- Да, нет, руки уже не те, реакция подводит … разве что, мозги ещё варят, - улыбается он и подзывает крепкого парня, - Филипп, занимался боевым самбо. По каким условиям будете биться?

- До нокаута, - с удовольствием осматриваю парня, в прошлом я весьма успешно занимался боевыми единоборствами и поэтому понимаю, что соперник для меня выбран серьёзный.

Филипп с хорошо скрываемым пренебрежением кивает: - Для меня большая честь сразиться с вами, Великий князь.

- Не на собрании, - поморщился я, - мы сейчас на равных позициях, можешь называть меня Никитой.

- И это правильно, - неожиданно широко улыбается Филипп. - Никита, тебя как, можно сильно швырять на землю, вроде как шрамы ещё свежие?

- Жёсткий массаж не помешает, - я выхожу на импровизированный ринг, вокруг которого мгновенно собирается народ, краем глаза замечаю, некоторые заключают пари и многие ставят на моего соперника. М-да, не опозориться бы, как Великий князь сразу не состоюсь, а поддерживать статус необходимо, шрам в виде короны на плече одно, а дела – другое. Внезапно вижу Ладу, она идёт с Яной, энергично крутит шеей, видит меня на ринге, в удивлении округляет глаза, что-то возбуждённо говорит подруге, та кивает, но когда Лада пытается прорваться ко мне, удерживает за руку. В душе сокрушаюсь, не вовремя появилась жена, вспоминаю, как сегодня она осторожно ощупывала мои рубцы и требовала с моей стороны беречь себя, сильно не напрягаться, тяжести не носить, я кивал как послушный болванчик, она сокрушённо качала головой. А тут, на тебе, я в центре ринга, мой соперник уверенно поигрывает мышцами и, хотя весь его вид излучает благожелательный, глаза не предвещают ничего хорошего. Я усмехаюсь – вот влип, теперь получу от неё по полной программе. Лада укором смотрит на своего отца, Анатолий Борисович грозно сдвинул брови, показывая этим, что разговора не будет и даёт команду на сближение.

Филипп с ходу бросается мне в ноги, не удерживаюсь, падаю на спину, от боли в голове вспыхивает радуга, но она мобилизует на ответные действия. Под рёв зрителей, я подгибаю колени, затягивая соперника на себя и, резко распрямляю ноги. Он отлетает, поспешно выпрыгивает на пятки, становится в боевую стойку, но и я уже тоже стою на ногах, теперь его не пропущу к себе - сила борцов в ближнем бою, но Филипп прекрасен и в чистом рукопашном бою. Но тут он делает непростительную ошибку, вновь бросается мне в ноги, я резко отхожу назад и сверху наношу удар локтем в район лопатки и коленом в лицо. От таких жёстких ударов любой соперник был бы нокаутирован, но Филипп, охнув, вцепился в мою пятку и стал заворачивать ногу под болевой приём, ещё мгновение и кость пойдёт на излом. Толпа взревела. Обхватываю его шею в ключ, и получается интересная картина, чем сильнее он заворачивает мне ногу, тем мощнее происходит удушающий приём – теперь всё зависит от того кто выносливее к боли. Моя нога изогнулась, как лук, впору стрелу вкладывать, но и Филипп рычит, пуская изо рта пену, и крутит пятку словно чёрт. Но вот воздух в лёгких кончается, он ослабляет хватку, я высвобождаю ногу, перебрасываюсь через него и сильнее сжимаю шею, жду, когда он начнёт бить ладонью о землю, но соперник упирается изо всех сил, лицо побагровело, уже судороги пробегают по телу, про себя ругаюсь – так и удушить можно – отпускаю. Филипп производит стремительный перекат и уже стоит на ногах, грудь судорожно вздымается, белки глаз кровавые. Он с ходу наносит мощный удар кулаком, успеваю поставить блок, но он задевает бок, там, где багровеет шрам, рубец расходится, хлынула кровь. Как некстати появляется, затмевающая рассудок, злость, стараюсь её унять, так можно выйти из-под контроля. Гашу в себе раздражение и делаю вид, что «поплыл», замечаю, как в глазах у Филиппа вспыхнула радость, теперь он нанесёт мне последний, завершающий удар. В погоне за дешёвыми эффектами, он высоко подпрыгивает, целясь ногой мне в голову. Ожидая моего неминуемого поражения, вскрикивает Лада, но я прекрасно контролирую ситуацию, блоком отвожу летящую ногу, другую сбиваю перекрещенными руками, ловлю в блок, подсаживаюсь, заводя его ногу на своё плечо и, делаю бросок. Филипп не понял, что произошло, удар о землю был такой сокрушительной силы, что он, охнув, теряет сознание. Испугавшись, что я переусердствовал, наклоняюсь над ним, щупаю пульс и под радостные вопли толпы, произношу: - Жить будет … а он неплох, как я погляжу, такие бойцы мне нужны.

Привожу его в чувства, он открывает глаза, смотрит на меня с нескрываемым обожанием и спрашивает: - Где я?

- На земле, - улыбаюсь я.

- Но ведь был полёт.

Я помогаю ему встать, дружески хлопаю по спине: - Ещё полетаешь, а ты молодец, я даже вспотел.

- Никита Васильевич, вы ранены? – увидев кровь на моём теле, беспокоится Филипп.

- Ерунда, - отмахнулся я, - а меня называй просто - Никитой.

- Я с тобой дома поговорю! – нашу идиллию прерывает возмущённый выкрик Лады. В толпе рассмеялись, моя жена нахмурилась, но неожиданно светлеет лицом и тихо шепнула мне в ухо: - Я тобой горжусь … но всё равно ты несносный муж, Семёну покажись, пусть новый шов тебе сделает. Целую жену, опираясь о её хрупкое плечо, схожу с ринга, ощущаю на себе восхищенные взгляды, свой авторитет не уронил … а ведь мог … или нет? Мой тесть с теплотой смотрит на меня, многозначительно поджимает губы, размеренно подходит, ласково смотрит на дочку: - Всё правильно, Ладушка, ему давно надо было заявить о себе, я ждал этого момента, поэтому подготовил Никите самого лучшего бойца, чтобы наверняка … лишь Аскольд сильнее Филиппа.

- Мордобоем можно лишь дешёвый авторитет заработать, - поучительно заявляет Лада, у неё иногда проскальзывает от своей мамы - учительницы младших классов.

- Не скажи, сейчас как раз и нужен хороший мордобой, чтобы поднять авторитет, да и засиделся Никитушка, жиреть начал, - озабоченным тоном произносит Анатолий Борисович, - я с испугом глянул на своё тело, но вроде лишнего жира не обнаружил, но тестю виднее, раны заживут - на тренажёрах надо покачаться.

Семён поселился на краю города, к моему удивлению, он организовал лечебницу для животных, правда, и людей иногда принимает. Я вначале его не понял, почему именно зверей лечит, но он по секрету рассказал, как-то Игорь раненого волчонка принёс, с него, и началось, приёмный сынок постоянно находил нуждающихся в помощи животных и волок к Семёну, пришлось даже штат ветеринаров увеличивать. Что ж, это тоже нужно, а для людей, я на другом краю города первоклассную больницу создал, но все мои родные предпочитают ходить к Семёну, вот и я плетусь к нему.

Мой друг придирчиво осмотрел мою рану, советует сжать пальцами края разошедшегося шва, а сам ловко накладывает шинку лисёнку, затем отдаёт зверька Игорю и вновь подходит ко мне: - Зажило ведь уже, что произошло? – с укором спрашивает он.

- Удаль свою демонстрировал, - хмыкает Лада, - с Филиппом сразился.

- Побил? – спрашивает Семён.

- Нет, Никита его! – с жаром восклицает моя жена.

- Так я это и имел в виду, - улыбается Семён. – А про Филиппа я уже давно знаю, с десяток его бывших соперников лечил, крутой он боец.

- Не заметила, - поджимает губы Лада, - Никита его как Тузик грелку …

- Да-да, - соглашается Семён, однако шов разошёлся, - он достаёт хирургический инструмент, раскладывает скальпели, кривые иглы, готовит нитки из жил, затем снимает с полки пол-литровую банку, на которой ещё сохранилась этикетка ещё с той, прошлой жизни – консервированные кабачки, взбалтывает содержимое.

- Что там? – интересуюсь я.

- Обезболивающий отвар на основе дурмана.

- Однако, - хотел возмутиться я, но Семён уже промокает рану чистой тряпкой, смоченной в этой чудовищной смеси, почти сразу боль как бы немеет, затем растворяется, - однако, - теперь в иной тональности произношу я.

Семён ловко отсекает скальпелем рваные края и я совсем не чувствую боли, но Лада морщится, словно это её оперируют, но не уходит, предпочитает лично ассистировать. Скоро он виртуозно сшивает тонкими жилами обработанную рану, накладывает повязку с какой-то ароматной мазью: - Вот и всё, Никита Васильевич, постарайтесь хотя бы с неделю не поднимать тяжести, - несколько обречённо произносит мой друг, он уже прекрасно изучил меня.

- Да-да, конечно, - соглашаюсь я, и уже обдумываю на завтра свой поход к Разлому.

Гл.16.

Бок словно заморожен, а в голове возникают фантастические картинки – побочное действие адской анестезии на основе дурмана. Изобретатель Семён, постоянно сталкиваясь с болью своих подопечных, устав за них переживать, с бесцеремонностью разгрёб свои далёкие воспоминания о лечебных травах и изобрёл нечто дикое, но, действительно снимающее боль. Честь и хвала ему, но я уже который раз прогоняю рукой, возникающие перед внутренним взором, мерзкие, ухмыляющиеся рожи. Семён предупреждал меня о побочных действиях своей анестезии и, даже хотел, чтобы я с часик понежился у него на постилке, рядом с раненым лисёнком, но дела зовут. Я откланялся и вот, моя ненаглядная Лада, периодически испуганно вскрикивает, когда я с рычание отгоняю очередную морду.

Мы входим в город, идём по оживленным улицам, гремят самодельные повозки, кто-то меня узнаёт, а кто нет, и с безразличием проходит мимо, кто откровенно шарахается в сторону. Лада утверждает, что у меня лицо, несколько необычное, глаза как у наркомана и блуждающая улыбка на губах - в этом состоянии я совсем не похож на Великого князя.

Лада доводит меня до дома, присаживаюсь на скамейке, постепенно прихожу в себя, остатки анестезии тихо испаряются, и я начинаю вновь нормально ощущать реальность. День неумолимо скатывается к ночи, но Аскольда нет, впрочем, я допускаю, что пещера не просто большая - огромная, иначе не развилась бы в ней жизнь, за один день её не пройти. Мой друг взял провизии на три дня и, вроде, время ещё есть, но переживания за него совсем меня изводят, а тут Яна с дочкой пожаловала в гости, справляется о моём здоровье, хвалит моё бесстрашие, а глаза требовательные и проницательные. Некоторое время она разговаривает с моей женой, пользуясь моментом, отдыхаю, но вот она подсаживается рядом и, как бы, между прочим, спрашивает: - Никита, куда моего мужа послал, уже вечер, а его всё нет?

- Он в командировке, - я старательно отвожу взгляд от её цепких глаз.

- Я видела, он с отрядом вооруженных до зубов людей, к пещере пошёл. Они что, к лагерю Вилена Ждановича направились?

- А он тебе сам ничего не сказал? – осторожно спрашиваю я.

- Отшутился, сказал, какую-то вазу будет искать, а со стены тяжёлый лук снял, он его редко берёт, чаще свой лёгкий блочный, а ещё топор, нож и жменю обсидиановых осколков. Зачем ему весь этот арсенал, с ним же целый отряд вооружённых людей? Признавайся, Никита, что за командировка у моего мужа? – как бы в шутку требует она.

- Пристала, давно привыкнуть должна к работе мужа, - возмутился я.

- И всё же скажи, а то ночь не буду спать, мерещится мне всякое, что-то под сердцем скребёт, боюсь я за него, как бы Светочка без отца не осталась.

- Типун тебе на язык! – я даже поднялся с места. - Яна, пустые страхи, ты же знаешь Аскольда, напрасно рисковать он не будет.

- Тогда скажи, куда он пошёл, или это секрет?

- Почему секрет, - пожимаю плечами я, - он спустился в те подземные ходы, которые между водопадом и выходом к нашему городу.

- И всего то? – Яна округляет в удивлении глаза. – Но зачем брать с собой столько оружия?

- Ну … на всякий случай, - облегчённо выдыхаю воздух я.

- Что-то ты темнишь, - не верит женщина.

- Истинная, правда - он в пещерах.

- Славу богу, - вздыхает Яна.

Я криво улыбаюсь, меня совсем не радует, что успокоил её таким образом, сам же не нахожу места от переживаний, дурман в голове полностью рассеялся.

- А я слышала от мальчиков, - совсем некстати произносит Светочка, - в той пещере кто-то живёт.

- Подслушивала? – возмущаюсь я.

- Совершенно случайно, дядя Никита, простите меня, вы так громко говорили, и мне стало интересно, - лепечет девочка.

- В те пещеры ходить нельзя! Как только твой папа вернётся, мы их замуруем!

- Значит, там что-то есть, - задумчиво произносит Яна.

- Не парься, подруга, - обнимает её Лада, - о твоём Аскольде легенды ходят, думаю, скоро он будет с нами.

- Я дал им срок три дня, - уточняю я.

- Даже так, - мрачнеет Яна. – Ладно, будем его ждать, хорошо хоть ты здесь.

- Завтра к Разлому ухожу, - будничным тоном говорю я.

- Тебе нельзя … шов ещё свежий и кровь на повязке, - всполошилась Лада и за поддержкой смотрит на Яну.

- Мужики, что и говорить, ребячество кое-где играет.

- Зачем вам идти к Разлому? – напирает на меня Лада.

- Хорошо, не стану вас водить вокруг да около, я познакомлю с нашей ситуацией, и вы поймёте, почему мы … гм … выпали из своего времени и переместились в прошлое, я считаю, настало время, и народу узнать о нашей миссии, - решительно произношу я.

- Какой миссии? – с беспокойством спрашивает Лада. – Это на тебя ещё наркоз действует.

- А ведь точно, я часто думала, с какой радости нас швырнули к первобытным хищникам, где-то должно быть логическое объяснение. Так ты всё знаешь? – с интересом спрашивает Яна.

- Не всё, но основное, - киваю я. – Кстати, эти ранения я получил не от людей Вилена Ждановича.

- От кого же? – всполошилась Лада.

- Я был в нашем будущем, оно ужасно …

- Ты возвращался назад?! – у Лады от восторга загораются глаза.

- Оно ужасно, - повторяю я.

- Ты не шутишь, ты проник в наше время? – всполошилась Яна, в её глазах я не замечаю откровенной радости.

- В Крыму идёт война, это плато бомбят ракетами и выжигают напалмом, посёлок Качу забросали вакуумными бомбами.

- Кто это делает, неужели американцы? – цепенеет Лада.

- Они исполнители воли тех, кто сейчас копошатся в Разломе. Те твари, в будущем, найдут способы перевоплощаться в людей и внедрятся в правительственные структуры – им нужно уничтожить всё живое, чтобы заселить Землю.

- Где-то я слышала такую ахинею, эти бредовые сведения иногда появлялись в печати, - недоверчиво произносит Яна.

- А это всё не бред? – я обвожу руками по кругу.

- Здесь здорово, я не хочу обратно, - уверенно заявляет Яна.

- Но там мы живём … жили, – горько вздыхает Лада.

- Сейчас наш мир здесь, Ладушка, и он прекрасен, - улыбаюсь я.

- Это так, но я переживаю за Ярика, да и за Сеточку тоже – за всех детей, что их ждёт?

- Здесь им лучше, - уверенно говорю я.- А ты заметила, никто не болеет, всякие вирусные инфекции исчезли, - с точки зрения врача, с воодушевлением произношу я.

- Зато есть хищники и этот … Разлом.

- Справимся, - я обнимаю жену, ободряюще улыбаюсь Яне.

К вечеру я приказываю собрать всех людей, затем доношу свои мысли - в толпе кто-то заржал как матёрая лошадь, демонстративно крутанув пальцем вокруг виска, но был сбит с ног моими единомышленниками, а я с облегчением вздыхаю, здравомыслящих людей несопоставимо больше, чем вечных скептиков.

Аскольд с людьми к вечеру не появился. Узнав, что Семёну принесли медвежонка, Ярик умчался к нему и пообещал вернуться лишь на следующий день, Яна с дочкой, ушла, а я с грустью проводил их взглядом, как некстати меня мучают угрызения совести, я виню себя, что не остановил его тогда. С ужасом вспоминаю светящиеся глаза хищников, как много животных в той пещере, но я уверен, это не то, что следует сильно опасаться, Аскольд и его отряд справится с ними, настоящие опасности где-то в глубинах пещеры … надо было пойти с ними, я застонал.

- Тебе больно? – Лада осторожно прижимается ко мне, ласково гладит повязку.

- Сердце болит, корю себя за то, что Аскольд ушёл без меня.

- Не переживай, он не будет рисковать напрасно. К тому же, это его работа, кому как не ему её исполнять, а у тебя другие дела, и на Разлом не ходи, - требовательно произносит Лада.

- Именно так, буду прятаться за чужие спины, - со смешком произношу я, – да ты первая не станешь меня за это уважать.

- Не буду, - покорно соглашается жена, - что ж, видно такой мой бабий удел, дрожать от страха за своего мужчину … и гордиться. – Она обвивает меня руками и заваливает на мягкие шкуры, потревоженная рана вспыхивает болью, но чувство нарастающего возбуждения мгновенно гасит неприятные ощущения, рывком сдираю с жены одежду и зарываюсь в упругие груди, она застонала от дикого наслаждения и выгибается, словно дикая кошка. От её сладких выкриков испуганно замолчали ночные цикады, светлячки в великом удивлении зажгли свои огни, словно хотят подсмотреть, что творится в скомканных шкурах, в панике пискнула летучая мышь и поспешно вылетает из дома. Мы долго шепчем друг другу ласковые слова, и такое захватывает счастье и умиротворение, что лишь к утру отяжелели веки и сладкий сон сбивает с ног.

Перемена ощущений разительная, безграничное счастье и любовь отступают, словно наяву я бреду в темноте, расставив в стороны руки, не вижу ничего, но ощущаю чьё-то присутствие. Внезапно понимаю, мои глаза закрыты, пытаюсь открыть, но веки держат чьи-то пальцы, я пугаюсь, но в голове возникает чужая мысль: «Не открывай – это опасно, иди вперёд, а я тебя подстрахую, ничего не бойся».

«Ты кто»? – вздрагиваю от ужаса я.

«Считая, что твой ангел-хранитель», - я улавливаю смутно знакомые женские нотки. Где-то я их слышал? А ведь это с другого сна! Там, на умирающей планете, я познакомился с ней, и она подарила мне странную вазу и не менее загадочную маску. «Это ты»? – утверждая, спрашиваю я.

«Может быть. А теперь открывай глаза, мы прошли опасное место», - она отводит ладони от моих век.

Сумерки. Я вижу знакомый лес, это там, где покоится Разлом. А вот и он, пускает ядовитые испарения, на его кромке копошится непонятная жизнь - странные существа, отдалённо похожие на людей, пытаются встать, но вязнут в испарениях и продолжают бестолково ползать, издавая невнятные звуки. Но вот, кто-то поднимается на ноги, лихорадочно водит по сторонам головой и я, с омерзением вижу, это дряхлая старуха и у неё во лбу единственная глазница и та без глаза. Вмятина пульсирует тёмным огнём и это так страшно, что пячусь, но слышу голос моёй спутницы: «Она тебя не видит, но если поднимет свой глаз и направит в твою сторону – ты умрёшь».

Внезапно я замечаю в руках старухи непонятный круглый предмет, она приподнимает его до уровня груди, и цепенею от ужаса – это живой глаз и он крутит зрачком в разные стороны.

«Её ты должен опасаться больше всего», - голос моей спутницы врезается в мозг, и я резко просыпаюсь, лицо всё мокрое от холодного пота, страх ещё держится в душе, но я вижу спокойно спящую Ладу, её нежное лицо, опухшие губы и успокаиваюсь – ведь это просто сон.

Уже светло, я осторожно сползаю с постели, открываю дверь, вздыхаю полной грудью свежий воздух, выхожу во двор, с наслаждением умываюсь ледяной водой, ворошу палкой заиндевелые сверху угли, нахожу едва заметный огонёк, раздуваю в слабое пламя, быстро подкладываю сухие веточки, затем брёвнышки, ставлю треногу и подвешиваю котелок с водой.

На улице появляется народ, многие идут к озеру, другие направляются к виднеющемуся в прозрачной дымке лесу, показалась повозка, запряжённая резвым бычком, удивляюсь, когда это успели приручить опасного зверя. Большинство людей, со мной здоровается, а некоторые равнодушно окинут взглядами, и спешат по своим делам дальше и это не от неуважения к моей персоне, просто к нам постоянно прибывают новые горожане и со мной ещё не знакомы. Скоро ко мне должны пожаловать управляющие различных секторов, проведу утреннее совещание, инструктаж, затем, с группой сибиряков пойду к Разлому. Как назло, вспоминаю обрывки ночного сна, перед глазами возникает уродливое старушечье лицо, с единственной глазницей во лбу - в раздражении сплёвываю, надо же такому присниться! Но в моей памяти шевельнулись обрывки событий, когда мы впервые угодили к Разлому … там вроде тоже была старуха, её единственный глаз скатился в пропасть, это было так забавно, вот мы от души посмеялись. Я задумался – слишком много совпадений в реальности и во снах, неужели у меня действительно появился ангел-хранитель? Пытаюсь вспомнить лицо той женщины, но лишь сердце сорвалось в диком галопе - отголосок любви к той, что давно не живёт, как странно … мне стало невыносимо стыдно перед Ладой, словно я ей изменяю.

- Привет, - слышу родной голос. Жена, прекрасная после сна, стоит в дверях и сладко потягивается, желание вновь появляется в груди, но его приходится с бесцеремонностью задвигать в самый далёкий уголок своего сознания. Лада поняла моё состояние, лукаво грозит пальчиком, её губы трогает мягкая улыбка, она подходит ко мне, утыкается в грудь, едва не мурлычет как кошка, затем решительно отпихивает мои руки, которые приподнялись как клешни краба, смотрит в казанок, где вовсю булькает вода: - Надо бы успокаивающих травок бросить … шучу я, - увидев мой возмущённый взгляд, смеётся она.

Лада заварила душистый чай, я запёк оленину, сидим, завтракам и так нам хорошо, а ещё стайка птиц присела на ограду и жизнерадостно чирикает - вот так сидеть до вечера, но к изгороди уже подходят люди, к сожалению, начинаются суровые будни.

Уже час сидим у костра, ведём неторопливый разговор, непосвящённому зрителю может показаться, встретились старые друзья и делятся воспоминаниями, но темы достаточно серьёзные и злободневные.

Дисциплина в городе растёт, но не так как мне хотелось, народ ещё не совсем обвыкся, происходят мелкие недоразумения и, в иное время, за это можно было бы слегка пожурить, но сейчас приходится проявлять достаточную жёсткость – не всякий её понимает. Я ввёл обязательную физическую подготовку, молодёжь призвал в армию, два часа в день – общественные работы, для детей организовал школу и даже – подобие института, но, в большей мере, приоритет делаю на военных. Перед воротами Титанов выстроил первый уровень казарм, путь к санаторию охраняется. Подумываю, чтоб освоить бухту. Как усиление, братьям Храповым послал часть кадровых военных, бойцы у них лихие, но в военном отношении дилетанты.

Инженерный состав получил несопоставимые с обычным населением привилегии, лишь у военных они больше. Многие удивляются, зачем тратим столько сил на вооружение, прямых угроз нет. В том то и дело, что прямых, но я постоянно ощущаю пристальное внимание со стороны Вилена Ждановича, он выжидает, изучает и сам копит военную мощь. С сожалением приходится сознавать, сей факт, в будущем схлестнёмся с ним и это неизбежно, уж очень мы по разным путям пошли. Он строит невероятно уродливую систему, в ней заключены два, вроде не сопоставимые понятия рабовладельческий строй для рабов и демократия для свободных граждан. У нас же, никаких рабов нет, но и демократии, вероятно - также.

Большую роль отвожу нравственным критериям, законам чести и совести. В юридических отношениях у нас три главных составляющих: виновность, невиновность и совесть - иной раз совесть преобладает над двумя первыми понятиями.

Особо нетерпимо относимся даже к желанию завладеть чужим, так как оно влечёт за собой гнев и похоть, а это смерть совести и души.

В особый ранг возведено почитание родителей своих, содержать их в старости и проявлять заботу о них, ведь как мы будем о них заботиться, так наши дети станут относиться к нам.

Тех, кто не способен из-за трусости или не хочет защищать родных, и близких осуждаем, иной раз гоним из города. Та же учесть ждёт и тех, кто унижает достоинство других.

Некоторых не устраивают эти законы, добровольно уходят из города. Ищут лёгкой жизни у Вилена Ждановича, но, затем «кусают себя за локти», у него хорошо живут лишь свободные горожане, остальным сложно ими стать. Кто мог, возвращались в Град Растиславль, но мы их уже не принимаем, раз убежал в поисках лёгкой жизни, значит отступник нашего рода, гоним, прочь – они уходили в лес и больше о них не слышали.

Постепенно начинаем обрастать законами, традициями, даже появляется своя история, сказания и мифы. Детей рождается много, смертность уменьшается, с гордостью понимаю, наша раса возрождается - безусловно, мы правильно всё делаем.

Окружающий суровый мир становится благожелательным - мы не вваливаемся в природу как бульдозер на клумбу с цветами, стараемся жить с ней в гармонии и она отвечает взаимностью. Каждый день приносит сюрпризы в виде новых полезных растений, хищные звери старается уйти с нашего пути, лесные люди начинают мириться с нашим присутствием. Но ... над Разломом набухает ядовитый купол из аммиачно-газовой смеси. В наш мир вторгаются чужеродные организмы, они стараются мимикрировать с местными жителями, чтоб влиять на нас, у них это пока плохо получается. В основном, в результате их опытов, на свет выползает очередной монстр, но маниакальная тенденция внедриться в наш мир, пугает.

Приближаться к Разлому ближе, чем на выстрел стрелы, становится опасно, пришельцы чувствует приближение людей и выплёвывает сгустки аммиачного яда. Множество гниющих трупов животных отравляет воздух. Лес, на всём протяжении Разлома, пожелтел, лесные великаны умерли, пожухлая трава сползла с корней, оголив их, мох рассыпался в труху, даже вездесущие насекомые перестали посещать эти места.

Разительно поменялось всё с тех пор, когда мы впервые встретились с выходцами чуждых нам миров. Не люблю посещать мёртвую зону, словно вторгаемся на территорию вурдалаков, все, кажется, поднимется из земли мертвец и вцепится в нашу плоть, но инспекции приходится проводить регулярно, необходимо отслеживать ситуацию.

На этот раз пришло время найти место, где можно ставить запруду и наполнить её доверху, создав полноценное озеро – задача нелёгкая, требующая серьёзного инженерного подхода. Арсений Николаевич и его неизменный спутник – Прелый, берутся за это решение, в своё время они делали плотины, опыт есть, и, как говориться – «в добрый путь», вот только Аскольда нет, с ним как-то спокойно, я взгрустнул и решительно гоню прочь мысли, что мой друг может не вернуться с пещеры.

Я, молча, собираюсь, снимаю со стены оружие, Лада рядом, взгляд полон тревоги, шестым чувством понимаю, дверь отворяется, в дом бесшумно входит человек, замираю, стараюсь незаметно вытащить из-за пояса нож.

- Вот так ты встречаешь друзей? – раздаётся до боли знакомый голос.

Резко оборачиваюсь и встречаюсь с насмешливым взглядом Аскольда: - Чёрт, как же ты бесшумно вошёл! – смеюсь я и сгребаю его в свои объятия.

- Но ты же меня почувствовал, - смеётся друг.

- Змей, истинно – змей! - я хлопаю его по плечам.

Лада отпихивает меня и виснет на его шее: - Яна вся извелась! Где ты пропадал?

- Обычная командировка, - Аскольд с едва заметной насмешкой глянул на меня и тут я замечаю, как изодрана одежда друга, сквозь истерзанный рукав проступает кровь, одного лука нет, топора тоже, колчан со стелами пуст.

- Ты ранен? – я мгновенно становлюсь серьёзным.

- Чепуха, легонько поцарапался, но я не потерял, ни одного человека, - с непонятной гордостью произносит он, и сразу понимаю, как нелегко ему пришлось.

- Что видел? - я указываю ему на табурет.

Он садится, вытирает пот: - Ладушка, морса принеси, в горле пересохло, - он снимает с себя пыльную куртку, откидывается к стене, некоторое время отдыхает, затем начинает говорить: - Трудно в это поверить, Никита, но там целая пещерная страна, а в некоторых залах есть свет.

- Лунное молоко светится? – уточняю я.

- В том то и дело, что нет.

- Электричество? – в удивлении округляю я глаза.

- Что-то другое, я не разобрался, свет похож на искусственный, но может, я ошибаюсь. Первый зал, где мы Мишу вызволяли, это как бы первая линия охраны, в озере живут амфибии, по виду напоминают наших лягушек, но размером с крокодилов, и всякая мелочь – от летающих вампиров, до зубастых ящериц. От них мы отбились, затем проникли на другой уровень и вот там-то все, и началось, на нас напали мокрицы.

- Кто? – поперхнулся я.

- Мокрицы, - невозмутимо произносит Аскольд, - длиной в два метра, все в броне и с клешнями на лапах как у раков. Мы смогли от них убежать, проникли в другую пещеру, а это гигантский муравейник – муравьишки, как свирепые ягуары, их хитин даже наконечники из обсидиана не пробивает. Это просто чудо, что мы смогли выбраться живыми. А знаешь как? Мы натолкнулись на металлическую дверь, а за ней другой мир – всё заросло необычными растениями и они все хотели нас съесть, - Аскольд весело смеётся, но я замечаю в глазах отблески пережитого ужаса.

- Как же вы выбрались? – с недоумением спрашиваю я.

- Все это ползающее, летающее и плавающее, боятся огня – зажгли все факелы, которые у нас были и чудом выбрались … входы в те пещеры необходимо замуровать, в некоторых подземных полостях я ощущал запах аммиака, боюсь, пришельцы с Разлома начали внедряться в подземный мир, - неожиданно серьёзно произносит князь.

- М-да, странные пещеры, - задумался я. – Мы их замуруем, но, в будущем, придётся спускаться в них вновь, - я вспоминаю вазу и маску, что мне снились.

- Никто живой там не выживет, - качает головой Аскольд.

- Но вы выбрались, - с напором произношу я.

- Нам просто повезло.

В этот день я откладываю вылазку к Разлому, Аскольду необходимо отдохнуть, подлечить раны, побыть с Яной, а завтра – в путь. Хотел ему рассказать о странном сне, где меня предупреждали о некой старухе с единственным глазом во лбу, но передумал, вероятно, это будет перебор, боюсь, князь подумает, что мои мозги тихо съезжают с обочины в кювет - ладно, доберёмся до места, там будет ясно.

Ещё один день, я на строящейся верфи, сам принимаю участие в креплении тяжёлых брёвен, вовремя заметил лопнувший трос, чем спас себя и других. Затем, выявил нерадивого работника, по чьей вине произошёл этот инцидент, хотел дать в морду, но передумал, негоже Великому князю заниматься рукоприкладством … так, слегка ногой двинул в зад. Но, в общем, народ на верфи подобрался понятливый, скоро начнём строить первый корабль. В делах праведных незаметно соскочил день, ночь не успела охнуть, а я уже в полном боевом вооружении, со мной князь Аскольд и Исай с лучниками. Дневное время - самое безопасное время суток, ночью склоны Разлома кишат мутантами. Иногда они выпихивают на поверхность очередное творение, чаще всего, нежизнеспособное, но некоторые уползают в лес и, быть может, выживают, прячась в корнях могучих деревьев или зарываясь в землю. Странные твари, вероятно, это предтечи тех существ, которые, впоследствии, войдут в наши сказки, легенды и мифы, я давно понял истину: «дыма без огня не бывает».

И вот мы стоим у Разлома, над ним пульсирует ядовитого цвета дымка, а раньше она не поднималась выше кромок страшной трещины.

- Набухает, зараза, через десяток другой лет, от леса ничего не останется, - морщится Аскольд. - Главное, что бесит, ничего не можем сделать. Хоть стрелами засыпай, хоть камнями закидывай, всё одно, никакого проку.

- Ничего, утопим как цуциков, - хмурится Прелый.

- Идея хорошая, - соглашаюсь я, - главное, чтобы плотина получилась.

- Плотину возведём, - уверенно произносит Арсений Николаевич и непрерывно кашляет в рукав, ядовитые испарения совсем его доканывают.

- Образец их атмосферы надо бы взять, да нашим химикам на анализ, может, каталитическую реакцию подберут, да и сожжём всё это одним махом, - задумался я.

- Здесь такой объём газов, даже если будут нужные порошки, лишь на грузовиках возможно будет подвести, - в раздумье произносит Арсений Николаевич, - в нашем случае, топить их нужно.

- Да, грузовиков, к сожалению, нет, разве что, степных мамонтов приручим, - со вздохом соглашаюсь я.

Князь Аскольд стрельнул на меня взглядом: - Достаточное количество слонят выловить вполне реально.

- Вот и займись этим.

- Не рановато ли? Ещё реактивы не изобрели, а такое дело берёмся поднимать?

- В самый раз, - уверенно говорю я, - только бы не опоздать.

- Только бы не опоздать, - задумчиво вторит мне Аскольд. Он смотрит на клубящийся газ, что-то вроде страха мелькает в выражении лица и мгновенно растворяется в стальном блеске глаз. - Одним нам не справиться, к Вилену Ждановичу гонцов посылать надо, - неожиданно заявляет он, - пускай и он принимает участие.

- А не пошлёт нас? - с недоверием спрашивает Прелый.

- Думаю, нет, - я соглашаюсь с Аскольдом, - он умный человек, под прикрытием этой темы, постарается завязать с нами «дружеские» отношения, чтоб усыпит нашу бдительность, затем ударит.

- Считаешь, скоро нас ждёт война? - блеснул глазами Исай.

- Однозначно. По крайней мере, лично я, вынашиваю планы первым на него напасть, так сказать, нанести превентивный удар.

Исай потупился под моим взором, видно у него привита мысль, первым нападать нехорошо. Князь Аскольд весело хлопает его по плечу: - Привыкай, дружище, если хочешь выжить, умей вовремя перегрызать глотки врагам. А он весьма серьёзный враг и не упустит ни единого шанса, загрызть нас первым, но мы ему этого не дадим, - князь Аскольд бесшумно смеётся, козлиная бородка задорно выписывает кренделя.

- Сбрил бы её, - почти не шучу я.

- Это мой амулет, - дурашливо кривит рожу Аскольд, но в глазах вижу обжигающий холод - змей, чистый змей!

Разлом выплёвывает пару ядовитых сгустков, они падают на землю далеко от нас, с хлюпаньем растекаются и быстро испаряются, распространяя вокруг зловонье.

Лучники Исая, больше от озорства, запускают тяжёлые стрелы в бурлящую субстанцию. Они исчезают в ней словно в киселе и в тот же час вылетают ядовитые сгустки, на этот раз размазываются в непосредственной близости от нас.

- Снайперы, чтоб вас! - кашляя и задыхаясь, ругается Арсений Николаевич.

Отходим под защиту тёмных валунов, прочищаем лёгкие, откашливаемся. Да, если б нас накрыло ... делаю замечание лучникам, чтоб впредь не баловали. Исай подобрал отличных стрелков, но, по большей части, парни до восемнадцати лет, необстрелянные, озорные юнцы, надо сказать Аскольду, пускай потягает с собой, чтобы слегка обтесались - он намечает произвести вылазку против «братанов», уголовников, засевших на северных склонах - надоели уже - пускай молодёжь на них потренируется, для общества польза и им опыт.

Некоторое время сидим за камнями, наблюдаем за Разломом. Всякое действие со стороны пришельцев затихло, словно и они наблюдают за нами. Кто же они такие? Что за форма жизни? Где их настоящий дом? Что-то мне говорит, они как споры вездесущих грибов разносятся по Вселенной, внедряются в любой мир и, высасывают из него все соки, затем поиск других миров, и так до бесконечности. Жизнь, получившая одну из самых высоких степеней агрессивного паразитизма. Но эти паразиты разумны, это очевидно, они внедряются, производят анализ обстановки, изготавливают разведчиков, используя местные живые организмы, и начинают менять среду обитания.

В воображении пытаюсь нарисовать их истинный облик, но нечто размытое возникает перед глазами, наверное, нет у них определённой формы, не нужна она им, они изготавливают её, исходя из среды обитания. Нет, их просто так не утопишь, и обычным огнём не выжечь, корни их уже в земле. В прошлом, они, безусловно, сталкивались с яростным противодействием, и утопить, и сжечь их пытались, это понятно, защита против всего этого у них есть, нужно придумать нечто другое. Я совсем не верю, что наш замысел с водой удастся, но сдержать на некоторое время их развитие, вполне может, а затем надо придумать нечто иное … необходимо найти ту вазу – может это странно, но я верю, что она существует, вот только как её раздобыть – в пещерах страшная цивилизация, абсолютно чуждая человеку.

Буро-зеленое облако над Разломом колыхнулось, словно прислушивается к моим мыслям, на поверхность вываливается полупрозрачный шар. Его стенки переливаются всеми цветами радуги, очень похож на мыльный пузырь, внутри корчится старуха. Вот она встаёт, делает в нашем направлении шаг, но спотыкается, бьётся головой о камень, из единственной глазницы вылетает глаз. Старуха ползает на четвереньках, шарит руками по земле, ищет своё око, хотя картина жуткая, мы невольно смеёмся. Она находит его, берёт в руки, судорожно вздыхает, водит им вокруг лица, тонкие губы раздвигаются в улыбке, наверное, своя рожа понравилась. Затем подходит к стенке пузыря и, проворно высовывает руку с глазом наружу. Невероятно, глаз живой! Зрачок быстро двигается и застывает, а меня пронизывает животный ужас. Я чувствую как моё сознание, словно выдёргивают из тела, ещё мгновенье и вместо меня будет зомби. Крепкая рука Аскольда выдёргивает из гипнотических объятий ока, сильно прижимает к земле и ещё пару раз крепко даёт по щекам, я с трудом прихожу в себя и бормочу: - А ведь меня о ней предупреждали, как-то я не по делу расслабился.

- Что это за Лихо такое? – побелевшими губами, выговорил Исай.

- Лихо одноглазое, - невесело хохотнул князь Аскольд и с удивлением уставился на меня: - Так кто тебе рассказал о ней?

- Во сне приснилась, - я пытаюсь ухмыльнуться, но ужас от пережитого давит на сознании как тяжёлый заводской пресс.

- Уф, это что-то новенькое. Мне кажется, они организовали за тобой настоящую охоту, - шепчет князь. – Уходим! Никому не смотреть в сторону глаза!

- Мерзость какая, - передёргивается Исай.

- Похожа на ведьму, - говорит один из лучников.

- Поселится где-нибудь в горах, и будет пожирать заблудших путников, - высказывается ещё один парень.

- Вот вам и мифы древних народов, - бесшумно смеётся князь Аскольд.

Поспешно отползаем. Некоторое время меня не отпускает непреодолимое желание обернуться, шрам на плече в виде короны, словно воспламенился, сигнализирует о страшной опасности, я всё ещё чувствую незримые нити, исходящие от кошмарного ока, только в живом лесу рвётся с ним связь.

Речка, что стекает в Разлом, достаточно широкая, и всё же, она не способна заполнить эту жуткую трещину, вода легко впитывается в землю, только огромный поток может заполнить Разлом до краёв.

Мы идём против течения вверх, лес всё сгущается и становится всё более непролазным и угрюмым, но речка журчит жизнерадостно и ей наплевать на наши страхи, она бесстрашно вгрызается в землю и вот, мы входим в узкое ущелье. Арсений Николаевич останавливается, скидывает рюкзак, Прелый кивает, и произносит, словно слышит мысли: таёжного охотника: - Ты прав, идеальное место, если перегородить этот перешеек, вода поднимется на тридцать метров, и длина ущелья, приблизительно, с десяток километров.

- Если перегородить, - неуверенно говорит Исай, - здесь нужно столько кубометров грунта и леса, жизни не хватит всё построить.

Аскольд задумчиво поглаживает бороду, оборачивается к Арсению Николаевичу: - Что скажите?

- Место, лучше не придумаешь, осталось за малым, перегородить ущелье. Я бы взорвал те скалы, и проблема решилась сама собой.

- Взорвать?! Это что, шутка, такая? – у меня едва не выпадает челюсть.

- Подожди, - Аскольд решительным голосом гасит мой нарастающий гнев, - у нас химиков целая бригада, пускай отрабатывают свой хлеб.

- Но, чтобы изготовить взрывчатку, целый завод надо запустить! – меня гложет сомнение.

- Зачем? – удивляется Аскольд. – Даже я, прямо в этом лесу, могу приготовить взрывчатое вещество, трутовых грибов на деревьях достаточно, другое дело их слишком мало для производства взрывчатки в массовых количествах …

- Из грибов взрывчатку? – не верю я.

- Вполне, - невозмутимо пожимает плечами Аскольд, - но нам грибы не нужны, пускай делают калийную селитру, заготавливают уголь, и ищут серосодержащую руду - насколько мне известно, она встречается на дне моря, мальчишки с ней игрались. Из всего этого, без особых проблем, можно изготовить порох, - Аскольд бесшумно смеётся, видя моё нескрываемое удивление.

- Ты говоришь, порох? – напрягся я, мои мысли помчались по извилинам, словно взбесившиеся скакуны.

Аскольд резко обрывает смех, пристально смотрит мне в глаза: - А ты прав, пора делать огнестрельное оружие - он легко читает мои мысли и оборачивается ко всем: - Хочу поздравить, с этого дня, переходим на новый уровень, господа!

Гл.17.

Появились первые кузни. Железо пока не первосортное, но прогресс на лицо. По крайней мере, ножи, наконечники копий и стрел, пилы, молотки, гвозди и прочее – есть, работаем над производством стекла, изготовили токарный станок, верфь для небольших кораблей построили. Есть рынок, с каждым днём появляется всё больше товаров - радует разнообразие. Пока идёт бартерный обмен, но подумываю о вводе денег, это, безусловно, удобно, но боюсь допустить ошибки. Хочу закрепить законом о невозможности получать деньги из денег. Они должны быть эквивалентом бартера и не более того, всякие проценты исключаю, нарушителей ждёт самая суровая кара, утверждённая князем Аскольдом – смертная казнь, скрепя сердце поддержанная мной. Монет, найденных жителями, переданных в хранилища, скопилось больше тонны. Среди них есть и медные деньги, серебряные, но очень удивительно - золотых больше - это будет неприкосновенный запас. Исходя ему, начнём печатать деньги. Строжайшим образом запретил пользоваться в обиходе древними монетами, так как считаю их стратегическим сырьём нашего государства, принадлежащего не мне, не Аскольду и прочим, только Граду Растиславль - в жизни не буду злоупотреблять золотым запасом в личных целях. Князю поручил проработать отдельно этот пункт в Основном Законе. Ни кому не будет поблажек и мне в том числе. Это не говорит, что я против обогащения, включая собственную особу, но это будет за счёт физической и умственной силы. Все станут в равном положении, власть и богатства будут получать лишь исходя своего трудолюбия, но не за счет получения денег из денег.

Конечно, поначалу нас не понимали, считали, что мы имеем корысть в личных целях, изымая у населения найденные ценности, верно и сейчас так многие считают, на всех не угодишь. Вначале массово тырили найденное, пока князь Аскольд не провёл жестокие, на мой взгляд, зверские, методы, в районе рынка он приказал казнить трёх человек. После этого процесс пошёл как по маслу, народ понял, время шуток кануло безвозвратно.

Площадки у пляжа не забыли. Игнат отстроился, зачем-то возвёл двухэтажный дом, пытается пристроить третий и мечется между этажами в счастливом порыве - заселён он только им самим и Надюшей.

Близнецы оказались неплохими управленцами. Братья окружили все подступы к своей территории заточенными кольями и поставили вооружённые посты. У моря выстроили причальную стенку, несколько шлюпок несут круглосуточную вахту. Закончили основное строительство жилых и хозяйственных построек. Заложили фундамент под санаторий и каждый день проводят тренировки в спартанском духе - до придела физических возможностей.

Сын за полгода повзрослел, бьёт рекорды из лука, есть результат в рукопашном бою. Игорь всех удивляет, стал говорить, заслуга тёщи. Светочка научилась лепить горшки, забавно как маленькие пальчики вылепляют кружева на кувшинчиках. Семён, неожиданно для всех нас, перегнал весь жирок в рессоры мышц, стал напоминать пещерного медведя, из лука стрелять не научился, зато дубиной управляется виртуозно. Князь Аскольд полностью завершил работу над Сводом законов, теперь я с тоской пытаюсь разобрать его каракули, чтоб утвердить подписью. Мать организовала артель по переработке и шитью шкур. Пользуясь своим служебным положением, Ладе изготовила костюм из шкуры оленя, украсила орнаментом из шерсти смилодона, пуговицы перламутровые, речным жемчугом расшила цветы, всякие вырезы, очень нужные кармашки, даже по современным меркам - шедевр. В этом костюме Лада настоящая Великая княжна, особенно когда за плечом висит изогнутый лук. Стасик и Ирочка поженились - мне пришлось взять на себя роль попа.

Да, вот ещё, потихоньку, люди потянулись к истокам религий, они верят в небо, верят в море, верят в землю, верят в солнце. Может, на заре становления человечества всегда так было? Даже город наш с восторгом утвердили - Град Растиславль, когда-то идею с названием подсказал наш враг - Росомаха.

Вилен Жданович основал государство по типу Римской империи, есть граждане и всякие привилегии для них, есть рабы - без привилегий, почти без надежды стать свободными. Себя назвал императором, а Росомаха у него генерал службы безопасности. По данным разведки, народа в его империи больше нашего, но это за счёт рабов. Знаю, схлестнёмся с ним, будет страшная битва, он жесток, но и мы не подарок. Он это знает и пока выжидает, грабит потихоньку разрозненные поселения, приток рабской силы возрастает. Свой город назвал, Господин Великий Ждан. Когда мне об этом сказали, я со стула упал, какое самомнение у человека, но тем он и опасен.

В один из дней мне принесли меч, выкованный из нашей руды, я был некоторым образом потрясён, ничто так не завораживает мужчину, как хорошее оружие. Некоторое время я носился с ним словно ребёнок и даже спал, положив его рядом с женой, Лада даже начала к нему ревновать. Но, затем, Аскольд взялся за моё обучение, я раньше считал, что неплохо владею мечом, когда занимался боевыми единоборствами, мы тренировались с подобным оружием. Но после первого учебного сражения, выяснилось, то, что я раньше умел, показуха в чистом виде. Настоящий бой, это нечто другое, Аскольд виртуозно владеет этим оружием, словно самурай из древней Японии, хотя он говорит – это чисто русский стиль и он несокрушим. В любом случае, мой друг гоняет меня до помрачения рассудка, и я часто бывал, избит и даже окровавлен. Аскольд жесток, он утверждает, что Великий князь должен быть и великим мастером по владению мечём. Через какое-то время, мне стало казаться, что Аскольд мне поддаётся. Но вот, он отжимает рукой вымокшую от пота бородку, втыкает лезвие в землю, долго смотрит на меня, я вижу в его глазах удивление, затем ставит против меня двух бойцов, а спустя некоторое время – трёх, а ещё через месяц, я легко справлялся и с четырьмя и даже с большим количеством людей. Мне самому непонятно, откуда у меня открылся этот дар к владению мечом, но вероятно, на это меня толкнул банальный страх, я постоянно боялся показаться в глазах, окружающих меня людей, неумелым и недостойным нести почётное звание – Великий князь. Кстати, неожиданно и Семён заинтересовался холодным оружием, но меч отверг сразу и, по собственным чертежам, заказал себе топор – огромный и неподъёмный. Увидев столь варварское творение, Аскольд насмешливо фыркнул, с усилием поднял его за рукоятку, и со скептической улыбкой произнёс: - С такой тяжестью и простые отмашки не получатся, - но спустя месяц, Семён неожиданно так виртуозно стал фехтовать топором, что слышалось лишь жужжание от рассекающего воздух лезвия и только перекатывающиеся по телу мышцы, показывали, сколько тратится силы. Единственно, что расстраивало моего доброго друга, что соперников у него не было. С тех пор как он разогнал целый отряд вооружённых холодным оружием бойцов, изрядно покалечив их обухом топора, никто не рисковал с ним сражаться и Семён с грустью занимался самостоятельно. Изредка я составлял ему компанию, но часто он сшибал меня на землю, а затем, горестно вздыхая, обрабатывал мои раны.

Моя мечта, бани, воплотилась в жизнь, почти в каждом дворе они есть, вот и у меня стоит у ограды, рядом дровница забитая под завязку аккуратно спиленными пеньками. Моя Лада на седьмом небе от счастья, парится, чуть ли не каждый день, я даже боюсь, что скоро она кожу себе сотрёт. Вот и сегодня я охаживаю её душистым веничком по распаренному телу, она стонет как при любовных утехах и я, едва сдерживаюсь, чтобы не отбросить его в сторону, но дело есть дело. Затем и она, с весёлым смехом, хватает веничек, и я едва не улетаю от наслаждения.

Рядом с баней вырыл прудик, разгорячённые вылетаем и плюхаемся в ледяную воду – эмоции зашкаливают! Накидываем на себя изрядно потёртые пляжные полотенца, присаживаемся у костра на лично изготовленные мною кресла из скрепленных между собой брёвнышек и разливаем по кружкам чай. Появляется Ярик, весь пыльный и потный, но довольный и важный, у него за поясом болтается крупный заяц. Он кидает его нам под ноги: - Пока вы тут ерундой занимались, я на охоту ходил. Пойду, отдохну, так набегался, ноги гудят.

- Сынок, баня ещё не остыла, грязь сначала смой, - приподнимает аккуратные брови Лада.

- Потом, я так устал, - Ярик старается не подавать вида, что обиделся, мы по достоинству не оценили его трофей. Я про себя усмехнулся: - Какой жирный заяц. Где подстрелил, сынок?

- О, папа, это за озером, их там так много, я с Игорьком на то место набрёл.

- Это у обрыва? – настораживаюсь я.

- Мы к нему близко не подходили, так, к кромке подползли, красотища, внизу лес и немного моря видно.

- Вниз не пытались спуститься? – спрашиваю словно невзначай. Я строго-настрого запретил им покидать город Растиславль без сопровождения взрослых, через пещёру им не пройти, там я установил посты с чёткой инструкцией по этому поводу. Но мальчишки постоянно пытаются улизнуть из города, у них особым шиком считается побывать в первобытном лесу и увидеть страшных зверей. Других путей, как только через пещеры, вроде нет, но я догадываюсь, что место, где мы живём, ещё не в достаточной степени изучено, кто его знает, что скрывают обрывы.

Ярик деланно возмущается и неожиданно краснеет под моим проницательным взглядом: - Папа, ты же знаешь, там всюду пропасти.

- Да знаю, вот только, сынок, если ты что-то от меня скрываешь, это плохо. Дело даже не в том, что внизу смертельно опасно, враги могут подняться по ним и проникнуть в наш город.

- Я как-то об этом не подумал, - Ярик опускает взгляд и переминается с ноги на ногу.

- Вероятно, я что-то упустил? – напрягаюсь я, но благоразумно не давлю на сына.

- Папа, это что, действительно на нас могут напасть враги?

- Определённо, - я не свожу с него взгляда.

- Ярик, ты спускался вниз? – бледнеет Лада.

- Мам, я уже взрослый! – он попытался возмутиться, но встретившись с её гневным взглядом, осекся и промямлил: - Мы случайно нашли спуск, в расколотой скале … зайца я у леса подстрелил.

- Ты был у леса?! – вскакивает Лада и хотела нанести ладонью шлепок о мордашке сына, но я удерживаю её за руку: - Лада, он действительно уже … не ребёнок, но ведёт себя как безответственный шалопай! – я грозно посмотрел на сына.

- Но с нами же, ничего не случилось, а к степным мамонтам мы близко не подходили, а на саблезубых тигров с дерева смотрели …

- Что?! – Лада стала задыхаться.

- Ярик, - я пытаюсь говорить как можно спокойнее, но во мне всё клокочет, - ты не прав, даже мы, взрослые, ходим в те места большими группами, иначе … нас всех бы съели хищники.

- Но меня, же не съёли! – горячо восклицает сынок и на этот раз я не успеваю перехватить ладонь жены и она хлёстко бьёт по мордам сына и внезапно заплакала.

Ярик сначала схватился за, словно воспламенившуюся щёку, затем прильнул к маме: - Я больше не буду, - чисто по-детски пролепетал он.

Она сгребла его, прижала к себе: - Сынок, если с тобой что-то случится, я не буду жить.

- Мам, извини …

- На что мне твои извинения!

- Это первый и последний раз, - решительно говорит Ярик.

- Ты обещаешь? – как-то беззащитно произносит Лада.

Ярик неожиданно задумался и пробурчал что-то неопределённое.

- Ты обещаешь? – напирает на него Лада.

- Подожди, дай ему всё обдумать, - я сурово смотрю на сына.

- Я подожду, пока не выросту, - серьёзно заявляет Ярик. Лада облегчённо вздыхает, а я задумался над его словами: «подожду, пока не выросту» - понятие, для нас взрослых, достаточно расплывчатое, посчитать, что он уже взрослый, Ярик может в любой момент, но я не стал его больше напрягать, главное, Лада успокоилась.

- Ты должен показать тот спуск, - требую я.

Ярик вздыхает: - Пост поставите?

- Обязательно. Я же говорил, врагов много.

- Хорошо, я покажу. Но как сказать это Игорю, я обещал, что этот спуск мы будем держать в тайне.

- Он мальчик не глупый, поймёт, - уверенно произношу я. – Так, где это?

- Сначала надо идти за тот мыс, затем пройти аллею из гинкго, выйти к обрывам и идти до наклоненной скалы. Затем, пролезть сквозь корни поваленного дерева, перебраться по стволу на другую сторону, прыгнуть на откос, быстро пробежаться, так как камушки начинают съезжать вниз, - Лада застонала и закатывает глаза, - потом зацепиться за корни другого поваленного дерева, выбраться наверх и сразу утыкаешься на отошедшую от склона скалу – между ними можно легко спуститься. Но, папа, я могу сам показать …

- Найдём, - обрываю я его и неодобрительно качаю головой. – Сколько раз я тебе говорил не бегать по осыпям!

- Я знаю, по ним надо бежать быстро и змейкой.

- Сейчас и я тебе дам по шее! – с гневом говорю я.

Ярик с недоумением посмотрел на меня, пожал плечами, но не стал больше ничего говорить, вероятно, побоялся отцовского гнева, хотя я еще, ни разу не тронул его, даже пальцем … Лада ещё может его шлёпнуть, но не я.

- Ладно, иди, помойся, - примирительно произношу я, - сегодня у нас намечается праздник.

- Какой? – Ярик стягивает с себя запылённую куртку, с бесцеремонностью встряхивает, я поморщился от клубов пыли.

- Сегодня должны спустить на воду первый корабль, уже послал за дядей Игнатом, наверное, он уже на верфи.

- Так надо бежать туда! – спохватился Ярик.

- Сначала вымойся …

- Само собой! – сын, скидывая на бегу одежду, ринулся баню.

- Хороший у нас парень растёт, - я обнимаю Ладу.

- Только слишком самостоятельный, - задумчиво произносит жена.

- Он уже совсем взрослый, скоро тринадцать, - многозначительно говорю я.

- Это так, - соглашается она. – А ты знаешь, он уже с девочкой встречается.

- Как это, он ещё совсем молодой! – возмутился я.

- Тебя не поймёшь, - улыбнулась Лада.

- Это совсем другое, - я грозно сдвигаю брови, - ему учиться надо, на ноги становиться.

- Извечный вопрос, - усмехается жена. – А помнишь, как меня замуж брал?

- Тогда время другое было, а здесь столько проблем.

- Проблемы мы сами себе создаём.

- Может быть, - соглашаюсь я. – Что-то Аскольда не видно, должен подойти, без него корабль мы спускать не будем.

- Вон он, лёгок на помине, - смеётся Лада и шмыгнула в дом приодеться.

Аскольд решительно заходит в калитку, идёт вглубь двора, останавливается у костра, многозначительно смотрит на меня, в его глазах нескрываемое торжество. Он скидывает с плеча потёртый кожаный чувал, садится рядом и бесцеремонно отхлёбывает чай из оставленной Ладой кружки.

- Не томи, - не выдерживаю я.

- Никита, ты всегда был нетерпеливым, - усмехается в свою козлиную бородку князь, отставляет кружку с чаем, пододвигает к себе чувал, развязывает верёвки и осторожно достаёт какую-то серую крупу. Затем, чувал относит далеко в сторону.

- Что это? – удивляюсь я.

- А вот что, - Аскольд небрежно бросает горсть в костёр. Происходит мощная вспышка и котелок срывается с треноги, взлетает выше крыши дома, нас засыпает пеплом и горящими углями. – Немного переборщил, - Аскольд сбивает с бороды огонь.

- Это порох?! – я радостно смеюсь, не обращая внимания на обожженное лицо.

- Первоклассный! – смеётся Аскольд, замечает в дверях дома потрясённую Ладу и вылетевшего из бани взъерошенного Ярика. – Ладушка, извини за котелок, я другой принесу.

- Дядя Аскольд, это порох? – ликуя, восклицает Ярик.

- Он … самый настоящий, мощнее китайского в десятки раз!

- У нас получилось! – я обнимаю друга. – Это прорыв!

- Теперь можно лить пушки и делать ружья, - князь Аскольд не скрывает своего торжества.

- Всё о войне думаете, - у Лады омрачилось лицо.

- Это наша гарантия мира, - вздёргивает бородку Аскольд.

- Он прав, - киваю я и заглядываю в чувал. – Целый мешок с порохом, как много!

- Для того, чтобы в клочья разнести весь твой дом, хватит, а обрушить скалы и сделать запруду, слишком мало, около тысячи таких мешочков нужно, - задумчиво почесал шею Аскольд.

- Но это разрешимо? – насторожился я.

- Обижаешь, - развёл руками мой друг и неожиданно бесшумно смеётся: - У нас уже всё изготовлено … хотел сделать тебе сюрприз, но глядя на твою озабоченную рожу, пришлось расколоться.

Повинуясь порыву, я сгребаю горсть пороха и как величайшую драгоценность сую в кожаный мешочек, тщательно стягиваю шнурком и сую в карман, Аскольд хмыкает: - Только к костру не прислоняйся этим местом. И вот ещё, чуть не забыл, с этим испытанием совсем из головы вылетело, первые деньги напечатали, я зарплату вам принёс, - он достаёт пачку светло-коричневых бумажек.

- Деньги? – у Лады глаза полезли на лоб.

- Ну, да, - рассеянно говорит князь, - давно уже было пора, люди жаловались, торговать неудобно. Я вам за три месяца по сотне дам.

- Это много? – спрашиваю я.

- Пока не знаю, всему населению Града Растиславль выдам по такой же сумме, а там посмотрим. Кстати, в бумагу впрессованы крупинки золота, по миллиграмму на каждый рубль.

- Так что, ты нам дал столько же денег как и всем? – я удивлён и шокирован такой несправедливостью.

- Я говорю … это пока эксперимент, но в дальнейшем, я надеюсь … зарплату тебе увеличу, - с невозмутимостью произносит князь Аскольд.

На берегу озера собрался народ, всюду царит радостное оживление, Игнат прибыл как всегда недовольный, я официально назначаю его капитаном. Он демонстративно сплёвывает в мою сторону, но на трап зашёл, а я замечаю, как у этой сволочи, брызнули слёзы как у клоуна, когда он качнулся на палубе.

Команду, Игнат, подобрал лично, загрузились сетями и, под ликующие крики толпы, тут же вышли в море Лады, то есть - в озеро Лады. Я не случайно оговорился про море, это озеро по размерам не уступает знаменитому Байкалу, которое местные называют - священное море Байкал.

Получив деньги, Лада, не в силах сидеть на месте, тащит меня на рынок. На подросших жеребцах выезжаем на улицу. Когда-то давно их поймал в степи, долго выхаживал, затем дрессировал и вот результат, мы в сёдлах, как удобно, можно сказать, началась новая жизнь. Своего жеребца назвал Шпорой, много с ним было мороки, нрав дикий, никого не признаёт, лягается, кусается - настоящий зверь. Видел даже как он жрал сырое мясо, сразу видно - прирождённый вожак. Совсем недавно решил его объездить - это было что-то! Ощущение, словно обуздал дикого быка и хотя мы вроде друзья, он чуть не разорвал мне ногу, пытался скинуть, ржал как взлетающий реактивный лайнер. Но я, все же, сильнее, это он понял после двухчасовой сумасшедшей скачки, остановился - весь в пене, забрызгал одежду, даже седло промокло, но бешенство в раскалённых глазах исчезло. Я спрыгнул, он уткнулся тёплыми губами в ладонь, отвожу его к озеру, напоил, помыл, расчесал спутанную гриву, домой меня вёз как смирная овечка. Я боялся, что невзлюбит меня, но наоборот, Шпора привязался ко мне как к своему родителю. Но для других остался свирепым зверем, только Ладу терпит, да и Ярику разрешает себя чистить и мыть. А у Лады, напротив, коник попался спокойный, но выносливый, назвала его Соколиком.

Пахнет зеленью, дымом и свежестью с озера. Народ идёт с работы домой. Много знакомых лиц, на этой улице в основном мои родственники, друзья, знакомые. Но, проехав не более ста шагов, картина меняется. Всё чаще вижу незнакомцев и даже ощущаю, некоторые меня не знают, это не мудрено, наш город разросся до десяти тысяч. Почти каждый день кто-то да приходит. Очень часто люди идут к нам под защиту, Вилен Жданович совсем распоясался, наводит ужас на многочисленные поселения, разбросанные вдоль береговой полосы. Но есть те, кто устал от ежесекундной борьбы за существование, покидают посёлки-крепости в лесах и примыкают к нам, в основном это сильные, мужественные люди. Они рассказывают невероятные истории стычек с лесными людьми, с первобытным зверьём, говорят, продолжали бы дальше так жить - приспособились, но недавно в лесах стало появляться такое, что трудно описать. Житья от них нет, при встрече спастись трудно, хватают людей и утаскивают в свои подземелья. Эти существа настоящие монстры, отдалённо напоминают людей, но безобразны как прокажённые на последних стадиях, передвигаются как жабы, когти - позавидует

Фредди Крюгер, кровь ядовитая, дыхание обжигает лёгкие - меня это волнует, догадываюсь, откуда ветер дует, до сих пор помню ночь в лесу у Разлома.

Минуем казармы, затем выезжаем к торговым домам. Множество магазинчиков, забегаловки, чтоб поесть на скорую руку, трактирчики в которых есть всё кроме спиртного, на него запрет, вплоть до отрубания пальцев. Везде чистота и порядок - непременное моё условие.

На подходе к рынку краем глаза цепляю Светочку, не по годам повзрослевшую, и Игоря в волчьей шкуре, они уверенно идут в сторону озера. Видя такой беспредел, торможу Светлану Аскольдовну.

- Ну, колись дорогая, куда идёте?

У девочки глазки забегали. Что бы выдумать? Игорь насупился, искоса поглядывает на малолетнюю бандершу.

- На озеро купаться, мне папа разрешает, - выпалила она.

- Допустим тебе можно, хотя я не уверен. А причём твой друг? У него свой папа Семён есть.

- Мне тоже можно, - сверкает белоснежными клыками Игорь.

- Так, всем по домам! - с трудом хмурюсь я.

- Тётя Лада! - пискнула Светочка.

- Ну, ребятки, - разводит она руками, - здесь мои уполномочия не действуют. Выполняйте, что вам дядя Никита сказал, - произнесла она строго, но в глазах искрится веселье.

Дело в том, что озеро не мелкое, пару шагов и ... пропасти. Но хуже всего, в омутах обитают огромные сомы, до четырёх метров. Бывало, заглатывали даже людей, поэтому купальни организовали в строго отведённых местах, но мальчишки на пляжах купаться не любят - вечно с ними проблемы.

Светочка надувает губки, на щёчках обозначаются упрямые складочки. Она вздёргивает носик, оглядывает притихшего Игоря.

- Хорошо, мы пойдём домой! Правда, Игорь? - Светочка щурит ясные глазки, она, хитро улыбаясь, тащит мальчика, вроде бы к дому.

- Смотри, Светлана Аскольдовна, мы скоро приедем, если вас не увижу, будете наказаны, - вдогонку кричу я, но дети делают вид, что не слышат. Паршивцы!

- Мне кажется, у них есть план, - Лада внимательно смотрит на меня, - нас они глубоко имеют в виду. Как бы хлопот с ними не было, Яне и Семёну надо бы за ними приглядывать внимательнее, у них такой возраст, они самые умные, а все мы - старая плесень.

- Угу, особенно ты, - оглядывая жену со всех сторон, и не обнаружив ни каких изъянов, - охотно соглашаюсь я.

- Иногда ты бываешь просто несносным, - возмущается Лада. Если серьёзно, возраст у них не простой, не придержать, натворят бед.

- А мы тут причём? Аскольд ей всё разрешает, Яна считает, чем больше свободы, тем больше приспособится к жизни.

- Она сама ещё ребёнок, - вздёргивает тонкие брови Лада.

- Старушка ты моя тридцативосьмилетняя, - сокрушённо качаю головой.

- Она младше меня на пять лет, - вспыхивает Лада.

- Вот и я говорю, - и получаю сокрушительный удар острым кулачком между лопаток.

- Твоя взяла, - морщусь от чувствительного тычка и иду на мировую.

- Семён Игоря балует, - с возмущением продолжает она.

- Очень хорошо, «детей надо баловать и тогда из них вырастут настоящие разбойники», - усмехаюсь я. - А ты, что, Ярика иначе воспитываешь? Мальчик совсем домашний.

- Я не о том, - отмахивается она, - Игорь крепкий ребёнок, но излишне добрый, сложно будет в жизни. Увидел зайца подранка, заплакал, сейчас выхаживает. У него столько зверей дома, а Семён ему потакает, клетки новые делает - целую лечебницу организовали.

- Разве это плохо? - с недоумением смотрю на жену.

- Нет, конечно, но вдруг он останется один. Пропадёт! Он не сможет охотиться.

- Он не будет одинок. Он один из нас, - мрачнею я. Понимаю, куда клонит Лада. Люди рассказывают, к воротам Титанов часто приходит лесная женщина, вероятно - мать Игоря. Лада боится, что она выкрадет его. - Кстати, твоего отца безумно любят животные и он их, но это не мешает ему быть прекрасным охотником. Помню, когда с тобой только познакомился, он часто ездил на охоту и никогда не приезжал пустым. Я тогда впервые попробовал настоящую дичь, оленину, кабанчика, а какие пирожки с зайчатиной делала твоя мать!

- Скоро у нас будет мука, мама напечёт столько пирожков, - мечтательно закатывает глаза Ладушка.

Мы проехали центральную улицу, домов становится меньше, скоро озеро, я запретил селиться у воды ближе ста метров.

Рынок располагается в некотором отдалении от города, в двухстах метрах от озера, не очень удобно для доставки товаров с судов, но я распорядился провести дорогу до торгового центра. Сейчас на ней катятся повозки, запряжённые приручёнными дикими лошадьми - купцы везут товары.

Чуть дальше виднеется верфь. Ещё один корабль почти закончен, два других напоминают скелеты китов. Доносится стук молотков, визг пил, рёв прирученных степных мамонтов - они перетаскивают брёвна, толкают тяжёлые балки - гиганты видны издалека, сердце замирает от восторга, неужели мы смогли приручить и выдрессировать их?

Рынок гудит как потревоженный улей. Разношерстный народ снуёт между рядами. Продавцы зазывают покупателей, идёт меновая торговля, один обменял подковы на десяток гусей, другой, морс из диких ягод на клубок ниток, но вот замечаю, несмело предлагают деньги. Кто-то открещивается от них, но есть, кто очень в них заинтересован, правдами и неправдами, пытаются завладеть ими как можно в больших количествах. Разнообразного товара у них масса, верно - будущие крупные предприниматели, к ним и решили подойти.

Привязали коней у входа к рынку, кивнул охраннику, чтоб стерёг.

- Здравствуй, добрый человек, - обращаюсь я к очень немолодому, но крепкому с внимательным взглядом старику.

- И тебе того же, - остро глянул из-за кустистых бровей старый дед. - Часом ты не сын Степана, сапожных дел мастера? - не узнав во мне Великого князя, но увидев в моём облике, нечто знакомое, делает предположение.

- Почему так решили? - усмехаюсь я.

- Одежда богатая, жена ладная, никак знатный человек, не меньше, чем сын сапожника.

- Вы мне льстите, - улыбаюсь я, Лада украдкой фыркает в ладошку.

- Что ж, молодые люди, выбирайте товар. Могу предложить девочке бусы из речного жемчуга, а ещё есть отрез тончайшей ткани, выменяли у лесных людей, из паутины - лёгкий, прочный как сталь, а посмотрите какие узоры!

- Сколько? - выдыхает потрясённая Лада.

Продавец моментально замечает лихорадочный румянец на её щеках: - Вещь дорогая, но она того стоит. Никак зарплату в деньгах выдали? Двести пятьдесят рублей, - тоном, не терпящим возражений, молвит старик.

- Ой, - пискнула жена, - у нас только двести на двоих.

Я возвожу глаза к верху, ну разве так торгуются! Дед прячет торжествующую улыбку в густых усах: - Только тебе, красавица, уступлю за двести тридцать.

- У нас нет таких денег, - бледнеет Лада.

- Не кажется вам, с ценой загнули, этак, рублей на сто? - вмешиваюсь я в торговлю.

- Это плата за риск,- усмехается продавец. - Может и дороговата, слегка, но поверьте, достать её было сложнее, чем эти камушки, - он выуживает на свет божий горсточку необработанных изумрудов.

- Ой! - совсем теряется Ладушка.

- Можете взять изумруды за двести, - предлагает он, украдкой посмеиваясь в усы.

У жены в голове происходят титанические подвижки. Наконец она решилась, лицо посуровело.

- За двести, отрез.

Дед разводит руками: - Нет, милая, никак не можно. Возьмите за двести рублей изумруды и ... вот эту нитку жемчуга, очень пойдут к твоим глазам, девочка, пусть это будет моим подарком. А отрез, может, купите в другой раз, материал лёгкий, рисунок нежный, прочный, ни один человек не в состоянии порвать его.

- Так уж нельзя? - не верю я.

- Попробуйте сами, если разорвёте, отдам бесплатно весь рулон, - с ехидцей улыбаясь, он протягивает кусок ткани.

Смотрю на растерянную жену, беру в руки полотно, верчу в руках, ощупываю, вес почти не ощутил, но сила, скрытая в нем, чувствуется необыкновенная. Старик высокомерно улыбается - он уверен в своём товаре. Лада смотрит на меня, в уголках огромных глаз сверкнули как две капли росы слезинки, вот проняло её, с раздражением думаю я. Лучше вон-то седло взять, пилу, гвозди, ведра, какие хорошие, а горшки глиняные. Сколько полезного товара! Отрез! Вот зацепило мою половину, но мои пальцы уже сжимают полоску ткани - она скрипнула как сталь - дед хмыкает. Вокруг собираются люди, зевакам не прочь развлечься, наверное, такое представление было не раз. Меня это заводит, туман ползёт в голове, я сосредоточился, мир меняется, всё замедляется, мышцы каменеют, пальцы ещё сильнее вцепляются в ткань - делаю рывок. Звучит хлопок как выстрел из дальнобойного орудия. Дымок взвивается в воздух, материал лопается, и в руках оказываются две половинки. В толпе ахнули, старик пошатнулся, с шумом садится на плетёные корзины, в глазах проступает отчаянье и удивление. Я в восторге кручу перед собой две полоски материала. Дед прав, это действительно великая драгоценность. Мысли пляшут в голове. Можно изготовить защитную одежду воинам, ткань лёгкая, дышит, движения не сковывает, можно заменить кольчуги, латы и даже щиты.

- Хорошо, отец, мы даём двести рублей и вот этот кинжал, - я вытаскиваю из-за пояса, дорогой моему сердцу, узкий клинок.

Дед затрясся, никак не ожидал такого поворота сюжета, наверное, уже подсчитывает убытки. С поклоном передаёт драгоценный отрез. Затем несколько мешкает, видно в нём идёт борьба торговца и просто порядочного человека. Он сгребает с лотка все украшения из жемчуга и с почтением передаёт Ладе. А я, между тем думаю, Аскольду дам задание срочно заняться приобретением этого материала.

Мы садимся на коней. На Ладу невозможно смотреть. От счастья светится как солнце в зените.

- Всё же я где-то вас видел. Ты точно не сын сапожника? - вдогонку выкрикивает старый торговец.

- Это Великий князь Никита Васильевич и его жена Великая княжна Лада, - говорят из толпы.

Гл. 18.

Слегка отпускаю поводья, Шпора переходит в галоп, следом стучат копыта Соколика. Оглядываюсь через плечо, Лада просто прекрасна на жеребце цвета степи - глаза как бездонные озёра, брови чёрные, осанка безупречна, волосы, завязанные на затылке в смешной хвостик, колышется в такт с шелковистой гривой коня, она игриво показывает язык.

- Фу, как не красиво! Ещё Великой княжной называешься.

- Никто ж не видит, - невозмутимо парирует она и вновь показывает длинный язычок. Придерживаю Шпору и обнимаю жену.

- Спасибо за подарок, - она и тянется ко мне губами. Шпора неожиданно повёл покрасневшими очами, фыркает в раздражении и чуть не вцепился в шею Соколику.

- Ого, - смеётся Лада, - каков ревнивец, никого к тебе не подпускает!

- Он такой, - хлопаю своего любимца по блестящей шее. Жеребец понёсся как ветер. Лада, со смехом, пришпорила коня, но догнать смогла у города, когда я натянул поводья.

В город въезжаем чинно, как полагается знатным особам. А вот и наш дом, он одноэтажный, но комнат много. В прошлой жизни я имел всего две, а здесь целых три и большая кухня. Двор так же немаленький. Есть хозяйственные постройки, сложил баню - она в самом конце сада, рядом небольшой пруд, окружённый со всех сторон вербами. Запустил сазанов, сын приучил подплывать их на звук серебряного колокольчика. Деревянные скамейки у клумб с цветами, дорожки выложил из плоских голышей, обозначил декоративными заборами из срезов брёвен. У дома, массивная дровница, там же, колодец со сводящей зубы ледяной водой. Огород и сад, разделяется от зоны отдыха, плетеной изгородью.

Сад - моя гордость. Засадил его дикими грушами, яблонями, есть вишня и слива, радует глаз лохматые виноградные лозы, ягоды почти созрели, величиной с крупную алычу, клубника заполоняет всё пространство, жена наделала варения из ароматной ягоды, вместо сахара использовала дикий мёд, получилось нечто неземное.

Мы въезжаем во двор. Ярик нас не встречает, видно ушёл на свидание. Во дворе чистота, из конюшни пахнет свежим сеном, ласточки мелькают у самой земли - к дождю, у клумб над цветами, зависая как колибри, пьют нектар роскошные бражники, в пруду хлопнул хвостом матёрый сазан, подняв нешуточную волну.

Прыгаю с коня, помогаю жене слезть, вёду жеребцов в конюшню. Слышу шорох в доме, занавеска колыхнулась, в окне замечаю хозяйничающую на нашей кухне Яну. Лада тоже её видит и входит в дом. Не спеша привязываю коней, кладу в ясли душистого сена, наливаю свежей воды и неторопливо поднимаюсь в дом.

- Привет, Яна. Одна, без Аскольда?

- Что за дикий вопрос, - удивляется Яна, - ты же сам направил его с сибиряками к ущелью для закладки взрывчатки, будет только через неделю. А у меня неприятность, Светка куда-то делась, думала к вам забежала, рыбок покормить, придёт, всыплю по мягкому месту.

- Видели твою разбойницу с Игорем, погнал домой, к озеру не пошли точно. Может к Игорю в гости напросилась, зверюшек посмотреть? Слышал в их зоопарке пополнение, волчат сирот приютили.

- Точно, - обрадовалась Яна, - поехали!

- Сам съезжу. Вы лучше ужин к приезду сварганьте.

Цепляю к поясу меч, отвязываю Шпору, жеребец удивлённо фыркает, но рассуждать не стал, покорно выходит во двор, мечет неприязненный взгляд на Яну, он понял, она виновница в том, что его вновь седлают. Вскакиваю на коня, оборачиваюсь к женщинам, Лада улыбается, Яна - как натянутая струна.

- Странно, - кричит мне вдогонку, - у меня из дома исчезла бухта верёвки.

- Шкоду, наверное, делают, - попытаюсь её успокоить, но, что-то кольнуло мне сердце.

Излишне резко пришпорил жеребца. Шпора удивлённо всхрапнул и понёсся как ветер в степи.

На всякий случай заезжаю к озеру. Рыскаю по берегу, пугаю ватагу ребят, таскающих из нор раков, застал на месте преступления молодую пару - на мои вопросы об исчезнувших ребятах, от всех, получаю отрицательный ответ - нигде их не видели. Я совсем обеспокоился и рванул к Семёну, только камни свистят от копыт.

Дом Семён построил у кромки леса. За оградой клетки со зверьём, на улице - целая толпа со своими питомцами. Семён организовал настоящую клинику для животных. Нанял штат квалифицированных помощников, и его больница, стала пользоваться оглушительным успехом.

Подъезжаю к воротам, требовательно стучу железным кольцом, кто-то из людей зло замечает, что очередь для всех, не стал спорить, вижу спускающегося с крыльца могучего Семёна - он оглядывает меня, лицо освещается радостной, как у ребёнка улыбкой.

- Это по блату, - мягко говорит он возмущённой очереди и ведёт в дом.

Смотрю на его литые мышцы, бугрящиеся под кожей цвета бронзы и, невольно сравниваю его тогда, когда только с ним познакомился: рыхлый, белокожий, но и тогда у него был удивительные глаза, словно расплавленный свинец.

- Никита Васильевич, по делу или в гости?

- Игорь дома?

- У Светочки в гостях. Вот только задерживается, переживать начал. А почему ты спрашиваешь? - в глазах нарастает тревога.

- Всё ясно, они решили спуститься с нашего плато. Ярик, с твоим шалопаем, спуск нашёл и даже зайца подстрелил. Боюсь, твой Игорёк, теперь и Светочку потащил к лесу, на саблезубых кошек посмотреть.

Семён каменеет, под кожей лица пробегают бугры, не говоря ни слова, снимает со стены свой чудовищный топор и смотрит свинцовым взглядом, с усилием спрашивает: - Ты знаешь, где этот спуск?

- Ярик рассказал, сдался под «пытками», - стараюсь шутить я, но на душе тяжесть, мне кажется, случилась беда. – Пешими пойдём, отсюда к тем склонам близко, пусть Шпоре воды нальют и сена кинут, загонял я его слегка

- Да, конечно, хороший у тебя конь, - Семён ласково хлопнул его по крупу, Шпора хотел возмутиться, но передумал, ткнулся губами в могучую грудь моего друга.

- Тебя все животные любят, - с восхищением говорю я.

- Это потому, что и я их люблю, - очень просто отвечает друг.

Семён даёт задание своим помощникам и мы, почти бегом, устремляемся к краю плато. Приметы, про которые рассказал мой сын, мы нашли достаточно быстро: перелезли через поваленное дерево, едва не завязли в путанице из корней, змейкой пробежались по осыпи и с ужасом увидели, как после нас, образовалась лавина и с грохотом понеслась в пропасть. Вскоре заметили отколовшийся пласт от склона и щель внутри неё, заполненную пылью и мелкими камушками, а вот и верёвка, умело обвязанная вокруг камня и, даже узел завязан правильно, не иначе Светочка постаралась. Её батяня Аскольд, учит тому, что в обязательном порядке нужно знать девочкам: стрелять из лука, владеть рукопашным боем, лазать по деревьям, и никогда не плакать, если больно – вот Светочка и растёт как обычная, любознательная девочка.

- М-да, - Семён подёргал верёвку. – Меня выдержит?

- Кто его знает, - сознался я.

- Тогда вперёд! – Семён первым ухватывается за неё и резво, для своего огромного тела, проникает в трещину и, поднимая клубы пыли, умело сползает вниз. Немного подождав, пока он встанет на тропу, прыгаю и я.

Поразительно, как дети могут лазать по таким кручам! Иной раз у меня волосы поднимались дыбом … найду их, точно надаю по мягким местам!

Но вот мы спустились, перед нами шумит степь, а дальше виднеется тёмный лес. Заросли у тропы повалены, дети явно не потрудились скрыть свои следы, по ним легко найти тропу в Град Растиславль, совсем плохо. Как можно тщательнее маскируем место подъёма, а в расщелину кидаем останки какого-то дурно пахнущего животного, непрофессионала отпугнёт.

Судя по свежим изломам на сочных стеблях, Света и Игорь прошли совсем недавно, это радует, к лесу они подойти не успели … сорванцы. Я вглядываюсь в море травы и вижу, как вдали они расходятся в разные стороны, там точно наши дети!

- Они там, - указываю я Семёну, он кивает и как медведь вклинился в заросли.

Совсем не соблюдая осторожность, мне осталось лишь поспевать за ним, желание как можно быстрее добраться до детей, отодвигает всякую потенциальную опасность на задний план … а зря. Чем глубже входим в степь, тем неприятнее на душе, стебли становятся всё выше, а в них вплелись, раскинув колючие лапы, непролазные кустарники. Воздух наполнен всевозможными запахами трав и даже присутствие моря не ощущаю, а вроде оно близко. Хуже всего, часто пересекаем звериные тропы. Мы в охотничьих угодьях хищников, совсем не хочется попасться кому-то на обед. Двигаемся осторожно, часто останавливаемся, даже цикады нас не сразу замечают. Странно, но в том месте, где должны были быть наши дети, их нет, но тропа из поваленных стеблей стала неизмеримо шире и ведёт к лесу.

- Что скажешь? – спрашивает меня Семён.

- Сдаётся мне, здесь побывали взрослые, - я едва гашу в своей груди стон.

- Люди Вилена Ждановича? – с испугом выдыхает мой друг.

- Не знаю от кого они, но детей они взяли с собой.

- Их надо догнать! – Семён выхватывает чудовищный топор, в его глазах и ярость и отчаянье.

- Ты только не спеши, - я пытаюсь его остановить, но он уже рванул вперёд, и мне пришлось вытащить свой меч, и следовать за ним.

Вскоре выходим к лесу, повсюду корявые корни - здесь хозяйничают ящерицы и змеи, часто дорогу пересекают толстые полозы, разноцветные ящурки прячутся в камнях, а с ветвей срываются тяжёлые птицы и исчезают в непролазных зарослях.

Идём среди леса, довольно влажно, камни во мху. Едва заметная тропинка петляет между деревьями и целеустремлённо направляется в самую чащу. Внезапно меня пронзает резкое чувство опасности, запоздало смотрю вверх и ... нас накрывает сетью. Пытаюсь разрубить её саблей, рядом рычит Семён, но ничего не может сделать своим топором. Сверху посыпались люди, они чувствительно бьют тупыми концами копий, с размаху лупят дубинами.

- Сволочи, детей отпустите! - кричу я, но получаю столь сильный удар по голове, что едва не отключаюсь.

Нас волокут как баранов на убой. Верёвки цепко впиваются в тело, шевельнуться невозможно. Постоянно бьют ногами и палками, больно, обидно, надо же так вляпаться. Хорошо, что детей не связали, бедняжки бегут следом, но даже не плачут.

Вскоре я замечаю большое скопление вооружённых людей и несколько телег, с запряжёнными в них прирученными дикими лошадями, из всего этого я делаю вывод, мы попались в лапы людям Вилена Ждановича.

- Вот это улов! Вот это улов!!! – худощавый мужик, пританцовывая от радости, подходит к нам. – Это же настоящие бойцы, какая удача!

- Чего так веселишься? – сплёвываю я кровавой слюной, от ненависти у меня темнеет в глазах.

- А как же иначе, у нас полоса препятствия простаивает!

- Какая полоса препятствия? – неподдельно удивляюсь я.

Вокруг заржали толи лошади, толи люди, с чего я делаю вывод – это нечто гнусное и опасное.

- Скоро узнаете, - нас запихивают на телегу, взглядом пытаюсь отыскать детей, замечаю их в другой подводе, сердце болезненно сжалось, рядом скрипнули зубы Семёна, он пытается разорвать верёвки, но едва не лопнули мышцы.

- Не суетись … пока, - шепнул я другу, - сейчас мы ничего сделать не сможем … подождём. Хорошо, что они не знают, кого взяли.

- Что ты пищишь? – подозрительно глянул на нас худощавый мужик и с размаху бьёт меня тыльной стороной копья. Я охнул от резкой боли, рядом зло выругался Семён и тут же вскрикивает – ему тоже достаётся.

Предпочитая не злить наших мучителей, замолкаем. Послышались крики погонщиков, телеги тронулись. Некоторое время едем среди леса, но как начало темнеть, выбрались на открытый участок степи, там и заночевали.

Пытаюсь, что-то услышать из разговоров окружающих нас людей, но они больше озабочены тем, что где-то охотится целый прайд пещерных львов, это сильно беспокоит, вокруг стоянки зажигаются большие костры и тягостно тянется время. Под утро к нашему лагерю забрели львы, послышались крики людей, в зверей полетели горящие сучья, засвистели стрелы, раздаётся яростное рычание, львы отходят, но полностью удалились лишь, когда рассвело.

Затем вновь трясёмся на телегах, пищу не дают, только воду, но это не главное, меня буквально съедает беспокойство о наших детях. В тайне надеюсь, что Аскольд уже вернулся с озера Лады и приступил к нашим поискам, хотя не факт, он собирался посетить дальние гарнизоны … совсем гнусно. Так мы тряслись ещё пару дней, маневрируя между густыми зарослями степной травы и стволами могучих деревьев. Но вот тряска несколько уменьшается, возникают просветы между деревьями, много поваленных и неубранных стволов, трещит валежник, с оглушительным грохотом падают деревья, сметая всё за собой, слышатся резкие команды, ругань, где-то свистит хлыст.

Лес оказывается позади, впереди долина, на ней стоит весьма ухоженный город-посёлок обнесённый частоколом из брёвен заточенных сверху. Ворота открыты, охрана в тяжёлых доспехах, у них щиты и широкие мечи.

- Санёк, как я погляжу, охота прошла удачно, не часто такие рабы попадаются. Сразу видно – воины, хороших деньжат отвалят, - один из охранников внимательно окидывает нас взглядом, в глазах удивление и призрение, для него мы уже не люди, хуже животных. - А детей, зачем взяли? Использовали лучше как приманку, - с чудовищной циничностью изрыгает он.

- Машка просила, у них своих нет.

- Тебе виднее, ну заходи, тебя заждались.

Нас затаскивают в ворота, и мы оказались в городе - дома из брёвен, добротные, по улице ходит сытый народ, гремят повозки запряжённые буйволами, пахнет свежевыпеченными пирогами и квашеной капустой, всюду русская речь и много вооружённых людей, а на площади возвышается деревянный помост, на нём лежит связанный, истерзанный плетьми человек.

- Русских тяжело делать рабами, приходится почти убивать или калечить, - хохотнул, Санёк, увидев с каким состраданием, гляжу на страшную картину. - Ничего, и с вами поработают, вы воины, будете развлекать поединками.

- Гладиаторов из нас хотите сделать? - я едва не задыхаюсь от ярости.

- Это от вас зависит, должность почётная, иных, даже свободными делаем. Это куда лучше, чем лес валить или всю жизнь помои выносить.

- Лихо вы развернулись. Кем в прошлой жизни был? - задаю вопрос с целью понять сущность конвоира.

- Вообще-то рабы не должны задавать вопросы, - благодушно скалится Санёк, - но если интересно … на фирме экспедитором был, спиртное развозил.

- Можно сказать, повышение по службе получил?

- Мне нравится. А ты, вроде, неплохой мужик, не станешь артачиться, хорошее будущее тебя ждёт … и тебя, сероглазый боец, - он ткнул моего друга мечом. Семён благоразумно смолчал, хотя напряглись бугры мышц под толстыми верёвками.

Нас заволокли во двор, кидают к крыльцу добротного двухэтажного дома. Вокруг собирается немногочисленная толпа, молодицы в цветастых платках, дети, вышло пару седовласых стариков, но все эти сволочи, смотрят на нас как не на людей.

Наконец-то развязали ноги, пытаюсь встать, но они так затекли, что, под хохот падаю в пыль, Семён помогает подняться, стоим, хмуро озираемся. Светочку и Игоря взяла за руки толстая, с добродушным лицом, немолодая женщина и уводит в сторону хозяйственных построек. Я долго провожаю взглядом родные фигурки, сердце сжимается от горя.

- Ваши дети? Больше их не увидите. Не переживай, они хорошо устроятся, - заметил мой взгляд Санёк.

- Мразь ты! - не удержался Семён.

Благодушный взгляд нашего конвойного резко меняется, в глазах вспыхивает ярость, с садистским наслаждением наотмашь бьёт плоской частью меча по лицу. Из рассечённого виска, фонтаном брызнула кровь. Я в ужасе вскидываю глаза на нашего мучителя, он пробил височную артерию, если срочно не принять меры, это смерть.

- Ты, что натворил, Санёк, - выскакивает на крыльцо плотный, богато одетый мужчина,- не успел рабов мне привести и тут же убиваешь!

- Да, ладно вам, Борис Эдуардович, - как красная девица, смущается тот, даже щёки покраснели, - сейчас ветеринар ему повязку сообразит, заживёт как на собаке.

Семёна пинками поволокли вглубь двора, дай бог, чтоб всё было с ним в порядке. Пытаюсь гасить в груди разгорающееся бешенство, нельзя выходить из себя, будет лишь хуже.

- Ну, а ты, что молчишь? - с вызовом окидывает меня взглядом.

- Я так понимаю, лучше не задавать лишних вопросов.

- Быстро усекаешь. Молодец. Думаю, подружимся, - он скалит белые крепкие зубы.

Первым делом я их тебе выбью - мелькает во мне мысль - я уверен, так оно и будет, экспедитор, хренов!

Борис Эдуардович подходит ко мне, сверлит взглядом из-под нависших бровей. Я вроде знаю, надо бы взгляд опустить, зачем напрасно нарываться на неприятности, но не могу, смотрю ему прямо в зрачки. Тень недоумения мелькает на лице: - Ты не простой человек, - нехотя заявляет он, - боюсь, раба из тебя не получится, а жаль, мог бы жить и жить. Впрочем, попробуем с тобой поработать, у нас есть неплохие профессионалы, глядишь, через месяц, другой выйдешь на арену. По секрету хочу сказать, наш правитель, уважаемый Вилен Жданович, приветствует отважных. Приглянёшься ему, свободным станешь. Ты, что, его знаешь? – что-то увидев в моих глазах, спрашивает меня Борис Эдуардович.

- Да, так, слышал, - осторожно говорю я.

- Ну, да, конечно, о нём многие слышали, никак он основатель государства Господин Великий Ждан.

- Именно так, - соглашаюсь я. - А далеко до города Господин Великий Ждан?

- Много вопросов задаёшь, непростительно для раба. Ну, да ладно, скажу, дней пять на повозках. Не будешь артачиться, увидишь город, он великолепен, говорят, не уступает даже Граду Растиславль.

Сердце защемило от этого высказывания, как же мы так по-дилетантски вляпались! Где-то совсем рядом моё государство, обидно и глупо, а ведь надо держать инкогнито, если узнают, кто я, убьют точно.

- Вот их вещи, - говорит Санёк. Конвойные скидывают на землю наше оружие.

- Ого! Какой меч! Неплохой топор! - вырывается восклицание у Бориса Эдуардовича, - так вы действительно воины. Случаем вы не шпионы князя Аскольда? Впрочем, можешь не отвечать, всё равно для вас ничего не изменится, я уже имею на вас виды.

Меня гонят вглубь двора, затем толкают в тёмное помещение, здесь уже Семён, голова перевязана, но кровь всё ещё сочится сквозь повязку.

- Как у тебя? - спрашиваю друга.

- Жить буду, - ухмыляется он, - ветеринар неплохо знает своё дело, правда возмущался, говорил, он занимается важным делом, всяких баранов лечит, а тут какого-то смерда привели. Ну, ему там объяснили, плевался, но артерию зашил, видно, в прошлом, был неплохим хирургом.

- Испортился народ, - взгрустнул я.

- Что делать будем?

- Поживём, увидим. А ты знаешь, я не хочу здесь задерживаться, вот только не знаю, где наши дети.

- В том то и дело, - сокрушается друг,- надо узнать, где они.

- У Машки какой-то.

- Придётся к ней наведаться.

- Наведаемся, куда денемся, - я оглядываюсь по сторонам. Хотя двери плотно закрыты и нет окон, хорошо вижу, да и Семён не испытывает особого дискомфорта.

Наша камера представляет собой помещение из хорошо подогнанных друг к другу брёвен, дверь дубовая, оббита железными пластинами, на полу солома, пару вонючих шкур, на стене болтаются несколько металлических колец, судя по всему, пристёгивают на цепь особенно строптивых, у двери зловонное корыто, туда наливают еду для заключённых. Первым делом стараюсь очистить корыто соломой, неизвестно, сколько будем здесь сидеть.

Семён возится со шкурами, пытается вытряхнуть, но затея неверная, такая поднялась пыль, что я невольно ругнулся. Слышим шаги, с двери сбивают доску, к нам заходят несколько мужчин, все как на подбор крепкие, внушительные мышцы бороздят тела, лица добродушные, но я знаю, это впечатление обманчиво, такие лица часто бывают у настоящих бойцов.

- Что, касатики, размять косточки хотите?

- В смысле, подраться?

- Что-то, типа того.

- Не очень.

- Да бросьте ломаться, не целки, разомнётесь, жирок погоняете, не переживайте, чисто кулачный бой, мечи потом будут, - они весело заржали.

- И, что за бедолаги, с нами будут биться? - я стараюсь говорить невозмутимо, но в душе разгорается гнев.

- Причём тут бедолаги, нормальные ребята, убивать вас пока не будут.

- Ну, а если мы, невзначай их покалечим?

- Это вряд ли, но если это гипотетически принять за веру, тогда сами виноваты.

- Ты, как, Семён? - спрашиваю друга.

- Ты же знаешь меня, я не драчун, со школы никогда не дрался, но если надо, можно попробовать.

- Судя по твоим мышцам, не скажешь, - говорит один из мужчин. - Хотя, на своём веку, всякое видел, ты не бойся, мы тебе кого попроще подберем.

- Не надо попроще! - неожиданно негодует Семён.

- Вот, это речь настоящего бойца, - насмешливо говорит мужчина. С нас снимают верёвки, разминаем руки.

- Поесть хотите?

- А драться сейчас?

- В принципе, да.

- Тогда потом.

- Если сможете, - неожиданно хохотнул один из мужчин.

- Там разберёмся, - бурчу я.

Нас выводят во двор. Народа значительно прибавилось, в центре вбиты колья, обтянутые верёвками, как положено, два табурета в углах импровизированного ринга. Расставляют длинные скамейки, кое-кто уже занял места. Краснощёкие девчата лущат семечки, с ними грубо заигрывают здоровые ребята, но молодухам нравится, смеясь, пищат, отпихиваются, ну совсем как в старые добрые времена в деревне.

- Рассказываем правила, - произносит мужчина со стальным взглядом, - правил нет, единственное исключение, не выходить из ринга, получите копьём в жо...у. Усекли? Да, если продержитесь тридцать минут, антракт на три минуты, затем до победы.

- Правила сложные, запомнить бы, - сплёвывает на пол Семён.

- Вот ты и будешь запоминать первым, умник. Кстати, для тебя выпадает честь, драться со свободным человеком, цени, ублюдок.

Семёна толкают к рингу, он гневно озирается, на этот раз его колют копьями, Семён перепрыгивает через верёвки, стоит как бог, мышцы перекатываются под бронзовой кожей, в глазах детское непонимание, в толпе проносится ропот восхищения.

Наконец все расселись, Борис Эдуардович с женой занимают первые места и вот тут показывается боец, я считал и как Семён, не бывают, но этот, выше в росте, грудина, как панцирь черепахи, на спине мышцы, словно лопаты для уборки снега, руки - две волосатые оглобли, на кулаках внушительные мозоли.

Гигант взмахивает руками, повеяло неприятным запахом от невымытых подмышек, толпа восторженно взревела и многие начинают делать ставки. Он неторопливо протискивается сквозь верёвки … ну очень неторопливо, как он уверен в победе! Поднимается во весь рост, улыбается: - Как звать тебя, драчун? - со скрытой издевкой, обращается к моему другу.

- В своё время Семёном, нарекли.

- Это радует, я ещё не валил с таким именем.

- А тебя как звать? - прищуривается Семён.

- Да зачем тебе его знать, всё равно забудешь, когда разобью твою голову.

- Как знать, как знать, - Семён смотрит на гиганта, серебряный свет глаз гаснет и бурлит ртуть.

Важно встаёт Борис Эдуардович, со всех сторон раздаются приветствия.

- Ладно, ладно, дети мои, - благодушно улыбается он, - у нас сегодня праздник, Стёпка, добыл прекрасных бойцов, безусловно, они хорошие воины. Я уверен, в своём племени они вожди, и нет им равных, но наши ребята, ломают и не таких. Почему? Да потому, что мы сильнее всех! Недалёк тот день, и наш главный враг Град Растиславль, падёт нам в ноги и у каждой семьи будет рабов, сколько пожелает. Ура, товарищи!

Раздаются восторженные вопли.

- Надеюсь, поединок будет интересным, усаживайтесь удобнее, бой будет долгим. Наши гости доставят нам удовольствие, - Борис Эдуардович усаживается и машет ручкой.

Гигант ухмыляется, профессионально становится в стойку, в глазах недобрый свет, он надвигается на Семёна как гора - моё сердце сжимается и обливается кровью, сейчас произойдёт нечто страшное, даже глаза жмурю.

В ответ на молниеносный удар противника, словно проносится вихрь, Семён непостижимым образом уходит в сторону и ... хряск!

Открываю глаза, опять Семён перестарался! Гигант, раскинув волосатые руки, лежит навзничь, рот залит кровью, в пыли валяются выбитые зубы - возникает нереальная тишина, даже куры перестали кудахтать, все в шоке, не могут поверить в то, что произошло. Вдруг слышится участливый голос Семёна: - Может ему ещё можно помочь?

Благодушное настроение у окружающих меняется, враждебная тишина нависает над нами. Как выстрелы из пушек разносятся гневные голоса: - Смерть рабам!

Изрядно побледневший Борис Эдуардович встаёт: - Что там, с Васяткой?

- Представился, сердешный, - всхлипнул кто-то из толпы.

- Семью на полное содержание из моей казны, а с этими я разберусь.

- Смерть им! - вопит толпа.

- Согласен, но биться будет он, - Борис Эдуардович указывает перстом на меня, - на мечах, до смерти - если победит, пощадим, если нет - на колья.

Толпа ревёт в праведном гневе, что делать, выхожу на ринг, мне кидают меч, ловлю, ухмыляюсь, лезвие тупое как полено, рукоятка отбита, в местах крепления торчат голые заклёпки - решили перестраховаться, мужички.

На ринг, через верёвки, прыгает уже знакомый мне мужчина, со стальным взором в глазах. Он не улыбается, в руках держит мой меч - понравился, значит.

Я балансирую на руке, это подобие оружия, затем делаю отмашку и очерчиваю круги вокруг тела и головы. Тупой меч неожиданно для всех поёт как струны гитары, и исчезает, лишь огненная молния мелькает в воздухе. Смотрю в глаза сопернику, вижу, он всё понял, приготовился к смерти, но не ропщет, крепкий духом - как я не хочу его убивать.

Стремительно вскакивает с места Борис Эдуардович: - Стоп! Всё отменяется, мать вашу! Кто вы такие?!

- Люди, - с готовностью опускаю меч.

- Ладушки, отправлю в Господин Великий Ждан, там найдутся на вас бойцы. Всем расходится! - раздражённо рявкает он. - Праздник отменяется.

- Сволочи, весь кайф испортили! - слышу в толпе. С сожалением развожу руки.

На этот раз нас отводят в иное помещение, нам льстят, это для избранных рабов. Бревенчатая изба с окнами, правда, на них толстые решётки, есть нечто похожее на кровать - настил из досок, ведро - понятно для чего, даже стол с неизменным корытом - сволочи!

- Нам бы поесть, - невинно моргает детинушка Семён.

- Змей вам в корыто! - плюётся Стёпка, - такого мужика замочили!

- Я ж не специально, - хлюпнул носом Семён, и получилось у него так искренне, что Стёпка прослезился, почти по-человечески глянул на Семёна и мягко говорит: - Не думайте убежать, на кол посадим.

- В принципе нам и здесь хорошо, устали с дороги, погостим немного, - я пренебрежительно посмеиваюсь.

Мужчина со стальным взором, хлопает по плечу Стёпку: - Принеси им пожрать, да не в корыто, эти рабы дорогие, - он вскользь глянул на меня, нечто благодарности мелькнуло в его глазах, видно признателен мне за то, что я его не убил, а ведь, стоило мне сделать выпад, и его голова воспарила бы с плеч.

Стёпка ворчит, но распоряжение даёт. Со стуком грохнула задвижка, нас запирают, не успели достаточно осмотреться, как дверь вновь открывается. Нам вносят на блюде запеченный окорок и кувшин с вином. Вино я прошу заменить водой - на нас смотрят как на полоумных, но распоряжение выполняют - приносят кувшин с родниковой водой.

Сидим, вгрызаемся в сочное мясо, жир течёт по рукам, салфеток нет, вытираем пальцы пучками соломы.

- В принципе, жить можно, - еле выговаривает забитым ртом Семён, - кормят, поят, на прогулку выводят, всякие там развлечения, но боюсь, скоро это надоест. Как ты считаешь, Никита?

Не стал отвечать, только улыбаюсь. Мимо ходит народ, в окно изредка заглядывают, любопытно, похоже, не часто к ним попадают такие люди как мы. Один раз о прутья расплющилась глупая бабья морда, глаза как у перекормленной свиньи, Семён показал «козу» - вопль и ругань, затем в окно влетают кусочки дерьма - гостеприимный народ, однако!

До вечера не беспокоят, стараемся отдохнуть, Семён плюхается на голые доски, смотрит в потолок, я просто сижу. Наконец за дверями возникает некое шевеление, засов с грохотом откидывается, слышится ругань, топот множества ног - у нас гости - шумной толпой вваливаются хорошо вооружённые люди, становятся по бокам.

Благосклонно киваю, приглашаю сесть, шутку не принимают. Последним входит Борис Эдуардович, удивлённо смотрю на его потное лицо.

- Ба, вот это охрана! Неужели для нас такая честь? Вроде не кусались, - я не могу скрыть издевку.

- Непонятные вы люди, зачем провоцировать, - честно сознаётся он.

Он садится за стол, Семён нехотя сползает с досок, принимает сидячее положение, в глазах скука.

- Мне думается, из вас рабов сделать не получится, кости, конечно, можем поломать, повытаскивать жилы, а толку будет - нуль.

Холодея от реальной перспективы, криво улыбаюсь, жду продолжения монолога.

- Я хочу сделать вас свободными, хотя это будет весьма сложно, никак являетесь трофеем Степана Геннадьевича, но допустим, гипотетически у нас всё получилось. Подпишете со мной контракт службы на двадцать пять лет?

- Ну, и в чём тут свобода? - с иронией смотрю на него.

- Определённая! Можете завести семью, иметь рабов ...

- Опять, двадцать пять. Какое счастье, рабу иметь рабов, круто!

- У вас нет выбора.

- Выбор есть всегда.

- Для вас это будет смерть.

- В этом сомневаюсь, жить мы будем долго, - я смеюсь ему в глаза, но на душе лютый холод.

Он багровеет, не привык к такому вольному обращению к своей особе, в то же время, интуитивно чувствует некий подвох в моих словах, усилием воли заставляет выпученные глаза занять прежнее положение и даже улыбается в ответ: - Судя по раскованности суждений, вы занимали в своих племенах высокие положения, не удивлюсь, если вы – вожди, вы и здесь сможете ими стать - всё в ваших руках, поверьте, это единственное, что могу делать для вас. Подпишем договор, и для вас открываются немалые возможности. Нам нужны опытные стратеги, на прицеле Град Растиславль.

- Даже так! - я едва не давлюсь слюной.

- Вы жители этой страны? - понимает мою реакцию Борис Эдуардович.

- А если нет, - темню лицом я.

- Определённо с этого города! - восклицает он, потирает руки в возбуждении. - Не иначе находитесь под командованием самого князя Аскольда! Угадал? У меня новое к вам предложение, всё, что захватите в Граде Растиславле, будет принадлежать вам! Каково, моё предложение!

- КАково, - морщусь я, - прелестная заявка стать «крысой». У меня встречное предложение, если ТЫ выполнишь, всё, что я тебе прикажу - оставлю в живых.

Борис Эдуардович резво вскакивает: - Блефуешь! - машет пальцем перед моим лицом, - да мы сейчас вас изрубим в капусту, а Стёпке откупную дам, чтоб не возмущался!

- Не ори, - Семён слегка приоткрывает глаза, а в них булькает ртуть, - лучше послушай умного человека.

Борис Эдуардович затравленно водит глазами, хочет дать команду воинам, но не решается, он невероятно сильно смущён, очевидно, впервые в такой ситуации, когда рабы так вольно разговаривают, а ещё приказывают - естественно, от этого голова может пойти кругом. Через силу, он со злобой произносит: - Ещё одно такое вольное высказывание, на колоду швырнём, - с этими словами все уходят, громко звякают засовы, нас окружает звенящая тишина.

Как некстати я вспоминаю распятого человека, истерзанного плетьми, к сожалению меня, задевают слова Бориса Эдуардовича, представление не имею, смогу ли выдержать пытки? «Это же, не наши методы» - мерещится фраза из известной комедии, но это не шутки - стискиваю зубы. Украдкой глянул на Семёна, я хорошо помню, как когда-то давно, мой друг, от страха на дерево лазал, клопов давил, но на это раз в его взгляде лишь горечь и бесстрашие, а где-то внутри тлеет злой огонёк. Теперь я точно знаю, Семён уже иной, и некогда страх не поселится в его горячем сердце.

- Не посмеют, - уверенно заявляет он, - боятся … гадость, точно изобретут, это факт, но неизвестно, что лучше, пытки или то, что придумают.

- Поживём, увидим, - я ложусь на голые доски, - однако, следует поспать.

Гл.19.

Сон навалился как медведь арктодус задним местом. Уплываю в мир грёз как медуза на гребне девятого вала. Меня швыряет в пространстве как щепку, даже голова кругом идёт. Вижу необычайные миры, звёзды и множество обитаемых земель - они манят к себе, от них идёт тепло и нечто родное мне, словно миры наполнены любовью. Но в пространстве закручивается чёрная спираль, она начинается в одной галактике, а кончается далеко на задворках Вселенной. От неё веет пронизывающим холодом - она чужая, наполнена злобой, алчностью и завистью.

Угольно чёрные корабли выныривают из мрака и несутся к скоплению земель наполненных светом. Я знаю, сейчас произойдёт нечто страшное, кричу. Крик тонет в пустоте. Что делать? Взор обращаю далеко в космос. Там центр Вселенной, он яркий и очень далёкий. Я уверен, в нём сосредоточена великая светлая сила - могущество безграничное, но и нравственность за пределами познания человеческого разума, она не позволяет испепелить врага, и думает, что даёт возможность развиться духовно, в этом великая наивность - не существует равновесия из сил зла и добра, зло это регресс души, назад к истокам эволюции. Это противоречит развитию, а значит, должно искореняться, даже, с помощью «хирургических» методов.

Тело наполняется искрящимся светом, я вижу сквозь свои руки, невероятное ощущение полной свободы, страха и радости, тянусь к сияющему центру. Звёзды вспыхнули, слились в разноцветные радуги, затем, пространство полыхает различным цветом, словно северные сияния космических масштабов. Никогда даже не догадывался, что бывает такая красота - красота чистых энергий - это то, что ещё не познал человеческий разум.

Внезапно сполохи и вспышки меркнут, я оказываюсь во Вселенной наполненной светом, бесчисленные солнца излучают мягкий свет, невероятное количество обитаемых земель вращаются вокруг своих светил, царит спокойствие и тишина.

Обо мне уже знают, меня приглашают - плыву к серебристым гигантам, на их орбитах зависли космические корабли различных форм, размеров и цвета. Я знаю, среди них есть торговые, исследовательские и военные суда. Каждый корабль может обгонять свет в сотни раз, но есть и то, что переносит мгновенно, в любую точку Вселенной – это энергетические врата.

Оказываюсь в искрящемся мире, стою на излучающей золотой свет, платформе, по бокам возвышаются хрустальные скалы. Свет вокруг меня переливается искрящимися звёздочками, я его могу потрогать, мне хочется смеяться от счастья!

Они возникают из пустоты - высокие, полупрозрачные существа, глаза небесно голубого цвета, с постоянно меняющимися оттенками. По мере приближения сущности уплотняются, становятся более похожими на привычные для меня, человеческие фигуры. И вот, передо мной, оказываются несколько мужей - окладистые, шелковистые бороды, широкие рубахи, расшитые очень знакомыми орнаментами и узорами. От этих людей веет небывалой силой, чистотой, добротой, как от родителей, увидевших своего любимого ребёнка, а глаза - в них понимание и, непостижимая для моего осознания, мудрость.

- Зачем, ты живой, посылаешь свою сущность? - это вопрос выбивает меня из колеи. Я как-то не понимал своего состояния, но сейчас всё становится на свои места - это просто сон!

- Я видел чёрные корабли, - я вздрагиваю от ужаса.

Вспышка в сознании заставляет меня трепетать, я лечу сквозь галактики в место, где угольно чёрные корабли ведут атаку на мирные земли. Яркие огни в тысячу солнц сотрясают планеты, миллиарды сущностей, уже без физического тела, содрогаются - крики стон, лавиной заполняет Вселенную, от ужаса и горя я плачу, но один миг, и я вновь возвращаюсь обратно.

Темнеют глаза окружающих меня людей, то один, то другой тает на искрящейся золотым сиянием площадке. Срываются с места тяжёлые межгалактические корабли, пространство словно искривляется, слепящий огонь разрывает чёрный рукав, многие угольно чёрные корабли вспыхивают как малые звёзды, другие, в панике мельтешат в окрестностях галактики, золотистые корабли сеют смерть в рядах чужаков.

На этот раз возмездие пришло быстро, большая часть планет спасена - велика мощь Светлых, но я знаю, это лишь, группа разведки врагов, где-то, на задворках Вселенной копит силы Чёрный разум.

Но золотистой площадке остался один из статных мужчин, его взгляд суров, но из глаз струится теплота.

- Ты вовремя пришёл, нам сложно контролировать дальние Чертоги. К сожалению, один из нас посчитал, что передав им, часть знаний, даст толчок для их духовного развития, но получилось иначе - появилась зависть и злоба, но не духовность, результат - война. А ещё, враги выпустили своих зверей, это невероятно агрессивные создания, способные менять генетический код всего живого, - мужчина пристально смотрит мне в глаза, хмурится, вероятно, что-то узнал из моих мыслей, - эти твари поселились и в вашем Разломе, тебе необходимо срочно найти ту вазу, в ней противоядие от тех зверей.

- Вы боги? - робко спрашиваю я.

- Люди, - статный мужчина улыбается, и я понимаю, он лукавит, - Бог един, - добродушно заявляет человек. – Но было время, когда нас чтили как богов, затем, путём обмана, вашими душами овладел тот, кто отошёл от нас. Много лжи и страданий принёс он миру, во имя его веры сжигали на кострах, уничтожались целые народы. Человека, который пришёл спасти их от Золотого тельца, убили, и для порабощения народов, прикрылись его идеями, изрядно исказив их смысл.

- Так, кто же вы всё-таки? - я едва не кричу.

- Мы раса - я Род.

- Славянский бог? - выпучил глаза в неверии, такое откровенье - сильное испытание моему разуму.

- Человек, мягко улыбается Род, он легонько касается моей груди и я, словно засыпаю во сне, напоследок хочу спросить о той вазе и где её искать … но не успеваю.

Утро, как обычно, застаёт врасплох. Только изготовился расслабиться после такого будоражащего мозги сна, как хлопает дверь и вваливается толпа. Хмуримся, продираем глаза, всех посылаем куда подальше. Бориса Эдуардовича нет, гоголем стоит Стёпка, шапка набекрень - ухарь, мать твою!

- Подъём, рабы! - орёт он.

- Не ори, не глухие, - ворчит Семён. Свистит плеть, рассекает плечо, кровь брызгает сквозь рубаху, я дёргаюсь вперёд, но воины опускают копья. Зло смотрю на острые наконечники, можно постараться разбросать их, чувствую, время, словно замедлилось, мне кажется, во мне скопилось столько сил, что я могу убить их всех. Но дети! Где их искать?

- Не страшно, - слышу шёпот Семёна, - царапина, время придёт, отыграюсь.

- Молчать! Смотреть в землю, руки за спину! Выходим на двор!

Мешкаю, вновь свистит плеть, словно огнём полосонуло по спине. Больно! Вот, чёрт, долговязый, каков искусник!

- Бегом! - кричит Стёпка.

Делать нечего, нехотя трогаемся. Воины грохочут сапогами рядом, копьями колют в спины - утреннюю пробежку устроили, сволочи.

Выбегаем за забор, бежим по посёлку. Народ проснулся, занимается хозяйством, на нас смотрит с любопытством, не часто они видят таких людей как мы.

Посёлок добротный, хаты большие, множество хозяйственных построек, мычит, рычит, зверьё в загонах, на фоне домов выделяются покатые спины степных мамонтов, на возвышении, молотит крыльями, мельница, вдали виднеются поля со скошенной пшеницей.

Хорошо живут, думаю я, но не все, рабов много, следовательно, этот строй паразитов, а их необходимо изводить. Не дай бог, зараза распространяться будет, войной идти нужно, необходимо сжечь это «осиное гнездо»!

Пробегаем мимо церкви, выкрашенный в жёлтый цвет крест гордо реет над посёлком. В церковном дворе толпятся прихожане, женщины, как положено, в платках, мужчины, без шапок.

Наконец, подбегаем к окраине - в глаза бросается башня из камня, множество построек, непонятного назначения, рвы, траншеи, балки с верёвками и крючьями, слышится голодный рёв хищников и пахнет - разложением.

Добегаем до ограды, Стёпка лупит кулаком, ворота со скрипом отворяются. Показываются мужики звериного вида, в медвежьих шкурах, на головах лохматые шапки, которые теряются в густых бородах, у каждого к поясу, подвешен или меч, или дубина, за спинами – луки.

- Никак к аттракциону готовиться треба, - говорит один из них.

Стёпка подбоченился, сильнее заломил шапку: - Таких рабов ещё не было, следует организовать Полосу препятствия, высшей категории сложности. Завтра из города Господин Великий Ждан, гости прибудут, для них это станет изюминкой, вы уж, постарайтесь.

- Да не впервой, гости от восторга плакать будут, - заверяют мужики.

- Ты когда-нибудь, проходил полосу препятствий? - шепчу Семёну.

- На турнике два раза подтягивался … в институте.

- Подтянемся здесь, бесчисленное количество раз, - заверяю друга.

- Угу, и в болоте том, поныряем.

- Зверей подразним, - вторю ему, увидев в отдалении клетки с хищниками.

- Развлечёмся, просто душа радуется.

- Молодцы, настоящие бойцы! - слышит наши разговоры Стёпка, даже лицом добреет.

На прощание, всё же не удерживается, пару раз стегает плетью и просит: - Порадуйте гостей, сразу не подыхайте, мне на вас хоть чуток заработать надо.

- Главное, чтоб ты не издох от усердия, - сплёвываю ему под ноги.

Стёпка ржёт как лошадь, одобрительно поглядывает на нас и, обращается к мужикам: - Рабов мясом накормите! Завтра, с утра, буду.

Один из мужиков, видимо, старший, со шрамом от виска до шеи, ласково смотрит из густых бровей, поглаживает густую бороду: - Вы, ребятки, не стесняйтесь, заходте, милости просимо, у нас здесь всё просто, сечь плетьми, никто не будет, на кол не сажаем, еда сытая, вам здорово повезло, у вас есть шанс, стать свободными. Те, кто проходит Полосу препятствий и, поднимается в ту башню, освобождается от рабства. Правда, никто ещё не дошёл и до половины трассы, но вы, как я кумекаю, люди не простые, не из Града Растиславль, однако?

- Туристы мы, заблудились, - Семён смотрит дерзко, мышцы перекатываются под бронзовой кожей.

- Ну, проходте, проходте, - нас не сильно, но настойчиво толкают мечами.

На возвышении стоят добротные избы, около них, что-то пилят, строгают, слышатся удары топором, один мужик борется со строптивым конём, группа зевак заключает пари, кто победит, в отдалении дрессируют степных мамонтов, ватага мальчишек, запускают воздушного змея.

Как мило, царит спокойствие и безмятежность, но вот только, по соседству, застыло в ожидании, мрачное сооружение - множество механизмов работают постоянно, так как связаны с потоком реки, она несётся сквозь обломки скал, и впадает в долину.

На крутящихся шестернях, до сих пор, виднеются ошмётки от человеческих тел, они не убираются, так как подобраться к ним невозможно.

Полоса препятствия изготовлена в виде лабиринта, множество тупиков, ходов с ловушками, блестят прутья клеток, есть участки, затопленные водой, но под ней что-то бурлит - работают некие механизмы, мостки, над оврагами, а внизу виднеются острые колья.

Неплохо постарались, какая изобретательность, я всё больше убеждаюсь в том, что только война может разорить это «паучье гнездо».

Нас ведут к избам, с любопытством рассматриваю народ: мужики поголовно бородатые, бабы, в цветастых сарафанах, молодухи, как на подбор - кровь с молоком, юноши крепкие, хозяйственные. Во дворах мычит скотина, сушатся стога сена, на оградах развешены разнообразные глиняные горшки.

Заводят во двор, он огорожен глухой оградой. Строение разительно отличается от тех, что видели раннее. Из толстых брёвен сложен барак, окна узкие, крыша перекрыта, так же, брёвнами, и искусно уложена сеном. У барака, выгул - периметр, огороженный частоколом из кольев. В нём прогуливаются будущие покорители Полосы препятствия - народ крепкий, сытый, но в глазах – пустота, знают, что их ждёт. Нам радушно открывают оббитую железом дверь, входим внутрь, пахнет потом, едой, сеном. Часть помещения используется под спальные места, это помост, обшитый досками и, длинный стол - обеденное место.

Дверь за спиной с грохотом закрывается, нас видят, хмуро оглядывают, нехотя подходит здоровенный мужик: - Новенькие, откуда?

- Из Севастополя, - говорю я.

- Ну, это в прошлом. А сейчас откуда? - мужик не понял шутки.

- Обосновались, у гор, поселение у нас там, - осторожно говорю я.

- Отдельно от всех решили жить, угу, мы, вот тоже, хотели самостоятельно. Быт наладили, с лесным народом, так ... более менее, впрочем, жить можно было, но вот видишь, сюда попали.

- Надо было, в крупные города подаваться, - советую я.

- Поздно «пить боржоми, когда почки отпали», - рокочуще смеётся он. - А вы проходите, места для всех хватит, меня Дмитрием кличут, я старший здесь. А вас как?

- Никита, Семён, - представляемся мы.

- Вот что, мужчины, на столе еда, в той бочке вода, в загоне гулять можно в любое время суток … там, кстати, отхожее место.

- Давно здесь? - спрашиваю Дмитрия.

- С полмесяца, засиделись, уж, но вот завтра ждут гостей, недолго осталось.

- Шансы, вообще есть?

- Есть, - уверенно говорит Дмитрий, - меньше тридцати процентов.

- Нам говорили, что никто ещё не прошёл.

- Стращают, если было бы так, интерес у народа исчез бы, а ведь, ставки заключают, здесь такие деньги крутятся.

- Обнадёжил.

- Да, уж, - благодушно улыбается.

Присаживаемся за стол, он пододвигает блюдо, заполненное хорошо прожаренными кусками мяса: - Наедайтесь, завтра сильными надо быть.

Подходит ещё народ, рассаживаются рядом, с интересом поглядывают на нас, все как на подбор, рослые, крепкие.

Разговорились. Оказалось, многие из Севастополя, часть из Симферополя, несколько - бывшие Питерцы, а с Дмитрием, оказывается, вообще жили на одной улице, он в десятом, а я в тридцать втором доме - во, как бывает!

В бараке пахнет не очень, баньку, узникам, не предлагают. Нам опротивело нюхать запахи, выходим в загон. Прогуливаемся вдоль ограды, о жизни мечтаем, таких, как мы, немного, кто-то сидит на корточках, пару человек занимаются борьбой, один, держится за толстые прутья, тоскливо смотрит на вольный мир.

Дмитрий, не отходит от нас ни на шаг, всё вспоминает, как бегали на Приморский бульвар, ловили бычков в Чёрном море, ели мороженое ... детство вспоминает. С сожалением поглядываю на мощного мужчину, не нравятся его воспоминания, обычно, так откровенничают перед смертью.

Мы, так больше размышляем, как выбраться отсюда. За оградой возятся бородатые мужики, вроде как занимаются делом, но иной раз, да поглядывают на нас, следят, а за оградой виднеется пост, мужики с топорами и мечами. Ну, куда бежать? Допустим, прорвёмся здесь, а в посёлке, куча народа. Поймают, как пить дать. Детей вызволить необходимо, поэтому, я оборачиваюсь к Дмитрию: - Это точно, кто пройдёт Полосу препятствий, свободным станет?

- Так и будет. Без этой изюминки, интерес пропадёт и у нас и у зрителей. Кстати, тот мужик, что привёл вас, в прошлом был рабом, смог пройти дистанцию, теперь, свободный человек, нас охраняет.

- Сволочь! - зло говорит Семён.

- Почему? - удивляется Дмитрий.

- Раз остался, значит, нравится.

- Козёл! - добавляю я. - Будет возможность, морду начищу.

- А куда ж ему идти? - округляет глаза Дмитрий.

- Куда угодно, но здесь не оставаться.

- Резонно, - чешет голову собеседник. - Я, точно уйду.

Смотрю на него, сильный мужчина, ни капли лишнего жира, мышцы, словно высушены сухим ветром, змеятся под кожей, вроде, не слишком рельефны, но скручены между собой, как волосяная тетива лука, небольшое усилие, и потенциальная энергия разрядится как конденсатор, и вознесётся в резонансе, сокрушая всё на пути. Недаром Дмитрий, эти годы существовал, лишь, в окружении своей небольшой семьи, отбиваясь от первобытного зверья и нашествия лесных людей - шанс пройти Полосу препятствия у него больший, чем у других.

Он рассказал о своей жене, по его словам, настоящая амазонка. Говорит, от её имени пахнет морем, звать Мариной. Сыновья, как подросшие волчата, Александр и Евгений.

Люди, Вилена Ждановича и не пытались сломить их оборону, но подкараулили там, где он их не ждал, накинули сеть и он здесь. Я всё убеждаюсь, выжить в одиночку, никак нельзя, пусть ты, даже Брюс Уиллис, из американских сказок.

- Продолжишь так же жить, на отшибе у всех? - спрашиваю его, но заранее знаю, такие люди, как он, второй раз, на грабли, не наступают.

- В одиночку не выжить, вздыхает он, - в Град Растиславль подамся, я слышал, Великий князь, хоть и деспот, - меня коробят его слова, - всё же о народе своём печётся.

- И в чём же, он такой деспот? - меня сильно задевают его слова, а Семён ухмыляется, незаметно корчит мне рожи.

- Разгуляться не даёт, всё в жёстких рамках закона, грудью свободно не вздохнёшь, сразу уткнешься в какие-то правила.

- Зато, в своём хуторе, сам себе был законом, - усмехаюсь я.

- Ага, - не замечает подвоха Дмитрий. - А вы, случаем не из Града Растиславля, - он наклоняет голову, смотрит из нависших бровей.

- Мы? Ну ... да,

- И как вам Великий князь, Никита Васильевич?

- Мне, нравится! - с большим воодушевлением говорю я, Семён фыркает в рукав.

- Наверное, действительно, не плохой мужчина, раз его подданные о нём хорошо отзываются, - делает глубокомысленный вывод наш собеседник.

- Мужчина действительно не плохой, - смеётся Семён, пихая меня локтем.

- Я хочу попросить вас об одной услуге, - Дмитрий внезапно становится суровым, глаза стекленеют, - вдруг, что со мной случится, возьмите мою семью в Растиславль. Мой дом в излучине реки Альма, на возвышенности, с одной стороны гора, стёсанная как седло, без леса, абсолютно голая - это главный ориентир, с другой стороны, обрывы, склоны из «живых» камней.

- Что-то ты скисаешь, друг мой, сам приведёшь, - я стараюсь возмутиться.

- Почему-то, детство вспоминаю, не к добру, - вздыхает он, я с Семёном, переглянулся.

- Мы отведём их в Град Растиславль, - серьёзно говорю я.

В глазах сильного человека мелькает признательность, он почему-то уверен, нам под силу преодолеть пыточную Полосу препятствий, как добропорядочная собака, признал в нас волков - опытные люди, всегда в состоянии оценить силу других.

Не спеша, проходит день, лезем в вонючий барак. Мужчины стараются отвлечься от предстоящего испытания, кто как может, кто-то играет в кости, другие, бесцельно склоняются по бараку, часть спит, или делает вид, что спит. Дмитрий, отодрал кусок доски, обстругивает её - хоть какое, но оружие. Правда, если выпустят медведя, он не заметит этой щепки.

Прилёг на необструганные доски, незаметно подкрались гнусные сумерки, глазом не моргнёшь и утро. На ум ничего не приходит, прекрасно осознаю, даже, если пройдём Полосу препятствий, увечий не избежать, перспектива не радует.

Семён, по своему обыкновению, тихо мурлычет песенку, на него зло косятся, но замечаний не делают, трудно воспитывать человека, с такими мышцами.

- Сам Росомаха прибудет на «аттракцион», - неожиданно заявляет Дмитрий.

- Какая, росомаха? - приподнимаюсь на локтях, но уже знаю, о ком он говорит - совсем плохо, этот точно узнает нас.

- Генерал, Виктор Павлович, прозвище у него такое - преданный пёс самого императора Вилена Ждановича, о нём ходят легенды, лишь князь Аскольд, ему ровня.

- Дела, - встаю с нар, Семён перестаёт мучить публику, замолкает.

- Слышали о нём?

- Кое что, - я нервно прохаживаюсь.

- Нам, какое дело, до него, - не понимает нашу реакцию Дмитрий.

- Дела нам до него никакого нет, - соглашаюсь я. - А вот у него, к нам ... всё, пора спать, завтра непростой день.

Утро, как обычно, приходит неожиданно, в вонючий барак, врывается свежий ветер, мотылёк, занесённый сквозняком, с грохотом бьёт меня в лоб, прорываются светлые лучики солнца и оживляют убогое помещение.

Народ нехотя поднимается с запотевших досок, лица хмурые, злые.

- Быстрее, рабы, приводим себя в порядок, и строиться в загоне, - знакомый мужик, со шрамом от уха до шеи, возвышается в проёме, добродушно посмеивается. - Жрать, не советую, если распорите живот, пищей залепите кишки, а это - инфекция.

- Беспокоится гад, - обозлился Семён.

- Гнида, - соглашаюсь я.

Толпясь, выходим из барака, щуримся от яркого света. Полным ходом идут приготовления. Вдоль Полосы препятствия, устанавливают длинные скамейки, на шестах развешивают разноцветные ленточки, доносится запах жареного кабанчика.

Настроение у жителей приподнятое, праздничное. Бабы нажарили семечки, малышня бегает, держа в руках леденцы на палочках, много воинов - все в доспехах, держат мечи и тяжёлые копья, стоят шеренгами вдоль «аттракциона».

Прибывают первые гости, публика разнообразная, кто пешком, кто верхом на прирученных диких лошадях, кто на повозках. Хмурюсь, наблюдая за людьми, для них, это праздник, развлечение, веселятся как дети. Невероятно как быстро растеряли сострадание, доброту, разбухла в душах гниль, так потихоньку скатятся до уровня людоедов.

Внезапно слышится барабанный бой, голосят дудки, народ срывается с места, бежит встречать неких высоких гостей.

- Строиться в загоне, - ревут надсмотрщики, свистят плети, нам приходиться поспешно становиться в одну шеренгу.

Стучат копыта, во двор врываются всадники, слуги принимают поводья, помогают спешиться знатным особам. Стёпка, суетится, заламывает шапку, улыбается во весь рот, жестикулирует, как есть - клоун.

Его, узнаю сразу. Он отличается других всадников, одет неприлично просто, видавшая виды, изрядно потёртая кожаная куртка, небрежно накинута на плечи, выцветшие штаны, из грубой ткани, но широкий пояс сверкает золотом и подвешен к нему грозный меч, с блистающими каменьями на рукоятке - это Росомаха, генерал службы безопасности.

Он уверено заходит в загон, и моментально узнаёт меня, но ничего не дрогнуло в его лице, лишь расширяются зрачки.

- Хороших мужчин подобрали, - хвалит он. Стёпка сияет лицом, шапку измял так, что она становится похожа на коровье вымя.

- До обеда проведёте первую часть соревнования, а последними, - не глядя, тычет в нашу сторону, - они пойдут и вот этот, - указывает он на Дмитрия.

- Конечно, десерт подают в конце, хороший выбор, бойцы, что надо! - нахваливает нас Стёпка и буквально приплясывает от усердия.

- Вот и посмотрим, - серьёзно произносит Росомаха и тихо добавляет: - Если вы действительно те, кого выбрал этот мир, то вам нечего бояться, герои так бездарно не умирают.

Стёпка, думая, что это такая шутка, громко заржал, но Росомаха так глянул на него, что тот едва не обмочился от страха.

Отбирают первую партию, выводят из загона. Люди знают, идут на смерть, упираются, но их колют копьями и они бегут. Провожаю взглядом, на душе горько и пакостно, но не могу им помочь, надеюсь, придёт время, воздастся мучителям по заслугам. В порошок сотру! Дерьмо есть заставлю! Огнём сожгу!

Семён темнеет лицом, я вскользь касаюсь его мыслей, в них бушует ураган. Семён, вообще, относится гипертрофированно ко всякой несправедливости, а здесь полный беспредел, явное вырождение человеческих душ!

Идёт время, волнами прокатывается восторженный рёв толпы, в нём глохнут крики, погибающих на ужасном маршруте людей.

- Пока, ни один не дошёл, - Дмитрий, словно окаменел, нездоровый пот покрывает лицо.

Проходят несколько часов, постепенно, рёв толпы затихает, доносятся отдельные выкрики, публика делится впечатлениями. Звучит балалайка, бабы, весело и задорно исполняют частушки, украшенные цветными лентами, взлетают множество воздушных змеев, пахнет шашлыком, брагой, квашеной капустой - праздник в разгаре.

- Скоро и мы будем веселить публику, - зло щёлкает зубами Дмитрий, он прячет на груди остро отструганный кусок доски.

- Когда Полосу препятствия будешь проходить, станет мешать,- замечает Семён.

- Это от медведя.

- Не пройдёт … его можно только сильно напугать, - неопределённо произносит мой друг.

- Если удачно ткнуть в глаз, есть шанс проскочить данный этап. Вам бы тоже обзавестись такими же кольями, - теперь и нам советует он.

- Обойдёмся, - отмахивается Семён. Я друга понимаю, преодолевать все мостки, перекладины, карабкаться по стенам, нырять в воду - доска будет сильно мешать. Я вообще, предлагаю, выйти без рубашек, чтоб не дай бог, за что ни будь не зацепиться.

Томительно тянется время, о нас словно забыли, но нет, публика просто гуляет, перекусывает, заключает новые ставки. Знакомый скрип двери, на пороге ухмыляется бывший, раб. Впрочем, почему бывший, раз душа рабская, значит рабом он и остался.

Мужик, поглаживает безобразный шрам на лице, в глазах радость: - Один, почти прошёл, вот, молодец! Такой накал страстей! Вы, уж, не подведите, сделайте людям приятное, сразу не издыхайте.

- Когда я стану свободным, - с угрозой говорит Дмитрий, - я тебе рот разорву.

- Вот и молодец, люблю таких … давайте, мужики, вас уже заждались, - он отстраняется, мы выходим. Нас уже ждут воины, они опускают копья, чтоб не артачились, но мы и так быстро идём, и они едва поспевают за нами.

Нас встречают аплодисментами, оценили, значит. Семён, в рельефных мышцах, которые, словно нехотя перекатываются под кожей, как валуны на сдвинувшейся осыпи, Дмитрий, под стать ему, разница, лишь в росте, я не хилый, хотя уступаю им обоим, но мышцы у меня тоже не маленькие.

Выходим к Полосе препятствий, над ней витает дух смерти. На вращающихся шестернях, двигается истерзанное человеческое тело, на кольях, под гуляющими в разные стороны мостками, корчится ещё живой человек, но он, обречён, из груди торчит острый шип. Бурлящий бассейн, со скрытыми в нём механизмами, розовый от крови, из клетки, рядом с водоёмом, доносится довольное урчание медведя-людоеда - здесь два варианта, или сражаешься со зверем, или прыгаешь в воду, где молотят шестерни, как в мясорубке.

Нас встречает Борис Эдуардович, по-доброму смотрит: - Решил вам дать свободу - без всяких условий, но она там … на верхней площадке башни … как станете, равноправными гражданами, милости прошу ко мне в гости.

- Первым делом сверну тебе шею, - обещает Семён.

- Не сомневаюсь, - ухмыляется он.

Нас подталкивают к началу испытания. Стоим у подвешенного мостка, с боков привязаны верёвки, крепкие мужики приготовились дёргать их, чтоб создать определённую амплитуду, внизу, колья.

- Я первый пойду, - говорю я.

- Да нет, - Дмитрий теснит меня, - я уже настроился, хочу, чтоб быстрее всё закончилось.

- Как знаешь, - не перечу ему.

- Определились, вот и хорошо. А вы, пока подождёте в том бараке, негоже подсматривать, а то хитростей наберётесь, но хочу порадовать, в окошко, видна верхняя часть башни, поэтому узнаете, прошёл ваш товарищ дистанцию или нет, - Борис Эдуардович по-доброму смотрит на нас, но у меня возникает непреодолимое желание плюнуть ему в лицо, что и делаю. На удивление, он не злится, лишь утёрся рукавом: - Очень хочу надеяться, что бы вы все встретились на верху, - лукавит он, озаряя ласковым взглядом, эта сволочь, уверена, что мы сгинем в этом жутком «аттракционе».

Нас запирают, мы прильнули к маленькому окошку, действительно, верхняя часть башни видна. Нарастает рёв трибун, Дмитрий начинает проходить испытание. Я дрожу как в лихорадке, очень переживаю за товарища, хочется надеяться - он сможет.

Восторженные крики, вперемешку с залихватским свистом, создают такую какофонию, хочется заткнуть уши, а время идёт, но кажется, Дмитрий в конце пути. Во мне теплится надежда, я всем сердце желаю ему победы. Семён тяжело дышит, такое ощущение, что из глаз польётся ртуть.

Но где он? Смотрю на башню. Вроде происходит некое шевеление. Неужели дошёл! На верхней площадке башни, появляется обескровленное лицо Дмитрия.

- А-а!!! - ревёт он, - свободен!!! - трясёт обрубками рук, но теряет равновесие, падает с башни. Тело кувыркается в воздухе, обрубками пытается ухватиться за выступы, но бьётся головой об камни, разлетаются мозги и уже безжизненное тело стукается об землю.

Наступает тишина и мгновенно взрывается восторженным рёвом - публике понравилось представление.

Стискиваю зубы, красная пелена опускается на глаза: - Не жить им, - с моих губ срывается стон.

У Семёна кровь отхлынула с лица, скрипят зубы, тело окаменело от вздувшихся мышц: - Сейчас я, - безапелляционно говорит он, ни следа страха нет на лице, и я не стал перечить, в любом случае, очередь и до меня дойдёт.

Дверь распахивается: - А ведь, добежал, сукин сын, свободным стал, - потирает от удовольствия ладони, бывший раб, - видите, как хорошо получилось, стоит только сильно захотеть и всё получится. Вот, только слегка оступился родимый, выпал с башни, но умер свободным человеком. Ну, кто первый?

Семён уверенно делает шаг, его глаза ужасны, словно в них кипит ртуть. Мужик с опаской сторонится, улыбка сходит с обезображенного лица: - Ладно, иди, голубчик, - говорит он моему другу, но близко не подходит. Дверь с грохотом захлопывается, на петли брякает навес, я остаюсь один, сердце болезненно пульсирует, но я верю, он справится, ведь иначе быть не может.

Семёна толпа встречает громогласным рёвом, затем шум стихает, догадываюсь, мой друг вышел на исходную позицию. Раздаётся смех, видно происходит нечто неординарное, догадываюсь, первое препятствие Семён проходит, затем, публика ревёт так, что вибрирует дверь, а спустя секунду, гул удивления прокатывается в толпе, затем аплодисменты и свист. Интересно, на каком он этапе?

Рёв медведя угрожающий и страшный, выпустили зверя. Происходит нечто необъяснимое, медведь страшно ревёт, но в ярости что-то обречённое, затем, дикий рёв сменяют визгливые нотки и ... возникает тишина, даже слышу жужжание пчёлки. Но вот, словно лавина нарастает восторженный ропот и взрывается аплодисментами.

Наконец, долгожданный миг, на площадку башни выходит Семён, он как бог, мышцы, рельефно вздуты, тело блестит от пота, улыбается, смотрит в мою сторону.

С полчаса меня не тревожат, словно забыли, но вот откидываются засовы, дверь настежь открывается, мой старый знакомый бледный, не улыбается, посматривает на меня с суеверным ужасом: - Неправильно как-то всё произошло, твой приятель сходу бросился на медведя и вцепился ему в морду, а тот взял и обделался от страха кровавым поносом, так издох в мучениях … горемычный. Кто вы такие? - мужик со шрамом, почтительно, жестом, приглашает выйти, ко мне подходить боится, но напоследок ехидно замечает: - Но ты сильно не расслабляйся, медведь помер, но у нас есть саблезубый тигр, с ним такой номер не пройдёт, эти звери не страдают медвежьей болезнью.

Вот и до меня дошла очередь. Подхожу к мостку, мужики с верёвками напрягаются, делаю вид, что не решается шагнуть, медлю, то подойду, то отступлю - с трибун слышатся смешки. Мужики с верёвками, так же посмеиваются, сзади свистят копья, вонзаются совсем рядом, меня поторапливают.

Внезапно для всех, срываюсь с места, это становится такой неожиданностью для мужиков, что не успевают оттолкнуть от себя мостик, под хохот на трибунах, я словно пролетаю над трухлявыми перекладинам. Прохожу первый этап, самый простой, разминочный, но дальше меня ждёт другое испытание - крутящиеся шестерни, скользкие от крови, они движутся в разных направлениях, работают как несколько мясорубок. Обойти их невозможно, единственный путь, прыгнуть на вращающиеся зубчатые колёса и, в момент сцепления с другой парой, перепрыгнуть на следующее и так дальше, ошибёшься в выборе, и шестерёнки измелят - как мясной фарш. Сосредотачиваюсь, прыгаю, цепляюсь за скользкие зубцы, моментально оказываюсь у точки сцепления с другой парой, едва успеваю выдернуть пальцы, отлетаю ещё выше, зубцы прихватывают кожу на плече, с разворота ухожу, над головой хрустят мощные зубья, чудом выворачиваюсь. Рёва толпы не слышу, сосредоточен, как никогда в жизни, летаю с одной пары на другую, на теле брызжет кровь, но боли не чувствую, в глазах крутятся страшные зубцы, их лязганье, оглушает.

Оказавшись в верхней точке, отталкиваюсь ногами, пролетаю над шестернями, внизу обрыв с кольями, сиротливо болтается верёвка, с узлом в конце. Изгибаюсь, успеваю её обхватить, ладони скользят, срываюсь, невероятным усилием цепляюсь за узел. Краем глаза, вижу, на верху, срабатывает блок, сейчас верёвка, вместе со мной, рухнет на остро заточенные колья. Создаю амплитуду тела, отпускаю руки, вовремя, перелетаю на очередной мосток, а верёвка падает вниз, путается в смертельном частоколе,

но перевести дух не успеваю, мостик приходит в движение, впереди вспыхивает завеса из огня, несусь прямо в него, времени на раздумье нет, выпрыгиваю, падаю на землю, высота приличная, ноги точно сломаю, но бог милует. Приземляюсь удачно, гашу падение резким кувырком, встаю, я цел! Оглядываюсь, впереди лабиринт, а сзади, с лязганьем, открывается клетка, тяжёлое мурлыканье, переходит в раздражённый кашель, матёрый смилодон разъярён до придела, в глазах жёлтый огонь, мимолётом мелькает мысль, какой он великолепный.

Зверь с ходу бросается на меня, бегу в лабиринт, там много узостей. Саблезубый тигр с трудом протискивается и настигает меня, открывает пасть, о, какие у него клыки! Успеваю заскочить в другое ответвление, бегу вперёд. Тупик! Бросаюсь назад, смилодон протискивается сквозь узкий ход, обдаёт острым, звериным запахом. На счастье, есть ещё одно ответвление, влетаю в него, сзади разъярённо кашляет голодный зверь. Ускользаю в другой лаз, виртуозно поднырнув под страшной лапой, вновь тупик. Упираюсь плечами об одну стену, ногами - о другую поверхность. Перебирая ногами, медленно поднимаюсь вверх. Саблезубый тигр продирается сквозь очередную узость и вновь рядом, прыгает, но я успеваю выскочить наверх лабиринта. Стою на стене, внизу бушует дикая кошка, но я для неё не досягаем. Толпа аплодирует, подбадривает, бегу по стене - на пути последнее испытание - половина испытания, Семён облегчил мне это этап, на площадке лежит мёртвая туша пещерного медведя, а с боку, в воде, крутятся подводные шестерёнки, создавая множество маленьких водоворотов. Бассейн почти красный от крови, мелькают куски человеческих тел. Прыгаю на площадку, перевожу дух, зверь мёртв и нет надобности, нырять в водоём, совсем рядом вход в башню, но не ту-то было, свистят копья, вгрызаются в опасной близости, меня теснят к бассейну, хватаю одно из них, отбиваюсь. Разъярённо кричат копьеметатели, но я уверенно покидаю последнее испытание и вот уже в башне. Бегу наверх и оказываюсь в объятиях друга. Под ликующие крики толпы, подходим к окну. Мы, как знаменитые артисты, в пору, кланяться публике, смотрю в толпу, горечь и ненависть заполняет сердце, но мы свободны! Свободны? Слышится шум, по лестнице бегут вооружённые люди.

- Не держат слово, - я кривлюсь в усмешке и ищу, чем обороняться, находим пару досок, становимся в стойку. На площадку врываются копьеносцы, окружают, направляют на нас острые жала.

Появляется Борис Эдуардович, смотрит на нас, в глазах страх: - Я не позволю вам выбраться из башни.

- А как же ваш закон, отпускать пленников, если они пройдут Полосу препятствия?- насмешливо говорю я, цепче обхватываю доску.

- Нарушу, - зло говорит он.

Неожиданно возникает суета, копьеносцы расступаются, появляется Росомаха, в окружении суровых воинов, все со смертоносными мечами: - Что у нас здесь? - мягко, почти ласково говорит он.

- Так, это … рабы бунтуют, - заикается Борис Эдуардович.

- Рабы, где они? - искренне удивляется Росомаха.

- Эти, - трясущимся пальцем указывает на нас.

- Я вижу здесь свободных людей и прав у них больше, чем у тебя. А ты, я не запамятовал, вроде как, закон нарушил?

Борис Эдуардович сникает, если пустит лужу под себя, не удивлюсь.

- В кандалы его, - тихо говорит Росомаха, - готовьте его, к следующему этапу на Полосе препятствия.

- За, что?! - бросается в ноги Борис Эдуардович, но его бесцеремонно оттаскивают, для всех, он перестаёт существовать - он раб.

Росомаха смотрит на меня, склоняет голову в поклоне, чуть заметная улыбка трогает губы, разворачивается, и они быстро уходят.

Гл.20.

Первым делом, нам возвращают оружие, Семён бросается к топору как к любимой женщине, воистину, он стал настоящим мужчиной. Мой бывший соперник, со стальным взглядом во взоре, с сожалением передаёт мой меч и так же, лук с колчаном, заполненным тяжёлыми стрелами. Испытываю не меньшую радость, что и Семён. Итак, можно сказать, у нас руки развязаны, всюду встречают с восхищением, мужики зазывают на бражку, бабы - на кой чего, но нам не до них, идём к дому Машки, у неё наши дети.

В посёлке все друг друга знают, дом указывают быстро, входим во двор. Но что это?! На цепи сидит Игорь, рядом, уткнулся в его ладони, волчонок. Мальчик видит нас, вскакивает, цепь гремит, бросается к нам, Семён взревел как медведь арктодус, рвёт цепи, целует мальчика.

За спиной слышится характерный звук меча, доставаемого из ножен: - Кто такие? - слышится неприязненный голос. Семён медленно оборачивается, он страшен, взгляд жуткий, удобней перехватывает рукоятку топора, мгновенье … и у того голова соскочит с шеи. Бросаюсь к другу: - Не смей! – и тихо говорю ему в его ухо, - ребёнка морально травмируешь.

- Второй раз, спрашивать не буду, - отступает к двери бородатый, мускулистый верзила.

- Он мой сын! - рычит Семён.

- Он зверь, у него клыки, - словно выплёвывает мужик.

- Это ты, зверь, - у Семёна кровью наливаются глаза.

Игорь виснет у него на шее: - Папа, забери меня отсюда!

- Где Светочка, сынок? - мягко спрашивает Семён, но в горле прямо клокочет.

- Её здесь нет, она, с тёткой, в соседнем доме, у них там, подсобные помещения, свинок выращивают.

- Игорь! - подзываю его к себе, - пойдём со двора, папе необходимо поговорить.

Игорь долго, с ненавистью смотрит на своего мучителя, тот от его взгляда ёжится, перекидывает меч с одной руки в другую, ловко получается, но я знаю, он почти покойник.

Уходим, Игорь всё поглядывает из-за плеча на отца, завожу за дом, у дикой сирени садимся на лавочку. Ждём. Звякнуло друг о друга железо, ещё раз и ... вжик, что-то упало на землю и покатилось, Семён вновь перестарался. Он выходит, непривычно спокойный, под глазами, чёрные круги.

- Идём к Светочке, - тихо говорит он. Игорь вцепился в его ладонь, плачет, слёзы капают со скуластого лица, он размазывает их рукой, на щеках остаются грязные разводы.

- Натерпелся, сынок? - прижимает его к себе Семён.

- Они так сильно меня били и Светочку, тоже, когда вступалась за меня, потом, её отвели в соседний дом … меня только волчонок любил, давай заберём его.

- Сейчас принесу, - кинулся я.

Во дворе осмотрелся, зверёк забился в конуру, жалобно поскуливает, у крыльца валяется обезглавленный труп, из шеи, до сих пор толчками вытекает кровь, рядом валяется голова, мёртвые глаза открыты, смотрят с немым укором. Не порядок, не ровен час заглянет, кто и вновь на нас объявят охоту.

Нашёл погреб, затаскиваю туда мертвеца и часть его тела, закрываю крышкой, кровь на земле, припорошил соломой. Ругаюсь, на чём свет стоит, надо было ему просто зубы выбить, а не убивать! Хотя, обращаю внимание на брошенный меч, не с беззащитным человеком сражался Семён.

Вытаскиваю за загривок волчонка, тот постарался меня цапнуть, не понимает, что его спасают. Нагнал Семёна с Игорем, мальчик кинулся к зверёнышу, прижимает к груди, волчонок скулит, лижется, на нас с Семёном, порыкивает, шёрстка на загривке дыбом..

Останавливаемся у избы напротив, режет слух ругань: - Ах, ты негодная, к зверю хочет идти! Мало тебя Фёдор стегал! Сейчас его позову! Ты, у меня, допрыгаешься, дрянь! К ней с лаской! На, тебе, деточка, это, скушай сладенького! Отдам тебя к монашкам! Ты, у меня допросишься!

Резко открываю калитку. Светочка моментально видит нас, с криком бросается:- Дядя Никита, дядя Семён, братик!

Прижимаю к себе хрупкое детское тельце, она счастлива, смеётся, гладит спутанные волосы Игорю, затем оборачивается, в глазах появляется жёсткость, почти как у Аскольда: - Теперь посмотрим, кто из нас допрыгался тётка!

Женщина от неожиданности пятится, затем руки в боки, взгляд становится надменным, брови ползут вверх, набычилась, пятнами идёт лицо: - Что вам надо! Прочь, со двора! А девочку, оставьте, она моя собственность и кто разрешил зверя забирать и волчонка? Сейчас Фёдора позову!

Внезапно она натыкается на взгляд Семёна, что-то читает в нём, пятится: - Где Фёдор?! - в голосе проявляются визгливые нотки.

- Пусть отдаст моё ожерелье! - с гневом говорит Светлана Аскольдовна.

Семён приближается к сильно струхнувшей женщине, протягивает тяжёлую ладонь.

- Не дам взвизгивает она, пытается поднырнуть под его руку, но Семён хватает её за шиворот, быстро снимает простенькое украшение. Женщина пытается вцепиться ему грязными ногтями в лицо, но он не сильно отталкивает её от себя. Это, оказывается достаточным, чтоб та отлетела на несколько метров и выломала головой перегородку, за которой хрюкают дикие свиньи.

Собираемся уходить, неожиданно Семён оттаскивает, потерявшую сознание женщину, от загона: - Кабанчики, могут уши и нос объесть, - с непонятной грустью произносит он.

Быстро идём по улице, необходимо уйти с посёлка как можно быстрее, тётка очухается, найдёт мёртвого Фёдора, такой шум подымет. Улица ведёт мимо дома Бориса Эдуардовича, хотим пройти как можно быстрее, но внезапно резко открывается калитка, и

Мы в упор сталкиваемся со Стёпкой и его бородатой командой.

- Здрасте! - приветливо снимает изломанную шапку, его лицо лучится радостью, такое ощущение, что он встретил лучших друзей, так хочется дать в морду, прямо зуд пошёл в костяшках кулаков, но с нами дети, да и в любые конфликты лезть не следует, дёргать отсюда надо и как можно быстрее. Но Стёпка так и лезет высказать нам почтение ...

- Ты бы посторонился, мил человек, - рыкнул Семён.

- Надеюсь, зла на меня не держите? - склоняется в поклоне Стёпка.

- Не держим. Уйди, не то задену, - поводит Семён широченными плечами.

- Такие мужчины! Зачем вам куда-то уходить? Я с радостью приму в свою команду! Дом отгрохаем, женщин дадим, денег много будет, глядишь, сам генерал Виктор Павлович, то бишь, Росомаха, вас заметит.

- Уйди, задену, - Семён едва сдерживается.

- Как хотите, - грустит Стёпка и вдруг лицо озаряется надеждой,- каждому, с десяток рабов дам!

Слышу знакомый звук – хрясть, Стёпка летит в руки воинам, те мигом вытаскивают мечи.

- Семён Семёнович, ну почему ты такой не сдержанный! - выхватываю меч, описываю свистящий круг.

Стёпка с трудом поднимается, с носа течёт кровь, в глазах обида и непонимание:- Право, вы дикари, к вам по-хорошему, а вы … - изрекает он. - Идите по своим делам. В любом случае, с такими характерами, не уживёмся. С богом. Постарайтесь не попадаться мне и моим людям на глаза, когда выйдете из посёлка. Следующую Полосу препятствия, не пройдёте, гарантирую, - он плюёт кровью нам под ноги.

Расходимся, неприязненно косимся друг на друга. Светочка, не преминула показать им язык, Игорь, сосредоточенно тащит волчонка, а так бы, точно погрозил кулаком, глазёнки у него злые, вот-вот сверкнут молнии.

- Слушай, - неожиданно говорит Семён, - может, зайдём в гости, нас приглашали, перекусим, провианта в дорогу возьмём?

- А почему бы и нет, путь дальний, - воодушевляюсь я.

Входим во двор бывшего хозяина, а ныне раба, Бориса Эдуардовича. Нас встречают гробовым молчанием. Бабы, бородатые мужики, всё побросали, смотрят на нас как на чумных, лишь малыши резвится на обширном дворе, им невдомёк, что мы именно те, кто лишил свободы их хозяина, владельца этого поместья.

- И-и-и, точно совесть потеряли! - заголосила мордастая баба. - Упекли, кормильца и пришли поиздеваться, над нами, грешными! Глазёнки б вам выцарапать, волосы выдрать.

- Шли бы вы, со двора, - с угрозой говорит жилистый, чернобородый мужик.

Я взираю на эту разношёрстную публику и, чем-то её жаль. Не сомневаюсь, для них, Эдуард Борисович, был хорошим хозяином, благородным отцом своего многочисленного семейства. Ну, а мы то, тут, причём? Корчу недоуменную рожу, чешу в удивлении голову: - Так, мы, по приглашению, лично Борис Эдуардович нас пригласил. Он так сказал, как будете свободными, милости прошу в гости … вот, мы и здесь. Стол бы лучше накрыли, не дело не исполнять волю вашего хорошего, бывшего хозяина.

- Пригласил?! - всплескивает руками пухлая, кровь с молоком, девица.

- Не может быть? - ахнул чернобородый.

- Какой порядочный, высокого нрава человек! - мордастая баба в страданиях закатывает глаза.

- Кто сейчас за хозяина? - строго спрашиваю я.

Чернобородый горестно высмаркивается, смущённо прикрывает глаза, но в них я улавливаю промелькнувшее торжество. Никак, мужик, благодарен нам, за свершившийся факт!

- Мне, пришлось, занять его место, - ещё чуть-чуть и он разрыдается. Вот, лицемер!

- Так, командуй!

- Ну, как бы это сказать … в дом что ли, проходите, гости дорогие. Если, на то воля уважаемого Бориса Эдуардовича … никак нельзя идти супротив неё!

- Именно так, - хвалю его.

Светочке и Игорю дают по леденцу на палочке, волчонку наливают молоко, мы степенно идём к крыльцу. Заходим в дом, пахнет сушёными травами, свежевыструганной доской, плавают ароматы настоящего украинского борща, а запах котлет - возвышает душу, глотаю слюнки, давненько ни ели такой еды.

В предбаннике складываем оружие. С кувшина поливают на руки, умываемся, степенно входим в большой зал. По центру стоит здоровенный стол, изготовленный из толстых дубовых досок, застелен цветастой скатертью. Молодухи поспешно заполняют его разнообразной всячиной. О, в центр стола кладут поднос, доверху наполненный, покрытым коричневатой корочкой, воздушным хлебом! А на подносах благоухают всевозможные колбасы, окорока, белеет пласт наперчённого сала, кучками лежит чеснок, зелёный лук, сметана, творог, головка сыра, естественно, борщ и котлеты по-киевски, а так же, квас, морс, соки из свежих яблок, вино, самогон, в запотевшем сосуде. Хорошо жил, Борис Эдуардович! Сам виноват, злость и вседозволенность сгубила.

Садимся за стол. По началу, на нас многие бросают неприязненные взгляды, затем, после рюмки, другой, полезли к нам обниматься. Изъявляют нам высокое почтение, восторгаются храбростью и т. д. и т.п. Мордастая баба, под конец застолья, разрыдалась, обозвала нас сынками, слюняво чмокает в щёки - впрочем, самая обычная попойка, но мы не пьём вино, я запретил этот грех в своём городе. Далее пригласили балалайщиков, те как взъярили, дом с фундамента едва не слетел - всё же, какие радушные люди!

Прощались уже под вечер, народ вывалил из хаты, горланит песни, обнимаются, бабы виснут на наших шеях. Чернобородый, кстати, он оказался старшим зятем, Бориса Эдуардовича, забил едой два рюкзака, и мы, под бренчанье балалаек, расстались.

Безусловно, идти в ночь, в высшей степени абсурдно, но и так сидели как на иголках. Жена, то есть, вдова Фёдора, в любой момент может обнаружить мертвеца в погребе и, тогда у нас начнутся новые проблемы. Уж лучше к первобытным зверям, чем оставаться у этих, благожелательных людей, настроение, у них, быстро меняется, сейчас с хлебом и солью, завтра - на кол.

Без помех выходим с посёлка, нас все знают, воины у ворот, жмут руки, высказывают своё почтение, сожалеют, что уходим, но никто нас не удерживает, по закону - мы свободные люди.

Вспоминаем Росомаху, не выдал, пришёл на помощь, необычный человек и его можно понять, высокого он полёта, для него, данная ситуация - большая политика, такие люди чтят своих царей, да и чужих правителей тоже. Росомаха не торопится, делает своё дело и правильно его исполняет, поэтому он второе лицо, после императора Вилена Ждановича. Единственное, что могу сказать, сожалею, что он не с нами. Хотя, если разобраться, два таких человека, как князь Аскольд и генерал Виктор Павлович, понятие несовместимое.

Темнеет быстро, впереди лесная чаща, на душе тревога, дети болтают друг с другом, тискают, очумевшего от ласок, волчонка. Жёлтая луна показалась из-за верхушек сосен, ухает сова, в зарослях завозилась ночная живность, внезапно слышим далёкий истеричный вопль, жена Фёдора заглянула в погреб.

- Наше время истекло, - вздрагиваю я, взбрыкиваю плечами, чтоб ушёл озноб, - уходим в лес, зверьё менее кровожадное, чем люди.

- Это так, - соглашается Семён, - пищу добывают, больше чем съедят, обычно не убивают, это люди испорчены, всё им мало, а то и ради удовольствия на смертоубийство идут.

Семён с лёгкостью несёт топор, случайные ветки, попав на остриё, состругиваются словно от лезвия бритвы. Идёт легко, но шаг тяжёл, как у медведя, он заботливо подгоняет Игоря, когда тот, зазевавшись на очередного светляка, тащит за собой Светочку.

Дети, вырвавшись из лап бессовестных людей, отдыхают душой, они не понимают, что мы уходим неизвестно куда в ночь. Что ждёт вон, за теми тёмными кустами? Вдруг, там залёг первобытный хищник, пуская слюни, в предвкушении вкусного ужина. Они безгранично верят нам, настроение приподнятое, поочерёдно ласкают, обессилившего от внимания, волчонка. Зверёк возбуждённо ловит ночные запахи, крутит головой, иной раз, пытается вырваться из крепких объятий мальчика, но Игорь знает, зверёнышу одному не выжить в лесу, судьба у него такая, жить с человеком.

Идти страшно, совсем стемнело, сосны шумят на ветру, хлопают крыльями ночные хищные птицы, где-то слышится тяжёлая поступь лесных гигантов, трещат ветки, падают сгнившие у корня деревья, в любой момент наткнёмся на желающих полакомиться нашим мясом. Толстая шапка из хвои приятно пружинит под ногами, шишки отлетают в сторону, спотыкаемся о многочисленные муравейники, осторожно обходим лохматые лианы, как следствие, их любят многочисленные паукообразные, в сплетениях гибких колец, разворачивают свои ажурные постройки, иной раз, пробежит по упругим ветвям длинная сороконожка, шелестя многочисленными лапками - быть укушенными не очень хочется.

Ночные звуки постепенно заполняют пространство, их мало, но в ночи они явственно разносятся вокруг - резкие, тревожащие душу.

Детишки умолкли, волчонок встревожен, он водит острыми ушами, нюхает воздух, вздрагивает, поскуливает, пытается глубже заползти под курточку Игорю. Его успокаивают, но он весь извёлся, наверное, многие запахи он знает и боится их хозяев.

Оголяю меч, держу остриём вперёд, сзади, с чудовищным топором, неслышно идёт Семён. Нам бы пройти хотя бы с десяток километров, а там, костёр разожжем, здесь нельзя, вдруг за нами погоня. Стёпка, тот из штанов вылезет, дай ему заполучить нас обратно. Нет, дружок, не предоставим тебе этой радости!

В лесу идти, сравнительно легко, стволы деревьев отстают друг от друга на десятки метров. К счастью, на пути не встречаются заросли ежевики и прочей колючей гадости. Пока идём спокойно, но волнует факт, в прореженных лесах, живут особо крупные хищники, а радует, что относительно сухо … сам себе накаркал, под ногами зачавкала вода. Я ругаюсь, сворачиваю - утыкаемся в вонючее болотце - вновь летят брызги, крутимся, то туда, то сюда - кругом вода. Ноги промокли, обувь отяжелела, пытаемся вернуться обратно, но неясный шум заставляет насторожиться, останавливаемся, сдерживаем рвущееся из лёгких дыхание, прислушиваемся - по нашему следу, ковыляет тяжёлый зверь.

- Слышишь? - спрашиваю Семёна и не спеша снимаю лук, вкладываю мощную стрелу с треугольным наконечником - это на крупного зверя.

- Давно, я ведь, сзади иду.

- Что не говорил?

- Зачем? Он идёт себе и идёт, может, простое совпадение, что за нами, если бы охотился, такой шум не создавал.

- Он просто очень большой, - замечаю я, - поэтому и шороха от него много.

- Ну, да, конечно, разве не помнишь, как степные мамонты ходят? Заметишь их только тогда, когда они в метре от тебя.

- И все же он идёт за нами, - я уверен в своих предположениях, как мне не нравится данная ситуация, мороз продирает спину, даже на таком расстоянии ощущаю зловонье, исходящее от его тела и долетают невнятные всхлипывающие звуки.

Приходится забираться в воду. Усаживаю на плечи Светочку, она с радостью обхватывает острыми коленками шею и цепляется ручонками за голову.

- Но, но, коняшка, - смеётся она.

- Тихо, кошка дикая, - зыкнул на неё, - уроню, в муравейник упадёшь, попу накусают!

Семён, хотевшего возмутиться Игоря, так же закидывает на плечи. У него там удобно, на его плечах могут даже пару взрослых поместиться.

Хлюпаем по воде, ноги ощущают шапку из сплетения корней и листьев. Пока они хорошо держат наш вес, но мы уходим всё глубже и глубже в болото. Может, это даже не болото, а некогда происшедший разлив реки, но вода застоялась и потихоньку гниёт и плавает всевозможный мусор: обломки веток, сучки, мох, раздувшиеся трупики мелких зверюшек - отгоняем палками, поднимаем муть со дна. Булькает, на поверхность вырываются воздушные пузыри, взрываются как хлопушки, наполняя воздух тошнотворным запахом. Вроде как, что-то холодное и скользкое тронулось о ноги, шарахаюсь в сторону, поднимая тучи брызг, вонзаю меч, но утыкаюсь в ил. Девочка пугается, притихла на моей шее, крепко вцепилась за мои уши. Сзади зло ругается Семён, погрузившись до подбородка, с шумом выбирается из ямы, отдирает от рук жирных пиявок, отбрасывает в сторону, вода вспенивается, мелькают белые брюха водяных гадов, хлопают широкие пасти, заглатывая насосавшихся крови пиявок.

Деревья истончились, кое-где стоят лишённые листвы, в лохматых лишайниках, часто - просто обломанные, пни сгнили и мерцают гнилушками, синеватые огни разбросаны по всему лесу. Вскоре вообще не осталось живых деревьев, светящийся газ колышется над поверхностью, стоит упасть и глотнуть в лёгкие - жуткая смерть.

Выломали длинные жерди, ступаем шаг в шаг, ноги вязнут в тине. Скопления газов, прорываются сквозь прорванный настил гниющей органики, большими пузырями поднимаются на поверхность, с шумом лопаются, наполняют воздух сероводородом. Идём по пояс в воде, иной раз опускаемся, чуть ли не до подбородка. Светочка ойкает, поджимает ножки, Игорь крепко держит дрожащего волчонка, длиной веткой отгоняет хвостатых, ожиревших и обнаглевших лягушек.

- В Крыму, такие болота, как где-то на Амазонке … идём, идём, конца и края нет, такое ощущение, скоро весь полуостров пройдём, - Семён ворчит, раздвигает могучим торсом, как кисель, дурно пахнущую воду и как назло, его атаковали пиявки. Под повязкой на голове, набухает чёрное пятно, и стекают капельки крови - он неудачно ударился о бугристый сук, а твари, чуют свежую кровь, вот и лезут, Семён раздражённо сдёргивает их с кожи и кормит благодарных земноводных.

- Да не Крым это ещё, - улыбаюсь я, - он сейчас является частью Кавказа, ты же знаешь, разведчики при тебе докладывали, Азовского моря нет, на его месте непроходимые леса, плавно переходящие в горы. Этак, через сто тысяч лет, море затопит низменности и возникнет полуостров, тот, который все мы знаем, с пальмами, лежаками на пляжах, пансионатами, и вечно пьяными отдыхающими.

Семён вздыхает, очевидно, вспоминает бархатные ночи, музыку на Приморском бульваре, одетых в парадную форму, моряков, военные корабли на рейде, праздничные салюты ... прекрасных женщин, цокающих на тонких каблучках по скользкой брусчатке, эротично виляющими бёдрами.

Вместе вздыхаем и дружно смеёмся, нас посетили одинаковые мысли, но вокруг реальность, а она вонючая. Нездоровые испарения едкими струйками поднимаются к нашим ноздрям, поверхность воды парит, мерцает зеленоватыми сполохами, виднеются неясные тени, воображение рисует страшные морды упырей, водяных и прочих гадов гнилого болота.

Казалось, в протухшей, насыщенной сероводородом воде не должно быть жизни, но замечаем, на некоторых кочках шевелятся тёмные, бугристые существа. Фосфоресцируют насыщенные жёлтым огнём, круглые немигающие глаза. Изредка, водные животные, переваливаются с боку на бок, прыгают в воду, неясные тени проносятся совсем рядом, приходится отгонять шестами.

Зверь, что шёл за нами, останавливается на краю болота, долго скулит, подвывает, обречённо всхлипывает и шлёпает правее, наверное, там есть обходной путь. Делаю поправку в движении, заворачиваем в ту сторону, оно, конечно, не хочется встречаться с ним, но сгинуть в топи, совсем не радует. Идём параллельным курсом, Семён сквозь зубы ругается, обещает неведомому зверю отрубить уши.

Тем временем болотные твари совсем осмелели - грязно белое брюхо проявляется в мутной воде, у ноги щёлкают зубы, успеваю пронзить мечом, лезвие входит, словно в резину, Семён, с размаху, бьёт топором по толстой спине, нечто с шипением отлетает в сторону и лихорадочными скачками шлёпает по воде прочь.

- Настырные, надо идти правее, не то ноги отгрызут, - вновь протыкаю атаковавшую меня тварь.

Болото приходит в движение, вдали, под призрачным светом мерцающего газа, как тёмные валуны, просматриваются огромные туши. Они шевелятся, то одна, то другая, срываются вводу и гребут к нам.

- Однако ноги надо делать, - я лязгаю от страха зубами.

- Дядя Никита, островок! - вскидывает ручонку Светочка.

Действительно, по курсу, виднеется холм, заросший кривыми деревьями. Бежим, пинаем ногами обнаглевших тварей, а сзади пенится вода, амфибии, мешая друг другу, несутся за нами.

- А я их, пиявками кормил! - в отчаянии кричит Семён, мощно раздвигая воду, оставляя за собой расходящиеся волны, как от судна, несущегося на всех парах.

Выскакиваем на твёрдую поверхность, следом выпрыгивает безобразная тварь, Семён молниеносно изгибается, гудит лезвие топора, амфибия разваливается на две равные половины, следующая, свистит мой меч, в разные стороны брызгает зеленоватая гадость. Островок окружают со всех сторон, но мы работаем как мясники в разделке, в разные стороны летят кровавые ошмётки.

Наконец, малюсенькие мозги рептилий понимают сложившуюся обстановку, они отпрянули, бултыхаются в зловонной жиже, а в отдалении появляются настоящие исполины, гребут медленно, не торопятся.

- Это крокодилы? - у Светочки от ужаса округляются глазёнки.

- Большие лягушки, - Семён недолго смотрит на бородавчатые туши, затем, как по команде, мы лихорадочно собираем хворост. Удивительно, но его в избытке, засохшие ветви деревьев на каждом шагу. Ломаем, бросаем в кучу, гора из сушняка растёт, делаем из него круг. Игорь со Светочкой обдирают иссушенный лишайник, с пней снимают трухлявый мох, белые личинки осыпаются под ноги, скрипят челюстями, но дети не обращают на них внимание, лица сосредоточены, губки сжаты, надрали целую гору.

Безобразные твари выползают на сушу, воняет тиной, сырой рыбой, лезут прямо на завалы из хвороста. Высекаю огонь, но сушняк не загорается, оказывается он не совсем и сухой, внутри влага, вновь лихорадочно чиркаю, вспыхивает прутик и гаснет, напоследок выпустив струйку едкого дыма. Что же делать! Я лихорадочно бью кремнием по кресалу, но этих искр не хватает для того чтобы разжечь огонь, нужна какая-то подпитка, бензин или что-то в этом роде. Я потрясён, после всего, что нам пришлось испытать, так бесславно сгинуть, шарю в кармане куртки, может, найду какой-нибудь сухой платок, натыкаюсь на кожаный мешочек, вытаскиваю, с недоумением смотрю на него.

- Что это? – вытягивает шею Семён.

- Здесь порох! – вспоминаю я и лихорадочно развязываю шнурок. – Вот он, подарок Аскольда, как кстати! - сыплю под хворост и высекаю из кресала искру.

С взрывом взлетает мощное пламя, спасительный огонь как лавина бежит по тонким веточкам, от жара занимаются толстые ветви. Хозяева болот в ужасе отпрянули, отползают от огненной завесы, пытаются обогнуть гудящее пламя, кидаем горящие ветки в лобастые морды, рептилии с шипением пытаются увернуться, ходуном ходит кустарник, низкий рёв вырывается из глоток. Дети помогают, запаливать костры, это у них здорово получается. Невыносимо жарко, едкий дым разъедает гортань и лёгкие. Порвали рубашку, намочили водой, заставили всех одеть, даже вопящему в возмущении волчонку, натянули её на пасть.

Болотная нечисть отступила, но далеко не отходит, вода бурлит, в серебристых лучах луны, мелькают бородавчатые тела, хлопают пасти, низкочастотный рёв стелется над ядовитым туманом. А там, где кончается гнилая вода и поднимается кручей берег, между тёмными стволами старых сосен, мелькают жёлтые глаза нашего давнего преследователя - это нечто взгорбленное всхлипывает, огорчённо подвывает, изредка пытается зайти в воду, но боится земноводных.

Островок - единственное спасение, костёр горит, сушняка много, огонь полыхает, освещая болото на многие десятки метров.

- Стёпка, с командой, не пожелает зайти на огонёк? - беспокоится Семён. Он поправляет горящие ветки, швыряет пылающие головни в настырных земноводных. Игорь со Светочкой продолжают сдирать целые пласты сухого лишайника и складывают у наших ног.

- Не, дебил, утром пойдёт, как только солнце взойдёт, - я внимательно оглядываюсь, рептилии полностью покидают островок, плещутся между корней на мелководье, но не уходят.

Трещит костёр, разбрасывая в ночь снопы искр, совсем пропахли дымом, но зато просушили одежду. Спасительный ветерок несколько сдувает едкую гарь в сторону болота, дым, опускается на поверхность воды, смешивается со светящимся газом, получается нечто гремучее и всё это зависает в метре над поверхностью, даже земноводные недовольны, в панике разбегаются в разные стороны. А на берегу рыскает непонятный зверь, иной раз, при свете луны, мелькает его контур, размером с крупного быка, поблёскивает мокрое рыло, словно свинячье, зверь нюхает воздух, виднеются отблески крупных клыков. Что за адский зверь? Вероятно и медведь, не рискнул бы вступить с ним в единоборство, чем-то древним веет от него, более допотопным, чем этот первобытный мир.

Пользуясь возникшей передышкой, достаём из ранцев еду, фляги с родниковой водой. Гостеприимная челядь Бориса Эдуардовича, положила домашние колбасы, копчёные окорока, сыр, мягчайшее сало по-украински, естественно - каравай хлеба с золотистой корочкой и одуряющим ароматом, даже глиняный горшочек, забитый сотами дикого мёда - вот молодцы, о ребятне подумали! И всё почему? Из-за нас, сердешных, зятёк Бориса Эдуардовича получил власть - благодарный он человек, как я погляжу!

Между корнями высохшего дерева, выгребаем мусор, разгоняем злых жуков с длиннющими усами, Светочка, на правах хозяйки, застилает вычищенное место чистым мхом. Здорово у неё получается! Вспоминаю Ладу и Яну, они всегда способны создать уют из ничего, на пустом месте, своего рода, женская магия.

Игоря, девочка заставила настрогать веточек, чтоб не есть руками, он её во всём слушается, берёт у меня нож и достаточно искусно выстругивает заострённые палочки. Семён посмеивается, он бы ел руками, да и я тоже, но берём импровизированные столовые приборы.

Наше наглое чавканье разносится по всему болоту, на душе теплеет, посещают праведные мысли: - Как только доберусь до дому, войной пойду на Господин Великий Ждан, и пусть считают меня после этого агрессором, но я вычищу заразу раз и навсегда, - решительно произношу я.

- А не проще послов направить, договориться о межгосударственных законах, - с мудростью изрекает мой друг.

- Правильно думаешь! Именно! Межгосударственные законы - это то, что нам необходимо! Но после того как разобьём Вилен Ждановича, вот тогда сядем за стол переговоров и создадим Свод законов для всех нас.

- Не хочешь, Никита, демократии, - вздыхает Семён. - Чем мы лучше их будем?

- У нас рабов нет.

- Всё равно, ты самодержец.

- Ну, это как рассматривать, по крайней мере, если я совершу уголовное преступление, меня привлекут как обычного гражданина, депутатской неприкосновенности, как это было раньше, в той жизни, у нас нет - закон един для всех.

- Хоть в этом ты демократ, - облегчённо вздыхает Семён.

- Ошибаешься, именно демократические институты власти придумали для себя лазейки, типа, депутатской, прокурорской и прочих неприкосновенностей. Можно шалить, и тебя обязательно прикроют, слегка пожурят, на этом всё закончится, сколько раз такое бывало.

Дети не понимают наших разговоров, шушукаются, смеются, лопают мёд, даже за ушами хрустит, а тем временем болото живёт своей жизнью, что-то булькает, где-то раздаётся низкий рёв, взрывается вода, от мощного удара хвоста. Нас не тревожат, но я не перестаю, до боли в глазах, всматриваться в темень, твари отступили, но не собираются уходить, словно ждут чего-то. Во мне всё сильнее зреет уверенность, необходимо покинуть островок и делать надо, прямо сейчас. Смотрю на друга, он читает мысли, кивает, его, так же как и меня гнетут вполне осязаемые опасения, но как выбраться из этого болота?

- Плот. Нам нужен плот, - осеняет Семёна, - брёвен достаточно, лиан в изобилии, за два часа справимся.

Оглядываю островок, он завален приплывшими стволами, между ними копошатся омерзительные, склизкие твари, а на подступах к островку, где нет дыма, виднеются горбатые спины чудовищ.

Ворошим костёр, сдвигаем в сторону берега, огненные сучки валятся в воду, разгоняя пресноводных гадов.

Приходится вновь прыгать в воду, я не подпускаю амфибий к Семёну, а он как спички ворочает огромные стволы, вроде как особо не напрягается, но мышцы гуляют под кожей, словно чугунные гири - удивительной силы человек!

Постепенно начинает вырисовываться конструкция плота. Его необходимо делать достаточно узким, чтоб проходил между мёртвыми деревьями, но и грузоподъёмность нужна достаточно большой. В этом месте, глубина не более метра, двух, но дальше, в призрачном свете мерцающего болотного газа, виднеются лишь верхушки затопленных деревьев. Решаю плыть туда, очень вероятно, по близости река, убьём двух зайцев, оторвёмся от преследования наземного зверя и скроем следы, если за нами будет погоня.

Плот почти закончен, помогаю Семёну скрутить брёвна крепкими лианами. Водная нечисть держится на некотором отдалении, они познакомилась с острым мечом. Монстры, что в отдалении, вообще теряют к нам всякий интерес, взбираются на кочки, глаза светятся как гигантские светляки. Адский зверь неожиданно всхлипывает, обиженно скулит и галопом несётся в самую чащу, я даже бросаю работу, настолько удивлён, но начинаю догадываться причине поспешного бегства, в глубине леса мелькают отблески света, словно автомобильные фары и я вспоминаю ночёвку у Разлома с аммиачными тварями. Неужели выследили?

- Это они, - подтверждает догадку друг. - Но как они узнали о нас?

- Сам не пойму, - я пожимаю плечами. – Вероятно, они не такие примитивные, как мы думаем.

Спешим, затягиваем последние узлы, накидываем на плот сухого валежника, стелем мох, вырубаем длинные ветви, чтоб толкать плот, бросаем вещи, усаживаем по центру детей. Едва сдвинули его с места, а на берегу скапливается достаточно много огней. Невнятные силуэты мелькают, ползают, извиваются, толпятся у самой кромки, слышатся вздохи, неразборчивое бормотание, взмахивают конечностям, но вот закачались деревья, то одно, то другое падает с оглушительным треском, брызги летят в разные стороны.

- Что они делают? - удивляется Семён.

- Плот, что ли? - всматриваюсь в лихорадочную суету на берегу.

- Неужели у них получится?

- Узнаем потом, быстрее уходим, - упираюсь на шест, Семён присоединяет усилия и наше плавсредство быстро скользит между торчащими деревьями.

На этот раз земноводные не обращают на нас внимания, застыли на кочках, лишь глаза светятся. Осторожно огибаем, одного даже случайно касаемся, но тот немного отодвинулся и замер в великой задумчивости.

Берег удаляется, огни хаотично мелькают, с плотом, у наших «друзей», явно не получается. Мозгов, что ли не хватает? Мы скалим зубы в ухмылках - нашли с кем тягаться! Но, внезапно вновь встрепенулись земноводные, зашевелились на кочках, в мутной воде замелькала всяческая мелочь, небольшие зубастые лягушки прыгают на плот,

Игорь, с рычанием смахивает за борт, а крупные земноводные с шумом заваливаются в воду и гребут к нам. Пришельцы из тьмы поняли, к нам на плоту не подобраться, каким-то образом подчиняют своей воли водных хищников и пускают по нашему следу, к сожалению, с мозгами у них всё в норме, вздыхаю и сильнее налегаю на шест, рядом пыхтит Семён. Плот несётся между чёрными деревьями, чудом не цепляясь за торчащие из воды ветви, а впереди виднеется просвет, это разлившаяся река, выйдем в неё, и понесёт течение прочь от всей мерзости.

Сзади бурлит вода от настигающих безобразных амфибий, но заметна некая тенденция, власть пришельцев над земноводными ослабевает на расстоянии, чудовища плывут за нами больше по инерции. Зажигаем на середине плота огонь и забрасываем хищников горящими пучками мха и лишайника, им это не нравится, отваливают в сторону, уходят под воду и таятся на глубине, а мы выплываем в реку. Постепенно плот захватывает течение и выносит на центр реки. Теперь можно вздохнуть свободно, мы оторвались. Дети прижимаются к нам, волчонок неожиданно лезет мне под куртку, тычется мокрым носом в живот, глажу серенького и он засыпает.

За бортом хлюпает волна, мимо проносится всякий лесной мусор и исчезает в темноте. Луна прячется за верхушками сосен, становится совсем темно, только далёкие звезды слегка серебрят поверхность реки. Изредка выпрыгивают крупные рыбины, блистая чешуёй, с шумом падают в воду. Затхлый запах болота остался позади, с наслаждением вдыхаем свежий, наполненный ароматами хвои, воздух.

Бережно вытягиваю волчонка, кладу в мягкий мох, зверёныш слабо вильнул коротеньким хвостиком, почти весь зарылся в сухую постилку. Сдираю повязку с головы Семёна, рана вспухшая, появились синюшные пятна, к сожалению, попала инфекция. Протираю чистой водой, открываю ведёрко с мёдом, пропитываю тряпочку и накладываю на рану, тщательно перевязываю: - Заживёт как на собаке, - подбадриваю я друга.

- Спасибо за сравнение, - улыбается Семён.

- Через пару часов, тебе бы пришлось ампутировать голову.

- Болото сильно протухло - будь оно не ладно, пиявок много, гадости всякой, - соглашается Семён.

Пользуясь моментом, сбрасываем одежду, полощем в светлых струях реки, обмываемся, прыгая за борт, держась руками за крепкие лианы. Отдраили ребятню, даже волчонка, вздумавшего кусаться, выстирали как мочалку. В центре плота поддерживаем огонь, развесили на рогатинах одежду, сушим её и сами пытаемся согреться.

Река ссужается, течение становится заметно стремительнее, но глубина реки большая, нет порогов над скрытыми подводными скалами, бурунов от водоворотов. Отдыхаем, наслаждаемся покоем и тишиной, лишь вода журчит, убаюкивает. Ребятня умаялась, уснули на постилке из мягкого мха, там же, повизгивает во сне, волчонок.

Ощущение такое, что болото с монстрами, нам привиделось, вокруг чистота и свежесть. Удивляюсь, как в мире может ужиться такие разные состояния мрака и света: болотная гниль - мёртвые деревья и кристально чистая река - шумящий на берегу здоровый лес. Почти как у людей, одни убивают, другие созидают.

Постепенно плот сносит к берегу, крутые склоны нависают над рекой, обрывы виднеются на всём протяжении - река входит в ущелье гор, наш плот удаляется от намеченного курса.

- Правь к берегу, - я толкаю в плечо задумавшегося Семёна, уткнувшегося в шест.

- Что, уже приплыли? - он фыркает, в недоумении водит глазами, а ведь задремал, оказывается и он может совсем из сил выбиться.

- Угу, дальше ножками, - я посмеиваюсь, надо же, за такой короткий срок лицо у него опухло от то сна, а по центру щеки багровеет след от ребристой поверхности шеста, даже сучёк, в виде кренделя, отпечатался.

Семён тоже улыбается, быстро восстанавливается, мышцы под кожей, ходят как волны в шторм, он резко толкает тяжёлый плот к усыпанному каменистыми обломками берегу.

Уткнулись в мель, я выпрыгиваю, он достаёт верёвку, бросает мне. Привязываю за торчащий из склона голый, в бугристых наростах, корень и с нежностью смотрю на детей. Малыши спят как щеночки, а между ними сопит волчонок, повизгивая во сне, сучит лапками, пытается влезть в самую гущу детских тел.

- Пускай спят на плоту, это безопаснее, утром будем искать выход отсюда, - я ещё одним концом верёвки подтягиваю плот к берегу, чтоб сильно не качало.

Наверху застыл в неподвижности, дремучий лес. На склонах, цепляясь за трухлявые стены из глины и камней, висят ползучие растения, кое-где торчат острые стебли травянистых кустарников, оголённые корни деревьев, образуют наверху сплетения, словно щупальца осьминогов, а гигантские светляки, засевшие между обрубков изжёванных постоянными осыпями корнями, вносят и без того в мрачный пейзаж, дополнительную загадочность.

Место, где мы высадились, идеальное, неприступные кручи полукругом спускаются к реке, защищая нас от лесных зверей. Можно слегка расслабиться, если б не мысли о том, что химеры из Разлома научились покидать свою ядовитую атмосферу, это меня сильно беспокоит. Как можно быстрее их надо запечатать водой, а затем, искать вазу с противоядием. Вероятно, придётся спускаться в жуткие пещеры, но что делать – это моя судьба против неё не попрёшь.

Заготавливаем ветки для костра, на этот раз без труда зажигаем костёр и как-то стало хорошо и спокойно на душе – трещат пылающие ветки, приятно журчит река и свежесть, она всюду, даже дым ей не помеха – как мы устали, можно и поспать.

Гл.21.

Звёзды расплываются, гаснут, кромешная тьма опускается на землю, резкий порыв ветра поднимает водяную пыль, сразу становится не уютно, хочется забраться под навес. Светочка и Игорь лезут под наши руки, пытаются согреться, я шарю по сторонам взглядом, в надежде найти для детей надёжное укрытие, но вокруг склоны, сплошь в оголённых корнях.

Волчонок ощутил перемену в погоде, тыкается то в одну щель под камнями, то в другую, но даже для него нет места, поэтому принимает беспроигрышное решение, с сопением утыкается в ноги Семёну, короткий хвостик неуверенно вильнул.

- Давай, иди сюда, - Семён ласково подцепил его за передние лапы и суёт за пазуху, малыш загрёб лапами, чтоб улечься поудобнее.

- Надо же, все звери тебя любят, - с одобрением говорю я.

- Это потому, что я их люблю, однако решать надо, где непогоду переждать, нам-то ладно, промокнем, не страшно, но волчок ещё слишком мал, - он в раздумье сдвигает брови.- Плот разберём, сделаем шалаш! - восклицает он.

- Тоже идея, - соглашаюсь я.

Плот тихо покачивается на мелкой воде, ветер прижимает его к берегу, забрасывая брызгам борта.

Семён вытаскивает, упирающегося всеми лапами, волчонка: - Извини брат, побегай маленько, - ссаживает обиженное существо на сырые камни. Зверёныш с тоской покрутился на одном месте и вприпрыжку устремился к Игорю. Мальчик подхватил его за лапки и почему-то напрягся, устремив взгляд на кручи, где над обрывом притаились тёмные деревья, тревожно заскулил волчонок, смешно задрав острую мордочку.

- Ты чего? – толкает Игоря Светочка.

- Там моя стая, - неожиданно произносит мальчик и шумно принюхивается, в его лице появляется радость, смешанная с тревогой.

- Ты говоришь о волках? – округляет глаза девочка. Мне тоже стало интересно, наклоняюсь к Игорю: - Откуда ты знаешь?

- Я слышу их и чувствую запах, они совсем рядом и чего-то тревожатся, - неожиданно для нас, Игорь тонко завыл и в тот же миг раздаётся волчий вой, я от неожиданности вздрагиваю, Семён выхватывает топор, Светочка вскрикивает и с обидой толкает Игоря: - Зачем нас пугаешь?! Мы твоя стая, а не они!

В любой другой момент я бы рассмеялся на слова девочки, но сейчас встревожился, а вдруг Игорь, забудет всё и рванёт в волчью семью. Вот и Семён быстро подходит к мальчику, приседает рядом с ним: - Сынок, Света права, мы твоя стая, - в глазах моего друга нешуточная тревога и откровенный страх.

Игорь мгновенно обнимает приёмного отца за мощную шею: - Я давно это понял и не уйду к ним, но и в обиду их не дам … они чего-то боятся … того что скрывается в реке, - мальчик морщит носик, острые зубки показываются в уголках смешно оскаленного рта.

- Ты это брось, не надо рычать, ты не волк, а человек! – возмущается девочка.

Игорь виновато улыбнулся, с обожанием посмотрел на Светочку, она прижимает его к себе: - Ты мой брат, понял!

Мальчик кивает и с грустью вздыхает, но с настороженностью смотрит на реку, где застыл тяжёлый плот. Снова завыли волки, земля с обрыва осыпалась, в просветах между сплетенных корней показалась огромная морда, жёлтым огнём полыхнули глаза, я невольно схватился за лук, но поспешно отвожу в сторону, заметив как напрягся Игорь. Мальчик нахмурился, и с нескрываемой обидой произносит: - Волки на нас не нападут, это моя стая, - и неожиданно заявляет: - Надо подниматься к ним, у воды оставаться опасно.

- Что за глупости, здесь спокойно, вот только дождь скоро пойдёт, - я стараюсь говорить непринуждённо, но меня не на шутку тревожит заявление мальчика, я верю в его звериное чутьё.- К тому же, ты не можешь точно быть уверенным, что волки на нас не кинутся.

Игорь задумался, нехотя соглашается, но почти сразу с жаром произносит: - На Светочку не нападут! Мы полезем к волкам, а вы бегите вдоль берега, там встретимся.

Семён с шумом выдыхает, обнимает мальчика: - Ты не бойся …

- Папа, я ничего не боюсь, но волки говорят, надо уходить, - перебивает его он.

- Так уж и говорят? – насмешливо произносит Семён.

- Я их понимаю, - насупился Игорь.

- Вы просто перемёрзли, - сокрушённо качает головой мой друг, - сейчас плот разберём, сделаем шалаш, а утром пойдём.

- Как знаешь, папа, - почти по-взрослому говорит Игорь, - ты только топор держи рядом.

- Игорёк, надо слушаться взрослых, - поучительно произносит Светочка, чмокает его щёку и делает неожиданное признание: - А ты знаешь, мне бы хотелось посмотреть твою стаю.

- Светлана Аскольдовна! – возмущаюсь я. Девочка забавно передёрнула острыми плечами и комично зарычала: - Ну как, Игорёк, у меня получается?

- Они тебя не поймут, лучше молчи и слушайся меня, - серьёзно произносит мальчик.

- Стоп, никакой самодеятельности! – я грозно поднимаю брови.

Семён ещё раз окинул взглядом тёмные склоны, хотел отбросить топор, но передумал, идёт к реке, уверенно входит в воду. Брёвна задвигались ходуном, скрипят лианы. Только я решаюсь ему помочь, как внезапно Семён ругается и с размаху бьёт топором по воде.

- Что за ... - не успевает выругаться и падает, вздымая могучими руками пенную бурю, затем встаёт на ноги, вновь резко опускает топор: - Хватает кто-то за ноги! - рычит Семён.

- Рыба, что ли?

- Нет! На берег давай, - он хрустнул кулаком по какой-то подводной твари.

Выскочили, смотрим в воду, плот дёргается из стороны в сторону. Внезапно, с отвращением наблюдаю, как одно из брёвен обхватывают белые, толстые как сосиски, пальцы, увенчанные широкими ногтями. Через мгновенье из воды показывается безобразное лицо, смутно напоминающее человеческое. Голый череп тускло отсвечивает болезной, выпученные глаза прицелились в нашем направлении, ушные раковины как две устрицы, губы сочно шлепнули, выпустив большие пузыри.

- Какая мерзость, - вздрагиваю, готовлю лук к стрельбе. В лесу страшно завыл волк, затем к нему присоединяется другой, посыпалась земля, и у меня появляется ощущение, что звери хотят спасти наших детей, которых воспринимают как щенков и подрывают корни, чтобы им было удобнее выбраться.

Существо поддалось вперёд, а сбоку от него всплывает ещё одна рожа, затем ещё и ещё, вскоре речка покрылась, словно поплавками.

- Мутанты, их химеры из Разлома вывели, - с уверенностью говорю я.

Семён оскалился, делает дугу топором: - Много их, с таким количеством не справимся, уходить надо.

- Они перерезали нам путь, - я замечаю, как справа и слева на берег выбираются кошмарные создания. – А ведь Игорь прав, лучше к волкам, чем оставаться здесь.

- Дядя Никита, надо лезть наверх, - мальчик хватает меня за руку.

- Они точно не накинутся на Светочку? – ещё раз спрашиваю я, мне очевидно, на берегу оставаться нельзя, скоро эта студенистая масса из тел навалится на нас и эта смерть будет липкая и ужасная … уж лучше волки.

Мы отошли к обрывам, начинаем подсаживать детей, Игорь быстро добирается до корней дерева, появляется волчья пасть и мальчика утаскивают наверх, Семён всполошился, но слышится радостный крик Игоря: - Всё нормально, они меня всего облизали, Светочку подсаживайте!

Удивляясь нелепостью происходящего, я подталкиваю девочку к волчьей морде, вижу открытую пасть, но это не оскал, жмурюсь, выпихиваю её наверх и слышу радостный выкрик девочки: - Они таки хорошие, лижутся как собачки!

- Теперь мы, - говорю я, хватаюсь за корни, но злобное рычание и бешеное клацанье челюстей приводит меня в чувства, с детьми прошло всё гладко, но мы для волков враги. Возмущённо кричат Игорь со Светочкой, звери уводят их прочь от обрывов.

Скатываемся вниз, я держу перед собой лук, стрелять, не решаюсь, водных существ, слишком много. Семён подцепил испуганного волчонка, запихивает за пазуху, застёгивает все пуговица, выставляет чудовищный топор.

- На утопленников похожи, - лязгнул зубами друг, давно я не наблюдал его таким испуганным, но топор держит уверенно, в любой момент пустит в ход.

Ближайшее к нам существо не спеша выбирается на берег. Тело оказалось ещё более омерзительное, чем рисовало воображение, раздутое как у утонувшей лягушки, пупырчатое, белое, с синюшным отливом.

Широкие губы шлёпнулись друг о друга, потекла слюна. На берег выпрыгнуло ещё более полусотни его соплеменников, из глоток вырываются урчащие звуки и, делая редкие скачки, приближаются к нам. Не выдерживаю, оттягиваю тетиву, поёт стрела, с чмоканьем вязнет в желеобразном теле, существо бесшумно заваливается набок, пятками отбрасывает мелкие камушки и благополучно издыхает.

Смерть предводителя никак не повлияла на остальных, всё так же прыгают, неумолимо приближаясь, пытаются отрезать нам путь к бегству. Стреляю вновь, ещё один труп, вхожу в раж, пускаю одну стрелу за одной, безобразными телами забит весь берег, через них лезут живые и настырно ползут к нам. Но вскоре стрелы заканчиваются, выхватываю меч, Семён – топор, бросаемся в атаку. Металл режет воздух, с чмоканьем разваливаются студенистые тела, зеленоватая сукровица брызжет в лица, ноги скользят по розовым кишкам. Нас хватают, заваливают на землю, кусают, рвут плоть, боль невыносимая, кровь хлещет из ран. Неужели всё? Так бесславно погибнуть, причём омерзительной смертью, ещё мгновение и нас сожрут раздувшиеся слизняки.

Нечеловеческим усилием Семён сбрасывает с себя целую гору, почувствовавших человеческую кровь и плоть, водных гадов, выдёргивает меня из жадной кучи, бежим к склонам, а позади нас раздаётся урчание, кваканье, клокотание, хрипы.

Карабкаемся наверх, летят камни, колючие кусты режут ладони, наши лодыжки обхватывают жадные пальцы, в пятки вгрызаются мощные челюсти, взвизгиваю, направо, налево наношу удары мечом, рядом кричит Семён, топор высекает искры о склоны.

На наше несчастье, над головой нависает карниз из земли, корней и травы, взобраться сквозь него невозможно, но на счастье, весят толстые корни, за которые можно держаться и даже подлезть под них, хоть какое, но убежище.

Забираемся за корни, оттуда крошим водных гадов. Наконец-то они поняли, что к нам лучше не лезть, скатываются с обрыва, переваливаясь с боку на бок, ходят как пингвины, ежесекундно поглядывая на нас, а нам не очень хорошо, кровь течёт с многочисленных рваных ран, они пылают огнём, но больше ужасает появившейся зуд, предвестники инфекции. Каким-то образом надо попытаться добраться до рюкзаков, там дикий мёд, а он обладает мощным ранозаживляющим свойством, а иначе очень скоро обессилим и рухнем в лапы омерзительным тварям.

- Вот уроды, - я искренне возмущаюсь, - одно дело всякие там пещерные медведи, саблезубые тигры, мамонты, первобытные акулы, но это такое родное, на фоне этих кошмаров.

- Это предтечи водяных и прочей нечисти, с которой столкнётся человек в будущем,- уверенно говорит Семён. Он нащупал за пазухой волчонка, пытается успокоить, поглаживает взъерошенную спинку. Малыш чудом уцелел, в отличие от своего спасителя, у Семёна из плеча выдран кусок мяса, кровью залит весь бок, представляю, какие испытывает муки, но он не стонет и даже не кривится от боли.

Я не менее его пострадал, бок исполосован, икра на ноге почти перекушена пополам, но на моё счастье, артерия целая, а так бы давно истёк кровью и умер. В отличие от друга, с губ, непроизвольно срываются стоны, боль просто невыносима, словно рану поливают серной кислотой.

- Радует, что они уязвимы, одной стрелы достаточно, - мне говорить всё тяжелее, боль туманит глаза, периодически опускается чёрная пелена, предвестники болевого шока. Стараюсь привязать себя к шершавому корню, который пахнет хреном, даже глаза слезятся.

- К сожалению их дико много ... так, ты совсем плох, - Семён упирается ногами о поверхность изрытого осыпями склона, помогает мне привязаться.

Однако, сидеть на месте нам смерти подобно, яд начинает действовать, а водные твари знают это, ходят по берегу, пускают слюни. Семён ёрзает, пытается разыскать лазейки наверх. Может где-нибудь они и есть, но, стоит покинуть висящие в воздухе корни деревьев, моментально сорвёмся.

Внезапно громыхнуло, молния разодрала небо, осветив студенистые тела водных существ, первые капли дождя резво застучали по камням. Водяные довольно заурчали, из дребезжащих губ поплыли липкие пузыри.

Дождь стремительно набирает силу, около нас заструились потоки грязной воды, они вымывают глину из корней и они опасно наклоняется. Водяные моментально собрались под нами, но свистит лезвие чудовищного топора и они отскакивают, ходят, обиженно охая.

- Чуть топор не выронил, - испугано заявляет Семён, а я едва слышу его голос, потихоньку убываю в небытие.

- Ты это брось, открой глаза, не вздумай засыпать! - трясёт меня друг.

- Да, да … знаю, - соглашаюсь я, но глаза упорно закрываются.

- Подожди, Никита, сейчас их разгоню! - с отчаяньем вскрикивает Семён и готовится спрыгнуть вниз.

Мгновенно хватаю его за шиворот, ткань трещит, едва не рвётся, на удивление легко затягиваю на толстый корень, в голове мутно, но сила неожиданно возвращается, словно в организме заработала некая электростанция, и включились скрытые резервы, антитела начинают стремительно вычищать яд из крови. Семён с великим удивлением смотрит на меня, улыбка трогает губы: - А ты знаешь, и мне значительно лучше, однако, странно.

Яд нейтрализовался, но боль от раны всё ещё сводит с ума. Кровь тягучей струйкой течёт вниз и от её запаха и вкуса сатанеют человекоподобные водные существа. Ещё чуть-чуть и они ринутся на нас, даже не взирая, на смертоносный топор моего друга.

Ливень хлещет не переставая. Периодически прокатываются раскаты грома, на мгновение, ослепляя, молнии, со щёлкающим треском, взрываются в пространстве. В их мимолётных вспышках мелькает, вздыбленная сильнейшим ливнем, река. Стихия бушует, словно хочет кому-то отомстить. На берег находит волна, река стремительно поднимается и начинает течением сносить с берега водяных монстров. Не в силах сдержать эмоции, мы кричим от радости. Волчонок улавливает перемену в нашем настроении, и тявкает как обычный щенок.

Ливень шпарит как оглашенный, с каждой минутой наращивает мощь. Корень размывается, он склоняется всё ниже и ниже, у водяных на рожах мелькают, что-то подобие улыбок, они ждут, когда мы упадём прямо им в слюнявые пасти.

При свете вспышек молний, в реке виднеются лысые головы их соплеменников, они покрывают воду как бородавки на коже жаб, но сильное течение их периодически сносит. Корень вновь стронулся с места, ближайшие от нас водяные поторопились обхватить толстыми пальцами наши ноги, но свистит меч и гудит лезвие топора, в стороны брызгает зелёная сукровица, отрубленные конечности сваливаются на землю, нечисть отступает, разъярённо шлёпает губами, возникает недовольное урчание. Они еле сдерживаются, ещё немного, и, невзирая на наше оружие, ринутся в атаку. Мы чувствуем приближение этого момента, пальцы обхватывают скользкие рукоятки. Внезапно по берегу идёт огромная волна, вероятно где-то размыло запруду, она расшвыривает водяных, но и нас срывает с корней, несёт между бесчисленных водоворотов в неизвестность.

За излучиной реки, нас швыряет о пологий берег, ползком выбираемся на сушу, Семён трясёт волчонка, вытесняя из лёгких воду, зверёныш закашлялся, чихнул и попросился на землю.

- Славу богу, не утоп, - радуется мой друг, - я даже не могу себе представить, как бы переживал Игорёк.

- Теперь детей надо найти, - я настороженно оглядываюсь, затем сбрасываю мокрую куртку из рубашки рву бинты, делюсь с Семёном. Перевязываем раны, вымытые целебными водами реки и, более-менее успокаиваемся.

Дождь, последний раз вздыбил поверхность реки и тучи, клубясь, уходят в разные стороны, луна засверкала на усыпанном звёздами небе. Бредём по берегу, опасливо косимся на гладь реки, которая посветлела в преддверии приближающего рассвета.

По мере движения склоны спускаются прямо к берегу, совсем рассвело, гиганты-деревья, подступают непосредственно к реке, в перекрученных петлях мощных корней, образовались небольшие заводи, а в них бултыхается огромная медведица с подросшими медвежатами.

- Рыбу ловят, - останавливается Семён.

Медведица замечает нас, становится на задние лапы, внимательно наблюдает, затем рычит, нехотя выбирается из запруды, подгоняет медвежат, а они не хотят уходить, но мать тревожно ревёт и медвежата, разбрызгивая капли воды, несутся за ней. На пригорке она вновь останавливается, шумно втягивает воздух. Мы осторожно начинаем идти, медведица не выдерживает и, ломая молодую поросль, устремляется в чащу леса, за ней, толкаясь друг с другом, спешат медвежата.

- С человеком знакома, с такой тварью как мы, лучше не связываться, - подытожил я свои наблюдения.

Семён улыбается: - Нет, она просто не хочет рисковать своими малышами, хотя человек, здесь уже точно наследил, - добавляет он, соглашаясь со мной.

В любом случае дорога в лес открыта. Останавливаемся у заводей, в мутной воде показывается тёмная спина рыбы, вильнула широким хвостом, шныряет в сплетение веток и корней.

- Попробуем подстрелить? - неуверенно говорит Семён.

- Стрел нет, надо делать, да и времени тоже, провозимся до восхода солнца, по пути кого-нибудь подстрелим, - бросаю в запруду камень. Он булькнул, в сторону идут ровные круги, ничего не шевельнулось в глубине, рыба нашла лазейку и ушла в большую воду.

Заходим в лес, моментально обостряются все чувства, неизвестно чьи это охотничьи угодья. Через некоторое время натыкаемся на волчьи следы, вроде замечаем отпечатки от ног детей, но всё перерыто ливнем и точно сказать нельзя, двинулись в этом направлении.

Сыро и свежо, с листвы изредка сыплются крупные капли от прошедшего ночью дождя, тяжёлые птицы с шумом перелетают с одной ветки на другую, слышится чудесное пение соловушек и трескотня шустрых белок, вдали мелькнули пятнистые спины гигантских оленей.

Останавливаемся у зарослей кустов, похожих на тростник, пробуем руками ветки ровные, тугие и не ломаются, прекрасный материал для стрел. Не упускаем такой возможности восполнить свой боезапас. Нарезали две большие охапки, я изготавливаю с десяток примитивных стрел, но это лучше, чем ничего.

Сбоку брызнули светлые лучи проснувшегося солнца. Заросли, покрытые каплями воды, вспыхнули, словно увешенные бриллиантами, едва не на глазах, под листьями показываются шляпки скользких грибов.

- Красота, то-какая! - жмурится Семён, разводит руки, задевает ветви, с листьев на него скатываются потоки дождевой воды. Промокший волчонок обиженно тявкает, пытается найти сухое место под одеждой, Семён довольно вздрагивает, черпает в пригоршню воды, смачивает лицо.

Утро чистое и воздушное, дышится легко и свободно, настроение было бы великолепное, если б не беспокойство за Светочку и Игоря, но я уверен, волки их в обиду не дадут. Под ногами пружинит покрывало из листьев, величественные деревья возвышаются на больших расстояниях друг от друга, ни что не мешает идти и не нужно продираться сквозь заросли, отодвигая преграждающие путь ветви. Далеко видно сквозь лес, в неясной дымке деревья скрывается в ложбинах, затем словно взлетают на холмы, стелются на ровных поверхностях как роскошный ковёр.

Часто мелькает различное зверьё, в основном травоядные, они небольшими группками проносятся вдали, словно призраки. Хищников почти нет, ночные охотники уже спят, а дневные только просыпаются. Очень далеко показалась медведица со своими долговязыми медвежатами, да куница словила предсмертно пискнувшую мышь, резво заскочила на дерево и исчезла в густой листве.

Спускаемся в сырую балку, идём тихо, лук держу наизготовку, сквозь неё пролегает много звериных дорог, вот и на этот раз стадо косуль избрали одну из троп, почти не целясь, отпускаю стрелу, она вжикнула, серебристо коричневый зверь кубарем падает на дно ложбины. Подбегаем к животному: - Знатный выстрел, стрела угодила точно в сердце, - хвалит Семён.

Снимаю шкуру, Семён разводит костёр, волчонка отпустили погулять. Маленький зверёныш в восторге, ему кинули требуху, он лопает словно неделю голодал, бедный, давится от жадности. Посмеиваемся, жарим мясо, ждём. когда оно подрумянится, от голода животы сводит. Волчонку хорошо, отожрался сырым мясом, ходит, порыгивает, с трудом волочит за собой отвисший животик.

Вскоре дичь готова, вгрызаемся в сочное мясо не менее жадно, чем это делал раньше волчонок. На зубах хрустят тонкие косточки, слизываем жир с пальцев, нахваливаем трофей, впору над нами смеяться волчонку, но тот улёгся в траве, лениво ловит зубами наглых мух, чешет за ухом, лапами выгребает земляных червей, повиливает коротким хвостом, когда натыкается на ласковый взгляд Семёна. Удивительно, как он может в одну секунду делать массу разнообразных действий, у нас так не получается.

После обильной еды позволяем себе слегка передохнуть, я уверен, лишь хорошо отдохнув, мы сможем быстро нагнать детей. Лежим на мягких листьях, полностью расслабились, стараемся как можно больше отдохнуть, впереди марш-бросок.

Совсем рассвело, лес просвечивается светлыми лучами, оставляя солнечные зайчики на подстилке из листьев, порхают лесные бабочки, в кустах шныряют мелкие птицы, еж копошится в листве - всё еще не может заснуть после ночной охоты, бессонница, наверное.

Тронулись в путь, на всякий случай держу стрелу на тетиве лука, на границе слуха, различаю натужное рычание хищников, на своём опыте ощутил непредсказуемость первобытных зверей.

Всё глубже уходим в чащу, ощущение, что солнце прячется за тучи, но это деревья стали гуще. Первобытный лес невероятен по своей мощи и красоте, он излучает здоровье, свежесть и сытость - это лёгкие земли, ещё не испорченные человеком.

Каким-то шестым чувством, знаю направление, стая волков идёт в сторону нашего города, туда, где мы впервые с ними столкнулись у Разлома, вероятно, это их путь и они часто им пользуются. Идём быстро, чуть ли не бежим, благо позволяет поверхность, она достаточно ровная, редко дорогу преграждают упавшие стволы, отживших свои тысячелетия, лесных гигантов – в обхвате более десяти метров, трухлявые стволы деревьев служат прекрасной средой обитания для различных существ и растений. Кремовые шляпки грибов, теснятся из коры, ползучие вьюны освежают тёмно зелёными листьями, землистую кору, жёсткокрылые короеды, лениво шевелят длинными усами ...

Иногда лес пересекают звериные тропы, по инерции хочется завернуть на них, но так можно невольно забрести неизвестно куда, да и хищники промышляют рядом, хотя по мне, лучше звериные, чем людские трассы. В таких дебрях ничего хорошего не встретишь, либо отшельники, выжившие благодаря силе, изворотливости и хитрости, либо охотники за рабами, типа Стёпки, со своей командой.

Всё темнее и темнее, солнечные лучи уже не способны пробить густую листву. Странно, зверьё исчезло, птицы не свиристят. Заметно похолодало, земля сплошь изрыта скользкими корнями, густой мох заполняет все низины, на пути возникают исполинские, бледные поганки, они выше нашего роста, одиноко торчат в молчаливом лесу. Мы, словно гномы, в стране великанов, зачаровано смотрим снизу вверх на грязно серые купола. Остро пахнет грибами, аромат пьянит, наполняет души тревогой, ноги скользят на мокрой постилке из чёрных листьев, влаги в избытке. Спихиваем с пути жирных слизней, они имеют наглость заползать на ноги, мажут одежду слегка фосфоресцирующей слизью.

Семён замедляет шаг, натыкаюсь в его широченную спину.

- Что встал? - шёпотом спрашиваю друга.

- Может, ошибаюсь, но мы идём по тропе.

А ведь действительно, листва сильнее спрессована, даже наблюдаются неясные отпечатки человеческих следов.

- Здесь ходили люди, - присаживаюсь на корточки, с опаской рассматриваю едва заметные следы.

Волчонок высунул нос из куртки Семёна, потянул носом, жалобно заскулил и вновь прячется в одежде.

- Не нравится ему, - замечаю я, - инстинкты их никогда не подводят.

- На то они и волки, - соглашается Семён. - И что нам делать, не возвращаться же?

- Я б вернулся, - говорю искренне, но знаю, пойдём вперёд, некуда нам возвращаться.

- Значит, только вперёд, - криво улыбается Семён, - дорога назад для нас закрыта.

- Именно, - соглашаюсь я.

- Неужели здесь поселились отшельники? - Семён словно простреливает взглядом пространство вокруг нас.

- Даже для отшельников эти места чрезмерно крутые и охотникам за рабами здесь нечего делать, - рассуждаю я.

- Тогда кто?

- Хрен его знает.

- Тогда идём, а вдруг там наши дети, - Семён удобнее перехватывает рукоятку чудовищного топора, застёгивает верхнюю пуговицу на куртке, чтоб не дай бог волчонок не вывалился.

Стараемся идти тихо, как учил князь Аскольд, на вытянутый носок, слегка на ребро и скользяще вперёд. Тропа ссужается, плавно входит в расщелину между холмами, на которых растут приземистые деревца, напоминающие глубоководные водоросли, а за холмами высятся прямые стволы деревьев исполинов - невероятное сочетание, дух захватывает от необычной мрачной красоты.

Самый разгар дня, а ощущение позднего вечера. Забавно, а как здесь ночью? Тропа петляет между холмов, свернуть в сторону нет возможности. Ни единого живого существа, лишь изредка на пути встречаются огромные поганки. Иногда с удивлением замечаем, что некоторые из них объедены. Одна бледная поганка завалина на землю, на шляпке виднеются характерные следы зубов человека и чёткий отпечаток босой ноги на измочаленных пластинках.

- Однако?! - качаю головой.

- Своеобразные гастрономические вкусы у этих ребят, - с некой тревогой в голосе изрекает Семён.

Тропа выныривает из тесных объятий холмов, и мы упираемся в ограду сложенную из гнилых веток. За ней темнеет сооружение, отдалённо напоминающее дом.

- Мимо не пройти, - замечает Семён.

- Калитку видишь?

- Вон-то бревно и есть калитка, - Семён с трудом приподымает его и оттаскивает в сторону.

- Не нравится мне всё это.

- Мне тоже.

- Тогда к избе?

- Пошли.

Дом сложен из необработанных брёвен, а брёвна держатся за счёт толстых сучьев, многочисленные щели неаккуратно забиты грязным мхом.

- А где окно? - спрашиваю я.

- Окон, вроде нет, но свет из щели бьёт.

- Правильнее рвануть отсюда, - резонно замечаю я.

- Угу, - соглашается друг, тихо перемещается в сторону источника света. Он прилипает глазами к щели, замирает, затем отшатывается - в глазах ужас. Не удерживаюсь, склоняюсь, смотрю, в сложенном из грубых камней очаге горит огонь, несколько бесформенных фигур расположились рядом, изредка протягивая костлявые ладони к жаркому пламени. Внезапно одна фигура прокаркала, словно старый ворон, слегка поворачивается, и я с омерзением вижу старушечье лицо даже без намёка на следы от глаз, а выпуклый лоб сразу переходит на мясистый нос, под которым шевелится ротовая щель. За огнём сидят пять слепых старух. Как же они живут? Что-то вроде жалости кольнуло сердце. Внезапно одна из старух насторожилась, повернула голову, дряблое ухо шевельнулось под спутанными волосами. Я замер, даже перестаю дышать. Она начинает шарить руками по грязному полу, среди обглоданных человеческих костей, что-то находит, облегчённо вздыхает, поднимает руку, холод пронзает мою душу. В цепких пальцах трепыхается живой глаз. Тут я вспомнил, где я видел это существо, впервые я встретился с ним на Разломе. Этот глаз едва душу из меня не вытащил – в диком страхе отпрянул от щели.

Семён, увидев моё побледневшее лицо, сам пугается, делает резкое движение, топор цепляется за сучья, брёвна скрипнули от рывка, мы ринулись галопом прочь от страшного гнезда нечисти. С ходу выламываем изгородь, несёмся по скользкой тропе, перепрыгиваем через корни, пытаемся свернуть с тропы, а нас догоняют истошные вопли, хочется обернуться, но этого как раз делать не следует, мгновенно попадём под чары страшного глаза.

С недавних пор я забыл, когда по-настоящему пугался, привык ко многому, но это за гранью человеческого восприятия, нечто потустороннее, неизвестно из какого материала химеры из пекла вывели эту мерзость. Очень странно, что мы встретили это «гнездо» на своём пути, шанс из миллиона. А может, они прогнозируют наш путь? Тогда нам необходимо совершать неадекватные поступки, чтоб сбить их программу.

- Мы оставили их далеко позади! - кричит Семён.

- Не останавливайся! - рычу я.

- Они же немощные старухи!

- Они моложе нас, они младенцы этого мира! - уверенно выкрикиваю я. - Не вздумай оборачиваться!

В подтверждении моим словам совсем близко раздаётся истерическое шипение и шлёпанье босых ног по мокрой траве. Они догоняют!

Решение возникает резко, словно сигнал сверху, вижу спутанные, в острых колючках, кусты тёрна. Если вломиться туда, конечно мы надолго завязнем, но вряд ли они удержат свой глаз в такой путанице иголок. Грубо толкаю Семёна в переплетение колючих ветвей, он даже взвизгивает от неожиданности, но я не даю ему даже опомниться, волоку вглубь зарослей. Шипы в мгновение распарывают кожу, вырывают куски мяса, брызжет кровь, орошая острые иглы. Сзади слышится вопль отчаянья, свершилось, они потеряли свой глаз. На этот раз смело оборачиваюсь, в переплетении ветвей ползают страшные существа, как и мы изодранные. Всхлипывая, шарят между путаницы корней, острые шипы впиваются в пальцы, они раздражённо шипят, но упорны в стремлении найти ужасное око.

Шарю взглядом по сторонам, Семён толкает меня в бок, указывает наверх, забавно, на длинной ветке, зацепившись за крючковатый шип, трепыхается око. Осторожно достаю стрелу, аккуратно цепляю ветку, подтягиваю к себе и крепко обхватываю глаз пальцами. Старухи взвывают, поднимаются на ноги, обращают на нас слепые лица, вытягивают руки, брызгают слюной, начинают приближаться к нам. Я поднимаю око над головой, они зло зашипели, что-то вроде речи вырывается из глоток.

- Ещё один шаг и я раздавлю ваш глаз, - пускаю в безобразные рожи мысль, мне кажется, именно так с ними можно общаться.

Нечто тягучее вползает в мой мозг, едва понимаю значение их мыслей: - Отдай, отдай, отдай, - они тянут руки ко мне, стараются окружить с разных сторон.

- Что ж, - пячусь назад, - просьба ваша будет исполнена, - размахиваюсь и зашвыриваю око далеко вглубь колючих зарослей. Старухи одновременно испускают вопль и ринулись за глазом, моментально забывая о нас.

Выбираемся из колючей ловушки, все в крови, часть шипов намертво засела в теле, причиняя невыносимые страдания.

Бежим трусцой, не слишком торопимся, Пока эти фурии найдут свою часть тела, будем далеко, хотя, что нас ждёт в пути, один бог знает, сильно за нас взялись пришельцы, это не последний сюрприз с их стороны.

Семён бежит, посмеивается, поглаживает скулящего волчонка.

- Что смешного? - удивляюсь я.

- Да так, прохладно на животе.

- Везёт, а меня жар душит, родник бы на дороге встретить. Так, а почему тебе прохладно?- встрепенулся я.

- Волчонок постарался, видно струсил, напрудил так, что скоро по ногам потечёт.

- Описался, что ли? - хохотнул я.

- Маленький ещё, какое потрясение испытал, волчий хвост. Зверёныши сильнее нашего чувствуют опасность, - Семён ласкает дрожащего малыша.

С уважением кошусь на друга, какое терпение, доброта, а с виду настоящий терминатор. Волосы отросли, развиваются по ветру, мышцам тесно под плотной тканью, кажется, чуть сожмёт их и одежда разлетится в клочья, а как легко, словно пушинку несёт чудовищный топор, точно, легендарный Конан Варвар, даже круче! А ведь о Семёне легенды будут слагать!

Лес расходится в стороны, с одного бока - заросшие лесом скалы, с другого - обрывы, посередине тропа как проспект. Сквозь листву выстреливают острые лучи солнца. Стадо оленей взбегает на пригорок, вожак встряхивает величественными рогами, гордо поводит головой, бесстрашно глянул на нас, но от греха подальше повёл стадо прочь, прямо в труднодоступные скалы. Усмехаюсь, вид у нас ещё тот, посмотрел бы в зеркало, сам испугался.

Тропа подозрительно ровная, словно с пути убрали все препятствия, шагай себе, как по проспекту, тут и до беды недалеко. Оглядываюсь, по бокам бурелом из спутанных ветвей, справа обрывы, слева начинаются кручи, лишь вперёд идёт ухоженная дорога. Торможу, вытираю холодный пот, с тревогой озираюсь. Семён смотрит на меня, желая понять, чем вызвана остановка.

- Тебе не кажется, как-то всё просто? Ещё б табличек понаставили: прямо, прямо ...

- Да, идти приятно, - соглашается друг, - но мне невероятно хочется влезть на эти склоны и, обдирая руки, ползти между корявыми деревьями, моля бога, чтоб не сорваться, но только уйти подальше от этой шикарной трассы.

- Правильно мыслишь, - соглашаюсь я, - тогда, вперёд!

Сворачиваем с тропы, лезем в скалы, камни мигом осыпаются вниз, хватаемся за трухлявые корни, ломаются, едва не падаем, вновь штурмуем склоны, ноги скользят, но мы настырные, поднимаемся всё выше и выше.

Земля вперемешку с мелкими камнями сползает, поднимая завесу из пыли, оголенные корни метят в глаза, скорпион нахально щёлкает клешнями, но решил не связываться с такими беспредельщиками как мы, ещё раздавят. Кашляем, чихаем, едкий пот раздражает кожу, волчонок с отчаяньем скулит, бедный, с одной передряги, попадает в другую.

Наконец-то я узнаю наши обычные крымские горы, даже ностальгия пробила слезу, вот так, обдирая одежду, в поисках грибов, с вёдрами лазали по заросшим низкорослым лесом горам.

Постепенно лес совсем мельчает, под ногами просматриваются сплошные скальные породы, но от этого передвигаться не легче, вся поверхность словно в блестящих черепках, которые съезжают, как санки лишь на них встанешь, только держись, а ещё появились «долгожданные» родники, делая поверхность абсолютно непроходимой, но мы упрямо лезем наверх.

Не раз задаю себе вопрос, не перестраховываюсь ли я? Может, напрасно подвергаемся такой опасности? В любом случае, обратной дороги нет, даже если захотим спуститься, уже не получится. Семён молчит, в глазах азарт, а на лице чуть ли не радость. Я вспоминаю князя Аскольда, в минуты опасности, он всегда испытывает непонятное веселье, вот и Семён таким же стал. Странно, и мне весело, неужели это заразно?

Страшный участок из скользких каменных пластин проходим незаметно, словно на одном дыхании. На пути высятся причудливые скалы, между ними залегают природные дороги, вдоль которых, расставив в стороны великанские ветви, словно спят тысячелетние земляничники. Вступаем под их тень, переводим дух, скоро выйдем на вершину скалистых гор.

Устраиваем привал. Семён вытаскивает волчонка, тот как пьяный ходит по кругу, затем поспешно ныряет в расселину.

- Куда, пропадёшь? - пугается Семён и лезет следом и вдруг довольно смеётся. - Воду учуял, здесь родник.

Воистину, подарок судьбы, давно страдаем от жажды, да и обмыться следует, кошусь на друга, тот стягивает куртку, делает из камней запруду.

Решаем сделать основательный привал. Стираем одежду, умываемся, упиваемся ледяной водой, отдыхаем. Развалились на камнях, слушаем тишину, балдеем от покоя, изредка отгоняем расшалившегося зверёныша, судя по всему он уже принял нас в свою стаю.

День быстро заканчивается, веет прохладой, солнце закатилось за горизонт, прозрачное небо потемнело, назойливо затрещали ночные цикады. Чувствуем себя в полной безопасности, давно такого не испытывали, на душе хорошо и словно время затормозило свой бег.

Семён разжигает костёр, я, задрав голову, восхищаюсь невероятно красивыми деревьями, их гладкой розовой корой. Собрал изрядное количество спелых, похожих на землянику ягод, горстями запихиваю в рот и ещё, пытаюсь насвистывать. Волчонок поймал ящерицу, сгрыз ей голову и с наслаждением жуёт упругое тело, у каждого свои гастрономические вкусы.

Почти в полной темноте ухитряюсь подстрелить пару диких голубей, получилась неплохая добавка к ароматным ягодам земляничного дерева.

Одежда высохла, лежим в чистом, у яркого костра. Волчонок залез на Семёна, пытается удобнее устроиться на его животе, сладко зевает, потягивается и моментально засыпает, он тоже чувствует полную безопасность.

Мне снятся каменные блоки, на них чарующей красоты цветы, я парю в пространстве, мне легко и спокойно, я набираю целые охапки благоухающих лепестков, и нет пропасти, а лишь пространство, в котором можно летать и жить.

Гл.21.

Утро пролилось на нас росой, встряска бодрящая, но приятная. Тяжёлая птица, взмахнув крыльями, вновь сбивает искрящиеся капли с ветвей и, довольная улетает. Волчонок возмущённо пискнул, встряхивается, бесцеремонно обрызгивая нас водой.

Красота, дух захватывает, мы высоко в горах, вниз уходят, изрытые временем красноватые склоны, плавно переходят в шапку бархатных лесов, растворяются в покрытой белёсой дымке долине. Как прекрасен этот мир!

Умываемся в роднике, ждём, когда волчонок сделает свои дела, затем Семён суёт его за пазуху, но он сразу с любопытством просунул тяжёлую голову между пуговиц куртки, пытается укусить пролетающих стрекоз.

Мы поднимаемся наверх. Буквально через двести метров выходим на вершину - перед глазами расстилается плато, покрытое изумрудной травой. Кое-где алеют пятна горных пионов, излучают свет прекрасные эдельвейсы. Стадо диких лошадей срывается с места, прогибая траву, несутся по степи. Залюбовался, какие шикарные звери, всех оттенков степи, крепкие, кожа лоснится. Жеребцы задирают друг друга, самки трусят чуть в отдалении, в высокой траве просматриваются жёлтые головки жеребят.

- А это не Караби яйла случайно? - спрашивает Семён.

- Очень похоже на то.

- Значит, скоро будем дома.

- Угу. Если без эксцессов, дня через два, - соглашаюсь я.

- Надо бы к Альме сходить, - вздыхает друг, вспомнил Дмитрия.

- Завернём, - соглашаюсь я. Дело чести сдержать обещание, данное перед смертью, забрать его семью и отвести в Град Растиславль.

Чувства омрачились воспоминаниями о пребывании в плену, о бесчеловечной Полосе препятствия, всплыла наглая рожа Стёпки, вспомнился внимательный взгляд Росомахи - сколько проблем нас ждёт.

Лишь во второй половине дня доходим до края плато, обзор великолепный, видны все окрестности: долины, лес, блестят озёра, просматривается синяя лента речки Альма.

Ловлю себя на мысли, а ведь здорово сократили путь. Если б шли по той тропе, были бы только в начале пути, да и сюрпризов явно не избежали - постоянно убеждаюсь, всё, что не делается, всё к лучшему.

С этой стороны спуск с Караби яйлы легче, нет «живых» камней, под ногами ничего не осыпается. За пару часов спускаемся к подножью плато. Выбираем путь к реке.

Впереди девственные леса, тысячелетние дубы шумят ветвями, в густой траве шныряет множество живности, семья диких свиней, с довольным хрюканьем подрывают корни, выуживая дождевых червей. При нашем приближении, целые стаи птиц взмывают ввысь. Саблезубый тигр в недоумении поднимает лобастую голову, угрожающе клокочет горлом, но сталкивается с взглядом Семёна, раздражённо кашляет, гасит злой огонь в глазах, пятясь, исчезает в густых зарослях - правильно решил, лучше поискать дичь попроще.

Семён идёт мощно, как медведь арктодус, словно невзначай, закинув на плечо чудовищный топор. Волчонок с гордостью посматривает на зверей с высоты роста своего обожаемого человека.

Путь к реке неблизкий, но сравнительно лёгкий. Вскоре стали попадаться следы хозяйственной деятельности людей. На лужайках сушится трава, грудами лежат заготовленные ветви под дрова, пустующий загон. Видно при Дмитрии здесь жили бычки, а сейчас изгородь сломана, хлев сожжён. Как он и говорил, видим скошенное как седло, гору, затем блеснула поверхность реки, вдоль берега утоптанная тропа.

Удвоили осторожность, думается мне, Стёпка с командой, не оставит этих людей в покое, в любой момент может нагрянуть, да и Марина с лёгкостью пустит стрелу, другую, вполне естественно, нервы у неё, ой как, напряжены. Накаркал, раздаётся характерный звук стрелы, падаем на землю, в стволе ближайшего дерева вязнет дрожащая стрела.

- Вот так ты гостей встречаешь! - кричу я.

Вторая стрела пронзает штанину. Откатываемся к воде, прячемся за борозды речных намывов.

- Не балуй, Марина! Хоть спросила, кто, откуда! - силюсь её рассмотреть в мешанине из листьев.

Тишина. Томительно тянется время, тело затекает от неудобного положения.

- Или это не Марина, а Александр и Евгений? - выкрикиваю я.

- Кто вы такие? Откуда знаете наши имена? - прозвенел встревоженный женский голос.

- Мы от Дмитрия! - грустно выкрикиваю я.

- Где он? - голос явственно дрогнул.

- Нам встать можно? Или разговаривать с тобой лёжа?

- Оружие бросайте и вставайте!

Семён демонстративно откидывает топор, я отшвыриваю лук, снимаю меч с пояса, так же бросаю.

- Отойдите в сторону!

Нехотя отходим, пытаясь рассмотреть незнакомку.

- Дальше!

- Может, нам вообще уйти, - буркнул Семён.

- Стойте, где стоите, - смягчилась женщина. Листва расступается, она осторожно выходит, невольно залюбовался - высокая, безупречная фигура с правильными формами, жёсткий взгляд на прелестном лице, на плечах накидка из зелёных веточек - неплохая маскировка.

- Что с ним? - спрашивает она, держа нас на прицеле.

- Ты лук опусти, мы перед тобой безоружны, - с укором говорю я, лихорадочно пытаясь найти какие-то слова, чтоб её не сильно ранить.

Марина нехотя опускает лук, в упор смотрит мне в глаза, не выдерживаю, отвожу взгляд.

- Я так и знала, - тихо говорит она, без сил опускается на землю.

Подходим к ней, садимся рядом - она безучастна.

- Дмитрий сказал вас отвести в Град Растиславль, - мягко говорю я.

- Да, да, - сейчас соберёмся, - говорит она, но продолжает сидеть.

- Мама! - слышим мальчишеские голоса. Выходят два подростка с луками. - Папа умер, да?

- Да, - тихо говорит она.

Женщина не рыдает, но от этого ещё хуже. Взгляд окаменел, она, словно умерла.

- Вещей много? - серебряный взгляд Семёна полный сострадания.

- Что? - словно очнулась она.

- Мы поможем вам собраться, - Семён ласково трогает её за плечо.

Ребята подошли к матери, уткнулись ей в грудь. Она взъерошила им волосы: - Всё, собираем вещи, - она решительно встаёт.

Глядя на эту женщину, я понимаю, почему до сих пор они выжили, она истинная амазонка.

Их дом оказался настоящей крепостью, выстроен из толстых дубовых брёвен, окружён остро заточенными кольями. С одной стороны дома, неприступные обрывы, с другой, несёт свои бурные воды река.

Сборы были недолгие. Она окинула взглядом своё жилище, первым делом собрала оружие, сложила в наплечную сумку совсем немного вещей, сдёрнула с

верёвки копчёные куски мяса, ребятам приказала набрать в баклажки воды.

Когда уходили, ни разу не оглянулась. Мальчики идут суровые, лица обветренные, тела гибкие и крепкие, вырастут настоящими воинами.

Она не о чём не расспрашивает, губы плотно сжаты, но в глазах - огонь. Ребята с интересом поглядывают на нас, особенно на Семёна. Волчонок высунул хмурую мордашку, недоброжелательно косится на мальчишек.

- Он ручной? - не удерживается один из ребят.

- Не знаю, - искренне признаётся Семён, - не приручали. Живёт с нами, его мой сын спас.

- А где он?

- Далеко, - неопределённо махнул рукой Семён.

- А у нас медвежонок был, сиротка, отец из леса принёс, такой забавный. Злые люди забрали, те, которые отца пленили, - мальчик зло пинает толстую ветку.

- А ещё они забрали двух буйволиц и быка Сеню, - вторит ему брат.

Семён грустно улыбнулся: - Любите зверей?

- Очень! Они правильные и доброту ценят.

- Если хотите, будете мне помогать. У меня ветлечебница, животных лечим, и волков, и быков, и тигров...

- Здорово! Ты как на это смотришь, мама?

- Звери, это хорошо, они честные, - соглашается она. Горестные складочки обозначаются в уголках чувствительных губ. - Дима любил зверей.

- А Град Растиславль большой? - мальчишек гложет любопытство.

- Большой. А ещё там есть озеро Лады, в нём живут огромные сомы, - говорит Семён, одаривая ребят своим удивительным серебряным взглядом.

- Здорово. А скажите, это правда, что Великий князь, настолько страшный человек, даже мухи дохнут от его взгляда? - неожиданно выпалил один из парней.

Семён хмыкает, весело косится в мою сторону: - Как сказать, ребятишки, воров, бездарей, ленивых, гоняет - это факт, а вот, остальные, не жалуются, сами всё увидите.

- А ребят много? - видимо истосковавшись по общению, спрашивают они.

- Много. Подружитесь, на рыбалку будет ходить, раков таскать...

- И учится, - насмешливо перебиваю друга.

- И учиться, - соглашается Семён.

- Нас папа всему выучил, - взъерошились мальчики, - мы охотники!

- Это хорошо, - соглашается Семён,- охотники нам, очень нужны. А не хотели бы вы корабли строить, плотины возводит, станки изготавливать.

- А, что такое, станки? - с придыханием спрашивают ребята. Для них это слово несёт оттенок магии.

- С помощью их можно изготавливать различные механизмы.

- А, что такое механизмы?

- Ну, - Семён смутился, - машины всякие.

- А, что такое машины, это те, на которых мы в детстве ездили?

- С вами всё ясно, школа по вам плачет, - Семён теплеет лицом, улыбаюсь и я. Ребята насупились, учиться явно не хотят.

Путь до Града Растиславль неблизкий, но всё чаще натыкаемся на элементы присутствия человека. Поначалу встречаются следы лесных людей. Один раз видели их достаточно близко, они нас не заметили, а так бы точно нарисовался конфликт - все как на подбор, крепкие, в боевой раскраске. Кое у кого, за плечами сверкают, искусно изготовленные мечи. Может, действительно они общаются с жителями подземного мира, или, где-то есть на поверхности серьёзные цивилизации, о которых мы не знаем.

Чуть дальше, лес пересекают торговые тропы, затем выходим к небольшому, хорошо укреплённому поселению - бревенчатые дома окружены мощным частоколом, перед забором вырыт нехилый ров. Очевидно, поселенцы обосновались в нём серьёзно и надолго.

- С мужем к кузнецу приходили, здесь можно переночевать, - Марина останавливается, внимательно смотрит поверх изгороди, взгляд становится тревожным. - Что-то здесь не так, - в мгновенье оттягивает тетиву лука.

Мне так же несколько непонятно, на сторожевых вышках нет людей, и перекидной мостик не до конца опущен, свисает над землёй и раскачивается из стороны в сторону. Запаха дыма не чувствуется, уж очень тревожно мычат буйволы, бесхозный гусь вскарабкался на мостик и пытается спрыгнуть вниз.

- Очень мне это всё не нравится, стоит понаблюдать за посёлком со стороны, - соглашаюсь я,

Отступаем к лесу, находим подходящее укрытие, затаились, смотрим во все глаза. Гусь наконец-то пересиливает страх, слетает на землю, с беспокойством вертит длиной шеей, и бежит в лес.

- Крылья подрезаны, кто-то неплохо им отужинает, - как, между прочим, замечает Семён.

- Со стороны хозяев весьма расточительно не приглядывать за птицей, - соглашаюсь я. Всё больше и больше утверждаюсь в мыслях - в посёлке беда.

Сидим с час. Всё так же раскачивается мосток, людей нет, давно уже засветились бы. Марина чернеет лицом, мальчики сидят притихшие, всем всё очевидно, народа нет.

- Будем заходить? - шепнул Семён.

- По мне, лучше в лесу ночевать, - откровенно говорю я, но посмотрев на сжавшихся ребятишек, решаюсь выдвигаться в посёлок.

- На разведку схожу, - Семён передаёт волчонка, но тот упёрся лапами, ко мне идти не хочет.

- Сиди, сам схожу. Если свистну, можете идти, - освобождаюсь от ранца, оголяю меч, делаю рывок к мостику. Укрываюсь за брошенным бревном, вроде тихо. Заскакиваю на скользкие доски, стремительно пробегаю мосток, спрыгиваю в посёлке, выставив меч, готовясь отразить неожиданную атаку. Тут же опускаю, всё понятно и очевидно, никого нет. Двери домов открыты, на улице валяются брошенные вещи, лежит перевёрнутая телега. В разбросанном сене нежится толстая свинья, недовольно хрюкнув, лениво убирается с дороги.

Деревушка построена на совесть, добротные избы из хорошо подогнанных брёвен, щели законопачены мхом с извёсткой. У каждого дома небольшой участок, множество хозяйственных построек, но везде царит беспорядок, брошенные, словно в спешке, вещи, даже скотину не выпустили из загонов, мучается, бедная. Кто же так напугал людей? Брожу по пустынным улицам, захожу в дома, пытаюсь произвести анализ произошедшим событиям. То, что нет убитых, вроде и радует, но и заставляет задумываться. Безусловно, со стороны отрядов Вилена Ждановича, нападения не было, жители без боя не сдались бы.

Пнул ногой толстую свинью, которая почему-то стала жаться к моим ногам, подошёл к воротам, до конца опустил мосток, резко свистнул. Первым показался Семён, увидел меня, позвал остальных.

- Что здесь? - с любопытством осматривается по сторонам.

- Пусто, людей нет.

- В рабство забрали? - тревожно повела глазами Марина.

- Не похоже.

- Что тогда?

- Народ просто покинул посёлок.

- В спешке, - от Семёна не укрылся беспорядок на улице.

- Даже скотину не выпустили из загонов, - соглашаюсь я.

- Надо отправить их на волю.

- Хищники растерзают. Хотя, ты прав, лучше так, чем погибать с голоду. Может, кто и выживет, вспомнят своё дикое начало.

- А вдруг люди вернутся? - в глазах Марины разливается сожаление.

- Нет, уже не вернутся, - уверен я.

До вечера выгоняем растерянную скотину в лес, затем поднимаем мосток, располагаемся в пустующем доме, разводим огонь в печи. Настроение подавленное, что-то подсказывает мне, зря мы здесь находимся. Семёну также тревожно, хотя сильно виду не показывает. Выпустил волчонка под присмотром мальчиков, сам помогает Марине в приготовлении еды.

- Пойду на сторожевую вышку, - не выдерживаю я.

- Скоро дичь приготовится, - грустно глянула на меня Марина.

- Всё равно схожу, совсем стемнело, а я хорошо вижу в темноте.

Ночь тёплая. Всё небо в мерцающих звёздах. Часто проносятся метеоры, оставляя за собой белые росчерки. Лес притих, лишь сверчки нарушают покой, да летучие мыши бесшумно проносятся над землёй.

Выглядываю из заострённых брёвен, лук лежит рядом. До боли в глазах всматриваюсь в темноту. Вроде спокойно, лес живёт своей обычной жизнью. Внезапно, словно за гранью зрения, улавливаю стремительное движение. Вздрагиваю, кладу стрелу на тетиву, пытаюсь понять, что увидел.

Не колышется ни один куст, неслышно ни единого звука. Может, мне показалось? Нет, всё же движение было. Продолжаю пристально вглядываться сквозь темноту, до боли напрягаю зрение - словно кустарник сдвинулся с места, по земле ползут щупальца, за деревьями колыхнулась тяжёлая масса, протираю глаза – это что-то нереальное, непохожее ни на одно животное, разве что на осьминога с помесью морского ежа. А ведь это химера из Разлома, собственной персоной! Я замечаю позади неё, большой пузырь и гибкий шланг, ведущий вглубь копошащейся массы из щупалец, иголок и всяческих отростков – это резервуар с их атмосферой, в подтверждении моих мыслей, я ощутил запах аммиака.

Внезапно появляется вибрация и монотонное гудение, моё тело пронизывает болью, мозг туманится, появляется желание прыгнуть вниз и бежать к химере – оказывается, таким образом, пришельцы набирают себе биологический материал. Я это понимаю и на некоторое время злость мобилизует волю, а на мостик, покачиваясь, выходит Семён и Марина со своими сыновьями, ещё миг и я поползу следом, но с усилием приподнимаюсь, с невероятным трудом оттягиваю тетиву лука и пускаю стрелу в плотный пузырь. Раздаётся свист выходящего газа, удушливо запахло аммиаком, гипнотическая хватка ослабевает. Пользуясь секундной передышкой, стреляю ещё несколько раз, вновь удачно, резервуар с газом стремительно сдувается и словно пространство сгущается от ярости и боли. Химера дергается из стороны в сторону, она задыхается, но внезапно из её центра вылетает клейкая сеть и накрывает сторожевую башню, но крыша спасает меня, брёвна загораются, а я ловко проныриваю между нитями и скатываюсь вниз.

- Семён, назад! – ору я.

Он очнулся, хватает обезумившую Марину и оцепеневших парней, толкает их за ограду и я с Семёном, поднимаю мостик.

- Что это? – истерически выкрикнула женщина, в её глазах мечется безумие. Бью её по щекам, встряхиваю за плечи.

- Хватит, увлёкся! – прошипела Марина.

- Ты успокоилась? – наклоняюсь я к ней.

- Почти, - и уже более спокойно спрашивает: - Что это?

- Химеры, они хотят обосноваться на нашей Земле. Эти твари прибыли сюда из самых окраин Вселенной.

- Что за чушь, - вырывается у женщины.

- Но это так, - сухо произношу я и вслушиваюсь в шум за оградой.

Химера бушует, ломает кусты, сотрясает деревья, раздаётся шипение, словно от масла, попавшего на раскалённую сковороду, но вот, всё стихает.

- Задохнулась, - уверенно произносит Семён.

- Может быть, - соглашаюсь я, - но нам необходимо уходить, боюсь, что сюда уже ползут другие твари.

Сбрасываем мосток, химера всё ещё корчится, но угрозу нам уже не представляет, на её щупальцах вспыхивают глаза, пробегают по всему телу, тускнеют, вновь загораются, но уже слабее.

- Какая мерзость! – восклицает Марина.

- Если мы их всех не изведём, они расплодятся по всей земле, - озабоченно произношу я.

- Когда уже Аскольд взорвёт в ущелье скалы, - сокрушённо дёргает головой Семён.

- Что взорвать? – напрягается женщина и с вопросом смотрит на меня.

- Химеры живут в трещине - такой разлом на поверхности - там они поддерживают свою атмосферу, если их утопить, часть проблем будет решена … на некоторое время. Мы хотим сделать выше по течению реки запруду, заполнить ущелье и спустить воду в их логово.

- Так взрыв был, - вспоминает Марина, - несколько дней назад, так тряхнуло, мне показалось, что это землетрясение.

- Ты точно его слышала? – я внимательно смотрю ей в глаза, она уверенно кивает: - Теперь я точно понимаю, то был взрыв.

- Мы тогда на охоте были, - вспоминают её сыновья, - из-за взрыва в косулю промахнулись.

- Значит, ущелье уже наполняется водой! – Семён улыбается как ребёнок.

- Вероятно да, - соглашаюсь я, - но нам следует поторопиться, оставаться здесь опасно, где появилась одна химера, появятся другие.

Впереди ночной лес с его страшными хищниками, но они менее опасные, чем та нечисть. Уходим в самую глубь первобытного леса. Стараемся идти тихо, но всё равно кто-то, да наступит на сухую ветку, или спугнём птицу и она, громко хлопая крыльями, взмывает вверх. Вскоре, наш шум привлекает внимание, два жёлтых огонька промелькнули между стволами, затем, ещё два. Характерное всхлипывание заставляет меня вздёрнуться в страхе, догадываюсь, что за хищники - плотоядные копытные, мерзкие и беспощадные, даже в этом мире они столь древние, что не вписываются в эту среду.

- Что делать будем? - в страхе шепчет Марина.

- Держимся все вместе, друг от друга ни на шаг. Они предпочитают нападать на одиноких путников.

Около часа бредём в окружении двух злобных тварей, а они не таятся, демонстративно с шумом ломятся сквозь чащу, повизгивают, всхлипывают, угрожающе выбегают наперерез, чтоб кого-нибудь из нас отогнать в сторону, но мы ещё плотнее прижимаемся друг к другу.

В пальцах нестерпимый зуд, хочется запустить стрелу, но, знаю, шкура у этих гадов столь крепка, что даже обсидиановый наконечник вязнет в ней, а железный отскакивает как от брони. Был бы автомат Калашникова, можно было бы ещё попробовать и то без полной гарантии. Эти звери почти не чувствуют боли и живучесть запредельная. Помню, как такой же плотоядный кабан, вломился на обед к степным львам, отобрал падаль и спокойно уволок в лес. Львы лишь облизнулись и пошли искать другую добычу.

Напряжение растёт, скоро плотоядным кабанам надоест эта игра, и они накинутся на нас. И на деревья не влезешь, стволы не обхватишь, а ближайшие ветви в десяти метрах от земли.

- Никита, у нас не осталось времени, они в любой момент накинутся.

- Знаю.

- Попробую топором ранить. Прикрой меня сзади.

- Не дури.

- У нас ножи есть! - пискнули мальчики.

- Очень неплохо, - невольно восхитился их мужеству я, а сердце защемило от жалости к ним. Мысли лихорадочно прыгают по лабиринту из извилин и ... утыкаются в тупики, прыгают на одном месте, даже жарко стало … а ведь точно, нужен огонь! Его все боятся и эти звери не исключение, факела надо делать. Взгляд рыскает по деревьям, в надежде найти сушняк, замечаю покалеченный медвежьими когтями ствол, содранная кора висит длинными лентами и вся пропитана смолой. Жестом останавливаю отряд, указываю Семёну на дерево.

- Согласен, неплохо мишка поработал, - мой друг пока не догадывается о цели остановки, а два зверя разом начинают всхлипывать и скакать на одном месте, выказывая нетерпение, но наша невозмутимость приводит их в смущение, поэтому они пока не нападают.

- Будем делать факела, - уверенно произношу я.

- Так Луна полная, вокруг светло как днём, - пожимает плечами Семён и неожиданно бьёт себя по лбу: - Ну, конечно, все животные боятся огня! – начинает сдирать липкую кору, а я и Марина с сыновьями, принимаемся лихорадочно наматывать её на длинные палки.

Хищники словно чувствуют подвох, ковыляют ближе, нас накрывает острым звериным запахом, я ужасаюсь тому, насколько близко они подошли, один рывок и они начнут рвать нашу группу, как женки газету. Дрожащей рукой высекаю искру, поджигаю приготовленный для этой цели пух от семян, подкидываю тонкие веточки, они вспыхивают, сую в огонь один из факелов, он загорается каким-то торжествующим огнём, бросаю Семёну. Краем глаза замечаю, как один из хищников скакнул в нашу сторону, факел описывает огненный полукруг и впечатывается в слюнявое рыло, горящая смола брызгает на морду и зверь с истошным визгом отлетает в сторону, пытаясь затушить морду о землю. Я поджигаю все факела, и яростно кричим, угрожающе размахивая ими, как озверевшие питекантропы. Успокаиваемся лишь после того, когда убеждаемся, что звери отступили, видно посчитав, что с такими сумасшедшими лучше не связываться, себе будет дороже.

Мы замолкаем, растерянно переглядываемся, факела ослепительно полыхают, кора, пропитанная смолой, великолепно горит - спасибо медведю, что изувечил дерево, иначе сейчас бы нас рвали слюнявые пасти – я крупно передёргиваюсь, мы были в секунде до смерти.

Всю ночь идём по лесу, нервы напряжены до придела, кажется, ещё чуть-чуть и лопнут от перенапряжения. Знаю, ещё одну встречу с плотоядными копытными, не переживём, факела едва тлеют, а запасы коры давно закончились. Но бог милует, до самого утра нас не тревожат хищники, к тому же, выходим на степные просторы. Я узнаю эти места, сердце срывается в радостный галоп, скоро Кача, а там, совсем рядом, мой любимый город - Град Растиславль. Неужели всё заканчивается? А может, всё только начинается? В этом чудесном мире масса чуждых нам существ, они прячутся в лесах и горах, в ожидании своего часа.

Даже если мы уничтожим химер, нам предстоит нелёгкая борьба, может на это потребуются тысячелетия, чтоб извести созданных ими мутантов, нечисть всяких родов и обличий, но единых в своей злобе. Вспоминаю легенды и сказки, не на пустом месте они возникли, человек встречался с их отпрысками в течение всех периодов жизни. А если не получится извести химер, то в будущем, они создадут существ, обликом не отличающихся от человека и войдут они в структуры управления миром, вот тогда это станет по-настоящему страшно. Наша цивилизация будет на краю гибели, человек для химер в принципе не нужен, мы абсолютно чуждые друг другу и дышим разным воздухом. Паразиты высшей категории не торопятся, они готовы ждать тысячелетия, на то чтобы полностью уничтожить целую планету, поменять атмосферу и плодиться как в питомнике, а дальше расселяться, по другим обитаем мирам.

Люблю утро - оно прекрасно, особенно после страшных ночей. Стоим на границе леса со степью, трава прогибается от ветра, ноздри щекочет аромат разнотравий. Как обычно слышим трубный рёв степных мамонтов, радуюсь их звукам словно ребёнок, всё говорит о том, мы совсем близко, травоядные гиганты обожают окрестности города Титанов, в этих местах скопление нежной и сочной травы и бьёт из земли полезная энергия.

- А нас Великий князь, примет в свой город? – встрепенулась Марина, со страхом и надеждой глядя на виднеющиеся в дымке горы.

- В этом, будь уверена, - улыбаюсь я. Сейчас мне не хочется признаваться ей, что я и есть он.

- Столько слухов о нём ходят.

- Хорошие или плохие?

- Разные, - уклончиво говорит женщина, - но в одном я уверена, он справедливый человек.

- Хочется надеяться, - взгрустнул я, но с уверенностью поправляюсь, - безусловно, он справедлив.

Семён серьёзен, молчит, почёсывает шейку волчонку, его окружили мальчики, пытаются ласкать зверёныша, но тот недовольно жмётся к широкой груди и угрожающе рычит, с характером растёт зверёныш, а ведь, такой ещё маленький.

Мы стоим на границе леса и степи, встречаюсь с взглядом друга, вижу в нём горечь и страдание, я прекрасно понимаю его чувства, он переживает за детей, да и мне беспокойство раздирает душу. Возвращаться без них домой не могу, но и искать сейчас, когда с нами женщина и её малолетние сыновья, также неправильно. Видимо придётся организовывать серьёзные поиски, отправить в лес с десяток отрядов, попытаться разыскать ту волчью стаю, что приняла к себе наших детей.

Надо идти, но не могу, меня страшит взгляд Яны, когда она увидит, что её дочери нет, да и Аскольд будет подавлен. Я оглянулся на Семёна, его лицо тёмное от страданий, он как-то судорожно почёсывает шейку, замлевшего от удовольствия, волчонку.

- Что будем делать? – неуверенно спрашиваю я.

- Давай ты поведёшь их в город, а я ещё похожу здесь.

- Глупо, - с сочувствием произношу я.

- Знаю, но ничего с собой не могу поделать … я остаюсь.

- Погибнешь. Правильнее организовать масштабные поиски, я уверен, мы найдём Светочку и Игоря.

- Конечно, ты прав, но вдруг им понадобится помощь прямо сейчас, - Семён решительно передаёт волчонка Марине.

Я не могу тебя заставить отказаться, но ты поступаешь неразумно, один в лесу не выживешь и дня.

- Это спорный вопрос, - Семён поправил на плече чудовищный топор, и я вновь удивляюсь его литым мышцам, которые внушительными буграми прокатились по широченной спине.

- Волки! – неожиданно произносит Марина и вскидывает лук.

- Не стреляй! – с какой-то надеждой выкрикивает Семён.

Я вижу, как вдали колыхнулись заросли, дёрнулась ветка на дереве и показывается огромный зверь. Он осторожно выходит в степь, оборачивается, за ним вынырнули ещё несколько волков и тут я обмираю, рядом восклицает Семён и охает Марина, в восхищении зашептались мальчишки, цепко держась за ухо матёрого волка, из леса выходит наша Светочка, а за ней Игорь.

- Что теперь делать? – задрожал Семён.

- Позвать, - непроизвольно уголки моих губ тянутся вверх.

- А вдруг звери сразу накинутся на детей? – Семён глубоко дышит и даже пот выступил на скуластом лице.

- Если столько времени их терпят, а ты знаешь, наши дети не сахар, то смело можно предположить, волки их не тронут, - с этими словами я громко кричу. Звери ощетинились, отпрянули к лесу и в это же миг до нас доносятся звонкие голоса Светочки и Игоря. Они со щенячьим визгом бросаются к нам, и ни один волк не дёрнулся вслед за ними, лишь горько завыла волчица, и хищники исчезают в густом лесу.

Светочка бросается мне на шею, даже обычно сдержанный Игорь так вцепился в премного батю, что пуговицы полетели в разные стороны. Я смеюсь, у Семёна лицо мокрое от слёз, рядом, от переизбытка чувств, всхлипывает Марина, и весело гогочут её сыновья. Вот так, по невероятному стечению обстоятельств, стая волков выбрала именно этот путь, где наши дороги пересеклись. Хотя, глядя на хитрую мордашку Игоря, я догадываюсь, это он направил их в эту сторону.

Уже пахнет морем, в небе мелькают чайки, часто путь пересекают тропы. Очень скоро, как только взойдёт солнце, потянутся по ним торговые караваны и закипит жизнь. Идём напрямик, вдали явственно виднеются развалины города Титанов. Скоро выйдём к военным поселениям, с этого расстояния нас уже могут заметить с поста первой заставы. Действительно, рассекая буйную траву, к нам несутся всадники, и я узнаю жеребца князя Аскольда.

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------