Юрий Валентинович Меркеев - Преображенный Николай - Юрий Валентинович Меркеев
Скачано с сайта prochtu.ru
Почти при всякой церквушке, пусть даже самой крохотной, есть свои постоянные приживальцы, то есть люди, лишенные жилья, документов, а главное – той тяги к жизни, что держит большинство наших соотечественников, что называется, на плаву. В молитвенном доме во имя святителя Николая, в котором мне как-то довелось подрабатывать сторожем, таким приживальцем был Коля, неизвестно откуда явившийся и сразу завоевавший симпатии прихожан своим кротким и смиренным видом. Никто не знал ни фамилии Коли, ни отчества. Даже настоятель храма отец Василий, пожилой добродушный священник, еще не утративший из своей речи старое нижегородское певуче – округлое «о», старался не тревожить Николая расспросами о его прошлом, очевидно, понимая, что прошлое Коли – тема для него крайне болезненная; и лучше, и полезнее будет до поры до времени эту тему не трогать. Так же, как все, отец Василий называл его просто Колей.
Недалеко от церкви находилась городская свалка бытовых и пищевых отходов. Иногда на время Николай исчезал из поля зрения прихожан, которые, как могли, подкармливали беднягу, и несколько дней проводил на свалке среди таких же, как он, опустившихся людей, близких ему по духу. У них там был устроен небольшой шалашик, где можно было укрыться от дождя, ветра и зноя; в этом шалашике варилась какая-то похлебка и почти всегда у обитателей свалки водилась самая дешевая вонючая самогонка, которая, тем не менее, была для этих людей слаще любого марочного вина, вкуса которого они уже давно не различали.
После своих визитов в мир свалки Николай всегда возвращался в церковь грязный, небритый, опухший, нередко с синяком под глазом, но всегда очень смиренный и жалкий… жалкий до слез. Через два-три дня Коля поправлялся, приводил себя в более-менее приличный вид и надолго прибивался к церкви, до тех пор, пока живущий в нем бесенок бродяжничества вновь не тащил его на свалку.
Я всегда с любопытством смотрел на Колю, потому как природа одарила его удивительно правильными и тонкими чертами лица, присущими людям породистым и интеллигентным; внешне он чем-то походил на актера Коренева, сыгравшего в молодости роль человека – амфибии. У него были ясные большие глаза небесно – голубого цвета; густые рыжеватые брови, ползущие к переносице вверх, отчего выражение лица было трогательным и наивным как у ребенка; высокий открытый лоб и узкий аккуратный подбородок. Мне иногда казалось, что в своем далеком детстве бомж Николай, вероятно, выглядел настоящим херувимчиком, золотоволосым кудрявым малышом с огромными чистыми глазами, аккуратно обрамленными загнутыми кверху ресничками.
Несмотря на мое любопытство, мне было как-то неловко заводить с ним разговоры о детстве. Полагаю, что тема эта и в самом деле была для него очень болезненной. Возможно, он родился и вырос в интеллигентной и благополучной семье, учился, получил образование, но затем не вписался в новую российскую действительность, разом все потерял и оказался на свалке. Сколько подобных историй можно было услышать от людей, оказавшихся на дне жизни… Обратил я внимание на один любопытный факт: из прихожан и работников церкви больше всех опекали его старушки и женщины зрелых лет. Очевидно, глядя на жалкого бродягу с наивным доверчивым лицом, в женщинах подспудно просыпался материнский инстинкт, и они, забывая о том, что Коля уже давно свыкся с образом жизни бродяги и нищего, опекали его как «сына полка», как приемыша, который нуждался в усиленном внимании и заботе. Но и Коля как будто понимал и стремился в их глазах выглядеть прилежнее, лучше. Женщины не успевали и рта раскрыть для того, чтобы попросить Колю в чем-то помочь им – вылить из ведер помои, вынести мусор, подмести двор, - как он уже торопился прилежно исполнить дело. Видимо, еще и за это Колю особенно жаловали в церкви, кормили его всегда с добавочкой. И даже отец Василий не скрывал своего доброго расположения к Николаю.
Иногда мне в голову приходили следующие мысли: «Вот образец смирения от нужды. Не всякий нищий сумеет не озлобиться на людей, не вознегодовать на богатых и сытых. Этот же вел себя так, будто понимал в отношении себя скрытый божественный промысел». Судьба лишила его семьи, думал я, крова, денег, успеха, работы. А он, приняв эти потери со смирением, наверное, уже никогда не возгордится, не потщеславится, не выпячет свое заносчивое «я». И какое может быть «я» у бездомного бродяги, который живет церковным подаянием? Так думал я, еще не зная, какой сюрприз, связанный с Колей, ожидал нас всех впереди.
Я никогда бы не поверил, что и в его плачевном положении возможны тщеславие и гордыня, если бы не увидел все собственными глазами. Боже, как мало иному человеку надо для того, чтобы страсти, питаемые, на наш взгляд, исключительно властью, большими деньгами, лживой похвалой, тонкой лестью, вспыхнули и в самом, казалось бы, безнадежно нищем бездомном бродяге. Воистину и в наше время назидательно звучат из глубины веков слова преподобного Иоанна Лествичника о «любезном для всех и лукавом владыке, чреве».
В храмовый праздник, на майского Николу, бездомного Колю пригласили в трапезную, чинно поздравили с праздником, усадили за общий стол, где обедал вместе со всеми и отец Василий, налили всем по бокалу кагора и… пиршество затянулось до самого вечера, пока раскрасневшиеся от сытости и вина прихожане не разбрелись по домам. Николай вел себя за столом прилично и с позволения настоятеля храма отца Василия стал трапезничать в церкви вместе со всеми регулярно. Староста Валентина нахваливала его за трудолюбие, за то, что он стал ухаживать за своей внешностью: регулярно умывался, чистил зубы, стирал свои старенькие поношенные вещи, - и всем прихожанам церкви было радостно преображение Николая созерцать. Все видели благостное, почти чудотворное воздействие на пьяницу и бомжа церковной жизни. В короткое время Коля поправился, отпустил животик и стал по-православному растить аккуратную рыжую бородку. Вскоре его было трудно узнать. Из жалкого грязного бомжа он превратился в благообразного православного, которого не знавшие его люди иногда принимали за дьякона или священника. Староста Валентина, с особенным умилением смотревшая на преображение Николая, теперь разрешала ему оставаться ночевать в церкви, разумеется, пока под моим неусыпным контролем.
Прошел месяц с начала преображения Николая, и этот месяц показал всем нам, что процесс обновления души бродяги и пьяницы проходил не столь сказочно, как поначалу всем привиделось. Буквально на наших глазах с Колей стали происходить такие метаморфозы, что никто из знавших его прежде смиренным и угодливым человеком и предположить бы не смог, что с ним будет. Сначала Николай перестал выносить помои из трапезной, важно заявив женщинам, что Господь сотворил мужчину не для подобных мелких забот, что «женщина есть производное из ребра Адама», и она была проклята за сорванное в раю яблоко, и обрекла себя на подчинение мужчине. Бабушки, опекавшие Николая, были так изумлены его важным речам, что не посмели ему перечить, увидев кстати, что и обликом своим Коля теперь стал напоминать не какого-нибудь бомжа, а истинного священника, иерея. Николай быстро вживался в новую роль. Иногда он повышал голос на трапезных работниц, указуя им то на плохо прожаренное мясо, то на не свежий хлеб, то на плохо вычищенную картошку, и все это, как ни странно, сносилось безропотными женщинами, вызывая в них безотчетный страх и благоговение перед преобразившимся Николаем.
Наконец, он стал раздавать советы некоторым из молодых прихожан в вопросах бытовой, семейной и даже духовной жизни. Кое-каким поверхностным знаниям он, очевидно, поднабрался, когда наблюдал за отцом Василием во время его душеспасительных бесед с паствой. До старосты Валентины, конечно, доходили слухи о странном поведении Николая, однако она не верила в это, пока не убедилась сама.
Как-то раз в церковь зашла молодая пара для того, чтобы поговорить с кем-нибудь из знающих людей по поводу предстоящего венчания. Отец Василий был наверху, в молельном зале, где служил панихиду. Молодые люди заметили сидящего на скамеечке важного рыжебородого Николая, который в очередной раз отчитывал нерадивых трапезных работниц. Они решили, что так может выглядеть только духовное лицо и, немного смущаясь, подошли к Николаю, не зная, припадать ли к его руке или обойтись уважительным поклоном.
- Что вам угодно? – строго спросил Николай.
- Мы бы хотели узнать, когда у вас можно обвенчаться, - робко спросила девушка, а красный, как рак, юноша зачем-то полез в карман за бумажником и протянул сотенную купюру.
- Это на храм, - пряча глаза, пробормотал он.
- Значит, венчаться хотите? – спросил Коля, аккуратно складывая сотенную бумажку и пряча ее в карман. – Что ж, это хорошо… Мда, хорошо… Венчаем в среду, пятницу и воскресенье. Нужно купить венчальные кольца и икону, которой вас будут благословлять родители.
- И все? – радостно спросила девушка.
- Что же еще? Ах да! Венчание стоит тысячу рублей. Оплату произведете в день венчания. Еще есть вопросы?
- Нет, - попятились к выходу молодые люди. – Бог спасет… Бог спасет…
Вся эта сцена происходила на глазах у старосты Валентины, которая направлялась в трапезную из молельного зала и случайно застала Николая за его наставлениями молодым. «Вот тебе и Коля – бомж, - подумала она. – Вот тебе и преображение…»
Когда отец Василий отслужил панихиду и спустился вниз в свой кабинетик, к нему вошла Валентина и рассказала обо всем, что только что увидела своими глазами.
Отец Василий, несмотря на кротость и добродушие, в праведном гневе был неукротим. Он выскочил с багровым лицом из кабинета, схватил оторопевшего Николая за шиворот и самолично вытолкал его за церковную ограду, попросив меня проследить, чтобы тот как минимум неделю не появлялся у церкви.
- Пустим, когда сообразит, за что изгнан, - проходя мимо меня, прошептал разгневанный отец Василий.
Что оставалось делать ошарашенному Николаю, который поначалу даже не понял, за что его подвергли такому унижению, выставили прилюдно за шиворот из храма? Конечно, омыть свое горе вином, тем более, что в кармане его рубашки приятно хрустела «заработанная» им сотенная. В общем, Коля пропал, очевидно, отправившись к своим друзьям на свалку.
Появился он через три дня – грязный, побитый, исхудавший, в порванной рубахе и совершено пьяный, в обществе опухшей, едва державшейся на ногах дамочки, похожей на существо третьего рода, ибо узнать в ней женщину было решительно невозможно. Парочка демонстративно продефилировала перед церковной оградой несколько раз. Остановившись напротив церкви, Николай гордо воскликнул, едва не уронив свою подругу:
- Эй, братья-славяне, глядите, как я гуляю! У меня жизнь вольная, не то, что у вас.
По потрепанному виду Коли можно было решить, что на его сотенную кампания учинила целую фиесту.
Прошло еще несколько дней. Идя как-то ранним утром на работу, я еще издали приметил у церковных ворот чью-то жалкую исхудавшую фигуру со смиренно протянутой за подаянием рукой. Подойдя поближе, я узнал Николая. По робкому выражению его глаз, раболепной позе трудно было представить, что еще неделю назад «преображенный» Николай командовал в церкви точно настоятель. Теперь он вернулся в свой первообраз жалкого до слез существа. Отец Василий, смягчившись, выслушал его покаянную исповедь и позволил ему кормиться подаяниями. Смягчились и женщины, которых Коля поругивал за плохо прожаренное мясо, и стали иногда пользоваться услугами Николая, который на лету хватал просьбы вылить из ведер помои или выбросить мусор и торопился их прилежно исполнить. Глядя на то, как постепенно Коля обретал человеческий облик, я подумал о том, что, наверное, второго такого «преображения» в жизни Николая уже не будет. Хотя кто знает? Кто знает? Кто....
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru