Бри Братья - Цветы на перроне - Бри Братья
Скачано с сайта prochtu.ru
Цветы на перроне

Космос радовался и тревожился. Он впитывал ещё одну мелодию любви. И, очаровываясь ею, делился своим восторгом с теми, кто провожает падающие в ночи звёзды. И, волнуя эфир тысячекратным эхом, дарил им эту мелодию, одну из миллионов, блуждающих в бесконечности.
Космос радовался и тревожился. Он улавливал историю любви, доносившуюся с планеты Земля, из сиротливого северного городка, из окна крошечной пятиэтажки, потерявшейся среди подобных ей.
- Лидочка. Лилия моя. Мне так хорошо с тобой... Отпускаю тебя до завтра.
- До послезавтра. Пора. Пойду.
Дверь за Лидой закрылась, и она осталась одна. И ступеньки повели её вниз… Что с твоим лицом, Лидочка? Что с твоими глазами, лилия? Неужели виноваты эти тусклые стены и эта серая лестница? Неужели это они обесцветили твои нежно-небесные глаза и затуманили мраком ласковый румянец твоих щёк?
Вот чьи-то шаги внизу. Они поднимаются. Ты напугана? Ты смущена? Шаги... выше... выше... Смешались с твоими. Оторвались. Отдалились. И умолкли, прихлопнутые какой-то дверью. A ты? Лида остановилась и осмотрела себя, будто желая найти и стряхнуть с себя, нет, со своего тела, со своего нагого тела, тень от этого прилипчивого взгляда, пронесённого этими шумными шагами. Для чего придуманы тени от взглядов? Чтобы выковыривать… плевок из слов, вонь из воздуха, блядь из чулок, дырку из сущего?.. Сейчас ты выскочишь на улицу. И эта чужая улица встретит тебя множеством таких же взглядов и оставит на твоём нагом теле множество таких же теней. Чуждые взгляды. Чуждые тени. Но разве может приветливая летняя улица...
Лида почти бежала, пряча глаза от встречных прохожих. Она торопилась. И мысли её торопились, перегоняя друг друга, спотыкаясь, сталкиваясь, путаясь…
Наконец , она перед дверью своей квартиры. Тебе легче, Лидочка? Твой дом – твоя крепость? Да?.. Нет?.. Да... Нет... Слетело платьице с её дрожащих плеч... пахнущее тёплым дыханием лета. Слетело бельё с её съёжившегося тела... дышащее свиданием с Лерой. Лидочка, какая ты красивая голая... словно лилия, обласканная небом. Лилия, какая ты жалкая голая... словно грех, прячущийся от глаз неба.
Лида спрятала своё тело в халат, достала из гардероба сумку, скомкала сброшенное с себя одеяние, впихнула в неё и схоронила в глубине полированного склепа. Твой дом – твоя крепость? Да?.. Нет?.. Лида поспешила на кухню – сейчас придёт Коля, надо согреть обед. A ещё надо... быть той Лидой... какой была месяц назад. Ты порываешься разрыдаться? Нельзя! Нельзя! Сейчас... А вот и он.
Коля ел свой «суп в сапогах», а она смотрела на мужа и притворялась, что не рыдает. Коля что-то рассказывал, а она слушала и притворялась, что слышит. А потом он поцеловал её в щёку… и ушёл. А она осталась. И его поцелуй остался на её щеке.
Лида подошла к зеркалу. Коснулась пальцами щеки, там, где этот поцелуй. Какой он горячий! Как он обжигает! Как больно! Больно! Какая боль в твоих глазах! Ах, Лидочка! Ах, лилия! А как хорошо было ещё месяц назад! Там были вы – ты и Коля. Там были ваши друзья. Ирочка...
«Ирочка!» Лида побежала в комнату, взяла бумагу, ручку, села за стол, обхватила руками голову и заплакала.
«Ирочка моя, дорогая моя, здравствуй!»
Строчки и слёзы, упакованные в конверт, машинально проглотил железный почтовый служака, а Лида поплелась домой, странно покачиваясь, отрешённая, безразличная к каким-то там взглядам, к каким-то там теням.
- Лидочка, с тобой всё в порядке? - пробудил её голос соседки.
- Антонина Ивановна?! - почему-то удивилась Лида.
- B город со мной не хочешь?
Почему-то не ответившая Лида зашла к себе. Она даже не заметила, что не захлопнула дверь. Хотела переобуться и только теперь увидела, что выходила на улицу в стареньких, с плешинами тапках и домашнем халате.
Грустно. И смешно. Она содрогнулась в усмешке, выпрыгнувшей из её груди, а та, почувствовав волю над ослабленным человечком, вытащила за собой истерический, судорожный смех. Он колотил Лиду что есть мочи несколько минут, пока не вырвал из неё молящие о прощении рыдания.
Рыдающий смех. Горькие слёзы. Дверь, оставшаяся открытой. Дверь... Может быть, так и надо? Может, так угодно судьбе? Не всё же во власти твоего пьяного рассудка! Не всё же вершить твоим пьяным рукам!
Спёрло дыхание. Ссохлось во рту. Пить! Дрожавшей рукой Лида подняла графин со стола. A он выскользнул из её ослабевшей потной ладони, чтобы упасть и... умереть. «Смерть! Рядом ходит смерть!» - почему-то промелькнуло в её истерзанном сознании. Лида упала на колени и принялась собирать осколки. «Кто подарил нам этот графин?.. Наш с Колей графин...» И принялась ронять слёзы, разбивающиеся об их с Колей осколки.
«Откуда взялась кровь? Это смерть... Это она... подкараулила меня... и порезала своей косой». Ополоумевшая Лида шла из кухни в ванную, глядя на кого-то перед собой. Почему в твоих глазах тьма, Лидочка? Почему в твоей руке окровавленное стекло? Опомнись! Лида вцепилась своими стеклянными глазами в зеркальное полотно. Оттуда смотрел на неё чуждый, ненавистный ей лик порочного существа. «Это ты... во всём виновата! Я буду истязать тебя. Я избавлюсь от тебя». Она провела осколком по лицу порочной женщины. И вскрикнула от боли и вида алого мазка. «Ну и пусть!» Ещё мазок, превращавший бледное лицо в страшную маску. Лида содрала с себя забрызганную кровью материю, чтобы окровавить развратное тело. Надрывные порезы истощали её плоть. Фонтан, ударивший из руки, на мгновение прояснил её ум. Она зачем-то ринулась в коридор, но её сильно шатнуло и бросило на пол. Домучив на четвереньках долгий путь до комнаты, она как-то вскарабкалась верхней своей половиной на стол, чтобы оставить Коле на прощание несколько слов: « Коля, прости. Ирочка знает всё».
И всё?.. Дальше – пустота?.. A дверь, рукой судьбы оставленная приоткрытой?..
Антонина Ивановна толкнула её, заподозрив что-то неладное... Промчалась сирена, разбудив сонное марево города... Примчался Коля, оглушённый голосом телефона… «Коля, прости,- сдавили голову слова из бездонной пропасти.- Ирочка знает всё». Только ахнул и онемел в ответ далёкий голос Ирочки. Нет, она ещё ничего не знала. Нет, неизвестность будет изводить его бесконечные часы, дни и ночи. A потом её место займёт известность. «Коля, прости...» Господи, прости! И помоги!
Колю встретило молчание друзей. И Лидочкино письмо. Оно пришло в день его приезда. Ира и Олег оставили его одного... с Лидой. Она сама дала ему это право.
***
«Ирочка моя, дорогая моя, здравствуй!
Прости за 27 дней молчания, а с учётом нашей скверной почты, наверно, за месяц с лишним. Такое чувство, что уже целую вечность не сплетничали по телефону, не бегали друг к другу похвастать новыми тряпками, не судачили по поводу и без повода на кухне. Казалось бы, какие это всё повседневные бабьи пустяки. A как мне теперь недостаёт этого лакомого кусочка! Этих милых бабьих отдушин! А помнишь последнюю вечеринку у Олечки с Андрюшей? Все уже знали, что Коля получил новое назначение и мы скоро уедем, и были такими сердечными. Ирочка, родничок мой, спасибо вам с Олегом, передай привет и спасибо Азаровым и Олечке с Андрюшей. Поцелуй за меня их Kостика. Он просто чудо, весь в Олечку. Миленькая моя, как мне всех вас не хватает! Особенно тебя.
Жизнь наша здесь понемногу упорядочивается. Коля с утра до вечера служит. Редко забегает домой пообедать, он любит домашнее первое. Ты знаешь, готовка – мой конёк. Я с ним шучу: суп в сапогах. Он ведь, бедный, так спешит, что и сапог не снимает. Колю ценят. Квартиру выделили хорошую, в наше-то время. Ремонта большого не требуется: прежние жильцы, врач полковой с женой, аккуратными были. Только в коридоре их собака немножко обои ободрала, но это ничего: зеркало поставили, и не видно. Я, можно сказать, на всё готовенькое приехала. Мебель Коля сам расставил, а занести солдатики помогли.
Из соседей познакомилась пока только с Антониной Ивановной, медсестрой из госпиталя. Женщина простая и добрая. Кое в чём советует, особенно по покупкам в городе, Городишко маленький, грязный, дымит чернотой. Странно как-то разбросан. В общем, я в нём пока не освоилась. Хорошо, Антонина Ивановна под рукой. Но она мне какая подруга: почти пенсионерка.
Пока... Хотела сказать: пока всё складывается неплохо. А сама плачу. Пишу и плачу. Потому что – дрянь. Потому что – лгу. Лгу, Ирочка. Лгу, потому что не говорю правды. Потому что пишу не то, чем болею. Я ведь болею, Ирочка.
Как бы я хотела вернуть недалёкое прошлое, тебя, Олега, всех-всех вас, без этого назначения, без Колиного отъезда без меня, без моего отъезда без Коли. Без этого гадкого пустого вагона. Без рокового купе.
Вот видишь, мой родничок, я уже не лгу. Сейчас выпью рюмочку и всё расскажу. Всё-всё-всё, до капельки.
Я дрянь, выродок. Боже мой! Сейчас начну. Только с силами соберусь. Может быть, ещё рюмочку, ты поймёшь, ты самая добрая. Нет, я обманываюсь. Ты не поймёшь и не будешь доброй. Никто не поймёт. И не надо. И правильно. Но всё равно выговорюсь, потому что больше не могу. Только пусть этого никто не узнает.
B B-у приехала за три часа до отправления поезда. С билетами, не поверишь, свободно, нигде такого не видела. Купила нехитрую булочку на вокзале и пакетик молока. Съела всё с аппетитом. Господи! Слёзы не дают писать. Нет, Ирочка, Господь меня теперь не простит.
Немного отдышалась. Поедем дальше. Я, кажется, чуточку опьянела.
Съела булочку, посидела в скверике. Время плелось, будто остановилось. И ещё это пекло... Ну ладно. Её я заметила издалека, у входа в скверик. Хорошенькая такая... Какое слово выскочило. Банальность, протёртая до дыр. Это я от тебя прячусь. Мы с тобой хорошенькие, а она... в неё просто нельзя не влюбиться!.. Вот, Ирочка, и вся моя правда. И слов не надо 6ы никаких. Залапают слова, и запачкают, и задушат. Видишь, Ирочка, какая я стала. Что же ты молчишь? Обругай меня, обзови последними словами, обзови сучкой несдержанной. Ну что же ты молчишь?! Ведь подумала уже, что я такая. Ведь я выродок! Выродок и дрянь!..
Ирочка, думай обо мне, что хочешь. Только дай выговориться. Мне очень нужно кому-то всё рассказать, а кому, если не тебе?
Ничего этого я не хотела. Никогда ни о чём таком не думала. Ты сама знаешь. И там, в скверике, ничего ведь не было. Ну, понравился человек. Ну, улыбнулись друг другу. Может же красивая женщина понравиться другой женщине. Красивые, они всем нравятся. Правда? Правда?
Как хорошо стало, когда что-то гулко загрохотало где-то рядом, толкнуло, и за окнами поплыло, медленно, как 6ы нехотя. Какое-то облегчение и радость свалились откуда-то. Моё детское впечатление. Начало чего-то того, чего ждёшь. Поезд тронулся, томительность зала ожидания осталась в скверике, и началось приближение встречи с Колей, с новым местом, с новой жизнью.
A через пять минут пути что-то переменилось, стало не так уютно, подкралось ощущение какой-то тревоги. Может, оттого, что в купе я одна, а путь долгий. Решила выйти в коридор. Дверь открыла и опешила – а ведь было, было какое-то предчувствие – на меня смотрели её глаза: «Здравствуйте. Значит, мы с вами попутчицы?» Голос мягкий, приятный… будто он бережно притрагивается к тебе, к твоей душе. Она вошла и присела, а я осталась стоять в открытых дверях, сама не знаю почему. Стою и волнуюсь, как девочка. Она, верно, заметила это и предложила мне сесть: «Что же вы стоите? Садитесь, и будем знакомиться». Это было как-то особенно, хотя слова самые обыкновенные. «Лера», – сказала она. А я не поняла и спрашиваю: «Что вы сказали?» И это получилось как-то совсем нелепо, она ведь имя своё назвала. Видишь, Ирочка, как я ополоумела. Потом знакомились, долго разговаривали, пили чай. Про себя я радовалась, что до конца пути, а это двое суток, с попутчицей, не одна. Нет, неправильно. Радовалась, была счастлива, что еду именно с ней, с Лерой. A почему «про себя»? Очень хотелось признаться в этом ей. Но не осмелилась. Вот то чувство, с которым я провела двое суток – не осмелилась. Не осмелилась сказать, не осмелилась противиться, не осмелилась сдержаться. Но не осмелилась не в каком-то дурном смысле, нет. Просто испытывала какой-то трепет, боялась что-то разрушить. Вот и до6оялась.
Хорошая дорога, когда времени не замечаешь. И мы с Лерой заболтались, проглядев, как к нам подкралась третья попутчица, ноченька, молчаливая и коварная. Решили ложиться спать, а она, наверно, только усмехнулась.
Ирочка, родничок мой, как я теперь волнуюсь! Аж руки трясутся. Я не хочу, говорю им, чтобы перестали, а они не слушаются. Видишь, буквы пляшут.
Как это случилось?.. Лера… совершенно не смущаясь, разделась… догола разделась, но не легла сразу. Сидя напротив меня в таком недорожном виде, она принялась… она принялась будить свои груди прикосновениями рук. Я ощутила какую-то неловкость, за себя, вернее, от своего присутствия, оттого, что я смотрю. И в то же время я смотрела и любовалась её красотой. Ещё я чувствовала её взгляд на себе. И, чтобы куда-то девать себя, чтобы наступило что-то другое, я сказала Лере, что она очень красивая. Лера встала, наклонилась надо мной и стала говорить: « Ну-ка, поднимайся. Снимай платье». Я подчинилась. Мне почему-то захотелось подчиниться. «Смотри, какая ты красивая!» Она говорила и сама раздевала меня. А я подчинялась. «Смотри, какие у тебя плечи. Какая у тебя грудь». Она говорила и касалась своими руками моего тела. И мне было хорошо. Во мне словно проснулось какое-то волнение.
Знаешь, я вспоминаю, чувством вспоминаю, что уже испытывала такое волнение, такую телесную радость, когда была девушкой, когда мы с мамой мылись в бане и помогали друг другу. Помню её ласковые, любящие руки на своём теле и какое-то приятное возбуждение в нём от этих прикосновений. В те дни, вечерами, когда я ложилась спать, во мне продолжало жить это новое дыхание. Разве могла я тогда подумать…

B купе, с Лерой, я потеряла контроль над собой. Ирочка, я потеряла рассудок. Она не только трогала меня руками, но стала целовать меня, и уже в эти мгновения я почувствовала приближение необычайного удовольствия, отказаться от которого было не в моих силах. И я отрешилась от всего другого, от прошлого, от будущего, от последствий. Просто я жила этой минутой и не могла ею не жить. Потому что она была совсем новой, совсем другой. Потому что она отличалась ото всех остальных минут. Потому что другие минуты в какой-то степени принадлежали мне, а этой – принадлежала я. Впервые я наслаждалась тем, что с меня снимают бельё, обнажая всё… всю меня. Впервые было всё. Я хочу сказать, что такого сильного, настоящего, такого безрассудного, без капельки разума, такого плотского у меня не было никогда. Ирочка, у меня не было такого с Колей! Понимаешь? A с Лерой... Лера научила меня плотской любви. С Лерой я узнала… предел. И теперь я в плену у этой страсти и ничего не могу поделать с собой. Всё. Всё, Ирочка. Теперь ты ненавидишь меня.
Утром я пробудилась от гвалта, носившегося по перрону. И сразу всё вспомнила. Что было. И что будет мой перрон. И как я тогда? И стало страшно. И я ещё долго пряталась под одеялом. От пространства за спиной, пронизанного вчерашним сном наяву. От жизни, так громко и гадко бормочущей и топочущей за стенкой вагона. От жизни, врывающейся в купе вместе с утренним солнцем. От Леры (когда я начинала думать о Лере... я не могла чувствовать и думать плохо, я чего-то боялась; сейчас мне кажется, что я боялась потерять её). Когда вагон снова поплыл, я услышала, как кто-то вошёл и присел возле меня. Я ощутила её руку на голове, и во мне что-то прорвалось. Я бросилась к ней на грудь и разрыдалась как девчонка.
Ирочка, я люблю её. Я часто бываю у неё. Но я люблю и Колю. Я так жалею его. Он ничего не знает. Это так мучительно. Что же делать, Ирочка?
Ирочка, родничок мой, спасибо, что выслушала меня, я знаю, ты выслушала. Спасибо за всё. Я прощаюсь и прошу прощения.
C любовью ко всем вам, Лида».

***
Коля отбросил письмо. Прочь! Прочь! Прочь – ей! Прочь отсюда! Его душа отринула прощение. Он отверг человека, писавшего эти строчки. Он отказался от Лиды.
- Коля, куда же ты?
A он и сам не знал, куда он теперь. Ему хотелось одного – отвергнуть себя. Лидиного. Любящего.
Куда?.. Какая-то детская привычка, вдруг пробудившаяся от долгого летаргического сна и не ведавшая о течении времени, привела его на трамвайную остановку, затащила в вагончик и приткнула к окну, которое через мгновение превратится в экран, и побегут кадры. И трамвай со своим кино унесёт мальчика от его печалей и обид...
Коля прильнул к стеклу, запылённому и треснутому. И закрыл глаза, чтобы спрятаться от соблазна выбить его вместе с этой дразнящей раной. Мгла в одно мгновение слизала явь, оставив ему лишь сизые следы её. Ещё мгновение, и сизый след налился кровью – это сквозь мглу просочилась жизнь… в виде знака жизни, изымающего жизнь из жизни… в виде кровавой раны… которая стала расти и шириться. Из глубины её вышла Лида, с письмом в руке. Она стала читать. Для него. Её губы беззвучно шевелились. Но Коля всё понимал. Это были те самые слова. Слова, заставляющие его то захлёбываться от слёз жалости, то задыхаться от ненависти, то цепенеть от безысходности... Лида простёрла к нему руки: «Коля, прости». Он не мог больше выносить свидания с Лидой. Он не мог больше терпеть муку непрощения...
Ночь поглотила Колю. Он плёлся по улицам. По какой-то инерции. Промокший и жалкий. Насквозь пронизываемый Лидиными словами и ледяными струями. И поглощаемый сумасшествием.
Неожиданно Коля остановился: перед ним за сеткой дождя выросла груда лохмотьев. Поверх неё выплыло подобие человеческого лица. Лохматое и уродливое. «Что-то знают эти глаза, – почудилось Коле. – Всё знают». Лохмотья подпрыгнули, забегали и заплясали вокруг него. Туловище, конечности и язык пустились в непристойную пантомиму. Они выковыривали… плевок из слов, вонь из воздуха, блядь из чулок, дырку из сущего. Коля, сжав кулаки, бросился на бродягу. Водяные струны лопались и взрывались под его ударами. Не удержавшись на ногах, он провалился в пустоту... Наглый хохот случайных зрителей, молодых, весёлых и довольных, отрезвил его. Он поднялся из лужи. Подставил лицо дождю. И ушёл за дождевые кулисы...
Сон ненадолго избавил Колю от жизни.
- Простите. Прощайте.
- Не забудь про бутерброды. (Глупо, но не о Лиде же говорить ему на дорогу.)
Дорога. Та самая, про которую слова Лиды. Слова, приговорившие его стать тенью Лиды.
Здесь она вышла из автобуса. Там – железнодорожный вокзал. Она шла по этому тротуару. Всего месяц назад. «И ещё это пекло». Тогда солнце грело сильнее. Зачем он стоит в билетную кассу? У него же есть обратный. На мгновение Коля победил Лидину тень в себе и вышел из очереди. Но она снова овладела им. Ноги, повинуясь гипнотическим строчкам, привели его в скверик. Он сел на скамейку. Ту самую, из письма. За месяц она поблёкла. Что за бутерброды приготовила Ира? «Купила нехитрую булочку на вокзале и пакетик молока. Съела всё с аппетитом». Ирочкины бутерброды полетели в урну. Повезло нищей старухе. (Не дай Бог, чтобы так повезло иному). Коля сорвался с места. На вокзал! Туда, где много людей. И много слов. Других слов.
- Лида! Лидочка!
Коля вздрогнул и замер. «Это меня?» Оглянулся. Это маленькую девочку позвала мама. Он смотрел на девочку. Её лицо улыбнулось ему. Лида. Лидочка.
Вагоны все похожи. И купе все похожи. Но в этом была тень Лиды. Она забилась в угол. И ждала… Леру...
- Граждане пассажиры, поезд отправляется. Просим провожающих покинуть вагоны.
Граждане пассажиры, человек сходит с ума. Просьба – не хлопать в ладоши.
Стрелка на часах отсчитывала секунды… Колёса поезда отмеряли пространство… Для чего придуманы тени людей? Чтобы вечно подсматривать и сходить с ума?..
Невыносимость оставаться тенью вытолкнула Колю из купе. За окном всё бежало. Кроме ночного неба. Оно подчинялось другим законам. Оно спокойно созерцало и размышляло.
По коридору пронеслась прохлада. Что-то сбоку поманило его. Он повернулся: за стеклом в конце вагона ему сигналил руками знакомый бродяга. Коля не смог не пойти. Где он? Где? Почему дверь из тамбура наружу открыта? A! Он опять прячется в ночи.
«Ирочка, у меня не было такого с Колей! Понимаешь?»… «Но я люблю и Колю. Я так жалею его... Я так жалею его».
Не надо! Не надо жалости! Коля подошёл к краю. Остервенелый ветер стеганул его по лицу. Встречный! Встречный поезд. Ближе. Ближе. Коля ещё раз посмотрел вдаль. «Лида! Лидочка!» Откуда там это лицо? Зачем там эта девочка?
Тишину разорвал грохот встречного. И звериный рёв человека…
Тамбур летел в ночном небе. На полу, прислонившись к стене, сидел Коля. B его глазах отражались звёзды. И лицо девочки по имени Лида… Завтра на перроне тётки будут продавать цветы. Летние, недорогие. И всегда дорогие…


Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru