--------------------------------------------------------------------------

Александр Николаевич Романов - Щенок

--------------------------------------------------------------------------

Скачано бесплатно с сайта http://prochtu.ru

Щенок

– Дед не дает мне держать щенка, – сказала Еликонида.

– А мама?

– А при чем тут мама?

– Мне казалось, ты не очень-то слушаешь деда.

– Ты не знаешь деда, – сказала она.

И в этом она совершенно права. Хоть мы и росли в одном дворе, что я о нем знаю? Что звать его Жора Ларин? На зоне его звали Брынза. Это уже без меня. На Жору произвело большое впечатление звучание слова брынза, и он его вставлял где надо и где не надо. Официант, брынзы! выкрикивал он в лагере – в пионерском, а не на зоне. А когда пели песню, вставлял свой куплет: кусок брынзы на Бродвей – дружно спляшем твист эгей! И все хором: эй мамбо мамбурак... и т. д.

После детства я служил в армии, жил в Москве и на Дальнем Востоке, а он, насколько мне известно, не однажды побывал в местах заключения. Мы с ним люди с разных планет. Еликонида, конечно, лучше знает, что может быть на уме у такого инопланетянина, как ее дед.

Меня же совсем другое занимало. Искусство культ, поэт служитель; искусство власть, поэт представитель; искусство поиск, поэт разведчик. Это известно. Три ипостаси одного явления. Каждая не может существовать без остальных. И притом каждая достаточно самостоятельна. Вместе: искусство. Однако в последнее время на передний план выпирает фальшивое, но наглое определение: искусство рынок, поэт продавец. Сбылась мечта классика: книги стали потребительским товаром, как повидло и шнурки для ботинок . Писателей заботит не то, какие идеи спасут человечество, а то, какие идеи позволят продать больше экземпляров. И у кого больше продается, тот говорит об этом перед телекамерами с гордостью и величайшим самодовольством. Интересно, на лице Достоевского бывало такое самодовольство? Или все же больше размышление? С другой стороны, книги – пища для души, а наркотики приносят гораздо большую прибыль, чем насущный хлеб. Об этом я думал, когда рассеянно заметил, что она не очень-то слушала деда. А что, если бы она, его не спрашивая, завела себе щенка? Она сверкнула на меня глазами и возразила, что дед бы его выбросил в форточку. Ей лучше знать дедовы реакции на внешние раздражители.

Конечно, большую часть времени дед Еликониды спал. И в это время щенок мог бы резвиться в их обветшалой квартире. Но ведь однажды спящий проснется. И если похмелиться будет нечем, то и в самом деле выбросит щенка в форточку. Что тогда будет с Еликонидой?

– А мама?

– Что мама?

– Если мама разрешит?

– Ты же знаешь, как он к маме относится.

Я знаю, что он и маму бы выбросил в форточку, если бы она в нее пролезла. И еще: если бы он ее мог поднять. Но он так ослабел от пьянки, что сам себя с трудом поднимает. На его примере можно изучать, что человек делает со своими силами. Ходит, как в штаны наклал. Только на рыбалке немного оживает. Не знаю, от свежего воздуха или от воспоминаний о тех временах, когда дни и ночи проводил на рыбалке, и жизненная энергия хлестала через край. Теперь он иногда, когда ему сильно что-то не нравится, начинает хорохориться и бушевать, но и Еликонида может его толкнуть как следует, и он упадет.

Я, собственно, и зашел-то к ним только узнать насчет воскресной рыбалки. И застал деда спящим, а внучку плачущей. Что случилось? Ей нужна какая-то заколка для волос, и он обещал... все ясно.

– Я ничего не понимаю в этих заколках, – сказал я, – но если хочешь, пошли со мной. Я собираюсь на базар, а по дороге посмотрим, где там продают твои заколки.

Она вытерла слезы и говорит:

– Почему ты не мой дед?

Вопросы Еликониды кажутся наивными, но метят вольно или невольно в самые основы бытия.

В самом деле, кто чей дед и кто чья дочь мы принимаем как факт, и нам кажется, будто эти вещи не имеют сослагательного наклонения. Что толку думать, кто чьим дедом мог бы быть и кто чьей дочерью могла бы стать.

А между тем, Еликонида могла мне быть не только внучкой. Помню, приезжал в отпуск, когда служил на флоте, молодой, в форме, с кучей денег по тогдашним меркам, и попал в одну компанию. Там была разбитная девица, хватившая немного лишнего. Узнав, что я закончил Литературный институт, она стала читать свои стихи, и некоторые из них были не вовсе безнадежны. Эта девица тогда чуть меня не соблазнила. Я вовремя узнал, что это дочь моего приятеля детства. Я был поражен. В моих воспоминаниях он оставался много моложе, чем она теперь – таким, как тогда, когда мы расстались. И вдруг: у него такая дочь!

А казалось, будто мы с ней почти ровесники! Тех, кто старше, человек легко распознает. А тех, кто моложе, с трудом: кажется, сам давно ли был таким. Ждать чего-то двадцать лет долго; а то, что было двадцать лет назад, кажется, было вчера.

У него такая дочь, а я еще старше его на год. Теперь это ничего, или почти ничего. А тогда разница в год – очень много. Кто на год старше, на год раньше пойдет служить. А за год в этом возрасте столько происходит! Один служит, другой попадает в места. И пошли судьбы в разные стороны. Некоторые потом всю жизнь расхлебывают только это – только последствия какой-нибудь мелочи, одной из повседневных мелочей в бурном потоке прочих. Случившихся как раз в этот год разницы.

Разбитная пьяная девица Татьяна Ларина меня тогда не соблазнила. Зато соблазнила того, кто стал отцом Еликониды. Чем не мелочь в бурном потоке прочих? Тогда она, может быть, и не заметила бы этого приключения, если бы результатом не стала целая новая жизнь, вторгнувшаяся в ее собственную. Она и назвала ее, как могла назвать только поэтесса. Нашла в списке имен имя по названию горной гряды Геликон, посвященной Аполлону и музам. Следовательно, Еликонида – это муза, нимфа. А то, говорит, все Наташи, да Тани, да Светы, да Люды. Пусть у меня будет Еликонида! А как будут звать? Элла. Лида. Мало ли? Придумают. Татьяна была не из тех, кто просчитывает последствия своих действий на несколько шагов вперед. Даже один шаг ей был тошен. И у нее было на то теоретическое обоснование: но жалок тот, кто все предвидит, чья не кружится голова . Голова у нее кружилась постоянно. В школе ее дочь стали звать Елик. О музах и нимфах в школе знают мало. Елка-палка! Это когда что-нибудь вытворяла. Мама-поэтесса спихнула ее деду, когда тот вернулся после очередной отсидки. А дед про маму сочинил стишок: Танька ехала на танке прямо вдоль посудной лавки.

Как настоящая поэтесса, Татьяна считала, что мир вертится вокруг нее и существует исключительно для нее. В сущности, в этом нет ничего особенного, потому что и математика считает, что центр мира находится в глазу наблюдателя. Все построения сферической астрономии начинаются с этого.

Многим такое отношение к жизни казалось милым и очаровательным: этакая детская непосредственность талантливой юной женщины. Многим, но не тем, на кого она спихивала свои обязанности. К примеру, вернувшийся из лагеря отец не был в восторге от того, что она спихнула на него внучку и пустилась в беспробудный загул, каким, по ее мнению, только и могла быть поэтическая жизнь. Работа, забота – это все презренная проза, удел тех, у кого нет поэтического дара.

Мы шли с Еликонидой вдоль проспекта в сторону базара, а навстречу девчонка со щенком. А щенок напоминал того, какой когда-то был в одной истории.

Лет семнадцать не виделись, и все же телефонный номер всплыл в памяти – вдруг. Не нарочно. Нарочно бы не вспомнил.

– Позвони, – заметил друг.

– Зачем ворошить?..

– Конечно, не за чем. И все же.

Пошел звонить. Ближайший телефон на станции. Сердце билось, будто направлялся на экзамен или впервые собирался прыгнуть с парашютом. Диск крутил дрожащей рукой. Шум в ушах, сквозь него гудки. Кто-то берет трубку. Слышит совсем молодой, девичий голос. У нее же была дочь: это ее дочь! Выросло поколение! Пока скитался по Евразии от моря до моря. Даже имя вспомнил. Называет дочь по имени.

– Да, это я. Кто это?

– Вы не знаете. Могу услышать маму?

– Она на работе.

– Извините.

Позже созвонились.

Встреча состоялась в подземелье метро у какого-то памятника. В тот миг промелькнуло все, что было. Вихрь мыслей, навеянных попутно. Как сходил с ума по ней когда-то. И что с людьми делает время. В эту ночь даже снились кошмары.

Потом стали встречаться. Однажды договорились, она приедет к нему на дачу. Хоть прошло столько лет, память о давнем сумасбродстве еще жила. Вот если бы тогда случилось! Но тогда не случилось. Тогда любви безумную тревогу я безотрадно испытал... и т. д . Вихрь жизни разметал на разные планеты.

– А что, если приеду с подругой?

Почему нет? Встретил на вокзале в Москве. Подруга, о которой был наслышан как о редкостной красавице, оказалась краснощекой толстушкой. Сели в электропоезд. Привязался контроль. Повел ребят в тамбур. Мол, ребята, так и так. Все, что есть. Друг друга поняли. Еще было время, когда люди друг друга понимали. Отстали. И рад бы! Да все, что имел, израсходовал на угощение. Просто не успел заработать на билеты. А девчонки хихикают... девчонки! По привычке про этих дам думал. У них свои девчонки взрослые! Хихикают, что такое, зачем ходил с контролерами в тамбур? Так. Все нормально.

Приехали на дачу – на столе!.. они даже сказали: ах. Понятно. Где тут останется на билеты.

Время провели довольно мило. Пока подруга отлучалась, она предупредила, что подруга – коммуняка. Чтобы при ней как-нибудь случайно не проговорился про баррикады. Усмехнулся, заметил, что на баррикадах были как раз такие, кто выше всего ценит свободу. В том числе свободу чужих убеждений. Ему все равно, каких убеждений придерживается подруга. Ему все равно, да ей не все равно. В это время подруга вернулась. Понимающе переглянулись, друг другу улыбнулись, и больше ни слова о политике – только об искусстве. В искусстве подруга знала уйму второстепенных подробностей, особенно из личной жизни артистов и поэтов, и потому считалась знатоком культурной жизни страны.

Потом отправились на воздух. Погулять по местам, где он бегал по утрам. Посмотреть снег под елками в весеннем лесу. И едва за калитку – ковыляет щенок на кривых лапах и скулит. И не так, как тот, кто просит. Щенок уверен, как верят все младенцы, что они – пуп земли, и все должны их защищать, кормить и нежить. И щенок требует! Увидев его, дамы сказали:

– Ах!

И на ручки. И сюсюкают. И подносят к носу. И несут, и качают как младенца. При этом друг у друга вырывают.

– На части не разорвите.

– Как можешь такое сказать!

Подруга, подняв над головой пухлый комок, решила его подкинуть в воздухе, как котенка. И хоть пили мало, не поймала. Но это не котенок, шмякнулся – развопился. Его сразу другая подхватила. Закачала, пытаясь успокоить. Сделала замечание подруге. Та давай смущенно оправдываться: со щенками дела не имела, у нее одни коты, а кот бы не заметил, когда упал и не с такой высоты. Где хозяин? Никого не видно. И щенка не оставить на дороге. Холодно. Сдохнет. Притащили в дачу.

Скоро засобирались и уехали. Остался жалкий щенок. Не мечтал его заводить! И вообще, не такое положение, чтоб еще и воспитывать животных. Себя бы прокормить. Шевелиться надо. А щенок привязывает. Надо его кормить и за ним убирать. Пропусти день – вся дача в кучах щенячьего кала. И просто выбросить не по-человечески. Уж воистину: не было заботы! Подарили девчонки на прощанье! Хорошо провели время, конечно. Хоть очень быстро промелькнуло. А этот теперь постоянно с ним. Сделался составной частью его жизни. Кушать просит. Приезд дам уж давно покрылся дымкой. Стал отплывающим воспоминаньем. А щенок живет.

Да, я не знал, куда его девать. Знакомые матери сказали, что не прочь были бы завести дворовую собаку. Я повез щенка к матери. На поезд для него еще пришлось брать билет. Благодаря истории с этим щенком я стал лучше понимать Татьяну, мать Еликониды. И ее деда, отца Татьяны, моего приятеля детства Жору Ларина.

Танька вела забубенную жизнь, самую бездельную, которая при этом суетлива страшно и постоянно требует быть то там, то сям. Нигде нельзя опоздать! И все-то ей некогда. Создается впечатление, будто вечно занята. Ей такая жизнь казалась «творческой», хотя на самом деле суета только мешала работе.

И однажды Таня залетела. Должно же это было случиться рано или поздно. Со всеми случается. И теми, кто ведет беспорядочную жизнь, воспринимается как неприятная неожиданность. Не щенок оказался у Таньки на руках, а Еликонида.

Она обрадовалась, когда папа вернулся из лагеря домой. У нее крепко сидела в голове шаблонная мысль, будто у дедов от внучек крыша едет. Теряют рассудок и только для них живут. Мысль сидела тем крепче, что была ей выгодна. Если бы ее отец, а мой приятель детства Жора Ларин, так вцепился во внучку, как этого требовало понятие идеального деда, то у ней опять были бы развязаны руки для творческой жизни. Другая мысль ей в голову не приходила: будто если мать, то уж все выдержит и все вынесет. Глотку перегрызет за свое дите. Или, по крайности, шары выцарапает. Шаблонно мыслящие авторы так и полагают, как ни пытается реальность подсунуть им противоположные примеры. Татьяна была как раз не такой идеальной матерью. Хорошо, хоть не входила в число противоположных примеров и не отказалась вовсе от ребенка.

А деда я понимаю потому, что дед знает жизнь. Хотя бы в силу возраста. Ведь Еликонида, думая о щенке, желает с ним бегать и сюсюкать. Не представляются же ей в воображении кучи щенячьего кала. Ей нужна живая игрушка. А станет эта игрушка справлять нужду во всех углах? Грызть все подряд? Надо будет что-то делать постоянно, а не только под настроение. Не то, чтобы Еликонида рассудком не хочет убирать за щенком. Искренне хочет! Но не может в силу возраста. Никто не обязан делать что-либо сверх возможного.

Кто будет убирать за ним? Выгуливать? Эти истории кончаются всегда одинаково: мама или кто-то из взрослых. Они берут на себя весь уход за щенком, особенно грязный уход. А та, которая считается хозяйкой, для которой он взят, ограничится эпизодическим сюсюканьем. И на замечания всегда будет кричать: я сама уберу! И никогда не уберет. Потому что ей всегда некогда: ее ждут. Она спешит прыгать на скакалке. Если кто думает, будто это пустяковое занятие – ничего подобного. У девчонок, которые не прыгают на скакалке, не такие сильные, накачанные ноги. А для девчонок ноги – иногда судьба. Занятие важное. Но оно не оставляет времени на грязный уход за щенком.

А если уберет однажды, то только чтобы доказать. Всем доказать и, главное, себе. Убедить себя, что она не соврала. И другие не правы, что сомневались в ней. А надо не доказывать один раз, а убирать каждый день. Раз по пять. Это не доступно пониманию Еликониды в силу возраста.

Дед знает: на Таньку где сядешь, там и слезешь. И выражает свое мнение о заводе щенка кратко и энергично:

– На хер надо.

Мы шли вдоль проспекта, заглядывая во все магазины и магазинчики, где продавали или могли продавать заколки. И все ей не нравилось. А я думал, что, в сущности, у нее и у меня одно и то же: сбывшиеся и несбывшиеся мечты. Различаются формы и масштабы, но суть одна. Будь это мечта о глобальном повороте судьбы или о заколке какой-то особенной формы, мечтай старый или девчонка – не все ли равно?

– Дед злой, – сказала Еликонида.

– Не злой, – сказал я, подумав про себя: ну, зарезал кого-то по молодости, с кем не бывает. Наказание отбыл, судимость снята и погашена, теперь хоть в депутаты. – Не злой. Просто опытный, знающий жизнь человек.

– А у тебя был щенок?

– Был, – сказал я.

--------------------------------------------------------------------------

Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на http://prochtu.ru

--------------------------------------------------------------------------