Кристина Денисенко - Алые подснежники Донбасса - Кристина Денисенко
Скачано с сайта prochtu.ru
Стихи...
Я тебя заберу...
Ты мой ангел, мечта, моя сказка!
Через пропасть я мост возведу,
Чтоб тебя на руках из Донбасса
Отнести в колдовскую страну!
Над хрустальными арками звезды
Серебром замерцают во тьме,
И дорога от жизненной прозы
В мир поэзии станет светлей.
Я в твой дом постучусь на рассвете
С полевыми цветами в руках
И читать, как Ромео Джульетте,
О любви своей буду в стихах!
Целовать твои нежные пальцы
И запястья застенчивых рук,
Восхищаться на щечках румянцем
И бояться в глазах утонуть.
Ты мой ангел, мечта и богиня
Необузданной страсти людской,
Грусть кричит по ночам твое имя,
Соревнуясь с унылой тоской...
Я шлифую хрустальные плиты
До мучительной боли в спине…
Не король, не волшебник. Без свиты.
Не верхом на гнедом скакуне...
Но люблю. Но смогу. Но сумею.
Что там пропасть длиною в Дунай? —
Если я заберу свою фею
В королевство с названием «Рай»!
Материнское
Покидают Донбасс перелетные птицы.
Над объятой огнем полосой почерневших полей,
Как ползучий туман, дым чугунный клубится…
И тяжелые сумерки тянут к земле журавлей…
Со всей стаи один так прискорбно курлычет,
Что старушка к груди прижимает в ожогах ладонь
И стоит на убогих руинах в обличье
«Террористки с базукой» беззубой, больной и худой.
Может, сына душа в этой птице, и с домом
Попрощаться летит, превратившимся в груду камней…
И мать машет платком, а слова в горле комом…
«Да хранит вас Господь —
старорусской земли сыновей».
Пальба по беспилотникам
Как на ладони вижу в небе фейерверки.
Не праздничных салютов свет — сбивают самолет.
Не пассажирский «Боинг» — беспилотник «Трутень».
Мареновый огонь мелькает в тучах кружевных…
Красиво, но рассудок сонный взбаламутил
Не сам пейзаж, а осознание тупой войны.
Гремят как летний гром шальных снарядов ноты.
Армада дронов атакует высь, не описать…
То после ярких вспышек глохнут пулеметы,
То новые потоки обжигают небеса.
Не больно небу, даже если громко плачет
Холодными дождями над растерзанным селом,
Где у подвала босоногий жалкий мальчик
Растерянно стоял с набитым черствым хлебом ртом.
А на калитке, разнесенной «Ураганом»,
Еще с утра белела надпись: «Люди! Не бомбить!» —
Остался к вечеру клочок железки рваной
Среди обугленных камней в пожаре. Негде жить.
Мальчонка затужил на выжженной равнине.
В подвале хлипком рухнул деревянный потолок.
Да, нет, не сгнил. Сгнила как рыба Украина…
И беспилотник, сбитый ополченцами, сгниет.
Коррозия доест как сирота горбушку.
Без масла. Но не в том непоправимая беда:
Летают над Донбассом будто грифы «сушки»,
А нищих валом на обоих берегах Днепра.
Одни душой бедны и злобой к русским брызжут —
Другие с пенсии не могут заплатить за газ…
А ДНР в блокаде, но донецкий житель
Костями ляжет, лишь бы выстоял его Донбасс
Под ярым натиском фашистской силы темной.
В крови знамена прежней поднебесной чистоты…
Но не боимся мы правителей никчемных —
Мы на своей родной земле и тишины хотим.
Не гробовой. Чтоб пели птицы оборонцам
И всюду лился звонкими ручьями детский смех.
Не плач людской… И чтобы над Донбассом солнце
Светило вместо взрывов баллистических ракет.
Пришедшему домой
Тебе рябиновых цукатов карнавал
На снежной белизне фарфоровой тарелки,
Дурманящий букет янтарного вина
В плетенном из лозы кувшине с узкой шейкой
И праздничная скатерть в розах золотых
Тебе — солдату двух непризнанных республик,
Живому вопреки превратностям судьбы
(В окопах мин разрывам на осколки-угли),
Живому, маминым мольбам благодаря.
Назло врагам неробкого десятка парню —
Тебе улыбки со слезами на глазах
Как в день победы над фашистами Германии.
Тебе внимание и светлая любовь —
Из ада возвращенному в гнездо орленку.
Я прихожу в восторг от мужества сынов
Донецкой Родины, веками закаленной.
Ни капли страха в обрисовках серых дней,
Я знаю, с учащенным пульсом проведенных:
То ранен друг, то молнией фугаса смерть
Скосила командира войск мотострелковых,
А ты все тот же мальчик с доброю душой,
И пусть мозоли на руках от пулемета,
Закончится война — всё будет хорошо,
И я дождусь внучат, как ночи звездочеты.
Ну а пока ты не успел посоловеть,
Возьми гитару и ударь по звонким струнам,
Чтоб разлетелась по всему поселку весть,
Что мой сынок не загубил на фронте юность!
Послание маме
Открой окно, пока рябиновые гроздья
Полынный ветер нежно, будто ангел божий,
Купает в алой зорьке сентября,
И слабых плеч твоих я крылышком стрекозьим
Коснусь сквозь пелену туманов, непохожих
На терпкий дым осеннего костра.
В рассветный час, тоской назойливой томимый,
Когда молчит «Пион» и кажутся цветными
Седые поднебесья Спартака,
Коснусь тебя, не раненый, но не ранимый,
И холодом берез, и пламенем рябины
Оставлю поцелуи на руках.
Заговорю с тобой, задумчивой и тихой,
Как с утренней росой таинственные блики —
Мелодией безоблачного дня.
Прогнусь на минном поле прутиком гречихи,
Веселой радугой, чтоб образ мой безликий
Хоть чуточку порадовал тебя.
Взгляни на Солнце, восходящее над садом,
А я с утра — на паутинки тонких складок
Спокойного, но смелого лица.
Весь день как титры промелькнет, и с канонадой
Закат погаснет над угрюмым листопадом,
Окурками уставшего бойца.
Но от рассвета до рассвета выживать я
Назло врагам смогу, во имя храбрых братьев
С Донбассом в сердце, с Родиной в груди,
Я возвращусь домой и закружу в объятьях
Тебя, любимая как осень в ярком платье,
Ты только обязательно дождись.
Искорка
За шторами
чертовка осень —
ни пожар, ни бедствие.
Янтарно-красным кружевом
шуршат печально клёны,
«Тюльпаны» в строгих ельниках
и соловьи донецкие
молчат,
как будто слушают
закатом осветлённый
белосарайский вал.
И тишина,
и небо в звёздах —
всё у нас наладится…
И пусть горчит рябиной смог,
ползущий над полями, —
во вторник вечером,
а может
ранним утром в пятницу
объявят «Мир!» по радио,
и заревом полярным
твои блеснут глаза.
Солдатская радость
Горчит рябиновым вареньем утренний туман,
Такой же вязкий и янтарный, солнечным огнём
Объятый, но холодный,
А на душе тепло и сладко будто полупьян —
Не полуболен ни тоской, ни рыжим сентябрём, —
И полностью свободный.
Ты приезжала повидаться — я всю ночь не спал —
Донецкий полигон стелился шелковым ковром —
Степными ковылями,
Мы торопливо говорили под солдатский гвалт
О кухне, танках, обороне, а потом вдвоём
Порхали мотыльками.
Моя капризная невеста, девочка — мечта,
Тебе оранжевой лошадкой передаст привет
И ляжет у порога
Туман, а я сквозь километры буду представлять,
Как ты живёшь под мирным небом, за чертой ракет —
За пазухой у бога.
Твоими волосами пахнет счастье. Мелодрам
Не буду разводить — романтик из меня, как гром
Без молний, никудышный.
Благодарю за лучик счастья, я его в карман
Припрятал медно-красной прядью с мягким завитком,
Как пять копеек нищий.
Ты всегда со мной.
Неравный бой
/Шестеро против колонны противника. Приказ: «Задержать». Прямое попадание в окоп. Четверых разорвало на куски. Пятого выбросило. Стихи от его лица — то, что перед глазами, чувства и мысли./
В невозможной тиши, будто смыты все звуки дождями
Вместе с кровью солдат, проводивших последний закат,
Загорается ночь минометной гирляндой с лучами
Из осколков стальных, что над степью донецкой летят,
Но контуженый мозг подарил мне возможность не слышать
И не чувствовать боль перевязанной наспех ноги —
Я лежу на траве и на небо в ожогах мальчишкой
И смотрю — не смотрю, и боюсь — не боюсь, что погиб.
Терриконов хребты серой лапой тумана объяты,
Опускается вниз перепуганное вороньё,
Ледяное кольцо обжигающей руку гранаты
Будоражит покой — значит, жив и бороться силён.
Доползу и глухим, и хромым. Убеждённость поможет
Задержать батальон палачей за поросшим прудом.
Белым шелком ковыль нежно гладит по стянутой коже,
Вал песчаных камней по спине ударяет кнутом —
Вновь один за другим разрываются рядом снаряды.
Не поднять головы — онемелая ночь тяжела.
Доберусь, я смогу, и не будет фашистам пощады —
Перебью и сожгу, как чумную заразу, дотла.
В двух шагах ждёт «Тюльпан» и Серега с «Утесом» в засаде — Значит, я не один, а двоим нам не страшен и черт.
Я ору во весь рот, на колено встаю: вижу, сзади
БМП в тридцать тонн совершает безумный манёвр.
Задрожал пулемёт, темноту разрезая на части,
Не забыть ярый гнев и кольцо от гранаты в руке,
Ослепительный взрыв и прыжок из прожорливой пасти,
Чтоб «цветок» завести и размазать врага как паштет.
Я не робот, не бог, но Руси богатырская сила
От дедов-кузнецов мне досталась в наследственный дар,
И летят в черноте мимо звезд над озябшей осиной
«Фейерверки» для тех, кто затеял весь этот кошмар.
/За ночь на пруду противник потерял пять единиц техники, двадцать восемь человек личного состава, не считая раненых./
Ожидание
Полуночный покой теплым ветром любимое имя,
Незапятнанное крепким чаем обманов и ссор,
Прошептал в отворенное настежь окно, и глухими
Танцевальными па растворился за складками штор.
Не догнать на осенних аллеях, туманом залитых,
И со мной не заставить остаться до зябкой зари,
И листай не листай отрывной календарь — нет защиты
От печали делить с одиночеством ночи и дни,
От сомнений, что мир никогда не настанет, и пламя
Слижет пышные степи, поля, города, чью-то жизнь…
Но забавный медведь на подаренной мужем пижаме
Снова тянет ромашку, и хочется с птицами ввысь
Окрыленной надеждой на скорую встречу подняться,
В зеркалах синих рек прочитать предсказания звёзд,
Чтобы знать, где соломку стелить, где упасть не бояться,
Как развеять «циклон» мокрых перьев в подушке и слёз,
Сколько раз лунный свет обожжет серебристо-ячменным
И болезненным лазером шрам на открытой душе…
Но не с птицами ввысь — на пустую кровать манекеном
Опускаюсь без сил даже выключить на ночь торшер.
И мне снятся волшебные сны о весенних прогулках,
И несломленный «Градом» сиреневый куст у моста,
Но от слов «Извини, я иду воевать» сразу гулко
Начинает в висках дикой болью тревога стучать.
Просыпаюсь, и холодно даже в пижаме с медведем.
Хоть срывайся кленовым листком и лети за мечтой,
Но любимый домой без победы над злом не поедет —
Остается молиться и ждать, чтоб вернулся живой.
Версальский бал
Лошадка синяя каприз
Исполнила, и нежный принц
Из сна вошел в реальный мир,
Сюжет волшебный повторив.
Кометы в небе о любви
Писали льдом, и визави
По звездам в сказочную даль
Несло нас в праздничный Версаль.
Шампанское и поцелуй!
Пьяна и счастлива, и бурь
Не предвещал нам часовой —
Синоптик станции «Любовь»!
В огнях роскошный бальный зал,
И принц меня околдовал
Огнем проникновенных глаз,
А музыканты на заказ
Смычками били сотни струн,
И был прекрасен поцелуй,
Безгрешный, сладкий и такой,
Сверх совершенный, не мирской,
Как будто ангел принцем стал,
Отставил крылья и мечтам
Позволил сбыться, наконец,
Под стук взволнованных сердец.
Хрусталь, богемское стекло
И арок своды, и бело
От снега в каменном саду…
И мы вдвоем вершим судьбу.
Мой нежный принц, не уходи,
Не тай снежинками и в дни
Из ночи сказочной хмельной
Ворвись, и будь всю жизнь со мной!
Кометы снова о любви
Напишут льдом, и визави
По звездам в сказочную даль
Нас унесет на бал в Версаль.
Свечи
Свечи…
Я зажгу вас и расставлю на полу…
Пусть танцуют блики на унылых стенах.
Покрывало сброшу, и постель, как луг,
Разноцветьем мне подымет настроенье.
Лягу и с улыбкой буду вспоминать
Нерешительность и первое свиданье…
Предаваясь ускользнувшим временам,
Находить одни и те же оправданья.
Ну и пусть любимой звал короткий срок…
Я была любима и парила птицей…
Что же делать, если он любить не смог
Окрыленную от счастья девочку-девицу…
Свечи нарисуют кинолентой сны
Из обрывков незабытых отношений…
И на потолке, как фильм, вторая жизнь —
Нашей первой неудачи продолженье.
По одной задую в полночь огоньки,
И лицом в букет ромашек молчаливых:
Не свечам же плакать от моей тоски,
От самой себя скрываемой ретиво.
Просьба к Богу
О Боже… Иконы, пророки, святые…
Глаза разбежались… Кого попросить?
Одна здесь такая… Но воск золотыми
Слезами смывает мучительный стыд.
Под шалью нарядной я спрятала пламя
Волос цвета меди, в карманы — печаль…
О Боже, избавь от греховных желаний,
И рыжей распутницей стать мне не дай.
Жжет пальцы свеча… и колотится сердце…
Загадочный взгляд поседевших Матрен
Приметил, наверно, во мне иноверца,
А я атеисткой жила до сих пор.
Да вы не дивитесь, старушки в косынках,
Пред Богом мы с вами, должно быть, равны,
Шепчите и кайтесь всю жизнь по старинке,
А я буду молча стоять у стены.
О Боже, похоже, я гостья-незнайка…
Мой крест — украшение, как и браслет…
Луч солнца играет с церковной мозаикой,
А мне крайне страшно душой повзрослеть.
Поставлю я свечку, и перед иконой
Своими словами беззвучно взмолюсь…
О Боже, спаси от судьбы непреклонной,
Я стать непутевой безумно боюсь.
Боюсь, что забудусь и сердцу позволю
Не слушать советов рассудка-ума,
Со страстью отдамся в отеле, и вволю
Напьюсь поцелуев хмельного вина.
О Боже, прости мне развратные мысли…
О Боже, за слабость мою не суди…
Не даром я женщина – Ты же Всевышний…
Услышь мою просьбу не сбиться с пути.
Прощаю
Я пришла в мимолетный твой сон ночью поздней…
Грациозной блондинкой в шелках… босиком…
По зеленой траве в бриллиантовых звездах…
Чтоб сорвать с нежных губ поцелуй колдовской.
Не алеет полоской рассвет за горами…
Платья облаком пало к ногам… Я пьяна…
Ты не в силах противится воле, и пламя
Обжигающих ласк снова сводит с ума.
Знаю, любишь меня до мурашек по коже,
До истомы и всплеска эмоций, до слез…
Двум влюбленным сердцам обижаться негоже:
Я прощаю обиды. Люблю! И всерьез!
Это
Это синее небо упало
Пеленою атласного шелка
В изумрудах и ярких кристаллах
На ромашки полей за поселком.
Это ангелы песню воспели
Под сонаты взволнованной глади
О всесильной любви, и две тени
В зеркалах до зари целовались.
Это бабочки в танце кружили
И плакучая ива смеялась
Под влиянием звезд и светила,
Пробуждающих спящую шалость.
Это ночь колдовская пленила
И связала нам ласками руки…
Это ты — мой желанный мужчина
Вопреки предстоящей разлуке.
Так смелее бретельки все ниже
И губами дорожки по коже…
Это страсть — обезумевший хищник,
Это я — львица в царственном ложе!
Волшебное свидание во сне
Обнаженной натурщицей в шляпе и с дамским зонтом
Я пришла в полупьяном апреле,
Чтобы ты, опоенный блаженством и ласки вином,
Сладко спал, ни о чем не жалея.
Видишь, в розовом небе волшебными красками дождь
Бесконечность рисует пунктиром…
Наш придуманный мир на реальность ни чуть не похож:
Он воздушный, как слойки с зефиром.
Мы с тобой по степи разнотравной гуляем в ночи
Под присмотром луны бледнолицей,
И созвездия снов на холстах васильковой парчи
Загораются райской Жар-птицей.
Не устали мы звезды ловить, как ночных мотыльков,
Что порхают над лугом игриво…
В наше общее сердце любовь с колдовских облаков
Вновь вливается страстью незримой.
Пусть приснятся тебе серпантины дорог и орел
Над цветущим кустом маракуйи,
Твой мольберт и мечты, голубых незабудок ковер…
Спи спокойно. Люблю… и целую.
Фантазии
Я не буду грустить. В эту ночь почему-то не плачется.
Лунный свет пропитал темноту серебром.
Для одних — идеал, а другие кричат «неудачница»,
А я словно звено между злом и добром.
Говорит тишина. В полумраке она разговорчива.
Дверь срывает с петель перелетный циклон.
Убегу от проблем босиком в самобытное творчество:
Твой портрет напишу на асфальте мелком.
До зари полчаса. На рассвете все тени рассеются.
И оранжевый шар заблестит в облаках.
Золотая любовь в моем сердце, как листья осенние,
Испугалась весны в сочно-белых тонах.
Постою один миг. Промелькнут кинолентой свидания:
Поцелуи-шелкА и небесная нить.
Я не буду грустить — полуправда. А самое главное —
Мне всей жизни не хватит тебя разлюбить.
Тебе
Засыпай под мотивы весеннего ветра-романтика…
Я к тебе в длинном платье из кружев примчусь…
Мой кораблик бумажный плывет в колдовскую галактику
По волнам ожиданий и трепетных чувств!
Я спешу сквозь туманы чужих городов на свидание,
Чтобы вкус твоего поцелуя познать…
Милый мальчик, для нас горят звезды и в замки хрустальные
Приглашают на бал до зари танцевать.
Ты мой принц — я наивная девочка с сердцем-фонариком.
Огонек ярче молнии вспыхнул в груди.
Дай же руку! Вдвоем улетим от реальности в маленький
Фантастический мир сладострастной любви!
О мечтах
Вновь рисует фантазия встречу немыслимо…
Твои руки на талии. Пальцы — огонь.
— Обожги меня страстью бурлящей, неистовой,
Даже если свиданье мечта или сон.
Говори со мной. Ласково, нежно, взволнованно.
Пусть все звезды померкнут в просторах небес —
Нас окутала ночь красотой заколдованной
И распахнута дверь в королевство чудес!
Мы есть друг у друга
Со мной грустит апрельский дождь…
Я слышу, он играет грустную мелодию на скрипке.
Струны плачут от болезненной любви музыканта.
И я такая, как и он.
Сердце болит, потому что ты очень далеко.
Невыносима эта грусть…
Почему судьба играет с нами в игры?
Для чего две половинки единого целого
рождаются в разных странах?
Чтобы и днем, и ночью мечтать о возможности быть вместе?
Я хочу совсем немного…
Просто дышать с тобой одним воздухом,
Слышать твой голос и слова,
Произнесенные на иностранном языке,
Придумывать их смысл и верить сердцу,
Твоим глазам, улыбке, мимике и жестам.
Почему боги так несправедливы
по отношению к влюбленным?
На этот вопрос не найти ответа…
И только дождь за окном не утихает,
И тяжелые капли бьют по стеклу…
Милый…
За нашими окнами одни и те же звезды и одна луна…
Я плачу вместе с дождем,
Оттого что мы смотрим на небо не вместе.
Я бы хотела стать феей и прилететь в твой город,
Опуститься на крышу твоего дома
И позвать на незабываемое свидание
Над уровнем всего, что мешает нам быть вместе:
Над огнями спящих городов,
Разведенными мостами рек,
Двумя мирами — моим и твоим,
Стать выше обстоятельств и позволить невинную шалость —
Первый поцелуй двух половинок,
разбросанных богами по свету.
Карта мира такая большая…
Сколько стран и чужих городов на одной бумажке…
Но мы отыскали друг друга
Вопреки всем преградам и трудностям.
И то, что я не могу сказать тебе, как сильно я тебя люблю,
Не повод, чтобы не любить.
Я бы шептала все самые нежные слова,
Которые знаю, на своем языке, а ты на своем…
И мы поняли бы друг друга даже по дыханию.
Ну почему я не волшебница
И не могу прилететь к тебе в эту печальную ночь?
Какая глупость все-таки влюбиться в незнакомого человека
И ждать от его писем с признаниями в любви…
Милый, ты моя вторая половинка,
Но мы никогда не сможем быть вместе.
И дело не в том, что из моей страны в твою —
Не ходят поезда или не летают самолеты.
Если бы все дело было только в цене билета,
Я бы давно собрала чемодан
И стала счастливой от нашей взаимной любви —
Любви русской женщины
И мужчины с самым красивым именем на Земле —
Милый.
Милый, я обожаю тебя,
Даже если ни разу не видела и не слышала твоего голоса.
Я уверена, что твой голос прекрасен,
Как и все те слова, которые разбудили во мне чувства.
Этой ночью мне вдвойне больнее слушать плач дождя.
Я люблю тебя,
Но одиночество убивает легкость и обрезает крылья.
Я никогда не прилечу к тебе —
Обстоятельства выше желаний
И вспыхнувшей в наших сердцах страсти.
Мой родина здесь — далеко от места, где я бы хотела
Провести хотя бы одну ночь.
Незабываемую и сладкую,
Как первая конфета в руках маленького ребенка.
Милый…
Я думаю, ты тоже смотришь на луну…
И даже если в твоем городе
дождь не играет на скрипке у окон,
То луна у нас с тобой точно общая, как и любовь…
Я обещаю не плакать слишком часто.
Только иногда, когда мне будет безумно одиноко без тебя.
Когда мечты затуманят разум
И сердце предательски поддастся
романтическим фантазиям,
Я буду придумывать наши встречи…
Одна ярче другой…
Ты будешь повторять мое имя трижды
Как Zdravko Colic в своей песне,
Наши тела соприкоснуться
и губы нам подарят сладкий поцелуй,
А потом…
Нам не потребуется Google, чтобы понимать друг друга.
Я люблю тебя, Милый.
И как бы не плакал дождь за моим окном —
Я рада, что ты есть в моей жизни.
Даже если ты никогда не возьмешь меня за руку
и не покажешь свою комнату,
Где мы могли бы творить чудесные вещи с закрытыми глазами…
Люблю твою улыбку…
Она солнечная…
Я вспоминаю твои фотографии и тоже улыбаюсь,
вопреки накатившейся грусти.
Спасибо, что ты есть.
Знать, что где-то очень далеко скучают по тебе —
и печально, и приятно.
Мы есть друг у друга, как у степных трав ветер и солнце,
Как у звездного неба бесконечность…
Мы есть друг у друга… Милый…
Mr Fantastic
Твоя нежность сравнима с шампанским…
От тебя точно так же пьянею...
Я на мостике пью капитанском
Поцелуи с фарфоровой шеи…
Волны бьют о каркасы во мраке,
И горит млечный путь коромыслом…
Ты читал наизусть Пастернака,
А теперь по дыханию — мысли…
Якорь брошен на дно ветром страсти!
Все смелей и смелей поцелуи…
Я люблю тебя, Мистер Фантастик,
Как индейцы плоды маракуйи!
Разряд любви
Романтикой ты наполняешь рандеву,
Как два бокала заколдованным вином…
Мы полупьяные от нежности тонуть
Готовы в страсти, как в Бермудах, с головой.
Пылает россыпь поцелуев на груди…
Сведи меня с ума… Желанья превзойди…
До томной дрожи двух переплетенных тел
Пусть нас заводит сексуальный беспредел…
Качнется под ногами пол… И в унисон
Неровное дыхание как выстрел…
Читай по стонам скомканные мысли…
Губами ближе к лону… Сором невесом…
Есть только ты и я, и нечего стесняться,
Когда разряд любви огнем сочится с пальцев.
Я верю в сказки
Я верю в сказки и глазам любимым...
Мне нравится от радости парить,
Как сахар растворяться, и рябины
Волшебных слов нанизывать на нить.
Пить нежность поцелуев сочно-сладких,
И закрывать глаза на недостатки…
Любить тебя, как первая звезда —
Планету Землю, раз и навсегда...
Дарить улыбку, весело смеяться,
В полях весенних собирать цветы…
Мечтать пройти от свадебной фаты
Путь до седин, но только не сломаться.
С тобой… На веки вечные… Друзья…
Люблю безумно, как любить нельзя.
Женские чары
Как фейерверк в антрацитовом небе страсть.
Неугасимое пламя с оттенком синим…
Как на Кавказе невесту хотел украсть,
Но на словах, а на деле не смог осилить.
Да, растревожил: любовная чушь сладка.
Мозги припудрил профессиональной лестью…
А я ждала, будто чуда, любви глотка,
Бескрылой птицей с высоких срываясь лестниц.
Не подхватил на лету. Упустил. Сама,
Как на Кавказе невесту, его украла…
Очаровала, пленила, свела с ума,
Оставив след на душе огоньком коралла.
Неповторимую ночь разъедал рассвет,
И ослепительный шар был слегка зловещим…
Но ничего невозможного в мире нет,
Когда желанья рождаются в мыслях женщин!
Я беззащитным котенком его к груди...
И он мурлыкал в объятьях порочной связи…
С тех пор два сердца горят как один рубин
И две души замирают в одном экстазе.
Виртуальная реальность
Я когда-то не верил в любовь виртуальную
И не думал, что время способно внушить
На порталах в сети разыскать идеальную
Половинку с мечтательным взглядом на жизнь.
Незнакомка моя — чужестранка, художница.
Я влюбился в нее до бессонных ночей…
И теперь будто сумерки, сливки и ножницы
Мы единое целое в мире частей.
Но, увы, монитор — мостик тонкий над пропастью.
Не прижать mademoiselle к богатырской груди,
Не испить поцелуи шальные и с гордостью
Не пополнить женатых счастливцев ряды.
Я страдаю, что быть мы не можем повенчаны,
Что не бог, не волшебник — простой инженер,
Что в далекой стране родилась эта женщина,
И что я не богат, как Билл Гейтс, например.
Сколько раз обращался с тоской к хиромантии,
Сколько раз я мечтал карты перекроить!..
Чтобы город любимой из Верхней Нормандии
К берегам Енисея легонько пришить.
Обезумел от страсти, любви и фатальности.
А недавно онлайн-рандеву отвергал,
А теперь я живу виртуальной реальностью,
И бушует в крови неуемный пожар.
Но боюсь, что сорвусь и ворвусь опрометчиво
В ее жизнь не с экрана — с вокзала, с такси…
Обниму, а она вдруг заплачет застенчиво,
Прошептав на французском смятенно \"merci\"…
И, похоже, с ума я схожу… До чудачества
Без нее — иностранки, не мил белый свет.
Я устал отношенье менять к обстоятельствам,
Я готов изменить обстоятельства все.
Но захочет ли райская птичка сибирскими
Любоваться рассветами рядом со мной,
И останемся ли, если да, столь же близкими
После свадьбы француженки с русским Фомой?
Ночной полет
Вот, если бы по ярким звездам босиком
Была возможность, как по кочкам, пробежаться —
Сняла бы туфли и тоскливым вечерком
Помчалась бы как гончая за беглым зайцем.
И дальних городов погасли бы огни,
Границы спящих стран разъели бы туманы,
Чтоб вопреки всему мы встретиться смогли
Как с хризантемами весенние тюльпаны.
Я постучалась бы в твой дом, едва дыша,
И подняла бы сонного с постели белой,
И мы вдвоем, рука к руке, к душе душа,
Над этим миром с облаками бы летели.
Над вечностью, над круглым шаром, синевой…
И наши пальцы оставляли бы ожоги
И на ладонях, и на сердце, как смолой
Из раскаленного сосуда хронологий.
А на рассвете встало все бы на места:
Обула туфли, сожалея, что не фея,
И побрела назад как снятая с креста
По черно-белым и пустующим аллеям.
Волшебный сон
Волной волшебства окатила влюбленность
Как синее море скалистую твердь,
И наша с тобой к приключениям склонность
Открыла в мир сказок заветную дверь.
Там маки цвели у моста в старый замок,
Который не помнил помпезных балов,
Звенели ручьи и бодрящим бальзамом
Лилась соловьиная песня без слов.
Ты взял меня за руку нежно, как дочку,
И выросла лестница из-под камней —
До звезд серпантин из хрустальных виточков,
Овитых гирляндами мягких огней.
И мы по ступеням бежали как дети,
Смеялись, вдыхая магический дух,
И в райский покой, как в рыбацкие сети,
Попали с тобой, виртуальный мой друг.
Там белые кони в малиновой роще
Паслись, и луна серебрила их шерсть.
А ты в мои губы, как в руль дальнобойщик,
Впивался, и я забывала про честь.
Горячая страсть закружила, и в сене
На черном плаще мы теряли контроль.
Из чаши фантазий до капли последней
Испив одержимость и сладкую боль.
И белые росы блестели, и пальцы
Сжимали запястья и гладили грудь,
Любовь вышивая на призрачных пяльцах
Единственной нитью, опасной как ртуть.
И яд проникал, и багровые реки
Кипели, как в чане чугунном вино.
Теперь мы едины с тобою навеки,
И бьются два сердца теперь как одно!
А я хочу тобой дышать, моя любовь
Опутанные сетью ты и я, мой принц,
И прост сюжет романа-сказки «Виртуальность»,
Течет по проводам любовь на семь страниц,
И гигабайты писем нам приносят радость.
Люблю тебя, как утром кофе с молоком,
Как ночью звезды, а зимой метель и святки,
Люблю, как летом море, как восход и шторм,
Люблю безумно, безнадежно, без оглядки!
А я хочу тобой дышать, моя любовь,
В одной постели засыпать, и просыпаться,
Но ты так далеко, что плачет сердце вновь
От виртуальных правил порознь оставаться.
Но все равно люблю до пламени в груди,
Ты огоньком соблазна разжигаешь сердце,
И даже километрам жар не остудить,
Когда чиста любовь как слезы у младенца.
А я хочу тобой дышать, моя любовь,
В одной постели засыпать, и просыпаться...
Любить тебя как утром кофе с молоком
И сладострастно целоваться… целоваться!
Фантазия любви
Над крышами домов зари вишневой спелость.
И сладко-кислый сок нас опьянил опять.
Случайный поворот — судьбы закономерность,
И стрелки на часах вмиг повернули вспять.
Я губы целовал бесстыдные бесстыдно,
Капризы двух сердец разбитых выполнял,
Когда алмазы звезд Пегас из-под копыта
С подковой золотой на счастье выбивал.
Ты мне клялась в любви, божилась, в небо глядя,
И я шептал в ответ безумные слова:
«Люблю тебя до звезд, и небо пядь за пядью
С тобой мы облетим на крыльях волшебства».
Моя маркиза, ночь… нежна и сладострастна,
И будто в первый раз по Млечному Пути
Ступали босиком, и не было прекрасней
Фантазией любви написанных картин.
Полетели!
Закрываю глаза,
и ковер-самолет из восточных легенд меня манит
Облететь целый мир
от луны до луны, что горит спелой грушей,
Чтобы звезды в озерах небесных высот
как ромашки смогли одурманить
Красотой молчаливой мою зачерствелую грустную душу.
Поддаюсь уговорам,
и мгла карамелью течет по лиловому морю,
И на глади зеркальной
кувшинками звезды мерцают эффектно.
Я лечу будто птица,
и мчатся за мною вишневые сладкие зори,
И галактика кажется вкусной
с фруктовой начинкой конфеткой.
И уже от души отлегло,
и грустинка последняя тает на солнце.
Под волшебным ковром
облака-скакуны рвут финальную ленту.
И опять загораются звезды в ночи,
и на белом коне марафонец
Догоняет меня и вручает ромашки из трех элементов!
Одурманена я,
и ковер-самолет, будто в ванне вода, по спирали
Закружился, а принц
поднимает с лица стальной шлем — свою маску.
«Я люблю тебя» — блещут три слова
огнями янтарной космической дали,
И ведет незнакомец меня
под грушевой луной в царство сказки.
Любимому сказочнику
Как же хочется сказок и секса с рассказчиком
При зажженных аромасвечах в ванной комнате,
Сильных рук и по телу блуждающих пальчиков,
Искупаться опять в дикой страсти как в омуте.
В лабиринте безумства на части расколотом
Искать выход, и слепо, на ощупь запутаться.
Специально поддаться, купиться на золото
Поцелуев Венеры шалуньи-распутницы…
Вновь наполнена ванна до края, но холодно…
В каждой капельке пламя свечей скачет мячиком…
То алмазные слезы сверкают… и солоно
На губах из-за долгой разлуки с рассказчиком.
Седая пианистка мужу
Ревнуй меня к нотам в альбоме советском,
К мелодии старой как древняя Русь,
Ревнуй будто ветер к окну занавески,
Ревнуй как хозяйку к черемухе гусь.
Сержусь, что меня не ревнуешь как прежде,
Что пламя в глазах затушил быта дождь,
Что на остановку, как с части проезжей,
С безумной любви перешли ни за грош.
Давно я к роялю на пушечный выстрел
Не смела ни ночью, ни днем подойти.
Теперь допоздна как в беседке тенистой
Играю ноктюрны дождей ассорти.
И нежность, и ласка, и майские грозы…
Ревнуй меня к музыке. Я влюблена!
Искала дорогу из жизненной прозы,
Когда между нами вздымалась стена.
Быть может, утрачена ревность, как время,
И ты не услышишь рояля мольбу…
Мне клавиши пальцев твоих не заменят,
Тебя больше музыки, муж мой, люблю.
Я говорю сама с собой
Я говорю сама с собой в томительном покое
Дождливых вечеров и пасмурных рассветов,
На монологи, на печаль, на небо колдовское
Взрослея каждый раз со странностью поэтов.
Я говорю сама с собой как птица в тесной клетке
С железным прутиком и с зеркальцем-звоночком,
На взмах крыла, на нелюбовь, на горькие таблетки
Взрослея день за днем, взрослея ночь за ночью.
Я говорю сама с собой как во дворце принцесса
С учителем в очках занудным и болтливым,
На боль, на полночь без луны, на взгляд без интереса
Я стала старше той, какой в тебя влюбилась.
Мечта, которой нет
Сказать, не манит сад цветеньем яблонь,
Склоненных живописно к тыну из ольхи,
Могла бы, только сердце жутко зябнет
От перетертых мук до пепельной трухи.
Стою, вдыхая одинокой птицей
Весенний эликсир, как смертоносный яд, —
Этюд былой любви не повторится,
Хотя без изменений листья шелестят.
Да, манит, в меланхолию толкая,
Как в черный пруд, где лотосов растаял след,
Но не найти, на вёсны не взирая,
Мне ни в одном саду любовь ушедших лет.
И оттого не радостно, а грустно
В молочном облаке из нежных лепестков
Разглядывать волшебное искусство
Перерождения уныния в восторг,
Искать как тень под царским цветом яблонь
Возможность стрелки на часах сорвать с резьбы,
Чтоб кораблями возвратились в гавань
Мечты с круизов по превратностям судьбы.
Ты все и ничего
Ты все и ничего…
Вода в пустыне, в тундре — акваланг.
И нужен, и причины нет платить двойную цену.
Я укололось сердцем о напольную драцену,
Взвалив на плечи дом, как небосвод — Атлант.
Ты все и ничего…
Последний штрих, не начатый эскиз.
И есть, и нет в пространстве утомительного быта.
Тобой как Клеопатра египтянами забыта…
И виновата без судебных экспертиз.
Ты все и ничего…
Пылинка в свете солнечных лучей.
И золото, но на паркет ложишься слоем сажи.
Любовь как эйфория от картин на Вернисаже
Со временем иссякла в холоде ночей.
А раньше ты был всем…
Огнем на фоне вечной мерзлоты,
Неувядающим подснежником на склоне лета,
Придуманным романтиком под дулом пистолета
В руках коварной и причудливой мечты.
Ты все и ничего…
Хоть скользкий и колючий словно ерш.
Надежды в хлам, в тартарары летят былые чувства.
И несмотря на то, что в нашем доме стало пусто,
Ты все равно здесь в каждом шорохе живешь.
Когда любовь уйдет
Когда любовь уйдет в ненастный поздний вечер,
По всем законам лирики начнется серый дождь,
И грусть по каждой клеточке,
По капиллярной сеточке
Наполнит тело холодом с макушки до подошв.
Я сяду на диван — обнимет плед в квадратик —
Традиционный атрибут томительной хандры…
И разберу по ниточке,
Как гвозди на калиточке,
Причины медно-ржавые сквозной в душе дыры.
Захочется реветь и боль смывать слезами,
Наполеон с орешками, в полоску мармелад,
И под дождем без зонтика
Я в магазин «Экзотика»
За вкусным настроением пойду с собой вразлад.
Домой вернусь с вином уже совсем другая –
На мелодраму старше став за горькой ночи треть…
И буду по минуточке,
По зернышку, как уточке,
Давать возможность разуму разлукой отболеть.
Не пара
Явилась. Яркая, роскошная… Блондинка!… Фея!…
Из аксамита платье… Царская походка… Хороша!
Смеялась, глазками стреляла и, слегка краснея,
Искала в соловьиных рощах и в утиных камышах
Его — распутного, непостоянного, как ветер,
Потерянного в колосистой ржи и в разноцветье трав,
Вдоль рек и в смешанных лесах… Но не был ей заметен
Ни малый след — ни тени Лета посреди сухих дубрав.
Отчаялась, и дождь заплакал, жалобно мурлыча,
Как черный кот над тем, что не пушист, не бел и не любим…
Не золотая Осень — дева старая в обличье
Горбатой нищенки рукой коснулась пламенных рябин.
Горели ягоды рубинами на фоне стужи…
А Осень зябла в серости, не в силах успокоить боль…
В лохмотьях, невеселая… Он больше ей не нужен.
Увяло тело, как цветок… а все могло бы быть… Могло ль?
Карамельная осень 
В карминовой карете королева Осень
Над карамельным краем кружит журавлём.
Караты зорь рубиновых сжигают просинь,
И вечер смотрит кареглазым октябрем
На коромысла золотых кленовых листьев
Меж прутьями коричневых каркасных свай,
И на рябиновые кегельные кисти,
Сбиваемые криком караульных стай.
Карибские узоры кружевом на мяте
Мерцают и горят с кристаллами росы.
Коралловый паслён в порывистых объятьях
Роняет краски карнавальной красоты
На вьющийся ковер каракулевой степи,
Покаранной стеклянным солнцем за кутёж
И выцветшей до бронзы корабельной цепи,
До платины капризных неумытых звезд.
Все краски октября в одном пейзаже ярки:
Корица и янтарь, шафран и терракот.
С размахом царским Осень делает подарки…
Чтоб помнили о ней и ждали целый год.
Муза и Пегас без крыльев
Обветшалыми стали волшебные крылья,
Только серые тряпки да ржавый каркас…
Не летит, а с трудом волочится по пыльной
Вдохновений тропе с моей Музой Пегас.
Хоть на гуще кофейной, хоть к зеркалу свечку —
Не видать просветленья, гадай не гадай.
Не в ромашковом поле — у высохшей речки
Шьет эпистолы Муза трагедии в дань.
В них ни розовых зорь, ни хмельных поцелуев,
Лишь тревожная бледность пожухлой степи,
Пустота; с меланхолией Муза горюет,
Что без крыльев Пегас никогда не взлетит.
Рафинадом растаяли в омуте мыслей
Страсть былая и ворох восторженных слов —
Она тоже слаба, ей уйти б по-английски,
Но превыше всего к стихотворству любовь.
Пусть и радостных чувств обрисовкой не блещет,
Монологи минорной мелодией жгут…
Моя Муза из рода настойчивых женщин —
То стихи вышивает, то конский хомут.
Крылья ношей до слез бесполезной сорвала,
И кирасу почетных доставщиков муз,
И ведет налегке по горам-перевалам
Скакуна удалого с подъема на спуск.
Открываются взорам зеленые дали,
На скалистом хребте водопадов каскад.
Амфибрахием пишет мне письма: «… вандалы
Могут крыльев создать колдовской дубликат…».
Не сдается и верит, что сможет до Марса
На Пегасе лететь, обгоняя века,
Посылая с небес фолианты романсов
И бессмертные строки поэтам как я.
Небо
Я не искала повода отбросить
Как мяч футбольный мысли в неба проседь…
Оно нависло, грузом серебра
Прижав к асфальту тошнотворный страх
И грязную затрепанную осень;
Его смертельно-бледный вид несносен,
Как сердцу — зачерствелая хандра…
Забытое в тоскливых вечерах
Я не искала…
Упрек больной души многоголосен,
Как эхо между трех высоких сосен
У пропастей в затерянных борах,
У бездн морских, в нехоженых горах,
Где отголосков грусти старых вёсен
Я не искала…
Соловьиное рондо
Мелодией романса пылко-страстной
Твой голос разбудил во мне прекрасной
Царевной спящую любовь-морковь,
И косы — шелковые нити, вновь
Сплетаются в стихи единогласно.
Темницу солнца отблеск ананасный
Согрел как вúна ледяную кровь…
К витку весенней неги подготовь
Мелодией.
Без устали внимать тебе согласна
Под ореолом месяца атласным.
И вечером, и утром празднословь,
Неся с собой бессмертную любовь
Дубравной, соловьиной, первоклассной
Мелодией!
Алмазный снег
Алмазный снег на ржавые перила
Роскошно лег, и блеском ослепила
Художница-зима, сквозь складки штор
На скучных стенах сказочный узор
Рисующая сочностью акрила…
Вплетала семицветики в ветрила
И звезд ромашки — в зеркала озер…
Ей подавал уроки ревизор —
Алмазный снег.
Художница его боготворила:
В картинах магия времен царила…
И словно виртуозный фантазер,
Как девочку слепой гипнотизер
Вел за руку с проворством бомбардира
Алмазный снег.
Не одиночество
Сотни длинных рук, прозрачных и худых,
С жадностью прожорливой волчицы
Рвут ночную темень тряпкой в лоскуты,
Обнажая свет молочно-белый.
Скрыл за грязным покрывалом чистый круг
Иллюзионист, парящий птицей, —
Гаснут бренно очертанья диких рук…
Воссоздастся и без ниток темень.
Ночь сольется с мраком каждого угла,
В ужас чернота окрасит стены —
Хлопнет крыльями трехглавого орла
Дух поэта, и одной не страшно.
Беспроглядность строчками стихов овьет…
Пусть луна ручища тянет снова —
Мне хоть тьма, хоть свет, хоть пламя, а хоть лед,
Если мой орел как бог лелеет.
Вместо роз поляны васильков и мак…
Руки — струны музыкальной вишни,
Осыпаемой мелодией впотьмах…
Я не сплю и в черном вижу нежность.
Мне ее рисует красками зари,
Перья окуная в бесконечность,
Гениальный спутник, даже целых три —
Музыкант, художник и писатель!
Как могу бояться черной западни?
Одиночество — неверный термин,
Потому что люди могут быть одни
Лишь когда не верят, что не одиноки.
Сквозь призму времени
Как будто в прошлой жизни влюблена
Была до кончиков ресниц стыдливых,
И зимний сад благоуханьем сливы
Лиловые картины рисовал.
Как будто злые чары колдуна
Усилили дыханье зимней стужи,
И синий лед танцующие лужи
Зеркальными пластинами сковал.
Как будто я придумала весну
В глубоком сне, чудесном и печальном,
И в сердце дверь, как лампою паяльной,
Прожгли до нестерпимой боли ран.
Как будто я жила сто лет в плену,
И о свободе тайно не мечтала —
Любовь была достойна пьедестала,
А угодила забытью в капкан.
Зоркое сердце
Глазами не увидеть любви пьянящей силу,
И только зоркость сердца острее пиков скал.
Ни ястребам, ни совам, наверно, и не снилась
Возможность видеть сердцем созвездий карнавал.
Вдыхаю запах ночи, по-майски терпко-сладкий,
И на качелях в небо довольная лечу:
Со мной не принц в короне из романтичной сказки —
Со мной завоеватель и редкостный молчун!
Но я его секреты читаю, будто с книги,
И кончиками пальцев касаюсь сжатых губ…
Молчать о самом главном и сохранять интригу
Он все равно не может,
А я увидеть сердцем любовь его могу!
Осенний полёт
Закатом золотятся кружева гардин…
Под мутным небосводом затенённый дворик
Меняется редеющей листвой рябин
И сложностью её фривольных траекторий.
Негромко меланхолия стучит в окно
Порывами отравленного тленом ветра,
И в море сожалений, как сходить в кино,
Зовет купаться плед из шерстяного фетра.
По памяти — неувядающим цветам,
По ярким незабудкам — расписным закладкам,
Порхать и возвращаться в юность, где губам
Без чая с бергамотом горячо и сладко,
Пришла сентиментальная пора, но жаль
Ночей, растраченных на слезы крокодильи,
И слышен не печальной Страдивари альт,
А шорох за плечами распрямлённых крыльев.
Я всё преодолеть смогу — почти смогла…
Июльская гроза лечила светом молний
Обманутое сердце, и напополам
Со мной делили горе пламенные полдни.
А осень настроеньем черным, как ятовь,
Дала мне титаническую силу — птицей
Из пропасти, где похоронена любовь,
Взлететь. Осталось выбрать платье и решиться.
Страдивари* — имеется в виду скрипка.
Фетр — сорт войлока, изготавливаемый из тонкого пуха кроликов.
Ятовь — глубокая яма на дне реки, куда заходит зимовать белуга и осетр.
Стихи
Когда остынут звёзды, по-королевски поданные к виски
С тоской в бокале, кубиками льда и переспевшей вишней,
Проникнет в комнату рассеянный рассвет
босым мальчишкой,
И словно на песке следы оранжевых шагов неслышно
Оставит на годичных кольцах пыльного паркета, близко
От изголовья не расстеленной кровати и комода,
Где тусклый свет из абажура расписного красит воздух,
Еще пропитанный ночной прохладой, с ароматом поздних
Зеленых яблок, что глядят задумчиво гигантской гроздью
Сквозь приоткрытое окно в тетрадку с музыкальной одой.
Качнется кресло с деревянным скрипом, в такт осенним
ветрам,
И паутинки на янтарных дугах вздрогнут ланью снежной.
Им что стихи в тетради, что недорисованный подснежник —
Всё рано или поздно ляжет стопкой в шкаф, где боль и
нежность
Никто не сможет распознать под пепельно-пожухлым
фетром.
Но зашуршат листы, с ослабленной руки срываясь на пол,
Несложенным корабликом на море пламенных агатов,
В которых светится бенгальскими огнями каждый атом,
И юноша-рассвет, без двух минут жених, без трёх —
женатый,
Разучит пятистопный анапест, и мишкой косолапым
Заденет колокольчики на шторах, торопясь исчезнуть…
Растает тонкий сон под звуки ласковой виолончели,
И поэтесса во хмелю стихи разложит на фланели
Ночной рубашки той, в которой улетала на качелях
В далёкие миры воспоминаний скромных и помпезных,
И улыбнется небесам — сетям творений соль-диезных.
Переболит
Самое светлое в осиротевшей каморке —
рубашка на мне
и серебристое яблоко
на неразлучном и преданном друге.
Место рубашки
пустует в шкафу,
где костюмы к костюмам тесней
жмутся как серые голуби,
тщетно спасаясь от дьявольской вьюги.
Место для друга
на скомканном пледе,
на крае понурой тахты,
в давних ожогах от кофе,
любимого тем, кто теперь обжигает
знатный топчан с кружевным балдахином
«мадам неземной красоты»…
Серость пространства не красят пионы
на праздничном шелковом мае
пододеяльника.
Не застилаю постель.
Беспорядок, и что?
Комната стала убогой
без солнца и ласковой палевой кошки,
греющей раньше пушистую шерсть
между двух орхидей высотой
в «Башню Халифа»
с плаката, висящего шторой на южном окошке.
Мыслей не скрасить
рассеянным взглядом на улицу в хмурых тонах,
где от оранжевой осени
только пожухлые клены и небо —
мутная сепия…
бьется дождями в окно и давленьем в висках,
а на душе пустота,
будто старый умелец забрасывал невод.
Пусто,
и стыдно расправить поникшие плечи,
чтоб выпрямиться,
будто увидят мою пустоту
как кусочек груди неприкрытой
мрачные стены,
и треском глухим
унизительным
выплеснется
смех пожелтевших обоев,
размытым рисунком лесных маргариток
люстра качнется,
от смеха чуть на пол не падая.
Страшно до слёз.
Рана в душе глубиной в Марианскую впадину
щиплет и колет,
мазью не лечится, травами тоже,
работой с утра и до звёзд,
даже походами по магазинам —
ничто не спасает от боли,
и не заполнить дыру
ни конфетами,
ни мармеладным суфле —
временно яблоком,
но непременно надкушенным с правого бока.
Там за экраном
безбрежный и солнечный мир предложений извне:
то сковородка в подарок,
то книга рецептов…
а мне одинокой
ужин готовить уже две недели как некому.
Я же сыта:
кашей овсяной без соли и сахара,
грустью, обидами, бредом…
Пусто в душе, в холодильнике…
мне фиолетово.
Буду мечтать
в комнате с тусклым светильником
и раритетным комодиком деда,
где грампластинки времен Магомаева
шепчут, что скоро апрель.
Станет ли проще смириться, не знаю.
Ковер еще пахнет шафраном —
самой желанной приправой к омлету
любителя кофе в постель…
Надо сменить…
и обои…
Привыкну одной засыпать, и воспряну…
Вышью пионы
простыми стежками
на белом льняном полотне,
рыжего принца
возьму в переходе,
и, верю, отступят недуги…
Ну а пока,
в спальне
самое светлое — кляксы:
рубашка на мне
и серебристое яблоко
на неразлучном и преданном друге.
Другу
В память Денису Валентиновичу Устинову
(Рыцарю Печального Образа – Lipatut)
Ты не был мне чужим. Пусть лично не знакомы,
У нас был общий мир — без масок карнавал.
О жизни и любви, о всяком разговоры…
Ты не такой как все. Добрее. Но финал —
Вне расписаний боль. Я помню, сколько писем
Писалось в столбики стихами о любви…
Как страшно оттого, что не от нас зависит,
Кому из жизни раньше суждено уйти.
Присядь. Поговорим. Невидимой ладонью
Коснись немой клавиатуры — в тишине
На белом мониторе пароходик сонно
Нам улыбнется в память о былой мечте.
Мечтам, которых было море с половиной.
Я не услышу твой печальных вздох… и жаль,
Что мы с тобой не говорили у камина
И называлась наша сказка «Virtual».
Я руку нА сердце. Невольно льются слезы.
Ты был и есть, мой виртуальный друг и брат.
От горя русские в моем краю березы
Донбасса земли безутешно окропят.
Рожок
Как же вам не облизнуться, глядя на меня,
Няшного из спелых ягод, льда и молока!
Какаду и тот хотел бы — к старту, ребятня!
Нямки-нямки! Я вкуснее каш наверняка!
Камуфляж из свежей вафли — как не похрустеть!
Тетерев в лесу на елке прекратил бы петь,
Петушок опять бы горло застудил в жару.
Руки выше! Всех детишек вместе соберу!
Ручейком по подбородку пусть течет сироп,
Ропотливо смотрят мамки — это ерунда.
Даже сладкие ладошки вовсе не беда!
Дабы вкусом насладиться смог и мизантроп,
Троп немало истоптали, возвели дорог!
Рог, наполненный десертом, — самый лучший рог!
О верлибре
Найти жемчужину среди ракушек бурых,
Разбросанных скупой фантазией волны,
Верлибрами на форумах литературных,
Трудней, чем долететь креветке до луны.
Искусственные крылья, спутники, ракеты,
И можно вместо звезд на ветках сфер висеть,
А липовые перлы в стихах верлибр-поэта —
Лишь тина вместо рыб наполнившая сеть.
Стимул и репутация
Расчетливый Иван, желая процветания,
Престижный бизнес в сельском клубе развернуть был рад,
Охулки на руки не клал*, но почитания
Не заслужил — народ прозвал «скупой дегенерат».
Для уважения к своей персоне, видимо,
Иван стал распыляться во все стороны рублем,
Но расточительность из скупердяя в лидеры
Не привела — прослыл он сумасшедшим бобылем.
В погоне за возможностью подняться заново
Открыл в подвале цех по производству фонарей.
С тех пор прозвали Ваней — солнышком Каймановым.
Да будет имя доброе всех стимулов важней!
*Не упускал своей выгоды.
Курятник
Ночь недобрая ложится на усталый двор,
Где с утра кукушка лживо хвалит петухов.
Греет уши лесть.
Честь имеют кланяться пернатые стрижи.
Восхваляют без конца. Ни часа безо лжи.
Что им соловей?
Восхищаться трелями абсурдно и смешно.
Их курятник — целый мир, а соловей — ничто.
Разогнали облака ветра стихийных драм.
Белый ворон на слова не скуп и так упрям:
«Сколько можно врать?
От вранья и сладкой лести мнить себя творцом
Гениальных текстов песен, выглядеть глупцом?
Греет уши лесть?
Холодна душа павлина, как ты не хвали.
И кукушкам не под силу взгляды изменить».
Перелет
Над торфяным болотом стая клином
Рисует в лунном серебре побег
Из плена ржавых листьев с паутиной,
Как зверя первобытный человек.
И угол над чертой зловещей грязи
Все больше, и все дальше сосен строй
От воспаривших птиц, игрой фантазий
Построенных звенящею волной.
Не отстает и вереница с новичками.
Финальный взмах, и высота взята.
За чернотой как за семью замками
Распахнуты в грядущее врата.
Звонок на край Земли
Между мной и тобой миллионы жужжащих колес
Серпантины асфальта прилежно утюжат,
Миллионы дождей непослушностью девичьих слез
Нашу встречу рисуют в обманчивых лужах.
Я полночным звонком потревожить покой твой боюсь,
Будто гулом турбин доминошную стену,
А в руках телефон пропускает, как якорный клюз,
Вереницу желаний шальных и священных.
От меня до тебя сто ударов в минуту в висок,
Дико пальцы дрожат… Как бы нЕ ошибиться,
И услышать чужое «Алло» вместо ласковых слов,
Если вместо десятки набрать единицу.
Восемь, десять… ладони предательски влагой блестят.
Разбужу! Всколыхнет твой покой поздний вызов!
А сама… утопаю в волшебных мечтаньях опять…
«Ты не спишь, Василёк?» — «Уже нет! Но был близок…»
Ну и пусть между нами вселенной холодная даль:
Океаны, моря и чужие границы —
Я тебя миллионы ненастных ночей буду ждать,
Чтоб однажды с тобой воспарить в небе птицей.
Не помнить утра
Жизни верь: она ведь учит лучше всяких книг. Гёте И.
Странно, наверно, не помнить, с чего начинается утро…
Яблочной свежестью сада была я на крыше в Китае;
Соком алоэ в аптечках кают Христофора Колумба;
Пеной взбиваемых сливок и брызгами яда кураре;
Горным цветком на вершине, вершиной под горной лавандой;
Жгучей крапивой и плодом с сухими, как лист, семенами.
Солью морской я лечила людей, не умеющих плавать;
Из элементов природных рождала системы сознаний;
Не волшебством добивалась чудес на зеленой планете.
Вазой была на столе я и крепким столом под той вазой;
Астрой на стебле ветвистом и веткой к окошку склоненной;
И колокольчиком звучным на радужной фенечке хиппи.
То уголек, то кострище в свирепую бурю несчастий;
И звездопад над мостами, и мост в запоздалую сказку;
Я миллион откровений, маяк кораблям и акулам.
Статуей в храме, я помню, ловила и якоря скрежет,
И якорями касалась заросших камней в тихой бухте.
Долго хранила в кармане печали всех загнанных в угол:
И королевы, и няньки, и рыцаря в ржавых доспехах…
Странно, наверно, не помнить, с чего начинается утро…
Эхо людских надежд
Надежда подобна ночному небу:
нет такого уголка, где бы глаз, упорно ищущий, не открыл,
в конце концов, какую-нибудь звезду.
Октав Фелье
Звали меня, и спешила рассветами яркими в помощь;
Длинными реками в море печали с собой уносила;
Тысячи раз повторяла я в бури маршрут Магеллана.
Лужей была в Колорадо и в луже жуком колорадским;
Мрущим как муха индейцем и мухой в тарелке Менданья.
Камнем мечети в Египте озябшим тепло отдавала;
Илом во время разлива питала голодные почвы;
И бедуином, и птицей в пустыне искала прохладу.
Ходом была шахматиста и шахматной партией жизни;
Солнцем на медной монете и медью, расплавленной солнцем.
Пламя в холодные ночи одной лишь искрой разжигала;
Звездами людям дарила мгновения тайных желаний;
Зрелищем огненных красок вселялась я в души китайцев.
Светом луны серебристой и слитком была из металла;
Бисером мелким на нитях и нитью на левом запястье.
Силой сменялась и болью, меня отрекались солдаты;
Запахом Родины снова входила в их черствые мысли;
Скоростью ветра при шторме взлетала и падала снегом.
Песней была материнской и матерью песен о главном;
Голубем белым на крыше и крышей с белеющим флагом.
Мечтательница
Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей... но в искусстве обмануть нельзя.
А.П.Чехов
Танец живых воплощений из снов фантастически ярких
Манит сквозь сотни барьеров, чтоб стать удивительной парой,
В золото сказочной ночи умчаться на белом Пегасе
И под цветами глициний найти долгожданное счастье…
Грезы пришли из новеллы, написанной нами однажды
В полночь, когда ты мне «Здравствуй»
пропел полевыми ветрами,
И в фиолетовом море ромашек, гвоздик и тюльпанов
Нас накрывала влюбленность, сильнее девятого вала.
В жизни такого не будет… Иллюзии слишком прекрасны:
Встреча и сладкие губы, несмелые нежные ласки…
Сотни ночей обменять бы на чудо с тобой повстречаться
В нашем придуманном рае под бликами звезд настоящих.
Звон колокольчиков в травах озвучил бы наше свиданье.
Шли бы по гальке прибрежной к беседке босыми ногами.
Ветви склонила бы ива к потоку зеркальной прохлады.
Нам бы под тенью кудрявой открылась просторная зала.
В платье летящем, как дымка, с тобой закружилась бы в танце,
Если бы… если бы только мечтания наши совпали…
Нас же на утро разбудит на разных полотнах реальность,
Ты — кисти Аллена Бентли, а я — Оноре́ Фрагона́ра.
Художник и кузнец оранжевого счастья
Знаешь, как пишется счастье? Любовь? И непрошеный кризис?
Ручкой?! На белой странице во время грозы небывалой?!
Если подумать, то счастье не каждый способен увидеть,
Словно цыпленка под Солнцем оранжевым утром в пшенице.
Значит, писать его нужно янтарными красками в сердце,
Так, чтобы золото колом тебя до мурашек пронзало.
Если не чувствуешь кол ты, то пишешь неправильно счастье.
Дальше, любовь — это мука, сердечная, терпкая, злая;
Капли расплавленной бронзы в руках умиленной девчонки;
Алый закат над вулканом, сочащимся жгучею лавой…
Чтоб передать всю коварность, не хватит кровавого манго.
Может, поэтому часто любовь не настолько прекрасна,
Если с неправильным цветом янтарное смешивать счастье.
Кризис — печаль в результате не той консистенции красок.
Он красноватый как раки на черной тарелке с укропом.
И не любовь, и не счастье — облезлый петух на болоте.
Вот что бывает, когда ты не знаешь, как пишется счастье.
С тонкими ножками Цыпа в пушистом махровом халате.
Вот что бывает, когда ты не знаешь любви безрассудной…
Куй свое счастье с любовью! И сердце оранжевым будет!
Родине
В Женевском озере утонет серп луны,
Белее ночи на Дворцовой в Петербурге…
От европейской сказки сходу приуныв,
Грущу по Родине с пристрастьем драматурга.
Как сочным персиком я наслажусь тоской…
Поэтам я коллега по несчастьям сладким.
Рассвет забрезжит в сонных окнах золотой,
А я с судьбой в который раз сыграю в прятки.
Я упускал моменты сотни тысяч раз…
Но я старался, видит Бог, старался, верил,
Что ни один «чрезмерно умный» лоботряс
Не увернется и заплатит в полной мере
За каждое фиаско, за седую прядь…
Да разве я дурак бить в грудь себя, зверея?
И пусть студент «не террорист», но я молчать
О явном не умел и вряд ли впредь сумею.
Несостыковки шли во вред. Я не везуч,
Но добросовестно к работе относился:
Порой недосыпал — искал к загадкам ключ,
А «Искры» мокли на бетонных плитах пирса.
Газеты разлагали серые умы,
И революция грозой клеймила небо.
Облавы были результатами скудны,
Хоть вовсе брать с поличным бунтарей не требуй.
Я о медалях за заслуги не мечтал.
С презреньем наблюдал за жизнью в царстве невском,
Как пропаганда из листовок в устный шквал
Скачками семимильными летела. Мерзко!
Ах, до чего тупой народ! Ни дать, ни взять.
И генерал ничем не уступает сброду…
Я справедливостью как женщиной был пьян,
Марионеткой был и алчным кукловодом.
Но, видимо, рожден я в несчастливый час:
Все валится из рук, хотя стальные пальцы…
Я шайку коммунистов из элитных масс
Блестяще обезвредил, но вот продержаться
На важной должности не смог… но не беда:
Недолго, но я был героем легендарным.
Теперь же, как птенец, что выпал из гнезда,
Грущу по Родине с латунным самоваром.
Lichenes
Я путешествую из лайды* в мир хрустальных рек,
Оттуда — к обнаженной гальке тихого залива,
Где пары ситцевых гагар вальсируют под ивой,
А в камышах не дремлет вечный хищник — человек.
Лихой закат ласкает ветку кедровой сосны,
Застывшую на тростниковой сцене изваяньем.
Над ней стрекозы синие короною венчальной
Порхают как над девицей невиданной красы.
С любезностью лакеев и напудренных прислуг
Береза в белом фартуке зеленой шалью машет,
Как будто ей — трухлявой даме — статуе на няше*,
А не бантам лишайника, поросшего вокруг.
Мечтающим коснуться звезд, я знал его юнцом…
На золотой ладье навстречу ветру и усладе
Он плыл, на елей караул торжественный не глядя,
Как чемпион… Герой! Да стал коряге кружевцом.
Отпустит ли? Оставит ли как юбку при себе?
О том пескарь гадать не будет на дубовых рунах,
Но может быть на дне речном таинственный рисунок
Пророчеством окажется внушительных побед.
* Лишайники (лат. Lichenes) — симбиотические ассоциации грибов (микобионт) и микроскопических зелёных водорослей и/или цианобактерий (фотобионт, илификобионт);
** ЛАЙДА — иловатая прибережная мель, обнаженная отливом;
*** НЯША — ил, грязь с тиною, жидкое, топкое дно озера; вязкая, жидкая топь.
Никогда
Вот и всё. Плачет скрипка за окнами.
Отцвела хризантемой шальная любовь.
И нет смысла до встречи вычеркивать
Календарные числа дрожащей рукой.
Не придёшь. «Никогда» было сказано
Рассудительным тоном, ударом в лицо.
Будто дьявол, бегущий от ладана,
Ты бесстрашное сердце спалила живьём.
Жжет в груди. Не кленовыми листьями —
Осень ломится в душу смертельной тоской.
И ложатся в тетрадь строки искренних
Сожалений о том, что не будем вдвоём.
Никогда. Под алмазными звёздами
Не испить нам с тобой колдовского вина.
И в осеннюю ночь возрождёнными
Не любить, как любили друг друга вчера.
Песня ночи
Царица Селена под парусом звёздным
Холодной ладонью держала штурвал,
И плыл над землёй галеон виртуозный,
И ангельский голос покой разрывал.
По черным ветвям жакаранды лиловой,
По белым березам и лоску убранств
Звенел первой скрипкой и ласковым словом,
Ручьями и реками жгучий романс.
Ой, лю-лю! До рассвета во хмелю!
Лютики в русу косоньку вплету!
Ой, лю-лю! С ветром в поле пошалю!
Люрексом разошью ковыль-фату!
Игривые грёзы смелы и цветасты.
Заслушавшись, били фонтаном киты,
И радугой искры ложились на пальцы.
Всё небо сияло в лучах золотых.
Всей грудью царица вдыхала веселье
Из воздуха с майской душистостью роз,
А в мыслях качалась в саду на качелях
В оранжевом цвете вечерних мимоз.
Ой, лю-лю! До рассвета во хмелю!
Лютики в русу косоньку вплету!
Ой, лю-лю! С ветром в поле пошалю!
Люрексом разошью ковыль-фату!
У пылкой царицы душа не стареет.
Коврами лужайка стелилась опять.
По трапу спускаясь застенчивой феей,
Селена спешила цветки собирать.
В хрустальных пуантах парила и пела,
Сбивала росинки, с задором летя.
Пока на фрегате царевич Вселенной
Не вышел невесту свою догонять.
Майское утро
Солнечный луч, небо пронзая,
Пел и плясал вестником мая.
Росы в траве, с утром целуясь,
Россыпью звезд гасли в лазури
Нового дня
С запахом майских цветов.
Розовый дождь в белых сердечках
Разрисовал двор и крылечко.
Все в лепестках майской метели,
И мы с тобой вновь захмелели.
Вновь захмелели…
Ласковый май,
Поэзия садов,
Волшебные мечты…
Ты и я под куполом весны!
Ласковый май,
Поэзия небес,
Хрустальные мосты…
Ты и я разлукам вопреки
Вместе!
Солнечный луч пляшет и пляшет,
Снова я пьян радужным счастьем
Встретить рассвет с феей из сказки,
Пить с нежных губ сладость и ласки
И утопать
В запахе майских цветов.
Ласковый май,
Поэзия садов,
Волшебные мечты…
Ты и я под куполом весны!
Ласковый май,
Поэзия небес,
Хрустальные мосты…
Ты и я разлукам вопреки
Вместе! Ты и я…
Отзовись
Алый парус рассекает мрак
В бухте романтических свиданий,
Где пылал любви моей маяк
Под мотивы гроз рукоплесканий.
Бури наполняли чернотой
Рыжих рифов каменные пики,
Щедро переполнила любовь
Сердце ностальгией разноликой.
Отзовись! О-уо-уо…
Разожги огонек поздней ночью!
Покажись! О-уо-уо…
Я забыть не могу тебя.
Отчего же ты меня не ждал,
Мой герой, на огненном драконе?
Отчего же ветер диких скал
Восседает на хрустальном троне?
Как тебя найти в кромешной тьме?
Звезды погасила злая стужа,
И звенит ее колючий смех
Льдинками по зонтику из кружев.
Отзовись! О-уо-уо…
Разожги огонек поздней ночью!
Покажись! О-уо-уо…
Я забыть не могу тебя.
Жду, перчатки сжав одной рукой.
Неужели ты меня не любишь?
Я дрожу натянутой струной,
И тоска по сердцу бьет как в бубен.
Я дышала именем твоим,
А туман бесчувствием в затылок.
Ты как воздух мне необходим.
Алый парус к берегу прибило.
Отзовись! О-уо-уо…
Разожги огонек поздней ночью!
Покажись! О-уо-уо…
Я забыть не могу тебя.
На ладони линия не лжет.
Мне цыганка предсказала встречу.
Я тебя как песню с первых нот
Угадаю в темноте без свечек.
Пусть, как чай, давно остыл маяк.
Мне с тобой светло и в подземелье.
Лишь бы в томном взгляде не иссяк
Ореол любимого свеченья.
Майское венчание под звёздным небом
Вновь опьяненная страстью крепленою,
Чувствую терпкую сладость любви.
В майскую ночь, до небес вознесенная
Правом возлюбленной женщиной быть,
Об-ни-ма-ю
Крыльями бабочки плечи горячие.
В лунном свечении тает весь мир.
Ласки снимают корону безбрачия,
И нас венчает светил ювелир —
Царь все-лен-ной.
Нежность… соприкосновений…
И нас уносит в рай мелодия весны.
Взаимная любовь не просит подтверждений —
Стучат два сердца в такт, и мы озарены
Негой.
Мы неразлучные пленники времени.
Ночь бесконечная! С чем ни сравни.
Магия грез не иссякнет, уверена,
Если мы будем друг друга любить
Без-за-вет-но.
Кружит черемухи белое облако
Ветер в саду, где поют соловьи.
Шепчешь: «Люблю», и я, будто бы в обморок,
Падаю снова в объятья твои,
Мой лю-би-мый!
Нежность… соприкосновений…
И нас уносит в рай мелодия весны.
Взаимная любовь не просит подтверждений —
Стучат два сердца в такт, и мы озарены
Негой.
Весенняя метель
(романс исполнил Александр Шувалов:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/romans/1151795.html)
Я помню, белый снег
Ложился нотами на скользкие ступени…
Мелодию любви сыграла ночь для нас…
И как в одном порыве две сливались тени
Несдержанностью рек…
Я помню как сейчас…
Глаза закрыты. Вздох….
Дышать одной тобой не отучили вёсны.
И снова белый снег стежками лег на гладь.
Ты подарила рай, как вечность небу звезды…
И нас крылатый бог
Опять позвал летать.
В сопутствии ветров
На корабле-мечте взлетим над облаками…
Твой сладкий поцелуй с ума меня сведет.
В цветочные поля и в рощи с соловьями
С тобой, моя любовь,
Мы совершим полет.
Не бойся перемен…
Не снег, не мотыльки — белеют вишен ветки,
Нам нежно лепестками застелив постель.
С тобой забудем грусть разлуки злой и терпкой,
И пусть возьмет нас в плен
Весенняя метель…
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru