--------------------------------------------------------------------------
Иосиф Исаакович Ликстанов - Шоколад
--------------------------------------------------------------------------
Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru
ШОКОЛАД
из романа «Малышок» лауреата Сталинской премии за 1948г.
Иосифа Исааковича Ликстанова
Краткое изложение обстоятельств
Роман посвящен производственному становлению молодежной фронтовой бригады ТОКАРЕЙ на уральском оборонном заводе. События романа происходят в течение осени 1941-весны 1942 года на окраинах, как можно сейчас догадаться, Свердловска (напрямую в романе город не назван, в настоящее время повторно переименован, опять в Екатеринбург).
Главный герой, Малышев Константин Григорьевич, в возрасте 13 лет, попал на эту работу на заводе случайно – по происхождению из уральских крестьян, он не имел ни соответствующего образования, ни первоначальных устремлений.
Летом 1941 года, в родном селе Румянцевка, во время развлекательных попыток намыть золота, он нашел золотой самородок, который и носил с собою постоянно. С существующими законами и обычаями старателей Малышев был хорошо осведомлен. Документы и деньги у него украли по пути в Свердловск, а самородок уцелел.
Бригада из 4 токарей была составлена из 2 эвакуированных с Украины (Булкин Сева из Каменки, Туфик Лена – по прозвищу Ойка - из Днепропетровска), одной местной жительницы (Галкиной Кати), и «таежника» Малышева Кости (прозвище Малышок). Возраст всех токарей 13-14 лет. Сверхурочные работы не производились.
Зима 1941-1942 года была суровой не только в Европейской части Советского Союза, где гитлеровцы списали на нее свое поражение в битве за Москву, но и на Урале. Осенью (до событий в романе) Катя Галкина перенесла ОРВИ. Питание токарей обеспечивалось карточной системой распределения продуктов. Дополнительных продуктов питания не имела даже местная Галкина (подсобное хозяйство у семьи отсутствовало).
Проблемы с питанием усугублялись тяжелыми нервными переживаниями подростков: кто-то из близких погиб (у Малышева), кто-то пропал без вести (у Галкиной), кто-то находился на территории, оккупированной немецко-фашистскими захватчиками (у Булкина).
Нервное состояние Галкиной усугублялось смертью матери в 1939 году, и отношениями с мачехой (1941 год).
{Первое упоминание о шоколаде относится к новогодним гуляниям подростков по центру Свердловска.}
- Глянь! - удивился Костя.
Он увидел зеленую вывеску, точно такую же, какую видел в Ивделе: «Золотопродснаб, старательский магазин». Что делает здесь старательский магазин, кто сдает золото?
- Ничего ты не знаешь, - сказала Катя. - Нам в школе географичка объясняла, что наш город стоит на золоте. На городском пруду золото даже и теперь моют.
- Надо как-нибудь пойти на пруд и намыть золото, - сказала Леночка.
Это рассмешило Костю.
- Думаешь, металл сверху лежит? Пока домоешься, хребет натрешь.
- Очень нужно!
- Вот и нужно! - сказал Костя, подумав о своем богатстве - об увесистой, блестящей «свин-голове».
Они на минутку зашли в магазин.
- Шоколад! - поразилась Катя, увидев толстые плитки в серебряной бумаге. - Как давно я не ела шоколада… Теперь из-за войны его совсем нет. Папа всегда покупал шоколад без начинки. Я люблю, чтобы шоколад был твердый-претвердый, сладкий-сладкий и немножко горький, чтобы казалось, что зубы болят и вот здесь, под ушами, было так щекотно… А теперь я и с начинкой съела бы…
- Перестань, пожалуйста, Катя, а то мне тоже захотелось! - заныла Леночка. - Идем скорее отсюда!…
Костя считал, что шоколад - это баловство. Они с Митрием покупали из сладкого только рафинад, белый и крепкий, как мрамор, да леденцы. Сейчас Костя мог бы получить в обмен на «свин-голову» сколько угодно шоколада, но…
- Наш трамвай идет! - крикнула Катя.
Вагон был битком набит, так что Косте пришлось немного повисеть на подножке. Постовой милиционер посмотрел на него страшными глазами, хотел свистнуть, но, вероятно, ради Нового года решил не свистеть.
{Прошло примерно 2 месяца.}
В тот день случилась еще одна удивительная вещь. Перед самым гудком Катя приказала Леночке управляться с двумя станками, взяла железный лист с длинной проволочной ручкой, на котором ребята таскали стружку, и начала уборку.
- Сам сделаю, - остановил ее Костя, когда она подошла к его станку.
- А может быть, я не хочу быть в долгу! - строптиво ответила она.
Она нарочно нагребла большой ворох стружки и потащила лист к транспортеру. Было трудно, но Катя наклонилась вперед и закусила губы с такой решимостью, что стало ясно - ни за что не отступит поперечная душа. Вернувшись с пустым листом, она нагребла еще больше стружки и вдруг опустилась на стеллаж.
- Ножки не держат, - пожаловалась она шутливо, но губы ее покривились. - Ничего, не сахарная!…
Сева - да, Сева Булкин! - схватился за ручку листа и подтащил к транспортеру.
Как-то получилось, что с завода вышли все вчетвером: впереди Костя, за ним девочки, а поодаль Сева. Он плелся на такой дистанции, чтобы быть в компании, в то же время не теряя права сказать: «Я иду домой самостоятельно». Сначала девочки весело болтали, а потом Костя услышал испуганный голос Леночки:
- Катя, ты что?… Что ты балуешься!
Он обернулся и увидел, что Катя сидит на земле.
- Все качается, - тусклым голосом, с трудом проговорила Катя и оперлась руками о землю.
- У тебя голова закружилась, - догадалась испуганная Леночка.
Она заставила Катю подняться, взяла ее под руку и сказала Косте:
- А ты под другую руку возьми. Она заболела.
- Сама дойду… - слабым голоском возразила Катя и засмеялась: - Малышок, смотри - Ойка язык высунула…
- Ты же знаешь, что это у меня условный рефлекс. Я всегда язык высовываю, когда… Ой, она опять села!
- Весь холм качается, - сказала Катя, ощупывая снег. - Как противно… Я сейчас умру…
- Мы с Севолодом ее под руки потащим, а ты, Ленушка, сзади толкай, - распорядился Костя.
Кое-как они доставили Катю домой.
Так она заболела в первый раз. Она лежит на диване в гостиной, бледная и худенькая, такая худенькая, что душе вовсе не в чем держаться. Даже глаза - драчливые глаза - призакрылись и вот-вот погаснут… В доме тихо… Леночка побежала домой ужинать, бабушка перестала охать, Сева в боковушке пьет чай со свистом, хмуро переживая сегодняшний день, а Костя сидит на медвежьей шкуре и, обхватив колени руками, смотрит в огонь.
{Это для Малышева Галкина «заболела в первый раз», т.к. он познакомился с ней только при устройстве на завод – бабушка Галкиной упоминала, что девочка пошла работать на завод сразу после болезни.
Болезнь длилась около 2 недель, сразу же после выздоровления Галкина приступила к работе.}
КУТЕРЬМА
События начались в то утро, когда Костя опять чуть не поссорился с Катюшей. Они шли на работу. Было совсем светло. Солнце теперь вставало рано, чтобы скорее растопить тонкий серебряный ледок в лужах, из которых за ночь убегала вода. Леночка и Сева о чем-то разговорились и незаметно для себя ушли вперед, а Костя с Катей отстали.
- Не нужно бежать, как на пожар, - сказала она. - Погода такая хорошая. Подышим воздухом.
Они дышали воздухом, но дело было не в воздухе. На холме солнце вдруг осветило ее лицо, и Костя увидел, что у Кати серые щеки, глаза тусклые, а под глазами мешочки. Она зажмурилась, остановилась, нетерпеливо размотала шарфик, пожаловалась: «Опять бабушка меня так глупо закутала!» - а потом покачнулась, схватилась за Костину руку и стала часто, коротко дышать.
- Постой немного, - шепнула она. - Почему-то мне сразу стало… нехорошо.
- Занедужила? - встревожился Костя.
- Нет, ничего… Пожалуйста, не поднимай шуму!
Она медленно двинулась дальше, а Костя пошел рядом, чтобы в случае чего не дать ей скатиться с холма.
- Сама виновата, Катерина! - сказал Костя.
- Опять ты пристаешь со своими глупостями! - сердито ответила она, так как поняла, что скрывалось за его словами. - Кто тебя просит? Думаешь, как только пойду к доктору и… помирюсь с Ниной Павловной, так сразу и вылечусь? Все это напрасно, потому что папа, конечно, погиб… Сколько времени прошло, а писем все нет… И я уверена, что она… тоже перестала ждать. Забыла папу… Совсем забыла, бессовестная такая!…
Это возмутило Костю. Он видел, он хорошо видел, как измучилась, похудела Нина Павловна, дожидаясь весточки с фронта, как непосильно она работает, чтобы отогнать тяжелые думы. Да и Катя, конечно, видела это. Он чуть не выругал ее, но сдержался, бросился вперед и нагнал Леночку.
- Подожди Катерину, недужит она, - сказал он. - Пойдем, Севолод, вместе.
Дальше произошел разговор, опять-таки очень болезненный для Кости.
- Лену послезавтра в комсомол принимают, - сообщил Сева. - А ты почему не подаешь заявление?
- Не примут меня в комсомол, годы не вышли, - ответил несчастный командир самой счастливой бригады.
- Как это - не вышли? Для завода вышли, а для комсомола нет? Вот чудак!
- И для завода не вышли… Миша в анкете про меня правильно написал, да, видать, в отделе кадров не заметили.
- Ну и считай, что, если тебя на завод приняли, значит, и для комсомола ты подходишь. Так и напиши в заявлении.
- Нельзя комсомолу врать, - совершенно расстроившись, возразил Костя. - Я бы написал, да нельзя.
Не заладился этот солнечный день и для самого Севы. Он до гудка забежал в заводоуправление справиться, нет ли письма, долго пропадал, а когда явился за колонны, Костя не решился сделать ему замечание. Сева застыл столбом у станка, потом полез в шкафчик, стал перед ним на колени и закрылся от всех дверцей, как делал это всегда, когда хотел скрыть свои чувства.
Что случилось? Раздумывать над этим было некогда - новая неприятность подстерегала бригаду. Второй цех не смог дать электрокар. Ребят так пришпорило, что они решили возить заготовки со двора в тележке.
- Не приставай! - едва слышно сказал Сева, когда Костя начал торопить это дело, но все же три раза подряд привез заготовки, сделав рейсы удивительно быстро.
Костя хотел его похвалить, но у Севы все еще было такое сумрачное, бледное лицо, что язык не повернулся. Вдруг за колонны влетел маленький, толстый начальник материального склада в сопровождении Герасима Ивановича.
- Кто позволил заготовки из-под косого креста брать?! - кричал начальник склада. - Что за безобразие! Куда ваши старшие смотрят?
Оказалось, что Сева брал заготовки из ближнего штабеля, отмеченного косым черным крестом, куда складывали металл, забракованный центральной заводской лабораторией.
- За такую штуку мы тебе, Булкин, выговор по цеху дадим, - сказал Герасим Иванович. - Вот твоя знаменитая лень опять наружу в полной красоте вылезла.
- Я брал заготовки без «бэ», - оправдывался Сева. - Они не в штабеле лежали, а возле штабеля. На них не написано мелом «бэ», - значит, они не брак…
- Кто лучше знает - ты или я? - разозлился начальник материального склада. - Хозяин нашелся!
- Чего там кричать! - успокоил его Герасим Иванович и приказал: - Тащите теперь, ребята, все, какие есть, заготовки в бракованный штабель.
Поднялась кутерьма. Мальчики бросились выправлять положение. Из двух черновых станков один стал. Начались простои и на Катином станке. Когда все заготовки были заменены годными, Катя подсчитала отделанные «трубы».
- Спасибо, Сева, мы из-за тебя уже на восемь «труб» опоздали, - сказала она.
Виновник происшествия промолчал - может быть, потому, что за колоннами был Герасим Иванович, а может быть, потому, что сознавал свою вину.
- Ты его, Катерина, не трожь: у него что-сь стряслось, - мимоходом шепнул Костя.
- Ну и денек! - вздохнула Катя. - Все вверх дном! Совсем сели!…
НЕУДАЧНАЯ СЪЕМКА
Но самое тяжелое было впереди. Во второй половине смены Зиночка привела за колонны пожилого рыжебородого человека. Под мышкой у него был деревянный фотографический штатив, а пальто оттопыривалось на боку. В последнее время за колоннами перебывало много гостей; их приводила то Зиночка, то работники завкома, то сам парторг - показать, как используется старая техника. Гости бывали разные, но этот был самый серьезный.
- Здесь работает наша лучшая молодежная фронтовая бригада, - сказала Зиночка. - С нее и можно начать.
Гость огляделся и пробормотал:
- Культурно, культурно. Сниму актив бригады, - решил он. - Самых боевых… Редакция просит групповой снимок новаторов, лучших молодых стахановцев.
- В бригаде только четыре человека, - замялась Зиночка. - В активе, конечно, сам Малышев - он известный новатор, потом Катя Галкина - она лучшая стахановка, и потом политрук бригады Лена Туфик… - И она замолчала.
- И еще Всеволод Булкин! - строптиво добавила Катя. - Вообще в бригаде все работают хорошо.
- Но, Катя, ты понимаешь, что нужно снять актив, - зашептала Зиночка. - А Сева сегодня устроил такую возмутительную вещь… Разве это сознательность?
- Ничего! Он больше не будет.
- Ой, конечно! - поддержала подругу Леночка.
- Пожалуйста, мне вовсе не интересно сниматься! - равнодушно проговорил Сева и крепче затянул кашне на шее.
- У нас вся бригада заодно! - вступился за него Костя. - Мы всегда вместе. Сниматься - так всем.
- Всех сниму! - решил фотограф. - Аппарат выдержит. Хорошо то, что народ дружный, - значит, актив… Молодые люди, подойдите к доске показателей. Мальчики, снимите шапки и пригладьте волосы. Смотрите только друг на друга, будто меня не существует…
Ребята смотрели друг на друга во все глаза, но прекрасно видели, что делал будто несуществующий рыжебородый человек: он достал из-под пальто фотоаппарат в кожаном чехле, привинтил к штативу и нацелил на бригаду, потом в его руках очутилась непонятная штука - металлическая трубка с площадкой. Рыжебородый насыпал на площадку серебряного порошка из баночки и поднял трубку высоко над головой.
- Вы, молодые люди, всегда такие серьезные? - спросил он. - Ку-ку!
Невольно все рассмеялись. Тут что-то щелкнуло, и блеснул ослепительно яркий свет.
- Культурно, культурно! - похвалил ребят фотограф. - А теперь назовите себя и скажите, кто у кого на фронте. Я запишу.
Когда очередь дошла до Кати, она сказала:
- Я Галкина Екатерина… У меня папа фронтовик.
- Пишет?
- Нет, давно не пишет. - И отвернулась. Человек нерешительно проговорил:
- Значит… значит… - Он, может быть, хотел спросить: «Значит, неизвестно, жив ли?» - но решил так: -Я только запишу, что отец на фронте. У меня тоже… сын не пишет с декабря прошлого года. Он был в энской особой дивизии. Я надеюсь, что все обойдется. И вы, Катя, не расстраивайтесь…
Этот суровый человек теперь стал просто грустным, опечаленным пожилым человеком. Зиночка повела его в другие бригады.
- Нас в газете напечатают!… Ой, я совсем как слепая выйду! Меня никто не узнает! А рот я открыла, потому что смеялась!… - затараторила Леночка.
- Ты что, Катерина? - спросил Костя.
Она пошатнулась, провела рукой в воздухе, хотела опереться о станок, но промахнулась и медленно опустилась на пол, точно выбирала место, где сесть.
- Ну что ты, что ты, Катенька! - залепетала Леночка и бросилась к ней. - Опять голова закружилась?
- Папа тоже с декабря не пишет… Он был… в особой… - сказала Катя, закрыла глаза и склонилась до самого пола.
- Да поднимите же ее! - закричала Леночка.
Первым подоспел Сева, но Костя отстранил его, стал поднимать Катю и даже испугался - в ней совсем не было веса.
- Сами идите в медпункт, если вам нужно! - сердито проговорила Катя, вырвалась из рук Кости и опустилась на стеллаж.
Ей дали напиться воды из кружечки, Костя взял под руку, Леночка под другую, и они повели - вернее, понесли - Катю. К ним присоединилась встревоженная Нина Павловна. И Катю доставили в медпункт, где главным был старый доктор.
По дороге Катя созналась, что была простужена и ходила на работу с температурой, скрывая это от бабушки и товарищей. И не хотела идти к врачу, потому что боялась, что он заставит ее сидеть дома. С тяжелой душой возвращался Костя за колонны. Бригада вдруг осиротела, потому что лишилась одного человека. Она лишилась одного человека: маленькой, слабенькой синеглазой девчурки, но как будто стала в тысячу раз слабее, чем была, - так ему показалось.
{С помощью Лены Туфик Катя Галкина попала сначала в медпункт, а потом и домой. А смена продолжалась…}
Как только раздался гудок, Герасим Иванович скомандовал:
- Шабаш!
Станки замерли, и ребята подошли к мастеру.
- Заболела Галкина, - сказал он. - Доктор говорит, придется отпуск дать - может быть, на месяц-полтора.
- И питание, - подсказала Леночка, которая незаметно присоединилась к ним. - Мальчики, вам поклон от Кати. Я отвела ее домой.
- Питание подбросим, - пообещал мастер и {продолжил обсуждение производственных вопросов.}
{Костя Малышев продолжал находиться на заводе и после окончания смены. Нина Павловна – мачеха Кати.}
НЕСЛЫХАННОЕ ЛЕКАРСТВО
Прежде чем отправиться домой, Костя забежал в лабораторию к Нине Павловне. Она ходила из угла в угол, а возле стола сидел старенький, совсем лысый доктор из медпункта и задумчиво постукивал пальцами по ручке кресла. Этого человека на заводе уважали, потому что он всегда интересовался, кто болен, кто поправился, всегда шутил, что болеть вредно для здоровья, и всех угощал витаминными таблетками.
- Тебе что нужно? - спросил он у Кости. - Покажи язык… Ух, какой мокрый и красный! Стой возле печки, пока не высохнет, а потом съешь это. - Он положил на язык Кости кисленькую таблетку и продолжал разговор с Ниной Павловной: - Так вот, голубчик, я повторяю: все это не только результат болезни, но и тяжелого нервного состояния… Нужен покой, сон и питание - это главное… Вы говорите, что можно отправить барышню к ее тете в лесничество. Недели через две надо так сделать, а пока - сон, покой и питание.
- Сон и покой - это вполне доступно, - ответила Нина Павловна, - а вот питание… Она ничего не ест…
- Отдохнет немного - появится аппетит. Но о питании нужно подумать серьезно. Конечно, завод поможет… Но что он даст? Сахару, муки… По мирному времени нужен был бы шоколад, какао, как можно больше молока, масла, яиц… Вот тогда мы подняли бы барышню недели за три, за месяц…
- Шоколад, какао? - усмехнулась Нина Павловна. - Вопрос не в деньгах… Где это взять сейчас? В магазинах, конечно, нет… Но что-то нужно придумать… Я завтра отпрошусь у директора на полдня. Весь город переверну, а достану.
До сих пор Костя был уверен, что шоколад - это баловство, а теперь понял, что шоколад - лекарство. В его памяти, как наяву, встали толстые плитки в серебряной бумаге.
Доктор ушел, наградив Костю еще одной таблеткой.
- Что делать, Малышок? - сказала Нина Павловна. - Как поскорее вылечить Катюшу, капризульку нашу?… Знаешь, она не отняла рук, когда я их грела. Смотрит на меня так горячо, жалобно, хочет что-то сказать, а сердце все бунтует, все не уступает… Руки такие тоненькие, холодные, каждая косточка видна. До чего довела себя, глупенькая! - Нина Павловна сжала виски, подумала и сказала: - Понадобится - достану и птичье молоко! Вася мне не простит, если с нею что-нибудь случится. Ты не можешь себе представить, как он ее любил!…
Нину Павловну вызвали в цех пробовать новый способ закалки деталей, а Костя вернулся за колонны, где его ждал Сева, закончивший подготовку участка к завтрашнему дню.
«Я ДОСТАНУ!»
На другой день Нина Павловна явилась за колонны уставшая, озабоченная и рассказала ребятам о своей неудаче: она обошла весь город и только даром потеряла время.
На базаре продавали плитки шоколада, но такого плохого, что она не решилась купить. Была в облздравотделе, была в горторг-отделе… везде была. Люди говорят: «Война, ничего не поделаешь». Кто-то сказал, что шоколад и какао есть в госпитале, но, конечно, совесть не позволила ей туда обратиться.
Ребята слушали молча.
- Как она себя чувствует? - спросила Нина Павловна, закончив повесть о своей экспедиции.
- Все спит, - ответила Леночка. - Я к ней зашла, она открыла один глаз, сказала: «А, это толстая Oйкa!» - и опять заснула…
- Пускай спит, - вздохнула Нина Павловна. - Доктор говорит, что дня через два-три появится аппетит. Нужно подготовить необходимое питание. Завтра с утра опять пойду искать.
- Не ходи! - сказал Костя. - Я пойду… Ты попроси Герасима Ивановича, пускай меня отпустит.
- Куда ты пойдешь?
- Шоколад да еще что покупать.
- Где ты достанешь, чудак! - засмеялся Сева. - Подумаешь, чудотворец! Теперь уже он форсит… видишь, Лена!
- Действительно, где ты достанешь? - спросила Нина Павловна, удивленно глядя на Костю.
- Не украду!
- Возьми деньги, - протянула она пачку бумажек. Поколебавшись, он старательно спрятал деньги, которые ему были совсем не нужны, и приказал ребятам продолжать работу.
- Завтра, Севолод да Ленушка, вы на пару останетесь, - сказал он. - Должны справиться.
- Не бойся, справимся… Но разрешите все-таки узнать, товарищ командир, куда вы собрались? - осведомился Сева.
- Секрет, - ответил Костя.
- И не надо! - обиделась Леночка. - Не спрашивай его больше ни о чем, Сева! У нас тоже будет секрет. Я тебе одному скажу. Очень большой, важный секрет…
Так они и остались со своими секретами.
Нина Павловна, заглянув на минутку за колонны, сказала, что Герасим Иванович разрешил Косте завтра пойти в город, потому что, как заявил старик, бригадир, конечно, должен заботиться о членах своей бригады.
ЗОЛОТИНКА
Утром, как только Сева отправился на работу, Костя сказал Антонине Антоновне:
- Ты, Антоновна, меня снаряди. Рюкзак дай, баночку… Мешочек еще… Гляди, не нашуми, не потревожь Катерину.
Он говорил так серьезно, что Антонина Антоновна, очень уважавшая своего квартиранта, поспешила выполнить его просьбу.
- Куда ты? Кажись, продукты я все выкупила на месяц, - спросила она, когда сборы были закончены.
- Вернусь - скажу, - пообещал Костя.
На конечной остановке он забрался в пустой трамвай и без приключений доехал до Ленинской площади, откуда оставалось два шага до цели путешествия. Магазин с зеленой вывеской только что открылся. Высокая старуха сдавала щепотку рассыпного золота - всего несколько темно-желтых крупинок. Молоденькая приемщица, сидевшая в стеклянной будке, бросила на чашечку весов крохотные разновески-листочки.
- Два чистых грамма, - равнодушно сказала она.
- Ну и то, - согласилась старуха и искоса посмотрела на Костю, точно боялась, что он схватит эти несчастные крупинки.
- Тебе что, мальчик? - спросила приемщица.
- Завмага позвать нужно.
Он знал свои права, знал, что сдатчик золота - важный человек.
Никто не смел допытываться, кто он, откуда, где поднял металл, и все должны его уважать. Приемщица поняла, что посетитель имеет основания разговаривать независимым тоном.
- Осип Пантелеевич, вас спрашивают! - позвала она.
В будке появился полный человек, посмотрел на Костю, но будто никого не увидел.
- Кто именно?
- Я спрашиваю, - обиделся Костя. - Шоколад есть?
- Тебе сколько пудов? - насмешливо спросил завмаг, продолжая разыскивать посетителя где-то под потолком.
- Два килограмма возьму, - ответил Костя. - Какао еще нужно. Это которое пьют… Масло скоромное… Муки крупчатки…
- Какао нет… товар для старателей ненужный. Да и шоколад только для витрины держим.
- Как это - ненужный? В «Золотопродснаб» жаловаться стану!
- Да ты с чем пришел, чего командуешь! - вскипел завмаг, теперь уже рассмотревший требовательного покупателя.
- Что мне разговаривать! - окончательно рассердился Костя. - Не пустой я пришел, ясно. - И он положил на мраморную дощечку возле весов «свин-голову».
Это сразу изменило поведение завмага.
- Да-а! - протянул он, рассматривая самородок. - Это да! Блеска-то сколько! Червонное золото. - Он засмеялся: - Ну, точь-в-точь свиная голова, даже ушки имеются, - и взял пузырек с кислотой.
- Погоди, не сдаю, коли какао нет, - остановил его Костя.
- Через полчаса привезу с центральной базы. Здесь близко.
- Тогда… - Костя твердо выговорил, - тогда принимай.
Завмаг капнул на самородок кислотой, убедился, что это действительно чистое золото, и бросил на весы. «Свин-голова» стукнула о костяную чашечку, и в сердце Кости тоже что-то стукнуло: он любил забавную золотинку, он мечтал превратить ее в костюм, в ручные часы, велосипед… Но он решил сделать то, что делал, и довел до конца то, что решил.
- Сорок три! - весело объявила приемщица.
- Батюшки, везет же добрым людям! - ахнула старуха.
- Пиши боны, - разрешил завмагу Костя. - Да за какао пошли. Без какао не уйду.
Хороший сдатчик - большой человек, если даже он вовсе не большого роста; хорошему сдатчику почет и уважение. Костя вручил старшему продавцу рюкзак, баночки, мешочек и сел возле окна, уверенный, что продавцы сделают все на совесть. В магазине уже было немало покупателей, а Костя оставался главным - старатели поглядывали на него с любопытством. Кто он, откуда? Где поднял завидную золотинку? Почему покупает то, чего не покупают другие? Но старательский закон строгий - нельзя спрашивать у незнакомого человека, где он старался, где поднял металл, а тем более нельзя расспрашивать такого серьезного человека, как этот насупленный паренек.
- Товарищ сдатчик, заказ готов. Какао тоже тут, пей на здоровье! - И завмаг поставил на прилавок битком набитый рюкзак. - Вот боны, вот расчет на бумажке записан. Хоть проверяй, хоть доверяй: точно, как в аптеке…
- Чего там, - великодушно отказался Костя, - дома посмотрю…
- Ну-с, носить к нам не переносить, таскать вам не перетаскать! - пошутил завмаг.
Старичок в рваном тулупе и с золотыми зубами притопнул ногой.
- Хороший парнишка, правильный! - крикнул он. - Хошь, в сыночки задаром возьму? Только ты меня корми, чего попрошу. Одевай, что по плечу.
Все засмеялись, смеялась даже старуха, сдавшая два грамма металла. Сдатчики решили, что старичок умеет выбирать сынков, и помогли Косте пристроить рюкзак за плечами.
Солнце уже разгорелось, и на тротуарах стало мокро. Костя, вышедший из дому в валенках, шагал по дороге. Он думал о своем, и трудно было бы сказать, о чем он думал. Было только ясно, что он не жалел о сделанном. Он простился со своим единственным богатством, и лишь на короткий миг сжалось его сердце, зато теперь оно стало шире, чем раньше, - в нем было все спокойно и как-то светло.
На что он променял золотинку? Может быть, кто-нибудь сказал бы: на ничто! Но глупое, неправильное слово только рассмешило бы Костю. В этом «ничто» было и здоровье Катюши, и полная жизнь за колоннами, и, может быть, добавочные «Буши», и слава фронтовой бригады, и… Простившись с самородком, он стал сразу богаче, гораздо богаче, чем был. Правду говорил Миша Полянчук, что на свете есть вещи дороже золота. Ради своего товарища, ради своей бригады Костя простился с золотинкой самородинкой и взамен получил еще золотую минуту - может быть, самую лучшую и радостную.
ПОПЕРЕЧНАЯ ДУША
Антонина Антоновна была твердо убеждена, что Малышок не способен на дурное дело, и все же испугалась, когда он выложил из рюкзака на кухонный стол масло, две пачки пиленого сахару, мешочки с мукой и какао, отдельно завернутые плитки шоколада. Глаза и рот у нее стали совершенно круглыми. Она попробовала муку на палец и на язык, убедилась, что это не сон и что лучшей муки не найти.
- Завод дал, что ли, Костенька? - с надеждой в голосе спросила она.
- Завод, - согласился он. - Какао на молоке варить нужно, сказывают. - Поняв беспокойство старухи, Костя усмехнулся: - Ничего… Взято - не украдено. Скажешь, что завод дал.
- Бабушка, кто у нас? Это Малышок, да?… Малышок, иди сюда! Я уже проснулась, - послышался голос за дверью.
Катя лежала на диване, натянув одеяло под самый подбородок, и смотрела на Костю с такой улыбкой, будто очень провинилась.
- Вот как я сразу заболела, - сказала она. - Знаешь, совсем, в общем, ничего не болит, только голова кружится все в одну сторону и так спать хочется. А уши - как не мои. Плохо слышат. Все какой-то шум, шум… как радио… - Она вдруг все сообразила и забеспокоилась: - А ты почему дома? Зачем ты с завода ушел?
- Герасим Иванович разрешил… Должен я о бригадниках думать.
- А по-моему, все это лишнее, - решила Катя и быстро приподнялась на локте: - Иди на завод! Наверное, все станки стоят…
Для того чтобы успокоить ее, Костя сказал, что работа за колоннами не стоит, так как Сева приловчился управляться с тремя станками. Он думал, что Катя обрадуется, но она отвернулась к стене и враждебно проговорила:
- Ну конечно, я так и знала! Вы прекрасно обойдетесь без меня! Вы здоровые, а я больная - от меня одно беспокойство. Хоть сейчас можно умереть… А только я первая придумала работать на двух станках. Да, первая, первая! Разве я виновата, что заболела? - Она всхлипнула. - Хотя, конечно, виновата, потому что… - И, минутку помолчав, приказала тихо и твердо: - Ступай на завод и скажи Нине… почему она не идет? Долго мне еще так одной все думать и думать? Я больше не хочу так… не могу… Слышишь!
- Пойду! - вскочил он, готовый лететь сломя голову.
- Постой! - остановила она его, спохватившись. - Уж ты обрадовался убежать… Разве тебе интересно со мной сидеть! Ну и беги, пожалуйста, очень ты мне нужен!…
Их беседа продолжалась недолго, а чудо все же успело случиться. Дверь широко открылась, вошла Антонина Антоновна с подносиком в руках.
- Ну, внученька, уж хочешь не хочешь, а поешь, - пропела она. - И ты, Костенька, позавтракай.
Непонятно, когда Антонина Антоновна сварила какао, когда испекла лепешки, но она сделала это. Широко открыв глаза, Катя ойкнула совсем как Леночка:
- Ой, какие белые лепешки! А это какао пахнет… - Увидела плитку шоколада и рассмеялась: - Бабушка, это шоколад! - Схватила плитку, откусила и, зажмурившись, сказала: - Совсем такой, как папа покупал. - Она жевала шоколад, закрыв глаза и улыбаясь, но сначала перестала улыбаться, потом перестала жевать, открыла глаза и спросила: - Бабушка, где ты его взяла?
- Да вот Костенька принес… Завод прислал…
Синие глаза остановились на Косте и сожгли его без остатка.
- Он врет! - сказала Катя. - Таких пайков не бывает… Малышок, откуда это?
- Тебе дело? - пробормотал Костя, не зная, как поступить.
- «Дело, дело»! - затвердила Катя. - Это она прислала? Это Нина, да? Опять свою доброту показала! Я сразу догадалась! - Она легла, натянув одеяло на голову, и сказала со слезами в голосе: - Вот и всё! Она ничего, ну решительно ничего не понимает, твоя Нина Павловна… Не смей ее звать, слышишь? Она подумает… что я ее за шоколадку зову! Очень нужно! А я могу только ей сказать о папе, больше никому, а то папа обидится… если он жив. Теперь я не смогу ей ничего сказать… Теперь все кончено, совсем кончено! - И горько расплакалась.
- Поперечная ты душа! - жалобно проговорила Антонина Антоновна. - Люди к тебе как лучше, а ты все уросишь, все тебе не ладно… Уж вовсе в тебе ничего не осталось, окромя голоса да волоса, а ты все фырчишь, все фырчишь…
Тяжело вздохнув, Катя проговорила, пряча заплаканное лицо в подушку:
- Пусть! Никого мне не нужно!
Пришлось повести дело начистоту.
- Не с завода это, - сказал Костя, - и не от Нины Павловны. Я купил.
- Вот я сейчас так и поверю, - равнодушно, устало откликнулась Катя. - Богач нашелся! Уходи сейчас же, бессовестная вруша! Уж и не знаешь, что придумать…
- Правду говорю! Да ты гляди сюда! - потребовал Костя. - Я самородочек червонный сдал…
Недоверчиво прислушиваясь, Катя одним глазом посмотрела из-под одеяла, а Костя вынул боны и стал объяснять: это, мол, боны, которые выдаются сдатчику металла, а это расчет - в нем написано, сколько граммов тянет самородок, сколько за него начислено золотых рублей, какие продукты отпущены и, значит, все точно-правильно, и он нисколько не врет.
- Врал я когда? Говори: врал?
- А откуда у тебя самородок? - все еще недоверчиво допытывалась она. - Ты же совсем… небольшой.
Будто металл смотрит, кто моется - большой или маленький! Когда уже была война и Митрий ушел на фронт, Костя старался с румянцевскими ребятами на выработанном прииске под Крутой горой. Мылись, мылись, да намыли мышиную чуть - всего ничего. Ребята сказали: «Ну его, тут совсем пусто, даром стараемся!» - и побежали купаться в озерке, а Костя решил: «Ладно, кто последний стоит, тому удача», и, как нарочно, в ковшике что-то стукнуло, не каменно, а тяжело. Он отмыл глинку, и на солнышке весело заблестел самородок, точь-в-точь похожий на свиную голову. Он никому не сказал о находке, чтобы другая удача не испугалась шума, сберег самородок. И вот пришел час, когда нечаянная золотинка пригодилась.
- Почему же ты мне не показал самородок? У, какой ты! - упрекнула его Катя, как-то нечаянно протянула руку, взяла начатую плитку шоколада и стала угощать Костю: - Пей, пожалуйста, какао и ешь лепешки. Я не буду… Я только немного шоколаду… Знаешь, когда я его ем, у меня опять под ушами щемит. Так щекотно, совсем как до войны… - Она немного смутилась и тихо добавила: - Ты очень добрый, спасибо тебе…
Притворившись, что не слышал последних слов, Костя сказал, что ему некогда рассиживаться, так как еще есть много дел, и Катя его не задерживала.
{Краткое изложение последующих обстоятельств романа
Шоколад ела вся фронтовая бригада.
Наступила долгожданная весна.
Катя выздоровела, приступила к работе, примирилась с мачехой, и получила счастливое известие о пропавшем без вести отце (он стал партизаном).
Фронтовая бригада выполнила план на 250 процентов.}
{События романа заканчиваются 1 Мая 1942 года. А впереди была и война, и мир.
Весной 2018 года 43 грамма золота приравниваются к 1860 американским долларов.
Один килограмм качественного шоколада можно купить на Украине за 12 американских долларов.}
--------------------------------------------------------------------------
Другие книги скачивайте бесплатно в текстовом и mp3 формате на http://prochtu.ru
--------------------------------------------------------------------------