Мария Павловна Бунто - Литургия Барбарисовой Живописи - Мария Павловна Бунто
Скачано с сайта prochtu.ru
Это сюрреалистический рассказ о любви и смерти. О том, как стареющий организм
или индивид может еще испытать любовь, а так же о том, что даже в загробном мире
с его законами, возможно прорваться и изменить ход событий. Это повествование
о нереальной реальности чувств и страстей, их метаморфозах и безграничной фантазии...
Я украшу свое мраморное лицо лепестками забвения. Я оставлю на коже своей имя твое! Гравюра символов твоих перенесет меня к тебе, как бы далеко не унесли тебя ветра, в свою холодную страну теней. Я буду дышать твоей пылью, пока ненасытные легкие, смогут поглощать этот воздух реальности. А когда мечта прейдет за мной, я не раздумывая сделаю шаг навстречу пропасти. Мне совсем не страшно падать, как бы глубоко и долго мне не пришлось скользить вниз по мраморным морщинам твоего небытия!
Вспышки откровенных молний градом обрушились на остывшие плечи. Застывший гранит в глазах потускнел и совсем скоро перестал реагировать на солнце вообще. Тишина ворвалась в твое сердце навсегда, а я не успела остановить эти сумерки.
Ограда безоговорочно обрамляла тебя, а нагроможденные плиты на спокойной груди, не давали возможности вытащить тебя навстречу к солнцу. Холодный ветер не говорил ничего. Он просто насвистывал мотив расстающихся в вечность. Черные колышки железных стражей, копьями подпирали мою слабеющую в секундах спину. Глаза виновато отворачивались в сторону, не желая визуализировать смерть. Однако это не спасало нашей разлуки – она была явной и неотвратимой. Возможно эта необратимость заставила меня бежать. Бежать далеко-далеко минуя чужие ограды и плиты. Застывшие имена и потухшие фотографии безучастно провожали мое стремление разорвать неминуемую разлуку. Я хотела разорвать туман и прорваться сквозь воздух. Я пыталась разогнаться настолько чтоб с уметь ворваться в тебя, не взирая на все запреты небес.
Листва под ногами хрустела, ломалась, превращаясь в осеннюю пыль. Сердце аритмично колотилось в избивающих его приливах крови. Я верила и отчаянно хотела распороть, разодрать и вскрыть грудную клетку! Вырвать собственное сердце, бросить его под ноги, растоптать и побежать прямо к тебе…
Туман сгустился плотной стеной. Огромная полупрозрачная, серая и мутная стена образовалась прямо предо мной. Этот факт смутил меня, однако останавливаться было слишком поздно. Я успела набрать максимальную скорость отчаянья, по этому образовавшееся препятствие я оценила, как возможность разбиться в тебе. Секунды отделяли нас от встречи. Мгновение. Вздох. Тишина. И я без единой тени сомнения раскрошилась на осколки тебя…
Когда туман рассеялся, глаза мои встретил мрак. Там не было ветра, там абсолютно отсутствовал запах, и ушные раковины не улавливали ни единого движения звука. Я не ощущала себя. Я не ощущала и чужого присутствия. Меня не обуял страх или чувство одиночества. Мне было все равно, однако даже во мраке, я знала, что пришла сюда, с одной только целью: найти и вспомнить тебя…
* ** * ** * * ** * * * * * * ** ** * * *
Тишина воскликнула и умолкла. Воздух и все не очерченное образами и объектами пространство застыли надо мной. Я не двигалась, и ничто не двигалось вокруг меня. Это не было сном, но и жизнью это состояние назвать было трудно. Привыкшие передвигаться и что-то предпринимать, мы всегда, за частую, куда-то стремимся, куда-то спешим, куда-то идем. Я понимала, что оставаться в этой пустоте не имеет ни малейшего смысла. И тогда, я безоговорочно решила идти. Идти вперед и только вперед. И по мере своего пути и назначенного сердцем поиске, где-то над собой , возле себя, я услышала собственный голос, который как невидимый путеводитель раскрывал передо мной ландшафты моего же пути…
Я спрашивала у листвы, где буквы имени твоего. Листья молчали, склонив свое хрустальное увядание. Я просила подсказать мне, где Солнце твоих бровей, но тишина настойчиво противилась моим вопросам. Я искала эхо твоих шагов на бетонных плитах безмолвия. Вопреки всем моим ожиданиям, я услышала вырванный из самого сердца крик пролетающих журавлей. Их неестественно пестрые хвосты щекотали небо, и далеко , в складках горизонта, где пышные многослойные облака образуют виртуозный небосвод, я увидела зрачки любимых и так неожиданно прерванных глаз.
Сумерки спрятались ввысь, и я растворилась во тьме.
Ко мне подступил мрак, и он, такой безголосый, обратился ко мне. Возможно, он хотел узнать, почему я здесь, быть может , он удивился мне, и скорее всего, он хотел получить у меня отчет моих действий. Я ответила ему, не подозревая, что это произошло вопреки моей воли. Я сказала ему, что кода я буду у самого края льда, я обязательно спрошу у звезд : « где же этот предел холода, который коснулся тебя?» . Не отражаемые и едва уловимые они, звезды, шептали нам, и мы лежащие у пропасти принимая их алмазные стрелы тишины. Это было, но где они сейчас?
Я вырежу себе крылья из собственных воспоминаний, и когда оперенье, сотканное из меланхолии, будет в состоянии меня поднять, я непременно отомщу каждой звезде, каждой планете, которая не исполнила своего предназначения или солгала нам. И за тем, я снова спущусь на самое дно пустоты. Я исследую каждый камень отчаянья, и ни одна крупица грусти не пройдет мимо моего взора, а каждый твой возглас, я нанесу магическим татуажем на руки свои. Мрак отступил, и я возобновила свой странный, но настойчивый путь.
Я читаю по клавишам импульсы твоих снов. Красивые разноцветные лепестки кружатся вокруг твоих жестов, и на чистом белом полотне я рисую черные точки любви. Страсть мерно растекается по моим венам и вскоре наполнит всю меня. Мне трудно держаться от нежности. Она близко совсем рядом, буквально в шаге от меня. Я стою и рассматриваю разноцветные лепестки, и где-то вдали я слышу приближение теней. Это настолько неизбежно и бесповоротно! Дрожь сковывает меня и держит во влажных объятиях. За нежностью меня вмиг настигло отчаянье…
Пропасть открыта. Широко распластав свои руки, Бесконечность осуждающе смотрит мне в лицо, деловито поправляя крылья безмолвия. Я не боюсь ее, нет. В поисках тебя, меня уже не испугает ни что, даже эта коварная пропасть. Я жду тишину, я могу встретиться с воплем, меня не страшит боль и не пугает темница смерти. Я знала жизнь, я видела и я дышала, и по этому я знаю, что жизнь без тебя, вне тебя – не стоит ни единого лепестка пестрого цветка, ни единого крика разукрашенных причудливых птиц, ни единого алмаза расы, ни единого всплеска небес…
Когда отчаянье кричит и разносится эхом по всему видимому и невидимому пространству, и сердце не отступает в принятом решении, и глаза не способны видеть ни кого кроме возлюбленного образа, и кожа отказывается принимать чуждые ей, совершенно чужие ласки - даже мрак и общая система мироздания, способна с героическим милосердием уступить упертому страннику, не взирая на бессмысленность и обреченность действий последнего.
Дрожащий на ветру комок лепестков плавился на убийственно остром солнце. Беспощадные шипы жгучего солнца наносили сокрушительные удары, пронзая самое сердце беззащитных лепестков нежности. Громадные насыпи террикона неподвижно следили за яростной расправой. Неумолимые скалы с угрозой смотрели на беззаконие, подчеркивая своим бездействием свою же враждебную жестокость.
Если бы в скомканных лепестках находился хотя бы один шип или камень, происходящее можно было бы назвать боем, однако, учитывая искреннюю беззащитность, это было простым убийством.
Поруганные лепестки нежности теряли цвет, по капли роняя сок , подобно кровоточащей ране. Испепеляющий яд воинственного солнца отравил абсолютно каждую клеточку медленно погибающей нежности. Свирепые лезвия искромсали и выпотрошили душу, случайно попавшийся ему жизни. Улыбаясь отвратительными копьями света, тираническое солнце упивалось стремительной смертью.
Я знала, что солнце убьет меня, я знала, что мне не справиться с ним, и едва ли смогу победить его. Кроме нас в пустыне не было больше ни кого. Но я знала, что нежность – это единственное, что спасет меня и приведет к тебе. Если я потеряю нежность, я навсегда останусь в безмолвии, я проиграю поиск, и поплачусь за свое преднамеренное скольжение, возможно, меня даже осудят на вечные муки. Но бытие без тебя уже мучение, и если слагать небытие без тебя в вечность, это будет еще страшнее, чем просто жизнь без тебя.
Я подарила лепесткам тень и прохладу. Я накрыла их собственным телом. Я сгорела во имя нежности, и мне практически не было больно….
* * * * ** * * * * * * * * * * * * * *
Восторженные шепот одиночества наклонился над раковиной прошлогоднего безумства. Преданные пальцы ожидали симфоний, которые беглым «стока-то» разбудили бы заснувшую страсть. Реки остановили свой привычный и жизненно важный бег. Они не ринулись в спять, они просто перестали дышать.
Брошенное и забытое даже стервятниками тело, лежало подле берега неподвижной реки, умирая от обезвоживания. Когда-то была изнывающая жажда – теперь не стало и ее. Тело бесхозно продолжало лежать, замедляя функции осеннего дерева. Без ласки и цветов, без животворящей любви, утратив даже возможность надеяться и ждать, засохшие ветви склонились в покорном приветствии смерти.
Солнце же никогда не сходило, ибо даже горизонт и небо отсутствовали там, в немеющей и беспомощной долине Утраченных грез..
И умерло б древо и не познало б любви, но вдруг! Восхитительная метель закружила миллиарды твердых упругих молодых снежинок. Торжество юности ворвалось в пространство на краю пропасти. Это не было жестокой метелью, это не было похоже на месть или войну – это был просто ликующий снег. Снег , который несомненно умрет, но оставить или прервать который, подвластно разве, что могущественной силе Господа Бога. Это снег, который благодаря естественному холоду, способен сохранить свою красоту даже прекратив свой полет. Он, возможно, будет просто лежать, но при этом не перестанет сиять. Он будет неподвижен и незыблем ночью, но он сохранит свой свет даже во мгле, ибо он способен видеть и отражать далекие звезды в вышине. Это снег живущий всей полнотой и радостью, благодаря неуловимости умирающего мгновения. В осознании неизбежной смерти – его сила и торжество!
Укрытые гроздьями снега, ветки барбариса, впитали позаимствованную красоту холода. Насытившись юностью, ягоды барбарис налились алым соком, а белоснежные объятия юности, заново и по новому подчеркнули великолепие и шарм зрелого кустарника. Холод подарил барбарису последний эскиз красоты и очарования, согрев его насыщенными красками любви. Находясь у самой пасти пропасти, ягодам барбариса несказанно повезло, ведь возможность красиво и умиротворенно предстать перед смертью, недоступна практически никому. Однако холодные кристаллы бесполезно лежали вывернув наружу усеченные тела. Барбарис сиял огнем на тлеющем в разлуке снегу. Красные ягоды манили своим сладко-горьким ядом, однако сока в них было совсем не достаточно, чтоб утолить жажду практически омертвелых корней, а холодные кристаллы были неподвижны и сломаны. Снежные равнины казались недоступными в своем однозначном холоде и нереальны в ледяном сиянии синеющих вод.
- Я обязательно вспомню тебя. А если не вспомню имени, узнаю по движению нежности. – прозрачный шепот зашевелил снежное полотно. Солнце с присущей ненавистью сверкнуло огнем, и вся пробивающаяся из холода нежность воз горела присутствием знакомой и близкой ей любви. Снег начал гореть и растопил образовавшиеся глыбы льда. Вечность обрушилась мучительной влагой на таинственные черные ветки Старости. Она просочилась в нее всем своим естеством, впиталась и отравила ее, не оставляя без внимания ни единой морщины.
Пропасть отделявшая жизнь и смерть, развернулась бесконечным знаменем неизбежного пространства. Она стала еще более глубокой, четкой, очевидной, и она оказалась совсем близко с погибающим кустарником. И уже не было дрожи в корнях, и не было алых слез. Это была настолько яркая и явная безысходность, которая возникает в сознании один единственные раз. Даже мысль о неизбежности смерти, не настолько страшна, как само ее присутствие у самых губ погибающей жизни.
- Лучами рассвета, я сохраню память по тебе. Градом росы, я запечатлею каждый твой жест. Изгибами радуги, я напомню о твоем добром сердце. А лепестками звезд, я наполню безмолвие, во славу тебе. А ночной прохладой увенчаю запах твоей тишины. – серебристый, временами искристый голос, легким дуновением ветра коснулся содрогнувшейся шеи. Выступившая изморозь на печальных ветках, дрогнула и несмело кивнула хрустящей выжженной листвой. – Никто из погибающих не достоин одиночества. Букетами света, обязан быть приветствован каждый, шагнувший на тропу смерти! – хрусталики снежной Юности вспыхнули желтеющим огнем и молниеносным движением пламени, скинула Юность покрывало инея с разомлевших плеч старости. – Где начинается любовь – отступает смерть. Ни назад! Просто в сторону, пропуская нас в себя. Не стоит бояться ее. Теперь ты не одна, и ты не заметишь, когда ты умрешь. – Юность влагой утреннего тумана коснулась губ, уже зеленеющих надеждой листьев Старости и пространство вокруг изменилось отчетливо и навсегда…
- Ты видишь, как танцуют обнаженные костры? Посмотри, как сильно они любят друг друга. Незачем скрывать изящной наготы. Зачем, если жар пламени, все равно уничтожит занавес тактичной осторожности, а пепел мирских предрассудков, лишь замарает собственную невинность.
- Мне холодно.
- Разденься.
- Я замерзну.
- Никогда…
Неподвижное эхо замерло в робком недоумении. Шершавая крона кустарника невольно улыбнулась и полу высохшими стеблями попыталась коснуться интригующего его эхо. Однако это было невозможным: мелкая дрожь в плечах, спугнуло воздух и застенчивое эхо умчалось прочь, растворившись в оживающих в весне облаках.
Когда-то очень давно, барбарисовый кустарник видел и помнил весну. Сейчас же нагибаясь над самой пропастью, Старость не верила в то, что ей еще предстоит повстречать и уж тем более пережить весну вновь, в полной ее красоте.
- Пусть это будет твой последний смех. Но он будет, и он будет твой. Пускай это будет твой последний плед осенних листьев, но он укроет и согреет тебя. И не важно, что ты умрешь зимой, главное, что ты успеешь ощутить поцелуй снега на собственных глазах. – Юное облако, за которым скрывалось упругое тело, обнаженными лучами подошло к иссохшему кустарнику. Непревзойденная Юность коснулась губ увядания и преобразило навсегда собою пространство внутри самой старости. Юность не смогла нейтрализовать пропасть, но силой любви она изменит суть и качество предстоящего. Ибо то, что пропасть неизбежна это остается фактом, но вот какой именно угодит в нее Старость, зависит от упругости Юности, обретая сокровенный опыт отдаст увяданию свою красоту.
Траектория ветра, сопряженная с излучением вновь ворвавшегося солнца, изменила свое направление. Трансформация пространства немедленно преобразовывало и изменяла все вокруг, придавая окружающим вещам и предметам, совсем иной новый смысл. В начале, барбарисовый кустарник был удивлен и настороженно следил за не прошеными изменениями, однако после первых лиловых дождей, согласился и смиренно растворился в победившей его Юности. Больше, реальности не стало, она исчезла как таковая, так как изменился сам принцип взаимодействия вещей в природе. Сущность проявления объектов стал совершенно иной, и привычные законы зрения, слуха и осязания были изменены в корне своего предназначения.
Юность вступила в свои права и Старость более не противилась ей. Они стали одним целым, в слиянии своем создав отдельный элемент субъективной реальности…
На краю заката, Юность приветствовала Старость. Она целовала ее. Она отдавала ей свою молодость и с благодарностью принимала от нее опыт увядания. Она была обнажена и ей было стыдно перед собственной юностью. Ни морщин, ни складок ни единого шарма: только наглое, сплошное и дерзкое совершенство. Обнаженный бамбук, перед корой старого кустарника, был гибкий и стройный, манящий своей невинной зеленью. Он обвивал его сочными, хрупкими стеблями. Он изгибался над ним и целовал алмазами первозданной росы. Он заигрывал с ним и увлекал в бескрайние просторы нежности и укрывал его плечи прохладой таинственной ночи.
Локоны синхронно касались капель дождя. Ветер собравший вокруг себя тучи, приветствовал влажный рассвет. Тела обнаженным веером возлежали на хрустящей сочной траве. Они пролежали вдвоем и пережили мутоновую ночь, и они были готовы впустить в себя все торжество рассвета. Укрытые в симфонии тьмы, цвета постепенно распускались бутонами ярких пятен, на бежевом пространстве влажного дня. Полотно ослепительно чистой росы, ниспадая с небес, целовало тела двух параллелей пересеченных в неожиданной бесконечности любви. Они не думали о пропасти, которая была совсем близко, они просто принимали капли дождя прямо в кровь, в самую структуру себя, не меняя при этом состав ни его, ни свой.
- Зачем ты целуешь меня?
- Разве у капель дождя спрашивают, почему они падают вниз?
- Почему ты любишь меня?
- Не уже ли солнце может ответить, почему оно греет и зачем оно светит?
- Жить и понять, что ты спала. Проснуться и понять, что пора умирать! – Старость криво улыбнулось увядающей грустью.
- Не печалься. Лучше, хоть раз взглянуть на гроздья росы, чем умереть в пустыне и ни разу не слышать о них…
По раненым рекам разлук, хрусталики вечности прощались с волнами счастья, уплывая и растворяясь постепенно в дремучих молекулах. Рассвет был настолько близок к родине, что казалось, совсем скоро ударит в окно осколками первого света. Юность и Старость стояли над пропастью, и пропасть лежала перед ними. Такая гладкая и покорная, но все же пропасть! Шаг за шагом и в бездну. А что там? Там безысходность…
Солнце сверкнуло лезвием восторга. Оно исподлобья грозовых туч, смотрело на всплывшие лепестки нежности и с завистью веков обронило скудные капли спонтанного дождя, после чего вновь отвернуло глаза от ненавистной любви.
У истоков волнения, Старость и Юность не двигаясь и не передвигаясь, стояли в обнаженной тишине.
- Ни звука, ни намека на чужой шепот или родной стон. Ничего, только ты и я, а вокруг голос пространства нелепостей и обвинений. – тихонько обращалась Юность к своей возлюбленной спутнице. - Солнце больше не появится. Ему не по душе наша нежность. Однако данная несправедливость, совсем скоро навеет нам неловкое волнение.- именно это неадекватное чувство, вынудило их распрощаться с очередным пространством. Они покинули его на заре или в начале заката. И они нашли себе более белое и ласковое сочетание мира…
Старость корнями прикоснулась к Юности и увидела весну.
- Интересно, переживу ли я еще одну весну?
- К чему, если сейчас весна бесконечна.
- Тогда я умру зимою. – определила Старость.
- Когда ты умрешь, не будет ни весны, ни зимы, ни осени, ни лета. Это будет простое Ничто, без имени и времени, без стихий и бесконечности. – Юность обняла лучами света старость и поцелуем отнесла их обеих на самый предел высоты. Пролетая над гнездом безмолвия, юность спросила у Старости:
- Почему отчаянье так боится смерти?
- Все боится смерти по одной простой причине: никто не хочет быть бездейственно мертв, не хочет быть обесточен навсегда. И больше всего нас всех пугает разочарование загробного мира в нас, а нас в нем.
- Но продолжение и движение есть во всех сущностях, это так очевидно! Чего же бояться?
- Возможно, однако никто так и не сказал утвердительно и безоговорочно, что это так, и что же в действительности там, после всего , что нам предстоит увидеть.
- Нам намекали. Нам предлагали множество вариантов. Но мы не восприняли ни одного из предложенного.
- Нам просто страшно.
- Нет. Нам просто нравится бояться. А сам страх, как двойное оправдание, перед миром известным и неизвестностью неведомого мира. – Юность прижалась к Старости и они просочились на самое дно океанов, где их ожидало раскаянье…
Траектория красоты вне пошлого пространства. Категорическое отрицание внешнего покрова. Легендарные вспышки света и акриловые небеса! Юность растекалась густым нектаром на изогнутых губах увядания. Минуты и секунды рассыпались бисером на содрогающихся плечах. Неуязвимые и недоступные, они наслаждались свободой и неподдельной красотой. Красочные пейзажи малиновых холмов, сиреневых рощ и салатовых полей! Ни гроз, ни разлук, ни слова о смерти: это достаточно понимать, что бы впредь не говорить об этом. Листопад коралловых изяществ и град пушистого молчания, не преобладал, но имел место в их собственной вечности, которую они создали и выбрали сами.
Кристаллический жасмин им пел прохладой горных водопадов. Воспаленные тела скрылись под светло-голубую тень. Нет, ни солнце утомило их, и томления не было в их сердцах. Им просто нравилась селекционная прохлада выдуманного севера.
Остывающая кровь в горячих ласках Юности, была стабильна в температуре любви. Ни очищенная и не разбавленная – она была гибридом новых ощущений. Без пафоса и пыли, без сертификатов и конфетти – постаревшая кровь отделившись от общего сознания, продолжала циркулировать и не вразрез ему, но и не в пользу смерти. Ее было достаточно для функций нематериального тела, и было слишком много, для простого увядания. В самой сути старости протекало нечто большее чем кровь, но менее гениальное чем бессмертие…
- Ты слышишь, как воспаленно кричит небо? – Юность растворила облака и в синем пространстве, качая на руках умиленную Старость, услышала недопустимый для их мира отчаянный крик. – Кто-то вторит его слезам.
- Зачем нам столько зеркал?
- Осколками стекла, ты можешь разорвать небо. И вот не станет бесконечности. А если ты соберешь осколки и растворишь их в нашей крови, вечность утратит свой смысл, как таковой.
- Для чего столько песка? – дивилась Старость.
- Что бы не заблудиться в океане.
- А куда подевалось солнце?
- Мы убрали его, что бы оно не мешало нам мечтать...- Юность почувствовала дрожь, и она знала, что страх уронит их в сыпучие дюны сомнений, тогда она перестала испытывать возлюбленную Старость, и решила оставить разговор на потом. Она поцеловала глаза хрустальной слезою дождя и обняв Старость по крепче, увлекла за собой по таинственным иероглифам в лабиринты неиссякаемой нежности.
Красный дождь расточительно терял свои животворящие зерна. Зерна, которые никогда не прорастут, но будут сыпаться с небес всегда. Ликовало поле, возмущались камни, и дом на краю отрешенности был полон влаги. Ни единого насекомого, ни малейшего треска в камине, только тишина и несомненная, непрерывная нежность, которая эхом хрусталя отталкиваясь о прозрачные стены зерен дождя, скатывалась обратно на красное ложе любви.
Обнаженные фигуры лежали рядом, им не обязательно было бросаться друг на друга, доминантно покрывая соперника или лживо предоставлять возможность наслаждения. Они просто были вместе, одновременно в обоюдном сознании. Они видели яркие пятна, которые, изящно приобретая все новые и новые формы, ежесекундно меняли цвет и его интенсивность контраста. Они наблюдали тени, оттенки, нюансы такие, которые вряд ли можно повстречать за пределами бетонных домов. Руки сплетались в надежном соитие и как бы далеко не зашел партнер, увлеченный путешествием по тонкой гибкой стези, второй его обязательно словит, пускай даже по среди неба. Это и дарило им наивысшее блаженство. Наслаждение от понимания единости друг друга. Утопая и проваливаясь в друг друга, убегая и догоняя друг друга, они совместно разукрашивали небо, они создавали новые формы и новые жизни. Они были счастливы и они не боялись смерти, не оплакивали ускользающие минуты и не страшило их наличие бездны возле дома их. Они создали свое отдельное, индивидуальное пространство, которое и было косвенно сопряжено с миром возлегающего тлена, но которое не включало абсолютно ни каких функций и законов упаднической, вечно разлагающейся системы земного бытия. Они были там и только вдвоем, а дожди за коном они уже видели…
- Где обрывается прошлое?
- Там, где продолжаются пески. – Юность накинула на плечи подруги шаль, сотканную из прозрачных и светлых отблесков рек.
- А где кончаются барханы?
- Там где влюблены киты.
- А где же тогда конец океана?
- Там где начинается прошлое. – Юность покорно села у самых ног Старости, и заботливо омыла их самыми чистыми родниками миров.
- А где же тогда находимся мы?
- Там, где ничего этого уже нет..
Пальцы ласкали изгибы Старости, а губы шептали рассвет. Дыхание проникало в каждый их стон и кожа впитывала каждое прикосновение осторожных рук. Что-то неумолимо приближалось, периодически содрогая их пространство. Однако Юность это не смущало, она стремилась найти ключи полного воссоединения. Переплетаясь в друг друге, Юность пыталась остаться в возлюбленной навсегда, не боясь потерять самое себя. Она тренировала память, она не жалела нежности, она кромсала себя и хотела разорвать или растворить себя, и напоить данным эликсиром Старость, не спасая ее от смерти, но пытаясь спасти себя от расставания, которое вряд ли сможет пережить, однако это ей уже было не под силу. И Юность понимала, что главное для них обеих быть до предела вмести, и что еще более важное, все что может Юность, это подготовить Старость к пропасти. Лишить ее страха, искоренить отчаянье, и уничтожить сомнения. И оружием всему была нежность любви.
- Мы пройдем по темному ущелью и обязательно выйдем на поверхность луны. Я всегда буду рядом. Мы упадем в белое и просто будем дышать. А когда прейдет время улететь, я отдам тебе свои крылья и в четыре крыла ты непременно достигнешь покоя.
* * * * * * * * * * * * * *
- Озера и реки замрут навсегда, когда ты умрешь. Ни один свет, ни один лучик солнца не коснется моего тела, когда ты безвозвратно заснешь. Я буду бежать к своей пропасти. Я не подпущу никогда и никого, и ни какой шорох и шепот не остановит меня ни на секунду в моем решительном приближении к пропасти. И я никогда не захочу кого-то узнать. Я даже может прибегу раньше чем ты! Я упаду на самое дно вечности и буду ждать тебя. Я обязательно найду и соберу во едино каждый камешек, каждый листок и осколок, по которым прошли твои ноги. Я составлю гербарий из всего к чему прикасались твои пальцы, я увековечу места, где присутствовало дыхание твое. Это все я приготовлю тебе! И даже если я не успею вдруг, я непременно найду тебя, даже на дне покоя, или в лоне вечности. Я отдам тебе все абсолютно, до малейшего воспоминания. По-этому не стоит бояться смерти. Поверь, это намного больше, чем просто пустота или пропасть. Не стоит думать о ней, как о нечто таком, что остановит тебя и меня. Все гораздо иначе! И я это тебе докажу, только тебе и никому больше. – Юность обняла Старость на белых покрывалах у самой пропасти, накрыв одеялом последней нежности. – Закрой глаза. Я буду рядом, я сама скоро буду там…
Перламутровый запах кожи в бронзовой охапке света, был практически живой и подвижный. Окаменелые полоски шарма на лице, шрамами въедались в бездыханную плоть, которая совсем не давно прощалась и вот наконец простилась со старостью на Вечно. Лучи раздражительно подвижного солнца издевательски манили наружу, своими согревающими совсем не уместными улыбками.
Юность, так незаметно перешедшая в молодость, пристально и скрупулезно рассматривала мертвый облик, пытаясь запомнить каждый бугорок, каждую выемку и предельно каждую морщинку возлюбленной исчезающей из объятий старости. Она не просто прощалась, она старалась поглотить ее в себя, она оставляла ее навсегда в себе. Она дала клятву безмолвия, она отдала ей время, которое по сути своей бесконечно, но тленно для их обеих. Следовательно, она подарила ей вечность! Свою собственную, их личную, укромную и честную вечность. Если бы молодость могла тогда, она безоговорочно шагнула б за старостью, но, увы, это уже была не ее пропасть и не ее смерть. Ей принадлежало лишь небо и дерево у самого края бездны. Ими обеими был выстроен дом, созданный из самых тончайших самых светлых нитей любви. Это не было просто иллюзией, ибо их слияние не было простым увлечением или необузданной интригой, влюбленностью или бестактным интересом. Все цветы, птицы и травы, облака озера и ветра это их личные сны, которые, преодолев реальность, внедрились корнями в их сердце, создав отдельный неведомый бессердечным особам мир любви.
Стоя на пороге безмолвия, изучая и вбирая в себя остывшую старость, молодость навсегда простилась с мечтой. Она в последний раз целовала ладони тишины, она больше никогда не увидит раскаты сирени и ей не проснуться в объятиях нежности.
Барбарисовые ягоды лежали на замерзшей земле. Их не присыпало снегом, и они больше не горели насыщенно красным. Черные, высохшие до основания косточки ягод, порывом ветра унесло в раскрытую пасть волнующей бездны. Серые и печальные камни со стоном сомкнулись. Исчез уютный домик на краю несуществующей больше пропасти. Растаял снег, и небо навсегда изменило свой цвет. В неумолимой печали и абсолютном отрешении молодость покинула пустой и бессмысленный край. По высохшим тропам, по раскаленным клонам и бездорожью, босыми ногами, избитыми в кровь, молодость пыталась бежать, и бежать не оборачиваясь, бежать на встречу своей собственной личной старости. Минуя и не замечая ничего на своем пути, ни впуская и не задерживая в своем сердце не единого образа, ни единого облака, ни единого имени. Она мчалась навстречу, зная , что еще слишком рано, однако спешила, поторапливая время, пытаясь разорвать оковы привычных законов. Молодость верила в страну утраченной старости, она спешила именно туда, она верила, что непременно встретит там свою любовь, и тогда уже ничто не сможет их разъединить. Она искусственно и настойчиво искала личную старость, поторапливая даже флегматичные пасмурные звезды, она летела и стремилась умереть. По скорее, как можно немедленно. Молодость продолжала бежать не в силах уже остановиться, и скорость ее превышала все знакомые нам ветра и механизмы. Мелькали крупицы и молекулы дней, микрочастицы сует оставались позади., но она бежала столь самозабвенно, что не заметила как влетела в долгожданную старость, но самоотреченная ярость застилала глаза, и она так и не поняла , что разбилась в дребезги о деревянный домик на краю собственной пропасти…
Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru