ХРОНИКИ ПИТИЯ сборник рассказов три рассказа из сборника


Александр Мазунин - ХРОНИКИ ПИТИЯ сборник рассказов три рассказа из сборника - Александр Мазунин

Скачано с сайта prochtu.ru

КОМАНДИРОВКА

Павел Аркадьевич Силаев, генеральный директор одного из самых крупных заводов области, вот уже двадцать четыре минуты вел телефонный разговор с поставщиками из Сибири. Судя по ежеминутно меняющемуся цвету его лица и непроизвольным горловым хрипам, разговор был не из легких.

На двадцать шестой минуте, Павел Аркадьевич швырнул трубку на рычаг и, скребя скрюченными пальцами воротник рубашки, попытался разорвать душивший его галстук. Галстук выдержал титанический натиск своего владельца, однако чуть ослабил хватку, что позволило Павлу Аркадьевичу освободить одну руку и нащупать в ящике стола таблетки от давления. Шумно запив лекарство водой из графина, он ткнул кнопку селектора и, развязав, наконец, узел ненавистного галстука, облегченно произнес:
- Софья Савельевна, срочно разыщите Хромова, где бы он ни был! Пусть бросает все и мчит ко мне быстрее ветра.
Секретарь что-то утвердительно хрюкнула и отсоединилась.

Через сорок семь минут в кабинет генерального вошел Хромов Петр Семенович, пятидесятилетний, начинающий лысеть мужчина с лицом завязавшего алкоголика.
- Петр Семенович! – вскричал директор, едва завидев вошедшего. - Беда! Садись и слушай очень внимательно.
От волнения Павел Аркадьевич проглотил еще одну таблетку и, достав из кармана носовой платок, промокнул им свое мясистое лицо.
- Разговаривал сейчас с Сибирью, подводят они нас.
- Как подводят?! – ахнул Петр Семенович.
- Прямо под нож подводят! Какой-то у них там форс-мажор, - снова выпивая воды, просипел директор, - так что сырья не будет.
- Как не будет?!
- А вот так, - откинулся на спинку кресла директор, - временные трудности у них, обогатительную установку менять собираются.
- Ничего не понимаю.
- В общем, так, Петр Семенович, ты у нас с сибиряками на прямом контакте, тебе и карты в руки, поезжай и разберись.
- Как поезжай, Павел Аркадьевич? У меня же аврал в четвертом цеху!
- Петр Семенович, дорогой, забудь про аврал и про четвертый тоже забудь, я с этим сам разберусь! А ты бросай все, бросай всех и мчи в Сибирь. Суточные, проездные, банкетные, самолетные и пароходные я тебе выдам незамедлительно. Сейчас приказ будет. Ты же делай там, что хочешь, пои там кого хочешь, но без сырья не возвращайся!

Петр Семенович несколько обескураженный стремительно меняющейся обстановкой вышел в приемную и бухнулся в кресло.
- Сейчас все будет готово, Петр Семенович! – воскликнула секретарь, стуча по клавишам с пулеметной скоростью.
Настрочив распоряжение, она мгновенно исчезла за дверью кабинета директора, тут же выскочила обратно и, с грохотом водрузив печать на, еще свежую подпись, вручила готовый бланк Хромову.
- Идите в бухгалтерию Петр Семенович, документы мы сейчас подготовим.

Петр Семенович отправился по указанному адресу, где благодаря суровым директорским резолюциям, призывающим к срочности, получил деньги с невероятной, прямо сказочной быстротой.

Вернувшись в приемную, он был одарен свежей новостью о том, что ему заказан билет на вечерний поезд, на котором он в течение каких-то трех дней доберется до места назначения.
Через полчаса обрадованный внезапно закончившимся рабочим днем Хромов, получив все необходимое для поездки, покинул заводоуправление и направился домой – собираться.

Прибыв во двор своего дома, он поставил автомобиль на стоянку и, заплатив угрюмому небритому сторожу за неделю вперед, насвистывая какую-то навязчивую мелодию, поднялся на лифте к дверям своей квартиры.
- Что случилось? Почему ты так рано? – встретила его супруга.
- В командировку еду, сибиряки за горло берут.
- Начинается! Знаю я твои командировки! - заголосила жена, - опять будешь пить до посинения.
- Ни-ни, мать! Тогда было в последний раз, - проведя рукой по горлу и проходя в комнату, молвил Петр Семенович.
- В последний раз?! Да ты каждый раз говоришь, что в последний раз, и каждый раз тебя доставляют в виде багажа из твоих проклятых командировок!
- Ну-ну, не преувеличивай, - грустно посмотрел на супругу Петр Семенович, - лучше помоги собраться, у меня вечером поезд.
- Я преувеличиваю?! Я! – закричала в полный голос супруга. - Вспомни хотя бы твою последнюю презентацию!

С презентацией действительно получился казус. Тут Хромову крыть было нечем. В прошлом месяце он летал в Румынию продлевать очень важный договор с тамошними партнерами и, как говорится, с корабля попал прямо на бал.
Один из партнеров был молдаванин и выдавал замуж свою красавицу-дочь, так что, не успев покончить с формальностями, Хромов неожиданно для себя оказался в веселом вихре настоящей молдавской свадьбы. Поскольку отказываться было никак нельзя, а настоящие молдавские свадьбы, как он впоследствии выяснил, длятся минимум неделю, он позвонил супруге и руководству, сообщив всем, что задерживается на очень важную презентацию.
Здесь надо отметить, что Петр Семенович не ударил в грязь лицом и так погулял на свадьбе, что румынские партнеры, сраженные умением русского человека постоять за честь Отчизны, без разговоров подписали все нужные бумаги и, снабдив его всем необходимым для обратной дороги, проводили дорогого гостя в аэропорт.

Летя в самолете, Петр Семенович, видимо, находясь под впечатлением великолепной свадьбы, все время пытался произносить пышные тосты, призывая летевших с ним попутчиков выпить за здоровье молодых. При этом он ежеминутно делал попытку встать, но поскольку проводы были весьма бурными, все усилия приводили лишь к тому, что он периодически падал в центральный проход между креслами, громогласно призывая присутствующих не перебивать его.

Терпеливые стюардессы, каждый раз поднимали «тостующего» с пола, отряхивали его, усаживали в кресло и успокаивали, предлагая ему воды. Через пятнадцать минут после взлета Петр Семенович всем смертельно надоел, и одна из стюардесс уже всерьез подумывала дать ему снотворное, но никаких действий предпринимать не пришлось – его утомленный важными переговорами мозг погрузил своего владельца в сон, и все, пассажиры и стюардессы, облегченно вздохнув, занялись обычными полетными делами.
Стоит ли говорить, что Петр Семенович прибыл тогда домой, действительно в виде багажа и возразить на это ему было нечего.

Вечером, прохаживаясь по перрону и ожидая, когда подадут состав, Петр Семенович решал грандиознейшую проблему: пойти прямо сейчас в привокзальный ресторан и там выпить «сто пятьдесят» на дорожку, или прихватить с собой в вагон пару бутылок водки и распить их с попутчиками?

В России из двух зол выбирают обычно оба, поэтому Петр Семенович, прекратив терзания, отправился в привокзальное заведение, где прямо у стойки принял «отвальную» и тут же, не сходя с места, приобрел не две, а на всякий случай, три бутылки чистейшей (как гласила этикетка), изготовленной с использованием воды, полученной при таянии арктического льда (эта надпись тоже была на этикетке), настоянной на слезе пингвина (этой надписи, на этикетке явно не хватало), водки.

Выйдя снова на перрон и убедившись, что посадка уже началась, Петр Семенович выкурил сигарету и, не спеша, отправился на поиски своего вагона.
Предъявив билет совсем юной, миниатюрной проводнице, он забрался внутрь, прошел по коридору, отыскал дверь своего купе, оттянул ее в сторону и остолбенел: в затененном купе, завалившись в угол, сидел человек с лицом цвета южной ночи и не подавал никаких признаков жизни.
«Мертвяка подбросили, - пронеслась у Хромова в голове паническая мысль, - придушили и подбросили, - пронеслась вторая, - точно придушили, - вгляделся он в мертвеца, - вон лицо почернело аж».
Петр Семенович хотел, было уже оповестить всю округу о наличии в своем купе мертвого тела, когда вдруг «покойник» пошевелился и сверкнул белками глаз. Все сразу стало ясно – соседом оказался темнокожий молодой человек, с приятными чертами лица.
- Добрый вечер, - поздоровался Петр Семенович, входя в купе. - Ну, дела! А я уж грешным делом подумал…. – тут он осекся, понимая, что хотел сказать бестактность.
- Так ты значит живой! - воскликнул он, присаживаясь напротив.
В ответ прозвучала фраза, произнесенная явно на французском языке. Петр Семенович владел английским языком в пределах школьного курса, а из французского у него в голове сидели две вещи: сакраментальное «шерше ля фам» и банальное «пардон».
- Откуда будешь?
Молодой человек, виновато улыбнувшись, развел руками и покачал головой.
«Не понимает, - огорчился Петр Семенович, - ни хрена по-русски не понимает, - еще раз огорчился он, - как же теперь ехать с таким»?

Не успела эта мысль полностью развиться в его голове, как дверь купе с грохотом распахнулась, и на пороге возникли двое молодых людей с двумя объемистыми сумками в руках, пребывающие в крайне веселом настроении.

- Привет, люди! – радостно выкрикнул один из них.
Второй, быстро наклонившись, уставился на темнокожего соседа.
- О! Да тут интернационал! Откуда земляк?
«Земляк» снова виновато затряс головой и забормотал что-то невнятное.
Общими усилиями, на ужасной смеси русского, английского и псевдофранцузского они выяснили, наконец, что парень родом из Марокко, а зовут его Жан.
- Я - Костя, - хлопнул себя по груди, один из вошедших, - а это Фил.
- Петр, – пожал всем руки Петр Семенович.
- Френдшип! – заорал Фил, рывком расстегивая сумку, как показалось Хромову, доверху наполненную бутылками с прозрачной жидкостью.
- Вы что, магазин ограбили? - спросил он Фила.
- Не, - засмеялся Костя, - это нам друзья в дорогу положили.
- Друзей у нас много, - поддержал его Фил, - вот каждый и положил, - добавил он, выставляя на стол две первые попавшиеся бутылки.
Петр Семенович немедленно поставил рядом две свои и потянулся за закуской. Но не успел он извлечь пакет с едой, как дверь снова отъехала в сторону и в купе впорхнула хорошенькая проводница.
- Это что такое? – возмущенно воскликнула она.
- Хорошо выглядите барышня, - широко улыбнулся ей Фил.
- Очень хорошо, - подтвердил Костя, с удовольствием ее разглядывая.
- Прекратите глупости, я вас спрашиваю, что это такое?!
- Это водка, - театрально взмахнув рукой, провозгласил Костя, - напиток, не запрещенный к провозу в любом виде транспорта на всей территории Российской Федерации.
- Вы собираетесь это все выпить? - ткнула она пальчиком в шеренгу бутылок, стоящих на столе.
- Не только это, - погрустнел лицом Фил, - но и это тоже, - распахнув сумку, показал он ей неисчерпаемые запасы. – Ужасно, просто ужасно, не правда, ли? Не представляю, как мы это все до утра осилим, ведь утром нужно брать свежую партию.
- Вы с ума сошли! В поезде нельзя пить спиртные напитки, тем более в таком количестве.
- Скажите барышня, - игриво промурлыкал Костя, подсаживаясь к ней, - а вы не боитесь вот так, одна, в купе с мужчинами?
- Не боюсь, - ответила девушка, отодвигаясь. - А вас хочу категорически предупредить, что если вы будете мешать пассажирам спать, я вызову охрану, - сердито добавила она, став в гневе еще более привлекательной.
Жан, внимательно выслушав предупреждение, прозвучавшее для него на незнакомом языке, поднялся с места и, достав из чемодана замысловатый марокканский сувенир, галантно вручил его проводнице, сопроводив свой жест длинной и непонятной фразой.
- Ой, спасибо, - смущенно зарделась девушка.
- Прямо страшно вас отпускать без присмотра, - не унимался Костя. – Как же вы будете одна, в полутемном ночном вагоне общаться с таким количеством людей? А вдруг среди них окажется какой-нибудь аморальный монстр, что тогда? Я знаю, что нужно делать, - подвел он итог рассуждениям.
- Что? – спросила проводница, помечая билеты.
- Вам нужен телохранитель! Такое прекрасное тело не может существовать без хранителя. Лучшей кандидатуры, чем я, вам не найти.
- Спасибо за комплимент, - ядовито ответила девушка. - Когда мое тело будет испытывать потребность в хранении, я извещу вас письменно, - добавила она, покидая купе.
- Вы же не знаете моего адреса! – прокричал Костя, норовя броситься следом.
- Угомонись, - придержал его Фил, - потом дашь ей свой адрес, а сейчас люди ждут.

Пока разливали водку, Жан что-то пытался объяснить своим попутчикам, но поскольку никто ничего не понимал, ему без лишних разговоров вручили стакан, и Костя, перебивая сбивчивую французскую речь, громко крикнул:
- За френдшип! Банзай!
С этими словами, он, резко запрокинув назад голову, мигом выхлестал содержимое стакана. Петр Семенович с Филом дружно повторили номер, а Жан, осторожно понюхав содержимое стакана, решительно поставил его на стол, не отпив ни капли.
- Но-но, цурюк нельзя! Банзай! - перехватил его руку Костя, жестом показывая как нужно поступить.

Марокканец, давясь и содрогаясь, употребил налитое и замер, выпучив глаза, явно от удовольствия, вызванного вкусом национального русского напитка.
- Вот это по-суворовски! – одобрил Петр Семенович, поднося ему огурец. - На вот, осади огурчиком.
Жан, шумно выдохнув, вырвал у него из руки огурец и принялся его стремительно надкусывать, пытаясь перебить мощный водочный букет, ежесекундно вытирая выступающие слезы.
- Повторим! – изрек Костя, немедленно разливая по второй.
Жан, видимо пораженный стремительностью развивающихся событий, с ужасом посмотрел на свой стакан и замотал головой, снова начав что-то объяснять.
- За интернационал! – провозгласил Костя. - Долой апартеид!
Со звоном стаканов у русских все пошло без сучка и задоринки, а марокканец опять дал сбой в самом начале – сильно поперхнулся и, чуть не захлебнувшись, зашелся в безудержном кашле.

Но русские, как известно, ни на войне, ни в пьянке никого не бросают, поэтому, похлопывая неопытного Жана по спине и давая всевозможные советы, они помогли товарищу исполнить свой долг и дружно зааплодировали, когда ему это удалось.
Кашляя и икая, Жан, кривясь лицом, впился белоснежными зубами в очередной огурец, поливая его обильно льющимися слезами.
- Тяжело в учении, легко в бою – хлопнул Жана по плечу Фил, тоже явно тяготея к суворовской теме.

Петр Семенович, ощущая прилив свежих сил, удовлетворенно откинулся на стенку купе и, жуя бутерброд с ветчиной, с симпатией взирал на медленно приходящего в себя Жана и резвящихся Костю с Филом. Поездка начинала ему нравиться.
- Товарищу по борьбе нужно сделать передышку, - кивнул в сторону марокканца Фил, снова разливая, - а мы по третьей - это святое.

Употребив «святую» и закусив, россияне, пребывая в отличнейшем расположении духа, дружно встали и отправились покурить, любезно пригласив с собой представителя солнечной Марокко. В ответ на приглашение, Жан лишь махнул рукой, не в силах вымолвить ни слова. Посоветовав ему крепиться и пообещав, что когда они вернутся ему станет очень хорошо, вся веселая компания, шатаясь и перекрикивая друг друга, отправилась в направлении тамбура. Сзади хлопнула дверь и все трое, обернувшись, прижались спинами к дверям купе, пропуская вперед девушку-проводника.
- Я же просила вас не шуметь! - воскликнула она, увидев ухмыляющуюся троицу. - Люди спать ложатся.
- Вы хотели записать мой юридический адрес! – встав по стойке «смирно» и резко наклонив голову вперед, отчеканил Костя. - Готов продиктовать! – рявкнул он, щелкнув каблуками.
- Тише! – шикнула она на него. - Зачем мне ваш адрес?
- Сгораю от желания вступить с вами в любовную переписку! - снова резко наклоняя голову вперед, отбарабанил Костя. – Потому как при каждом взгляде на вас, мадмуазель, физически ощущаю себя похотливым самцом! - с солдатской прямотой добавил он.
Бортпроводница фыркнула и, еще раз пообещав им страшную кару, если они не угомонятся, отправилась дальше по своим делам.
- Вы разбили мне сердце, жестокая! - прокричал ей вслед Костя.

Перекурив, они вернулись в свое купе, где обнаружили изрядно «поплывшего» марокканца.
- Жан, подъем! – заорал Петр Семенович. - Время не ждет!
Жан, увидев, что ему снова наливают чудодейственный напиток, выставил вперед руки и залопотал что-то с невероятной скоростью.
- Побольше ему плесни, - одобрительно глядя на протестующего Жана, сказал Петр Семенович Косте, разливающему водку, - он одну пропустил.
Подняв стаканы, они принялись убеждать несчастного Жана выпить за свою солнечную Родину, жестами показывая ему, как при этом нужно действовать. Несмотря на то, что Жан выпил всего две рюмки, он был уже изрядно во хмелю, благодаря, во-первых, малому количеству фермента, расщепляющего алкоголь, во-вторых, непривычно большому содержанию этого самого алкоголя в предложенном напитке.
Еще раз, внимательно рассмотрев приемы употребления обжигающей жидкости, продемонстрированные собутыльниками, он взял стакан в правую руку, выдохнул из себя весь воздух, как делали это все присутствующие и, поднеся сосуд к губам, залпом влил его содержимое в рот, заломив голову назад до позвоночного хруста.
- Браво! – крикнул Петр Семенович.
- Россия и Марокко - братья навек! Банзай! – поддержал его Костя.

Если первая фаза принятия водки у Жана прошла безукоризненно и, в некоторой степени, даже красиво, то дальше все пошло вкривь и вкось – его обожженный изнутри и пребывающий в состоянии стресса организм, почувствовав приближение новой волны всесокрушающего безумия, немедленно перекрыл канал поставки, сдавив железным спазмом горло. Водка, не попав внутрь, стремительно вырвалась на волю искрящимся фонтаном. Жан, выронив стакан под стол и щедро, как из пульверизатора, окропив оконные занавески с изображением эмблемы фирменного экспресса, вновь изогнулся в припадке безудержного кашля.
- Эко тебя как, - посочувствовал Петр Семенович, поднимая с пола стакан.
- Надо ему поменьше наливать, - озабоченно сказал Фил, снова берясь за бутылку. - Не идет она ему нормальной дозой.
- Это с непривычки, - философски изрек Костя. - У всех так было! Наливай!

Примерно через час непрерывных возлияний, их купе стало напоминать то, что и должно было напоминать: Фил и Костя в обнимку с мертвецки пьяным Жаном нестройными голосами пели «Интернационал», ежеминутно упрекая иностранца в том, что он не хочет им подпевать, а Петр Семенович показывал гостю из далекой страны, как нужно правильно танцевать гопак.
- Эдак вот! Эх! Эх! – выкрикивал он, выплясывая в узком пространстве купе перед безжизненно повисшей головой марокканца.

Тут вагон сильно качнуло на стрелке, и Петр Семенович, повинуясь силе инерции, вылетел через открытую дверь купе в коридор вагона, где с грохотом соприкоснулся со стеклом коридорного окна. Стекло с честью выдержано натиск, не пустив Хромова в ночь, а сам незадачливый танцор обрушился на пол, увлекая за собой поручни и занавески (тут надо отметить, что падения в различных коридорах и проходах стали у Петра Семеновича в последнее время чем-то вроде хобби).
- Да что же это такое! – с отчаянием закричала, вышедшая на шум проводник.
- Пардон, мадам, - пробормотал Хромов, с трудом поднимаясь на ноги, - вагон у вас сильно качает!
- Вагон качает?! Это вас качает! Причем уже очень давно!
Петр Семенович попытался собрать обломки крушения, но так как вагон бросало, а его бросало еще сильнее, дело не пошло – у Хромова все повалилось из рук, а он сам, опять потеряв равновесие, в попытке выпрямиться, побежал головой вперед, явно стремясь угодить ею в живот бортпроводника.

Девушка с визгом отскочила, а Петр Семенович, пробежав еще несколько шагов, тяжело, как мешок с зерном, бухнулся в проходе, пребольно ударившись лицом об пол. Из распахнутой двери купе слышалась суровая баллада о вороне.
- Русские и марокканцы – братья навек! Пхай! Пхай! Банзай! – перекрыл пение истошный крик Кости.
- Ну, все! – решительно поправила форменную шапочку проводник, - я вас предупреждала!
С этими словами она перешагнула через Хромова и скрылась в своем купе. Петр Семенович, опираясь руками о стены, окна и двери, кое-как поднялся и вернулся за стол. Не успел он присесть и как следует закусить, дверь купе плавно отъехала, и в коридоре обозначились внушительные фигуры двух сотрудников транспортной милиции.
- Та-ак, - понимающе кивнул один из них. - Распиваем?
- Людям спать мешаем, - утвердительно изрек второй, поигрывая дубинкой.
- Я думаю надо их упаковывать, - доставая наручники, снова молвил первый. - Клиенты созрели полностью, - добавил он, с удовлетворением оглядывая гору пустых бутылок. - На ближайшей станции есть прекрасный «отель» со всеми удобствами, там и попоете.
Петр Семенович, с трудом различая расплывающиеся в глазах силуэты милиционеров, хотел, было уже взбунтоваться, но его опередил Костя.
- Граждане блюстители порядка! - начал он речь, - вы жестоко ошибаетесь, принимая нас за зловредных дебоширов. Дело в том, что у нас здесь не банальная пьянка, а, можно сказать, дипломатический раут. Вот, – показал он рукой на Жана, - гражданин дружественной нам африканской страны, снедаемый тоской по далекой родине, попросил нас не бросать его в трудную минуту. Сами понимаете, из чисто гуманных соображений и в силу установленных договоренностей между нашими странами, мы никак не могли отказать ему в поддержке и исполнили свой гражданский долг до конца.

Стражи порядка, несколько сбитые с толку обилием дипломатических выражений, разглядев, наконец, настоящего, хотя и смертельно пьяного африканца, несколько смягчились.
- Он что действительно из Марокко? – наклоняясь, спросил тот, что был с дубинкой.
- Из нее родимой, - утвердительно кивнул головой Костя. - К брату едет.
- К какому брату?
- Брат у него в Сибири живет, - снова понесло Костю. – Понимаете, поехал, говорит, из Марокко на Байкал посмотреть, встретил там на берегу девушку неземной красоты, на нашу проводницу, говорит, похожа, влюбился в нее без памяти и обратно, говорит, ни ногой! Женюсь, говорит, и буду жить в Сибири до самой смерти. А их, говорит, пять братьев, вот по очереди и ездят, уговаривать того домой вернуться.
- А ты откуда это все знаешь? – подозрительно воззрился на Костю милиционер.
- Как же не знать, когда он нам это все сам рассказывал! Весь вечер трещал без остановки, верно Фил?
Фил меланхолично кивнул головой, тупо глядя в одну точку.
- Вот и люди говорят, - мотнул головой в сторону Фила Костя.
- А чего он надрался так?
- Я же вам объясняю, - развел руками Костя, - у человека семейные проблемы, плюс тоска по родине, не каждый сдюжит такое, а он видите, каким молодцом выглядит, еще десять минут назад танцевал!
- Ну, хорошо, с марокканцем все ясно, но ведь вы орете на весь вагон, а люди спят давно.
- Во-первых, никакого ора не было, - приосанился Костя, - была душевная, лирическая песня, исполненная нами исключительно по заказу гостя нашей страны и исключительно в соответствии с общепринятыми законами гостеприимства. Сами поймите, ну не могли мы ему отказать, уж очень он просил нас спеть.
Жан, уже полтора часа пребывающей в полной «отключке», вдруг громко икнул и, застонав, повалился на сидящего рядом Фила, уронив ватную голову ему на колено.
- Вот видите, - ткнул пальцем Костя в умирающего Жана, - человек доволен. Можно сказать, избежали международного скандала! А представляете, что бы о нас русских говорили, если бы мы не поддерживали своих товарищей по борьбе.
- В общем, так, - глянул на часы старший патруля, - сворачивайте пикник и уложите его спать, - указал он на Жана. – Если еще одна жалоба на вас поступит, никакие отговорки не помогут, сдадим вас в «мойку» на ближайшей остановке.

После ухода милиционеров, Жан начал проявлять признаки беспокойства - принялся стонать и издавать горлом булькающие звуки.
- Хватай его Фил! – закричал опытный Костя, рывком поднимая мученика и перебрасывая его руку через свою шею.
Вдвоем с Филом, спотыкаясь и шатаясь, они волоком потащили Жана в туалет – освежиться. Несмотря на глубокую ночь, в тамбуре туалетной комнаты стояла пожилая женщина, ожидая своей очереди.
- Пусти вперед, мать, - тяжело отдуваясь, буркнул Костя, открывая дверь тамбура, - нам нужнее!
- Бог мой, - в ужасе всплеснула руками старушка, - что это с ним? Он же весь почернел!
- Вздернулся он, мать, минуту как из петли вынули! Стюардессу нашу видела?
Женщина испуганно кивнула, с опаской отстраняясь.
- Вот из-за нее и вздернулся! Люблю, говорит, жить не могу, а она в отказ. Вот он, с огорчения великого, стакан залудил и на ручке окна пристроился, хорошо мы не спали.
Туалет освободился и Фил с Костей, сопя от натуги, стали запихивать внутрь кабины икающего и брыкающегося Жана.
- Так надо пойти ей сказать, - неуверенно произнесла невольная свидетельница финала несчастной любви. – Может врача вызовет?
- Верно, мать! Обязательно сходи и все ей расскажи подробненько, может ее каменное сердце хоть на миг дрогнет.
Старушка ушла, а Фил с Костей неторопливо перекурив в тамбуре и дождавшись, когда Жан завершит все свои несложные физиологические процедуры, поволокли его в обратный путь.

В коридоре стояла девушка-проводник с испуганным выражением на лице, меловой оттенок которого говорил о том, что рассказ о страшном событии бабушке явно удался.
- Что случилось?! – воскликнула она, с тревогой разглядывая Жана, мирно висящего на руках приятелей. - Что с ним?!
- Что же это вы, а? – укоризненно посмотрел на нее Костя. - Разве можно так иностранца милицией пугать? Это вы не подумавши сделали. Человек, можно сказать, совершает ознакомительное путешествие, впитывает, так сказать, информацию о нравах нашей нелегкой жизни, а вы? Натравливаете свирепых милиционеров на ни в чем не повинных, добропорядочных пассажиров. Он с ними когда разговаривал, - кивнул на Жана Костя, - у него от обиды губы тряслись!
- Что они с ним сделали?
- Что сделали? Закричали на него и затопали ногами! Его от страха чуть «кондратий» не прихватил, до сих пор очухаться не может. Я вас умоляю, не вызывайте больше злых стражников, а то ему живым не доехать!
- Перестаньте молоть чушь! Кто там у вас повесился?! – рассердилась девушка, оглядываясь в поисках бдительной старушки.
- Повесился я, - отрапортовал Костя. - Повесился сразу после того, как вы, бессердечная, растоптали и разрушили мой хрупкий хрустальный замок романтических грез, прилюдно ответив грубым отказом на мои мольбы и слезы. Но веревка оборвалась и я, увы, вернулся в сей бренный мир. Но ничего, - сделал он успокаивающий жест свободной рукой, – я сейчас сяду плести новую веревку - более прочную и клянусь громом, как говаривал ныне покойный Джон Сильвер, утром вы будете плакать и убиваться над моим хладным трупом!
- Это какой-то сумасшедший дом, – пробормотала девушка, держась руками за виски, - я ничего не понимаю!
- Разрешите нам пройти, - в тоне Кости появилась озабоченность, - я не могу попусту расходовать драгоценное время, у меня сегодня еще масса дел, – добавил он, протискиваясь со своей ношей в купе.
- Никаких дел! – нервно крикнула им вслед стюардесса. - Немедленно ложитесь спать, или я снова вызову милицию!

Костя с Филом, уложив невменяемого Жана, махнули «отходную» и завалились каждый на свою полку. Петр Семенович, устав бороться со своим пограничным состоянием, давно уже надрывно храпел, погрузясь в тяжелый и тревожный сон.

Утро было ужасным. Петр Семенович, с болью открыв глаза и увидев перед собой плавающие оранжевые круги, тут же их снова закрыл, дав себе слово не открывать их больше никогда.
- Семеныч! – донесся до него издалека голос Фила, - вставай, поправиться надо.
Хромов снова разлепил глаза и, собравшись с духом, осторожно глянул вниз. Жан сидел, забившись в угол, держа обеими руками пакет с молоком, ежеминутно из него отхлебывая. Костя резал ножом какую-то рыбу, а Фил со звоном перебирал в своей сумке бутылки с водкой, видимо выбирая какой-то особый утренний сорт.

От всего увиденного Петра Семеновича замутило, и сильный спазм волной прошел от его желудка до горла, оставив во рту вкус похмельной горечи. Хромов сжался, снова закрывая глаза. Ощущение было такое, будто по пищеводу прокатился бильярдный шар. Опираясь дрожащими руками о верхние полки, он медленно сполз вниз и присел рядом с Костей.
- Семеныч, - хрипло произнес Костя, - с добрым утром. Как спалось?
Петр Семенович осторожно помотал головой, не в состоянии выговорить ни слова – в горле сидел тот самый проклятый шар.
- Сейчас все будет, люди, - на удивление чистым голосом сказал Фил, выбрав, наконец, нужную бутылку.
- Пойду, стаканы сполосну, - протиснулся Костя мимо сидящего в оцепенении Хромова.
Жан, наконец, заметив царившее в купе нездоровое оживление и какие-то подозрительные приготовления, начал выказывать признаки беспокойства. Вернулся Костя и поставил на стол четыре безукоризненно вымытых стакана.
- Не дрейфь, Марокко, – подмигнул он Жану, - сейчас полегчает!
Жан что-то начал ему говорить, но в этот момент Фил, с треском свернув пробку, принялся разливать теплую водку по стаканам. Жан, остановившись на полуслове, с ужасом уставился на бутылку, угрожающе нависшую над его стаканом.
- Ноу! Ноу! – видимо вспомнив вчерашний кошмар, закричал он, стремительно выдергивая стакан из-под горлышка бутылки.
- Ноу! - повторил он и, налив себе молока, быстро заговорил по-французски, делая рукой энергичные, отрицающие все и вся жесты.
- Да ты че? – воззрился на него Фил, - тебе это не поможет! – кивнул он на молоко, - давай взбодрись! - потряс он бутылью.
- Ноу! – упрямо мотнул головой Жан, прижимая к груди свой стакан.
- Оставь его, Фил, - заступился за Жана Костя, - видишь человеку нехорошо. Пусть попьет молочка, оклемается, вечером будет в форме, тогда и накатит.
- И чего до вечера ждать, - пожал плечами Фил, - накатил бы сейчас и сразу бы форму обрел.
- Не пьянки ради - здоровья для! – провозгласил Костя утренний тост и залпом выпил содержимое стакана, передернувшись всем телом.

Петр Семенович дрожащей рукой тоже взял стакан с теплой водкой и, кривясь в страшных судорогах, медленно выцедил напиток сквозь зубы, справедливо решив, что «залп» для первой похмельной рюмки неуместен, так как может закончиться не менее залповым ответом из недр внутренностей.
Водка, мгновенно растворив шар в горле Хромова, обжигающей волной пошла вниз. Петр Семенович, задыхаясь и икая, схватил стакан с водой и, жадно отхлебнув из него, немного притушил пожар. Смахнув выступивший на лбу пот и прожевав кусок рыбы, он, наконец, разомкнул сведенные абстинентным синдромом челюсти.
- Ну, дела, - сипло выдохнул он. - Надо бы перекусить сходить.
- Успеется, - отмахнулся Фил, снова разливая. – Поправимся сначала, как следует.

Вторая пошла значительно легче. Петр Семенович уже не дергался и не содрогался, выпил одним глотком, хотя гримасы, перекосившей его опухшее лицо, избежать все-таки не смог.

Жан со страхом разглядывал бодро закусывающую компанию. Попутчики менялись прямо на глазах: голоса зазвучали четче и громче, движения становились все более плавными, вялость в телах исчезла, а лица порозовели.

Тяжело вздохнув и отхлебнув из стакана молоко, Жан, под нарастающий гул начинающихся разговоров погрузился в тяжелые раздумья. И хотя думал он на французском языке, по выражению его лица можно было без труда распознать, что думает он примерно следующее: «Эти русские – настоящие психи! Да не один человек в мире не начинает день подобным образом! А их водка? Это же реальный кошмар! Только сумасшедшие могут изобрести подобный напиток и пить его декалитрами».

Петр Семенович, без труда выпив третью, отправился умываться, а Фил с Костей принялись на несуществующем языке уговаривать Жана пойти с ними в вагон-ресторан – позавтракать. Попытка их с треском провалилась, так как Жан, приобретя вчера бесценный опыт пития с русскими, наотрез отказался влиться в компанию.
- Ладно, - сказал Костя, - мы тебе сюда принесем.
- Вот теперь, с добрым утром! – жизнерадостно воскликнул умытый, побритый и благоухающий Петр Семенович, входя в купе и забрасывая полотенце в корзину. – Ну что, двинулись?
- Глупо идти в ресторан без своего, - глубокомысленно пробормотал Фил засовывая за ремень брюк плоскую бутылку-фляжку и одергивая рубаху. – Вот теперь, двинулись.
Они шли по коридору, провожаемые долгими любопытными взглядами пассажиров, так как весь вагон знал (со слов сошедшей рано утром старушки), что в этом купе, ночью, один пассажир зарезал другого пассажира, а сам повесился в купе проводника, приколов себе на грудь прощальное письмо.

В вагоне-ресторане больше половины столиков были свободны. Сдружившиеся попутчики заняли один из них и взяли меню из рук, тут же подошедшей, официантки.
- Водку, пожалуйста, в графинчике, - уточнил Костя.
- Сколько? – спросила официантка, что-то зачеркивая в блокноте.
- Триста! – выпалил Костя.
- Триста тридцать, - поправил его Фил.
- Каждому! – засмеялся Костя.
- Каждому? – удивилась официантка.
- Шутка, мадам! Это просто классика. Нам просто триста, просто в графинчике.
Официантка, яростно исчеркав всю страницу блокнота, величественно удалилась.
- Значит, похмелье переносится на завтра, - гнусаво пробубнил Петр Семенович, озираясь по сторонам плохо слушающимися глазами.
- А чего мучится? – задал резонный вопрос Фил. - Еще сутки ехать, не на сухую же? – добавил он, осторожно извлекая из-под ремня бутылку и ставя ее под стол.

Принесли заказ. Фил, дождавшись, когда официантка удалилась, быстро разлил по рюмкам водку из графинчика, убрал его под стол, где, вновь наполнив его принесенным «своим», водрузил пузатого в центре стола.
- Ну! – театрально выпрямился Костя, держа рюмку на уровне груди, - чтобы трубы и буксы не горели!
- Банзай забыл крикнуть, - ядовито заметил Фил, выпивая.
- Банзай! – с готовностью отозвался Костя, став на минуту центром внимания посетителей вагона-ресторана.
Петр Семенович, осушив рюмку, с аппетитом хлебал солянку, чувствуя, как в желудке все постепенно становится на свои места.
- Я хочу перепелов по мароккански! – приходя в игривое настроение, воскликнул Костя, - под сложным соусом!
- У них есть, - невозмутимо сказал Фил, проделывая очередную «подстольную» операцию. - В меню сам видел.
- Ну да? - купился Костя, останавливая ход челюстей, - ты гонишь!
- Есть, есть, - утвердительно кивнул головой Фил, - только в меню это блюдо носит название «курица-гриль», устроит?
- Всегда ты так, - огорчился Костя, - любишь песне на горло наступить.

Позавтракав и «поправившись» как следует, Хромов, Костя и Фил, прихватив «горячее» для Жана и «холодное» для себя, с песнями отправились в обратный путь. Прибыв в свой вагон, все остановились в тамбуре покурить.
- Простите мое любопытство, - обратился к ним пожилой гражданин, курящий с ними по соседству, - я слышал, у вас в купе ночью кого-то убили?
- Кого-то?! – моментально включился Костя. - Всех там убили!
- Как всех?! – ужаснулся гражданин.
- А вот так! Представьте себе: раннее утро, серый рассвет, а в купе четыре трупа, - сделав страшное лицо, заскрежетал зубами Костя.
- А я слышал вроде бы одного или двух.
- Ну, двух! – пренебрежительно отмахнулся Костя, - если бы двух, то и разговаривать не о чем было бы. Четверо их было. До сих пор перед глазами как живые стоят, вернее лежат. Мы с кентами, - кивнул он головой в сторону Фила, - все утро этих жмуриков таскали! Упаковывали в мешки и таскали!
- Кто же это их! – шепотом спросил любопытствующий.
- Рецидивист, - также шепотом ответил Костя, воровато оглянувшись по сторонам. – Змиев его фамилия, кличка «Бешеный», до сих пор где-то тут обретается!
- Неужто не поймали?
- Его еще долго не поймают, - авторитетно заявил Костя, выбрасывая окурок. - Пока он всех ловит. Так что вы дверь покрепче закрывайте, когда спать ложитесь.

Оживленно переговариваясь и смеясь, приятели проследовали в свое купе, где, разбудив задремавшего Жана, уставили перед ним стол принесенными закусками.
- Позавтракай Жан! – похлопал его по плечу Костя, - а то вон бледный совсем.
- Я же говорю, хрустя очередной открываемой пробкой, - пробормотал Фил, - опохмелиться ему надо! Рванул бы «соточку», человеком бы себя почувствовал. Давайте ведра, - закончил он речь, поднимая свежеоткрытую бутылку над столом.

Жан, проснувшись и разглядев своих попутчиков, снова забился в угол и начал затравленно озираться по сторонам.
- Россия и Марокко - Банзай! – крикнул Костя, подставляя свой стакан под струю водки, плавно вытекающую из наклоненной Филом бутылки.
- Ноу! – в панике закричал Жан и, схватив куртку, стремительно выскочил в коридор, с грохотом захлопнув дверь купе.
- Ты повторяешься, - упрекнул Костю Фил.
- А я виноват, если он больше никаких слов не знает?
- Ну, за Родину! – выдохнул Петр Семенович.

Тем временем взбудораженный Жан ворвался в купе проводника и начал что-то очень бегло говорить по-французски, ожесточенно жестикулируя и энергично кивая головой то на дверь, то на окно. Перепуганная девушка-проводник вызвала начальника поездной бригады, который, прибыв на место, распорядился пригласить Наташу - проводника четвертого вагона, сносно владеющую французским языком.

Жан, услышав родную речь, со слезами на глазах поведал своей спасительнице о том, что он не может ехать в одном купе с монстрами, что пить он тоже не может, и принялся ее умолять пересадить его к людям, иначе он сойдет с ума

Выслушав перевод душераздирающего признания, проводник вагона, в котором ехали наши друзья, твердой поступью отправилась вразумлять нечестивцев.
- Хочу перепелов! - встретил ее крик Кости, когда открылась дверь.
- Опять пьете! – воскликнула она, пылая гневом.
- Ну вот, барышня, опять вы к нам придираетесь, - обиделся Костя, а ведь мы держим себя исключительно в рамках благопристойности и порядка!
- Прекратите словоблудие! – закричала девушка. – Вы иностранца довели до состояния шока!
- Мы?! – поразился Костя. - Что вы, и в мыслях не было! Наоборот, он всю дорогу окружен с нашей стороны заботой и вниманием.
- Он от вашего внимания уже в бега подался!
- Так ведь непонятно, что он хочет! Мы ему и то, и это предлагаем! Вот - указал он на стол, - завтрак ему принесли - он не хочет, лекарство от головной боли предлагаем, опять не хочет, мы прямо измаялись все, прямо места себе не находим. Языковой барьер, что вы хотите.
- Вот что молодые люди, - подошел бригадир, - немедленно прекратите беспокоить иностранца!
- Иначе с нас строжайше взыщется? – не удержавшись, лукаво процитировал Костя.
- Вот именно! – серьезно ответствовал бригадир, не уловив иронии. – Если он еще раз на вас пожалуется, я лично займусь вашей высадкой!
- Чувствительно вам благодарен за столь своевременное предупреждение! Переведите ему, пожалуйста, что мы не в коей мере не преследовали цели унизить его человеческое достоинство, а, наоборот, по мере своих слабых сил хотели скрасить монотонность изнурительного путешествия, но, увы, нам не хватило знаний. Скажите ему также, что мы больше не будем вовлекать его в диспут, а я со своей стороны, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: в ознаменовании исторической встречи двух братских народов, досконально выучить французский язык, - здесь Костя хотел выкрикнуть привычное «банзай» и продолжить дальше, но Фил был начеку и, придавив Косте ногу своей ногой, вовремя перекрыл фонтан.
- Переведи Наташа, - буркнул бригадир, поморщившись.

Наташа переводила, Жан, внимательно слушая, понимающе кивал головой, нервно теребя ручку двери. Дослушав до конца, он разразился ответной речью, из которой, при помощи Наташи стало ясно, что он очень устал, очень плохо себя чувствует, очень не хочет пить водку и очень хочет лечь спать.
- Да нет проблем, - развел руками Костя, - мы разве против? Теперь, по крайней мере, все ясно! Конечно, ему надо выспаться.
Жан, горячо поблагодарив Наташу за помощь, запрыгнул на верхнюю полку купе, где закутался в одеяло и накрыл голову подушкой.
- А вас я в последний раз предупреждаю! – погрозила пальцем проводник, - если вы не остановитесь, для вас все закончится очень плохо!
- За предупреждение и напутствие – благодарность наинижайшая! – поклонился ей в пояс Костя, - не премину заметить, что безрадостная картина нашего ближайшего будущего, которую вы описали своими медовыми устами, несомненно, будет нами всесторонне обсуждаться, и я думаю…
- Хватит! – перебила Костю девушка, задвигая дверь купе.
- Меня никто не хочет слушать, - с грустью сказал Костя закрывшейся двери.
- Тебя легче пристрелить, чем дослушать – резонно заметил Фил, извлекая на свет очередной сосуд с зельем.

Естественно, ни о какой остановке не могло быть и речи. Вновь затрещала открываемая пробка, звякнули стаканы, пошел-покатился вагонный разговор. Наверху, под бульканье льющихся жидкостей, цоканье стекла, взрывов хохота и криков «банзай!», стиснув зубы, медленно и тяжело засыпал Жан.

К вечеру все достигли вчерашнего состояния. Петр Семенович, возжелав мороженого, долго и безуспешно изучал разъезжающимися глазами график движения поезда, силясь определить ближайшую станцию и время стоянки.
- У вас написано очень мелко и неразборчиво, - посетовал он, проходящей мимо проводнику, которая не удостоила его даже взгляда.

Наконец поезд сделал остановку в каком-то небольшом городке, название которого, Петр Семенович в графике так и не нашел.
- Сколько стоим? - спросил он у проводника, медленно сползая по ступенькам вагона.
- Десять минут, - сквозь зубы ответила девушка.
- Успею, - посмотрел на небо Хромов и, безобразно шатаясь, устремился к зданию вокзала
Он резво проскочил вестибюль и выбежал на привокзальную площадь, где сразу увидел лоток с мороженым.
- Три! – дыхнул он в лицо продавца перегаром.

Мороженым дело не ограничилось, так как Петр Семенович, вспомнив, что у него кончились сигареты, побежал за сигаретами, потом он вспомнил, что кончилась вода, потом он решил, что свежее пиво тоже не помешает и, наконец, отягощенный покупками, отправился назад, шатаясь еще сильнее.
- Слышь, мужик, - окликнул его кто-то сзади.
Петр Семенович с трудом обернулся и увидел парня лет двадцати, совершенно непримечательной наружности.
- Слышь, мужик, - снова повторил он, - рыба к пиву нужна?
- К-какая? – спросил Хромов.
- Копченая есть, вяленая есть, какая хочешь есть.
- Беру! – сглатывая слюну, хрюкнул Петр Семенович.
- Давай бабки, я мигом сгоняю.
- Не-ет! - пьяно засмеялся Хромов, - или сюда неси, или вместе пойдем.
- Ну, если тебе не лень таскаться, сам и сходи. Вон за тем сарайчиком бабки продают.
За сарайчиком Петр Семенович немедленно получил в глаз и был обобран, так сказать, не приходя в сознание.

Очнувшись примерно через полчаса и обнаружив полное отсутствие приобретенного, а также всей наличности в карманах, Хромов встал на четвереньки и встряхнулся по-звериному. Сильно мутило, и раскалывалась голова, к тому же глаза никак не хотели слушаться, и весь окружающий мир, отраженный его надломленным зрением, буквально расползался по швам.

Опираясь руками о стенку злополучного сарайчика, Петр Семенович пришел в более-менее вертикальное положение и, делая два шага вперед, три назад, побрел на привокзальную площадь, где, разумеется, сразу же попал в поле зрения сотрудников транспортной милиции, вышедших покурить.

Видок у Петра Семеновича был подстать моменту: его вагонный наряд – затрапезные спортивные штаны и мятая футболка, щедро усыпанная пылью, собранной за сарайчиком, без сомнения дополнял внутреннее состояние его организма и, мягко говоря, нетвердую походку. Последним штрихом к портрету служили тщательно вывернутые и болтающиеся снаружи карманы его штанов, за километр извещавшие всех и каждого о том, что клиент пуст, как барабан.
- Наш голубчик, - делая короткую затяжку и выбрасывая окурок, молвил сержант из патруля, не сводя глаз с марширующего Хромова.
- С месячишко в «коме» уже, - со знанием дела прищурился второй. – Пойдем паковать.
- Не торопись! Он шары залил – ни хрена не видит, прямо на нас идет. Пока он эдаким манером доковыляет, мы по второй успеем выкурить.

Петр Семенович действительно не видел милиционеров. Его зрение в данный момент различало только очень крупные предметы, такие, например, как здание вокзала, к которому с грацией сломанного робота и пытался добраться Хромов.
Так он и шел, пока не уперся грудью в резиновый символ демократии.
- Куда путь держим? – раздался скучный голос.
Петр Семенович, максимально сузив угол обзора, увидел людей, облаченных в серую форму.
- М-меня ог-рабили, - качнулся он.
- И украли все кредитные карточки, - в тон ему произнес сержант, оглядывая Хромова, как родного. – Документами владеешь? – добавил он, с сомнением разглядывая вывернутые карманы его штанов.
- Я в поезде, - ошалело оглянулся по сторонам Хромов, - мне на поезд надо!
- В «товарняке» путешествуешь? – спросил второй, доставая из кармана горсть семечек.
- В каком «товарняке»? – заволновался медленно приходящий в себя Петр Семенович, - в «скором» я. Где поезд? – сделал он попытку побежать на перрон.
- Куда?! – рявкнул сержант, стискивая руку Хромова в стальном захвате.
- На поезд! – взвизгнул Петр Семенович.
- Я ж говорю, «белка» у него, - убежденно кивнул головой напарник, лузгая семечки.
- Мне ехать надо! – отбивался Хромов, пытаясь вырваться.
- Ты уже приехал! – встряхнул его сержант. - Тебя с нетерпением ожидают роскошные плацкартные нары, так что, давай, пошли!
- Понимаете, - забормотал Петр Семенович, - я не могу идти, мне срочно нужно ехать, мне нужно…
- Шевели мослами! – рявкнул в свою очередь любитель семечек, - сейчас выясним что ты за пассажир.

Стражники, понукая добрыми словами убитого горем Хромова отконвоировали его в транспортный отдел, где Петр Семенович был водворен в довольно просторную «клетку», одну из лавок которой занимал спящий детина потасканного вида.

Петр Семенович тут же принялся с пьяным жаром объяснять, что они все неправы, а прав, наоборот, он, но его никто не слушал. Сержанты ходили взад-вперед, хлопали дверью, выдвигали и задвигали ящики столов, что-то разыскивая. Моложавый капитан, сидящий у окна, искренне посоветовал Хромову заткнуться и добавил, что если он не последует этому мудрому совету, то у них специально для говорунов есть отдельная камера со всеми неудобствами и что он предоставит оную в его, Хромова, полное распоряжение.

Но Петр Семенович ни в коем случае не собирался затыкаться. Снова и снова он, запинаясь и перескакивая с пятое на десятое, рассказывал, что едет в очень важную командировку, что вышел из поезда за сигаретами, что был избит и ограблен, что документы и большая часть денег находятся во внутреннем кармане пиджака, который едет сейчас в поезде, а он – его законный владелец, сидит тут и теряет драгоценное время.
- С-свяжитесь с машинистом! – возопил Хромов, потрясая прутья клетки.
- А-а-а! – донесся из угла крик разбуженного детины, - да вы что, менты бездушные! - закричал он, приподнимаясь, - совсем решили меня со свету сжить! Почему меня садят со всякими уродами?!
- Замолкните оба! - крикнул в ответ капитан, отвечая на телефонный звонок.
- Слышь, терпила! – рыкнул в сторону Хромова сокамерник, - хлебало свое приткни! Не видишь - люди спят, - добавил он, укладываясь на другой бок и зевая. – Еще раз вякнешь громче моего храпа, я тебе, падла, кадык вырву.

Петр Семенович плюхнулся на скамью и предался горестным размышлениям. «Действительно, - думал он, - на этот раз действительно перебор. Надо подвязывать пить и срочно выбираться отсюда».

Хромов волновался напрасно. В его положении все волнения и переживания – дело пустое. Государственная Машина, затянув в свои жернова очередную жертву, перемалывает ее с определенной, строго выверенной скоростью, отработанной тысячелетиями своего существования.

Со стороны кажется, будто дело стоит. Но это иллюзия, просто ритм движения Машины заметно уступает ритму жизни любого, отдельно взятого индивидуума. И это естественно - ведь машине некуда спешить. Она делает свое дело бесстрастно и неторопливо, ибо она вечна. И когда Машина выдергивает из вихря жизненных событий кого-либо и размещает его в своих внутренностях, не каждый способен быстро подстроить свои биологические часы под степенный ход ее маятника. Ускорить движение машины может лишь только грозный окрик сверху или денежное вливание снизу. Но так как в ситуации Хромова ни первое, ни второе не было возможно, приходилось терпеть.

Наконец, капитан, исписав, как показалось Хромову, тонну бумаги, отхлебнул из стакана остывший чай и вплотную занялся заметно протрезвевшим Петром Семеновичем. Внимательно выслушав про командировку, сигареты, избиение и ограбление, капитан стал грустен лицом и спросил скрипучим голосом:
- Заявление писать будем?
- Ни-ни! – замахнулся на него рукой опытный Петр Семенович. - Никаких заявлений, помогите мне поезд догнать.

Машина, уловив признаки лояльности в поведении подданного, охотно сработала в его пользу. Капитан связался с сотрудниками, сопровождающими поезд Хромова, и дал четкие инструкции об изъятии личных вещей, ценностей и документов, принадлежащих Петру Семеновичу, с целью их сохранности, а так же установления его личности.
- Вон там посидите, - ткнул пальцем капитан в угол комнаты, где стояли два обшарпанных стула.
Петр Семенович покорно проследовал, куда указали, уселся и принялся ждать.

- Как же так! – допрашивал в это время проводника вагона Костя, - человек пропал, а вам, барышня, и дела нет!
- А что я должна бегать за вашим приятелем и уговаривать его никуда не ходить?! – защищалась девушка. – Он был пьян, как свинья! - выкрикнула она в отчаянии. – И вообще! – закричала она в полный голос, хватаясь руками за голову, - вы меня просто достали! Я вам сто раз говорила - не напивайтесь!
- Нужно немедленно сообщить… - вдруг остановился Костя, не зная, куда именно нужно сообщить.
- Не беспокойтесь, начальник бригады уже в курсе. Идите в свое купе и прекратите, ради Бога пить, а то тоже где-нибудь потеряетесь!
- Если я где и потеряюсь, - расшаркался на прощание Костя, - то только в ваших бездонных глазах, мадмуазель.

Придя в купе и рассказав Филу последние новости, Костя незамедлительно предложил выпить за пропавшего без вести товарища, а, выпив, пожелал, чтобы путеводная нить Ариадны не выскользнула бы вдруг из ослабевшей от уныния и жизненной борьбы руки незабвенного Петра Семеновича. И чтобы он, обретя, нашел и, нашедши, дошел и т.д. и т.п.
Не успели они закусить, как дверь в который раз открылась, и в купе вошли милиционеры.
- Никого не трогаем! - воскликнул Костя, поднимая обе руки вверх, - иностранцев не тревожим, пассажирам не докучаем, просто ужинаем.
- Все жрете? - констатировали вошедшие, оглядываясь по сторонам. - Здесь ехал этот, как его, Хромов кажется?
- Что, значит, ехал? – возмущенно спросил Костя. - Он и сейчас в некотором роде едет. Боже, с ним что-то случилось?! Не скрывайте от нас ничего! Немедленно рассказывайте!
- Размечтался, - буркнул сержант, выдергивая на свет чемодан Хромова.
Второй жестом предложил Косте очистить стол и уселся заполнять протокол изъятия.
- Понятые нужны, - молвил он, разложив бумаги.
- Вот этих и возьми, - кивнул на Костю с Филом сержант, возясь с замком чемодана.
- Этим скоро самим понятые понадобятся, надо проводника звать.
- Скажите же, что случилось? - продолжал приставать к ним Костя.
- Замели Хромова вашего! На карачках стоять не мог. Вас кстати это тоже касается.

Милиционеры, вывалив все вещи Петра Семеновича на полку, устроили тщательный обыск, потом долго и нудно, постоянно путаясь в названиях, составляли список найденного и, наконец, дав подписать протокол проводнику и встревоженному гражданину из соседнего купе, убрались вон, прихватив чемодан сгинувшего Хромова.
- Ну, дела, - посмотрел на Фила Костя, - эк его угораздило.
- Скажите, - тихо произнес гражданин, подписавший протокол, - а что с ним случилось?
- Отмучился! – уронив голову на грудь, взрыднул Костя.
- Я слышал, что у вас здесь убили кого-то, - ежась от жгучего любопытства, прошептал понятой.
- Сами же видите! – заламывая руки, застонал Костя, - убивают, пропадают куда-то все! А нам? Нам, что делать?! Слушайте, - схватил он собеседника за руку, - не бросайте нас! Нам бы только ночь продержаться! Когда эти, - ткнул он пальцем в пол, - придут за нами в полночь, не откажите в любезности, помогите нам от них отбиться! На, вот - для храбрости! - протянул он опешившему гостю стакан.
- Что вы! – стал упираться тот, - я никак не могу. У меня в купе жена, внук, я никак, - забормотал заботливый муж и дед, торопливо ретируясь.
- Не стало в людях отваги! - крикнул ему вдогонку Костя. – Ну, Фил, поехали дальше, - звякнул он стаканами.

Тем временем капитан, получив полное подтверждение всех данных, касающихся Хромова, немедленно его реабилитировал и был настолько любезен, что помог Петру Семеновичу оформить билет на проходящий поезд с отсрочкой оплаты до прибытия в пункт назначения.

Петр Семенович провел ужасную ночь, извиваясь на жесткой полке плацкартного вагона и ежечасно бегая в туалет. К утру, он опустошил бак с питьевой водой, соответственно наполнив себя до отказа, теплой жидкостью с характерным «железнодорожным» привкусом.

Прибыв, наконец, на вокзал нужного города, Петр Семенович стыдясь своего внешнего вида, разыскал отделение милиции, где, трясясь в похмельной лихорадке, с лицом человека, умершего три дня назад, предстал пред светлыми очами дежурного.
- Н-да, - оглядел его с головы до ног старший лейтенант, - ты, видать, у них самый злостный, раньше всех загремел.
- У кого это у них? – стуча зубами, прохрипел Петр Семенович.
- Ну, как же, - перелистнул страницу старлей, - вот, пожалуйста, сегодня ночью, по прибытию поезда доставлены двое граждан, - вчитался он в неразборчиво написанный текст, - в бессознательном состоянии, из вашего купе, судя по всему, ваша компания.
- Почему доставлены?
- Почему? – снова перелистнул страницу дежурный. - Вот, пожалуйста: пьяный дебош, приставание к гражданам, массовые нарушения общественного порядка, распитие, пение, ну и тому подобное. С ними еще иностранец был, его переводчик встречал. Был у вас иностранец?
- Был, - утвердительно икнул Хромов.
- Так вот, этот иностранец, - укоризненно посмотрел на него дежурный, - прямо здесь поклялся, что путешествовать по России на поезде больше никогда не будет! Что же это вы, а?
- Я то тут причем? – буркнул Петр Семенович. - Я тоже больше не хочу так путешествовать. А где они сейчас? – спросил он о попутчиках.
- Известно где, - осклабился лейтенант, - после трудов праведных в «мойке» отдыхают! Вот очнутся, я их приятно удивлю, - хлопнул он рукой по толстой папке, - у меня есть чем!

Трясясь всем телом, Петр Семенович начал переодеваться, с трудом попадая в штанины дергающимися ногами.
- Эк тебя колбасит, - посочувствовал лейтенант, - вот деньги, вот документы, распишись, сходи оплати билет и получишь вещи.

Хромов черкнул непослушной рукой какую-то закорючку вместо подписи, схватил паспорт, деньги и, выскочив на перрон, устремился к ближайшему ларьку. В ларьке он приобрел две первые попавшиеся бутылки пива и тут же, как говорится «не отходя от кассы», залпом употребил обе подряд, прямо из горлышка. Удивив всех присутствующих вулканическими звуками мерзкой отрыжки, Петр Семенович отправился в кассу, где, оплачивая билет, заполнил массу каких-то справок и бланков. Кассир тараторила без умолку, постоянно называя Хромова «отставшим». «Действительно отставший», - мрачно подумал Хромов, получая сдачу.

Быстро покончив с формальностями, Петр Семенович приехал в гостиницу, где сутки отлеживался, приводя себя в человеческий облик.

Встреча с поставщиками прошла на удивление вяло. Петр Семенович наотрез отказался от всех банкетов, сославшись на подорванное работой здоровье и, быстро уладив возникшие проблемы, вернулся домой самолетом, резонно предположив, что для поезда он еще слишком слаб.
- Что это с тобой случилось? – удивленно и обрадовано спросила жена, встречая трезвого как стекло Хромова, - ты не заболел?
- Все мать, отъездился я! Пускай молодых теперь посылают! По всему видно, что здоровье у меня уже не то!
Петр Семенович молча поужинал, молча выпил две таблетки аспирина и лишь перед сном задал супруге один вопрос:
- Знаешь, мать, почему в России живет так мало марокканцев?
- Почему? – зевнула супруга.
- Потому что они в наших поездах ездить не могут, их укачивает.

МАЯК

Молодой, но уже подающий надежды, художник Вениамин Щукин успел вовремя. Едва УАЗик тормознул у пирса, как он, сноровисто выскочив из него, принялся выгружать громоздкий мольберт и сумки с продуктами.

Это был молодой человек, двадцати четырех лет, худой, среднего роста, с копной светлых растрепанных волос и мечтательно сосредоточенным выражением на лице. Довершали портрет очки в тонкой, дорогой оправе, которые он беспрестанно поправлял.

Вениамин Щукин был помешан на морских пейзажах. Когда он приехал на побережье, то был просто очарован суровой красотой увиденного. С неделю побродив по окрестностям и сделав массу набросков, он случайно услышал от жителей поселка про старинный маяк, расположенный неподалеку, да еще и действующий. Переварив эту новость, Вениамин потерял покой. В его воображении стремительно начали рисоваться картины, одна внушительней другой. Он уже видел великолепное полотно, на котором его рукой будет изображена страшная ночная буря с дождем и ветром, а на пути этой бури стоит старый поросший мхом маяк – величественная башня, испускающая луч яркого света, который, как стрела, уходит во тьму и несет спасение заблудившимся кораблям.

Забросив все дела, Вениамин принялся активно собирать информацию. Вскоре он уже знал, что маяк действительно существует, что ему более ста лет и что живет там один смотритель – дед Иннокентий по кличке Шухер. Маяк располагался в пятидесяти километрах от поселка и ввиду непролазности местной тайги, добраться до него можно было только морем. Раньше, лет сто назад, рядом с маяком тоже было селение, но время ушло, люди тоже ушли, и маяк остался стоять на берегу один одинешенек. Но люди, уйдя, маяк не бросили - уж очень в удобном месте был построен. К башне проложили электрический кабель и на всякий случай установили дизель-генератор. Со смотрителями только была беда - никто не хотел торчать в такой глуши. Последние два года с этой обязанностью вроде бы успешно справлялся вышеупомянутый Иннокентий.

Разузнав буквально все про маяк и, дополнительно выяснив, что рядом с ним находятся развалины старой крепости, Вениамин твердо решил туда добраться, резонно предположив, что второго такого случая явно не представится. Этими мыслями он поделился с местным начальником – ответственным за все и вся в этой округе. Выслушав просьбу художника, тот замахал на него руками.
- Да ты что, парень, это же у черта на рогах! Туда же не добраться и не выбраться! – воскликнул он.
- Но ведь как-то туда добираются, - настаивал Вениамин.
- Добираются, только редко, - усмехнулся начальник, с интересом разглядывая молодого человека.
- Вот видите! Помогите же мне, это очень важно для искусства!
- А не побоишься? – лукаво прищурился ответственный товарищ.
- Чего? - удивился Щукин.
- Ну, всяко бывает. Места там лихие, глухомань одним словом, да и Шухер не подарок. Ночевать то в башне собираешься?
- А где же еще?
- Ну-ну, только с Иннокентием сам договаривайся. Связи сейчас с ним нет, а послезавтра к нему катер пойдет с продуктами, вот на нем и отправляйся. Два дня тебе хватит?
- Хватит! - обрадовался Вениамин.
- Вот и хорошо! Ребята все дальние кордоны обойдут, а на обратном пути, денька через два-три, тебя назад и прихватят.
- А как мне с этим, ну, с Иннокентием договариваться? – спросил Щукин.
- Ну, ты даешь, парень! – засмеялся начальник. - Не знаешь что ли? – выразительно щелкнул он пальцем по горлу.

Вениамин приобрел в местном магазинчике четыре бутылки водки, продуктов на три дня и с нетерпением стал ждать медленно приближающийся день отъезда.

Долгожданным утром Вениамин, громыхая мольбертом, еле успел втиснуться в УАЗик, как почтальон, сидевший за рулем, рванул с места как сумасшедший, мотивируя спешку тем, что катер ждать не будет.

Примчавшись в клубах пыли прямо к причалу, они энергично перегрузили из машины на палубу все, что нужно было перегрузить, и катер, дребезжа корпусом и вспенивая воду за кормой, отвалил от пирса, взяв курс на оконечность далекого мыса, еле видимого в мареве утреннего тумана. Вениамин, оглядевшись, увидел группу мужчин, расположившихся на кормовых скамьях. Один из них махнул ему рукой, явно приглашая за импровизированный стол, сооруженный из каких-то коробок. Щукин, воспользовавшись приглашением, прошел по вибрирующей палубе, и уселся с краю.
- Значит ты художник? – пророкотал басом сосед Вениамина, наливая ему водку в пластиковый стакан. – К Шухеру в гости намылился?
- А почему Шухер? – закусывая огурцом, спросил Вениамин.
- Почему Шухер? – засмеялся кто-то. - А хрен его знает! Шухер он и есть Шухер. Вот бухнешь с ним пару раз, тоже его как-нибудь называть станешь.
- А зачем ему патронов столько? – кивнул Щукин на две объемистые коробки, принесенные им из УАЗика, - зверей диких много?
- Да хрен его знает! – не баловал разнообразием ответов собеседник. – Никто ничего толком не знает. Шухер говорит, что так ему спокойней, хотя все время жалуется, что мало привозим. Куда он их изводит, ума не приложу. Охотится что ли?
- А маяк красивый? – почувствовав прилив вдохновения, спросил Вениамин.
- Че ж в нем красивого? – обломал мечту сосед. - Это ж не дворец! Шухер, в натуре, чокнутый, что торчит там безвылазно!
- А что там раньше было? - не унимался Щукин.
- Да разное было, - подключился к разговору еще один рассказчик. – Сначала люди жили, потом зона какая-то закрытая была, НКВД что-то шурудило, потом часть воинская стояла, а потом похерили все, да и забросили, вот один маяк и остался.

Вениамин, выпив вторую, от третьей отказался, сославшись на то, что ему еще сегодня работать. Никто не настаивал, и он отправился на нос судна обозревать медленно проплывающий слева по борту скалистый берег.

Через три часа вдали показался маяк. При ближайшем рассмотрении Щукин с удовлетворением констатировал, что экстерьер башни вполне соответствует его мысленному образу, кладка только была помельче.

Катер, замедлив ход, подошел к полуразрушенному сооружению, бывшему когда-то, видимо, причалом. На причале стоял дед Иннокентий, по прозвищу Шухер.
«Деду» было лет пятьдесят, хотя выглядел он на все семьдесят. Волосы на его голове, видимо никогда на знавшие расчески, были местами спутаны как пакля, а местами стояли дыбом, то ли от редкого соприкосновения с мылом, то ли от радости, что он видит живых людей. Скуластое лицо Шухера украшала растрепанная седая борода, нос был совершенно сизый, а красные воспаленные глаза горели сумасшедшим блеском. Иннокентий был облачен в какое-то немыслимое рубище, подпоясанное толстой веревкой.

Вениамин, невольно вспомнив автопортрет Ван Гога, опытным глазом художника мгновенно оценил колоритность фактуры Шухера. «Его портрет я обязательно напишу», - пронеслось в голове у Щукина.
- Здорово, Иннокентий! – крикнул капитан.
- Здоровей видали, - сварливо ответил ему Иннокентий, внимательно разглядывая Щукина, который, спрыгнув на помост, принимал передаваемые с катера коробки.
- Здравствуйте, - выпрямился, наконец, Вениамин, - я к вам, собственно говоря, по делу, - торопливо заговорил он. - Понимаете, ваш маяк, и это все… - поведя рукой, неуверенно замолчал Щукин. - В общем, я художник и мне нужно сделать несколько зарисовок. Извините, что без предупреждения, но связи с вами нет. Можно я побуду здесь у вас, буквально два дня, до прихода катера? Кстати - это вам, - протянул он пакет с водкой.
Иннокентий взял пакет из рук Щукина, выдернул из него первую попавшуюся бутылку, зачем-то посмотрел сквозь нее на солнце и кивнул косматой головой.
- Глицерин есть? – ошарашил он Щукина вопросом.
- Глицерин? – недоуменно воззрился на него Вениамин, - зачем?
- А у вас? – повернулся к катеру Иннокентий, проигнорировав встречный вопрос Щукина.
- Нету у нас никакого глицерина! - засмеялся капитан. - И не было никогда!
- Как же теперь мои цветы будут?! – с надрывом воскликнул отшельник. – Завянут ведь теперь без глицерина!
- Ты, Шухер, я смотрю, совсем головой поехал! – сказал кто-то из компании, - какой глицерин? Какие цветы? Что ты мелешь?
- А почему патронов опять мало? - наклонился над коробкой Шухер.
- Вот скажи мне Иннокентий, - очень мягко попросил капитан, - что ты с ними делаешь, а? Ты суп из них варишь?
- Нах все! – дал исчерпывающий ответ Шухер, сворачивая пробку и надолго прикладываясь к горлышку.

Вениамин с любопытством разглядывал башню, мысленно нанося уверенные мазки кистью на холст.
- Ладно! – прекратив бульканье, выдохнул Иннокентий, - оставайся раз надо! Стрелять умеешь?
- Стрелять?! – снова удивился Вениамин, - в кого?
- Впрочем, ладно, - остановил сам себя Шухер, - ружье все равно одно.
- Ну, мы двинулись! – прокричал капитан, запуская двигатель катера. – Обратно пойдем, за тобой заскочим! Так что не проспи, - помахал он рукой Щукину.
- А когда обратно?! – крикнул Вениамин вслед уходящему катеру.
- Подплывать будем, погудим! – донесся до него ответ.

Вениамин с Иннокентием, взяв вещи, направились к маяку. Щукина в первую очередь поразило то обстоятельство, что основание наружной стены башни было сплошь усеяно следами пуль и картечи, которой, видимо, эту башню обстреливали очень интенсивно. Особенно большое скопление выбоин было сосредоточено вокруг проема входной двери. Судя по всему, по этому месту велся ураганный огонь, так как повсюду в изобилии валялись стальные шарики картечи, разных размеров. Двери в проеме не было.
- У вас тут что, война была? – удивленно спросил Вениамин, оглядываясь по сторонам.
- Была, - презрительно оттопырил нижнюю губу Иннокентий. - Война идет всегда!

Они вошли внутрь башни, и Иннокентий сделал остановку, снова приложившись к бутылке. Вениамин оглядывался по сторонам, постепенно привыкая к полумраку. Стены внутри башни ничуть не уступали наружной стене, по количеству картечных выбоин. По всему было видно, что и осаждаемые патронов не жалели. Наверх, изгибаясь вдоль стены, уходила крепкая дубовая лестница, а с потолка, привязанная к темной балке, свисала веревочная петля, сделанная по всем правилам висельного ремесла.
- А это зачем? – ткнул пальцем вверх Щукин.
- Это? – поперхнувшись и облившись, оторвался от сосуда Шухер, - это сучья плеть, а-ха-ха-ха! – разразился он вдруг сатанинским хохотом. – Это он для меня приготовил, - выкрикнул Иннокентий, указав пальцем в пол. Лицо его побагровело, глаза горели. - Он думает, я в нее добровольно влезу! А вот херов ему! – заорал он, двинув грязный кукиш в лицо Щукину.
- Кто он? – отшатнулся Вениамин, в первый раз почуяв неладное.
- Он не знает, кто он! – преобразовав кукиш в указательный перст, снова зашелся в приступе громового смеха Шухер. – Ну и молодежь нынче! Посмотрите на него, - сделал он приглашающий жест окружающему пространству. – Ладно, пошли.

Они поднялись по винтовой лестнице и очутились в просторной полукруглой комнате, с двумя окнами, выходящими на море. Справа находилась дверь, ведущая на широкий металлический балкон с кованой оградой, опоясывающий верхнюю часть башни. Стены комнаты были также избиты картечью и, судя по обилию выбоин, именно здесь и наступил финал жаркого боя.
В комнате стоял топчан, кровать, хромоногий стол и три стула. В одном углу было сооружено нечто вроде шкафа, а в другом располагался сложенный из корявых булыжников закопченный камин. На стене возле окна висел гигантских размеров электрический звонок, соединенный проводом с замысловатым, неуклюжим прибором, имеющим в своей конструкции часовой циферблат.
- Я вздремну, - повалился на кровать Иннокентий, швыряя в угол пустую бутылку. – Вечером мы с тобой настоящего пойла выпьем, - пообещал он, закрывая воспаленные глаза.

Вениамин оглянулся и только сейчас заметил, что входная дверь в комнату так же отсутствовала, а вместо нее висела изрядно простреленная рогожа, вернее ее лохмотья. У стены, справа от дверного проема, стояла остро отточенная, сверкающая коса, а слева возвышалась куча стальных шариков картечи, небрежно сметенных в угол.
«Ну, дела, - подумал Вениамин, ставя на пол мольберт и сумки, - похоже чувак здорово закладывает. Кто же тут так пострелял?»

Открыв единственную уцелевшую в этой комнате дверь, Щукин вышел на балкон и задохнулся от ветра и восторга – вид был просто потрясающий. Прямо над головой находилось помещение, где были установлены зеркала и фонарь. Попасть туда можно было по короткой вертикальной лестнице, через люк, проделанный в потолке вышеописанной комнаты. Испытав приступ вдохновения, Вениамин вбежал в комнату, схватил мольберт и, не желая терять ни минуты драгоценного времени, устремился вниз по крутой лестнице.

Первым делом он осмотрел живописные развалины крепости, находящиеся в полукилометре от маяка. Потом, поднявшись на небольшую возвышенность, Щукин решил, что это самое удобное место и, установив мольберт, принялся разводить краски. Вдалеке виднелись какие-то полуразрушенные строения, явно военного назначения, но поскольку они своим видом не вызывали ни малейшего душевного трепета, Вениамин на них даже не взглянул.
Он творил остаток дня и только когда начало темнеть и прохладный осенний ветер потянул с моря свинцовые тучи, засобирался в обратный путь.

Добравшись до маяка, Вениамин на ощупь поднялся по скрипучей лестнице и, переступив порог комнаты, чуть не схлопотал инфаркт миокарда. Дело в том, что устрашающих размеров звонок, видимо повинуясь часовой стрелке загадочного прибора, разразился вдруг ужасающим громом и звоном именно в тот момент, когда Вениамин вошел.

Иннокентий, подскочив на кровати как ошпаренный, бросился к лестнице ведущий к люку в главное помещение маяка, на ходу отключив надрывающийся звонок. Проворно вскарабкавшись вверх, он откинул крышку и исчез в квадратном проеме.
Вениамин, держась рукой за прыгающее сердце, присел на край топчана. «Так можно и дуба двинуть, - пронеслось у него в голове, - видимо эта херня у него вместо будильника», - продолжала развиваться мысль. Сверху доносилось какое-то жужжание, скрип механизмов и отборная матерщина.

Наконец Иннокентий включил маяк и, чертыхаясь, вернулся в комнату. Трясущимися руками он сорвал пробку и единым махом осушил бутылку на четверть.
- Давай поужинаем, - утираясь рукавом, предложил он.
Вениамин принялся открывать банки и резать хлеб, а Иннокентий, растопив камин, извлек из шкафа литровую бутыль с прозрачной жидкостью внутри.
- Во! – потряс он ею над головой. - Слеза!
Вскоре выяснилось, что когда вояки по приказу сверху спешно покидали эти места, творился страшный бардак, и Иннокентий, воспользовавшись общей неразберихой, упер под шумок две стокилограммовые бочки со спиртом, надежно спрятав их в скалах. А когда все ушли, у него началась прямо сказочная жизнь.
- С таким запасом, - пробормотал он, разливая жидкость по стаканам, - мне сам черт не брат, хрен они меня возьмут!
- Кто они? – спросил Вениамин, осторожно нюхая край своего стакана, - что здесь вообще творится?
- Не торопись, сынок, - изрек Иннокентий, со вкусом выпивая, - все, что тебе дано в этой жизни узнать, ты узнаешь.
Вениамин не нашелся, что ответить на это философское замечание, а только еще раз понюхав свой стакан, решительно отставил его в сторону.
- Я это пить не буду, - твердо сказал он, - я лучше немного водки.
- Хозяин-барин, - равнодушно протянул Иннокентий, наливая себе снова.

Пока Вениамин медленно пил водку, Шухер стремительно выпил налитое, налил снова, снова выпил, после чего взялся за закуску.
- Я такими темпами продвигаться не могу, - попытался пошутить Щукин, ставя пустой стакан на стол.
Иннокентий, проигнорировав реплику, медленно жевал, глядя в одну точку, будто находясь в трансе. Лицо его наливалось кровью, на лбу выступили крупные капли пота.
- Скажите, а кто тут стрелял? – спросил Вениамин, принимаясь за еду.
Иннокентий, бросив на него горящий взгляд, вновь налил себе из заветной бутыли, но на этот раз выпил медленно, со смаком. С грохотом поставив стакан, он бросился грудью на край хромоногого стола и лихорадочно заговорил:
- Понимаешь, эти суки меня достать хотят! Что-то все время хотят от меня! Вымораживают и вымораживают, мать их! Я им сначала по-хорошему говорил – отвалите от меня на хер! Так нет, не хотят по хорошему! Не хотят, мать их! А я ведь их предупреждал, нянчился с ними, дурак такой! Но теперь все, баста! – заорал Иннокентий, сопровождая истерический выкрик полновесным ударом кулака об стол. – Время сопливых разговоров и переговоров прошло! Раз до них не доходит через их тупые бошки, будет доходить через их уродливые задницы, мать их! - продолжал горланить Шухер. – Я теперь с ними, в натуре, не базарю! – неожиданно завизжал он фальцетом. – Я их, мать их, на хер, мля!
- Да кого, их?! – с трудом перебил поток слов Вениамин.
- Ложись!!! – заорал, вскакивая, Шухер, глядя дико выпученными, горящими глазами куда-то поверх головы Щукина. В руках у него мелькнуло ружье, и тотчас грянул выстрел.
Вениамин, подпрыгнув, в мгновение ока слетел со стула и упал за топчан. Комната потонула в пороховом дыму, был слышен только визг рикошетируемой от дальней стены картечи и невнятные крики Шухера, перезаряжающего ружье. Оглохший и ослепший Вениамин, медленно поднялся на четвереньки и потряс головой. Убедившись, что он не застрелен, и даже не ранен, он осторожно переполз на топчан, и, сев на него, закашлялся от едкого дыма.
- Ты головой стебанулся, что ли? – простонал Щукин, закрывая уши руками.
Иннокентий, трясясь всем телом, прыгающей рукой налил добрые полстакана и, клацая зубами о стекло, осушил его до дна.
- Видал?! – переводя дух, прохрипел он.
- Кого? Кого видал?! – закричал Вениамин, сжимая руками голову и раскачиваясь из стороны в сторону. - У меня перепонки лопнули! Я не слышу ничего!
- А этот, - снова садясь за стол и наваливаясь на него всем телом, с прежним пылом замолотил взбодрившийся Шухер. - Этот! – ткнул он пальцем в пол, – все выжидает чего-то, все выжидает, мать! А эти и рады стараться! Прямо ужами перед ним вьются, соревнуются, мать их, кто попоганее меня достанет! Но меня они в свою пляску не заманят! - снова начал заводиться Шухер, - я им не шнырь какой-нибудь с обосранными от страха подштанниками! – вновь заорал он. – Я им, сукиным детям недоношенным, бошки то их тупорылые поотстреливаю!

Вениамин, потряхивая головой, осторожно перебрался за стол и выпил водки, исключительно для снятия стресса.
- Ты можешь толком объяснить, кто он и кто они? – чихнул Щукин.
- Ты сынок, не гони, - изрек Шухер, наливая.
- Я гоню?! – обрел, наконец, голос Щукин. - По-моему, все время гонишь ты!
- Понимаешь, - проглотив пойло и снова бросаясь грудью на стол понес Иннокентий, - у этих сволочей нет ничего святого! Да и быть не может! А-ха-ха-ха! – внезапно разразился он истерическим смехом. – У них задача – доконать меня! Доконать, мать их так! Они тут такой заговор сплели, что всему роду человеческому ввек не размотать! Я, понимаешь, сначала думал – балуются суки! Ан нет, - почесал голову Шухер, – всерьез у них все! А сначала ласковые такие были, аж блевать хотелось! А-а-а! - вдруг снова выпучив глаза, завопил Шухер, приподнимаясь.

Опытный Щукин сразу бросился на пол и в ту же секунду бабахнул выстрел.
- А-а-а!!! – исходил криком Шухер, бросаясь к двери и на ходу перезаряжая ружье. - Порешу, уроды!

Крича и потрясая ружьем, он выскочил на площадку башенной лестницы, и остановился, наклонясь вперед и бормоча что-то невнятное.
- Вот вы где скопились! – заревел он, стреляя дуплетом. - Козлы вонючие!
Вновь перезарядив ружье, он с криками «стоять, козлы!», бросился вниз по лестнице, сигая через три ступеньки и поминутно стреляя во все стороны.

Вениамин, переведя дух, вновь поднялся на четвереньки и, потряхивая гудящей головой, кое-как добрался до балконной двери. Непрерывно чихая и кашляя от порохового зловония, он с натугой оттянул створку и глотнул свежего морского воздуха.
- А теперь я тебе скажу! – послышался снизу крик Иннокентия, потом грянул выстрел, и что-то страшно загремело, видимо рушилась какая-то конструкция, затем все стихло.

Щукин, подождав, когда немного вытянет дым, поднялся на ноги и с опаской вышел на лестницу. В башне было сине от дыма. Держась рукой за щербатую стену и хрустя осколками камня, он начал осторожно спускаться вниз. На нижней площадки башни, возле самой двери, катался по полу Иннокентий, яростно отбиваясь от кого-то, явно его душившего.
- Отвали, сука! – хрипел он, молотя руками воздух вокруг себя и делая отряхивающие движения.

«Мать честная! - ахнул кто-то в голову у Щукина, - да у него белая горячка!»
Все стразу встало на свои места. Сопоставив все увиденное и услышанное, Вениамин моментально нашел ответы на все мучившие его доселе вопросы.

«Во попал!, - снова пронеслась у него в голове паническая мысль, - у чувака совсем крыша поехала! И немудрено. По полкило спирта в день – видения обеспечены. Надо рвать отсюда! Хотя куда рвать? Катер в лучшем случае придет послезавтра, а я столько не протяну, этот Шухер примет меня за какого-нибудь монстра и пристрелит, как он выражается, «на хер». По берегу я тоже не дойду – тайга непроходимая, надо где-нибудь здесь спрятаться». Щукин с тоской поглядел на петлю, под которой валялись обломки расстрелянной стремянки, и понял, что в башне спрятаться негде. «Может в лес, - лихорадочно заработала мысль, - костер и все такое? Нет, - остановил он сам себя, - это крайний вариант, надо посмотреть, как этот дальше будет».

Вениамин вновь глянул вниз. Шухер уже сидел, вяло отпихивая кого-то от себя и бормоча что-то нечленораздельное.
- Иннокентий! – позвал его Щукин, - ты слышишь, Иннокентий?
Но, Иннокентий, в очередной раз, проигнорировав реплику, с упорством маньяка продолжал заниматься делом.

Щукин, поднявшись в комнату, взял со стола бутылку с водой, спустился вниз и вылил добрую половину ее содержимого на голову бойца.
- А-а-а! – взревел Иннокентий, отпрянув в сторону, - ты чего, мать?
- Я чего?! – возмутился Щукин, - по-моему, это ты не в себе! Борешься тут с кем-то.
Иннокентий, вдруг замерев, уставился невидящими глазами на испуганного художника.
- Так ему на голову надо было лить! – заорал он, вскакивая и хватая ружье, - на хрен ты меня-то уродуешь?!
Щукин в страхе попятился, но Иннокентий, видимо, на время, справившись с кризисом, переломил ружье пополам и, освободив стволы от дымящихся гильз, начал тяжело подниматься по лестнице, вытираясь рукавом и отплевываясь. Вениамин двинулся следом.

Войдя в комнату, Шухер первым делом изрядно освежился ворованным спиртом, потом, устало опустившись на стул, сунул в рот кусок хлеба и стал его угрюмо жевать.
- Послушай, Иннокентий, - очень мягко начал Щукин, тоже присаживаясь за стол, - может, хватит пить? У тебя, реально, видения. Ты так долго не протянешь.
Иннокентий, не обратив никакого внимания на предостережение, продолжал сидеть в полном оцепенении, глядя в одну точку и меланхолично двигая челюстями.
- Иннокентий! – снова позвал его Щукин.
- А? – очнулся тот, переведя взгляд.
- Ты слышишь меня, Иннокентий?
- Цветы! – вдруг вскинул голову Шухер, видимо что-то вспомнив, - цветы же завянут! – крикнул он в лицо отпрянувшего Щукина. - Цветы, мать их! – снова заорал, вскакивая, Шухер.

Вениамин, не говоря больше ни слова, привычно бросился под спасительный топчан и сжался под ним в комок, ожидая начала действ. Но ничего страшного не произошло. Иннокентий извлек из кармана рубища засохший и измятый букетик полевых цветов и заметался по комнате, открывая и закрывая дверцы уродливого шкафа и ежесекундно заглядывая во все кастрюли, миски и стаканы.
- Глицерин! – вопил он. - Где глицерин?!

«Да-а, - размышлял под топчаном Щукин, - может мне вообще отсюда не вылезать? Авось до катера как-нибудь доживу, может не заметит меня».
Но, поразмыслив немного, он понял, что это неосуществимо по ряду причин, в основном физиологического свойства, а посему нужно выбираться из-под уютного топчана, что он и начал делать, собравшись с духом.
- Глицерин! – подскочил к Щукину Шухер, хватая его за отвороты куртки, - вы привезли глицерин?!
- Нет! – твердо сказал Вениамин, глядя в глаза страдальца.
- Не привезли! – возопил Иннокентий, отпуская Щукина и хватаясь руками за голову, - не привезли! – с надрывом повторил он, закатывая глаза и падая на стул, – все пропало!
- Это не новость, - буркнул Вениамин, дрожащей рукой наливая себе немного водки, - глядя на тебя, понимаешь, что уже давно все пропало!
- Как вы не поймете?! – обращаясь к шкафу и камину стенал Шухер, - ведь цветы долго стоять не могут, они вянут. Вянут! – крикнул он, переведя взгляд на Щукина, - а в глицерине они стоят долго! Долго! А-ха-ха-ха! – внезапно овладел им новый приступ дьявольского хохота. - Тут без цветов не обойтись! - снова пронзительно крикнул он и вдруг, ухватившись руками за горло, с хрипом опустился на стул.

Тут с Шухером произошла разительная перемена: взгляд его «поплыл» и Иннокентий, как-то устало выпив, грянулся со стула на пол, видимо потеряв сознание.

«Стебанутый на всю голову, - облегченно подумал Вениамин, выходя на балкон, - одно из двух: либо спирт «догнал» его дурную башку, либо устал бесов гонять. Что же мне делать? - продолжал размышлять Щукин, - может связать дурня? Нет, - остановил он сам себя, - этого делать не надо, он под «белкой» разгрызет сначала веревки, а потом меня».

Он постоял еще немного на балконе и, вдоволь надышавшись ночным воздухом, вернулся в комнату, где за время его отсутствия ничего не изменилось. Иннокентий спал (если можно это состояние назвать сном), постанывая и мотая головой из стороны в сторону. Щукин, поставив за шкаф валяющееся посреди комнаты ружье, улегся на топчан и забылся в постоянно прерывающемся, тревожном сне. Ему снились огромные летучие мыши, которые, хрипло каркая и виртуозно матерясь, кружились вокруг башни, а Щукин стрелял в них почему-то из арбалета.

В восемь часов, как всегда неожиданно, сработал проклятый будильник. Вениамин подскочил, поднятый в воздух жуткими звуками, тут же сел на топчан и принялся озираться вокруг, путая сон с реальностью. Иннокентий, поднявщись с пола, щелкнул выключателем и исчез в потолочном люке.

«Видать у него еще не все гайки в голове соскочили», - зевая и ежась от холода, приходил в себя Щукин. Шухер, выключив маяк, сполз по лестнице, подошел к столу, выпил вибрирующей рукой спирт и повалился на кровать, вновь погрузившись в небытие.

Вениамин спустился по лестнице, вышел из пропахшей порохом башни и, щурясь от солнечного света, оглядел горизонт. Вокруг не было ни души. Он тщательно осмотрел развалины военных бараков, не поленился сходить в полуразрушенный поселок и, убедившись, что все строения в округе для ночлега не годятся, скрипя сердцем, отправился назад. Вернувшись, он взял мольберт и, наплевав на все, начал взбираться на гору, имея твердое намерение закончить все начатое накануне.

Он начал с зарисовок, но дело не шло, вернее, шло из рук вон плохо. Невыспавшийся и издерганный ночным бдением Щукин, никак не мог сосредоточиться, рука была «деревянной» и выписывала на бумаге невесть что.

Промучившись два часа, Вениамин понял, что день пропал и, разозлившись, исполнил портрет Шухера, особенно тщательно прописав его подернутые безумием глаза. Получилось неплохо. «Подарю психу», - удовлетворенно подумал он, заканчивая фон. Поставив в углу портрета замысловатую подпись, Щукин сложил нагретый полуденным солнцем мольберт и прикорнул на траве под успокаивающие крики чаек.

Проснулся он от внезапной перемены погоды. Поднявшийся свежий ветер опять гнал с моря громадные дождевые тучи. Щукин, вдруг увидев, что башня выглядит очень живописно, особенно на фоне приближающейся грозы, торопливо развел краски и начал лихорадочно делать набросок за наброском, стремясь ухватить и отобразить на белой поверхности листа всю естественность происходящего. День стремительно угасал, набежавшие тучи окончательно отрезали художника от света лучей заходящего солнца. Упали первые капли дождя. Вениамин торопливо собрал свое хозяйство и, захлопнув ящик, побежал с горы подгоняемый свирепыми приступами голода.

Поднявшись по лестнице, Щукин с опаской вошел в комнату и обнаружил там сравнительно мирную картину: в углу пылал камин, а за столом сидел Иннокентий и чистил свое ружье.
- Привет, Иннокентий! – почти радостно воскликнул Щукин, - как здоровье?
- Хрен дождетесь, - буркнул Иннокентий, не поднимая головы.
- Слышь, Иннокентий, - промолвил Вениамин, ставя ящик с мольбертом на пол, - по-моему, тебе лучше не пить.
- Слышь, сынок, - ответствовал Иннокентий, заглядывая в ствол ружья, - откуда тебе знать, что мне лучше, если я сам этого не знаю.
- Но ведь у тебя, реально, «белка».
Иннокентий вдруг замер, вперив в Щукина остановившийся взгляд.
- Ты чего? – испуганно отодвинулся от стола Вениамин.
- Проемы, - пробормотал Иннокентий, не отводя немигающего взгляда.
- Чего? Какие проемы?
- Надо заложить проемы, - глядя внутрь себя, заявил Шухер, принявшись делать грязными пальцами рук какие-то вычисления.
- Не поможет, - авторитетно парировал Щукин, «а вот в «дурку» тебя заложить – это вернее будет», - подумал он про себя.
- Гипса много надо, - не обращая внимания на Щукина, продолжал загибать пальцы Шухер. - Из гипса решетку сделать, потом цементом замазать, потом отгибать придется, - продолжал бормотать он, пристально разглядывая свои руки.
- Ладно, Иннокентий, - устало махнул рукой Щукин, - хватит тебе гнать, давай лучше поедим.
Но Иннокентий, углубившись в расчеты, напрочь отключился от мира.
Вениамин убрал со стола пропитанную машинным маслом ветошь, сполоснул и расставил тарелки, открыл свой художественный ящик и извлек на свет портрет, написанный днем.
- Это тебе, - протянул он его Иннокентию.
Иннокентий медленно взял лист в свои руки и с минуту его разглядывал.
- Это что? – спросил он, поднимая голову.
- Не что, а кто. Это ты.
Иннокентий, усмехнувшись, уже твердой рукой налил себе спирта и, отправив горючее по назначению, закусил репчатым луком.
- Ты, сынок, еще мал и глуп и не видал больших затруднений, - закашлявшись, молвил Шухер, держа портрет на расстоянии вытянутой руки. - С чего ты взял, что имеешь понятие рассуждать именно так, а не иначе, - очень туманно продолжал он, - с чего ты решил, что ты решил за кого-то решать, что решать будешь именно ты? И, наконец, с чего ты взялся решать, опять же за кого-то, что это именно я, а не кто-нибудь другой?
- Разве не похож? - удивился Вениамин.
- Где ты видел, чтобы кто-нибудь был на это похож? - снова путаясь в словах и мыслях, понес Шухер, - если уж кто-нибудь и был когда-то на кого-то похож, то это точно не он, вернее не я, нет, не он, в общем, перед тем как говорить, что кто-нибудь похож на него, надо хорошенько убедиться, что он тоже похож.
- В общем, нравится – бери, не нравится – порви, - безнадежно махнул рукой Щукин, наливая себе водки. - Просто бред какой-то, - пробормотал он, выпивая и принимаясь за еду.
- Значит ты художник? – пристально посмотрел на него Шухер. - Это хорошо! Мне надо маяк побелить, поможешь?
- Я художник, а не маляр! – оскорбился Вениамин.
- Маляр! – вскинул голову Иннокентий. - Где маляр?! – крикнул он в пространство, беспокойно озираясь.
«Начинается», - с тоской подумал Щукин, торопливо поглощая еду.
- Успокойся, Иннокентий, - принялся он снова уговаривать Шухера, - здесь никого, кроме нас нет и не было.
- Не было, говоришь?! – зловеще проскрипел Иннокентий, снова наливая, - а это, по-твоему, что?

Выпив, он сунул под нос Щукину свой кулак и резко раскрыл его. На грязной ладони лежал старый, заржавленный ключ.
- Это ключ, - отпрянул от руки Вениамин.
- Ключ?! – выпучил уже напрочь залитые глаза Шухер. - Это ключ?! А-ха-ха-ха! – затрясло его. - Это, сынок, не ключ, это последний рубеж! У меня терпение и силы на исходе, а когда совсем кончатся, то я им вилы устрою! Слышите, козлы?! – крикнул он потолку, завершив речь увесистым ударом кулака о стол.
- Тебе не надо пить, Иннокентий! – еще раз попробовал остановить его Вениамин.
- Это им не надо! – загорланил Шухер, сев на любимого конька. - Они думают, что если у меня патроны кончатся, то я им жопу целовать буду! А вот хрена вам! – опять пугнул он криком потолок, - я вас, мать вашу…

Тут Иннокентий замер на полуслове, уставившись горящим взглядом в окно башни. Вениамин, быстро обернувшись и убедившись, что там никого нет, тут же вернул голову в исходное положение, стараясь не терять из виду одержимого.
- Прилетели все-таки, суки! – завопил Шухер, вскакивая и отбрасывая стул в угол комнаты, - ну я вам, щас дам, мать вашу!

С этими словами он схватил стоящую у стены косу, рывком распахнул дверь и, выскочив на балкон, стал наносить по кому-то жестокие удары.
Вениамин, тяжело вздохнув, отпил немного водки и, подойдя к окну, стал смотреть на сражающегося Иннокентия.

Шухер был великолепен. Бросаясь, то вперед, то назад, то падая на колено, то вскакивая, он рубил и размахивал косой так, что сыпались искры, когда остро отточенное лезвие входило в соприкосновение с коваными перилами балкона. Вениамин сквозь стекло окна видел, что Иннокентий что-то кричит, пытаясь, видимо, заглушить шум дождя и свист ветра, но что он кричит, разобрать так и не смог. Собственно говоря, и разбирать было незачем. Судя по мимике перекошенного пылом боя лица, кричал Шухер что-то восторженно-матерное.
Неизвестно сколько времени продолжалось бы веселье, но тут вдруг, после очередного наскока Шухера на перила, коса внезапно вырвалась у него из рук и бумерангом улетела в ночь. Мокрый, взъерошенный Иннокентий, ворвался в комнату и бросился к ружью.
- Не уйдете, падлы! - рычал он, торопливо заряжая.
Сунув в карман горсть патронов, он снова ринулся на балкон, а Вениамин, в свою очередь, ринулся под свой любимый топчан. Не успел он забиться в самый дальний пыльный угол, как с балкона грохнули два выстрела подряд, послышался нечеловеческий рев, и снова грохнул выстрел.

«Господи, помоги мне выбраться отсюда живым», - молился под топчаном Щукин. Балконная дверь распахнулась, увлекаемая порывом ветра и в комнате запахло дождем и морем.
- Умылись, сволочи! – донесся злорадный крик Иннокентия.
Щукин осторожно выглянул из-под топчана, не торопясь, однако, встречать победителя. Иннокентий, отряхиваясь, вновь вбежал в комнату и, утолив жажду спиртом (как успел заметить Щукин, воду он вообще не пил), принялся рыться в своем единственном шкафу. Вениамин выбрался из-под топчана и, отряхиваясь от пыли и мусора, подошел к Шухеру.
- Послушай, Иннокентий, - опять сделал он робкую попытку вмешаться, - тебе надо лечь и …
- Коса! – резко обернувшись, выстрелил указательным пальцем Шухер в лицо Щукина. - Косу я им не отдам! – покачал он этим же пальцем из стороны в сторону. - Вот им! – сделал он международный жест двумя скрещенными руками.

Ни говоря больше, ни слова, Шухер извлек из шкафа какие-то промасленные тряпки, намотал их на конец корявой палки стоящей у камина, зажег этот импровизированный факел и солдатским шагом удалился.

«И зачем я его о чем-то спрашиваю? - с отчаянием подумал Вениамин, опускаясь на топчан, - он же в параллельном мире. Бесполезно все. Настоящий дурдом. Вот черт дернул меня сюда приехать! Что же делать? Как до катера дотянуть?»

С берега донесся выстрел, затем послышалось невнятное уханье. «Опять накатило, - содрогнулся Щукин, торопливо делая себе бутерброд, - ничего, под топчан еще успею», - успокоил он себя мыслью, поднося хлеб ко рту. Но только он собрался его надкусить, как на пороге возник мокрый и грязный Шухер с факелом и косой в руках. Это было худшее из зрелищ, виденных Щукиным за всю его короткую жизнь.
- Ты кто? – прохрипел Шухер, бешено поводя очами.
«Ну, вот и все, - как-то отрешенно подумал Вениамин, - это начало моего конца».
- Ты кто, спрашиваю?! – заорал в полный голос Шухер, швыряя на пол косу и поднимая ружье.
- Иннокентий! – завопил Щукин, роняя бутерброд. - Опомнись! Это же я!
- Я не я и жопа не моя! – подпустил фольклора Шухер, бросая в угол факел и переламывая о колено ружье. - Урою, нах!

Пока Иннокентий, судорожно извиваясь, вставлял патроны в стволы, Щукин, не теряя ни секунды драгоценного времени, подскочил к Шухеру и, оттолкнув его в сторону, бросился вниз по лестнице.
- Стоять, падлы! – подстегнул его сзади истошный вопль охотника, и почти тотчас грянул выстрел.

Щукин вылетел из башни как ошпаренный. Не обращая внимания на ветер, дождь и не разбирая дороги, он побежал к развалинам крепости. Отыскав среди нагромождений огромных валунов неглубокую расщелину, он, проклиная себя, забился в нее и перевел дух. Со стороны маяка, доносилась канонада выстрелов и истошные крики.
«Дожидаюсь рассвета и валю отсюда, - трясясь от холода и стресса, думал Щукин, - плевать на тайгу, как-нибудь доберусь, здесь я точно сгину с этим психом чертовым».

Вениамин еще плотнее вжался в расселину, стремясь укрыться от косо падающих капель дождя. Иннокентий перестреливался и перекрикивался с демонами еще минут тридцать, потом все стихло.
«Вырубился, наверное, - поежился Вениамин, - хорошо было бы, если б надолго».

Выждав еще десять минут, он перебежками добрался до башни и, прижавшись к стене, в метре от входа, старательно прислушался. Изнутри доносились странные звуки. Был слышен топот, какие то шорохи и лязг металла. Вениамин подкрался к дверному проему и очень осторожно заглянул внутрь. Сквозь слоистый туман пробивался тусклый свет двух лампочек, освещающих лестницу. Кругом валялись обломки камней и шарики картечи. На средней площадке лестницы, стиснув зубы, рубился с кем-то Иннокентий, разгоняя энергичными взмахами косы густые клубы порохового дыма.
- Иннокентий! – крикнул Щукин, предусмотрительно прячась за каменный выступ, - это я, Вениамин! Не стреляй, пожалуйста!
В ответ на это Шухер что-то гортанно выкрикнул, сделал короткий разбег и прыгнул вниз, широко размахнувшись косой. Изогнувшись в прыжке, он со свистом рассек веревку, оканчивавшуюся петлей и с победным воплем, со всего маху, налетел на перегородку, разделявшую низ башни надвое. Перегородка затрещала, а Иннокентий, проломив головой одну из досок, упал на каменный пол и потерял сознание.

«Вот жизнь у человека, - подивился Вениамин, медленно подходя к лежащему без движения Шухеру. - И присесть ведь некогда – столько дел», - продолжал размышлять он, наклоняясь над распростертым телом.
- Иннокентий! – позвал Щукин, трогая его за плечо, - ты живой, Иннокентий? Встать сможешь?
Но Иннокентий молчал, судя по всему находясь в глубоком обмороке.
- Ему осталось только с балкона в море сигануть, - вздохнул Вениамин, поднимаясь по лестнице и кашляя от избытка продуктов горения пороха, - все остальное он просто перевыполнил.

В комнате был полный разгром: один стул был разнесен в щепки зарядом картечи, стол был опрокинут, посуда валялась на полу. Вениамин осмотрел ящик с мольбертом и, убедившись, что тот не пострадал, непрерывно кашляя, выбежал на балкон отдышаться. Проветрив башню, он первым делом спрятал под топчаном ружье и спустился вниз. Иннокентий лежал на том же самом месте и тихо постанывал.

- Иннокентий! – снова окликнул его Щукин, - скажи что-нибудь!
- М-м-м, нах, - промычал Иннокентий, закатывая глаза и погружаясь в нирвану.
Вениамин вновь проклял свою жизнь, поднял раненого с пола и, взвалив его на себя, поволок наверх. Войдя в комнату, он бросил на кровать застонавшего Шухера и, трясясь то ли от холода, то ли от напряжения, уселся на топчан передохнуть. Посидев немного, он решил, было собрать обломки мебели и посуды, но передумал и, махнув рукой на все, завалился спать, завернувшись в старый, засаленный тулуп Иннокентия. Но сон не шел. Вениамин ворочался с боку на бок и вздыхал, в голову лезли невеселые мысли. Только он начал засыпать, как заорало побудочное устройство.

- Да что же это такое, - застонал Щукин, накрываясь с головой, - это же дурдом, а не маяк! Иннокентий! – крикнул он из-под тулупа, - выключи ты эту заразу!
Иннокентий, стеная и охая, поднялся с кровати и на полусогнутых ногах, сгорбившись и съежившись, отправился исполнять свои обязанности.

«Похоже, его сам черт не берет, - думал Вениамин, глядя ему вслед, - со второго этажа спрыгнул, башкой доски пробил – другой бы умер сразу, а этому пофиг все. К вечеру опять нахлебается «под пробку» и снова будет куролесить. Не жизнь, а сплошной праздник мозга».

Иннокентий выключил наверху все лампы и, не утруждая себя спуском по неудобной лестнице, просто выпал из верхнего люка, грохотом своего падения до икоты напугав вновь задремавшего Щукина. Упав на пол, он, после множества неудачных попыток подняться, утвердился, наконец, на четырех точках опоры вместо двух и, бормоча какие-то заклинания, принялся обходить свои владения, заглядывая во все попадающиеся ему сосуды в поисках лекарства. Найдя в углу недопитую Щукиным бутылку, он, стоя на четвереньках, тут же и «поправился», завершив сей процесс свинской отрыжкой. Исполнив долг, Иннокентий, не сходя с места, расположился на полу и затих, подложив под голову сжатую в крепкий кулак руку.

Щукин, зябко кутаясь, вышел на балкон. Дождь кончился, но было пасмурно, а по стенам башни полз липкий туман.
- Когда же придет этот, чертов катер? - зевнул Вениамин, оглядывая горизонт осоловелыми глазами, - вот занесла меня нелегкая.
Зевая и потягиваясь, он вернулся в комнату и, прикинув, что два часа у него точно есть, улегся на топчан и уснул крепко, без сновидений.

Разбудил его звук упавшей кастрюли. Открыв глаза, он увидел Иннокентия, стоящего на коленях перед камином и пытающегося разжечь дрова. Стол уже стоял на ногах, посуда была убрана, а на столе красовалась свежая бутыль со спиртом.
- Иннокентий! – решительно сел на топчан Щукин, - мне нужно с тобой серьезно поговорить! Я не могу так больше…
- Где ружье? – перебил его Шухер, сверкнув глазом.
- Хватит меня перебивать! – закричал, наливаясь гневом, Вениамин, - ты меня вчера чуть не пристрелил, псих ты этакий!

Иннокентий, как обычно не отреагировав, глядел не мигая на разгорающийся огонь.
- Ты слышишь меня?! – снова крикнул Щукин, - завязывай пить, говорю, а то сдохнешь со дня на день!
- Завязывай, не завязывай, один хрен лягет не так, - не поворачивая головы, молвил Шухер, - завязывать со дня на день, когда слышишь, то лучше не завязывать совсем, чтоб не сдохнуть.
- Ты же бред несешь!
- Где ружье? – сменил тему Иннокентий.
- На! – достал из-под топчана ружье Щукин, - бесполезно с тобой говорить.
Иннокентий бережно взял любимый предмет, и, разложив на столе ветошь, приступил к его чистке. Вениамин, плюнув, поднял с пола ящик с мольбертом и вышел вон. Целый день он прошатался по окрестностям, тоскливо глядя на море. О творчестве не могло быть и речи. Его утомленный мозг лихорадочно перебирал варианты спасения. Щукин еще раз обошел всю округу, еще раз убедившись, что ночевать негде, уселся на камень и погрузился в уныние. Снова зарядил дождь, и ему, волей-неволей, пришлось, таки, вернуться к маяку, как бы ему не хотелось этого.

Войдя в башню, он с удивлением увидел, что все обломки внизу убраны, а петля, связанная громадным узлом, снова висит на своем месте. «Вот его колбасит», - восхитился Щукин, поднимаясь по лестнице.

Иннокентий точил косу, с усердием водя изношенным точильным камнем по зазубренному лезвию. Не говоря ни слова, Щукин засунул свой ящик в самый безопасный угол комнаты, и, осторожно присев на топчан, принялся разглядывать Иннокентия, пытаясь визуально определить уровень опасности его состояния. «Ни хрена с ним не делается, - думал он про себя, - так упасть и ничего не сломать – это же умудриться надо! Ну ладно голова у него резиновая, но тело-то из плоти и костей, оно должно ломаться».

Тут, конечно, Щукин ошибался, ибо у человека, находящегося в состоянии Иннокентия, резиновое все, а не только голова. Пластика тела человека, находящегося в сильнейшем алкогольном опьянении, существенно отличается, от пластики тела человека трезвого. Этому есть множество примеров. Например, при падениях на лестничные марши или в гололед пьяные люди, в большинстве случаев отделываются синяками и ушибами, трезвые же – наоборот, получают серьезные переломы. Так же неумолима и статистика дорожно-транспортных происшествий. На многочисленных примерах доказано, что пьяный человек (не выпивший, а именно пьяный), находящийся в салоне любого автомобиля, при опрокидывании данного автомобиля в кювет, получает на порядок меньше увечий, нежели чем человек трезвый.

- Как голова, Иннокентий? Не болит? – нарушил, наконец, молчание Щукин.
- Не болит, - вдруг по-человечески ответил Шухер.
- Ну, тогда давай поедим, - удивленно и обрадовано, вскинул голову Вениамин.
- Наливай, - кивнул Иннокентий, откладывая косу.
- Я вижу, тебе даже лучше стало, - с интересом разглядывал его Щукин, - видимо, встряска все-таки тебе необходима.
- Встряска, сынок, это не то, что ты думаешь. Встряска – это не то, что думаю я, и, тем более, не то, что думают они!
- А что? – полюбопытствовал Вениамин.
- Встряска – это когда уму тряска, а ногам вязко, - махнул стаканом Шухер, привычно вливая в свою бездонную глотку очередную дозу армейского спирта. - Бумага есть?
- Чего? – не понял Щукин.
- Бумага, говорю, есть?
Вениамин торопливо кивнул и, открыв свой ящик, передал Иннокентию несколько чистых листов бумаги.
- А пишешь чем? – поинтересовался Шухер.

Вениамин, уже успевший отвыкнуть от нормального человеческого общения, был приятно удивлен проблеском в затуманенном сознании Шухера. Не мешкая, он протянул Иннокентию карандаш и занялся приготовлением бутербродов.
Иннокентий, отпив немного, аккуратно разложил на столе лист бумаги и начал вычерчивать на нем какие-то непонятные линии и значки. Щукин решил не вмешиваться, тем более что данное занятие Иннокентия было гораздо более безопасным, нежели его обычное вечернее времяпрепровождение.

Прошло полчаса. Иннокентий пыхтел, грыз карандаш, что-то рисовал, зачеркивал, снова рисовал, постепенно наливаясь спиртом и раздражением.
- Не то! – вдруг вскрикнул он, швыряя карандаш, - не то, мать их так!
С этими словами он вскочил со стула и, выбежав из комнаты, бросился вниз по лестнице. Вениамин со страхом посмотрел ему вслед, затем поискал глазами ружье и, увидев, что оно мирно стоит у стены, немного успокоился. Иннокентий отсутствовал минут десять, потом со сверхозабоченным выражением лица прибежал назад и вновь уселся за стол.
- Не то! – снова крикнул он, разрывая в клочья донельзя исчерканный лист.
Разбросав вокруг себя обрывки бумаги, он схватил карандаш и начал все сначала.
Вениамин, жуя бутерброд, с нарастающей тревогой следил за подозрительными приготовлениями Шухера. Иннокентий, исчеркав второй лист, раздраженно выпил и вновь кинулся вон.
«Где же чертов катер?», - в сотый раз за последние два дня подумал Щукин.
- Вот! – ворвался в комнату Иннокентий, держа в руках горсть земли, - вот оно! – заорал он, бросаясь к Вениамину и суя ему под нос комок мокрой грязи. - Помни! Помни его!
- Отвали ты от меня, псих полоумный! – закричал в ответ Щукин, шарахаясь от импульсивного собеседника.
- Рубеж! – выкрикнул Шухер, бросая комок на пол и вытирая руки промасленной ветошью, - теперь все ясно!
«Очень сомневаюсь, что тебе что-то ясно», - подумал про себя Вениамин, не сводя глаз с возбужденного Шухера.
Иннокентий, испоганив каракулями еще один лист, налил себе, выпрямился во весь рост и произнес речь:
- Ублюдки! Ваши кастрированные мозги не в состоянии постичь силы рубежа! Если вы все, всем своим поганым скопом и попробуете домыслить вместе все, то и то ни хрена у вас не получится! Потому что домыслить то, что нужно постигнуть, вашими мозгами невозможно, потому что постигать нечего! Если хотите - попробуйте! Потому что вывести рубеж очень даже лучше! И лучше чем скорее, тем лучше, потому что медлить с этим уже поздно, время невозможно истекает и все становится на свои своя! Каждому – каждое! Всем – всего! И пошли вы все на хер!
- Демосфен отдыхает, - пробурчал Щукин, делая себе второй бутерброд.

Иннокентий проворно вылакал налитое, сунул руку себе в карман и вытащил наружу тот самый ржавый ключ, который, по его мнению, символизировал какой-то только ему понятный роковой рубеж.
- Пошли, - кивнул он Щукину.
- Никуда я с тобой не пойду! – наотрез отказался Вениамин, задвигаясь в угол.
- Час грядет! – прокричал Шухер сверкая глазами.
- Вот это меня и пугает, - ответил Вениамин, не двигаясь с места.
- Черт с тобой! – рубанул воздух рукой Иннокентий, бросаясь к выходу.
Щукин, тут же соскользнув с топчана, прокрался на площадку лестницы и глянул вниз. Иннокентий возился с замком дощатой двери, за которой, видимо, находилась кладовка.

Промучившись минуты три, он распахнул хлипкую дверь и исчез в темном проеме. Сразу же послышался грохот, будто падали жестяные бидоны, потом зажегся свет, и Вениамин снова увидел Иннокентия. Он стоял, широко расставив ноги в луже какой-то жидкости, вытекающей из опрокинутой канистры, и мерзко сквернословил.

Отведя душу словесными выражениями, он схватил упавшую канистру и, выбежав из башни, стал поливать из нее землю перед входом. Залив все снаружи, он также плеснул на порог, бросил в сторону опустевшую емкость и побежал наверх.
Вениамин вернулся на топчан и сделал вид, что он вообще с места не сходил. Иннокентий, вбежав в комнату, бросился к стоящему у камина факелу. От него за версту разило едким запахом бензина.
- Ты что задумал?! – закричал на него Щукин.
- Сейчас все все узнают! – зловеще скрипел зубами Шухер, наматывая на палку свежую ветошь. - Сейчас они маму вспомнят!
- Иннокентий, не делай этого! – кричал Щукин, пытаясь остановить безумца.
Шухер, намотав на палку громадный тряпичный кокон, зажег его от угасающего в камине огня и с удовлетворением оглядел творение рук своих.
- Иннокентий, опомнись! – сделал еще одну бесполезную попытку Вениамин.
- Пусть они дома балду гоняют!!! – завопил Шухер, потрясая горящим факелом.

Он схватил дежурную бутыль и надолго присосался к горлышку, издавая утробные звуки.
- Г-ха! – крякнул он, ставя бутыль на стол и устремляясь вниз.
Щукин немедленно сменил позицию, вернувшись на свой наблюдательный пункт у двери комнаты.

Иннокентий, сбежав по лестнице, ткнул факелом в лужу у порога и в ту же секунду с наружной стороны башни, перекрывая вход в нее, взметнулась стена огня.
- Хрен они меня теперь достанут! – в экстазе завопил Иннокентий, бросая факел и воздевая руки к небу.

Вениамин с ужасом увидел, как факел, брошенный беспечной рукой Шухера, угодил прямехонько в лужу бензина, разлитого в кладовке. Горючее, естественно, мгновенно вспыхнуло, и языки пламени начали облизывать картонные коробки, сваленные в углу. Иннокентий бестолково заметался, не зная, что делать. Он подскочил к двери кладовки и попытался ее закрыть, но изнутри на него дохнуло таким жаром, что сразу стало ясно – вторую попытку делать не стоит.
- Псих чокнутый! – закричал Щукин, хватая со стола бутылку с водой и бросаясь на помощь.
Но не успел он поставить ногу на верхнюю ступеньку лестницы, как в кладовке что-то ухнуло, потом ахнуло, потом наружу вырвался сноп ярчайших искр, и началось светопреставление.

Внутри, с артиллерийским грохотом, начали рваться заряды, а из распахнутой двери кладовки, с воем и визгом, полетели во все стороны какие-то предметы, оставляя за собой дымные следы

Щукин, потеряв голову от страха, упал ничком и пополз в комнату, закрывая голову руками. Башня наполнилась громом и звоном. Вокруг все летало, визжало и взрывалось сгустками искр (как потом выяснилось это были сигнальные ракеты, также умыкнутые находчивым Шухером у вояк, видимо в одно время со спиртом).
- Мамочка! – кричал Вениамин, вкатываясь в комнату и отбиваясь руками от беспорядочно летающих снарядов.
Оказавшись внутри, он с быстротой кошки, прыгнул под топчан и привычно забился в самый дальний угол.
- Урод стебанутый! – пробурчал он, отряхиваясь и отплевываясь.

Тем временем внизу что-то снова взорвалось, и артобстрел усилился, видимо огонь добрался до второй коробки. Вскоре некоторые ракеты принялись залетать в комнату, где прятался Вениамин и носится от стены к стене, визжа, пылая и разбрасывая искры. Щукин в панике выкатился из-под топчана и выпрыгнул на балкон, где, снова упав на каменные плиты, прижался всем телом к стене.
«Куда теперь? - с ужасом думал он. - Только в море прыгать или на скалы».
Башня гудела и содрогалась. Создавалось такое впечатление, что внутри маяка проснулся вулкан.
- Боже, боже, - бормотал Вениамин, всем телом вжимаясь в стену, - все, больше ни минуты здесь не останусь! Надо выбираться и валить, валить отсюда, хоть пешком, хоть ползком, по фиг тайга, тайга – сущая ерунда в сравнении с этим стебанутым Шухером.

Вскоре канонада начала стихать и через минуту-другую воцарилась тишина, только были слышны отдельные хлопки, треск и шипение. Из проема балконной двери валил густой дым.
«Видимо ракеты кончились, - перевел дух Вениамин, - полежу еще немного и пойду».
И тут со стороны моря вдруг донесся гудок сирены подплывающего катера.

Вениамин обрадовался этому звуку до слез. «Как крик петуха», - невольно подумал он, но уже в следующую секунду был на ногах. Схватив ящик с мольбертом, он кинулся вниз, не разбирая дороги, боясь только одного - как бы катер не ушел без него.
В башне было темно и дымно. Перепрыгнув через неубиваемого, ужасно закопченного Шухера, сидящего в проеме двери и вытирающего лицо какой-то грязной тряпкой, Щукин выскочил из башни, бросил мольберт, упал на колени и, простирая руки к швартующемуся катеру, возблагодарил Господа Бога за чудесное спасение. По его лицу текли слезы.

Совершив ритуал благодарения, он, не теряя ни минуты, вновь схватил свой ящик и побежал к морю, что было сил.
- Не уезжайте! - кричал он в панике. - Стойте! Не уезжайте!
Добежав до причала, он единым махом запрыгнул на палубу, едва не уронив мольберт в море.
- Ты чего, парень? – удивленно воззрился на него капитан, - никто и не уезжает.
- А вот теперь отчаливайте!!! – срывающимся фальцетом завопил Щукин, трясясь всем телом. - Скорее! Отваливаем!
- Ты чего? – повторился капитан, - гонится, что ли за тобой кто-то?
- Шухер этот ваш! – завизжал Вениамин, пытаясь отвязать швартов, - уходим, говорю! Быстрее давай!

Капитан, разглядев, наконец, перекошенное, испачканное сажей лицо Щукина, решил, что за ним и впрямь гонится минимум медведь и, не мешкая, дал полный газ.
- Что случилось, парень? – тревожно спросил он Вениамина, когда катер отошел от берега.
- Что случилось? – переспросил Щукин, медленно успокаиваясь, - много чего случилось! Шухер этот ваш – псих ненормальный!
- Так тебя Шухер напугал? – рассмеялся незнакомый мужчина, сидящий на носу катера, - то-то я смотрю, ты бежал как ошпаренный!
- Как ошпаренный, говоришь? А ты когда последний раз с Шухером общался? – покосился Вениамин на незнакомца.
- Да с полгода как, - погасил тот улыбку под тяжелым взглядом художника. - На вот выпей немного, - налил он Щукину водки, - а то бледный весь.
Вениамин, вспомнив Иннокентия, залпом выпил и, передернувшись всем телом, аккуратно поставил стакан на скамью.
- Так что там Шухер? – подал голос капитан.
- А что Шухер? – ответствовал Щукин, с удовольствием закусывая вяленой рыбой, - Шухер отдыхает! Никто в мире так не отдыхает, как он! Псих законченный! У него давно «белка» уже, палит куда не попадя, да с башни сигает! Совсем безбашенный!
- В смысле палит? – не понял незнакомец.
- В смысле стреляет из ружья с утра до вечера, вернее, с вечера до утра!
- В кого стреляет? – удивился капитан.
- В чертей! – округляя глаза, выкрикнул Вениамин, - в чертей он стреляет! Я же говорю, «белка» у него стопроцентная, а может и того хуже!
- А с чего он бесится?
- Спирт он где-то увел! Хлещет его литрами, как воду, вот и клинит его, вернее уже прочно заклинило! В «дурку» его везти надо!
- Так маяк вроде исправно работает, - выразил сомнение капитан.
- Это единственное, что он делает осмысленно, хотя, наверное, тоже на автопилоте, - безнадежно махнул рукой Щукин.
- А ты парень, случаем сам не того? – щелкнул себя по горлу капитан, - может, тебе померещилось, а? С кем не бывает.
- Померещилось, - хмыкнул Вениамин, - да мне теперь до конца жизни по ночам орать, когда приснится рожа этого вашего Шухера! Вот полюбуйтесь, - достал он из ящика измятый портрет Иннокентия и протянул его капитану.
- Это кто? – последовал вопрос.
- Не узнаешь? – горько усмехнулся Щукин, - это ответственный за ваш маяк. Изображен в спокойном состоянии. В состоянии его крайнего возбуждения я его запечатлеть не смог, так как был очень занят - в основном прятался под топчаном.
- Под каким топчаном?

Щукин устав отвечать на разрозненные вопросы, выпил немного водки для успокоения и подробно рассказал всем присутствующим как он провел время в гостях у Шухера.
- Ну, дела, - удивленно пробормотал капитан, вертя в руках пугающий портрет, - это если его ехать вязать, так войска вызывать надо, санитары вряд ли справятся.
- Вот именно! – подтвердил Вениамин, грызя рыбу, - а вы ему патроны возите ящиками.
- Кто ж знал? – почесал затылок капитан, - он же там один, связи постоянной нет, никто его не видит и не слышит.

Щукин, почувствовав, наконец, что его «отпустило», на слабеющих ногах спустился в каюту и завалился спать, оставив людей на палубе обсуждать услышанное.
Через три часа катер благополучно причалил к пристани, и Вениамин отправился досыпать.

Проснувшись, он первым делом нанес визит ответственному товарищу, повергнув последнего в шок своим рассказом о состоянии дел на маяке. Начальник клятвенно заверил Щукина, что необходимые меры будут незамедлительно приняты и действительно, проводив гостя, тут же уселся за стол, дабы созвониться с райцентром.

Щукин, собрав вещи и попрощавшись с гостеприимными жителями поселка, отбыл, как говорится, на родину.

Приехав в родной город, он полгода не выходил из дома, день и ночь, перекладывая на холст потрясшие его впечатления.

Весной он отправил свои картины на выставку, где поразил публику выражением безысходности, отображенной в своих творениях. Гвоздем выставки была серия работ под названием «Башня смерти», которая вызвала фурор среди любителей готического жанра и была немедленно раскуплена восторженными поклонниками молодого таланта.

ТАЕЖНЫЕ ТРОПЫ

Инструктор по туризму Павел Воронов по прозвищу Леший, утопая в огромном кресле, сидел в холле турбазы с лирическим названием «Соловьиная роща» и, водрузив ноги на отделанный малахитом журнальный стол, с тоской разглядывал план работы на неделю.

Настроение у Лешего было омерзительным. Перед глазами проплывали незабываемые картины только что закончившегося отпуска: слепящее солнце, искрящееся море и стройные ряды стройных, загорелых девушек.

Вздохнув, Леший раскрыл пластиковую папку и скривился как от зубной боли.
- Опять «взрывники», - пробормотал он, с ненавистью разглядывая многочисленные пункты плана.

Турбаза «Соловьиная роща» располагалась в центральной части Западного Урала, в очень живописном месте. Благодаря обилию горных рек, скал и лесов персонал турбазы мог предоставить всем желающим массу туристических маршрутов умеренных категорий сложности. А поскольку «Соловьиная роща» находилась на перекрестке дорог, соединяющих крупные промышленные города Урала, отбоя от желающих не было.
По классификации инструкторов турбазы все туристы делились на три основные категории: экстремалы, романтики и «взрывники». Вот краткие характеристики этих групп:

ЭКСТРЕМАЛЫ

В подавляющем большинстве молодые люди с пониженным уровнем адреналина в крови. В массе своей – серьезные и хорошо подготовленные, хотя иногда попадаются совсем уж отчаянные, которые с порога требуют, чтобы их немедленно забросили вертолетом в самую глушь, с одним рыболовным крючком и коробкой спичек, километров, эдак, за пятьсот, чтобы кругом была тайга, медведи, волки и прочая экзотика.

Одни экстремалы предпочитают сплавляться по рекам, причем самые продвинутые спрашивают у инструкторов, нельзя ли сначала, перед тем как плыть вниз, сначала подняться на катамаране вверх по этой реке. Другие с удовольствием штурмуют скалы стометровой высоты и посещают неизученные пещеры, доводя инструкторов до седых волос.

РОМАНТИКИ

Самая цивилизованная часть туристической братии. Люди старшего и среднего возраста, совершенно не стремящиеся сигать через каменистые пороги по сумасшедшей воде или висеть над пропастью, держась за ногу впереди идущего, или ползущего, как вам будет угодно.
Всему этому великолепию экстрима романтики предпочитают неспешное передвижение по родному краю на своих двоих с рюкзаком на плечах, тихие полянки, ночной костер, песни под гитару с умеренным или неумеренным употреблением водочки и выпекание обязательной картошки.

ВЗРЫВНИКИ

«Взрывниками» инструкторы турбазы «Соловьиная роща» называли шумные компании, численностью от десяти и более человек, связанных между собой корпоративными, родственными, религиозными или просто дружескими связями.

Это люди веселые и неугомонные. Они приезжают в лес с одной целью: отдохнуть от города, как говорится, «на всю катушку». «Взрывники» привозят с собой в лес декалитры спиртных напитков и десятки, а то и сотни килограммов разнообразной еды. Они берут с собой мощные стереосистемы, видеомагнитофоны, телевизоры, холодильники, собак, котов, детей и тонны новогодней пиротехники. Ночная стоянка подобных компаний издалека представляет собой нечто среднее между постоянно взрывающимся складом боеприпасов и стадионом, на котором идет рок-концерт.

«Взрывники» являются основой благополучия и процветания подобных турбаз, так как все эти шумные походы требуют солидного технического обеспечения: от мобильных электростанций до вертолетов, а данные клиенты, денег, как правило, не жалеют.

Леший захлопнул папку и, с трудом выбравшись из мягкого кресла, отправился ругаться с начальством.

- Что же это такое, Марк Антонович? – воскликнул он, входя в кабинет директора, - опять мне «взрывников» подсунули!
- Побойся Бога, Паша! – возмущенно вскинул голову Марк Антонович, седой пятидесятилетний мужчина, сидящий за великолепным письменным столом из уральского кедра, - ты же только что из отпуска!
- Вот именно! – не менее возмущенно парировал Леший, - до отпуска «взрывники», после отпуска – снова «взрывники»! Я же еще не втянулся, я с ума сойду!
- Не сойдешь! – в голосе директора звякнул металл, - ты у нас тренированный, отдохнувший, тебе, как говорится и карту в руки.
- Марк Антонович, - уселся в кресло напротив Леший, - мне бы для начала, кого потише.
- Нет, вы посмотрите на него! – откинулся на спинку стула директор, оттягивая двумя пальцами ворот толстого пушистого свитера, - мы здесь все пашем, как проклятые, света белого не видя, а ты, который целый месяц прохлаждался с девицами на море, являешься передо мной и смеешь выставлять какие-то претензии! Вон с глаз моих!
- Но…
- Никаких но! Компания обычная – менеджеры среднего звена или как там у них это сейчас называется? Сафари не будет, воздушного боя на вертолетах не будет, так что тебе волноваться нечего. Сплавишься с ними по тихой речке, повеселишься и домой, не работа, а прогулка!
- Они еще и сплав заказали? – застонал Леший.
- Вот именно, - поднял палец Марк Антонович, - не только заказали, но уже и оплатили, так что смотри Паша, чтоб комар носа не подточил! Все сам проверь и проконтролируй. Свой гонорар получишь как обычно - по прибытию. Вопросы?
- Нет вопросов, - обреченно покачал головой Леший.
- Вот и чудненько! Список клиентов у Наташи, всем удачи!

Леший, покинув кабинет директора, направился на «женскую» половину гостиничного корпуса.
Наташа - инструктор женских групп (иногда бывают и такие), а по совместительству администратор, была немного влюблена в Лешего, поэтому встретила его очень холодно.
- Как отдохнул? – сквозь зубы спросила Наташа, окидывая собеседника оценивающим взглядом. - Вижу хорошо, - добавила она, не дожидаясь ответа. – Ни одну юбку, наверное, не пропустил?
- На море юбки не носят, - проворковал Леший, норовя чмокнуть девушку в щечку, - там все ходят в джинсах.
- Очень остроумно, - скучным голосом ответила Наташа, мстительно отстраняясь, - вот список, и как говорит наш глубокоуважаемый шеф – всем удачи!
- Ты мне не поможешь? – искренне огорчился Леший.
- И не надейся! – гордо удалилась Наташа, не удостоив его даже взгляда.
- Бессердечная! – крикнул ей вслед Леший.
- Кобелино! - донесся до него ответ.

Леший, повертев в руках список отдыхающих, не спеша, переместился на склад базы, где потратил два часа на проверку оборудования, ведя светскую беседу с кладовщиком Мироном о безудержном курортном сексе. Погрузив в машины три катамарана, палатки, электростанцию, горючее и контейнеры для мусора, Леший вернулся в гостиницу и занялся картой.
Для подобных экскурсий обычно выбиралась какая-нибудь не быстрая река, глубиной не более полутора метров, с парочкой несложных порогов (для экзотики) и крутыми, скалистыми берегами (для фотографирования). Леший отметил на карте места предполагаемых ночевок и, отключив телефон, завалился спать, решив выспаться впрок.

Ровно в девять утра в ворота турбазы вплыл серебристый автобус и, описав неширокую дугу, остановился у центрального входа гостиничного корпуса. Дверь мягко отъехала в сторону, и наружу повалил галдящий народ. Молодые люди в возрасте от двадцати семи до тридцати двух лет, обоих полов, в количестве шестнадцати человек, по очереди выпрыгивали на площадку перед гостиницей и здоровались с встречающими их Лешим, Наташей и двумя водителями.
Какой-то здоровяк, сияя улыбкой, выскочил из автобуса и сразу бросился к Лешему.
- Салют, братан! – крикнул он, стискивая Лешего в дружеских объятиях.
«Наверное, принял уже» - привычно подумал Леший, отвечая на приветствие. Этого типа он видел первый раз в жизни.
- На волю! – орала чья-то голова, торчащая из открытого окна автобуса, - на волю!!! В пампасы!
«Начинается», - передернуло Лешего.

Турбаза мигом наполнилась криками, молодецким гиканьем и смехом.
Водитель автобуса распахнул люк грузового отсека и мужская часть компании принялась выгружать на траву все необходимое, без чего никакая экспедиция не должна отправляться в путь. Чего тут только не было: упаковки с пивом, коробки с водкой, коробки с вином, ведра с маринованным мясом, фрукты, овощи, торты, конфеты, салаты, печенье, одноразовые тарелки, одноразовые стаканы, одноразовые вилки, одноразовые ножи и одноразовые зажигалки. Дамы, сбившись в тесный круг, прихорашивались, смеялись и болтали. У всех кроме Лешего было весьма приподнятое настроение.

Из автобуса показался щуплый паренек с наушниками на голове, который с натугой волок за собой внушительную квадро-стерео-CD-DVD установку размером с комод.
«Все по плану, - мысленно кивнул головой Леший, - вот и доморощенный ди-джей».
Паренек водрузил чудо музыкальной техники на пирамиду из упаковок пива и, вновь запрыгнув в автобус, вытащил на свет громадный сабвуфер в черном лакированном корпусе.
- А это еще зачем? – спросил у него Леший.
- Зачем?! – удивился ди-джей. - Да ты знаешь, как он «низы» качает!
- Действительно, - пробормотал Леший, - и как я не подумал?
Следом появилась на свет объемистая спортивная сумка, битком набитая CD дисками.
- Да-а, - пробормотал Леший, оглядывая запасы, - без музыки вы не останетесь.
- Я решил, вдруг чего-нибудь не хватит, и взял сразу все - почесал затылок меломан.
- Правильно, - с одобрением посмотрел на него Леший, - чего среди ночи в город мотаться? Вдруг кто-нибудь захочет ламбаду сплясать, а у тебя, глядишь, все под рукой. Ламбаду-то прихватил? – спросил он с деланной тревогой.
- Не боись! – хлопнул по сумке ди-джей, расплываясь в довольной улыбке, - пятьдесят вариантов!
- Ну, слава Богу, - облегченно выдохнул Леший, - теперь я спокоен.

Выгрузка закончилась явлением десяти коробок с ракетами и салютами. Здесь было все: от детских хлопушек, до экземпляров устрашающего размера и мощности, способных легко сбить низколетящий самолет.
«Ну что ж, - вновь подумал Леший, оглядывая все привезенное, - в принципе ничего нового, бывало и похуже».

Автобус, дождавшись конца разгрузки, сгинул, а его место занял УАЗик-«буханка», принадлежащий турбазе, и гости начали процесс в обратном порядке, пытаясь максимально использовать пространство фургона.

После того, как последняя коробка была втиснута внутрь машины, и все двери благополучно закрылись, УАЗик, тяжело переваливаясь на кочках, отправился к месту первой ночевки, а вся веселая компания, прихватив спиртного, с учетом коэффициента свежего воздуха (этот коэффициент примерно равен 1,4. То есть если вы, сидя в закрытом помещении, выпиваете вдвоем бутылку водки, и вам становится хорошо, то на воздухе, чтобы вам стало также хорошо, потребуется выпить одну целую четыре десятых бутылки той же водки) и легкие закуски в виде фруктов и салатов, разместилась в пассажирском кунге КАМАЗа-вездехода, тут же начав отмечать старт экспедиции.
- Ты «утюги» нормально закрепил? – спросил Леший водителя, разглядывая брезентовые тюки, сложенные на крыше кунга.

\"Утюгами\" на сленге турбазы назывались большие надувные катамараны с прочными титановыми каркасами, предназначенные, в силу своей исключительной надежности и выносливости, для перевозки всех категорий граждан, даже тех, кто вообще по воде никогда не плавал.

- Все нормально, Паша, как обычно, - успокоил его водитель, закуривая.
- Ну, тогда с Богом, - перекрестился Леший, запрыгивая в кабину.
КАМАЗ, заревев двигателем, мягко тронулся по лесной дороге, взяв направление к точке начала водного пути.
По мере удаления от турбазы, энтузиазм гостей нарастал, как снежный ком. Через открытые окна, на весь лес, неслись радостные крики, бессмысленный, но задорный смех, слышались заздравные тосты, заглушаемые хлопаньем пробок от шампанского.
- Я больше в город не вернусь! – басом вопил кто-то в открытое окно.
- Я лучше тут нажрусь и утоплюсь! – вторил ему сосед фальцетом.
- Смешным казаться вовсе не боюсь! – заревели сразу двое.
- И этим самым я гордюсь! – завершили все хором, перебивая друг друга взрывами истерического хохота.

Уже через час езды, координация и четкость движений туристов начала заметно снижаться. На пол трясущегося кунга стали падать салаты, фрукты и пустые бутылки. Все это ездило и каталось из стороны в сторону по толстому гладкому линолеуму, предусмотрительно настеленному опытным водителем.
- Тормози, шеф! – взорвался криком динамик громкой связи в кабине водителя. - Народ отлить желает!
Водитель остановил машину, и народ с веселыми шутками и прибаутками разбежался по кустам.
- А-а-а! - донесся из чащи дикий крик. - Хорошо-то как!
- Во жрут! – восхитился водитель.
- Это только начало, - горестно произнес Леший, - так сказать цветочки, ягодки поспеют ближе к полуночи.

Через десять минут компания вновь была в сборе. Выпив и закусив «по-походному» (на обочине дороги) и удостоверившись, что никто не потерялся, дружно продолжили свой нелегкий путь.

По прибытию на место, всем нашлась работа: девушки стали накрывать стол, мужчины – выпивать, а Леший с водителем при помощи компрессора принялись накачивать воздухом гондолы катамаранов. Тот здоровый малый, что норовил облобызать Лешего при их первой встрече, хватил сразу полстакана водки и, не зная, куда девать распирающую его силу и мощь, принялся выворачивать из земли здоровенные валуны, видимо, стремясь привлечь внимание женского пола своей молодецкой удалью.
Но девушкам, к его великому огорчению, было глубоко наплевать на потуги красавца, зато он привлек внимание своих товарищей.
- Ни дня без нагрузки! – прокричал один из них.
- Ну, еще бы, - отозвался другой, - он уже полдня без любимой штанги!
- Леша, ты же не взял свои железные трусы, вонять будет!
Пока Леша менял ландшафт берега, Леший закончил накачку катамаранов и собрал складные весла.
- Просим к столу! – хором пригласили дамы.

Водитель, смотав шланги, пожелал всем доброго пути и, забравшись в кабину, укатил восвояси. Все остальные расселись на большом куске брезента вокруг тарелок с едой и тут же принялись уговаривать Лешего выпить с ними по маленькой, но тот твердо отказался, сославшись на то, что он, в отличие от них, на работе.

Выстрелили пробки, по кругу над стаканами поплыли бутылки, полился общий разговор. Под влиянием окружающей среды пошли анекдоты про охоту, про рыбалку, все кричали, хохотали и перебивали друг друга.
- А вот еще прикол! – давясь от смеха, выкрикнул кто-то, - прикол про нашего мэра слышали? Как он на рыбалку ходил? Ой, не могу! – зашелся в приступе безудержного хохота рассказчик.

Вскоре выяснилось, что мэр города, откуда прибыла компания, принимал как-то высоких гостей и, надравшись с ними в бане до положения «риз», в припадке ложного демократизма, торжественно поклялся в том, что на рыбалку он отныне будет ездить не на персональном авто, а вместе с народом, так сказать бок о бок.

- Во, видал! – сунул он кукиш в лицо своему водителю. - Хрен ты меня еще на рыбалку повезешь! Теперь только с народом! – орал мэр, усаживаясь в автомобиль.
Бесчувственного главу администрации доставили домой и сдали на руки супруге.

Проспавшись, мэр долго укорял себя за свой язык, но слово, как известно, не воробей, а поскольку клятва была дана в присутствии непосредственного начальства, он, за неимением лучшего варианта, решил свое обещание исполнить. Надо отметить, что дело происходило в конце зимы, морозы стояли еще приличные, а светать начинало не раньше девяти часов, поэтому супруга мэра была очень удивлена, когда в ближайшее воскресенье ее благоверный начал собираться на рыбалку в невиданную рань - аж в четыре часа утра.
- Ты это куда? – спросила она, разбуженная шумом.
- А то ты не знаешь? – укоризненно произнес мэр, указывая на кучу рыбацких принадлежностей.
- А чего в такую рань?
- На автобус нужно успеть, автобус через час.
- Какой автобус? – удивилась жена, - а машина где?
- Так надо, - раздражено буркнул мэр, облачаясь в спортивный костюм.
- Ты что же, поедешь в автобусе? Так тебя же сразу узнают!
- Ну и что, даже если узнают? Я же не в бордель иду, что я не человек - на рыбалку сходить не могу?
- Можешь, можешь, конечно, - зевая, молвила супруга, - ежели такая блажь накатила, то езжай, пожалуйста, - добавила она, удаляясь в спальню.

Мэр напялил на себя ватные штаны, перекинул через плечи лямки и пристегнул их к поясу. Потом облачился в два теплых свитера и поверх всего надел испытанный дедовский тулуп. Сунув ноги в валенки с калошами, и водрузив на голову мохнатую шапку, он с удовольствием оглядел себя в зеркале. «Хрен меня теперь кто узнает», - удовлетворенно думал мэр, с трудом поворачиваясь из стороны в сторону. Прихватив короб, сумку с едой и коловорот он, стараясь не греметь, осторожно спустился по подъездной лестнице и вышел в морозную ночь.
На улицах в такой ранний час выходного дня, естественно, не было ни души, и мэр без приключений добрался до одной из площадей города, где собирались любители зимней рыбалки, в ожидании автобуса.

Народу на площади было человек пятьдесят. Как и предполагал мэр, его никто не узнал, так как он ничем не отличался от основной людской массы, облаченной в такие же пуленепробиваемые доспехи. Затесавшись в гущу толпы, мэр стал вместе со всеми дожидаться автобуса. Люди вокруг топтались, бесконечно курили и мерзко сквернословили по поводу постоянных задержек транспорта. Наконец появился долгожданный автобус. Толпа вокруг мэра стала стремительно густеть и уплотняться, нацеливаясь на какую-то невидимую, только ей понятную цель.

Автобус остановился, и рыбаки с криками бросились на штурм. Удар людской массы об автобус был так силен, что машина чуть не опрокинулась. Мэр, зажатый со всех сторон как тисками, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, он только видел, что его очень удачно несет прямо в створ открывщейся двери. Так бы он и заехал внутрь, повинуясь движению потока, но в этот момент предательская калоша зацепилась за подножку, и мэр упал на четвереньки, загородив своим седалищем вход.

Озверевшие рыбаки, стремясь занять сидячие места, продолжали ломиться внутрь, с остервенением прорубая себе дорогу огромными коловоротами и грохоча жестяными коробами. Мэр, прилагая титанические усилия, два раза пытался подняться на ноги, но оба раза получал чувствительные удары коробами по голове и плечам. Кто-то очень грузный, норовя ворваться внутрь по спине мэра, чуть не растоптал его здоровенными грязными бахилами из вонючей резины.
- Ты что там делаешь, зараза! – грянул над ухом несчастного мэра пропитой бас.
- Да выкиньте его! – заорал кто-то снаружи. - Только задерживает всех!
Тут мэр с ужасом почувствовал, что его хватают за штаны дюжие руки, последовал мощный рывок, пуговицы на лямках затрещали, и валенки вместе с ватными штанами были в один миг сорваны с него и отброшены прочь.

Тянущие, не ожидая такого поворота событий, повинуясь инерции, повалились назад, освободив тем самым пространство для маневра. Мэр, оставшийся в одних спортивных штанах, проворно подался назад и благополучно выкарабкался из-под толпы, получив всего один удар коловоротом по хребту. Выбравшись из проема двери, он немедленно отпрянул в сторону, тем самым, избежав нового натиска любителей зимней рыбалки, устремившихся в освободившийся проход. О том чтобы отыскать в подобной свалке столь нужный предмет туалета как штаны и валенки, разумеется не могло быть и речи, поэтому градоначальник, спрятавшись за автобус, благоразумно дождался конца посадки. Наконец, последние, орущие благим матом рыбаки, втиснулись внутрь, двери закрылись, и машина, тяжело переваливаясь, отъехала от остановки. Облегченно вздохнув, мэр отыскал в месиве снега свои затоптанные штаны, оделся и с чувством выполненного долга отправился домой.

«Ну что ж, - размышлял он по дороге, почесывая ушибленные места, - по крайней мере, слово свое сдержал, а что попытка не удалась, так на все воля Божья». Супруга, вторично разбуженная в это утро, сквозь сон спросила, не забыл ли он чего.
- На автобус опоздал, - мрачно буркнул мэр, раздеваясь и укладываясь в кровать, - транспорт ходит крайне нерегулярно, графики движения совсем не соблюдаются.
- А я тебе что говорила, - пробурчала жена, засыпая, - все блажь твоя.

Отхохотавшись и выпив за единение народа и власти, туристы под руководством Лешего начали собираться. Перед самой погрузкой всех внезапно охватил зуд фотографирования. Сначала мальчики сфотографировали девочек на фоне реки, потом девочки сфотографировали мальчиков на фоне скал, потом Леший сфотографировал всю компанию на фоне катамаранов, потом кто-то сфотографировал Лешего в обнимку со всеми, а потом пошло-поехало: фотографировались попарно, по трое, компаниями и в одиночку, лежа, сидя, полусидя и полулежа. Здоровяк Леша сфотографировался даже стоя на голове.
Наконец, покончив с этим, все разместились на катамаранах и с веселыми криками, отчалили от берега.
- Прощай любимый город! – заорал кто-то.
- Наверх вы товарищи, все по местам! – фальшиво поддержал его хор, пьяными нестройными голосами.

Леший посоветовал всем привязать к фотоаппаратуре какие-нибудь тесемки и одеть их на шею, во избежание падения оной в воду, но совет, как обычно, был проигнорирован, так как каждый считал, что уж с ним-то этого никогда не случится.
За первым же поворотом, открылась великолепная панорама реки. Толпа завопила от восторга, кто-то от избытка чувств надолго приложился к горлышку бутылки, снова защелкали блики фотовспышек.
- Мамочка! – завизжала одна из девиц, роняя фотоаппарат в воду.
Леша, явно к ней неравнодушный, в порыве сострадания к ближнему, хотел дотянуться до прыгающей на волнах серебристой коробочки, но, не рассчитав своих сил, так бухнул по нему веслом, что фотоаппарат издав булькающий звук, исчез в пучине.
- Что ты наделал?! – закричала девушка, окончательно расстроившись, - там мои лучшие снимки!
- Я не хотел, - растерянно пробормотал Леша, оглядывая соседей в поисках поддержки.

Все принялись утешать несчастную владелицу безвременно почившего фотоаппарата, кто-то даже протянул ей початую бутылку водки в качестве успокоительного средства. Леший отнесся к происшедшему с философским спокойствием. Дно этой реки было буквально усеяно видеокамерами, фотоаппаратами, солнцезащитными очками, и телефонами. Гибель дорогой игрушки его не волновала, тем более что перед отплытием он о подобных ситуациях предупреждал. В данный момент он находился на замыкающем флотилию катамаране и зорко следил за тем, чтобы вслед за фотоаппаратом не отправился кто-нибудь из людей.
На следующем повороте, обогнув скалу, они увидели на берегу многочисленную группу таких же «рекосплавов», расположившихся на пикник. Судя по довольным и радостным лицам, братья по разуму находились в таком же приподнятом настроении. Команда Лешего принялась истошными криками приветствовать попутчиков. На берегу тоже заорали и замахали руками.

Неугомонный Леша, стремясь максимально полнее ответить на приветствие, вскочил на ноги и принялся вопить что-то нечленораздельное, энергично размахивая веслом.
Эти резкие движения привели к тому, что он все-таки поскользнулся на мокрой резине гондолы и всей своей массой обрушился на каркас катамарана, головой выбив плеер из рук экспедиционного ди-джея, который как раз в это время производил замену диска. Плеер, в отличие от фотоаппарата, утонул мгновенно, так как был раза в три тяжелее.
- А-а-а! – возопил ди-джей, чуть не бросаясь следом, - ты достал уже всех, валенок! Что ты мечешься, как оголтелый! Плеер мне загубил, орясина дубовая!
- И незачем так орать! - огрызнулся Леша, с усилием поднимаясь, - во-первых, я не нарочно…
- Это родился ты не нарочно! – продолжал разоряться бывший владелец плеера, - а тут тебе не там, тебе бы лучше по берегу идти вслед за нами, хоть какая-то польза была бы! И нам места больше и ты бы хоть немного утомился.
- Во-вторых, - изрек Леша, терпеливо выслушав справедливые упреки товарища, - этих плееров в магазинах – пруд пруди!
- Вот ты мне по приезду и купишь! – вынес приговор ди-джей.
- Куплю, - легко согласился Леша.

Поперепиравшись еще минут десять, они, наконец, успокоились и в знак примирения тут же распили «мировую», отхлебывая водку прямо из горлышка.

Проплыв километров десять, и немного утомившись, туристы вскоре разглядели в лучах заходящего солнца стоящий на берегу и поджидающий их УАЗик.
- Здесь ночевать будем? – спросил ди-джей у Лешего.
- Здесь, - утвердительно кивнул тот головой.

Воспрянувшая духом компания причалила к берегу и, побросав где попало плавсредства, вразнобой кинулась к месту стоянки, явно обуреваемая голодом и жаждой. Леший, вытащив катамараны на берег и тщательно привязав их к корням деревьев, не спеша, отправился следом.

На поляне кипела жизнь: кто-то, распахнув дверцы УАЗика, выгружал коробки, кто-то с кем-то отчаянно ругался, обвиняя собеседника в крайней забывчивости и ослином упрямстве, кто-то нервно призывал всех успокоиться и выпить, вернее, сначала выпить, а потом успокоиться.

Противников последнего предложения не нашлось, и все, выпив и закусив чем попало, действительно успокоились, а, успокоившись, помирились и продолжили разгрузку. Пространство поляны было мигом загромождено коробками и свертками. Водитель вытащил из машины электростанцию, Леший повесил на ближайшие деревья светильники, двое парней принялись устанавливать объемистый мангал, а ди-джей, водрузив на пень свой музыкальный сундук, возился с огромным клубком проводов.
- Ну, как первый день? – спросил водитель, вытирая руки ветошью.
- Пока все живы, - нейтрально ответил Леший.
- Завтра поплывете?
- Это будет известно только завтра, - философски изрек Леший, оглядывая запасы спиртного, - поплывем, если у клиентов здоровье останется.
- Думаешь, все выпьют?
- Всякое бывало, я уже давно прогнозы давать не берусь.
- Ну ладно, рация работает?
- Работает. Если что, утром свяжусь с вами.
Водитель, благоразумно отказавшись от «чарки на дорожку», забрался в машину и поспешил убраться подобру-поздорову.

Смертельно опасные ситуации стали возникать значительно раньше, чем предполагал Леший. Сначала отличился Леша: принявшись за заготовку дров, он ухватил огромную сухую лесину, валявшуюся тут же и, размахнувшись ей так, что захрустели суставы рук, что было мочи саданул ею по толстой сосне. Сосна загудела, сверху посыпались шишки и иголки, а конец лесины, с гулким треском переломившись, полетел над поляной, вращаясь как бумеранг. Долетев до группы девушек деловито хлопочущих над столом, корявый обломок немедленно вошел в соприкосновение с хорошеньким носиком одной из дам. Девушка, явно потеряв сознание, исчезла в небольшом овраге, примыкающем к поляне.
Побросав дела, все кинулись спасать несчастную, впопыхах завалив мангал и рассыпав уже горящие дрова по всей поляне.
- Идиот! – визжала рыдающая девица, которую очень бережно извлекали из оврага. - Кретин, недоделанный!
- Ты чего творишь, баран! – в ярости завопил приятель девицы, отряхивая ей куртку и озабоченно разглядывая ее лицо, стремительно заплывающее синевой.
Леша, выронив бревно, стоял окаменев, испуганно глядя на черное дело рук своих.
- Он мне нос сломал! – билась в истерике девушка, норовя вырваться из объятий своего друга и выцарапать глаза незадачливому дровосеку. – Дайте мне зеркало!
- Я думаю, что его нужно связать, - оглядывая Лешу, молвил, поправляя очки, невысокий худощавый парень, по имени Анатолий. - Мы все от этого только выиграем.
Девушка, разглядев, наконец, в зеркальце свой обезображенный, распухший нос, вновь разразилась рыданиями и проклятиями.
- Как я теперь в офисе появлюсь?! – кричала она на весь лес, корчась от горя.
Леший растолкал сгрудившихся туристов, присел на корточки перед пострадавшей дамой и тщательно осмотрел место ранения.
- Ничего серьезного, - сказал он, ощупывая ей переносицу, отчего девушка морщилась от боли, - просто синяк, через неделю пройдет, максимум - дней через десять.
Достав аптечку, Леший профессионально обработал рану, заставил пострадавшую выпить две таблетки какого-то обезболивающего средства и подошел к стоящему в ступоре Леше.
- Вот что Леша, - сказал он ему, - давай так, ты больше ничего такого не делаешь, деревья не ломаешь, скалы не рушишь. Договорились? Сейчас возьми, пожалуйста, кого-нибудь с собой, пойди тихонечко в лес, ничего там не ломай и не круши, найди уже поваленные деревья и тихонечко принеси их сюда. Все деревья нести не надо, достаточно будет двух-трех, справишься?
- Да, - отрешенно кивнул головой Леша, медленно выходя из оцепенения.
- Вот и чудненько, как говорит наш глубокоуважаемый шеф. Кто пойдет с Лешей? – спросил Леший, оглядывая команду.

Пойти вызвался приятель Леши, такой же крепыш, только пониже ростом. Прихватив с собой бутылку водки и пару бутербродов они скрылись в чаще.
- Ну, у этих дело пойдет, - облегченно вздохнул Анатолий, вновь поправляя очки. - Самое подходящее для них занятие.

Выпив «по маленькой» для снятия стресса, туристы вновь вернулись к своим делам. Был поднят и снова наполнен дровами мангал, мужчины дружно принялись нанизывать куски пропитанного соусом мяса на блестящие, остро заточенные шампуры. Кто-то пытался шутить, но разговор не клеился. Тогда один из шашлычных дел мастеров желая развеселить приунывшую компанию, извлек из груды свертков ярко размалеванную коробку фейерверков с нарисованным на ней веселым Арлекино, водрузил ее в центре поляны и с глупым смехом поджег фитиль.

Огонь, яростно шипя на извивающемся фитиле, мгновенно исчез во внутренностях коробки, послышался треск, как будто отдирали обои от стен, внутри коробки что-то ахнуло, и вся конструкция тут же взорвалась, выплеснув во все стороны струи огня. Звук взрыва, удесятеренный эхом, заглушил визг и крики падающих и прыгающих в спасительный овраг девиц. Шашлычники, побросав шампуры, и вновь уронив мангал, бросились кто куда. Поляну заволокло клубами едкого дыма.
- Крышку надо снимать, тормоз! – послышался сквозь дым крик ди-джея. - Да что же это такое?! – продолжал кричать он, чихая, - одни придурки вокруг!
Дым медленно рассеивался, из оврага показались испуганные девичьи лица. Новый возмутитель спокойствия стоял столбом посреди поляны, ошарашено ощупывая себя.
- У меня, кажется, карман оторвало, - сдавленным голосом просипел он, разглядывая оторванный карман своей куртки.
- Хорошо, хоть башку твою тупую не оторвало! – отозвался Анатолий, ползая по траве в поисках своих очков.
- А может тебе чего другое оторвало! – весело засмеялся кто-то. - Рожа у тебя, какая-то сильно испуганная!
- Проверь штаны! – тоже засмеялся ди-джей, - спереди проверь и сзади!
- А сзади то зачем? – подключились к разговору выбравшиеся из оврага дамы, - сзади ему нечего отрывать!
- Отрывать нечего! - давился от смеха ди-джей, - а прорвать с перепугу могло!

«Взрывник» с идиотским видом машинально принялся хлопать себя по заднице, вызвав тем самым истерику. Отсмеявшись, начали во второй раз приводить поляну в порядок. В разгар восстановительных работ из леса прибежал радостно-возбужденный Леша и принялся метаться из стороны в сторону, открывая и закрывая коробки, что-то усиленно разыскивая.
- Что случилось, Леша? – с опаской спросил его Леший.
- Полотенца где?! – выкрикнул Леша, вываливая содержимое одной из коробок, - где полотенца, а?
- Помыться решил? – водрузил на нос найденные очки Анатолий, - неужто вспотел?
- Да какое помыться! - отмахнулся Леша. - У нас полотенца есть? Или тряпки, какие нибудь, или шарфы? Лучше полотенца! – вытряхнул он содержимое второй коробки.
- Дайте же ему кто-нибудь полотенце! – закричал ди-джей, - у человека проблемы с гигиеной!
- Может ты, Леша, взрыва испугался?! – засмеялся кто-то, - тогда, конечно, с твоей комплекцией туалетной бумагой не обойдешься!
- Хватит ржать! – рассвирепел Леша, - есть у нас полотенца или нет?! Время поджимает, а вы гогочете!
Одна из девушек, открыв нужную коробку, извлекла из нее пачку одноразовых полотенец и протянула их Леше.
- Хватит? – спросила она.
- Годится! – просиял Леша, хватая всю пачку и устремляясь в лес, - сейчас мед будем есть! – прокричал он, скрываясь за деревьями.
- Что мы будем сейчас есть? – повернулся к обществу Анатолий.
- Мед, - ответил кто-то, - если мне не послышалось.
- Мед? – удивились все хором, - тут что, пасеки есть?
- Никогда не слышал, - пожал плечами Леший.
Все замолчали, тупо глядя друг на друга.
- Дело ясное, - изрек, наконец, ди-джей, - судя по всему, ему на башку дерево упало! Наверное, не удержался – вырвал с корнем, а унести не смог.
- Видать не очень толстое дерево, - глубокомысленно заметил кто-то, - на его голове никаких следов падения не видно.
- Ничего, - язвительно сказал ди-джей, - он сейчас наверстает! Полотенцами подпояшется, поднатужится и вырвет свой размерчик.
- Я думаю волноваться нечего, - заверил всех Анатолий, - ничего страшного не случится, даже если он перевыполнит намеченное и уронит себе на голову столетний дуб! Голова – это у него самое прочное место!

- А-а-а!!! – донесся из леса нечеловеческий, прямо таки звериный, крик.
- Мед нашел, - удовлетворенно кивнув головой, констатировал Анатолий.
- Давненько, видать, не пробовал медку, - ухмыльнулся ди-джей, - ишь как глотку дерет от радости.
- Думаешь от радости?
- Ну, уж точно не от печали, чего ему огорчаться? Водка есть, мед нашел, судя по утробному воплю, делится с нами он не собирается, все сам сожрет!
Жуткий крик повторился, только теперь было слышно, что кричат двое.
- Видимо поделить не могут, - вновь съязвил ди-джей.
- Как бы не поубивали друг друга! – послышались реплики.
- Ну, у Толика шансов нет, эта орясина его в миг заколбасит!
- Надо бы сходить посмотреть в чем там дело, - поднялся Леший.
- Уважаемый господин инструктор, - откашлялся Анатолий, - убедительно вас прошу никуда не ходить.
- Почему? – удивился Леший.
- Видите ли, - в сотый раз поправил очки Анатолий, - разбойники и дикие звери на нашего Лешу не нападут – им же дороже выйдет. Навредить себе он может только сам, а если учесть, что здоровьем он одарен десятикратно, то с любой травмой справится играючи. И потом, без Леши мы вернуться на базу сможем, а вот без вас будет затруднительно.

Анатолий оказался совершенно прав - никуда идти не пришлось. Не успел Леший сделать и двух шагов, как из леса, словно ядро из пушки, вылетел Леша, размахивая руками, как ветряная мельница. Облик его изменился до неузнаваемости: левый глаз полностью заплыл, над правой бровью вздулась огромная шишка, а верхняя губа была толщиной с сардельку. На шее и на руках были беспорядочно намотаны полотенца, которые развевались в такт его движениям.
- Мамочка! – в ужасе взвизгнула одна из девушек. - Что с ним?!
- Ты чего, «пластику» сделал? - ошеломленно спросил ди-джей.
- Щащежу вуву, - еле ворочая губой-сарделькой, произнес Леша, озираясь по сторонам правым глазом.

Новый взрыв смеха потряс скалы. Люди падали навзничь, катались по земле, держась руками за животы, не в силах справиться с приступами хохота.
- Так жрал, что губу прикусил нечаянно, - рыдал от смеха ди-джей, хрипя и булькая в паузах.

На пике веселья из кустов вывалился Толик. Он был в таком же плачевном состоянии, только с губами нормального размера. Смеяться уже никто не мог, все икали, попеременно тыкая пальцами то в одного, то в другого.
- Ну, нормально, вы друг друга отрихтовали, - простонал ди-джей, - видать меду немного было, даже на двоих не хватило!
- Какой там, на хрен, мед! – закричал Толик, наливаясь гневом и багровея опухшим лицом. - Я с самого начала знал, что все это – лажа полная!

Вскоре выяснилось, что Леша, собирая бревна в лесу, наткнулся на большой белый камень, вокруг которого деловито сновали лесные осы, то, прилетая откуда-то и заползая под камень, то, выползая из-под него и вновь улетая. Смекнув, что под камнем находится осиное гнездо и, почему-то решив, что там обязательно должен быть мед, Леша попытался убедить Толика в том, что им нужно его достать. Толик, поглядев на камень и на летающих ос, отнесся к затее товарища прохладно, предположив, что дело будет не из легких.
- Все будет ништяк! - авторитетно заверил его Леша, - надо только лицо, шею и руки чем-нибудь прикрыть, и все пойдет как по маслу, я на пасеке видел!

Окрыленный идеей Леша смотался за полотенцами и показал подельнику как правильно нужно ими пользоваться. Обмотавшись с ног до головы, приятели подошли к камню, уперлись в него руками и, надрываясь, отвалили его в сторону.

И тут случилось то, что и должно было случиться: из-под камня, со зловещим жужжанием вырвался миллион ос. На секунду, зависнув в воздухе, вся эта свора ринулась на любителей сладкого. Лесных ос вряд ли можно назвать дружелюбными насекомыми, человеку вообще нужно держаться от них подальше, даже когда они находятся в спокойном состоянии. Тем же, кто пытается потревожить их покой, а, тем более, покуситься на их жилище, они не оставляют ни малейшего шанса.

Не помогли ни полотенца, ни умные теории. Получив первый удар жалом в глаз, Леша издал тот страшный крик, слышимый всеми, а потом началось! Разъяренные осы действовали дружно и стремительно, с лету нанося точные, крайне болезненные удары, они погнали охотников за медом прочь от своего дома.

Леша и Толик бежали сломя голову, издавая громкие вопли, запинаясь за пеньки, падая и путаясь в полотенцах. Таким вот образом, экспериментаторы, не добыв ни грамма меда, но зато, получив, как говорится «по полной», добрались до лагеря.

- Да-а! – вытирая слезы, выдавил из себя Анатолий, - Бог мудр и справедлив - если уж с избытком дает одно, то лишает другого.
- Що вы вжете, вав викие, - промычал Леша, садясь на землю и осторожно ощупывая губу.
- Это тебя Бог наказал! – мстительно выкрикнула покалеченная Лешей девушка.
- Бог его наказал значительно раньше, - философствовал Анатолий, - еще при рождении!
- Ну что ж Леша, - отдышался ди-джей, - будешь вместе с Маринкой дни коротать, пока оба человеческий облик не обретете. Поговорить с тобой, конечно, будет затруднительно, губа у тебя, как говорится, не дура, но зато ты можешь ей фокусы показывать – согни и разогни батарею, например.
- Размечтался! – немедленно отозвалась Маринка, кривя в презрительной усмешке свое синее лицо, - я его видеть не хочу! Пускай в одиночестве батареи гнет!
- Да пофли фы фсе, - обреченно махнул рукой Леша.
- Как я понимаю, покупка моего плеера откладывается, - пнул напоследок Лешу ди-джей. - Если мы придем в магазин, и у тебя будет такая рожа, нас в лучшем случае заметут.

Леший, вновь достав аптечку, вручил страдальцам какую-то мазь, посоветовав ею тщательно натереться. Леша отвергнув помощь, выпил водки, расплескав половину и ошпарив воспаленную губу.

Вскоре стемнело. От мангала потянуло пряным запахом жареного мяса. Леший, заведя мотор электростанции, включил фонари, и все, наконец, расселись, передавая друг другу тарелки и вилки.
- Тебе наливать? – спросил Лешу ди-джей, занося бутылку над стаканами.
- Що сфаживафаешь? – возмутился Леша, подвигая свой стакан.
- А как ты пить собрался с такими губищами?! Весь продукт разольешь!
- Не фоя фафота, лей.
Дружно выпили за природу, потом за погоду, пожелали здоровья Маринке и ума Леше, отдельно выпили за процветание турбазы и принялись поглощать шашлык.
- Вкусно, - простонал кто-то, аппетитно чавкая.
- Вкусно, но мало, - вновь пошли реплики.
- Кому мало, тот жарит по второму разу!
- Это слишком ответственно, нельзя доверять такое дело тому, кому мало, путь жарит тот, кто жарил.
- А если тому, кто жарил уже много?
- Если много, путь пожарит тому, кому мало!
- За отдельную плату!
- Натурой!
- А если он мужчина?
- Кто мужчина? Тот, кто жарил или тот, кому мало?
- Оба мужчины.
- Тогда деньгами!
- Сто долларов и я начинаю!
- Ва сто воллавов я вововья в поле вагоняю.
- Ты уже сегодня пчел в поле загонял, причем совершенно бесплатно!

Перебрасываясь шутками, компания мигом одолела два с половиной килограмма водки и потребовала зрелищ. Ди-джей немного поколдовал над своим музыкальным ящиком, и тишину вечера в клочья разорвали раскаты электронно-синтетической музыки. Девушки немедленно отправились танцевать, а мужчины повторно растопив мангал, извлекли из коробок свежую партию спиртного, и начали нанизывать мясо на шампуры, попутно повышая градус.
- Все-таки организация - великое дело, - кивнул Анатолий в сторону Лешего, устанавливающего палатки, - помните в том году на озеро ездили?
- Да-а, - молвил кто-то, - натерпелись тогда!

Все начали вспоминать и обсуждать события годичной давности. Леший, монтируя палатки, невольно прислушивался краем уха к разговору у костра. Из воспоминаний беседующих вырисовывалась типичная картина отдыха «взрывников» на лоне природы.

Прошлым летом эта же компания в полном составе и еще несколько приглашенных, выехала за тридцать километров от города, на озеро с незамысловатым названием Лесное.
Поскольку выезд назывался рыбалкой, то на всякий случай прихватили и удочки. Водилась ли в этом озере рыба – никто не знал, но к счастью в компании находился один единственный заядлый рыбак по имени Митя, который всех заверил, что без ухи они не останутся. Приятели, в свою очередь, заверили Митю, что они нисколько не сомневаются в его способностях, но (опять же на всякий случай) взяли с собой столько снеди, что обещанная уха выглядела бы на этом фоне простенькой декорацией.

Приехав на четырех автомобилях на озеро, все занялись привычным каждому делом: Митя, развернув снасти, приступил к ловле рыбы, а остальные начали жарить обязательный шашлык и пить водку, избрав того же Митю мишенью для бородатых и избитых рыбацких острот.
Вскоре выяснилось, что никто не взял нож. Перерыли сверху донизу все сумки, пакеты, коробки – ножа нигде не было. Тогда водители провели тщательный обыск своих автомобилей – результат был тот же самый. Из всех острых и режущих предметов был только топор.

В принципе этот досадный инцидент сначала никого не расстроил, так как все продукты были нарезаны при покупке, но когда Митя, каким-то чудом (явно не обошлось без магических заклинаний), выудил из озера трех, вполне сносных рыбин, во весь рост встала проблема ее чистки, а также чистки и резки картофеля, специально привезенного для приготовления ухи. После долгих споров и взаимных упреков, было принято решение проделать все операции по чистке и резке вышеназванных ингредиентов при помощи топора.
Первым начал пробовать Митя. Почистив топором на пеньке двух рыбин и изувечив их до неузнаваемости, Митя, даже не передохнув, приступил к чистке третьей рыбы – самой большой, но тут у него сдали нервы, и он сначала серьезно поранил палец, а потом вообще чуть не отрубил себе руку.

Изведя на Митю все имеющиеся в наличии бинты, вату и йод, по очереди попробовали чистить картошку. Чистка картофеля топором, да еще в пьяном состоянии – занятие крайне опасное для здоровья, поэтому какой-то умник предложил ее не чистить, а аккуратно обрубать кожуру со всех сторон. Обрубать кожуру начали на том же пеньке. Результаты поражали: после рубки кожуры картофелины принимали столь сложные геометрические формы, что без страха на это все просто нельзя было смотреть. Из двух ведер картофеля удалось нарубить лишь полведра готовой продукции, остальное оказалось кожурой. О том чтобы почистить и нарезать лук топором не могло быть и речи, приобрести этот опыт не хотел никто, поэтому, незамысловато содрав кожуру с луковиц при помощи ногтей и зубов, порубили их топором сравнительно мелко.

Свалив все полученное в котел, и добавив соли и перца по вкусу, долго пили за торжество человеческого разума, за космические корабли, бороздящие просторы и так далее.
Когда начали закусывать сварившейся ухой (по отзывам самой вкусной в мире), внезапно набежали тучи, и хлынул сумасшедший ливень, сильно нарушивший самые радужные планы отдыхающих. Но отдыхающие не растерялись: натянули брезентовый тент над костром и, привязав его тесемками к деревьям, продолжили пикник.
Вскоре вся компания уже сильно захмелела. Тент, набрав тонну дождевой воды, прогибался все ниже и ниже. Наконец тесемки, не выдержав колоссального напряжения, с громким треском лопнули, и тент обрушился вниз. Вся масса накопленной в нем воды хлынула на головы туристов, попутно залив огонь и все, стоящие рядом с костром вещи.

Проклиная погоду, озеро, лес и не в чем не повинного Митю-рыбака, туристы, спотыкаясь и падая, начали лихорадочно загружать все привезенное в машины. Дождь припустил с новой силой. Закончив погрузку, до нитки промокшие и вдрызг пьяные люди, забрались в автомобили и, вяло переругиваясь, стали держать совет, что делать дальше. Поскольку отдых превращался в пытку, а в город ехать было нельзя по причине невменяемого состояния водительского состава, было принято решение - осторожно доехать до недействующего дома отдыха, находящегося на этом же берегу озера в пяти километрах от стоянки и попросится на ночлег у обитающего там сторожа.

Ввиду того, что Митя, по причине полученных увечий, управлять своим автомобилем не мог, руль был доверен его подружке, которой Митя строго-настрого приказал быть крайне внимательной и осторожной.

Взревели моторы, вспыхнули фары, и колонна машин медленно тронулась по поляне в сторону лесной дороги, ведущей к спасительному крову. Поскольку опыт вождения Митиной подружки ограничивался лишь курсами автошколы, она, съезжая с поляны в лес, немедленно въехала в толстенную сосну, громом и звоном столкновения оповестив всех, что они уже приехали.

Пока Митя под проливным дождем гонялся за своей подружкой по поляне, норовя удушить ее здоровой рукой, вся мужская половина команды сгрудилась вокруг ослепшей на один глаз машины, давая самые противоречивые советы по поводу дальнейших действий. Вскоре к ним присоединился, вдоволь набегавшийся и досыта наругавшийся Митя, который путем тщательного осмотра установил, что жизненно важные органы автомобиля не пострадали и можно продолжать путь.

К часу ночи, добравшись, наконец, до цели своего путешествия, все решили передохнуть, выпить и подумать, кто пойдет уговаривать сторожа, поскольку вваливаться к нему всей оравой было нецелесообразно – можно напугать человека и остаться ни с чем. Наконец, единогласно, был избран кандидат – Владик, интеллигентного вида молодой человек, обладающий умением вести дипломатический разговор. На помощь ему вызвалась его супруга, которая по причине своего веселого характера и склонности к авантюрным приключениям никак не пожелала остаться в стороне.
- Присутствие женщины, - заявила она, - облагораживает не только мужчину, но и ситуацию в которой он находится, а присутствие беременной женщины, облагораживает вдвойне.
- Но где мы возьмем беременную женщину? – задали ей резонный вопрос.
- Сделаем, - уверенно парировала она, подкрашивая губы.
- Сделать – дело нехитрое, - заржали мужики, - только это станет заметно к зиме, а нам нужно сейчас.
- Пошляки! – изрекла она, заканчивая макияж, - у вас мозги работают только в кобелином направлении, а здесь нужен творческий подход!
С этими словами супруга Владика выпорхнула из автомобиля, достала из багажника старую телогрейку и, скомкав ее, запихнула себе под футболку, сразу став похожей на не просто беременную женщину, а на аномально беременную женщину.
- Да-а, подруга, - сказал кто-то, разглядывая получившийся огромный живот, - беременности твоей – месяцев пятнадцать.
- И судя по форме живота, - добавил еще один критик, - ребенок будет редкостный урод.
- Ничего! – бодро хлопнула себя по ужасному животу новоиспеченная будущая мама, - в темноте сойдет, пошли Владик.

Под нескончаемым дождем, провожаемые сальными остротами, веселые супруги отправились упрашивать сторожа. На всякий случай Владик прихватил с собой две бутылки волшебного снадобья, устоять перед которым сможет не каждый, особенно в сельской местности, вдали от вино - водочных магазинов.

На их удивление дверь сторожки открыла пожилая женщина, которая, как в последствии выяснилось, временно исполняла обязанности сторожа. Владик сначала немного растерялся, но, быстро взяв себя в руки, в самых вежливых выражениях растолковал ей ситуацию, в которую они попали. Женщина, встревоженная ночным визитом, сначала наотрез отказалась пускать во вверенное ей учреждение пятнадцать пьяных молодых людей, но вид несчастной, мокрой, крайне беременной девушки, стоящей чуть поодаль, и две хрустящие купюры, ловко и незаметно вложенные ей в руку Владиком, смягчили ее сердце и она предоставила в распоряжение компании пустующий кинотеатр дома отдыха. Электричество в здании, как ни странно, присутствовало, и разомлевшие было туристы, вновь воспрянув духом, всю ночь сотрясали ветхий кинотеатр мощными звуками музыки и танцев, ежеминутно подбрасывая к потолку свою спасительницу – жену Владика, к тому времени напрочь избавившуюся от всех видимых признаков беременности.

- Шашлык готов! – послышался истошный крик повара.
- Наливай тогда! – донесся ответ с другой стороны поляны.
Туристы начали сбегаться к столу, где Анатолий, с помощью еще двух парней, раскладывал горячие куски мяса по тарелкам, а Леша наливал в стаканы водку сразу из двух бутылок.
Леший, завершив монтаж палаток, извлек из сумки рацию, проверил ее работоспособность и, засунув сей предмет в задний карман штанов, направился к костру.
Вся компания была уже в сборе.

- Есть у меня дружок, - взял слово один из парней, - отвязанный напрочь! В общем, любитель всего необычного и экстремального. Залезть в какую-нибудь пещеру или прыгнуть на «тарзанке» - для него высшая степень кайфа.

Как-то он наткнулся на дневник своего деда, в котором тот красочно описал свое путешествие на плотах по какой-то реке, которое он совершил в период своей поздней молодости. Дед его, судя по всему, был такой же «безбашенный», так как в дневнике с особым смаком было расписано, как он два раза чуть не расстался с жизнью на той бешеной реке.

В общем, этот мой дружок, а зовут его Васей, вдохновленный прочитанным, немедленно отыскал на карте эту речку, которая находилась где-то у черта на рогах, и знать про нее никто ничего не знал. Необычайно возбудившись от полученной информации, этот Вася решил повторить подвиг своего славного деда и сразу же приступил к поискам единомышленников. «Это так эпохально, - говорил он всем и каждому, - в этом есть что-то династическое, я бы даже сказал роковое», но желающих не находилось. Вскоре случай свел его с двумя коммерсантами, с которыми он веселился в одной компании. Эти коммерсанты были уже пресыщены жизнью, и им ужасно хотелось чего-нибудь эдакого. Вася заверил их, что «эдакое» он им обеспечит на все сто двадцать процентов. Не жалея красок, он нарисовал им заманчивую картину, как они, с мужественным выражением на лицах, летят на катамаране по бурной реке в тучах брызг и клочьях пены. «И делать то ничего не нужно, - уверял он их, - сиди себе на катамаране, веслом помахивай, да поплевывай». В общем, уговорил.

Оборудование взяли напрокат, опытный Вася прихватил с собой навигатор, в общем, все по-взрослому. Взяли водки, сколько смогли унести и поехали. Всю дорогу они беспробудно пили и заворожено слушали Васины сказки о том, какой он молодец и где он только не побывал. Когда они преодолели последние тридцать километров до верховья этой реки, куда их привез какой-то лесоруб на лесовозе, содрав с них бешеные деньги за доставку, выяснилось, что речки уже давно нет.

За шестьдесят лет, прошедших с момента посещения этих мест Васиным дедом, река иссякла, сильно обмелела и превратилась в подобие ручья, русло которого, было завалено тоннами бурелома.

«Ничего, - бодро изрек Вася, разглядывая вытянувшиеся лица приятелей, - спустимся пониже, там наверняка все пойдет как по маслу». В общем, устроили они с горя грандиозную попойку, твердо пообещав друг другу, что утром двинутся в путь.

Ужасы начались как раз утром. Выяснилось, что Вася потерял где-то навигатор и забыл дома насос для катамарана.
Теперь представьте ситуацию: кругом на двести верст глухомань и непроходимая тайга, навигатора нет, телефоны, естественно, не работают, единственный ориентир – река, которую рекой назвать можно только с очень большой натяжкой. Дополняло картину отсутствие насоса. Пришлось надувать катамаран, так сказать, силой своих легких. Дело это тяжелое, особенно с похмелья. После накачки первой гондолы, лица у всех почернели, а животы были надорваны, в общем, кое-как они с этой задачей справились. Вася сбегал на разведку и, вернувшись, заявил, что первый завал не обойти - придется прорубать дорогу.
Полдня они с остервенением рубили бревна и ветки, пробивая путь. Преодолев первое препятствие, проплыли метров пятьсот и уперлись в новый завал. Так и пошло. Три дня они работали как каторжники, по десять часов в день бесконечно рубили стволы поваленных деревьев, разбирая завалы и перетаскивая проклятый катамаран через мели, огромные камни и густую чащу леса.

К концу третьего дня веселого путешествия, коммерсанты были согласны отдать половину своего бизнеса тому, кто немедленно вызволит их отсюда. Первым делом выбросили всю водку. Потом бросили катамаран, так как без него сплавляться было намного легче – отпадала надобность километр за километром тащить его волоком. Наконец Вася решил, что нужно бросить это занятие и идти через тайгу пешком, лелея надежду выйти к людям.
Кое-как сориентировавшись по солнцу, он повел своих спутников напрямую через лес, заявив, что так они «много срежут». Вскоре кончилась еда. Коммерсанты ели какие-то загадочные ягоды, глодали кору с деревьев и мечтали убить Васю. Два раза за все путешествие, они едва не осуществили свою мечту, и только остатки помутившегося разума не позволили им совершить задуманное.

На четвертый день пути, когда всеми овладело безнадежное отчаяние, они, наконец, наткнулись в лесу на каких-то «черных» лесорубов – матерых мужиков, которые именно в этом месте (к большому счастью) организовали незаконную делянку.
Мужики встретили бедолаг приветливо. Предложили им выпить по стакану крепчайшего самогона и закусить, чем Бог послал. Из закуски были только грибы, зажаренные на огромной сковороде с добавлением какого-то технического масла, видимо моторного. Но изголодавшимся путешественникам было плевать, на каком масле это зажарено. После древесной коры, болотного мха, жутких ягод и прочей дряни, которой Вася потчевал их всю дорогу, это блюдо показалось им редчайшим деликатесом. Правда, Вася закусить грибами не успел, так как, хватанув залпом, стакан ядреного самогона, он, видимо от счастья, что остался жив, сразу потерял сознание. Но коммерсантов от сковородки было не оттащить, они не остановились, пока не съели все.

Позже выяснилось, что сделали они это напрасно – их нежные желудки, избалованные ресторанной кухней не приняли суровую таежную еду и двое искателей приключений провели всю ночь в кустах, проклиная Васю и радуясь жизни одновременно. Утром добрые лесорубы указали им верный путь, и вся троица благополучно вернулась домой. Говорят что после всего пережитого, эти коммерсанты не отъезжают от города далее десяти километров и на пушечный выстрел не подходят к Васе.
Выслушав эту занимательную историю, все с удовольствием выпили за здоровье Васи, одобрив его находчивость и смекалку.
- Гвозди бы делать из этих людей! – провозгласил кто-то вместо тоста.
- Юрыч! – крикнул ди-джею Толик, - а заведи-ка ты что-нибудь эдакое!
- Чего изволите? – ухмыльнулся тот.
- А что у тебя есть?
- Легче перечислить, чего у него нет, – встрял в разговор Анатолий.
- Все есть! - залихватски выкрикнул ди-джей.
- Ну, тогда давай! – заорали все.

Грянула музыка, и туристы кинулись на середину поляны, где начали корчиться в бурных ритмах танца, пугая окрестности резкими криками и веселым смехом.
Кто-то выволок на поляну большую коробку с салютом и поджег фитиль (предварительно сняв крышку). Громыхнул залп, и все птицы и звери, устроившиеся на ночлег вокруг становища людей, разом проснулись и бросились наутек.

Леший отошел в сторонку, присел под сосной и принялся созерцать. Все было до боли знакомо. Из динамиков рвалась музыка, созданная творческим гением компьютера, с артиллерийским грохотом рвались пороховые заряды, в ночном небе рассыпался огненный дождь, а на поляне извивались расплывчатые силуэты тел.

Кто-то подбросил веток в костер и с восторженным кличем перепрыгнул через взметнувшийся огонь. Повинуясь стадному инстинкту, за ним потянулись и остальные, демонстрируя чудеса ловкости и проворства. Особенно выделялся (в прочем как обычно) Леша. Разбегаясь с середины поляны, он совершал гигантские прыжки, пролетая над языками пламени и уносясь в темноту. Глядя на летающего Лешу, Леший невольно вспомнил, еще свежую в памяти историю, случившуюся на побережье, где он проводил отпуск.

Один отдыхающий решил насладиться острыми ощущениями, которые дает популярный курортный аттракцион, под названием «Полет на парашюте с привязкой к катеру». Отстояв огромную очередь желающих, и уплатив по счету, он, задыхаясь от восторга, взмыл в небо на тридцатиметровую высоту. На этом счастье кончилось, фал, которым он был прикреплен к катеру, по какой-то причине отцепился, и ветер понес беднягу прочь от моря, прямехонько на город.

Совершенно не имея навыков управления парашютом, он, вспомнив всю свою жизнь, вскоре приземлился на открытую террасу с обедающими, крича так, что одной женщине стало плохо. Впрочем, плохо стало не только ей. При приземлении, он сломал два стола, свою правую ногу, вдребезги разбил стеклянную витрину и безнадежно испортил соусом наряды двух дам, попутно перебив уйму посуды.

Тем временем праздник на поляне продолжался. Некоторые танцующие, по одиночке или небольшими группами выбирались из общего круга, подходили к столу, где выпивали водку или шампанское, наспех закусывали и снова бросались на танцпол, дабы закружиться в вихре сладостных звуков божественной музыки. Леший, пообщавшись при помощи рации с турбазой, позволил себе одну рюмку водки (на сон грядущий) и, забравшись в одну из палаток, улегся спать, предусмотрительно надев на голову звуконепроницаемые наушники, изготовленные умельцем Мироном. Умеренная доза спиртного и усталость быстро сделали свое дело, и Леший преспокойно уснул под, казалось бы, невыносимую (с точки зрения трезвого человека) какофонию звуков, доносящихся снаружи.

Проснувшись в семь утра, Леший рывком сел и, сняв наушники, оглядел палатку. Рядом надрывно храпели двое парней, видимо одни из немногих, кто смог добраться до крыши над головой. Стараясь не разбудить спящих (напрасные опасения), Леший осторожно выбрался из палатки и зажмурился от яркого света. Утро было прекрасным: весело журчала река, пели птицы, у потухшего костра в неестественных позах лежали четверо мужчин без признаков жизни, а по берегу уныло бродил Анатолий.
- Привет, - поздоровался Леший.
- Привет, - близоруко сощурился тот в ответ.
- Как здоровье?
- Отсутствует.
- Все живы?
- Вроде да. По крайней мере, до сих пор никто не жаловался.
- А чего грустный такой?
- От веселой ночи. И еще я очки, кажется, потерял.

Леший быстро оглядел спящих у костра, постарался вспомнить лица лежащих в первой палатке, убедился, что девушки мирно спят в другой и приступил к поиску очков. Вскоре очки были найдены втоптанными в мох. Одно стекло дало трещину, а правая дужка держалась на честном слове.
- Большое спасибо, - облегченно вздохнул Анатолий, очищая очки от мокрого мха и водружая их на нос.– Это так сказать походные, их не жалко. До дому теперь легко доберусь, а там другие есть.

Леший, предварительно отодвинув тела, разжег огонь и, набрав в ведерко воды из ручья, повесил его над костром, намереваясь приготовить чай.
- А где этот ваш? – вдруг вспомнив про Лешу, повернулся он к Анатолию, - неугомонный.
- Не знаю, - пожал плечами Анатолий. – А что его нет?
- Не вижу.

Леший снова обошел всю поляну, заглянул в овраг и спустился к реке, Леши нигде не было.
- Ты его, когда последний раз видел? – вернулся он к Анатолию.
- Видел я его ночью, он был жив и здоров, скакал как сайгак, а потом я отрубился и уже, естественно, ничего не видел. Надо вот у этих спросить, - кивнул он в сторону костра, - они до самого утра горланили! Вставайте, уроды! – толкнул он ди-джея Юрыча ногой, - утро уже.
- О-о-о, - застонал Юрыч, медленно отрывая голову от земли, - не смейте трогать меня, я умираю.
- Зато вчера был живее всех живых! Где Леша?
- Кто? – с трудом приоткрыл опухшие веки ди-джей.
- Леша, - терпеливо повторил Анатолий.
- Какой еще Леша? – вновь застонал Юрыч, роняя голову, - дайте мне спокойно умереть.
- Дурака не включай! – снова пихнул его Анатолий, - Леша где-то пропал.
- Да плевать на всех Леш, - просипел ди-джей, медленно поднимаясь и стискивая голову руками. – О-о-о, моя голова, - запричитал он, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Конечно, голова, - язвительно заметил жестокий Анатолий, - вчера жрал все без разбору, а сегодня - голова!
- Без разбору? – поднял на него осоловевшие глаза ди-джей.
- Именно! Хлестал все подряд: пиво, водку, шампанское! То-то весело было!
- Я умираю, - закатывая глаза, вновь лег на землю ди-джей, - налейте мне что-нибудь, иначе у меня мозг лопнет.

Анатолий выудил из груды пустых и полных бутылок початый сосуд с водкой и, налив треть стакана, протянул его умирающему.
- Я такое с утра пить не могу, - скривился Юрыч, понюхав стакан, - нет ли напитка поблагородней?
- Все благородные напитки аристократы вчера вылакали, - раздраженно буркнул Анатолий, протягивая коробку с соком. - Пей, давай!
- А ты?
- Я вчера на месяц вперед напился!

Юрыч, давясь и дергаясь всем телом, осушил стакан, судорожными горловыми движениями протолкнул водку внутрь себя, запил соком и, оторвавшись от коробки, с чувством выдохнул воздух.
- Ну и где наш Леша? – повторил вопрос Анатолий.
- А хрен его знает, - пробулькал ди-джей, снова присасываясь горлышку коробки. - Вчера был здесь, ночью был здесь, потом, помню, он орал где-то в лесу, больше ничего не помню.
- Все ясно, - сказал Леший, - надо будить остальных, информации крайне мало.
Анатолий принялся будить остальных, а Леший вновь обошел окрестности, значительно расширив круг поиска.

Момент пробуждения остальных членов команды описывать не стоит, все делали примерно те же движения и говорили те же слова, что и Юрыч, ну может быть с некоторыми непечатными отклонениями.

Наконец туристы более-менее пришли в себя и Леший смог их допросить. Информация, собранная в ходе опроса, была поразительно однообразна: был, танцевал, орал, пил. Как исчез Леша, куда он исчез и когда, не мог вспомнить никто.
- Может, опять за медом пошел? – неуверенно спросил кто-то.
- Не-ет, - замотал головой Анатолий, - после вчерашней попытки, за медом он теперь только в магазин ходить будет.
- Да никуда он, на хрен, не денется! - вторично опохмелившись, обрел, наконец, голос ди-джей. - Дрыхнет, наверное, где-нибудь в лесу! Проспится и придет.

Все так и оказалось. Леша действительно был жив и относительно здоров. В данный момент он лежал на лесной полянке, примерно в двухстах метрах от стоянки и спал мертвым сном, сжимая в руке пустую бутылку из-под водки. И если навредить самому себе он этой ночью, к счастью, больше не смог или не успел, то сейчас он подвергался реальной опасности – из леса на полянку, где почивал Леша, вышел большой бурый медведь. Этот медведь, опрометчиво избравший местом для ночлега густой ельник, располагавшийся невдалеке от лагеря туристов, завалился в него спать еще до прихода людей. Всю ночь косолапый вздрагивал и ежеминутно просыпался от грохота салютов, раскатов музыки и диких криков, наделенных разумом, собратьев. А поскольку вставать ему было лень, медведь предпочел мучиться до утра и вот теперь, хмурый и не выспавшийся, он уходил от реки, подальше в тайгу.

Зверь, грустно зевая, вышел на поляну и сразу увидел лежащего без движения Лешу. Медведь к Лешиному счастью не был голоден, так как вчера прекрасно пообедал останками лося, умершего от старости, но его влекло любопытство и он, вперевалку подойдя к человеку, начал его разглядывать. В эту минуту легкий ветерок внезапно сменил направление и на медведя обрушился свирепый запах перегара, который исходил от «гомо сапиенса», лежащего в траве.

Медведя чуть не вырвало. С трудом сдерживая рвотные спазмы, он поспешно отбежал на безопасное расстояние и, найдя на краю поляны чью-то старую обглоданную кость, принялся грызть ее, истекая зловонной слюной.

Леша, разбуженный звуками хрустящей кости, сопением и утробным порыкиванием, открыл свой единственный действующий глаз и к своему неописуемому ужасу увидел медведя, доедающего кого-то буквально в двух шагах от того места, где он лежал.
Инстинкт сработал мгновенно, и Леша, подброшенный вверх пружиной хлынувшего в кровь адреналина, рванул, что было сил прямо в лес, подальше от страшной поляны. Первые сто метров телом Леши управлял мозжечок, так как разум тонул в липкой пелене всепоглощающего страха, но вскоре мозг, очнувшись, принял, как говорится, бразды правления на себя, и Леша сразу услышал громкие крики, разыскивающих его товарищей. Резко изменив направление бега, он через какие-нибудь пять минут вылетел на поляну, где был костер и, описав полукруг, замер, растопырив руки и выпучив глаза, раскрывшиеся неравномерно из-за еще не сошедшей опухоли.
- Вот и Леша, - удовлетворенно констатировал ди-джей. - А я что вам говорил?
- Где ты был? - строго спросил Анатолий.
- Там… медведь, там… пожирает…- задыхаясь и хватая воздух руками, прохрипел Леша.
- Какой медведь? – посыпались вопросы.
- Кого пожирает?
- Так, ты, значит, решил и у медведей мед отнять?! – засмеялся оживший ди-джей, - тебе вчерашних пчел мало было!
- Да у него видения! – крикнул кто-то, - он же весь белый с перепою!
- На-ка вот этого выпей, - протянул ему стакан с водкой Анатолий.
Леша выпил водку, как воду и, немного придя в себя, подробно описал свою встречу с опасным хищником.
- Значит, говоришь, пожирал кого-то? - спросил, прищурившись, Анатолий.
- Точно, - кивнул Леша, наливая вторую.
- А кого он пожирал, ты, значит, не знаешь? – зловещим тоном продолжал расспрашивать Анатолий.
- Не знаю, - покачал головой Леша.
- Он не знает! – выкрикнул кто-то. - Это Толика медведь пожирал!
- Как Толика! – выронил из рук стакан, обалдевший Леша. - Какого Толика?
- А ты что не помнишь, как вы ночью вместе ушли? - подлил масла в огонь еще одни шутник.
- Значит, кинул друга! - укоризненно покачал головой ди-джей Юрыч, - оставил на съедение диким зверям и нисколечко ему не помог!
- А как же принцип? – спросил кто-то, - сам погибай, а товарища выручай! Еще Суворов говорил…
- Толик! – заорал вдруг Леша, перебивая всех.
- Тихо ты! - шикнул на него Анатолий, - чего орешь? Хочешь, чтобы все медведи сюда сбежались? В палатке твой Толик! Досыпает.

Леший успокоил всех, разъяснив, что в это время года медведи не опасны и выставил на всеобщее обсуждение два варианта: продолжение похода или возвращение на базу. Общество, утомленное похмельным синдромом и ночным бдением, единогласно выбрало второе, и Леший, вызвав по рации машину, призвал всех на уборку мусора, в изобилии валяющегося по всей поляне, а сам принялся складывать палатки и катамараны.

К полудню прибыл КАМАЗ. Загрузив оборудование, остатки еды, спиртного и пять огромных мешков с мусором, усталые, но довольные туристы, без лишнего шума и крика, забрались в кунг, где немедленно погрузились в сон, разместившись на обитых дерматином сиденьях.
Леший, еще раз внимательно осмотрев место ночевки и убедившись, что следов пребывания человека на поляне не осталось, влез в кабину и облегченно плюхнулся в кресло.

- Ну, как? – спросил водитель, запуская мотор.
- Нормально, - ответил Леший, - я так и думал, что они сегодня не поплывут.
- Что-то тихо у них там.
- Устали. Общение с природой для современного человека – это тяжелое испытание, требующее бычьего здоровья, - пробормотал Леший, закрывая глаза, - вот они и притомились немного.

Добравшись до турбазы, туристы, попрощавшись с Лешим и клятвенно заверив остальных сотрудников, что отдыхать они будут теперь только здесь, отправились досыпать в гостиницу, а Леший пошел просить, неизвестно за что, прощения у рассерженной на него Наташи, которая, узнав о скором его возвращении, под разными благовидными предлогами, все-таки дождалась прибытия экспедиции, исключительно лишь для того, чтобы только подбросить на своей машине до города его – негодяя эдакого.


Другие книги скачивайте бесплатно в txt и mp3 формате на prochtu.ru